Миссис Ингланд

Глава 7

Жизнь в Хардкасл-хаусе вошла в колею, и новое стало привычным. В ходе генеральной уборки игровой комнаты и детской спальни стало ясно, насколько няня Нэнгл пренебрегала своими обязанностями – или же плохо видела. Моего внимания не избежал ни один предмет, ни один угол: я протерла каждую игрушку, каждый пузырек с лекарством, вымыла окна и стены, проветрила и зашила детскую одежду и выделила в шкафу место для каждого ребенка. Я отчистила с мылом расчески, натерла до блеска ночные горшки и выстирала шторы. Дети помогали в меру сил – протирали пыль и раскладывали по местам вещи.

Я падала в кровать совершенно без сил, и однажды Саул разбудил меня затемно, сообщив, что у нас в крыше, наверное, дыра, так как в его кровать натек дождь. Взглянув на часы, я поняла, что уже семь утра. Я проспала лишний час, и вода, которую оставила за дверью Блейз, успела остыть. Слушая Саула, я быстро оделась и собрала постельное белье с его кровати, чтобы отнести Эмили на стирку и заодно попросить у нее еще горячей воды.

– У мастера Саула неприятность, – сказала я Эмили, складывая мокрое белье в корзину.

– Ох, неужели опять? – сочувственно проговорила она.

– И часто такое случается?

– Время от времени, – пожала плечами она.

Блейз гладила в углу.

– Блейз, не могли бы вы принести нам еще воды?

– Сначала с этим закончу.

– А есть ли запасная клеенка?

– Только та, что у малыша. – Блейз водила утюгом по нижней юбке, не глядя на меня.

Мне всегда было неловко обращаться с просьбами, но Блейз умудрялась сделать так, что я чувствовала себя просто ужасно. Хотя я сумела найти общий язык с кухаркой миссис Мэнньон, Блейз по-прежнему меня недолюбливала, а Тильда и Эмили отмалчивались. Я подозревала, что Блейз настроила их против меня. Пусть бы судачили сколько душе угодно. Я знала, что они сплетничают – каждый раз, стоило мне зайти на кухню сквозь качающуюся дверь, служанки замолкали. Но я не желала подчиняться воле Блейз и заискивать перед ними, радуясь малейшим крохам внимания, которые мне кидали.

Позже утром, когда в дверь детской постучали, я поняла, как сильно страдаю от одиночества. За дверью, к моему изумлению, стояла миссис Ингланд с письмом в руках.

– Это вам, – произнесла она, входя в детскую и вручая мне письмо.

Хозяйка со мной тоже почти не разговаривала. Она лишь здоровалась, если мы виделись в доме, или задавала пару вежливых вопросов, когда я приводила детей в гостиную. Все они вели себя как чужие, и это меня очень огорчало. Малыш Чарли никогда не просился к матери, а меня не отпускал ни на шаг. Однажды вечером я передала Чарли на руки миссис Ингланд, надеясь, что это укрепит между ними связь, но малыш стал выгибаться и почти заплакал. Перехватив беспомощный взгляд миссис Ингланд, я поспешила забрать ребенка.

– Благодарю вас, мэм, – произнесла я, принимая конверт.

При виде почерка Элси мое сердце учащенно забилось. Конверт показался мне тяжелым, плотно набитым, как будто сестра исписала десяток листов вместо традиционного одного. Видимо, я заулыбалась, так как миссис Ингланд медлила, словно хотела что-то сказать.

– Как вы устроились? – наконец промолвила она.

– Очень хорошо. Спасибо, мэм.

Она посмотрела в сторону стола.

– Девочки составляют каталог местных растений, – пояснила я.

– Да?

Это была моя идея, и на прогулках мы собрали уже с десяток разных видов. На столе лежали разные травы, которые зарисовывала Декка. Она решила, что после описания флоры займется фауной и начнет с птиц. Я пообещала раздобыть членский билет публичной библиотеки, и Декку мои слова привели в восторг. Она увлеченно занималась каталогом, иногда позволяя принять участие Милли, хотя у той имелась собственная тетрадь. Схемы, составленные Милли, было невозможно разобрать, однако мы с Деккой всегда осыпали ее похвалой.

– Девочки, покажите миссис Ингланд вашу работу, – попросила я, втайне надеясь, что хозяйку не возмутит грязь на скатерти.

Декка и Милли пододвинули к матери свои тетради. Миссис Ингланд послушно рассматривала рисунки, раздумывая, что бы спросить.

– А что это такое? – наконец поинтересовалась она.

Декка с готовностью ответила:

– Боярышник. Еще его называют колючка дикая, петушиная шпора, майское дерево. Майское дерево! Как няня Мэй![34]