Мне давно хотелось убить

Глава 13

– Ты, жалкая скотина, выродок, выпусти меня отсюда! Я тебе не Земцова и молчать не буду, ты понял? Тебя скоро схватят, повесят на тебя всех собак и все то, чего ты, быть может, и не совершал!

Она кричала до тех пор, пока не поняла, что ОН ее не слышит. И даже здесь, в темном и сыром подвале, куда ее бросили после долгочасового переезда (ее везли связанную и укутанную во что-то темное и кусачее, как верблюжье одеяло), она снова позавидовала Земцовой уже по той причине, что та была хотя бы ОДЕТА. На Наде же ничего, кроме трусиков, не было. Она знала, что замерзнет здесь, что подхватит воспаление легких и умрет.

Однако у нее с каждой минутой появлялись все новые и новые силы, рождаемые ненавистью. Как же она ненавидела того, чьи руки видела на руле машины. Обычные мужские руки. Он, маньяк, решил истребить их агентство, запугать их и уничтожить, чтобы весь город содрогнулся от ужаса и захлебнулся в крови невинных женщин…

Груди ее уменьшились в размерах и затвердели, стали похожими на маленькие яблоки, кожа покрылась «гусиными» пупырышками. И все это Щукина определила на ощупь, потому что ничего не могла увидеть – кругом была просто невероятная чернота!

Она бросилась на дверь и стала колотить в нее ногами. И еще – кулаками.

– Выпустите меня отсюда! Господи, миленький, помоги мне.., не дай умереть во цвете лет! – бормотала она, понимая, что не для того ее сюда бросили, чтобы тут же и выпустить. Над ней еще покуражатся всласть, поиздеваются и только потом прикончат.

Представив себе эту жуткую картину, она кинулась в противоположную сторону от двери, за которой находился ее будущий мучитель.

– Ты, скотина, точишь ножи? Урод, мы же тебя найдем, и я сама лично, сама лично уничтожу тебя, разорву вот этими руками…

Она, выставив вперед руки, как слепая, бежала вперед, натыкаясь на стены и заледеневшие углы стен, и не могла понять, где она вообще находится. Это был не подвал – таких длинных подвалов не бывает. Это был подземный ход, но только классный, сделанный на совесть…

Вот только куда он вел?

Надя бежала, не чувствуя уже замерзших ног, наступая на что-то теплое, мягкое и пищащее – КРЫСЫ! Ей вдруг захотелось стать крысой, обрасти шерстью, чтобы согреться. Но сколько бы она ни бежала, ни билась лбом о какие-то острые выступы, света впереди не показывалось. Зато в нос ударил странный и очень знакомый запах, который потом исчез, стоило ей свернуть влево.

Она не помнила, сколько прошло времени с тех пор, как она начала свой бесконечный и неистовый бег. Бег на месте? А что, если она кружится, как на цирковой арене, и сама не знает об этом? Она вспомнила детскую сказку о лягушонке, который утонул в кувшине со сметаной лишь только потому, что потерял веру в спасение, в то время как другой лягушонок сучил лапками до тех пор, пока сметана не превратилась в масдр, и тогда он легко выбрался из кувшина на волю…

Оказаться голой, в одних трусиках, в подземелье, да еще и в такую январскую стужу – что может быть опаснее и нелепее? Хотя о какой нелепости можно думать, если на карту поставлена сама жизнь. И кто услышит ее крики или истерический хохот в этом богом забытом месте?

Силы кончались, терпение – тоже, не говоря уже о невозможности переносить холод. Казалось, все внутренности окаменели и застыли, обрели минусовую температуру.

И в эту минуту Щукина услышала какой-то скрежет, звуки удара чем-то металлическим о землю, словно кто-то далеко копал мерзлый грунт… Должно быть, она сейчас выйдет на кладбище….

Надя растерянно остановилась, увидев впереди голубоватый свет, и поняла, что плачет. От ненависти не осталось и следа. Была лишь острая жалость к себе. Внезапно вспомнились и мнимая беременность, и все те надежды, которые были с ней связаны, и странный брак с Чайкиным, этим извращенцем, который заставлял ее играть роль покойницы…

И вдруг она увидела его, увидела, как если бы ей приснился кошмарный сон… Он шел к ней, раскинув руки, и смотрел на нее немигающими глазами… Он поймал ее, он заманил ее сюда, это все он, ОН, ЧАЙКИН!!! И никто во всем городе не догадывается, кто стоит за этими кровавыми убийствами, и никто НЕ УЗНАЕТ, потому что через несколько минут Надя действительно превратится в бездыханное тело, такое желанное для некрофила Чайкина. А Крымов?.. Крымов когда-нибудь узнает о том, на чьих руках кровь этих несчастных студенток?..

