"Миссия Припять"

Вступление

"Хвост страшной кометы заденет Землю.

Люди, теряющие волосы, кожу и глаза,

Стремятся в безумном страхе из недр Борисфена".

"Многие будут ждать пришествия ангелов с неба,

А придут не ангелы, а черные тучи".

***

"Мотор разовьет сумасшедшую скорость,

Тараном пробив неприкаянный век.

Война будит мысль человека, который

Науке дает Прометеев разбег".

Я сидела на холодном полу в маленькой комнате. Обшитые белоснежной тканью стены окружали повсюду и давили на плечи. Даже дверь была тщательно замаскирована. Еду приносили в строго отведенное время. Тот, кто держал меня взаперти, боялся, что рано или поздно мне удастся сбежать. Кожа рук от легкого прикосновения мрака невыносимо чесалась.

Связь отсутствовала. Да и жизнь – тоже.

Названный муж пытался сдержать мой Дар до нужного для него момента.

Полгода назад мне приходилось жить на улице. При этом было неважно, шел дождь или снег, стояла жара или невыносимый, пробирающий до костей, холод. Царила осень или зима. Ночевал ли ты в городе или на кладбище, среди могил.

Главное – подальше от дома.

Мне исполнилось шестнадцать лет, когда я сбежала от приемных родителей. Новые папа и мама оказались верующими психопатами, религиозными фанатиками, готовыми идти до конца.

Ночью на улицах становилось опасно. Блуждающие во тьме люди готовы были сесть в тюрьму ради халявной наживы. Попадались и те, кто похотливо улыбался и залезал шаловливой, грязной, рукой под трусики, пытаясь напоить, а затем воспользоваться нетрезвым состоянием. От этих случаев могла уберечь церковь, но и среди мужчин в черных сутанах находились те, кто облизывался, пытаясь заглянуть под короткую юбку.

Но в любой ситуации меня спасал Дар – шепот теней по ту сторону, духов далеких предков и созданий из мрака, иногда разговаривающих на незнакомых, древних, языках, переходящих на жуткое, едва понятное, бормотание.

Когда ощущение прикосновения старухи в черном балахоне становилось явным, дар нежно облетал силуэт длинными мрачными всполохами, заставляя перейти на ту сторону, где жизни не могло быть. Мир превращался в черно-белый, а вместо людей появлялись бестелесные, призрачные, существа. Красивые и одновременно пугающие, просящиеся обратно в царство живых.

Едва небо покрывалось всполохами предрассветного солнца, я приходила на полупустые вокзалы и, усевшись на холодные ступеньки входа, вымаливающе вытягивала распахнутую ладонь. Иной раз удавалось переночевать в каком-нибудь заброшенном бараке или деревянном домике, что лишь чудом оставался целым после урагана или наводнений. По ночам приходила на кладбище, выслушивала жалобы и мольбы созданий из иного мира, и, полакомившись едой, оставленной на могилках заботливыми родственниками, уходила в город.

Однажды одна добрая женщина привела меня к себе домой. Небольшая двухкомнатная квартира стала бы моим новым уютным жилищем, если бы не Дар – руки сами потянулись к высохшим цветам и умершему животному. Хозяйка собиралась его похоронить в тот же день, но мрак коснулся худого тельца, проник под шкуру и заставил сердце биться.

Всполохи мрака коснулись засохших бутонов, проглотили отмершие лепестки, заставляя погибшее растение выпрямиться и вновь пустить корни.

И в тот же день я снова оказалась на улице.

Дар, который мне приходилось скрывать до последнего, чуял смерть за версту – похороны человека, тушки сбитых машинами животных, засохшая от жары или холода трава, пожелтевшие листья под ногами. Этакий вызов эволюции. По законам жизни старое отмирает, чтобы уступить место новому. Мой Дар этому перечил. Неужто ли это вследствии инцеста? Или своеобразная шутка бога?

Люди всегда побаиваются неизвестного, загадочного. Страх способен окутать любого, даже самого смелого. Это защитная реакция организма – некогда разбираться, когда твоей жизни что-то угрожает. Именно по этой причине многие вещи попали под многочисленные запреты. Священнослужители, например, считают грехом гордыню и зависть, уныние и жадность. Они могут нести потенциальную угрозу для человеческой жизни – человек, поднявшийся выше других, из-за гордости способен уничтожить самого себя. Или морально убить другого.

Под какой именно грех попадает мой Дар, мне неизвестно.

Кажется, сам бы Сатана был в шоке, увидев своими глазами оживление затхлого трупа: всполохи мрака поглощают тленные останки, а через минуту, сгинув, оставляют после себя невредимый труп, только живой. Мой Дар способен одарить бессмертием, но что это за жизнь, когда снаружи ты жив, а внутри все еще гниешь?

Я не способна одарить живого мертвеца настоящей любовью, безграничным сочувствием и человеческим милосердием. Единственный минус моих способностей – превратить его в робота, который способен чувствовать только гнев и смертельную обиду на весь мир за свою смерть.

