Миссурийские разбойники

ГЛАВА XII. Каким образом Оливье прибыл в селение гуронов племени Бизонов и какой прием встретил его в доме отца и деда его друга Меткой Пули

Надо сделать маленькое отступление, чтобы объяснить читателю, вследствие каких обстоятельств наши охотники явились к Джорджу Клинтону с просьбой о гостеприимстве, каковы были настоящие причины их ненависти к раненому, которого подобрал в пустыне Верная Опора, и почему они так настойчиво требовали применения закона Линча к несчастному раненому, хотя ему, по-видимому, оставалось жить всего несколько минут.

В описываемую эпоху почти вся необъятная американская область была в руках испанского правительства, которое держало под железным гнетом свои обширные колонии и с неумолимой ревностью препятствовало международной торговле; испанские колонии, подобно Китаю, оставались неведомой страной для остального мира.

Только тринадцать североамериканских колоний провозгласили свою независимость в 1776 году и после отчаянной борьбы завоевали себе свободу и вынудили Англию подписать в Версале договор 3 сентября 1783 года, по которому она отказалась от всех прав над своими прежними колониями и признала наконец их независимость.

Покончив войну и навсегда изгнав англичан из пределов новой республики, победители ни на минуту не ослеплялись своим успехом, понимая со свойственной им отличительной чертой американского характера, что, пока остальная часть Америки находится в рабстве, общей свободе постоянно будет угрожать чужое властолюбие и что их внутренний разлад неизбежно приведет к гибели.

Кроме того, граждане, мужественно сражавшиеся во время продолжительной войны за независимость, лишившись всего — имущество их было разграблено или уничтожено, семья перебита или рассеяна, — поневоле сплотились вокруг своего геройского знамени и не знали другой семьи, кроме армии, не имели другого очага, кроме бивака. С прекращением неприятельских нападений их генералы, офицеры и солдаты поневоле были доведены до праздности и сделались грозой для внутреннего спокойствия страны. Необходимость заставила изыскивать быстрое и целительное средство, чтобы прекратить общественное зло. Правительство не теряя времени принялось за дело.

Область новой республики была необъятного пространства, но население немноголюдно, земля не исследована и почти нигде не возделана и не расчищена; кроме того, повсюду были рассеяны индейские, большей частью независимые, враждебные белым племена, промышляющие грабежом. Тогда были образованы военные отряды, чтобы отбросить дикарей в обширные прерии Дальнего Запада, установить сообщение между большими центрами народонаселения и правильно обозначить границы.

Кому не известна кипучая деятельность и смелая предприимчивость, свойственные американцам? Все устраивалось с непостижимой быстротой; всюду были построены форты, чтобы сдерживать краснокожих в границах их владений. Отважные пионеры прокладывали дороги сквозь девственные леса и распространяли цивилизацию до крайних пределов своих владений, где они закладывали свои колонии, которые быстро превращались в цветущие и богатые города.

Американские порты были открыты для всех народов; со всех сторон сюда стекались переселенцы, находя благосклонный прием в Соединенных Штатах. Флоты новой республики рассекали волны океанов и всюду налаживали торговые связи, которые за короткое время увеличились до гигантских размеров.

Прошло едва десять лет после заключения Версальского договора, как уже изгладились все следы грозных войн за независимость.

Правду сказать, правительству Соединенных Штатов чрезвычайно помогали обстоятельства: могучий дух свободы волновался в груди его народов; старый мир, подрытый в своем основании, с грохотом рушился под ногами юной республики; Франция призывала все народы к независимости; Испания замирала, бессильная защитить даже себя; она уже не заботилась о своих колониях и только о том и думала, как бы вырвать из них последние сокровища.

