Мировое правительство

Глава 9 Клуб друзей по интересам

— Никогда такого не видел. Вавилонское столпотворение. С утра не было ни минуты присесть. И что эти высокие господа у нас здесь забыли? Говорят, на вечернем поезде из столицы пожалует сам принц Бернард? — Пожилой, но все еще высокий и статный портье в слегка поношенном сером костюме-тройке, облокотившись на одну из стоек приема гостей отеля, обернулся к джентльмену, что-то писавшему на листке бумаги и помечавшему написанное галочками. Но тот, казалось, был невероятно занят, озабочен и поэтому лишь коротко кивнул в ответ.

Отель «Бильдерберг» в Остербеке — уютном, зеленом пригороде Арнема, крупного, по меркам Голландии, города у самой границы с Германией, — казался весьма солидным и представительным, хотя и без особенной роскоши. Его длинный фасад украшали флаги всех европейских стран, а внутри было несколько просторных залов для деловых конференций. Обычно в этом отеле останавливались туристы, которых привлекало обаяние самого старинного, исторического уголка Голландии. В Арнеме находилось второе по значению в мире собрание полотен гениального Ван Гога и еще несколько интересных музеев. Кроме того, город лежал на пути из Гамбурга в Брюссель, поэтому в респектабельном и безупречно спокойном отеле «Бильдерберг» с удовольствием ночевали немецкие и бельгийские бизнесмены, путешествовавшие по делам. Как это часто бывает, выбор места первой в истории встречи мировой элиты пал на этот отель почти случайно. Годом ранее такой форум, скорее всего, прошел бы в Гааге — месте бесчисленных послевоенных европейских конференций — или где-нибудь рядом с ней. Однако в Голландии прошлой весной случилось самое страшное за последние сто лет наводнение, и из-за невиданного цунами в Северном море многометровая стена воды прорвала все шлюзы. Две трети страны оказались мгновенно затоплены с тысячами жертв, что на время сделало прибрежную полосу Нидерландов слишком опасным местом в глазах европейской общественности. Арнем из всех городов Голландии находился максимально далеко от моря; кроме того, в отеле в такой тихой глубинке можно было надежнее отгородиться от нежелательных глаз многочисленных журналистов: конференция должна была пройти в обстановке почти полной секретности.

— А вы сами откуда, из какой страны?

Общительный портье не оставлял попыток разговорить человека в немного помятом костюме, все еще что-то писавшего. Тому тоже было не меньше шестидесяти, он то и дело глухо покашливал, а его воспаленные глаза говорили о бессонной ночи или крайней усталости. На вопрос о национальности он хотел что-то ответить, но лишь махнул рукой. И в самом деле, ответить на этот вопрос было непросто. Иосиф Ретингер, координатор конференции, был польским евреем, долго жил в Англии и Штатах, был известной личностью в узких политических кругах. Во время Второй мировой за свою бурную антифашистскую деятельность он пережил несколько серьезных покушений агентов рейха, а после войны все свои силы посвятил идее объединения стран Западной Европы. Президент США Эйзенхауэр, принц Голландии Бернард и генерал де Голль считали этого немного нервного, но невероятно деятельного человека своим личным другом, хотя прессе о нем было известно мало. Завтрашняя конференция в отеле «Бильдерберг», хотя и была организована людьми куда более влиятельными и высокопоставленными, чем он, изначально являлась именно его давней идеей, мечтой, плодом трудов всей жизни.

К ужину, блюда которого были приготовлены специально приглашенным модным парижским шеф-поваром, обладателем звёзд Мишлен, съехались уже все участники — примерно семьдесят человек. Две трети делегатов были немолодыми, консервативно одетыми людьми — известные действующие политики из разных стран Европы. Другую часть форума составляли более энергичные гости из-за океана — в основном не старше сорока лет, представлявшие крупный американский бизнес и, разумеется, ведущие банки. Бесспорным заводилой и лидером этой части публики был Дэвид Рокфеллер — младший и, возможно, самый известный из внуков великого Джона Рокфеллера. В свои сорок он все еще был похож на слегка повзрослевшего студента Лиги Плюща, часто смеявшегося, всегда готового кого-нибудь разыграть, а также первым после работы скинуть с плеч надоевший костюм и пойти куда-нибудь поразвлечься. Дэвид занимал пост одного из директоров гигантского банка Chase, а на самом деле был его полноправным владельцем. Это к нему в офис на 49-ю авеню в Нью-Йорке некоторое время назад приехал Ретингер с идеей проведения всемирной конференции. Рокфеллер-младший предложил провести ее именно в Голландии, на родине далеких предков его деда под патронажем принца Бернарда, знаменитого в то время своей открытостью и политической смелостью. Собственно, эти трое и считаются «отцами» Бильдербергского клуба. Однако если выбирать из них главного, то следует отметить, что и без Ретингера подобная идея могла прийти в то время в голову кому угодно — она буквально витала в воздухе; без принца Бернарда такой съезд с тем же успехом можно было провести в другой стране. Но вот без личного патронажа Рокфеллеров мероприятие такого масштаба было совершенно невозможным.

