Мистер Невозможный

Глава 11

Завиет-эль-Амват, четверг, 12 апреля

На восточном берегу Н ила, в нескольких милях к югу от Миньи, где в Аравийских горах прятались ряды каменных гробниц, Майлс укрылся в одной из них, первой, до которой добрался. Он собирался умереть в ней.

Но спустя три дня, во время которых Майлс находился между жизнью и смертью, он начал выздоравливать. Однако он подождал до захода солнца, прежде чем осмотреть окрестности. Суеверные египтяне, боявшиеся призраков, с наступлением темноты избегали появляться вблизи гробниц и захоронений.

Большинство гробниц, как он обнаружил, сохранились плохо. Некоторые были разрушены, население растащило камни на свои постройки. Майлс решил перебраться в одну из более или менее сохранившихся, предпоследнюю в южном конце ряда. На ее стенах были изображения сельских работ, рыболовства, строительства кораблей и изготовления оружия.

К ночи Майлс почувствовал голод. Изображения пищи напомнили ему, что последние дни он почти ничего не ел. В гробнице у него не было никакой еды. Какие-то зверушки съели остатки черствого хлеба. Воды хватило бы на один глоток.

И поэтому, когда в небе загорелись звезды, Майлс взял корзину и по освещаемой лунным светом дороге отправился к реке, туда, где спрятал свою лодчонку.

Она исчезла.

Это не очень удивило его, так как местность славилась своей дурной репутацией. Почему бы кому-то и не украсть его лодку? Он отплатит за эту услугу и украдет чью-нибудь еще. Завтра.

Сегодня же Майлс хотел как следует поесть.

Он занялся изготовлением удочки.

Утро только начиналось, когда он сидел в своей гробнице у крохотного костерка и чистил жалкий улов, состоявший из мелкой рыбешки. Слабый звук заставил его поднять голову.

В паре глаз-бусинок отражался огонь.

— Тебе придется подраться за них со мной, приятель Крыса, — сказал Майлс.

Существо придвинулось ближе. Это была не крыса.

У зверька была пушистая серая шерсть, черный хвост и красноватые лапы.

Майлс улыбнулся. «Господи, мангуста».

Они могли быть вредными, убивать домашнюю птицу и воровать яйца. С другой стороны, они питали пристрастие к крысам, змеям и другим вредным тварям, в результате к ним неплохо относились. Некоторые даже приручали их. Они легко становились домашними. Этот зверек был маленьким, самкой или, может быть, подростком. Когда он подошел ближе, Майлс заметил, что он хромает. — Лучше бы тебе не притворяться, — сказал он. — У меня когда-то был пес, который проделывал это каждый раз, когда что-то натворил или заслуживал выговора.

Мангуста не сводила глаз с рыбы.

— Нет, — твердо сказал Майлс. — Я тяжело трудился, чтобы добыть их. Иди поищи для себя крыс. Их здесь множество. Змей тоже.

Он осторожно наблюдал за зверьком. Мангусты двигаются молниеносно, поэтому выигрывают битвы с ядовитыми змеями. Но этот не мог быть так быстр, как его собратья, из-за поврежденной лапы.

Он смотрел на Майлса и на рыбу.

— Крысы, — сказал Майлс. — Там, у реки, ручаюсь, множество хороших, вкусных крыс. О, какие большие чудные змеи!

Зверек смотрел на него грустными блестящими глазками. — Могу поспорить, что ты самка, — проворчал Майлс. Он подобрал одну неочищенную рыбку и бросил мангусте: — А остальное мне. Впереди длинное опасное путешествие. Мне нужны силы.

Он подготовил остальную рыбу и испек ее. Мангуста съела свою и больше не просила, но и не ушла. На следующее утро, когда лишь начинало светать, он проснулся и увидел ее на том же месте.

Но потом, днем, когда за ним пришли, один из этих людей пнул ее, и она убежала.

Ночь, воскресенье, 15 апреля

Вопреки надеждам Руперта и предсказаниям Лины «Изида» и все находившиеся на борту, оставив позади Бени Суэф, обе последующие ночи пережили вполне благополучно. Благодаря постоянному и сильному ветру на третий день они прибыли в Минью.

