Дорогой Гарри!
Как там идут дела в индустрии тушеной фасоли? Уверен, чертовски здорово, как мы обычно говорили в те благословенные времена, когда и ты, и я растрачивали свою юность на лекции по связям с общественностью в нашем старом добром университете.
Спорю, дела должны обстоять чертовски здорово, с твоими-то перспективами и оплаченным «кадиллаком». Второй человек в рекламном отделе «Бостон Бьютиз» у самого Альтшулера. Да, парень, вот это жизнь.
Что касается меня — все обстоит не лучшим образом. Я накрепко увяз в этом паршивом конкурсе «Мисс Звездная Пыль». Наверное, тебе попадались какие-нибудь разгромные статьи нашего брата, свободного репортера. Так вот, приятель, изнутри особенно ясно, что здесь есть о чем посплетничать. Вот я и сплетничаю. Слушай.
Эту жуткую историю стоит начать с того, как выражаются в викторианских рассказах о привидениях, что у меня имеется собственное маленькое агентство, без партнеров, живое и конкурентоспособное. И грех было жаловаться. У меня были постоянные заказчики: «Зубная нить Гаршбуллера с ароматом ирисок», «Комариные бомбы Лос-Аламос», «Голубое белье» и, конечно же, «вечнозеленые» «Имперские принципы» Мэ Бушкин. Все вышеперечисленные клиенты гарантированно приносили стабильный, пусть и не сверхъестественный доход.
И что же происходит? Помнишь того оригинала из моего родного городка, я о нем тебе как-то рассказывал, Гэда Симпкинса? Ну, того, который собирался спуститься на парашюте в шахту? Того, который хотел пройтись по канату над котлом с расплавленным чугуном? Без сомнения, помнишь.
Не знаю, с чего вдруг, но этот псих решил переплыть Ла-Манш на спине. Чертовски глупое начинание, как ни глянь, но Гэд в своем репертуаре. Всегда готов рискнуть здоровьем.
Ладно, короче говоря, Гэд не знает в нашем деле ни души. Он мелкая сошка, едва тянет на запасного игрока в низшей лиге. И вот он является ко мне. «Джо, — говорит Гэд, — ты должен помочь мне запустить мой материал». «Это бомба», — говорит он мне. Я осматриваю его с головы до пят. «Смени портного», — отвечаю. Он ретируется.
Но происходят два события, повлиявшие на сюжет. Во-первых, «Комариным бомбам Лос-Аламос» приходит капут после того, как одна из бомб особо крупного калибра разносит какому-то покупателю семикомнатный дом и гараж в придачу, пока тот с семейством, слава небесам, сидит в кинотеатре.
В итоге имеем: А. Один клиент потерян. Б. Потеря достаточно ощутимая, чтобы ротик моей возлюбленной искривился, говоря так же ясно, как будто бы она принялась брюзжать вслух: «Нищета. Вот что нас ждет!»
Но это только первое. Второе не столь очевидно, однако этого хватило, чтобы качнуть чашу весов. Меня уже начало мутить от зубных нитей, имперских принципов и голубого белья. Меня достало обслуживать торсы и зубы. На старости лет захотелось немного украсить биографию. Не говоря уже о том упомянутом выше факте, что требовалось нечто, способное как-то поднять мой престиж у семейного очага.
Но полно об этом. Достаточно сказать, что я как следует побегал, отрабатывая деньги. Все приемы нашего ремесла, от крошечных заметок до бодрых статей в журнале «Ньюйоркер». Я затащил Гэда на радио, он выставился там совершенным идиотом, каким и являлся в действительности. Что делается дальше, ты знаешь не хуже меня. Первоклассные, крепкие публикации, интерес нарастает, как снежный ком, проект набирает обороты. Разве это моя вина, что Гэдстон Симпкинс врезался в скалу в двадцати метрах от галльского побережья?
И вот я отбрасываю со лба седеющие пряди и готовлюсь отступать обратно, в стан голубого белья, когда ко мне домой является троица. А именно — директора будущего конкурса, в ходе которого предполагается установить, кто же достоин звания «Мисс Звездная Пыль».
Забегая вперед, скажу, что с данной секунды и начались все мои главные несчастья. Предполагалось, что победительница этого самого конкурса будет объявлена наикрасивейшей не только на Земле, не только во всей Солнечной системе, но и во всей чертовой галактике. Которая включает в себя бесконечное множество звезд и, как следует из моих скудных познаний о небесах, теоретически предоставляет шанс заявить о себе порядочному множеству планет, если на них все же существует жизнь. В частности, и нашим девяти, на одной из которых, как нам уже доподлинно известно, имеется некий странный вид живой материи.
Вот отсюда и вышел весь сыр-бор.
Однако в момент, когда ко мне явились искатели талантов, я и подумать не мог, какие невероятные сложности придется преодолевать. Астрономию я знаю так же хорошо, как и то, куда идут налоги. Когда речь заходит о сверхновых или скоростях света, я делаюсь не умнее парня, который потерял барабанную установку в телефонной будке.
Хотя это как раз, спешу пояснить, меня в тот миг ничуть не волнует. Поскольку означенным троим персонажам нравится моя публикация о фатальном заплыве Гэда. У меня есть воображение. У меня свежий взгляд на вещи. У меня имеется журналистская joie de vivre[1]. И результат: они хотят, чтобы я лично взялся за мисс Звездную Пыль (не за саму будущую победительницу, а за конкурс).