Она остановилась перед Чайкиным и протянула руку.

– Мне надо было раньше догадаться, – проговорила она посиневшими от холода губами и, закатив глаза, упала…

– Так ты выращиваешь грибы?

Юля стояла посреди ярко освещенной теплицы и смотрела, как растут шампиньоны. Вернее, она не могла, конечно, видеть сам рост, но их аккуратные белые шляпки на черной жирной земле вызывали странное чувство несвоевременности и нелепости этой экскурсии по Мишиному хозяйству.

Но еще больше она была удивлена, когда в другой теплице, тоже наполненной светом, она увидела целые плантации земляники!

– Кто бы мог подумать, что здесь, под землей, растут грибы и земляника? Мне это не снится? Только вот я никак не могу взять в толк, как же это ты умудрился все это построить, да еще сделать так, что этого никто не заметил…

– Почему же? Заметили.

Совершенно сбитая с толку, Юля пожала плечами:

– Послушай, разве не ты мне сказал, что ты тоже от кого-то прячешься. Я из скромности не стала тебя расспрашивать, но тут получается, что ты меня обманул!

Или ты работаешь на кого-то, кто тебя и укрывает?

– Правильно. Ты умная девочка, и тебе очень идет мой свитер. Ты, кстати, не замерзла?

– А ты, наверно, решил меня согреть? А заодно и изнасиловать меня среди кустов земляники или клубники?

– Да не собираюсь я никого насиловать. Конечно, я не железный, но и не насильник, – Миша даже отошел от нее в сторону и теперь молча наблюдал за тем, как она, забывшись, склонилась и сорвала с грядки несколько спелых ягод.

– Можно мне съесть прямо здесь и сейчас? Ведь они чистые? – И она, не дождавшись ответа, сунула в рот сразу две крупные земляничины, вымазав красным соком губы. – Вот это класс! Слушай, возьми меня к себе, а? Я тебе буду щи варить, а ты позволишь мне есть вот это чудо и грибы, их я тоже люблю… Хотя, честно говоря, я никак не привыкну к мысли, что все это мне не снится.

Да, верно говорит Крым…

Она запнулась, густо покраснела и с трудом сглотнула: проговорилась. Она проговорилась.

Но, оглянувшись на стоящего сзади Мишу, Юля поняла, что он ничего не услышал. Ей просто повезло. Но впредь надо быть осторожнее и не говорить ничего лишнего.

– Миша, все это, конечно, замечательно, но мне пора. Я не верю, что отсюда невозможно добраться до города…

– А я такого и не говорил. Это первые дни все было настолько занесено снегом, что мне пришлось больше двух часов откапывать калитку. Как ты думаешь, если бы можно было дойти до города, до магазинов, стал бы я печь хлеб?

– Скажи, ты кто, уголовник? Ты сбежал из тюрьмы?

– Да ниоткуда я не сбежал. Просто мне надо было где-то отсидеться. Но это мое дело, понимаешь? Ты уйдешь и, быть может, все забудешь, а я постоянно буду думать о том, что ты кому-нибудь проговоришься обо мне…

– И поэтому ты предпочтешь меня убить?

– Слушай, ну сколько можно говорить о насилии и убийствах? Ты что, переела детективов? Не все же насильники и убийцы, в самом-то деле. Я – нормальный человек, и когда-нибудь, бог даст, ты сама сможешь убедиться в этом. Вон видишь белая миска? Набери туда клубники столько, сколько сможешь съесть, и я отвезу тебя в город. Ты куда хочешь сначала: в милицию или на автостанцию? Ну что ты так на меня смотришь? Не веришь, что я тебя отпускаю?

Она действительно не верила. Кроме того, у нее не было денег на дорогу. Единственное, что она могла сделать, это постараться вернуться к Ерохину, в его дом. Но что, если он уехал? Навряд ли Игорь сидит там и ждет, пока Юля найдется сама. А оставаться на морозе у калитки ерохинского дома ей не хотелось.

Вот как бы узнать, дома он или нет? А если назвать его фамилию этому Мише, откуда ей знать, какая будет реакция? Может, он и прячется-то от него? Хотя кто такой Ерохин, чтобы от него прятаться?..

Она молча собирала ягоды, после чего они с Мишей вернулись в дом.

– Скажи, а где ты был целое утро? Я проснулась, позвала тебя, а мне никто не ответил…

Когда она произнесла эти слова, они уже вышли из теплицы во двор и Миша, вдруг резко повернув голову, сделал кому-то знак рукой. И она это заметила. Он надеялся на то, что она не заметит, а она…

Сердце ее забилось, и под ложечкой засосало от страха. А ведь она чувствовала, что Миша здесь живет не один. Ну конечно, не один. Тогда с кем же? Их ДВОЕ?

