Год пятый

Глава 1

Сначала Декалион выглядел маленькой звездочкой, но постепенно превратился в яркую звезду, пылающую на небесах. Он перестал быть точкой и приобрел видимые размеры, увеличиваясь с каждым днем. В наблюдательном куполе на оси Ново-Йорка теперь всегда было полно народу.

И вот, в точно назначенный срок, Декалион прибыл к месту конечной остановки, всего двадцати километрах от Ново-Йорка. С такого расстояния он более всего походил на продолговатую картофелину, испещренную глазками-кратерами. Фабрики по переработке СС сырья напоминали издали елочные блестки.

Теперь наступил черед Джона Ожелби. Он работал не покладая рук и пропадал на работе сутками. Под конец он безвылазно провел на фабриках два месяца кряду, присматривая за тем, чтоб все механизмы были правильно закреплены и запущены в эксплуатацию. Ни один из скафандров не пришлось приспособить так, чтобы он подходил для его скособоченного тела, поэтому Джон работал, находясь внутри специально приспособленного пьяного пузыря. Он сновал в нем повсюду, пользуя в качестве рук своих помощников. Работа в невесомости нравилась Джону; она давала у свободу передвижения и освобождала от боли. Но все два месяца он не виделся с Марианной, та подолгу разговаривал с ней, чаще всего – о вещах совершенно несущественных.

Затем, одно за другим, посыпались важные события. Ученые-медики, работавшие с Иншилой, сумели-таки выделить чистую культуру чумного и создали противочумную вакцину. После длительных исступленных споров провели референдум, исход которого решился буквально несколькими десятками голосов. Референдумом было одобрено производство больших количеств нового антибиотика; доставлять вакцину на Землю предполагалось на беспилотных шаттлах. В результате целой серии тщательно подготовленных референдумов решилась и проблема звездного корабля. Чтобы дела в Ново-Йорке шли должным образом, в действительности требовалась третья часть имевшейся в наличиирабочей силы. Остальных решили поделить две группы. Одни должны были заниматься приведением в порядок Миров Девон и Циолковский, где после проведения всех необходимых работ смогло бы разместиться более ста пятидесяти тысяч человек. Других предполагалось направить на строительство звездного корабля, получившего название «Новый дом».

Специальные команды уже вовсю трудились на развалинах Мазетлова и Мира Бишма-Машалла, снимая оттуда все, что могло хоть как-то пригодиться в дальнейшем. Целая армия инженеров техников, чье участие в проекте «Декалион» подошло к концу, с головой окунулась в проект «Янус».

Дэниел, как и Джон, мечтал о полете к звездам. А вот Марианна совсем не была уверен, что тоже хочет этого. Идея межзвездного перелета приводила ее в восторг. Но только в качестве абстракции. Долгие годы находиться в замкнутом пространстве космического корабля, в круг одних и тех же лиц; вести тихую размеренную жизнь, стоически ожидая смерти от старости. Нет, это ужасно. К тому же придется растить ребенка. Опыт общения со своей малолетней сестренкой, которой теперь исполнилось пять лет, убедил Марианну в полном отсутствии у нее каких-либо педагогических талантов.

Если бы Марианна осталась в Ново-Йорке она, без сомнения, продолжала бы продвигаться. Получить пятнадцатый класс после каких-то пяти лет службы – такое мало кому удавалось. О’Харy считали вундеркиндом, и, хотя она не заблуждалась насчет значения своей дружбы с Сандрой Берриган, все же продвижение в основном происходило благодаря ее собственным заслугам. Анализом проделанной работы и достигнутых результатов занималась Высшая Аттестационная Коллегия, ВАК.

Конституция (или Хартия) Ново-Йорка была принята более ста лет назад. Ее разрабатывали люди, сделавшие все возможное, чтобы обезопасить административные структуры от порочности, всегда ходящей рука об руку с большой политикой. Никто не мог получить «зеленый свет» – продвинуться выше двенадцатого класса без самого пристального изучения его прошлого, без исчерпывающего психологического тестирования. Требовалось сочетание альтруистических наклонностей с весьма практическим складом ума; способность к лидерству – и отсутствие эмоциональной зависимости от обладания властью; терпение, настойчивость и осмотрительность. Никто не мог проникнуть в структуры власти, используя личные связи или подкуп. Может быть, поэтому история Ново-Йорка выглядела несколько кисловатой. Лидеры этого Мира являли собой череду осторожных флегматичных людей, которые по истечении положенного срока, как правило, уходили в отставку со вздохом глубокого облегчения. ВАК была организацией анонимной, но принцип ее комплектования не представлял особого секрета: Коллегия состояла из профессиональных психологов, работавших под надзором бывших координаторов и отставных судей. Рассмотрев дело Марианны О’Хара, ВАК дала ей «зеленый свет». Но с испытательным сроком.

Теперь, когда она достигла пятнадцатого класса, ей вновь предстояло пройти ежегодную проверку: развращающее влияние власти порой бывало коварным и неуловимым. Провал на проверке мог означать, все, что угодно. От временной приостановки дальнейшего продвижения до понижения социального статуса до двенадцатого класса или ниже. Обжаловать решение ВАК было негде.

Одной из причин, по которой некогда установили такой порядок, являлась необходимость обеспечить предохранительный клапан для волн эмиграции. Тогда вокруг Земли обращалось около сорока других Миров, с самым различным политическим устройством. По заключенному между ними соглашению, каждый Мир обязывался принимать эмигрантов с любого другого Мира, если только имел свободные, пригодные для жилья помещения. Но никто не запрещал, например, загнать вновь прибывшего эмигранта на ассенизационные работы и оставить без малейших перспектив на лучшую участь. Без такого предохранительного механизма Ново-Йорк, при гарантированной свободе слова, уже давно представлял бы собой шумное, бестолковое сборище самой разношерстной публики...

Люди, мечтавшие о добрых старых временах, сгорали от нетерпения получить несколько обновленных Миров, где можно было бы заняться бизнесом. Многие из таких людей активно поддерживали проект «Янус» как раз в расчете на то, что он засосет самых шумных и беспокойных.

Дэниел и Джон, независимо друг от друга, описывали Марианне все прелести положения «первого в провинции, нежели второго в Риме». Планировалось, что социальная структура Януса будет такой же, как в Ново-Йорке. На вершине власти – два координатора, технический и политический. А поскольку население Януса составило лишь десятую часть населения Ново-Йорка, шансы Марианны О’Хара пробиться там на самый верх резко возрастали.

Она нисколько не сомневалась, что так оно и есть, но совсем не была уверена в привлекательности такой перспективы. Мотивы, двигавшие ею, пока оставались не вполне ясными для нее самой.Анализ, проведенный Коллегией, сводил эти мотивы к подсознательному желанию того, что ею восхищались окружающие. Это желание уходило в детство, когда маленькая Марианна была отвергнута своими сверстниками из клана Скэнлэн, а мать и приемный отец не слишком-то высоко ценили ее несомненные успехи учебе. Самой О’Хара такое толкование казалось поверхностным, легковесным и неполным. В нем совсем не оставалось места для того абстрактного удовольствия, даже наслаждения, которое она находила в решении встающих перед нею общественных проблем. Марианна считала, что именно чувства и являются основной подспудной силой, заставляющей ее пробиваться к вершинам власти. Чем выше ты пробился, тем более сложные и важные проблемы ставит перед тобой жизнь; тем большее удовлетворение ты находишь в их разрешении. Это тоже мешало ей полностью согласиться с доводами, выдвигавшимися Андерсон и Ожелби. Да, Янус должен стать новым Миром, но все же в первую очередь он будет космическим кораблем, капитаном которого должен стать технический координатор. А значит, ее потолком будет роль главной стюардессы этого корабля.

Чего изволите?


Кроме того, оставалась Земля. Как только чума окажется полностью под контролем, сразу возникнет нужда в администраторах, имеющих опыт в земных делах. Хотя, насколько уместен опыт в том странном мире, который описывал в своих передачах Джефф, Марианна сказать не могла.

Каждое полнолуние она шла в студию «Беллкам» слушать эти передачи. И каждый раз надеялась, что Джеффу удастся, наконец, найти исправную энергетическую ячейку, которая позволила установить двухстороннюю связь. Неповрежденные энергетические ячейки теперь стали большой редкостью, потому что самая распространенная их разновидность содержала внутри маленькую серебряную пластинку. После войны эти пластинки использовались в качестве универсальной валюты.

Но надежды не оправдывались; сигнал раз от раза становился все слабее, а последние два полнолуния передачи и вовсе прекратились. Это произошлопотому, объясняли инженеры, что уровень сигнала земного передатчика упал ниже порога чувствительности антенн Ново-Йорка. Хорошо, если так.

За семь предыдущих сеансов Джефф развернул перед своими слушателями живую картину того жестокого мира, которым представала страна Чарли. Вооруженные до зубов банды детей и тинэйджеров, называвшие себя «семьями», либо обосновывались в сельской местности, на фермах, либо скитались от одного разрушенного города к другому, промышляя грабежами. Иногда между такими бандами процветала меновая торговля, а иногда вспыхивали жуткие побоища, имевшие целью силой захватить запасы, накопленные соседями. Девочки беременели сразу после прихода первых месячных, а потом рожали детей до тех пор, пока к ним не подкрадывалась чума. Старуха с косой являлась за ними где-то годам к восемнадцати – девятнадцати. Было много мертворожденных младенцев; часто на свет появлялись самые невероятные мутанты. В большинстве семей мутантов тут же приканчивали, но в некоторых держали для забавы. В качестве домашних животных.