Когда они подошли к берегу, уже стемнело, и в темно-синем небе поблескивали звезды. Но на западе еще около часа на горизонте оставалась светлая полоска. Спустя довольно долгое время после того, как погасла эта полоска и все на судне поужинали и отправились спать, Руперт все еще не мог заснуть.

Он поклялся, что больше не сделает этого. Минья — большой город, самый большой на пути к Азайюту, находившемуся почти в сотне милях отсюда. Здесь они должны провести почти весь следующий день, пополняя свои запасы. Пока другие будут торговаться на базаре, а миссис Пембрук осматривать камни, он пойдет в одну из кофеен, где можно встретить танцовщиц или других женщин, не отягощенных моралью.

Он понимал, что короткое воздержание не убьет его, но так не могло продолжаться. С той самой ночи, когда он совершил тактическую ошибку у двери миссис Пембрук, он забыл, что такое спокойный здоровый сон.

Руперт был опытным человеком, который всегда знает, когда женщина еще не готова. Но оказавшись достаточно близко, чтобы вдохнуть ее возбуждающее благоухание, коснувшись губами ее кожи, он забывал о своих познаниях.

Можно было подумать, что он смирился. Но нет! Тяжелее всего было по ночам, когда ему нечего было делать и рядом не было теплого тела, чтобы заставить его забыть о ней. Прошло семь дней, и беспокойные ночи делали его вспыльчивым и притупляли ум.

Итак, завтра первое, что он сделает, — это найдет себе теплое, охотно отдающееся ему тело и снова станет самим собой.

Руперт пытался вспомнить египетское слово, означающее танцовщицу, когда услышал всплеск. Он мгновенно вскочил и с ножом в руке выбежал из каюты на палубу. Что-то с силой ударило его, и он упал.

Дафна тоже не спала, она внезапно проснулась от бешеного сердцебиения. Она видела сон, где все происходило словно наяву, и, проснувшись, она подумала, что на самом деле совершила этот запретный поступок.

Во сне на ней было только прозрачное покрывало. Она остановилась на пороге каюты мистера Карсингтона и, улыбаясь ему, сбросила покрывало на пол. Он лежал на спине на диване, смотрел на нее, и яркие огоньки поблескивали в его черных глазах. Он рассмеялся громким зловещим смехом и пальцем поманил ее.

Она опустилась на колени и на четвереньках поползла к нему и забралась на него. Затем наклонила голову и провела языком по бронзовой коже, не прикрытой рубашкой. Ее руки гладили его широкую грудь. Она раздевала его. Целовала и ласкала все его тело. Ее язык не уступал в смелости ее рукам. Она вобрала его в себя и скакала на нем, пока не свалилась, удовлетворенная и обессиленная. Она нарушила правила Верджила — все до единого.

Дафна всегда ненавидела эти правила, потому что была не похожа на других женщин. У нее был ум, который должен был находиться в мужской голове, прикрепленной к мужскому телу. У нее возникали неженские агрессивные идеи. Они заставляли ее брать то, чего она хотела, вместо того чтобы ждать, когда это само к ней придет. Они заставляли ее быть сверху, а не лежать тихо снизу. Они вызывали желание делать что-то самой и желать того, что бы делали с ней. Эти желания превращали ее в дикую кошку вместо милого котенка, какого хотел иметь Верджил.

Она лежала с широко раскрытыми глазами, глядя в темноту, ее нервы были натянуты, как будто ее застали делающей то, что ей приснилось. Дафна знала, какая неуправляемая и порочная сила таится внутри ее. Это напоминало то, что она пережила в Саккара: она знала, что существуют змеи. Она знала, что они прячутся от солнца в темных местах. Но это было отвлеченное представление, бесконечно далекое от реальности — до неожиданного появления змеи, несущей в себе смерть.

Предполагалось, что Дафна станет покорнее, с возрастом успокоится и научится владеть своими страстями. Но в ее жизни появился мистер Карсингтон… Дафна воспринимала его как джинна, выпущенного из бутылки, как вырвавшуюся на свободу опасную силу. Но это она сама вырвалась на свободу. Поняв, кем и чем она стала, Дафна словно подняла камень и увидела под ним змею.