На снегу появилась чья-то тень, Юля бросилась в другой сарай и заперлась там изнутри.

Через щель в грубо сколоченной двери она увидела медленно удалявшегося в сторону ворот Мишу. Он шел навстречу своему подельнику. А кому же еще?

Какой-то неприятный запах стоял в сарае. Юля повернула голову и увидела нечто большое, приваленное к стене и прикрытое бурой тряпкой. Дрожащими руками она сорвала ее, и из горла ее вырвался крик: это было разрубленное на куски человеческое мясо!

Графское озеро томилось под снегом. Оно напоминало присыпанное густым слоем белой пудры зеркало, обрамленное роскошной оправой из заснеженного соснового леса. Все здесь дышало таким покоем и тишиной, что казалось невероятным, чтобы где-то под землей таились призраки невинно убиенных девушек. Над озером сияло чистой голубизной высокое и холодное небо. Казалось, солнце еще не проснулось – лучи его были бледными, словно замороженными. Хотя золотистый свет его все равно играл на поверхности ровного снега, заставляя его искриться слюдяным радужным блеском.

Несколько хмурых мужчин стояли возле черного прямоугольника, напоминающего большую разрытую могилу, и смотрели, как на дне его Шубин и Кречетов – оба в рабочих рукавицах – собирают и укладывают в большие полиэтиленовые мешки останки погибших девушек. То, что одно тело принадлежало когда-то Лене Сажиной, не вызывало никакого сомнения – места расчленения в области бедер совпадали с теми обрубками, которые находились сейчас в с-ском морге у Чайкина. Другие части тел необходимо было исследовать, чтобы доказать, что они действительно принадлежали Дине Кирилловой и Наташе Литвинец.

Мешки погрузили сначала на один снегоход, затем, что не уместилось, на второй. Двое оперативников повезли этот страшный груз в город, с тем чтобы потом переправить его в областной центр для проведения судебно-медицинской экспертизы.

Чайкин, приехавший в М. вместе с Шубиным и Крымовым и не находивший себе места после того, как узнал об исчезновении жены, долго смотрел вслед удалявшимся по снежному полю снегоходам, не в силах выразить охватившие его чувства, главным из которых было некоторое облегчение: все-таки среди тел погибших он не обнаружил Надиных останков. Но это еще ни о чем не говорило.

Еще одно чувство терзало его, когда он смотрел на стоявшего рядом Крымова. Он испытывал к нему ненависть и страдал при мысли о том, что это ПО ВИНЕ Крымова и именно ИЗ ЕГО ДОМА была похищена и увезена Надя.

– Вот черт, кто бы мог подумать, что здесь вырыта такая огромная могила… – без конца повторял Кречетов, не веря своим глазам. – Да вы только поглядите, как ровно она сделана, а размеры, размеры-то?! Там же и вглубь можно пройти, если нагнуться… Подержите-ка меня, – он спрыгнул вниз и стал рассматривать дно действительно очень ровной прямоугольной ямы. – И стены глинистые, окаменевшие…

– А это, случаем, не выход из подземелья? – спросил, заглядывая вниз и при этом морщась, словно яма источала зловоние, Крымов. – Дайте-ка я тоже спрыгну…

И он спрыгнул. Чтобы выбраться оттуда, им пришлось бы карабкаться по выступам, сделанным оперативниками на одной из сторон ямы.

– Да здесь же просто земля промерзла, а если ее немного подкопать, то проход расширится… Ну-ка киньте нам лопаты! – послышался голос Крымова.

Им дали одну лопату, и Крымов принялся раскапывать проход.

– Ты вот. Кречетов, сколько лет в М. живешь?

Кречетов, который стоял и смотрел, как Крымов копает, пожал плечами:

– Да я всю жизнь здесь живу. А что? Вы, городские, только упрекать и умеете. А кому бы из вас в голову пришла мысль о том, что на берегу всем известного водоема может оказаться могила, да еще к тому же такая СТАРАЯ!

Мы здесь все обследовали, каждый куст, каждый метр земли, а она – почти в воде…

Между тем Крымов все копал и копал. Время от времени он вытирал пот со лба ладонью и давал себе время передохнуть.

– Слушай, Кречетов, а разве ты не знал, что под вашим городом еще в начале века немцы вырыли подземелье? Что у твоих предков были большие проблемы с канализацией и прочими коммуникациями, и все из-за этого разветвленного подземного хода?

– Да что это за ход? О чем ты?

