Ноа нес оставшиеся вещи из машины, когда симпатичная девушка прошла мимо него снова. Короткая стрижка и узкое платье были очень вдохновляющими. Он опустил глаза. И в этот момент из стопки в левой руке вылетела книга.
― Я возьму. Пойду за тобой. ― Ее голос был глубже, чем он представлял себе. Не то чтобы он планировал разговаривать с ней. Если бы у него был выбор, он бы ни с кем не разговаривал. Легче сказать, чем сделать. Бросая взгляд через плечо, он подтвердил свое подозрение ― эта девушка станет проблемой. По крайней мере, он отправил братьев домой.
― Ты можешь положить ее… куда-нибудь.
Он указал вокруг, когда они вошли в открытые двери. Это наихудшая часть общения с людьми: зная, что они видят все твои вещи, ты задумываешься, какие выводы они делают насчет тебя.
Все его вещи окрашены в разные оттенки серого. Что это о нем говорит? Что он холоден и депрессивен? Он намеревался все сделать крутым и современным, но, видимо, это так не воспринимается. Она положила книгу и свои вещи на серебряный столик (потертый) и заглянула в стальной книжный шкаф (антикварный), чтобы посмотреть его литературную коллекцию (безупречную). Она обошла несколько нераспакованных коробок (бежевых) на своем пути.
― Разве ты не сегодня въехал? ― спросила она. ― И уже заполнил свой книжный шкаф?
― Да, я люблю, когда вещи на своих местах. ― Он потер тыльную сторону шеи и задумался, стоит ли ему предложить ей что-нибудь.
― Вижу. В алфавитном порядке. У тебя хороший вкус на книги.
Она протянула ему руку. Его большая рука поглотила ее крошечную, но ее хватка была на удивление крепка.
― Ноа.
― Джейлин Ким. Для друзей Джей. И соседей.
― Ну. Мы соседи. Принести тебе что-нибудь, Джей? У меня мало что есть в доме, но найдется немного… карамелек, я думаю. ― Карамельки. Спокойно. Она засмеялась, и это звучало как музыка, и он подумал, что будет говорить такие вещи чаще, чтобы снова услышать ее смех.
― Спасибо, но мне завтра рано вставать. Работа и все такое. ― Это было его воображение, или ее лицо выражало сожаление? Иногда трудно сказать, когда кто-то игнорирует тебя.
― Конечно. Кем ты работаешь? ― Он останется вежливым в любом случае. А затем уставится на ее задницу в этом платье, пока она будет уходить.
― Я учительница. Рабочий день начинается рано. А чем занимаешься ты, Ноа?
― Я бы сказал тебе, но тогда мне придется тебя убить. В каких классах ты преподаешь? ― Он давным-давно научился уклоняться от вопросов о его карьере. Задавать больше вопросов собеседнику ― лучший метод. Люди, в основном, любят отвечать на вопросы о себе.
Бонусом было то, что он был заинтересован в ответе.
― Я преподаю английский в старших классах. ― Она рассеянно провела рукой по волосам. ― Отсюда мое неудержимое желание проверять у всех содержимое книжных шкафов.
Английский. Она буквально не может быть более идеальной. Что касается учителя английского, он никогда бы не стал злоупотреблять словом «буквально».
― Они выдержали испытание? ― Конечно же. Ноа Гаррисон знал толк в книгах. Он сам специализировался на английском в колледже, хотя у него и не было желания преподавать или пойти в аспирантуру. Он просто любил читать. Чтение не требует какого-либо социального взаимодействия. Он оставил это для профессиональной сферы своей жизни.
Это напомнило ему, что в его совершенно новой квартире находилась красивая женщина. И он притворяется общительным, когда у него есть незаконченная работа. Ему стоит ее проводить, следует поблагодарить за то, что принесла книгу, и выпроводить. Но он обнаружил, что сфокусировался на ее красных губах в ожидании одобрения. Надеясь на одобрение.
― Ты фанат Плат. Немногие мужчины почитают ее творчество. Я впечатлена. ― Она пробежала языком по малиновым губам, не похотливо, а неосознанно, будто рассматривала его. Но в любом случае, это было чертовски сексуально.
― Она была блестящей писательницей. Такой чистой и честной. Немногие женщины являются таковыми, ― сказал он.
― Могу назвать множество! Вирджиния Вульф… ― начала она, прищурив глаза.
― «На самом деле, мне не нравится человеческая природа, пока она не прикрыта искусством». Мне всегда нравилась эта цитата. Ладно, пусть будет Вульф. Она излагала достаточно хорошо. Но Плат акцентирует внимание на откровенной болезненности, что нечасто увидишь у женщин-писательниц. ― Что она… она снимает туфли. И садится на диван, заваленный вещами (серый).