Следующие три дня обещали быть сложными и во многом должны были решить дальнейшую судьбу Европы. Слишком много важных, ключевых событий произошло за последнее время. Равновесие всей планеты казалось крайне шатким, власть сильных мира сего могла окончиться в любой момент — совсем как жизнь голландцев, внезапно погибших в недавнем наводнении. Надо было решить, как предотвратить надвигающийся шторм.

Рокфеллер-центр, вознесшийся почти на триста метров ввысь в самом сердце Манхэттена, напротив собора Святого Патрика и сияющих витрин магазинов Пятой авеню, к пятидесятым годам стал не только одним из самых узнаваемых символов деловой столицы мира, но также и излюбленным местом самих жителей мегаполиса. Помимо крупных частных корпораций, теперь, во времена мощного подъема экономики, считавших за честь арендовать здесь офисы и целые этажи, в здании также располагались главные благотворительные фонды страны и национальные теле- и радиовещательные агентства. У подножия здания каждую зиму заливали огромный каток, на котором часами катались сотни желающих — в основном дети и подростки. Наконец, любой человек мог зайти внутрь здания на небольшую экскурсию, чтобы полюбоваться прекрасной лепниной в стиле ар-деко, украшавшей его широкие коридоры и лестницы.

В это погожее, теплое и уже совсем весеннее утро в самом главном офисе на верхнем этаже Центра должна была состояться важная деловая встреча. Такое случалось редко: трое из семи наследников великой династии, внуков Джона Рокфеллера, вместе ждали прибытия гостя из-за океана.

Тем более странно, что этот гость в тот момент не был ни видным политиком, ни знаменитым бизнесменом: с виду это был самый обычный невысокий крепкий мужчина с густыми черными усами. В отличие от большинства его родственников, в нем не было ни капли наносного аристократизма: он прошел почти всю войну в ранге офицера артиллерии британской армии. В свободное время увлекался научными экспериментами и даже после того, как возглавил крупнейший в Англии инвестиционный фонд, всегда требовал, чтобы его называли просто Эдди. Лишь на визитной карточке значилось его полное родовое имя: Эдмунд Леопольд Ротшильд. Удивительно, что представители двух богатейших семей мира, поделивших между собой едва ли не всю планету, в это утро встречались с глазу на глаз, вероятно, впервые в истории. И проходила эта встреча хоть и в офисе, но в довольно неформальной обстановке. Собственно, загодя ее никто и не планировал: Дэвид Рокфеллер лишь пару дней назад узнал, что «Эдди» как раз находится в Нью-Йорке по делам своего фонда, и тут же позвонил ему. Им надо было обсудить весьма деликатный вопрос, и хорошо, что это можно было сделать не по телефону.