Среди детей быстро разошлись две священные книги: Библия и небольшая брошюра с названием «Евангелие от Чарли». Джефф считал, что первоначально «Евангелие от Чарли» представляло собой довольно неуклюжую сатирическую антирелигиозную книжонку. Но теперь ее текст трактовался буквально. Версия, напечатанная спустя примерно год после войны, содержала объяснение того, что такое чума. Чума объявлялась Божьей карой за грех контрацепции. Людей, которым отводилось на жизнь всего двадцать лет или того меньше, «Евангелие от Чарли» призывало наделать как можно больше детей за этот короткий срок. Однодневная война пи же объявлялась Божьей карой, постигшей человечество за попытку забраться на небеса.

Как ни крути, а главной причиной всех несчастий оказывались Миры. Это считалось несложным историческим фактом, подтверждаемымновой теологией. Джефф давно уже оставил попытки убедить кого-либо в обратном. Подобная ересь могла бы очень дорого ему обойтись.

Повседневная жизнь, безумная сама по себе, вдобавок осложнялась всеобщим безграничным доверием к оракулам. За неделю или две до того, как чума уносила человека в могилу, инфекция разрушала какие-то важные связи в его мозгу. Такой одержимый начинал бредить, неся несусветную чушь. Считалось, что именно таким способом либо сам Бог, либо Чарли, как одно из воплощений, посылают людям свою весть.

Джефф знал про планы, связанные с Декалионом. И он наблюдал, как астероид постепенно пересекал небосвод, пока не слился с яркой звездой Ново-Йорка. Это подкрепило его надежды что Ново-Йорк благополучно пережил войну, поскольку при естественном ходе событий Декалион должен был появиться вблизи Ново-Йорка лишь через двадцать лет. Джефф справедливо предположил, что скорость астероида была каким-то образом увеличена. Другие люди на Земле также обратили на это внимание. В некоторых семьях практиковалась упрощенная разновидность астрологии: наблюдение за Небесами в ожидании Знамений Божьих. Их толкования происшедшего были довольно занятными: либо Бог, в конце концов, вмешался и поверг в прах ненавистный Ново-Йорк, либо туда каким-то образом вселился бессмертный дух Чарли, либо же на астероид высадились пришельцы из глубокого космоса и теперь вовсю готовятся к вторжению на Землю.

Глава 2

Вернувшись домой после двух месяцев, проведенных в невесомости, Джон Ожелби чувствовал себя хуже, чем когда бы то ни было. Когда у них с Марианной совпадали свободные часы, они устраивали прогулки по одному из уровней с пониженной гравитацией. О’Хара пыталась умерить свои подпрыгивающие широкие шаги, приноравливаясь к Джону, который, с трудом шаркая ногами и морщась от боли, еле тащился рядом с ней.

– Ну и как идут твои дела после перехода на новую должность? – спросил Ожелби.

– Слишком рано говорить о чем-то определенном. – Марианна машинально сделала два больших шага, спохватилась и остановилась, поджидая Джона. – Вообще-то, состояние мучительное. Я бы предпочла, чтобы меня оставили на прежнем месте, в Управлении Ресурсами. А то сейчас любой подчиненный знает мою работу лучше меня.

– Оставь все на усмотрение людей более опытных. Сейчас, перед аттестацией, тебе следует соблюдать особую осторожность, Ожелби было легко давать советы. Сам он имел наивысший, двадцатый класс.

– Ох, да знаю я! Это и тестирование... «Главное слабое место испытуемого – неохотное делегирование своих полномочий другим субъектам»... Вот поэтому-то они нарочно поставили в ситуацию, где я только и могу делать, что непрерывно «делегировать свои полномочия». Другим субъектам.

О’Хару недавно повысили в должности, одновременно изменив род ее занятий. Теперь она была начальником отдела статистики в Департаменте Народного Здравоохранения.

– Ведь мне не приходилось всерьез сталкиваться со статистикой с тех пор, как мне стукнули шестнадцать. Да и то... Помнишь тот начальный курс: «Если вы имеете шесть черных яиц и четыре белых яйца, то...» То вы представляете собой мужскую баскетбольную команду. Три негра и двое белых, – злорадно хихикнул Ожелби.

– Прекрати! Не заставляй меня краснеть!

Они остановились у обзорного окна, выходившего на парковую зону следующего уровня.

– Как ты сам считаешь, скоро ты снова будешь в состоянии переносить нормальную силу тяжести? – попыталась сменить тему О’Хара.

– Черт. Не хочу даже думать об этом. – Джон прислонился спиной к стеклу окна и вцепился обеими руками в перила, пытаясь хоть немного ослабить давление на ноги. – Так вот что ты зубришь по ночам? Статистику?

– Пытаюсь пробиться сквозь вводный курс Называется «Начала статистики». Даже чтобы решить простейшие упражнения, приходится всему учиться заново.

– Если хочешь, я мог бы помочь.

– Нет уж. Спасибо. Дэн мне уже помог. Вы оба плаваете в этой математике, как рыбы в воде. Все для вас просто. Когда Дэн закончил свои объяснения, в моей голове не осталось даже тех пустяковых сведений, которые имелись стал раньше.

– Верно, преподаватель из меня никакой, – соглашаясь, кивнул Ожелби.

– Кроме того, мои занятия носят чисто символический характер. Все эти среднеквадратичные, стандартные отклонения и так далее... На самом деле мы получаем цифры и заносим их в разные колонки. Сколько рабочих дней было потеряно в прошлом сентябре из-за простудных заболеваний? Насколько вырастет потребность в курином бульоне в нынешнем сентябре? Уверена, всегда найдутся такие люди, которым придется по душе это очаровательное занятие. Но я не из их числа. Я здорово влипла, Джон. И надолго: по крайней мере, до следующей ежегодной аттестации ВАК. Если они соизволят выставить мне хорошую оценку, то я, оглядевшись по сторонам, попрошу перевода.

– Хочешь, я устрою тебе перевод?

– Куда? В технический сектор? – Марианна насмеялась. – Нет уж, благодарю покорно.

– В политический сектор. Но работы будут проводиться по заданиям технического.

– Нет, это будет дурно пахнуть. Твой двадцатый класс, да восемнадцатый у Дэна, и вдобавок ко всему моя дружба с Сандрой Берриган... Коллегия тут же заподозрит сговор и навсегда перечеркнет все мои надежды на будущее.

– Это будет чисто компьютерный отбор. Никаких персональных рекомендаций, – вскользь заметил Ожелби.

– Ну да. А программу для компьютера составит мой муж!

– Не так прямолинейно. Тебе, по крайней мере, интересно, о какой работе идет речь?

– Что ж, давай выкладывай.

– Мы сейчас подбираем головную группу. Стартовый состав для проекта «Янус».

– Пытаешься все-таки втащить меня на борт вашего проклятого звездного корабля? Не мытьем, так катаньем?

– Уймись и послушай. У нас есть законно-обоснованная необходимость привлечь несколько человек из политического сектора. Нужны только такие, кто имеет всестороннее академическое образование. Ведь требуется начать со здание целого нового Мира, притом – с нуля. Социальное устройство; возрастное распределение населения; генетический фонд; профессиональная специализация... И так далее. По-моему это куда интереснее, чем куриный бульон.

Марианна вздохнула и ласково похлопал Ожелби по руке.

– Конечно, интереснее. Но у меня нет никаких шансов.

– Почему бы, по крайней мере, не узнать мнение Берриган на этот счет. Она скажет тебе откуда дует ветер. Она близко знакома с половиной членов Коллегии.

– Меня куда больше беспокоит вторая половина. Психологи. Они чертовски привередливы. Ну да ладно. Сегодня вечером я как раз иду с Сандрой в бассейн. Посмотрим, что она скажет.

– Будет прекрасно, если мы сможем работать вместе.

– Все трое?

– Надеюсь, в конечном счете так и произойдет, – Ожелби задумчиво покачал головой. – но пора отклеить Дэна от его скороварок, объективных причин оставаться начальником секции прикладной химии у него больше нет. Все проблемы по части смол, гудрона и переработки дегтя практически решены. Думаю, те, кому дет подчиняться в нашем проекте, будут просто счастливы заполучить под свое начало руководителя секции, не проявляющего никаких поползновений продвинуться выше этой должности.

О’Хара мягко, но настойчиво оторвала руки Джона от перил.

– Самое время тебе проявить поползновения продолжить прогулку.

Евангелие от Чарли

Джефф Хокинс осторожно подъехал к полусгоревшей станции обслуживания. У дверей станции сидел за столиком мальчишка. Сбоку от него громоздились упаковки с пивом. Мальчишка вяло повел дулом своего дробовика в сторону Джеффа.

– Ты – Лекарь? – Он скорее утверждал, чем спрашивал.

– Верно. В твоей семье есть больные?

– Не-а. Был один, да перед самым твоим приездом помер.

– На то воля Чарли, – пробубнил Джефф небрежно перекрестившись. – Почем пивко?

– Отдам упаковку за магазин для дробовика. – Мальчишка ткнул пальцем в оружие Джеффа, болтавшееся на перекинутом через его плечо брезентовом ремне.

– У самого осталась всего одна обойма, да и та полупустая, – не моргнув глазом соврал Джефф.

– Может, у тебя есть серебро?

– Разбежался. Есть несколько патронов россыпью. Двадцать второй и сорок пятый калибр.

– Сорок пятый возьму. Два патрона за жестянку пива.

Джефф порылся в кожаной сумке, пришитой к поясному ремню.

– Две жестянки за один. – Он бросил тяжелый патрон на столик.

– Одну за один. – Мальчишка подтолкнулжестянку, и она заскользила по столику.

