Мир, в котором тебя нет

Глава 14 ПОСЛАННИКИ

Вместе с Граисом отправиться в Халлат вызвался Грудвар.

— Ну, если Граис считает, что письмо от сынка Сирха послужит для него надежной защитой, — сказал бородач, — то, наверное, и меня не тронут. — После чего он почесал затылок и смущенно добавил: — Бес его знает, когда еще представится возможность повидаться с кахимским наместником, не боясь, что после этого тебя передадут в заботливые руки палача.

Грудвар уговорил идти вместе с ними и своего приятеля Слима, известного Граису еще по халлатской тюрьме.

Четвертым в группе был йерит из сопровождения Аствира, которого все называли Бурдюком. Лицо его и впрямь было похоже на старый, потертый кожаный мешок для воды. Однако простоватый вид Бурдюка был обманчив. Граис сразу же обратил внимание на то, как внимательно и хитро посматривают его маленькие серые глазки, прячущиеся среди плотных складок кожи на помятом, оплывшем лице.

Бурдюк Граису не понравился, но Аствир заверил его в надежности йерита, сообщив также, что тому известны тайные места для передачи сообщений в окрестностях Халлата. Поскольку связь с основными силами вольных была необходима, возражать против присутствия Бурдюка в группе Граис не стал.

На рассвете четверо путников верхом на чеклаках покинули лагерь вольных. К полудню они спустились в долину и углубились в лес.

Путь был неблизкий, а потому всадники и не погоняли своих чеклаков, зная, что засветло им до Халлата все равно не добраться.

По дороге они почти ни о чем не разговаривали. Бурдюк ни с кем не был знаком и, похоже, заводить новых приятелей не собирался. Он ехал позади остальных, все время глядя в одну точку. Слим держался тоже как-то напряженно и скованно, что, в общем-то, было вполне объяснимо, — не каждый день простой йерит отправляется в путь, чтобы встретиться с самим кахимским наместником. Один только Грудвар то и дело пытался разговорить Граиса. Но на все его вопросы ксенос отвечал односложно и с явной неохотой, так что надолго усилий бородача не хватало. Самому же Граису хотелось какое-то время побыть в одиночестве, чтобы еще раз тщательно взвесить все «за» и «против» весьма сомнительного предприятия, в которое он по собственной же инициативе и ввязался.

Граис и сам удивлялся тому, с какой легкостью ему удалось убедить предводителей вольных согласиться с планом, который возник у него случайно по ходу разговора с Килосом, принесшим неожиданную весть. Все было построено на допущениях, предположениях и догадках. В том, что Сирх на этот раз согласится выслушать его, Граис не сомневался. Но как поведет себя наместник, тут уж он не имел ни малейшего представления. Оставалось надеяться только на то, что он хотя бы из чистого любопытства захочет увидеть наглеца, предлагающего ему вести переговоры с бандой разбойников, каковыми считал Центий Офр вольных. Но для Граиса это был, пожалуй, последний шанс добраться до наместника.

Однако как все запуталось и усложнилось за те несколько дней, что он провел в Йере! Первоначально предполагалось, что ему нужно всего-то заставить умолкнуть Сирха, раздражавшего народ своими проимперскими проповедями. А теперь он едет к наместнику, чтобы убедить того не начинать военных действий против вольных. Кахимцы обладают достаточной силой для того, чтобы полностью уничтожить несколько лагерей повстанцев. И даже то, что вольным стало известно о замыслах наместника, вряд ли сыграет какую-то роль. Это будет даже не война, а уничтожение плохо вооруженных и не имеющих практически никакого боевого опыта отрядов йеритов. Но после этого уж никто — ни наместник, ни император, ни даже сам Поднебесный, существуй он на самом деле, — не сможет остановить волну насилия, которая захлестнет Йер… Страна, которая могла бы стать родиной для двух народов, станет кладбищем для одного из них.

Впрочем, и такой результат был вполне приемлем для Центра. Диктаторского режима, который, вне всяких сомнений, будет установлен на территории Йера по приказу императора после жесткого подавления народных волнений, будет вполне достаточно для того, чтобы судьба буферной зоны на Тессе-3 более не вызывала волнений у аналитиков Центра. Однако подобное решение проблемы стало бы поражением для Граиса. И для всей школы ксеносов, созданной Месс-ди-Мессом, в основе которой лежал принцип минимального вмешательства в исторические события.