Я подписываю с ними контракт. Тут же. И теперь я ответствен за организацию мероприятия, в ходе которого предстоит определить, какой из крошек принадлежит личико, способное отправить в путь тысячу космических кораблей[2].
Словом, мне вручают бразды правления. Я принимаюсь черпать пищу из журнальных статей и рекламных объявлений, замаскированных под новости. Из рук в руки передаются глянцевые фотографии двадцать на двадцать пять. Мисс Джорджия и мисс Нью-Йорк, мисс Трансильвания и мисс Гемоглобин, мисс Девушка, с Которой Каждый Захотел Бы Оказаться в Бетономешалке.
Объявлен список призов. Громадная серебряная лохань. Контракт с Голливудом. Машина. Все прочее. Заявки на участие текут рекой.
Интерес нарастает. Широкая эспланада Лонг-Харбора начинает прихорашиваться. Выбраны судьи, пять человек. Двое — местные чиновники, дезертировавшие из Торговой палаты. Один — мэр Грассблад, выехавший в ежегодный отпуск из Галл-Стоуна, Аризона. Еще один — Марвин О’Ши, президент фармацевтической компании. Последний и самый незначительный — Глубер из «Глубер и Глубер», старинной фирмы с хорошей репутацией, которая выпускает купальные костюмы. (Угадай, в купальниках какой фирмы будут дефилировать все участницы.)
Все обещает пройти чертовски здорово. В воздухе пахнет электричеством. Газеты смакуют малейшие подробности. Торговцы потирают артритные ручонки и смазывают механизмы кассовых аппаратов. Престарелые самцы укладывают в чемоданы свое барахло и прилепляют на лысины накладки, им не терпится попасть на фестиваль. Весь мир охвачен радостью. Все оживлены. В особенности я сам. Я вытянул такой счастливый билет, что меня просто подмывает отправить Мэ Бушкин записку с предложением облачиться в голубое белье и засунуть зубную нить себе в мост. Однако осторожность берет верх. Это второе имя моей жены. Она утверждает, что никогда не знаешь, как все обернется.
Никогда еще не слышал ничего более справедливого.
Ибо выходит так, что за три дня до начала конкурса у жены Местного Чиновника Номер Один случается приступ не поддающейся диагнозу болезни и ее увозят в больницу. Старик Местный Чиновник Номер Один переживает потрясение, отказывается от места в жюри и просиживает часы у постели жены, осыпая ее розами и соболезнованиями. Его поведение достойно истинного супруга, но плачевно сказывается на мероприятии.
Мы заменяем его Сэмом Сэмпсоном, владельцем пяти автомобильных магазинов. Тоже неплохо, ведь теперь ясно, на чем крошки станут разъезжать по причалу Лонг-Харбора, пока масляные глазки сильнейшей половины человечества будут изучать, как мало ткани потратил на купальники старина Глубер.
В общем, мы снова все уладили. Но тут Марвин О’Ши, президент фармацевтической компании, отправляется навестить в Ла-Джолле болезненную тетушку, по дороге задняя покрышка говорит «чпок», и он со своей благоверной начисто сносит две крайние хижины в «Гавайской гостиничке Макинтоша».
Парочка получила небольшие ранения, однако оба оказались в белой палате, лежа на спине и нюхая в утешение цветочки. Приходится искать нового судью.
Слыша в ушах бормотание «сглаз, сглаз», вы находим еще одну замену. Эта самая замена тут же оказывается вовлеченной в пьяную уличную драку, и нам приходится спешно вымарывать его из списка. Он грязно ругается, и, честно говоря, выглядит все как-то странно. Этот весельчак расстался с бутылкой двадцать семь лет назад. Однако экспертиза утверждает обратное. У старичка в крови было достаточно алкоголя, чтобы заправить семнадцать спиртовок.
Мы выдвигаем предложение заменить несчастного на Сола Мендельхеймера, владельца «Райских солений Мендельхеймера». Мендельхеймер неохотно соглашается. У нас снова полный комплект. Машина продолжает вертеться.
Затем, за день до начала конкурса, обрушивается причал. По счастью, в тот момент на нем не было никого, кроме Левисона Тамаркиса, который украшал его цветочными венками. Он по-собачьи выгребает на берег, проклиная всех и вся, и уезжает, затопив Тихим океаном салон своего «студебекера» сорок восьмого года выпуска.
Мы хмурим брови в нехороших подозрениях. Словечко «коммуняки» украдкой срывается со многих губ, и мы заказываем муниципальный концертный зал. Это, конечно, не так здорово, как на свежем воздухе, но выбора нет. Лично я, будучи человеком суеверным, убежден, что над конкурсом нависло проклятие. В свое время я уже имел дело с такими проклятыми проектами, и если уж все начинает катиться под гору, с этим ничего нельзя поделать.
Этот самый конкурс, «Мисс Звездная Пыль», проклят, решил я. Тогда я не знал еще и половины правды.
