Мирные действия

Глава 1

Большой лимузин, дёрнувшись, остановился в сантиметре от другой машины, и оруженосец Пим, сидящий за рулём, выругался сквозь зубы. Майлз опустился на соседнее сиденье, вздрогнув при мысли о том, какого уличного скандала ему сейчас помогли избежать прекрасные рефлексы Пима. Интересно, удалось бы ему убедить безответственного плебея в передней машине, что Имперский Аудитор оказал ему высокую честь, въехав в его автомобиль сзади? Похоже, нет. А перебегавший бульвар студент Университета Форбарр-Султаны, из-за которого им пришлось так резко затормозить, пробрался через скопище машин, не оборачиваясь. Поток вновь тронулся.

– Вы не слышали, скоро ли запустят городскую систему управления движением? – спросил Пим, явно в связи с тем, что они уже в третий (по подсчётам Майлза) раз за эту неделю чуть не попали в аварию.

– Да нет. Лорд Форбонн-младший доложил, что работы по ней приостановлены. Раз стало больше аварий флаеров со смертельным исходом, они решили в первую очередь довести до ума автоматизированную систему контроля воздушного транспорта.

Пим кивнул и снова направил внимание на переполненную дорогу. Оруженосец, как обычно, выглядел бодрым и здоровым; его седеющие виски, казалось, просто гармонировали по цвету с ливреей – коричневой с серебром. Он принёс Форкосиганам присягу, ещё когда Майлз был кадетом Академии, и с тех пор служил телохранителем, несомненно намереваясь остаться на этом посту до смерти от старости – если они, конечно, не погибнут в автокатастрофе.

Многовато для короткого пути. В следующий раз они объедут университетский городок стороной. Майлз наблюдал сквозь стекло колпака кабины, как самые высокие из новых университетских зданий остались позади и машина проехала через увенчанные шипами железные ворота Университета в милые старые улочки, излюбленные профессурой и университетской администрацией. Их характерная архитектура указывала на последнее, ещё до электричества, десятилетие Периода Изоляции. Эта территория, расчищенная еще при прошлом поколении, теперь была покрыта тенистой зеленью. Повсюду земные деревья и яркие цветочные клумбы под высокими узкими окнами таких же высоких и узких зданий. Майлз потрогал букет, который поставил между ног. Не слишком ли много цветов?

Пим, привлечённый его движением, скосил глаза на цветы на полу.

– Леди, которую Вы встретили на Комарре, кажется, произвела на Вас сильное впечатление, милорд… – Он замолчал, приглашая продолжить этот разговор.

– Да, – Майлз разговор обрезал.

– Миледи Ваша мать связывала некоторые надежды с той очень привлекательной мисс капитан Куинн, вместе с которой Вы несколько раз приезжали домой. – Действительно ли в голосе Пима послышалась тоскливая нотка?

– Теперь мисс адмирал Куинн, – поправил Майлз со вздохом. – И я тоже надеялся. Но она сделала свой выбор правильно. – Он состроил гримасу своему отражению в стекле. – Я поклялся себе не влюбляться в галактических женщин и не уговаривать их иммигрировать на Барраяр. Я пришёл к выводу, что моя единственная надежда в том, чтобы найти женщину, уже способную выдержать Барраяр, и убедить её, что я ей нравлюсь.

– И госпоже Форсуассон по нраву Барраяр?

– Примерно так же, как и мне. – Он мрачно улыбнулся.

– И, э-э… как насчёт второго пункта?

– Увидим, Пим. – Или нет, как уж выпадет случай. По крайней мере зрелище человека тридцати с лишним лет, впервые в жизни отправляющегося к даме с серьёзным ухаживанием – ну, вообще-то в первый раз по-барраярски, – обещало предоставить немало часов развлечения его любопытному персоналу.

Майлз выдохнул через нос, «спустив пар» охватившего его возбуждения, когда Пиму наконец-то удалось отыскать стоянку машин возле дома лорда Аудитора Фортица и виртуозно втиснуть блестящий, бронированный, древний лимузин в совсем неподходящий для него узкий промежуток. Пим поднял дверцу, Майлз выбрался из машины и уставился на трёхэтажный, украшенный мозаикой фасад дома своего коллеги.

Георг Фортиц уже тридцать лет преподавал в Имперском Университете инженерный анализ неполадок. Они с женой прожили в этом доме большую часть своей супружеской жизни, вырастив троих детей и сделав две академических карьеры прежде, чем Император Грегор назначил Фортица одним из лично выбираемых им Имперских Аудиторов. Однако ни один из профессоров – ни Фортиц, ни его жена – не видел никакой причины менять удобный для них образ жизни просто потому, что отставной инженер получил пугающие полномочия Голоса Императора. Госпожа Доктор Фортиц ежедневно отправлялась на свои занятия пешком. О нет, Майлз! – возразила она ему, стоило лишь упомянуть в разговоре о возможности их участия в светской жизни. – Вы можете вообразить себе, как мы перевезём все эти книги? Не говоря о лаборатории и мастерской, занимающих весь подвальный этаж.

Их жизнерадостное нежелание менять обстановку обернулось прекрасной возможностью пригласить пожить вместе с ними их недавно овдовевшую племянницу с маленьким сыном, пока она не завершит своего образования. «Множество комнат, верхний этаж полностью пуст с тех пор, как уехали наши дети», – весело прогромыхал профессор; «И так близко к учебным классам», – практично указала госпожа профессор; «И меньше чем в шести километрах от особняка Форкосиганов!» – мысленно возликовал Майлз. Однако вслух он лишь пробормотал что-то одобрительно-вежливое. Итак Катерина–Найла Форвейн–Форсуассон приехала. Она здесь, она здесь! Может быть, она сейчас смотрит на него сверху, из тени одного из верхних окон?

Майлз с тревогой оглядел свою слишком низенькую фигуру. Если его карликовый рост и беспокоил её, она пока ничем этого не показывала. Вот и хорошо. Оглядев себя, он проверил всё, что смог, – на однотонном сером костюме нет пятен от еды, и никакой неуместной уличной грязи не пристало к подошвам начищенных полуботинок. Он проверил это по своему искажённому отражению в заднем стекле лимузина. Выпуклое, расползшееся в ширину отражение выглядело похоже на его тучного клон-брата Марка; это сравнение он чопорно проигнорировал. Марка, слава богу, здесь нет. Он попробовал потренироваться в улыбке; отражение показало её искривлённой и отталкивающей. По крайней мере, темные волосы хотя бы не растрепаны.

– Прекрасно выглядите, милорд, – ободряюще заметил Пим с переднего сидения машины. Лицо Майлза покраснело, и он отшатнулся от своего отражения. Опомнившись, он взял букет, принял из рук Пима свёрнутые в рулон бумаги и придал лицу, как он надеялся, достаточно терпимое выражение. Он покачался на носках, повернулся лицом к ступеням и глубоко вздохнул.

Выждав почти минуту, Пим услужливо спросил его из-за спины: – Вы хотите поручить мне что-то нести?

– Нет. Спасибо. – Майлз шагнул вперёд и свободным пальцем прижал клавишу звонка. Пим выдвинул считыватель и удобно устроился в лимузине, чтобы с комфортом подождать возвращения своего лорда.

Внутри раздались шаги, дверь распахнулась, и перед Майлзом предстала госпожа Фортиц с улыбкой на румяном лице. Седые волосы уложены в обычную причёску, и одета она была в тёмно-розовое платье с более светлым коротким жакетом того же цвета, вышитым зелёными виноградными лозами – орнамент, принятый в её родных местах. Этому несколько формальному форскому виду, словно она только что вернулась или собиралась уходить, противоречили домашние тапочки-сабо.

– Здравствуйте, Майлз. О боже, Вы так скоро!

– Госпожа Профессор. – Майлз вернул ей поклон и улыбнулся в ответ. – Она здесь? Дома? Она хорошо себя чувствует? Вы сказали, это будет подходящее время. Я не слишком рано? Я думал, что опоздаю. На улицах просто ужасные пробки. Вы не уйдёте, правда? Вот, я принёс… Как Вы думаете, ей понравится? – Торчащие красные цветы щекотали его нос, он стискивал подарок в руке вместе со свёрнутым рулоном бумаг, который норовил раскрутиться и выскользнуть у него из рук.

– Входите, да, всё прекрасно. Она здесь, чувствует себя хорошо, и цветы очень милые…, – госпожа профессор спасла букет из его рук и проводила его в выложенный мозаикой холл, ногой захлопнув за собой дверь. После весеннего солнечного сияния дом казался сумрачным и прохладным, в нём ощущался тонкий аромат древесного воска, старых книг и едва уловимой библиотечной пыли.

– На похоронах Тьена она выглядела довольно бледной и утомлённой. В окружении всех этих родственников. У нас там вообще-то не было возможности обменяться более чем двумя словами, – … если быть точным, это были «Я соболезную» и «Спасибо». Он и не хотел более длительных разговоров с семьёй покойного Тьена Форсуассона.

– Думаю, для неё это было огромным напряжением, – рассудительно заметила госпожа Фортиц. – Она прошла через такой ужас, а кроме нас с Георгом – и Вас, конечно, – не было ни души, с кем она могла бы начистоту обо всём этом поговорить. Конечно, в первую очередь она беспокоилась о том, как провести через это Никки. Но она держалась от начала до конца. Я ею горжусь.

– Действительно. И она…? – Майлз вытянул шею, заглядывая в выходящие в прихожую комнаты: неубранный кабинент, заставленный книжными полками; неубранная гостиная с теми же полками. И никакой молодой вдовы.

– Прямо туда. – Госпожа Фортиц провела его через холл и кухню в небольшой городской садик с задней стороны дома. Пара высоких деревьев и кирпичная стена превращали его в укромный уголок. Рядом с крошечным пятачком зелёной травы, в тени, за столом сидела женщина, перед ней лежали бумаги и считыватель. Она мягко покусывала конец ручки, сосредоточенно нахмурив тёмные брови. На ней было платье с полудлинной, на пару ладоней ниже коленей, юбкой, – того же фасона, что и у госпожи Фортиц, но однотонно чёрное и с высоким воротником, охватывающим шею, – и серый, отделанный простой черной тесьмой по краю, жакет. Тёмные волосы были собраны в густой пучок на затылке, у основания шеи. Она оглянулась на звук открывающейся двери, её брови взлетели и на губах вспыхнула улыбка, заставившая Майлза моргнуть. Катерина…

– Майл… Милорд Аудитор! – Она покраснела и вскочила, взметнув подол юбки; он склонился к её руке.

