12

Журналист удобно устроился в кресле. Казалось, он чувствует себя как дома.

Я вам уже сказал, что расследую одно интереснейшее дело… Кстати, вы, наверно, читали об этом в газетах, примерно месяц назад? Нет?..

Простите, мы не читаем газет, — сухо ответил Мишель, немного раздраженный болтливостью и бесцеремонностью посетителя.

Напрасно! В вашем возрасте нужно следить за тем, что творится вокруг. Впрочем, неважно… Я хотел сказать, что примерно месяц назад один достойный человек сделал в окрестностях Макона одну любопытную находку. О ней много шумели в прессе.

И что он там нашел? — вежливо спросил Даниель.

Вообразите: этому человеку принадлежал заброшенный дом недалеко от железной дороги Париж — Марсель. Он зачем-то отправился туда… Не знаю, может, хотел его продать… Короче, он приехал в этот дом, впервые за десять лет, а может, больп/е, это неважно…

Мишель отметил про себя, что журналист очень любит некоторые выражения. Так, «я хотел сказать» и «это неважно» звучали чуть ли не через слово.

— Я хотел сказать, что когда он туда приехал, на чердаке… вернее, в развалинах чердака… так вот, он нашел там мешок с письмами.

Зиго поднял руку с трубкой и посмотрел на слушателей с таким видом, будто эта новость способна была перевернуть мир с ног на голову. Видимо, этот человек так погрузился в свое расследование, что для него ничего больше не существовало.

Мешок с письмами! Причем девятилетней давности. Конечно, распотрошенный, то есть, я хотел сказать, вскрытый… Но почти все письма были на месте, насколько об этом можно было судить.

За девять лет ничего не пропало? — спросил Мишель, против своей воли захваченный красноречием журналиста.

Эти мешки для писем очень прочные, да и Мышам они вряд ли понравились бы… Иначе от писем осталось бы только кружево… — Зиго засмеялся, довольный найденным образом, и продолжил: — Как кружево… да! Забавно, правда? Впрочем, это неважно. Я хотел только сказать, что этот человек нашел на чердаке мешок с письмами девятилетней давности.

А известно, как он туда попал?

Я как раз собирался рассказать об этом. Вы, конечно, еще слишком молоды и не помните о той серии нашумевших ограблений почтовых вагонов, о которых столько писали девять лет назад.

Ограблений?

Вот именно. Их грабили, чтобы завладеть ценностями, которые перевозились в мешках. Обычно грабители уничтожали оставшиеся письма, да и сами мешки. Чтобы замести следы. Но* на сей раз вор, взяв то, что искал, просто спрятал мешок в заброшенном доме. Близость железной дороги позволяет предположить, что злоумышленник выкинул мешок с поезда, а сообщник его подобрал. Впрочем…

…это неважно, — серьезно продолжил Мишель.

Вот именно. Главное, что письма были найдены. Этот человек… я имею в виду, тот, кто нашел мешок… отдал его жандармам, а те, сообщив об этом начальству, как и положено, передали его на почту.

На почту? Как обычные письма?

Совершенно верно. Как вы догадываетесь, я навел справки: в случае, если почтовое отправление заблудилось — а потерянные письма тоже относятся к «заблудившимся», — как только его находят, оно обычным образом отправляется адресату.

Даже столько лет спустя?

Даже столько лет спустя. Поскольку существует принцип, согласно которому письмо принадлежит адресату. И почта всегда следует этому принципу. Но, к счастью, корреспондент «Все для всех» проявил инициативу. Вы понимаете, эта история наделала много шуму в наших краях. Корреспондент добился от жандармов разрешения переписать адреса получателей, а если были обратные адреса, то и их тоже.

— Но… зачем они ему?

Клод Зиго просиял и вскочил с кресла так неожиданно, что мальчики непроизвольно заняли оборонительную позицию.