На чем бишь я остановился? Ах да. Так вот, мы наконец-то дотянули до утра конкурса, причем с пятью вполне живыми судьями. День выдается дождливый. Первый раз с тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года в этот день идет дождь. Все в шоке. Судьи сидят по гостиничным номерам и жалуются на жизнь. «Отправляйтесь в концертный зал», — приказываю я им. После чего принимаюсь метаться повсюду, пытаясь все исправить.
Прежде всего, я отправляю шестнадцать автомобилей Сэмпсона с громкоговорителями наверху, и весь Лонг-Харбор узнаёт, что шоу состоится. На крышах машин представлен весь ассортимент, от мисс Эльзас-Лотарингия до мисс Питкин-авеню. Они в ярких купальных костюмах и прозрачных дождевиках. В одной руке по зонтику, другой они машут прохожим. Они смеются и делают поверх мегафонов зазывные жесты. Если все это, включая пестрые купальники, не сработает, я признаю, что все кончено, и пошлю Мэ Бушкин телеграмму, моля ее принять меня обратно.
Еще я отправляю в город расклейщиков с плакатами. Выбиваю на радио пять минут эфира и отбираю местного диктора с самым радостным голосом зазывать всех на шоу. Велю вывесить воздушный шар. «Сегодня мы узнаем, кто станет мисс Звездная Пыль!» — написано на нем. Кто-то подстреливает шар. Какой-то хулиган, думаю я.
Как бы не так.
После утра, проведенного в лихорадочном общении с публикой, я кидаюсь в концертный зал, чтобы еще раз переговорить с судьями. Замечаю, что плотники до сих пор сколачивают на сцене помост для жюри. Подсохший Левисон Тамаркис и его команда развешивают букеты. Решаю, что начать конкурс можно прямо по дороге в зал.
И вот оно.
Я вхожу в лифт и поднимаюсь наверх. Прохожу по коридору. Вхожу в комнату судей.
— Господа, — говорю я.
На этом моя речь обрывается.
Потому что они сидят, парализованные, в своих креслах, с разинутыми ртами, и таращатся на штуку посреди комнаты, на которую обращаю внимание и я.
Нижняя челюсть у меня падает прямо на «флоршеймы»[3].
Тебе приходилось видеть когда-нибудь пылесос? С капустным кочаном вместо головы? В костюме? Который стоит посреди комнаты и глядит на тебя?
Так вот, приятель, мне — приходилось.
Я едва не падаю в обморок, когда он заговаривает со мной.
— Это вы здесь всем распоряжаетесь? — спрашивает он.
Я не отвечаю. У меня язык прилип к гортани. Намертво. Глаза мои вываливаются из орбит и катятся по полу. Ну, почти.
Штука вроде бы возмущена, насколько может быть возмущена капустная голова.
— Очень хорошо, — произносит он, она, оно. — Поскольку никто из присутствующих здесь, судя по всему, не в состоянии издавать членораздельные звуки, я просто объявлю, в чем суть нашего дела, и отбуду.
Нашего дела. Я чувствую, как на голове двигается кожа. Все мы так и приклеились к своим местам. Мы слушаем механический голос этой штуковины. Рта не видно. Произношение неестественное. Все равно что выслушивать монолог того торгового автомата, твердящего: «Бром-сельтерская, бром-сельтерская, бром-сельтерская».
— Этот конкурс, — сказало нечто, — кроме этой планеты, претендует и на все безвоздушное пространство.
Затем, пока он оглядывал всех нас одиноким овальным глазом, у меня кое-что забрезжило в голове. За все те годы, что я ишачил манипулятором общественных вкусов, я перевидал в действии немало примечательных индивидов.
Поэтому я смотрел на штуковину умудренным взглядом. И размышлял о создавшейся ситуации.
— Я должен выяснить, — говорила капустная голова, — означает ли ваше молчание отсутствие понимания. Ведь вы в высшей степени легкомысленно наименовали свое мероприятие конкурсом на звание «Мисс Звездная Пыль». Поскольку ваша микроскопическая, как вы ее называете, Земля представляет собой не более чем соринку на задворках галактики, выбор такого названия является по меньшей мере возмутительным. Название признано до отвращения наивным и крайне оскорбительным.
Слишком велеречиво, подумал я. Никто не стал бы строить подобные фразы, кроме филологов из Кембриджа. Это просто механизм, рассудил я. Кто-то над нами потешается.
Я был когда-то знаком с парнем по имени Кэмпбелл Гольт. Он делал всякие забавные штуковины — мешочки со смехом, фальшивых пауков, пепельницы в виде отхожего места. Старина Кэмп делал и роботов тоже. Как-то раз во время войны у него по Сорок второй улице ехал стальной Хирохито, распевающий «Я японский волшебник»[4]. Изобретательно и как раз походит на шуточку вроде этой.
— Это вам понятно? — прошуршали капустные листья.
Я с умным видом улыбнулся. Посмотрел на застывших в ступоре судей.
— Ладно, — сказал я, — давай завязывай. У нас еще полно работы.
— Сядьте, — приказала штуковина. — Я не к вам обращаюсь.
— Иди подыщи себе в пару солонины, капуста.
— Я вас предупредил.
— Бром-сельтерская, бром-сельтерская, — принялся дразнить я.
И оказался пришпиленным к ковру синеватым лучом, который с гудением вылетел из пылесоса. Ощущение такое, будто стоишь на одном из грошовых массажеров для ног. Сильная вибрация и онемение. Однако я ни на чем не стоял. Я лежал на спине.
