Мир приключений, 1990 (№33)

Перевод с английского

Глава I МИССИС ЧТО

Темная, бурная ночь.

В мансарде, в спальне, на кровати сидела Маргарет Мюррей, закутанная в стеганое одеяло, и смотрела, как трепал деревья ледяной, порывистый ветер. Тучи неистово неслись по небу. Сквозь них проглядывала луна, и тогда по земле стелились тени, точь-в-точь привидения. Дом сотрясался.

Мэг, закутанная в одеяло, тоже содрогалась. Обычно она не боялась плохой погоды. “И совсем я расклеилась не из-за погоды. Просто погода вдобавок ко всему. Добавка к ней самой, Мэг Мюррей — девочке наоборот”.

Школа. Все с школе неладно. Она была одной из отстающих в классе. Сегодня утром учительница резко сказала ей:

— Никак не могу понять, Мэг, как у умных родителей может быть такой ребенок. Если не подтянешься, оставим на второй год.

А одна из девочек заметила:

— В конце концов, Мэг, почему ты ведешь себя как ребенок? Мы ведь не в первом классе.

Во время завтрака она немного побуянила, чтобы снова ощутить себя самой собой.

А когда с книгами под мышкой она торопилась домой, один из мальчишек сказал что-то обидное об ее “немом братце”. Тогда она швырнула книги на землю, задала ему хорошую трепку и заявилась домой в разорванной блузе, с большим синяком под глазом. Сэнди и Деннис — десятилетние братья-близнецы — пришли на час раньше и негодовали:

— Если надо, мы и сами можем поколотить кого следует.

“Я — маленькая преступница, — угрюмо думала она. — Скоро все заговорят об этом. Не мама. Но все остальные. Хорошо бы папа…”

Но пока она не могла думать об отце — боялась расплакаться. Только мама спокойно говорила: “Когда он вернется…”

Вернется… Откуда? Когда? Конечно, мама знала, не могла не знать о респектабельно-злых сплетнях. И конечно, они должны были ее задевать, как и Мэг. Но мама не подавала виду. “Почему я не умею притворяться? — думала Мэг. — Почему, глядя на меня, любой обо всем догадывается?”

Неистово дребезжало под порывами ветра окно, и Мэг еще плотней закуталась в одеяло. Свернувшийся на подушке пушистый серый котенок зевнул, показал розовый язычок, потянулся, вновь свернулся калачиком и заснул.

Спали все. Кроме Мэг. Спал даже Чарльз Уоллес — “немой братец”. Обычно он каким-то непостижимым образом чувствовал, что она просыпается совершенно несчастной, и тогда прокрадывался на цыпочках к ней на мансарду.

Как могут они спать? Целый день по радио передавали предупреждение об урагане. Как могут они оставить ее в этой расшатанной медной кровати, зная, что в любой момент может снести крышу и ее выбросит в ночное дикое небо и унесет далеко, неизвестно куда?

Она уже не справлялась с дрожью.

“Но ведь я же сама попросилась в эту комнату наверху, — начала она уговаривать себя. — Мама мне позволила, потому что я самая старшая. Это — знак доверия, а не наказание”.

— Ну а ураган — это уже не знак доверия, — произнесла она вслух; сбросила одеяло и встала.

Котишка развалился на постели и посмотрел на нее большими невинными глазами.

— Спи, — сказала Мэг. — И будь доволен, что ты котенок, а не такой урод, как я.

Она взглянула на себя в зеркало платяного шкафа и скорчила гримасу, выставив зубы, скрепленные скобками; машинально поправила очки, запустила пятерню в мышиного цвета волосы так, что они вздыбились, и застонала, как ветер за окном.

Половицы холодили ступни. Ветер завывал в щелях оконных рам, несмотря на то что это были особые противоураганные окна. Она слышала, как ветер воет в трубах. Пока она спускалась, все время лаял Фортинбрас, большой черный пес. Наверно, тоже испугался. На кого это он лает? Фортинбрас никогда не лаял просто так.

Неожиданно она вспомнила: когда она пришла на почту за письмами, то слышала разговор о бродяге, который украл двенадцать простынь у жены констебля. Его так и не поймали, и, может быть, сейчас он подбирается к дому Мюрреев — ведь дом на отшибе и на этот раз его могут заинтересовать не только простыни. Тогда Мэг не обратила особого внимания на разговоры, потому что почтальонша, выдавая ей письма, с медовой улыбкой осведомилась, давно ли писал им отец.

Мэг вышла из своей маленькой спальни и, двигаясь среди теней мансарды, случайно натолкнулась на стол для игры в пинг-понг. “Теперь на ноге будет синяк — вдобавок ко всем моим несчастьям”, — подумала она. Потом она наткнулась на свой старый кукольный домик, коня-качалку Чарльза Уоллеса, на электрическую железную дорогу близнецов.

— Почему со мной все время должно что-то случаться? — спросила она у большого плюшевого медведя.

Она спустилась с лестницы, остановилась, прислушалась. Направо, в комнате Уоллеса, было тихо. Ни звука из комнаты матери. На цыпочках она прошла по коридору в комнату близнецов, то и дело поправляя очки, как будто они могли помочь ей видеть в темноте. Похрапывал Деннис. Сэнди пробормотал что-то о бейсболе и затих. У близнецов не было никаких проблем. Учились они не так уж хорошо, но и не плохо. Вереница хороших отметок, в которой иногда проскальзывали “отлично” и “посредственно”. Неутомимые бегуны, заводилы в играх, так что если пускали сплетни о семье Мюррей, то только не о близнецах.

Она вышла из спальни и стала спускаться по лестнице, стараясь не наступить на скрипящую седьмую ступеньку. Фортинбрас перестал лаять. Да и лаял он все это время не из-за бродяги. Если бы кто-нибудь посторонний был около дома, то Форти продолжал бы подавать голос.

“А вдруг бродяга все-таки зайдет? А вдруг у него нож? Рядом никто не живет, так что никто и не услышит, а мы будем кричать, кричать, кричать… Ведь всем все равно, кому это интересно. Приготовлю-ка себе какао, — решила она. — Станет веселее, а если крышу вдруг сорвет ветром, то меня не унесет”.

В кухне уже горел свет, и Чарльз Уоллес сидел за столом и пил молоко, заедая хлебом с джемом. Он выглядел маленьким и беззащитным, когда сидел вот так одиноко, в большой старомодной кухне, белокурый малыш в вылинявших джинсах. Ноги его по крайней мере на шесть дюймов не доставали до пола.

— Привет, — радостно сказал он. — А я тебя жду.

Фортинбрас, лежавший под столом, у ног Чарльза Уоллеса, в надежде получить кусочек поднял изящную темную голову и забарабанил хвостом. Однажды зимой, ночью, он появился на ступеньках крыльца — полувзрослый щенок, тощий и заброшенный. По мнению отца, он был помесью сеттера с гончей и отличался особой мрачной красотой.

— Почему ты не пришел в мансарду? — спросила Мэг брата, обращаясь с ним, как с ровесником. — Я ведь до смерти боялась.

— В твоей мансарде очень дует, — ответил малыш. — Я знал, что ты спустишься. Разогреваю для тебя молоко. Должно быть, оно уже горячее.

Откуда Чарльзу Уоллесу всегда все про нее известно? Почему он всегда все о ней знает? Он никогда ничего не знал или не хотел знать, о чем думают Деннис и Сэнди. А вот про маму и Мэг мог рассказать все до мелочей.

Может быть, из-за того люди и шептались о младшем сыне Мюрреев, что он их пугал. Однажды Мэг подслушала: “Говорят, что у умных людей дети часто бывают неудачными. Двое нормальных, но эта уродина девчонка и малыш — точно не в себе.

Действительно, Чарльз Уоллес редко разговаривал при посторонних, поэтому люди считали, что он так и не выучился говорить. Правда была и то, что заговорил он только в четыре года. Мэг прямо выходила из себя, когда видела, как люди смотрят на брата, шепчутся и сочувственно качают головой.

— Не беспокойся о Чарльзе Уоллесе, Мэг, — однажды сказал ей отец — незадолго до того, как он их покинул. — С головой у него все в порядке. Просто он все делает по-своему, когда ему это надо.

— Не хочу я, чтобы он вырос, как я, немым, — сказала тогда Мэг.

— Моя дорогая, ты не немая, — ответил отец. — Ты — как Чарльз Уоллес. Твое развитие идет собственным путем. И в свое особое время. Не так, как у всех.

— Откуда ты это знаешь? — поинтересовалась Мэг. — Откуда ты знаешь, что я не немая? Просто потому, что ты любишь меня?

— Да, я люблю тебя, но знаю не поэтому. Помнишь, мы с мамой давали тебе тесты?

Да, правда. Мэг поняла, что некоторые игры, в которые они играли с родителями, были тесты, и этих тестов было гораздо больше для нее и Чарльза Уоллеса, чем для близнецов.

— Тесты на коэффициент умственного развития?

— Да.

— У меня коэффициент в порядке?

— И даже лучше.

— А какой?

— Об этом я не собираюсь тебе говорить. Но тесты подтверждают, что ты и Уоллес, когда подрастете, сможете заниматься чем захотите на очень высоком уровне. Подожди, пока Чарльз Уоллес заговорит. Увидишь сама.

Как он был прав! Она убедилась в этом, когда Чарльз Уоллес заговорил — безо всякой подготовки, не как все малыши, а готовыми длинными фразами. Как бы отец им гордился! Но он покинул их задолго до этого важного события.

— Последи лучше за молоком, — произнес Чарльз Уоллес (и дикция у него намного лучше, чем у его обычных сверстников). — Ты ведь не любишь, когда сверху собирается пенка.

— Но тут молока вдвое больше, чем надо, — заметила Мэг, заглядывая в кастрюлю.

Чарльз Уоллес спокойно кивнул:

— Я подумал, что маме тоже захочется.

— Чего мне захочется? — раздался голос. В дверях появилась мама.

— Какао, — ответил Чарльз Уоллес. — Может, хочешь сэндвич с паштетом и сыром? Я с удовольствием тебе приготовлю.

— Как мило с твоей стороны! — ответила миссис Мюррей. — Но пожалуй, я и сама справлюсь, если ты занят.

— Совсем нет, — ответил Чарльз Уоллес и, соскользнув со стула, засеменил к холодильнику, осторожно, как котенок, переставляя ноги. — А ты, Мэг? — спросил он. — Будешь сэндвич?

— Да, сделай, пожалуйста. Но только не с паштетом. Есть у нас помидоры?

Чарльз Уоллес заглянул в холодильник:

— Есть. Один. Мама, ничего, если я отдам его Мэг?

— Очень хорошо, — улыбнулась миссис Мюррей. — Только не так громко, пожалуйста, Чарльз. Ты разбудишь близнецов, и они спустятся к нам.

— Пусть мы будем единственные, — сказал Уоллес. — Вот какое слово я придумал сегодня — замечательное, а?

— Изумительное, — ответила миссис Мюррей. — Мэг, подойди ко мне, я хочу посмотреть на твой синяк.

Мэг опустилась на колени у ног матери. Теплота и свет кухни настолько успокоили ее, что она позабыла о своих страхах. В кастрюле кипело ароматное какао; цвели герани на подоконниках, посередине стола стоял букет изящных желтых хризантем. Красные занавески с голубыми и зелеными геометрическими фигурами были опущены и, казалось, освещали пестрым изяществом всю комнату. Мягко, как крупное, сонное животное, мурлыкала плита; ровно сиял свет; снаружи ветер по-прежнему бился о стены дома, но злые силы, что так испугали Мэг, когда она была одна наверху, растворились в привычном уюте кухни. Под стулом миссис Мюррей удовлетворенно вздохнул Фортинбрас.

Миссис Мюррей нежно прикоснулась к щеке дочери, на которой сиял синяк. Мэг снизу посмотрела на мать с обожанием и в то же время чувствуя обиду. Не очень-то Мэг ободряло, что мать у нее — замечательный ученый, да еще такая красавица. Пламенеющие волосы миссис Мюррей, белоснежная кожа, голубые глаза с длинными ресницами особенно производили впечатление рядом с некрасивой дочкой. Волосы Мэг были ничего, пока она носила косы, но как только она перешла в старшие классы, ее подстригли, и теперь мать и Мэг пытались соорудить прическу, но с одного бока волосы вились, а с другого висели, как сосульки, и Мэг стала еще некрасивее, чем раньше.

— Ты не понимаешь, что значит выдержка, не правда ли, дорогая? — спросила миссис Мюррей. — Счастливой середины — вот чего я хотела бы от тебя добиться. Ужасный синяк подставил тебе Гендерсон. Между прочим, сразу же после того, как ты легла, приходила его мать и жаловалась, что ты сильно его побила. Я ответила, что, раз уж ее сын на год старше тебя и на двадцать пять фунтов тяжелее, я считаю, что жаловаться должна ты, а не он. Но она все равно твердила, что во всем виновата ты.

— Все зависит от того, как посмотреть, — сказала Мэг. — Так всегда: что бы ни случилось, люди говорят, что во всем я виновата, хотя я совсем ни при чем. Но все-таки мне жаль, что я побила его. И вообще эта неделя у меня очень тяжелая. Я все время злюсь.

Миссис Мюррей погладила Мэг по спутанным волосам:

— А знаешь почему?

— Ненавижу быть белой вороной, — сказала Мэг. — И для Денниса и Сэнди это тоже небезразлично. Не знаю, то ли действительно они такие, как все, то ли просто притворяются. Пытаюсь и я притвориться, только ничего не получается.

— Ты слишком откровенная для этого, — ответила мама. — Жаль, что отца сейчас нет с нами, он сумел бы тебе помочь, а я всего лишь могу тебе посоветовать подождать. Со временем все станет для тебя легче. Правда, сейчас тебе от этого не лучше.

— Вот если бы я была не такой отвратительной, если бы я была такой же хорошенькой, как ты…

— Мама у нас не просто хорошенькая, она красавица, — провозгласил Чарльз Уоллес, слизывая паштет. — Но я готов поклясться, что в твоем возрасте она была просто гадкой.

— Ты совершенно прав, — ответила мать. — Подожди, Мэг.

— Сэндвич с салатом? — спросил Чарльз Уоллес у матери.

— Нет, благодарю.

Он разрезал сэндвич на куски, выложил их на тарелку и поставил перед матерью.

— Сейчас и твой, Мэг, будет готов. Думаю поговорить с миссис Что о тебе.

— Кто это — миссис Что?

— Пока не будем о ней говорить, — ответил Чарльз. — Не хочешь ли салат из лука?

— Да, пожалуйста.

— Что означает “миссис Что”? — спросила мать.

— Так ее зовут, — отозвался Чарльз Уоллес. — Ты знаешь дом под крышей из дранки в глубине леса? Дети к нему не ходят, потому что в нем обитают привидения. Вот там они и живут.

— Они?

— Миссис Что и два ее друга. Мы с Фортинбрасом пошли гулять дня два назад — близнецы и ты, Мэг, были в школе. Мы любим с ним бродить по лесу. Неожиданно Фортинбрас погнался за белкой, я за Фортинбрасом, и мы оказались в этом доме, так что я познакомился с ними случайно.

— Но там никто не живет, — возразила Мэг.

— Живут. Миссис Что и ее друзья. Они очень милые.

— Почему ты мне раньше об этом не рассказал? — спросила миссис Мюррей. — Ведь ты знаешь, что тебе нельзя далеко уходить от дома.

— Знаю, — ответил Чарльз. — Вот поэтому я и не сказал тебе ни слова. Я просто погнался за Фортинбрасом, ни о чем не думая.

Сильный порыв ветра обрушился на дом и до основания потряс его. Неожиданно потоки дождя стали хлестать в окна.

— Не нравится мне этот ветер, — сказала Мэг нервно.

— Ничего страшного, с крыши слетят одна — две дранки, — сказала миссис Мюррей, — но дом этот простоял двести лет и, думаю, простоит еще. На этом холме всегда ветрено, Мэг.

— Но ведь это ураган, — простонала Мэг. — По радио так и объявили!

— Октябрь, — ответила миссис Мюррей. — И раньше в октябре бывали ураганы.

Когда Чарльз протянул Мэг ее сэндвич, из-под стола выполз Фортинбрас. Он протяжно, низко завыл, и шерсть вздыбилась у него на загривке. У Мэг побежали по коже мурашки.

— Что случилось? — тревожно спросила она.

Фортинбрас пристально смотрел на дверь, ведущую в каменную маслобойню, где помещалась лаборатория миссис Мюррей. За лабораторией находилась кладовая, откуда был выход на улицу. Миссис Мюррей приложила много сил, чтобы научить всю семью входить в дом через гараж, а не через лабораторию. Но Фортинбрас выл, вытянув морду в сторону лаборатории.

— Не оставила ли ты на бунзеновской горелке какие-нибудь пахнущие химикалии? — спросил Чарльз Уоллес у матери.

Миссис Мюррей встала.

— Нет. Но все же пойду посмотрю, что так обеспокоило Фортинбраса.

— Это бродяга, я уверена, бродяга, — нервно сказала Мэг.

— Какой бродяга? — спросил Чарльз Уоллес.

— На почте говорили, что один бродяга стащил все простыни миссис Банкомб.

— Тогда нам надо получше стеречь наволочки, — беззаботно ответила миссис Мюррей. — Думаю, Мэг, что даже бродяга не выйдет на улицу в такую ночь.

— А может, он бродит, — сказала Мэг, — чтобы найти пристанище.

— В таком случае я предложу ему переночевать у нас в амбаре, — ответила миссис Мюррей, направляясь к двери.

— Я пойду с тобой, — резко заявила Мэг.

— Нет, Мэг, оставайся с Чарльзом и ешь свой сэндвич.

— “Ешь”! — воскликнула Мэг. — Чтобы я ела в такой момент?

— Мама может сама о себе позаботиться. Я имею в виду ее физическую силу.

Чарльз Уоллес уселся в кресло отца. Он мог долго сидеть совершенно спокойно, не то что другие маленькие дети.

Фортинбрас выскочил за миссис Мюррей.

Через несколько минут, которые показались Мэг вечностью, вернулась миссис Мюррей. Она оставила дверь открытой — неужели для бродяги? Но для бродяги существо было слишком мало. Нельзя было понять, какого оно пола, сколько ему лет. Оно было закутано в какие-то одежки. Голова была обмотана несколькими подобранными по тонам шарфами, и на самой макушке лихо высилась фетровая шляпа. Поразительно яркая розовая накидка была накинута поверх пальто из грубого сукна, а на ногах красовались черные резиновые ботики.

— Миссис Что, — подозрительно спросил Чарльз, — что вы тут делаете? Ночью, в такое время?

— Не беспокойся, голубчик. — Голос, тянущийся из-под приподнятого воротника, накидки, шарфов и шляпы, напоминал скрип ворот, но совсем не противный.

— Миссис… гм… Что говорит, что заблудилась, — сказала миссис Мюррей. — Не хотите ли отведать горячего какао, миссис Что?

— С большим удовольствием, — ответила миссис Что, снимая шляпку и накидку. — И не то чтобы я заблудилась — меня просто сдуло ветром с правильного пути. И когда я поняла, что нахожусь поблизости от дома Чарльза Уоллеса, я подумала: не зайти ли мне передохнуть к вам, прежде чем пуститься в дальнейший путь?

— А как вы узнали, что это дом Чарльза Уоллеса? — спросила Мэг

— По запаху.

Миссис Что размотала зелено-голубой шерстяной шарф, шарф в набивных красных и желтых цветах, и еще один красный шарф в черный горошек. Подо всем этим обнаружились редкие седые волосы, собранные на затылке в маленький, но аккуратный пучочек. Сияющие глазки, нос пуговкой, рот, сморщенный, как осеннее яблоко.

— Подумать только, до чего здесь у вас тепло и красиво! — сказала миссис Что.

— Присаживайтесь. — Миссис Мюррей указала на стул. — Не хотите ли сэндвич, миссис Что? Я съела с паштетом и сырной пастой, Чарльз — с джемом, Мэг — с салатом и помидором.

— Погодите, я подумаю, — объявила миссис Что. — Я обожаю черную икру.

— Вы подсмотрели! — негодующе закричал Чарльз. — Мы бережем ее к дню рождения мамы и не можем отдать ее вам.

Миссис Что глубоко и торжественно вздохнула.

— Нет, ни в коем случае, — продолжал Чарльз. — Мама, не отдавай икру, а то я рассержусь. А что вы скажете насчет салата из тунца?

— Хорошо, — кротко ответила миссис Что.

— Я приготовлю салат, — предложила Мэг и отправилась в кладовую за консервами.

“Для того чтобы так расшуметься, — подумала Мэг, — эта старая женщина является к нам в середине ночи, и мама принимает все как должное, как будто нет в этом ничего особенного. Клянусь, что эта старуха и есть тот самый бродяга. Клянусь, что именно она украла те самые простыни. И конечно, Чарльзу Уоллесу ни в коем случае не следовало заводить с ней дружбу, особенно если вспомнить, что он не разговаривает с обычными людьми”.

— Я поселилась тут недавно, — говорила миссис Что как раз в тот момент, когда, выключив свет в кладовой, Мэг вернулась на кухню с консервами тунца. — И по правде говоря, соседи мне не очень нравились, пока я не познакомилась с крошкой Чарльзом и его собакой.

— Миссис Что, — сурово спросил Чарльз Уоллес, — почему вы взяли простыни у миссис Банкомб?

— Чарльз, дорогой, они были мне так нужны.

— Вы должны сейчас же вернуть их.

— Чарльз, дорогой, не могу. Я ими уже пользовалась.

— Вы поступили очень плохо, миссис Что, — проворчал Чарльз Уоллес. — Если уж вам были так нужны простыни, могли бы сказать мне.

Миссис Что покачала головой и прокудахтала:

— Ты не мог бы уделить мне простыни, а миссис Банкомб могла.

Мэг нарезала сельдерея и смешала его с тунцом. Секунду поколебавшись, она открыла холодильник и достала банку маринованных огурцов.

“Зачем я делаю это для нее, не знаю, — думала Мэг, нарезая огурцы. — Не верю я ей ни капельки”.

— Скажи своей сестре, чтобы она мне доверяла, — заметила миссис Что, обращаясь к Чарльзу. — Скажи, что у меня добрые намерения.

— Дорога в ад вымощена добрыми намерениями, — нараспев произнес Чарльз.

— Подумать только, он еще насмехается! — заметила миссис Что с лучезарной улыбкой и любовно посмотрела на мальчика. — Как ему повезло, что те, кто с ним рядом, понимают его шутки!

— Боюсь, — заметила миссис Мюррей, — что ему не очень-то повезло. Мы не всегда понимаем Чарльза Уоллеса.

— Но в конце концов, вы его не подавляете. — Миссис Что энергично кивнула. — Вы позволяете ему быть самим собой.

— Вот ваш сэндвич. — И Мэг протянула сэндвич миссис Что.

— Не возражаете ли вы, если я сниму ботики? — спросила миссис Что, держа в руках сэндвич. — Послушайте… — Она подвигала под столом ногами, и все услышали, как в ботиках хлюпает вода. — Ноги совсем мокрые. Беда в том, что ботики чуточку маловаты, и я не могу их снять самостоятельно.

— Я помогу вам, — предложил Чарльз Уоллес.

— Нет, ты не сможешь. Ты слишком слабый.

— Я помогу. — Миссис Мюррей присела на корточках около миссис Что и потянула за скользкий ботик.

Неожиданно ботик оказался у нее в руках, а сама миссис Мюррей с грохотом повалилась на пол. Миссис Что кувырнулась вместе с креслом и оказалась тоже на полу, но сэндвича из сморщенной лапки она все же не выпустила. Из ботика полилась вода и разбежалась струйками по большому ковру.

— О, милочка моя! — заохала миссис Что, лежа на спине в перевернутом стуле, одна нога в красном, в белую полоску, носке болталась в воздухе, другая по-прежнему была в ботике.

Миссис Мюррей поднялась.

— Вы не ушиблись, миссис Что?

— Не мешало бы мне мази, — ответила миссис Что, по-прежнему лежа на полу. — Кажется, я растянула связки. Гвоздичное масло, смешанное с чесноком, — вот что мне требуется. — И она отхватила довольно большой кусок сэндвича.

— Пожалуйста, встаньте, — попросил Чарльз. — Не нравится мне, как вы лежите. Вы слишком увлеклись.

— Пытался ли ты когда-нибудь подняться на ноги, если твоему достоинству растянули связки?

Но миссис Что приподнялась, подняла стул, поставила его, а сама снова уселась на пол, выставив вперед ногу в ботике, и снова откусила кусок. Для старой женщины она двигалась с большой ловкостью. Наконец Мэг убедилась, что миссис Что действительно старуха, и при этом очень древняя. Миссис Что пробурчала с полным ртом:

— Тяните, пока я сижу.

Миссис Мюррей спокойно, как будто в том, что она стягивала ботики со старой женщины, не было ничего необыкновенного, потянула за ботик и высвободила вторую ногу. Обнаружился серо-голубой шерстяной носок, а миссис Что сидела на полу, шевеля пальцами, и, прежде чем подняться, прикончила без остатка сэндвич.

— Наконец-то, — сказала она. — Так-то лучше будет. — И, взяв оба ботика, потрясла их под раковиной. — Наелась досыта, согрелась изнутри и снаружи, пора домой.

— Не лучше ли остаться у нас до утра? — спросила миссис Мюррей.

— Благодарю вас, дорогая, ни в коем случае, ведь мне предстоит так много дел, что я не могу попусту тратить время.

— Но ночь такая бурная.

— Бурные ночи — вот чем я горжусь, — сказала миссис Что. — На меня просто сильно подуло, и я сбилась с пути.

— Подождите хотя бы, пока носки высохнут…

— Мокрые носки мне не мешают. Мне не нравится, когда вода хлюпает в ботиках. Не беспокойтесь обо мне, овечка. (Никому бы и в голову никогда не пришло назвать миссис Мюррей овечкой.) Я посижу еще немного, засуну ноги в ботики и отправлюсь в путь. Кстати о путях — попутно. Существует и такой, как тессеракт.

Миссис Мюррей побелела, как полотно, и, нащупав сзади стул, оперлась о него. Голос ее задрожал:

— Что вы сказали?

Миссис Что с усилием пыталась натянуть на ногу ботик.

— Я сказала, — ворчала она, проталкивая ногу внутрь ботика, — существует и такое — тессеракт, рывок.

Ботик наконец удалось натянуть, и, схватив шали, шарфы и шляпку, она опрометью выбежала из кухни.

Миссис Мюррей стояла неподвижно, не пытаясь помочь старой женщине. Как только открылась дверь, ворвался блестящий и мокрый, как тюлень, Фортинбрас, он сильно запыхался. Он посмотрел на миссис Мюррей и завыл.

Дверь с грохотом хлопнула.

— Мама, что случилось? Что она сказала? — закричала Мэг. — Что это такое?

— Тессеракт… — прошептала миссис Мюррей. — Что она имела в виду? Как догадалась?

Глава II МИССИС КТО

Когда Мэг проснулась под трезвон будильника, по-прежнему дул ветер, но солнце сияло вовсю; буря почти улеглась. Она села в постели и потрясла головой, чтобы собраться с мыслями.

Должно быть, ей все приснилось. Она испугалась бури и боялась, что явится бродяга, вот ей и приснилось, что она спустилась в кухню и познакомилась с миссис Что, той, что так расстроила и напугала маму словом “тессер…”. Как дальше, Мэг позабыла.

Она поспешно оделась, подняла с постели свернувшегося в клубок котенка и бесцеремонно бросила его на пол. Котенок зевнул, жалобно замяукал, потянулся и бросился вон из мансарды, вниз по лестнице, в кухню. Мэг убрала постель и тоже поспешила вниз.

В кухне мать поджаривала тосты. Близнецы сидели за столом и ждали. Котенок лакал из блюдечка молоко.

— Где Чарльз? — спросила Мэг.

— Спит еще. Ведь мы провели такую беспокойную ночь.

— А я — то думала, мне все приснилось, — отозвалась Мэг.

Мать осторожно перевернула четыре куска хлеба, потом твердо заявила:

— Нет, Мэг, не надейся, что это был сон. Я не больше твоего разобралась в ночных событиях, но я твердо знаю одно: не обязательно понимать, что к чему, чтобы уяснить, что происходит. Жаль, что ты заметила, как я расстроилась. Видишь ли, папа и я часто шутили насчет тессеракта…

— Что такое тессеракт? — спросила Мэг.

— Есть такое понятие. — Миссис Мюррей дала близнецам сироп. — Потом тебе объясню. А то ты в школу опоздаешь.

— Не понимаю, почему ты нас не разбудила? — спросил Деннис. — Вы нас ловко надули. Из-за вас мы пропустили много смешного.

— Зато в школе сегодня ты не будешь такой сонный, как я. — Мэг взяла свой тост и уселась за стол.

— Это неважно, — сказал Сэнди. — Мама, если ты позволяешь старым бродягам заходить в наш дом посреди ночи, то мы должны быть рядом и защищать тебя.

— В конце концов, папа хотел от нас именно этого, — добавил Деннис.

— Конечно, мы знаем, что ты очень умная, мама, — сказал Сэнди, — но тебе не хватает здравого смысла. У Мэг и Чарльза его тоже нет.

— Знаю. Мы слабоумные, — горько произнесла Мэг.

— Хотелось бы мне, чтобы ты не была такой дубиной, Мэг. Сироп, пожалуйста. — Сэнди потянулся за ним через стол. — Не принимай все на свой счет. Ради бога, придерживайся золотой середины. Ты как тупица ведешь себя в школе, слоняешься вокруг, смотришь в окно и ни на что не обращаешь внимания.