— Вы, видимо, не знаете, что истинный журналист, достойный этого имени, всегда использует любую возможность провести расследование, сделать репортаж, который заинтересует читателей.

В истории с письмами есть элемент сенсации.

Наш главный редактор, увидев список, послал шестерых сотрудников встретиться с адресатами этих так сильно запоздавших писем и расспросить их…

Братья переглянулись. Что интересного может быть в подобном расследовании, когда прошло столько времени?

— Итак, я хотел сказать, что мне, как и пятерым моим коллегам, поручили задать адресатам этих писем один вопрос: «Изменилась бы ваша судьба, если бы это письмо пришло вовремя?»

Ребята почувствовали себя легче. Как ни необычно выглядел визит Клода Зиго, у него имелось разумное объяснение. Конечно, это был довольно своеобразный человек. В его поведении бросалось в глаза что-то нервное, какая-то нездоровая аффектация; однако его объяснения представлялись вполне правдоподобными. Оставалось выяснить только один важный момент.

Ну хорошо, — сказал Мишель. — Ваше расследование в самом деле представляет некоторый интерес, если в заблудившемся письме был важный документ, или ответ, которого с нетерпением ожидали, или какое-то решение. Но…

Я вижу, вы меня понимаете, — проговорил Зиго, все более воодушевляясь. — Должен признать, результаты, полученные мной и моими коллегами до… сих пор, были, скажем так, не очень впечатляющими. Вы не представляете себе, какими банальностями полна переписка в наше время. Ах!.. Как далеко мы ушли от эпохи Людовика XIV! Погода, болезни детей — вот и все, о чем сейчас пишут. Но направляясь к вам… направляясь к мадам Терэ и мадемуазель де Маливер, я был убежден, что услышу нечто более интересное…

Репортер смотрел на мальчиков взглядом, в котором смешались и возбуждение, и надежда, и жадное любопытство. Казалось, от них он и ждал тех самых «сенсационных», как он говорил, 'откровений.

— Простите, мсье, — заявил Мишель, — но я не вполне понимаю, какое отношение к вашему расследованию имеют моя бабушка и мадемуазель де Маливер.

Во взгляде Зиго ясно читалось сожаление. Казалось, сейчас он, грустно покачав головой, скажет вслух: «Нет, прошу вас! Не говорите мне, что вам нечего сказать…»

— Дело в том, — проговорил журналист тоном, в котором звучало что-то вроде оскорбленного самолюбия, — что в числе адресатов значится и мадемуазель де Маливер.

Мишель и Даниель остолбенели. На них было интересно смотреть в этот момент: открытые рты, круглые глаза, склоненные головы. Они даже отклеились от камина и шагнули поближе к журналисту.

Не может быть! — пробормотал Мишель. — Ведь Анриетте тогда… минуточку… да, верно, ей было не больше десяти лет.

Неважно, — быстро ответил журналист. — Ее имя значится в списке. А письмо было от… минутку… — Зиго достал свою записную книжку и торопливо перелистал ее. — Вот… нашел! Письмо было от графини Гортензии де Маливер, живущей в Рон-Рояле, Компьень.

И он с вызовом посмотрел на мальчиков, словно готовясь к тому, что они посмеют отрицать столь очевидные факты.

— Черт побери! — пробормотал Даниель. — От графини Гортензии!..

В течение этих дней они столько говорили о покойной графине, что были поражены, услышав ее имя от постороннего человека.

— Вот видите, молодые люди, — сказал Зиго. — Вы понимаете, что я никогда не решился бы побеспокоить вашу бабушку и мадемуазель де Маливер, если бы не был уверен в том, что это не будет напрасно.

Он был явно удручен тем, что кто-то усомнился в его деликатности, в том, что он не стал бы беспокоить двух незнакомых женщин по пустякам.

— Впрочем, это неважно! Я думаю, такое не обычное письмо не прошло здесь незамеченным, о нем много говорили, ведь верно?