Как и любой другой дар, мой не обходится без жертв. Даже ради богатства люди теряют многое. Вот я, например, потеряла многих близких людей. Точнее, у меня их не было изначально. Про родителей мне известно очень мало: мать оставила меня в роддоме и исчезла. Когда она пребывала на сохранении, медсестры, обслуживающие рожениц, разносили слухи об ее связи с родным братом.

19 ноября 1941 года

Я пришла в себя. Переход между реальностями оказался безболезненным. Исчезли фашисты. На их месте вдоль дороги шли в грязной одежде женщины, держа за руки маленьких детей.

За ними следом ехал танк с гитлеровской символикой.

Притаившись, я решила понаблюдать за необычной сценой.

Бедных женщин фашисты ругали, кричали на них, а иногда и прикладывали руку.

Самыми последними оказались офицеры вермахта.

Перед собой они вели невысокую девушку. Ее шею обмотали крепкой толстой веревкой, за конец которой ее вели фашисты.

Детские крики и плач взрослых заполнили злополучное местечко.

Кто-то из военных тянул веселую песенку, пиная перед собой пленных.

Решение пришло быстро.

Я последовала за колонной.

Притаившись в кустах, я следила за каждым шагом.

Мужчины громко смеялись. Женщины молчали.

Угадать их маршрут оказалось несложно.

За колонной пленных женщин, вели мужчин. В отличие от спокойного слабого пола, они кричали, ругались, а иногда и дрались.

Один попытался сбежать, но его тут же расстреляли.

Скрипя зубами, я сжала кулаки.

Мрак заструился по согнутым пальцам.

Несчастных вели на виселицу.

Возможно, пленным повезет умереть сразу же. Одних уведут на виселицу, других на расстрел.

В конце дороги колонна разделилась: буйных мужчин повели в правую сторону, а спокойных женщин – в левую.

Я поспешила за ними. Меня заинтересовала девушка с петлей на шее. Она не кричала. Только едва слышно плакала. Я сумела разглядеть ляп во рту. Пленница тяжело дышала, но вела себя тихо. Она чувствовала, что скоро умрет.

Я решила спасти ее, во что бы то ни стало. На других мне было плевать – им все равно не помочь.

С виду простая рыжеволосая девочка в грязном, напоминающем рясу, платье, на котором виднелись пятна крови. Босыми ногами она ступала по холодной земле.

Мрак зашипел, сужаясь вокруг ног.

Едва колонна скрылась за серыми кирпичными домами, я бросилась следом за ними.

И увидела довольно жуткую сцену.

У несчастной рот был залит гипсом. Она мычала, пока сурового вида фашист подвешивал ее к перекладине виселицы. Слезы ручьями текли по лицу. Ей развязали руки. На платье от солнечного света блеснул нательный крест.

Рядом с виселицей стоял мрачный священник. Он держал в руках библию и, закрыв глаза, он что-то бормотал.

Офицеры держали автоматы наготове.

Я попыталась прикинуть, удасться ли мне бесшумно устранить врагов. Однако это могло привести к провалу. Лучшим решением было нанести удар сразу же, заставив неприятелей паниковать.

Едва я решилась начать бой, как послышался грохот.

Офицер вермахта резко сбил ногой табуретку, на которой стояла несчастная.

Девушка резко повисла, громко мыча.

Я больше не смогла терпеть. Злость и ненависть затмили разум. С огромной скоростью напала на фашистов, раскидав их в разные стороны.

Пленные громко кричали, прижимаясь к стенам домов. Фашисты вооружились автоматами. Оглушительные выстрелы разнеслись по городу. Крики и ругань лились, не прекращая. Мне удалось положить двоих немецких солдат.

Я всмотрелась в лица перепуганных мужчин.

В их глазах заметила первобытный нечеловеческий страх. Они боялись боевую незнакомку. Никто не решался подойти ближе.

Мрак расплывался под ногами, с каждой минутой приближаясь к заветной добыче.

Внезапно к месту казни приехал немецкий автомобиль с символикой. Черный металл блестел от закатных лучей солнца. Майор, стройный высокий мужчина, вышел из автомобиля и заложил руки за спину, не предпринимая никаких действий. Солдаты, придя в себя, медленно окружали меня.

Я стояла под дулами автоматов.

На моем лице просияла усмешка.

– Schnappen![1] – воскликнул майор, сделав странный жест рукой.

Солдаты, словно сумасшедшие, едва успели открыть огонь, когда мрак поглотил меня.

Ошарашенные фашисты тыкали в пустоту автоматами.

Наступила пауза.

Немцы едва слышно переговаривались. Произошедшее выбило их из колеи.

-Wo ist sie?..[2]

Майор был в гневе. Он ругал незадачливых солдат в проигрыше.

Пока мужчина извергал ругательства, я материализовалась за его спиной. Набросила на толстую шею цепь и начала душить. Немец задыхался, пытаясь вырваться. Фашисты, как по команде, прицелились.

– Не делайте глупостей, – остудила я их пыл. – Будете стрелять – попадете в своего командира.

Нацисты оказались настоящими трусами. Они убивали ни в чем не повинных людей, но не могли заступиться за себя. Жестокость и ненависть переросли в страх. Мужчины не понимали, что им следует сделать.