— Ты сама себе все усложняешь, — сказал Деннис. — И Чарльзу Уоллесу тоже плохо придется на будущий год, когда он пойдет в школу. Мы-то знаем, какой он умный, но на людях он такой странный, вот все и привыкли, что он немой, уж и не знаю, как это все будет. Сэнди и я зададим хорошую трепку тому, кто хоть раз его ударит, но это, пожалуй, и все, что мы сможем для него сделать.

— Пока не кончился этот год, не будем беспокоиться о следующем, — сказала миссис Мюррей. — Еще тостов, дети?

В школу Мэг пришла усталой, веки опускались, в голове было туманно. На уроке по экономической географии ее попросили рассказать о главных предметах импорта и экспорта Никарагуа. И хотя она добросовестно выучила все накануне вечером, сейчас не могла сказать ни слова. Учительница насмешливо улыбалась, класс смеялся, а она плюхнулась на свое место.

— Так или иначе, — пробормотала она, — кого волнует импорт и экспорт Никарагуа?

— Если ты грубишь, Маргарет, то покинь класс, — сказала учительница.

— Ну ладно, ну и уйду! — И Мэг вылетела из класса. Во время перемены ее пригласили к директору.

— Что случилось с тобой, Мэг, на этот раз? — спросил он, приятно улыбаясь.

Мэг мрачно уставилась в пол.

— Ничего, мистер Дженкинс.

— Миссис Портер говорит, что ты была очень груба. Мэг пожала плечами.

— Разве ты не понимаешь, что все усложняешь своим поведением? Я убежден, что ты можешь успешно справляться с заданиями и идти наравне с остальными одноклассниками, если постараешься. Но некоторые из твоих учителей так не считают. Поэтому ты должна сделать над собой усилие. Никто за тебя его не сделает. Что ты мне на это скажешь, Мэг?

— Не знаю, что делать, — ответила Мэг.

— Начни с того, что делай домашние задания. Мама может тебе помочь?

— Конечно, если я попрошу ее.

— Мэг, что тебя беспокоит? Может быть, у тебя дома неприятности? — спросил мистер Дженкинс.

Наконец Мэг подняла глаза и посмотрела на него, поправив очки характерным жестом.

— Дома все прекрасно.

— Рад слышать. Думаю, ты переживаешь, что с вами нет отца?

Мэг устало взглянула на директора и потрогала скобки на зубах.

— Давно вы получали известия от него?

Мэг была уверена: она правильно угадала, что под напускным заботливым участием мистера Дженкинса сквозило явное любопытство. “Как ему хочется все знать! — подумала Мэг. — Но даже если бы я что-нибудь знала, ему бы сказала в последнюю очередь или в предпоследнюю”.

Почтальонша знала, что прошел уже почти год, как они получили последнее письмо, и можно только представить себе, какому огромному количеству людей она рассказала об этом и как она злословила на этот счет.

Мистер Дженкинс ждал ответа, но Мэг только плечами пожала.

— А чем занимается твой отец? Наукой, кажется?

— Он физик. — Мэг обнажила зубы и продемонстрировала два устрашающих ряда скобок.

— Мэг, тебе не кажется, что тебе будет легче жить, если ты посмотришь правде в глаза?

— Я и смотрю правде в глаза. Должна признаться, что это легче, чем смотреть в глаза некоторым.

— Тогда почему же тебе не посмотреть в лицо правде о твоем отце?

— Оставьте отца в покое! — воскликнула Мэг.

— Перестань кричать, — резко приказал мистер Дженкинс. — Хочешь, чтобы тебя вся школа услышала?

— Я не стыжусь того, что говорю, — сказала Мэг. — А вы? Мистер Дженкинс вздохнул.

— Неужели тебе хочется быть самой неуживчивой, необщительной девочкой в школе?

Мэг не обратила внимания на его слова. Она потянулась через стол к директору.

— Мистер Дженкинс, вы знаете мою маму, не правда ли? Вы не можете сказать, что она не смотрит правде в лицо. Она — ученый. Она доктор биологических наук, у нее докторская степень по бактериологии. Она имеет дело с фактами. Когда она мне скажет, что отец не вернется домой, тогда я поверю. Но пока она говорит, что он обязательно вернется, я верю в это.

Мистер Дженкинс опять вздохнул.

— Не сомневаюсь, Мэг, твоя мать хочет верить, что он вернется. Хорошо, Мэг. Поделать с тобой я ничего не могу. Возвращайся в класс. Постарайся быть не такой непримиримой. Может быть, тебе станет легче учиться, если ты поведешь себя более разумно.

Когда Мэг вернулась из школы, мама работала в лаборатории, близнецы были на занятиях спортивной лиги. И ждали ее Чарльз Уоллес, котенок и Фортинбрас. Фортинбрас подпрыгнул, положил голову на плечо Мэг и лизнул в лицо, а котенок кинулся к пустому блюдечку и громко замяукал.

— Давай, — сказал Чарльз Уоллес, — пойдем.

— Куда? — спросила Мэг. — Я есть хочу. И никуда не пойду, пока не поем.

Она злилась из-за разговора с мистером Дженкинсом, поэтому говорила раздраженно. Чарльз Уоллес задумчиво смотрел, как она пошла к холодильнику, дала немного молока котенку и отпила сама.

Он протянул ей пакет:

— Здесь сэндвич, пирожки и яблоко. Думаю, нам пора идти в гости к миссис Что.

— Вот так так, — протянула Мэг. — А зачем?

— Она тебе не очень нравится, правда?

— Да, не очень.

— И напрасно. Она хорошая. Уверяю тебя, она на нашей стороне.

— Откуда ты знаешь?

— Мэг, — нетерпеливо сказал он. — Знаю, и все тут.

— Но зачем нам именно сейчас отправляться к ней в гости?

— Я хочу побольше разузнать о тессеракте. Разве ты не помнишь, как это слово расстроило маму? Ты ведь знаешь, что если маме не удается скрыть от нас, что она расстроена, значит, дело серьезное.

Мэг немного подумала.

— Хорошо, пойдем. Но обязательно возьмем Фортинбраса.

— Конечно, возьмем. Ему надо побегать.

И они отправились. Фортинбрас то бежал впереди, то возвращался к маленьким хозяевам, затем вновь исчезал из виду. Семья Мюррей жила в четырех милях от деревни. Позади дома высился сосновый лес, и как раз туда Чарльз повел Мэг.

— Чарльз, ты знаешь, мне кажется, что она попадет в передрягу — я говорю о миссис Что, — если только узнают, что она поселилась в доме с привидениями. Да потом эти простыни миссис Банкомб и все такое. Они могут засадить ее в тюрьму.

— Вот поэтому я собрался сегодня к ней в гости. Хочу предупредить их.

— Их?

— Я же тебе говорил, что она живет там с двумя друзьями. Я даже уверен, что простыни стянула не сама миссис Что, хотя и не могу ручаться.

— Но зачем ей понадобились эти простыни?

— Это я и хочу выяснить, — сказал Чарльз Уоллес, — и предупредить их, чтобы были начеку. Вряд ли они позволят кому-нибудь вторгнуться в их убежище, но, по-моему, мы должны предупредить их об опасности. Иногда во время каникул туда забираются мальчишки в поисках приключений; правда, они сейчас все помешались на бейсболе и вообще на спорте.

Они замолчали, пробираясь по благоухающему лесу. Под ногами шуршал мягкий настил из ржавых сосновых иголок. В ветвях посвистывал ветер. Чарльз Уоллес засунул ладонь в ладонь сестры, и это ласковое, доверительное прикосновение малыша так обрадовало ее, что она почувствовала, как тает тугой комок внутри ее. “Чарльз любит меня такой, какая я есть”, — подумала она.

— Что, в школе сегодня опять плохо? — спросил он чуть погодя.

— Да. Меня вызвал мистер Дженкинс. Расспрашивал об отце с фальшивым участием.

Чарльз Уоллес глубокомысленно кивнул:

— Я знаю.

— Откуда?

Чарльз Уоллес покачал головой.

— Не могу объяснить. Ты говоришь мне, вот и все.

— Но я никогда ничего тебе не говорю. А ты все равно знаешь.

— По тебе догадываюсь.

— А близнецы? Ты о них тоже знаешь?

— Думаю, мне это нетрудно, если бы захотел. Если бы я был им нужен. Но ведь это утомительно, поэтому я сосредоточиваюсь только на тебе и маме.

— Ты хочешь сказать, что читаешь наши мысли? Чарльз Уоллес огорчился.

— Думаю, что это не совсем так. Я будто понимаю некий язык. Если очень сосредоточусь, то понимаю, о чем ветер говорит с ветвями. Это происходит у меня непреднамеренно. Хорошее слово, правда? Не-пред-намеренно! Сегодня утром я попросил маму посмотреть его для меня в словаре. И действительно, мне пора учиться читать, хотя боюсь, мне трудно придется в школе, когда поймут, что я уже кое-что знаю. Пусть лучше думают, что я немного туповат. Тогда меня не будут ненавидеть.

Впереди залаял Фортинбрас — так он предупреждал, когда на дороге появлялся автомобиль или кто-нибудь подходил к их дому.

— Там кто-то есть, — резко сказал Чарльз. — Кто-то слоняется вокруг дома. Идем же!

И он изо всех сил бросился бежать. На краю леса стоял мальчик, а Фортинбрас яростно лаял на него. Когда они, тяжело дыша, подбежали к мальчику, тот сказал:

— Прикажи собаке отойти.

— Кто это? — спросил Чарльз у Мэг.

— Кэльвин О’Киф. Он из нашей школы, но старше меня. Хитрый жук.

— Эй, парень, я тебя не трону, — сказал мальчик Фортинбрасу.

— Сидеть, Форт, — скомандовал Чарльз Уоллес, и Фортинбрас сел, по-прежнему продолжая тихонько ворчать. — Хорошо. — Чарльз Уоллес уперся руками в бедра. — А теперь расскажи нам, что ты здесь делаешь?

— Я мог бы сам вас об этом спросить, — ответил мальчик негодующе. — Вы — дети Мюррей. И я не нахожусь в границах ваших владений.

Он попробовал отойти, но ворчанье Фортинбраса становилось все громче и громче, и мальчик остановился.

— Мэг, расскажи мне о нем, — потребовал Чарльз.

— А что я о нем знаю? Он старше меня на два класса, играет в баскетбол.

— Да, я в баскетбольной команде, потому что высокого роста.

Кэльвин был несколько обескуражен. Действительно, он был длинным и тощим — кожа да кости. Из рукавов голубого свитера торчали мосластые руки, вельветовые поношенные брюки были на три дюйма короче, чем следовало. Ярко-рыжие волосы явно нуждались в стрижке. Несколько веснушек того же цвета украшали скулы. Глаза ярко-голубые.

— Признайся, что ты здесь делаешь? — потребовал Чарльз Уоллес.

— Да кто ты такой? Малышня! Да к тому же с головой у тебя не все в порядке, так, кажется?

Мэг от ярости покраснела, но Чарльз Уоллес спокойно ответил:

— Правильно. И если хочешь, чтобы я отозвал собаку, признавайся.

— Первый раз встречаю такого странного дурачка. Я убежал из дому.

Чарльз Уоллес кивнул.

— А что у тебя за семья?

— В моей семье у всех детей сопливые носы. Всего нас одиннадцать. Я третий. Я мутант.

Чарльз Уоллес ухмыльнулся:

— Я тоже.

— Но не думай, я не мутант для бейсбола, — сказал Кэльвин.

— А я так и не думаю.

— Как в учебнике по биологии… — продолжал подозрительно Кэльвин.

— “Изменение в гене, — процитировал Чарльз Уоллес, — влечет за собой появление у потомства черт, отсутствующих у родителей, но передающихся потомству”.

— Что здесь творится? — изумленно спросил Кэльвин. — Мне сказали, что ты не умеешь говорить.

— Люди думают, что я слабоумный, и от этого чувствуют превосходство надо мной, — ответил Чарльз. — Зачем их разочаровывать? Сколько тебе лет, Кэл?

— Четырнадцать.

— Как ты учишься?

— Я отличник. Слушай, тебя кто-нибудь просил прийти сюда сегодня днем?

Чарльз Уоллес, придерживая Фортинбраса за ошейник, подозрительно посмотрел на Кэльвина.

— Что ты имеешь в виду — “просил”? Кэльвин пожал плечами.

— Ты по-прежнему мне не доверяешь?

— Я тебе доверяю, — ответил Чарльз Уоллес.

— Тогда ответь мне: зачем ты здесь?

— Форт, Мэг и я решили прогуляться. Мы часто гуляем днем.

Кэльвин засунул руки в карманы.

— Ты что-то скрываешь.

— И ты тоже, — сказал Чарльз Уоллес.

— Хорошо, старина мутант, — согласился Кэльвин. — Вот что я тебе скажу: иногда у меня появляются предчувствия. Можешь называть их побуждениями. Знаешь, что такое побуждение?

— “Влечение. Обязательство… Что-то тебя побуждает действовать”. Не очень хорошее определение, но из Оксфордского словаря.

Мэг присела на жесткую траву. Форт вырвался из рук Чарльза Уоллеса и, подбежав к Мэг, улегся рядом и положил голову ей на колени.

Теперь Кэльвин старательно говорил, обращаясь одновременно к Чарльзу Уоллесу и Мэг:

— Когда у меня появляется это чувство, побуждение, я всегда делаю то, что оно мне подсказывает. Не могу объяснить, откуда оно появляется, как я воспринимаю его, да и случается это не часто. Но я всегда подчиняюсь ему. И сегодня днем у меня появилось чувство, что я должен прийти к дому с привидениями. Вот и все, малыш. Я ничего не скрыл. Может быть, мне предназначено было встретиться здесь с тобой? Теперь твоя очередь говорить.

Чарльз Уоллес изучающе посмотрел на Кэльвина; глаза его остекленели, казалось, он что-то обдумывал. Кэльвин спокойно стоял и ждал.

Наконец Чарльз Уоллес сказал:

— Хорошо. Я тебе верю. Но не могу ничего сообщить. Я хотел бы доверять тебе еще больше, но пока не могу. Может быть, тебе лучше отправиться к нам домой и пообедать.

— Пожалуй, но… что скажет ваша мама? — спросил Кэльвин.

— Она будет в восторге. У нас замечательная мама. Она не одна из нас. Но она просто замечательная.

— А Мэг?

— У Мэг свои трудности. По-настоящему она ни то ни другое.

— Что ты имеешь в виду — не одна из нас? — спросила Мэг. — Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что я ни то ни другое?

— Не сейчас, Мэг. Я тебе потом все расскажу.

Он взглянул на Кэльвина и, казалось, принял неожиданное решение:

— Хорошо, возьмем его с собой к миссис Что. Она узнает, если с ним не все в порядке.

И он пустился бежать на коротких ножках к развалившемуся старому дому.

Дом с привидениями был наполовину скрыт вязами. Они стояли почти голые, земля вокруг них была усыпана сырыми листьями. Дневной свет зеленоватого оттенка зловеще отражался в слепых окнах дома. Ставня, повисшая на одной петле, глухо ударяла о стену. Другая скрипела. Мэг не удивилась — не зря поговаривали, что в доме обитают привидения.

Парадная дверь была заколочена доской. Чарльз повел их к заднему ходу. И эта дверь казалась заколоченной, но Чарльз Уоллес постучал в нее, и она широко распахнулась, поскрипывая на ржавых петлях. На вершине одного из вязов хрипло прокаркал ворон, и дятел рассыпал свою барабанную дробь. Большая серая крыса поспешила удрать за угол дома, и Мэг вскрикнула.

— Они здорово веселятся, используя всю эту декорацию, — успокаивающе заговорил Чарльз Уоллес. — Проходите. Следуйте за мной.

Кэльвин сильной рукой взял Мэг под локоть, Форт прижался к ее ноге. Она была счастлива, чувствуя их заботу; это заставило ее подавить страх. И они пошли вслед за Чарльзом в темный дом.

Они вошли в комнату, похожую на кухню. В большом очаге над веселыми языками пламени висел черный огромный котел. Почему же из трубы не шел дым? В горшке что-то булькало, и запах от варева напоминал скорее химические препараты миссис Мюррей, чем что-то съедобное. В ветхом кресле-качалке сидела пухлая маленькая женщина. Но это была не миссис Что.

“Должно быть, — решила Мэг, — одна из двух ее друзей”. На носу у женщины громоздились громадные очки, вдвое толще и вдвое больше, чем у Мэг, и она трудолюбиво вышивала что-то на простыне. Несколько простынь лежало на пыльном полу.

Чарльз Уоллес подошел к ней.

— Я считаю, что вы не должны были брать у миссис Банкомб эти простыни, не посоветовавшись со мной, — сказал он так солидно и внушительно, как только мог. — Зачем они вам нужны?

Пухлая маленькая женщина просияла лучезарной улыбкой:

— Чарли, дитя мое! “У сердца свои резоны, которые разум человека понять не в силах”. Это сказал Паскаль.

Чарльз резко возразил:

— Ваш ответ мне не подходит.

— Твоя мама сказала бы то же самое. — Сквозь стекла очков снова блеснул лучезарный взгляд.

— Я не говорю с вами о чувствах мамы к моему отцу, — огрызнулся Чарльз Уоллес. — Я говорю о простынях миссис Банкомб.

Маленькая женщина вздохнула. В стеклах громадных очков отразился свет, и они сверкнули, как глаза совы.

— Я думала, ты сам догадаешься. Простыни должны быть под рукой на тот случай, если нам понадобятся привидения, — сказала она. — Если нам придется отпугивать кого-нибудь. Вот Что и решила обставиться посолидней. Вот почему так весело жить в доме, где обитают привидения. Но мы совсем не хотели, чтобы ты знал о простынях. “Пойманы на месте преступления”. Английский. Как я тебе говорила…

Но Чарльз Уоллес повелительно поднял руку:

— Миссис Кто, знаете ли вы этого мальчика?

Кэльвин поклонился:

— Добрый день, мэм13. Простите, не расслышал вашего имени.

— Миссис Кто, — ответила женщина. — Он не тот, за кого я его принимала, но подходит, Чарльз.

— А где миссис Что? — спросил Чарльз.

— Занята. Время подходит, Чарли, время подходит! “Ничто не может отвлечь достойного человека от славных деяний”. Сенека. А он очень хороший человек, Чарли, дорогой, очень хороший, но сейчас ему нужна наша помощь.

— Кому? — спросила Мэг.

— И крошка Мэгги здесь. Дорогая, рада тебя видеть. Твоему отцу, вот кому. А теперь отправляйтесь домой. Час еще не настал. Не беспокойтесь, без вас не обойдемся. Хорошенько поешьте и отдохните. Как следует накормите Кэльвина. А теперь идите! “Вера — сестра справедливости”. Верьте нам! А теперь кыш!

И, вскочив с кресла, она с неожиданной силой выпроводила их за дверь.

— Чарльз, — пробормотала Мэг, — ничего не понимаю. Чарльз схватил ее за руку и потащил прочь от дома.

Фортинбрас давно уже был впереди, сзади бежал Кэльвин.

— И не надо. Я ведь тоже не понимаю, — ответил Чарльз. — Пока не понимаю. Как только пойму, то сразу объясню. Но вы видели Форта — ни ворчанья, ни лая. Будто так и надо. Отсюда заключаем, что все в порядке. Послушайте, сделайте мне одолжение. Не будем ни о чем говорить, пока не поедим. Мне необходимо поесть, чтобы объяснить факты.

— Вперед, дурачок! — весело закричал Кэльвин. — Я никогда не был у тебя дома, но сейчас от всей души чувствую, что первый раз в жизни иду к себе домой!

Глава III МИССИС КОТОРАЯ

Наступал вечер, они шли по лесу. Чарльз и Фортинбрас весело скакали впереди. Кэльвин шел рядом с Мэг, осторожно помогая ей, чтобы она не споткнулась о корни деревьев.

— Какой удивительный, запутанный день, такого у меня никогда в жизни не было, — сказала Мэг. — Я перестала расстраиваться, не переживаю; мне просто хорошо. Почему?

— Наверно, нам не надо было встречаться раньше, — сказал Кэльвин. — Я хочу сказать, что я знал, кто ты и все о тебе, просто не был знаком. Но я рад, что мы встретились, Мэг. Мы будем друзьями, я знаю.

— Я тоже рада, — прошептала Мэг, и они замолчали. Когда они добрались до дома, то увидели, что миссис

Мюррей все еще работает в лаборатории. Она наблюдала, как бледно-голубая струя медленно движется по трубке из мензурки в реторту. На бунзеновской горелке булькало фаянсовое блюдо с тушеным мясом.

— Не говорите Сэнди и Деннису, что я здесь готовлю, — попросила она. — Они такие подозрительные, боятся, что какие-нибудь химикалии попадут в мясо, но я ставлю эксперимент и не могу готовить на кухне.

— Мама, это Кэльвин О’Киф, — сказала Мэг. — Ему хватит мяса? Пахнет просто замечательно.

— Здравствуй, Кэльвин! — И миссис Мюррей пожала ему руку. — Рада познакомиться с тобой. Сегодня на ужин у нас нет ничего, кроме тушеного мяса, но его предостаточно.

— Прекрасно, — ответил Кэльвин. — Можно мне позвонить по телефону? Я хочу, чтобы мама знала, где я.

— Конечно. Покажи ему, где телефон, Мэг.

Мэг повела Кэльвина внутрь дома.

Чарльз Уоллес и Фортинбрас уже исчезли. С улицы доносился стук молотка: Деннис и Сэнди заколачивали что-то в укреплении, построенном ими на вершине одного из кленов.

— Сюда, пожалуйста. — Мэг провела мальчика через кухню в гостиную.

— Сам не знаю, зачем я ей звоню, когда где-нибудь задерживаюсь, — горько сказал Кэльвин. — Она и не заметит моего отсутствия. — Он вздохнул и набрал номер.

— Ма? Ах, ты, Хинки? Скажи маме, что я поздно вернусь. Не забудь. А то вы опять запрете дверь. — Он повесил трубку и посмотрел на Мэг. — Ты знаешь, что ты счастливая?

Мэг криво улыбнулась:

— Не всегда.

— У тебя такая мама! А дом! Вот здорово, твоя мама просто чудесная! Если бы ты видела мою! У нее выпали все передние зубы, и папа сделал ей вставную челюсть, но она не вставляет ее и по большей части ходит непричесанная. А когда причешется, тоже не много радости. — Он сжал кулаки. — Но я люблю ее. И это самое смешное. Я всех их люблю, а им наплевать на меня. Может быть, поэтому я звоню, когда не прихожу домой. Потому что мне не наплевать. Больше никто ни о ком не заботится. Ты просто себе не представляешь, какая ты счастливая, что тебя любят.

Мэг удивленно сказала:

— Никогда об этом не думала. Принимала все как должное.

Кэльвин погрустнел; потом его щедрая улыбка вновь осветила лицо.

— Должно случиться что-то хорошее, Мэг! Хорошее! Я чувствую.

И он начал кружить по красивой, хотя и неприбранной гостиной. И остановился перед фотографией, стоявшей на пианино: небольшая группа людей на берегу.

— Кто это? — спросил Кэльвин.

— А, группа ученых.

— Где?

Мэг подошла к фотографии.

— На мысе Канаверал. А вот отец.

— Который? Тот, что в очках?

— Тот, кого надо подстричь. — Мэг захихикала, забывая о заботах, и все потому, что получала удовольствие, показывая Кэльвину фотографию. — Волосы у него того же цвета, что мои, и он всегда забывал подстричься. Обычно все кончалось тем, что мама сама принималась за его голову, потому что у него никогда не было времени, чтобы стричься у парикмахера.

Кэльвин изучающе посмотрел на фотографию.

— Он мне нравится, — объявил он беспристрастно. — Немного похож на Чарльза Уоллеса, не так ли?

Мэг опять засмеялась:

— Когда Чарльз был младенцем, он выглядел точь-в-точь как папа. Ужасно смешно.

Кэльвин продолжал смотреть на фотографию.

— Он некрасивый. Но он мне нравится.

Мэг негодующе воскликнула:

— Очень даже красивый!

Кэльвин покачал головой.

— Ха. Он высокий и тощий. Как я.

— Я считаю, что ты тоже красивый, — сказала Мэг. — Глаза отца похожи на твои. Ты знаешь, они ярко-голубые. Только ты не видишь этого, потому что он в очках.

— Где он сейчас?

Мэг окаменела. Но ей не пришлось отвечать, потому что хлопнула дверь из лаборатории на кухню и вошла миссис Мюррей, неся блюдо тушеного мяса.

— Вот и я. Удалось докончить тушение на плите. Ты приготовила уроки, Мэг?

— Не совсем, — ответила Мэг, идя на кухню.

— Надеюсь, Кэльвин не будет против, если ты займешься этим до обеда.

— Конечно, пускай занимается. — Кэльвин покопался в карманах и извлек пачку сложенных листов бумаги. — Дело в том, что у меня самого есть чем заняться. Математика. Трудно она мне дается. Там, где я имею дело со словами, все в порядке, но только дело доходит до цифр…

Миссис Мюррей улыбнулась:

— Почему же ты не попросишь Мэг помочь тебе?

— Но я старше Мэг.

— А ты попробуй.

Мэг разгладила листы и просмотрела их.

— Учительнице все равно, как ты это решишь, Кэльвин? Я хочу сказать, у меня свой способ решения.

— Думаю, все равно, лишь бы ответ получился правильным.

— Тогда сделаем это вот так. Взгляни, Кэльвин, ведь так проще, не правда ли?

Карандаш ее забегал по бумаге.

— Вот так штука! — воскликнул Кэльвин. — Мне кажется, я понял. Покажи еще раз на другом примере.

И опять Мэг начала писать.

— Всего-то надо запомнить, что обычную дробь надо превратить в бесконечную периодическую десятичную. Понимаешь? Поэтому 3/7 есть 0,428571.

— Что за сумасшедшая семейка! — воскликнул Кэльвин. — Я думал, меня сегодня уже ничем не удивишь, ведь ты одна из самых отстающих в школе и тебя часто вызывают за это к директору.

— Да, что поделаешь.

— Вся беда в том, — быстро сказала миссис Мюррей, — что Мэг часто играла с отцом в математические игры и узнала, как находить простейшие решения. Поэтому, когда учителя хотят, чтобы она решала более длинным путем, она просто отказывается это делать.

— Может, в этой семье есть еще чудаки, вроде Мэг и Чарльза? — спросил Кэльвин. — Если есть, я хотел бы с ними познакомиться.

— Мешает и то, — продолжала миссис Мюррей, — что у Мэг неразборчивый почерк. Я сама с большим трудом разбираю его, вряд ли у учителей есть желание и время разбирать ее каракули. Думаю подарить ей на Рождество пишущую машинку. Может быть, это поможет.

— Если я что-то решаю правильно, никто не верит, что я сама это сделала, — пробормотала Мэг.

— Что такое мегапарсек?

— Одно из прозвищ, которое отец дал мне, — ответила Мэг. — А также три миллиарда двадцать шесть миллионов световых лет.

— Что такое Е = mс2?

— Формула Эйнштейна.

— Что такое Е?

— Энергия.

— m?

— Масса.

— с2?

— Квадрат скорости света за секунду.

— С какими странами граничит Перу?

— Не представляю. Перу где-то в Южной Америке.

— Столица штата Нью-Йорк?

— Нью-Йорк-сити, конечно!

— Кто написал “Жизнь Семюеля Джонсона”?

— О, Кэльвин, я не сильна в английской литературе.

— Джеймс Босуэлл! — подсказал Кэльвин.

Он тяжело вздохнул и повернулся к миссис Мюррей.

— Понимаю, что вы имели в виду. Не хотел бы я быть ее учителем.

— Возможно, у нее слишком одностороннее развитие, — ответила миссис Мюррей, — хотя в этом виноваты мы с отцом. Между прочим, до сих пор она с удовольствием играет в куклы.

— Мама! — в ужасе взвизгнула Мэг.

— Дорогая, прости меня, — мягко попросила миссис Мюррей. — Но я уверена: Кэльвин понимает, что я хотела сказать.

Неожиданно Кэльвин широко раскинул руки, как будто обнимая этим жестом Мэг, и маму, и весь дом.

— Как это случилось? Ну разве это не чудо? Я чувствую себя так, будто родился в этом доме. Я больше не одинок! Вы понимаете, что это для меня значит?

— Но ведь ты один из лучших в баскетболе и по другим предметам! — запротестовала Мэг. — Ты на хорошем счету в школе. Тебя все гробят.

— Это неважно. Не было, во всем мире не было ни одного человека, с которым я мог бы поговорить серьезно. Конечно, я могу подстроиться под остальных, стараться быть как все, но тогда я перестаю быть самим собой.

Мэг достала из шкафа вилки и крутила их в руках, посматривая на мальчика.

— Я совсем запуталась, — сказала она.

— Я тоже, — весело откликнулся Кэльвин. — Но по крайней мере, теперь я знаю, что впереди нас ждет что-то хорошее.

Мэг удивилась, что близнецы приятно взбудоражены появлением Кэльвина за столом. Они слышали о его спортивных победах и поэтому были в восторге. Кэльвин съел пять кусков мяса, три порции желе и дюжину пирожков, а потом Чарльз Уоллес захотел, чтобы Кэльвин уложил его спать и почитал ему. Близнецы, закончив приготовление уроков, получили разрешение посмотреть телевизор. Мэг помогла матери помыть посуду и уселась за стол, чтобы приготовить уроки. Но не могла сосредоточиться.

— Мама, ты расстроена? — неожиданно спросила она. Миссис Мюррей взглянула поверх страниц научного журнала, который листала. Некоторое время она молчала.

— Да.

— Почему?

И опять миссис Мюррей замолчала. Вытянула вперед руки и посмотрела на них. Длинные, сильные, красивые руки. Потрогала широкое золотое кольцо на пальце левой руки.

— Я пока еще молодая, — наконец сказала она, — хотя это трудно понять вам, детям. И я по-прежнему люблю вашего отца. Я очень скучаю по нему.