Соединенные Штаты искали точку опоры и справедливо решили, что она найдена ими: с одной стороны они вступили с Францией в переговоры о покупке Луизианы, обладание которой доставляло им господство в Мексиканском заливе; с другой же стороны они образовали роты волонтеров с целью опустошать границы испанских колоний и распространять революционный дух в этих странах, так давно страдавших под гнетом рабства и всеми силами жаждавших освобождения от испанского ига. Таинственные агенты проскальзывали во все испанские владения и сеяли смуту среди людей, в чем им сильно помогала Франция; она тоже высылала своих агентов на все берега Атлантического и Тихого океанов, и ее новые миссионеры всюду проповедовали свободу и независимость всем народам Нового Света.

Но известно, когда правительство, с какой бы то ни было почтенной целью, увлекается по пути не совсем честному, то в конце концов получаются печальные последствия. Соединенные Штаты на себе испытали справедливость этой теории.

Роты волонтеров, уединенные, предоставленные самим себе, не имея над собой контроля, вскоре стали пополняться разбойниками и мошенниками всякого рода, которые занялись грабежом пограничных владений и развязали войну для собственной выгоды, собирая дань с друзей и недругов; они разоряли колонии, сжигали форты, грабили путешественников, взяли себе в помощники краснокожих дикарей и часто переодевались в их платье, чтобы ввести в заблуждение тех, кого они грабили. Словом, они совершали всевозможные преступления и так ловко, что ни американское, ни испанское правительства не могли успешно действовать против них. Они стали грозой этих бесплодных пустынь, где находили убежище, как в неприступных крепостях.

Среди этих разбойничьих шаек, обесславленных прозвищем «разбойники прерий», одна шайка в особенности приобрела жалкую и чудовищную известность. Она состояла из двухсот человек, преступных, отчаявшихся членов просвещенных государств, невольных изгнанников из родной земли, искавших убежища и безнаказанности на необъятных просторах Америки.

Эти люди сами называли себя шайкой разбойников; никто не знал точно, где они основали главное место своего вертепа, но поговаривали, что для этого они избрали остров в верховьях Миссури и оттуда распространяли ужасы своих похождений более чем на сто миль в окружности.

Хорошо организованная и подчиненная строгой дисциплине шайка имела во всех городах и поселениях своих шпионов, которые доставляли верные сведения не только о числе и значительности отправляемых караванов через пустыню, но и об экспедициях, направляемых самим правительством против их шайки; вот почему разбойников нельзя было застигнуть врасплох и вот почему они невредимо отклоняли попытки уничтожить их.

Предводитель этих страшных разбойников, нечто вроде неуловимого Протея, изменявший с непостижимой ловкостью свои имя, внешность и национальность, пробыл, как говорили, не более пяти или шести лет в Америке, а между тем для него не было тайн в прериях. Ловкостью и хитростью он превосходил всех самых искусных лесных охотников и самых опытных краснокожих. Никто не знал, сколько ему могло быть лет, с таким совершенством он умел принимать всевозможные возрасты и виды; его считали французом, хотя он говорил с одинаковым совершенством как по-французски, так и по-английски, по-испански и даже на многих индейских наречиях. Его называли Луи Керчар, Поль Сам-брен, Франсуа Маньо, Том Митчелл, Педро Лопес, и еще у него было до пятидесяти имен.

А может быть, из всех этих имен он не назывался только настоящим.

Рассказывали, только втихомолку, что этот человек был в тесных сношениях с головорезом Журданом Фурье и другими подобными злодеями, и что во времена террора он играл в Париже грозную и кровавую роль, но вследствие какого-то таинственного приключения он исчез, и несколько лет о нем не было слухов; даже прошла молва, что он умер, как вдруг он снова появился в верховьях Миссури, во главе шайки разбойников, ознаменовавших свое присутствие зверскими и кровожадными делами.

Но были и такие люди, которые втихомолку заявляли, что этот человек гораздо лучше своей репутации, что он далеко не поощряет своих разбойников в их зверских делах; напротив, он удерживает их по возможности от жестокого обращения с несчастными, попавшимися им в руки; что в особенности он был жалостлив к детям и женщинам; рассказывали о некоторых его благодеяниях и даже геройских подвигах — словом, у этого атамана разбойников было столько же друзей, сколько и врагов.

