Мир приключений, 1988 (№31)

ЭЛЕКТРОНИКИ, СЫРОЕЖКИНЫ И ДРУГИЕ

Шли последние кадры телефильма «Приключения Электроника».

Серебряный мальчик и собака медленно направились к школе. К стеклянно-торжественному зданию, стоящему на зеленом поле среди жилых домов.

«Приехал!» — крикнул с экрана телевизора никогда не дремлющий рыжий мальчишка Чижиков. И его сразу услышали на всех этажах. Пустая как будто школа неожиданно ожила, засверкала распахнутыми окнами, загудела привычным многоголосьем, загремела топотом спешащих ног. Из дверей хлынули потоки ребят. Они струились со всех сторон к смущенно остановившимся, вернувшимся в свою родную школу путешественникам. «Приехал! Приехал! Приехал!» — летели в самую вышину неба звонкие голоса, пронзая облака, убыстряя полет голубей, а потом, подхваченные весенним ветром, неслись все дальше и дальше над городом: «При-е-ха-а-ал!»

— Куда я приехал, если я никуда не уезжал? — спросил Электроник, выключив телевизор. — Это Рэсси вернулся из космоса. А я играл в шахматы с гроссмейстерами.

Сергей Сыроежкин с любопытством взглянул на друга. Все вроде бы точно в кино: Элек — это Элек, гениальный, можно сказать, сверхсовременный робот, почти настоящий человек. Сергей вспомнил, как встретился на берегу реки с электронным мальчиком, похожим на него, будто две капли воды. Как робот ходил за него в школу и зарабатывал пятерки. Как Элек изобрел Редчайшую Электронную Собаку — Рэсси. И они вместе спасали редких животных, выручали из беды самого Рэсси. Да, в их жизни было немало настоящих приключений, они описаны в книгах, но как давно, казалось, это произошло… Вроде бы прошли не годы, не месяцы, а века.

— Ты прав, — сказал Сергей другу и налил в стакан лимонад. — Это кино. Пока его снимали, ты обыграл в шахматы экс-чемпионов мира. Обыграл — и точка. Без всякой там фантастики. — Он небрежно махнул рукой, словно был учителем и тренером нового чемпиона. — Понял?

— Я давно понял, что кино — это фантазия на пленке, — подтвердил Электроник. — В моих схемах события зафиксированы точнее.

— Еще бы!..

И все же Сыроежкина взволновало увиденное на экране. Когда-то он прятался от людей, боясь, что его уличат в обмане — в подмене себя Электроникой. И вот в кино его выдумка обернулась веселой шуткой. Все знают теперь, что у него есть верный друг, который мечтает стать человеком. Таким, как он, — Сергей Сыроежкин.

— Нравится мне Чижиков-Рыжиков! — неожиданно сказал Электроник и улыбнулся. — Он до всего додумывается сам.

Сыроежкин чуть было не поперхнулся лимонадом.

— Нет у нас такого в школе! Ни Чижикова, ни Рыжикова! Это придумано, чтобы смешнее было! — возмущался Сергей.

— Сегодня Чижиков в кино, — спокойно ответил Элек, рассчитывая близкое будущее, — а завтра может появиться…

— Завтра у меня алгебра, — перебил Сыроежкин, забыв о внезапной славе.

Да, завтра первый в его жизни экзамен. Что будет, если провалит? Позор! Никакое кино не поможет… Придется начинать жизнь сначала.

Элек уловил тревогу в голосе друга, предложил:

— Пойдем повторим алгебру. На это потребуется полчаса. И сделаем пробежку вокруг дома…

Они спустились по лестнице во двор, выкрикивая и повторяя формулы. Формулы очень важные, значимые, определяющие завтрашнее утро Сергея Сыроежкина.

А во дворе математики сбились с программы, не могли сразу сообразить, что здесь происходит.

На них бежала толпа ребят и кричала хором:

— Э-лек-тро-ник!

— Это я! — сказал Элек, остановившись, став на минуту собственной статуей.

Но никто из болельщиков не обратил на Электроника внимания. Толпа пронеслась к соседнему подъезду, где какой-то малыш провозглашал:

— Я — Электроник! Я — Электроник!

И приседал, и сиял, и приплясывал от удовольствия, видя, что его, именно его ватага ребят во главе со старшим братом признала Электроникой.

Позже Элек определит это явление как «накатывание и откатывание волны славы» и даст математическую модель непредвиденных заранее событий, но сейчас… Сейчас он молча наблюдал.

Вокруг них носились, прыгали, скакали на одной ножке, яростно спорили, мечтали вслух десятки Сыроежкиных и Электроников. Впрочем, некоторых на первый взгляд трудно было определить — кто они такие. Ясно одно: все играли в робота и человека.

Вот прыгает по нарисованным на асфальте «классам» девчонка, ловко выбывая ногой из клетки в клетку коробочку из-под гуталина, и сочиняет на ходу:

— Не человек? — спросил, остановившись, Элек.

— Почему не человек? — повторил хмуро Сергей. — Не обращай внимания на болтушку! — Он потянул приятеля за рукав.

Девчонки, принимавшие участие в игре, засмеялись, разглядывая очень похожих мальчишек.

— Что б задачи все решались… — ответила одна школьница.

— Чтобы роботы смеялись… — вторила насмешливо другая.

— Чтобы не было проблем… — подхватила третья. И хором они закончили:

Приятели смущенно фыркнули и нырнули в кусты.

— Телеэпидемия? — спросил Сыроежкин.

— Я анализирую, — ответил Элек. — Мы собирались повторить алгебру, — напомнил он.

Они зашли в соседний двор в надежде найти здесь тихое место и оказались свидетелями спора.

— Чудак этот Электроник, — кричал у подъезда здоровенный курчавый парень. — Новой жизни захотел! Круглый отличник… Робот-идеалист…

— Выходит, стать человеком — это чудачество? — спросила девчонка в белой тенниске.

— Конечно! — утвердил свою мысль взмахом кулака курчавый. — Всю жизнь учиться! Какая это жизнь?! Надо придумать что-то новое…

Приятели, развалившись на скамье, поддержали оратора смешками.

— Вы правы, — сказал, вступая в круг спора, Электроник. — Я убедился, что всю жизнь надо учиться.

— Ты кто такой? — быстро отреагировал заводила спора.

— Электроник! — представился Эл.

— У нас своих Электроников хватает! — усмехнулся курчавый, указывая на приятелей. — Уходи-ка, парень, не лезь не в свое дело.

— Что-то ты не очень вежлив! — Сергей заступился за друга.

Один из парней лениво, с угрозой в голосе сказал:

— Хочешь, наглядно продемонстрирую?

Сергей повернулся, пошел прочь.

— Может, проучить? — спросил Электроник.

— Не стоит. Пусть сами разбираются! — Сергей дернул плечом.

Они еще слышали реплики:

— А ведь он прав! Настоящий человек — это вежливый человек…

— Может, и в драке прикажешь быть вежливым?… Друзья брели по аллее. Странно складывался этот вечер.

Одни играли в героев фильма, другие угрожали расправой. И никто не признавал настоящих Электроника и Сыроежкина. Словом, кино…

Сергей и Элек увидели вдалеке Майку. Она призывно махнула рукой. Ребята помчались навстречу. У беседки, отдаленной от электрических аллей и затененной кустами, их встретил предупреждающий жест.

— Тс-с-с! — Майка держала палец у губ.

Впрочем, секрета тут не было, потому что на весь сквер, отталкиваясь от стен кинотеатра, похожего на рыцарский замок, летели лихие переборы гитары и нестройные голоса подростков:

— Что это значит? — Майка нахмурила брови. — Про кого «ла-ла»?

— Про кого? — насмешливо переспросил Сергей. — Про твой антигравитационный «а-коврик», на котором улетел учитель физики. Помнишь? Они, наверное, прочитали в книге…

— Что было — то прошло, — холодно заметила Майка. — А сейчас…

Треск гитары усилился, голоса завыли в модном ритме:

Майка повернулась к Сергею.

— Пора домой! Завтра экзамен.

— Пора, — согласился мальчишка. Неожиданно для себя он прыгнул на скамью и прокричал в близкую ночь:

Электроник, Электроник,

Электроник нужен всем!

На миг смолкли все звуки, даже шепот Вселенной. Мир впитал новую информацию. Но Электроник никак не прореагировал на заявление Сыроежкина, слава не вывела его из обычного равновесия, и мир снова стал прежним.

Мир в этом полушарии Земли, на этом континенте, на этой улице разворачивался знакомыми гранями: шелестел травой, наполнял воздух ароматом цветов, ласково лип к подошвам размягченным асфальтом, светил многоэтажными семафорами домов, подмигивал яркими весенними звездами, спорил о чем-то важном и неизвестном, — словом, мир готовился вступить в завтрашний день.

Профессор Громов прогуливался после ужина.

Его не удивляли Элеки и Сыроежкины на улице и во дворах. «Вот и славно, очень даже славно, — думал Громов, вслушиваясь во взволнованные ребячьи голоса. — Сейчас решается вечная проблема: что такое человек? И кажется, что она решена. А завтра, с восходом солнца, возникнут новые вопросы, и все начнется сначала. Удивителен этот животворный круговорот жизни!..»

Громова не смутил даже солидный мужчина с тяжелым портфелем, который, подпрыгивая на ходу, точно первоклассник, напевал: «Мы маленькие дети, нам хочется гулять!..» Увидев Громова, прохожий чуть смутился, сменил походку на степенную и сделал неопределенный жест свободной рукой.

— Это так… — пробормотал он. — У меня галлюцинация.

— Прекрасно, — отозвался профессор. — Добрый вечер…

Прохожий махнул в ответ портфелем:

— Привет, профессор! — и скрылся за углом.

«Откуда он меня знает? — спросил себя Громов. — Впрочем, — подумал он, — в весенний вечер каждый серьезный человек — не иначе как профессор…»

Громов остановился возле спортивной площадки, отгороженной от улицы сеткой. Он сначала не поверил глазам. Но сомнений не было — три девчонки гоняли футбольный мяч, забивали по очереди голы и окликали друг друга так: «Эй, Элек!.. Держи, Элек!.. Пасуй, Элек!.. Беги за мячом, Элек!..» Профессор подошел к сетке.

— Прошу прощения, — сказал он, — что вмешиваюсь в игру. (Девочки приблизились к нему.) Почему вы себя так называете?

— А мы не хуже мальчишек! — сказала первая Электроничка с короткой стрижкой.

— Ничуть не хуже, — вмешалась вторая Элечка. — Я вот и в футбол, и в хоккей, и в регби играю… Зимой — лыжи, бассейн, а летом — легкая атлетика. Разве Электроник не такой?

— Мы им еще покажем, мальчишкам! — с вызовом добавила третья Эля.

Профессор озадаченно покачал головой: надо же, какие девчонки! Не хотят ни в чем отставать…

«Мальчишки, мальчишки! — Он поймал себя на мысли о том, что все последнее время думал о мальчишках. А чем хуже девчонки, если они хотят стать сильнее и бесстрашнее мальчишек? Да это великолепно! — возликовал профессор и подскочил на месте. — Это замечательное открытие! Девчонкам нужна Электроничка, которая будет учиться у них!»

И он быстрым шагом направился в свою лабораторию.

Звонок оторвал приятелей от алгебры. Элек открыл входную дверь. На площадке стояла женщина с тяжелой сумкой почтальона через плечо.

— Здравствуйте. Вы Электроник или Сыроежкин? — спросила она.

— Электроник.

— Тогда получайте за двоих, — улыбнулась почтальонша. — В почтовый ящик не лезет…

Сергей, войдя на кухню, с удивлением наблюдал, как на столе растет груда телеграмм.

— Что это? — спросил он. — Кому это?

— Срочная корреспонденция, — пояснила почтальон. — Некоторые без адреса. Просто: Электронику. Или: Сыроежкину. Но почта про вас все знает! Вот расписывайтесь!

Ребята расписались на квитанциях.

— Что с ними делать? — растерянно сказал Сергей. — Завтра у меня экзамен.

— Вам еще писем вагон и маленькая тележка, — весело сообщила почтальонша.

— Может, помочь принести? — предложил Элек.

— Не моя смена, — отозвалась почтальон. — Корреспонденцию доставляют утром…

— Что делать? — переспросил Сергей, перебирая бланки с плотными строчками прописных букв. — Как отвечать?

— Самые срочные разнесет Рэсси! — решил проблему Электроник. И вызвал в переговорник: — Рэсси, ко мне!

Через несколько минут на балконе мягко на все четыре лапы приземлилась из темноты ночи Редчайшая Электронная Собака.

ДЕВОЧКА С НЕСМЕЮЩИМИСЯ ГЛАЗАМИ

Помощника учителя математики вызвали с экзамена.

Элек вышел в коридор и узнал, что почта доставила письма по адресу, а в квартире Сыроежкиных никого нет.

Элек вполголоса изложил математику Таратару ситуацию и повторил слова почтальона: «Писем — вагон и маленькая тележка…»

Таратар вращал зрачками, сопел в щеточку усов, прикидывая, сколько конвертов может вместить вагон да еще в придачу тележка. Наконец, вздохнув, сказал:

— Иди, справлюсь сам.

Класс проводил Электроника одобрительными взглядами. Никогда еще восьмой «Б» не был на такой вершине человеческой славы.

Майя Светлова, придя с деловым настроением в школу, получила десяток записок от Сыроежкиных и Электроников с предложениями о дружбе; она прочитала некоторые из них, рассердилась и… аккуратно положила в портфель.

Сергей сунул в карман записки от неизвестных ему Ma, M., М.М., М.М.М. и прочих незнакомок.

Электроник, разумеется, был вне конкуренции: его почта оказалась наиболее обильной. Сергей убрал все записочки: пусть отвечает сам…

Неожиданно в классе, как и предвидел Элек, объявился свой Чижиков-Рыжиков. Веснушчатый, рыжеватый Славка Петров был атакован градом записок и, прочитав их, зарделся еще сильнее. Славка на время стал киногероем: Чижиковым-Рыжиковым.

А Макар Гусев удостоился трех записок, но — каких! В них он объявлялся рыцарем сердец трех телезрительниц. Макар покраснел, взглянул на Сергея. Сыроежкин казался спокойным. Тогда Макар приземлился на свою парту и заставил себя вспомнить важное и срочное слово «алгебра».

Алгебра! Первый экзамен на самостоятельность, экзамен на то, как ты сам математически анализируешь и моделируешь окружающий мир. Классические и современные задачи написаны на школьной доске, но ты волен выбрать для решения новейших примеров классические приемы, а для классических — новые, неожиданные, — был бы результат! Твоя, именно твоя мысль человека, устремленного в будущее, имела сейчас решающее значение!

Так, или примерно так, ощущали этот важный момент в жизни ученики и ученицы восьмого «Б», напряженно всматриваясь в условия задания, выводя формулы и графики, подбегая иногда к электронной парте «Репетитор», чтобы ускорить свои расчеты. Так, или примерно так, рассчитал про себя часы первого экзамена математик Таратар, пока не заметил летающих от парты к парте белых бабочек.

Таратар заволновался:

«Неужели шпаргалки?»

Он вспомнил свои школьные годы, как он с ребятами в классе обменивался заранее заготовленными, устаревшими сегодня ответами на задачи, и догадался: это не шпаргалки его детства, это нечто новое — бумажные бабочки весны, близких летних каникул.

Учитель заинтересовался: что же это за бабочки?

Он извлек несколько записок из тряпки, когда стирал ею с доски, написал новые формулы и, выйдя из класса, развернул мятые бумажки. С некоторым удивлением прочитал он их. Это были не ответы на экзаменационные вопросы, а лаконично сформулированные, откровенные предложения о дружбе. Майке — от Макара Гусева, Электронику — от Майки, Гусеву — от X. Подписи стояли четкие, но почерк был не Гусева, не Светловой и не Электроника.

«Ты удивительный, честный человек», — писала Элеку незнакомая Светлова. «Я открыл тебя на экране», — обращался к Майке некто под псевдонимом «Электроник». А X. просто призналась Гусеву: «Как здорово ты гугукнул! Я весь вечер хохотала!..»

Таратар поперхнулся, обвиняя себя в неблагородстве, в том, что он читает чужие письма, повел таинственно бровями и вернулся в класс.

— Прошу продолжать! — сказал он грозно. — И не снижать внимания! — Он больше не реагировал на перекрестный огонь записок, считая, что вскоре они прекратятся, что разумное математическое мышление возьмет верх над телеигрой.

А они все летели, летели, летели…

Летели на всех экзаменах. Снизу вверх, сверху вниз и по горизонтали. Иногда попадали в руки учителей. И те пожимали плечами: сколько кинодвойников развелось!

Возможно, авторы записочек вспомнят впоследствии, что они в них написали, а может, и не вспомнят вовсе, но траектории всех эти странных бумажных стрел, шариков и фантов, которыми перебрасывались не только в восьмом «Б», а и во многих классах, переплелись с другими важными направлениями жизни — экзаменами, весенним настроением, срочными делами человечества — и привели к знаменитому эффекту, который сам министр просвещения назвал так: «Взрыв энергии».

Из почтового пикапа Электроник и молодой рассыльный извлекли пять мешков с письмами и подняли в квартиру Сыроежкина. Объемистые бумажные мешки водрузили в углу комнаты, отчего она сразу сузилась в объеме. Это и был тот самый обещанный «вагон» писем. Что же касается «тележки», то ею оказался пухлый целлофановый пакет с телеграммами.

— Завтра чтоб кто-нибудь был дома, — заявил деловито рассыльный. — Писем навалом, а у меня две пары колес!

Электроник сел на пол перед увесистыми мешками. Он был счастлив! Сколько новой, неожиданной информации о людях, о человечестве в целом содержат эти послания!

Первое же письмо поставило его в тупик. Не в математический, конечно, и не в житейский, а просто в какой-то абстрактный, непонятный для него самого тупик. Он позвал Рэсси, и тот вынырнул из темной комнаты.

— Замечен человек с несмеющимися глазами, — сказал, не отрывая взгляда от письма, Элек. — Разве это бывает? — Он поднял голову, взглянул пристально на собаку. — По-моему, так не должно быть…

Рэсси гавкнул неопределенно, не осознавая важности поручения.

Письмо взволновало Электроника. Когда-то он сам не умел улыбаться и шутить, не мог заставить себя рассмеяться и испытывал большую неловкость. Неужели среди людей есть такой несчастный человек?

Но письмо лежало перед ним, его венчало много подписей. Странную девочку видели в разных дворах, чаще всего на спортивных площадках. Она быстро бегала, тренировалась с мячом и ни с кем не хотела играть. Одиночное занятие спортом — дело личное, но тех, кто видел девочку, удивили именно ее глаза.

— Это девочка! — уточнил Электроник. — Вот тебе приметы и координаты. Узнай, где она сейчас!

Через несколько секунд с балкона Сыроежкина стартовала летающая собака, похожая на большую стрекозу.

— Удачи, Рэсси! — пожелал ему счастливого поиска хозяин. — Запомни: девочка с несмеющимися глазами!.. — И он вынул из мешка новое письмо.

Пока Сыроежкин отсыпался перед экзаменом, они с Рэсси потрудились на славу. Элек стучал на машинке ответы на срочные телеграммы, а Рэсси, паря на прозрачных крыльях над полуночным городом, разносил их по разным адресам, опускал их в почтовые ящики или подсовывал лапой под дверь. Запоздалые прохожие видели, как из подъезда стремительно выбегал сильный терьер, и дивились, что такую породистую собаку хозяева на ночь глядя выпустили гулять. А те, кто замечал, как из темных кустов бесшумно взлетала огромная птица, еще долго гадали, что за лесная гостья поселилась в городе.

Электроник стучал и стучал на машинке. Он работал всю ночь и еще полдня, пока в комнату не ворвался возбужденный Сергей.

— Вот потеха! С этими записками все на свете перепуталось! Представляешь, Кукушкина получила десять записок о дружбе, в том числе — от тебя!

— Я ей не писал, — спокойно ответил Электроник.

— В том-то и штука! — рассмеялся Сыроежкин, вспомнив лицо Кукушкиной, и плюхнулся в кресло. — Никто ей по-настоящему не писал. — Ну, Кукушкина помчалась к учителю и покатила на всех бочку…

— Что же Таратар?

— Он долго пыхтел, потом достает из кармана записочку, спрашивает очень вежливо эту зануду: «А кто это писал?» А в записке — черным по белому: «Самый потрясный в кино — старикан Таратар». И подпись: «Кукушкина». Кукушка как взвизгнет, словно ее змея ужалила или привидение по голове погладило: «Не я, не я!..» И след ее простыл…

Сергей рассмеялся, мимически повторив сцену, и тут впервые увидел мешки с письмами.

— Ой, что это? Неужели нам?

— В основном тебе, — пояснил Электроник. Сергей взял несколько писем со стола.

— Тебе… Тебе… Тебе… Все — тебе! — сказал он, взглянув на конверты.

— Эта реакция известна под названием «эффект Р.Даниэля», — сказал Элек с улыбкой. — В принципе она обманчива, но сама по себе любопытна…

И пояснил, что однажды знаменитый американский фантаст Айзек Азимов, автор трех основополагающих законов о робототехнике, получил на свои повести, в которых раскрывается загадочное убийство, массу писем от читательниц. И хотя честь раскрытия преступлений принадлежала человеку, все письма были адресованы механическому человеку Р.Даниэлю, помогавшему главному герою. Робота, как понятно, звали Даниэлем, а буква «Р» перед его именем означала «робот». Вот это «Р» и заинтриговало читателей и озаботило Азимова. По-видимому, сделал вывод писатель, робот, превосходящий по физическим данным человека, более увлекает читательниц, чем привычный герой… Любители фантастики шутливо назвали это явление «эффектом Р. Даниэля». Другие фантастические книги подтвердили необычайную популярность роботов.

— Так что все комплименты принадлежат тебе, — заключил Сыроежкин. — Р.Электронику!

— Никакой я не «Р», — запротестовал Электроник. — Я твое повторение и продолжение.

— Самое удачное! — подхватил Сергей и вытащил наугад из пачки письмо, прочитал вслух с середины: — «А мне лично нравится Сыроежкин. Если честно, кому из нас не хочется полной, абсолютной свободы?» — Восьмиклассник покраснел, бросил письмо на стол.