– Госпожа Форсуассон. Вы хорошо выглядите. – Она выглядела чудесно, разве что слишком бледной; отчасти такой эффект создавала строгая чёрная одежда. Её глаза напоминали серо-синие бриллианты. – Добро пожаловать в Форбарр-Султану. Я принёс… – он развёл руками, и госпожа Фортиц положила цветочный букет на стол. – Хотя они здесь вряд ли кажутся необходимыми.

– Они прекрасны, – заверила его Катерина, одобрительно вдохнув цветочный аромат. – Я попозже отнесу их к себе в комнату, там они будут очень кстати. Сейчас погода прояснилась, и я стараюсь проводить под открытым небом как можно больше времени.

Она провела год в заточении герметичного комаррского купола. – Понимаю, – произнёс Майлз. В беседе возникла крошечная заминка – они обменялись улыбками.

Катерина заговорила первая: – Спасибо за то, что Вы пришли на похороны Тьена. Это так много для меня значило.

– Это самое меньшее, что я мог сделать в этом случае. Жаль, что не смог ничего большего.

– Но Вы уже так много сделали для меня и Никки…, – он смущённо замахал рукой в отрицании сказанного, и она осеклась, сменив тему. – Почему бы Вам не присесть? Тётя Фортиц? – она отодвинула один из плетеных садовых стульев.

– Мне нужно кое-что сделать в доме, – покачала головой госпожа Фортиц. – Продолжайте, – и несколько загадочно добавила: – Вы и без меня справитесь.

Она вернулась в дом, а Майлз сел напротив Катерины и, нетерпеливо ожидая нужного стратегического момента, положил свой рулон на стол – тот немедленно наполовину развернулся.

– Ваше расследование уже закончено? – спросила она.

– Пройдут годы, пока мы расхлебаем все последствия, но пока что я сделал с этим всё, – ответил Майлз. – Я только вчера сдал мой последний отчёт, а то приехал бы поприветствовать Вас раньше. – Это действительно так, и к тому же он должен был хотя бы дать бедной женщине время распаковать багаж, прежде чем вломиться к ней в дом…

– Теперь Вам дадут новое задание?

– Не думаю, что Грегор рискнёт занять меня чем-то конкретным до окончания своей свадьбы. Боюсь, в следующие несколько месяцев все мои обязанности будут светскими.

– Я уверена, что Вы справитесь с ними с Вашим обычным блеском.

О, Боже, надеюсь, что нет. – Не думаю, что блеск – это именно то, чего ждёт от меня моя тётя леди Форпатрил; а именно она отвечает за все свадебные мероприятия. Скорее, «заткнись и делай то, что тебе сказано, Майлз». Но кстати, о документах – а как дела с Вашими? Дело с состоянием Тьена улажено? Вы перевели опеку над Никки на себя с тьеновского кузена?

– Василия Форсуассона? Да, благодарение богу, с этим не было никаких проблем.

– Да, а что же тогда всё вот это? – Майлз кивнул на приведенный в беспорядок стол.

– Я планирую свой курс обучения в университете на следующую сессию. Начать этим летом я опоздала, так что приступлю к занятиям осенью. Такое богатство выбора. Я чувствую, что так мало обо всём знаю.

– Образование – это ваша первая, а не последняя цель.

– Полагаю, да.

– И что Вы выберете?

– О, я начну с основ – биология, химия… – её лицо прояснилось. – Один настоящий курс садоводства. – Она показала на свои бумаги. – На оставшуюся часть лета я хотела бы найти какую-нибудь оплачиваемую работу. Мне бы не хотелось полностью зависеть от милости моих родственников, хотя бы в отношении карманных денег.

Похоже, вот она – та самая брешь, которую искал Майлз. Но тут его взгляд остановился на чём-то вроде красного керамического вазона, водружённого на деревянное обрамление высокой садовой клумбы. Посреди него торчал, пробиваясь из земли, красно-бурый комок неясных очертаний, напоминающий петушиный гребень. То ли это самое, о чём он подумал…

– Это случайно не Ваш старый бонсай скеллитум? – указал он на вазон. – Он выжил?

– Да, по крайней мере он дал начало новому скеллитуму, – улыбнулась она. – Большая часть фрагментов старого растения погибла при перевозке с Комарра, но один принялся.

– У Вас талант выращивать всякую зелень – хотя, поскольку это барраярское растение, полагаю, его трудно назвать зелёным, не так ли?

– Ну, зелёным он бывает только если серьёзно болен.

– Давайте поговорим о садах. – Как бы теперь это сделать, чтобы не пришлось потом прикусить язык?

– По-моему, во время всей этой неразберихи я не так и не успел сказать Вам, насколько меня впечатлили все эти проекты садов, увиденные на Вашем домашнем комме.

– О,– улыбка сбежала с её лица, она пожала плечами. – Это не что-то стоящее. Просто безделушка.

Ладно. Не стоит без необходимости тревожить недавнее прошлое, пока время не сгладит острые грани воспоминаний.

– Я тогда успел бросить взгляд на Ваш барраярский сад – тот, где одни лишь местные виды. Никогда не видел ничего подобного.

– Их здесь дюжины. Некоторые провинциальные университеты содержат такие сады как наглядные пособия по биологии для своих студентов. На самом деле эта идея не оригинальна.

– Ладно, – упорно продолжал он, поднимаясь словно рыба против потока её самоуничижения, – а я думаю, что это превосходно и заслуживает большего, чем оставаться просто виртуальным садом. У меня есть один пустующий участок, вот, смотрите…

Майлз разгладил свой рулон кальки – на нём оказалась план квартала, занятго особняком Форкосиганов. Он поставил палец на пустом квадрате с краю листа: – Рядом с нашим домом раньше стоял другой, но он был разрушен в период Регентства. Имперская СБ не разрешила там ничего строить – это место служило зоной безопасности. Там нет ничего, кроме какой-то тощей травы и пары деревьев, неизвестно каким образом переживших любовь СБ к свободным линиям огня. Там наискось проходят дорожки, их протоптали люди, срезая угол через этот участок – тут СБ всё же уступила и дала посыпать их гравием. Ужасно скучный кусок земли… – такой скучный, что до сих пор он о нём и не думал.

Она наклонила голову, следя за его рукой, прикрывшей часть схемы. Её длинный палец потянулся проследить тонкую дугу, но тотчас застенчиво отдёрнулся. Он задался вопросом, какие же возможности она здесь видит.

– И я думаю, – продолжал он отважно, – что было бы отличной идеей создать здесь Барраярский сад – исключительно из местных разновидностей, – открытый для публики. Своего рода подарок от семейства Форкосиганов городу Форбарр-Султане. С водопадами, как в Вашем проекте, и дорожками, и скамьями, и прочими цивилизованными вещами. И аккуратные небольшие бирки с надписями на всех растениях, чтобы как можно больше людей могло изучать прежнюю экологию и всё такое. – Так: искусство, благотворительность, образование – что он ещё не включил в эту приманку? Ах да, деньги. – Это удачная возможность для Вас, раз Вы думаете о работе на лето, – удача, ха!, посмотри и выясни, оставляю ли я что-нибудь на волю случая, – и я думаю, Вы – идеальная кандидатура для его осуществления. Чтобы спроектировать этот сад и наблюдать за его созданием. Я мог бы предоставить Вам неограниченный… гм… щедрый бюджет и, разумеется, жалование. Вы сможете нанимать рабочих и покупать то, что необходимо.

Ей приходилось бы почти ежедневно посещать Дом Форкосиганов и частенько советоваться с проживающим там лордом. Со временем шок от смерти её мужа смягчится, она будет готова отложить в сторону налагающий на неё столько ограничений формальный вдовий наряд, и тут же каждый свободный фор-холостяк в столице объявится у неё на пороге. Но к этому моменту Майлз сумеет сосредоточить её привязанность на себе, что позволит ему бороться с наиболее блестящими конкурентами. Было бы слишком поспешно – ужасно слишком скоро – пытаться затронуть ухаживанием её раненое сердце; он абсолютно ясно мог прочесть это в её мыслях, хотя его собственное сердце и рыдало над крушением этой надежды. Однако честная деловая дружба могла бы, конечно, обойти её защиту…

Её брови взлетели; она неуверенно коснулась пальцем изящных, бледных, не накрашенных губ. – Это именно то, чему мне хотелось бы научиться. Но пока я этого не умею…

– Набирайте опыт, работая, – немедленно ответил Майлз. – Ученичество. Учиться, пока делаешь. Вы должны когда-нибудь начать. И Вы не можете начать быстрее, чем сейчас.

– Но что, если я совершу какую-то ужасную ошибку?

– Я думаю, это будет длительный проект. Энтузиасты-планировщики постоянно изменяют свои сады. Наверное, им надоедает один и тот же постоянный вид Так что если Вам впоследствии придут в голову лучшие идеи, Вы всегда сможете пересмотреть первоначальный план. Это обеспечит разнообразие.

– Я не хочу тратить впустую Ваши деньги.

Майлз твёрдо решил, что если она когда-то станет леди Форкосиган, ей придётся отказаться от этой причуды.

– Вы не должны решать прямо сейчас…, – промурлыкал он и поперхнулся. Следи за тоном, парень. Только о деле. – Почему бы Вам не приехать в особняк Форкосиганов завтра, обойти это место самой и посмотреть, какие мысли оно у Вас вызовет. Вы и правда не сможете что-либо сказать просто глядя на чертёж. А потом мы сможем позавтракать и обговорить те проблемы и возможности, которые Вы увидите. Логично?

Она моргнула. – Да, конечно. – Её любопытная рука снова двинулась в сторону плана.

– В какое время я смогу заехать за Вами?

– Когда Вам удобно, лорд Форкосиган. О, простите, беру свои слова назад. После двенадцати – тогда моя тётя вернётся с утренних занятий и сможет побыть с Никки.

– Отлично! – Да, как бы Майлз ни любил сына Катерины, но он полагал, что мог бы обойтись без помощи энергичного девятилетнего мальчика в этом деликатном танце. – Договорились. В двенадцать ровно. – И спохватившись, он добавил: – И как, Никки пока нравится Форбарр-Султана?

– Кажется, ему нравится этот дом и его комната. Думаю, он слегка заскучает, если ему придётся ждать до начала школьных занятий, чтобы познакомиться со сверстниками.

Не следовало бы исключать Николая Форсуассона из расчётов. – Я надеюсь, что ретро-гены привились, и ему больше не грозит развитие симптомов дистрофии Форзонна?

Улыбка глубокого материнского удовлетворения смягчила её лицо.

– Верно. Я так довольна. Здешние доктора в клинике Форбарр-Султаны сообщили мне, что он получил очень чистую и законченную клеточную коррекцию. Дальше будет так же, как если бы он вообще не унаследовал мутации. – Она поглядела на него. – Я чувствую себя, как будто с меня упало полтонны веса. Кажется, я могу летать.

И должна.