Вследствие всех этих противоположных рассказов Том Митчелл, как называло его большинство, был окружен фантастической аурой и, несмотря на все попытки испанского и американского правительств, даже оценивших его голову, никто не выдавал его, никто не увлекался желанием получить дорогую награду за его голову — оттого ли, что чересчур боялись его, или по другой какой причине, но только он продолжал спокойно совершать свои нападения на караваны, грабить путешественников, разрушать форты, жечь колонии.

После давно уже описанного семейного совета Храбрец и его белые друзья с восходом солнца отправились в селение гуронов племени Бизонов; дорога была не близкая, тропинки, едва проложенные дикими зверями, расходились по всем направлениям, но охотники имели надежных коней, и двое из них знали прерии в совершенстве; следовательно, заблудиться было нельзя. На седьмой день путешествия, еще до солнечного заката, они увидели деревню, расположенную в месте слияния двух значительных рек. Деревня была обнесена высоким палисадом, укрепленным надежными железными полосами; внизу проходил глубокий ров, наполненный водой, проведенной из больших рек. Миновать ров при входе в селение можно было при помощи подъемных мостов, убиравшихся на ночь. С трех сторон в палисаде имелись ворота.

Утомленные продолжительной дорогой, лошади подъехали ко рву при закате солнца, когда мосты уже поднимались. Известие об их приезде быстро распространилось, и вскоре толпа жителей окружила вновь прибывших с радостными и шумными приветствиями.

Оливье в первый раз со времени своего прибытия в Америку попал в селение краснокожих и потому, несмотря на все беспристрастие, предписываемое индейским этикетом, не мог воздержаться, чтобы не посматривать во все стороны с большим любопытством.

И действительно, необыкновенный вид деревни возбуждал невольное любопытство посторонних.

Вместо кучки первобытных шалашей из древесных ветвей, покрытых шкурами бизонов, все селение было застроено красивыми и удобными хижинами, поразительно напоминавшими жилища крестьян в Нижней Нормандии.

Хижины тянулись правильными рядами; каждая имела сад и была обнесена забором. Правда, кое-где торчали индейские вигвамы, но только в стороне, не обезображивая прямых улиц, ведущих на главную площадь, в центре которой стоял ковчег первого человека, а в стороне — большой двор, где обычно собирались члены главного народного совета.

Канадцы после уступки Канады англичанам удалились со своими семействами и поселились у гуронов племени Бизонов. С течением времени они породнились с индейцами и перенесли к ним европейскую промышленность, продолжая следовать обычаям своих предков.

По этой причине внешний вид селения принял странные и необычные формы, где на каждом шагу сочетались цивилизация и варварство, поскольку краснокожие, выказывая полное уважение к нравам и преданиям своих гостей, продолжали упорно держаться своих обычаев.

Подъехав к площади, Храбрец расстался с друзьями.

Меткая Пуля, положив руку на плечо Оливье и указывая на красивую хижину, стоявшую напротив них, сказал:

— Вот мое жилище.

Оливье посмотрел. У дверей хижины неподвижно стояли два человека, опираясь на винтовку.

Один из них был почти столетний старик, но бодрый и здоровенного роста, с длинной белой бородой; его живые глаза, казалось, метали молнии; лицо его сильно обветрилось и было красноватого цвета; на коже, матовой, словно пергамент, резко выделялись мускулы, обличавшие необычайную силу для старика его лет. Его лицо выражало добродушие, ум и мужество. Одет он был в костюм охотника.

Это был дед Меткой Пули, суровый воин времен последних войн Франции с Англией, сподвижник Монкальма.

Другой же был его сыном и отцом Меткой Пули, немного пониже ростом столетнего богатыря. Подобно своему отцу, он был худощав, строен и крепко сложен; ему было за шестьдесят лет, но в его длинной светло-русой бороде не было ни одного седого волоса. Его энергичное лицо, голубые, полные огня глаза придавали ему выражение силы и воли, которое в данную минуту смягчалось удивительно светлой улыбкой.