Джефф пожал плечами, вскрыл жестянку, осторожно глотнул. Пиво оказалось выдохшимся, но вполне доброкачественным. Он быстро шил его, купил еще две жестянки и бросил их сумку.

– Кому-нибудь поблизости нужен Лекарь, не слыхал?

– Есть одна семья. Отсюда по дороге минут пятнадцать. Там вечно кто-то болеет. Они возятся со своими мутантами. Слева у дороги будет указатель. Какая-то там ферма. Забыл название.

– Спасибо. – Джефф взгромоздился на велосипед и тронулся с места.

– Эй! – Он почувствовал знакомый неприятий зуд между лопатками, притормозил и оглянулся.

– Там у них, на полдороге от поворота к ферме, обычно стоит часовой. Не советую соваться туда, как стемнеет.

– Спасибо. Я потороплюсь.

Красное солнце катилось к закату; день подходил к концу. Километра через два он подъехал к указателю «Ферма „Лесной Двор“ и свернул на грунтовуюдорогу. Колеса велосипеда начали застревать мелком кварцевом песке; Джефф спешился повел своего „коня“ за рога. Периодически он громко оповещал окрестности о своем, прибытии. По обеим сторонам дороги рос густой кустарник, котором мог спрятаться кто угодно. Слабый ветерок заставлял тихо вздыхать высоченные австралийские сосны.

– Стой, где стоишь, – раздался позади грубый низкий голос. – Руки вверх.

Джефф прислонил велосипед к бедру и, не слишком торопясь, выполнил приказание. Слышно было, как кто-то продирается сквозь кусты. Потом – мягкие, скользящие шаги по песку.

– А-а, ты тот самый старый дурень. Доктор.

– Лекарь, – поправил Джефф.

– Как хочешь. Можешь опустить руки.

Внешность подошедшего вызывала удивление. Это был полностью сформировавшийся крепкий мужчина с густой светлой бородой. В руке он держал автомат «Узи» последней модели, первый такой автомат, увиденный Джеффом за последние годы. Джефф заметил, что автомат снят с предохранителя, поэтому руки он опускал очень медленно. Двести стальных иголок в секунду. В полиции такие штуки получили прозвище «мясорубка».

– Ну что ж, ты как раз вовремя. У нас есть больные. – Он чем-то щелкнул и сказал: – Алло, тут появился Лекарь. Ну, тот самый старый пень. С ним все в порядке.

– Значит, у вас есть электричество? – спросил Джефф.

– Значит, пока есть. Второй поворот направо, большой дом. Кто-нибудь проведет тебя через ворота. Метров через сто лес кончился. Большое пастбище. Высокий забор из колючей проволоки. Надпись кратко гласила: «Не влезай – убьет!» За проволокой – несколько акров огородных грядок, и большой, вполне современный дом с солнечными батареями на крыше. Тут и там вокруг дома были сооружены укрытия из аккуратно уложенных мешков с песком – огневые позиции. Ничего себе.

В воротах, придерживая одну створку, стояла девочка, лет тринадцати-четырнадцати. Совсем голая, она держала на руках младенца, который пытался что-то высосать из ее маленькой груди.

Пропустив Джеффа внутрь, она закрыла створки ворот и заперла их на запор.

– Знаешь, мой ребенок заболел. Ты сможешь что-нибудь сделать?

На шее младенца был странный большой нарост. Когда девочка передала ребенка Джеффу, увидел, что нарост представлял собой не до конца сформировавшуюся вторую голову. Без глаз, без носа, но со ртом. Вдобавок ко всему прочему младенец оказался гермафродитом.

– Его все время рвет, – сказала девочка, – и еще кровавый понос.

– С мутантами ни в чем нельзя быть уверенным, – сообщил ей Хокинс. – Может быть, у него внутри чего-то не хватает. Заноси его в дом, я осмотрю его повнимательнее.

Дом был выстроен из толстенных бетонных блоков; окна оборудованы мощными скользящими стальными заслонками. Дверью служила плита из пеностали, добрых десяти сантиметров толщиной.

– Здесь кто-то строил на века, – заметил Джефф.

– Родители Теда. Это Тед разговаривал с тобой на дороге.

В доме царила прохлада; работал кондиционер. Девочка завернула младенца в одеяло, а сама накинула халат.

– Его родители предчувствовали, что вот-вот начнется война, – добавила она.

– Сколько Теду лет?

– Двадцать. Он очень скоро умрет. Его сестра Марша умрет еще скорей; она старше Теда на год. Они оба жили тут с самого начала, а остальные пришли сюда вскоре после войны.

Гостиная была просторная, светлая, даже изящная. Ново-японский стиль с циновками и низкими столиками. Девочка положила ребенка на столик, а Джефф тяжело опустился на циновку. Достав стерильный термометр, он измерил младенцу температуру, взглянул на шкалу и покачал головой.

– Много кричал?

– Нормальная голова – да. Другая вообще ничего не делает, даже не сосет. Не думаю, что он долго протянет. – Лоб младенца был очень горячий и очень сухой. – Такая температура запросто взрослого убьет. У него просто мозги сварятся. – С позавчерашнего дня он совсем не подает голоса и почти не двигается. Так ты можешь что-нибудь сделать или нет?

Могу попытаться, но буду сильно удивлен, если и он протянет до утра.

– На все воля Чарли, – пробормотала девочка.

Джефф машинально перекрестился, вытащил из сумки пистолет для инъекций, протер спиртом его дуло и кожу на плече младенца. После секундного колебания он зарядил пистолет обычным физиологическим раствором поваренной соли. Какой смысл транжирить антибиотики? Девочка утерла слезинку, быстро сбежавшую по щеке.

– Мой первый ребенок.

– У тебя их будет еще много. Советую сменить отца... Ты знаешь, кто отец?

– Чарли знает, – она покачала головой, – Кто-то из парней.

Здесь есть другие мутанты?

– Четверо. Пять, если считать Джомми. Но у него просто по шесть пальцев на руках и ногах. Еще было несколько мертворожденных, а один родился, вывернутый наизнанку. Тот прожил довольно долго; его успели окрестить.

– А сколько у вас нормальных?

– Восемь человек, считая Джомми.

– Сколько женщин? Тех, которые могут рожать.

– Я четвертая. Еще есть Шарон, ей шестнадцать. Месячные у нее давно, но ей все никак ни удается залететь. Трахается трижды в день, а залететь не может.

– Месячные у нее регулярно?

– Не-а. Она никогда не может сказать заранее.

– Может, я и смогу ей помочь. Когда по явлюсь у вас в следующий раз. – Джефф достал блокнот, черкнул в нем несколько слов. В Плант-Сити он как-то видел упаковки с подходящими пилюлями, но не позаботился при хватить их с собой. Может быть, с их помощью девочке удастся восстановить свой цикл и забеременеть. – Еще больные есть?

– Наверху лежат двое, они сильно больны. Девочка взяла ребенка со стола и успела пересечь всю гостиную, пока Джефф, кряхтя, вставал на ноги. – Ты что, тоже болеешь?

– Просто не могу двигаться так легко, как ты. Плата за долгую жизнь.

Она кивнула, понимающе и участливо.

Наверно, ты чем-то сильно прогневал Чарли. Хокинс поднялся вслед за ней по широкой лестнице, вошел в спальню. На кроватях лежали два мальчика, истощенные, бледные, покрытые крупными каплями пота. Один спал, другой тихо стонал; его бил сильный озноб. Вся грудь спящего была усеяна мелкой розовой сыпью.

– Покажи язык, – велел Джефф тому, который не спал. Не получив никакого ответа, он взял мальчика за подбородок, силой открыл ему рот. Язык оказался сухой, с коричневатым налетом.

– Они недавно ходили в Тампу?

– Ага, примерно месяц назад. Тед посылал их туда за какими-то тряпками. А ты откуда знаешь?

– В тех краях эпидемия. Знаешь, что такое эпидемия?

Она пожала плечами.

– Это такая болезнь, которая, выйдя из-под контроля, распространяется повсюду, словно пожар. Тогда болеют все или почти все. В Тампе сейчас эпидемия тифа. Ваши ребята подцепили тиф.

Теперь они умрут?

Наверно, нет. У меня есть лекарство против этой болезни. Кстати, как вы поступаете с дерьмом?

– С чем?

– С дерьмом. Вы же выносите отсюда дерьмо верно? Куда оно потом девается?

– А-а... Понятно. За домом есть компостная машина.

– Оно там сжигается?

– Нет, оно... ну... оно ультра что-то. Или как-то. Тед знает.

– Ладно. – Джефф пошарил в своей сумке, нашел хлорамфеникол и кортизон. – Сама-то как себя чувствуешь? Неважно?

Девочка уставилась себе под ноги.

– Ну-у. Просто быстро устаю. Может, скоро месячные придут.

– Из носа кровь не идет?

– Самую капельку.

– Похоже, и ты подцепила эту заразу. Твой малыш, наверно, тоже. – Он внимательно прочел текст на этикетке хлорамфеникола и установил пистолет для инъекций на четверть взрослой дозы. Именно так эта болезнь и распространяется. Вот в Тампе просто-напросто срут, где попало. Мухи сначала садятся на дерьмо, а потом – на еду.

– Они там живут, как свиньи, – заметила девочка.

– Ты совершенно права. – Джефф сделал инъекции обоим мальчикам. – А ты подхватила заразу от этих. Слишком тесный контакт.

– Я вела себя очень осторожно, – упавшим голосом отозвалась она.

– В данном случае это не играет роли. Повернись и задери халат.