Она замерла в напряженном ожидании. Вот почему она услышала всплеск и почти тотчас же заметила движение — в ближайшей каюте или коридоре, она не смогла определить. Но при этом звуке Дафна резко села. Затем схватила халат и набросила его на себя.

Она не стала тратить время на поиски оружия в темноте, а схватила свой башмак. На цыпочках пройдя мимо спящей Лины к двери, она выскользнула в коридор. Дафна еще не дошла до палубы, когда услышала приглушенные бормотание и удары. Разум подсказывал, что ей надо бежать обратно в свою каюту. Но тут она заметила, что дверь в каюту мистера Карсингтона приоткрыта. Он был там, на палубе, и вполне возможно, в беде.

Она прошептала короткую молитву и выбежала на палубу. Темная фигура двинулась на нее. Это был не он. Она со всей силой ударила человека башмаком, и он покачнулся. Почему она не захватила чего-нибудь более тяжелого, смертоносного? Где мистер Карсингтон? Мертв? Нет, милостивый Боже, он не может умереть.

Дафна открыла рот, собираясь позвать его, когда тот человек выругался и снова бросился на нее…

И, издав вопль, свалился на палубу. Больше он не вставал.

На судне началась суета, люди проснулись и перекликались сонными голосами. В темноте раздался звучный голос мистера Карсингтона, уверенный и спокойный:

— Прошу не волноваться, джентльмены. Это всего лишь грабитель, пришел перерезать нам горло, украсть наши запасы и изнасиловать наших женщин. Нет повода для беспокойства, миссис Пембрук полностью владеет ситуацией.

Спустя некоторое время в салоне, вытаскивая занозы из руки Руперта, миссис Пембрук объясняла ему, что египтяне не понимают иронии или сарказма ни на одном языке.

— Возможно, но это помогает мне, — сказал он. — По-моему, вы одну пропустили. — Он не знал, да и не хотел знать, сколько заноз он получил, упав на палубу. Ему только хотелось, чтобы она держала его руку и пристально рассматривала ее, а он бы смотрел на ее волосы, пряди которых приобретали в свете фонаря темно-золотой, гранатовый и рубиновый оттенки. Они падали на ее плечи и казались на фоне ее ночной муслиновой рубашки сверкающим водопадом.

Ее ночная рубашка была простой и строгой, убивающей всякий соблазн. Естественно, ему хотелось снять ее. Естественно, в нем вспыхнула надежда.

— Вам не следовало выходить на палубу, чтобы узнать, в чем дело, — сказала она, орудуя пинцетом. — Вам следовало поднять шум. Если бы я спала, я бы никогда не услышала…

— Вы провели бессонную ночь? — Неужели она не спала из-за него, так же как и он — из-за нее? Какая трагическая потеря ночного времени! — Меня огорчают ваши слова. То есть огорчили бы, если бы вы не появились в решающий момент.

Руперт не мог поверить, что позволил злобному идиоту застать себя врасплох. Вот к чему привели бессонница и слишком долгое воздержание — телесные желания совсем вышли из-под контроля.

— У меня не было бессонницы, — сказала она. — Я видела плохой сон. Как раз в это время я и услышала шум, всплеск и другие звуки, встревожившие меня. Потом я увидела, что дверь в вашу каюту полуоткрыта, и поняла, что случилась какая-то беда.

Она вышла, чтобы помочь ему — спасти его, смелая девушка. Это серьезно тронуло его. И ужаснуло. Над ней могли надругаться, убить.

— Вам не следовало выходить на палубу, чтобы узнать, в чем дело, — передразнил он ее. — Вам следовало закричать и всех разбудить. Если я хотя бы чуточку растерялся, этот негодяй напал бы на вас.

— В будущем я буду держать кинжал под подушкой. Мне раньше не приходило в голову вооружиться. Даже сейчас я не могу поверить, что одинокий грабитель пытался забраться на судно, на котором так много людей. — Она нахмурилась. — Но было бы хуже, если бы их было несколько. Вам бы стоило научить меня стрелять.

