Миссия «Лучшая подруга»

Из личных хроник Пандекраски Пампернеллы

Теперь позвольте рассказать вам о том, как я приняла три первых важных решения. Вот каким было первое: я отказалась носить корону.

– Никакую корону я не надену, – отрезала я.

Прошло четыре дня с тех пор, как мы вернулись из Рима. А значит, я уже четыре дня умела говорить и могла наконец-то высказывать своё мнение. Мы обедали, и я горела от возмущения.

Королевской чете подали ножку ягнёнка со спаржей, мне – пакору[1] с арахисовым соусом. Будь моя воля, я бы питалась исключительно пельменями и макаронами и время от времени съедала бы ризотто. Один из слуг положил возле моей тарелки корону принцессы. Королева думала, что я буду рада её носить. Но меня эта перспектива совсем не воодушевляла. Я восседала на двух бархатных подушечках, скрестив руки, – принцесса, которая не желает носить корону. Король попросил меня расплести руки: по его мнению, в этой позе я была похожа на брецель. Я постаралась поменьше напоминать брецель.

– Солнышко, почему же ты не хочешь носить корону? – спросила королева.

Я чуть не фыркнула.

– Из-за моей причёски, разумеется! – ответила я.

Король с королевой взглянули на меня так, словно впервые заметили, что у меня растут волосы.

– Тебе же всего два года, – напомнил король. – Ты ростом меньше метра.

– А при чём тут мой рост? – не поняла я.

– Король хочет сказать, что в твоём возрасте ещё рано задумываться о причёсках, – объяснила королева. – И потом, корона наоборот подчеркнёт причёску.

– И сделает тебя выше, – добавил король.

Я покачала головой. Король с королевой меня решительно не понимали.

– Меня устраивает мой рост, – ответила я, – а мою причёску не нужно ничем подчёркивать. Она такая, какая есть.

Чтобы вы не удивлялись, я поясню: с первых дней жизни я приобрела привычки, которые вызывали неодобрение у королевской четы.

Например, моя манера есть спагетти.

Или звуки, которые я издаю, когда открываю банку с вареньем.

Или то, как в минуту сосредоточенности из уголка моего рта любопытно выглядывает кончик языка.

Или моя причёска.

Всё началось с моего рождения – по крайней мере, так мне рассказывали. Меня произвели на свет, искупали и запеленали. До тех пор всё шло хорошо. Мне дали материнского молока, я в первый раз срыгнула. Тоже никаких сложностей. Но потом я впервые заснула, а когда проснулась, то внезапно так громко закричала, что полроддома вынуждены были заткнуть себе уши.

Это привело всех в растерянность.

Королева попыталась снова накормить меня молоком, я её оттолкнула и продолжила кричать. Король строил мне рожицы, хлопал в ладоши и ходил по палате колесом. Все было тщетно. Я кричала не переставая. Лишь когда к кроватке подошла одна из медсестёр и погладила меня по редким волосикам, поправляя причёску, я вдруг умолкла и улыбнулась, обнажив тогда ещё беззубый рот.

С этого момента начался ежеутренний ритуал, о выполнении которого бдела и королевская чета, и слуги: сразу после пробуждения, купания и пеленания мне делали новую причёску. С тех пор я не проронила ни слезинки.

– Почему ты уделяешь столько внимания волосам? – однажды не сдержался король.

Не сомневаюсь: этот вопрос он хотел задать мне с того дня, как я появилась на свет.

– Как можно не уделять им внимания? – удивлённо отозвалась я.

Король пожал плечами.

– Мне вот всё равно на мою причёску.

– Ведь это же просто волосы, – добавила королева.

Иногда я сомневаюсь, точно ли они мои родители.

– У вас-то, может быть, просто волосы, – объяснила я, – но вот это…

Я потянула себя за прядку. В тот день мне сделали причёску под названием «Боковая волна»: выглядела она так, будто я на одну минуту дольше, чем следует, простояла под ледяным северным ветром, причём дул он только с левой стороны.

– …Мои волосы, – закончила я. – И им каждый день нужна новая причёска. Так бывает, когда у человека есть собственная шевелюра.

Королевская чета переглянулась, и король высказался за двоих:

– Откуда у тебя такие мысли?

– Да так, прочитала.

Король с королевой засмеялись.

– Дитя моё, ты не умеешь читать, – напомнил король.

– Очень даже умею! – воскликнула я.

Королева погладила мою ручку.

– Солнышко, как бы тебе этого ни хотелось, но читать ты ещё не умеешь.

Моё терпение лопнуло. Спустившись со стула, я помчалась к комоду, где лежали газеты, схватила первую попавшуюся и вернулась к столу. Дрожа от негодования и взяв газету вверх тормашками, я принялась читать:

«По сообщениям железнодорожного ведомства, железнодорожное сообщение в регионе было прервано на нескольких участках путей. От перебоев в электроснабжении пострадал преимущественно центр страны, откуда непогода двинулась в направлении юга. Технические специалисты пытаются восстановить энергоснабжение в кратчайшие сроки».

Довольная собой, я опустила газету.

– Ничего подобного в газете не написано, – сказал король.

– А вот и написано! – сердито вскрикнула я.

– Солнышко, – сказала королева, – врать – плохо.