— Эй! — выкрикнул я, сбитый с толку.
— Может быть, это хоть как-то вас образумит, — произнес пылесос. — А теперь я должен завершить свое заявление.
И штуковина проехалась по комнате, готовясь к завершающей части спича.
— Как я уже отметил выше, до недавнего оскорбительного вмешательства в мою речь, поскольку ваша молекулоподобная планета представляет собой всего лишь крохотную часть обширного пространства, которое должен охватить назначенный конкурс, мы можем высказать лишь серьезное недовольство и потребовать его отмены.
— Могу ли я… — начал Мендельхеймер из «Райских солений Мендельхеймера», — могу ли я, гм, осведомиться… от-т-тку-да вы?
— Я только что прибыл с Астури Криденты, как вы могли бы именовать это место на своем примитивном наречии.
— А… а… а… — Мендельхеймера заело.
— Невероятно! — выдохнул Сэм Сэмпсон, который постоянно читает научно-фантастические рассказы, когда не пытается заарканить очередного автолюбителя.
— И ч-что вы хотите?
Это был уже я сам, квакающий с высоты ковра.
— Одно из двух, — ответил инопланетный овощ. — Либо изменения названия конкурса, либо расширения числа участников.
— Но… — Это тоже я.
— Вынужден напомнить, — сказал посланник Вселенной, — что мы обладаем достаточными силами, применив которые вполне сумеем помешать благополучному ходу мероприятия.
— По-помешать? — переспросил Глубер из «Глубера и компании».
— Мы уже предпринимали некоторые шаги, чтобы конкурс не состоялся, — сообщил сам знаешь кто, — но, судя по всему, их не восприняли должным образом.
— Несчастные случаи, — пробормотал я.
— Причал! — воскликнул Мендельхеймер.
— Пьяная драка! — выкрикнул Сэмпсон, щелкнув пальцами.
— Дождь, — прибавил пылесос.
— Я так и знал! — изрыгнул Местный Чиновник Номер Два. — В Лонг-Харборе не было бы дождя, если бы не этот дурацкий конкурс!
— Это не считая того, что может случиться, — произнес наш гость. — Будучи осведомленными о наших потенциальных возможностях, сделайте верный вывод.
Снаружи по стеклам барабанил дождь. Внутри члены жюри барабанили пальцами по своим галстукам. Я, бледный и немеющий, готов был отключиться. Мы смотрели на капустоголового, принявшего явно недружелюбную позу.
— А к-как вы сюда попали? — спросил Мендельхеймер.
— Принимайте решение, — потребовала штуковина. — Либо вы меняете название, либо мы тоже должны быть представлены в числе участников.
— Но послушайте, — начал я, на мгновение забыв о своем плачевном состоянии.
Он посмотрел на меня, и я притих.
— Мы здесь не для того, чтобы пререкаться, — сердито загромыхал автомат с сельтерской. — Решение должно быть принято. Не испытывайте наше терпение.
Связи с общественностью должны спасти.
— Но послушайте, — упорствовал я, — Мы же уже отпечатали тысячи афиш, объявляющих о конкурсе «Мисс Звездная Пыль». Название уже у всех на слуху. Мы продали абонементы и разовые билеты, где сказано, что они дают право посещения конкурса «Мисс Звездная Пыль». Спонсоры предоставили воздушные шары, на которых написано…
— Шары можно проткнуть, — заявила капустная голова еще более раздраженным тоном.
— Так и это тоже вы? — промямлил я.
— Хватит! — В черных глубинах пылесоса заклокотала ярость. — Если вы хотите сохранить название, тогда мы требуем, чтобы нас включили в число участников.
В моем истерзанном разуме, Гарри, уже завертелись колесики, зажужжали зуммеры и засуетились крошечные работники. Наброски лозунгов замелькали перед внутренним взором.
ВЗГЛЯНИТЕ НА МИСС ЗВЕЗДНУЮ ПЫЛЬ!
КОСМИЧЕСКУЮ КРАСАВИЦУ!
СОВЕРШЕНСТВО С ДАЛЕКИХ ЗВЕЗД!!!
ВЕЛИКОЛЕПНУЮ, НЕПРАВДОПОДОБНУЮ!!!
И кругом еще горсть восклицательных знаков.
— Ладно, — сказал я, перехватывая инициативу у ошеломленного совета судей, — вы включены.
— Нет, нет, попрошу минутку. — Мэр Галл-Стоуна, штат Аризона, заговорил размеренно и напыщенно. — Это требует дальнейшего обсуждения.
— Обсуждения! — взвизгнул я, все еще лежа на полу. — Чего вы ждете — чтобы они испепелили муниципальный концертный зал?
Местный Чиновник Номер Два вскочил на ноги.
— Нет, сэр! — закричал он. — Только не концертный зал!
За криком наступила тишина. Пылесос снова обвел всех тяжелым взглядом.
— Принимайте решение, — предостерегающе произнес он.
И тогда мы все закивали, бледные и обессиленные.
— Отлично, — сказал он.
— Сколько времени вам потребуется, чтобы привезти сюда вашу участницу? — вежливо поинтересовался я.
— Я проинформирую членов альянса, — сообщил он нам. — Участницы будут здесь через час.
— У-частницы? — поперхнулся я.
