Мир звездного Коота

2. ЗЛОЙ ГОРОД

— Дом, настоящий дом, и только для нас! Никаких протекающих крыш, никаких крысиных нор, как в моем старом доме! — Элли Мэй захлопала в ладоши.

Она и Джим наблюдали за работой паукообразных роботов. Роботы действовали очень быстро и, казалось, знали, что нужно делать, без всяких указаний коотов. Сначала на разровненную площадку налили пол — налили, как цемент. Но вещество это затвердело быстрее любого цемента. Теперь группа роботов возводила стены, ставя одну на другую плиты тускло-серого металла. Интересные плиты: через минуту после соединения их невозможно разделить, как ни пытайся.

Стены поднимались быстро, и в них чередовались плиты, через которые можно видеть. Была и дверь — выше тех, что в других зданиях; Джим и Элли могли в нее входить, а не вползать.

Подошла Мер. Это она раньше вместе с Тиро привела роботов. Девочка подняла ее на руки, и Мер одобрительно мурлыкала, наблюдала за роботами и терлась о подбородок Элли. Чуть позже подошел Тиро; довольный, он оглядел работу. Но долго не оставался. Обменялся взглядом с Мер, очевидно, объясняя свой уход — Джим ничего не уловил — и лишь дернул ухом в направлении Джима, уходя.

Джим перевел дыхание. Ему в последнее время кажется, что Тиро все чаще уходит по каким-то загадочным делам — загадочным для Джима. Как дети на Земле уходят, оставляя своих любимцев — кошек и собак. Может, теперь Джим и Элли Мэй такие любимцы? Эта мысль ему совсем не понравилась. Он считал, что они друзья.

Дети уже три дня находились на Зимморре, и всегда у них была возможность увидеть что-то новое. Полуродичам с Земли отвели квартиры в здании, которое уже было построено, когда Джим и Элли Мэй вышли из шаттла. Большую часть времени эти кошки проводили, собираясь небольшими группами; пристально, не мигая смотрели они на коота, сидящего в центре такой группы. Джим знал, что они разговаривают мысленно, но он испытывал тревожное чувство, проходя мимо таких молчаливых групп. Они никогда не смотрели на него, но ему казалось, что они говорят о нем — о нем и об Элли Мэй.

В прошлом у многих земных кошек тяжелые воспоминания. У них есть основания не любить людей. И что они думают о двух людях, привезенных с ними? А ведь они с Элли единственные «люди» на этой планете.

Элли была счастлива. У нее не было никаких сомнений: удивительное приключение, прекрасный мир, такой же хороший, как дом, о котором всегда говорила бабушка. Но Джим размышлял — и немного тревожился. Кошки все время следили за ним, а Тиро он уже давно не видел. Только Мер всегда оказывалась рядом, когда нужно было «надумать» еду. Кое-что из заказанного Элли имело странный вкус, но он все ел.

И ему не сиделось на месте. Несколько раз он пытался уйти, но каждый раз словно ниоткуда появлялся коот и мысленно очень строго сообщал, что дети должны оставаться на месте. Джим плохо спал по ночам. Наверно, во время долгого сна на корабле отдохнул, и теперь ему трудно устать. Он лежал на матрацах — постели коотов — и думал.

Роботы одновременно интересовали и пугали его. Он пытался — а Элли еще чаще — заставить машину сделать что-нибудь. Но ни одна из машин не обращала на детей внимания. Джим думал, что произойдет, если он так и не научится заказывать пищу. Если только кооты могут контролировать машины, им легко будет удерживать их с Элли здесь в плену…

— Тебе, кажется, здесь не нравится? — Голос Элли прервал беспокойные мысли Джима. — Тут хорошо. Такого хорошего дома я никогда не видела! — Девочка сердится на него. Посмотрев на нее, Джим заметил, что она выпятила нижнюю губу.

— Но это ведь не наш дом, — медленно сказал он, думая, можно ли поделиться своим беспокойством с Элли. Она считает, что все хорошо, и с самого начала так считала.

— Как это? Мер сказала мне, что этот дом только для нас. Его построили больше остальных, чтобы мы могли входить. Конечно, это наш дом!

— Но не мы приказали его построить, а кооты. — Джим пытался найти нужные слова, выразить свое ощущение: они не принадлежат этому миру. — Мы даже пищу не можем получить, если Мер не подумает об этом, а до того ты пошлешь Мер мысль. Мы… — он указал на группы кошек, напряженно слушавших своих инструкторов. — Никто на нас не обращает внимания, нас ничему не учат.

— А это потому, что настоящая школа еще не началась, — быстро ответила Элли. — Мер обещала, что мы всему научимся.

Джим невесело заерзал. Роботы кончили стены дома. Теперь четыре робота занялись возведением крыши-купола. Купол складывался из секций, которые роботы искусно соединяли друг с другом.