Троих братьев Рокфеллеров, вместе наследовавших большую часть империи их деда, объединяло, пожалуй, лишь одно: кипучая, порой выплескивавшая через край деловая энергия и амбиции, не знавшие границ. Внешне они были совершенно не похожи, да и области их интересов тоже были разными. Но зато они неплохо дополняли друг друга. В отличие от их деда, деньги и бесконечное приращение гигантского состояния не были единственной целью их жизни двадцать четыре часа в сутки. Каждый из них старался реализоваться в своей собственной любимой нише. Старший, Нельсон Рокфеллер, формально считался главой бизнеса семьи, в том числе был директором Рокфеллер-центра, но на самом деле почти все время занимался только политикой. Он почти пятнадцать лет проработает губернатором штата Нью-Йорк и даже будет баллотироваться в президенты США, но скандал, связанный с внезапным разводом и женитьбой на любовнице, заставит снять свою кандидатуру с президентской гонки, в которой, по мнению социологов, у него были хорошие шансы на победу. Нельсон всегда выглядел очень представительно, казался спокойным, а очки в толстой оправе делали его похожим на ученого или писателя. Средний брат, Лоуренс, напротив, был непоседой и вел себя очень нетрадиционно для «денежного мешка»: редко носил костюмы, страстно увлекался авиацией, испытывал новые модели самолетов и даже возглавлял национальное общество изучения «летающих тарелок». Как ни странно, при этом он имел прекрасное чутье на новые выгодные инвестиции и впоследствии основал ряд успешных компаний в сфере высоких технологий, приумножив тем самым семейное состояние. Но самым интересным из них троих все же был младший, Дэвид. Прирожденный банкир, он сделал свой Chase Manhattan Bank первым в мировой истории поистине глобальным финансовым учреждением, протянувшим еще в далекие пятидесятые годы щупальца по всему миру: от Америки до Австралии, от Чили до Советского Союза. Одновременно больше чем полвека он беспрестанно участвовал почти во всех важнейших мировых политических событиях — воистину у него была энергия семерых человек (возможно, поэтому много позже, в старости, ему понадобилось семь пересадок сердца).

Встреча была назначена на утро пятницы, и, для того чтобы обстановка была как можно более спокойной, сотрудникам контор, занимавших два верхних этажа Центра, был предоставлен выходной. На рецепции, украшенной полотнами в модном стиле современной американской живописи и огромным аквариумом, дежурила лишь пара строгих, вышколенных секретарш.

В переговорной Лоуренс с большим интересом рассматривал обложку свежего выпуска журнала Time. На ней была фотография огромного «гриба» ядерного взрыва: Америка на далеком тихоокеанском атолле Бикини только что испытала первую в истории водородную бомбу.

— Пятнадцать мегатонн. В тысячу раз мощнее, чем в Хиросиме. Весь Нью-Йорк от этого «малыша» мгновенно стал бы просто черной зияющей воронкой.

— Жалко, что у Советов теперь тоже есть такие игрушки. Чертовы Розенберги. Правильно, что их поджарили на электрическом стуле. Передали Сталину секреты ядерной бомбы, и теперь «красные» думают, что они с нами во всем на равных.

Нельсон как обычно неторопливо расхаживал по роскошной переговорной, словно разучивая очередную речь. Общительный Дэвид тоже присоединился к разговору:

— На днях, на благотворительном вечере фонда Карнеги, я общался с одним физиком. Он сказал, что если русские доставят тайно на субмарине атомную бомбу к нам под нос, в Гудзонов залив и взорвут ее под водой, то весь Нью-Йорк мгновенно смоет мощным цунами и никто не успеет понять, что происходит. Хорошо, что у Эйзенхауэра есть яйца и он ведет самую жесткую политику — не дает коммунистам слишком громко бряцать оружием.

Дальше разговор перешел на чисто семейные темы и продолжался вплоть до прихода гостя из Британии, прибывшего точно ко времени. Эдмунд Ротшильд был без охраны и сопровождающих, а последние два этажа взбежал по лестнице, по-мальчишески перепрыгивая через ступеньки.

После недолгих представлений разговор зашел о бизнесе. Казалось, что Эдмунд был весьма доволен ходом своих дел.

— Господа, кстати, поздравляю вас! Фондовый индекс Америки наконец-то поставил новый рекорд, побив пик 1929 года! Но на этот раз рынок точно не упадет — будет только продолжать расти! Я лично пару лет назад дал указание брокерам моего фонда покупать акции американских сталелитейных компаний, и с тех пор они взлетели в несколько раз!

Династия Ротшильдов была на сто лет старше Рокфеллеров, потому к середине XX-го века она казалась намного более запутанной и разветвленной. Существовала мощная британская ветвь наследников, вот уже более ста лет контролировавшая Банк Англии и через него — крупные английские частные банки. Затем французская ветвь: тоже связанная с банками, но все же не настолько сказочно богатая. Зато французские Ротшильды колоссальным образом влияли на политику страны, иногда почти напрямую назначая ее президентов, а также «для души» владели несколькими роскошными старинными поместьями к северу от Бордо, в которых делалось, возможно, лучшее в мире красное вино. Германская ветвь Ротшильдов была вынуждена эмигрировать из страны при нацистах, но продолжала иметь интересы в ряде крупных немецких банков через своих доверенных лиц и партнеров. Прочие ветви — голландская и новая американская — имели в масштабах семьи второстепенное значение. Разумеется, помимо участия в американской Федеральной резервной системе, ставшей одним из величайших проектов Ротшильдов в истории их династии. Однако то, как на самом деле устроена сложная система взаимосвязи между ветвями семьи, было и остается самой тщательно охраняемой тайной этого банкирского дома. Эдмунд не был его главой в силу относительной молодости, но по роду его деятельности и личным интересам он представлялся самым удобным контактом для Дэвида Рокфеллера.