– А то, что у этого подземелья несколько выходов, и все к водоемам, к Волге, например… И что там оружие прятали, тоже никогда не слыхал? Что коренные жители – немцы, готовясь к войне, организовывали там склады с припасами, потому как знали – не оставят их в покое… Так ведь и случилось? Им, бедолагам, дали 24 часа, чтобы они освободили город, подогнали к берегу баржу, погрузили всех немцев и отправили на поселения в Сибирь и Казахстан…

– Знаешь что, Крымов, может, там действительно и было подземелье, да только никакого отношения к Великой Отечественной оно иметь не могло… Может, когда раньше и прокопали какие-то стратегические подземные ходы, но скорее всего они имели отношение к местной тюрьме, которую разрушили уже в наше время, в шестидесятые годы… Но на том месте сейчас стоят мельница и водокачка… И навряд ли эти ходы сохранились…

– На мельнице, между прочим, – подал голос Шубин, – должен стоять дом какого-то купца, он перенес его с того места, где сейчас находится дом Удачиной.

– Так он и есть там. Крепкий добротный дом, сложенный из бревен, – отозвался из ямы Кречетов. – Ты же сам там недавно был!

– Я? Когда?

– Да это же теперь дом Ерохина, он его купил лет пять тому назад…

– ..и собирался подарить Литвинец?

– Вроде так, – пожал плечами Кречетов, который и сам-то знал об этой истории понаслышке. – Но что же за изверг такой мог так расправиться с девчонками? Ладно эта Литвинец, она со всеми мужиками в М. гуляла, хотя и ее жалко… А остальных-то за что? Особенно жалко Дину, отец ведь с ума сойдет. Я вот только одного не пойму – а где же тогда Трубникова?

Но ему никто не ответил.

Чайкин, который стоял совсем рядом с ямой, вдруг понял, что она пуста, – Крымов с Кречетовым исчезли.

И тут же появились вновь. Задрав головы, они молча смотрели на тех, кто оставался наверху.

– Вы чего? – спросил Шубин. – Чего там увидели, что онемели? Еще нашли кого?

И Чайкин, словно его кто толкнул в спину, тоже спрыгнул в яму.

– Там Надя? – спросил он, чувствуя, что на него боятся смотреть и отводят взгляды. – Ну что вы молчите?

Он подошел к разлому, напоминающему полузаваленный лаз, и, пригнувшись, вошел в темноту. Первые несколько мгновений он ничего не видел, а только слышал, как позади него Крымов кому-то объясняет, что они нашли настоящий ход в подземелье высотой даже побольше, чем эта яма…

И вдруг Чайкин увидел приближающееся к нему светлое пятно, которое постепенно приобрело очертания обнаженного женского тела. Он подумал о том, что видит перед собой подвешенный труп, но тот почему-то двигался, словно раскачивался от несуществующего ветра.

– Мне надо было раньше догадаться, – услышал он тихий и очень знакомый голос и через мгновенье увидел уже распростертое возле его ног тело женщины с длинными темными волосами.

Он, не ожидавший увидеть здесь ЖИВОГО ЧЕЛОВЕКА, тотчас нагнулся и поднял ледяное тело. Она, эта несчастная, могла быть еще жива.

Прижимая ее к себе, он, пятясь, вышел из пролома и оказался на дне ямы. Кречетова с Крымовым там уже не было.

– Надя! Господи… – услышал Чайкин голос сверху, и в яму спрыгнули сразу несколько человек. Они выхватили из его рук неподвижное, похожее на мертвое, тело Нади, и почему-то Крымов, скинув с себя шубу, завернул в нее девушку. – Она жива! Чайкин, где ты ее нашел? Мы же только что были там и ничего не видели! Она в обмороке, она замерзла… Господи, да как же она оказалась здесь, в этом подземелье? Она может умереть… Где снегоходы?

Но они не могли вернуться так быстро. Надо было что-то делать. У Кречетова в кармане оказалась фляжка с разведенным спиртом. Мужчины поснимали с себя меховые куртки, шубы и устроили прямо на снегу ложе для Нади. А она действительно была похожа на покойницу: губы синие, лицо белое, и дышит едва-едва…

Крымов сам вливал ей в рот спирт, растирал ей снегом щеки, пока они не порозовели, но в сознание она до приезда снегоходов так и не пришла.

Надя весь день и вечер бредила, выкрикивая имя Чайкина, умоляя отпустить ее и не убивать… Несколько раз, приподнимаясь на подушках, мокрая от струящегося по ее лицу и заливающего глаза пота, она, выставив вперед руку, говорила вполне, казалось бы, осознанно и внятно, обращаясь к кому-то невидимому:

– Это Чайкин, схватите его… Это он всех убил…

И Юлю тоже он… – а потом падала, обессилев, и погружалась в забытье.

