"Хвост страшной кометы заденет Землю.
Люди, теряющие волосы, кожу и глаза,
Стремятся в безумном страхе из недр Борисфена".
"Многие будут ждать пришествия ангелов с неба,
А придут не ангелы, а черные тучи".
***
"Мотор разовьет сумасшедшую скорость,
Тараном пробив неприкаянный век.
Война будит мысль человека, который
Науке дает Прометеев разбег".
Я сидела на холодном полу в маленькой комнате. Обшитые белоснежной тканью стены окружали повсюду и давили на плечи. Даже дверь была тщательно замаскирована. Еду приносили в строго отведенное время. Тот, кто держал меня взаперти, боялся, что рано или поздно мне удастся сбежать. Кожа рук от легкого прикосновения мрака невыносимо чесалась.
Связь отсутствовала. Да и жизнь – тоже.
Названный муж пытался сдержать мой Дар до нужного для него момента.
Полгода назад мне приходилось жить на улице. При этом было неважно, шел дождь или снег, стояла жара или невыносимый, пробирающий до костей, холод. Царила осень или зима. Ночевал ли ты в городе или на кладбище, среди могил.
Главное – подальше от дома.
Мне исполнилось шестнадцать лет, когда я сбежала от приемных родителей. Новые папа и мама оказались верующими психопатами, религиозными фанатиками, готовыми идти до конца.
Ночью на улицах становилось опасно. Блуждающие во тьме люди готовы были сесть в тюрьму ради халявной наживы. Попадались и те, кто похотливо улыбался и залезал шаловливой, грязной, рукой под трусики, пытаясь напоить, а затем воспользоваться нетрезвым состоянием. От этих случаев могла уберечь церковь, но и среди мужчин в черных сутанах находились те, кто облизывался, пытаясь заглянуть под короткую юбку.
Но в любой ситуации меня спасал Дар – шепот теней по ту сторону, духов далеких предков и созданий из мрака, иногда разговаривающих на незнакомых, древних, языках, переходящих на жуткое, едва понятное, бормотание.
Когда ощущение прикосновения старухи в черном балахоне становилось явным, дар нежно облетал силуэт длинными мрачными всполохами, заставляя перейти на ту сторону, где жизни не могло быть. Мир превращался в черно-белый, а вместо людей появлялись бестелесные, призрачные, существа. Красивые и одновременно пугающие, просящиеся обратно в царство живых.
Едва небо покрывалось всполохами предрассветного солнца, я приходила на полупустые вокзалы и, усевшись на холодные ступеньки входа, вымаливающе вытягивала распахнутую ладонь. Иной раз удавалось переночевать в каком-нибудь заброшенном бараке или деревянном домике, что лишь чудом оставался целым после урагана или наводнений. По ночам приходила на кладбище, выслушивала жалобы и мольбы созданий из иного мира, и, полакомившись едой, оставленной на могилках заботливыми родственниками, уходила в город.
Однажды одна добрая женщина привела меня к себе домой. Небольшая двухкомнатная квартира стала бы моим новым уютным жилищем, если бы не Дар – руки сами потянулись к высохшим цветам и умершему животному. Хозяйка собиралась его похоронить в тот же день, но мрак коснулся худого тельца, проник под шкуру и заставил сердце биться.
Всполохи мрака коснулись засохших бутонов, проглотили отмершие лепестки, заставляя погибшее растение выпрямиться и вновь пустить корни.
И в тот же день я снова оказалась на улице.
Дар, который мне приходилось скрывать до последнего, чуял смерть за версту – похороны человека, тушки сбитых машинами животных, засохшая от жары или холода трава, пожелтевшие листья под ногами. Этакий вызов эволюции. По законам жизни старое отмирает, чтобы уступить место новому. Мой Дар этому перечил. Неужто ли это вследствии инцеста? Или своеобразная шутка бога?
Люди всегда побаиваются неизвестного, загадочного. Страх способен окутать любого, даже самого смелого. Это защитная реакция организма – некогда разбираться, когда твоей жизни что-то угрожает. Именно по этой причине многие вещи попали под многочисленные запреты. Священнослужители, например, считают грехом гордыню и зависть, уныние и жадность. Они могут нести потенциальную угрозу для человеческой жизни – человек, поднявшийся выше других, из-за гордости способен уничтожить самого себя. Или морально убить другого.
Под какой именно грех попадает мой Дар, мне неизвестно.
Кажется, сам бы Сатана был в шоке, увидев своими глазами оживление затхлого трупа: всполохи мрака поглощают тленные останки, а через минуту, сгинув, оставляют после себя невредимый труп, только живой. Мой Дар способен одарить бессмертием, но что это за жизнь, когда снаружи ты жив, а внутри все еще гниешь?
Я не способна одарить живого мертвеца настоящей любовью, безграничным сочувствием и человеческим милосердием. Единственный минус моих способностей – превратить его в робота, который способен чувствовать только гнев и смертельную обиду на весь мир за свою смерть.