— Клянусь честью! — невольно воскликнул Оливье. — Тебя можно поздравить, любезный друг, с такими чудесными родственниками. Что за мощная порода! Такие люди созданы прямо-таки из гранита.

— Да, — тихо ответил охотник. — Это славные люди, а сердце у них просто золотое.

— Не сомневаюсь и желаю поскорее познакомиться с ними.

— Поедем, — промолвил Меткая Пуля коротко. Они переехали через площадь.

За несколько шагов до хижины Меткая Пуля и его товарищ остановились и спустились с лошадей.

Потом Меткая Пуля передал поводья своей лошади Оливье и неторопливо подошел к двум старикам, все еще неподвижно стоявшим у дверей; тут он снял свою меховую шапку и, став на одно колено перед стариками, склонил голову со словами:

— Вот я и вернулся. Во время отсутствия я всегда поступал согласно вашим наставлениям. Благословите же вашего сына, прежде чем он переступит порог вашего дома.

— Бог да благословит тебя! — был ответ обоих стариков, разом протянувших руки над головой молодого человека.

— Встань, Пьер, — сказал отец, — я доволен тобой. Охотник повиновался и тотчас был заключен в объятия деда и отца.

Сцена первобытной простоты, но сколько величия в этой простоте! Оливье был глубоко тронут и, заглушая вздох, прошептал:

— Кто не позавидовал бы его счастью иметь таких родителей!

А он, покинутый сын, от которого все отреклись!

В эту минуту к нему приблизился Меткая Пуля.

— Следуй за мной, — сказал он.

Бледный и печальный, Оливье подошел к хижине.

— Дедушка, вот Оливье; отец, это мой друг Оливье, которого я встретил в прерии восемь дней назад; с тех пор мы не расставались. Он полюбил меня, а я полюбил его. Он славный охотник и честный человек. Наши друзья краснокожие дали ему прозвище Прыгающая Пантера.

— Милости просим, — ответил дед. — Французы — наши братья. Пока у нас есть кров и кусок дичи — французы наши дорогие гости.

— Справедливо сказано! — воскликнул Франсуа Бержэ, крепко пожимая руку молодому гостю. — Разве мы сами не французы? Мой сын любит вас; значит, вы и нам родной.

— Господа, — промолвил Оливье с радостной улыбкой на лице, почтительно раскланиваясь, — нельзя выразить словами мою благодарность за такой радушный прием, но когда окажется удобный случай, я докажу беспредельную преданность к вам.

— Браво! Вместо одного, у нас теперь два сына! — воскликнул старый охотник. — Войдите под наш кров и будьте как дома.

Они вошли в хижину, и дверь за ними затворилась.

По знаку Меткой Пули молодой индеец увел их лошадей.

Хижина, выстроенная из цельных стволов деревьев, была отштукатурена внутри и снаружи и имела четыре окна спереди и по два по бокам.

Оливье сперва был проведен в большую залу в два окна, с деревянным полом; большой камин в глубине, стол, несколько скамеек и стульев, две полки, нагруженные глиняной посудой, и огромные часы с кукушкой в деревянном футляре составляли мебель парадной залы.

С каждой стороны от камина были двери; одна вела в кухню, другая в спальню, отведенную для гостей, где теперь должен был поселиться Оливье.

По правую и по левую стороны от большой залы находилось по две комнаты: направо спальни деда и отца, налево комнаты брата и сестры, которая в данный момент отсутствовала.

Все комнаты были одинаково меблированы: большая кровать с зеленой занавесью, над кроватью маленькое распятие, сундуки с медными гвоздями для хранения одежды, столик, два-три стула, зеркало и несколько уродливых картин, привезенных из Эниналя, множество разнообразных трубок, французское старинное ружье, теперь замененное американской винтовкой, пороховница, мешок с пулями, охотничья сумка, нож, топор, пояс из оленьей кожи — вот и все нехитрое убранство.