— Миссис Пембрук, я не уверен, что мне хочется, чтобы вы пользовались огнестрельным оружием в темноте. Башмак и пистолет — разные вещи. Если бы вы ударили меня, приняв меня за грабителя…

— О, я знала, что это не вы. Он был слишком низкого роста и коренастым, и пахло от него совершенно по-другому.

— Пахло?

— Грязью и сыростью от реки.

Она пахла чудесно. Такой чистотой… с чуть заметным окружавшим ее ароматом дыма и трав, подобным ладану. Руперт придвинулся к ней.

— Я тоже мог быть мокрым, — возразил он. — Может быть, мне бы вздумалось поплавать ночью. — Только сейчас он подумал, что энергичное плавание перед сном помогло бы ему успокоиться. То есть пока он не найдет танцовщицу.

— Вздумай вы поплавать среди ночи, обязательно бы кого-нибудь предупредили, — сказала она. — Вы бы не захотели взбудоражить всю команду.

— На случай, если вы сами не заметили, должен сказать, что на нашем судне собрались отъявленные лежебоки.

— Тем больше оснований получше подготовиться к нападению. — Она отпустила его руку.

— Подойдет тяжелый подсвечник. Вы могли бы легко обезвредить нападающего и при этом оставить ему шанс выжить. С другой стороны, если вы всадите в него пулю, он вполне может умереть. И беда в том, что вы можете всадить пулю не в того человека.

Вторая банда, захватившая Майлса, оказалась более цивилизованной, чем первая. Он даже не был уверен, являлись ли они бандитами. Они вели себя достаточно миролюбиво, когда подошли к его пещере, кинжалы они держали за поясами, а не в руках.

Однако их предводитель Гази знал его имя, и это насторожило Майлса. Как бы хорошо это ни было, их приходилась дюжина против одного, и ни один из них, как видно, не перенес только что приступа лихорадки.

— Это неподходящее для тебя жилище, мой ученый друг, — сказал Гази. — У меня прекрасная палатка, еда и питье. Ты должен принять мое гостеприимство.

— Должен? — спросил Майлс, слово «ученый» обеспокоило его. Бутрус считал его настолько «ученым», что верил в его способность читать папирусы… и с радостным энтузиазмом описывал, какие пытки он применит, чтобы прочистить ему мозги.

Гази улыбнулся:'

— Я не приставляю нож к твоему горлу или ружье к голове, но в деревне живет молодая вдова, объяснившая нам, где тебя найти. Если ты откажешься от нашего гостеприимства, то, возможно, один из моих людей воспримет это как оскорбление. Возможно, он убьет эту женщину за то, что из-за нее нас оскорбили. И ее ребенок останется сиротой. Может, милосерднее убить и ребенка? Как ты думаешь?

— Похоже, лучше делать то, что мне велят, — сказал Майлс.

Гази одобрительно улыбнулся. В отличие от Бутруса у него все зубы были целы.

Их лагерь находился в нескольких милях.

Они хорошо накормили Майлса и дали ему чистую одежду. По крайней мере они обращались с ним лучше, чем банда Бутруса, которая перерыла все его вещи. Арчдейл не имел представления о предмете их поисков, но мрачное выражение их лиц свидетельствовало о том, что они этого не нашли. Бандиты оставили ему только одну рубашку кроме той, что была на нем. Обе рубашки истрепались, и первая осталась в пещере вместе с тюремными цепями.

На следующее утро эта новая шайка головорезов очень вежливо предложила ему забраться на верблюда. Майлс решил, что лучше выполнять приказы, чем позволить одному из чувствительных членов банды Гази оскорбиться и выместить свою обиду на невинных людях.

Майлсу не сказали, куда они направляются. Он только понял, что путь их лежит на юг, и он предпочел бы верблюду другой вид транспорта.

