На следующий день Сидоров делился с Фельдманом:

— И вылезла из большой такой иностранной машины тетка, толстая, посмотрела на него и — купила и отдала своей дочери. А та и давать его гладить… Я вот что думаю, Фельдман, раз в иномарке ездят, то стало быть, живут богато и кормежка хорошая будет, как считаешь? И хозяйка такая толстая, а толстые — они… — тут Сидоров запнулся, он хотел сказать: «добрые», но кое-кого вспомнил и на миг омрачился. Из-за этого он продолжил иначе: — А толстые — они сами любят поесть и другим дают. Я это тебе не в обиду, Фельдман.

— Да я же понимаю, Василий, — благодушно отозвался кот Арнольд Фельдман.

— Эх, Фельдман, — вздохнул Сидоров, — а у него пятнышки-то у носа и на лапе — совсем, как у меня. Я вот Асю и Дусю попрошу, они мне эту семью разыщут, я номер иномарки запомнил. Навещу потом. Крыс ловить научу. Тебе, Фельдман, этого не понять, родительских чувств, все-таки несправедливо обделила тебя судьба, а так ты кот очень даже хороший.

Фельдман закусывал ломтиком севрюги и помалкивал. Он вовсе не считал себя обделенным, и чувства Сидорова у него никакой зависти не вызывали, — наоборот, собственная устроенная жизнь казалось Фельдману куда привлекательной, а то еще пришлось бы терпеть страсти и страдания, как Сидорову. Но он не стал ему этого говорить, Фельдман уважал чувства своих друзей да и вообще был хорошо воспитан.


октябрь — декабрь, окончено 24.12.2003

Загрузка...