— Ее зовут Света К., -уточнил Элек.

— Знаешь, Эл… — Сергей хмуро оглядел мешки. — Мне к литературе готовиться. А ты расплачивайся за эффект Р.Даниэля и Р.Электроника. И учти, что на конверте Светки К. твое имя.

Но заняться как следует литературой Сергею не удалось. В квартире непрерывно звонил телефон. И по железному закону робототехники в трубке звучали одни девчачьи голоса, требовавшие Электроника. Сыроежкин однозначно отвечал, что Элека нет дома, но почитательницы роботов не отставали: «Может, вы Сергей Сыроежкин?» — «Нет, я старший брат», — нарочито хриплым голосом говорил Сергей, — я передам, что вы звонили».

Одна из абоненток сразу же представилась:

— Здравствуйте, я — Бублик…

И Сергей попался:

— Какой еще бублик?

— Так меня зовут в классе за то, что я круглая отличница.

— Поздравляю! — не выдержал Сергей.

— Спасибо. — Бублик вздохнула: — Только ничего хорошего в этом нет… Вчера я поняла, что училась неправильно…

— Как так? — удивился Сыроежкин.

— Я старательно усваивала материал и не думала, зачем это нужно… Теперь… — В интонации Бублика сверкнули оптимистические нотки. — Теперь я много думаю… Каждый урок для меня как открытие… Вы меня понимаете? Передайте привет Элеку!

— Понимаю. Передам, — обещал Сергей.

— Извините…

На двадцатом звонке Сыроежкину стало ясно, что если он будет вдаваться в подробности, то завалит литературу. От привычной для девчонок, веселой сорочьей болтовни голова у него пошла кругом.

Элек в соседней комнате решал те же проблемы контактов самых разных подростков.

«Я всю жизнь одинок, — сообщал шестиклассник Лева Н. — Одинок дома, в школе, во дворе. Конечно, у меня есть товарищи по классу, и в хоккей есть с кем погонять. Но нет друга». Письмо кончалось тревожно: «Элек, помоги!»

Схемы Электроника работали напряженно, анализируя ситуацию одиночества. Случай требовал немедленного вмешательства, но Электроник ничего не мог изобрести. Он вспомнил первое прочитанное им письмо. Где-то бродила по городу девчонка с несмеющимися глазами. Значит, тоже одиночка. Чем-то глубоко опечаленная.

Электроник вызвал Рэсси.

— Не нашел? — спросил он.

— Нет, — кратко радировал Рэсси.

— Девочка с несмеющимися глазами, — напомнил строго Элек. — Она в спортивном костюме. Ищи, Рэсси!

Сергей, услышав разговор, приоткрыл дверь, просунул в щель голову.

— Таких не бывает, Эл! — хрипло заявил он. — Чтоб человек никогда не улыбнулся, — это надо жить при… крепостничестве! — Сергей между звонками повторял «Записки охотника».

— А я? — сказал Эл. — Когда я засмеялся первый раз?

— Ты — другое дело! У тебя были друзья… — Сергей махнул рукой. — А мне не до смеха. Девчонки заели. — И он снова уединился в соседней комнате.

— У меня были друзья… — повторил Электроник и почувствовал необычный прилив сил. В этих словах, возможно, таилось решение задачи.

Элек быстро разобрал почту и обнаружил немало таких одиночек, как Лева Н. Это были мальчики и девочки, которые не могли найти сходных по духу людей. У них было, казалось бы, все — дом, семья, учебники, книги, телик, собаки, соседи, много всяких мелких неприятностей и приятных удовольствий; не хватало лишь друга, с которым можно поспорить, поссориться и помириться, с которым никогда не скучно и никогда не страшно, ради которого можно пожертвовать самым дорогим для себя — личной свободой. И однажды, оценив все это, человек задумывался, почему он одинок.

«Я боюсь покидать детство, хотела бы остаться в нем навсегда, — признавалась в письме к Элеку Наташа М. и поясняла свою позицию: — Некоторые мои подруги стараются помоднее выглядеть, быть «сверхсовременными» в разговорах. А мне они скучны…» И Наташа, порассуждав о своем будущем, пришла к выводу: «Я поняла права и обязанности детства, постараюсь их не забыть».

Элек перечитал призыв Левы Н.: «Элек, помоги!» — и его осенило: «Может, их познакомить?…» Он испугался такой смелой мысли: как это он, железный робот, смеет распоряжаться будущим двух людей? Они оба страдают от одиночества, но ведь они люди, они должны сами решать свою судьбу…

Какое-то время он сидел неподвижно. Потом вставил в машинку чистый лист, задумчиво отстучал: «Дорогой Лева…» — и вынул, отложил в сторону. Вставил другой, написал: «Дорогая Наташа!..» Ясно, что венчать оба листа будет подпись: «Электроник». Но какие строки уместятся между началом и концом?

Он увидел что-то очень зеленое, спокойное, приятное — наверное, летний лес, пронзенный солнечными лучами, и немного успокоился. Потом представил себе яблоневый сад с ароматной пеной цветов, над которыми вместе с бабочками и шмелями порхают лукавые ребячьи записочки… Белые бабочки весны, экзаменов, летних каникул порхали в школах над партами. Теперь ясно: все записки должны прилетать точно по адресу.

Элек принял решение.

«Дорогая Наташа! Представь, что существует на свете одинокий человек, — быстро писал он, едва касаясь клавиш машинки. — Нет, не я — совсем другой. Зовут его Лев…»

А Леве Электроник написал, как относится его сверстница Наташа к прекрасной поре человечества, называемой детством, как вглядывается она со своего корабля, плывущего по веселой и беззаботной реке Детства в океан Будущего…

Он работал вдохновенно, выбирая из мешков по два разных письма, соединял подчас грустное со смешным, откровение с мудрствованием, лукавство с печалью. Главное было — не ошибиться, найти сходные натуры, заинтересовать друг друга общностью интересов, а главное — большой целью: истинной дружбой.

Пожалуй, психолог мог бы написать о поисках Электроникой сходных характеров целый научный трактат, хотя метод, который он применял, давно известен как метод «психологической совместимости». По этому методу подбираются экипажи космических кораблей, подводных лодок, полярных станций — словом, везде там, где люди должны в трудных условиях понимать друг друга с полуслова и поддерживать.

Электроник формировал «экипажи дружбы». Например, прочитав тревожное письмо Любы Олиной о том, что в их классе есть мальчишки, которые радуются и хохочут, увидев плачущую девчонку, Элек хотел сначала откликнуться открытым письмом к мальчишкам Любиного класса. Но потом подумал, порылся в почте и нашел письмо Славы Велика, которое начиналось знаменитым призывом французского летчика и писателя Антуана де Сент-Экзюпери: «Уважение к человеку! Уважение к человеку!.. Вот пробный камень!..» А дальше Слава писал, какие интересные личности встречаются среди девчонок его класса…

Так Электроник находил единомышленников в разных школах и городах, а иногда, неожиданно, и в соседних подъездах.

Позже Сыроежкин всерьез убедится, что существует «эффект Р.Электроника». А пока что снова позвонила Бублик и радостно выпалила в трубку:

— Ой, Сергей, у меня теперь неразлучная подружка Лена. Вот она рядом, дышит в трубку — слышишь? Передай от нас Элеку большое, пребольшое спасибо. Мы и не знали, что живем в одном доме…

— Передам, — сказал Сергей. — А ты напиши о себе и Лене Айзеку Азимову.

— Ты имеешь в виду «эффект Р.Даниэля»? — Бублик рассмеялась.

— И Электроника, — добавил Сергей.

Он вошел в комнату, сказал Элу:

— Тебе привет от Р.Электроника… И от Бубликов…

ВЗРЫВ ЭНЕРГИИ

В четверг утром, как обычно, шло совещание в министерстве просвещения.

Министр заглянул в сводки, отложил в сторону бумаги, задорно сказал:

— Это интересно! Что за взрыв энергии? Что скажете, товарищи?

— Разрешите, Георгий Петрович? — Из-за стола поднялся пожилой инспектор.

— Пожалуйста, Василий Иванович.

— Успеваемость в средних и даже старших классах неожиданно повысилась на восемнадцать процентов, — доложил инспектор.

Присутствующие оживились.

— Конкретные данные свидетельствуют, — продолжал инспектор, просматривая свои записи, — что процент четверочников и пятерочников возрос не только по математике, литературе, физике, но и по таким предметам, как прилежание, черчение и физкультура…

— И по пению! — прервал его инспектор по младшим классам.

— Да, и по музыке, и по рисованию, — подтвердил Василий Иванович.

Мимолетные улыбки участников совещания свидетельствовали, что опытный инспектор и его молодой коллега зарылись в сводках и цифрах, поверили приподнято-весенним рапортам школ и даже самого гороно — городского отдела народного образования, не перепроверили данные, перед тем как докладывать. Где это видано, чтобы ребята весной были прилежными, чтобы они пели хором, возились с красками и подтягивались на брусьях, когда каждый зеленый куст манит на улицу…

Василий Иванович сразу уловил ироничное настроение. Тем более, что со своего председательского места министр бросил реплику, мол, прилежание дело индивидуальное, а потому достаточно сложное для обобщения. Инспектор был начеку, во всеоружии. Он вытащил из кармана пачку мятых листов и огласил некоторые личные свидетельства учеников:

«Мы, девочки-хорошистки, дружно решили быть отличницами…»

«…Всем классом болеть за одного…»

«…Теперь к доске мы бежим бегом…»

«…А я решила догнать Электроника не только в учебе, но и в спорте».

Прочтя эти строки, Василий Иванович оглядел сидящих за столом и опустился на свое место.

— Позвольте, у меня тоже полно таких записочек! — проговорила заведующая гороно, роясь в объемистом портфеле.

— Это не записочки, уважаемая Ольга Сергеевна, а мысли вслух, — парировал инспектор.

За столом происходило нечто странное: участники совещания доставали из карманов, папок и портфелей листки с корявыми буквами и прилежными ученическими строками, передавали их министру.

— Что это еще за Электроник? — иронично спросил заместитель министра, вернувшийся только что из отпуска. — Насколько я помню себя в детстве, никто в школе не относился серьезно к музыке, рисованию да и к физкультуре. Одни лишь одиночки…

— Представьте, что сейчас все не так! — парировал инспектор. — Особенно в спорте.

Министр быстро просмотрел листки из школьных тетрадей, и глаза его сощурились.

— Как вы это оцениваете, Василий Иванович? — спросил он инспектора.

— Как метод Электроника! — высказался с места инспектор средних классов, наблюдая энергичные кивки инспектора младших классов. — Ребята называют именно его как пример для подражания.

Кое-кто приготовился записывать.

— Еще один метод? — вмешался в разговор заместитель министра, которому вкратце пояснили про Электроника. — На моей памяти были самые разные опыты… Может, хватит, товарищи?

Георгий Петрович встал с председательского места, обошел Т-образный стол заседания, остановился за спиной заместителя.

— Вы правы, Серафим Васильевич, — произнес он. — Делать эксперимент бесконтрольным мы не имеем права. Но и проходить мимо того нового, что подсказывает жизнь, не можем…

Опять авторучки потянулись к блокнотам и застыли. Министр молчал, отыскивая глазами нужного человека.

— Гель Иванович, какими еще гениальными, а точнее говоря — человеческими свойствами обладает ваш Электроник?

Только сейчас многие узнали знаменитого Громова — авторитетного специалиста в современной педагогической науке. Был он высок, осанист, спокоен. Но когда министр представил его собранию, Громов по-мальчишески покраснел, фальцетом ответил:

— Откровенно говоря, более никакими!.. Пока никакими, — поправился профессор.

— Что же тут изучать… — пробормотал негромко заместитель министра, но его услышали все.

— Должен вас разочаровать, товарищи, — продолжал спокойно Громов. — Процент успеваемости может упасть, когда ребята забудут об Электронике и перестанут ему подражать. Да он и создан не как киногерой, он решает другую важную задачу…

— Какую? — спросили сразу несколько голосов.

— Простите, может, это звучит слишком общо или с житейской точки зрения чуть наивно. — Громов оглядел присутствующих. — Но для науки чрезвычайно важно. Робот стремится стать человеком. Настоящим человеком во всех его проявлениях. Проще говоря, он учится у ребят, а ребята у него.

С минуту в зале стояла тишина: каждый осмысливал такую простую, доступную для любого из них и такую близкую и одновременно далекую для робота цель…

— А мы разве собрались здесь ради отметок? — спросил присутствующих Георгий Петрович. — Надеюсь, никто так не думает? Серафим Васильевич, — обратился он к заму, — скажи, пожалуйста: ты знаешь, что значит — настоящий человек?

— Вроде бы знаю… — Заместитель министра пожал плечами.

Участники совещания обменивались короткими репликами: что дальше, к чему ведет министр?

А тот сел во главе стола, постучал авторучкой по дереву крышки и метнул лукавый взгляд в сторону Громова.

— А я, представьте, так до конца и не знаю!.. — Министр неожиданно улыбнулся. — И хотел бы уточнить для себя это важное определение.

Все с удивлением уставились на него. А он нажал на кнопку звонка, вызвал секретаршу, спросил:

— Товарищи, кто будет чай?… — И, увидев, как все обрадовались, сказал: — Зиночка, чаю всем!

Когда принесли чай, Георгий Петрович уже по-деловому, по-министерски, продолжил:

— Итак, прошу высказываться: что значит, по-вашему, быть человеком?

Они шагали, по дворам — Электроник и Сыроежкин, и теперь, в ярком солнечном свете, друзей узнавали все встречные. Пестрый шлейф болельщиков тянулся за ними.

«Вот они!» — слышались восклицания. «Кто?» — «Как кто? Проснись! Элек и Серега!..» — «Живые?» — «Настоящие!..» — «А это — неужели Рэсси?…» — «А какой еще пес так запросто летает!!!»

Трусивший впереди черный терьер то и дело подскакивал на месте, распускал крылья, взмывал над крышами, высматривая что-то свое, вызывая восторг ребят. По пути Сергей и Элек пожали множество рук, дали десятки автографов, обменялись на ходу мнениями о фантастике, спорте, учебе, получили приглашение в гости, на школьные вечера и клубные спектакли. Какой-то шальной Валерка долго кружил возле них на велосипеде и заявлял, что он поборет своего соперника Калабашника. Несколько владельцев собак присоединились к процессии, но вынуждены были отстать из-за страшного шума и возбуждения своих питомцев. А один малыш долго путался под ногами Электроника, пытаясь произнести необычную для него, почти нескончаемую фразу: «Я стал дис-цип-ли-ни-ро-ван-ным…»

Никто не понимал, что ищут знаменитости на спортивных площадках, почему Электроник так внимательно вглядывается в лица именно девчонок, почти гипнотизируя некоторых из них. Все решили, что это новая, таинственная игра. Никто не знал, что они ищут и не могут найти девочку с несмеющимися глазами, ту самую, которую пока не обнаружил Рэсси. Элек ответил на все вопросы и призывы своих корреспондентов, но ему не давало покоя самое первое письмо. Девчонки, на которых обращал внимание Электроник, улыбались, смеялись, что-то кричали, махали в ответ, и не было среди них человека с несмеющимися глазами. Элек стал уже сомневаться: может, такая девочка и не существует?… Но подпись под письмом была настоящая, отсутствовал только обратный адрес. Пусть человек без улыбки — один во всем мире, один среди всего человечества, все равно он нуждается в помощи. Электроник твердо знал, что не прекратит поиски.

Элек и Сергей обошли добрый десяток площадок, несколько стадионов. У всех девчонок были живые, ясные, улыбчивые глаза. Они решили было возвратиться в школу, где их ждал Таратар, но тут их внимание привлекло одно дорожное происшествие.

Возле сквера на обочине лежал перевернутый мотоцикл с коляской. Руль был странно изогнут. Собралась небольшая группа любопытных. Приехали машина «Скорой помощи» и милицейский наряд. Выяснилось, что мотоциклист, внезапно вылетев из-за поворота, налетел на школьницу и, резко повернув руль, врезался в ствол дерева. Так утверждали несколько человек. Однако странность истории заключалась в том, что ни пострадавшая, ни виновник аварии на месте не оказались. Свидетели были растеряны, ничего толком объяснить не могли.

— Вот он! — сказал, осмотревшись, Электроник и указал на могучий старый тополь.

Среди яркой зелени, метрах в пяти от земли, в развилке двух стволов застряло что-то похожее на бесформенный мешок.

Два милиционера направились к тополю.

Но Элек уже взбирался по толстому шершавому стволу, цепляясь за ветви. Он высвободил мотоциклиста в белом шлеме из западни и без труда усадил на толстый сук, прислонив спиной к стволу. Мотоциклист стонал с закрытыми глазами, вяло бормотал: «Не хо-чу…»

— Что с ним? — крикнул врач «Скорой».

— Он спит, — сказал Элек.

Милиционеры переглянулись — мол, дело ясное: только нетрезвый мог после такого акробатического прыжка уснуть на дереве.

— Скажи ему: пусть спускается! — крикнул один из милиционеров.

— Он не может, — объяснил сверху мальчик.

Милиционеры тихо переговаривались, явно не торопясь лезть на дерево для установления личности нарушителя. «Скорая» подрулила под тополь, и врач с санитаром взобрались на крышу машины.

— Элек, мы в школу опаздываем! — крикнул из толпы Сергей.

Мальчик на дереве обхватил свободной рукой мотоциклиста под мышки, осторожно передал его в руки медиков, спрыгнул на землю. Парня в шлеме уложили на носилки. Только сейчас он стал приходить в себя.

— Где пострадавшая? — спросил милиционер.

— Какая пострадавшая? — слабым голосом произнес лежавший на носилках.

— Ну, девочка… Школьница…

Мотоциклист приподнял голову, припоминая, что с ним случилось, и отрывисто забормотал:

— Это она… на меня… налетела и… сшибла!

Он вытянулся на носилках.

— Где она?

Парень лишь поморщился в ответ.

Все удивились странным словам мотоциклиста.

— Где девочка? — продолжал милиционер.

— Я видел! — заявил старичок с батоном в авоське. — Она убежала!.. Точно… Вон туда. — Он указал на аллею. — Очень быстро убежала.

Внезапная догадка озарила Электроника.

— Как она была одета? — спросил он старика.

— Во всем синем, — живо отозвался тот. — В спортивном, что ли…

— Это она, — прошептал Элек Сергею и подозвал пса, на которого в суматохе никто не обращал внимания. — Рэсси, ко мне! — Тот был уже рядом. — След, Рэсси!

Пес покружил вокруг дерева и, взяв след, помчался по скверу.

А мальчишки исчезли из толпы.

Последний в этом учебном году урок Таратара оказался для восьмого «Б» самым трудным.

Предстояло решить важный вопрос: кем быть дальше? Программистами или монтажниками?

С девятого класса ученики математической школы делились, как известно, на две разные, хотя и родственные специальности. Программисты носили белые халаты и управляли «мозгом» и «душою» электронно-вычислительных машин: они учились разрабатывать и вводить в машины различные программы. Монтажники в синих халатах имели дело, как они говорили, «с железками», а на самом деле пытались разобраться в очень сложных и тонких схемах микроэлектроники. Естественно, что любой добросовестный программист мог сам найти поломку в машине, а монтажник — составить программу сложной задачи. Однако в специализации имелся свой смысл: после школы перед каждым были тысячи дорог, а он уже сумел опробовать себя на одной из них.

Сначала восьмой «Б» единодушно выразил желание пойти в программисты. Как же иначе! Кто открыл Электроника? Кто воспитал его? Кто из него сделал почти что человека?… Только они — выдумщики, теоретики новых изобретений.

Таратар смотрел на своих восьмиклассников и радовался. За годы учения все они буквально у него на глазах превратились из беспомощных младенцев в самостоятельных граждан. Пожалуй, даже чересчур самостоятельных… Он помнил прекрасно рубежи, которые они пережили: как они выходили на нетвердых ногах к доске и писали мелом загадочные для них знаки и символы; как, фыркая и подскакивая, сражались на переменках, неся перед собой невидимые копье и щит; как ораторствовали, гордо откинув взъерошенные головы и выпятив подвижные кадыки на длинных шеях, яростно спорили друг с другом, приберегая в качестве самого веского аргумента тяжеленный портфель. За несколько лет, проведенных в стенах школы, его ребята пережили почти всю сознательную историю человечества, и некоторые скучные эпохи прессовались подчас в считанные часы, а наиболее увлекательные растягивались на месяцы и годы. Теперь они — восьмиклассники. Превосходнейшая стадия человеческого возраста для осознания своего места в мире!

— Так не пойдет! — бодро произнес Таратар, и класс удивленно уставился на него. — Неужели здесь все теоретики? — чуть насмешливо продолжал учитель математики. — Кто-нибудь должен захотеть трудиться не одной головой, а и руками!

Они, его питомцы, смотрели на учителя с некоторой долей насмешки в глазах. Неужели он сомневается в их способностях?

— А что? — спросил кто-то, и вопрос прозвучал как вызов. Таратар принял вызов, очки его воинственно сверкнули.

— Ничего. Сейчас проверим, все ли способны задать машине точный вопрос. Электроник, приготовься к ответам на вопросы. Итак, Корольков.

Классный Профессор был, конечно, начеку.

— Элек, скажи, будут ли созданы машины, которые превзойдут все способности человека?

— Если человек окажется менее способным, чем машина, — спокойно сказал Элек, — то это будет поражением человека. Машина в данном предполагаемом случае невиновна.

— Один ноль в пользу Электроника, — резюмировал учитель. — Разовьем тезис Электроника. Слово имеет Виктор Смирнов.

Виктор неторопливо поднялся с места, оглядел внимательно Электроника, словно выискивая в нем слабое место.

— Превзойдет ли робот человека в обучении? — спросил он.

— Это может случиться, — ответил Элек, — если человек сам перестанет учиться. Машине, между прочим, обучаться труднее, чем человеку… — добавил он.

— Кукушкина… — продолжал учитель.

Кукушкина легкомысленно тряхнула тугими, подвижными, как плеть наездника, косичками.