Слова «кладбище», «извращенец» и тому подобные слетали с ее губ тоже только в связи с Чайкиным.

И если бы не Крымов, который дежурил у постели больной, то Чайкина запросто могли бы арестовать по подозрению в убийстве Земцовой. Ведь только Крымов знал об интимной жизни Чайкиных, был в курсе Надиной проблемы, которая заключалась в том, что она подозревала своего мужа в некрофилии. Но подозрение – еще не есть сам грех. И Крымов понимал это. Окажись на его месте другой, более эгоистичный человек, он мог бы запросто воспользоваться ситуацией, чтобы устранить соперника. Безусловно, только Крымов и мог понять, что в Наде просто-напросто говорит ее уязвленное женское самолюбие, не желающее мириться с тем, что ее мужа не устраивает ЖИВАЯ ЖЕНЩИНА, что ей, молодой и полной сил, он предпочитает мертвых. И хотя Крымов в ответ на ее откровенный рассказ о некрофильских фантазиях мужа посоветовал ей поискать причины его такого странного поведения в ней самой, она даже не захотела его слушать, уверенная в своей правоте и в том, что Чайкину нет и не может быть никакого оправдания.

Кречетов, который тоже, оказывается, был лично знаком с Чайкиным, глядя на несчастного судмедэксперта, слушая бред Щукиной, не мог взять в толк, о чем это она говорит и как можно связывать Лешу с какими-то убийствами? Хотя при других обстоятельствах он, быть может, и обратил внимание на слова подобной больной.

Тем более что она, можно сказать, одной ногой была в могиле как в прямом, так и в переносном смысле. И никто до тех пор, пока она не придет в себя, не сможет узнать, как Надя оказалась в подземелье, да еще и в почти голом виде.

Что касается самого подземелья, то по Надиному следу пустили служебную собаку, специально привезенную в М. на снегоходе из областного центра. Такая экстренная мера была вызвана тем, что дороги еще не были расчищены и М. был буквально отрезан от внешнего мира, а обнаруженное захоронение на берегу Графского озера требовало срочного расследования, и только служебная собака могла привести оперативников к тому месту, откуда пришла полумертвая Щукина.

Однако примерно через четверть часа после того, как в подземелье спустились вооруженные оперативники, Кречетову по рации передали приказ о немедленном прекращении операции. Когда он сообщил об этом Крымову с Шубиным, которые в это время находились в больнице, дежурили в палате Щукиной, Крымов немедленно, из кабинета главного врача, связался с Сазоновым и попросил его узнать по своим каналам причину столь странного решения руководства М-ского ГОВД, но ответного звонка от Сазонова он так и не дождался: телефон отключился. Или же его отключили. И если последнее верно, то Кречетов со своей группой, выходит, спутал планы высшего руководства. Иначе как объяснить, что разработанный во всех подробностях план операции по обнаружению места нахождения преступника, подписанный соответствующими лицами, был ими же и отменен, причем в срочном порядке.

Крымов, глядя на помертвевшую телефонную трубку, недоумевал. Кто-то невидимый поставил перед ними очередное препятствие. Но кто? Кому понадобилось вмешиваться в ход следствия, как не преступнику или его сообщнику? Неужели этот маньяк-убийца живет среди людей, маскируясь под работника ФСБ или прокуратуры, а то и вскарабкался на самый верх?.. Но ведь чтобы издать такой приказ, необходима поддержка С-ского УВД, и, быть может, Сазонов что-то уже узнал, но вот связаться с ним теперь невозможно… Неужели телефон в больнице прослушивался работниками ФСБ? А почему бы, собственно, и нет?

– Игорек, ты что-нибудь понимаешь? – спросил Крымов стоявшего в дверях кабинета главного врача Шубина. – Тебе не кажется, что все происходящее с нами в последнее время попахивает ЧЕРТОВЩИНОЙ?

– Кажется, Женя, кажется. Но мне сдается, что это орудуют местные черти, а потому нам надо действовать самостоятельно. Пусть кречетовские опера выходят из-под земли, а мы спустимся. И без собаки. Вот только возьмем фонари, спички. Пистолет у тебя есть?

Шубин кивнул.

– Вот и отлично. Пусть Чайкин подежурит у Нади, а мы поедем на Графское озеро. Я просто чую, что мы взяли след… Хорошо бы еще выпросить у ребят собачку… Ну что, поехали?

– А если позвонит Кречетов?

– НЕ ПОЗВОНИТ… – Крымов кивнул на телефон. – Эти ублюдки отключили телефон, а ведь это больница… Пусть берут все грехи на себя. Поехали быстрее, может, повезет, и мы встретим их прямо там, тепленькими… Главное сейчас – раздобыть фонари или, на худой конец, пару керосиновых ламп… Думаю, главврач нам в этом поможет.