Девочка вздрогнула от прикосновения холодного тампона со спиртом. Джефф протирал ее ягодицу чуть дольше, чем требовалось. За исключением ступней и лодыжек, она была очень чистенькая, что произвело на него куда большее впечатление, чем ее мальчишеская фигурка. В течение пяти лет возни с грязнущими ребятишками половая жизнь Джеффа сводилась к разглядыванию медицинских иллюстраций и к воспоминаниям о близости с Марианной. Он сглотнул и напомнил себе, что эта девочка годится ему в дочери. Чтобы пистолет для инъекций не дрожал, пришлось держать его обеими уками.

Но девочка все-таки обратила внимание на его совершенно очевидную эрекцию и хихикнула:

– Что, хочется? Так давай!

– Это может не понравиться Теду, – сказал после небольшой паузы.

– А мы ему ничего не скажем.

Джефф за последние годы узнал много нового детской психологии. Еще больше он узнал о самых разнообразных огнестрельных ранениях, поэтому сказал дипломатично:

– Давай подождем немного. Все равно мне надо сначала поговорить с Тедом о других вещах.

– Ну-у... Он не позволит. Это не разрешается никому, кроме членов семьи.. Вдобавок если я залечу, может родиться мутант. Такой же старый, как ты.

– Вранье. И есть способы предохраняться.

– Ага. Сплошной разврат: один раз в рот, другой раз в зад. Тед говорит, Чарли не велит так делать. Большой грех. – Она засмеялась. – Но я испробовала и то, и другое, когда ходила с пузом. Тед тоже участвовал. Было забавно.

Джефф прикрыл глаза, стиснул зубы и медленно перевел дыхание. Так. Самым невинным звонким голоском ему предложено совершить анальный половой акт с несовершеннолетним, тифозным бациллоносителем. Ничего подобного ему не попадалось ни в одном медицинском тексте. Действительно забавно.

– Пойдем-ка лучше вниз, малышка. Снизу доносились голоса. За столом сидел Тед и отдавал паре ребятишек указания насчет обеда. Он жестом пригласил Джеффа к столу и велел маленькой девчушке сбегать за бутылкой вина.

– Ну, – кивнул Тед в сторону спальни, – можешь для них что-нибудь сделать?

Джефф уселся за стол и рассказал Теду про эпидемию тифа в Тампе.

– У меня хватит вакцины, чтобы сделать прививки всем членам твоей семьи, – сказал он. – Девочка и ее двухголовый ребенок, думаю, уже заболели. Мальчишки наверху заболели наверняка. Я им всем сделал инъекции. Утром повторю. Кроме того, оставлю вам упаковку пилюль.

Девчушка притащила бутылку белого вина и два настоящих бокала на длинных ножках. Тед вытащил пробку, разлил по бокалам вино. Вино больше всего походило на резкий низкосортный портвейн, оставляло во рту затхлый привкус слегка подгнивших апельсинов, но пить его было можно.

– Что ты хочешь взамен? – спросил Тед. – нас много всякой еды.

Не надо. В предыдущей семье мне дали только еды, сколько я мог унести. Вот что мне действительно нужно, так это полностью заряженная энергетическая ячейка. У вас должны быть такие.

Тед нахмурился.

– Да, есть. Но мы не можем раздавать их направо и налево. Семь штук в работе; всего две в резерве.

– Можно на время. Я мог бы вернуть ячейку через неделю или около того.

– Мне это не нравится. Любой, кому станет известно, что у тебя есть ячейка, тут же шлеп нет тебя на месте. Из-за серебра. – Он вперился в свой бокал с вином, слегка покачивая его в руке. – А за каким дьяволом тебе нужна ячейка?

– В госпитале, где я храню свои лекарств есть мощная радиостанция. Хочу посмотрев нельзя ли с кем-нибудь связаться.

– Не знаю, не знаю. Хотя... Ты можешь оставить в залог свой дробовик? У тебя есть еще оружие?

– Пистолет, – кивнул Джефф. – Но меня всё равно никто никогда не трогает.

– Да, я слышал. А ты знаешь, отчего так получилось, что ты до сих пор не умер?

– На то была воля Чарли.

Тед едва заметно покачал головой и понизил голос:

– Брось. Ты не можешь на самом деле верит во всю эту хренотень. – Он указал взглядом на голограммы над камином: Блаженный Мансон, окровавленный Христос на кресте; рядом были три голограммы поменьше: две женщины, между ними – мужчина, чем-то напоминавшим Мансона. – Там мой отец и мои матери. Святое семейство, черт побери. Что же до Максоновского учения, то уже тогда я думал, что это полная херня, и теперь продолжаю думать точно так же. Да, он верно угадал, когда грянет гром, но тут простое совпадение. Чарли Мансон был всего-навсего сумасшедший старый дурак. Насчет Иисуса – не знаю.

– Остальные в твоей семье думают так же?

– Нет. А если да, то держат свои мысли при себе.

Джефф ничего не ответил, и Тед продолжил:

– Знаешь, мне приходилось слышать о других старых людях. Одного, старика Микки, я видел в Диснейленде. Он такой же большой, как ты, но у него чердак протек напрочь. Вообще, все, кому сильно за двадцать, большие, неуклюжие и обязательно рехнувшиеся. Как вышло, что ты не такой? Расскажи мне, и вам тебе попользоваться нашей энергетической ячейкой.

Я ничего не знаю точно. Могу рассказать, что я об этом думаю, да только это не убережет тебя от смерти, заранее предупреждаю.

– Выкладывай.

– Я – мутант от рождения, как и все остальные старики. Такая мутация называется акромерацией. С самого рождения у тебя что-то не так с одной железой, гипофизом, и ты продолжаешь расти после того, как нормальные люди перестали. Обычно при этом страдает рассудок, но в моем случае получилось иначе: болезнь заметили вовремя и назначили мне нужное лекарство…

– Каким образом эта... акромегалия продлевает жизнь?

– Не знаю каким, но продлевает. После войны я много где побывал, но никогда не встречални одного человека, даже не слышал о таком кому перевалило бы за двадцать с небольшим если он не был акромегаликом.

– Ладно. – Тед задумчиво отхлебнул глоток вина. – А есть какой-нибудь способ заразиться от тебя твоей болезнью? Что-нибудь вроде переливания крови, а?

– Нет, не получится. Там неправильно работает один гормон, гормон роста. Может, с его помощью... Но он никогда не попадался мне ни в аптеках, ни в больницах; а как его изготавливают, я не знаю. Я ведь не ученый. Я даже не врач. Но имея радиосвязь, можно попытаться найти какой-нибудь выход.

Тед повернул голову и посмотрел на дверь, в душную в кухню.

– Пошел вон, Марк, – сказал он, – здесь взрослый разговор.

В дверном проеме стоял на руках маленький мальчик. Руки без пальцев напоминали обрубленные ласты. Вместо ног в воздухе болталось что-то вроде дельфиньего хвоста. Лысая голова с малюсенькими и очень близко, почти вплотную, посаженными глазами напоминала яйцо, вдобавок ко всему у него была заячья губа. Мальчик промычав нечто нечленораздельное, повернулся и заковылял прочь, ловко переступая руками-ластами.

Никогда не знаешь, что он понимает, а что – нет, – вскользь заметил Тед. – Тебе случалось встречать кого-нибудь, хоть немного похожего на Марка?

В точности такого – нет. Конечно, у большинства мутантов не одно уродство, а несколько, здесь... Ходячий атлас врожденных патологий. Заячья губа, шреномелия, микрофтальмия, цефалосиндастия... Бог знает, что у него там твориться внутри. Удивительно, что он вообще выжил.

– Жрёт, как свинья, – сообщил Тед. – Если не врач, то откуда знаешь все эти мудреные названия?

– Нашел как-то книгу про разные уродства, но от нее не слишком много прока. Те немногие вещи, которые можно исправить, требуют хирургического вмешательства. Я мог бы, пожалуй, пытаться зашить ему губу, не более того.

– Думаешь, мы не правы, оставляя их в живых? Насколько мне известно, в большинстве семей таких сразу пускают в расход.

М-м-м... – Джефф допил вино и снова наполнил оба бокала. – Видишь ли, мало кому это говорил, – да и ты ничего от меня не слыхал, ладно? – Тед кивнул. – По-моему, надо давать им возможность вырасти. Даже иметь детей, если они смогут. Тогда есть надежда, что в результате мутаций появится новый ген, дающий иммунитет против чумы. Может быть, что-нибудь вроде акромегалии, но без ее побочны эффектов.

– А от чего мы на самом деле умираем? Только оставь в покое волю Чарли.

– Думаю, это либо элемент биологического оружия, либо мутировавший возбудитель одной из обычных болезней. Со временем эпидемия может затухнуть сама собой. Но может и длиться целую вечность. Я ведь даже не знаю насколько широко она распространена, потом, и хочу использовать передатчик.

– В Джорджии все обстоит точно так же. Мы как-то перекинулись парой слов с одним парнем из Атланты.

– Да, наверно, повсюду одно и то же, – кивнул Джефф, – по крайней мере, на Восточном побережье. В ближайшие годы во Флориде будет немного приезжих.

– Может, весь удар пришелся по Атлантическому побережью?

– Бомбили повсюду. Я объездил немало мест.

Еще некоторое время они обменивались рассказами о том, кто где побывал и что видел. Потом из кухни появилась маленькая девочка, с виду нормальная, и объявила:

– Обед готов!

Они ели на кухне, за двумя столами. За одним сидели «взрослые», за другим – дети.

Еда была очень вкусная: цыплята, тушенные со свежими овощами, но вот сотрапезники из-за второго стола могли кому угодно испортить аппетит. Двое детей вообще не могли есть самостоятельно. Один вместо рук имел нечто, отдаленно напоминавшее тюленьи ласты; второй просто абсолютно пассивным микроцефалом. Еще столом сидела очень красивая девочка с коленными золотыми кудрями и единственным небесно-голубым глазом точно посередине лба. Она ела нормально. Мать двухголового младенца отложила в отдельный котелок еду для Марши, сестры Теда. Сейчас была очередь Марши стоять на посту у дороги.