— А что, если отказаться вовсе от машин? — выпалила она и застыла с открытым ртом.

В классе раздался глухой ропот. Электроник покачал головой, поднял руку.

— Это невозможно, Кукушкина, — бесстрастно констатировал он. — Историю, как известно, вспять не повернешь.

— Кукушку с поля! — крикнул басом Гусев, стукнув кулаком-дынькой по парте. — Удалить из игры!

Наверняка разгорелась бы привычная сцена словесной классной потасовки. Но встал с места Сергей Сыроежкин, громко объявил:

— Запишите меня в монтажники, Николай Семенович!

— Тебя? — удивленно переспросил Таратар.

— Да, меня.

— Хорошо, Сережа.

«Сергей… в монтажники… почему?» — Над партами повис вопрос.

Почему? Сергей не стал объяснять, что он увидел в тот момент удивительный город — подводный или космический, город с цехами бесшумных автоматов, город с заманчиво убегающими вдаль светлыми улицами. Что добывали в том городе — океаническую руду, редкой чистоты кристаллы или новую энергию, — мальчик не знал, но предчувствовал, что это город его будущего; он ясно различил мелькнувшие среди подводных зданий силуэты его жителей. Всего несколько мгновений прожил он в фантастическом городе и поверил в него.

Почему? Вслух он ответил на вопрос так:

— Хочу быть, как и Элек, рабочим. Я читал в книгах, что «робот» значит — «рабочий». Это на самом деле так. Разве Элек не работяга?

Он с улыбкой взглянул на друга, сел на место. И все в душе согласились с Серегой.

Вслед за Сыроежкиным попросился в рабочие Макар Гусев. И еще десять восьмиклассников записались в монтажники.

— С Элеком не пропадем! — радостно объявил Макар, ощущая себя полноправным представителем новой бригады.

Таратар поздравил восьмиклассников с переходом в девятый класс.

— А вы, Николай Семенович, в какой пойдете осенью? — спросил кто-то.

— В пятьдесят девятый, — ответил учитель и, увидев улыбки на некоторых лицах, подтвердил: — Доживете до моего возраста и тоже станете пятидесятидевятиклассниками. А потом шестидесяти… Так-то вот!

Элек вошел в комнату Сергея. Он мельком взглянул на заваленный письмами стол и направился к балкону. Рэсси едва слышно, но настойчиво вызывал его.

С высоты восьмого этажа Электроник увидел то, что он давно ожидал. На зеленой лужайке замер на задних лапах большой черный пес, а вокруг него кружила танцующим шагом девочка в синем спортивном костюме.

Рэсси приветствовал хозяина коротким, очень выразительным гавканьем.

Девочка подняла голову.

— Элек, ты?

— Я!

— Иди, мы ждем.

Он бросился по лестнице вниз, пытаясь вычислить, что значат для его будущего эти простые и такие странные слова.

НА СТАРТ!

Электроник сразу понял, что это она — девочка с несмеющимися глазами. Взгляд темных глаз был внимательным. Казалось, девочка видит каждого насквозь.

Он протянул руку:

— Здравствуй! — И представился: — Электроник, а проще — Эл.

Ладонь ее была холодной, пожатие крепким.

— Здравствуй, — ответила девочка и назвала себя: — Электроничка, Эля.

На какое-то мгновение он растерялся, смутился. «Эля?… Электроничка?…» Он рассмотрел девочку.

Лицо привлекательное, смуглое. Короткая, почти мальчишечья стрижка, каштановые волосы. Спортивная фигура. Руки и ноги в движении, словно спортсменка разминается на месте. Словом, девчонка как девчонка. Только вот ее глаза — они напоминали строгий, беспристрастный объектив кинокамеры…

— Значит, ты… Электроничка? — повторил Элек, моделируя про себя десятки возможных биографий новой знакомой.

— К чему терять время, Эл? — будничным тоном сказала спортсменка, как будто они были знакомы сто лет. Нагнувшись вперед, отведя руку назад, она неожиданно скомандовала: — На старт! Ты готов? Раз… два… три! Марш!

На слове «марш» девочка сорвалась с места, резко стартовала. Электроник бросился за ней. Они в темпе пересекли двор и выбежали на улицу.

— Ты куда? — крикнул Элек. — Давай поговорим!

— Поговорим по дороге, — бросила через плечо его новая знакомая.

— Рэсси, возвращайся! — велел Элек Терьеру, который мягкими прыжками следовал за ними. — Передай Сергею, что я вернусь к ужину.

Электроничка бежала быстро, как завзятый спортсмен; спутник ни на шаг не отставал от нее, внимательно следя за улицей, транспортом, пешеходами. На перекрестке Электроничка, не снижая темпа бега, ринулась на красный свет. Она проскочила перед самым носом малолитражки. Встречные автомобили резко затормозили, пропуская резвых нарушителей.

— Так нельзя! — выпалил в спину девчонки Электроник. — На красный надо остановиться.

— Я не хочу, — ответила на ходу Электроничка.

Только сейчас Элек удостоверился, что мотоциклист был ни в чем не виноват, налетев на выскочившую из кустов школьницу. На втором перекрестке Элечка одним прыжком преодолела улицу с движущимся транспортом, и Элек вынужден был последовать за ней.

— Ты что, не соображаешь?! — крикнул он, догоняя. — Ведь есть правила уличного движения…

— Не знаю никаких правил, — спокойно проговорила спутница, не сбавляя скорости бега. — Вперед!

— Пойми, это такие же машины, как и мы, — убеждал на ходу Электроник. — Без правил может случиться авария.

— А кто придумал правила?

— Человек, — сказал Элек.

Электроничка так внезапно остановилась перед красным светом, что мальчик чуть не налетел на нее.

— Говори правила, — потребовала Элечка. А когда зажегся зеленый, моментально среагировала: — На старт! Марш!..

В конце концов они нашли выход, чтоб двигаться в сложном потоке городского движения без остановок и не прерывать беседы: пристроились в «хвост» колонны автобусов, которые в сопровождении милицейского патруля везли пионеров за город. Светофоры давали автоколонне зеленую улицу, и это помогло Элеку быстро и наглядно объяснить новой знакомой правила движения, хотя сами они и нарушали их. Впрочем, популярный ныне бег трусцой в сложном потоке городского транспорта не привлекал особого внимания прохожих.

— «Осторожно, дети!» — прочитала Эля надпись на заднем стекле автобуса и спросила: — Почему этим детям они дают зеленый, а нам — красный?

— Кто они?

— Светофоры.

Пришлось объяснять разницу движения отдельного пешехода и колонны детей, рассказывать, как работают светофоры, как управляют автоматами люди в милицейской форме…

— Дети все живые? — любопытствовала Электроничка.

— Живые, — сказал Элек.

— А автомобили тоже живые? — продолжала болтать девчонка.

— В известной мере — да…

— А мы с тобой?

— И мы…

— А почему в известной мере?

— Потом узнаешь! — буркнул Элек.

Нелегко отвлекаться на сложные рассуждения, когда схемы заняты проблемой безопасности движения. Элечка то и дело пыталась обойти автоколонну и убежать вперед, она чувствовала себя стесненно в сутолоке города с его ограниченными скоростями, но соблюдала правила.

На загородном шоссе спортсмены развили большую скорость, обгоняя одну за другой самые быстроходные машины, не подозревая, какие эмоции вызывают они у водителей. Каменный город таял вдали; зелено-голубое пространство летело навстречу; роботам казалось, что им снится счастливый, легкий и быстрый сон.

Но и во сне с открытыми глазами они проявляли привычную расчетливость. Взгляд Элека определил, что руки и ноги его спутницы движутся ритмично и правильно — как у спринтера на стометровой дистанции, только гораздо чаще. Пожалуй, для случайного наблюдателя бегуны были лишь мелькнувшими на миг чемпионами, которые поставят новые рекорды.

— Давно тренируешься? — спросил Элек, настраиваясь на деловую беседу.

— Несколько дней. — Элечка быстро обернулась, угадав ход его мыслей. — Не волнуйся. Я со спортивным уклоном…

— От Громова, что ли, сбежала? — пошутил робот.

— Ошибки прошлого исключены, — моментально среагировала спортсменка. — Разве я — ты?

Даже при сумасшедшей скорости она попыталась на ходу чисто по-девчачьи пожать плечами и чуть сбилась с ритма, но тут же исправилась и ушла вперед.

— Ты — это не я, — согласился Элек и спросил самое главное: — Тебе известна твоя цель?

— Я буду, как и ты, изучать человека. — Она повернула голову, внимательно взглянула в глаза Элека. — Это и есть моя цель.

— Осторожно, Эля! — предупредил Элек, заметив, что навстречу летит тяжелый грузовик.

— Вижу, — отозвалась девочка, запечатлев в своем сознании расширенные глаза водителя грузовика. — Я все вижу, чувствую, но не все знаю…

Грустный тон ее голоса не вязался с решительностью движений. Электроник прекрасно понимал спутницу.

— Не знаешь, с чего начать? — спросил он.

— Не знаю. — Эля вздохнула. — Ты мне поможешь?

— Попробую, — ответил он и закричал: — Эй, куда ты?

Получив утвердительный ответ, девочка-робот включила предельную скорость. Электроник не захотел от нее отставать. Ничто не препятствовало движению самых быстрых в мире бегунов. Они казались сами себе сильными, ловкими, неуловимыми. Они не подозревали, что за ними следят десятки внимательных глаз и приборов.

Еще в городе компьютер автоинспекции по скорости бега определил, что так двигаться могут только роботы. Совместив моментальные фотоснимки размазанных силуэтов, компьютер дал очертания двух фигур подростков. И вот от поста к посту на загородном шоссе полетело по радио: «Внимание, движутся роботы… Обеспечить безопасность людей и роботов! Скорость более трехсот километров в час…» Кто-то из милиционеров вспомнил героя телефильма по имени Электроник, назвал в рапорте по рации роботов Элеками, и его коллеги охотно подхватили шутливую кличку нарушителей. «Внимание, Элеки!» — звучало теперь в эфире. И это предупреждение было очень близко к истине.

Каждый постовой понимал, что при такой скорости роботов нет возможности ни догнать, ни остановить их, ни тем более потолковать с ними. И каждый по возможности освобождал от излишнего транспорта свой участок пути, включая на въездах красные сигналы. Бегуны производили ошеломляющее впечатление даже на опытных инспекторов. Мысль о штрафе за превышение скорости возникала у иных из них чисто автоматически, но не было в правилах такого запретного для роботов параграфа. А Элеков — фьюить! — и след давно простыл! Лови ветра в поле.

Давно кончились густые леса с полянами, овраги и круглые рощицы на склонах, крутые спуски и подъемы. Дорога была ровной, тянулись до горизонта зеленеющие поля. На указателях мелькали незнакомые для Электроника названия населенных пунктов, пока он не узнал одно из них: «БЕЛОЗЕРСК — 300 км».

— Ого, — сказал едва слышно Электроник, — с такими темпами через час мы будем у моря.

— Хочу к морю. — Элечка его услышала. — Что такое море?

Электронику нравилось беседовать на предельной скорости. Они ничуть не устали и могли бежать дальше бесконечно долго, могли добежать до самого моря, и это было заманчиво, тем более что Элек сам никогда не видел настоящего моря. Но нужно было возвращаться.

— Пора, — сказал Элек.

— Зачем? — отозвалась она.

Он взглянул на нее, напомнил:

— Ты хотела начинать…

И девчонка моментально повернула назад. На обратном пути он рассказывал ей о море, о суше, об атмосфере. И о человеке.

— Тебе хорошо, — сказала Эля. — У тебя есть друг.

— Ты про Серегу? — спросил Эл.

— Да. А у меня нет никакого Сыроежкина.

Эл на мгновение задумался.

— Подружись с любой девчонкой.

— С любой? С какой? — Эля вспомнила девчонок, с которыми играла на спортплощадках. — Я не знаю, как ее выбрать, — пояснила она. — Все они хорошие.

— Знаешь, — сказал он решительно. — Бери всех. Бери от каждой лучшее. И синтезируй.

— Спасибо, — поблагодарила она и, вынув из кармана зеркальце, взглянула в него, поправила прическу.

Элека рассмешил этот жест: вот девчонка, даже на дистанции не забывает о внешности!

Он улыбнулся.

А глаза Элечки по-прежнему были серьезными.

Спортсмены бежали к городу, и по радиосвязи летела команда: «Внимание! Элеки возвращаются!..»

Они нашли всю компанию на школьной спортплощадке.

Рэсси подкараулил бегунов на улице и привел к месту сбора.

Элечка сразу узнала знаменитых восьмиклассников, которые помогли Электронику решить его сверхзадачу: стать тем, кем он сейчас был.

Глаза Элечки моментально запечатлели возбужденного курносого Сыроежкина, очкастого Профессора, неуклюжего Гусева с мячом, невозмутимого Виктора Смирнова, стройную Майю. На Майю спортсменка взглянула дважды. Майка это сразу заметила, деликатно фыркнула. Она не знала, что чуткий слух незнакомки воспринял ее «фырк».

— Знакомьтесь, — сказал Элек приятелям. — Это Электроничка.

На нее бросали удивленные взгляды — и только. Никто не протянул руку.

— Мы давно ждем тебя, Эл! — нетерпеливо заявил Сергей. — Где ты был?

Элечке показался его тон угрожающим, и она невольно шагнула вперед, заслонила собой товарища.

— Это мой друг, — продолжал Элек. — Зовут ее Эля. У нее очень важная цель.

— Привет! — кивнул Сергей и взял под локоть Электроника. — Ты должен мне помочь…

Все остальные повторили:

— Привет…

— Привет, Элка! — крикнул громче всех Макар Гусев. — Ты из какой школы?

— Я?… Я не из школы, — ответила спокойно Электроничка. — Я — новая модель…

Кто-то за спиной Эли хохотнул. А Профессор демонстративно дернул плечом:

— Вокруг одни модели. И все — Элеки.

— А почему у Электроника не может быть нового друга? — громко спросила Майя Светлова.

Она протянула Электроничке руку, усадила на скамейку рядом с собой.

— Почему не может? Может! — согласился Сергей и подвел Электроника к баскетбольной площадке. — Мы тебя ждали полдня.

Пока Элек развлекался скоростным бегом, восьмой «Б» принял решение ехать в лагерь труда и отдыха, которому присвоено новое название — «Электроник». А раз едешь в «Электроник», то не оплошай, придумай заранее себе дело.

— Смотри! — сказал Сергей Элеку.

На асфальте во всю площадку был начертан мелом квадрат — схема какого-то большого города. Переплетение улиц, кварталы домов, пустоты площадей, въезды и выезды из квадрата, — во всем этом сложном чертеже, как бы увиденном с борта самолета, взгляд Электроника сразу уловил знакомую схему микроскопического модуля — ячейки электронной машины.

— Годится для супермашины? — спросил Сыроежкин, оглядываясь на приятелей.

Будущего монтажника так и распирало чувство гордости.

— В принципе годится, — согласился Электроник, оценивая модуль. — Но чем меньше элементов, тем лучше. Комбинация из одного элемента сколько дает вариантов? — спросил Элек автора будущего модуля.

— Один, — отозвался автор.

— А из пяти?

Сергей пожал плечами.

— Сто двадцать, — сосчитал Корольков.

— А из двенадцати?

Этого не знал даже Профессор.

Ответила с места Электроничка, и всех поразила произнесенная ею цифра: 479 001 600. Почти полмиллиарда! Всего из двенадцати разных линий, кружочков, точек! А в квадрате Сыроежкина их десятки…

— Зачем все усложнять? — поинтересовался Элек, прикинув про себя огромный объем будущей работы.

Ребята разом загалдели, и чуткое ухо Электроника уловило во всеобщем шуме голос каждого. Каждого распирало желание сделать новое открытие.

— Значит, я устарел, — заметил вслух Элек. — Вам нужен супер, на который уйдут годы и годы труда…

— Что ты! — закричали монтажники. — Этот супер только для тебя, для черновых расчетов…

Пока мальчишки приставали к Элу, девочки подружились.

Рядом какая-то первоклашка рисовала смешных человечков под всем известную песенку: «Точка, точка, запятая… Минус — рожица кривая…» Майя и Эля переглянулись и принялись заполнять мелом пустые места в чертеже Сыроежкина.

— Сколько выйдет человечков из этой скакалки? — спросила Майка.

— Четверть миллиарда, — отозвалась эхом Элечка. — Самых разных…

Майка рассмеялась: каких только чудищ не изобразила ее новая подруга! Круглые, квадратные, многоглазые, руконогие — казалось, все описанные в фантастике инопланетяне были собраны из обычных точек, палочек и одного огуречка.

— Что вы делаете? — крикнул Сыроежкин, подбегая. — Что за рожи? Нарочно, да?!

— Это комбинации из твоих элементов, — пояснила Майка.

— Человеки, — подхватила Электроничка.

Лицо изобретателя на мгновение стало нечеловеческим.

— Они испортили мой супер, — пробормотал он растерянно.

— Вот она — супер! — Элек указал на Электроничку. — Настоящий супер.

— На жидких кристаллах, — подтвердила девочка-спортсменка. — Сверхпроводимость при сверхнизких температурах.

И она протянула руку Сереге.

Тот машинально пожал протянутую ладонь.

— Ну и ледышка! — пробормотал он.

Остальные тоже пожали ладонь и подивились ее прохладе.

— Сам ты ледышка, — парировала Майка. — В здоровом теле здоровый дух!

— А что такое «задавака»? — спросила Эля.

Вовка Корольков смутился и уставился в пустые школьные окна. Майка подскочила к нему.

— Это ты сказал «задавака»?

— Я не сказал, я подумал, — сознался Профессор.

— Ты хотел обидеть мою подругу? Или меня?…

— А что такое «зануда»? — спросила спокойно Электроничка.

На этот раз покраснел Сыроежкин.

— Она что — угадывает мысли? — шепотом обратился он к Элеку.

— Возможно, угадывает, — подтвердил Электроник. — У нее феноменальная чувствительность.

Сыроежкин недоверчиво посмотрел на Элечку.

— Угадай, модель, что я сейчас подумаю.

— Иди домой такая… сякая… балбеска, — прочитала девочка по едва заметным движениям его губ. — Что такое «балбеска»?

Светлова возмутилась.

— Это уже слишком, Сыроежкин! — вспыхнула она. — Сейчас же извинись!

— Извини, — сказал Сергей новой знакомой Электроника. — Я не нарочно. Просто так…

— Опасная особа! — заметил вполголоса Смирнов Профессору.

— Обычная телепатка, — констатировал Профессор.

Почему-то никто из мальчишек не изъявил больше желания угадать его мысли. Лишь Макар Гусев, у которого в голове царила каникулярная пустота, от души стукнул ногой по мячу, крикнул:

— Здорово, Элка! А не сгонять ли нам, братцы, в футбол?

— На старт! — спокойно и твердо ответила ему Элект-роничка.

И так посмотрела на Макара, что он надолго запомнил мрачновато-правдивый взгляд ее больших темных глаз.

Никогда еще не испытывал Макар столько унижений от обыкновенного футбольного мяча.

Сам виноват — вызвался защищать ворота.

С виду все обычно: пятеро подростков гоняли по площадке мяч, передавали его друг другу и били в одни ворота. Не каждый наблюдатель отличил бы среди игроков девчонку с короткой стрижкой. Но когда мяч попадал именно к ней, Макар внутренне напрягался.

Первый гол Эли он не заметил. Просто не увидел мяча и решил, что тот от сильного удара перелетел через металлическую решетку, отгораживающую площадку от двора.

— Принеси, Рэсси! — попросил Макар.

И тут все засмеялись, а Рэсси выразительно гавкнул. Макар оглянулся: гол!

Когда мячом завладела эта новенькая, на голкипера обрушилась серия мощных ударов. Вратарь бросался на летящий мяч и, вынимая его из сетки, не понимал, как он там оказался.

— Гол! Гол! Гол! — кричала Майя, и ей вторил громким лаем пес.

Теоретически Макар знал, что можно взять любой мяч. Но не успевал сообразить, куда бросаться: он только слышал свист и нелепо метался в воротах. А когда мяч, посланный снова Элечкой, слегка задел его по волосам, Макар ощутил в голове легкий звон.

— Пенальти каждый забьет! — крикнул он, раздосадованный неудачей. — Становись!

Элечка встала в ворота.

— Сейчас узнаешь наших! — похвастал Макар.

Он отметил шагами одиннадцать метров, разбежался и ударил по мячу.

Мяч оказался в руках у вратаря.

— Так ему! — крикнула Майка. — Давай, Элечка!

Тут Макар с такой силой ударил по мячу, что чуть не разбил новенькую кроссовку. Но вратарь в немыслимом прыжке выбила мяч из верхнего угла ворот. Игроки на площадке пришли в крайнее возбуждение, принялись пулять по воротам с любого расстояния. Вратарь каждый раз оказывалась в нужном месте, мяч словно прилипал к ее рукам. А когда Элечке надоела мелкая суета на поле, она пробила от ворот свободный. Мяч взмыл вверх и исчез из виду.

По знаку вратаря Рэсси стартовал с площадки и вернул мяч откуда-то из-за облаков. Макар так и остался стоять с задранной головой. Слава капитана сборной по футболу улетучилась в весеннее небо.

Все радостно хлопали новенькую по плечу, а она даже не улыбнулась.

Майя отозвала в сторону Электроничку.

— Послушай, ты робот? — сказала она почти утвердительно.

— Да, я робот.

— Я сразу догадалась, — улыбнулась Майка. — А они нисколечко не поверили.

— Почему не поверили? — спросила Эля.

— Понимаешь, — Майя нагнулась к ее уху, — мальчишки так устроены. Они верят только себе и во всякую разную чепуху. Мы им еще покажем!

— Кто мы? — уточнила Электроничка.

— Мы, девчонки! — Майя внимательно взглянула в глаза новой подруги. — Поедем с нами в пионерлагерь! Ты согласна?

— Мы, девчонки, — повторила Эля и ответила подруге пристальным взглядом: — Согласна.

Они обменялись ритуальными знаками: коснулись указательным пальцем губ, подпрыгнули на месте, покачали головой; Что-то очень важное отныне связывало их!

— Мы сумеем постоять за себя! — решительно произнесла Майя.