Над М. висела огромная снежная туча. Казалось, еще немного, и город скроется с глаз, превратится в ровную белую снеговую пустыню, похоронившую под собой дома и жителей.

Крымов с Шубиным летели по улицам на снегоходе в сторону Графского озера. Шум мотора был единственным звуком, свидетельствовавшим о том, что в этом городе еще кто-то жив…

– Сейчас бы на охоту! – прокричал в ухо Шубину Крымов, сворачивая на центральную дорогу, ведущую к набережной. – Если все хорошо закончится, куплю себе снегоход, и будем с Надей ездить в лес охотиться на лосей… Ты видел, ей сегодня было уже намного лучше. Если бы не снотворное, она бы уже давно проснулась, пришла в себя и все рассказала… А ты не знаешь, что это за дом? Прямо как картинка из швейцарской курортной жизни…

– Это дом Ерохина.

– Он буржуй, этот твой Ерохин. Если честно, что-то он мне не понравился… Ты извини, я понимаю, он твой друг. А тебе не приходило в голову, что ЭТО ОН УБИЛ ЛИТВИНЕЦ? Ты думаешь, я ничего не понял? Думаешь, что я идиот и не догадался, что это ОН вызвал тебя в М., чтобы показать что-то, имевшее отношение к убийству его любовницы? Признавайся! Ведь это не Кречетов обнаружил одежду Литвинец? Просто вы надеялись, что в этой кутерьме я ничего не пойму? А Щукина какова? Ничего мне не сказала! Вы все как будто бы мне не доверяете, но почему?..

Крымов кричал, а потом голосовые связки не выдержали, и он замолк, закашлялся.

Шубин молчал. Он действительно потерял всякую осторожность в разговоре о Литвинец, но разве до Ерохина ему было и до обещания хранить молчание по поводу найденного на крыльце ерохинского дома узла с вещами Литвинец?

Однако, проезжая мимо его ВТОРОГО дома, Шубин обратил внимание, что сюда тоже ведут следы от снегохода. Но Ерохин никогда и не скрывал, что у него в сарае стоит снегоход. Только в момент исчезновения Земцовой этот снегоход находился именно там, Шубин сам его видел собственными, что называется, глазами. Так стоит ли сейчас удивляться тому, что Виктор перемещается по городу именно на этом транспортном средстве, тем более что он в этом доме держит живность?..

И все-таки после слов Крымова Шубин испытал неприятное саднящее чувство вины, замешанной на подозрении. Да, безусловно, он был виноват перед Крымовым, поскольку скрыл от него такую важную информацию, но разве мог он предполагать, что Крымов, этот бездельник, привыкший пользоваться результатами чужого труда, да к тому же еще погрязший в бесчисленных любовных авантюрах, когда-нибудь выберется из своего уютного загородного гнездышка и проявит себя таким активным образом? Тот Крымов, с которым Шубин жил, можно сказать, бок о бок вот уже целую неделю, был полной противоположностью Крымову, который в сознании так и остался для него ТАМ. В ГОРОДЕ… Этот же Крымов, который сейчас уверенно вел снегоход по м-ским улицам, был способен на многое. Неужели они все – и Земцова, и Щукина, и сам Шубин – так ошибались в своем шефе?

И еще один вопрос мучил Шубина: ради кого Крымов рванул в М. и стал совсем другим человеком: ради Щукиной или ради Земцовой?

Но при мысли о Юле и о том, что люди Кречетова вполне могли уже обнаружить ее в подземелье, ему стало нехорошо.

На берегу Графского озера снегоход, развернувшись, остановился возле вытоптанной поляны, в центре которой зияла прямоугольная черная яма. Они опоздали. Это было понятно уже на выезде из города, где они обратили внимание на многочисленные следы снегоходов, на которых, очевидно, и возвращались в город люди Кречетова.

– Тем лучше, – проговорил Крымов, соскакивая на снег и отряхиваясь от снега. – Спички не забыл?

Вооружившись пистолетами и прихватив с собой две керосиновые лампы, одну лопату (на случай, если придется столкнуться с завалом), свечи, пачку печенья и два мотка веревки, Крымов с Шубиным спустились в яму и, пригнувшись, пролезли в разлом, после которого они уже смогли выпрямиться в полный рост.