— Их несколько тысяч, — объявил он.
Я обозревал потолок и мечтал снова воспевать преимущества голубого белья. Я представлял себе сцену, окруженную несколькими тысячами инопланетных судейских советов. Я никак не мог вообразить, на что будут похожи пылесосы женского пола, облаченные в купальные костюмы от Глубера.
— Тысяч? — сказал на вдохе Мендельхеймер.
— Я вижу, для вас это неприемлемо, — проговорил капустный череп. — Альтернативой для вас является простое действие по смене названия конкурса.
— Нам конец, — произнес Глубер.
Желтый глаз смягчился.
— На самом деле, — произнес пылесос, — я назвал такую большую цифру в надежде вынудить вас согласиться со вторым вариантом. Однако, насколько понимаю, для вас это не выход. Что ж, счастлив сообщить вам, что за пределами вашей системы, в нашем альянсе, имеется своя мисс Звездная Пыль, хотя носящая несколько иной, — прибавил он высокомерно, — титул. Мы сошлись на том, что именно она будет представлять остальную часть галактики. Она и четыре конкурсантки из вашей системы, всего пять. Предложение представляется настолько великодушным, что у вас просто нет возможности отказаться.
— Четыре… из нашей системы? — переспросил Сэмпсон.
— Только на четырех самых удаленных от Солнца планетах вашей системы отсутствует подвижная жизнь.
Нет, я не особенно повернут на астрономии, Гарри, но даже меня потрясло известие о наличии жизни на соседних планетах. Пусть и исходящее изо рта возмущенной капусты. Изо рта? Какого еще рта?
Ладно, дабы укоротить эту сюрреалистическую историю, сообщаю, что мы приняли его условия. Уступили силе. Если этот говорящий «гувер»[5] в состоянии обрушить причал и заставить небо обливаться слезами, кто станет с ним спорить? Мы сказали: «Твоя взяла», — и все стало чертовски не здорово.
Получив свое, инопланетный электроприбор вышел. Вернее, выкатился. И я видел, как он пролетел через потолок коридора, пробив его головой. Потом мы узнали от дежурившего на крыше дворника, что пылесос выстрелил собой в небо и скрылся в межзвездной посудине, которая висела в пятнадцати метрах над зданием. Указанное средство передвижения кануло затем в синеву и полностью растворилось. Так выглядел отчет до сих пор нормального дворника.
Мы с судьями устроили совещание. Парочка из них расхрабрилась и кричала, что все это вранье. Я им возражал. Я сказал, что они-то не были пригвождены к ковру синей молнией, а я был. Они задумались.
У нас возникла небольшая проблема с титулом на табличке новой участницы. Мы же не могли назвать ее мисс Звездная Пыль, поскольку, по правилам нашего конкурса, она еще не являлась таковой. Однако пылесос сказал, что она их мисс Звездная Пыль. Что же делать? Мы сошлись на обтекаемой формулировке — мисс Открытый Космос.
— Чудище не придет от этого в восторг, — предрек Мендельхеймер.
Все предложили ему заткнуться. Мы пошли к лифту, побитые, но не побежденные, гадая, что еще принесет нам этот день.
А принес он сплошную головную боль.
Мы решили не распространяться пока о происходящем, поскольку у нас имелись сомнения. Нет, я не хочу сказать, будто мы не верили в серьезность угроз пылесоса, мы просто думали, стоит ли раскрывать карты, вдруг стены концертного зала рухнут под напором желающих.
Но, как это бывает обычно, слухи просочились изнутри, сопровождаемые сакраментальным «только между нами», и не успели мы глазом моргнуть, как зал уже гудел от сплетен. Прибавь сюда еще и истеричного свидетеля, который наблюдал с крыши зала старт космической посудины, и вот семена уже посеяны, урожай созрел и даже вовсю гниет.
Меня останавливали. Правда ли, спрашивали меня, насчет летающей тарелки и капустной головы с изысканным лексиконом? Ха-ха, отвечал я, отличная шутка.
Оказавшись за сценой спустя сорок минут и бесчисленное множество «ха-ха», я осознал, насколько все действительно не здорово.
Участницы явились со своим представителем, наставником и защитником — с капустной головой. Все наши красотки столпились, по земному обыкновению, вокруг, разинув рты, как детишки на представлении. Они стояли в купальниках от Глубера и таращили глаза.
Это явно не нравилось посланцу космоса. Поскольку, когда я протянул руку, постаравшись продемонстрировать как можно больше зубов, его желтый глаз сверкнул, словно фонарь несущегося на меня паровоза. Я все равно не увидел, что можно было бы пожать, поэтому, сглотнув застрявший в горле комок, сделал вид, будто ничего не заметил.
— Итак, вы прибыли, — защебетал я.
— А вы сомневались? — сказал он с мрачным выдохом, проявляя дружелюбие стиральной машины.
— Нет! Нет! — заверил я, веселость покинула мое посеревшее лицо. — Вовсе нет. Мы как раз ждали вас.
Он, похоже, не собирался меня слушать. Одинокое око оглядело людей на сцене. Кочан зашипел.
— Мои подопечные уже начинают терять терпение из-за того, как на них глазеют ваши земляне. Я требую начинать конкурс немедленно и прекратить это оскорбительное рассматривание.