— И ты думаешь, все происшедшее имеет отношение к отцу?

— Думаю, имеет.

— Но какое?

— Вот этого я не знаю. Но это единственное объяснение.

— Ты думаешь, что все это можно будет объяснить?

— Да. Но уверена также и в том, что при наших ограниченных способностях мы не всегда в состоянии понять некоторые объяснения. Но видишь ли, Мэг, от того, что мы чего-то не понимаем, совсем не значит, что объяснения нет.

— Я люблю понимать, — сказала Мэг.

— Мы все любим. Но это не всегда возможно.

— Чарльз Уоллес понимает больше, чем мы все?

— Да.

— Почему?

— Ну, полагаю, что он… другой.

— Другой?

— Не могу точней сказать. Ты же знаешь, что он не такой, как все.

— Знаю. И я не хотела бы, чтобы он стал как все, — сказала Мэг.

— Хочу, не хочу — все это не имеет значения. Чарльз Уоллес есть такой, какой есть. Другой. Новый.

— Новый?

— Да. Вот так мы с отцом его воспринимаем.

Мэг так вертела в руке карандаш, что сломала его. Она засмеялась:

— Извини! Я не хочу разрушать. Я хочу понять.

— Знаю.

— Но Чарльз Уоллес выглядит как все?

— Конечно, Мэг, но люди — это не только их внешний вид. Отличие Чарльза Уоллеса не физического порядка. Он по сути своей иной.

Мэг тяжело вздохнула, сняла очки и, повертев их, снова надела.

— Ну что ж, я понимаю, что Чарльз Уоллес — другой, я понимаю, что он нечто большее, чем все мы. Думаю, надо принять это как факт, без понимания.

Миссис Мюррей улыбнулась:

— Возможно, именно это я и хотела тебе сказать.

— Да? — с сомнением спросила Мэг.

Мать улыбнулась снова:

— Может быть, поэтому я не удивилась нашей вчерашней гостье, поэтому подавила возникшее недоверие. Из-за того, что есть Чарльз Уоллес.

— А ты сама — как Чарльз Уоллес?

— Я? Бог мой, конечно, нет! У меня больше способностей и более высокий интеллектуальный уровень, чем у многих, но я в пределах обычного.

— Но только не твоя внешность.

Миссис Мюррей рассмеялась:

— Тебе не хватает примеров для сравнения. Внешность моя — самая обычная.

Вошел Кэльвин О’Киф.

— Чарльз заснул? — спросила миссис Мюррей.

— Да.

— Что ты ему читал?

— Он выбрал книгу о происхождении видов. Не сочтите меня назойливым: над чем вы сегодня работали в лаборатории, миссис Мюррей?

— Когда-то это была моя совместная с мужем работа. А сейчас я стараюсь не слишком от него отстать, когда он вернется.

— Мама, — заявила Мэг, — Чарльз говорит, что я ни то ни се, ни рыба ни мясо.

— Ну уж нет, — сказал Кэльвин. — Ты прежде всего Мэг, вот ты кто. Лучше пойдем погуляем.

Но Мэг не удовлетворилась ответом.

— А что ты скажешь о Кэльвине?

Миссис Мюррей улыбнулась:

— Он мне очень нравится, я очень рада, что ему у нас хорошо.

— Мама, ты собиралась рассказать мне о тессеракте.

— Да. — Лицо миссис Мюррей стало озабоченным. — Но не сейчас, Мэг. Не сейчас. Отправляйся на прогулку с Кэльвином, а я пойду поцелую Чарльза и присмотрю, чтобы улеглись близнецы.

Трава была мокрой от росы. Луна уже взошла, в ее свете звезды стали почти невидимыми. Кэльвин протянул руку и простым, дружеским жестом взял Мэг под руку.

— Ты расстроила маму?

— Нет, не я. Но она расстроена.

— Из-за чего?

— Из-за отца.

Кэльвин повел Мэг через луг. Сменялись под ногами тени деревьев, в воздухе был разлит тяжелый, сладкий запах осени. На склоне Мэг поскользнулась, но сильная рука Кэльвина не дала ей упасть. Они осторожно пересекли огород близнецов, петляя между грядок капусты, свеклы, спаржи, тыквы. Слева неясно вырисовывались высокие кукурузные стебли. Впереди виднелась маленькая яблоня, защищенная каменной стеной, за стеной был лес, в который они сегодня наведывались. Они подошли к стене и уселись под нею; рыжие волосы Кэльвина в блеске луны отливали серебром, тело и лицо были испещрены пятнами теней от ветвей. Он потянулся к ветке, сорвал яблоко и протянул его Мэг, затем сорвал яблоко и для себя.

— Расскажи мне об отце.

— Он — физик.

— Да, конечно, мы все об этом знаем. Говорят, он бросил твою мать из-за женщины.

Мэг резко попыталась было встать с камня, на котором сидела, но Кэльвин схватил ее за запястье и усадил.

— Спокойней, детка. Я ведь не сказал ничего, чего бы ты уже не слышала?

— Это действительно так, — ответила Мэг, но продолжала дергаться. — Позволь мне уйти.

— Успокойся. Ты знаешь, что это неправда, я знаю, что это неправда. И как только взглянешь на твою маму, сразу станет ясно, что бросить ее из-за другой женщины невозможно. Но люди такие злые, правда?

— Наверное, правда, — ответила Мэг, но ее счастливое настроение улетучилось, сменившись тягучим негодованием.

— Послушай, дурочка! — Кэльвин мягко ее потряс. — Я хочу, чтобы мне все стало ясно, хочу отделить факты от выдумки. Твой отец — физик. Это факт, правильно?

— Да.

— Он доктор нескольких наук?

— Да.

— Большую часть времени он работал один, но последнее время — в Институте высшего обучения в Принстоне. Правильно?

— Да.

— Еще он проводит исследования для правительства?

— Да.

— Вот и все, что знаю я.

— И я знаю не больше, — отозвалась Мэг. — Больше может знать только мама. Кажется, он был тем, кого называют — Секретный.

— Сверхсекретный, ты хочешь сказать?

— Вот именно.

— А в чем была его секретность, ты не знаешь? Мэг покачала головой:

— Нет. Не представляю себе. Правда, зная, где он, можно додуматься, чем он занимался.

— А где?

— Сначала он жил в Нью-Мексико, и мы вместе с ним; потом переехал во Флориду, на мыс Канаверал, и мы вместе с ним. А потом он должен был много путешествовать, поэтому мы и поселились здесь.

— Ведь этот дом всегда был ваш?

— Да. Но раньше мы жили в нем только летом.

— И ты не знаешь, куда послали твоего отца?

— Не знаю. Сначала мы получали очень много писем. Отец и мать писали друг другу каждый день. Думаю, что мама до сих пор пишет ему по ночам. Почтальонша над ней смеется.

— Я уверен: они думают, что ваша мама уговаривает его вернуться в семью, или что-нибудь в этом роде, — горько заметил Кэльвин. — Не могут они понять обычной, искренней любви, даже когда встречаются с ней. Ну а что дальше? Что случилось потом?

— Ничего. В этом-то все и дело.

— Ну а письма отца?

— Они перестали приходить.

— И вы ничего не знаете?

— Ничего. — Мэг еле говорила. В голосе слышалось страдание.

Они замолчали, и тишина была так же осязаема, как и тени, что лежали у ног.

Наконец Кэльвин произнес холодно и сухо, не глядя на Мэг:

— Вы думаете, он умер?

Опять Мэг попыталась вскочить, и опять Кэльвин ее удержал.

— Нет! Нам сообщили бы, если бы это было так. Ну, послали бы телеграмму или что-нибудь еще. Обязательно сообщили бы!

— А что они говорят? Мэг подавила вздох:

— Эх, Кэльвин! Мама много раз пыталась узнать. Где только она не была! Даже в Вашингтоне. Ей сказали, что отец выполняет секретную опасную работу, что им надо гордиться, но некоторое время он не сможет нам писать. И они сообщат о нем, как только будет возможно.

— Мэг, не психуй, может, они сами не знают?

Одинокая слеза поползла по щеке девочки.

— Вот этого я и боюсь!

— А ты поплачь как следует, — мягко сказал Кэльвин. — Ты ведь просто обожаешь отца, да? Так не стесняйся, плачь. Тебе станет легче.

Голос Мэг дрожал сквозь слезы.

— Я и так слишком много реву. А хочу быть как мама. Надо уметь сдерживаться.

— Твоя мама — совсем другой человек, и она намного старше тебя.

— Как мне хочется быть другой! Я ненавижу себя.

Кэльвин снял с нее очки. Потом вытянул из кармана носовой платок и вытер ей слезы. Этот жест совершенно расстроил Мэг, и она, положив голову себе на колени, разрыдалась. Кэльвин спокойно сидел рядом и гладил ее по волосам.

— Прости меня, — всхлипнув в последний раз, попросила она. — Мне очень жаль. Теперь ты возненавидишь меня.

— Мэг, ты законченная дурочка, — сказал Кэльвин. — Ты самая симпатичная девочка из всех моих знакомых.

Мэг подняла голову, и луна осветила ее залитое слезами лицо. Без очков глаза стали неожиданно прекрасными.

— Если Чарльз мутант, то я — биологическая ошибка.

Лунный свет отразился в скобках на зубах. Ей хотелось, чтобы Кэльвин возразил. Но он сказал:

— Ты знаешь, я в первый раз вижу тебя без очков.

— Я слепа, как летучая мышь, без этих стеклышек. Я близорука, как отец.

— У тебя глаза прекрасные. Не снимай очки. Пусть никто не знает, какие у тебя потрясающие глаза.

Мэг улыбнулась от удовольствия. Она почувствовала, что краснеет, и надеялась, что в темноте Кэльвин не заметит этого.

— Продолжайте, друзья мои, — произнес голос из темноты.

В лунном свете обозначился Чарльз Уоллес.

— Я не следил за вами, — быстро произнес он, — ненавижу вмешиваться в чужие дела, но оно близится, оно близится!

— Что близится? — спросил Кэльвин.

— Мы идем!

— Идем? Куда? — Мэг инстинктивно нащупала руку Кэльвина.

— Точно не знаю, — ответил Чарльз Уоллес. — Но думаю, мы идем искать отца.

Неожиданно им показалось, что на них из темноты прыгнули два глаза, — это лунный свет отразился в очках миссис Кто. Она стояла бок о бок с Чарльзом Уоллесом. И как она ухитрилась появиться здесь, где еще секунду назад не было ничего, кроме качающихся теней, Мэг так и не поняла. Тут же они увидели, как миссис Что карабкается через стену.

— Хорошо, чтобы не было ветра, — жалобно причитала она. — Так трудно справиться с этой одежкой.

Она была одета так же, как и в прошлую ночь, но вдобавок задрапировалась в простыню миссис Банкомб. Когда она соскальзывала со стены, простыня зацепилась за сучок и упала с плеч миссис Что, шляпа съехала на глаза, а другая ветка вцепилась в розовую накидку.

— Ой-ой! Никогда не научусь справляться с этими тряпками.

Миссис Кто словно ветром понесло к миссис Что, ее крошечные ножки едва касались земли, очки блестели.

— “Какую горестную боль приносит нам ничтожная вина”. Данте.

Ручкой, похожей на клешню, она поправила шляпку миссис Что, отцепила накидку от дерева, изящным жестом подобрала простыню и сложила ее.

— О, я так тебе благодарна! — произнесла миссис Что. — Ты так умна!

— “Старый осел знает больше, чем осленок”. А.Перетц.

— Только потому, что ты немножко младше, на несколько биллионов лет… — негодующе начала миссис Что, но ее прервал резкий, необычный, вибрирующий голос.

— Ооччееннь ххоорроошшоо, ддееввооччкки. Не время препираться.

— Миссис Которая, — шепнул Чарльз Уоллес.

Слабый порыв ветра, зашевелилась листва, пятна лунного света переместились, в серебряном кругу что-то замерцало, задрожало, и голос произнес:

— Не думаю, что мне следует полностью материализоваться. Это очень утомительно, а нам предстоит много работы.

Глава IV ОБЛАСТЬ МРАКА

Деревья неистово закачались. Мэг вскрикнула, прильнула к Кэльвину, и внушающий доверие голос миссис Которой воззвал:

— Успокойтесь, дети!

Тень ли заслонила луну или попросту луна исчезла, как задутая свеча? По-прежнему трепетали листья, и снова — неистовый, ужасающий натиск ветра. Наступила кромешная тьма. Неожиданно ветер стих, листья поникли. Мэг почувствовала, что Кэльвин отрывается от нее. Когда она потянулась к нему, пальцы ее нащупали пустоту.

— Кэльвин! — позвала она. Никто не ответил.

— Чарльз! — вскрикнула Мэг, но сама не знала, затем ли, чтобы позвать его на помощь или самой помочь брату. Крик застрял в горле, и она запнулась.

Мэг была совершенно одна.

Рука Кэльвина больше ее не защищала. Чарльз исчез. Полное одиночество. Ни света, ни звука. Точно так же, как пропали свет и звук, исчезла и она. Телесной Мэг больше не существовало. Только спустя какое-то время она почувствовала легкое покалывание в руках и ногах, как бывает иногда после сна. Она быстро замигала, но ничего не увидела. Это ничто не было просто темнотой или отсутствием света. Темнота на Земле осязаема, сквозь нее можно двигаться, в ней мир вещей существует по-прежнему. А Мэг была затеряна в ужасающей пустоте.

И тишина. Это была больше чем тишина. Глухой ощущает движение вокруг себя. Здесь его не было.

Неожиданно Мэг почувствовала, как за ребрами стучит сердце. Значит, оно переставало биться? Что заставило его биться снова? Покалывание в ногах и руках усилилось. Неожиданно она поняла, что двигается. Это было какое-то вращение. Будто она находилась в океане, вне приливов и отливов, просто лежала на двигающейся поверхности воды, воспринимая настойчивое, непреклонное лунное притяжение.

“Я сплю, я во сне, в ночном кошмаре, я хочу пробудиться. Дайте мне проснуться”.

— Ну и ну! — послышался голос Чарльза Уоллеса. — Вот так путешествие! Вам следовало предупредить нас!

Начал пульсировать и колебаться свет. Мэг взвизгнула — перед ней, негодующе уперев руки в бока, стоял Чарльз Уоллес.

— Мэг! Кэльвин! Где вы?

Она видела Чарльза, слышала его, но не могла продраться к нему сквозь непонятный, дрожащий свет.

Голос Кэльвина донесся до нее, как будто он говорил сквозь облако:

— Сейчас я проберусь к вам. Я старше… Я…

Мэг открыла от изумления рот. Не то чтобы Кэльвина не было рядом с ними, а потом он вдруг возник — ну, появились бы сначала рука, нога, глаза, потом нос… Нет, его появление напоминало мерцание света, как будто она смотрела на мальчика сквозь воду, или дым, или огонь, — и вот он уже рядом с ней, спокойный и уверенный.

— Мэг! — позвал Чарльз Уоллес. — Мэг! Кэльвин, где Мэг?

— Я здесь, — попыталась ответить она, но слова застряли в горле.

— Мэг! — неистово закричал Кэльвин, озираясь.

— Миссис Которая, вы не оставили Мэг сзади? — закричал Чарльз Уоллес.

— Если вы что-нибудь сделали с Мэг… — начал Кэльвин, но неожиданно Мэг почувствовала резкий рывок и звон, как будто ее протолкнули сквозь стеклянную стену.

— Вот и ты! — Чарльз Уоллес кинулся к ней и крепко обнял.

— Но где мы? — задыхаясь, спросила Мэг и была довольна, что наконец-то могла говорить.

Она недоуменно огляделась. Они стояли на залитом солнцем поле, и воздух был пропитан нежным запахом, веющим в те редкие весенние дни, когда солнце мягко ласкает землю и только-только начинают цвести яблони. Она поправила очки, чтобы убедиться в реальности того, что было вокруг.

Исчез серебряный глянец резкого осеннего вечера; все вокруг них теперь было залито золотистым светом. Трава нежного зеленого цвета усыпана пестрыми крошечными цветами. Мэг медленно поворачивалась и заметила гору, вздымающуюся так высоко, что вершина ее тонула в венце из белых пушистых облаков. Из кущи деревьев у подножия горы раздавалось пение птиц. Во всем царило такое невозмутимое спокойствие и радость, что неистово стучащее сердце девочки успокоилось.

раздался голос миссис Кто.

Неожиданно показались все трое: миссис Что в розовой накидке, миссис Кто в сияющих очках и миссис Которая — нечто большее, чем мерцание. Изящные разноцветные бабочки порхали вокруг них.

Миссис Что и миссис Кто начали хихикать и досмеялись до того, что казалось, вот-вот упадут. Мерцание смеялось тоже. Оно становилось все темнее и определеннее. Потом появилась фигура в черной мантии, черном остроконечном колпаке, глаза-бусинки, нос крючком и длинные седые волосы; в костлявой руке была зажата метла.

— Только бы девочки повеселились, — произнес странный голос, и миссис Что с миссис Кто упали в объятия друг другу, покатываясь от хохота. — Если леди вдосталь насмеялись, я думаю, вы расскажете детям, почему вы до полусмерти напугали Мэг, протащив ее по этой дороге, заранее не предупредив.

— “Кто много говорит, мало делает”. Гораций, — сказала миссис Кто.

— Миссис Кто, я попросил бы вас больше не цитировать, — раздраженно заявил Чарльз Уоллес.

Миссис Что поправила накидку:

— Чарльз, дорогой, но ей так трудно подбирать слова. Гораздо легче цитировать, вместо того чтобы трудиться самой.

— Мы не должны терять чувства юмора, — сказала миссис Которая. — Единственный способ иметь дело с чем-нибудь очень серьезным — относиться к этому слегка легкомысленно.

— Но Мэг трудно понять, что мы на самом деле очень серьезные.

— А мне? — спросил Кэльвин.

— Ведь жизнь твоего отца не находится под угрозой, — ответила миссис Что.

— А Чарльзу Уоллесу?

Голос миссис Что, скрипучий, как несмазанные дверные петли, смягчился. Он был полон любви и гордости:

— Чарльз Уоллес знает. Чарльз Уоллес знает. Чарльз Уоллес знает, что дело идет о гораздо большем, чем жизнь его отца. Чарльз Уоллес знает, что поставлено на карту.

— Но помните, — сказала миссис Кто, — “Ничто не безнадежно. Мы должны на все надеяться”. Еврипид.

— Где мы сейчас находимся и как мы сюда попали? — спросил Кэльвин.

— На Уриеле, третья планета звезды Малак в туманности Месьер 101.

— И я должен этому верить? — негодующе спросил Кэльвин.

— Как хочешь, — прошелестела миссис Которая.

Мэг почему-то понимала, что, несмотря на вид миссис Которой и ее призрачную метлу, ей следовало полностью доверять.

— Это не более странно, чем то, что уже произошло, — сказала она.

— Что ж, хорошо, тогда пусть мне скажут, как мы сюда попали? — Кэльвин по-прежнему негодовал, у него даже веснушки ярче выступили на скулах. — Даже если бы мы путешествовали со скоростью света, нам понадобились бы годы и годы, чтобы попасть сюда.

— Здесь бессмысленно говорить о скорости, — терпеливо объяснила миссис Что. — Мы тессировали. Или, можно сказать, складывали. Мы свернули пространство.

— Темно, как в облаке, — ответил Кэльвин. “Тессировали”… — подумала Мэг. — Имеет ли это какое-нибудь отношение к тому, о чем говорила мама, — к тессеракту?”

Она хотела было спросить, но начала говорить миссис Которая — не та персона, которую можно было прервать.

— Миссис Что молода и неопытна.

— Она думает, что можно все объяснить словами, — продолжала миссис Кто, — но “чем больше человек знает, тем меньше он говорит”. Французская пословица.

— Но Мэг и Кэльвин не понимают без слов, — заметил Чарльз Уоллес. — Если вы перенесли их сюда, они имеют право знать, что происходит.

Мэг подбежала к миссис Которой. Она забыла о тессеракте, неистово задавая только один вопрос:

— Мой отец — здесь?

Миссис Которая покачала головой.

— Не здесь, Мэг. Пусть миссис Что объяснит тебе. Она моложе, и язык слов ей дается легче, чем миссис Кто и мне.

— Мы остановились здесь, — объяснила миссис Что, — просто чтобы перевести дух. И дать вам возможность узнать, что вас ждет впереди.

— Но как наш отец? С ним все в порядке? — спросила Мэг.

— В данный момент — да. Он одна из причин, почему мы здесь. Но только одна из многих.

— Но где он? Пожалуйста, отведите меня к нему!

— Пока не можем, — сказал Чарльз. — Ты должна потерпеть, Мэг.

— Но я не умею терпеть! — истово закричала Мэг. — Я никогда не была терпеливой!

Очки миссис Кто ласково просияли:

— Если хотите помочь отцу, научитесь терпению. “Поставить жизнь на карту ради правды” — вот что мы должны сделать.

— Это и делает ваш отец, — добавила миссис Что таким же торжественным и серьезным тоном, как миссис Кто. И затем улыбнулась, как всегда, доброжелательно. — А теперь почему бы вам троим не прогуляться? Чарльз вам кое-что объяснит. На Уриеле вы в полной безопасности. Вот почему мы остановились отдохнуть именно здесь.

— А вы не пойдете с нами? — в страхе спросила Мэг.

На мгновение воцарилось молчание. Затем миссис Которая властно подняла руку.

— Покажи им, — сказала она миссис Что, и Мэг уловила в ее голосе нотки страха.

— Сейчас? — спросила миссис Что, и ее скрипучий голос перешел в визг.

— Сейчас, — сказала миссис Которая. — Они должны знать.

— Должна ли я… должна ли я… превратиться? — спросила миссис Что.

— Обязательно!

— Надеюсь, дети не очень расстроятся, — пробормотала миссис Что.

— Мне тоже превращаться? — спросила миссис Кто. — Но я так забавна в этой одежке! Должна признать, что лучше пусть превращается миссис Что. “Изделие славит мастера”. Немецкая мудрость. Мне сейчас превращаться?

Миссис Что покачала головой:

— Не сейчас. Не здесь. Ты можешь подождать. Ну а теперь не пугайтесь, дорогие, — сказала миссис Что, обращаясь к детям.

Ее маленькое тело начало мерцать, трепетать, изменяться, и миссис Что перестала быть миссис Что. Резкие цвета одежды побелели. Очертания фигуры удлинились, вытянулись, раздались в ширину. И неожиданно перед ними возникло существо такое прекрасное, какое Мэг не могла бы себе представить даже в самых радужных снах. Оно было похоже на лошадь и в то же время совсем на нее не похоже: беломраморный благородный торс с прекрасно посаженной головой, напоминающей мужскую, с лицом, преисполненным такой добродетели и достоинства, каких Мэг никогда прежде не видела.

Из плеч вырастали крылья, сотканные из радуги, из игры света на воде, из поэзии.

“Нет, — подумала она, — и совсем это не напоминает греческого кентавра. Ну ни капли!” Кэльвин упал на колени.

— Нет, — произнесла миссис Что, хотя ее голос больше не был похож на голос миссис Что. — Остановись.

— Неси их, — приказала миссис Которая.

Осторожным, но сильным жестом миссис Что склонилась перед детьми, широко простирая крылья и держа их на весу. Крылья слегка трепетали.

— На спину, — произнес голос.

Дети осторожно приблизились к прекрасному существу.

— Но как вас теперь называть? — спросил Кэльвин.

— О, мои дорогие, — отозвался голос, густой голос, трепещущий теплом деревянных дудочек, чистотой серебряных труб, тайной английского рожка. — Не стоит мне называться новым именем каждый раз, когда мне придется превращаться. Вы имели удовольствие звать меня миссис Что, так и зовите меня. — Существо улыбнулось детям, и свечение улыбки было так же ощутимо, как нежный ветерок, как теплота солнечных лучей.

— Идемте. — И Кэльвин уселся на спину.

Мэг и Чарльз Уоллес последовали за ним, и Мэг оказалась сидящей между двух мальчиков. Огромные крылья затрепетали, миссис Что поднялась в воздух, и они полетели.

Мэг вскоре обнаружила, что не обязательно держаться за Кэльвина. Полет громадного создания был величественно спокоен. Дети жадно озирались, вглядываясь в пейзаж, расстилавшийся перед ними.

— Взгляните, — показал Чарльз Уоллес на горы. — Они такие высокие, что вершин не видно.

Мэг вгляделась. Действительно, казалось, что горы уходили в бесконечность.

Они оставили под собой плодородные поля и летели через гигантское плоскогорье, загроможденное большими гранитными монолитами. Монолиты имели определенную, полную гармонии форму, и Мэг хотелось бы знать, были ли они порождением ветра и погоды или творением созданий, подобных тому, на котором они летели.

Плато скрылось. Теперь они летели над садом, в котором прохаживалось множество таких же существ, как миссис Что. Некоторые из них лежали среди цветов, некоторые купались в широкой, кристально чистой реке, некоторые летали над деревьями в ритмичном танце. Доносилась музыка.

— А теперь мы должны лететь дальше. — Голос миссис Что был наполнен грустью, а причину этой грусти Мэг не могла понять.

Миссис Что издала звук, похожий на приказание, и одно из созданий, летающее над деревьями невдалеке от них, подняло голову, прислушалось, полетело в сторону, сорвало три цветка с дерева, росшего у реки, и принесло их детям.

— Каждый должен взять по одному цветку, — приказала миссис Что. — Где нам эти цветы пригодятся, я скажу поздней.

Взяв цветок, Мэг обнаружила, что он состоит из сотен мельчайших цветочков, собранных в форме большого колокольчика.

— Куда мы отправляемся? — спросил Кэльвин.

— Вверх.

Крылья мягко двигались. Сад скрылся. Деревьев в горах становилось все меньше и меньше, потом они сменились кустарником, сухой, чахлой травой, потом исчезла всякая растительность и остались только скалы, острия утесов, вершины гор, зубчатые и опасные.

— Держитесь крепче, — сказала миссис Что. — Не спите.

Мэг почувствовала, что рука Кэльвина обвилась вокруг ее талии. Они продолжали двигаться вверх.

Теперь они летели в облаках. Они не видели ничего, кроме движущейся белизны, и туман цеплялся за них и собирался в ледяные капли. Мэг задрожала, и Кэльвин еще крепче обхватил ее. Чарльз Уоллес сидел совершенно спокойно. С каждой минутой Мэг все ясней и ясней сознавала, что он все меньше остается ее любимым младшим братом, а постепенно превращается в существо, которым были миссис Что, миссис Кто и миссис Которая.

Миссис Что поднималась все выше и выше, крылья ее были слегка напряжены. Мэг почувствовала, как неистово забилось сердце; холодный пот начал скапливаться на лице, и ей показалось, что губы ее совсем посинели. Она начала задыхаться.

— Настало время использовать цветы, дети, — сказала миссис Что. — Атмосфера становится все более разреженной. Поднесите цветы к лицу и дышите сквозь колокольчик, у вас будет достаточно кислорода.

Мэг почти забыла о цветах и с благодарностью обнаружила, что ее цветок все еще зажат в руке. Она погрузила нос в цветок и глубоко вдохнула.

Кэльвин поддерживал ее одной рукой, а другой тоже поднес цветок к лицу.

Чарльз Уоллес медленно помахивал цветком, как будто спал.

Крылья миссис Что с трудом справлялись с разреженной атмосферой. Наконец они достигли вершины. Миссис Что уселась передохнуть на крошечном серебристом плато. Над головой плыл громадный белый диск.

— Одна из лун Уриеля, — сказала миссис Что, и ее могучий голос прозвучал почти неслышно.

— О, как прекрасно! — воскликнула Мэг. — Как прекрасно!

Серебряный свет огромной луны постепенно принимал золотистый дневной оттенок.

— Теперь подождем захода солнца и луны, — сказала миссис Что.

Почти сразу же начало темнеть.

— Я хочу посмотреть, как садится луна! — воскликнул Чарльз Уоллес.

— Нет. Не оборачивайся, и вы тоже, дети. Смотрите прямо перед собой. То, что я должна показать вам, появится именно здесь. Глядите прямо перед собой, и так далеко, как только можете.

У Мэг заболели глаза — она напряженно вглядывалась и ничего не видела. Вдруг над облаками, окутывающими вершину, она увидела — или ей показалось, что увидела, — слабое очертание какой-то тени.

— Что это? — спросил Чарльз Уоллес.

— Что это, похожее на тень, вон там? — показал Кэльвин. — Мне оно не нравится.

— Наблюдайте, — приказала миссис Что.

Небо потемнело. Свет померк, их окружали голубые сумерки, становившиеся постепенно все более синими, и наконец ничего не осталось, кроме вечернего неба со слабыми искорками несметного множества звезд — такого количества Мэг никогда не видела.

— Атмосфера здесь очень тонкая, — объяснила миссис Что, — она не затемняет взор, как на вашей планете. Теперь смотрите. Прямо, вперед.

Мэг посмотрела. Мрачная тень все еще висела на прежнем месте. С наступлением ночи она не уменьшилась, не рассеялась. И там, где висела тень, не было видно звезд.

Тень вселяла ужас. Мэг знала, что никогда прежде не видела и никогда в будущем не увидит ничего, что могло бы наполнить ее таким холодным ужасом.

Тень по-прежнему висела, мрачная и устрашающая.

Кэльвин крепко держал Мэг за руку, но она не ощущала ни силы, ни уверенности в его руке. Волна дрожи прошла и по Чарльзу Уоллесу, но сидел он спокойно.

“Не следовало бы ему видеть это, — подумала Мэг. — Для такого маленького мальчика, каким бы необыкновенным он ни был, это слишком тяжелое зрелище”.

Кэльвин отвернулся и, не обращая больше внимания на Область Мрака, скрывавшую свет звезд, попросил:

— Уберите Это, миссис Что. Заставьте Это уйти. Это страшно.