— Постоять за себя? — эхом вторила Элечка. — Значит, ты постоишь за меня?

— Да, — кивнула Майя. — А ты — за меня!

— Мы, девчонки?…

— Мы, девчонки!

Электроничка давно поняла, что Майя очень правдивая и смелая, в обиду подругу не даст. «Пожалуй, мне повезло, что я буду учиться у девочек», — решила она.

А Майя вспомнила, что когда-то она шутливо попросила профессора Громова подарить девчонкам Электроничку. И вот, пожалуйста, Элечка рядом с ней. Такая сильная, такая необыкновенная. Майка была готова сама забить гол Макару, но пока она этого не умела.

Подруги переглянулись и тихими голосами подхватили выпорхнувшую из открытого окна мелодию, закружили по зеленой траве.

— Поезжайте, поезжайте в лагерь! Я — за! Я уже дал согласие! — азартно говорил профессор Громов Электронику и Электроничке. — Там вы будете среди своих.

— И я решу свою задачу? — спросила Эля.

— Там сколько угодно девчонок и мальчишек. Мальчишек мы знаем — они на все способны. Верно, Элек? — Громов улыбнулся, вспоминая прошлое. — А вот девочки… Надеюсь, Электроничка, ты подружишься с ними.

— Мы, девчонки, покажем себя! — решительно сказала Эля и подняла над головой крепко сжатый кулачок, демонстрируя их с Майей клятву.

«Самое удивительное в тайнах то, что они существуют», — произнес про себя Электроник слова английского писателя Честертона. Посмотрев на решительную позу девочки, он тихо спросил Громова:

— Почему она не умеет смеяться?

— Ты знаешь, смех не рождается сам по себе, — задумчиво произнес профессор. — Я рад, что ты обратил на это внимание. Значит, ты ей поможешь.

— Помогу.

Чуткий слух Эли уловил этот диалог. Она пожала плечами.

— А человек должен обязательно улыбаться? — И она украдкой взглянула на себя в зеркало.

— Время от времени, — сказал с улыбкой профессор.

— Когда смешно, — добавил Элек.

Элечка тряхнула головой, подскочила на месте.

— На старт! — крикнула она. — Вперед, за смехом!

Громов выскочил на середину комнаты, замахал отчаянно руками:

— Тихо! Всем оставаться на местах!

Но Элечка не собиралась никуда бежать.

— Я пошутила, — сказала она.

Ни тени улыбки не мелькнуло на ее лице.

— Хватит шуток! — Громов опустился в кресло. — Мне надоело быть отцом беглых роботов! Впрочем, — спохватился он, — шутите сколько угодно. Только без особого риска…

Он оглядел своих непоседливых, умных детей. Завтра у них новый день, новые испытания. Пора проиграть все возможные ситуации… В общих чертах такой крупный, такой авторитетный в научном мире эрголог, как Громов, представлял себе будущее Электронички. «Эргон», как известно, значит по-гречески «работа», а «эрголог» по-современному — роботопсихолог.

— Итак, — начал эрголог беглых роботов, — ваша цель должна быть вам абсолютно ясна…

— Я буду иногда прибегать за советом, — сказала на прощание профессору Элечка.

МЫ, ДЕВЧОНКИ

Самый несчастный работник лагеря в первые его дни — дежурный. Нет, не шумная суета, не неожиданные вопросы, не безмерный ребячий энтузиазм ложатся тяжким грузом на плечи дежурного. Синяки и царапины, перепутанные вещи, подгорелая каша, колики в животах, коллективный приступ ночного смеха и тайные одинокие слезы под подушкой — все обычные мелочи, легко преодолимые трудности. Самое страшное для дежурного по лагерю — брошенные на произвол судьбы одинокие родители.

— Лагерь «Электроник», — ежеминутно отвечает по городскому телефону дежурный врач. — Коля Синицын? Как же, знаю Колю — здоровяк, силач, футболист.

— …!!!

— Нет, у него не бледное лицо. Утренняя температура 36 и 6.

— ???

— Нет, не надо приезжать. Я передам ему от вас привет.

Следующая мамаша прорывается, едва трубка коснулась рычага.

— Жива, здорова, температура нормальная, — меланхолично сообщает врач. — Нет, фрукты они получают в достаточном количестве, полный набор витаминов. А конфеты мы просим не посылать… Прибавит в весе ваша девочка, не беспокойтесь, пожалуйста…

Доктор рассеянно посмотрел, как катится по безоблачному небу золотой шар солнца. Взбежать бы, пользуясь тихим часом, по крутобокой чаше небес, забить бы огненный пенальти в сетку звезд!..

В следующую минуту врач уже читает вслух меню.

— Завтрак… Обед… Полдник… Ужин… В целом это получается три тысячи двести семь калорий на каждого!.. Что, мало?… Вы когда-нибудь, гражданка, видели калорию? Так вот, он их лопает более трех тысяч! Причем без добавок. Этими калориями слона можно раскормить!..

Почему все родители так заботятся о калориях и температуре и не один не спросит, какую книгу читали дети на ночь, сколько голов забил их сын, какие цветы поливала утром дочь? Неужели они забыли, как сами иной раз скрывались в кустах от всех взрослых, в том числе и от докучливых родственников?

Но самые беспокойные мамаши не ограничиваются телефонными звонками; они штурмуют лагерные ворота, пытаются пролезть с кульками в дыру в заборе. У ворот дает справки дежурный врач, а вдоль ограды скользит молчаливой тенью черный лохматый пес. Два зеленых глаза со скачущими молниями оберегают нейтралитет границы.

Однако одна мама узнала пса.

— Рэсси, ко мне! — Она протянула ему сверток с лакомствами, назвала отряд и фамилию своего чада. — Вперед, Рэсси!

К удивлению остальных родительниц, грозный пес безмолвно повиновался приказу.

— Это Рэсси, — объяснила технически грамотная мама. — Он служит человеку и может быть обыкновенным псом.

В тот вечер Рэсси отнес немало посылок и записок, пока его не застал за этим неблаговидным занятием Электроник.

— До чего ты дошел, Рэсси, — сказал позже, в отсутствие родителей, Эл. — Таскаешь конфеты, вместо того чтобы узнавать тайны мироздания…

Рэсси бросил контрабанду и занялся мирозданием. Но слова чьей-то мамы о превращении в обыкновенного пса еще долго преследовали его.

А врач не выдержал и вывесил на воротах заметную издали табличку:

КАРАНТИН

Слово вроде не страшное, но могущественное. У забора сразу стало пусто.

— Карантин от чего? — спросил Ростислав Валерианович, преподаватель физкультуры, исполнявший обязанности начальника лагеря.

— От всего, — пояснил кратко врач.

— Я должен знать, подписывая приказ, — уточнил принципиально Ростик. — Корь? Свинка? Коклюш?

— От родителей! — не выдержал доктор.

— Здорово ты это придумал! — усмехнулся Ростик и подмахнул приказ. — После чая — все на тренировку!

Врач еще раз осмотрел ребят. И не нашел в них ничего, кроме загара, здоровья и озорной таинственности в глазах.

— Здравствуйте, Карантин Карантинович, — приветствовал его какой-то насмешник из старшего отряда.

— Подежуришь на кухне или сделать укол? — спросил врач, оглядывая здоровяка.

— Конечно, укол… — радостно реагировал здоровяк.

— Иди забей гол! — усмехнулся доктор.

Элечка выскользнула из палаты на рассвете.

Ее волновало таинственное рождение утра…

Солнце еще не встало, но Эля ощущала за далеким бугром горизонта его струящиеся ласковые лучи. Трава и листва умылись росой, сбрасывая темные краски ночи, наливаясь изумрудным зеленым цветом. Девочка слышала, как ворочаются в гнездах птицы, как сопят под елками ежи, как кто-то скребется под землей. Десятки живых сердец бились вокруг, и каждое отзывалось в Электроничке радостью новой жизни. Но не было пока сигнала петь, прыгать, бегать, летать, — словом, не было еще всеобщей побудки природы.

Элечка обладала удивительной чувствительностью. Она анализировала фотонный состав разных участков неба. Расшифровывала первые вскрики птах. Видела насквозь сложные биомеханизмы пчел, мух, стрекоз, муравьев и прочей мелкоты. Прогнозировала погоду на каждый ближайший час. Все эти острые ощущения, однако, не складывались у Элечки в общую картину летнего утра, и она чувствовала себя растерянной.

«В чем дело? — спрашивала она себя. — Я вижу, как дышит дерево, как растет трава, как розовеет понемногу высокое облако… Но я лишь фиксирую их состояние, не понимая, чем утро лучше ночи. Я такая же бодрая, как обычно, и утренняя свежесть для меня лишь цифры температуры, влажности и давления. Что же нового в новом утре?» Чувство растерянности не проходило. «А может, я просто неживая?»

От этой мысли ее охватила электрическая дрожь. Эля больше не хотела оставаться в одиночестве. Она вложила два пальца в рот и лихо, по-разбойничьи, свистнула.

Тотчас распахнулись двери голубого коттеджа, и на веранду выбежала великолепная Элечкина пятерка: Майя, Кукушкина, Света, Лена и Бублик.

— Ты звала нас? — выпалили девчонки, протирая спросонья глаза.

— На старт! — скомандовала Элечка, и девчонки соскочили с веранды, встали рядом с вожаком. — Бегом марш!

И вот они бегут за Элечкой по мокрой поляне, продираются сквозь сыплющий градинами воды орешник, несутся по росистому мягкому лугу. Взбираются по косогору вверх и сталкиваются лицом к лицу с огненным ядром солнца.

Стихли вопли, восторги и визги. Девочки несмело взялись за руки, закружились на зеленом холме. Издали они казались розовыми птицами, готовыми вот-вот взлететь. Отсюда, с вершины холма, Элечка видела совсем иной, чем прежде, мир. Мир цветной, пестрый, меняющийся в свете солнечных лучей. И она вместе с подругами была частью этой бесконечной разнообразной природы.

— Мы, девчонки, — негромко сказала Эля.

И остальные повторили за ней магические слова, присели на корточки в кружок, зашептали что-то, низко склонив лохматые мокрые готовы.

Если бы мальчишки услышали, что бормочут девчонки, они бы очень удивились таким странным словам:

— Я никогда не влюблюсь в Сергея Сыроежкина, — шепотом начала Электроничка.

И подруги, обмирая от страха, непонятного волнения и всей таинственности ритуала, тихонько дружно подхватили:

— Ни-ког-да!

— Я никогда не влюблюсь в Макара Гусева.

— Ни-ког-да!

— Я никогда не влюблюсь в Витьку Смирнова.

— Ни-ког-да!

— Я никогда не влюблюсь в Профессора… то есть Вовку Королькова.

— Ни-ког-да!

— Я никогда не влюблюсь в Чижикова-Рыжикова.

— Ни Чижикова! Ни Рыжикова! Ни-когда!

Если бы мальчишки узнали, что сама заводила девчачьей компании не понимает до конца смысла тех слов, которые она произносит, не знает, как бережно обращаются люди с важными в жизни понятиями, — словом, не понимает, что говорит, мальчишки бы не обиделись на нее.

Но здесь, на поляне, собрались не просто болтушки, здесь была боевая спортивная команда. Капитаном ее единодушно избрали Электроничку. Когда это случилось, Элечка на секунду задумалась, спросила:

— Но почему именно я?

Ей ответили:

— Ты самая спортивная…

— Ты — Элечка…

— …Знаешь все правила.

— …И научишь нас…

Все это привело Элечку к решению сложной задачи — как ей быть: командовать или не командовать людьми?

— Я согласна, — сказала она. — Но я буду по-прежнему учиться у вас.

И тут Майка, выдвинувшая Электроничку в капитаны, произнесла совершенно непонятную для подруги, не предусмотренную договором формулу:

— Я никогда не влюблюсь в Электроника!

Команда растерялась, потом опомнилась, уставилась на капитана.

Электроничка встала, и все увидели в ней настоящего капитана.

— Ни-ког-да! — отчеканила капитан девчонок, И сформулировала свое решение: — Пусть мальчишки влюбляются сколько угодно в нас, когда мы выиграем игру…

Если бы мальчишки слышали все это…

Они бы поняли, что девчонки по своему обыкновению затеяли с ними игру. Игру, конечно же, не в абстрактные понятия, не в символы, даже не в личные переживания. В игру, в которую с детства влюблено все человечество, — в ВО-ЛЕЙ-БОЛ.

Ни для кого в лагере не было секретом, что девчонки решили побить мальчишек. Побить, конечно, не в буквальном смысле слова. Все понимали, что речь идет о честном поединке между пятеркой Электронички и пятеркой Электроника.

Истина была совсем рядом — на спортивной площадке. Стоило только посмотреть, как тренируются здесь две знаменитые команды во главе со своими капитанами — Электроникой и Электроничкой…

Для игроков и болельщиков время между тихим часом и ужином самое приятное, самое азартное. Солнце, не такое жаркое, как днем, приятно пригревает спортгородок, окруженный высокими соснами. Спортсмены в нарядной форме выбегают на площадки танцующим шагом; кажется, что они собрались на прогулку; никто не думает, что через минуту белые трусы будут в пятнах от песка и толченого кирпича. Свисток судьи — и мышцы наливаются силой, все на волейбольном поле приходит в движение. Слышны только гулкие шлепки по мячу.

Самые яростные поединки других лагерных команд похожи на классический балет в сравнении с разминкой команды Элека. Вот ее состав: Электроник, Сыроежкин, Корольков, Гусев, Смирнов и Чижиков-Рыжиков. Возле этих тигров по своей чудовищной силе, львов — по быстроте и прыгучести, леопардов — по грациозности и коварству всегда замедлял шаг Ро-стик. Бросив испытующий взгляд на питомцев, Ростик обычно изрекал знаменитую заповедь основателя олимпийского движения барона Пьера де Кубэртэна: «О спорт, ты — мир!»

Возле девчонок физрук лагеря произносил другую истину великого олимпийца: «Главное не победа, а участие». Когда же Электроничка била по мячу, он на мгновение замирал и следил за мячом одним глазом: не лопнул ли… Ростик знал, что авторитет Элечки на спортплощадке был настолько велик, что девочки решили создать почетный клуб Электронички. В клуб принимались те, кто больше всех набрал очков. В клуб были приняты: Майя, Зоя (Кукушкина), Бублик, Лена и Света.

Электроничка объявила своим, что они будут «королевами воздуха». Поначалу предложение обрадовало девочек своей кажущейся легкостью: кто не играл в детстве во дворе, на даче, в пионерлагере в волейбол! Ну, потренируются как следует — станут и королевами. Но волейбол оказался строгой спортивной дисциплиной, точнее — самодисциплиной для каждого.

Самые рослые — Майя и Зоя — были определены в нападающие. Нападающие, как известно, должны обладать высокой прыгучестью, бить сверху вниз по мячу и не терять ни на минуту самообладания. Кроме зарядки, будущие бомбардиры тренировались в прыжках в длину и высоту, беге с барьерами, настольном теннисе, метании молота и гранаты. На ветвях деревьев вокруг дома девочки подвесили разноцветные тряпки. Когда Майка подскакивала с разбега, она почему-то вздыхала и с серьезным лицом била ладонью по тряпке; удар у нее получался прямой, короткий и сильный. Кукушкина при подскоке повизгивала, вертела головой и наносила косые, коварные удары. Ее визг действовал на нервы соперников. Бублик и Лена — те самые девочки из одного дома, которых когда-то познакомил заочно Электроник, — не могли ни минуты прожить друг без друга. Были они обе крепкие, кругленькие и отчаянно-смелые. На мяч кидались дерзко, иногда даже вслепую, причем обе разом. Прирожденные защитники! Бублики!

Эля оценила самоотверженность своей команды. Однако до «королев воздуха» им еще далеко.

— Будем перестраивать тело! — решительно сказала капитан команды. — Надо выровнять осанку!

— Перестраивать так перестраивать! — дружно согласились Бублики, понимая, что от чрезмерных занятий уроками они потеряли за зиму спортивный вид.

Для перестройки были предписаны утренний кросс по пересеченной местности, езда на велосипеде, лазанье по канату, марш-броски, преодоление полосы препятствий, тройные прыжки, гимнастика на снарядах, плавание. Девчонки с восторгом приняли нагрузку. Тем более что тренировала их сама Электроничка.

Во время тренировок Бублики сделали массу открытий. Во-первых, они обе обожают Электроника, который их подружил и заставил заново пересмотреть прожитую жизнь. Нет, это не значит, что они изменяют девчачьему племени, — просто должен быть у них какой-то идеал… Во-вторых, Бублики обнаружили в себе массу слабостей и провозгласили: «Долой слабости!» Например, раньше они любили поваляться и понежиться в постели, много думали о своей персоне, но ничего не делали существенного для того, чтобы самоутвердиться в жизни. Что касается спорта, то они просто избегали его под видом чрезмерной занятости. В-третьих, теперь, когда наконец подруги поняли всю важность непробиваемой защиты в волейболе, они решили овладеть еще и мастерством бомбардира, гасить мяч не хуже, чем Майя и сама Элечка…

Позже всех на площадке появилась худенькая беленькая Света и как-то незаметно стала центром всей игры. Света не бросалась в глаза болельщиков своими прыжками, но она точно угадывала полет мяча, вовремя становилась на его пути и, почти не оглядываясь, направляла подруге. Во всякой игре есть такие бескорыстные трудяги, которые стараются сделать для команды все возможное — принять мяч сверху и снизу, вынуть из мертвой зоны, перекинуть через голову, задержать на мгновение на кончиках пальцев, пока не подпрыгнет бомбардир, точно вложить ему в руку для удара. Света оказалась незаменимым дирижером атак. Единственное, что она позволяла себе в игре, это легонько коснуться плеча подруги, которую слишком гипнотизировал мяч, шепнуть ей: «Не дрожи коленками!» Совет действовал безотказно.

Элечка нашла талантливого игрока в пустом коридоре за шкафом. Она сразу поняла по тихим всхлипам, что человека обидели, спросила: «Что с тобой? Тебе помочь?» Света молча покачала головой. Слезы катились по ее щекам, и Эля впервые убедилась, что знак «нет» не означает категоричного отказа в помощи.

Света К. -та самая школьница, которая написала письмо о героях телефильма, в том числе похвалила Сыроежкина и получила ответ от Электроника. Света опоздала на два дня в лагерь и никого не знала в своем отряде. Она обрадовалась, что будет отдыхать вместе с настоящими Электроникой и Сыроежкиным и рассказала о своем заочном знакомстве. И вот как-то Света услышала из-за прикрытой двери тайный разговор: девчонки давали клятву, что не примут новенькую задаваку ни в одну игру. Подговорила всех Нина, которой почему-то не понравилась Света. Она и назвала ее задавакой.

— Вот и я, — сказала Света, входя в палату. — Надеюсь, вы пошутили?

— Она еще подслушивает! — возмутилась Нина. — Нет, мы не пошутили. Иди пожалуйся своему Элеку! Или Сергею.

По интонации голоса Света догадалась, что Нине тоже нравится быть рядом с Элеком и Сыроежкиным. Быть может, как и ей, Нине более понятен и симпатичен Сергей, — ведь он такой смешной… Ну и что тут особенного, если две девчонки краем глаза наблюдают за одним мальчишкой? Кто не сходит с ума по киноартистам? Главное, что киногерои оказались не выдумкой, а живыми мальчишками. Это не каждый день случается.

Улыбка исчезла с лица Светы, она покраснела, нагнула голову.

— Никому я жаловаться не буду, — произнесла новенькая.

— Можешь написать еще одно письмо за подписью «Света К.», — иронично отозвалась Нина.

А девчонки подхватили:

— Света К., Света К…современный стиль письма…

И тут Света поняла, что Нина лидер в этой палате. Вон девчонки даже подпоясываются, как она, — красными поясками. И прически у них одинаковые — с аккуратными челками. А она лохматая-прелохматая.

Света умела быть в центре любой компании. Но достигала она этого по-своему: если и высмеивала кого-то, то мягко, справедливо, без всякой ответной обиды.

Не может быть в одной палате двух лидеров. Новенькая под смешки девчонок удалилась. А в коридоре почувствовала себя совсем одинокой. Хорошо, что девчонки не видели ее.

— Переходи к нам, — предложила Электроничка, выслушав немного бессвязный рассказ Светы.

Элечка давно усвоила, что нельзя никого обижать без всякой причины. Наверняка так бы поступила и Майя, увидев плачущую девочку.

— Разве я виновата, что мне нравится Сергей? — вздохнула Света.

— Конечно, не виновата, — поддержала Элечка. — Мне тоже нравится Сергей. И Электроник, — добавила она.

Света вытерла слезы, решилась на отчаянное признание:

— Откуда я знаю… может, я еще полюблю его… Разве я виновата?

— Полюблю? — Девочка с несмеющимися глазами в упор смотрела на Свету. — Что такое любовь?

Света вспыхнула, махнула рукой: разве так просто, в коридоре, объяснишь? Она и сама-то толком не знала. А Элечка догадалась, что это очень важное для человека состояние, если оно вызывает и слезы, и улыбку. Она запомнила новое слово, решительно сказала:

— Мы принимаем тебя в игру.

В ту ночь, когда Света перебралась в палату волейболисток, и родилась шутливо-серьезная клятва о том, как победить команду Электроника. Девчонки по косточкам разложили мальчишек и решили не отвлекаться на разного рода неприятности и пустяки вроде влюбленности. Света первая произнесла громким шепотом знаменитую фразу: «Я никогда не влюблюсь в Сергея Сыроежкина». И Майка ничего ей не возразила, наоборот — поддержала новую подругу: «Ни-ког-да!» Все остальные девчонки на мгновение притихли, а потом возликовали: «Ни-ког-да!» — вот это настоящая солидарность, без всяких там вздохов, слез и глупой ревности. И Электроничка, которая прислушивалась к подругам, согласилась, что все силы надо отдать победе.

Света оказалась незаменимым игроком в центре площадки. Мяч словно сам стремился попасть в ее руки. А вокруг были чуткие, понимающие каждый ее жест подруги.

— Видишь, какой она талант? — сказала однажды Эля Нине.

— Талант? — Нина пожала плечами. — Это просто Светка, и больше никто.