Как и любой другой дар, мой не обходится без жертв. Даже ради богатства люди теряют многое. Вот я, например, потеряла многих близких людей. Точнее, у меня их не было изначально. Про родителей мне известно очень мало: мать оставила меня в роддоме и исчезла. Когда она пребывала на сохранении, медсестры, обслуживающие рожениц, разносили слухи об ее связи с родным братом.
После меня отправили в детский дом, где мне пришлось провести не один год. У меня было тяжелое детство, директор нашего заведения любил маленьких девочек, и лишь каким-то чудом мой Дар сумел меня защитить. Укрывшись во мраке, я смотрела на бугая в костюме, избивающего сироту. Спустя несколько часов издевательств девочка умерла. Дар потянул свои хилые лапки к мертвому телу, но мне пришлось сдержать его, чтобы не навлечь на себя неприятности.
Люди с каждым днем становятся жестче, агрессивнее. Они винят в этом компьютерные игры, фильмы, телевидение, но только не себя. Такова их природа. Перекладывая вину на другого, они освобождают свою совесть. И среди жестоких равнодушных людей девушке с необычным Даром выжить практически невозможно. Спасает только мрак, готовый пустить в свои объятия. Там тепло и уютно. Там нет места злости и отчаянию. Ты чувствуешь себя живой среди мертвых. И при этом ты совершенно счастливый и не одинокий человек.
Дар подарит тебе друзей. Мертвых или живых – решать тебе.
В один прекрасный день мне повезло. Ранним утром я шла по залитому дождем асфальту в город. Грозовые тучи заполонили небо. Сверкали молнии. Мимо босоногой девушки в лохмотьях проезжали машины. К счастью, ни одна из них не решилась остановиться. С волос ручьями стекала вода. Холод пронзал тело. Мрак струился по ногам, а в голове раздавался шепот из иного мира.
На вокзале было людно. Бездомные сидели отдельно от других людей.
Я кое-как собрала волосы в хвост и села на железную лавочку.
Меня пробирала дрожь. Лохмотья не спасали от холодной майской погоды.
Краем глаза мне приходилось видеть, как молодые люди – юноши и девушки, – протягивали старикам пластмассовые стаканчики с горячим кофе. Ко мне они побаивались подойти. Дар окутывал меня с ног до головы.
Пришлось взять себя в руки, чтобы дать к себе прикоснуться.
– Молодежь, расступитесь!
Громкий мужской голос заставил молодых людей замолчать. Они встали в сторонку, пропуская вперед невысокого хромого темноволосого мужчину.
Мрак зашипел и сузился.
Я почувствовала необычную силу этого человека.
“Он из прошлого… Смерть… Люди”
И шепот замолчал, стоило незнакомцу подойти ближе.
Запах мужского парфюма окутывал, заполняя все вокруг.
Мужчина присел рядом и взял меня за руку.
Разряд тока прошелся по коже. Струйки мрака зашипели, исчезая. Что-то было дикое в этом человеке.
Я взглянула в его моложавое лицо.
Черные, как беззвездная ночь, глаза пронзали насквозь, словно молнии.
Он долгое время молчал, подбирая нужные слова.
Молодые люди разошлись, происходящее перестало их интересовать.
Мы остались наедине.
Тогда-то незнакомец отпустил мою руку и улыбнулся.
– Добро пожаловать в суровый мир.
Я с удивлением посмотрела на него:
– Это все, что вы хотели мне сказать? Не нужно. Я и без вас знаю, как люди обходятся с теми, кто на них не похож. Жизнь ведь жестокая штука, верно?
– А ты на удивление умная девушка. Тогда почему же ты на улице? Разве у тебя нет родных и близких?
– У меня никого нет.
Незнакомец посмотрел по сторонам. Хромая, он поднялся с сиденья и взял меня за руку, помогая встать.
Все в этом человеке было странным. К примеру, его костюм. На вид гладко выглаженный, вычищенный, постиранный, но очень старый. Ухоженный вид вызывал не столько умиротворение, сколько подозрение, что этот человек что-то скрывает.
Я привычно отмахнулась от подобных мыслей и позволила увезти себя с переполненного людьми вокзала.
Меня терзал голод. Может быть, именно по этой причине я следовала за странным новым попутчиком, который уж слишком крепко держал мое запястье и ни разу не обернулся, пока мы вдвоем не подошли к жутко старой машине.
– Я забыл представиться. – Он усадил меня в автомобиль. – Пауль Йозеф. Друзья обычно зовут меня по фамилии, но тебя попрошу называть Йозефом. Я не могу назваться полностью. Придет время, и ты узнаешь обо мне все, что захочешь, – Йозеф сел следом за мной, хлопнул дверцей и, повернувшись, улыбнулся. – А ты? Как твое имя и откуда ты взялась?