Медленно-медленно громадное прекрасное существо развернулось, оставив тень позади них, так что теперь перед ними были только ничем не скрытые звезды, над горами они нежно сияли, и сиял низко над горизонтом громадный круг луны. Не сказав ни слова, миссис Что начала стремительно снижаться. Когда они достигли облачной короны, миссис Что сказала:

— Можете дышать без цветов.

И снова замолчала. Дети молчали тоже. Казалось, тень достигла их своей черной властью и лишила речи.

Создание изящно опустилось на землю и сложило крылья. Первым сошел со спины Чарльз Уоллес.

— Миссис Кто! Миссис Которая! — позвал он, и немедленно в воздухе обозначилось дрожание.

Знакомые очки миссис Кто рассиялись навстречу им. Появилась и миссис Которая; но, как она уже сообщила детям, ей невероятно трудно было материализоваться до конца, и хотя вырисовывались мантия и колпак, сквозь них просвечивали звезды и горы.

Мэг сошла со спины миссис Что и неуверенной походкой подошла к миссис Которой.

— Область Мрака мы видели, — сказала она. — С этим борется мой отец?

Глава V ТЕССЕРАКТ

— Да, — ответила миссис Которая. — Отец ваш за Областью Мрака, так что даже мы его не видим.

Мэг заплакала, громко всхлипывая. Сквозь слезы она видела Чарльза Уоллеса, очень маленького, очень бледного. Кэльвин обнял ее, но она вздрогнула и, неистово плача, вырвалась из его рук. Потом ее окутали громадные крылья миссис Что, и она почувствовала покой и силу, наполнявшую ее тело. Миссис Что говорила вполголоса, но, даже закутанная в крылья, Маргарет все слышала.

— Не отчаивайся, дитя мое. Неужели ты думаешь, мы привели бы вас сюда, если бы не осталось надежды? Мы просим, чтобы вы совершили трудное дело, но мы уверены, что вы справитесь с ним. Вашему отцу нужна помощь, нужно добавить ему отваги, а для своих детей он сделает то, чего не сделает для себя.

— Ну, — спросила миссис Которая, — вы готовы?

— Что надо делать? — спросил Кэльвин.

И опять Мэг почувствовала, как мурашки побежали по ее телу, когда она услышала ответ миссис Которой:

— Вы должны пройти через Мрак. Но не сразу, — успокоила миссис Которая. — А постепенно. Теперь мы снова тессируем пространство, то есть свернем его. Понимаешь?

— Нет, — ответила Мэг решительно.

Миссис Что вздохнула:

— Не очень легко объяснить то, о чем ваша цивилизация не имеет понятия. Кэльвин говорил о путешествии со скоростью света. Это ты понимаешь, крошка Мэг?

— Да, — кивнула Мэг.

— Такое путешествие непрактично, длительно. Мы научились свертывать пространство.

Миссис Которая взглянула на миссис Кто.

— Возьми свою юбку и покажи им.

— “Опыт — мать знания”, — сказала миссис Кто, взяла часть своей юбки и натянула ее руками.

— Видите, — сказала миссис Что, — если маленькое насекомое будет двигаться по краю юбки от правой руки к левой, оно будет идти очень долго, путь по прямой — довольно длинный.

Быстрым движением миссис Кто сложила руки вместе, сделав складку на юбке.

— Теперь понимаете? — сказала миссис Что. — Насекомое может переползти с руки на руку, минуя длинный путь. Вот так путешествуем и мы.

Чарльз Уоллес воспринял объяснение очень спокойно. Кэльвин молчал.

— Ох, — вздохнула Мэг. — Я, кажется, в самом деле дурочка. Не понимаю ничего.

— Это потому, что ты думаешь о пространстве только в трех измерениях, — сказала миссис Что. — Мы путешествуем в пяти измерениях. Это то, что ты можешь понять, Мэг. Попытайся. Твоя мама смогла объяснить тебе, что такое тессеракт?

— Да она и не пыталась. Она так расстроилась из-за него! Она сказала, что он имеет отношение к ней и отцу.

— Это понятие, которое они выдумали для развлечения, — ответила миссис Что, — переход из четвертого измерения в пятое. Мама объяснила это тебе, Чарльз?

— Да. — Чарльз выглядел озабоченным. — Не расстраивайся, Мэг. Она рассказала мне о нем, пока ты была в школе.

— Тогда объясни мне.

— Хорошо, — сказал Чарльз. — Что такое первое измерение?

— Линия, прямая.

— А второе?

— Две прямые, пересекающиеся под прямым углом, квадрат, плоскость.

— А третье измерение имеет, кроме длины и ширины, еще и глубину. Это куб. Еще одна прямая под прямым углом к двум первым.

— А четвертое? — спросила Мэг.

— Графически это должно выглядеть как еще одна прямая под прямым углом к трем первым. Но невозможно взять карандаш и нарисовать фигуру в четвертом измерении, как предыдущие. Здесь надо знать теорию Эйнштейна. Можно сказать, что четвертое измерение — время.

— Правильно, — похвалил Чарльз. — И тогда пятое измерение — еще одна прямая, и тоже под прямым углом.

— Кажется, так.

— Пятое измерение и есть тессеракт. Добавляешь его к четырем измерениям и путешествуешь во Вселенной самым кратчайшим способом. Другими словами, если рассуждать в терминах старой евклидовой геометрии, прямая — не самое короткое расстояние между двумя точками.

На мгновение лицо Мэг приняло пытливое выражение, которое она так часто видела у Чарльза.

— Понимаю! — закричала она. — Понимаю! Не могу сейчас ничего объяснить, но вдруг мне все стало ясно! — Она взволнованно повернулась к Кэльвину: — А ты понял?

Он кивнул:

— Да, в основном.

— А теперь мы отправляемся, — сказала миссис Которая.

— Можно нам держаться за руки? — спросила Мэг. Кэльвин взял ее за руку и крепко сжал.

— Попробуйте, — разрешила миссис Что, — хотя не знаю, будет ли от этого легче. Заметьте, что, хотя мы путешествуем вместе, на самом деле мы путешествуем поодиночке. Мы отправимся первыми и захватим вас после, в попутном потоке. Так вам будет легче.

Пока она говорила, тело ее начало расплываться, крылья обратились в туман.

Миссис Кто тоже испарилась, так что остались только очки, но потом и они исчезли.

Мэг вспомнила о Чеширском Коте из детской книжки “Алиса в Стране Чудес”.

“Часто я видела лица без очков, — подумала она, — но очки без лица! Интересно, а что будет со мной? Сначала исчезну я, а потом мои очки?”

Она взглянула на миссис Которую. Миссис Которая стояла перед ней и вдруг исчезла.

Ветер, сильный рывок и острое ощущение того, что ее проталкивают… сквозь что-то. И сразу — темнота, ничто. Она больше не чувствовала рядом Кэльвина. Но на этот раз была готова к невесомости. Когда по ногам и рукам побежали мурашки, она поняла, что путешествие почти закончено, и вновь ощутила руку Кэльвина в своей.

Внезапно ее оглушил сильнейший удар, и затем ее тело будто сплющило громадным паровым катком. Это было гораздо хуже пустоты. Она попыталась глотнуть воздуха, но бумажная кукла не может дышать. Она пыталась думать, но сплющенный мозг не работал. Сердце пыталось биться, и ей казалось, будто его пронзают кинжальные удары.

Потом она услышала голос и слова, плоские, как бумага:

— О, нет! Здесь мы останавливаться не будем! Это двухмерная планета, и дети не могут здесь существовать!

Со свистом Мэг вбросило в ничто, и это ничто было поистине удивительным. Ее не волновало, что она не может ни видеть, ни чувствовать, ни существовать.

На этот раз ее выкинуло из ничего тоже неожиданно. И вот она снова стоит рядом с Кэльвином, а перед ней — негодующий Чарльз Уоллес. Миссис Что, миссис Кто и миссис Которую не было видно, но она знала, что они находятся рядом.

— Дети, извините меня, — раздался голос миссис Которой.

— И успокойтесь, — сказала миссис Что, возникая в прежнем виде, с ворохом шарфов и шалей, в потертом пальто и шляпе. — Вы знаете, как трудно для миссис Которой материализоваться. Нам вообще очень трудно осознать ограниченные возможности протоплазмы.

Засияли очки, и постепенно проступили очертания миссис Кто.

— “Мы из того же вещества, что и сны”. — Она широко улыбнулась. — Слова Просперо из “Бури”. Я так люблю эту пьесу Шекспира!

Миссис Что быстро сказала:

— Это очень приятная маленькая планета. Нам нравится бывать здесь.

— А где мы сейчас? — спросил Чарльз Уоллес. — И зачем?

— В поясе Ориона. У нас здесь есть друг, и мы хотим, чтобы вы взглянули отсюда на свою родную планету.

— Когда мы вернемся домой? — нетерпеливо спросила Мэг. — Если мы не вернемся домой к ночи, мама сойдет с ума. Она, близнецы и Форти будут искать и искать нас и, конечно, не найдут!

— Не волнуйся, крошка, — ободряюще сказала миссис Что. — Мы об этом уже позаботились. Мы сделали складку во времени, так же как в пространстве. Это очень просто делается, если знать как.

— Пожалуйста, поясните, миссис Что.

— Не напрягайся, Мэг. Мы немного тессировали время, и, если что-нибудь пойдет неправильно, мы вернем вас за пять минут до того, как забрали. У вас будет время явиться как ни в чем не бывало, и никому даже в голову не придет, что вы отсутствовали, хотя, конечно, вы все расскажете своей мамочке, этой милой овечке. А если дела пойдут совсем плохо, станет неважно, вернемся мы или нет.

— Не пугай их. — Голос миссис Которой звучал слабо. — Ты лишаешь их уверенности.

— О, нет. Совсем нет. — Голос Мэг тоже прозвучал слабо. — Надеюсь, что это действительно милая планета. Но как плохо видно!

Казалось, они стояли на плоской, безо всяких возвышенностей, равнине. Воздух был серый. Тумана не было, но все равно они ничего не видели.

— Пойдемте, дети, — сказала миссис Что.

И они двинулись сквозь темноту. Наконец перед ними неясно проступили очертания каменного холма. Подойдя, Мэг обнаружила, что в холме была пещера, вниз вели ступени.

— Нам надо туда спускаться? — нервно спросила она.

— Не бойся, — сказала миссис Что. — Золотой Середине легче работать внутри. Увидишь, она тебе понравится. Она очень веселая. Если бы я когда-нибудь увидела ее несчастной, я бы очень расстроилась. До тех пор, пока она смеется, я уверена, что все кончится хорошо.

— Миссис Что, — раздался суровый голос миссис Которой, — даже если вы слишком молоды, не следует говорить так пространно.

Миссис Что обиделась, но замолчала.

— Сколько вам лет по-настоящему? — спросил Кэльвин миссис Что.

— Минуту, — пробормотала она и начала считать на пальцах, потом победно заявила: 2 миллиарда 379 миллионов 152 тысячи 497 лет 8 месяцев и 3 дня. Если считать по вашему календарю, который, я знаю, не очень точный. — Она наклонилась к Мэг и Кэльвину и прошептала: — Невероятная честь, что именно меня выбрали для этой миссии. А все потому, что я хорошо произношу слова и умею превращаться. Но конечно, дело не в моих талантах. То, как мы используем наши таланты, — вот что имеет подлинное значение. А я часто ошибаюсь. Миссис Которая очень бережно относится к нам, молодым.

Мэг выслушала все это с таким интересом, что едва заметила, что они уже почти спустились в пещеру. Внизу мерцал свет. Скоро стало видно, что там горел огонь.

— Становится очень холодно, — сказала миссис Что, — поэтому мы попросили ее разжечь очаг посильнее.

У очага они увидели женщину. На ней была длинная ниспадающая атласная мантия и тюрбан из бледного шелка. В руках она держала хрустальный шар и пристально вглядывалась в него. Она не обратила внимания на пришедших детей и трех дам; она продолжала вглядываться в хрустальный шар и время от времени смеялась.

Миссис Которая громко и ясно произнесла слова: “Мы здесь!” — и это отразилось от потолка и стен пещеры.

Женщина оторвалась от шара и взглянула на них, потом встала и склонилась, низко присела. Миссис Что и миссис Кто ответили ей короткими реверансами, и мерцание, казалось, тоже поклонилось.

— О, дорогая Золотая Середина, — сказала миссис Что, — это дети. Чарльз Уоллес Мюррей. (Чарльз поклонился.) Маргарет Мюррей. (Мэг довольно неуклюже присела). И Кэльвин О’Киф. Мы хотим видеть их родную планету.

Золотая Середина перестала улыбаться.

— Почему вы заставляете меня смотреть на эту непривлекательную планету, когда так много восхитительных?

Голос миссис Которой завибрировал по пещере:

— Если мы не займемся неприятными планетами, то не останется и восхитительных.

Середина вздохнула и высоко подняла шар.

Мэг вглядывалась в хрустальный шар сначала с осторожностью, затем все внимальнее, ей казалось, что она различает темные, пустые провалы и потом — крутящиеся галактики. Одна из галактик показалась ей знакомой.

— Млечный Путь, — шепнула миссис Что.

Казалось, они стремительно несутся к центру галактики; передвинулись немного в сторону; звезды головокружительно накатывались на них. Мэг прикрылась руками.

— Гляди! — приказала миссис Которая.

Мэг опустила руки. Они неслись к планете. Она уже могла различать полярные шапки. Все проступало ясно и четко.

— Нет, дорогая Середина, это Марс, — мягко поправила миссис Что.

Сверкающая планета исчезла из виду; появилась другая. Сквозь дымку Мэг различала знакомые очертания континентов, как в учебнике географии.

— Вероятно, атмосфера мешает нам ясно видеть? — возбужденно спросила она.

— Нет, Мэг, не атмосфера, — ответила миссис Которая. — Крепись, девочка.

— Это Мрак! Область Мрака, которую мы видели с вершины горы на Уриеле! Он только что появился около нашей планеты? — в ужасе спросила Мэг, не в силах оторваться от мрачной тени, осквернявшей красоту Земли. — Он появился, пока нас не было?

Голос миссис Которой прозвучал очень устало.

— Расскажите ей, — попросила она миссис Что.

Миссис Что вздохнула:

— Нет, Мэг. Мрак здесь много-много лет. Вот почему ваша планета находится в угрожающем положении. Мы показали вам Область Мрака с Уриеля, потому что там на вершине горы атмосфера была такой ясной, что вы легко могли заметить этот Мрак.

— Ненавижу Мрак! — яростно крикнул Чарльз Уоллес.

Миссис Что кивнула:

— Да, дорогой Чарльз. Мы все ненавидим его.

— Но что это? — спросил Кэльвин. — Мы знаем, что это Зло, но какое именно?

— Ты уже сказал сам! — прозвенел голос миссис Которой. — Это Зло. Это Силы Мрака!

— Но что будет? — голос Мэг дрожал. — Пожалуйста, миссис Которая, скажите нам, что будет с нашей Землей?

— Мы будем сражаться!

Что-то в голосе миссис Которой заставило детей выпрямиться, расправить плечи и взглянуть на мерцание миссис Которой с уважением и доверием.

— И вы должны знать, дети, что мы не одни, — продолжала миссис Которая, как всегда, успокаивая. — Во всей Вселенной идет битва, во всем космосе. Это великое и страшное сражение. Вам трудно представить себе масштабы этой борьбы. И гордитесь, что некоторые из великих борцов пришли с вашей крошечной планеты, расположенной на задворках маленькой галактики.

— А кто эти борцы? — спросил Кэльвин.

— Ты и сам прекрасно знаешь, — сказала миссис Что. — Все великие художники. Они были для нас светочами.

— Леонардо да Винчи? Микеланджело? — начал Кэльвин.

— И Шекспир, — подхватил Чарльз Уоллес, — и Бах! И Пастер, и Мария Кюри, и Эйнштейн!

Кэльвин с гордостью продолжал:

— И Швейцер, и Ганди, и Бетховен, и Рембрандт!

— А теперь ты, Мэг, — приказала миссис Что.

— Евклид, Коперник — так, кажется? — Голос Мэг прозвучал раздраженно. — Пожалуйста, скажите, где наш папа?

— Мы идем к твоему отцу, — сказала миссис Которая.

— Но где он? — И Мэг топнула ногой, как будто была такой же малышкой, как Чарльз Уоллес.

Миссис Которая ответила медленно, но твердо:

— На побежденной планете. Крепитесь, дети.

Остатки веселья исчезли с лица Золотой Середины. Она продолжала вглядываться в хрустальный шар, и медленная слеза поползла у нее по щеке.

— Не могу больше выдержать, — всхлипнула она. — Смотрите, дети, смотрите!

Глава VI ЗОЛОТАЯ СЕРЕДИНА

И вот они снова вглядывались в хрустальный шар. Теперь они стремительно неслись сквозь Млечный Путь.

— Глядите! — сказала Середина.

И они снова увидели Мрак — он бурлил и корчился. Хотела ли Середина успокоить их? Но Свет распространялся все шире и шире, казалось, он пожирал Тьму, пока не исчез даже крошечный ее лоскуток. Все заполнилось мягким сиянием, сквозь которое просвечивали звезды, чистые и ясные.

— Видите?! — воскликнула Золотая Середина и расцвела счастливой улыбкой. — Зло можно победить!

Миссис Что вздохнула так печально, что Мэг захотелось обнять ее и утешить.

— Объясните нам, что произошло? — тихо спросил Чарльз Уоллес.

— Это была звезда, — печально проговорила миссис Что. — Звезда, погибшая в борьбе с Мраком. Она победила, но поплатилась за это жизнью. Это произошло не так давно, по вашим представлениям о времени.

Чарльз Уоллес подошел к миссис Что.

— Теперь я понял: вы были звездой, да? И вы сделали то же, что эта звезда?

Миссис Что закрыла лицо руками и кивнула. Чарльз Уоллес очень торжественно взглянул на нее:

— Я хотел бы поцеловать вас.

Миссис Что опустила руки и быстро обняла Чарльза Уоллеса. Он прижался к ее щеке н поцеловал.

Мэг тоже хотелось поцеловать, но она сдержалась. Мэг уже поняла: подлинная миссис Что находится вне человеческого понимания.

— Я не хотела про это говорить вам, — сказала миссис Что. — Но, мои дорогие, мне было так хорошо, когда я была звездой!

— Вы еще очень молоды, — прошелестела миссис Которая.

Золотая Середина продолжала всматриваться в хрустальный шар, в небо, пронизанное светом звезд, и счастливо улыбалась. Но Мэг заметила, что у нее закатываются глаза.

— Бедняжечка, — сказала миссис Что, — мы совсем ее заморили. Она так утомилась!

— Пожалуйста, миссис Что, — попросила Мэг, — объясните: зачем мы здесь? Что будем делать? Где отец? Когда мы отправимся к нему?

— Задавай вопросы по очереди, дорогая, — сказала миссис Что.

Вмешалась миссис Кто:

— “У стен есть уши”. Португальский.

Они повернулись, чтобы уйти, но Золотая Середина подняла руку и ослепительно улыбнулась:

— Вы ведь не уйдете, не попрощавшись со мной?

— Мы думали, что тебе лучше подремать немного. — И миссис Что потрепала ее по плечу. — Мы замучили тебя.

— Я собиралась дать вам амброзию, или нектар, или по крайней мере чаю…

Тут Мэг поняла, что она проголодалась. Сколько времени прошло с тех пор, как они ели в последний раз? Но миссис Что ответила:

— О нет, спасибо, дорогая.

— Они не нуждаются в пище, — прошептал Чарльз Уоллес. — Они едят просто для забавы. Я напомню им, чтобы они нас накормили.

Середина улыбнулась и кивнула:

— Я хотела бы порадовать немного этих бедных детей, после того как я показала им такой ужас. Может, они хотят увидеть своих матерей?

— Можем мы увидеть отца? — нетерпеливо спросила Мэг.

— Нет, — ответила миссис Которая. — Мы к нему отправляемся. Потерпи немного.

— Но ведь она может увидеть мать, — подольстилась Золотая Середина.

— Почему бы нет? Это не займет много времени и не причинит никому вреда, — сказала миссис Что.

— А Кэльвин тоже увидит свою маму?

Кэльвин быстро коснулся Мэг, но был ли этот жест жестом благодарности или предостережения — Мэг не поняла.

— Думаю, что все это не нужно, — неодобрительно произнесла миссис Которая. — Но раз вы просили, то можно показать.

— Ненавижу, — начала миссис Что, — когда она против. Но в конечном счете она всегда права. Пожалуйста, дорогая Середина.

Золотая Середина, улыбаясь, повернула хрустальный шар. В пустоте понеслись звезды, кометы, планеты, пока весь объем снова не заполнила Земля.

— Сначала мать Кэльвина, — прошептала Мэг Середине.

Глобус стал туманным, скрылся за тучами, потом тени начали застывать, проясняться, и они заглянули в неопрятную кухню, где в мойке горой возвышалась грязная посуда. Около мойки стояла небрежно одетая женщина с седыми волосами, свисавшими вдоль лица. Рот ее был раскрыт, и Мэг видела беззубые десны и почти слышала, как она кричит на двух маленьких детей, стоявших рядом с ней. Потом женщина схватила деревянную ложку на длинной ручке и стала колотить одного из них.

— О, какой ужас! — пробормотала Середина, и видение начало расплываться. — Я и не предполагала…

— Все правильно, — тихо сказал Кэльвин. — Хорошо, Мэг, что ты все узнала…

И теперь, вместо того чтобы искать в Кэльвине поддержку и защиту, Мэг сжала его руку так, что ему без слов стало понятно ее состояние. Если бы раньше кто-нибудь сказал, что близорукая, с неправильным прикусом, неуклюжая Мэг пожалеет такого популярного в школе человека, как Кэльвин, ему бы ни за что не поверили. Но сейчас эта жалость казалась естественной, так же как и сочувствие Чарльза Уоллеса.

Тени снова закрутились, а когда хрустальный шар прояснился, Мэг узнала лабораторию матери. Миссис Мюррей сидела на высокой табуретке и писала в блокноте, положенном на колени.

“Пишет отцу, — подумала Мэг. — И так каждую ночь”. И слезы — она так и не научилась их сдерживать — полились из глаз. Миссис Мюррей оторвалась от письма, посмотрела прямо перед собой, как будто увидела и Чарльза, и Мэг, потом опустила голову и сидела, погрузившись в горе, которое она всегда скрывала от детей.

У Мэг высохли слезы. Яростный, горячий гнев затопил ее, внушил потребность защитить — точно такое же состояние было у нее, когда она увидела дом Кэльвина.

— Идемте, — резко потребовала она. — Надо что-то делать!

— Я только хотела помочь… — оправдывалась Золотая Середина.

— О, дорогая, не считайте себя виноватой, — мягко сказала миссис Что. — Не переношу, когда вы подавлены.

— Все хорошо, — успокоила Мэг. — Спасибо вам.

— Тогда поцелуйте меня на прощанье, — попросила Золотая Середина.

Мэг подошла и быстро поцеловала ее. То же сделал и Чарльз.

— Куда вы отправляетесь? На случай, если я захочу проследить за вами? — спросила Середина.

— Камазот, — ответила миссис Что. Мэг не понравилось слово и то, как его произнесла миссис Что. — Но, пожалуйста, не расстраивайтесь из-за нас. Лучше не глядеть на темные планеты.

— Но должна же я знать, что случится с детьми! — сказала Середина. — Самое худшее для меня, когда я полюблю кого-нибудь. Если бы я не любила, я была бы все время счастлива. Прощайте!

— Идемте. — И миссис Которая пошла к выходу из пещеры, в неразличимо-одинаковую серую дымку планеты. — А теперь, дети, не пугайтесь того, что должно произойти, — предупредила миссис Которая.

— Гневайся, маленькая Мэг, — прошептала миссис Что. — Тебе понадобится весь твой гнев.

И тут Мэг схватили и выбросили в пустоту. На этот раз пустота была заполнена липким холодом, он затягивал ее в водоворот, и она почувствовала, как ее пронизывает Мрак, осязаемый Мрак, который хочет поглотить ее и переварить подобно злобному чудовищу.

Затем темнота рассеялась. Была ли она тенью, Областью Мрака? Прошли ли они сквозь нее, чтобы добраться до отца? Потом она ощутила знакомое покалыванье в руках, в ногах и толчок сквозь пустоту, и вот она снова стояла на ногах, задохнувшаяся, но невредимая. Рядом были Кэльвин и Чарльз Уоллес.

— Это Камазот? — спросил Чарльз Уоллес, когда миссис Что материализовалась перед ним.

— Да, — ответила она. — А теперь оглядитесь.

Они стояли на холме. Перед глазами были знакомые деревья — березы, сосны, клены, в воздухе был разлит знакомый привкус осени; земля была покрыта цветами, точь-в-точь золотой рогоз. У подножия холма простирался город, торчали дымовые трубы, как во многих знакомых им городах. В пейзаже не было ничего незнакомого, чужого, страшного.

Но миссис Что подошла к Мэг и обняла ее.

— Я не могу оставаться здесь с вами, — сказала она. — Вы должны отныне полагаться на самих себя. Мы будем рядом, будем наблюдать за вами, но вы не сможете позвать нас на помощь, а мы не сможем помочь вам.

— А папа здесь? — дрожа спросила Мэг.

— Да.

— Где? Когда мы увидим его? — Она была готова сорваться с места и бежать что есть мочи туда, где был папа.

— Этого я не могу сказать. Тебе придется ждать благоприятного момента.

Чарльз Уоллес спокойно посмотрел на миссис Что:

— Вы боитесь за нас?

— Немного.

— Но если вы не побоялись сделать то, что сделали, когда были звездой, то почему вы сейчас боитесь за нас?

— Я боялась, — мягко ответила миссис Что. Она посмотрела на каждого из троих детей. — Вам понадобится помощь, но мне разрешено дать вам только маленький талисман. Кэльвин, твой великий дар — общительность, ты можешь общаться с разными людьми. Поэтому я только усилю твой дар. Тебе, Мэг, я усилю твои недостатки.

— Мои недостатки! — воскликнула Мэг. — Я всегда старалась избавиться от них!

— Правильно, — подтвердила миссис Что. — Однако, я полагаю, они тебе очень пригодятся здесь, на Камазоте. Чарльз Уоллес, в тебе я увеличу только неунывающую жизнерадостность детства.

Откуда-то замерцали очки миссис Кто, и они услышали ее голос.

— Кэльвин, — произнесла она, — вот намек. Для тебя. Примечай. Слушай.

— Где вы, миссис Кто? — спросил Чарльз Уоллес. — Где миссис Которая?

— Мы не можем прийти к вам сейчас, — донесся до них голос миссис Кто. — “Всего я не знаю; понимаю — многое”. Гете. Это для тебя, Чарльз. Помни, что ты не знаешь всего. — Потом голос обратился к Мэг: — Тебе я оставляю свои очки, малышка, слепая, как летучая мышь. Пользуйся ими только в крайнем случае, когда опасность будет велика.

Очки засияли и оказались в руках Мэг. Она бережно спрятала их в нагрудный карман, это придало ей немного отваги.

— И вот вам мой наказ, — сказала миссис Которая, — спускайтесь в город. Идите вместе. Не позволяйте разлучить вас. Будьте мужественны. — Мерцание исчезло.

Мэг вздрогнула.

Миссис Что, гладившая Мэг по плечам, почувствовала, как она дрожит, обернулась к Кэльвину:

— Береги Мэг, заботься о ней.

— А как же может быть иначе? — резко ответил Кэльвин. — Я всегда о ней забочусь.

Миссис Что взглянула на Чарльза Уоллеса, и ее скрипучий голос смягчился, сделался более глубоким.

— Чарльз Уоллес, тебе здесь опаснее всех.

— Почему?

— Потому что ты такой, каков есть. Ты самый уязвимый. Ты просто должен остаться с Мэг и Кэльвином. Не отделяйся от них. Остерегайся гордости, всезнайства и высокомерия, они могут подвести тебя.

В словах миссис Что, одновременно предупреждающих и страшных, Мэг услышала такие нотки, что вздрогнула снова. А Чарльз Уоллес уткнулся головой в миссис Что, точно так же, как он это делал дома, с мамой, и прошептал.

— Теперь я знаю, что вы имели в виду, говоря, что боялись, когда были звездой.

— Не боится только дурак, — сказала миссис Что. — А теперь идите. — И она исчезла, а перед ними остались только небо, зеленая трава и небольшой камень.

— Идемте же! — нетерпеливо сказала Мэг.

Она и не подозревала, что голос ее дрожит как осиновый лист. Она взяла за руки Чарльза Уоллеса и Кэльвина, и они начали спускаться с холма.

Внизу лежал город — прямоугольный, резко очерченный. Дома на окраинах походили друг на друга как две капли воды — одинаковые квадратные коробки, окрашенные в серое. Перед каждым коттеджем — небольшой прямоугольный клочок газона, дорожка, ведущая к входной двери, окаймленная чахлым рядом унылых цветов. У Мэг было ощущенье, что если пересчитать цветы, то выяснится, что число их одинаково для всех домов. Перед каждым домом играли дети. Одни прыгали через веревочку, другие играли в мяч. Мэг смутно почувствовала, что с играми не все в порядке. Она взглянула на Кэльвина и увидела, что он тоже озадачен.

— Взгляни, — неожиданно сказал Чарльз, — они прыгают через веревочку и играют мячом одинаково и одновременно.

Это действительно было так. Когда веревка ударяла по тротуару, мяч ударялся о землю. Когда веревка проходила над головой подпрыгивающего ребенка, другой ребенок ловил мяч в воздухе. Опускались вниз мячи. Опускались вниз веревки. И снова и снова. Вверх. Вниз. Ритмично. Совершенно одинаково. Как дома, как дорожки. Как цветы.