— Ты обидела человека! — сказала Эля, не уточняя ничего.

— Человека! — Нина презрительно засмеялась. — Тоже мне, учителка нашлась!

— Черствяк! — сказала ей Майка. — Учти, за Светку мы — горой!

— Я буду изучать тебя! — честно предупредила Нину Электроничка. — Пока не пойму, почему ты такая.

— Что ж, изучай, пожалуйста, — ответила Нина и удалилась горделивой походкой. — Я не Светка! — крикнула она, оглянувшись. — Я не пожалуюсь.

Элечка и Майя долго смотрели ей вслед. Они не знали, что Нина расспрашивала потом подруг, что такое «черствяк», пока ей не объяснили, что это засохший, черствый хлеб. Только тогда Нина обиделась и задумалась, зачем ее будут изучать…

…Команду Элечки узнавали не только на спортплощадке.

Утром, после завтрака, когда отряды с песнями шли в поле трудиться, эта команда первая совершала марш-бросок на свое рабочее место. Многоскоком — с ноги на ногу — сбегала по лесной тропе. Прыгала через канавы. Махала через плетень. Ползла по-пластунски под кустами. Бросала камни через овраг. На полной скорости врывалась на поле, мгновенно расхватывала лопаты и тряпки. И вот звенит командирский голос над цепочкой работающих:

— Не дрожать коленками!.. Долой слабости! Выровнять осанку!..

Элек заметил про себя, сколько новых команд, помимо знаменитого призыва «На старт!», появилось у Элечки. К его удивлению, в ответ на каждый грозный окрик капитана раздается дружный смех ее девчат.

Конечно, мальчишки сразу уловили, что девчонки перестали обращать на них внимание. Но они не придали этому особого значения. Мальчишки тоже усиленно тренировались.

НОЧНАЯ ПРОГУЛКА РОБОТОВ

По ночам, когда пионерлагерь затихал, Электроник и Электроничка совершали прогулки по окрестным местам.

Однажды, когда Элечка лежала на заправленной постели, в окне появилась лохматая голова мальчишки.

— Чего лежишь? — спросил шепотом Эл и предложил: — Пойдем подышим свежим воздухом.

— Свежим воздухом? — переспросила, поднимаясь, Электроничка. — Зачем?

— Так приняло у людей, — пояснил Электроник, и она приняла предложение.

До сих пор Элечка не знала, что делать по ночам, когда подруги спят. Она лежала с открытыми глазами и представляла себе тот огромный, сложный мир, в котором очутилась. Зачем она здесь — маленький спортивный робот, изобретенный пусть даже самим гением — профессором Громовым, зачем? Чтобы тренировать девочек? Пожалуйста, она готова заниматься и ночью, но с наступлением темноты ее подруги, пошушукавшись и посмеявшись над впечатлениями дня, крепко засыпали. По мнению Элечки, это было нерационально. Элечка чувствовала себя ночью одинокой. У нее не было двойняшки, которая видела бы за нее сны…

И вот, как и при знакомстве, они с Элеком выбежали на загородное шоссе. Ночью мир открылся Электроничке совсем-совсем другим. Над темным забором леса повис кругляк луны, отражавший лучи невидимого солнца. Фиолетовый пар клубился над болотами. Равнины заливала белая пена тумана. Обострились все запахи — леса, полей, спящих цветов. Светили, отражаясь в глазах Элечки, звезды Северного полушария. И туда, к звездам, в таинственный иллюминатор луны, уводила путешественников светлая ночная дорога.

Они бежали на небольшой скорости, невольно подчиняясь неторопливому течению ночи, и разговаривали.

— Что такое космос? — спросила Элечка, вглядываясь в далекие звезды.

— Космос? — Элек кратко объяснил ей строение Вселенной.

— Я никогда не была в космосе, — заметила Элечка вслух. — Я так хочу в космос.

— Ты обязательно полетишь в космос! — уверенно сказал Электроник. — Не сегодня, конечно…

— Не сегодня, — эхом отозвалась бегущая рядом девчонка. — Но я не видела даже зимы.

— Скоро ты увидишь и зиму, и снег, и лыжников. И сама прокатишься с горы.

— Я многое не видела в этом мире, — продолжала жаловаться Элечка. И перечислила: зверей и птиц, города и страны, музеи и театры, моря и океаны, книги и телепередачи, пустыни и джунгли, фильмы и концерты, созвездия и галактики — все то, о чем она читала, слышала или догадывалась. На Электроника внезапно свалилась гигантская программа познания жизни, но в какой последовательности ее осуществлять, он пока не знал. В свете луны они были похожи на серебристых астронавтов, спешивших навстречу звездам.

— Со временем все узнаешь, — пробормотал Эл.

— Со временем? — переспросила Элечка, и ему послышалась ирония в ее словах. — Ты имеешь в виду какое время — земное или наше, электронное?

— И то, и другое.

Девочка внезапно остановилась, топнула ногой, и мальчишка чуть было не налетел на нее, остановился в сантиметре. Кед Элечки придавил сандалию Элека, глаза ее смотрели в его глаза.

— Скажи, кто я такая?

Это был самый сложный для Электроника вопрос. И пока он вырабатывал десятки определений, выбирая самое подходящее для лунной ночи и осторожно высвобождая из-под резинового кеда свою ногу, Электроничка, кажется, поняла ситуацию.

— Скажи, я действительно супер?

— Супер, — кивнул Элек. — Суперэлектроничка.

«Супер» — было самое модное словечко в лагере. Пошло оно от мальчишек. Теперь не существовало просто Сергея, Витьки, Макара, Вовки. Все сплошные суперы. Супергусев за обедом съедал две порции супержаркого и, набравшись сил, забивал в футболе суперголы. Суперсмирнов изучал в большую лупу супержуков, комаров, муравьев, кузнечиков. Суперпрофессор синтезировал на компьютере в комнате отдыха новейшие произведения искусства. А Суперсыроежкин, которому было поручено шефствовать над младшим отрядом, совсем впал в детство: играл с малышами во все игры, дурачился и смеялся без конца.

Девчонки явно посмеивались над «суперами», хотя и виду не подавали, и это первым уловил чуткий Сыроежкин. Вон и Майка прошла мимо, не повернув головы. И Кукушка нос в сторону дерет. Даже эта замухрышка Светка и та ни-ни, хотя и писала когда-то ему «твоя Света К.». «Ну, какие же мы суперы, — сказал в сердцах Сергей Электронику. — Мы стандартные, даже суперстандартные». — «Мы все немного устарели, — ответил ему Электроник. — А вот Элечка — супер…»

— Нет, я не супер, — сказала, топнув ногой, Электроничка. — Я обыкновенная новая машина. Учусь, как ты и советовал, у подруг. На старт, Элек!

Они снова побежали к сверкающей вдали луне.

— Чему ты учишься у них? — поинтересовался на ходу Эл.

— У Зои Кукушкиной — любопытству…

— Надеюсь, не к сплетням? — поиронизировал Эл.

— Нет, не к сплетням. Она теперь другая…

— Занятно, — усмехнулся Электроник, вспоминая, сколько тревожных минут доставило им прежде «любопытство» Кукушкиной.

— У Светы — скромности и справедливости…

— Светка — классная девчонка, — согласился Эл.

— У Майи — правдивости и красоте…

— Слышал бы тебя Сергей, — усмехнулся Эл, но Элечка его не поняла.

— Даже у Нины, — продолжала Электроничка, — несмотря на ее недостатки, некоторой гордости…

Электроник присвистнул: мол, стоит ли чему-то учиться у Нины? Он не знал одного эпизода.

Нина по-прежнему наговаривала девчонкам на Свету. Смысл ее предупреждений и намеков сводился к одному: не дружите со Светкой!.. Нина — красивая, подтянутая, всегда аккуратно одетая — постоянно наблюдала за Светой и не могла понять, как такая лохматая тихоня стала душой команды. Конечно, Нина давно догадалась, что Светка прирожденный лидер, но это было для нее загадочно.

И вот однажды Электроничка подсела на скамью, где в одиночестве скучала Нина.

«Представь себя бабушкой», — напрямик заявила Элечка.

«Я? Бабушка?» — Нина так и подпрыгнула на скамье.

«Да, ты — бабушка, — подтвердила спокойно электронная девочка. — И ты рассказываешь внукам о своей подруге Светлане, которая побывала на Марсе…»

«Светка на Марсе?» — удивилась Нина.

«Да, Светлана Ивановна первой из женщин высадится на Марсе, а ты будешь вспоминать всю жизнь это лето…»

Нина фыркнула и ушла. При встрече со Светкой она пробормотала что-то вроде «извини» и отвернулась. Гордость не покидала Нину, но она старалась пересилить себя. И Элечка пришла к выводу, что она почти решила задачу их примирения.

— А у Бубликов? — спросил Электроник, перебирая про себя команду соперников. — Чему ты учишься у Бубликов?

— Восторженному отношению к тебе, — спокойно ответила Электроничка.

Электроник от неожиданности чуть не споткнулся.

— Чего-чего? — спросил он почти сердито.

Элечка взглянула ему в лицо, глаза ее оставались серьезными.

— Бублики в тебе души не чают, как они говорят, — пояснила Электроничка. — Они очень рады, что нашли друг друга.

«Опять эти странные выражения, — подумал Эл — «Души не чают» Он до сих пор получал письма от девчонок с самыми разными «признаниями» Девчонки! Что и говорить — сумбурные существа, что угодно напишут! А если разобраться, все они ищут идеального героя.

Элек вспомнил некоторых своих корреспонденток.

Светлана в зале Выборгского дворца культуры исполняет концерт Чайковского…

Оксана в Свердловске сочиняет стихи…

Марина в Нижневартовске играет с малышами на улице…

Нина из Челпок-Аты зовет его провести каникулы на Иссык-Куле…

Наташа и Лена из белорусского села занимаются плаванием, волейболом, ездой на мотоцикле, лазаньем на деревья…

Дженни из болгарского города Пловдива в школьном зоопарке наблюдает за медвежатами, рысятами, ужами, разной птицей…

Бланка с карандашом и альбомом бродит по Праге, делает зарисовки старого города…

В Нагасаки мальчик Итиро и девочка Марико играют в японский бадминтон — «ханэ-цуки», подкидывая деревянными палочками шарик с птичьими перьями — «хаго», и приглашают Электроника принять участие в их школьном турнире…

Весь мир словно состоял из одних девчонок и мальчишек. И это было великолепно. Ведь никто не мог лучше них придумать самое необыкновенное в жизни.

Еще многих друзей припомнил бы Электроник, если бы не услышал странный вопрос.

— Скажи, а что такое любовь?

Теперь пришла очередь Эла внезапно остановиться. Он внимательно оглядел спутницу.

— Ну, ты даешь! — И бросился назад к лагерю.

— Постой! — Элечка его нагоняла. — Я ведь серьезно.

И тут Электроник призвал на помощь Рэсси.

— Рэсси, ко мне!..

Но Рэсси явился не сразу.

Двое бежали по ночному шоссе, и луна серебрила их спины и сверкавшие пятки. Они были похожи на гигантских светляков.

Несколькими минутами раньше Рэсси вызвал другой голос. Сыроежкину снился сон схватка незнакомых людей с летающей собакой. И он непроизвольно произнес магические слова. Переговорная коробочка лежала на тумбочке Рэсси, планировавший над лагерем, услышал призыв. Он скользнул в открытое окно и свалился прямо на грудь Сыроежкина.

— А-а-а! — закричал Сергей, просыпаясь. — А-а, это ты, Рэсси, — сказал он, успокаиваясь — Ты мне снился.

Рэсси прыгнул на пол. Вся палата в один миг соскочила с постелей.

— Кто это? Что за зверь? Призрак Рэсси? — раздались недовольные, полусонные голоса. — Да это же Рэсси!

И тут же Редчайшую Собаку взяли в плен прыгающие мальчишки Они накинули на себя и на Рэсси белые простыни и, приплясывая, закружили вокруг него

пели мальчишки. Сергей весело аккомпанировал на гитаре.

Дежурный вожатый, обходивший лагерь, не поверил себе: в два часа ночи передают фильм об Электронике по телику? Не может быть!

Он прислушался: лихая песня все звучала.

Когда вожатый заглянул в палату мальчишек, он увидел странную картину. Пять привидений в белом носились с дикими криками по комнате, а шестое парило под потолком.

— Пора спать, — строго сказал дежурный, хотя ему очень хотелось вместе со всеми поиграть с Редчайшей Собакой.

Ребята улеглись на постели. А Рэсси, сбросив простыню, взмыл к звездам.

Он увидел их еще издали: две серебристые фигуры вынырнули из леса и быстро приближались к лагерю.

— Нет, я серьезно, — не отставала Элечка. — Девчонки то и дело говорят об этом, а объяснить не могут. Что такое любовь?

— По-моему, это преданность человеку, — ответил после некоторого раздумья Элек. — Или человечеству.

— Я предана человеку, — тут же отозвалась Элечка. — Но никому не говорю об этом и не пишу людям записки… Объясни, пожалуйста, точнее.

— Ты все поймешь сама, — бросил через плечо мальчишка. — Через месяц… А может, и через год…

— Через год?! — воскликнула Элечка. Она дернула мальчишку за рукав. — Я машина. Я не могу вхолостую работать целый год… И даже месяц… Я хочу понять сейчас.

Электроник повернулся к ней. Темные немигающие глаза уставились в его зрачки.

— Когда ты сменишь несмеющиеся глаза на смеющиеся? — спросил он.

— Тебе что — не нравятся несмеющиеся глаза? — запальчиво спросила она. — Разве они не похожи на человеческие?

— Бывают и такие, — пробормотал Элек.

— Сейчас же все объясни! — потребовала девочка с несмеющимися глазами.

— Сейчас, поверь мне, ты ничего не поймешь…

— Пойму… Постараюсь понять…

И тогда Электроник вторично кликнул Рэсси. Собака приземлилась у самых их ног.

— Зажги полярное сияние! — приказал ей хозяин.

Рэсси ракетой стартовал с места и стал делать круги высоко над лагерем. Там, где его прозрачные крылья пересекали звездные лучи, вдруг вспыхивали волны мерцающего света. И вот по черному ночному небу разлилось разноцветное космическое море.

— Это и есть полярное сияние? — спросила Элечка.

— Да. Смотри и слушай!

На ее лице отражались розовые, голубые, желтые блики, и она, запрокинув вверх голову, смотрела и слушала.

Эти слова пришли как будто ниоткуда, из глубины Вселенной, хотя их произнес обыкновенный электронный мальчик. И Элечка спросила:

— В самом деле, кто это — геометрическое среднее?

— Я? Ужасно молодая? — удивилась Элечка и, приблизившись к озеру, заглянула в его темное зеркало. — Воплощение красоты? Что это?…

А Электроник заканчивал стихотворение знаменитого поэта:

— Странные слова! — сказала Электроничка. — Это и есть любовь?

Электроник молчал.

— Странные слова, — повторила Элечка. — Хотя в них что-то таится… Между атомом и звездой…

Вдруг слабый ток пробежал по всему ее электронному телу.

Она вспомнила, как в игре один мальчишка хлопнул ее по спине ладонью. Она оглянулась, ничего не ответила. Мальчишка узнал ее, помахал приветливо рукой. «Понимаешь, — сказал он, — я нечаянно, в азарте, а потом испугался: думал, это обыкновенная девчонка, сейчас поднимет крик. А это оказалась ты, Эл. Ты не задавака, с тобой можно дружить…» Элечка махнула ему в ответ. Но тогда признание мальчишки не вызвало у нее такое странное беспокойство, как эти стихи.

Она огляделась и увидела первый солнечный луч, пробивший толщу леса. Услышала птиц. Ощутила запахи нового утра и свежесть росы. Ей стало легко. Захотелось пройти босиком по траве или взлететь, как Рэсси, на границу ночи и утра. «Что я натворила? — подумала в великом смущении Элечка, не понимая, что с ней происходит. — И зачем мы только клялись ни в кого не влюбляться? Я и не знала, что это значит… Что же будет дальше? Выиграем мы у мальчишек или нет?…»

А вслух она произнесла:

— Кто же я такая?

«ПОВАРА НА УЖИН!»

Пожалуй, наиболее занятые в пионерлагере — это люди в белых халатах и колпаках: повара. Их редко увидишь в столовой — разве что в окошечке раздачи, и то там мелькают не колпаки, а бесконечные руки, руки, руки, которые с изяществом жонглеров мечут на подносы тарелки с разнообразной едой.

В лагере еще звучит утренний горн, бегут по дорожкам спортсмены, потягиваются лежебоки и сони, а повара давно уже хлопочут на кухне. Кто сказал, что каши, котлеты и пирожные — не мужские заботы? В лагере «Электроник» все пять молодых поваров вместе с шефом составляют мужскую сборную по волейболу. Тренироваться, правда, им приходится после заката солнца. Уже на рассвете шипят сковороды, дымят котлы, хитроумная машинка режет овощи на крестики, нолики, ромбики, звездочки. Раз — и со сковороды летит в поднос сотня котлет, раз — и с другой сковороды полсотни блинов. Только глаз да глаз за ними, чтобы прожарились, не подгорели, были в меру солоны и сладки. А каша в котле, будто магма в чаше вулкана, бурлит, клокочет, вздыхает, вся светится изнутри и наполняет кухню удивительным запахом спелого поля. В такой пустой котел может запросто спрятаться взрослый человек, но когда совершается чудодействие кашеварки, никто не думает, как противно мыть и драить эту чугунную пещеру поздно вечером. Да что там, в конце концов, драить — лишь бы была съедена каша!

Перед завтраком наступает ответственный момент: шеф-повар снимает пробу. Шеф полнее других поваров. Из каждого котла, с каждой сковороды — а их немало — ему дают на отдельной тарелке, в отдельной чашке маленькие порции. С утра шеф прикидывает размеры своего завтрака и ворчит: «Куда столько? За день так напробуешься… Обалдеешь!..» Он поглощает завтрак сосредоточенно и вдумчиво, как прилежный школьник. Стряхивает крошки с усов, складывает салфетку.

Его спрашивают:

— Как, Иван Иванович?

— Нормально. — Завтрак понравился шефу. — Котлеты приправь укропчиком. Можно подавать.

И вот в столовую вступают отряды. На столах, покрытых белыми скатертями, приготовлены сыр, хлеб, масло, зелень. Это только приманка, разминка для едоков. Пробуждения всеобщего аппетита ждут повара и официантки. Они наготове, они во всеоружии — с тарелками, подносами, черпаками.

Если поставить вместо поваров в раздаточной цирковых жонглеров, сумели бы они с такой точностью метать каждую секунду на подносы по три, четыре, пять тарелок с дымящейся едой? Наверное, сумели бы; никакой фантастики здесь нет… А вот класть в ту же секунду в тарелку порцию мяса, сложный гарнир, поливать соусом или маслом, приправлять мелко нарезанным луком… это и есть фантастическая работа повара, неведомая даже циркачам.

Прошли жаркие минуты. Пустеет постепенно столовая. Лишь один отряд не встает с места. Повара понимающе переглядываются: у кого-то с утра неважное настроение, вялость, равнодушие к еде. А отряд сидит и стуком ложек нагоняет аппетит товарищу: «Вова, кушай кашу… Каша, кушай Вову…» Вова давится, пересиливает себя, но не подводит товарищей.

Теперь завтракать садятся повара. Кроме шефа. Шеф колдует над котлами и уже реально представляет себе, что ему подадут вскоре на обед.

Обед проходит в более замедленном темпе и чуть торжественнее, чем завтрак. Все набегались, накупались, и до закуски большой популярностью пользуется прохладный квас. В этот час жонглируют больше официантки, чем повара: им нужно в целости и сохранности доставить тяжелый груз к столам. А самим обедающим предстоит поглотить в два раза больше калорий, чем за завтраком. Хорошо идут в ход укроп, зеленый лук, молодой чеснок. Особенно вкусна корочка черного хлеба, натертая чесноком!..

День перевалил свой горячий пик. На кухню несут пустые тарелки. А что может быть большей наградой для повара, чем пустая тарелка!.. Но не спи, не спи, повар! Самый лакомый и долгожданный момент у детворы впереди…

Полдник! К нему готовятся повара и дежурное звено, его ждут все ребята, как праздник дня: что на полдник?… Фантазия поваров к концу смены чуть притупляется: много ли придумаешь комбинаций из конфет, фруктов, соков и молока?… И тут рыцарей кухни обычно выручает дежурное пионерское звено.

— Что у вас есть? — спросил Электроник шефа.

— Грейпфруты, — задумчиво сказал шеф. — Грейпфруты из солнечной Кубы.

— Годится! — ответил Электроник. — Сто блюд из солнечных грейпфрутов.

Команда Элека помчалась за ящиками.

— Сто блюд, — усмехнулся шеф-повар. Сам он готовил только два: грейпфрут с сахаром и сок из грейпфрута.

— Сок из грейпфрута под названием «Доброе утро!». — Элек начал с простого рецепта. — Коктейль по-кубински. Напиток тропический. Лунный камень. Крепость ацтеков. Мираж пустыни. Жаркое по-мексикански…

— Жаркое по-мексикански, — шеф-повар недоверчиво посмотрел на Элека. — Разве есть такое?

— Конечно, — махнул рукой Сыроежкин. — Элек отвечает за свои слова. Сейчас выдадим сто блюд из тропиков. Девчонки умрут от зависти. Первыми здороваться начнут: «Здравствуйте, Сергей Павлович! Здравствуйте, Электрон Электронович!..»

— Сто — это многовато, — заметил шеф, поглядывая на ящики с фруктами.

— Можно пятьдесят, — согласился Сергей. — Командуй, Электроша. Мне не терпится стать поваром!

А Элек уже командовал:

— Ножи. Соковыжималки. Молоко. Вода. Сахар. И если можно, пять лимонов.

Короткое наставление, и команда принялась за приготовление полдника. Трудились все с воодушевлением, будто заправские повара. Коктейль по-кубински сбивался из сока грейпфрута с молоком; он шипел и пенился, как морская волна. В тропическом напитке плавали тонкие кружки лимона. Прозрачные золотисто-серебристые дольки, посыпанные сахарной пудрой, и впрямь напоминали лунные камни. А крепость ацтеков вырезалась зубцами на твердой кожуре плода; по две крепости из каждого разрезанного грейпфрута.