Предметом встречи было создание всемирного клуба, который бы направлял разобщенную политику западных стран, а также обеспечивал их защиту от опасного коммунистического блока.

— Но почему в Голландии? Такой форум можно было бы провести с куда большим размахом в Лондоне, а еще лучше, здесь, в Нью-Йорке!

Дэвид Рокфеллер, в своем стиле, хитро сощурился и ответил почти ласковым тоном:

— Эдди, как раз лишней шумихи нам и нужно избежать. Суть конференции в том, чтобы донести до влиятельных людей мира нашу с вами точку зрения и сделать это лично, без посредников. Освещения в прессе — не нужно.

Нельсон Рокфеллер поддержал брата:

— Принц Голландии — один из главных акционеров нефтяной компании Royal Dutch Shell. Она была основана при участии нашего деда, и с тех пор у нас постоянный близкий контакт с королевской семьей Нидерландов. Можете даже назвать это теплой дружбой. Принц Бернард — смелый человек. В юности по глупости вступил в СС, но затем одумался и во время войны лично расстреливал «Юнкерсы» из зенитки, установленной на крыше королевского дворца в Амстердаме, отчаянно рискуя жизнью. После войны он многое сделал для развития его авиакомпании KLM. Принц — один из богатейших людей Европы, хотя публично об этом неизвестно: активы оформлены на доверенных людей. Он сам порекомендовал нам одно тихое место в глубине старой Голландии, где проще всего обеспечить безопасность.

— Хорошо, согласен. А что вы хотите с моей стороны?

— Мы не очень хорошо ориентируемся в том, что сейчас происходит в отдельных странах Европы. Я имею в виду, конечно, не бизнес, а политику. Нам нужен ваш список делегатов от Европы. От Америки приедет около двадцати человек, представляющих деньги: банки и крупнейшие фонды. От Европы нужны люди, определяющие политику: главы парламентов, министры силовых структур, представители влиятельных семей. Всем потенциальным кандидатам мы разошлем приглашение от нашего имени. В нем не будет ничего конкретного: просто просьба приехать для откровенной беседы и обмена мнениями. Чтобы подчеркнуть неформальный, частный характер встречи, даже расходы на переезд и проживание будут целиком за счет самих участников. Мы тратим средства только на обеспечение безопасности форума, и все.

— Когда вам нужен такой список? Вы понимаете, мне нужно посоветоваться с близкими людьми.

— Разумеется. Но список нужен через две недели, не позже.

— Хорошо. Хотя и не могу гарантировать, что все, кого мы пригласим, откликнутся.

— Если кто-то не захочет, это его личное дело. Правда, тогда и мы с вами не сможем гарантировать, что после отказа от нашего приглашения у такого человека дела будут идти по-прежнему хорошо.

Эта шутка вызвала взрыв смеха, после которой Эдди расспросил братьев о самых интересных событиях культурной жизни Нью-Йорка на ближайшие несколько дней и получил от них исчерпывающие описания и крайне полезные рекомендации…

Пятидесятые стали золотой эпохой Америки. Ее роль в мире была в это время велика, как никогда раньше. Каждый месяц выпускались новые, все более шикарные модели автомобилей. Голливуд окончательно покорил мир своими сказками с участием великих актеров и прекраснейших кинодив, будораживших мечты миллионов мужчин во всем мире. Безработица, кризисы — казалось, что все это навсегда осталось в далеком прошлом. Другое дело — Европа. Экономический рост здесь был не менее бурным, но близость и непредсказуемость действий коммунистического лагеря, с его растущим ядерным арсеналом, словно темной пугающей тенью нависала даже над самыми, казалось бы, благополучными странами. Западная Германия ждала агрессии со стороны Восточной, Югославия в любой момент снова могла взорваться изнутри, жители Венгрии находились на пороге бунта против социалистических властей. Недавно образованный блок НАТО с участием ОПТА был призван гарантировать стабильность ситуации в Западной Европе. Но СССР после смерти Сталина решился на неожиданный шаг: направил официальную заявку на вступление в этот Североатлантический военный блок. Это его действие и стало первым пунктом повестки дня Бильдербергского клуба.