Путники переночевали в лесу и с первыми лучами солнца снова оседлали своих чеклаков. Вскоре они выехали на дорогу, ведущую к Западным воротам столицы. По пути они встретили два больших военных лагеря. В каждом было не меньше полутысячи шалеев. На проезжающих мимо них путников шалеи, занятые приготовлением еды и обустройством лагеря, не обращали никакого внимания.

— Похоже, парень не соврал, — негромко произнес ехавший бок о бок с Граисом Грудвар. — Наместник стягивает отряды шалеев к столице, чтобы в случае надобности иметь их под рукой.

Ксенос молча кивнул. Достоверность того, что рассказал Килос, с самого начала не вызывала у него сомнений.

Когда впереди показались городские стены, Граис, Грудвар и Слим слезли с чеклаков и отдали их Бурдюку. Ведя чеклаков в поводу, Бурдюк направился в сторону ворот, чтобы, заплатив пошлину, войти в город. Трое остальных пешком направились вдоль городской стены, пока не дошли до того места, где стену заменяли груды камней.

Нищие, использующие это место для ночлега, давно уже находились на своих рабочих местах, поэтому можно было свободно занимать любую из нор, вырытых среди камней, где царили жуткая грязь, зловонный смрад и насекомые-кровососы. Местечко было далеко не привлекательным. Но зато и шалеи, патрулирующие улицы города, обычно сюда не заглядывали, боясь подцепить какую-нибудь дурную болезнь или, чего доброго, получить камнем по голове. Давно уже в городском совете шли разговоры о том, что пора очистить столицу от нищих, но наместник откладывал решение этого вопроса до того времени, когда будет достроена городская стена. Какой смысл было отлавливать нищих и выставлять их за ворота, если ночью они снова пробирались в город через прорехи в недостроенной стене. Строительство же стены постоянно затягивалось не потому, что в городской казне не хватало на это средств. Король нищих платил подрядчикам вдвое больше того, что им предлагали за работу, в том случае, если они от нее отказывались. Через дыры в городской стене вместе с нищими, пробирающимися в столицу, в его руки стекались сотни, тысячи дузов. Пусть грязные, затертые и воняющие отвратительно, но это были деньги, на которые можно было купить все, включая те самые дыры в городской стене.

Граис с двумя своими спутниками, найдя относительно чистое местечко в тени, устроились поудобнее и приготовились ждать возвращения Бурдюка.

Тем временем Бурдюк, войдя в Халлат через Западные ворота, нашел небольшой постоялый двор, где, заплатив хозяину, оставил под его присмотром чеклаков.

Присев за стол, Бурдюк угостил хозяина вином. Представившись крестьянином, приехавшим в столицу для того, чтобы узнать, стоит ли везти сюда свой будущий урожай, он завел разговор, какой обычно ведут приезжие, — о ценах, о том, где и что можно купить подешевле и кому выгоднее сбыть свой товар. Заодно он узнал и все городские новости. Услышав, что на днях в столицу прибыл преподобный Сирх, «крестьянин» Бурдюк страшно разволновался. Ему ужасно хотелось увидеть преподобного хотя бы издалека чтобы было о чем рассказать, вернувшись в свою деревню. Посмеиваясь про себя над неотесанной деревенщиной хозяин постоялого двора указал ему, как пройти к дому Сирха.

Бурдюк без особого труда отыскал трехэтажный дом, облицованный плитами редкого в Йере серого с серебристыми прожилками мрамора. Во всем мире существовало лишь одно месторождение этого удивительного камня, сияющего под лучами солнца, подобно таинственной паутине снов, и находилось оно в безводной каменной пустыне, раскинувшейся на самой дальней границе некогда свободного государства Буссар, захваченного и растоптанного Кахимской империей. Дом окружал огромный сад, который, в свою очередь, был обнесен стеной, выглядевшей гораздо надежнее и неприступнее городской.