В этот момент появился Никки собственной персоной, держа в руках тарелку с печеньем и вроде как сопровождая госпожу Фортиц, несущую чайник и чашки. Майлз и Катерина поспешили очистить место на столе

– Привет, Никки, – сказал Майлз.

– Здравствуйте, лорд Форкосиган. Это Ваш лимузин перед домом?

– Мой.

– Ну и корыто. – Наблюдение, высказанное без презрения, лишь как свидетельство интереса.

– Знаю. Это пережиток времён регентства моего отца. Он бронированный и жутко тяжёлый.

– О, да? – интерес Никки подскочил. – В него когда-нибудь стреляли?

– Ну, вряд ли именно в этот…

– Ух!

Когда Майлз видел Никки в последний раз, лицо мальчика было окаменевшим и бледным: он подносил свечу к возжиганию в честь своего отца и явно беспокоился о правильном выполнении этой детали церемонии. Теперь он выглядел значительно лучше – живое лицо, сверкающие карие глаза. Госпожа Фортиц села и разлила по чашкам чай, и на какое-то время беседа перешла на общие темы.

Вскоре стало ясно, что интерес Никки относился скорее к еде, а не к гостю его матери; он отклонил лестное предложение попить чай вместе со взрослыми, и, ухватив с разрешения двоюродной бабушки несколько печений, опять убежал в дом к своим прежним занятиям. Майлз попробовал вспомнить, с какого возраста друзья его собственных родителей перестали казаться ему самому просто предметами обстановки. Конечно, кроме военных в свите моего отца, они-то всегда приковывали мое внимание. Но на армии Майлз был помешан с тех пор, как научился ходить. Никки так же сходит с ума по скачковым кораблям, и вероятно, заинтересовался бы скачковым пилотом. Может, Майлз мог бы раздобыть одного такого для удовольствия Никки. Но пилот должен быть удачно женат, уточнил он сам себе.

Он положил свою приманку на стол, а Катерина взяла её; пришло время уходить, пока всё складывалось по его плану. Но он точно знал, что она уже отвергла одно преждевременное предложение снова выйти замуж, причём пришедшее с совсем неожиданной стороны. Наткнулся ли уже на неё кто-то из мужчин Форбарр-Султаны (а их здесь в избытке)? Столица кишела молодыми офицерами, делающими карьеру чиновниками, агрессивными предпринимателями, людьми с амбициями, богатством и высоким статусом – всех их притягивало сердце империи. А соотношение численности мужчин и женщин в этом поколении составляло пять к трём. Их родители, питая безумную страсть к рождению сыновей-наследников, слишком часто использовали галактическую технологию выбора пола ребёнка, и те самые долгожданные сыновья – современники Майлза – в результате получили в наследство проблемы в подборе себе пары. Стоит нынче зайти на любой официальный приём в Форбарр-Султане, и, несомненно, обнаружишь в воздухе чертовски много тестостерона пополам с алкогольными парами.

– У вас уже были гости, Катерина?

– Я приехала только неделю назад.

Это не означало ни да, ни нет.

– Полагаю, холостяки скоро возьмут вас в осаду. – Стоп, он не хотел переводить беседу на эту тему…

– Безусловно, – она одернула своё чёрное платье, – это удержит их в стороне. Если у них есть хоть какое-либо представление о приличиях.

– М-м, я не был бы так уверен. Светская жизнь сейчас довольно интенсивна…

Она покачала головой и бесцветно улыбнулась.

– Для меня это не важно. Я десять лет была… была замужем. И мне не нужно повторять этот опыт. Я охотно оставляю всех ухажёров другим женщинам; пусть пользуются и моей долей.– Непреклонное выражение на её лице подчёркивали и нетипично твёрдые нотки в голосе. – Я не совершу одной ошибки дважды. Я никогда не выйду замуж ещё раз.

Майлз сумел не вздрогнуть и выдавил из себя сочувствующую, заинтересованную улыбку в ответ на её доверие. Мы просто друзья. Я не подгоняю Вас, нет, нет. Нет необходимости воздвигать вашу оборону, миледи, только не от меня.

Он не мог силой заставить ситуацию развиваться быстрее; любые его действия лишь ухудшили бы её. Вынужденный удовлетвориться тем прогрессом, какого достиг в этот раз, Майлз допил свой чай, обменялся ещё парой шутливых реплик с обеими дамами и откланялся.

Пим поспешил открыть дверь лимузина перед Майлзом, сбежавшим вниз одним прыжком сразу через три ступеньки. Он бросился на пассажирское место и, как только Пим устроился на водительском сидении, подал размашистый знак рукой: – Домой, Пим.

Пим вырулил на улицу и мягко спросил: – Всё прошло хорошо, милорд?

– В точности, как я планировал. Она придёт в Резиденцию Форкосиганов завтра на ленч. Как только приедем домой, я хочу, чтобы ты позвонил в службу озеленения – пусть сегодня же вечером пригонят свою бригаду и еще раз пройдутся по участку. И скажи – нет, я сам поговорю с Матушкой Кости. Завтрак должен быть… да, изящным. Айвен говорит, женщинам всегда нравится поесть. Но не очень тяжёлым. Вино – интересно, она будет пить вино днём? Полагаю, возможно. Как она захочет. И чай, если она не предпочитает вино, я знаю – чай она пьёт. Нет, вычеркни вино. Вызови команду уборщиков, и надо снять все чехлы с мебели на первом этаже – нет, со всей мебели. Я хочу устроить ей экскурсию по дому, пока она ещё не догадывается… Нет, подожди. Я предполагаю… если бы это место было в ужасном холостяцком беспорядке, это могло бы вызвать у неё жалость. Может, вместо этого стоит усилить беспорядок – стратегически накопленные немытые стаканы, непонятные очистки фруктов под диваном – молча взывающие: «На помощь! Сделайте что-нибудь и спасите беднягу…» – или это, наоборот, её оттолкнет? Как ты думаешь, Пим?

Пим рассудительно сжал губы, словно размышляя, не входит ли в его обязанности оруженосца избавить своего лорда от манеры устраивать подобный балаган. Наконец он сказал осторожным тоном: – Если бы я мог говорить за всех, живущих в этом доме, я подумал бы, что нам стоит попытаться произвести хорошее впечатление. При сложившихся обстоятельствах.

– Ох. Верно.

Майлз затих на несколько секунд, глядя в окно, пока они продирались сквозь переполненные городские улицы за пределы университетского района, сквозь запутанный, как лабиринт, кусок Старого Города, выезжая к особняку Форкосиганов. Когда он снова заговорил, маниакальная весёлость покинула его голос, сделавшийся холоднее и суровее.

– Мы заедем за ней завтра ровно в двенадцать. Ты сядешь за руль. И ты всегда будешь за рулём, когда в машине госпожа Форсуассон или её сын. Отметь это на будущее в своём списке обязанностей.

– Да, милорд, – нарочито лаконично добавил Пим. – К Вашим услугам.

Нерегулярные припадки оказались последним сувениром, доставшимся капитану Имперской безопасности Майлзу Форкосигану от десятилетия военной службы. Ему повезло: он вышел из криокамеры – живым и с неповреждённым рассудком; Майлз точно знал, что многие заплатили за это не столь дёшево. Везение и то, что он уволен с Императорской Службы по медицинским показаниям – а не похоронен с почестями, как последний в своём славном роду, и не вынужден вести растительное существование… Стимулятор припадков, который ему вживили военные медики, чтобы избавить от конвульсий, весьма далёк от настоящего лечения, хотя считалось, что он предотвращает случайное появление припадков. Майлз водил машину и флаер – но только в одиночку. Он никогда не брал к себе пассажиров. Обязанности Пима как денщика включали в себя и медицинскую помощь; он уже был свидетелем достаточного количества тревожных приступов Майлза, чтобы быть благодарным своему лорду за такой нетипичный порыв уравновешенности.

Уголок рта Майлза изогнулся в улыбке. Через несколько секунд он спросил: – А как ты когда-то завоевал нынешнюю Матушку Пим? Произвёл на неё самое лучшее впечатление?

–Это было почти восемнадцать лет назад. Детали уже несколько размылись, – Пим слегка улыбнулся. – Я тогда был старшим сержантом, прошёл расширенные курсы Имперской Безопасности и был назначен в охрану замка Форхартунг. А она работала там в архивах. Я думал тогда, что уже повзрослел и мне пришло время остепениться… хотя не уверен, что эту идею вложила в мою голову не она. Теперь она утверждает, что первая меня поймала.

– А, симпатичный мужчина в форме, понятно. Это всегда срабатывает. А почему ты решил выйти в отставку и перейти на службу к графу Эйрелу?

– Ну, это казалось правильным шагом. У нас только что родилась младшая дочь, а я отслужил мои первые двадцать и нужно было решать, продлевать ли контракт или выйти в отставку с имперской службы. Семья моей жены жила здесь, здесь её корни, и ей не очень нравилось постоянно переезжать, с детишками на буксире. Капитан Иллиан знал, что я уроженец Округа, и был так добр подсказать мне, что среди оруженосцев Вашего отца есть свободное место. Он и дал мне рекомендацию, когда я решился. Я подумал, работа графского оруженосца – более оседлая, подходящая для семейного человека.

Лимузин подъехал к Дому Форкосиганов; дежурный капрал Имперской Безопасности открыл для них въезд, Пим въехал в ворота и поднял колпак машины.

– Спасибо, Пим, – произнёс Майлз и, заколебавшись, добавил: – Можно тебя на пару слов, по секрету?

Пим принял внимательный вид.

– Когда тебе случится общаться с оруженосцами из других Домов… Я буду признателен, если не будет упомянуто имя госпожи Форсуассон. Мне не хотелось бы, чтобы оно было темой для докучливой сплетни, и э-э… её дела не касаются всех и каждого, и тем более – чьих-то младших братьев, правда ведь?

– Верный оруженосец не сплетничает, – натянуто произнёс Пим.

– Нет, конечно, нет. Извини, я не имел в виду, что… словом, извини. Как бы то ни было. И вот ещё что – видишь ли, я и сам сказал немного лишнего; в действительности я не ухаживаю за госпожой Форсуассон.

Пим попытался выглядеть должным образом бесстрастно, но на его лицо всё же прорвалось обескураженное выражение.

– Я имею в виду, формально, – торопливо добавил Майлз. – Пока ещё нет. У неё совсем недавно было… трудное время, я не хотел бы её… спугнуть, что ли. Боюсь, любые преждевременные заявления с моей стороны будут бедственны. Это вопрос времени. Мой девиз – сдержанность, если ты понимаешь, о чём я.

Пим сделал попытку сдержанно, но благожелательно улыбнуться.

– Мы всего лишь добрые друзья, – повторил Майлз. – Ну, собираемся ими стать.

– Да, милорд. Понимаю.