В течение всего обеда Тед экзаменовал «взрослых» – старшему из них не исполнилось еще и семнадцати – на предмет случки скота и возделывания земельных угодий. Его родители успели собрать большую библиотеку по фермерскому делу ругам вопросам практической жизни. Но, как он с грустью признался Джеффу, большинство взрослых читало не слишком хорошо, да вдобавок не очень-то хотело учиться.

После обеда Джефф сделал обещанные прививки, а чуть погодя выяснилось, отчего все обитатели фермы такие чистенькие. На крытой галерее за кухней имелась душевая комната с огромной, на всю семью, ванной. Они помылись с мылом, которое слегка пахло ветчиной, сполоснулись под душем, а потом, пока дети играли, взрослые окунулись в восхитительно теплую воду.

– Каждое утро заполняем большой бак на крыше, – сказал Тед, махнув рукой в сторону самодельной насосной установки, напоминающей велосипед. – Приходится по полчаса крутить педали, но дело того стоит. В это время года мы всегда купаемся поздно вечером, иначе вода будет слишком горячей.

Появилась Марша; Джефф одобрительно наблюдал, как она принимает душ. Особой красотой она не блистала, но была совершенно взрослой женщиной – редкостное теперь зрелище. Полностью формировавшаяся мускулатура, хорошая грудь; на животе едва заметные белесые полосы – следы нескольких беременностей. Она спустилась в ванну рядом с Джеффом, положила руку ему на плечо и стала разговаривать с Тедом.

Спустя какое-то время взрослые выбрались из ванны, предоставив ее в распоряжение детей. Джефф и Марша обтерли друг друга полотенцами, а затем, без лишних слов, подобрали одежду, оружие и пошли на второй этаж.

Как и следовало ожидать, первый раз все закончилось, не успев начаться: сказались пять лет воздержания. Но эти же пять лет помогли Джеффу очень быстро восстановиться. Наконец, оба все-таки утомились.

– Могу побиться об заклад на что угодно, – сказала Марша, перебирая пальцами седую бороду, – ты такой же, как Тед. Ни во что не веришь. В детстве меня воспитывали в духе даосизма. – осторожно ответил Джефф, – американского даосизма. Терпимость и снисходительность. Умиротворенный взгляд на вещи.

– Ну, положим, учение Чарли тоже основано на умиротворенности. В каком-то смысле. – Она сладко потянулась и прильнула к нему, положив руку на его широкую грудь. – Мне кажется, мужчины просто не могут принять это учение до конца. Женщинам проще: они гораздо ближе к реальной жизни, поэтому не так боятся смерти.

Не вижу никакого высшего смысла в смерти.

– Конечно нет, ведь ты мужчина.

– Чарли тоже был мужчина.

– Так же, как Иисус. Но оба они были не обычными мужчинами.

Джефф улыбнулся в темноте.

– По крайней мере, мы оба согласны, что... Он инстинктивно свалился с кровати на пол и перекатился в угол, где лежало его оружие раньше, чем осознал, что означают звуки, во рвавшиеся через приоткрытое окно: рыдающий рев мясорубки «Узи», истошные вопли, захлебывающаяся автоматная скороговорка, беспорядочная пальба из винтовок и пистолетов... Потом наступила тишина.

А затем раздался одиночный, хлопок, выстрел из мелкокалиберного пистолета.

Из другого угла комнаты послышался лязгающий металлический звук: Марша вставляла и свою винтовку новую обойму.

– Похоже, они прикончили Ларри, – сказала она, – на всё твоя воля, Чарли!

При этих словах Джефф начал было автоматически осенять себя крестом. Осознав это, он досадливо плюнул на пол, нащупал пояс с кобурой и стал натягивать штаны. Потом быстро приладил наплечную кобуру, подобрал с пола нож, ботинки и, не надев рубашку, поспешил за Маршей на первый этаж.

Прозвенел гонг.

За бруствером из мешков с песком они оказались первыми. Джефф окинул внимательным взглядом подъездную дорогу и заросшее пастбище за оградой, залитое лунным светом. До полнолуния оставалось всего три дня. Если повезет, через три дня он услышит голос Марианны.

А за это стоило сражаться.

– Вам давно надо выдрать все высокие сорняки хотя бы вдоль периметра, – сказал он. – По такой высокой траве могут незаметно ползти хоть сто человек, а вы увидите их только тогда, когда ониначнут карабкаться через забор.

– Пускай карабкаются. – Голос Марши был спокойным, даже счастливым. – Тут-то мы и посмотрим, насколько они хороши в жареном виде.

Голос Джеффа, наоборот, был хриплым и напряженным. В его кровь выплеснулась изрядная порция адреналина. Да-а, подумал он, хорош же я: колени дрожат, ладони вспотели, очко играет. Если придется давать деру, сможет ли он перебраться через проволоку под напряжением? Он сел на землю и стал надевать ботинки. Позади раздался громкий металлический лязг: закрываянаглухо окна, вниз упали стальные заслонки.

– Приходилось раньше бывать в переделках? – спросила Марша.

– Пару раз. А до войны я был полицейским Нью-Йорке.

– У тебя даже голос изменился. Нервничаешь?

– Есть немного. Отвык. У вас тут часто такое творится?

– Почти каждый месяц. Но обычно особых проблем не возникает.

Джефф положил оба пистолета на мешки песком и постарался устроиться так, чтобы быт удобно целиться из дробовика.

– Похоже, ты действительно не боишься смерти, – пробормотал он.

– Почти... Я предпочла бы умереть в положенный срок, но если Чарли призовет меня раньше, что ж. Значит, такова Его воля.

Появился Тед. Он принес тяжелую винтовку с громоздким инфракрасным оптическим прицелом.

– Пока еще тихо, – сообщил он самым будничным голосом. – Все на местах?

– Первый! – тут же негромко донеслось из-за соседнего укрытия.

Счет эхом прокатился по всем укрытиям вокруг дома и закончился на цифре восемь.

– Послушай, Лекарь, – сказал Тед, – не вздумай палить из своего дробовика в тех, у кого в руках будут автоматы, а особенно – в того, у кого наш «Узи». Мы не можем позволить себе повредить оружие.

Дробовик Джеффа стрелял мелкой металлической крошкой: отличное оружие для ближнего боя, но то, во что попадал заряд этой крошки, превращалось в сплошное месиво.

– Действуем по плану номер два, – продолжал Тед. – Джомми, пойди сними напряжение с забора. Включать только по моему сигналу или по команде Марши. Всем остальным из укрытий высовываться, без приказа не стрелять. – Он повернулся к Джеффу и объяснил: – Первым делом я сниму двоих-троих из снайперской винтовки, а потом мы дадим им потратить как можно больше зарядов. – Он прильнул к прицелу, медленно повел стволом винтовки сначала в сторону, потом в другую. – Если, конечно, они вообще появятся. Они могут просто принять с собой «Узи» и смыться.

– Даже не надейся, – сказала Марша. Она сидела в свободной, расслабленной позе, привалившись к мешку с песком; ее кожа, еще слегка влажная после часа постельных упражнений, поблескивала под лунным светом, «Узи» – очень неплохая добыча. Нет, они обязательно попытаются, – уверенно сказала она, – их же до хрена в зарослях.

– Похоже на то, – согласился Тед. – Черт, и как это Ларри дал такого маху?

– Раньше всегда срабатывал план номер один, – пояснила Марша. – Часовой у дороги пропускал их, предупреждал нас, шел за ними следом и прятался к западу отсюда, на третьей линии укрытий. Как только начиналась стрельба, они сразу попадали под перекрестный огонь.

– И большинство из них быстренько отправлялось на тот свет. Как раз благодаря «Узи». Черт бы побрал этого Ларри, – закончил Тед.

Раздался такой звук, будто где-то рядом на землю свалился здоровенный булыжник, сверкнула яркая вспышка; почти одновременно с ней прогремел взрыв. На мгновение воздух наполнился свистом множества светящихся осколков. Тед быстро перебежал в соседнее укрытие, поднял голову над бруствером, прицелился. Прозвучало два или три совсем тихих хлопка: глушитель винтовки прекрасно справлялся со своей задачей.

– Один готов! – Тед снова нырнул за мешки Опять потянулось томительное ожидание. Ни ответного огня, ни криков. Вообще ни звука.

– Послушай-ка, Лекарь, – сказал Тед, – пальни пару раз из своей пушки. Может, это за ставит их пошевеливаться.

Джефф осторожно выглянул из-за мешков Почти тут же до него донесся звук голоса, отдавшего негромкую команду. Из зарослей сорняков внезапно поднялось во весь рост человек тридцать-сорок. Нападавшие быстро и молча двинулись в их сторону. Он дважды торопливо выстрелил в том направлении, а потом откатился за мешки.

– Идут, – сказал он. Ответных выстрелов по-прежнему не было.

– У них лестницы, – сообщила Марша, вглядываясь поверх бруствера. – Отлично. Потренируемся в стрельбе по мишеням.

– Не вздумай стрелять, пока они не установят лестницы, – быстро предупредил Тед.

Взвыл «Узи», поливая огнем укрытия. Мешки головами Джеффа и Марши лопнули, посыпался песок, поднялась мелкая пыль. Длинная очередь смолкла.

– Вот гады, – на удивление спокойным голосом сказал Тед и осел на землю, слепо ощупывая свое лицо.