Кто хоть раз видел внутреннее убранство хижины канадца, тот может смело утверждать, что знает, как обустроены и другие хижины, потому что все они похожи одна на другую.

Хижина была одноэтажная, а наверху располагался большой чердак.

На заднем дворе находились конюшня на шесть лошадей, птичий двор с курами и довольно большой сад, огороженный и содержащийся в большом порядке, снабжавший хозяйство огородной зеленью. О саде заботился дедушка и, несмотря на свои преклонные годы, выполнял довольно тяжелые работы по садоводству как бы припеваючи, с трубкой в зубах.

Устроившись и переодевшись, Оливье вышел в залу и увидел, что стол уже накрыт и хозяева ждут только его, чтобы сесть обедать.

Каждый занял свое место, дедушка прочел молитву, которой все внимали с благоговением, и обед начался.

— Хорошо ли вы поохотились, отец? — спросил Меткая Пуля, утолив первый аппетит.

— Так себе, не очень; дичь уменьшается, однако за последние две недели я заработал триста семьдесят долларов.

— Гм! Не дурно. На кого вы охотились?

— На голубую лисицу восточнее Гудзонова залива.

— А давно вы вернулись?

— Три недели назад… А что ты не спросишь меня о сестре?

— Могу ли я задавать вам вопросы, отец?

— Он прав, — вмешался дед, — ведь ты сам должен рассказать о нашей девочке.

— Ну что же, песня не долга, — сказал молодой охотник, засмеявшись. — Анжела, вероятно, пошла в гости к какой-нибудь подруге.

— Ошибаешься! Ее нет в деревне; она уехала.

— Уехала! — воскликнул Меткая Пуля с притворным удивлением.

— Да, — ответил дед добродушно, — и меня это очень огорчает; девушка была радостью и весельем всего нашего дома.

— И куда же она отправилась?

— Недалеко, к дяде Лагренэ, дней на пять пути, не больше.

— К переселенцу у Ветряной реки?

— Да. Жена у него заболела; он совсем один, вот он и приехал ко мне и стал просить к себе Анжелу погостить на несколько дней да походить за его женой. Ну, как-то совестно было отказать. Разве плохо я поступил?

— Отец, — ответил охотник почтительно, — не мне следует делать вам замечания.

— И все же говори прямо; я даю тебе на то позволение.

— Кажется, лучше было бы отказать; поселение дяди Лагренэ так уединенно, да и расположено оно на индейской земле.

— Да, да, ты прав, я поступил необдуманно. И сам не знаю, почему меня это тревожит. Завтра же я отправлюсь туда.

— Возьмите и меня с собой, отец.

— Нет. Зачем? Довольно и меня одного… Ваше здоровье, дорогой гость. Давно ли вы из Франции?

— Пью за ваше! — отвечал Оливье, чокаясь с ним стаканом. — Только два месяца здесь.

— О! Так недавно? Тогда расскажите же нам новости о нашей родине.

— С величайшим удовольствием.

— Вот видите ли, — заметил дед, — хоть правительство и продало нас англичанам, однако мы остались французами. Говорите же, мы слушаем. Что поделывает наш король?

— Во Франции нет больше короля.

— Возможно ли?! Нет короля! — воскликнули канадцы, ошеломленные. — Кто же управляет Францией?

— Республика.

— Республика! — повторили охотники, покачав головой. Все замолчали.

В эту минуту кто-то постучал в дверь. Меткая Пуля встал и отворил дверь. Вошел Храбрец.

— Милости просим, вождь, садитесь с нами за стол, — пригласил его дед.

Индеец отрицательно покачал головой.

— Я пришел к вам не затем, чтобы пить и есть, — сказал он печально.

— Тогда зачем же вы пришли? — спросил старик, нахмурившись.

— Затем, чтобы сообщить вам, что ваша дочь Вечерняя Роса похищена Томом Митчеллом, разбойником, и что надо ее спасти, если она еще жива, или отомстить за нее, если она убита!