От волнения меня одолела икота, и я замолчала.

– Мы все знаем, что у тебя прекрасная память, – продолжила королева.

– А ещё мы знаем, что непогода разыгралась ещё полгода назад, – добавил король, забирая у меня из рук газету. Уже тогда я терпеть не могла, когда кто-нибудь во мне сомневался. Мне так хотелось уметь читать!

– Что делают японцы, когда хотят извиниться? – спросила меня королева.

Я прижала руки к бокам.

Король с королевой обучили меня некоторым правилам хорошего тона. Например, как приседать в реверансе, или как держать вилку, или как незаметно сморкаться. Особенно мне нравилось кланяться, как японцы. Но я ещё не очень хорошо овладела этим навыком: слишком низко наклонялась и почему-то падала, причём не носом вниз, а на попу. Приземление смягчал шуршащий подгузник.

– Ненавижу подгузники, – сказала я. – А ещё больше – свои короткие ноги.

– Тогда расти быстрее, – предложила королева, поднимая меня на руки.

Я снова вздохнула – на этот раз от облегчения.

– Жизнь – сложная штука, – сказала я.

Королева погладила меня по голове.

– Осторожно! – воскликнула я. – Моя причёска!

– Я аккуратно, – отозвалась королева, поглаживая меня по спине. После паузы она спросила: – Значит, не будешь носить корону?

– Не буду, – твёрдо ответила я.

– Даже маленькую диадему?

– И диадему тоже не буду.

– Ах, солнышко!

Я немного подумала, а потом подняла глаза на королеву и чуть слышно спросила:

– Кстати, что такое диадема?

За этим последовало моё второе важное решение. Исполнить его оказалось немного сложнее. Я отказалась носить подгузники.

– Я больше не ношу подгузники, – сказала я учителю верховой езды, после того как в шестой раз упала с лошади. У учителя к тому времени уже разболелась спина, ведь ему постоянно приходилось меня ловить.

Прошла неделя с тех пор, как мне подарили Снежинку и Пятнышко, и из-за подгузников мне не удавалось уверенно сидеть в седле.

– Я не вправе высказываться о подгузниках Вашего Высочества, – заявил учитель верховой езды, усаживая меня обратно на спину Снежинки.

– А если бы был вправе? – спросила я. – Что бы ты тогда сказал?

Учитель потёр поясницу.

– Сказать вам честно?

– Честно-пречестно, – ответила я.

– Я бы сказал, что двухлетняя девочка должна носить подгузники до тех пор, пока не научится себя контролировать. Ведь и жеребёнок не начинает бегать, пока не научится твёрдо стоять на ногах.

От этих слов мои глаза засверкали. И хотя мне понравилось сравнение с жеребёнком, меня и правда раздражало, что я не могу твёрдо стоять на ногах. В этот момент я приняла моё второе важное решение – отныне я научусь это делать и буду обходиться без подгузников.

– Плёвое дело, – заключила я.

К сожалению, дело оказалось вовсе не плёвым, и неделя перед приездом биографа, которую я провела без подгузников, стала довольно плачевной. Каждую ночь я писалась в постель, а утром в ужасе просыпалась и созерцала мокрое пятно на матрасе.

– Я недооценивала подгузники, – ворчала я и, сняв постельное бельё, несла его двумя этажами ниже в прачечную, где засовывала в стиральную машину. Как она работает, я не знала, поэтому закрывала крышку, пинала машину и возвращалась к себе.

Так проходило утро за утром.

Кроме того, аварии случались и посреди дня.

Однажды я сидела на лужайке и наблюдала за бабочкой, как вдруг у меня в животе забурлило, и, едва я успела издать предупреждающий звук, произошла неприятность. В другой раз я принимала участие в чаепитии с королевой. В гостях была дама с двумя детьми старше меня. Детям подали слоёные пирожные с кремом и какао, взрослым – канапе и чай. Разумеется, я ела и пирожные, и канапе.

– Принцесса больше не носит подгузники, – гордо объявила королева.

– О! – восхищённо воскликнула гостья. – Но как тебе это удалось? Моему сыну четыре, и он всё ещё без них не обходится. Расскажи же свой секрет, дорогая!

Не успела королева ответить, как вмешалась я.

– Это не заслуга королевы, – объяснила я. – Это всё я сама…

И тут у меня случилась авария.

Иногда это происходило после завтрака, иногда – во время урока верховой езды, иногда – когда я ложилась вздремнуть или играла с мячом. И даже когда я просто стояла. Я совершенно себя не контролировала. Меня переполняло отчаяние.

Наконец я обратилась за советом к крёстной.

– Почему ты не позвонила раньше? – спросила она.

– Потому что не знала, что такое «звонить», – ответила я.

В свои два года я, разумеется, ещё ни разу не пользовалась компьютером. Когда я сообщила королю, что мне нужно срочно переговорить с крёстной, он сразу же вручил мне свой планшет. Так я оказалась в саду перед экраном и смотрела на свою крёстную, которая находилась за семь тысяч километров от меня в тибетском монастыре: туда она наведывалась дважды в год, чтобы немного очистить душу.

– Я скучала по твоим зелёным глазкам, – сказала профессор Мосс при виде меня.

– А я хочу жить без подгузников! – выпалила я без обиняков.