– Анастасия. Своей фамилии я не знаю. Меня так прозвали акушерки в роддоме, где меня мама оставила. Оно означает “воскресшая”, – на этом слове я помрачнела и отвернулась. Не стоит первому встречному раскрывать свои тайны. Никогда не знаешь, как он на это отреагирует.
– Я отвезу тебя к себе домой. Поешь, отдохнешь, заодно и поговорим. Ты интересный человек. Еще никогда не видел девушек, блещущими подобными высказываниями, – заметил Пауль.
– Глупым людям проще жить. Знаете такое выражение – “горе от ума”? Умные люди живут в несчастии, а дуракам проще жить. Они не задумываются над глубокими вещами. Они не задаются вопросом, в чем смысл жизни. Они просто живут. Подобный расклад устраивает многих людей. Просто плывешь по течению и действуешь по обстоятельствам. Лучшее решение проблем. Правда, не всегда работающее.
– У тебя на каждое изречение есть свой ответ. Интересно, – хмыкнул мужчина. – Правда, не всегда нужно полагаться на разум, нельзя забывать и про сердце.
Я пожала плечами.
Йозеф не был согласен с моими доводами. У него иная жизнь, иные взгляды. Когда человек живет в сытости и радости, он не задумывается о глубоких вещах.
Зачем ему это, если все есть?
Я смотрела в окно автомобиля, разглядывая капельки воды. Дождь не прекращал идти. Погода окончательно испортила настроение. В машине было тепло, но хотелось вернуться в привычный холод. Йозеф наверняка не поймет моего желания. Он привык, что каждый человек должен иметь свой дом и семью. О понятии свободы он едва ли догадывался.
Мне предстояло провести какое-то время с этим человеком.
Йозеф привез меня в маленькую деревушку на окраине города. Его дом был самым последним. За калиткой сидела большая, миролюбивая на вид, собака. Дворняга прижала уши и заскулила, завидев хозяина. Пауль потрепал ее за уши и подошел к облезлой двери. Открыл ее железным ключом и приветливо провел меня внутрь.
В небольшой гостиной стоял стеклянный стол с выпивкой, дорогой диван с расшитыми подушками и пледом. Два кресла по бокам. Книжные шкафы были забиты книгами и бумагами. Потрепанный ковер напоминал о частых приходах гостей. Окна казались закрытыми, и приятная полутьма царила в комнате.
Мрак зашипел, отполз в самый угол, невидимыми глазами следя за обстановкой.
Йозеф зажег свечи в трехслойных подсвечниках и предложил выпить.
– Не пью. Хочу сохранить разум в рабочем состоянии, – вежливо отказалась я.
– Приходилось иметь дело с алкоголиками? – поинтересовался мужчина, наливая вино в высокий бокал.
– А кого еще можно увидеть на безлюдных улицах? – улыбнулась я. – Приходилось жить бок о бок с подобным отребьем. Изгои, алкоголики, бомжи, убийцы… Среди них порядочных людей сложно увидеть.
– Интересно… – Йозеф присел в кресло, с любопытством меня разглядывая. Я села на краешек дивана и протерла предплечья. Небольшой камин медленно обогревал комнату. – Мне все-таки интересно узнать, как красивая и молодая девушка докатилась до жизни такой. Довели или сама ушла на улицу?
Я ухмыльнулась:
– А разве у меня был выбор? Как я уже говорила, кровные мать и отец меня бросили. Несколько дней провалялась одна в палате, даже акушерки ко мне не подходили.
– Откуда ты об этом знаешь?
– В детском доме рассказывали. Привезли меня поздно ночью, на тот момент мне исполнился месяц. Воспитательница после рассказывала, что мать моя ведьма. Я до сих пор считаю это бреднями. Откуда она могла об этом знать? Темная история, короче, – я отмахнулась. – Потом, в шесть лет, отправили в первый класс. Посчитали, что слишком умная. Только учеба больше на тюремный срок походила.
– Разве?
– Ну да, хотя были те же предметы, что и в обычных школах, русский, математика, чтение, природоведение… у нас даже компьютерный класс был. Мы любили проводить там время, втихую играли в стрелялки, по ночам, думали, воспитатели давно спят.
– Вам не разрешали видеоигры?
– И просмотр фильмов тоже, говорили, они детей учат убивать. Если засядешь за игру, посчитают ненормальным. Но наша группа все равно это делала. Кабинет информатики никогда не закрывался. Тоже не чувствуешь логики, да? – хихикнула я. – Мы пробирались туда поздно вечером и начинали веселиться. Правда, такое веселье почти всегда заканчивалось плохо. Один раз нас спалили и в подвал посадили. Нас туда частенько сажали. – Я покачала головой. – Могли провести там целый день без еды и воды. И за тебя никто не заступится. Кому нужны отказники-то?
Йозеф закурил сигару и выпустил дым. Посмотрел на меня и кивнул.
– А кто был твоим отцом? Про него наверняка тебе рассказывали.