– А, ладно. Спасибо. – Майлз вылез из лимузина, и, направляясь в дом, бросил через плечо: – Найди меня на кухне, когда поставишь автомобиль в гараж.

Катерина стояла посреди пустого пятачка травы, и в её голове кипели сады.

– Стоит выкопать поглубже вон там, – указала она, – и высыпать это на той стороне, и будет достаточный наклон для потока воды. И небольшая стена там, чтобы убрать уличный шум и усилить эффект. И изгибающаяся дорожка, – она качнулась в сторону, чтобы не столкнуться с лордом Форкосиганом, с улыбкой глядевшим на неё, спрятав руки в карманах серых брюк. – Или Вы предпочли бы что-то более геометрическое?

– Извините? – моргнул он.

– Это вопрос эстетики.

– Я, хм… эстетика – не моя область компетенции, – признал он печально, как будто подозревал, что это для неё новость.

Она обвела руками контур проектируемого ландшафта, словно пытаясь вызвать всё сооружение из воздуха.

– Вы хотите создать иллюзию естественного уголка Барраяра, которого не коснулась рука человека, с водопадами и ручьями, кусочек дикой природы в городе – или скорее что-то вроде метафоры, с барраярскими растениями между ярко выделенных искусственных линий – вероятнее всего, в бетоне. С водой и бетоном можно делать действительно замечательные вещи.

– А что лучше?

– Вопрос не в том, что лучше, а в том, что Вы хотите этим сказать.

– Я рассматривал это не как политическое заявление, а как подарок.

– Ваш сад будет политическим заявлением, хотите Вы того или нет.

Уголки его губ дрогнули, выражая согласие со сказанным. – Мне надо это обдумать. Но Вы не сомневаетесь, что с этим местом стоит кое-что сделать?

– О, конечно, – Два земных дерева, по-видимому, случайно выросшие на этом пустыре, нужно будет убрать. Серебристый клён сгнил в сердцевине, и его было не жалко, а вот вполне здоровый молодой дубок можно попробовать пересадить. Терраформированный верхний слой дёрна тоже нужно использовать повторно. Её руки дрогнули от желания начать копать почву прямо здесь. – Необычно, что такое место сохранилось в центре Форбарр-Султаны. – На противоположной стороне улицы вздымалось вверх дюжиной этажей коммерческое офисное здание. К счастью, оно стояло севернее и не заслоняло большую часть солнечного света. Шипели и ревели винты машин, непрерывным потоком движущихся по плотно забитой улице через верхнюю часть квартала – ее она мысленно отгородила стеной. На противоположной стороне парка уже стояла высокая каменная стена, увенчанная железными остриями; верхушки деревьев, видные поверх неё, наполовину скрывали большой дом – центр этого квартала.

– Я бы пригласил Вас присесть, пока я это обдумываю, – сказал лорд Форкосиган, – но Имперская Безопасность никогда не позволяла ставить здесь скамьи – им не очень-то хотелось поощрять прогулки вокруг дома регента. Давайте так: Вы составите на Вашем домашнем комме проекты обоих типов ландшафта и принесёте их мне для обзора. А пока пойдём к дому? Я думаю, моя кухарка скоро приготовит завтрак.

– О… да… – бросив только один прощальный взгляд на восхитительные возможности, Катерина позволила себя увести.

Они прошли через парк. С одного краю прикрывающей вход в дом Форкосиганов серой стены располагалась железобетонная проходная, занимаемая охранником CБ в зелёном мундире. Он набрал код, отпирающий железные ворота для маленького Лорда Аудитора и его гостьи, и наблюдал, как они прошли, коротко отдав честь в ответ на приветственное «спасибо» Форкосигана и любезно улыбаясь Катерине.

Мрачный каменный особняк возвышался перед ними, в четыре этажа и два главных крыла. Казалось, десятки окон сердито смотрят на них. Короткий полукруг дорожки вился вокруг блестящего свежего пятна зелени и под портиком, скрывающим резные двойные двери между высоких узких окон.

– Дому Форкосиганов около двухсот лет. Его построил мой пра-пра-прадедушка, седьмой граф, в момент исторически нетипичного процветания нашей семьи, завершившегося, среди прочего, и созданием этого особняка, – бодро рассказывал ей лорд Форкосиган. – Его построили вместо разрушающейся родовой крепости в центре столицы, в старом районе караван-сарая – и как мне кажется, вовремя.

Он протянул руку к сенсорному замку, но прежде, чем Майлз успел его коснуться, двери беззвучно распахнулись. Он удивлённо приподнял брови и с поклоном пригласил её войти.

Два охранника в коричневой с серебром ливрее Форкосиганов стояли по стойке «смирно» на часах у входа в отделанный чёрным и белым камнем вестибюль. Третий мужчина в ливрее, Пим – рослый водитель, виденный ею, когда Форкосиган заезжал за ней в прошлый раз, – обернувшись от пульта дверной защиты, тоже встал навытяжку перед своим лордом. Катерина была ошеломлена. Когда они познакомились на Комарре, она не заметила, чтобы Форкосиган до такой степени придерживался традиционных форских формальностей. Хотя не абсолютно строго – вместо серьёзной невыразительной бесстрастности высокие охранники улыбались, дружелюбно и приветливо.

– Спасибо, Пим, – машинально ответил Форкосиган и замолчал. Поглядев на них в ответ и вопросительно изогнув бровь, он прибавил: – Я думал, что ты был в ночной смене, Ройс. Почему ты не спишь?

Более высокий и молодой из охранников, ещё сильнее вытянувшись по стойке «смирно», пробормотал: – Милорд…

– «Милорд» – не ответ, а уход от ответа, – сказал Форкосиган скорее тоном констатации, чем осуждения. Охранник рискнул слегка улыбнуться. Форкосиган вздохнул и отвёл от него взгляд. – Госпожа Форсуассон, разрешите мне представить прочих оруженосцев дома Форкосиганов, предоставленных в настоящее время в мое распоряжение – оруженосец Янковский, оруженосец Ройс. Госпожа Форсуассон.

Она обернулась к ним, и оба охранника наклонили голову в ответ, пробормотав «Госпожа Форсуассон» и «К Вашим услугам, мадам».

– Пим, дай матушке Кости знать, что мы здесь. Спасибо, джентльмены, это всё, – добавил Форкосиган с особенным ударением.

С ещё более сдержанными улыбками они отступили назад. Позади остался голос Пима: «Ну вот, что я говорил…» – но что бы он ни стал разъяснять своим товарищам, расстояние быстро приглушило его слова до непонятного бормотания.

Форкосиган потёр губы, возвращаясь к выражению гостеприимной сердечности, и снова повернулся к ней.

– Не хотели бы Вы совершить экскурсию по дому перед завтраком? Многие находят в этом исторический интерес.

– Я не хотела бы беспокоить Вас, лорд Форкосиган. – Лично она думала, что это будет просто очаровательно, но ей не хотелось бы уподобиться хлопающей глазами провинциалке.

Его рот тревожно дрогнул, но он быстро вернулся к искреннему радушию: – Никакого беспокойства. Если быть точным, одно удовольствие. – Пристальный взгляд, брошенный им на неё, был странно настойчив.

Ему хотелось, чтобы она согласилась? Возможно, он очень гордился своим владением. —Тогда спасибо. Мне бы это очень понравилось.

Он ждал именно такого ответа. Жизнерадостность вернулась к нему, и он немедленно повёл её влево. Официальный вестибюль уступил место замечательной библиотеке, занимающей всё крыло целиком; ей пришлось спрятать руки в карманы жакета – иначе она не удержалась бы от того, чтобы запустить их в старые печатные книги в кожаных переплётах, заполняющие комнату от пола до потолка. Он провёл её через стеклянные двери в конце библиотеки в сад с задней стороны дома, где несколько поколений садовников явно почти не оставили места для каких-либо усовершенствований. Ей показалось, что она по локоть бы могла запустить руки в этот многолетний пласт почвы. Явно для того, чтобы показать всё полностью, он повёл её в противоположное крыло и в огромный винный подвал, заставленный продукцией различных ферм округа Форкосиганов. Они прошли через полуподвальный гараж. Там стоял сверкающий бронированный лимузин, а в углу приткнулся блестящий красный флаер.

– Это Ваш? – догадалась Катерина, кивая на флаер.

Его ответ был необычно краток: – Да. Но я больше не летаю.

О. Да. Его припадки. Ей хотелось дать себе пинка. Опасаясь, что некая запутанная попытка извиниться может только ухудшить положение, она покорно проследовала за ним через огромный и благоухающий комплекс кухни. Там Форкосиган официально представил её своей знаменитой кухарке, пухлой женщине средних лет по имени Матушка Кости. Та широко улыбнулась Катерине и пресекла все попытки своего лорда опробовать готовящийся ланч. Матушка Кости однозначно дала понять, что, по её мнению, её обширные таланты используются слишком мало – «но сколько может съесть один маленький человечек, в конце концов? Ему стоило бы приводить в дом больше гостей; надеюсь, Вы скоро станете приходить к нам почаще, госпожа Форсуассон».

Матушка Кости мягко выпроводила их обратно, и Форкосиган провёл Катерину через изумительную анфиладу официальных комнат для приёма снова в выложенный плиткой вестибюль.

– Это – общественные области, —сказал он ей. – А второй этаж – целиком моя личная территория. – С захватывающим энтузиазмом он потащил её наверх по изгибающейся лестнице, чтобы похвастаться собственными апартаментами, где раньше, по его заверениям, проживал сам знаменитый генерал граф Пётр Форкосиган. Он специально показал ей, какой превосходный вид на задний сад открывается из окна его гостиной.

– Есть ещё два этажа плюс чердаки. Чердаки Дома Форкосиган – это нечто, на что стоит посмотреть. А Вам хотелось бы? Хотелось бы Вам взглянуть на что-то определённое?

– Я не знаю, – сказала она, чувствуя себя слегка ошарашенной. – Вы здесь выросли? – Она оглядела хорошо обставленную гостиную, пытаясь представить здесь маленького Майлза, и решить, стоит ли ей быть благодарной ему за то, что он остановил экскурсию и не повёл её через свою спальню, видимую сквозь последнюю дверь.

– Первые пять лет моей жизни мы фактически жили в Императорском дворце вместе с Грегором, – ответил он. – Мои родители и дед были в некоторых, гм… разногласиях в первые годы регентства, потом они помирились, как раз когда Грегор отправился учиться на подготовительные курсы при Академии. А мои родители вернулись сюда и заняли третий этаж – так же как я сейчас занимаю второй. Привилегия наследника. Несколько поколений лучше всего уживаются в одном доме, если это очень большой дом. Мой дед занимал эти комнаты до самой своей смерти, мне тогда было около семнадцати. А у меня была комната на этаже моих родителей, только в другом крыле. Они выбрали её для меня, потому что Иллиан сказал, что там самый неудачный угол обстрела… гм, и хороший вид на сад, разумеется. – он обернулся и показал в ту сторону, улыбнувшись через плечо, а затем вывел её из комнаты, наверх по другой лестнице, за углом, в направлении длинного зала.