Обойдя вокруг дома преподобного Сирха, Бурдюк обнаружил в стене только двое ворот. Одни выходили в небольшой кривой переулок и служили для доставки в дом провианта и прочих необходимых вещей. Должно быть, этими же воротами пользовались и слуги. Другие же ворота выходили на широкую, мощенную бурым кирпичом дорогу, ведущую к храму. По краям от ворот, в тени возведенного над ними навеса, стояли двое шалеев в полной боевой форме, с копьями и при мечах.

Пройдя пару раз по улице на глазах у стражников, Бурдюк наконец остановился возле одного из них и сделал ему знак рукой.

— Проваливай, — не двинувшись с места, сквозь зубы процедил шалей. — Преподобный будет принимать прошения и жалобы в храме после вечерней проповеди.

— У меня не жалоба, — Бурдюк ощерил свои кривые, желтые зубы в уродливой улыбке. — У меня подарок для преподобного. Взгляни-ка, это не твой хозяин потерял?

Бурдюк поднес к самому носу шалея небольшой круглый медальон на тонкой золотой цепочке. На медальоне, который отдал Граису вместе с письмом Килос, была изображена священная Стрела Бытия, указывающая на вершину горы Эртип.

— Красивая вещица, — Бурдюк покрутил медальоном перед носом шалея. — Не особо дорогая, зато памятная. Отнеси хозяину — глядишь, и тебе награда перепадет. А я здесь подожду…

— У меня нет хозяев, — процедил сквозь стиснутые зубы шалей.

— А как же ты без них? — удивленно уставился на него Бурдюк. — Кто ж тебя здесь поставил?

— У меня есть командир, — со сдерживаемой ненавистью ответил шалей. — Хочешь увидеть слуг преподобного — пожалуйста. — Стражник тупым концом древка копья с силой ударил в ворота. — Только не говори потом, что хотел пройти мимо.

В левой створке ворот открылась небольшая дверца. Огромный лысый эребиец, с трудом протиснув свое обнаженное по пояс мускулистое тело сквозь узкий проход, вышел на улицу. Понимая, что с таким верзилой, да еще к тому же вооруженным бичом, шутки плохи, Бурдюк сразу же показал ему медальон Килоса. Эребиец медальон узнал.

— Откуда это у тебя? — страшно коверкая слова, высыпавшиеся из его рта, словно гравий из камнедробилки, проговорил эребиец.

— Нашел, — быстро ответил Бурдюк. — А если преподобному интересно, могу и место показать.

Не говоря больше ни слова, эребиец сгреб Бурдюка за шиворот и втащил во двор.

Как только рука, державшая его, несколько ослабла, Бурдюк ловко вывернулся и отпрыгнул назад, прижавшись спиной к воротам.

— Ты что! — испуганно заорал он, глядя на полуголого великана. — Я ведь сам пришел!

— Давай, — эребиец протянул к Бурдюку свою огромную лапищу.

Отступать было некуда, и Бурдюк положил медальон на широкую ладонь, которая тут же сжалась в кулак, похоронив в себе золотую вещицу.

— Жди здесь, — сказал Бурдюку эребиец и направился по тропинке к дому.

Бурдюк быстро огляделся по сторонам. Сад, которым окружил свой дом преподобный Сирх, был поистине великолепен. Можно было подумать, что в нем собраны растения со всего мира. Даже самые обыкновенные деревья и кусты, ухоженные и аккуратно обрезанные, казались удивительными творениями природы, созданными в единственных экземплярах. Однако внимание йерита сразу же привлекли странные деревья, стоявшие на равных интервалах вдоль проложенных по саду аллей. Бурдюк даже и не подозревал, что могут быть такие деревья, у которых вместо листьев на веточках мелкие кожистые чешуйки темно-зеленого цвета. Ветви этих удивительных деревьев росли прямо от корня и, изгибаясь подобно туго натянутым лукам, образовывали в центре просторные беседки, защищенные от солнца и дождя. А поверху каждая такая живая беседка была усыпана огромными белыми цветами с широкими продолговатыми лепестками, источающими медовый дурманящий аромат, от которого кружилась голова.