Затем одновременно раскрылись двери домов, и на пороге появились женщины — точь-в-точь бумажные куклы. Рисунок на платьях был неодинаков, но внешне они походили друг на друга как две капли воды. Каждая женщина стояла на пороге дома. Каждая хлопнула в ладоши. Каждый ребенок поймал мяч, каждый ребенок сложил веревочку. Каждый ребенок повернулся и вошел в дом. Двери одновременно захлопнулись.

— И как это они ухитряются так делать? — спросила Мэг. — Даже если бы мы очень старались, у нас бы ничего не получилось. Что это значит?

— Вернемся, — настойчиво посоветовал Кэльвин.

— Вернуться? — переспросил Чарльз Уоллес. — Куда?

— Не знаю. Куда угодно. На холм. К миссис Которой, миссис Что, миссис Кто. Не нравится мне все это.

— Но этих дам на холме нет. Ты думаешь, они появятся, как только мы вернемся?

— Не нравится мне все это, — повторил Кэльвин.

— Вы знаете, мы не можем вернуться. Миссис Что сказала: “Идите в город”. Идемте же. — Мэг от волнения пищала.

Она стала спускаться по улице, и мальчики последовали за ней. Одинаковые дома стройными рядами уходили за горизонт.

Затем — одновременно — они заметили странное явление и остановились, чтобы понаблюдать. Перед одним из домов стоял маленький мальчик с мячом и играл в него. Но играл довольно плохо и то ронял мяч на землю и подбегал к нему довольно неуклюже, то старался подбросить его в воздух и тщетно пытался поймать. И все это неритмично, хаотически. Дверь дома открылась, и на пороге показалась мать. Она затравленно огляделась вокруг, увидела детей и приложила ладонь ко рту, как будто стараясь подавить крик, потом схватила малыша, втолкнула его в дом и с шумом захлопнула дверь. Мяч, выпавший из рук мальчика, остался лежать перед домом.

Чарльз Уоллес подбежал к мячу и поднял его. Мяч казался обыкновенным коричневым мячом.

— Давайте отнесем мяч и посмотрим, что из этого выйдет, — предложил Чарльз Уоллес.

Мэг одернула его:

— Миссис Что приказала нам идти в город.

— Но ведь мы уже в городе. По крайней мере, на окраине. И я хочу разузнать обо всем поподробней. Сдается мне, нам это поможет впоследствии. Можете продолжать путь без меня, если не хотите здесь задержаться.

— Нет, — твердо отрезал Кэльвин. — Мы должны быть все вместе и не давать этим разъединить нас. Давайте лучше постучим к малышу и его маме и посмотрим, что из этого выйдет.

Они направились по дорожке к дому. Мэг пыталась уговорить их.

— Поспешим в город! — умоляла она. — Разве вы не хотите найти отца?

— Конечно, хочу, — ответил Чарльз Уоллес, — но не вслепую. Как мы можем помочь ему, если не знаем, с кем нам придется иметь дело? Ведь совершенно ясно, что мы должны помочь ему, а не просто отыскать.

Он быстро подбежал к двери и постучал. Подождал. Ничего не произошло. Затем Чарльз Уоллес увидел звонок и позвонил. Они услышали, как звонок прозвенел где-то внутри дома и эхо прокатилось по пустым улицам. Через секунду в дверях появилась мать. Приоткрылись двери на всей улице, но чуть-чуть, и глаза соседей впились в трех детей и в женщину, испуганно стоящую на пороге дома.

— Чего вы хотите? — спросила она. — Сейчас не время для газет, молоко мне уже принесли, и я регулярно выплачиваю Пожертвования на приличия. Все мои бумаги в порядке.

— Ваш малыш уронил мяч, — сказал Чарльз Уоллес и протянул мяч.

Женщина оттолкнула мяч:

— О, нет! Дети в нашей секции никогда не роняют мячи. Они прекрасно натренированы. У нас не было отклонений вот уже три года.

И головы всех соседей согласно закивали.

Чарльз Уоллес приблизился к двери и заглянул в дом. Сзади нее прятался в тени маленький мальчик, приблизительно его ровесник.

— Войти вы не имеете права. Вы не предъявили своих документов.

Чарльз Уоллес держал мяч так, чтобы малыш его видел. С быстротой молнии мальчик кинулся к Чарльзу Уоллесу, выхватил мяч из его рук и снова спрятался. Женщина побелела, открыла рот, как будто хотела что-то сказать, но вместо этого захлопнула дверь перед носом Чарльза. И все двери тоже захлопнулись.

— Чего они так боятся? — спросил Чарльз Уоллес.

— Даже ты не понимаешь? — спросила Мэг.

— Пока не понимаю, — ответил Чарльз Уоллес. — Но пытаюсь. Пойдемте! — И он сбежал по ступеням.

Через несколько кварталов коттеджи сменились высокими прямоугольными, совершенно одинаковыми зданиями. Потом они увидели, что по улице едет на чем-то среднем между велосипедом и мотоциклом мальчик одного возраста с Кэльвином. Как только он подъезжал к подъезду, он вытаскивал из сумки, висевшей у него через плечо, газеты и опускал их в щель двери. Мальчик был не совсем обычный. Ритм его жестов никогда не менялся.

Кэльвин присвистнул:

— Интересно, играют ли они здесь в бейсбол?

Мальчик, увидев их, замедлил ход машины и остановился, рука его наполовину застряла в сумке.

— Что вы делаете на улице? — спросил он. — В этот час дня здесь могут находиться только мальчики на посылках.

— Мы этого не знали, — ответил Чарльз Уоллес, — мы нездешние. Не можешь ли ты рассказать нам, что это за город?

— Вы хотите сказать, что ваши документы в процессе изучения? — спросил мальчик. — Если вы здесь, значит, так оно и есть, — ответил он сам себе. — А что вы тут делаете, если ничего о нас не знаете?

— Так расскажи нам! — попросил Чарльз Уоллес.

— Вы что, экзаменуете меня? — нервно спросил мальчик. — Все знают, что в нашем городе находится лучшее Центральное Мозгоуправление нашей планеты. Уровень нашей продукции самый высокий. Наши фабрики никогда не закрываются; наши машины никогда не прекращают работать. Вдобавок у нас есть пять поэтов, один музыкант, три художника и шесть скульпторов.

— Откуда ты цитируешь? — спросил Чарльз Уоллес.

— Из справочника, конечно, — ответил мальчик. — Мы — самый блестящий город на планете. В нашем городе ничего не случалось вот уже несколько столетий. Весь Камазот знает наши достижения. Вот почему Центральное Мозгоуправление расположено именно в нашем городе. Вот почему Сам здесь чувствует себя как дома.

Что-то было в этом “Сам”, из-за чего Мэг вздрогнула. Но Чарльз Уоллес небрежно спросил:

— И где это ваше Мозгоуправление?

— В центре города. Идите прямо — и упретесь в него. Вы сказали, что вы нездешние? А что вы тут делаете?

— Имеешь ли ты право задавать вопросы? — спросил Чарльз Уоллес.

Мальчик побелел.

— Извините. А теперь я должен продолжать путь, не то мне придется объяснять контролеру причину задержки. — И он укатил на своей машине.

Чарльз Уоллес долго смотрел ему вслед.

— Что же это такое? — спросил он у Мэг и Кэльвина. — Он разговаривал так, будто говорил не сам. Понимаете, что я имею в виду?

Кэльвин задумчиво кивнул:

— Ты прав. Но странно не только это. Все странно.

— Идемте же, — настаивала Мэг. — Идемте к папе. Он нам все объяснит.

Они шли по улице все дальше и дальше. Вскоре они увидели взрослых; эти люди совершенно не обращали на них внимания, всецело поглощенные собственными делами и заботами. Некоторые из них входили в дома. Большинство двигалось в том же направлении, что и они. Когда эти люди выходили на главную улицу из боковых переулков, они двигались так автоматически, что, казалось, ничего не замечали вокруг. Вскоре жилые здания уступили место громадным конторским помещениям с внушительными подъездами. Туда входили и оттуда выходили множество мужчин и женщин с портфелями.

Чарльз Уоллес подошел к одной из женщин и вежливо попросил ее:

— Не будете ли вы так добры объяснить мне…

Но женщина взглянула на него и, не отвечая ни слова, прошла мимо.

— Смотрите! — Мэг указала на колоссальное здание, гораздо более массивное и высокое, чем Эмпайр Стейт Билдинг.

— Это, должно быть, и есть их Мозгоуправление, — задумчиво протянул Чарльз Уоллес. — Давайте посмотрим.

— Но если отец в опасности, — возразила Мэг, — может быть, именно туда нам и не следует входить?

— Ну а как ты собираешься отыскать его? — спросил Чарльз Уоллес.

— Но только не спрашивай ничего в этом здании!

— Никто и не собирается! Если у тебя, Мэг, есть еще какие-нибудь соображения, пожалуйста, выскажись.

— Хорошо. Скорее идемте в это ваше Центральное Мозгоуправление…

— Думаю, нам следовало бы иметь паспорта, — предположил Кэльвин. — Тот мальчик и женщина так беспокоились насчет документов, а у нас их, конечно, нет.

— Если бы нам были нужны паспорта, миссис Что сказала бы нам об этом.

Чарльз Уоллес стал руки в боки:

— Знаешь что, старина мутант? Эти три старые леди очень симпатичные, но я не уверен, что они все знают.

— Больше, чем ты думаешь.

— Наверняка. Но ты ведь помнишь, миссис Что говорила, что была звездой. Не думаю, чтобы звезды могли хорошо изучить людей, — возразил Чарльз Уоллес.

Кэльвин покачал головой:

— Не уверен. А эти местные, сдается мне, действительно люди. Они не такие, как мы, они какие-то странные. Но они ближе нам, чем жители Уриеля.

— А вдруг это роботы? — предположила Мэг. Чарльз Уоллес покачал головой:

— Нет. Мальчик, выронивший мяч, — какой же он робот? И другие тоже не похожи. Давайте прислушаемся.

Они тихо постояли, затаившись, плечо к плечу, в тени одного из зданий. Шесть вращавшихся дверей впускали и выпускали людей, которые смотрели прямо перед собой и не замечали детей, стоящих рядом с дверьми. У Чарльза на лице появилось изучающее выражение.

— Они не роботы, — решительно заявил он. — Я не знаю, кто они, но он такие же люди, как мы. Я чувствую биение их мыслей, поток желаний. Послушаю еще немного.

Они стояли очень спокойно. Люди продолжали входить и выходить. Спустя какое-то время поток поредел. Входили и выходили сравнительно немногие. И двигались они значительно быстрей, чем раньше.

Белолицый человек в темном костюме посмотрел прямо на детей, произнес:

— Боже мой, я опаздываю! — и юркнул в здание.

— Он похож на белого кролика, — нервно произнесла Мэг.

— Я боюсь! — признался Чарльз Уоллес. Его широко раскрытые глаза были полны ужаса. — Я совершенно истощился.

— Мы должны найти папу, — начала было Мэг.

— Мэг… — В глазах Чарльза Уоллеса застыл страх. — Я не уверен, что узнаю отца. Я ведь был совсем младенцем, когда он ушел.

Мэг быстро его успокоила:

— Конечно, ты узнаешь его, я уверена. Точно так же, как ты узнаешь меня, даже не видя.

— Да, — ответил Чарльз Уоллес и решительно сжал маленький кулачок.

Кэльвин взял Чарльза и Мэг за руки.

— Помнишь, при нашей первой встрече в лесу ты спросил, почему я прогуливаюсь в такой час? И я ответил, что действовал по наитию, у меня было такое ощущение, что я правильно сделал, появившись рядом с вами в тот час.

— Да, помню.

— А теперь я чувствую, что, если мы войдем в это здание, мы попадем в страшную передрягу.

Глава VII КРАСНОГЛАЗЫЙ ЧЕЛОВЕК

— Мы же знали, что здесь будет опасно, — сказал Чарльз Уоллес. — Миссис Что предупреждала нас.

— А еще она сказала, что тебе опаснее, чем нам с Мэг, и ты должен быть начеку. Так что вы с Мэг останетесь здесь, а я войду, все разведаю и расскажу.

— Нет, — твердо сказал Чарльз. — Она сказала: “Держитесь вместе. Не ходите в одиночку”.

— Это чтобы ты один не ходил, а я, как старший, должен пойти первым.

— Нет, — спокойно сказала Мэг. — Прав Чарли. Надо держаться вместе. Вдруг ты не вернешься? Тогда нам все равно придется туда войти. Возьмемся за руки и пойдем.

Взявшись за руки, они пересекли площадь. Огромное здание Центра Главного Мозгоуправления имело одну дверь необычных размеров, в два этажа высотой, с комнату шириной, обитую тусклым материалом под бронзу.

— Может, в нее надо постучать? — фыркнула Мэг.

Кэльвин осмотрел дверь.

— Ничего нет — ни ручки, ни кнопки, ни защелки. Может, поищем другой вход?

— Давайте постучим, — сказал Чарльз Уоллес. Он поднял руку, но не успел дотронуться до двери, как она разъехалась на три части.

Замершие дети увидели огромный зал со стенами из тусклого зеленоватого мрамора. Вдоль трех стен стояли мраморные скамьи. На них, как статуи, восседали люди. От зеленоватого освещения лица казались злобными. Сидевшие, как по команде, оглядели вошедших и замерли в прежних позах.

— Пошли, — сказал Чарльз Уоллес, и они вошли в зал, держась за руки.

Как только они переступили порог, дверь за ними бесшумно сомкнулась. Мэг глянула на мальчиков — они стали такими же тошнотворно-зелеными, как все ожидавшие.

Дети подошли к пустой четвертой стене. Казалось, она сделана из чего-то воздушного и через нее легко пройти. Чарльз дотронулся.

— Твердая и ледяная, — сообщил он. Кэльвин тоже дотронулся.

— Бррр, — только и сказал он.

Мэг стояла посередине, и ей совсем не хотелось отпускать руки мальчиков и трогать стенку.

— Давайте кого-нибудь поспрашиваем. — И Чарльз подошел к одной из скамей. — Подскажите, пожалуйста, куда здесь можно обратиться? — спросил он одного из ожидавших.

Все мужчины были одеты в неприметные строгие рабочие костюмы, и хотя они, как и люди на Земле, отличались друг от друга, что-то делало их невероятно похожими.

“Как в метро, — подумала Мэг. — Только в метро нет-нет да кто-нибудь и выделится, а здесь все одинаковые”.

Спрошенный человек неохотно ответил:

— А зачем вам обращаться?

— Ну, если нам надо поговорить? — спросил Чарльз.

— Представьте документы машине “А”! Это знает каждый, — свирепо заключил он.

— А где машина “А”? — спросил Кэльвин. Мужчина указал на пустую стену.

— Но здесь нет никакой двери. Как нам туда войти? — удивился Чарльз.

— Опустите листы с грифом “С” в отверстие “Б”, — сказал человек. — Но почему вы задаете такие глупые вопросы? Может быть, вы меня испытываете? Бросьте играть здесь в игрушки, не то придется вам пройти снова через процедурную машину, а этого и врагу не пожелаешь.

— Мы не здешние, — сказал Кэльвин. — Вот мы ничего и не знаем. Пожалуйста, сэр, объясните нам, кто вы и чем здесь занимаетесь?

— Я управляю лингвомашиной номер один второго уровня.

— А что вы здесь делаете?

— Я здесь, чтобы доложить о том, что одна из букв плывет и, пока ее не смажет в достаточной степени смазчик уровня “Ф”, существует опасность, что расплывутся мысли.

— Брассом или кролем? — тихо вставил Чарльз Уоллес.

Кэльвин посмотрел на Чарльза и укоризненно покачал головой. Мэг многозначительно сжала ему руку. Она-то знала, что Чарльз не нарочно сказал это, просто он храбрился.

Человек подозрительно осмотрел Чарльза.

— Считаю своим долгом доложить о вас. Хотя по роду службы я обожаю детей и не желаю им зла, но мне совсем не хочется пройти перепроцедуру. Я обязан доложить о вас.

— Может, так будет и лучше, — сказал Чарльз. — А кого вы доложите?

— Не кого, а кому, — поправил человек.

— Ну, кому? Я ведь учусь еще в подготовительном классе.

“Лучше бы он говорил не так уверенно”, — волновалась про себя Мэг, поглядывая на Чарльза, и сжала ему руку так сильно, что он принялся выдергивать ее. Вот от чего его предостерегала миссис Что — не зазнаваться.

“Перестань, перестань, — принялась она мысленно внушать Чарльзу Уоллесу. — Интересно, видит ли Кэльвин, что Чарли не воображает, а храбрится?”

Мужчина встал и механической походкой, словно отсидел ноги, подвел детей к пустой стене.

— Надеюсь, он не очень-то вас… — бормотал он. — Я ведь сам прошел перепроцедуру. На всю жизнь запомню. А уж к Самому мне совсем не хочется попасть. Там я еще ни разу не был и не могу рисковать.

“Сам”. Что это такое?

Мужчина вынул из кармана папку с разноцветными листками, внимательно просмотрел их и выбрал один.

— Я уже несколько раз за последнее время докладывал. Придется попросить еще карточек с грифом “А-21”.

Он взял бумагу и приложил ее к стене. Бумага мгновенно исчезла, словно ее кто-то всосал изнутри.

— Вас могут на несколько дней задержать, — сказал человек, — но я уверен, что они не будут вас сильно прорабатывать. Вы же все-таки дети. Главное, расслабьтесь и не сопротивляйтесь, тогда вам будет легче.

Он вернулся на свою скамью, а дети остались перед стеной.

Внезапно стена исчезла, и перед ними открылся гигантский зал с машинами. Они совсем не были похожи на компьютеры, с. которыми работал их папа, Мэг видела их на фотографиях в книжках. Некоторые, казалось, совсем не работали, в других загорались и гасли лампочки. Одна машина заглатывала ленту, в другой на перфокарте пробивались точки и тире. Несколько служителей двигались вдоль машин, нажимая кнопки и рычаги. Они не подали вида, что заметили детей.

Кэльвин что-то пробормотал.

— Что? — переспросила Мэг.

— Нет ничего хуже страха, — сказал Кэльвин. — Я цитирую миссис Кто. Мне, Мэг, до чертиков страшно.

— И мне. — Мэг покрепче сжала его руку. — Идем.

Они вошли в машинный зал. Он казался нескончаемо длинным. Ряды машин вдоль стен сливались в перспективе. Дети шли прямо, стараясь держаться подальше от машин.

— По-моему, они совсем не радиоактивные, — сказал Чарльз Уоллес. — И наброситься на нас не могут.

Им казалось, что они очень долго шли, когда показался конец зала с каким-то возвышением.

Вдруг Чарльз Уоллес с ужасом заговорил:

— Держи меня за руку! Крепче! Меня что-то пытается втянуть.

— Что?! — закричала Мэг.

— Не знаю, но что-то притягивает меня к себе! Я чувствую!

— Пошли назад! — Кэльвин хотел повернуть.

— Нет, — остановил его Чарльз Уоллес. — Надо идти только вперед. Надо принять решение, а это невозможно, если боишься. — Его голос звучал по-стариковски слабо, как чужой.

Мэг, сжимая руку брата, чувствовала, что его то и дело прошибает пот.

Приближаясь к возвышению в конце зала, дети замедлили шаг. На возвышении на стуле сидел человек.

Он излучал весь тот холод и ужас, которые они чувствовали, прорываясь сквозь Область Мрака по пути к этой планете.

— Я ждал вас, дорогие мои, — сказал человек. У него был бархатный, добрый голос, совсем не стальной и не холодный, как думала Мэг.

Через минуту она поняла, что человек разговаривал с ними, не раскрывая рта, не размыкая губ, — слова сразу звучали у них в голове.

— Но почему вас трое? — спросил он.

— А Кэльвин решил с нами прокатиться, — смело заговорил Чарльз Уоллес охрипшим голосом, но Мэг чувствовала, как дрожит его рука.

— Решил? Неужели?! — Голос зазвучал резко, потом вновь спокойно. — Надеюсь, пока для него путешествие было приятным?

— Очень познавательным, — отозвался Чарльз Уоллес.

— Пусть Кэльвин говорит за себя сам, — приказал человек.

Кэльвин откашлялся, поджал губы и ответил:

— Мне нечего сказать.

Мэг завороженно глядела на жуткого человека. У него были сверкающие красные глаза. Над головой горел огонек, мерцающий одновременно с глазами, пульсируя дробным и мерным ритмом.

Чарльз Уоллес изо всех сил зажмурился.

— Закройте глаза, — приказал он Мэг и Кэльвину. — Не смотрите на огонек. Не смотрите ему в глаза. Он гипнотизирует.

— Догадался, да? Конечно, лучше было бы, чтобы вы смотрели, — журчал голос, — но есть много других способов, мой милый, совершенно других…

— Если ты их попробуешь, я тебе как дам в поддых! — сказал Чарльз Уоллес.

Мэг впервые слышала от него грубость.

— Да что ты! — Голос забавлялся.

Появились четыре человека в черных халатах и встали рядом с детьми..

— Ну, мои милые, — продолжал голос, — я не хочу использовать силу, но ведь лучше, чтобы вам не было больно, поэтому я разобъясняю, что нет никакого смысла оказывать мне сопротивление. Вы скоро сами поймете, что этого не надо делать. Не только не надо, но вам даже и не захочется. Зачем сопротивляться тому, кто хочет вас избавить от бед и несчастий? Ради вас, как и ради всех счастливых и полезных людей этой планеты, я взял на себя всю ее боль, ответственность и размышления и сам принимаю все решения.

— Нет уж, спасибо, мы сами будем принимать решения, — отозвался Чарльз Уоллес.

— Разумеется. Просто наши решения совпадут. Твое станет моим. И ваша жизнь намного станет легче. Я вам покажу это на примере. Возьмем таблицу умножения и проговорим ее вместе.

— Нет, — отрезал Чарльз Уоллес.

— Одиножды один будет один. Одиножды два — два… — забормотал голос.

— “У Мэри жил барашек, — закричал Чарльз Уоллес, — веселенький он был…”

— Одиножды четыре… — продолжал голос.

— “Куда бы Мэри ни пошла, везде за ней ходил!..”

— Одиножды семь — семь…

— “Тетя Трот и кошка сели у окошка!..”

Цифры заполнили мозг Мэг. Казалось, ничего не осталось, кроме цифр.

— Дважды два — четыре, дважды три — шесть…

Злой голос Кэльвина перекрыл поток цифр:

— Семь лет назад наши отцы вынесли на этот континент новую нацию…

— Дважды пять — десять, дважды шесть — двенадцать…

— Папа! — закричала Мэг. — Папа! — И собственный крик вывел ее мозг из глухого оцепенения.

Голос разразился смехом:

— Чудесно! Чудесно! Вы прошли предварительный тест на “отлично”.

— А ты думал, мы легко сдадимся? — возмутился Чарльз Уоллес.

— Конечно, нет. Я просто надеялся, что нет. Но ведь вы еще дети, и очень впечатлительные. А по мне, чем моложе, тем лучше! Чем моложе, тем лучше!

Мэг глянула на огненные глаза, на пульсирующий огонек над головой человека и перевела взгляд на рот. Если бы ей пришлось, то она не смогла бы описать, какое у человека лицо — старое, молодое, злое или доброе.

— Пожалуйста, — сказал она, стараясь говорить смело, — мы сюда пришли только из-за папы. Можете вы нам подсказать, где он?

— Ах, папа! — Голос просто захлебнулся от удовольствия. — Ваш папа! Дело не в том, могу ли я сказать, а вот захочу ли я сказать!

— Ну, тогда захотите ли вы сказать?

— Это зависит от многого. А зачем вам папа?

— Разве у вас никогда не было папы? — удивилась Мэг. — Тут нет причины, просто он нам очень нужен.

— Ага! Но ведь он не очень-то обращал внимание на вас в последнее время. Бросил жену с четырьмя маленькими детьми ради сомнительных приключений.

— Он работал для людей. И просто так никогда бы нас не бросил. Мы хотим его видеть. Сию же минуту!

— Так-так. Но маленькая мисс нетерпелива! Терпение! Терпение, моя милая!

Мэг не стала объяснять человеку на стуле, что уж чем-чем, а терпением она никогда не отличалась.

— Кроме того, мои дорогие, — продолжал голос мягко, — не старайтесь говорить со мной словами. Я вас прекрасно понимаю без слов.

Чарльз Уоллес встал, подбоченившись.

— Слова — гордость человека, — провозгласил он. — И я буду продолжать говорить словами с теми, кому я не доверяю. — Но голос его дрожал. Никогда не плакавший Чарльз Уоллес вот-вот готов был зареветь.

— Значит, ты мне не доверяешь?

— Почему мы должны тебе доверять?

— А почему бы нет? — Узкие губы человека изогнулись.

Неожиданно Чарльз Уоллес бросился вперед и нанес довольно чувствительный удар в живот человеку (сказалась выучка близнецов).

— Чарли! — закричала Мэг.

Люди в черных халатах быстро и бесшумно придвинулись к Чарльзу и оттащили его от возвышения.

— Держи его, — прошептал Кэльвин Мэг.

Человек поморщился, перевел дыхание, словно ему стало больно от удара, и спросил:

— Зачем ты это сделал?

— Затем, что с нами говоришь не ты, — ответил Чарльз Уоллес и указал пальцем на красноглазого человека. — Не знаю, кто говорит вместо тебя, но не ты. Прости, если я тебя ушиб. Я думал, ты не настоящий человек, а робот. Просто я чувствую, что не ты излучаешь мысли. Ты обычный переводчик.

— Очень хитрый, а? — спросил голос, и Мэг почудилось, что она расслышала угрозу.

— Совсем и не хитрый, — ответил Чарльз, и Мэг снова ощутила, как взмокла его ладошка.

— Тогда кто я? — спросил голос.

— Я пытался… — начал Чарльз, но остановился.

— А ты посмотри мне в глаза, и я скажу тебе, кто я.

Чарльз Уоллес быстро взглянул на Кэльвина и Мэг и, размышляя вслух, сказал:

— Я должен… — Поднял свои чистые голубые глаза на красноглазого человека.

Мэг не отрывала взгляда от брата. Через минуту ей показалось, что его глаза утратили ясность. Зрачки быстро уменьшались, как бывает, когда смотришь на яркий свет, и наконец глаза стали чисто голубыми, без черной точки в центре. Чарльз вырвал руки у Мэг и Кэльвина и медленно направился к возвышению.

— Нет! — выкрикнула Мэг. — Нет!

Но Чарльз Уоллес не останавливался, и она поняла, что он не слышит.

— Нет! — снова крикнула она, бросилась вдогонку и с налета обхватила брата руками.

Она была настолько больше мальчика, что от столкновения он пошатнулся и упал, ударившись головой о мраморный пол. Всхлипывая, она встала рядом с ним на колени. Через минуту он пришел в себя, сел и потряс головой. Зрачки начали медленно расширяться, пока не стали нормальными, кровь прилила к лицу.

Человек на стуле заговорил, и на этот раз Мэг услышала неприкрытый гнев.

— Я недоволен, — сказал он. — С вами легко потерять терпение, а это, моя милая, к вашему сведению, очень плохо для вашего папы. Если вы на самом деле хотите увидеться с ним, не сопротивляйтесь.

Мэг повела себя так, будто она была у мистера Дженкинса в школе. Она тупо уставилась в землю и гнусаво заныла:

— Лучше бы дал поесть, а потом приставал. Есть очень хочется. Сначала надо дать людям поесть, а потом уж их пытать.

В ответ раздался смех:

— Вот это девчонка! Хорошо, что ты меня забавляешь, милая, не то тебе бы несдобровать. Мальчишки не такие смешные. А если я тебя накормлю, перестанешь вмешиваться не в свое дело?

— Нет, — ответила Мэг.

— Я вообще не люблю применять такие примитивные методы, как голод. Придется накормить.

— Все равно не стала бы есть твою бурду, — сердито огрызнулась Мэг, словно она продолжала находиться в кабинете мистера Дженкинса. — Я тебе не доверяю.

— Разумеется, наша синтетическая пища не лучше ваших смесей вроде консервированной фасоли и бекона, но, поверь мне, она гораздо питательнее, хотя и безвкусна. Достаточно легкого внушения, чтобы создать ощущение, будто ешь жареную индейку.

— А меня б все равно вырвало, если бы я сейчас поела, — сказала Мэг.

Уцепившись за руки Кэльвина и Мэг, Чарльз Уоллес шагнул вперед.

— Ладно! Что дальше? — обратился он к человеку на стуле. — Хватит предварительных тестов. Пора заняться делом.

— Именно этим мы с тобой и занимались, — ответил человек, — пока не вмешалась твоя сестра и не устроила тебе легкое сотрясение мозга. Попробуем еще?

— Нет! — закричала Мэг. — Нет, Чарли. Пожалуйста, разреши нам с Кэльвином попробовать.

— Нет, — возразил человек. — Только у этого малыша достаточно сложное строение мозга, чтобы пробовать. Твой же мозг просто лопнет.

— А у Чарльза?

— Может быть, и нет.

— Но может быть, и да?

— Всегда может что-то случиться.

— Тогда он не будет этого делать.

— Лучше предоставь ему самому решать.

Но Мэг стояла на своем с тем ослиным упрямством, из-за которого ей так часто доставалось:

— Ты думаешь, мы с Кэльвином не сможем узнать, кто ты такой?

— Нет, этого я не говорил. Вы просто не такие способные, как он. Впрочем, все это для меня не важно… Наконец-то! — обрадовался голос, когда из темноты вынырнули четверо в черных халатах и поставили стол. Он был накрыт белой скатертью, как в ресторане, а посреди возвышалась металлическая посудина, из которой доносился удивительно аппетитный аромат, и правда очень похожий на запах жареной индейки.

“Во всем этом что-то от декораций, — подумала Мэг. — Здесь явно что-то не так”.

— А я ничего не чувствую, — сказал Чарльз Уоллес.

