Мисс Силвер вмешивается

Глава 1

Мид Андервуд внезапно проснулась. Что-то ее разбудило — какой-то звук, но она не знала, что именно. Ей снилось, что она прогуливается с покойным Джайлсом Армитиджем — Джайлсом, который снова был живым и осязаемым.

Мид с негодованием прислушивалась к звуку, который ее разбудил. Впервые во сне Джайлс оказался так близко от нее. Раньше она иногда слышала его голос, разрывающий ей сердце, иногда это был только шепот, и ей не удавалось разобрать слова, но в этом сне слов не было — только чувство радости и удовлетворения.

Они нашли друг друга, но она проснулась и снова потеряла его. Мид села в кровати, напрягая слух. Уже в третий раз она просыпалась среди ночи с ощущением, что слышала какой-то звук. Но сейчас было совсем тихо, а память не сохранила услышанное во сне. Что же это было? Ветер? Но ночь была безветренной. Проезжающая мимо машина? Ухание совы? Летучая мышь, бьющаяся об оконное стекло? А может быть, чьи-то шаги за дверью или в квартире наверху? Мид отвергала эти версии одну за другой. Автомобиль вряд ли разбудил бы ее. На сову тоже не похоже — звук был иным, и разве кто-нибудь слышал, чтобы летучие мыши натыкались на окна? Перекрытия между этажами в старом доме были слишком крепкими и плотными, чтобы пропускать звук сверху, а в этой квартире все спали.

Мид инстинктивно обернулась к окну. Лунный свет с трудом проникал сквозь туман, скрывающий ночное небо и два старых вяза — возможно, реликты того времени, когда садовая ограда еще не сменила живую изгородь, а на месте дома было поле. Мид встала и подошла к подъемному окну, слишком тяжелому, чтобы можно было его передвигать без ворота. Верхняя панель была опущена позади нижней, и Мид приходилось всматриваться в туман через двойное стекло.

Она ухватилась за ворот, подняла обе панели — открылась нижняя половина окна. Но белая пелена тумана, сквозь которую едва просвечивала луна, оставалась непроницаемой. Склонившись над подоконником, Мид не могла ничего разглядеть и ничего не слышала. Туманная ночь была безмолвна, дом спал, и только Мид Андервуд бодрствовала, возвратившись из счастливых сновидений в реальный мир, в котором Джайлс Армитидж покоился на дне морском.

Мид опустилась на колени у окна и, опершись локтями на подоконник, погрузилась в печальные размышления. Никакого звука не было. Она проснулась, потому что была трусихой, потому что нервы снова сыграли с ней дурную шутку, напугав ее эхом взрыва, который три месяца назад разбудил их посреди Атлантики. С этим необходимо справиться. Мид хотелось работать — быть занятой так, чтобы не видеть по ночам подобных снов и не слышать таких звуков. Ее ребра зажили, а сломанная рука действовала вновь, но сердце заживает дольше, чем кости. Мид с радостью умерла бы вместе с Джайлсом, но он погиб один, а она очнулась в больничной палате, узнав, что осталась в живых, но потеряла Джайлса.

Она смотрела в окно и, собрав всю силу воли, пыталась бороться с отчаянием. «Скоро я начну работать, — думала Мид, — и тогда станет легче. Я уже занята полдня, упаковывая посылки, — это лучше, чем ничего. Все так добры ко мне, даже тетя Мейбл — я бы хотела любить ее больше. Если бы можно было уехать отсюда и не видеть вокруг себя людей, которые меня жалеют!»

Холодный влажный воздух касался ее лица, груди, обнаженных плеч. Туман давил на глаза, словно повязка. Мид вспомнила жалобы Мэри Хэмилтон: «Мне надели повязку на глаза, и я ничего не вижу!» Ужасно! Совсем как в ту ночь, когда корабль затонул вместе с Джайлсом. Дрожь пробрала Мид с головы до ног. Она тряхнула головой, отгоняя мрачные воспоминания, и поднялась. Сколько раз она говорила себе: «Я не хочу вспоминать об этом». Если закрыть дверь за прошлым, с ним будет покончено раз и навсегда. Никто не может заставить ее переживать это снова, кроме нее самой, — это она сама предательница, она тайком отодвигает засовы и впускает врага. Но в ее крепости ей не нужны предатели. Нужно следить за засовами и ждать, когда враг устанет и отступит.