― О, пожалуйста. Эмили Дикинсон практически изобрела образ болезненной женщины-поэта. Плат просто развила его. Где твои карамельки?
Ноа побрел на кухню за какими-то закусками. Он хотел, чтобы она осталась поболтать, вопреки себе, но сейчас передумал. Такие женщины ― умные, красивые ― не следовали за ним в Страну Грозовых Облаков. А если и следовали, случайно, он выпроваживал их. И ради бога, если они хотели остаться, он не предлагал им прохладительные напитки.
Но вот он здесь, протягивает ей не только ранее упомянутые карамельки, но и банку Колы.
― Теперь ты меня засахариваешь. ― Она положила карамельку в свой сексуальный красный ротик. Она флиртует? Потому что он мог придумать множество возражений, но все они казались слишком дерзкими. Он остановился на том, что просто усмехнулся ей. Пусть понимает, как хочет.
― Итак, Джейлин. Джей. Как ты развлекаешься?
― Мне нравится музыка. Стараюсь выходить по субботам, когда есть такая возможность, послушать местные группы. А что насчет тебя? Ты отсюда? ― Она поднесла ко рту содовую и посмотрела на него поверх края банки, делая глоток.
― О, ты знаешь. Да, я отсюда, вообще-то. Что касается развлечений, не скажу, что у меня их много. Есть некоторые шоу, которые я посещаю. Мне нравится читать, как ты уже поняла, но должен признаться, я достаточно медлителен. Если история читается бегло, есть все шансы на то, что я пожалею о том, что потратил на нее время. Поэтому я выбираю книги, когда я, так сказать, смакую несколько предложений за раз. Ты смеешься надо мной?
Она закрыла рот рукой, и это было в каком-то роде восхитительно. Даже несмотря на то, что ему не очень нравилось, что над ним смеются.
― О, боже, нет, просто ты такой серьезный, а я спросила тебя о развлечениях. ― Ее глаза все еще светились весельем, хотя ей удалось справиться с выражением на своем лице. Ноа посмотрел на нее прямо.
― Серьезные вещи могут быть веселыми. ― Она посмотрела на него в ответ. Он удерживал взгляд, потерявшись в глубине ее глаз настолько, насколько он считал возможным.
― Ладно, хорошо. Я немного веселюсь. Но редко хожу куда-то, ― признался он.
― Мы должны это исправить. ― Она подмигнула. Теперь она определенно флиртует. Мило. Он открыл рот, чтобы поразить ее шармом былого Ноа, как раз в этот момент она подпрыгнула. ― Ой, не могу поверить, что уже так поздно.
Озадаченный, он посмотрел на часы. Двадцать два тридцать ― это поздно? Двадцать два тридцать ― время ланча для него. Что напомнило ему о том, что карамельки были единственной едой в доме.
― Ты не живешь в этом доме, не так ли? ― Он думал, что встретился уже со всеми соседями, со всеми, кроме пожилой женщины, которая где-то отдыхала и была алкоголиком, согласно рассказам сестер Доусон. Они заговорили с ним на третьей минуте пребывания здесь. ― Могу я подвезти тебя домой? Мне нужно купить кое-что. ― Он прощупал джинсы на наличие бумажника и ключей.
― О, нет. Спасибо. Я живу в соседнем доме. Можешь проводить меня, если хочешь. Кстати, я забираю эти карамельки. ― Тогда ему точно нужно ехать в продуктовый магазин. Он открыл дверь для нее, как джентльмен, но он солжет, если скажет, что это не для того, чтобы иметь лучший вид на ее попку в этом узком платье.
Джей не шутила. У Ноа заняло сорок пять секунд, чтобы проводить ее домой, и это в медленном темпе. Хотя ему отчаянно хотелось оказаться одному и обдумать все, но также он не был уверен, что готов к тому, что все закончится, чем бы оно ни было.
― Хочешь, чтобы я поднялся с тобой?
Она улыбнулась, затмевая своей улыбкой уличное освещение.
― Я смогу и сама. Я уже на месте. ― Она указала рукой.
Великолепно. Теперь каждый раз, проходя мимо квартиры на первом этаже слева, он будет искоса смотреть на окно в надежде увидеть ее, и что она не заметит, что он смотрит. Жизнь становится бесконечно сложной, а он здесь всего несколько часов.
― Тогда ладно. Ну, спокойной ночи, Джей. Рад был с тобой познакомиться. ― Должен ли он обнять ее? Это то дерьмо, которое он никогда не знал, как сделать правильно. В книгах это все было проще, там все знали, что делать и когда. Но прежде чем у него была возможность обдумать это, она подошла и обняла его.