– В роддоме про мою маму ходили всякие слухи, говорили, у нее были любовные отношения с родным братом. Он – мой отец. Я ребенок, появившийся на свет от инцеста. Думаешь, я этим горжусь? – Пауль помотал головой. – И я тоже. Ни имени, ни фамилий своих родителей не знаю. Да и… не хочу знать.
– Но ты же не все детство в детдоме провела, верно? – уточнил Йозеф. – Ты вроде упоминала про родственников. Неужто родная мать забрала тебя?
– К счастью, нет, я ее никогда не видела. Вместо нее меня забрала религиозная семейка, логово извращенцев, по-другому не назовешь. Кроме приемных матери и отца, были еще и дед с бабкой, парочка сестер и братьев. Я жила вместе с ними в одной комнате. Меня заставляли насильно читать молитвы. У них даже свой алтарь был. Странно, что за десять лет жизни я еще ни одного греха не совершила. Кроме… – тут я замолчала, боясь рассказывать о Даре.
– Я всегда был убежден, что религия – пустая трата времени. Мы попусту пускаем слова на ветер. Даже если и есть бог, он нас не услышит. Он коварен. Дарит свое добро недостойным людям. Иисус, в первую очередь, человек, а потом уже Сын Божий. Но священнослужители все переврали, им это выгодно. Чем больше человек верует, тем больше они получают денег. Ты же не думаешь, что храмы строятся святым духом? – я уловила в голосе Йозефа сарказм.
– Мне говорили совсем иное, что бог якобы ко всем благосклонен. Попахивает лицемерием, если честно. Тогда почему он заставляет своих детей мучить друг друга? В общем, неважно! – Я отмахнулась. – Я шесть лет провела в этой семейке. Родные дети получали намного больше, чем я, приемный ребенок. Все игрушки, карманные деньги, сладости. Мне же ничего не доставалось. Я для них – грех во плоти.
– Почему? Должна же быть причина. Даже религиозные фанатики относятся к детям иначе, если они чисты. В чем ты провинилась? – поинтересовался Йозеф.
Я отвернулась, заметив на подоконнике давно высохший цветок. Нацелившись на мертвый бутон, послала импульс, и мрак окутал умершее растение. Через мгновение цветок раскрылся, лепестки ожили, осыпая все вокруг.
Мужчина одарил меня шокированным взглядом.
Я сделала вид, что ничего не произошло.
– Если прогонишь – пойму.
Пауль пытался переварить увиденное.
– Так значит, ты владеешь какими-то сверхспособностями, позволяющие вернуть жизнь?..
– Ну, ты же хотел узнать, в чем причина. Приемные родители посчитали меня дьявольским отродьем и всячески пытались “вылечить”. Я до сих пор помню, как они топили меня в ванной. Я сопротивлялась и орала в голос, пока не опустили в горячую воду. Я нехило так обожглась, – засмеялась я. – Это было два года назад. Потом меня отправили к священнику. Он сначала прочитал мне целую проповедь о вреде моего Дара, потом внезапно принялся душить. Я испугалась, думала, попаду к мертвым. Меня спасло чудо. Мрак поглотил батюшку. Забавно. Мертвые спасли свою госпожу. – Я улыбнулась.
– Значит, Дар в любой момент может спасти тебе жизнь?
– Да, если есть угроза. Я могу перейти на другую сторону и отсиживаться там. Я всегда так делала, когда родители начинали надо мной издеваться. А потом – сбежала. Ушла во мрак и не вернулась. Блуждала во тьме. Потом поняла, что далеко ушла от дома, и теперь могу спокойно вздохнуть. Они бы не стали меня искать.
– И сколько ты прожила на улице?
Йозеф погасил сигару. Произошедшее его утомило.
– Полгода. В школу не ходила. Пока была в приемной семье – тоже. Они пытались обучать меня всему сами. Как видишь, – я протянула к нему руки, – шестнадцатилетняя девушка разучилась писать.
Пауль хихикнул.
– Отлично, – он отставил пепельницу и, сцепив руки, взглянул на меня. – Ты можешь жить здесь, сколько тебе захочется. Я не выгоню тебя на улицу. У меня есть неплохая идея, которую, думаю, ты оценишь.
Я прищурилась:
– Вот так сразу? Знаешь, Йозеф, я уже давно не верю людям. Они научились профессионально врать и профессионально предавать друг друга. Есть ли гарантия, что ты сдержишь свое слово?
Мужчина рассмеялся.
– Не могу поверить, что такая умная девушка будет жить в моем доме. Хорошо. Я просвещу тебя в свои планы. Но не сейчас, – он показал жестом помолчать, – сейчас не время. Сначала ты поешь, примешь ванну и отдохнешь. Спальня слева от гостиной. Думаю, ты сама все найдешь. Утром поговорим. Приятного отдыха.
И Йозеф удалился из гостиной.