— Знаю, милый мой, и, думаю, ты много теряешь. У тебя будет ощущение, будто ты ешь песок. Но все равно надо заставить себя поесть. Я не хочу, чтобы ты принимал решения на голодный желудок.

Люди в черном с верхом наполнили тарелки, положив по куску индейки, зелень, пюре с подливкой, зеленый горошек в золотистом масле, лопавшемся пузырьками, сладкую картошку, клюкву, оливки, сельдерей и свежую редиску.

У Мэг потекли слюнки. Поставив стулья, четверо, сервировавшие пиршество, исчезли.

Чарльз Уоллес высвободил руки и влез на стул.

— Давайте поедим, — сказал он. — Если это отравлено, ничего уж не поделаешь, но, по-моему, все без подвоха.

Кэльвин тоже подсел к столу. Только Мэг продолжала в нерешительности стоять в стороне.

Кэльвин взял в рот кусочек, прожевал, проглотил, посмотрел на Мэг:

— Если это не настоящая еда, то очень хорошая подделка.

Чарльз Уоллес откусил кусочек, скривился и выплюнул:

— Так не честно! — закричал он человеку.

Тот рассмеялся:

— Ешь, ешь, мой милый.

Мэг вздохнула и села.

— Мне лично кажется, что есть нельзя, но раз вы едите, то я тоже буду. — Она набила полный рот и протянула Чарльзу кусочек индейки: — Вкусно! Попробуй у меня.

Чарльз Уоллес попробовал, скорчил гримасу, но проглотил.

— Мне все равно, на вкус это песок… Почему так? — спросил он у человека.

— Сам знаешь. Ты наглухо закрыл от меня свой мозг, а эти двое не могут. К ним внутрь я могу проникнуть через щелочки. Не очень глубоко, но достаточно, чтобы угостить их индейкой. Теперь ты видишь, какой я добрый старичок?

— Ха, — хмыкнул Чарльз Уоллес.

Человек раздвинул губы в улыбке. Ничего страшнее Мэг в жизни не видела.

— Почему ты мне не веришь, Чарли? Почему не хочешь попробовать узнать, кто я такой? Я несу мир и покой. Я освобождаю от обязанностей. Проникни в меня, и ты преодолеешь последнюю трудность в жизни.

— А после того как я проникну в вас, я смогу вернуться назад?

— Конечно, если захочешь. Но ты вряд ли захочешь.

— А если я проникну на время, с возвратом, ты скажешь нам, где папа?

— Обещаю. Я слов на ветер никогда не бросаю.

— А можно мне поговорить с Мэг и Кэльвином, чтобы ты не подслушивал?

— Нет.

Чарльз пожал плечами.

— Послушайте, — обратился он к Мэг и Кэльвину, — мне обязательно надо понять, что он такое. Вы сами понимаете, что надо. Я изо всех сил постараюсь сохранить хоть чуточку собственного “я” и вернуться. И на этот раз не удерживай меня, Мэг.

— Но ты не сможешь, Чарли! Он же сильнее! Ты сам это знаешь!

— Надо попробовать.

— Но миссис Что предупреждала тебя!

— Надо попробовать ради папы… Мэг, пожалуйста! Я хочу знать о папе. И потом, Мэг, есть еще Область Мрака, и миссис Что просила нас… Помнишь?

— Кэльвин, — обратилась к другу Мэг, но Кэльвин покачал головой:

— Он прав, Мэг. Но что бы ни случилось, мы останемся с ним.

— А что может случиться? — закричала Мэг.

— Хорошо, — сказал Чарльз Уоллес, глядя на человека, — я согласен. Давай!

Казалось, красные глаза человека втягивали глаза Чарльза — так быстро стали сужаться у него зрачки. Когда исчезла последняя черная точка, Чарли обернулся к Мэг и ласково ей улыбнулся, но это уже была чужая улыбка.

— Давай, Мэг, — сказал он, — доедай вкуснятину.

Мэг схватила тарелку Чарльза Уоллеса и грохнула ее об пол. Тарелка разлетелась на мелкие осколки, разбрызгав все, что в ней было.

— Нет! — закричала она пронзительно. — Нет! Нет! Нет!

Из мрака выступил человек в черном и поставил перед Чарльзом новую тарелку, полную еды. Тот с жадностью набросился на индейку.

— Что с тобой, Мэг? — дивился Чарльз Уоллес. — С чего ты развоевалась? Где твоя коммуникабельность? — Голос Чарльза был тот же самый и в то же время чужой, бесцветный. Так мог звучать голос на двухмерной планете. От ярости Мэг вцепилась в Кэльвина и завопила: — Это не Чарли! Куда он делся?!

Глава VIII ПРОЗРАЧНАЯ КОЛОННА

Чарльз Уоллес с таким аппетитом поедал индейку, будто никогда в жизни не ел ничего вкуснее. Все осталось без изменения: и одежда, и внешность, те же песочного цвета волосы, то же круглое детское личико. Только чисто-голубые глаза без зрачков стали чужими. И что-то подсказывало Мэг, что это не ее брат, а какой-то робот. Она всхлипнула.

— Где он? — потребовала она ответа у Красноглазого. — Что ты с ним сделал? Где Чарльз Уоллес?

— Зачем такая истерика? — удивился человек. — Вот он, твой брат, перед тобой, здоровый, счастливый. Заметь, впервые в жизни здоровый и счастливый.

— Сам знаешь, что это не Чарльз! — закричала Мэг. — Ты его украл!

— Замолчи, Мэг. С ним бесполезно говорить, — прошептал ей на ухо Кэльвин. — Теперь нам надо изо всех сил удержать то, что осталось от Чарльза. Помоги мне, Мэг. Не распускай нюни. — И он твердо взял за руку Чарльза Уоллеса.

Перестав всхлипывать, Мэг взяла его за другую руку.

— Мне больно, Мэг, — сказал Чарльз Уоллес. — Отпусти.

— Нет, — ответила Мэг.

— Мы просто ошибались, сестра. — Голос Чарльза звучал как магнитофонная запись. В нем отдавались металлические нотки. — Он совсем нам не враг! Он наш друг.

— Чушь! — отрезал Кэльвин.

— Ты не понимаешь, Кэльвин, — сказал Чарльз Уоллес. — Миссис Что, миссис Кто и миссис Которая все перепутали. Им на самом деле нельзя было доверять.

Он рассуждал очень спокойно и разумно, с той интонацией, от которой близнецы приходили в ярость. Он говорил, глядя на Кэльвина, но Мэг чувствовала, что его пустые голубые глаза ничего не видят. Через глаза Чарльза на них смотрел кто-то чужой.

И вот эти холодные, чужие глаза повернулись к Мэг.

— Пусти меня, Мэг. Я должен тебе объяснить.

— Нет, — ответила Мэг, еще крепче стискивая руку брата.

Чарльз Уоллес с несвойственной для него силой принялся выдергивать руку, и Мэг не смогла его удержать.

— Кэльвин! — позвала она на помощь.

Но спортсмен Кэльвин, мальчик, который рубил для мамы дрова, сильный и тренированный, тоже не сумел удержать Чарльза. Он обхватил его, и они покатились по полу, как футбольный мяч. Мэг сгоряча бросилась на Красноглазого, чтобы ударить его, как Чарльз, но люди в черном успели схватить ее и выкрутить руки.

— Советую тебе выпустить меня, — раздался голос Чарльза из-под Кэльвина.

Но Кэльвин не ослабил хватку. Красноглазый кивнул, и трое в черном, правда с большим трудом, оттащили Кэльвина и скрутили ему руки, как и Мэг.

— Миссис Что! — в отчаянии позвала Мэг. — Где вы, миссис Что?

Но миссис Что не было.

— Мэг, — сказал Чарльз Уоллес, — послушай меня.

— Слушаю!

— Мы все ошиблись, поверь мне. Мы сражаемся против нашего друга и друга нашего отца.

— Если сам папа скажет, что это его друг, тогда я, может быть, поверю. Если только этот робот не заколдовал папу, как и тебя!

— Только колдовства не хватало, — сказал Чарльз, Уоллес. — Не надо сопротивляться, Мэг, расслабься. Стоит расслабиться, и ты почувствуешь, что все несчастья позади. Ты просто не понимаешь, в какое чудесное место мы попали. Ведь на этой планете отличный порядок, потому что каждый расслабился, научился уступать, раскрылся. Ты должна спокойно и открыто посмотреть в глаза нашему другу, настоящему другу, и он возьмет тебя к себе, сестренка, как меня.

— Как тебя! — сказала Мэг. — Сам знаешь, что это уже не ты. Чарли никогда не звал меня “сестренка”.

— Помолчи минутку, Мэг… — прошептал Кэльвин. Он взглянул на Красноглазого. — Ладно. Прикажи своим охранникам отпустить нас и брось говорить с нами через Чарльза. Мы-то знаем, что это твои слова, вернее, даже не твои, а того, кто через тебя говорил с нами. И гипноз Чарльза — твоя работа.

— Очень примитивно, — пробурчал Красноглазый, сделал знак, и Мэг с Кэльвином отпустили.

— Спасибо, — сказал Кэльвин с отвращением. — Если ты наш друг, объясни тогда, кто ты или что ты.

— Это вам не обязательно знать. Для вас я главный координатор.

— Но ведь кто-то говорит через тебя, как через Чарльза? Значит, ты такой же загипнотизированный.

— Я уже объяснял, что ты рассуждаешь примитивно. Это не гипноз, а совсем другое.

— Ты нас сам отведешь к мистеру Мюррею?

— Нет. Я не могу покинуть своего места. Вас проводит Чарльз Уоллес.

— Чарльз?

— Да.

— Когда?

— Сейчас. — На лице Красноглазого появилась ужасная гримаса, но он выдавил улыбку: — Пожалуй, лучше будет сейчас.

Чарльз Уоллес кивнул головой.

— Пойдем, — сказал он и заведенным механическим шагом двинулся между машинами.

Кэльвин пошел следом. Мэг колебалась. Ей очень хотелось взять Кэльвина за руку, но она вспомнила, что и так все время вела себя как маленькая, и, поглубже засунув руки в карманы, пошла за мальчиками.

“Я должна быть смелой, — уговаривала она себя. — И я буду смелой”.

Они шли по белому коридору, который казался бесконечным. Чарльз Уоллес продолжал свой механический ход, ни разу не обернувшись к друзьям.

Мэг догнала Кэльвина.

— Послушай, Кэл, — зашептала она, — помнишь, что сказала миссис Что о тебе? У тебя есть дар — контактность. Мы пробовали физически воздействовать на Чарльза, а ты теперь попробуй связаться с ним по-своему, а?

— Молодчина! — В угрюмых глазах Кэльвина зажглись огоньки надежды. — Правда, у меня сейчас в голове каша… Может, ничего и не получится, но чем черт не шутит!

Они догнали Чарльза, и Кэльвин попробовал взять его за руку, но тот не дался.

— Не трогай меня, — огрызнулся малыш.

— Я не сделаю тебе больно, — сказал Кэльвин. — Просто хочу поговорить с тобой по душам. Давай?

— Ты хочешь со мной пообщаться? — спросил Чарльз Уоллес.

— Конечно. — Голос Кэльвина звучал убедительно. — В конце концов, мы оба разумные существа. Ты только взгляни на меня, Чарльз.

Чарльз Уоллес остановился и поглядел на Кэльвина холодными, пустыми глазами. Кэльвин смотрел на мальчика, и Мэг чувствовала, как он напрягся. Чарльза Уоллеса сотрясло. На мгновение в глазах мелькнула черная точка зрачка. Но потом тело его начала сотрясать лихорадка, и наконец он замер. Постояв немного, он двинулся вперед тем же механическим шагом, бурча себе под нос:

— С ними надо быть настороже. А вы, если хотите увидеть Мюррея, бросьте ваши штучки.

— Разве ты называешь папу Мюррей? — спросил Кэльвин.

Мэг видела, что он сильно расстроился из-за неудачи.

— Папа! А что такое, в конце концов, папа? — начал рассуждать Чарльз. — Еще одно понятие. Если нужен папа, можно обратиться к Самому.

Опять Сам.

— Что такое Сам? — спросила Мэг.

— Всему свое время. Вы еще не готовы, чтобы встретиться с Самим, — ответил Чарльз Уоллес. — Сначала я вам расскажу об этой чудесной, счастливой планете — Камазот. — Его голос звучал сухо и назидательно, как у мистера Дженкинса. — Может быть, вы не поняли, что нами на Камазоте побеждены все болезни и беды?

— Нами? — перебил Кэльвин.

Но Чарльз Уоллес продолжал, будто не слышал:

— Мы не допускаем, чтобы наши жители страдали. Насколько гуманнее, если больные просто исчезают. Никто не лежит неделями в кровати с насморком или больным горлом. Чтобы они ничего не чувствовали, их просто усыпляют.

— Ты что, совсем рехнулся?! Усыпляют, если подхватить насморк?! Это же убийство! — возмутился Кэльвин.

— Убийство — очень примитивное понятие, — сказал Чарльз Уоллес. — На Камазоте нет убийства. Сам берет всю ответственность на себя.

Внезапно он резко остановился у стены, постоял минуту, будто прислушивался, поднял руку. Стена замерцала, дрогнула, поплыла и стала на глазах прозрачной. Чарльз Уоллес прошел через нее и кивком позвал за собой Мэг и Кэльвина. Они оказались в маленькой квадратной комнатке, стены которой светились тусклым светом. В этом комнатке было что-то угрожающее — казалось, вот-вот стены, пол и потолок сойдутся и раздавят их.

— Как это у тебя получилось? — поинтересовался Кэльвин.

— Перестроил атомы, и все, — высокомерно пояснил Чарльз.

— Ты же не проходил атомы в школе.

— Это не важно. А вот ты, наверное, помнишь, что материя не сплошная. Например, ты, Кэльвин, в основном состоишь из пустоты. Если массу, из которой ты состоишь, сжать, то получится комочек с булавочную головку. Это общеизвестно. Вот я и сдвинул атомы, а вы прошли в пространство между ними.

Когда Мэг поняла, что квадратная коробка, в которой они находились, была несущимся с бешеной скоростью лифтом, у нее похолодело внутри. Желтый свет в кабине делал бледно-голубые глаза Чарльза зелеными.

— Куда это мы летим? — спросил Кэльвин.

— Наверх, — ответил Чарльз Уоллес и продолжил лекцию: — На Камазоте все счастливы, потому что все одинаковые. Различия порождают недовольства — правильно, сестренка?

— Нет, — ответила Мэг.

— Зачем ты споришь? Ты сама на себе испытала это дома, поэтому тебе было плохо в школе. Ведь ты не такая, как все.

— Ну, и я не такой, как все, — вмешался Кэльвин.

— Но зато ты умеешь притворяться, что ты — как все.

— Нет, мне нравится, что я не такой, как все. — Кэльвин говорил неестественно громко.

— А мне, может, и не очень хорошо от того, что я выделяюсь, но я ни за что не согласилась бы быть как все.

Чарльз Уоллес взмахнул рукой, движение коробки прекратилось, и одна из стенок исчезла. За Чарльзом вышла Мэг, а Кэльвина стены чуть не задели, смыкаясь.

— Ты хотел оставить Кэльвина?! — возмутилась Мэг.

— Я хотел бы, чтобы ты была самостоятельнее, — отозвался Чарльз Уоллес. — И предупреждаю: если кто-нибудь что-нибудь выкинет, я вынужден буду передать вас Самому.

Он снова упомянул Самого, и Мэг ощутила, что за этим словом скрывается нечто ужасное.

— Кто же это такой — Сам? — спросила она.

— Можешь называть Самого Шефом. — И Чарльз Уоллес злобно захихикал. — Сам иногда называет себя Счастливым Садистом.

Чтобы скрыть страх, Мэг заговорила безразличным голосом:

— Не понимаю, о чем ты говоришь?

— Счастливый и несчастный — разные вещи! Поняла? — сказал Чарльз Уоллес и снова захихикал. — Очень многие путают эти понятия.

— Мне это все равно, — вызывающе ответила Мэг. — Я вовсе не желаю встречаться с Самим, и все!

Неживой, монотонный голос Чарльза Уоллеса лез ей прямо в уши:

— Мэг, у тебя осталась хоть капля ума? Подумай, отчего у нас на Земле воюют? Почему люди мучаются, несчастливы? Только потому, что каждый занят собственной жизнью. Я тебе очень примитивно пытался объяснить, что на Камазоте давно с этим всем покончили. На Камазоте работает единый Мозг. Это и есть Сам. Поэтому все счастливы и приносят только пользу. А такие старые ведьмы, вроде миссис Что, только и делают, что мешают.

— Она не ведьма! — перебила Мэг.

— Ты сам знаешь, что не ведьма! — сказал Кэльвин. — Просто у них такая игра. Так, может быть, им легче побороть страх во Мраке.

— Вот именно — во Мраке, — подхватил Чарльз. — Они предпочитают жить во Мраке, чем предоставить миру разумно организоваться.

Мэг яростно замотала головой.

— Врешь! — крикнула она. — Я знаю, наш мир несовершенный, но он лучше этого. Разве можно решать все, как это сделали здесь?! Нет!

— Здесь никто не страдает, — продолжал Чарльз нараспев. — Нет несчастных!

— И счастливых тоже! — вставила Мэг. — Ведь пока человек сам не переживет свое несчастье, он не знает, что такое счастье. Кэльвин, я хочу домой!

— Мы не можем бросить Чарльза, — ответил Кэльвин. — И надо найти твоего отца, Мэг. Но вы с миссис Которой были правы: это и есть Мрак.

Чарльз Уоллес с презрением покачал головой.

— Пошли. Мы теряем время, — приказал он и двинулся по коридору, продолжая: — Как все-таки ужасно быть низшим существом!

Он ускорил шаг, и Мэг с Кэльвином едва за ним успевали.

— Загляните сюда, — сказал он и поднял руку.

За прозрачной стеной они увидели комнату. Там маленький мальчик играл в мяч. Он ритмично ударял по мячу, и стены комнаты пульсировали в такт ударам. Каждый раз при ударе мячика об пол мальчик вскрикивал от боли.

— Мы встретили этого малыша утром. Он играл не так, как все, — с возмущением сказал Кэльвин.

Чарльз Уоллес снова гадко захихикал:

— Время от времени появляются нарушения в координации, но с этим легко справиться. После сегодняшнего мальчику вряд ли захочется отличаться от всех. Вот мы и пришли.

Он быстро подошел к стене, сделал ее прозрачной, и они увидели комнату, вернее, камеру. В центре стояла круглая прозрачная колонна, а внутри нее замер человек.

— Папа! — закричала Мэг.

Глава IX САМ

Мэг бросилась к пленнику колонны, но ударилась о невидимую, прозрачную стену.

Кэльвин подхватил ее.

— Осторожнее, — сказал он. — На этот раз через нее не пройдешь. Стена твердая и прозрачная.

От радости у Мэг так кружилась голова, что она не ответила. Она даже боялась, что ее от волнения вырвет или она потеряет сознание. Чарльз Уоллес снова рассмеялся чужим, злорадным смехом, и, злясь на него, она справилась со своей слабостью. Ее милый, дорогой Чарльз Уоллес никогда бы не рассмеялся, если бы она ушиблась. Обычно он подбегал к ней, обнимал ее за шею и прижимался мягкой щекой, чтобы успокоить. А этот оборотень Чарльз Уоллес злорадствовал. Она отвернулась от брата и посмотрела на папу в колонне.

— Папа, — прошептала она с тоской, но человек не шевельнулся и не посмотрел в ее сторону.

Его очки в толстой оправе, с которыми он никогда не расставался, куда-то исчезли, а глаза сосредоточились на чем-то внутри себя, будто он глубоко задумался. У него отросла длинная, шелковистая борода с проседью. Волосы тоже отросли без стрижки, хотя и не были такими же длинными, как на снимке в Кейп-Канаверал. Они были зачесаны назад, открывая высокий лоб, и падали на плечи, как у героев прошлого века или у моряка, потерпевшего кораблекрушение. Но все равно, несмотря ни на что, это был ее папа, ее любимый папа!

— Фу! Какой он неряшливый! — ехидно заметил Чарльз Уоллес.

— Это же наш папа, Чарльз! Папа, понимаешь?!

— Ну и что?

Мэг отвернулась от него и протянула руки к колонне.

— Он нас не видит, Мэг, — мягко сказал Кэльвин.

— Но почему? Почему?!

— Это как в дверной глазок: изнутри видно, а снаружи — ничего. Мы его видим, а он нас нет.

— Чарльз! — взмолилась Мэг. — Пусти меня к папе!

— Зачем? — спросил Чарльз безмятежно.

Мэг вспомнила, что Чарльза можно привести в чувство, если сбить его на-пол и он ушибется, поэтому она решила броситься на него. Но реакция Чарльза оказалась необыкновенно быстрой — он сильно ударил ее в поддых. Беспомощно глядела девочка на брата. Там была камера и прозрачная колонна с отцом. Придя в себя, она ничего не сказала ему, а стала с отчаянием смотреть на прозрачную колонну с отцом. Он был так близко и так одновременно далеко. Он замер там неподвижно, словно вмерз в лед, и от страдания, написанного у него на лице, сердце Мэг сжалось.

— Ты говорила, что хочешь помочь папе? — раздался сзади бесцветный голос Чарльза Уоллеса.

— Да. А ты? — обернулась к нему Мэг.

— Разумеется. Затем мы и прибыли сюда.

— Так что же мы будем делать? — Мэг старалась говорить дружелюбно, таким же бесцветным голосом, как и Чарльз, но ее слова звучали натянуто.

— Ты должна последовать моему примеру и слиться с Самим, — сказал Чарльз Уоллес.

— Нет.

— Значит, ты не так уж хочешь помочь папе.

— Если я стану идиоткой, папе от этого лучше не будет.

— Ты должна поверить мне на слово, Маргарет, — увещевал ее холодный, рассудительный голос. — Сам хочет контакта с тобой, и он его добьется. Не забывай, что я теперь тоже часть Самого. Ведь я никогда бы не присоединился к Самому, если бы он был неправ.

— Кэльвин, неужели это может спасти папу? — судорожно спросила Мэг.

Но Кэльвин сконцентрировал всю свою волю на Чарльзе Уоллесе и не обратил на нее никакого внимания. Он уставился в безбрежную голубизну его глаз и шептал слова миссис Кто.

На секунду Чарльз Уоллес прислушался. Потом дернул плечами и отвернулся.

— Перестань на меня пялиться! — буркнул он.

Тяжело дыша от волнения, Кэльвин продолжал буравить Чарльза Уоллеса глазами:

— Ты похож на духа Ариэля из Шекспировской “Бури”, Чарльз! Его взяла в плен злая колдунья и заточила в расщелине сосны. Ты тоже заколдован, и я могу тебя освободить. Смотри мне в глаза, Чарльз. Вернись к нам.

Чарльза сотрясло. Страстный призыв Кэльвина проникал в самое сердце:

— Вернись, Чарльз! Вернись к нам!

Чарльз снова содрогнулся, и вдруг невидимая рука бросила его на пол, оторвав от взгляда Кэльвина. Чарльз Уоллес сидел на полу и всхлипывал не по-детски, а как затравленный зверек.

Кэльвин покачал головой:

— Чарльз почти совсем было вернулся. Я его почти вытянул, — закричал Кэльвин.

— Кэльвин, — попросила Мэг, — лучше попробуй пробиться к папе.

— Как?

— Попробуй мысленно рассказать ему про расщелину сосны и духа Ариэля… Ведь папа самый настоящий пленник. Ему хуже, чем Чарльзу. Смотри, как ему плохо в этой колонне. Освободи его, Кэльвин.

— Я не знаю, что делать, Мэг, — устало отозвался Кэльвин. — Я не знаю, как попасть в эту колонну. Нет, Мэг, они слишком многого от нас хотели.

“Очки миссис Кто! — вдруг осенило Мэг. — Миссис Кто приказала использовать очки, когда другого выхода не будет, как соломинку. Это время пришло”.

Она засунула руку в карман. Легкие очки холодили руку и успокаивали.

— Отдай мне очки! — повелительно выкрикнул Чарльз Уоллес и бросился на нее.

Она едва успела снять свои очки и надеть очки миссис Кто, как на нее налетел Чарльз. Он поломал дужку волшебных очков, пытаясь сорвать их с Мэг. Но она метнулась к прозрачной стене камеры и в одно мгновение прошла сквозь стену к колонне, где был папа. Дрожащими пальцами она поправила очки миссис Кто и положила свои в карман.

— Отдай очки сейчас же! — злобно закричал Чарльз Уоллес, очутившийся рядом с ней около колонны.

Один Кэльвин остался за прозрачной стеной в коридоре и беспомощно барабанил в нее кулаками.

Мэг лягнула ногой Чарльза Уоллеса и влетела в колонну. Она почувствовала, что прорывается сквозь ледяной мрак. Но вот он позади.

— Папа! — крикнула она и очутилась в отцовских объятиях.

Этой минуты она ждала задолго до того, как миссис Которая вовлекла их в путешествие, до того, как перестали приходить от папы письма, до того, как люди стали болтать бог знает что о Чарльзе Уоллесе, а мама предалась горю и отчаянию. Теперь, с этой минуты, все будет хорошо.

Прижавшись к отцу, она чувствовала только безграничное счастье. Как спокойно и радостно почувствовать надежное кольцо папиных рук и его силу, вселяющую уверенность!

Она всхлипнула:

— Папа! Папочка!

— Мэг! — радостно воскликнул изумленный отец. — Мэг, что ты здесь делаешь? Где мама? Мальчики?

Она поглядела в камеру и увидела Чарльза Уоллеса с искаженным злобой лицом. Она снова прижалась к папе. Не было времени радоваться, объяснять, поговорить.

— Нам надо быстро вернуться к Чарльзу Уоллесу, — сказала она твердо.

Добрые отцовские руки трогали лицо Мэг, и вдруг, к своему ужасу, она поняла, что он ничего не видит. В панике она заглядывала в его голубые глаза.

— Папа! — крикнула она. — Ты меня видишь?! Папа!

— Нет, Мэг.

— Но, папа, я тебя вижу! — И вдруг поняла все. Она быстро сняла с себя очки миссис Кто, очутилась в кромешной мгле и ощупью надела очки отцу. — Надень, папа. Это не мои. Это очки миссис Кто, — бормотала она при этом. — Теперь ты видишь?

— Вижу, — ответил он. — Стена стала прозрачной. Я даже замечаю, как перегруппировываются атомы. — В его голосе зазвучали прежние восторженные нотки, как обычно, когда он делал какое-нибудь открытие. С такой интонацией он рассказывал что-нибудь маме вечерами дома, когда у него был удачный день. — Чарльз! — вдруг крикнул он. — Чарльз Уоллес! Что с ним, Мэг? Это ведь Чарльз?

— Сам захватил его, папа, — объяснила Мэг. — Он согласился, чтобы его втянули. Ему надо помочь, папа!

Мистер Мюррей задумался.

— Мэг, я здесь в тюрьме уже…

— Это ерунда, папа! Попробуй пройти через стену. Я же прошла. Может быть, помогут очки! Попробуй.

И она почувствовала, что осталась одна в колонне. Она повела вокруг руками. Кругом были лишь гладкие, холодные стены. Неужели она осталась совсем одна среди этого мрака и молчания? Издалека донесся голос отца:

— Я иду за тобой, Мэг!

Как странно ощущать, что атомы стен раздвигаются и пропускают к ней отца.

— Обними меня за шею, Мэг, — сказал мистер Мюррей. — Прижмись покрепче. И ничего не бойся.

Он взял ее на руки, и девочка обхватила его шею. Теперь, без волшебных очков, она чувствовала ту же липкость, холод и мрак, как при пересечении околопланетного пространства Камазота. На мгновение ей показалось, что силы мрака отрывают ее от отца. Она пыталась крикнуть, но в этом ледяном пространстве звук не распространялся. Только отец крепче прижал ее к себе, и она судорожно вцепилась в него… Мэг твердо знала, что, пока ее держит на руках папа, она в полной безопасности.

И вдруг стена колонны пропустила их. Теперь они стояли в камере, в центре которой высилась кристально прозрачная, но пустая колонна.

Мэг с удивлением отметила, что фигуры отца и Чарльза остаются расплывчатыми. Спохватившись, она надела свои очки, и все стало на свои места.

Чарльз Уоллес раздраженно постукивал ногой по полу.

— Сам не доволен, — сказал он.

Мистер Мюррей поставил Мэг на пол и присел перед мальчиком.

— Чарли, — сказал он с нежностью, — Чарльз Уоллес.

— Что вам угодно?

— Я твой папа, Чарли. Посмотри на меня.

Бледно-голубые глаза мальчика застыли, глядя отцу в лицо.

— Привет, папа, — сказал он пренебрежительно.

— Это не настоящий Чарльз! — закричала Мэг. — Папа, наш Чарльз Уоллес совсем не такой. Сам его захватил!

— Да, — устало согласился мистер Мюррей. — Понимаю. — Он протянул руки: — Чарли, иди ко мне, мальчик!

“Сейчас папа все исправит, — подумала Мэг. — Сейчас все станет хорошо”.

Но Чарльз не двинулся с места. Он стоял в нескольких шагах от папы и смотрел в сторону.

— Посмотри на меня, — приказал мистер Мюррей.

— Нет, — отрезал мальчик. Голос мистера Мюррея охрип:

— Когда говоришь с отцом, потрудись добавлять слово “папа” или “сэр”.

— Кончай это, папа, — холодно отозвался Чарльз Уоллес, тот самый мальчик, который на Земле был очаровательным, непонятым. — Ты, папа, здесь никто.

Мэг заметила Кэльвина, молотившего кулаками в прозрачную стену камеры.

— Кэльвин! — закричала она.

— Он тебя все равно не слышит, — сказал Чарльз, состроил рожу Кэльвину и показал язык.