Братья снова удивленно переглянулись. Зиго, кажется, был уверен в том, что говорит. Эта уверенность навела их на мысль: может быть, их бабушка или Анриетта просто забыли про письмо? Или специально не рассказывают о нем? Может, речь там шла о каком-то семейном секрете, который касался Анриетты, и только ее одной…

Мишель решил расставить все точки над «i».

— Я не знаю, приходило ли такое письмо, — сказал он. — Во всяком случае, я о нем ничего не слышал.

Зиго нахмурился. Он явно очень надеялся, что письмо даст ему интересный материал для статьи. Он стал похож на ребенка, у которого отняли любимую игрушку.

— Это правда? — обескураженно спросил он.

— Чистая правда! — заверил его Мишель.

Репортер вздохнул, повертел в руках свой блокнот, потом сунул его в карман, сделал несколько шагов по комнате и опять подошел к камину. Мальчики решили было, что он собирается уходить.

— Подумать только: я доехал до самого Лонжевера, — простонал он, — и все напрасно.

Это название, Лонжевер, в глазах мальчиков придало рассказу некоторое правдоподобие.

Вы были в Лонжевере? — переспросил Даниель. — Наша бабушка сейчас там.

Таково уж мое счастье! Я ведь ездил туда тоже из-за письма! Я забыл вам сказать, что адрес на письме был такой…

Клод Зиго снова вытащил блокнот, полистал его и прочел:

«Мадемуазель Анриетте де Маливер, дом мадам Денизы Терэ. Лонжевер, Кот-д'Ор».

Все верно! — воскликнул Даниель. — Бабушка рассказывала нам, что раньше она иногда увозила Анриетту в Лонжевер на каникулы.

Но как это могло быть, если адрес точный? — обиженно вскричал Зиго. — В Лонжевере мне сказали, что письмо «возвращено отправителю», в Компьень, графине Гортензии де Маливер. То есть — в этот замок.

Но тогда об этом письме нужно спрашивать не у нас, а у графа Юбера де Маливера! — воскликнул Мишель.

Зиго смерил его полным сожаления взглядом.

— Поверьте, мсье, — проговорил он, — я знаю свое дело. Я был у него вчера вечером. Он принял меня крайне недружелюбно. Как будто я виноват в тех заботах, которые не дают ему покоя. Я редко встречал таких желчных людей. Он заявил, что об этой истории ему ничего не известно, что он не хо чет ничего об этом знать и что чем меньше он будет слышать о графине Гортензии, тем лучше. Его поведение показалось мне весьма необычным. Он, должно быть, действительно был крайне рассержен, если в подобном тоне говорил с посторонним человеком о своей родственнице!

Но… это он посоветовал вам прийти сюда?

Нет! Вовсе нет! Мне удалось поговорить с горничной. И она мне сказала, что мадемуазель Анриетта де Маливер живет, как она сказала, в доме…

…садовника?

Вот именно.

Кто здесь говорит обо мне?! — воскликнула Анриетта, неожиданно появившись на пороге гостиной. Увидев, что мальчики не одни, она остановилась в смущении. — О, простите! Я не знала…

Мадемуазель де Маливер? Я не ошибся? — тут же спросил Клод Зиго, церемонно, как во времена Людовика XIV, делая несколько шагов вперед.

Да, мсье… С кем имею честь?

Клод Зиго, репортер газеты «Все обо всем». Я бы хотел поговорить с вами, мадемуазель.

От удивления забыв поставить корзину с покупками, Анриетта вошла в комнату.

— Мадемуазель, вы наверняка мне все объясните… Эти господа были очень любезны, но я убежден, что они ничего не знают о письме…

Еще более удивленная, Анриетта вопросительно смотрела на мальчиков. Она смогла лишь пробормотать:

— О письме? О каком письме, мсье?

Зиго, забыв, что Анриетта не присутствовала при их разговоре, был готов взорваться…

Загрузка...