Впрочем, если бы сторонние наблюдатели были допущены в зал заседаний отеля утром 29 марта, то, вероятно, мало кто бы решил, что здесь происходит что-то необычное. Первое в истории заседание Клуба оказалось на редкость рутинным: большинство европейских политиков не понимали, зачем они здесь, и вели себя так, словно они находятся на стандартном мероприятии, где каждое их слово протоколируется и они обязаны излагать лишь официальную точку зрения властей стран, которые они представляли.

Самое интересное, как обычно, происходило за кулисами заседаний. Только здесь во время обеденных перерывов и в курительных комнатах участники говорили действительно о том, что не давало им покоя, и то, что они действительно думали. Некоторые из делегатов, специально приглашенных для этой цели Рокфеллером-младшим, провоцировали в таких разговорах нужных собеседников на откровенность, а затем, закрывшись вечером в своем номере, строчили краткие конспекты бесед на пишущих машинках для «шефа».

Предложение русских о вступлении в НАТО делегаты отмели как полный абсурд. Хотя Сталин умер, но «холодная война» была в самом разгаре. Недавно ставший новым советским лидером Хрущев на ужине с американским послом с простой крестьянской улыбкой пообещал тому скоро «закопать Америку». Потом, правда, их дипломаты поясняли, что речь шла всего лишь о цитате из Маркса, где тот называл коммунизм могильщиком капитализма. Но ничего хорошего от Советов при новом лидере ждать явно не приходилось. Через месяц, после консультации с политическими советниками, знавшими о решении мировой элиты, президент Эйзенхауэр ответит Советскому Союзу отказом. Хотя, если бы Клуб решил иначе, а Советы были бы приняты в Альянс, кто знает, куда после этого повернула бы вся мировая история.

На второй день главным пунктом повестки была ситуация, возникшая в колониях. Дэвид Рокфеллер учел опыт неудавшегося первого дня форума: на этот раз в середине заседания был объявлен длинный перерыв, на время которого он пригласил нескольких избранных европейских делегатов на обед на открытом воздухе в небольшое кафе в центре Арнема.

На старой площади было весьма оживленно. Стояла жаркая, но не душная летняя погода. Яркие тюльпаны, украшавшие клумбы весь апрель, уже, к сожалению, отцвели, но их место заняли розовые душистые гвоздики, которые росли, сплетаясь цветками в красивые шары, а еще высокие пионы и оранжевые лилии. Страна цветов радовала яркими красками почти круглый год. На площади собиралась молодежь: из портативных приемников слышался хит, вышедший в ротацию музыкальных радиостанций на прошлой неделе и сразу завоевавший поклонников во всем мире. Билл Хэйли, уже немолодой американский певец кантри с забавным чубчиком на лбу, записал песню Rock Around the Clock — похожую на блюз, но сыгранную в невероятно быстром темпе. Подростки пытались изобразить под музыку не очень приличные танцевальные движения и громко обсуждали эту песню. Прохожие не обращали на них внимания: Голландия издавна славилась свободой нравов, часто здесь можно было увидеть и не такое. Само кафе находилось на углу площади, около самого старинного здания Арнема, называвшегося «Дом дьявола». Его портики были декорированы фигурами врага рода человеческого с бородками, копытами и рогами, а внутри здания находился популярный у туристов музей нечистой силы. Впрочем, голландцы всегда оставались, возможно, наименее суеверной нацией в мире, поэтому столики с вкусной едой у стены столь мрачного места никого не смущали.

Один из лидеров французского парламента эмоционально поблагодарил Рокфеллера за вчерашний изысканный ужин. Особенно он рассыпался комплиментами по поводу винной карты с такими шедеврами, как «Латур» из Бордо и «Романи-Конти» из Бургундии, стоившими целое состояние, при этом вина были подарком делегатам от организаторов. Румяная высокая хозяйка кафе помимо обильных закусок принесла горячие горшочки с тушеной говядиной и овощным пюре, свежую селедку, поданную с нарезанным луком на простых бумажных тарелках, и непременное ассорти из местных сортов твердого голландского сыра. Простая трапеза в сочетании с бочковым пивом «Хайнекен» в высоких бокалах на свежем воздухе пошла как нельзя лучше.