Из окон комнаты, куда они пришли, открывался действительно хороший вид на сад, но любые следы маленького Майлза были стёрты. Теперь это стало элегантной комнатой для гостей, безликой – если не считать той индивидуальности, что отличала дом в целом.

– И как долго Вы здесь жили? – спросила она, оглядевшись.

– Практически до прошлой зимы. Я переехал вниз после отставки по болезни. – Его подбородок дёрнулся в привычном возбуждённом тике. – В течение последних десяти лет я служил в Имперской Безопасности и бывал дома так редко, что мне никогда не требовалось большего.

– По крайней мере, здесь есть собственная ванная. В этих домах Периода Изоляции иногда… – она осеклась, так как за дверью, которую она небрежно открыла, оказался гардероб. В ванную, должно быть, вела дверь рядом. Автоматически зажёгся мягкий свет

Гардероб увешан форменными мундирами – старыми военными формами лорда Форкосигана, как она определила по размеру и превосходному покрою. В конце концов, стандартно пошитая форма ему не подходила. Она узнала чёрную форму, повседневный и парадный зеленые имперские мундиры, и сверкающее великолепие официального красно-синего дворцового мундира. Штабель обуви стоял на страже, заполняя помещение от стены до стены. Всю одежду и обувь вычистили перед тем, как убрать, но тёплый воздух замкнутого помещения, дуновение которого ласково коснулось её лица, весь пропитался его запахом. Она ошеломлённо вдохнула этот армейски-мужской аромат. Этот запах, казалось, проникал из её носа непосредственно в тело, минуя мозг. Лорд Форкосиган шагнул к ней, встревоженно глядя на её лицо; хорошо подобранный запах его парфюмерии, который она почувствовала ещё в прохладном воздухе его лимузина, чисто мужской пряный цитрусовый запах, был внезапно усилен его близостью.

Это первый момент непроизвольной чувственности, который она ощутила с момента смерти Тьена. И за много лет до его смерти. Это смущало её, одновременно успокаивая; в конце концов, жива я ниже шеи или нет? Она внезапно поняла, что эта комната – спальня.

–А это что? – Она удержала голос от писка и протянула руку к вешалке с незнакомой серой униформой: тяжёлая короткая куртка с эполетами, изобилием закрытых карманов и белой отделкой, и такие же брюки. Шевроны на рукавах и соответствующие им петлицы на воротнике говорили о незнакомом ей звании, но ей показалось, их достаточно много. Ткань создавала странное ощущение несгораемой, присущее только по-настоящему дорогому полевому обмундированию.

Его улыбка смягчилась. – Ах да, вот эта… – он снял куртку со схваченной ею вешалки и взял в руки. – Вы никогда не встречались с адмиралом Нейсмитом, да? Он был моей любимой маской тайного галактического спецагента. Он – я – годами возглавлял Свободный Флот Дендарийских наёмников по заданию Имперской Безопасности.

– Вы изображали галактического адмирала…?

– … лейтенант Форкосиган, да? – кисло закончил он фразу. – Это начиналось как притворство. Я сделал это реальным.

Уголок его рта дёрнулся и, пробормотав «почему бы и нет?», он повесил куртку на ручку двери и снял свой серый китель, оставшись в дорогой белой рубашке. В наплечной кобуре слева – она и не предполагала, что он её носит – находилось ручное оружие. Он вооружён, даже здесь? Это оказался лишь мощный парализатор, но он, похоже, носит его так же привычно, как и рубашку. Вот, значит, что приходится надевать каждый день, если ты Форкосиган.

Он повесил китель на вешалку и натянул куртку; брюки от костюма так близко соответствовали ей по цвету, что не стоило даже надевать вторую часть формы, чтобы произвести такой эффект или усилить это представление. Он подтянулся и сделался сам не похож на себя, каким она видела его прежде: расслабленный, вытянувшийся, каким-то образом заполняющий всё пространство вокруг себя, несмотря на небольшое тело. Одной рукой он небрежно опёрся о дверной косяк, и его кривая улыбка превратилась в нечто ослепительное. С совершенно невозмутимым видом и чётким акцентом бетанца, который, похоже, в жизни не слышал о самом понятии касты форов, он произнёс: – А, не позволяйте этому уныломугрязееду-барраярцу сбить Вас с толку. Держитесь меня, мадам, и я Вам покажу галактику.

Поражённая, Катерина отшатнулась.

Он дёрнул подбородком, всё ещё безумно усмехаясь, и стал застёгивать пуговицы. Его руки достигли талии мундира, поправили полу и замерли. Полы не сходились на пару сантиметров, а застёжки заметно тянули, даже когда он украдкой их подёргал. Он уставился вниз, так явно потрясенный подобным предательством, что Катерина подавила смешок.

Кинув на неё взгляд, он увидел, как она прищурилась от смеха, и грустная улыбка осветила его глаза в ответ. Его произношение вновь стало типично барраярским. – Я не надевал её больше года. Кажется, мы перерастаем наше прошлое многими способами. – Он стянул с себя форменную куртку. – Хм, ну, Вы видели мою кухарку. Еда для неё не работа, а священное призвание

– Наверное, эта штука села после стирки, – предложила она в попытке его утешить.

– Да благословит Вас бог за доброту. Нет. – Он вздохнул. – Глубокое прикрытие адмирала катастрофически нарушилось ещё до его гибели. Так что дни Нейсмита были так или иначе сочтены.

Он говорил об этой потере легкомысленным голосом, но она уже видела шрамы от иглогранаты на его груди. Её мысли вернулись к приступу, случившемуся с ним на её глазах на полу гостиной в тесной комаррской квартире, где они жили с Тьеном. Она помнила выражение его глаз после эпилептического припадка: замешательство, позор, беспомощный гнев. Этот человек выжимал из своего тела намного больше того, на что оно было способно, и явно верил, что одной лишь силой воли можно добиться чего угодно.

Значит, это возможно. На какое-то время. Тогда время ушло… нет, время продолжало свой путь. У времени нет никакого конца. Но ты приходишь к своему собственному концу, а время убегает мимо и покидает тебя. Годы, проведенные с Тьеном, преподали ей этот единственный урок.

– Пожалуй, стоит отдать всё это Никки для игр, – он небрежно указал на ряд мундиров. Однако его руки тщательно снова расправили куртку на вешалке, сняли с неё невидимую ниточку и повесили назад на место. – Пока они ему ещё подходят, и он достаточно молод, чтобы захотеть с ними играть. В будущем году, я думаю, он из них вырастет.

Она сглотнула. Наверное, это было бы непристойно. Безусловно, эти реликвии были для него жизнью и смертью. Что овладело им, заставляя верить, что это всего лишь детские игрушки? Она не знала, как заставить его отказаться от столь пугающего намерения – и не создать при этом впечатления, что она пренебрежительно относится к его предложению. Когда тишина грозила невыносимо затянуться, она неожиданно выпалила: – Вы бы хотели вернуться? Если бы могли?

Его пристальный взгляд обратился куда-то вдаль: – Ну, вот… вот какая странная штука. Я бы себя чувствовал змеёй, пытающейся заползти в свою сброшенную кожу. Я скучаю ежеминутно, но у меня нет никакого желания вернуться. – Он внимательно посмотрел на неё, сверкнув глазами: – Иглограната – поучительный опыт, как выяснилось.

Это, очевидно, его собственная шутка. Она не могла понять, чего ей сейчас больше хочется: по-настоящему его поцеловать или убежать с криком. Она заставила себя слабо улыбнуться.

Он накинул на плечи свой однотонный штатский китель, и зловещая наплечная кобура снова исчезла из вида. Плотно закрыв дверь, он повёл её по остальной части третьего этажа; он показал, где находились комнаты его отсутствующих родителей, но, к тайному облегчению Катерины, не предложил ей пройти туда. Она чувствовала бы себя ужасно странно, блуждая по личным апартаментам прославленных графа и графини Форкосиган, словно подглядывая за ними.

Они наконец вернулись на «его» этаж, в ярко освещённую комнату в конце главного крыла: он назвал её Жёлтой Гостиной и, очевидно, использовал как столовую. На маленьком столе был накрыт изысканный завтрак на двоих. Хорошо, а то она боялась, что ленч будет накрыт внизу, в той искусно отделанной панелями пещере со столом, за которым могло бы усесться сорок восемь человек – и даже вдвое больше, если выдвинуть рядом второй стол, хитро спрятанный за деревянной панелью. Как по какому-то невидимому сигналу, появилась матушка Кости с завтраком на сервировочной тележке: суп, чай, изящный салат из искусственно разводимых креветок, фруктов и орехов. Обслужив лорда и его гостью, она деликатно оставила их одних. Однако большой серебряный поднос с куполообразной крышкой, оставленный ею на тележке возле локтя лорда Форкосигана, обещал в дальнейшем массу восторгов.

– Это великий дом, – рассказывал лорд Форкосиган Катерине за едой, – но по ночам тут так тихо. Одиноко. Он не должен пустовать. Он должен снова наполниться жизнью, как когда-то в дни расцвета моего отца, – его тон был почти печален.

– Вице-король с супругой вернутся к императорской свадьбе, ведь так? Он будет полон народу к празднику Середины Лета, – подсказала она.

– О, да, они и вся их свита. Все здесь соберутся к бракосочетанию. – Он заколебался. – И в том числе мой брат Марк, стоит это учесть. Полагаю, я должен предупредить Вас относительно Марка.

– Дядя говорил, что у Вас есть клон. Это он… гм… оно?

– Оно – это бетанское обращение к гермафродиту. В этом же случае определённо следует говорить «он». Да.

– Дядя Фортиц не говорил, почему Вы – или Ваши родители? – решили завести клона; только – что были какие-то сложности и мне следует самой спросить у Вас. – Наиболее правдоподобным объяснением, так и просящимся на язык, было бы то, что граф Форкосиган хотел получить неповреждённую замену для своего искалеченного солтоксином наследника – но это, очевидно, совсем не тот случай.

– Это запутанная история. Мы и не собирались. Некие комаррцы, сбежавшие на Землю, создали его как часть излишне причудливого заговора против моего отца. Я полагаю, когда они не смогли произвести революцию военными методами, они решили попробовать что-то вроде дешевенькой биологической войны. Они заставили своего агента украсть образец моей ткани – это было не так уж трудно; я, когда был ребенком, прошёл через сотни вариантов лечения, тестов и биопсий – и отдали его одному из наименее щепетильных клонобаронов на Архипелаге Джексона.