Еще тогда вечером, я поняла, что Йозеф непростой человек. Мужчина хорошо держался, пряча истинные мысли и чувства за маской надежного защитника. Если бы он тогда спалился, мне бы ничего не стоило сбежать во мраке как можно дальше.
Но я осталась. Наверное, посчитала это за счастливый случай, еще не подозревая, что меня ждет дальше.
Мы встретились ранним утром в небольшой столовой. Там уже сидел Пауль, с задумчивым видом закуривая сигару. Он одарил пристальным взглядом.
В его шкафу, что стоял в отдаленной комнате, мне удалось обнаружить вещи темного цвета – брюки в обтяжку, водолазку с вырезом и подтяжки. Обуви я не нашла, и прямо босиком вошла в комнату, пытаясь собрать длинные черные волосы.
– Не удивляйся. До тебя эту одежду носили другие девушки. У меня много гостей в последнее время, – хмыкнул Йозеф. – Кофейник на обеденном столе, бутерброды там же. Сахар найдешь в навесном шкафчике. Приготовь себе завтрак и приходи ко мне. Нужно кое-что обсудить.
Я пожала плечами, дрожащими руками поставила на поднос чашку, сахарницу и тарелочку с бутербродами, и поспешила за Йозефом.
Дар сегодня утихомирился. Прикосновение мрака я больше не чувствовала.
Пауль сидел в том же кресле, что и вчера, попивая коньяк из небольшого стакана.
Я оставила поднос на маленьком столике и присела на краешек дивана.
– Я тебя слушаю.
Он отставил выпивку и внимательно взглянул на меня.
– Дельце одно есть. И только ты сможешь в этом помочь.
– И что за дельце?
– Я видел вчера твой Дар. Есть у меня один замысел. Ты наверняка понимаешь, что я непростой человек. У меня есть одна тайна, которую стоит держать за семью замками, если хочешь жить. Мое полное имя Пауль Йозеф Геббельс. Я когда-то был близким другом Адольфа Гитлера. Как ты прекрасно знаешь, нас обломали советские солдаты. Ты же понимаешь, насколько Советский Союз мешал нам достичь желаемого. Они убили моего друга, они убили наших солдат. И вот уже на протяжении пятидесяти лет я мечтаю отомстить, показать всем, кто по-настоящему правит балом.
Я нервно кашлянула, не сдержавшись.
– Скажи прямо, что ты от меня хочешь.
– Воскреси моих солдат. Я нашел места, где находятся их тела. Приведу тебя туда, и ты сделаешь все, что требуется. Я щедро отплачу, обучу всему, чему захочешь, чтению, грамматике, математике, чему угодно! Если захочешь, покажу, как обращаться с оружием. Все, что душе твоей угодно!
– И как ты скрывался столь долгое время? Любая страна выдаст тебя, если появится такая возможность.
– После войны я жил в Австралии. Прожил там больше тридцати лет. Потом произошло одно неприятнейшее событие, и мне удалось втихую проникнуть в Союз, пока эти идиоты занимались ерундой. Кто заметит крысу, которая стащила кусок сыра под носом у людей?
– Есть одно “но”: воскресить солдат можно, только они будут бессмертными. Ты не сможешь от них избавиться, даже если приспичит.
Йозеф рассмеялся.
– Отличная идея, Анастасия! Неубиваемая армия солдат! О чем же еще я мог мечтать?! – он вскочил и, подойдя ко мне, начал обнимать, как родную дочь. – Я думаю, мы можем начать сегодня же. Отведу тебя в нужное место, ты сделаешь все необходимое, и… пойдем!..
Пауль взял меня за руку и потащил в сторону выхода. Бросил мне куртку и нетерпеливо ожидал, пока я обуюсь.
Кожаная темная куртка оказалась подходящей для непростой прогулки.
– Идем же! – Йозеф торопливо усадил меня в машину и, устроившись за рулем, двинулся с места. Я испуганно смотрела на дорогу, ничего не понимая. – Здесь недалеко. В ближайшем лесу я нашел останки верных солдат.
– Вот здесь. – Он притормозил и жестом велел выйти из автомобиля.
Погода была прохладной, ветер разносил брызги воды – недавно прошел дождь.
– Пойдем!
Йозеф потащил меня вглубь леса.
Деревья стояли влажные, листья сыпались мне на голову, пришлось надеть капюшон. В легких ботинках трудно пройтись по сухой и несгибаемой траве.
Мрак зашипел, почувствовав добычу. Раздался постепенно окружавший все вокруг шепот: умершие разговаривали наперебой, и их язык едва был понятен. Пришлось взять себя в руки, прежде чем я увидела разбросанные на земле человеческие кости.
– Это они?
Геббельс кивнул.
– Тут не вся армия, от силы человек десять. Я пометил кости на всякий случай. Можешь приступать.
– Интересно, чтобы ты делал без меня…
– Собрал бы новую армию. В современном обществе много юродивых. Одни геи и психи чего стоят. Они все равно никому не нужны, – хмыкнул Йозеф.