— Кстати, о Голландии. После войны она утратила свои богатейшие колонии на юге Азии: когда союзники освободили Индонезию от японцев, та стала независимой. Но сама Голландия от этого только выиграла, скинув с плеч огромную ношу: теперь ей не надо держать там армию чиновников, полицию, платить пособия населению. При этом основные отрасли и богатые месторождения остались под контролем голландских корпораций. Экономика Голландии все это время росла как на дрожжах, а в Индонезии, наоборот, начался хаос. И это вполне логично. Британия точно так же отпустила Индостан, и там сразу разверзся кровавый ад, от Индостана откололся Пакистан, но сами англичане вздохнули с невероятным облегчением. Колониальная система, похоже, себя изжила, и Франции надо тоже смириться с этим.

Когда речь шла о геополитике, Дэвид Рокфеллер мгновенно сбрасывал с себя обычную шутливость, в его голосе звучали жесткие металлические нотки, а взгляд буквально пробуравливал собеседников. Многие даже говорили, что им становилось от этого взгляда не по себе.

— Мсье, пожалуйста, не говорите ничего о колониях! Алжир — это зияющая рана нашей великой республики. Туземцы не хотят становиться нашими партнерами, что бы мы для них ни делали. Я был сам в Алжире в 1945-м, когда в столице начались беспорядки. Тогда погибла сотня французов, а потом мы начали ответные меры. Повстанцев искали повсюду — в городах, деревнях, в пустыне. Когда обнаруживали сопротивление, наши солдаты расстреливали всех. Бесчеловечно, но их довели до этого. Трупы боевиков, облитые бензином, приходилось сжигать на площадях, чтобы весь город видел, что ждет террористов. Я видел это своими глазами, и это снится мне до сих пор. А еще помню, как одного местного крестьянина, у которого в подполе нашли склад взрывчатки, перед расстрелом заставили самому рыть себе могилу, после чего его тело завернули в свиную шкуру. Повстанцы устраивали склады оружия рядом с мечетями, надеясь, что там оружие никто не будет искать, но мы все равно его находили. Города, которые сопротивлялись неделями, наша артиллерия в конце концов ровняла с землей вместе с мирным населением. Потом все успокоилось вроде бы. Но сейчас там опять большие волнения. Скорее всего, в ближайшие месяцы придется принять резолюцию о вводе туда полноценного контингента.

— А почему бы вам не отпустить алжирцев? Они же все равно говорят по-французски, и когда через пару лет независимости они начнут голодать и им как воздух понадобятся деньги, они на коленях приползут к вашим же парижским банкирам и будут согласны принять все условия. К тому же вам тогда не пришлось бы каждый год принимать такое количество беженцев.

— Это невозможно, потому что наше правительство состоит из идиотов. Они ничего не понимают в политике, для них страх поражения и падение популярности хуже, чем море человеческих жертв. Пока к рулю не вернется великий де Голль и не разгонит всех этих кретинов, кровь в Алжире будет литься все сильнее. Парламент тоже не посмеет пойти против мнения общества, которое в основном желает, чтобы Северная Африка оставалась французской.

Дэвид Рокфеллер вытер губы салфеткой. У него в голове уже созрел многоэтапный план. Это дело займет много времени, потребует сотни перелетов по всему миру и участия самых влиятельных людей. Зато в конце туннеля — поистине золотое сияние: триумфальное шествие освобожденных народов к независимости под аплодисменты всего мира с последующей почти бесплатной передачей их ресурсов западным, но теперь в основном американским, а не европейским, как раньше, корпорациям. Но это было дело не ближайшего времени.

В последний, третий день конференции слово от имени организаторов взял Иосиф Ретингер. Его долгая пламенная речь сводилась к тому, что европейским странам не выжить поодиночке перед лицом советской угрозы. Кроме того, границы между странами, таможенные пошлины, раздельные денежные и банковские системы — все это тормозило экономической рост Западной Европы.

— Наш континент и так мал, а теперь коммунисты откусили от него еще треть территории. Жители восточноевропейских стран будут смотреть из-за «железного занавеса» на соседей: чехи — на австрийцев, югославы — на Италию, жители Восточного Берлина — на граждан Западного. Мы победим коммунизм, только если наглядно покажем им превосходство нашего строя, экономики, демократии! Для этого надо избавиться от национальных барьеров. Соединенные Штаты Европы — моя великая мечта, и я уверен, что когда-нибудь, пусть даже после моей смерти, она сбудется!