– Мне кажется, что я знаю, почему ОНИ приказали приостановить операцию, – сказал Крымов, зажигая фитиль лампы и надевая на нее стеклянный колпак. – И хотя тебе это покажется бредом, думаю, мы влипли по самые уши…

Кречетов вышел из кабинета своего начальника взбешенный. Операция, которую он разрабатывал всю ночь и на которую ушло столько сил, из-за которой из С. была даже доставлена служебная собака, наверняка способная найти этого мерзавца, сгубившего столько душ, была отменена по такой тривиальной причине, что у него даже язык не поворачивался произнести ее вслух своим подчиненным.

Войдя в свой кабинет, где его поджидали совершенно сбитые с толку оперативники – Челобанов, Шаров, Зимин, Скворцов и Серегин со своей собакой, тот самый, которого прислал в М. Сазонов, – Кречетов, сев за свой стол, достал сигареты и закурил.

– Мужики, вы мне можете, конечно, не поверить. Но есть предположение, что подземелье, которое расположено под нашим прекрасным городом, выходит напрямую к ракетной точке…

Послышался тройной свист – это свистели на выдохе удивленные услышанным Шаров, Скворцов и Челобанов.

– А при чем здесь эта могила? Ведь она находится в двадцати километрах от города! Они что же, думают, что немецкие кроты, которые прорыли это подземелье, добрались и до Графского озера? Но зачем?

– Возможно, что они и не соединяются – я имею в виду эту могилу и подземелье, но если соединяются, то вас могли бы пристрелить, как крыс, без предупреждения, только лишь за то, что вы приблизились к скрытому военному объекту. Я пытался, как мог, объяснить им, что девушка не могла пройти двадцать километров под землей в голом виде и остаться живой, но понял, что Савченко этот приказ спустили сверху…

– Вообще-то у меня тоже была такая мысль, – сказал Зимин, – и знаете почему? Да потому, что слишком уж качественно прорыт этот подземный ход, чтобы не имелось на это какой-нибудь стоящей идеи. Те люди, которые действительно, как кроты, пропахали столько километров под землей, имели перед собой какие-то конкретные цели. Либо им просто хорошо заплатили. Я думаю, что этому подземелью лет сто, не меньше. До того, как на этом месте возник наш город, здесь было нечто вроде хутора, а точнее, отгороженная каменным забором территория, на которой находился замок какого-то графа. Понятное дело, что жил он не один, у него было хозяйство, мельница… Словом, это было подобие государства в государстве. После прихода Советской власти замок превратили в тюрьму! И если этому графу подземелье нужно было для хранения зерна или вина, а также в военных целях, то после того, как здесь появилась тюрьма, с помощью подземных ходов организовывались побеги. Не исключено даже, что с ведома руководства тюрьмы…

– Слушай, Зимин, откуда ты все это знаешь? – Кречетов не находил слов – до того ему весь этот рассказ показался детской сказкой. – Ты еще скажи, что в замке жил людоед!

– Да вы сходите в местный краеведческий музей и почитайте! – покраснел Зимин и замолчал.

– Между прочим, – сказал Челобанов, – я лично слышал, что Графское озеро появилось здесь в шестидесятых годах, что раньше на его месте был просто источник, который соединялся с Волгой. Но после того, как один из его протоков был повернут в сторону мельницы, на месте источника и появилось озеро…

– Ты хочешь сказать, – вдруг оживился Кречетов, – что могила, которую мы нашли, могла быть одним из выходов из подземелья и что она оказалась в метре от озера СЛУЧАЙНО?

– Конечно! Какой идиот копал бы прямо у воды, понимая, что она в любой момент может хлынуть в подземный ход… Это просто чудо какое-то, что земля здесь глинистая и что этот ход не размыло и не залило водой. Другое дело, что столько лет прошло, а никто из местных жителей не обнаружил эту яму и не свалился в нее… А что касается ракетной точки, то наверняка, прежде чем ее построить вблизи города, зная о существовании такого огромного подземелья, о котором до сих пор ходят легенды, все входы и выходы из него ЗАВАЛИЛИ.

– Почти все… – уточнил Челобанов. – Я просто уверен, что этот подземный ход тянется от озера к мельнице.

И черт бы побрал эту ракетную точку – нам не дали пройти до мельницы… А ведь если существует этот выход – или вход, – то о нем наверняка знал и убийца. Теперь я уверен, что это с ним Литвинец проводила время на озере, не зная о том, что находится в прямом смысле одной ногой в могиле…

Зазвонил телефон. Кречетов взял трубку. Послушав немного, удивленно пожал плечами:

– Конечно, проводите… Я жду. Да, кстати, Удачина вернулась из С.? Понятно. А что слышно про Фомину Людмилу? Не нашли еще, где она снимает квартиру? Ну что ж, работайте дальше. Крымова не видели? Он не звонил? Странно все это…