Я поморщилась:
– Помолчи. Мне нужно подготовиться как следует. Я же не каждый день мертвых воскрешаю.
Я разложила кости по порядку, собирая останки воедино. Их действительно было немного – вероятно, оставшиеся находились глубоко под землей.
Йозеф сверлил меня нетерпеливым взглядом.
Я сконцентрировалась и вытянула руки, прислушиваясь к потустороннему шепоту. Размытые темные всполохи заструились по ногам, сползая на землю. Призраки протянули руки к своим останкам, и через мгновение тьма окутала кости, превращая их в подобие человеческих тел.
Мрак в последний раз лизнул ожившие трупы и рассеялся.
Пауза между мной и Геббельсом повисла в воздухе.
Я повернулась к Йозефу и посмотрела на него в упор. В его глазах заметила маленький огонек страха. Усмехнулась и, обернувшись, щелкнула пальцами, заставляя расстрелянных солдат встрепенуться. Ожившие мужчины часто-часто заморгали, громко прокашлялись, а затем, обменявшись удивленными взглядами, начали судорожно вертеть головами в разные стороны
– Nette Brüder, Ihr seid zurück! – воскликнул Геббельс, подбежав к ожившим солдатам. – Was für ein Glück![1] Это величайшее событие нужно отметить, – повернувшись, обратился ко мне Йозеф. – Ich bringe Sie nach Hause[2]. Пойдем, – небрежно бросил Геббельс, уводя солдат в глубь леса.
Я пожала плечами и, несолоно хлебавши, поспешила за ними.
Обратная дорога не заняла много времени.
Я непрестанно смотрела в лица оживших солдат. Они ничего не понимали, превратившись в атрофированных людей, с полным безразличием относящиеся ко всему. Выражение их лиц выражало отчужденность, а в глазах стояла пустота.
“Они не чувствуют чувства, присущие нормальному человеку. Неужели таков эффект от Дара?”
Если это так, то Геббельсу придется очень туго. Живой человек, пришедший в себя после долгой спячки подобен вулкану – чувства, мысли, ощущение. Но ожившие солдаты ничего не чувствовали, не разговаривали друг с другом и иногда бросали пустые взгляды на своего командира.
– У нас проблема.
– Что случилось? – забеспокоился Йозеф.
– Взгляни сам.
Мужчина неохотно заглушил мотор и, обернувшись, посмотрел на вояк.
– Не замечаешь ничего необычного?
Геббельс пожал плечами:
– Вроде нет. А должен?
– В принципе, нет, не должен, но есть одна деталь: твои ожившие солдаты как роботы, в прямом смысле слова.
– Не понимаю… – Пауль бессильно развел руками.
– Ты не заметил, что солдаты не поздоровались с тобой? Им на это наплевать. Они как куклы, стоит лишь потянуть за веревочку, и они оживут. На их лицах нет скорби, нет страха, нет боли. Ты же не подозревал о подобном эффекте, верно? Эти люди просто трупы, но ходячие, разговаривающие, мыслящие. Возможно, ожила только оболочка, про внутренние органы я молчу, сердце не может забиться после длительной смерти.
– И в чем подвох?
Я развела руками, не зная, как объяснить:
– Наверное, в том, что таких противников невозможно победить? Они не живые, но и не мертвые. Ими легко помыкать.
– М-да уж, – помрачнел мужчина и завел мотор.
Мы продолжили путь.
– Это еще не самое страшное. Самое страшное то, что с каждым ожившим трупом их будет больше. Ты не задумывался, куда мы их денем?
– Пока нет.
– Здесь бесполезно устраивать бунты. Люди очень ленивы и вряд ли зашевелятся. Проще уехать в другое место. Мне нужна карта, чтобы узнать, с чего примерно нам начать.
– А разве мы не начали?
– Нет, парочка воскресших трупов ничего не значит. С каждым днем их численность будет возрастать. Нужно предпринять хоть какие-то действия, чтобы нас не спалили.
– Значит, ты готова сотрудничать. Отлично.
– У меня нет другого выхода. Либо я с вами, либо я снова на улице. Нет ничего страшнее голода и холода.
Машина подъехала к забору. Привычный дом встречал меня в очередной раз.
Собака, поставив лапы на забор, разлаялась.
Неужто ли на нее так подействовали ожившие солдаты?
– Фу, нельзя! – заорал Геббельс, помогая солдатам выйти из машины. Осмотрелся по сторонам, кивнул мне, чтобы я провела их в дом, и напоследок проверил, нет ли слежки.
В доме я обнаружила небольшую комнату с белыми стенами. Посадила туда оживших мужчин и заперла дверь на замок.
Геббельс по привычке уселся в свое любимое кресло, налил себе коньяка и, сделав глоток, улыбнулся.
Я позволила себе расслабиться только поздней ночью. В голове путались разные мысли.
Интуиция подсказывала: берегись Геббельса. Он страшный человек.