Оратор явно рассчитывал на аплодисменты, но в зале были слышны лишь редкие покашливания. Идея казалась слишком революционной. Однако она быстро дала свои ростки. Жаркие споры о том, возможно ли хотя бы частичное объединение некоторых соседних европейских государств, не прекращались даже во время прощального ужина. Спустя два года, под впечатлением от кровавого подавления антикоммунистического восстания в Будапеште, идея о сближении стран Западной Европы уже активно обсуждалась повсюду, а еще через год был создан Общий рынок, предписывающий снятие всех таможенных барьеров в торговле между странами Западной Европы. До единого политического союза было еще далеко, но и этот шаг стал важнейшим для общеевропейского процветания.

Решения по трем главным вопросам первого заседания Бильдербергского клуба были довольно быстро реализованы. Вотум недоверия западной элиты к коммунистам вылился в дальнейшее нагнетание «холодной войны», гонку вооружений, вплоть до Карибского кризиса 1963-го, когда мир встал на грань ядерной катастрофы. Вектор на объединение Европы привел к устранению пошлин, а позже, в 1990-х, — к фактическому отказу от национальных границ, к единой валюте и общей банковской системе. К 1961 году большая часть бывших колоний, включая большинство стран Африки, стали независимыми государствами. Однако после короткого всплеска энтузиазма стало понятно, что проигравшими в этом процессе были именно колонии, оставшиеся один на один с миллионом своих проблем, которые они не могли решить. А победителями — бывшие метрополии, скинувшие с себя ответственность, но оставившие в карманах ежегодные многомиллиардные прибыли. Самим бывшим колониям, особенно в Африке, независимость принесла лишь голод, войны и тотальную коррупцию местных властей.

Вернувшись в Нью-Йорк, Дэвид Рокфеллер устроил праздничную вечеринку, для которой на один вечер был арендован весь Карнеги-холл. Новый формат оперативных ежегодных совещаний с быстрым принятием важных решений вызвал полное одобрение сильных мира сего. Заседания Клуба, за которым закрепилось название Бильдербергский, стали ежегодными. За десятилетия их формат расширился: общее количество ассоциированных членов Клуба превысило триста человек. Впрочем, подавляющее число делегатов, как правило, приглашают только для обсуждения какого-то одного, специального, вопроса, главные же решения принимаются узким составом Исполнительного комитета Клуба, включающего всего около десяти человек.

В своих мемуарах Дэвид Рокфеллер писал, что люди, считающие Бильдербергский клуб — его детище — аппаратом управления миром, вызывают у него смех, так же как и журналистские сказки о теориях заговора. А уже в следующей главе рассуждает о новом мировом порядке, наступление которого Клуб обязан резко ускорить. Очевидное противоречие этих двух тезисов один из тайных правителей мира словно и не замечает.

Что каждый год решает этот Клуб — по-прежнему строгая тайна. В семидесятых участники одной из встреч вспоминали о долгом интимном разговоре на заключительном ужине Дэвида Рокфеллера с малоизвестным тогда сенатором Джимми Картером. Через несколько месяцев Картер выставил свою кандидатуру на президентских выборах США и одержал в них уверенную победу. Это можно было бы списать на случайность, если бы на рубеже девяностых на таком же ужине «старый лис» не наставлял бы так же долго, тепло и по-отечески другого молодого политика — губернатора штата Арканзас Билла Клинтона.

Одним из пунктов совещания, прошедшего в середине 2010-х, была проблема «маленького человека» в этом мире. Что делать с миллиардами людей, обслуживающих мировую элиту, но не ощущающих на себе благ экономического прогресса? Занятые нудной работой, которую они вскоре тоже потеряют из-за роботизации, едва дотягивающие от получки до получки, всегда по уши в кредитах и долгах, больше всего на свете боящиеся увольнения или выхода на пенсию, обрекающих их и вовсе на жалкое, полунищенское существование.

Что решили по этому вопросу представители мировой элиты? Собираются ли они хотя бы для вида протянуть руку помощи уходящему в пучину бедности бывшему среднему классу, предпочли оставить все как есть или задумали вообще что-то страшное?

Об этом Джеку через какое-то время предстояло узнать.