Эти животные довольно спокойно переносят тяжелые грузы, но его верблюд при первой же встрече продемонстрировал свое отвращение к седоку. Когда Майлс обошел вокруг него, выбирая место, с которого он мог бы на него взобраться, верблюд издал оскорбительные для Майлса звуки. Когда он наконец на него взобрался, животное начало громко жаловаться и с горечью проклинать его на своем языке. Верблюд скалил зубы, рычал и оборачивался, кидая на него злобные взгляды. Затем, как и следовало ожидать, он наотрез отказался повиноваться. Когда Майлс попытался повернуть ему голову, тот попытался укусить его за ногу. Когда Майлс, чтобы заставить животное слушаться, шлепнул его, верблюд тотчас же лег. Когда наконец у него появилось желание подняться, он сделал все, чтобы сбросить Майлса.

Путешествие оказалось мучительным, хотя похитители, считаясь с его неопытностью, щадили Арчдейла и сокращали переходы до восьми часов. Но даже при такой скорости, с длинными остановками на отдых и еду, они оставили Минью далеко позади скорее, чем если бы двигались по воде. Вместо того чтобы следовать изгибам Нила, они пересекали пустыню. Более того, бандиты могли ехать по ночам, не опасаясь столкнуться с чужой лодкой, сесть на мель или разбиться о камни. Единственное, что их беспокоило, как объяснил Гази в первую же ночь, когда они остановились, чтобы поесть, — это другие бандиты и песчаные бури. Бури подчинялись Божьей воле, а бандиты быстро поймут свою ошибку, бодро закончил он.

— Я тебе верю, — сказал Майлс, — только я все время думаю, почему такая спешка и куда именно мы направляемся?

— Я послал своих людей забрать тебя с судна, — — ответил Гази. — Им не повезло, поэтому мне пришлось самому это сделать. Но у меня есть другие дела там, южнее, и надо наверстать упущенное время.

— А если ты не успеешь?

— Если я не успею? — Гази рассмеялся и провел пальцем поперек горла. — Вот так или, может быть, не так быстро, а придется помучиться. Человек, потерпевший неудачу, мой ученый друг, должен умереть.

Завиет-эль-Амват, понедельник, 16апреля

Следующий за их прибытием день застал Дафну на берегу Нила, противоположном Минье. Позади, вдалеке от нее, в северном направлении, виднелось небольшое скопление лачуг, называвшихся деревней. Ближе протянулось большое пространство со скоплением часовен и куполов гробниц — это было местное кладбище.

Дафна стояла на почтительном расстоянии от захоронений, глядя на сложное устройство, сделанное из кусков металла, действие которого объяснял мистер Карсингтон.

В руке он держал один из желанных пистолетов Ментона и рассказывал ей о казенниках, зарядном устройстве, кремнях и курках. Она начинала понимать, как он себя чувствовал, когда она рассказывала ему о коптах.

У них были зрители. Неподалеку стоял Удаил-Том, несколько матросов и пара стражников кашефа, местного представителя паши, присланных для их сопровождения. Как всегда, египтяне возбужденно что-то обсуждали. Дафна не разбирала, о чем они говорят. Все ее силы уходили на то, чтобы вникнуть в объяснения мистера Карсингтона.

— Мне действительно необходимо знать, как это все устроено? — наконец спросила она. — Нельзя ли мне просто выстрелить?

— Если вы поймете, как это устроено, то будете меньше ошибаться, — терпеливо объяснил он. — Если вам будет что-то угрожать, у вас не будет времени на попытки и ошибки и даже времени подумать.

Дафна услышала за спиной смех.

Она обернулась. Удаил-Том, показывая на пистолет, на мистера Карсингтона и на нее, что-то говорил, но так тихо, что она не могла его понять. Слушатели качали головами и посмеивались. Должно быть, она не только чувствовала себя, но и выглядела идиоткой.

Дафна снова повернулась к Руперту. Молодая женщина убеждала себя, что если она смогла выучить коптский язык, то освоит и стрельбу из пистолетов, но ей было трудно сосредоточиться. Он стоял так близко и так увлеченно, с таким вдохновением, нет, с любовью, говорил об этой сделанной из металла и дерева штуке, которую держал в руке. Руперт даже вынул носовой платок и стер следы пальцев с отполированной рукоятки.