Солнце, такое яркое утром, теперь исчезло за полосами светло-зеленых облаков. Поднялся сильный ветер. Кошки расходились по соседним зданиям, каждая группа продолжала держаться возле коота, очевидно, отвечающего за нее.

Упало несколько крупных капель, они громко застучали по только что построенному дому.

— Пошли! — потянула его Элли. — Будешь стоять на дожде или войдешь в собственный дом?

Зазвенел металл. Роботы-пауки выползли и направились к главному зданию, не оглядываясь. Джим заторопился к двери, в которой уже исчезла Элли.

Он думал, что внутри, несмотря на окна, будет сумеречно, потому что пошел сильный дождь, и капли громко стучали по крыше. Однако в в доме светло, свет тусклый и зеленоватый, но все же свет, он исходит от самих стен. В этом свете Джим осмотрел единственную комнату.

Две приподнятые платформы, одна у левой стены, одна у правой. На них спальные матрацы коотов. Часть дальней стены занимает экран, темный сравнительно со светящимися стенами.

Элли Мэй открыла дверцу в стене, и Джим увидел там такое же тесное помещение, как то, в котором его чистили в первый день.

Пищевой машины не видно. Наверно, для еды нужно ходить в другое здание.

Больше всего Джима заинтересовал большой экран на стене. Он провел рукой по его гладкой поверхности. Это не окно. И на пищевую машину не похоже. Что же это?

— Это обучающий экран!

Джим повернулся. Элли Мэй сидела на выбранной постели, рядом с ней — Мер. Девочка гладила шерсть коошки, глаза ее были полузакрыты. Как будто она сама кошка, которую гладят. Джим почти ожидал услышать ее мурлыканье.

— Обучающий экран?

— Мы тупые, — сказала Элли Мэй, сказала так, словно ее это вовсе не беспокоит. — Детеныши, рождаясь, знают больше нас. И думаем мы — по-другому. Поэтому нам нужно кое-чему научиться, прежде чем мы пойдем в их школу. Вот что мы будем делать.

— А как это работает? — Джим сердился. У Элли Мэй всегда есть ответ, и обычно правильный, а он даже догадаться не может.

— Он работает, когда ты думаешь… правильно. Но этому научиться трудно. Мы потренируемся. Смотри, сейчас это делает Мер.

Джим отскочил от большого экрана. Он больше не был пустым или темным. По нему побежали быстрые цветные линии. Они слились и приобрели узнаваемые очертания. Узнаваемые, но все же странно искаженные, словно видимые под другим углом.

Джим увидел место на Земле — пустырь за домом своих приемных родителей, полный мусора, оставленного людьми, которые сносили старый дом. Именно там он впервые встретил Тиро, Мер и Элли. Видна даже груда старых досок, сорняки, вход в погреб, в котором он и Элли отыскивали вещи на продажу.

Не успел мальчик узнать это место, как снова появились полосы. На этот раз он увидел не место на Земле, а свежий и пустой мир, каким показалась ему на первый взгляд Зимморра.

Джим перевел взгляд на Мер, которая сидела неподвижно, охватив кончиком хвоста лапы. Она смотрела не на него, не на Элли, а на экран. Они видели ее «мысль».

Так началось их обучение. Элли Мэй оказалась более чем права: учиться было трудно, очень трудно. Джим иногда сидел на своей постели и бил кулаками по матрацам, уверенный, что не может вызвать на экране ничего, кроме путаницы цветных полос. Голова у него болела, глаза слезились и жгли. Наверно, если бы не Элли, он бы сдался. Но она старалась изо всех сил, и ему стыдно было сдаваться.

С Элли работала Мер, иногда приходил и Тиро, хотя оба коота помогали немного и настаивали на том, что дети всему должны научиться сами: дверь мозга может открыть только тот, кому принадлежит мозг.

Для Джима учение превратилось в изматывающее сражение. Он еще больше расстроился, когда Элли наконец произвела сама, без посторонней помощи, картину на экране. Он думал, что появится какое-то земное изображение; но на экране Элли изобразила линию холмов над колышущейся травой — то, что они увидели при первом взгляде на новый мир. Он отчаянно завидовал ей. Но именно зависть побудила его к еще большим усилиям. Он перестал считать дни

— они ели, спали на своих платформах. Но все время Джим был исполнен решимости: на этот раз он добьется, докажет Элли, Мер и Тиро, что и он может!

Он едва замечал, что группки кошек, собирающиеся вокруг инструкторов-коотов, каждый раз, как они приходят поесть, становятся все меньше. И странный привкус в пище больше не чувствовался. Потом Джим заметил, что руки и ноги у Элли больше не худые, что лицо у нее округлилось.