– О боже. Но дядя Фортиц сказал, что Ваш клон не похож на Вас – потому что у него не было Вашей, гм, травмы до рождения? – Она коротко кивнула ему, но из вежливости не отвела глаз от его лица. Она уже столкнулась с его несколько ошибочной чувствительностью относительно его врождённых дефектов. Это тератогенное, а не генетическое повреждение, и он удостоверился, что она это понимает.

– Если бы это было так просто… Он начал расти, как ему было положено, и им пришлось его подгонять под мой рост. И фигуру. Это просто ужасно. Они намеревались добиться, чтобы он был неотличим от меня при осмотре, поэтому когда мне, например, заменили сломанные кости ног на синтетику, ему сделали такую же хирургическую операцию. Я точно знаю, как это болезненно. Они заставили его научиться выдавать себя за меня. За все эти годы, пока я рос единственным ребёнком в семье, у него развился самый ужасный комплекс соревнования с родным братом, какой Вы только можете представить. Нет, Вы подумайте: ему никогда не было позволено быть собой, он жил, постоянно – на самом деле, даже под угрозой пыток, – сравниваемый со своим старшим братом… Когда заговор провалился, он был на верном пути к тому, чтобы сойти с ума.

– Да уж, я думаю! Но… как Вы спасли его от комаррцев?

Он немного помолчал, затем сказал: – Он вроде как сам себя спас. Как только он попал в орбиту внимания нашей матери-бетанки – ну, Вы можете себе представить. У бетанцев очень чёткие и строгие убеждения относительно родительских обязанностей по отношению к клонам. Полагаю, это его чертовски ошеломило. Он знал, что у него есть брат – господь свидетель, его постоянно тыкали в это носом, – но родителей он не ожидал. Семья приняла его – полагаю, это простейший вариант объяснения. Он прожил на Барраяре некоторое время, а в прошлом году моя мать отослала его на Колонию Бета – посещать университет и проходить курс терапии под наблюдением моей бетанской бабушки.

– Это неплохо звучит, – сказала она, довольная, что эта причудливая история закончилась хорошо. Похоже, Форкосиганы держались друг друга.

– М-м, может быть. Сообщения от моей бабушки убеждают, что это было для него довольно сложно. Видите ли, у него есть навязчивая идея – абсолютно понятная – внешне отличаться от меня так, чтобы никто не смог нас когда-нибудь снова перепутать. Не подумайте неправильно, мне это очень нравится, я действительно считаю, что это прекрасная мысль. Но… он мог бы прибегнуть к пластической операции или коррекции фигуры, принимать гормоны роста, изменить цвет глаз, осветлить волосы, или ещё что-то… а вместо этого он решил сильно набрать вес. При моём росте это чертовски поражает. Я думаю, такой способ ему нравится. Он делает это нарочно, – он довольно задумчиво посмотрел на свою тарелку: – Я полагал, бетанская терапия могла бы ему с этим помочь, но как выяснилось – нет.

Какое-то движение с краю скатерти заставило Катерину вздрогнуть; почти взрослый чёрно-белый котёнок с самым решительным видом вскарабкался на край стола, цепляясь крошечными коготками, словно альпинистскими крючьями, и направился к тарелке Форкосигана. Тот рассеянно улыбнулся, выбрал пару креветок из остатков своего салата и положил их перед зверьком; тот урчал и мурлыкал, энергично жуя.

– Кошка, живущая у охранников, снова принесла котят, – объяснил он. – Я восхищаюсь их подходом к жизни, но они постоянно вертятся под ногами… – Он взял большую крышку с подноса и накрыл ею зверька, поймав его в ловушку. Неустрашимое мурлыканье отдавалось эхом под серебряным полушарием, словно звук мотора маленькой машины.

– Перейдём к десерту?

Серебряный поднос наполняли восемь различных разновидностей пирожных, столь волнующе красивых, что казалось преступлением перед эстетикой съесть их, не сделав предварительно видеозапись для потомства.

– О боже, – после долгой паузы она показала на одно, покрытое толстым слоем сливок и украшенное цукатами, будто драгоценными камнями. Форкосиган положил его на стоящую в ожидании тарелку и вручил ей через стол. Катерина заметила, что он сам посмотрел на пирожные с тоской, но не взял себе ни одного. Он вовсе не толстый, подумала она с негодованием; когда он изображал Адмирала Нейсмита, он, наверное, был почти истощён. Пирожное оказалось на вкус столь же замечательное, как и с виду…, и на какое-то время вклад Катерины в разговор прекратился. Форкосиган смотрел на неё, улыбаясь, очевидно, от переживаемого ею удовольствия.

Пока она подбирала вилкой последние молекулы сливок со своей тарелки, в холле раздались шаги и мужские голоса. Она узнала рокочущий голос Пима, говорящего: «… нет, милорд на совещании с новым парковым дизайнером. Я действительно не думаю, что было бы желательно его потревожить».

Растягивающий слова баритон ответил: – Да, Пим, да. Я его не тревожу. Я с официальным поручением от моей матери.

Выражение крайнего раздражения осветило лицо Форкосигана, он проглотил на полуслове какое-то приглушённое ругательство, произнесённое слишком тихо, чтобы его можно было разобрать.

Посетитель появился в дверном проёме Жёлтой Гостиной, и выражение лица Майлза быстро смягчилось.

Мужчина, которому Пим не смог помешать войти, оказался молодым офицером, высоким и поразительно красивым капитаном в зелёной армейской форме – темноволосым, со смеющимися карими глазами и ленивой улыбкой. Он замер, чтобы отдать Форкосигану полушуточный поклон со словами: – Привет тебе, о братец – Лорд Аудитор. Боже мой, уж не завтрак ли Матушки Кости я вижу? Скажи мне, что я не опоздал. Что-нибудь осталось? Могу я слизать крошки с тарелки? – Он сделал шаг в комнату, и его взгляд остановился на Катерине. – Ого! Представь меня своему парковому дизайнеру, Майлз!

Лорд Форкосиган произнёс, почти сквозь зубы: – Госпожа Форсуассон, позвольте познакомить Вас с моим беспутным кузеном, капитаном Айвеном Форпатрилом. Айвен – госпожа Форсуассон.

Не устрашённый этим неодобрительным вступлением, Форпатрил усмехнулся, низко склонился к её руке и поцеловал. Его губы задержались на одно лишнее мгновение, но по крайней мере они сухие и тёплые, и ей не пришлось преодолевать невежливый порыв вытереть руку об юбку, когда он наконец выпустил её: – И Вы принимаете заказы, госпожа Форсуассон?

Катерина была не совсем уверена, удивлена она или оскорблена его весёлым хитрым взглядом, но удивление казалось ей более безопасной реакцией. Она позволила себе слегка улыбнуться: – Я только начинаю.

Лорд Форкосиган вставил: – Айвена живет в квартире. По моему, у него на балконе стоит цветочный горшок, но, как я видел в последний раз, его содержимое погибло.

– Это было зимой, Майлз. – Тут Айвена отвлекло слабое мяуканье из-под стоящей поблизости серебряной полукруглой крышки. Он посмотрел на крышку, с любопытством приподнял её с одной стороны и со словами «а, один из этих» опустил обратно. Он обошёл вокруг стола, обнаружил чистую десертную тарелку, блаженно улыбнулся и обеспечил себя двумя пирожными и вилкой, остававшейся на тарелке его кузена. Вернувшись на пустое место напротив, он расположил на столе свои трофеи, подтянул к себе стул и сел между лордом Форкосиганом и Катериной. Прислушавшись к протестующему мяуканью, всё громче раздающемуся из-под крышки, он вздохнул, извлёк пленённого котёнка, устроил его у себя на коленях поверх тонкой тканой салфетки и занял делом, измазав щедрой порцией крема его лапки и мордочку.

– Я не хотел бы мешать вам, – добавил он сквозь первый прожёвываемый кусок.

– Мы уже всё закончили, – сказал Форкосиган. – А зачем ты здесь, Айвен? – Он добавил сквозь зубы: – И почему это три телохранителя не смогли тебя задержать? Или мне стоит отдать им приказ стрелять на поражение?

– Моя мощь велика, поскольку моё дело правое, – сообщил Форпатрил. – Моя мать прислала меня к тебе со списком поручений для тебя длиной с мою руку. С примечаниями. – Он извлёк из кителя пачку свёрнутых бумаг и помахал ею перед кузеном; котёнок перевернулся на спину и стал бить по бумагам лапами, а Айвен, развлекаясь, отдёрнул их: – Кис-кис-кис…

– Твое упорство несгибаемо, поскольку ты больше боишься своей матери, чем моей охраны.

– Как и ты сам. И твоя охрана тоже, – заметил лорд Форпатрил, отправляя в рот ещё один кусок десерта.

Форкосиган проглотил непроизвольный смех, затем его взгляд снова сделалсятал серьёзен. – А… Госпожа Форсуассон, я вижу, что мне будет сейчас необходимо этим заняться. Возможно, нам лучше на сегодня закончить. – Он виновато улыбнулся ей и отодвинул свой стул.

Несомненно лорду Форкосигану необходимо обсудить важные вопросы безопасности с молодым офицером.

– Конечно. Гм, приятно было познакомиться с Вами, лорд Форпатрил.

Сидящий на коленях котёнок помешал капитану привстать, но он отвесил ей самый сердечный поклон: – Счастлив служить Вам, госпожа Форсуассон. Я надеюсь, мы скоро увидимся.

Улыбка Форкосигана поблёкла. Он поднялся – за ним и Катерина – и провёл её в холл, пробормотав в наручный комм: «Пим, пожалуйста, подай автомобиль к передней двери». Он указал вперёд и зашагал рядом с ней по коридору: – Извините за Айвена.

Она совсем не понимала, за что ему следовало извиниться, поэтому скрыла своё замешательство пожатием плеч.

– Так мы договорились? – продолжал он. – Вы берётесь за нужную мне разработку?

– Возможно, Вам стоило бы сперва посмотреть несколько возможных проектов дизайна.

– Да, конечно. Завтра… или Вы можете мне позвонить, как только будете готовы. У вас есть мой номер?

– Да, Вы мне дали несколько ещё на Комарре. Я их сохранила.

– А. Хорошо… – когда они свернули к парадной лестнице, его лицо приобрело задумчивое выражение. Уже на самых нижних ступенях он поднял на неё глаза и прибавил: – И тот небольшой сувенир Вы тоже сохранили?

– О, да.

Он имел в виду крошечную модель Барраяра, кулон на цепочке, воспоминание о тех мрачных событиях, о которых нельзя говорить на людях.