— На первый раз я заряжу его для вас сам.

— Пожалуйста, позвольте мне, — попросила она, — так я быстрее освоюсь. — Держа в руке оружие, Дафна невольно сосредоточит внимание на том, что делает, а не на овале его щеки или изгибе его черных бровей и нежности, с которой эти большие умные руки ласкают пистолет.

Руперт пожал плечами и отдал ей пистолет и заряд.

— А где порох, о котором вы говорили? — спросила она.

Он поднял глаза к небу, затем перевел взгляд на нее:

— В заряде, его надо сначала раскрыть.

Заряд был сделан из бумаги с металлической пулей на конце. Чтобы раскрыть его, ей требовались обе руки. Дафна пыталась отдать ему пистолет, но он покачал головой.

— Вы разрываете его зубами, — сказал Руперт. — Постарайтесь при этом не проглотить слишком много пороха.

— Почему? Он ядовитый?

— Могу лишь сказать, что можно отравиться. Но дело в том, что, если вы проглотите слишком много, у вас не хватит его для выстрела.

Дафна, как он и настаивал, раскрыла запал зубами и, конечно, почувствовала вкус пороха, который оказался отвратительным. Дафна выплюнула его, но вкус остался. Затем она просто следовала его указаниям, осторожно всыпала порох на полку замка, закрыла его, всыпала оставшийся порох в ствол и засунула в него бумажный заряд с пулей. Затем плотно забила его внутрь при помощи инструмента, который он ей дал.

Дафна обнаружила, что за ее спиной наступила тишина, и оглянулась.

Зрители уставились на нее. Спустя минуту они развернулись и помчались к кладбищу. Дафна увидела, как они укрылись за одним из могильных куполов. Удаил-Том усмехнулся, помахал рукой и поспешил за ними.

— В конце концов вы оказались правы, — сказал Карсингтон.

Она повернулась к нему и встретила серьезный взгляд его темных глаз.

— В чем же?

— Что учитесь заботиться о себе. Египтяне забитый народ. Какой смысл им защищать нас? Разумнее сбежать. Мы с вами должны полагаться только друг на друга.

Руперт указал на большой холм в нескольких ярдах от них. Вокруг находилось много таких каменных груд.

— Разве мне не нужна мишень? — удивилась Дафна.

— Выберите место и прицельтесь. Пока вам в основном надо практиковаться заряжать, прицеливаться и стрелять. Позднее мы отточим ваше снайперское искусство.

Руперт научил ее взводить курок. Он стоял позади нее, держа руки наравне с ее руками, и показывал, как целиться. Пистолет был тяжелый, и она побаивалась его, но не только поэтому дрожали ее руки. Она нервничала из-за того, что Руперт стоял так близко от нее.

— Держите пистолет обеими руками.

Она так и сделала, но, пока Руперт не отодвинулся, у нее в голове не прояснилось.

— Стреляйте, когда будете готовы, — сказал он.

Она глубоко вдохнула и спустила курок. Что-то щелкнуло, появилось облачко дыма, затем раздался грохот, от которого Дафна чуть не выронила пистолет.

— Отлично, — сказал он. — Вы попали в эту груду. Холм был величиной с Бедфорд-сквер. Дафна едва ли могла промахнуться даже с завязанными глазами. Но все равно ей хотелось запрыгать от радости, обнять его за шею и целовать до потери сознания за то, что научил ее делать что-то полезное, что умели делать мужчины, искусству, которому даже любящий брат не научил ее.

— Попробуйте еще раз, — предложил Руперт. — Посмотрим, сумеете ли вы сделать это без моей подсказки.

На этот раз Дафна провела все приготовления более уверенно, прицелилась и выстрелила. И снова пуля попала куда-то в Бедфорд-сквер.

Она выстрелила еще несколько раз, и казалось, пуля попадала все ближе к выбранному ею месту.

— Не так уж это и трудно, — небрежно заметила она, в то время как ее сердце было готово от счастья выскочить из груди. — А теперь мне бы хотелось попробовать стрелять из ружья.