Мид вернулась к кровати и легла. Ночная тишина стала еще ощутимее. Странно, что в таком большом доме не слышно ни малейшего звука, который бы свидетельствовал о том, что он обитаем…

Хотя так ли это? Где находятся люди, когда они спят? Наверняка не там, где лежат их тела, ничего не видя и не чувствуя. Где была она, прежде чем проснулась? Прогуливалась с Джайлсом…

Дверь в прошлое приоткрылась вновь. «Ты не должна думать о себе! — мысленно твердила Мид. — Думай о других людях в этом доме — только не о себе и не о Джайлсе…»

На месте Ванделер-хауса — четырехэтажного здания с полуподвалом — когда-то, когда деревню Путни еще не поглотил Лондон, было поле. Теперь массивный квадратный дом лишился большей части своей территории и был разделен на квартиры. Здесь жил и творил старый Джозеф Ванделер, которого называли английским Винтерхальтером[1]. Он неоднократно соперничал с этим знаменитым придворным художником, когда писал портреты принца Альберта[2], королевы Виктории[3], маленьких принцев и принцесс. Кисти Ванделера принадлежали также портреты мистера Гладстона[4] и лорда Джона Расселла[5], Диззи[6] и Пэм[7], герцога Веллингтона[8] и архиепископа Кентерберийского[9]. Он изображал всех красивых леди своего времени, делая их еще красивее, и всех некрасивых — интересными. Тактичный человек, радушный хозяин, — щедрый друг, Джозеф Ванделер проторил своим творчеством путь к славе, богатству и жене с солидным приданым.

Однажды Ванделер-хаус почтила своим присутствием королевская семья. Тысячи свечей горели в канделябрах, пять тысяч роз украшали комнаты во время бала. Теперь же когда-то роскошно меблированное помещение было разделено на восемь квартир — по две на каждом этаже — и полуподвал, где размещались центральное отопление, кладовки и комната смотрителя. Яства больше не подавали на столы одно за другим из большой кухни. Вместо этого в каждой квартире была крошечная кухонька, куда каким-то чудом втиснулись раковина, электрическая плита и несколько шкафчиков. Широкая парадная лестница уступила место лифту и узким, уже без ковровых дорожек, бетонным ступенькам, проложенным с этажа на этаж вокруг шахты лифта.

Мид Андервуд все это было хорошо знакомо. Она начала перебирать в уме квартиры и их обитателей. Это было лучше, чем считать овец, что требовало большей сосредоточенности. Овцы не помогали удержать мысли, рвущиеся за запретную дверь. Другое дело — люди.

Мид начала снизу — со старого Джеймса Белла, смотрителя и швейцара, который жил в полуподвале, в душной комнатушке между котельной и одной из кладовок. Джимми — веселый старикан с лицом, похожим на сморщенное яблоко, и блестящими голубыми глазами. «Доброе утро, мисс. Доброе утро, миссис Андервуд. Да, сегодня прояснилось. Не может же дождь идти вечно». Возможно, это правда, и солнце когда-нибудь засияет вновь…

Квартира номер один — старая миссис Мередит, которая выезжает в инвалидном кресле, вся закутанная в шали. Как ужасно превратиться в кучу шалей! Лучше быть несчастной, но живой, чем забыть, что такое жизнь. Лучше горевать по мертвому возлюбленному, чем утратить память о любви. Компаньонка миссис Мередит, мисс Крейн — болтливая особа в больших круглых очках на бледном пухлом лице. Угрюмая горничная Пэкер, которая никогда ни с кем не разговаривает. Сейчас все трое спят. Интересно, открывает Пэкер рот хотя бы во сне?

В другой квартире на первом этаже живут миссис и мисс Лемминг. Мид жалела Агнес Лемминг — она отказалась от всего ради своей эгоистичной мамаши. Бедняжка могла бы выглядеть много лучше, если бы хоть немного заботилась о своей внешности. Но новые платья, перманент и косметика доставались миссис Лемминг — все еще красивой женщине с пышными седыми волосами, блестящими глазами и превосходным цветом лица. У бедной Агнес такая приятная улыбка, но пользы от этого никакой — на ее долю выпала вся домашняя работа и бесконечные поручения. «Лучше бы Агнес призвали на военную службу, — думала Мид. — Это дало бы ей шанс превратиться из рабыни в человеческое существо. Сейчас ей, должно быть, лет тридцать пять…»

Номер три — квартира Андервудов. Сейчас в ней живут она сама, тетя Мейбл и — в каморке для горничной — Айви Лорд. Дядя Годфри служит на севере. Мид нравился дядя Годфри — спокойный, мягкий и робкий, несмотря на то, что был подполковником авиации, награжденным крестом за боевые заслуги. И как его только угораздило жениться на тете Мейбл? Они абсолютно не подходят друг другу. Возможно, все дело в застенчивости дяди Годфри — тетя Мейбл избавляла его от необходимости поддерживать беседу. Как бы то ни было, они женаты почти шестнадцать лет и очень друг друга любят. Странная пара…

Через проход, в квартире номер четыре, живет мисс Гар«сайд — пожилая, чопорная и надменная. „Строит из себя невесть что, — говорит о ней тетя Мейбл. — А кто она, собственно, такая?“ Мисс Гарсайд происходила из интеллигентной семьи и, по мнению миссис Андервуд, претендовала на утонченный вкус. Ее фигура и убеждения были одинаково несгибаемыми, а глаза всегда смотрели мимо соседей, словно созерцая звезды. Мид казалось, будто она обладала способностью находиться в разных местах в одно и то же время. Интересно, где она сейчас?