Джефф переполз к нему в соседнее укрытие, взглянул. Одна из иголок «Узи» вспорола щеку. Полуоторванный лоскут мяса вывалился наружу и висел на бороде. В лунном свете виднелись цветящие от крови задние зубы.

– Сейчас. – Джефф кое-как пристроил лоскут на место и помог Теду прижать его рукой. – Пока все не кончится, подержи так. После пришью обратно. – Он совсем не был уверен в успехе.

– Ладно, – выдавил Тед сквозь стиснутыезубы. – Давай поменяемся пушками. Из винтовки одной рукой не постреляешь.

Джефф передал ему дробовик, а сам, примериваясь, взвесил на руке тяжелую винтовку.

– Здесь осталось восемь, от силы – десять патронов, – сказал он. – Есть к ней еще магазины?

– В прикладе. Скажи Марше, пусть включают ток.

Марша услышала его слова и прокричала что-то Джомми. Джефф уже смотрел на нападавших сквозь инфракрасный прицел, поэтому сразу увидел первую жертву: девочку, почти успевшую перелезть через забор. Спину девочки свело назад жуткой дугой; с ее локтей золотистым дождем сыпались искры. Потом ее пальцы, продолжавшие сжимать проволоку, задымились. Тело обмякло и кулем свалилось на землю.

Прицел давал яркое, одноцветное и плоское изображение. В него было встроено что-то вроде радара, поэтому при стрельбе по дальним мишеням паутинка перекрестья автоматически сдвигалась немного вниз. Цифра в нижнем углу окуляра показывала, сколько выстрелов осталось в запасе. После дозарядки – двадцать три. Испытывая чувство странной отрешенности, он навел перекрестье на первую попавшуюся фигуру и потянул спусковой крючок. Фигурку развернуло рывком, но она, пошатываясь, продолжала стоять. Отдачи у винтовки не было никакой, повернул кольцо на окуляре; фигурка сильно увеличилась в размерах. Тщательно прилившись в середину груди, он снова выстрелил. На этот раз фигурка упала головой вперед и больше не двигалась.

Джефф выпрямился и медленно, как во сне, побрел к своему укрытию. На полдороге он опомнился, упал на землю и остаток пути прополз.

– Будь осторожнее, черт бы тебя побрал! – потребовала Марша. – И, ради всего святого, подстрели поскорее того подонка с «Узи»!

Проклятая мясорубка тут же ревом напомнила о себе. Джефф повел дулом винтовки в сторону, откуда раздалась очередь. Человек, сжимавший в руках «Узи», стоял на дороге прямо у ворот и, почти в упор, стрелял по замку, трижды выстрелил. Человек зашатался и рухнул на ворота. Сверкнула яркая голубая вспышка; створки ворот начали медленно расходиться..

– Ворота! – исступленно закричала Марша. – Крошите недоносков!

Вокруг затрещали выстрелы. От звуков этот трескотни Джефф снова впал в странный ступор.

Марианна как-то пожаловалась на это его свойство. Они тогда пробивались на мыс и угодили в засаду.

«До тебя в такие минуты абсолютно ничего и доходит, – сказала она тогда.

– Нет, – возразил он, – доходит. Но только то, что жизненно важно».

Он четко удерживал перекрестье прицела в одном месте, наведя его на «Узи», валявшийся в пыли у ворот. Стрелял он только тогда, когда кто-то нагибался, пытаясь поднять чертову мясорубку; все остальное не затрагивало его сознание. После шести или семи выстрелов он все-таки промахнулся. Какая-то девчонка метнулась к «Узи», подхватила его, перекатилась по земле и не поднимаясь на ноги, начала стрелять. Джефф плавно передвинул прицел в ее сторону, но тут его сильно ударило по голове, из глаз посылались искры, и он упал. Он успел почувствовать удар собственного тела о землю. Бешено вращавшиеся вокруг него огоньки медленно угасли.


Джефф очнулся от звуков детского смеха, открыл глаза и взглянул на бледно-голубое небо. Светало. Он попытался сесть; в глазах поплыли черные пятна. Подавив сильный позыв к рвоте, он с минуту лежал неподвижно, а затем кое-как перекатился на левый бок. Теперь можно было смотреть.

В саду играли дети. Девочка-циклоп радостно подпрыгивала. Золотые кудри облаком летали вокруг ее головы, а у самых ее ног конвульсивно подергивалось тело другой девочки, почти сверстницы, которой она только что отрубила голову. Остальные детишки весело и деловито занимались похожими вещами.

Джефф поскорее снова закрыл глаза, сконцентрировавшись на своей монументальной головной боли. «Интересно, насколько сильно меня контузило, – подумал он. Осторожно ощупав голову, обнаружил на ней широкую и толстую повязку. Повязка больно оттопыривала его ухо.

– А, ты уже в порядке!

Он узнал голос Марши, оперся на локоть, открыл глаза и посмотрел на нее сквозь клубящееся облако черных пятен. В голове было пусто и гулко. Не найдя там ни одной путной мысли, он спросил:

– Ты успела переодеться?

– Прошло довольно много времени. Ты отключился буквально за несколько минут до того, все кончилось. Дети уже скоро закончат уборку.

Его передернуло. Он снова закрыл глаза, сказал полувопросительно:

– Собирают трофеи?

– Ага. Так они быстрее привыкают к оружию. Тебе что-нибудь надо?

– Ох... Принеси мою сумку, если можно. Раненых много?

– Не очень. Но мы потеряли Ларри и Дебору. Держи. – Он услышал, как она поставила сумки рядом с ним. – Я там у тебя ничего не трогала, только взяла материал для повязок. Я правильно сделала?

– Конечно. Ты молодец.

Черт, подумал он, придется сдирать повязки, промывать раны, стерилизовать материал и накладывать повязки заново. Нашарив в сумке ампулу с амфетамином, Джефф сделал себе инъекцию. От амфетамина головная боль сделалась невыносимой. Зато пропали черны пятна в глазах, прояснилось зрение и он смог сесть. Некоторое время он вертел в руках упаковку с морфием, но, поколебавшись немного решил пока ограничиться лошадиной дозой аспирина.

– Принеси мне попить. Скажи там, пусть все раненые идут сюда. Сначала те, у кого самые серьезные ранения. И вскипятите побольше воды.

Марша ушла. Джефф посмотрелся в ручное зеркальце. Левая половина бороды побурела и стояла колом от спекшейся крови. Он осторожно снял повязку, порадовавшись, что Марше попался под руку синтетический бинт, который не присыхал к ране. Да, ему сильно повезло. Рана оказалась длинной, но неглубокой; пуля или иголка зацепила голову по касательной. Придется зашивать, зато черепная кость не затронута. И то хлеб.

Первым принесли Джомми. Белый как мел, Джомми дрожал и тихонько плакал. На кисть правой руки была кое-как наболтана поалевшая от артериальной крови повязка. Джефф наложил жгут и осторожно снял повязку.

– Пожалуйста, не надо, Лекарь... Скажи им, пусть они лучше убьют меня. Не надо ничего резать, пожалуйста...

Большой палец оказался оторван начисто. Все остальные – раздроблены вдребезги. Из почерневших сгустков запекшейся крови во все стороны торчали белые осколки костей. Без долгих размышлений Джефф сделал мальчику укол. Общий наркоз. Когда глаза Джомми закрылись, Джефф мрачно сказал сгрудившимся вокруг «взрослым»:

– Пусть кто-нибудь разожжет огонь. И прите мне самую острую ножовку.

Глава 3

О’Хара продолжала ходить в студию «Беллкам» каждое полнолуние, в полночь, хотя передач от Джеффа не было вот уже несколько месяцев. Ее успокаивали, говорили, что он, скорее всего, пытается вести передачи, просто сигнал очень слабый. Дальше, в качестве объяснений, обычно шла какая-то техническая белиберда насчет уровня дискриминации и плохого соотношения сигнал/шум. Ее пытались подбодрить, доказывая, что Джефф, рано или поздно, добудет новую энергетическую ячейку или найдет способ перезарядить ту, которая у ж есть.

Джефф определил «полночь» как время, когда Луна поднимается выше всего над Плант-Сити. В этом месяце по ново-йоркскому времени получилось в двадцать три сорок. О’Хара пришла в студию в одиннадцать вечера. Усевшись перед ставшим родным пустым экраном она прислушалась к знакомому треску атмосфериков, потом открыла свой кейс, вытащила и туда маленький принтер, примостила его у себя на коленях и уныло принялась отстукивать доклад на тему о взаимосвязи между частотой несчастных случаев и возрастом людей, занятых монтажом строительных конструкций.

Прошло около получаса. Вдруг треск атмосфериков резко прервался. Она подняла глаза, подумав, что монитор по какой-то причине отключили. И в этот момент в студии оглушительно загромыхал голос:

МАРИАННА-Я-ДОСТАЛ-ХОРОШУЮ-ЭНЕРГЕТИЧЕСКУЮ-ЯЧЕЙКУ!

Кто-то быстро убавил звук. Ты слышишь меня, Марианна? Черт возьми, есть там, наверху, хоть кто-нибудь живой?

Принтер с хрустом упал на пол и жалобно заверещал.

– Да... да... конечно, я... – К ней уже суетливо бежал техник, державший в руках микрофон-гарнитуру. Марианна торопливо закрепила ее у себя на шее. – Я слышу тебя, Джефф! А ты? Хорошо меня слышишь? Последовало долгое, показавшееся ей бесконечным молчание.

– Да. Да, я слышу. Ты жива, тогда... тогда, выходит, Ново-Йорк уцелел?