Бурдюк словно зачарованный сделал шаг в сторону ближайшего к воротам дерева-беседки. Его неудержимо тянуло войти внутрь, чтобы, полностью погрузившись в изумрудный свет и пьянящий аромат, забыть обо всем на свете…

Тяжелая ладонь легла сзади на плечо йерита.

Вздрогнув от неожиданности, Бурдюк стремительно обернулся. Позади него стоял слуга-эребиец, точно такой же, как и тот, что ушел с медальоном, — по пояс голый, лысый и с коротким кожаным бичом в руке. И где только мог прятаться такой гигант?

— Куда идешь? — пробубнил эребиец.

— Никуда, — дернув плечом, Бурдюк безрезультатно попытался скинуть давящую на него руку. — Жду, когда меня в дом пригласят.

Эребиец шутки не понял.

— Стой на месте, когда ждешь, — сказал он, отпуская плечо йерита.

— Понял, — буркнул Бурдюк, возвращаясь к воротам.

Эребиец встал рядом с йеритом — массивный и неподвижный, как скала.

Вскоре вернулся первый эребиец. Не говоря ни слова, он схватил Бурдюка за запястья и вздернул руки йерита вверх. Другой эребиец, подойдя к Бурдюку сзади, так же молча облапил своими огромными ручищами его тело.

— Эй, вы что задумали?! — попытался было протестовать Бурдюк, но тут же приумолк, сообразив, что, раз уж его обыскивают, значит, собираются допустить к преподобному.

Вытащив из-под рубашки йерита лист серой бумаги, на котором было написано письмо Килоса, эребиец внимательно осмотрел его с обеих сторон. Сочтя странные закорючки неопасными, он сунул бумагу Бурдюку.

— Открой рот, — велел йериту громила, находившийся перед ним.

— Это еще зачем? — удивился Бурдюк.

Эребиец, находившийся позади него, обхватил шею йерита и слегка сдавил. Нижняя челюсть Бурдюка сама собой отвалилась вниз. Засунув толстый палец в рот Бурдюку, эребиец обшарил ее всю, словно рассчитывал найти спрятанную за щекой жемчужину.

Когда его наконец отпустили, Бурдюк первым делом сплюнул на землю и обтер губы рукавом. Он так и не понял, что искал у него во рту эребиец, а тот конечно же ничего объяснять не стал. А искал он крошечные древесные шипы, которые частенько используют наемные убийцы из Зурган-Ба. Когда не существует иного способа подкрасться к намеченной жертве с оружием в руках, они прячут за щеку шип, смазанный ядом, чтобы, оказавшись рядом, выдуть его в лицо своей жертве через сложенные трубочкой губы. Бывало, что и сами убийцы гибли, поцарапав отравленным шипом язык, но это не останавливало новых наемников, зарабатывающих деньги на умении виртуозно убивать.

Тяжелая рука эребийца снова легла на плечо Бурдюка и развернула его в сторону дорожки, ныряющей в зелень сада и ведущей к дому.

— Иди, — коротко приказал эребиец.

И Бурдюк пошел. Дорога была одна, и рано или поздно она должна была вывести его к назначенной цели. Вот только что ожидало его в конце пути? Вопрос этот не очень уж сильно беспокоил" Бурдюка, но все же вселял в него некоторую нервозность. Засунув руку под одежду, он сжал в руке письмо Килоса — свое единственное оружие… Интересно, что предпримут трое его соратников, если в условленный срок он не явится на место, где они договорились встретиться? Вернутся в лагерь вольных, чтобы, как и обещано в письме, отрезать голову сынку Сирха?.. Возможно, Сирха это и опечалит, а вот Бурдюку, скорее всего, будет уже совершенно безразлично… Остается только надеяться на то, что Сирху действительно небезразлична судьба сына…

— Стой, — услышал Бурдюк за спиной голос эребийца: оказалось, что слуга все это время неслышно двигался позади него.

Бурдюк замер на месте и огляделся по сторонам. До широкого парадного крыльца дома, к которому, как думал Бурдюк, они как раз и направлялись, оставалось еще метров пятьдесят.

— Что случилось? — не оборачиваясь, буркнул Бурдюк.