Куда легче думать о мистере и миссис Уиллард из квартиры номер пять. Мид четко представляла их спящими в опрятных постелях, без единой морщинки на простыне или наволочке. Разумеется, мистер Уиллард перед сном снял очки, но, вне всякого сомнения, он все равно выглядит точно так же, как в бодрствующем состоянии: щеголеватый даже в пижаме, аккуратно причесанный, с противогазом под рукой. Из всех обитателей дома его труднее всего представить как человека, который ищет убежища в сновидениях. Удается ли ему это хоть иногда? И вообще, дозволено ли такое государственным служащим?

Миссис Уиллард лежит в другой кровати, отделенной столиком от кровати мужа. В дневное время обе кровати покрыты розовым шелком, расшитым жутковатого вида красными и синими цветами, существующими только в воображении автора рисунка. Ночью покрывала аккуратно сложены на стуле — об этом заботится мистер Уиллард.

В отличие от супруга, миссис Уиллард аккуратной не назовешь. Ее волосы, уже и не каштановые, но еще и не поседевшие, торчат во все стороны. Она кошмарно одевается и говорит с типично лондонским акцентом, но все равно миссис Уиллард очень славная — называет всех соседок «дорогуша», и это почему-то не вызывает протеста. Куда же миссис Уиллард устремляется в своих снах? Мид предположила, что в детскую, где куча ребятишек: младенец в колыбели, близнецы в одинаковых комбинезончиках, неопрятные шумливые школьники, девочка с длинной светлой косой… Но у бедной миссис Уиллард никогда не было детей.

Напротив, в квартире номер шесть, спит мистер Дрейк. Хотя, может быть, и не спит. Иногда он выходит из дому среди ночи — его шаги слышны на гравии перед домом. Интересно, вышел ли он и сейчас или всего лишь блуждает где-то во сне? Что может сниться такому человеку, как мистер Дрейк? Странный тип — черные брови, как у Мефистофеля, и густые серо-стальные волосы. Никто, кажется, не знает, куда он ходит и чем занимается. Если с ним встретишься в лифте, он всегда вежлив, но не более. Миссис Уиллард думает, что его гложет какое-то тайное горе.

Теперь верхний этаж. Квартира номер семь пустует — Спунеры на военной службе. Мистер Спунер оторвался от своего склада шерсти и облачился в форму, которая выглядела нелепо на его дородной фигуре. Он все так же бодр и весел, все так же болтает о своей «малютке». Миссис Спунер служит в ВТС[10] — она по-прежнему моложавая, хорошенькая, суетливая и пытается быть остроумной (иногда ей это удается). Возможно, сновидения уносят ее в мир, откуда ее вырвали, — маленький уютный мирок со сплетнями за бриджем, с новыми платьями и шляпками, походами с Чарли в кино и возвращением домой к ужину. Весьма тривиальный мир, но другого у нее никогда не было, и сейчас она может обрести его только во сне.

В последней, восьмой квартире живет мисс Кэрола Роуленд — актриса. Наверняка взяла себе псевдоним. Интересно, как ее зовут по-настоящему? Но как бы ни звали хорошенькую дерзкую девчонку и какой бы цвет ни имели ее волосы в детстве, в двадцать с лишним лет она оставалась хорошенькой и дерзкой, хотя и стала пергидролевой блондинкой.

Мид зевнула — ее начал одолевать сон. И почему только Кэрола Роуленд поселилась в таком скучном месте? Что ей снится — бриллианты и шампанское, пенящееся в бокале… пена морских волн… корабельная качка… Мид снова погружалась в прежние сновидения.

В соседней комнате крепко спала миссис Андервуд с папильотками в волосах и с питательным кремом на лице; ее плечи покоились на трех больших подушках. Окно, как совсем недавно в комнате Мид, было открыто сверху, и туман нависал серебристым занавесом над брешью поверх двойных стеклянных панелей. Что-то, двигаясь в туманной мгле, приблизилось к окну. Послышался слабый скрип — как будто рука, проскользнув в отверстие, надавила на рамы. Его сменил совсем тихий звук, доступный лишь самому чуткому слуху. Но никто ничего не услышал и не проснулся. Что-то легкое, как лист, скользнуло на пол и осталось лежать там. Тень передвинулась к окну Мид, теперь открытому снизу. Ухватиться там было не за что — только Холодное гладкое стекло сверху и пустое пространство внизу.

Не задержавшись у окна, тень прошла мимо и исчезла. На сей раз не было никаких звуков.

Мид снился сон, но Джайлса в нем уже не было. Она блуждала во мраке, тщетно пытаясь его найти…