Каждый день роботы чистили их костюмы из меха, а может, возвращали новые, свежие, приятно пахнущие. Вдобавок детям дали обувь, меховая шкурка из толстого плюша покрывала ноги почти до колен, внизу подошвы, которые не давали камешкам на дорогах царапать ноги.

И наконец наступил день, когда Джим смог произвести на экране свою первую четкую картинку. Обычная картина — комплекс зданий вокруг их дома. Но он сделал это самостоятельно и смог надолго удержать на экране.

Получив базовые знания, Элли и Джим смогли перейти на следующую ступень обучения. И это оказалось гораздо интереснее.

— Выходы в поле, — сказал сам себе Джим, вспоминая свою прошлую, казавшуюся теперь такой далекой и незначительной жизнь.

Вместе с несколькими детенышами коотов и кошками-беженцами дети сели в необычную машину, которая поднялась в воздух и полетела над поверхностью.

В этой машине они совершали полеты от города-порта. И уроки отличались от всего, что Джим видел раньше. Необходимо было внимательно наблюдать и запоминать все подробности увиденного. А когда возвращались, он должен был воспроизводить на экране, что запомнил. Требовались мельчайшие подробности, и вскоре Джим начал понимать, что всю предыдущую жизнь смотрел на мир, но по-настоящему не видел его. Он обращал внимание на крупные детали, но многие мелкие подробности ускользали от него. Теперь нужно было видеть листья, насекомых — все, что впоследствии могло бы завершить мысленную картину.

Он учился, и наблюдая за товарищами по обучению. Некоторые замечали такие подробности, которых никто другой не заметил. Он вскоре узнал, что Элли не любит некоторых насекомых, и в ее изображении на экране они выглядели больше и отвратительней, чем в его воспоминаниях. С другой стороны, ее листья и цветы все представали в мельчайших подробностях, они с каждым разом становились все прекраснее.

Самого Джима интересовали камни; он не мог объяснить почему. Но часто он приносил с собой разноцветные камешки и раскладывал их узором по полу. Может, среди них есть и драгоценные? Не алмазы или изумруды — ничего подобного, но, может, такие, о каких в его мире не знают. Ему нравилось выставлять камешек на солнце, он менял цвет от розового до масляно-желтого и, казалось, накапливал в глубине свет, как маленькая лампа.

В горах, мимо которых пролетала их машина, были пещеры. Но кооты не позволяли там выходить из машины. Напротив, они указывали ученикам, каких местностей следует избегать, чего опасаться. Например, растений, которые зубцами поднимались по откосу и вдруг, к ужасу Элли, выбрасывали петлю, как ковбой лассо, и хватали пролетающие существа.

Им показали и тропы и предупредили об их опасности.

— Как будто большая курица тут прошла, — заметила Элли Мэй. Но инструктор-коот показал на экране совсем не курицу. Что-то настолько ужасное, что Джиму такое могло присниться только в кошмаре. Жаба, ящерица и крокодил — все вместе. К счастью, заверили их, этих чудовищ немного. И они никогда не уходят далеко от омутов с темной плохо пахнущей водой, над которыми ненадолго зависла их машина.

В пятом полете Джим заметил какое-то особое возбуждение своих пушистых спутников. Некоторые глухо зарычали, словно учуяли опасность, гораздо большую, чем жабы-ящерицы. Коот-инструктор послал мысль о необходимости крайней осторожности. Джим понял, что им должны показать — с расстояния — то, что считается самой большой опасностью на Зимморре. Этого полета все вообще боялись, но необходимо показать новичкам, чего следует остерегаться.

Флаер поднялся выше обычного и полетел быстрее на юг от порта. Коот-инструктор закрыл свое сознание, предоставив всем размышлять об увиденном. Как будто сосредоточил всю силу своей мысли на необходимости безопасно пролететь — и вернуться.

Они летели над невысоким хребтом, который, однако, становился все выше и выше, напоминая гигантскую лестницу, пока не оказались в настоящих горах. Джим знал, что у него и Элли нет острого кошачьего зрения, и гадал, увидят ли они опасность.

По другую сторону гор расстилалась ровная местность, и флаер полетел на восток. Внизу показалась река, и дети увидели крупных травоядных животных. Кооты не обращали на них внимания. С точки зрения коотов, они не обладают разумом — только инстинктом.

Флаер продолжал полет вдоль реки. И тут…

Флаер почти неподвижно повис в воздухе. Джим схватил Элли Мэй за руку, неожиданно удивленно воскликнул:

— Это город!

Они находились далеко, но он был уверен, что правильно распознал эти прямоугольные сооружения. Слишком правильные, чтобы не быть созданием разумных существ.

— Город… — повторил он. И был уверен, что это совсем другие здания, не такие сооружают роботы. Большие, не меньше тех, что у него на родине.

— Это смерть! — Мысль коота подействовала как удар. Флаер повернулся и начал удаляться, почти бежать, назад, в том направлении, откуда они прилетели.