— Кто такой Кэльвин? — спросил мистер Мюррей.

— Это… — начала Мэг, но ее бесцеремонно прервал Чарльз Уоллес:

— Придется отложить объяснения. Нам пора идти.

— Куда?

— Нас вызывает Сам.

— Нет, — сказал мистер Мюррей. — Ты не имеешь права вести туда сестру.

— Неужели?

— Не имеешь! Ты мой сын, Чарльз, и тебе придется подчиниться моему приказу.

— Но он совсем не Чарльз! — снова закричала Мэг. Почему же отец никак не поймет этого? — Чарльз совсем не такой!!! Это Сам говорит через Чарльза. Он его просто околдовал.

— Когда я вас покинул, он был совсем крохой, — тихо ответил мистер Мюррей.

— Опять взялась за сказки, — пробурчал Чарльз.

— А ты знаком с Самим? — спросила Мэг папу. — Ты его видел?

— Да, Мэг, видел. — И его голос снова зазвучал устало. Он повернулся к Чарльзу Уоллесу: — Ты ведь понимаешь, что твоя сестра не выдержит?

— Это точно, — равнодушно ответил Чарльз.

— Папа, — умоляла Мэг. — Не говори с ним, как с настоящим Чарльзом Уоллесом. Лучше спроси обо всем Кэльвина. Он все тебе расскажет.

— Пошли, — приказал Чарльз Уоллес. — Нам пора.

Он протянул руку и вышел через стену камеры. Мэг и мистеру Мюррею ничего не оставалось, как последовать за ним. Как только они очутились в коридоре, Мэг подвела отца к Кэльвину:

— Кэльвин! Это папа!

Взъерошенный Кэльвин обернулся к ним. Бледное лицо, оттененное волосами, сморщилось, и ярко проступили веснушки.

— Потом представишь, — сказал Чарльз Уоллес. — Сам не любит ждать.

Он пошел по коридору, и с каждым шагом его походка становилась все более механической. Все двинулись за ним, стараясь не отставать.

— Отец знает о наших старушках? — спросил Кэльвин.

— Не было времени поговорить. Все так ужасно!

Отчаяние придавило Мэг ледяным камнем. Она так верила, что с появлением папы все станет хорошо. Исчезнут все страхи. С нее свалится тяжкий груз ответственности.

И вместо такого долгожданного счастливого конца они просто тонут в несчастьях.

— Он никак не поймет, что с Чарльзом, — прошептала она Кэльвину, расстроенно глядя в спину отца.

— А куда мы направляемся? — спросил Кэльвин.

— К Самому. Я совсем не хочу туда, Кэльвин! Я не могу! — Она остановилась, но Чарльз Уоллес не замедлил своего деревянного марша.

— Мы не можем оставить Чарльза одного, — сказал Кэльвин. — Старушкам это не понравилось бы.

— Но они нас предали! Они затолкали нас в эту дыру и бросили!

Кэльвин удивленно посмотрел на Мэг.

— Можешь не ходить. Можешь сдаться, а я пойду с ними. — И он поспешил за мистером Мюрреем и Чарльзом.

— Я совсем о другом, — начала Мэг, догоняя его.

В эту минуту Чарльз остановился, поднял руку, и перед ними открылся лифт с его зловещим желтым светом. У Мэг сразу екнуло под ложечкой, но она крепилась.

В молчании они вышли из лифта и пошли за Чарльзом Уоллесом по бесконечным коридорам, в молчании они вышли за ним на улицу. Позади осталось мерцающее здание Мозгоуправления.

Мэг шла и молила про себя отца: “Ну пожалуйста, сделай что-нибудь! Помоги! Спаси нас!”

Они завернули за угол. В конце улицы возвышалось странное куполообразное здание. Стены ритмично вспыхивали багровым светом. Серебристая крыша так же ритмично пульсировала яркими вспышками. Излучаемый свет не был ни теплым, ни холодным, но казалось, каждая вспышка захватывала что-то живое. И Мэг поняла, что внутри этого здания их ждет Сам.

Они пошли медленнее, и с каждым шагом вспышки все больше завладевали людьми, притягивали, окутывали. Внезапно они очутились внутри.

Вокруг Мэг бился мощный пульс. Он бил не только извне, но и внутри ее, словно ее сердце и легкие стали пульсировать в такт чужой воле, чужому ритму. Так было в школе, на занятиях бойскаутского кружка, когда они проходили первую помощь утопающим и могучая вожатая показывала на Мэг, как делается искусственное дыхание: вдох, выдох, вдох, выдох; и ее сильные руки ритмично сдавливали и отпускали грудную клетку Мэг.

Она задержала дыхание, стараясь ощутить собственный пульс, но чужой ритм был сильнее. На мгновение она потеряла из виду своих спутников, перестала видеть и слышать. Она пыталась только найти собственный ритм, преодолеть чужую волю, не упасть, не потерять сознание. Зал поплыл, растворяясь в багровом свете.

Потом все вдруг восстановилось, она задышала нормально и смогла оглядеть этот огромный круглый зал под куполом. Он был совсем пустой, если не считать круглого возвышения в центре и чего-то, что пульсировало на нем. Мэг ощущала, что захватывающий пульс исходит именно оттуда. Она попробовала шагнуть вперед. Страха больше не было. Все пропало — не было Чарльза Уоллеса. Папа нашелся, но ничем не смог им помочь. Ее дорогой папа стал худым, изможденным, с длиннющей бородой, а главное, он не был всемогущим. Разве могло быть что-нибудь страшнее этого?

Подойдя к возвышению, Мэг наконец поняла, что на нем лежало.

Голый мозг. Громадный мозг, отвратительный, наводивший ужас своими гигантскими размерами. Живой мозг, который пульсировал и двигался, пленял и приказывал. Понятно, почему его называли Сам. Он был омерзительным созданием. Такое могло лишь присниться в кошмарном сне.

Сам был мозгом.

Но Мэг не боялась его.

Она оглянулась на Чарльза Уоллеса. Он стоял лицом к Самому с приоткрытым ртом, хлопая в такт мозгу пустыми голубыми глазами. От этих тупо пульсирующих век на круглом родном лице Чарльза Уоллеса Мэг похолодела с ног до головы.

Она взглянула на папу. Он был все еще в очках миссис Кто и крикнул ей:

— Не сдавайся, Мэг!

— Ни за что, — отозвался Кэльвин. — Мэг, помогай!

Под куполом царила тишина, но надо было кричать изо всех сил, чтобы услышать друг друга. Везде, отовсюду тебя захватывал ритм мощного пульса, ему подчинилось ее сердце, ее дыхание — снова перед глазами поплыло багровое зарево, и она почувствовала, что теряет сознание и попадает в полную зависимость от Самого.

Миссис Что дала ей “силу ее недостатков”.

Какие же из них самые большие? Вспыльчивость, нетерпеливость, упрямство. Да, надо спасаться ими.

Громадным усилием воли она вздохнула вопреки пульсу Самого. Но он был могущественным, и каждый раз, как она выбивалась из его ритма, он железной хваткой сжимал ее сердце.

И тут она вспомнила, как Чарльз Уоллес читал детские стишки.

— “Пусси-кэт; Пусси-кэт, где ты была!..” — завопила она истошно…

Плохо. Слишком ритмичны детские стихи. Они сразу попадали в такт с пульсом Самого.

Как начинается Декларация независимости? Ведь она совсем недавно, зимой, учила ее просто так, для себя, не для школы.

— “Мы считаем, что истина очевидна! — закричала она. — Все люди были созданы равными…”

Она почувствовала, как Сам вплотную придвинулся к ней, охватил ее, сжал до боли ее мозг.

К ней обратился Чарльз Уоллес, вернее, Сам через Чарльза:

— Именно так мы и живем на Камазоте. Все абсолютно равны. Все совершенно одинаковые.

На секунду она сбилась с мысли. Но потом поняла и закричала:

— Нет! Одинаковые и равные — это не одно и то же!!!

— Умница, Мэг! — крикнул папа.

Но Чарльз Уоллес продолжал, словно никто ничего не возразил ему:

— На Камазоте все равны. На Камазоте никто не выделяется.

Но доказательств он не привел и не ответил на ее возражение, значит, надо придерживаться избранного пути.

— Одинаковые и равные — не одно и то же! — повторила она.

Сам потерял над ней власть на минуту. Но почему?

Ведь она понимала, что ее слабый мозг не чета этому бестелесному гиганту, пульсировавшему на круглом возвышении. Ее передернуло от отвращения, стоило ей поднять глаза на Самого. В школьной лаборатории хранился в формалине мозг, и старшеклассники перед поступлением в колледж проходили его на уроках, вынимали его и исследовали. Мэг же чувствовала всегда, что ни за что не сможет дотронуться до него. А сейчас она мечтала о том, чтобы у нее в руках оказался скальпель, чтобы всадить и раскромсать это чудовище до самого мозжечка.

Слова Самого зазвучали прямо внутри ее:

— Разве ты не понимаешь, что, уничтожив меня, ты убьешь собственного брата?

Неужели, если уничтожить этот мозг, погибнут все жители Камазота, захваченные им? Неужели все жизни зависели от Самого? Неужели их никак нельзя спасти?

Она почувствовала, что Сам снова завладевает ею.

Сквозь багровую муть она едва услышала крик отца:

— Читай периодическую таблицу элементов, Мэг!

Она сразу вспомнила зимние вечера, когда она с помощью отца перед камином учила периодическую таблицу.

— Водород, гелий, — послушно начала она. “Надо все время помнить об атомном весе… Что же дальше?” — Литий, бериллий, бор… — Она кричала названия элементов, обращаясь к отцу, отвернувшись от Самого. — Натрий! Магний! Алюминий!

— Слишком ритмично! — перебил отец. — Давай лучше извлеки корень из пяти!

На мгновение ей пришлось сосредоточиться. Удалось! Береги мозг, Мэг! Не отдавай его Самому.

— Корень квадратный из пяти будет две целые и двести тридцать шесть тысячных, — торжествующе прокричала она. — Потому что если мы умножим 2,236 на 2,236, то мы получим пять!

— Корень из семи?

— Из семи! — беспомощно повторила она и замолчала.

Она не могла сосредоточиться. Сам захватывал ее мозг и не давал собраться с мыслями, не помогала даже любимая математика. Вот-вот ее втянет в себя эта громадина, и она станет его частью.

— Тессируйте, сэр!!! — услышала она крик Кэльвина сквозь багровую пелену. — Тессируйте!

Отец схватил Мэг за руку, последовал мощный рывок, который, казалось, переломал каждую косточку в ее теле, навалился бездонный мрак тессеракта.

Миссис Что, Кто и Которая умели тессировать, но мистер Мюррей не имел даже представления о тессеракте. Мэг почувствовала, что ее разрывает на части неведомая сила, и от страшной боли она потеряла сознание.

Глава X АБСОЛЮТНЫЙ НУЛЬ

Сначала она ощутила холод. Потом звук. Она услышала голоса, прорывавшиеся к ней через ледяную мглу. Медленно ледяные звуки очищались, прояснялись, и она узнала голоса Кэльвина и отца. Чарльз Уоллес ничего не говорил. Она попробовала открыть глаза, но веки были тяжелыми. Она хотела встать, но не смогла даже шевельнуть пальцем. Тогда Мэг яростно стала дрыгать ногами и руками, но они оставались неподвижными.

Из ледяной мглы заговорил Кэльвин:

— Как медленно у нее бьется сердце…

— Главное, бьется. Значит, она живая. — Это сказал папа.

— Уж очень слабо.

— Сначала вообще не билось. Я думал, она умерла.

— Да…

— А потом забилось редко-редко. Сейчас уже посильнее. Нам остается только ждать.

Слова отца падали в уши ледышками.

— Вы правы, сэр. — Это говорил Кэльвин.

Ей хотелось крикнуть им: “Я здесь, я жива! Только я окаменела!” Но она не могла произнести ни слова, не могла даже шелохнуться.

Снова заговорил Кэльвин:

— А все-таки вы вырвали ее у Самого. Вы нас обоих спасли. Мы больше бы не выдержали. Я вообще удивляюсь, почему мы столько продержались, сэр? Ведь Сам намного сильнее. Как это нам удалось?

— Просто Сам не привык к сопротивлению. Поэтому он не справился и со мной. Ведь в течение многих сотен лет ни один мозг не пытался сопротивляться Самому. Но если бы не вы, не знаю, продержался бы я еще или нет. Я уже был на грани сдачи…

— Не может быть, сэр!

— Честное слово. Мне уже хотелось только одного — отдохнуть. Я уже почти совсем решил, что сопротивление бессмысленно, что Сам все-таки прав и все, во что я верил, — бред. Но тут в мою тюрьму влетела Мэг и одним махом вернула надежду.

— Сэр, но зачем вы вообще отправились на Камазот? Из-за чего?

— На Камазоте я оказался случайно. Я ведь даже не собирался покидать пределов Солнечной системы. Я отправлялся на Марс. Но тессеракт оказался намного сложнее, чем мы предполагали.

— А почему, сэр. Сам прежде всего захватил Чарльза Уоллеса, а не меня и Мэг?

— Из того, что вы мне рассказали, я понял, что Чарльз добровольно решил слиться с Самим, а потом вернуться. Он переоценил свои силы. Послушай, по-моему, у нее сердце забилось чаще!

Его последние слова прозвучали ближе и показались теплее. Но почему разговаривают только папа и Кэльвин? Где Чарльз Уоллес?

Наступила тишина. Тягучая тишина. Потом снова заговорил Кэльвин:

— Неужели ничего нельзя сделать? Может, поискать подмогу? Нельзя же сидеть сложа руки и ждать?

— Ее нельзя оставить. Надо держаться всем вместе. А потом, нам нечего бояться ожидания.

— Вы считаете, сэр, мы промедлили там, на Камазоте? Мы ведь, наоборот, слишком быстро действовали. Вот Чарльз Уоллес и попался!

— Может быть, ты прав. Я не уверен, ведь я так мало знаю. Но одно могу сказать: время на Камазоте совсем другое. Наше время движется в одном направлении по оси, только вперед. Время на Камазоте движется по замкнутому кругу, повторяется постоянно одно и то же. Поэтому я не знаю, сколько я сидел в колонне — минуту или сто лет. — Он замолчал. — Кажется, пульс становится нормальным.

Мэг не почувствовала, как папа щупает ей пульс. Тело оставалось каменным, начала работать голова. Снова заговорил Кэльвин:

— А как же ваш эксперимент, сэр? Вы ставили его один?

— Что ты! В работе участвовало шесть ученых и еще ряд людей. Не мы одни пробовали решить эту задачу, поэтому мы засекретили практическую сторону эксперимента.

— Но вы один попали на Камазот? Или были предварительные опыты с кем-то?

— Нет. Не было особого смысла посылать собак или обезьян. Ведь мы даже не знали, что происходит с телом — перемещаемся мы в пространстве и времени или наступает полный распад материи? Эксперименты со временем и пространством — опасная штука.

— Но почему именно вам досталось лететь первым?

— Я не был первым. Мы тянули спички, я оказался вторым.

— А что было с первым?

— Смотри-ка, у нее дрогнули веки! Нет, показалось… Просто тень упала.

“Это я мигнула, — пыталась крикнуть Мэг. — Я вас слышу! Помогите! Сделайте что-нибудь!”

Снова заговорил папа. У него был такой тихий, ровный голос:

— Мы тянули спички. Я был вторым. Хэнк ушел первым. Это мы видели собственными глазами. Стоял перед нами и вдруг исчез. Договорились ждать известий или возвращения год. Год прошел. От него так ничего и не было.

Голос Кэльвина даже охрип от волнения:

— Да, очень жутко, сэр!

Мэг услышала, как отец вздохнул:

— Дальше наступила моя очередь. Я отправился. И вот я здесь. Умудренный и низвергнутый. Думаю, меня не было на Земле года два. Но если вы можете передвигаться во времени, у меня есть надежда вернуться в наше время. Я могу доложить об одном важном открытии — ведь они ничего не знают.

— О чем вы, сэр?

— О том, что человечество — это дети, играющие с динамитом. В нашем научном рвении мы вторглись в эту область раньше, чем…

В отчаянии Мэг издала звук. Очень тихий, но отчетливый. Мистер Мюррей замер:

— Тсс! Слышал?!

Мэг еще раз прохрипела что-то и с трудом открыла глаза. Веки были тяжелыми, как из мрамора. Над ней склонились Кэльвин и папа. Не было только Чарльза Уоллеса. Где же он?

Она лежала на ровном полу, поросшем какой-то ржавой, неровной травой.

— Мэг, — заговорил папа. — Как ты?

Каменный язык с трудом шевельнулся, и она прохрипела:

— Я не могу двинуться.

— А ты постарайся, — попросил Кэльвин. — Тебе сейчас станет легче, Мэг. Ты только не волнуйся.

Он стоял над ней на четвереньках и смотрел на нее с тревогой. Она поняла, что очки не потеряны, потому что отчетливо видела его лицо, веснушки и черные стрелки ресниц над синими глазами.

По другую сторону на коленях стоял папа. За очками миссис Кто его глаза расплывались. Он взял ее руку и начал растирать.

— Ты чувствуешь прикосновение? — спросил он спокойно, будто ничего особенного с парализованной Мэг не случилось.

И его голос успокоил девочку. Она заметила на лбу папы пот и почувствовала дуновение прохладного ветерка. “Интересно, здесь тепло или холодно?” — подумала она.

— Ты чувствуешь прикосновение? — переспросил отец. Она чувствовала, но не могла кивнуть в ответ.

— Где Чарльз Уоллес? — спросила она с трудом. Язык, губы, щеки онемели, как обычно бывает, когда зубной врач вводит новокаин. И тут она ощутила, что вся заледенела. — Я замерзла, — тихо сказала она. — На Камазоте было теплее.

Она немного повернула голову и огляделась. Вокруг все было ржавым и серым. Поляну, на которой она лежала, окружали деревья такого же цвета, как трава. Росли какие-то цветы, унылые и бесцветные.

Вопреки бесцветности и пронзительному холоду, в воздухе носился приятный аромат, едва уловимый при легком дуновении ветра. У папы и Кэльвина были закатаны рукава, и они не дрожали от холода. Только она, закутанная во все их одежки, заледенела.

— Почему мне так холодно? — спросила она. — И где Чарльз Уоллес? Где мы?

Они ответили не сразу. Отец испытующе посмотрел на Мэг.

— Я не могу тебе ничего сказать, Мэг. Просто я плохо тессирую. Вот и сделал что-то не так. Мы не на Камазоте, но где, не знаю. А замерзла ты, когда мы пересекали Область Мрака. Я вообще думал, ты не выживешь.

— Это темная планета? — спросила она погромче (начинал отходить язык).

— Не думаю, — отозвался отец. — Но я так мало знаю, что не могу быть уверенным.

— Не надо было тогда тессировать, — пробурчала Мэг. Раньше она не позволяла себе никогда так отвечать папе. Казалось, вместо нее говорил кто-то другой.

Кэльвин укоризненно покачал головой:

— Нам больше ничего не оставалось. Зато мы унесли ноги с Камазота.

— Но как вы смели бросить Чарльза Уоллеса? — сердито спросила Мэг.

— Мы его не бросили, — ответил отец. — Не забывай, человеческий мозг — вещь хрупкая. Он легко погибает.

— Понимаешь, Мэг… — Кэльвин приблизил к ней взволнованное, измученное лицо. — Если бы твой отец захватил с собой и Чарльза, когда тессировал, то Чарльз мог бы умереть. А времени на размышления не было.

— Почему?

— Нас уже захватил Сам. Мы с тобой совсем было сдались, а папа был почти без сил и не мог с ним сражаться. Его бы тоже скоро затянуло.

— Это ведь ты крикнул ему: “Тессируйте, сэр!” — сердито сказала Мэг.

— Перестань, — строго прервал ее отец. — Лучше попробуй двигаться.

Все недостатки Мэг взорвались в ней одновременно:

— Нет! Сейчас же верните меня на Камазот! К Чарльзу Уоллесу! Вы обязаны мне помочь!

Ее охватило отчаяние и разочарование, такое сильное, словно она проходила Область Мрака. Она так ругалась и грубила, что сама не понимала, как это она осмеливается себя так вести с долгожданным отцом. Если бы у нее внутри где-то не замерзли слезы, она бы разрыдалась.

Она нашла папу, а он ничего не смог сделать. Все стало только хуже. Если уж папа ничего не смог сделать, то они вообще все плохо кончат. Надеяться не на что.

— Ты даже не знаешь, куда мы попали! — закричала она отцу. — Не знаешь, где Земля. Из-за тебя мы никогда не встретимся с мамой и близнецами! Затеряться в космосе! Что ты вообще себе думаешь!

— Дочка, — ответил папа. — Я не миссис Кто, Что или Которая. Кэльвин мне о них рассказал. Я самый обычный смертный человек. Но Кэльвин прав. Ведь нас послали сюда с определенной целью.

— А Область Мрака! — причитала Мэг. — Ты меня там чуть не бросил!!!

— Но тебя же трудно тессировать, — напомнил Кэльвин. — Вспомни, ты переносила тессирование хуже нас с Чарли.

— Тогда не трогали бы меня вообще, — объявила Мэг. — Если не умеете, зачем вообще было браться?

Отец и Кэльвин молчали. Папа не переставал массировать Мэг. Вместе с жизнью в руки пришла отчаянная боль.

— Мне больно!

— Это возвращается чувствительность, — тихо объяснил папа. — Тебе придется потерпеть, Мэг.

Боль поползла вверх по рукам и ногам. Она заплакала, прижавшись к отцовскому плечу. Вдруг Кэльвин воскликнул:

— Смотрите!

Три молчаливые фигуры приближались к ним, пересекая ржавую поляну.

Кто они?

Они были такого же унылого цвета, как все вокруг. Если бы они не передвигались вертикально, то можно было бы подумать, что это животные. Уже было видно, что у них четыре руки и вместо пальцев длинные щупальца. Их лица совсем не походили на человеческие. На месте носа, рта и щек были только их зачатки, а вместо глаз зияли вмятины. Они были намного выше людей.

Замерзшее тело Мэг передернуло от ужаса, она застонала.

Трое подошли к ним. Казалось, они разглядывают пришельцев без глаз.

“Сейчас мы все умрем, — думала Мэг. — Я больше никогда не увижу ни Чарльза Уоллеса, ни маму, ни близнецов…”

Кэльвин встал, поклонился и сказал:

— Здравствуйте!

— Кто вы? — спросил самый высокий из троих. Голос был дружелюбный, исходил он из щупалец.

“Они нас сейчас съедят, — думала Мэг, корчась от боли. — Это из-за них мне больно. Всё раскалывается — руки, голова…”

Существам ответил Кэльвин:

— Мы с планеты Земля. И не можем объяснить, как сюда попали. С нами произошел несчастный случай. Эта девочка — Мэг — парализована. Она не может двигаться, потому что промерзла.

Одно из пришедших существ присело на огромных задних ногах, и Мэг замутило от ненависти и отвращения, когда к ее лицу протянулось щупальце.

От щупальца повеяло тем же ароматом, что приносил откуда-то ветерок, и девочка почувствовала волну тепла во всем теле, заглушавшую боль. Ей захотелось спать.

“Наверное, ему я кажусь такой же безобразной, как он мне”, — промелькнула мысль у Мэг, но она тут же сообразила, что подошедший ничего не видит. И все-таки от этого тепла становилось покойнее. Оно заполняло постепенно каждую клеточку тела, принося облегчение, по мере того как существо дотрагивалось до Мэг. Внезапно оно подняло девочку четырьмя щупальцами.

— Что вы делаете? — Отец встал.

— Мы забираем ребенка.

Глава XI ТЕТЯ СУЩЕСТВО

— Нет! — резко возразил мистер Мюррей. — Пожалуйста, положите ее обратно.

Это, казалось, позабавило пришедших. Самый высокий, который, вероятно, был главным, спросил:

— Мы вас пугаем?

— А что вы с нами сделаете? — спросил мистер Мюррей.

— Простите, — отозвался самый высокий, — мы лучше понимаем другого. — И он повернулся к Кэльвину: — Кто вы?

— Меня зовут Кэльвин О’Киф.

— Что это значит?

— Я мальчик. Молодой человек.

— Вы тоже боитесь?

— Не могу точно сказать.

— А что бы вы сделали с нами, если бы мы очутились на вашей планете?

— Застрелили бы, — честно признался Кэльвин.

— Значит, нам следует поступить так же?

Веснушки Кэльвина от волнения выступили четче, но он ответил спокойно:

— Лучше не надо убивать. Ведь мы здесь очутились не по своей воле. Моя планета Земля, и я бы, конечно, с большим удовольствием очутился на ней, чем здесь. Но мы вынуждены были остановиться здесь.

Заговорил самый маленький из троих, державший на руках Мэг:

— Может быть, они пока не привыкли к инопланетянам?

— Не привыкли! — воскликнул Кэльвин. — У нас их никогда и не было.

— Почему?

— Не знаю.

Средний из аборигенов дрогнувшим голосом спросил:

— А вы не с Темной планеты?

— Нет. — Кэльвин покачал головой. — За нами охотилось Нечто, и мы с ним сражались.

Высокий обратился к мистеру Мюррею:

— Вы — старший. Откуда вы? Отвечайте.

— С Камазота, — твердо ответил мистер Мюррей.

Трое оживились и зароптали.

— Но мы не жители Камазота, — спокойно продолжал папа. — Мы были там такими же инопланетянами, как здесь. Меня там заключили в тюрьму, а эти дети спасли меня. Темный мозг — Сам — захватил моего сына, малыша, и он остался на Камазоте.

Мэг попыталась сделать знак папе и Кэльвину, чтобы они так не откровенничали. Разве они не чувствуют опасности? Но щупальца зверя дотрагивались до нее, и ее волнение и гнев улетучивались, а по телу снова растекалась волна тепла. Пальцы рук и ног двигались свободно, почти без боли.

— Мы забираем девочку с собой, — сказал Самый маленький, державший Мэг.

— Не бросайте меня, как Чарльза! — крикнула девочка. От отчаяния тело скрючила ужасная боль, и Мэг застонала.

— Перестань сопротивляться, — сказал Самый маленький. — Ты себе делаешь хуже. Расслабься!

— Так говорил Сам! — крикнула Мэг. — Папа! Кэльвин! На помощь!

— Ваш ребенок в опасности, — сказал Маленький. — Доверьтесь нам.

— А вы ее спасете? — спросил мистер Мюррей.

— Постараемся.

— Могу я остаться рядом с ней?

— Нет, но вы будете недалеко. Мы чувствуем, что вы проголодались, устали и хотите искупаться. А как вы называете этого маленького ребенка? — спросил Самый маленький, обращаясь к Кэльвину.

— Девочка, — подсказал Кэльвин.

— Эта маленькая девочка нуждается в поддержке и особом уходе. Холод в Области… Как вы это назвали?

— В Области Мрака.

— Да. Область Мрака надолго леденит тех, кто в ней пострадал.

Трое склонились над Мэг и, казалось, гипнотизировали ее; движения щупалец были такими музыкальными и плавными, так напоминали движение подводных растений, что Мэг почувствовала себя в полной безопасности. Она прижалась щекой к груди Маленького и поняла, что его тело покрыто мягчайшим, нежнейшим серым мехом, который издавал тот же аромат, что доносил ветер.

Маленький укачивал Мэг, и она чувствовала, что замороженное, застывшее тело размякает. Такое облегчение не могло исходить от Самого. Сам мог только причинять боль. Значит, жители этой планеты хорошие. Они обязательно должны быть хорошими. Она глубоко вздохнула, как маленькая, и вдруг заснула.

Когда она пришла в себя, то лишь в подсознании осталось воспоминание о спазмах ужасной боли. Теперь боль ушла из тела. Она лежала на чем-то мягком в закрытом помещении. Было темно. Она различала только двигавшиеся вокруг нее высокие тени. Ее раздели и стали плавно втирать в тело что-то пахучее и теплое. Она глубоко вздохнула, потянулась и с удивлением обнаружила, что может двигаться, она не была больше парализована.

— Ты проснулась, кроха? — тихо спросил Самый маленький. — Чудной маленький головастик! Болит ли у тебя что-нибудь?

— Нет.

— Ты снова живая и теплая?

— Мне очень хорошо. — Она попыталась сесть.

— Нет, лежи смирно. Тебе еще нельзя жить в полную силу. Скоро будет готов для тебя меховой костюм, а потом мы тебя покормим. Тебе даже нельзя будет кушать самой. Область Мрака не отпускает свои жертвы так просто.

— А где папа и Кэльвин? Они отправились назад за Чарльзом?

— Нет. Они едят и отдыхают. А мы стараемся поближе познакомиться с тобой и понять, как тебе лучше помочь.

— Почему здесь так темно? — спросила Мэг.

— Что такое темно? Мы не понимаем. Твой отец и Кэльвин тоже спрашивали об этом. Они сказали, что сейчас на нашей планете ночь и они ничего не видят. Они сказали, что наша атмосфера мутная и закрывает от нас звезды, и очень удивились, когда мы сказали, что знаем музыку и движение звезд намного лучше, чем на вашей Земле, где некоторые из вас часами сидят у особых приборов — кажется, телескопов — и изучают звезды. Мы не понимаем, что такое “видеть”.

— Ну, это когда можешь сказать, как выглядит что-нибудь, — растерянно попробовала объяснить Мэг.

— Мы не знаем, как выглядят вещи, но мы знаем, что они из себя представляют. Наверное, это очень примитивное свойство — видеть.

— Что вы! — воскликнула Мэг. — Это самый замечательный дар в мире!

— Какой странный должен быть ваш мир! — сказал Самый маленький. — А попробуй мне объяснить, что такое свет, без которого вам так трудно.

— Ну, мы без него ничего не видим, — сказала Мэг, осознав, что не в состоянии объяснить, что такое зрение, свет, темнота. Ведь жители этой планеты всегда были слепыми.