Ее аромат был конфетно-сладким, сахарно-медовый. Забудьте о том, что слишком рано для объятий, теперь все чего он хотел, ― это схватить ее за руки и жестко поцеловать. Посмотреть, возможно ли, что на вкус она такая же вкусная, как пахнет.
Она отодвинулась, слава Богу, прежде чем он начал действовать импульсивно.
― Я тоже рада с тобой познакомиться, Ноа, увидимся. ― Так как она не оборачивалась, поднимаясь по лестнице к входным дверям (зеленым), ему не пришлось притворяться, что он не таращится на ее попку снова.
Продукты. Думай о продуктах.
Пять минут спустя он был на заправочной станции на углу, покупая чипсы, содовую и конфеты Bit-O-Honey.
Ему они даже не нравились. Хотя он не знал, нравятся ли они ему, в детстве он всегда выбрасывал их из мешка на Хэллоуин, потому что они выглядели глупо. Но мед напоминал ему о Джейлин, и он хотел насладиться этим, смаковать ее, и то, как он рассказывал о своей любимой литературе.
Любить женщину, как літературу. Вау. Это глупо. Или, может, это блестяще.
Он вернулся к стеллажу с чипсами и взял пару пачек с вяленой говядиной. Протеины важны в рационе питания мужчины. Как и секс. Как и интеллектуальная стимуляция.
Он высыпал покупки на прилавок с раздраженным вздохом. Прошло некоторое время с тех пор, как он был с женщиной. А эта засела у него в голове как заезженная поп-песня. И это было бы хорошо, если бы ему не нужнобыло думать о работе.
Его работа ― это не то, что можно делать наполовину. Ты должен быть погружен в нее с головой, на сто процентов. А сейчас его предательская голова не даст ему передохнуть от воспоминания о ней, поднимающейся по лестнице в том платье. Медленно. Выше и выше.
Что он мог бы сделать с ней на той лестнице.
Продавцу пришлось дважды повторить сумму, прежде чем он понял.
Когда Ноа скатился с кровати, нетвердо стоя на ногах, его немного подташнивало из-за переизбытка сахара, съеденного предыдущим вечером, и он был очень раздражен собой. Не потому что проснулся в полдень, ― это было нормально. Раздражен из-за того, что посмотрел на часы и заинтересовался, чем занята Джей в этот момент: был ли это ланч в учительской, или проверка работ за столом.
Это нужно остановить. Сразу после того как он позаботится о кое-чем… рукой.
Десять минут спустя он был одет и готов к серьезной пробежке. Иногда включить музыку громче, синхронизировать свой ритм с музыкальным, и абсолютно потеряться в этом ― единственный способ найти внутренний покой. И он включил хороший хип-хоп и готов бежать.
За дверью своего дома он сощурился от полуденного бостонского солнца, вращая головой и немного встряхиваясь, он размышлял куда бежать. Он впервые начинает пробежку от своей новой квартиры, это небольшое знаменательное событие. Можно и уступить ― он повернулся в сторону дома Джей и начал бежать.
Первая миля всегда самая тяжелая. Худшая сторона привычки долго спать ― это то, что всегда приходится бегать под полуденным солнцем. Плюс в том, что он всегда загорелый, несмотря на то, что ужасный домосед.
Пока первые несколько кварталов пролетали под его ногами, Ноа размышлял.
Джейлин Ким ― его соседка. А раз так, то ему придется часто видеть ее. Или, может, нет ― кажется, они живут по противоположным графикам. Но даже в лучшем или худшем случае это означает случайные встречи на улице, встреча у холодильника в магазине на углу, видеть друг друга через колонку на заправочной станции. Возможно, пару раз в месяц.
Единственная вещь, о которой Ноа мог сказать наверняка ― в его жизни не было места женщине.
Его работа не позволяла этого, черт, его личность не позволяла этого. Ему нравилось быть одному. Он не хотел проверять, сможет ли пробежать через весь город, и он присоединился к игре в футбол. Он не хотел ложиться рано спать только потому, что кто-то другой так хочет. И он чертовски уверен, что не хочет тратить свою пробежку, убеждая себя в этом.
Итак, он снова сдался и позволил своим мыслям блуждать. Они блуждали вокруг изгибов ее платья и вокруг ее алых губ. Они проследили дорожку карамели вдоль ее мягкого розового язычка. Они извивались вокруг слов, которые этот язычок произносил, шуток, которые, как он знал, были бы, если бы он отпустил себя.
Он позволил своим мыслям вращаться вокруг нее как облако сахарной ваты, пока не почувствовал тошноту снова, а затем отпустил их. Достаточно красивой и умной соседки. Теперь он будет вдохновляться ею на расстоянии. Ему нужно выполнять свою работу, и не нужны никакого рода отвлечения.
Нельзя быть настолько поглощенным соседской девушкой.
Так почему он стоит под ее окном и бросает в него камушки?