Шеф с удовольствием отведал блюда, радуясь фантазии Электроников, пока не вспомнил:

— А жаркое по-мексикански?

Элек объяснил, что это блюдо подается в самый разгар полдника. Из плода осторожно вырезается мякоть. В маленький сосуд сыпят сахарный песок, добавляют спирт, опускают несколько долек фрукта и закрывают срезанной крышкой. Получается как бы целый грейпфрут. Но стоит поднести к нему спичку и — пожалуйста, сюрприз: жаркое по-мексикански.

— Ладно, обойдемся, — согласился шеф, услышав о спирте.

Полдник прошел на «ура». Каждое новое блюдо ребята встречали с энтузиазмом и требовали добавки. И хотя добавка на полдник не полагается, шеф предвидел последствия необычного угощения и пустил на него двойную порцию фруктов. Сергей заметил, что и команда Электронички не скупится на комплименты, уплетает полдник за обе щеки. Знай наших!

Одно не учел шеф — вечерний аппетит лагеря после фруктов.

За ужином зал жужжал, как улей с пчелами. Официантки едва успевали относить тарелки с добавками. Их встречал лес поднятых рук. Повара выскребли все котлы, послали едокам вазы с сухарями, наконец выставили «эн зе» — неприкосновенный запас: печенье и галеты. Казалось, в зале идет соревнование: кто больше съест. Но что это? Полки и сковороды пусты, а по столам гремят ложки: «Повара на ужин! Повара на ужин!»

Пятеро поваров в белых колпаках появляются в зале. Лица их сияют.

— Повара на ужин? — спрашивает шеф. И объявляет ко всеобщему удовольствию: — Пожалуйста! Через два часа — поздний ужин!..

На другой день дежурила команда Электронички.

— Сладкое. Яблоки. Соки, — перечислил шеф обычный ассортимент.

— А еще? — спросила Элечка.

— Грейпфруты, — шеф-повар назвал свой «эн зе».

— Грейпфруты отыграны, — пояснила электронная девочка. — Нужно что-нибудь новенькое.

— Новенькое пока на ветках, — отшутился шеф.

— А картошка?

— Картошки сколько угодно.

— Картофель! — потребовала Элечка. — Девочки, садимся чистить! Надо поразить мальчишек!

Какая-то новая интонация в голосе капитана удивила команду. Но азарт соревнования взял свое. Девчонки схватили ножи, подвинули ведра с картофелем, налили воду в самый большой бак.

— Вы не провалите полдник? — поинтересовался шеф. — Картофель — не экзотический плод, а каждодневный гарнир.

— Триста блюд из картофеля! — отчеканила Элечка. — Включите плиты. Нагрейте духовки. Приготовьте сковороды.

Шеф-повар покачал головой, но приказал произвести все необходимые действия. Он видел, что девчонки стараются изо всех сил, соскребая тонкую кожуру, слышал, как их капитан, ловко орудуя ножом, рассказывает историю картофеля.

Кто сказал, что картофель не экзотический плод? Да если хотите знать, он дороже любого золота на планете. И нашли удивительный клубень в горах Южной Америки, когда искали золото инков. Пока картофель не завоевал всю Европу, его подавали в знатных домах как самое изысканное блюдо. К счастью, это блюдо стало пищей простых людей, и во время исторических катастроф — голода, болезней, войн — картофель не раз спасал целые народы от гибели. Картофель может быть вареный, печеный, жареный. Может быть приготовлен соломкой, хрустящими дольками, по-венски, по-берлински, по-варшавски, по-белорусски, по-литовски, по-смоленски, по-московски. Не обязательно как простой гарнир…

Потрескивали плиты, гудели духовки, накалялись сковороды, стучали ножи. Казалось, все было привычно, кроме новых, зовущих в далекое детство ароматов. И еще вот этой песенки, которую распевали девчонки:

От знакомой песенки исходил не только картофельный аромат, но и дымок костра. Что же она напоминала?

Шеф вошел в кухню, и голова у него пошла кругом. Если не триста, то сто картофельных лакомств почти готово! И шеф наконец-то узнал песню — песню первых пионерских костров:

— А картошка в мундире? — спросил шеф.

— Будет! — хором ответили поварихи. — Соленья — за вами!

Шеф сбегал на склад.

— Селедка, к сожалению, кончилась, — объяснил он чуть смущенно. — Но есть килька…

— Килька пойдет, — согласилась новый шеф-повар. — И квас. Побольше кваса!

Никогда еще с таким аппетитом не дегустировал шеф новые блюда. А вслед за ним весь лагерь уплетал за обе щеки картошку по-венски, смоленски, деревенски, пионерски! Девчонки едва сдерживали улыбки, наблюдая, как их хвалят мальчишки. За обеденными столами гремела песня:

ДЕРЕВЕНСКАЯ И КОСМИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ РЭССИ

Летом не только человек, но и собака становятся совсем другими: им хочется необычной, очень подвижной жизни, новых приключений.

Рэсси исправно выполнял в лагере свои обязанности. Он, как маленький самолет, летал на большой скорости над полями, опылял их, уничтожал сорняки и вредителей. Играл с ребятами. Носил из палаты в палату записочки. На рассвете подправлял цветочный календарь, составляя точное число, а по ночам зажигал полярное сияние. Казалось бы, что еще нужно! Но в схемах Рэсси постепенно накапливалось какое-то сопротивление. Дело в том, что у электронного пса появилось непреодолимое желание стать обыкновенным псом.

Когда весь лагерь был на прополке капусты, Рэсси удрал в соседнюю деревню. Он ворвался на главную улицу, что тянулась вдоль реки, и навстречу ему из всех дворов выбегали с громким лаем вольные псы — без городских поводков и намордников. Рэсси никогда еще не видел столько собак сразу. Его встретили по-свойски: его облаивали!

Светило жаркое солнце, от реки веяло прохладой. На скамейках сидели старушки в белых платках. Ребятишки удили рыбу. Никто не обратил особого внимания на собачий переполох. Стая наседала на пришельца. Пожалуй, не во всех голосах была слышна особая приветливость.

Рэсси рыкнул на нападавших, обнажив клыки-кинжалы, и тут же дружелюбно махнул хвостом. Его сразу признали. Дворняги — а их было не меньше десятка — одна за другой обнюхали электронного пса и, хотя не нашли у него родственных запахов, не высказали никакого подозрения. Подбегали все новые и новые деревенские стражи. Кто-то принес Рэсси обглоданную кость, и он в знак солидарности подержал ее в зубах.

Вся стая, а с ней и Рэсси, устремилась за околицу, на зеленый, в желтых одуванчиках и белых ромашках, жужжащий и пахнущий летом луг. Но пожалуй, здесь больше было васильков. Пронзительно голубое кольцо, сливавшееся с синим небом, окружало маленькую деревню. Не потому ли назвали ее Васильки?

Рядом с Рэсси скакал длинноногий черный пес с белыми отметинами на боках.

«Грамоте обучен?» — спросил его Рэсси по-собачьи.

«Обучен», — радостно гавкнул белобокий.

«Что умеешь?»

«Гонять, сторожить, лаять, охотиться».

«Поохотимся вместе», — предложил Рэсси.

«Сейчас нельзя, запрет до августа, — пролаял новый товарищ и пояснил: — У них детеныши…»

«А-а», — протянул Рэсси, высунув, как и его приятель, язык.

Они разлеглись на траве, на самом солнцепеке.

«Букву «А» я знаю, — проурчал белобокий, и вся стая глубоко и сонно зевнула, при этом чутко вслушиваясь в разговор. — Дальше — нет».

«Ты живешь среди людей», — напомнил Рэсси.

«Буквы у собак не проходят, — признался белобокий. — На всю деревню два первоклассника, и те уехали».

«Придется учить азбуке», — прорычал вслух Рэсси.

Несколько псов вскочило и отбежало на край луга.

«Чего боитесь, лентяи? — пролаял белобокий. — Это свой!»

Лентяи робко приблизились.

А Рэсси уже поднялся, распустив крылья, над лугом и, пикируя к земле, начертал в воздухе знакомую фигуру: «А».

«Р-р-ра-а», — повторили за ним дворняги.

Потом были следующие буквы: «Р-р-рбе-бе… Р-р-рве-ве-е».

И стая завершила первый урок грамматики победным воем и лаем:

«Р-р-рабв… Р-р-рабв!..»

Рыбаки на реке очнулись от задумчивости, оглянулись: чего они там не поделили?… А дворняги после напряженного труда погоняли в траве и завалились дрыхнуть.

«Ты из города?» — поинтересовался белобокий.

«Из пионерского лагеря». — Рэсси назвал себя и узнал, что его нового приятеля хозяин зовет Сторожевым.

«Что ты сторожишь?»

«Все, — признался пес — Лодку. Мотоцикл. Корову. Дом. Хозяина. А ты научишь меня летать?» — спросил любознательный Сторожевой.

«Научу, — пообещал Рэсси. — Но тебя надо начинить электроникой».

Белобокий вздрогнул, вскочил на крепкие лапы.

«Не надо, — прорычал он. — Я и сам научусь летать!» — И бросился бежать со всех ног.

Рэсси без труда настиг его, но обгонять не стал, побежал рядом.

Это был, пожалуй, самый значительный день в их дальнейшей дружбе.

Всей стаей псы сыграли на пустынной спортплощадке в футбол, поддавая мяч носами и порою огрызаясь, в настоящий собачий с ничейным счетом футбол. (Рэсси не проявлял своих способностей, держался наравне с другими.) Когда клубы пыли на футбольном поле осели, стая уже купалась в реке, а наиболее отважные плавали с берега на берег. Потом они пообсохли (Рэсси зарядил свои солнечные батареи), попасли стадо коров (Рэсси резвился с телятами) и, вернувшись в деревню, расселись вдоль дороги у околицы ожидать хозяев.

Рэсси не знал, кого он ждет, но все сидели или лежали с умиротворенным видом, и он не трогался с места. Присмирели дворняги. Дремали на лавочках бабки. Замерли у своих удочек рыбаки. Опускалось постепенно солнце. Сидел среди своих и Рэсси, впервые не слыша призывов из далекого лагеря.

Что-то в нем сегодня свершилось, но что — он не знал.

И вдруг стая с воплем сорвалась и побежала по дороге. Навстречу ехал автобус. Вот автобус остановился, из него вышли усталые, загоревшие до черноты люди. От них пахло потом и машинным маслом. Собаки бросились к своим хозяевам, получили порцию ласковой трепки, пристроились к ноге, затрусили в деревню. Казалось, все разом забыли про электронного товарища. Один Сторожевой оглянулся, виновато рыкнул: «Прости, спешу!»

Его хозяин тоже оглянулся, спросил белобокого:

— Кто таков? Впервые вижу.

«Это Рэсси, — пролаял Сторожевой на собачьем языке, но хозяин его не понял. — До свидания, Рэсси!» — издали гавкнул он.

«Давай! Привет!»

Рэсси остался один на пыльной дороге.

Наконец-то он услышал:

«Рэсси! Ты куда запропастился, Рэсси?»

Рэсси распустил крылья и направился к лагерю.

В тот вечер никто не попрекнул Рэсси за отсутствие, и он остался доволен прожитым днем. Сторожевой может не зазнаваться, у Рэсси свои хозяева!

Элек чинил электронную плиту, поглаживал ее по железному боку и время от времени приговаривал:

— Сейчас ты будешь в форме…

Элечка ему помогала. Рэсси наблюдал за ними.

— Почему ты с ней говоришь? — спросила Электроничка. — Разве она живая?

— Я рабочий а она работяга-повариха, — ответил задорно Элек. — Кто утром сварит завтрак? Только она! Я починю ее лучшим образом!

— Если ты делаешь лучше других, — продолжала Электроничка, — то не зазнаешься?

Элек дернул плечом, ответил серьезно:

— Не зазнаюсь. Человек бесконечен в своих способностях. Мы учимся друг у друга.

«А я учусь у собак», — чуть было не признался Рэсси.

Электронный пес гавкнул, словно обыкновенный дворняга, и Электроник, внимательно взглянув на него, как будто о чем-то догадался. Он припаял последний контакт, поставил на место створку, нажал на кнопку. Плита едва слышно загудела, заработала, нагрелась.

— Вот и все, — сказал Элек повару. — Завтрак не опоздает.

Да, хозяин Рэсси был мастером на все руки.

Рэсси снова гавкнул — теперь уже на электронном языке, напоминая о своих ночных обязанностях, и хозяин сказал ему:

— Лети!

Ночи Рэсси проводил высоко над Землей — в космическом пространстве.

Среди спутников, станций, кораблей, вращавшихся на околоземной орбите, он был самым малым, но отнюдь не самым незначительным космическим снарядом. Распустив крылья, которые впитывали солнечную энергию, Рэсси исследовал одновременно Землю и далекие звезды. Голубой шар с морями и океанами, четкими контурами материков, облачной вуалью, снежными шапками полюсов медленно проплывал под ним, и Рэсси видел, как день переходит в ночь, как времена года перекрашивают постепенно страны и континенты.

Где-то там, среди северной зелени, накрытой покровом ночи, голубел маленький островок — Васильки, и в дощатых сенях чутко дремал его друг Сторожевой. А совсем рядом с Васильками бежали по пустынному шоссе мальчик и девочка, перебрасываясь на ходу быстрыми репликами. Рэсси и сейчас слышал сквозь космический треск их приглушенные голоса:

— Я не видела моря…

— Ты увидишь, обязательно увидишь море…

— Какое оно?

— Какое? Как большое синее дерево… Я пока не видел моря…

Над Южной Америкой нет облаков, солнечный зной. Рэсси сфокусировал свое зрение на перуанской пустыне Наска. При сильном увеличении здесь можно увидеть начертанные на скальном плоскогорье фантастические фигуры. Обезьяна, рыба, птица, кит, собака — гигантских по земным меркам размеров. Туристы обычно разглядывают их из самолета или вертолета, но всю картину пустыни дает только взгляд из космоса.

Рэсси фотографировал загадочные рисунки, передавал их на Землю — Электронику.

Кто срезал так аккуратно горы и запечатлел на камне, будто мощным лазером, свою фантазию? Кто увенчал эти рисунки фигурой человека в скафандре? Кто подарил древним символам вечность? Рисунки в пустыне Наска светились из-под каменного основания, их ничем нельзя было стереть, срезать, уничтожить…

Элек знал, что на краю пустыни, в городе Икэ, собрана целая библиотека из камней разной величины. На них резцом записаны знания мудрого, неизвестного нам народа, прародителей индейцев племени инков. На камнях — рисунки экзотических зверей, птиц, рыб, подземных и подводных гадов, сценки излечения разных болезней человека. Вот камень — глобус земного шара с материками и океанами… Камень — карта звездного неба… Камень Вселенной с галактиками…

Как могли прародители инков задолго до Колумба открыть не только Америку, но и все остальные страны света? Откуда они знали форму созвездий? Кто, наконец, этот человек в шлеме, запечатленный на склоне горы? Электроник сравнивал снимки Земли и звезд, которые посылал ему из космоса Рэсси, с фотографиями каменных писем из далекого прошлого и находил в них много общего…

Но пора было космическому разведчику возвращаться.

И Электроник на далекой Земле приказал:

— Все, Рэсси, спускайся по команде «ноль».

И начал отсчет времени.

Космический корабль стыковался с грузовой космической станцией. На обзорном экране корабля космонавты увидели две яркие точки, будто фары едущего грузовика: это плыла навстречу им станция. И вдруг в свете фар мелькнуло какое-то неизвестное космическое тело и тут же исчезло. Командир чертыхнулся, уставился на экран, сжимая ручки управления: любая попавшаяся на их пути железяка от старых кораблей и спутников могла привести к аварии.

Сидевший рядом с командиром бортинженер вцепился ему в рукав:

— Командир, смотрите!

Командир, повернувшись, взглянул в иллюминатор.

Сначала он ничего не увидел. Потом различил невдалеке космический снаряд странной формы. Он медленно приближался. И вот за стеклом космонавты различили смутные очертания, похожие на фигуру собаки.

— Чушь какая-то, — произнес сдавленным голосом командир. — Галлюцинация в форме собаки… Чем ее отпугнуть? — крикнул он взволнованно бортмеханику. — Она собьет нас с курса!

Бледный бортинженер не ответил, глядел на экран: шлюзы станции были совсем близко от их корабля, и он, применяя все свое умение, пытался совместить стыковочные узлы.

Автоматика не подвела. Корабль качнуло, как трамвай на повороте. Шлюзы станции и корабля сошлись. Стыковка состоялась.

В иллюминатор на миг заглянула веселая собачья морда. Шерсть стояла дыбом, клыки обнажились в улыбке, зеленые глаза подмигивали таинственными вспышками. В следующую минуту пес растворился в космической ночи, словно его никогда здесь и не было.

— Земля! — взволнованно произнес командир в микрофон. — Есть стыковка, все нормально. Но у нас чрезвычайное происшествие. — Он откашлялся, понимая, какую реакцию вызовут его слова. — К нам в дом чуть не пожаловал космический пес… Самый натуральный, лохматый… Взять с собой?… Он вовремя отчалил, улетел своим ходом… Да не смейтесь вы, черти! Даю честное слово: пес был в самом деле!

Приземлившись на лугу, Рэсси побежал к лагерю, принялся за привычную работу. А после обеда не выдержал, удрал в Васильки. Его ждала веселая, бесшабашная компания.

Вскоре его отлучки в деревню стали известны Электронику и ребятам. На спортплощадке состоялся совет.

— Можно понять беднягу Рэсси! — запальчиво сказала Майка. — «Подай мяч! Принеси ложку! Зажги полярное сияние!..» Для нашего Рэсси — это просто подачки. Никакого простора для воображения!

— А ночью — одиночество среди звезд, — вздохнула Света.

— Но он бывает с нами… — пробовал защитить Эла Сыроежкин.

— Да, я перегрузил его расчетами, — признался Электроник. — Но не могу же я запретить ему бывать с дворнягами…

— Дело не в дворнягах, — робко произнесла Кукушкина. — Нам тоже нужен Рэсси! Или я не права? А?

— Правильно! — Макар Гусев поставил кулаком в воздухе увесистый знак восклицания. — Я беру Рэсси на перевоспитание…

Ребята переглянулись. Забота о судьбе Рэсси снова свела их вместе, сделала единомышленниками. Но вот Электроничка подняла руку:

— Я предлагаю… — Она подпрыгнула высоко вверх, словно гасила мяч. — Я предлагаю сделать Рэсси судьей в волейболе!

И они опять стали соперниками.

ВО-ЛЕЙ-БОЛ!

Наконец-то настал день Большого Волейбола!

В финале лагерного турнира встречались «королевы и короли воздуха», как обычно называют классных волейболистов: команды знаменитых клубов «Электроничка» и «Электроник».

Мальчишки и девчонки заполнили трибуны, уселись на скамьях, ступеньках, на траве. Какой-то ярый болельщик залез на дерево. Пришли вожатые, повара. Физкультурник Ростик вел себя торжественно и строго, словно проводил международные соревнования. То и дело он покрикивал на шумящие трибуны: «Ти-хо!», но тут же в другом месте начиналось лихорадочное скандирование: «Во-лей-бол!.. Во-лей-бол!», и Ростик грозил пальцем или театрально разводил руками. Глаза его не упускали ни одной детали.

Он один только знал, насколько важна именно эта спортивная встреча. Недавно ему, физруку лагеря, звонил по поручению самого министра инспектор средних классов Василий Иванович, интересовался, есть ли новые результаты у метода Электроника. А до этого профессор Громов расспрашивал о своих питомцах. Что же, он подробно опишет игру в волейбол мальчишек и девчонок, и тогда, быть может, появится совсем новый термин: «Метод Электроника и Электронички». Он, Ростик, — тренер обеих команд; в конце концов, ему лучше знать, какой материал давать науке для обобщения.

Команды сбились в тесный кружок, обняв друг друга за плечи. На судейской вышке восседал невозмутимый Рэсси со свистком во рту.

— Как интересно. Будто на эстрадном концерте! — шепнула одна подруга другой. — Представляешь, я никогда не была на волейболе…

— Сколько болельщиков! Я сейчас лопну от эмоций! — призналась ей подруга и крикнула: — Судью на мыло!

Соседи оглянулись на них и засмеялись. А Ростик иронично заметил:

— На мыло? Неэтично, девочки!

Все поняли, что познания подруг о большом спорте на этом исчерпаны.

Прозвучал резкий длинный свисток.

— Команде «Электроничка» физкульт-привет! — гаркнул во всю глотку Гусев.

— Команде «Электроник» — привет, привет, привет! — отозвались хором девочки.

Свисток — и все на своих местах.

Электроники вышли на площадку в таком составе: Элек, Смирнов, Гусев, Чижиков-Рыжиков, Профессор, Сыроежкин. Электронички поставили у сетки самых рослых и сильных — Элечку, Майю и Кукушкину, в защиту — верных Бубликов, а душой команды, разводящим, как обычно, была Света.

Первые подачи не принесли никаких результатов. Команды присматривались друг к другу, притирались между собой — словом, вырабатывали свой ритм и стиль. Но вот на подачу вышла Элечка. Она взяла мяч в руки с великой осторожностью, повертела в пальцах и вдруг взвилась вверх, подкинула над собой и ударила сверху в центр площадки соперников. Мяч пролетел над самой сеткой. Витька Смирнов, задумчивый крепыш, увидел что-то темное, со свистом летящее прямо на него, вытянул руки и свалился, сбитый мощным ударом в грудь. Трибуны взорвались: вот это подача! Один — ноль!

Второй подачей, с закрученным мячом, Элечка вывела из строя Профессора. Профессор тут же вскочил, поправил на носу очки, махнул приветливо зрителям, но счета изменить не мог: два — ноль. На третий раз подающая, казалось, лишь легонько погладила мяч снизу, а он взвился высоко над сеткой, описал гигантскую петлю и стал падать на Сыроежкина. Сергей присел, дожидаясь мяча с поднятыми руками, взглянул вверх, и тут его ослепило солнце. Мяч плюхнулся рядом с игроком.