Прошел год.
Моя жизнь проходила в белоснежных стенах, на небольшой кушетке, на которой можно отдохнуть. Маленькое, зияющее, окошко в двери. Я сверлила пустым взглядом белый потолок и старалась утихомирить свои мысли, позволяя всполохам мрака струиться по рукам, что вызывали приятные мурашки. Дар пытался вырваться на свободу, но эти стены сдерживали его, заставляя биться в конвульсиях.
Произошло именно то, что я давно предчувствовала.
Геббельс оказался обманщиком. Ему были нужны мои способности, дабы оживить своих солдат. Перед тем, как запереть, Йозеф обучил меня самым важным вещам: стрельбе из оружия, боевым искусствам, чтению, математике и письму. Когда я начала подозревать самое нехорошое, то попыталась сбежать, после чего попала в эту белоснежную клетку.
Я совершила самую большую ошибку в своей жизни. Корила себя за доверчивость, которую ненавижу больше всего. Мужчина, что поселил меня в своем доме, оказался бывшим командиром нацистов. Геббельс входил в команду Гитлера, и после смерти продолжил дело своего лучшего и близкого друга.
Геббельс воспользовался не только моей доверчивостью, но и невежественностью.
Разве могла девушка, закончившая всего пару классов, знать хоть какие-то исторические подробности?
Хотя о чем это я… Я с самого начала все знала.
Слезы потекли по щекам, больно обжигая. Увы, мне навряд ли удасться исправить ситуацию. Ненависть застилала мне глаза, не позволяя видеть то, к чему все идет. Просто действовала от обиды и злости на весь мир.
Нужно было что-то предпринять.
Геббельс, после долгих и изнурительных воскрешений, решил запереть меня в одной из своих комнат, при этом предусмотрев все. Йозеф обтянул стены белоснежной тканью – белый цвет не позволял мраку выбраться наружу, ухудшая самочувствие своего носителя. Да и на изучение потолка не нужно было много энергии.
В особняке, куда мы с Геббельсом поселились, постоянно торчали фашисты. Они выпивали, курили и смеялись сатанинским смехом, время от времени изучая иностранные языки и традиции “других времен”.
В этот день проходили очередные “обучения”. Лежа на кушетке, я прислушивалась к галтежу за стенами своей камеры. Когда мне осточертело реветь, позволяя слезам и соплям заливать гладкую и сухую на ощупь наволочку, я заглушила крики советы размышлениями над побегом из этой тюрьмы. Обведя взглядом комнатку, поняла, что идея неплохая, если бы не одно “но”: в этом помещении нет даже дырочки для туалета. И как тогда отсюда выбраться?
Я спустила ноги с кровати, поправила черный капюшон, сняла намокшую от слез маску с лица и посмотрела на маленькое окошко в двери.
Охранник, один из оживших солдат, приходил сюда в одно и то же время: приносил еду, оставлял у порога и молча уходил, закрывая дверь на замок.
Его стоило бы вырубить, пока никто не увидел.
А с другой стороны, что могло ждать меня по ту сторону тюрьмы? Новые скитания? Голод и холод? Одиночество? И было ли правильным решение просто сбежать, оставив ни в чем неповинных людей с новой, фашистской, угрозой.
Мрак зашипел на разных языках и больно лизнул кожу.
Я сжала кулаки, уставившись взглядом перед собой.
Когда эмоции стали невыносимыми, я со всей дури шандарахнула ногой по двери. Слезы брызнули из глаз, когда острая боль пронзила все тело. Сгорбившись, упала на постель и свернулась в калачик, пытаясь унять расшумевшиеся нервы.
В окне показалась сонная физиономия.
– Чего шумишь?
– Пожрать принеси. Я живой человек, а не ходячий труп!
– Геббельс не говорил, что я должен кого-то кормить, du bist ein tyrann[3], - проворчал оживленный нацист, но, посмотрев по сторонам, слегка приоткрыл дверь.
И это была самая большая ошибка.
Со всей силы я ударила фашиста по спине.
Хиленький мужичок в фашистской форме пролетел мимо двери и ударился об косяк.
Вырубился.
Я напоследок отмутузила фашиста ногами и, распахнув входную дверь, выбежала на улицу.
Свобода!
Наконец-то я избавилась от тяжелой ноши.
И побежала куда глаза глядят.
Под подошвами легких ботинок шуршала листва. Деревья склонялись к земле. Осенние тучи летели над головой. В первую очередь, мне нужно найти подходящих фашистов. Те как раз выпивали виски и тянули сигары.
Именно к ним я и направилась.
Руки из мрака тянулись по дороге. Я бежала, не чувствуя адского пламени в груди. Мне нужно было как можно скорее покончить с этим. Устроить им небольшой бунт не составило бы никакого труда. А затем можно было бы скрыться в ночи, оставив ходячие трупы в отключке.