Как он и думал, ответа не последовало. Слуга молча протянул руку и отвел в сторону ветку дерева на уровне плеча Бурдюка. Чуть пригнувшись, Бурдюк заглянул под полог густой листвы и увидел узенькую тропиночку, тянущуюся в сторону от основной дороги.

— Туда, что ли? — с сомнением посмотрел на сопровождающего Бурдюк.

Потайная тропинка показалась йериту подозрительной. Одно дело, когда тебя ведут к парадному крыльцу дома, как почетного гостя, и совсем иное, когда предлагают лезть неизвестно куда и зачем среди кустов… Впрочем, с похожим на бесчувственный обломок скалы эребийцем спорить было бессмысленно. Бурдюк тяжко вздохнул и, наклонив голову, шагнул в указанном направлении.

Впрочем, тропинка, по которой шагали Бурдюк и неотступно следующий по пятам за ним эребиец, почти сразу же свернула направо и потянулась далее параллельно главной дороге. Неподалеку от дома она вильнула влево и вывела людей к небольшой дверце в стене, скрытой от посторонних глаз густой растительностью. Бурдюк не успел даже как следует подумать, стоит ли ему входить в эту потайную дверь или для начала потребовать все же каких-то объяснений, как, сопровождаемый мощным толчком в спину, уже влетел за порог. Слуга, оставшийся снаружи, захлопнул дверь.

— Эй, постой!..

Бурдюк кинулся к двери и навалился на нее всем телом. Открыть ему не удалось. Развернувшись, Бурдюк затравленно прижался спиной к двери и окинул взглядом помещение, в котором по собственной глупости оказался.

То, что помещение совершенно не было похоже на каземат или комнату пыток, несколько успокоило йерита. Скорее уж это место напоминало гнездышко для тайных любовных утех: голубые портьеры на стенах, ковры на полу широкая низкая кровать со множеством маленьких подушечек, расшитых гладью… Бурдюк скабрезно усмехнулся и, подойдя к широкому окну, постучал согнутым пальцем по мутному стеклу, пропускающему в комнату достаточно света, но не дающему ни малейшего шанса увидеть, что происходит по другую его сторону. Окно было достаточно широким, чтобы в случае опасности попытаться бежать через него…

Услышав за спиной тихий шелест материи, Бурдюк стремительно обернулся. Отодвинув в сторону одну из голубых портьер, в комнату вошел человек. Должно быть, он воспользовался еще одной потайной дверью, на этот раз ведущей в дом. Бурдюк сразу же узнал в высоком, худом мужчине преподобного Сирха. Правда, сейчас преподобный был не в алой мантии, в которой видел его во время проповеди Бурдюк, а в широком, раскрытом до пояса домашнем халате, но тем не менее выглядел он так же внушительно, как и стоя в храме.

Бурдюк почувствовал, как у него невольно дрогнуло правое колено. Заложив руки за спину, он вскинул голову и расправил плечи, давая понять, что в данный момент падение ниц перед преподобным вовсе не входит в его намерения. Сирх понял это и едва заметно улыбнулся.

— Что это значит? — гортанным голосом выкрикнул Сирх, выставив вперед руку со сжатым кулаком, пальцы которого оплетала цепочка с медальоном Килоса.

— Это значит… — чтобы вернуть голосу уверенность, Бурдюк кашлянул в кулак и начал заново: — Это значит, преподобный, что твой сын попал в беду.

— Кто ты такой?

Второй вопрос Сирх задал не о сыне. Но сделал он это умышленно, чтобы не дать незнакомцу понять, насколько сильно взволнован и обеспокоен исчезновением Килоса.

— Имя мое тебе ничего не скажет, — негромко произнес Бурдюк. — Но тебе следует знать, что я из отряда вольных.

— Что? — левая бровь Сирха приподнялась вверх. — Я не ослышался? Ты из того сброда, что, засев в горах, не дает спокойно жить мирному населению Йера? Ты разве не знаешь, как правосудие поступает с разбойниками и бандитами?

— Судьба твоего сына тебя не интересует? — перебил преподобного Бурдюк.

Взгляд Сирха уперся в переносицу вольного.