На трибунах засмеялись, захлопали, засвистели. Электроник взял первый минутный перерыв.

— Ты превышаешь скорость, — шепнул он капитану противников из-под сетки.

— В спорте скорость — это главное, — невинно ответила Элечка.

Мальчишки сгрудились на своей площадке, наклонили головы, перешептываясь.

— Если все время она будет подавать, нам хана, — пробасил Гусев. — Что скажешь, Эл?

— Мяч от подачи обычно летит 0,333 секунды, а реакция игрока 0,3 секунды, — спокойно пояснил Эл. — У нее скорость больше. За 0,2 секунды никто из вас не примет мяч.

— Это нечестно! — крикнул Макар. — Не по-человечески!

Элечка его услышала, сказала своим:

— Я так сильно не буду подавать…

— Почему?

— Не по-человечески, — вздохнула Эля. — Давайте играть по-человечески.

Подруги согласились с ней.

— Нам бы вырвать подачу, и ты им покажешь! — шепнул Сыроежкин другу.

— Покажу, — спокойно ответил Эл.

Следующая подача Электронички была обычной, хотя и сильной, и Сергей принял мяч, ощутив приятное покалывание в кончиках пальцев. Принял, подкинул над собой, и Эл, подскочив, приземлил его на площадке противника.

Свисток невозмутимого судьи — переход подачи.

Три подачи Электроника буквально опрокинули на землю Кукушкину и Бубликов. Четвертый мяч приняла на лету их капитан, с ходу отправила в незащищенное место соперников.

— Так нельзя! — крикнула Зоя.

— Почему? — отозвался на другой стороне капитан.

— Не по-человечески.

Элек ответил:

— Согласен. Подаю по-человечески.

С этой минуты поединок капитанов закончился, началась игра команд. Болельщики увидели настоящую игру. Света, упав на спину, приняла трудный мяч, направила его Майке. Майка в легком прыжке отпасовала Элечке и та, прыгнув одновременно с Майей, зависла над сеткой, завершила комбинацию коротким резким ударом.

— Ударчик «квик А», — ехидно констатировала Кукушкина.

— Да-а… — разнеслось на трибунах. — Вот это атака… «Квик-А»… Красота…

Следующий «квик-А» совершила Майка, увидев, что мальчишки замешкались и поздно выпрыгнули над сеткой.

— Вот вам! — крикнула длинноногая Майка и рубанула сверху по мячу.

Рэсси засчитал очко. Мальчишки было приуныли, но их привела в чувство команда Элека: «Держать мяч!» Профессор бросился на мяч, точно спасал чью-нибудь жизнь. Сережка метнул мяч вдоль сетки. И Гусев не пожалел свою ладонь: хлопок от его бомбового удара отозвался гулом трибуны и долго еще витал в окрестностях леса.

— Пожалуйста, вам — «квик Б»! — крикнул задорно Чижиков-Рыжиков.

— А да Б, — сказала скучным голосом любительница эстрадной музыки. — Что же дальше?

— А дальше — Ц! — наугад ответила подруга, не отрывая взгляда от площадок. Она уже не кричала насчет мыла и судьи, тем более что судьей оказался сам Рэсси…

И она не ошиблась. Атаку «квик Ц» провела Кукушкина, точнее — вся нападающая тройка. Майя направила мяч бомбардиру. Элечка неожиданно бросила его через голову. А Кукушкина точно погасила.

— «Квик Ц»! — крикнула раскрасневшаяся Зоя Кукушкина, и с этой минуты предсказательница неожиданной атаки стала ярой болельщицей электроничек.

— Ура, Зойка! — вопила она. — Даешь «квик Ц»!..

— Что за Це-це? — спросил изумленно Гусев. — Объясни, Эл!

— Ты видел, — спокойно ответил Эл, примериваясь к летящему мячу. — Удар что надо…

Первую партию выиграла команда Элечки. Девчонки лагеря ликовали.

В воспоминаниях очевидцев самым красивым, психологически тонким был следующий этап сражения. Подачи на обеих сторонах площадки принимались из любого положения, мяч словно липнул к ладоням игроков, передачи были прицельно точными. Появились томительные, щекочущие нервы паузы в ответственный момент атаки. Блок Электроника — два или три игрока с вытянутыми ладонями — поднимался над сеткой навстречу мячу, но нападавшие, прыгнув секундой позже, подскакивали еще выше и забивали мяч поверх рук. Когда же электроники удачно принимали мяч, блок Элечки взвивался вверх, однако кто-нибудь из мальчишек делал обманный финт рукой и бил в незащищенное место. В один из прыжков капитаны подскочили чуть ли не к вершинам сосен, взгляд Электронички встретился со взглядом Электроника, и она сказала: «Зачем так? Ты обещал нормально». Он засмеялся, кивнул и впредь прыгал наравне со всеми.

А раз пошла игра почти на равных, команды начали применять разные хитрые приемчики. Мальчишки, например, совершали обманный прыжок у сетки и поднимали в воздух блок девчонок, а в это время сзади подбегал защитник и бил по мячу. В свою очередь девочки, четко подготовив атаку, делали вид, что бить будет капитан, как самый сильный игрок, но Элечка пропускала мяч мимо, и решающий удар наносила любая из находившихся рядом электроничек.

А как остры были зигзагообразные атаки девчонок! Света спокойно принимала мяч и пасовала его Зое. Зоя кивала Майе и Эле, и те выбегали на высоко поднятый мяч, заставляя соперников подготовиться к атаке. Как вдруг из-за их спин выпрыгивала одна из Бубликов и заворачивала мяч в полете к самой боковой линии. Верный удар!

Зато мальчишки брали силой. Чтобы переломить ход игры, они в решающий момент запустили на линию огня бомбардиров — Гусева и Электроника. Бомбардир или сразу приземлял снаряд, или же, вызвав излишнюю суетливость по ту сторону сетки, получал в ответ легкий мяч и имел возможность повторить удар. А девчонки, преодолев растерянность, отвечали молниеносными контратаками — волейбольным пулеметом.

Так и шла эта слаженная игра: все в нападении! все в защите! до самой победы! Зрители уже забыли, кто из игроков выполняет ту или иную роль, — они зачарованно следили только за полетом мяча. От него не отрывали взгляда, как будто он был живой, носился туда-сюда, подпрыгивал и взлетал сам по себе. Это был не просто кожаный мяч, а маленький шар Земли, прогретый солнцем, набитый в швах песком и пылью, просоленный потом жарких ладоней. Шар кружил в зелено-голубой Вселенной, не боясь ни шлепка, ни дружеских тычков, ни честного, от души, удара; он был заводной, упругий, азартный, летел туда, куда его посылали, соблюдая все правила игры, и никто не удивился, что счет в этой партии оказался ничейным. Мяч заслужил свою порцию аплодисментов.

Трибуны раскололись: девчонки доказывали, что победят элечки, мальчишки были за электроников. То и дело слышались возгласы: «Мы, девчонки!..» — «А мы, мальчишки!..» Ростик рыкал в мегафон, успокаивал толпу: «Любые предсказания преждевременны!»

И нарыкал, и накаркал… Сам потом пожалел…

В третьей, решающей партии Света неожиданно подвернула ногу. Ее отвели на скамью, промассажировали и забинтовали лодыжку.

— Ну, как ты? — волновались подруги.

— Нормально, — ответила Света. — Сейчас выйду… — Она встала, сделала шаг и, тихо охнув, опустилась на скамью: — Не могу, девочки. Честное слово, не смогу.

— Светочка, милая, будь человеком, Светочка. — Элечка опустилась перед ней на колени. Она не знала, кем заменить Свету: запасных игроков в клубе «Электроничка» не было.

Света помотала головой:

— Нет, Эля, я подведу! Играйте без меня.

Перерыв был на исходе. Света огляделась и вдруг крикнула:

— Нина, Нина, иди сюда!

Нина, ее недавняя противница, не сразу сообразила, что зовут именно ее.

— Ты — меня? — спросила она, зардевшись.

— Да, да, тебя.

Нина неуверенно подошла.

— Ниночка, голубчик, сыграй, пожалуйста, за меня, — попросила Света.

— За тебя? — перепугалась Нина. — Да я не… — Она готова была удрать.

Но Света уже стащила с себя кеды:

— Надевай!

Нина обулась в кеды, засучила до колен джинсы.

— Пошли, — сказала ей Элечка. — Пора.

Нина растерянно оглянулась на Свету, словно увидела ее впервые, но ничего не сказала.

Конечно, Нина оказалась тем «слабым местом», которым незамедлительно воспользовалась команда мальчишек. Голова у Нины шла кругом, ей казалось, что мяч все время летит на нее. Но рядом с Ниной были товарищи и чуткий капитан. Они самоотверженно бросались на любой мяч, впрочем не мешая подруге делать самостоятельные удары, падать и даже совершать ошибки. Иногда Нина застывала в напряжении под взглядом десятков внимательных, ироничных глаз, но вовремя слышала: «Проглоти слабости!.. Не дрожи коленками!..» — и продолжала играть. Только сейчас поняла впервые Нина, наблюдая за игрой не со стороны, как важно бывает сделать хоть один, но верный шаг, чтоб не подвести всех остальных. И она старалась, старалась изо всех сил, шепча про себя: «Не испорть игры!»

А со скамьи запасных игроков летел ободряющий клич Светки:

— Давай, Нина, бей! Молодец, держись!

Нина услышала ее, махнула рукой, воспрянула духом.

И с трибуны откликнулись девчонки:

— Нина, покажи им наших!

Ну, Нина и показала: бросилась на мяч, скользнула по нему вытянутыми пальцами — чуть не угробила подачу. Мяч летел над самой землей, вот-вот он шлепнется, принеся очко противнику. И тут их капитан, отчаянная Элечка, совершила нырок вниз, как в воде, приняла мяч на вытянутые ладони, на самые, как выражаются истые волейболисты, самые-самые «манжеты», подняла его вверх и упала. Она тут же вскочила, отряхнулась и увидела, что игроки по обе стороны сетки застыли с открытыми ртами. Мяч стремительно падал к центру земли, на спортплощадку элечек.

— Бей! — не своим голосом закричала Эля.

Майка очнулась первой и едва заметным движением кисти отправила мяч через сетку.

Трибуны взорвались.

Даже Ростик не выдержал, громогласно, на весь стадион объявил:

— Поистине феноменальная игра! — И, очнувшись, обругав себя за поспешность, выключил мегафон.

Мальчишки очень хотели выиграть и направляли все удары в сторону Нины. Бедная Нина, за три м-инуты она пропустила четыре мяча; у нее даже слезы навернулись на глаза. Только ободряющий голос Светы не позволил ей совсем пасть духом.

Тогда Элечка и ее команда избрали новую тактику: все самые сильные подачи и удары они направляли на самого сильного соперника, на Электроника. Они понимали, что капитана мальчишек не утомишь, не бросишь в дрожь, не собьешь с толку, но, не давая играть его товарищам, они словно испытывали Элека и его команду: а ну, покажи, электронное чудо, на что ты способен!

К чести Элека, он был способен на все. Одинаково хорош в защите и нападении, ловле «трудных» мячей, в бомбовом ударе и разного рода трюках. Постепенно он набирал очки для своей команды, несмотря на дружное сопротивление элечек. И хотя Электроник был в полном смысле слова великолепен, симпатии зрителей все-таки перешли к «слабому полу». Не потому, что девочки проигрывали, а потому, что держались до последнего всей командой. Только опытные болельщики, Ростик да, пожалуй, Рэсси, заметили, что Электроник больше не бил в сторону Нины. Нина поняла это гораздо позже и робко улыбнулась капитану противников. Как много она узнала за эту игру!

Свисток судьи возвестил, что победила команда «Электроник». С преимуществом в два очка.

Команды устало выстроились у черты, нестройно попрощались.

Рэсси мягко спрыгнул с судейской вышки и увидел своих знакомых. Стая дворняг из Васильков сидела на лужайке с высунутыми языками.

«Прогуляемся?» — прорычал Сторожевой.

«С удовольствием», — ответил Рэсси и, выронив свисток, помчался с приятелями к лесу.

— Эй, а протокол! — крикнул было Ростик, забыв, с кем имеет дело, и осекся.

Он поздравил с интересной игрой обе команды и отправился писать отчет в министерство. Пожалуй, стоило подумать о методе тренировок Электроника и Электронички. Еще бы чуть-чуть настойчивости девчонкам, и они бы выиграли. Завтра, он уверен, у тех и у других появятся подражатели… Ростик и не подозревал, что очень скоро новый метод подвергнется серьезным испытаниям.

Команда Элечки отдыхала на скамье, переживала поражение.

— Это я во всем виновата, — говорила Света. — В другой раз мы обязательно выиграем.

— Нет, это я виновата! — сказала, вставая, Нина. — Зря ты, Света, на меня понадеялась. Я тебя подвела.

— Нет, Нина, не зря.

К ней подошла Элечка, обняла за плечи:

— Пойми, Нина, главное в игре не скорость, не сила, не удача и даже не выигрыш. Главное — почувствовать себя новым человеком, быть до конца с друзьями. Так всегда говорит профессор Громов.

— Я чувствую, — тихо призналась Нина.

И тут Света ахнула:

— Девчонки, а как же наша клятва? Кто теперь в нас влюбится?

Девчонки не успели ответить. За их спиной раздался смех. Сыроежкин, тихо подкравшись, подслушал разговор.

— Ха-ха, тоже мне — нашлись человеки! Хотят выиграть у нас, у элеков!.. Хотят, чтобы в них влюбились! Верно, Элек? Вот оно — авторитетное мнение самого Громова!

Подошел Электроник, торжественным тоном прочитал шутливую телеграмму:

«Поздравляю всех проигравших и победивших. Ваш эголог Громов».

Электроничка взяла из его рук бланк, сказала:

— Здесь опечатка. Не эголог, а эрголог. То есть роботопсихолог. Наш учитель — знаменитый эрголог, а не эголог.

— Нет, не опечатка, — неожиданно возразил Элек. — Именно эголог, от слова «эго», то есть «я». Эту игру выиграл я! И профессор Громов в данном случае не ошибся: он не роботопсихолог, а мой болельщик.

— Громов твой болельщик? — с изумлением спросила Элечка. — Как это понять? Разве ты один выиграл игру?

— Я. Мы. Электроники, — уточнил Эл. — Короли воздуха. В конце концов, я был сконструирован первым, а не ты!

И «короли» с громким смехом удалились.

— Что с тобой? — прошептала Элечка вслед товарищу и растерянно оглянулась на подруг.

Впервые она ощущала непонятное, незнакомое ей чувство — тревогу.

ЧТО ЖЕ ВЫ, МАЛЬЧИШКИ?…

Науке заболевание мало известно. Точнее, оно не носило до этой поры массового, эпидемического, как грипп, характера. Впоследствии ему дали десятки разных названий, но во всех них присутствовала характерная приставка «эго» — от истинной причины болезни — эговируса. Эговирус поражал как человека, так и машины. Определить болезнь было чрезвычайно сложно. Вот почему в борьбе с «эго» объединились медики, врачи, инженеры, педагоги, психологи, роботопсихологи и другие специалисты.

Изобретена была уникальная машина «эгограф» — огромная стальная подкова, под которой медленно двигались носилки с пристегнутым ремнями больным. Машина слой за слоем исследовала живой или механический организм; на десятках экранов мерцали разноцветные кружки, ромбы, многогранники, понятные лишь специалистам; счетные автоматы суммировали информацию и ставили диагноз. К классическим определениям «эгоизм» и «эгоцентризм» прибавились новые, медицинские названия болезни: «эгокорь», «эгогрипп», «эгосвинка», а затем и чисто субъективные, даже очень индивидуальные понятия — «эголень», «эгоодиночество», «эговозвеличение», «эготелемания».

Кроме таблеток и микстур, больным прописывалось больше читать, играть в хоккей, посещать театр, спускаться вниз без лифта, работать в мастерских, пропалывать грядки, петь в хоре, ходить в турпоходы, заниматься аэробикой, вести дневник, составлять план-максимум завтрашнего дня, мечтать на ночь. Перед человеком или роботом ставили еще сверхзадачу, которую он должен был решить один или с товарищами. И представьте, многим эти вроде бы знакомые занятия помогали: буквально за неделю-две болезнь проходила.

На другое утро после матча команда Электроника не вышла на зарядку. Физрук решил: ладно, пусть понежатся, отоспятся после трудной игры — победителей строго не судят. А за завтраком спохватился: вот уж и чай остывает, а шесть мест за столом пустуют.

Ростик, молодцевато прогарцевавший в палату мальчишек, вернулся растерянный.

— Доктора! — громко объявил он и пояснил, когда тот пришел. — Я, конечно, не эскулап, но, по-моему, все они в коллективном обмороке.

— И Элек тоже? — с иронией спросил доктор.

— Представьте себе — да!

— Вы явно не эскулап, — сухо заметил доктор.

— Сейчас все увидите… — загадочно ответил физрук.

Как и Ростика, доктора удивила тишина в комнате. Шесть неподвижных фигур вытянулись под простынями на постелях. Да и на кровати Элека, днем и ночью аккуратно заправленной, сейчас кто-то лежал.

— Привет, ребята! — бодро сказал врач. — Завтрак на столе. Пора вставать.

Никто не шелохнулся, не ответил.

Ростик как-то странно заозирался, сказал: «Эй!..», словно он был в лесу, и шепнул доктору:

— Ну, что я вам говорил?

Врач пощупал пульс первого попавшегося чемпиона. Пульс был обычный. Потом подошел к Элеку, который, как и все, лежал на постели, спросил:

— Электроник, что здесь происходит?

Робот не ответил.

Врач строго повторил:

— Электроник, что с тобой? Что с командой?

Глаза робота, обращенные на врача, словно смотрели сквозь него.

— Ничего, — равнодушно сказал Эл.

Тут Ростик не выдержал.

— Подъем! Становись! Равняйсь! Смирно! — призвал он на помощь привычные команды.

— Тут вам не физкультзал! — мягко поправил его доктор. — Здесь больные!

Никто из больных и ресницей не моргнул. Лица у всех были загорелые и равнодушные, температура нормальная, дыхание ровное. А вот реакции — никакой.

— Может, они перетрудились? — спросил врач.

Ростик поморщился.

— Перегрелись на солнце?

Ростик развел руками.

— Чем-то травмированы?

Ростик выразительно пожал плечами: уж в чем-чем, а в перегрузках и травмах он разбирался.

— Что же они хотят? — спросил специалист в белом халате.

— Что желаете, чемпионы? — громко повторил специалист в спортивном костюме.

И тут чемпионы прервали молчание. Они заговорили ровными, спокойными, какими-то отрешенными голосами. Да, мы чемпионы, подтвердили вчерашние чемпионы, короли воздуха… И мы, короли, требуем для себя условий. Отныне — никакой нервотрепки с утра вроде: «подъем!», «становись»! «шагом марш!»; никакого запанибратства вроде: «Смирнов!», «Эй, ты!» или «Элек!»; никаких сельскохозяйственных физических нагрузок на чемпионские организмы, кроме тренировок. И так далее, и тому подобное.

За каждым пунктом «никаких», произносимом бесстрастными голосами, со всей очевидностью явствовало, каких благ и почестей желают отныне чемпионы.

— И ты так думаешь? — спросил доктор, подходя к капитану команды.

— Я просчитываю варианты, — бесстрастно сказал Электроник. — Я — как все.

Доктор покачал головой.

Ростик, кажется, был более знаком с симптомами нового заболевания, чем его коллега.

— Бродяги воздуха, суперкороли и новоявленные чемпионы, я вас понял! — торжественно произнес он, оглядев притихшую команду. — Я обещаю, что вы будете получать необходимые тренировки и дополнительные компоты. И останетесь непобежденными!

— Хватит, — оборвал его один из чемпионов.

— Он хочет успокоить нас компотом, — вяло подхватил другой.

— Обозвал бродягами, — слегка скривил губы третий.

— Вот что, Ростик, — Макар Гусев приподнялся на локте, — еще одно обидное слово — и мы переходим к другому тренеру.

Ростик, повидавший немало «чудес» в своей спортивной жизни, застыл с раскрытым ртом.

— Попрошу соблюдать больничный режим, — заявил решительно тренер. — Я должен поставить диагноз… Завтрак принесут в палату…

Один только Сыроежкин объявил, что он совершенно здоров и скоро все остальные поправятся, но голос был у него не очень уверенный, и ему не позволили встать с постели.

Доктор и физрук вышли на веранду, тихо притворив за собой дверь.

— Какой тут диагноз?! — шипел красный от возмущения Ростик. — Обычная спортомания! — Ростик понимал, что его отчет в министерство о новых методах тренировок неожиданно провалился.

— Что-то спортом здесь не пахнет, — задумчиво произнес доктор. — Мания есть, согласен, эта болезнь серьезная. Скорее всего, их поразил вирус. Но почему так внезапно? И что это за вирус?

— Эй, мальчишки! — позвала Электроничка, заглянув в открытое окно. — Что с вами, мальчишки?

Шесть больных не шевельнулись.

Окна палаты облепили волейболистки команды Эли.

— Ой, смотрите, девочки, они — как мумии… уморились, бедняжки!.. Пусть знают, как с нами сражаться!.. А может, это всерьез? Может, заболели? Может, мы во всем виноваты?…

Новости о вчерашних победителях разносились по лагерю с быстротой полета мяча. Чемпионы за дополнительное какао дали осмотреть себя и прослушать легкие. За пончики согласились измерить давление на руке. А за анализ крови из пальца потребовали купание перед обедом. Но какое уж тут купание, когда диагноз неясен! Пришлось кровь брать чуть ли не силой.

— Эй, кто-нибудь? Вы живы?… Чего молчите? Скажите хоть слово! — шепчут в окно девчонки после ухода доктора.

Кто-то из больных чихнул, вяло произнес:

— Убирайтесь!

— Ой, кто это? — взвизгнули Бублики. — Кажется, в очках… Профессор очнулся! Или он бредит?…

— Ничего я не брежу. — Профессор чихнул еще раз.

— Он не бредит, он живой! — обрадовались девчонки. — А почему ты такой грубиян, Профессор?

Профессор демонстративно повернулся к стене.