Он с надеждой сделал паузу, и она пожалела, что не может прямо сейчас достать украшение из-под своей чёрной блузки и показать ему. Однако она считала эту вещь слишком ценной, чтобы носить каждый день, и хранила, тщательно завернув, в ящике комода в доме своей тёти. Через секунду от входа послышался звук подъехавшего лимузина, и он провёл её наружу через двойные двери.

– Итак, до свидания, госпожа Форсуассон. – Он пожал ей руку, твёрдо и не задержав в своей слишком долго, и усадил её на заднее сиденье лимузина. – Полагаю, мне стоит пойти разобраться с Айвеном. – Как только дверца закрылась и автомобиль тронулся, Майлз повернулся и пошёл назад в дом. Когда автомобиль плавно подкатил к воротам, он уже скрылся за дверью.

Айвен поставил одну из грязных тарелок из-под салата на пол и посадил котёнка рядом с ней. Он признавал, что почти любая маленькая зверюшка служит в таких случаях прекрасной поддержкой – он заметил, как смягчалось прохладное выражение лица госпожи Форсуассон, когда он дурачился с маленьким пушистым бандитом. И где Майлз нашёл эту удивительную вдову? Он сидел, глядя, как розовый язычок котёнка мелькает по тарелке с соусом, и хмуро размышлял о том, какая загородная прогулка вышла у него самого прошлым вечером.

У него было свидание, как казалось, с такой подходящей молодой женщиной: студентка университета, впервые далеко от дома, готовая увлечься имперским офицером-фором. Дерзкая и ни капельки не застенчивая; она пригласила его прокатиться в её флаере. У Айвена был большой опыт использования флаера для преодоления психологических барьеров и создания надлежащего настроения. Несколько в меру крутых пике почти всегда позволяли добиться тех милых вскриков, когда молодая леди придвигается ближе, её грудь вздымается и опускается, и её дыхание всё чаще вырывается через готовые для поцелуя губы… Однако эта девушка… он в последний раз был так близок к тому, чтобы расстаться во время полёта со своим обедом, когда Майлз (в своей маниакальной фазе) решил продемонстрировать ему восходящие воздушные потоки над Хассадаром. Она демонически хохотала, пока Айвен беспомощно улыбался, стиснув зубы и сжав руки на привязных ремнях так, что костяшки пальцев побелели.

Потом, в ресторане, куда она его привела, они столкнулись – как бы случайно – с этим колючим самонадеянным мальчишкой-аспирантом. И она использовала его, чёрт возьми, чтобы проверить, насколько этот мальчишка ей предан, а этот невоспитанный щенок перебивал его почти на каждой реплике. Как поживаете, сэр. О, а это Ваш дядя – Вы говорили, он на Императорской Службе? Прошу прощения. Изысканный способ, каким он благополучно сумел превратить крайне почтительное предложение стула в тонкое оскорбление, фактически оказался достоин самого низенького родственника Айвена. Айвен быстро сбежал, тихо желая им насладиться друг другом. Пусть наказание будет достойно преступления. Он не понимал, что же случилось с современными молодыми барраярками. Они стали почти… почти галактическими, как будто их этому научила Куинн, грозная подружка Майлза. Едкая рекомендация матери – придерживаться женщин своего собственного возраста и класса, – казалось, почти приобрела смысл.

Лёгкие шаги отдались в холле, и кузен появился в дверном проёме. Айвен, подумав, подавил порыв развлечь Майлза описанием того разгрома, который потерпел прошлым вечером. Что бы ни заставило Майлза сжать губы и набычиться, как бульдог, у которого вся шерсть встала дыбом, это чувство весьма далеко от многообещающей симпатии.

– Ты не вовремя, Айвен, – отрубил Майлз.

– Что, я испортил ваш тет-а-тет? Парковый дизайнер, а? У меня тоже мог бы возникнуть внезапный интерес к пейзажу. Что за профиль!

– Изящный, – Майлз вздохнул, на мгновение отвлёкшись на картину, представшую перед его внутренним взором.

– И анфас она тоже неплоха, – добавил Айвен, наблюдая за ним.

Майлз почти заглотал приманку прямо на месте, но всё же превратил непроизвольный ответ в гримасу: – Не будь жадным. Не ты ли мне рассказывал про роман с госпожой Фор-как-её-там? – Он отодвинул стул и с размаху уселся на него, скрестив руки и лодыжки и наблюдая за Айвеном прищуренными глазами.

– А, да, верно. Ну это, кажется, сорвалось.

– Ты меня поражаешь. И был ли этот покладистый муж так покладист, в конце концов?

– Это всё случилось столь нелепо. Ты знаешь, у них растёт ребёнок в маточном репликаторе. Не похоже, чтобы в нынешнее время кто-то мог добавить незаконного малютку к родословному древу. В любом случае, он выбил себе пост в колониальной администрации и увозит её на Сергияр. Он даже едва позволил нам цивилизованно попрощаться. – Фактически это была неприятная сцена с завуалированными смертельными угрозами. Расставание могло бы быть смягчено с её стороны минимальным сожалением или хотя бы беспокойством о здоровье и безопасности Айвена, а вместо этого она потратила это время, повиснув на руке своего мужа и, похоже, пораженная тем, как тот трубит, словно слон, помечающий границы своей территории. А что до юной простолюдинки-террористки с флаером, которую он позже попытался уговорить исцелить его разбитое сердце… он подавил дрожь.

Айвен пожал плечами, уныло подытожив происшедшее, и продолжил: – Но вдова, настоящая живая молодая вдова! Знаешь, как тяжело найти такую сейчас? Я знаю парней в Генштабе, что отдали бы свою правую руку за расположенную к ним вдову – разве что эта рука им пригодится долгими одинокими ночами. Как тебе досталось это сокровище?

Кузен не соизволил ответить. Минуту спустя, он указал на бумаги, свёрнутые и лежащие возле пустой тарелки Айвена: – Ну, и что всё это такое?

– А, – Айвен разгладил бумаги и протянул их через стол. – Это – повестка дня ближайшего совещания с твоим участием – там будут император, будущая императрица и моя мать. Она прижмёт Грегора к стене по вопросам всех окончательных деталей свадьбы. Поскольку ты будешь шафером Грегора, твоё присутствие желательно и требуется.

– О, – Майлз поглядел на оглавление. Между его бровями появилась озадаченная складка и он ещё раз поглядел на Айвена. – Не то чтобы это важно…, но разве ты не должен быть сейчас в штабе при исполнении служебных обязанностей?

– Ха, – мрачно сказал Айвен. – Знаешь, что эти мерзавцы со мной сделали?

Майлз наклонил голову и с любопытством приподнял бровь.

– До окончания свадьбы я официально отдан под командование моей матери – моей матери! – как её адъютант. Я поступил на Службу, чтобы сбежать от матери. И теперь она внезапно стала моим непосредственным начальником!

Краткая усмешка кузена совсем не выражала симпатии: – Пока Лаиса не выйдет замуж за Грегора и не сможет взять на себя обязанности первой леди империи, твоя мать, может быть, самый важный человек в Форбарр-Султане. Не недооценивай её. Тот план, что разработан для будущей Императорской Свадьбы, сложнее многих виденных мною планов планетарного вторжения. Для него понадобятся все силы тети Элис.

Айвен покачал головой.

– Я знал, что мне следовало найти работу вне планеты, пока это было ещё можно. Комарр, Сергияр, любое унылое посольство, но только не Форбарр-Султана.

Лицо Майлза успокоилось.

– Не знаю, Айвен. Если на нас никто внезапно не нападёт, это будет самым важным в политическом отношении событием – я хотел сказать, в этом году, но на самом деле, я думаю – за всю нашу жизнь. Чем больше маленьких наследников Грегора и Лаисы будет между нами обоими и императорским троном, тем в большей безопасности будем мы сами и наши семьи.

– Ни у кого из нас ещё нет семьи, – указал Айвен. Так вот что он думает о симпатичной вдове? Ого!

– А как мы могли бы на это осмелиться? Я постоянно думал об этом, всякий раз – когда какая-то женщина достаточно близко,… в общем, не важно. Но эта свадьба должна пройти как по маслу, Айвен..

– Я с этим не спорю, – чистосердечно ответил Айвен. Он пытался отговорить котёнка, облизавшего тарелку до полной чистоты, от попытки отточить когти на его начищенных ботинках. Несколько секунд Айвен старательно гладил его, держа на коленях и отвлекая от подобного разрушительного намерения; наконец, животное утихло и с мурлыканием приступило к чрезвычайно важному делу – принялось переваривать еду и отращивать шерсть, волоски которой так здорово оставлять на имперском мундире. – Так как имя твоей вдовы, повтори-ка? – Майлз ведь так и утаил эту часть информации.

– Катерина, – вздохнул Майлз. Его губы словно ласкали каждый из четырёх слогов её имени, прежде чем расстаться с ним.

О, да. Айвен воскресил в памяти каждый раз, когда кузен изводил его насмешками над его многочисленными любовными интригами. Ты думал, я – камень, на котором можно оттачивать твоё остроумие? Возможность сравнять счёт, кажется, появилась на горизонте подобно облакам дождя после долгой засухи.

– Говоришь, она поражена печалью утраты? Мне кажется, ей подошёл бы кто-то с чувством юмора, чтобы приободрить её. Не ты, конечно – ты явно слишком занят. Возможно, я должен вызваться добровольцем и показать ей город.

Майлз только что подлил себе чая и положил ноги на соседний стул; тут он со грохотом их уронил: – Даже не думай об этом! Она моя.

– Да ну? Вы уже тайно помолвлены? Быстрая работа, братец.

– Нет, – признал он неохотно.

– И вы уже объяснились?

– Пока нет.

– Так что на самом деле она не чья-то, а своя собственная. Пока что.

Майлз медленно отхлебнул чая и лишь затем ответил, что было для него весьма нетипично: – Я собираюсь изменить такое положение дел. В подходящий момент, а он пока явно не настал – ещё рано.

– Эй, на войне и в любви все средства хороши. Почему и я не могу попытаться?

– Только вмешайся в это дело, и это будет настоящая война, – прервал его Майлз.

– Твой новый высокий статус ударил тебе в голову, братец. Даже Имперский Аудитор не может приказать женщине переспать с ним.

– Выйти за него замуж, – поправил Майлз холодно.

Айвен склонил голову, его усмешка стала шире. – Боже, ты совсем дошёл до ручки. Кто бы мог этого ожидать?

Майлз оскалил зубы: – В отличие от тебя, я никогда не претендовал на то, что мне не интересно подобное развитие событий. Мне не надо ни брать назад бравые холостяцкие речи, ни поддерживать молодецкую репутацию местного жеребца. Или избавляться от неё, как только выпадает случай.

– Ого, мы сегодня кусаемся.