Я кивнул, я улыбнулся, я заставил девочек разойтись, чувствуя, как сжимаются внутренности. Покончив с этим, я вернулся к пылесосу. Он сказал нечто такое, отчего мое сердце запрыгало, как мячик.
— Если, — предупредил он, — я замечу малейшую предвзятость по отношению к моим подопечным, хотя бы мимолетный враждебный взгляд, последствия для вас будут самые серьезные.
И вот на сцене начался конкурс на звание «Мисс Звездная Пыль».
Видел когда-нибудь сон, в котором все идет наперекосяк? Где каждое твое действие встречает противодействие? Где ты постоянно совершаешь только ошибки? Вот так я себя чувствовал во время этого конкурса. Все шоу превратилось в настоящий бардак.
Когда после нескольких земных красавиц, прошедших по сцене, мы подняли табличку с надписью «Мисс Меркурий», по залу прокатилась волна изумленных возгласов. Затем раздались свистки и вопли. Но все внезапно оборвалось, когда на сцене появилась сама участница.
Вот что бы ты лично, Гарри, сделал, если бы на сцену выкатилась разноцветная скала? Полагаю, то же самое, что сделала публика. Глаза вытаращились, лица побледнели, челюсти отвисли, в тысяче умов родился один-единственный вопрос: «Что это за хрень?»
Потом какой-то забредший на огонек пожарный разразился грубым хохотом, и началось. Все решили, что это веселый розыгрыш. Я быстро бросил взгляд через собственное дрожащее плечо и увидел, что желтый глаз горит жаждой крови. Адамово яблоко у меня ухнуло куда-то в легкие, и я отвернулся обратно.
Теперь публика аплодировала. Ах, какая отличная шутка, ха-ха. Давайте еще. Пусть еще выйдут.
Мисс Венера.
Оранжерейное растение с глазами. Оно зашуршало по сцене на нижних листьях. Глаза (три штуки) обводили публику. В них отражалось крайнее презрение.
Публика снова взревела, на этот раз как-то через силу. Так мог бы реветь человек, который решил, несмотря ни на что, как следует повеселиться, даже если от увиденного у него волосы встают дыбом. Эта штуковина была слишком хороша. Можно поклясться, что зеленое растение идет само собой, настолько здорово спрятаны проволоки, которые приводят его в движение.
Я уловил у себя за плечом чье-то дыхание. Довольно несвежее.
— Прием публики в высшей степени неудовлетворителен, — пробулькала капустная голова. — Вы придумаете, как исправить положение, или же вас ждут большие неприятности.
Я посмотрел на него. Подумал о летающих тарелках и лучевых ружьях и о том, как Калифорния проваливается в тартарары.
Представив все это, я выскочил на сцену, как только с нее сошла мисс Венера. Подняв с пала микрофон, я вскинул трясущуюся руку.
— Прошу минутку вашего внимания, — загромыхал по залу мой голос. Но только благодаря усилителям.
Бедлам на миг прекратился.
— Послушаете, люди. Я сознаю, что это сложно принять, однако две последние участницы, которых вы видели, в самом деле с Меркурия и…
Надо мной смеялись до икоты. Мне скандировали все доморощенные юмористы. Подушки от сидений летали по воздуху. Дурацкие бумажные самолетики, сложенные из программок, парили над залом. Конфетти дождем сыпалось с балконов.
— Подождите минутку! — заорал я. — Прошу вашего внимания!
Шум стал пуще. Я ждал, когда он спадет. Отовсюду мелькали фотовспышки. Статьи со снимками немедленно окажутся в газетах. Впервые в жизни мысль о внимании публики огорчила меня. Представь только, Гарри, я испугался! Когда Бог раздавал людям героизм, я, наверное, спал в соседней комнате.
— Давайте же проявим справедливость к этим участницам, — хрипел я. — Давайте же выкажем им настоящее земное радушие.
После чего я снова вскинул дрожащую руку, уронил микрофон на пол, махнул конферансье, чтобы он продолжал, и скатился со сцены. Прямо на пылесос. Я неуверенно улыбнулся его сомнительно дружелюбному фасаду. Он зыркнул на меня.
— Мисс Меркурий оскорблена до глубины души, — сообщил он. — Она утверждает, что, если не победит в этом состязании, вас ждет жестокая месть со стороны их властей.
— Что?!
Я привалился к занавесу.
— Нет, постойте секунду, — выдохнул я. — Войдите в наше положение. Мы же не можем подтасовывать результаты конкурса только ради того…
Его уши были глухи к моим речам. Точнее, они отсутствовали.
— Вы сами создали себе проблемы, — сказал он, — когда назвали свой конкурс так, как вы его назвали.
— Приятель, лично я его никак не называл!
— Замечание не по существу, — сказал он и откатился.
Я с диким взглядом кинулся обратно к выходу на сцену. Как раз вовремя, чтобы увидеть дебют мисс Марс на сцене старушки Земли.
Скорее легкая закуска, чем женщина. Голова и туловище походили на две испанские оливки, а ноги и руки — на воткнутые в них зубочистки. Я вцепился в занавес, горестно стеная. Теперь публика свистела и улюлюкала не так громко. Она сникала. Сложно смириться с подобным и остаться при этом в трезвом уме. Когда видишь, как пара оливок ковыляет по сцене сразу после выхода тропического растения и радужного булыжника, сначала ты, конечно, хохочешь, но потом тебе делается жутко.