— Что с Килосом?

— Он в нашем лагере. Мы схватили его, когда он охотился в лесу… — от внимания Бурдюка не укрылось, как побелели суставы на кулаке Сирха, в котором он сжимал медальон Килоса. — Он жив, преподобный.

Сделав шаг вперед, Бурдюк протянул Сирху письмо.

Сирх быстро развернул бумагу и пробежал глазами по строчкам. Складка между его бровями на мгновение расправилась, после чего сделалась еще более глубокой.

— Откуда мне знать, что вы не убили его сразу же после того, как заставили написать это письмо? — снова перевел он взгляд на вольного.

— Зачем же нам убивать его? — как будто удивившись такому вопросу, слегка развел руками Бурдюк. — Мертвый он ровным счетом ничего не стоит.

— Что вы хотите в обмен на его жизнь?

— Нам известно об операции по уничтожению лагерей вольных, которую готовит наместник. И мы хотим, чтобы ты убедил его повременить.

— Как долго?

— Пока не завершатся переговоры.

— Какие еще переговоры? — недоуменно и нервно спросил Сирх.

— Между наместником и представителями вольных, — спокойно ответил Бурдюк.

— Это ты, что ли, представитель? — вообразив Бурдюка за одним столом с наместником, Сирх не смог удержаться от смешка.

— Я пришел только для того, чтобы договориться с тобой о встрече, — невозмутимо ответил ему Бурдюк. — Человек, который будет вести переговоры с тобой, а затем и с наместником, находится здесь же, неподалеку. Если ты готов встретиться с ними, то должен позаботиться о том, чтобы тайно доставить его и еще двоих наших спутников в свой дом.

— Почему они не могут прийти открыто, так же как и ты? — недовольно взмахнул рукой Сирх. — Или же твоя жизнь по сравнению с их жизнями вообще ничего не стоит?

— Моя жизнь в данный момент оценена в жизнь твоего сына, — спокойно напомнил Сирху Бурдюк. — Так что можешь сам решить, насколько это дорого.

Заложив руки за спину, Сирх быстро прошелся от стены до кровати и обратно. Как ни крути, а хозяином положения все же оставался этот разбойник с безобразно оплывшим лицом.

— Допустим, я проведу твоих приятелей в свой дом, — снова повернувшись к Бурдюку, сказал Сирх. — Сделать это будет совсем несложно. Допустим, я переговорю с ними и найду, что их предложения вполне обоснованы и реалистичны. Но я не могу сказать заранее, как отнесется к идее таких переговоров наместник. Он может приказать казнить этих людей, даже не взглянув на них.

— Это станет смертным приговором и для твоего сына, — сказал Бурдюк.

Сам того не ожидая, Сирх сорвался на крик:

— Но причем здесь Килос?!

— Совершенно ни причем, — спокойно и невозмутимо развел руками Бурдюк. — Ему просто не повезло.

— Не повезло… — Сирх заскрежетал зубами. — Когда мне вернут сына?

— Об этом ты сможешь поговорить с главой нашего посольства, — ответил Бурдюк.

— С главой посольства… — криво усмехнулся Сирх. — С таким же вахлаком, как и ты?

— Ты с ним знаком, — все так же спокойно, пропустив оскорбление мимо ушей, сказал Бурдюк. — Это Граис из Сиптима.

— Что?! — остановив свое бесконечное кружение по комнате, Сирх в изумлении уставился на Бурдюка. — Граис сейчас в Халлате?

Едва заметная улыбка, тронувшая губы Бурдюка, потонула в кожных складках его лица. Ему доставляло несказанное удовольствие, как легко и просто он беседовал не с кем-нибудь, а с самим преподобным Сирхом.

— Граис из Сиптима будет представлять интересы вольных на переговорах с наместником, — многозначительно произнес он.

— Граис будет выступать от имени разбойников, которые, чтобы добиться своего, приставили нож к горлу невинного юноши? — в голосе Сирха звучало одновременно недоумение и недоверие. — А как же его излюбленный принцип «Не убий»?

Бурдюк молча пожал плечами.

— Куда катится этот мир! — всплеснул руками Сирх.