Майлз глубоко вдохнул; но прежде, чем он успел заговорить, Айвен добавил: – Знаешь, с этим набычившимся, враждебным видом ты выглядишь горбатым. Ты должен был это заметить.

После долгого ледяного молчания, Майлз мягко произнёс: – Бросаешь вызов моей изобретательности… Айвен?

– А… – не нужно много времени на то, чтобы найти верный ответ. – Нет.

– Хорошо, – Майлз вздохнул, успокаиваясь. – Хорошо… – Ещё одна долгая и всё более тревожная пауза, в течение которой кузен изучал Айвена прищуренными глазами. Наконец, он, казалось, пришёл к некоторому внутреннему решению. – Айвен, я прошу тебя дать слово Форпатрила – только между нами – что ты оставишь Катерину в покое.

Брови Айвена взлетели: – Это вроде принуждение, не так ли? Я имею в виду, разве у неё нет права голоса?

Майлз раздул ноздри. – Ты в ней по-настоящему не заинтересован.

– Откуда ты знаешь? Или я? У меня была только возможность поздороваться, прежде чем ты вытолкал её из комнаты.

– Я тебя знаю. Для тебя нет разницы, она это или любая из других десяти женщин, с которыми у тебя есть возможность познакомиться. Но для меня она не взаимозаменяема. Предлагаю соглашение – для тебя остаются все прочие женщины во вселенной, а мне нужна только эта. Думаю, это справедливо.

Снова один из майлзовских аргументов, всегда – вроде бы абсолютно логически – приводящих к тому, что Майлз получает желаемое. Айвен узнал этот образец логики, не изменившейся с той поры, когда им было по пять лет. Развитие претерпело лишь его содержание.

– Проблема в том, что остальные женщины во вселенной не твои, и ты не можешь их раздавать, – торжествующе указал Айвен. После пары десятилетий практики он всё быстрее находил ответ. – Ты пытаешься торговать тем, чего у тебя нет – за то, чего у тебя тоже нет.

Сражённый встречным аргументом, Майлз, откинувшись на спинку стула, с негодованием на него уставился.

– Но серьёзно, – сказал Айвен, – разве эта страсть не внезапное легкомыслие, ведь ты только что расстался в Зимнепраздник с твоей уважаемой Куинн? И где ты прятал эту Кэт до сих пор?

– Катерину. Я встретил её на Комарре, – коротко ответил Майлз.

– Во время твоего расследования? Тогда это совсем недавно. Эй, ты не рассказал мне про своё первое дело, братец – Лорд Аудитор. Должен сказать, весь этот шум относительно солнечного отражателя ни во что не вылился. – Он ждал с надеждой, но Майлз не поддался на это приглашение. Он, должно быть, не в очень разговорчивом настроении. Либо вам не удаётся его включить, либо не удаётся выключить. Ну, будь у невинных свидетелей выбор – молчаливый Майлз, наверное, представлял бы для них меньшую угрозу, чем взведённый, словно пружина.

Через минуту Айвен добавил: – А сестра у неё есть?

– Нет.

– Так вот всегда, – Айвен подавил вздох. – Кто она, в самом деле? Где живёт?

– Она племянница Аудитора Фортица, и её муж трагически погиб всего два месяца назад. Сомневаюсь, что она в настроении для твоего юмора.

Не только она не расположена к юмору, это ясно. Проклятье, сегодня и Майлз безнадёжно язвителен.

– А, он был замешан в одном из твоих дел, не так ли? Вот ему урок, – Айвен откинулся назад и кисло усмехнулся. – Полагаю, вот способ разобраться с нехваткой вдов. Сделайте её вдовой сами.

Выражение тайной забавы, с каким кузен парировал остроты Айвена до этой минуты, внезапно исчезло с его лица. Он выправил спину, как только мог, и наклонился вперёд, стиснув ручки кресла. Его голос понизился до арктического холода: – Я был бы признателен Вам, лорд Форпатрил, если бы Вы позаботились о том, чтобы больше не повторять этой клеветы. Никогда.

От неожиданности у Айвена свело живот. Он пару раз видел, как Майлз преображался в Лорда Аудитора, но никогда раньше не имел возможности ощутить это на себе. Ледяные серые глаза внезапно приобрели выражение пары орудийных стволов. Айвен открыл рот, но тут же захлопнул его, внезапно преисполнившись осторожности. Что здесь, чёрт возьми, происходит? И как кто-то столь невысокий может представлять такую угрозу? Годы практики, подумал Айвен. И соответствующие условия.

– Это была шутка, Майлз.

– Я не нахожу это чертовски забавным, – Майлз потёр запястья и хмуро на него поглядел. На его челюсти дрогнул мускул; он вздёрнул подбородок. Через секунду он добавил уже бесстрастнее: – Я не стану тебе рассказывать про комаррское расследование, Айвен. Это материал из разряда «перед прочтением перерезать горло», а вовсе не какое-то дерьмо собачье. Но я скажу тебе кое-что и надеюсь, что дальше это не пойдёт. Смерть Этьенна Форсуассона – грязное дело, это убийство, и я, разумеется, не смог его предотвратить. Но я не был причиной этой смерти.

– Ради бога, Майлз, я ведь правда не думал, что ты…

– Однако, – повысил голос кузен, перебивая его, – все очевидные доказательства говорят, что это не исключено. Следовательно, если против меня будет выдвинуто такое обвинение, я не смогу публично обращаться к фактам или свидетельствам, чтобы его опровергнуть. Задумайся на минутку о последствиях, если хочешь. Особенно, если… если она ответит согласием на моё сватовство.

Подавленный Айвен на секунду прикусил язык. Затем его озарило. – Но… У Грегора же есть доступ. Кто мог бы спорить с ним? Он может объявить, что ты чист.

– Мой сводный брат-Император, назначивший меня Аудитором из благосклонности к моему отцу? Так все говорят?

Айвен неловко поёрзал. Значит, Майлз и это слышал, да?

– Те, кого стоит принмиать во внимаеине, знают правду. А где ты набрался этого, Майлз?

Сухое пожатие плеч и лёгкий жест – единственный ответ, которого он дождался. Майлз всё больше становился похож на политика, и это нервировало. Айвена возможность быть вовлеченным в политику Империи привлекала чуть меньше, нежели перспектива поднести плазмотрон к своей голове и нажать на спуск. Нет, он не старался с криками убегать всякий раз, когда на горизонте возникали подобные вещи; это привлекло бы слишком много внимания. Единственным вариантом в такой ситуации было медленно уползти. Майлз… Майлз-маньяк, возможно, имел жилку к политической карьере. У коротышки всегда была эта самоубийственная чёрточка. Лучше ты, чем я, парень.

Майлз, впавший в рассматривание собственных ботинок, снова поднял взгляд: – Знаю, что у меня нет никакого права требовать эту проклятую вещь от тебя, Айвен. Я всё ещё должен тебе за… за то, что было прошлой осенью. И ещё дюжину раз ты спасал мою шею или старался сделать это. Я могу только просить. Пожалуйста. У меня было не так много возможностей, а эта – значит для меня всё, – он криво улыбнулся.

Проклятая улыбка. Виноват ли Айвен, что родился здоровым, в то время как его кузен – искалеченным? Нет, чёрт возьми. Майлз стал жертвой проклятой неумелой политики, и можно было подумать, что это станет для него уроком, но – нет. Очевидно, даже выстрел снайпера не смог остановить этого гиперактивного маленького типа. Порой он провоцировал желание задушить его голыми руками, но порой – вызывал у вас слёзы гордости. По крайней мере, Айвен постарался, чтобы никто не видел его лица, когда он наблюдал с галереи Совета, как Майлз, ужасающе напряжённый, приносил присягу Аудитора перед всем собравшимся вместе паноптикумом Барраяра в прошлый Зимнепраздник. Такой маленький, покалеченный, неприятный. И такой ослепительный. Дай людям свет, и они пойдут за ним куда угодно. Знает ли сам Майлз, насколько он опасен?

И этот маленький параноик Майлз действительно верил, что Айвен мог чудесным образом соблазнить любую женщину, которую он хотел вдали от Айвена удержать. Его опасения гораздо более лестны для Айвена, чем тот мог признаться. У Майлза так мало смирения, что было бы просто дурно лишить его этого заблуждения.. Плохо для души, ха.

– Ладно, – вздохнул Айвен. – Но я оставляю за тобой только право первого выстрела, имей в виду. Если она даст тебе отставку, то, думаю, я получу полное право быть следующим.

Майлз отчасти расслабился. – Это всё, что я прошу. – Затем напрягся снова. – Слово Форпатрила, запомни.

– Слово Форпатрила, – неохотно подтвердил Айвен после долгой паузы.

Майлз совсем смягчился и выглядел теперь значительно веселее. Через несколько минут отрывочный разговор по повестке дня запланированной леди Элис встречи перешёл в перечисление многочисленных достоинств госпожи Форсуассон. Айвен решил: если и есть что-то худшее, чем выносить примитивную ревность его кузена, так это выслушивать его полное романтических надежд бормотание. Безусловно, дом Форкосиганов сегодня был неподходящим местом, дабы спрятаться от леди Элис – и, как Айвен подозревал, останется таким и в течение многих последующих дней. Майлз не заинтересовался даже идеей немного выпить и расслабиться; когда он стал рассказывать Айвену про свои новые планы садов, тот сослался на кучу дел и сбежал.

Уже когда Айвен спускался вниз по ступенькам крыльца, его озарило, что Майлз его снова сделал. Он получил в точности то, что хотел, и Айвен не очень понимал, как. У Айвена не было даже мысли о том, чтобы взять назад своё слово Форпатрила. Даже подобное предположение можно счесть оскорблением, если посмотреть на него под определённым углом. Он расстроенно нахмурился.

Это так несправедливо. Будь эта женщина столь прекрасна, она заслужила человека, который бы постарался для неё. И если нужно проверить чувства вдовы к Майлзу, лучше сделать это раньше, чем позже. У Майлза нет никакого чувства меры, ограничения… самосохранения. Каким cокрушительным стал бы для него её отказ! Не пришлось бы снова прибегать к лечению ванной со льдом… В следующий раз я продержу его голову под водой подольше. Было ошибкой слишком быстро позволить ему вынырнуть…

Для него почти общественный долг – показать все альтернативы этой вдове, пока Майлз не перевернул целиком её взгляды, как он это делал с каждым. Но… Майлз вырвал у Айвена его слово, низким и хитрым образом. Хотя ведь кузен фактически заставил его, а клятва под принуждением – вообще не клятва.

Обходной путь решения этой дилеммы пришёл к Айвену на ходу; губы сложились в трубочку во внезапном свисте. Схема получилась почти… майлзовская. Космическое правосудие – приготовить коротышке его собственное блюдо. Когда Пим закрыл за ним входную дверь, Айвен вновь улыбался.