Вот сейчас им становилось жутко.
И мисс Юпитер, которая показалась на сцене в прозрачной сфере, никак не помогла развеять это ощущение. Она походила на грязный айсберг. Ни лица, ни рук. ни ног — вообще ничего. Я услышал, как кто-то в публике хохотнул. Кто-то сказал: «Фу!» Только этого нам сейчас не хватало, подумал я…
— Мисс Марс довела до моего сведения, — сообщил пылесос, — что, если она не получит первый приз, ее оскорбленные чувства спровоцируют действия мстительного характера по отношению к вашей планете.
— Нет, подожди минутку, приятель, — не выдержал я.
— Быстрее завершайте конкурс. Мои подопечные все сильнее раздражаются, наблюдая землян в большом количестве.
— Что значит «раздражаются»?
— Они находят ваш внешний вид омерзительно-отталкивающим.
— Нет, послушайте!
Слушать он не стал.
Я смотрел, как он откатывается. Они находят отталкивающими нас. Хороший повод посмеяться, если только не хочется плакать. А мне хотелось.
Главная участница шоу, мисс Звездная Пыль, их собственная Звездная Пыль, вышла из-за кулис.
Вернее, не вышла. И не выкатилась. И не выползла. Скорее, выскользнула.
Оранжевая медуза в юбке и с глазами. Она была похожа на желе, вывалившееся из миски в поисках взбитых сливок. С твоего позволения, на этом описание закончу, а то только расстраиваюсь.
Нет, повторял я себе, она не может так поступить. Не предполагает же она, что…
— Наша мисс Звездная Пыль довела до моего сведения… — начал пылесос.
Вот и все, братец.
— О, неужели! — взвился я. — А как же мисс Венера и Юпитер, они разве не разгневаны?
— Они также требуют первого приза, — подтвердил белокочанный пришелец.
Я растаял, растекся по половицам и исчез в швах между досками. Правда, всего лишь в своем воображении. В действительности я стоял как вкопанный, а мой рот превратился в просторный приют для бездомных мух.
— Как же они могут выиграть все сразу? — спросил я утробным голосом.
— Замечание не по существу, — он сказал, а я подумал это с ним в унисон.
Я сейчас же снова разозлился.
— Кажется, вы явились сюда, чтобы лишь доставить всем неприятности, — сказал я ему.
Желтый глаз уставился на меня, словно отверстие баллончика с инсектицидом на какое-нибудь особо омерзительное насекомое.
— Нам не нравятся земляне, — сказал он. — Мои подопечные и я находим вас в равной степени оскорбительными для разума и нездоровыми для глаз. Мои подопечные и я будем рады, когда все они получат первый приз и мы сможем избавиться от вашего отвратительного общества.
Я уставился на удаляющуюся спину этого пылесборника. Оступаясь, я побрел в обратном направлении, мечтая оказаться на борту корабля, идущего в Южную Америку. Оркестр в яме исполнял «Я люблю человека с Луны», единственную межпланетную песню, которую они знали. Судьи сошли со сцены на перерыв, желая получить что-нибудь градусов под пятьдесят и налитое пальцев эдак на десять. Они стали судьями в надежде взбодрить старческие тела созерцанием цветущих женщин. А вместо этого… такое.
Я загнал их всех в гримуборную размером с туалет. Они стояли там и даже не пытались утирать капли пота, стекающие с изможденных лиц. Испуганные глаза устремились на меня.
— У нас тут чертовски неприятная проблема, — сообщил я. И все рассказал.
— Но… это же невозможно! — воскликнул Местный Чиновник Номер Два, хватить себя ладонью по благородному лбу ему мешали габариты комнаты.
— Это я ему говорил, — заверил я. — Она на это не купилось.
«Глубер и компания» рухнули в кресло, способное выдержать только одного Глубера.
— Я болен, — заявил он.
Грассблад рубанул холеной ладонью по воздуху.
— Это не по-американски! — высказался он и поджал губы.
— А у меня племянница, которая хотела выиграть конкурс, — печально произнес Мендельхеймер.
— Что? — выкрикнул Местный Чиновник Номер Два. — Жульничество! Подтасовка!
— Ср-р-рочно пр-р-рек-р-ратите! — Это сказал гнев, наполнивший меня до краев.
Я сказал Мендельхеймеру, что даже если его племянница, мисс Пищеварительный Тракт, и будет признана всеми первой красавицей, она никак не сможет получить приз сейчас. Приз должен забрать кто-то из пришельцев.
— Или… что? — спросил «Глубер и Ко».
— Или нас распылят, — сказал я.
— Вы считаете, они действительно способны на такое? — засомневался Мендельхеймер.
— Приятель, посмотрев на то, что умеет этот тип, я предпочитаю верить ему на слово.
— Но какой из участниц мы должны отдать первый приз? — задал главный вопрос Сэмпсон.
Местный Чиновник Номер Два всплеснул руками в муниципальном отчаянии.
— Мы загнаны в угол! — воскликнул он.
Я был того же мнения.