На экране электронного подсказчика появились слова:

ПУСТЬ ПРЕРВЕТСЯ НА ДЕСЯТЬ МИНУТ, А ПОТОМ СНОВА ВЫЗОВЕТ НАС. СЕЙЧАС В СТУДИЮ ПОДОЙДЕТ КТО-НИБУДЬ ИЗ ЧУМНОГО ПРОЕКТА.

– Да, у нас все в порядке. Еще не на все сто, но.. Джефф, послушай. Мы нашли средство чумы. Антибиотик. Нас просят прерваться на десять минут, чтобы ты не тратил зря энергию. В студию придет кто-нибудь из специалистов. Он расскажет тебе подробнее.

– Но... Лекарство? Боже! Хорошо. – В студии снова раздался привычный треск атмосфериков.

Пока О’Хара ждала, в студии один за другим вспыхивали видеокубы. На них была выведена на самая разнообразная информация о чуме. Зажглись и два плоских экрана. На одном явилась карта автомобильных дорог в районе Плант-Сити, на другом – сделанная со спутника фотография того же района. Спутниковая фотография увеличивалась и поворачивалась до пор, пока не совпала по масштабу и ориентации с картой дорог.

В студию почти вбежал молодой человек, высокий, темнокожий, жилистый. Он прикрыл рот ладонью, подавляя зевок, и уселся рядом с О’Хара.

– Илайя Севен, – представился он. – Интересно, я уже проснулся?

– Почти, – ответила Марианна. Илайя неверно застегнул рубашку. О’Хара наклонилась и поправила ему воротничок. – Вы ведь из чумного проекта?

– Ага. Я из группы, которая распределяет вакцину. У нас есть специальный...

– Я снова на связи! – раздалось из динамиков – Слышите меня?

Севен приладил поудобнее микрофонную гарнитуру.

– Хокинс, с вами говорит доктор Илайя Севен. Нам удалось синтезировать противочумную вакцину. Я отвечаю за доставку вакцины на Землю. Мы уже послали вниз около двухсот тысяч доз. Но не в район Плант-Сити. В основном – в Атланту и в Майами. Вакцина находится в ярко-красных ампулах, по тысяче ампул в одной упаковке. Там же, в каждой упаковке, есть инструкции по использованию; печатные и типа комиксов.

– Ничего похожего мне на глаза не попадалось.

– Не важно. Просто имейте в виду. Для вас мы изготовили специальный груз. Ампулами не всегда удобно пользоваться, поэтому мы изготовили партию вакцины в обычных бутылочках для подкожных инъекций. У вас найдется стандартный американский пистолет для таких инъекций?

– Думаю, да. На моем стоит клеймо Фармацевтического Синдиката.

Отлично. Мы хотим сбросить большую партию поближе к вашему госпиталю, чтобы вы могли сразу спрятать вакцину в сейф. Но на нашей карте Плант-Сити госпиталь Святой Терезы не обозначен.

– Это здание построили перед самой войной. Оно стоит на южной окраине города, на продолжении Мэйн-стрит. Построено в виде буквы «Н». Сорок этажей, голубоватые стекла. Да, на фронтоне – огромный золотой крест.

– Прекрасно. – Илайя взглянул на экран подсказчика. – Вакцина уже доставлена на низкую околоземную орбиту. Вы получите груз, как только рассветёт. Беспилотный шаттл пройдет над вами с запада на восток примерно в семь тридцать.

– Понял. Послушайте, на бутылочках или и упаковках написано, что там – противочумная вакцина? Здесь трудно найти человека, который добровольно захотел бы делать себе прививки от смерти. Меня тут и так все поголовно жалеют за то, что я зажился на свете.

– Да, мы предвидели такую реакцию. Никакой маркировки, никаких этикеток. Соврите им что-нибудь.

– Придется. К югу отсюда свирепствует эпидемия тифа. Скажу, что делаю прививки от тифа. Вот и все.

– Хорошо. Вы получите запас на несколько лет, двадцать или тридцать тысяч доз. Думаю, правильнее будет начинать с тех, кто по возрасту подошел к опасной черте.

– А как насчет меня? Если я сделаю себе инъекцию, смогу ли я снова принимать свои лекарства от акромегалии? Она, конечно, спасла мне жизнь, но рано или поздно мои боли меня доконают.

– Что? Вы все еще растете?

– Не думаю. Я, во всяком случае, не заметил. Но это сказывается на конечностях. У меня что-то вроде артрита.

Севен потер лоб, потом почесал затылок. Придется поговорить с эндокринологами, припоминаю, что у детей с помощью гормона роста конечностям посылается нечто вроде сообщений. Может быть, как раз это и вызывает болевые ощущения. Нет, пока ничего не предпринимайте. Мы здесь как следует обсудим вашу проблему и выработаем для вас подробные инструкции. Есть еще вопросы?

– Нет. Выйду на связь через месяц. А теперь дайтемне поговорить с моей бывшей женой, Когда-то они с Марианной подписали годичный брачный контракт. Отчасти в слабой надежде добиться для него места в шаттле, улетавшем Ново-Йорк.

– Ну здравствуй еще раз, муженёк.

– И ты здравствуй. Интересно, какая у вас там, наверху, погода?

Евангелие от Чарли

Джефф услышал приближающийся гул автоматического шаттла задолго до того, как тот оказался в пределах видимости.

Шаттл вынырнул из утренней дымки на юго-западе, сделал крутой вираж, выключил двигатели и, бесшумно планируя, прошел над самой крышей госпиталя, освободившись от груза точно над целью. Двадцатью секундами позже двигатели снова взревели на форсаже; шаттл, быстро набирая скорость, скрылся за восточным краем горизонта.

Опускаясь вниз, ярко-красный купол парашюта едва не зацепился за золотой крест на фронтоне госпиталя. Вот был бы номер, подумал Джефф. Лестницы под рукой нет, и неизвестно кто тогда добрался бы до груза первым, я и какие-нибудь шустрые мародеры.

Плоский металлический ящик был абсолютно гладким и действительно не имел никакой маркировки. Как его вскрывать? Непонятно. Пока Джефф озадаченно чесал в затылке, раздалось тихое «пуф-ф-ф», и крышка открылась сама. Внутри однообразными рядами стояли пол-литровые бутылки, запакованные в пластиковые пакеты. Он погрузил первую порцию в заранее приготовленную тележку и покатил внутрь здания. Сделав три рейса, Джефф полностью опустошил ящик, после чего положил две бутылки к себе в сумку и запер сейф. Энергетическую ячейку он завернул в грязное тряпье и уложилна самое дно дорожного мешка. Когда он вышел на улицу, к велосипеду, там уже стояли два подростка. Они подозрительно разглядывали парашют и пустой металлический контейнер. У одного был дробовик, у другого – пистолет за поясом. Джефф признал в них охотников из той семьи, которую недавно лечил от сифилиса.

– Привет, парни, как дела? Как поживает та девчонка?

– Какая девчонка? – подозрительно спросил малый с дробовиком.

– Та, у которой были нарывы. Что, не помнишь?

– А-а. Ага. В порядке. Что это за хреновина? Мы видели, как ее сбросили сюда с ракеты.

– Лекарства. В Тампе все болеют тифом. А я надеюсь сделать так, чтобы здесь никто не подцепил эту заразу. Поганая штука.

– А откуда ракета? С Миров? Нет, – не задумываясь, ответил Джефф. – что, крыша поехала? Этих подонков давно прикончили. Всех, до единого. Ракета из Алабамы. Там у них целые склады забиты такими ящиками.

– Эй, Вилли! – вступил в разговор обладатель пистолета. – Ты встречал кого-нибудь изАлабамы?

– Может, встречал, а может, нет. – Малый с дробовиком продолжал пристально смотреть на Джеффа. – Значит, у тебя здесь есть радио?

– Не здесь. Приходится ездить в Санкт-Петербург:). Там есть. В здании Департамента Народного Здравоохранения.

– Есть радио, значит, должны быть энергетические ячейки, верно?

– Нет, там у них такая штука, вроде велосипеда, которая делает электричество. Но пока говоришь по радио, приходится крутить педали Джефф действительно видел похожее устройство на пожарной станции в Орландо, да только оно было безнадежно испорчено. – Ну-ка, парни, закатайте рукава, я впрысну вам лекарство от тифа.

Вот так первым, кому Джефф преподнес в подарок долгую-долгую жизнь, оказался маленький, развратный, донельзя грязный панк, который, ни на секунду не задумавшись, прихлопнул и бы на месте своего благодетеля ради паршивой пластинки окислившегося серебра.

Часовой у песчаной дороги, ведущей к ферме «Лесной Двор», предпочел не вылезать из зарослей, но поприветствовал Джеффа, когда тот проходил мимо. Обочина дороги была утыкана колами, на которых торчали головы тех, кто напална ферму в прошлый раз. За ту неделю, он был в отлучке, муравьи начисто отполировали детские черепа.

Тед ждал его у ворот. Он крепко пожал Джеффу руку и мрачно сказал:

– У Марши чума.

Странное чувство овладело Джеффом. Не горе, скорее, опустошенность. Он видел многих, погибших от чумы, но среди них еще не было таких, с кем он занимался любовью, с кем стрелял плечом к плечу в разгар кровавой заварушки.

– Я хочу взглянуть на нее, – сказал он.

Она сидела на веранде, рядом с ванной. Джефф внутренне готовился к худшему, но Марша выглядела не так ужасно, как другие в ее положении, потому что была физически крепкой и хорошо питалась. Те, другие, обычно бывали истощены, грязны, покрыты струпьями. Она же выглядела почти как обычно, за исключением несвойственной ей безвольной и неудобной позы.

– Марша! – позвал ее Тед. – Поздоровайся с Лекарем!

– Лекарь-пекарь-аптекарь. Здорово, корова. – Ее голова мотнулась. – Рёва-корова.