Гусев присел на постели, ткнул пальцем в окно, загоготал:

— Смотрите, вся команда явилась! Даже Нинка приплелась… Что, охота поглазеть на чемпионов? Теперь вам до нас далеко… Давайте фотографируйте, берите интервью, влюбляйтесь. Для стенной печати мы согласны… — И он небрежно откинулся на подушку.

— Макар, тебе не кажется… — начала было, вспыхнув, Нина, но Сыроежкин перебил ее:

— Не Макар, а Макар Степанович! — И пояснил свою мысль: — Я стараюсь быть серьезным, но… не могу. Макар Степанович болен.

— Макар Степанович! — Кукушкина тряхнула косичками.

— Ну?

— …Вы серьезно больны?

Макар махнул рукой.

— Спела бы ты нам чего-нибудь повеселее.

От такой наглости у Зои округлились глаза. Света вступилась за подругу:

— Может, прикажете хором?

— Кто этот умный подсказчик? — спросил Гусев, не оборачиваясь к окну.

— Светка, — мгновенно ответил Чижиков-Рыжиков. — Которая подвернула ногу.

— А-а, — Гусев зевнул, — избушка на курьей ножке. Тоже приковыляла… Слушай, ты, Светка…

— Не Светка, а Светлана Ивановна, — поправила Нина.

— Ивановна… — Гусев осклабился. — Пусть сначала покажет, какая она Ивановна!

— Первая женщина-космонавт, которая высадится на Марсе, — пояснила Нина.

Гусев расхохотался.

— На Марсе? Светка? Это точно! Первое марсианское привидение…

Волейболистки переглянулись, пошептались, и этот тревожный шепот, словно свежий ветерок, мгновенно ворвался в палату. Чемпионы зашевелились, приподнялись с подушек, а Сергей улыбнулся Майе.

— Не обращайте на них внимания! — звонко сказала Майя. — Они совершенно здоровы… Просто валяют дурака!

— Нет, — возразила Электроничка, вглядываясь в лежащего Электроника. — Они больны. Здоровые не валяют дурака.

Макар сел в постели, взял в руки подушку.

— Это мы-то больные?! — крикнул он. — А ну, ребята, покажем пас! — и метнул свою подушку в Профессора.

Профессор успел кинуть свой тугой снаряд Сыроежкину, взял подачу Макара. Подушки полетели по палате, сея в воздухе пух и перья, гулко шлепаясь в вытянутые ладони. Подушки, мягкие, теплые подушки, хранительницы снов и бессонных мыслей, — их с отчаянной веселостью гнали сейчас по замкнутому кругу, превращали в бесформенные комки, выбивали из них все воспоминания.

— Перестаньте хулиганить, — сказала, входя в палату, нянечка. — Кто подметать-то будет?

Подушки тотчас оказались на месте, игроки нырнули под простыни.

Нянечка, моргая, разглядывала висящую в воздухе серебристую пыль.

— Совсем будто малые дети…

— Первый признак эговируса, — сказал, появляясь, доктор. — Апатия вперемежку с дурашливостью и душеленостью!

Макар высунул голову из-под простыни:

— Да мы больные, что ли?

— Больные, — ответил врач. — Вас едет обследовать комиссия.

Он прикрыл дверь и наклеил на ней грозное предупреждение:

Ох, и напереживались девчонки, наблюдая в окна различные сцены. Что только эговирус не делает с нормальными людьми! Жалко даже…

А тут еще вылезла из кустов мелкота из младших отрядов, стала носиться возле карантинной дачи, выкрикивая хором:

Да, пошла гулять по свету песенка, сочиненная каким-то шутником в Сережкином дворе.

Девчонки прогнали дерзких куплетистов. Пусть отдохнут мальчишки. Может, придут в себя…

— Элек, — шепотом позвала Электроничка, — лезь в окно.

— Зачем? — ответил Электроник.

— Подышим свежим воздухом. Решим, как вам вылечиться.

— Не хочу, — последовал ответ.

— Что же ты делаешь лежа? — недоумевала Электроничка.

— Я исследую новый метод робототехники, — пояснил электронный мальчик. — Под условным названием «Эл-элечка…»

— Эл-элечка? — Электроничка дернула плечом. — Что за глупости? При чем тут я?

— Ты — новое направление в кибернетике, — пробормотал Электроник.

Гусев в одних трусах прыгнул на середину комнаты и затрясся на месте, будто в лихорадке.

— Эл-элечка!.. Ой, держите меня! — кричал он. — Сейчас я лопну! Эль-эль-элечка!

Вбежавший врач уставился на него.

— Держите меня! — кричал Гусев, приплясывая. — Эль-эль-эль… Эль-эль-элечка!..

Врач, раскинув руки, пошел на него. С другой стороны приближался Ростик. Гусева уложили.

— Где тут салон мод для роботов? — задыхался от смеха Макар. — Наш капитан влюбился! Забил себе гол… Разве теперь выиграешь? Верно, ребята? А?…

Девчонки ожидали, что Электроник возмутится глупой шуткой, но тот промолчал. Даже Сергей не знал, как унять носителя буйного вируса — Макара. Вероятно, все они и впрямь больны.

— Пойдем отсюда! — Майя потянула Элечку за рукав. — Они дурака валяют.

Элечка не отрывала локтей от подоконника, еще раз оценивая обстановку.

— Что же вы, мальчишки? — прошептала она. — Что же ты, Эл?

Электроник не реагировал.

И тогда она окончательно убедилась, что Эл серьезно болен.

— Их надо выручать!

Она повернулась от палаты, приказала себе: «На старт!»

— Эль-эль-элечка! — летел из распахнутого окна голос буйного Гусева.

Электроничка внезапно сорвалась с места и солнечным бликом скользнула по тенистой аллее. Девчонки остолбенели.

— Ты куда, Эля?

— Я — скоро… вернусь…

Три слова осталось от исчезнувшего капитана. Из кустов за всем происходящим внимательно наблюдали два светящихся зеленых глаза. Рэсси не вмешивался в происходящее. И его приятели из Васильков, притаившиеся рядом в траве, тоже ни разу не тявкнули. Надо сначала понять, что хотят эти странные люди.

СПАСТИ ЭЛЕКТРОНИЧКУ!

Электроничка вернулась с профессором Громовым через полтора часа: они приехали на такси из города, из научной лаборатории, до которой спортсменка добежала за двадцать минут. Хотя Элечка с дотошностью электронного репортера передала весь ход событий, профессор не мог определить, что за болезнь поразила Электроника, и он поторопился на помощь.

Девчонки, встретившие их у ворот, внесли в предварительный диагноз еще большую сумятицу.

— Ой, что они вытворяют…

На веранде Ростик и врач резались в шахматы. Они узнали знаменитого профессора, поздоровались.

— Я лечащий врач, — представился доктор.

— А я тренер, — мрачно изрек Ростик.

— Что с ними? — спросил Громов.

Оба выразительно пожали плечами. Потом доктор высказал свое предположение:

— Какой-то новый вирус. Вероятно, эговирус.

Громов направился к палате, но доктор преградил ему путь.

— Извините, профессор, это не по вашей специальности. — Он указал на карантинное объявление. — К нам едет комиссия.

— Да поймите вы, — рассердился Громов, — в этом злосчастном вирусе виноват один я. Вместо «эрго» телеграф отстучал «эго». Улавливаете разницу между этими понятиями — «работой» и «самолюбием»? Элементарная опечатка, а мальчишки вообразили бог знает что!

Стражи у двери переглянулись, но не отступили, будто их самих пригвоздило на месте слово «карантин».

— Давайте сначала узнаем, профессор, — предложил доктор, — что скажет классическая медицина…

— Я роботопсихолог. Кстати, — Громов повысил голос, — среди больных, если я не ошибаюсь, находится и мой пациент. Позвольте пройти!

Он широким жестом отстранил опешивших стражей и вошел в палату. За ним скользнули Электроничка и Рэсси как представители робототехники.

Девчонки помчались к окнам.

В палате было мирно, но не тихо. Макар Гусев, развалившись в кресле, включив на полную мощность звук, смотрел по телевизору футбольный матч. Профессор уткнулся в географический атлас. Виктор Смирнов разглядывал в лупу уснувшую муху, а Чижиков-Рыжиков по его описаниям рисовал фломастерами фрагменты насекомого. Что касается Электроника и Сыроежкина, то они покоились на постелях в самых безмятежных позах, умиротворенные, удивительно похожие друг на друга. Незадолго до появления Громова Сергей дотянулся до соседней койки, ткнул Элека в железный бок: «Послушай, Эл, ты не притворяешься? Ты в самом деле болен?» — «Да», — последовал лаконичный ответ. Тогда Сыроежкин решил разделить участь товарища, окунулся в глубокий сон.

Вошедших, казалось, никто не заметил, хотя они стояли посреди комнаты.

Но Вовка Корольков на мгновение поднял голову над атласом, который он изучал, спросил Громова:

— Послушайте, любезный, вы не помните размера острова Робинзона?

— Не помню… любезный, — вежливо ответил Громов. Вовка склонился над картой; он явно не узнал профессора.

— Го-ол! — затрубил Макар таким истошным басом, что Громов чуть не выронил свою длинную трубку.

— Нельзя ли потише, молодой человек?

— Эй, старикан! — крикнул Гусев. — Брось ругаться, иди сюда. Фартовый мяч.

— Черт знает что, — сказал сердито Громов, теряя самообладание. — Вы забываетесь, молодой человек!

Проблеск сознания мелькнул в глазах Макара и тут же исчез. Макар уставился в экран.

— Что с ними, Гель Иванович? — спросила жалобно Элечка, а Рэсси вопросительно гавкнул.

— По-моему, снижение коэффициента самооценки, — задумчиво произнес Громов. — Редчайший случай в робототехнике. Сейчас проверим, насколько злокачествен этот «эго».

Он подошел к лежащему Электронику, окликнул его:

— Ты слышишь меня?

— Слышу, — отвечал робот, не открывая глаз.

— Ты проанализировал, что с тобой произошло?

— Проанализировал.

— Ты можешь вернуться в рабочее состояние?

— Не знаю, — сказал Электроник, — я ищу выход.

Профессор внимательно и долго смотрел на него. Только опытный роботопсихолог по мельчайшим внешним признакам мог установить, что случилось с его любимым сыном. Казалось, уплыли куда-то вдаль назойливый телевизор и сама комната с поверженными чемпионами, остались создатель и его дети.

— Вот что, — прервал наконец молчание Громов, — я тебе задам всего один вопрос. В тебе идет переоценка основных понятий?

— Да, — ответил Электроник. — Я не знаю, почему так происходит.

— И я пока не знаю, — сказал профессор. — Помочь себе можешь только ты сам. Слушай внимательно…

— Я слушаю.

— Если ты не самовосстановишься, не поверишь в ценности жизни, ты перестанешь быть Электроникой, погибнешь как личность. Понял меня, Элек?

— Понял, — отозвался робот, вытягиваясь неестественно прямо на кровати.

— Даю тебе, — профессор взглянул на часы, — ровно пять минут. Работай, Элек!

Громов подвинул кресло к кровати, уселся возле больного. Потянулись тягостные минуты. Какая-то внутренняя перестройка шла внутри робота, но шла значительно медленнее, чем этого хотелось бы Громову. Лицо профессора было серьезным, он застыл на месте. Элечка вся напряглась и ощутила, как постепенно меняются внутри лежащего схемы, как восстанавливаются прежние контакты, но Элек не подавал никаких признаков выздоровления. Глаза Рэсси мигали зелеными вспышками, отсчитывая быстрые секунды, и Элечка в нетерпении спросила:

— Он успеет… восстановиться?

Громов молчал.

— А как же я?

— Что ты?

— Я без него не могу. — В голосе Эли звучала тревога.

Девчонки переживали за своего капитана, почувствовав всю серьезность момента.

Профессор грустно улыбнулся.

— Все зависит только от него.

Тогда Элечка взяла лежащего за руку, громко произнесла:

— Послушай, Элек, это свинство — так подводить товарищей!

— Я робот-свинтус, — едва слышно прошептал Электроник.

— Он ответил! — торжествующе сказала Электроничка. — Он просто свинтус.

Громов рассеянно взглянул на часы.

— Медленно, медленно, — пробормотал он.

И Элечка догадалась, что наступает критический момент в выздоровлении: быть ее товарищу Электроникой или каким-то иным, совсем новым роботом. Нет, она не хотела видеть кого-то другого!

— До чего ты дошел, — сказала Элечка с отчаянием, почти дерзко. — Ты потерял человеческий облик!

Робот пытался что-то ответить и не сумел. Мигали секунды — вспышки в глазах Рэсси. Наконец Электроник произнес:

— Я почти человек и могу позволить себе слабости…

— Ты не человек, потому что не развиваешься, — поясняла электронная девочка, — не хочешь выздоравливать…

Громов поднял голову, с интересом наблюдая за необычным поединком.

— Хорошо, я не человек, — сонно согласился больной. — Суперробот тоже имеет свои слабости…

Электроничка подошла к койке.

— Никакой ты не супер! — отчеканила Электроничка и вдруг запнулась. — Ты… ты так старался стать человеком… Вспомни, ты им почти стал!.. А теперь… Еще немного — и ты превратишься в груду железа!

Девчонки затаили дыхание: как их Элечка борется за жизнь товарища!

— Электроник, осталась минута, — напомнил профессор.

Робот вздохнул:

— Хорошо, я останусь железным Элеком…

Элечка оглянулась, увидела сонных мальчишек на постелях, лица подруг в окнах, пылающее лето за их спинами, и ей впервые в ее электронной жизни стало тоскливо и страшно.

— Значит… — произнесла она звонко, — значит, я, как и ты, никогда не смогу стать настоящим человеком?

Глаза Элечки помимо ее воли стали влажными, она быстрым движением протерла их, чтоб лучше видеть. Что-то необычное случилось в ней в этот миг. Электроник сразу уловил ее состояние, едва заметно шевельнулся.

— Плачь, плачь, — тихо сказал он, — это так же полезно, как и смеяться. Я лично помню, как я засмеялся… Я даже хохотал…

— Вот и смейся! — Элечка топнула ногой. — Тебе это полезно. Смейся и хохочи!

— Не могу…

Она посмотрела в глаза Рэсси и поняла, что время, отведенное профессором товарищу, кончается.

— Эль-эль-элечка! — вдруг очнулся от спячки Гусев. — Вот где ты! Эль-эль-элечка!..

Элечка еще секунду всматривалась в лицо Электроника. Потом повернулась к двери, крикнула:

— Все вы обманщики! Я ухожу!.. Прощайте!

Одним прыжком девочка миновала веранду, скользнула мимо кустов, перескочила через лагерный забор и исчезла.

В ту же секунду последний блик отсчета времени мелькнул в глазах Рэсси. Пять минут истекли.

Электроник открыл глаза, сел, осмотрелся. Прежде всего увидел Рэсси.

— За ней! — приказал робот. — Догнать, Рэсси! Вернуть Элечку!..

Громов едва заметно улыбнулся: все-таки Элек сумел пересилить болезнь, доказал свою жизненность. Он уловил знаменитую фразу философа, которую Электроник произнес почти про себя: «Я мыслю — значит, я существую». Да, кризис миновал…

Рэсси, подчиняясь приказу, молнией скользнул в окно и взмыл в вышину неба — над лагерем, над Васильками, над миром, чтоб отыскать одинокую бегунью.

— Ребята, что же мы?… — громко сказал Электроник, и все очнулись, словно от заколдованного сна.

— Что это? Где мы? Что случилось?

Постепенно лица становились осмысленными, память восстанавливала прошедшее. Вон тот человек, которого Макар обозвал стариканом, — их кумир Гель Иванович Громов; он, как обычно, что-то старательно набрасывает в свой блокнот. Элек на месте, он движется, говорит; вероятно, он самовосстановился. Еще минуту назад здесь, кажется, была Электроничка и кто-то мигал зелеными глазами. Куда они девались? Пожалуй, в комнате случилось что-то необъяснимое, что-то очень важное.

Мальчишки сгрудились вокруг Электроника. Девочки робко вошли в палату.

— Ребята, что мы натворили?! — спрашивал себя и друзей Электроник.

— Электроша… — Сыроежкин коснулся плеча друга. — Ты здоров? Я так и знал, что ты притворяешься… — Он потянулся. — Ох и выспался же я!

— Молчи! — оборвал его Элек, прислушиваясь к эфиру. — Рэсси сообщает об Элечке.

Ребята догадались, что Рэсси, следуя за бегущей Электроничкой, передает важную информацию.

— Говори! Пересказывай! Комментируй! — потребовал Громов.

— Вернуть ее невозможно! — прокомментировал Электроник сигналы Рэсси. — Она бежит по шоссе с большой скоростью. Она движется… движется… к морю!

— К морю? — с беспокойством спросил Громов. — На Белозерск?

— Да. — Элек сел на стул, обхватил голову руками. И тотчас вскочил. — Если ее не остановить, она погибнет!.. Вы понимаете! — крикнул он. — Она погибнет!

Они окончательно вышли из спячки — волейбольная команда мальчишек, — встали рядом, положили руки друг другу на плечи, окружили капитана. А сзади их подпирала волейбольная команда девчонок, тоже готовая сейчас ради своего капитана на все.

— Она будет бежать до самого моря, — горячо говорил капитан электроников. — И не остановится. Побежит дальше — под водой, по морскому дну — вы знаете Элечку. И будет бежать до тех пор, пока морская соль не разъест схемы. Как ее спасти?

— Догнать! — раздался голос профессора.

Громов выбежал из палаты.

— Вперед, ребята! — крикнул Сергей.

Элек выскочил вслед за профессором. Ребята пустились за ним. Ростик и врач не отставали ни на шаг. Их сопровождала молчаливая собачья стая, вынырнувшая из кустов.

На шоссе им повезло: третья грузовая машина, остановившаяся возле голосующих, следовала в Белозерск.

— А ну, в кузов! — скомандовал Ростик, помогая ребятам подсаживаться. — Доктор, следите, чтоб их не продуло. Профессор, прошу в кабину.

За грузовиком некоторое время бежали дворняги, потом они отстали, улеглись вдоль дороги, чтобы дождаться возвращения Рэсси.

И началось головокружительное мелькание полей, рощиц, деревень под бездонным безоблачным небом. Когда-то по этому шоссе Электроник впервые совершал прогулку с электронной девочкой, объяснял ей всю сложность окружавшего их мира. Сейчас мир сам летел навстречу, звенел в ушах, ерошил волосы, освежал разгоряченные лица — мир, открытый заново Электроничкой. Только что она пронеслась здесь, по этой горячей, пыльной дороге, стремясь к своей, неведомой пока ей самой цели. И надо было любой ценой догнать того, кто спас жизнь Электронику, догнать и объяснить эту цель. Спасти Электроничку!..

Громов пытался растолковать смысл нового открытия в робототехнике и роботопсихологии любопытствующему шоферу, и тот оценил случившееся по-своему:

— Догнать-то догоним! Однако чудеса творятся, да и только!

Но гнал, гнал, гнал свой покорный грузоход.

И автоинспекторы понимали стремительный бег грузовика: только что мимо них проскочила с невероятной скоростью девочка-робот с черной лохматой собакой. Надо было их настичь, поймать — значит спасти… Милиционеры давали команды по рации, освобождая дорогу для резвого грузовика.

— Рэсси, — взывал Электроник, — задержи ее ненадолго. Мы движемся вслед.

«Невозможно, — радировал Рэсси. — Если ее отвлечь, она может разбиться».

— Скажи, что я восстановился, я ее спасу.

«Я не верю, — тут же передал ответ Элечки электронный пес — Я никому не верю».

— Передай ей, — подсказал Сергей другу, — что мы ей верим.

«Поздно…» — прозвучал ответ девчонки с несмеющимися глазами.

— Вспомнил! — закричал вдруг Вовка Корольков и вскочил со скамьи, чуть не свалившись за борт. Его рывком усадили на место. — Вспомнил! — ликовал классный Профессор. — Вспомнил все! И размер острова Робинзона… И площадь Африки… И расстояние до конечной галактики… Все, все вспомнил! — И счастливый Профессор неожиданно осознал, какую болезнь он недавно пережил.

— Скажи ей, что я никогда не буду элелекать, — буркнул Макар, толкнув локтем Элека. — Будь другом, не пожалей энергии…

— Скажи ей, — механически повторил электронный мальчик, — что Макар никогда не будет задаваться… Передай, пожалуйста, Рэсси, что я обязательно буду человеком… Я помогу ей…

И услышал по рации ответ Электронички:

«Что же вы, мальчишки?… Эх, вы… Какие вы товарищи?…»

— Держись, Элечка! — крикнули дружно девочки. — Мы с тобой!

Слова Электронички, произнесенные почти шепотом, оглушили Электроника. Он вскочил, шагнул на борт и на полном ходу спрыгнул с грузовика.

— Ты куда? — успел лишь крикнуть Сыроежкин.

Доктор забарабанил по кабине. Неожиданно лицо его просветлело. Электроник не упал, не разбился. Он на бегу поравнялся с притормозившим грузовиком, обогнал его, устремился вперед. Девчонки с обожанием смотрели ему вслед: если бы к ним кто-нибудь так спешил!

Шофер, включив предельную скорость, напряженно следил, как постепенно уменьшается на ленте шоссе фигура бегущего мальчишки.

— У вас все такие отчаянные? — спросил он профессора.

— Когда речь идет о настоящем… о человеческом отношении к людям, то все, — кратко ответил профессор, попыхивая трубкой. — Гони!

В кузове, подгоняя быстрые колеса, звучали девчачьи голоса:

Все остальные подхватили песню лагеря, сочиненную командой Элечки:

Элек вышел на берег моря и сразу увидел ее.

Она стояла на большом гладком камне и смотрела за горизонт. У ее ног сидел лохматый пес.

Он подошел к ней спокойным шагом, внимательно посмотрел в лицо.

— Ты совсем другая, — чуть удивленно произнес Электроник. — У тебя… у тебя смеющиеся глаза. — Он протянул руку. — Мир?

Электроничка в ответ крепко пожала ее и засмеялась:

— Мир!

Она догадалась: ее глаза видели мир по-новому.