— Наверное, жизнь на вашей планете очень трудная. Ты мне расскажешь о ней потом, когда совсем выздоровеешь.

— Хорошо, — пообещала Мэг, но знала, что не сможет объяснить ни сейчас, ни потом, что значит видеть мир, потому что те, кто жил здесь, по-своему ощущали, знали и понимали его. И Мэг показалось, их восприятие мира намного совершеннее, чем у нее, родителей, Кэльвина и даже у Чарльза Уоллеса. — Чарльз Уоллес! — вдруг вспомнила она. — Они думают, как его спасти?! Мы же не знаем, что Сам делает с ним! Пожалуйста, помогите нам!!!

— Конечно, конечно, маленькая! Сейчас как раз все собрались, чтобы обсудить, как лучше вам помочь. До сих пор нам ни разу не доводилось говорить с пришельцами, вернувшимися с этой страшной планеты, поэтому, хотя твой папа винит во всем себя, мы поняли, что он уникальное создание, раз вырвался с Камазота, да еще вырвал вас. Но мальчик, я понимаю, необыкновенный мальчик, очень дорогой вам мальчик… Ах, маленькая, пойми: с ним не так все просто. Надо вернуться назад, на Камазот, снова пройти Область Мрака. Я не представляю себе, просто не представляю!

— Но папа бросил его, — сказала Мэг. — Значит, он должен его спасти! Он же не может просто взять и оставить Чарльза Уоллеса на этой страшной планете!

Внезапно Самый маленький заговорил сухо:

— Никто и не помышляет о том, что кого-то надо бросать. Мы так никогда не поступаем. Но мы знаем, что не всегда получается, как мы того хотим, а мы пока еще не решили, что надо делать. Тебе придется подождать, когда ты совсем окрепнешь. Ты должна расслабиться, почувствовать облегчение, выздороветь. А вот и одежка для тебя.

Мэг почувствовала, что ее поднимают и одевают во что-то мягкое и теплое.

— Не беспокойся о своем маленьком брате. — Музыкальные слова успокаивали. — Мы ни за что не отдадим его Самому.

Добрые слова и ощущение, что эта необычная няня будет к ней хорошо относиться, окутали Мэг покоем. Легко, словно мамин поцелуй, до щеки дотронулось щупальце.

— Мои малыши так давно выросли, — сказала няня. — А ты такая хрупкая и беззащитная. Я сейчас тебя накормлю. Ешь не спеша, спокойно.

К губам Мэг поднесли что-то очень вкусное. С каждым глотком к ней возвращались силы, и она вспомнила вдруг, что не ела с того самого ненастоящего обеда с индейкой на Камазоте.

— Сколько у вас длится ночь? — сквозь сон спросила Мэг. — Потом ведь будет день?

— Тише! В часы прохлады мы всегда спим. А когда ты встанешь, снова будет тепло, и мы возьмемся за наши дела. А теперь спи, предстоит сделать много дел.

— Как мне вас называть? — спросила Мэг.

— Сначала постарайся вообще не разговаривать. Лучше — думай. Вспоминай всех близких и их имена!

Пока Мэг вспоминала, необычная сиделка тихо мурлыкала ей в ухо:

— Нет, мама у тебя особенная, там одна и не теряет мужества; папа здесь с тобой, а она об этом ничего не знает. Я не могу называться ни приятельницей, ни учительницей, ни братом, ни сестрой. Вот уж странное слово “знакомая”! Смешное и не теплое… Тетя? Похоже. Пожалуй, это подойдет. Но какие странные мысли у тебя обо мне. Чудище? Это ужасно — назвать меня Чудищем! Существо! Это, пожалуй, подойдет. Тетя Существо.

— Тетя Существо, — пробормотала Мэг сквозь сон и рассмеялась. — Очень удачное имя, — сказала Мэг. — Спой мне что-нибудь, тетя Существо.

Если трудно было объяснить Существу, что такое зрение, то совсем невозможно было описать тетино пение. Мелодия была более прекрасная, чем даже на Уриеле. Она была более осязаема, чем нечто видимое и материальное. Она вселяла бодрость, уносила Мэг к далеким звездам. И вдруг Мэг поняла, что слова “темнота” и “свет” не так уж и важны, самое важное — эта мелодия.

Мэг не заметила, как музыка усыпила ее. Когда она проснулась, ночь уже ушла, и комнату наполнил тусклый серый свет.

Она чуть-чуть шевельнулась, и тетя Существо тут же склонилась к ней.

— Хорошо мы спали, дорогая? Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно! — ответила Мэг. — Тетя Существо, а как называется ваша планета?

Тетя вздохнула:

— Ах, дорогая, мне очень трудно переложить это на язык, которым вы мыслите. Вы, кажется, называете планету, с которой прибыли, Камазот?

— Ну, это не наша планета. Просто мы там побывали.

— Тогда, я думаю, можешь называть нашу планету Иксчел, — предложила тетя Существо. — У нас с несчастным Камазотом одно солнце, но больше у нас с ними нет ничего общего.

— А вы боретесь против Мрака? — спросила Мэг.

— Конечно, — ответила тетя. — В этой борьбе нам нет ни минуты покоя. Но мы не одни, нам помогают.

— А кто?

— Это так трудно объяснить. И не потому, что ты маленькая. С твоими спутниками так же трудно установить контакт, как с тобой. Но все же попробую. Вот, пожалуй, понятия, близкие тебе: доброта, звезды, свет, любовь… Нет, не могу! Это не то, что вы видите, а то, что внутри каждого предмета. Потому что то, что вы видите, исчезает со временем, а то, что вы чувствуете, — вечно.

— Тетя Существо, а вы знаете миссис Что? — с неясной надеждой спросила Мэг.

— Миссис Что? — Тетя Существо задумалась. — Ах, девочка, ваш язык такой ограниченный и простой, что даже понять тебя очень трудно. — Она беспомощно взмахнула четырьмя щупальцами. — Может быть, ты хочешь увидеть папу и Кэльвина?

— Да, очень!

— Тогда пойдем. А мех надо снять, не то тебе скоро станет жарко.

Тетя Существо провела Мэг по длинным темным коридорам в большой зал с колоннами. Лучи света пробивались сверху через отверстия и скрещивались над громадным каменным столом. Вокруг на каменных скамьях сидели мистер Мюррей, Кэльвин и несколько больших Существ. Они были такими огромными, что их скамьи были велики даже для мистера Мюррея, а длинноногий Кэльвин болтал ногами, как Чарльз Уоллес. Зал был частично огражден сводчатыми арками, через которые можно было выйти на мощеные дорожки. Не было стен и крыши, поэтому, хотя свет был тусклым, у Мэг не было ощущения, что здесь сумрачно или сыро.

При виде Мэг мистер Мюррей соскочил со скамьи и нежно обнял ее.

— Они сказали нам, что ты поправилась, и мы ждали тебя.

Мэг сразу вспомнила о Чарльзе Уоллесе, и снова в ней поднялось разочарование в отце, таком сломленном и по-человечески немощном.

— Я здорова, — буркнула она, не глядя ни на отца, ни на Кэльвина.

Теперь она ждала помощи только от жителей планеты.

Все подождали, пока она уселась.

Первым заговорил мистер Мюррей:

— Мы пытались разработать план спасения Чарльза Уоллеса. Из-за того, что у меня тессеракт получается плохо, мы оказались у вас. Если я снова ошибочно выберу направление, то мы просто заблудимся в галактиках и не сможем помочь Чарльзу Уоллесу.

Услышав это, Мэг опустила голову.

— Наши друзья считают, что я не вылетел за пределы их Солнечной системы лишь благодаря очкам миссис Кто, — продолжал отец. — Вот очки, Мэг, но боюсь, что их волшебная сила ушла и стекло стало обычным. Может быть, они должны были помочь только один раз и только на Камазоте, а может быть, сила их улетучилась, когда мы проходили Область Мрака. — Он передал через стол очки Мэг.

— Население этой планеты прекрасно тессирует. — Кэльвин кивнул в сторону существ. — Но они не выживают на темных планетах.

— Вы пытались вызвать миссис Что? — спросила Мэг.

— Нет еще, — ответил отец.

— Но если вы ничего не смогли придумать, надо было ее вызвать! Вы совсем не думаете о Чарльзе!

При этих словах тетя Существо встала.

— Фу! — укоризненно сказала она Мэг.

Мистер Мюррей ничего не сказал, но Мэг видела, как больно его задели ее слова.

Она снова вела себя как у мистера Дженкинса в кабинете — злобно уставилась в стол и пробурчала:

— Теперь нам придется звать их на помощь. Надо быть дураками, чтобы этого не видеть.

Тетя Существо обратилась к присутствующим:

— Девочка расстроена. Не судите о ней по тому, что она говорит. Она чуть не погибла в Области Мрака. Ведь мы до сих пор не знаем, каковы психологические последствия таких травм, даже если наступает полное физическое выздоровление.

Мэг яростно оглядела всех за столом. Существа сидели неподвижно и молчали. Она поняла, что ее оценивают. Кэльвин даже подпрыгнул:

— А тебе не приходило в голову, что мы уже много часов пытаемся втолковать им все, что знаем о наших старушках?! Попробуй-ка сама!

— Да, попробуй! — попросила тетя Существо и вновь села.

Мэг попыталась. Сбивчиво. Неумело. Сначала она описала внешность миссис Что, потом миссис Кто с ее белыми одеяниями и очками и миссис Которую в черном болтающемся балахоне, то и дело теряющую материальную оболочку. Но она не смогла объяснить, кто такие были старушки по своей сути. Внешность их менялась по их желанию, как это было с миссис Что, принявшей облик летающего жителя планеты Уриель. Мэг не могла оторваться от зрительного образа.

— Как странно, что люди не могут объяснить то, что им так понятно! И как же они одиноки! — воскликнула тетя Существо.

Вдруг через большой зал пронеслось громовое:

— Мы здесь!!!!

Глава XII ГЛУПЫЕ И СЛАБЫЕ

Мэг ничего не увидела, но сердце забилось быстрее. Все существа одновременно встали и закачали щупальцами в знак приветствия в сторону одного из арочных просветов. Между двух колонн появилась миссис Что. Рядом возникла миссис Кто, а позади — дрожащее пятно света. Все трое сильно изменились. Их очертания проступали нечетко, вибрировали. Но это были они, их нельзя было ни с кем спутать. Мэг спрыгнула со скамьи на пол и бросилась к миссис Что. Но та подняла предостерегающим жестом руку, и девочка увидела, что она материализовалась не до конца, в воздухе было лишь ее изображение, и она обняла бы солнечный луч.

— Мы спешили, поэтому у нас не было времени, чтобы как следует экипироваться. Ты нас звала? — спросила миссис Что.

Самое Высокое Существо выступило вперед, поклонилось миссис Что:

— Мы решаем вопрос о маленьком мальчике.

— Он остался один! — закричала Мэг. — Его бросили на Камазоте!

Миссис Что холодно заметила:

— Ну и чего ты ждешь от нас?

Мэг до боли укусила кулачок и протянула руку к миссис Что:

— Но это же Чарльз Уоллес! Сам захватил его! Миссис Что, спасите его! Спасите!

— Ты прекрасно, знаешь, что мы бессильны на Камазоте, — все тем же ледяным голосом ответила миссис Что. — Я думала, ты уже поняла: это не в наших силах.

Вперед вышел мистер Мюррей, и, к удивлению Мэг, все три старушки с ним раскланялись.

— Если бы вы могли обучить меня получше тессировать, я вернулся бы на Камазот за моим сыном.

— Мы не можем позволить вам вернуться. Вы слишком долго боролись там и обессилели. Простите нас, — сказала мягко миссис Что.

— Тогда могу я, — предложил Кэльвин. — Я почти вырвал его один раз из рук этого проклятого Самого.

Миссис Что покачала головой:

— Нет, Кэльвин. Сейчас он еще больше подпал под влияние Самого, и он не даст тебе вступить в контакт с мальчиком. Так что ты понимаешь, чем окончится твой эксперимент.

Наступило долгое молчание. Наконец Мэг не выдержала и отчаянно выкрикнула:

— Тогда что же вы собираетесь делать? Бросить Чарльза?!

Голос миссис Которой прокатился по залу:

— З-з-з-з-амолчи, девчонка!

Но Мэг не умела молчать. Она прижалась к тете Существу и закричала:

— Я не могу! Не могу! Вы все знаете, что я не могу!

— Р-р-р-р-разве тебя кто-нибудь просит?

От этого мрачного замечания у Мэг побежали по спине мурашки. Она расплакалась. В истерике она билась головой, как маленький ребенок, о тетю Существо. Ее слезы капали на серый мех, а тетя Существо стояла тихо и неподвижно.

— Хорошо, — всхлипывала Мэг. — Я отправлюсь! Я знаю, что вы все хотите, чтобы туда отправилась я.

— Нам от тебя ничего не надо без твоего желания, — сказала миссис Что, — и понимания.

Мэг прекратила плакать так же внезапно, как начала.

— Но я понимаю, — сказала она и почувствовала, что успокоилась и очень устала.

Цепкий холод, сковывавший раньше ее тело и исчезнувший от ласковой тети Существа, испарился из головы. Она поглядела на папу и не разозлилась, только почувствовала любовь и гордость за него. Она улыбнулась ему и попросила прощения, потом прижалась к тете Существу. На этот раз тетя ее обняла.

Снова прозвучал суровый голос миссис Которой:

— Ч-ч-что ты поня-л-л-л-ла?

— Что только я могу вернуться туда. Никто другой. Я не всегда понимаю Чарльза, но он понимает меня. Я для него самый близкий человек. Папы долго не было, с тех пор Чарльз вырос. Они не знают друг друга. А Кэльвин совсем недавно знает Чарльза. Если бы он знал его хоть чуточку подольше — отправился бы он. Нет, я понимаю, что могу помочь только я.

Мистер Мюррей, сидевший, подперев кулаками голову, встал:

— Я не разрешу!

— Поч-ч-ч-ч-чему? — поинтересовалась миссис Которая.

— Послушайте, я не знаю ни кто вы, ни что вы, но в таком вопросе это не имеет значения. Я не могу снова подвергать дочь смертельной опасности.

— Поч-ч-ч-чему?

— Вы же знаете, чем все может кончиться. А она слабая — и сейчас слабее, чем всегда. Она чуть не погибла в Области Мрака. Не понимаю, как этот вопрос может вообще обсуждаться.

Кэльвин спрыгнул со скамьи:

— Может быть, вы с ним в сговоре, с этим Самим? Ясно, что должен вернуться я! Зачем вы вообще меня с ними послали? Чтобы заботиться о Мэг! Вы сами это говорили!

— Но ты выполнил свой долг, — заверила его миссис Что.

— Я ничего не выполнял! — кричал Кэльвин. — Мэг нельзя посылать! Нельзя!

— Неужели ты не видишь, что только затрудняешь задачу Мэг? — спросила миссис Что.

Тетя Существо протянула щупальца к миссис Что:

— А девочка достаточно окрепла, чтобы ее тессировать?

— Если ее будет тессировать Которая, она выдержит, — ответила миссис Что.

— Может быть, мне пройти с ней и поддержать ее? — предложила тетя Существо и крепче прижала к себе Мэг.

— Ах, тетя Существо, — вздрогнула Мэг.

Но миссис Что прервала их.

— Нет! — отрезала она.

— Я так и думала, что нельзя, — смиренно сказала тетя. — Но я хотела, чтобы ты знала, что я могла бы.

— Миссис Что, — обратился мистер Мюррей, поморщившись и отбрасывая седые волосы назад, потерев нос указательным пальцем, словно поправлял очки: — Вы, надеюсь, помните, что она ребенок?

— Да еще отстала в развитии, — вставил Кэльвин.

— Неправда! — возмутилась Мэг, стараясь подавить в себе дрожь. — По математике я даже лучше тебя.

— Осмелишься ли ты отправиться одна? — спросила миссис Что.

— Нет, — спокойно ответила Мэг. — Но это не имеет значения. — Она повернулась к Кэльвину и отцу: — Вы знаете, что другого выхода нет. Они бы никогда не отправили меня одну…

— А откуда ты знаешь, что они не в сговоре с Самим? — спросил мистер Мюррей.

— Что ты, папа!

— Тише, Мэг, — сказала миссис Что. — Я не сержусь на твоего отца за то, что он нас подозревает, сердится и боится за тебя. И могу тебе прямо сказать, что мы подвергаем тебя большому риску. Исход даже может быть смертельным для тебя. Я это знаю, но верю, что этого не будет.

— Пожалуйста, — попросила Мэг, — если нам пора отправляться, не надо откладывать, а то мне все труднее и труднее решиться.

— Он-н-н-а пр-р-р-рава! — прогремел голос миссис Которой.

— Попрощайся! — приказала миссис Что.

Мэг сделала неуклюжий реверанс всем существам:

— Спасибо вам за все. Вы спасли мне жизнь. — Потом она прижалась к тете. — Я тебя люблю, — сказала она.

— И я тебя, маленькая, — отозвалась тетя.

— Пока, Кэл! — Она протянула ему руку.

Кэльвин подержал ее руку, притянул к себе и неловко чмокнул. Ничего не сказав, он отошел в сторону. А лицо Мэг озарила счастливая улыбка.

Наступила папина очередь.

— Прости меня, папочка, — сказала Мэг.

— За что, Мегатрон? — Он наклонился к девочке.

— За то, что хотела, чтобы за все отвечал ты, — ответила она и чуть не заплакала, услышав старое прозвище.

Он заглянул в испуганные глаза Мэг.

— Нет, — заявил он. — Я не разрешаю тебе возвращаться на Камазот. Я сам отправлюсь.

— Нет, — прервала миссис Что. — Вы умный человек, мистер Мюррей, и позволите Мэг принять удар на себя.

Мистер Мюррей тяжело вздохнул и прижал к себе Мэг.

— Мой маленький Мегатрончик, не бойся. Мы тебе отдаем сейчас все наше мужество. Это единственное, на что мы способны. А твоя бы мама…

— Мама всегда заставляла меня быть самостоятельной, — перебила Мэг. — Она бы сказала, что я должна это сделать! Передай ей… — Мэг остановилась. — Нет, не передавай. Я сама ей все скажу.

— Вот это молодец! — сказал папа. — Конечно, сама!

Мэг медленно обошла круглый стол и остановилась перед миссис Что:

— А вы со мной пойдете?

— Нет, только миссис Которая.

— А Область Мрака… — Голос Мэг дрогнул. — Когда меня тессировал папа, я чуть не умерла.

— У твоего папы просто недостаточно опыта, — сказала миссис Что. — И хотя он замечательный человек, но ему следует поучиться управлять этим процессом. Он относится к тессированию, как к механическому действию, и в этом его ошибка как ученого. Но мы-то уж не потеряем тебя в Области Мрака, не волнуйся.

Такое заверение не очень успокаивало.

— А если мне не удастся вернуть Чарльза Уоллеса?

— Перестань. — Миссис Что протянула ей руку. — В прошлое посещение Камазота мы тебе дали кое-что в подарок. И на этот раз ты отправишься не с пустыми руками. Этот подарок неосязаем. Я дарю тебе мою Любовь, Мэг. Не забудь — верную Любовь.

Вперед выступила миссис Кто:

— Возьми и мой подарок. Только сильные духом по-настоящему сильны, Мэг. Это самые сильные люди на свете. Поэтому грубая сила — ничто против слабости, выступающей за правое дело.

Ее очки замерцали, она стала прозрачной. Испарилась и миссис Что.

— Нет! — бросился к Мэг мистер Мюррей.

Сквозь заикание донеслись слова миссис Которой:

— Я н-н-н-е могу т-т-т-тебя дер-р-р-ржать за руку, д-д-д-де-вочка!

И Мэг провалилась в никуда, в темноту и пронзительный холод Области Мрака.

“Нет, миссис Которая меня не потеряет”, — думала Мэг, в то время как Мрак пробирал ее до костей.

Но вдруг все кончилось, и запыхавшаяся Мэг очутилась на том же холме, где они впервые приземлились на Камазоте. Она замерзла, и руки у нее слегка онемели, но это случалось и дома, если она целый день каталась на озере на коньках. Она осмотрелась. Никого кругом. Сердце громко стучало в груди.

Незабываемый голос миссис Которой зазвучал, казалось, со всех сторон сразу:

— За мной для тебя т-т-тоже подар-р-р-ок. У тебя есть то, чччего нет у С-самого. Эттто твое ед-д-динственное оруж-жие. Ищ-щи его с-сама.

Голос исчез, и Мэг почувствовала, что осталась совсем одна.

Она медленно стала спускаться с холма, и сердце с болью ударялось о грудную клетку. Внизу тянулись ряды одинаковых знакомых домиков пригорода. Было темно, и на улицах не было ни души. Дети не играли в мячик и не прыгали через веревочку, мамы не сидели на скамеечках у дверей домов. Навстречу не попадались папы., возвращавшиеся домой с работы. В каждом домике в одном и том же окне горел свет, и по мере того как Мэг продвигалась, вдоль улицы зажигались фонари. Интересно, они зажигались из-за нее или просто по времени было пора?

Онемение не проходило. Она послушно переставляла ноги и не о чем не думала, ничего не планировала — просто медленно, но верно приближалась к городу, к зданию под куполом, где затаился Сам.

Вот она подошла к окраинным зданиям города. В каждом доме горел мутный свет на лестничных клетках. Из каждого здания одновременно вышел мужчина. Скорее всего, это были сторожа, они начали ходить взад и вперед вдоль домов. Казалось, они не замечают ни ее, ни друг друга.

Она пошла вдоль самых высоких зданий города — учреждений. Снова те же освещенные лестничные клетки и тусклый свет. Слегка мерцающие стены освещали улицы. Впереди возвышалось Центральное Мозгоуправление.

Неужели Красноглазый все еще в этом здании? Но ей не надо к нему, хотя, если его сравнивать с Самим, то он действительно покажется, как он и говорил, добрым старичком. Но Красноглазый теперь не имел никакого отношения к спасению Чарльза Уоллеса. Она должна идти прямо к Самому.

Сам не привык к сопротивлению. Потому продержались и папа, и Кэльвин, и Мэг. “Может быть, именно это свойство есть у меня и нет у Самого? Нет, Сам, конечно, может сопротивляться. Сам просто отвык от сопротивления со стороны других людей”.

Огромный четырехугольник Центрального Мозгоуправления перегородил улицу. Мэг обогнула его и непроизвольно замедлила шаг.

Совсем близко выступал большой купол.

“Я иду к Чарльзу Уоллесу. Это самое главное. Только об этом и надо думать. Хорошо бы так же заледенеть, как раньше, чтобы ничего не чувствовать! А может быть, Чарльза куда-нибудь перевели? И его там нет? Все равно сначала надо зайти под купол и выяснить”.

Она шла все медленнее, проходя мимо бронзовых дверей Центрального Мозгоуправления и приближаясь к странному, мерцающему и пульсирующему куполу Самого.

“Папа сказал, что не надо бояться, не надо бояться. Идти вперед и не бояться. Миссис Кто сказала…” Вообще-то Мэг плохо поняла, о чем она говорила, но главное — это то, что такая, какая она есть, она может справиться с Самим. А миссис Что просила помнить, что она любит Мэг. “Вот и буду думать только об этом…”

Как бы медленно ни двигались ноги, но они привели ее туда, куда она направлялась.

Прямо передней вспыхивало на стенах фиолетовое безумное пламя. И снова она почувствовала, как какой-то свет притягивает ее к Самому.

Быстрое движение, и она оказалась внутри.

На мгновение Мэг выдохнула весь воздух и судорожно вдохнула, стараясь держаться своего ритма. Снова во всем теле начал биться чужой пульс — в сердце, в легких.

Но не в мозгу. Ее мозг Сам не смог захватить.

Она быстро заморгала ресницами не в такт биению чужого пульса, пока не исчезла багровая пелена перед глазами. И она стала отчетливо видеть. На возвышении перед ней лежал обнаженный, тошнотворный пульсирующий мозг. Перед ним, согнувшись, раболепно стоял Чарльз Уоллес с приоткрытым ртом и пульсирующей в такт Самому жилкой у виска.

Увидев его, она будто бы получила удар в солнечное сплетение. Это был Чарльз и не Чарльз. Где же ее любимый брат Чарльз Уоллес? Что же у нее есть, чего нет у Самого?

— Ничего, — холодно сказал Чарльз Уоллес. — Прекрасно, что ты вернулась, сестренка. Мы тебя ждали. Мы знали, что миссис Что тебя пришлет. Она с нами в контакте.

На минуту Мэг поверила в эти чудовищные слова и сразу почувствовала, как Сам захватывает ее мозг.

— Нет! — закричала она. — Нет! Ты врешь!

И на этот раз сразу поняла, что ее отпустили. Пока она могла сердиться, Сам не мог ее захватить. Может быть, именно этого не хватает Самому?

— Чепуха! — сказал Чарльз Уоллес. — У тебя нет ничего, чего бы не было у Самого.

— Ты врешь! — ответила девочка и поняла, что испытывает только раздражение к этому мальчишке, который когда-то был ее братом. Даже не раздражение, а ненависть, открытую и неуправляемую.

И снова, поддавшись гневу, она почувствовала, что ее мозг затягивает Сам. Перед глазами поплыл багровый туман.

Надо приложить усилие! Ненависти у Самого хватит на многих. Тут он мастак!

— Ты все врешь! И о миссис Что врешь! — закричала Мэг.

— Миссис Что просто тебя ненавидит! — сказал Чарльз Уоллес.

Это была ошибка Самого. Сначала Мэг ответила механически:

— Миссис Что любит меня. Так она мне сказала… И тут ее осенило!

Она поняла!

Любит!

Вот что было у нее и чего не было у Самого!

Ее любит миссис Что, и папа, и мама, и настоящий Чарльз Уоллес, и близнецы, и тетя Существо.

И она их любит.

Но как же это использовать? Что надо сделать?

Передать немного любви Самому? Вряд ли он выдержит. И потом, какая бы глупая и слабая она ни была, она не способна полюбить Самого. Это уж слишком!

Остается Чарльз Уоллес.

Она может стоять здесь и любить своего брата, настоящего Чарльза Уоллеса, из-за которого она вернулась на Камазот, к Самому. Он ведь такой беззащитный!

“Чарльз! Мой маленький брат! Ты всегда обо мне заботился. Вернись ко мне, Чарльз Уоллес, брось Самого! Вернись домой! Я люблю тебя, Чарльз. Люблю”.

По лицу Мэг бежали слезы, но она их не замечала. Она даже смогла смотреть теперь на того, кто недавно был ее братом. Она смотрела и передавала ему всю свою любовь.

“Ты — мой дорогой братик, свет мой, солнышко”, — думала она.

Очень, очень медленно Чарльз закрыл рот и перестал ритмично хлопать глазами. Перестала биться жилка на его виске. Медленно он направился к ней.

— Я люблю тебя, Чарльз! — закричала Мэг. — Люблю! Люблю!

И он внезапно побежал к ней, бросился в объятия и заплакал:

— Мэг! Мэг! Мэг!

— Я тебя люблю, Чарли!

Они плакали вместе.

Навалившаяся тьма, ледяной холод, злое завывание, рвавшее на куски душу. Мрак. И из этого мрака на мгновение возник образ миссис Которой, и девочка поняла, что ее, Мэг, не захватил Сам, что она победила.

Наконец под ногами земля, сладкая, пахнущая осенними листьями земля, и рядом Чарльз Уоллес, беспрестанно повторяющий ее имя.

Она прижимает его к себе крепко-крепко. Он обнимает ее и твердит снова и снова:

— Ты спасла меня, Мэг! Спасла!

— Мэг! — Это бегут к ним папа и Кэльвин.

Не отпуская Чарльза, она пытается встать.

— Папа, Кэл! Где мы?

Чарльз Уоллес огляделся и вдруг засмеялся своим заливистым, заразительным смехом:

— Мы приземлились в огород близнецов! Прямо в брюссельскую капусту!!!

Мэг начала тоже хохотать и обнимать папу, Кэльвина, ни на минуту не отпуская Чарльза Уоллеса.

— Это ты освободила его, Мэг! — кричит Кэльвин. — Ты!!!

— Я горжусь тобой, дочка, — говорит мистер Мюррей, крепко целуя Мэг.

Отпустив ее, он направился к дому.

— Надо повидать маму! — сказал он, и Мэг почувствовала, как он волнуется.

— Смотрите! — Мэг указала на дом.

К ним через лужайку по высокой мокрой траве бежали мама и близнецы.

— Прежде всего я завтра закажу новые очки, — сказал мистер Мюррей и побежал к ним навстречу.

До Мэг долетел через лужайку голос Денни:

— Эй, Мэг, пора спать!

И вдруг Сэнди истошно завопил:

— Папа!

И вот уже все смешалось в теплых, крепких объятиях. Здесь уже были и Мэг, и близнецы, и Чарльз Уоллес, а в сторонке со счастливой и одновременно печальной улыбкой стоял Кэльвин, пока Мэг его не втянула в их общий круг и миссис Мюррей не обняла и его. Они смеялись, говорили сразу все вместе до тех пор, пока внезапный сильный грохот не остановил их. Фортинбрас, который больше не мог находиться в стороне, выбив легкую кухонную дверь, промчался через лужайку и присоединился к ним. Приветствуя, он чуть всех не повалил на землю.

Мэг почувствовала, что рядом с ними кто-то есть.

Она перестала смеяться и прислушалась. Остановился и Чарльз Уоллес.

— Тесс! — сказал он.

Раздался легкий шелест, и перед ними возникли миссис Что, Кто и Которая.

Задыхаясь, миссис Что сказала:

— Дорогие мои! У нас, к сожалению, совсем нет времени с вами попрощаться… Мы должны…

Но они так никогда и не узнали, что были должны миссис Что, Кто и Которая. Подул ветер, и они исчезли.