Нам пришлось отложить решение, поскольку конкурс должен был продолжаться. Я посоветовал им тянуть как можно дольше, взвешивать все дважды, думать хорошенько. Они отправились на свой помост радостные, как аристократы в повозке, подкатывающей к гильотине. Судьи сидели на своих местах, и я понял, что они по-настоящему обеспокоены, потому что когда по сцене прошла мисс Бруклин, никто из них даже глазом не повел. А если мимо тебя дефилирует такая сногсшибательная женщина и ты никак не реагируешь, ты либо по-настоящему обеспокоен, либо мертв.
И снова я предпринял попытку договориться с капустной головой.
— Послушайте, — убеждал я, — вы же обладаете интеллектом. Разве вам не очевидно, что мы не можем дать один приз пяти участницам?
Арифметика землян оказалась для него непостижимой.
— Конкурс должен завершиться как можно скорее, — вот все, что он мне сказал. — Проволочки раздражают нас все сильнее. Совершенно ясно, что ни о каком соревновании между моими прелестными подопечными и разгуливающими тут безобразными существами не может быть и речи. Ни один судья, будь он с Земли или Небес, просто не сможет присудить приз подобному воплощенному уродству.
Что-то забрезжило. Крошечный огонек.
— Безобразные? — переспросил я. — Вы считаете, что они безобразны?
— Да вы все безобразны.
Я развернулся. Головоломка неожиданно сложилась. Мои мозги наконец-то заработали. Я кинулся к телефону и внес свой вклад в спасение бедной Земли.
Затем я кинулся на сцену и подошел к Сэмпсону. И там, поглядывая краем глаза на ходячие эталоны заветных девяносто — шестьдесят — девяносто, я сказал ему кое-что, стараясь не двигать губами.
Он расплылся в улыбке, предназначенной покупателю, оплатившему наличными «кадиллак» этого года выпуска. Затем он наклонился вбок и шепотом передал сообщение общественному достоянию Галл-Стоуна. Мэр прошептал новость в похожее на ракушку ухо Мендельхеймера, Мендельхеймер — Глуберу, а Глубер — Местному Чиновнику Номер Два.
Теперь все они улыбались и поглядывали с возрожденным интересом на проходящих мимо девочек, а я чувствовал себя действительно важным человеком.
Наверное, то был самый длинный конкурс красоты в истории человечества. Пришлось сделать его таким. Мой план требовал времени, и мы купили его дорогой ценой. Конкурсантки ходили по передней части сцены, по боковым проходам, в глубине сцены. Поодиночке, парами, всем табуном и длинной аппетитной змеей. Они делали все, разве что на руках не ходили. Бедняжки уже начали зевать от усталости. Даже публика вдоволь наелась изящными формами. И когда остекленевшие глаза самцов начали смотреть уже сквозь девочек, стало ясно, что пора завязывать.
Но к тому моменту это уже не имело значения, потому что для воплощения моего плана все было готово.
Я подошел к микрофону.
— Дамы и господа, — сказал я. — Прежде чем мы назовем победительницу, я хотел бы сообщить о дополнительном призе. Еще недавно мы объявляли, что призами станут серебряный кубок, автомобиль, контракт с Голливудом, год бесплатного обслуживания и работа в «Макс Фактор», а также множество мелких наград. И вот у нас еще один приз.
Я выдержал паузу.
— Месяц каникул на Средиземном море не с кем иным, как…
Я махнул рукой на кулисы.
— Дамы и господа, — я возвысил голос, — мистер Вселенная!
Громадный блондин, поигрывая мускулами, вышел на сцену, и все заскучавшие домохозяйки в зале вытянули шеи.
Пока приветственные крики и стоны эхом отдавались в моей усталой, но радостной голове, я окидывал взглядом сцену.
Как я и ожидал, конкурсантки из открытого космоса столпились вокруг своего представителя. Я кивнул конферансье и отошел в сторону, мой разум холодило предвкушение победы.
Так, значит, мы уродливы? Что ж, отлично. Хотите первый приз — придется согласиться и на эти каникулы. Месяц на Средиземном море с мистером Воплощенное Уродство. Берите или катитесь отсюда.
Капустная голова успел высмотреть меня и направил колеса в мою сторону. Я сглотнул комок в горле, видя, как он приближается, и ощущение победы несколько померкло. Его глаз горел безумием.
— Вы пытаетесь мошенничать!
— Мошенничать? — переспросил я бесстрастно.
— Вы заранее подготовили эту уловку?
— Мистер, — сказал я, — это наш конкурс. Мы даем вам первый приз, но мы имеем право объявить, что это за приз.
— Замечание не по существу.
— Что? — Я понял, что что-то упустил.
— Как вы посмели провозгласить это существо мистером Вселенная? — забулькал он, — Разве вы не знаете, что Вселенная содержит в себе галактик больше, чем звезд в вашей галактике?
— А?
— Подобное требует радикальных мер. Я должен немедленно сообщить в Альянс Галактик. В этом здании состоится конкурс, в ходе которого решится, кто действительно достоин титула «Мистер Вселенная». Позвольте прикинуть, получается приблизительно семь миллионов пятьсот девяносто пять тысяч главных соискателей, если их разделить на группы, это будет…
Ну, Гарри, что скажешь? Может, тебе пригодится мальчик на побегушках в нелегком деле продвижения фасоли? Я буду работать за сущие гроши, честное слово. Молю на коленях, Гарри!