День медленно двигался к сумеркам. Осенью ночь наступает быстро. Под покровом темноты меня никто не схватит. Особняк, где держал оживших солдат Геббельс, находился в паре километров от Чернобыльской Зоны отчуждения. Обычно фашисты там охотились, прокармливая ненасытного командира. Здесь, кроме радиации, были и бессмертные нацисты – они, словно собаки, втягивали воздух в носы, проверяя подозрительные запахи.
Я притаилась в ближайших кустах, стараясь запомнить каждое движение вражин.
Скоро на это место подъехала машина. Старший офицер сидел на водительском сидении, листая газету.
Остальные покинули автомобиль и подошли к дежурившим солдатам.
– Wie nachtwache?[4] – поинтересовался один из приехавших.
С винтовками наперевес ожившие солдаты направились в сторону огромной, проросшей травой, поляне. Осока скрывала мрачные фигуры. Однако двое остались на посту. Один – в машине с газетой. Второй – задумчиво разглядывал носы туфель.
Подул ветер.
Немец, что читал газетные новости, громко выругался. Листы бумаги перепутались, и мужчина принялся складывать их обратно.
“Вот он, момент!”
Сконцентрировалась, сжала руки и бросилась на солдат.
Громкий визг немца заставил птиц взлететь в небо. Судорожно шарясь в поисках автомата, он, не отрываясь, следил за мной. Одним движением я вырубила юношу. Пискнув, тот упал в обморок.
Попало и офицеру, но тот вовремя схватил найденное оружие и начал стрелять.
“Черт!!”
Второй солдат пришел в себя и начал на карачках ползти к машине. Я снова укрылась в кустах, пытаясь прийти в себя.
– Was passierte?[5] – воскликнул вернувшийся с прогулки мужчина. – Geht es dir gut?[6] – он подбежал к перепуганному офицеру и поднял его на ноги.
– Hexe!![7] – заорал несчастный, ткнув куда-то пальцем.
Я попала в западню.
Неожиданно мрак коснулся моих ног. Шепот, словно успокаивая, говорил о необходимости продолжить борьбу. Здесь были только они и я – никто бы не пришел на помощь после фатального проигрыша.
Но другого пути не было.
Я выглянула из-за дерева. Два человека бегали вокруг машины. Юноша копошился в траве, пытаясь меня отыскать. Еще пятеро возвращались с разведки. Сев на корточки, я медленно направилась на врагов. Нацисты опустили автоматы, думая, что опасность миновала. Однако офицер возбужденно тыкал ружьем во все стороны. Он боялся смерти. Инстинкт самосохранения у мужика работал отлично. Мне всего лишь было нужно подобраться поближе к нему и вырубить его ненадолго. Затем всех остальных.
Первым пал офицер. На еле уловимый писк никто не обратил внимания.
Среди высокой травы едва ли можно было увидеть девушку невысокого роста.
Но я все-таки спалилась: фашист дико заорал, завидев меня в траве, и схватился за автомат. Он начал непрекращаемую стрельбу.
Мне пришлось скрыться во мраке.
Перепуганные солдаты тщетно пытались меня найти. Я чувствовала их страх.
Они начали громко кричать, стоило мне, подобно древнему божеству, явиться из тьмы.
Снова началась стрельба.
Солдаты, испугавшись не на шутку, поспешно скрылись.
Дар указывал мне путь. Среди мертвых душ найти живого было и не таким уж сложным делом. В моей руке материализовалась длинная цепь. В два прыжка я догнала солдата и набросила ее на шею, словно удавку. Он потерял сознание, но не умер. Я погналась за вторым, сшибая теневыми импульсами.
Однако мужчина не растерялся. Наставив на меня автомат, он злобно произнес:
– Du wirst nichts mit uns machen, mädchen. Wir sind unsterblich![8]
Он ехидничал, но все-таки говорил правду.
Зажав цепь в руках, я медленно подходила к своей жертве.
Мужчина хохотал, но в его смехе слышались нотки трусливого кролика – стоило один раз щелкнуть зубами, и он бы дал теру.
Мне оставалось сделать пару шагов к солдату, как вдруг произошло неожиданное. Реальность словно раскололась. Появились неожиданные помехи. Перед глазами промелькнули картинки: вместо поляны – заселенный город, двухэтажные дома выстроились в ряд. Люди в испачканной одежде. Чья-то тихая молитва.
Мир стал другим.
Куда меня переносило – загадка.
Зато я избавилась от чертовых фашистов. Но ненадолго.
___________________________________________________
[1]Милые братья, вы вернулись! Какое счастье! (нем.яз.)
[2]Я отвезу вас домой (нем.яз.)
[3]Хулиганка ты (нем.яз.)
[4]Как дежурство? (нем.яз.)
[5]Что случилось? (нем.яз.)
[6]Ты в порядке? (нем.яз.)
[7]Ведьма!! (нем.яз.)
[8]Ты с нами ничего не сделаешь, девчонка. Мы бессмертны! (нем.яз)