Струйка слюны потянулась вниз из угла ее рта. Со второй попытки она поймала струйку и принялась играть с ней, пропуская меж пальцев.

– Вот так второй день. Еще позавчера всёбыло, как обычно, а вчера утром она уже проснулась такой. Это долго протянется?

– Неделю. Максимум – две. Я ничего не могу для нее сделать.

– Я понимаю.

Джефф горестно покачал головой. К бутылке была приложена короткая справка, составленная специально для него. Чуму вызывал вирус, развитие которого в человеческом организме зависело от многих факторов. Но в первую очередь от уровня ГР в крови. Выйдя из латентного стояния, вирус начинал очень быстро размножаться, а его токсины концентрировались в головном и спинном мозгу. В первую очередь поражались лобные доли. Именно поэтому заболевший, как правило, проходил стадию «оракула». Затем полностью разрушалась вся нервная система. Справка предупреждала: не следует вводить вакцину тем, у кого уже появились ярковыраженные чумные симптомы. Такие люди если и выживут, то останутся на всю жизнь безумными калеками.

– Пойдем в гостиную, – вздохнул Джефф. – У меня есть новости.

Они уселись друг против друга за низкий столик.

– Здесь нас никто не услышит?

– Нет, все сейчас все на улице.

– Хорошо. Слушай. Тебе лично чума больше не грозит. Никому из твоей семьи – тоже. Марша стала последней жертвой.

Тед недоуменно взглянул на него.

– Я связался по радио с главным компьютером системы Гражданской обороны в Вашингтоне. – Джефф еще не выяснил, как Тед относится к обитателям Миров, и решил пока не рисковать понапрасну. – Мне удалось узнать, где находится склад вакцины. Это такое лекарство от чумы.

– А ты не мог бы... – Тед непроизвольно повернул голову в сторону веранды.

– Нет. Ей уже ничто не поможет.

– Как же получилось, что никто не знал об лекарстве раньше?

– Его разработали слишком поздно. Все старые люди умерли, и некому оказалось его распределять. Средства массовой информации оказались уничтоженными в первую очередь, так что не было возможности даже просто объявить людям, где находятся склады.

– Погоди-ка, – сказал Тед, – но ведь тоже не можешь рассказать об этом всем и каждому!

– Некоторым могу. Таким, как ты. Не верующим. Имеющим привычку задумываться о завтрашнем дне. Остальным буду говорить, это – лекарство от тифа. Или еще что-нибудь совру.

– Да-а, – сказал Тед. – Дела. Если я протяну еще пару лет, люди начнут задумываться.

– Верно. Даже члены твоей семьи начнут на тебя смотреть косо. На твоем месте я бы запас, где-нибудь в лесу самое необходимое, а потом симулировал бы чуму. Уйдешь однажды ночью из дома, и все. Многие заболевшие так и поступают. Найдешь себе другое место и начнешь жизнь сначала.

– Тяжелая будет жизнь.

– Выбор за тобой. Вакцины у меня сейчас хватит на двадцать тысяч человек. За следующие несколько лет я сделаю прививки почти всемв здешней округе. Надеюсь, раньше или позже люди поймут, что чума – вовсе не благословение Божие, а всего лишь болезнь, болеть которой совсем не обязательно. Но первым из тех, кто доживет до двадцати пяти, придется потом, нелегко. Они выступят против заветов Чарли.

Тед медленно кивнул, соглашаясь.

– Наверно, я сделаю вот как. Сначала последую твоему совету, уйду с фермы. Поболтаюсь где-нибудь несколько лет, а потом вернусь. Скажу чтосильно болел, потерял память, долго ничего не соображал. А потом почему-то выздоровел.

– Это может сработать. – Джефф пододвинул к себе сумку, вытащил оттуда пистолет для инъекций – Ну вот, ты первый. Остальные – после обеда.

Остаток дня они с Тедом провели на улице в тщетных попытках починить запасной насос. Там полетела пластмассовая прокладка, а заменить ее оказалось нечем. В конце концов Джефф сунул обломки прокладки в карман, пообещав найти где-нибудь такую же.

Он чувствовал себя не в своей тарелке, поскольку был единственным из окружающих, кто ходилв одежде, но ему очень уж не хотелось обгореть на солнце. Приятно было смотреть, как работают и играют члены этой семьи. Двухголовый младенец все-таки умер; его мать уже успела успокоиться. Джомми играл в мяч с малышами. Те, по малости лет, не могли кидать мячики очень сильно, поэтому Джомми вполне справлялся одной рукой. Двое мальчиков, болевших тифом, уже выздоровели и могли выполнять несложную работу по дому.

– Кто здесь останется за главного, когда ты уйдешь? – мягко поинтересовался Джефф, когда они разбирали насос.

– Думаю, Мэри Сью. Ей уже семнадцать.

– Но не слишком умна, кажется?

– По правде говоря, круглая дура. Ч-черт! Тед с силой налег на гаечный ключ. – Слушай, а почему бы тебе не взяться за это?

– Что-о?

– Почему нет? Ты пришелся здесь ко двору. Ты знаешь так много, как никто другой. И всегда можешь найти и прочитать нужную книгу, в которой написано про то, чего ты не знаешь.

– Но мне надо сделать прививки еще очень и очень многим, поэтому я должен постоянно переезжать с места на место.

– Не вижу, зачем. Каждый второй из тех, кому ты собираешься впрыснуть это лекарство, прихлопнул бы тебя на месте, если бы только догадался о твоих планах. Значит, ты им ничего не должен.

– Верно. Но попробуй заглянуть дальше, на перспективу. Что станет со мной, когда я сделаюсь по-настоящему старым? Если все вокруг останется таким, как оно есть сейчас? Я ведь могу протянуть еще пятьдесят лет. А могу и сто, как жили до войны.

– Сколько же тебе лет теперь?

– Тридцать пять, – после небольшой заминки ответил Джефф.

– Интересно, кто старше: ты или старик Микки из Диснейленда?

– Кажется, он помладше меня. Но он не знает точно, когда родился. Я с ним разговаривал как-то раз.

– Знаешь, а я однажды видел своего прапрадедушку. Ему тогда было сто двадцать. Не уверен что хотел бы дожить до его лет. Он едва передвигался. – Тед затянул последний болт. – такая перспектива действительно меняет отношение к миру. Я ведь тоже могу прожить еще сто лет. Надо же. – Он растерянно покачал головой и присвистнул.

Джефф остался ночевать на ферме. Они с Тедом долго еще строили планы на будущее. А следующие три недели Джефф колесил по дорогам графства Хиллсборо, делая всем, кто попадался у него на пути, «инъекции от тифа». Наконец он вернулся в Плант-Сити. До захода солнца оставался примерно час, когда он поставил замок на велосипед и вкатил свою тележку по пандусу ко входу в госпиталь Святой Терезы.

Кто-то пытался вломиться туда силой. Двери из небьющегося стекла стали почти непрозрачными от множества мелких трещин. Посередине одной створки зияла аккуратная круглая дыра, пробитая выстрелом из дробовика.

Противоположная от входа мозаичная стена была изгажена измалеванным какой-то грязью перекошенным изображением креста. Сверху кривобокий крест венчала такая же кривобокая грязная буква «Ч». Варвары побывали здесь совсем недавно.

У Джеффа все внутри похолодело. Он бросился вверх по лестнице, наперед зная, какое зрелище его ожидает. Охотники не поверили россказням о радио с педальной динамо-мaшиной в Санкт-Петербурге. Они все-таки обнаружили комнату-радиостудию и разнесли там на части все оборудование. Похоже, они орудовали ломом. Провода вырваны с корнем и брошены; весь пол усыпан хрустящими обломками печатных плат.

Джефф подобрал с пола не до конца доломанный стул и тяжело уселся на него.

Он долго сидел, опустив голову и предан: невеселым раздумьям. До самой темноты, словно ребенок, он строил разнообразные планы мести мерзким панкам. В большинстве своем эти способы были чрезвычайно опасными для него самого и страшно расточительными в смысле боеприпасов. Наконец, тряхнув головой, Джефф направил свои мысли в более практическое русло.

Наверное, ему следует вернуться на ферму «Лесной Двор», поставив между собой и царящем вокруг безумием надежный заслон: дружную и прекрасно вооруженную семью. К черту планы, которые они разрабатывали с Тедом и эту вакцину. Пусть этим мерзким щенкам навсегда останется в удел их короткая неистовая жизнь, завершающаяся последним даром их ненаглядного Чарли – чумой!

С другой стороны, он окажется в большей безопасности, если по-прежнему будет прикрываться личиной Лекаря. Если семья Теда будет каждые два месяца подвергаться нападениям и терять по два человека при каждом таком нападении, долго ли они протянут?

И еще. Если он останется на «Лесном Дворе», никогда уже не удастся поговорить с Марианной. А если он пустится в путь со своими лекарствами, может быть, удастся отыскать где-нибудь исправную радиостанцию. Неподалеку, в Белвиле, одна семья держит мулов. Они с радостью променяют одного мула на велосипед, а на нем можно увезти немало лекарств.

Крометого, стоит ему задержаться в этих краях на пару лет, как люди начнут удивляться, отчего взрослые, которых он лечил, не заболевают чумой. Теперь в Плант-Сити мало таких, кто способен мыслить логически, но ведь достаточно чтобы над этим задумался один-единственный человек.

Да, сприходом зимы лучше всего будет отправиться дальше на юг. В прошлом году здесь бывали морозные ночи. Артрит, не артрит, но холод явно не на пользу его конечностям. Однажды может проснуться, обездвиженный болью. Нет, решено.

На юг. Туда, где теплее.

Загрузка...