Он положил трубку и обвел всех присутствующих тяжелым взглядом. Усталое бледное лицо, плотно сжатые губы – выглядел он не лучшим образом: видно было, что подсечка начальства сделала свое черное дело – Кречетов был выбит из колеи. Все понимали, что появление в городе директора частного сыскного агентства Крымова напрямую связано с исчезновением и убийствами девушек, и для самолюбивого Кречетова представлялся уникальный случай проявить себя и доказать, что и он как сыщик чего-нибудь да стоит. Тем более что Дина Кириллова и Наташа Литвинец жили именно в М., а теперь еще выяснилось, что и тела их нашли на территории Графского озера… Кому, как не Кречетову, заместителю начальника уголовного розыска города М., надо, кровь из носу, найти убийцу?! И кому, как не Кречетову, надо бы воспользоваться ситуацией, чтобы утереть нос легендарному Крымову – этому выскочке, хапуге и ничтожеству (он знал это по слухам и от своего начальства), делающему деньги на горе других?!. И если Шубин и Земцова, с которыми Кречетов познакомился раньше, чем с Крымовым, сразу же вызвали в нем симпатию – они оказались простыми в общении и производили впечатление людей, которые сами, ни на кого не надеясь, добывают информацию и работают, можно сказать, на износ, – то Крымов сразу ему не понравился и показался Кречетову обыкновенным городским снобом, решившим лишь ради разнообразия и экзотики приехать в М.

И вот сейчас, глядя на своих ребят, которые и сами-то готовы были рискнуть чем угодно, чтобы проникнуть в подземелье и выйти на след убийцы, Кречетов лишь тяжко вздохнул и проговорил, чувствуя, что от него ждут какого-то решения, какого-то знака:

– Будем действовать по обстановке. Сидите пока на местах, а ко мне тут пришли…

Все вышли, оставив Кречетова одного в кабинете.

И даже крупная красивая овчарка, казалось бы, понимая, что дело дрянь, следуя за своим хозяином, оглянулась и посмотрела на Кречетова долгим, удивленно-печальным взглядом.

Юрий Александрович подмигнул ей и тотчас увидел входящую в кабинет высокую, в норковой шубке и норковом капоре, молодую женщину с дорожной сумкой в руках.

– Это вы Кречетов Юрий Александрович? – спросила она взволнованно. Видно было, что она очень нервничает и просто не знает, куда себя деть. Кроме того, у нее был вид человека, который может в любую минуту передумать и сбежать…

– Да вы успокойтесь, на вас прямо лица нет, – вежливо и даже заботливо произнес Кречетов, предлагая ей сесть на стул напротив него. – Как вас зовут и что случилось?

– Меня зовут Нина Гоппе… – Маленькие узкие руки ее теребили шоколадного цвета замшевые перчатки. Кречетов отметил про себя, что он впервые, пожалуй, видит перед собой такую красивую и пышно одетую молодую даму, да еще и с таким странным именем – Нина Гоппе.

«Она немка», – подумал он и полностью сосредоточил свое внимание на посетительнице.

– Смелее, Нина Гоппе. Что с вами случилось?

– Пока ничего… Но это ПОКА, понимаете? Я сейчас вам что-то расскажу и уйду, вернее, уеду, я наняла снегоход, и если бог мне поможет, мне удастся выбраться из этого проклятого места… Все началось в прошлом году.

Я приехала сюда на острова с мужем, отдыхать… Вообще-то я немка, но сначала жила с родителями в Сибири, затем вышла замуж и уехала в Москву, а в прошлом году, повторяю, я отдыхала здесь, в М., на островах и встретила одного человека… Он мой ровесник, а муж был на восемнадцать лет старше меня… Словом, я бросила мужа и вышла замуж за этого парня, его зовут Андреем. Понимаете, я бросила все, абсолютно все… – Голос ее задрожал, она всхлипнула и судорожно вздохнула, давая себе передышку; при этом кончик ее носа покраснел, а под ресницами скопилась темная влага. – Но жизнь у нас не заладилась. И знаете почему?

– Почему? – Кречетову доставляло неслыханное удовольствие слушать эту совершенно незнакомую ему, прелестную женщину. Он даже забыл о том, что произошло каких-то пару часов назад…

– Да потому, что в вашем проклятом городе все пьют!

Все, без исключения… Вы извините, что я говорю так неровно, спотыкаюсь, и у вас может сложиться обо мне не правильное впечатление… Но это же болезнь какая-то!

Андрей был чудным парнем, он так ухаживал за мной, у нас было все прекрасно, пока я не обнаружила, что он пьет, причем пьет ОДИН! Уединится на кухне и пьет, даже не закусывая… Господи, и зачем я вам все это говорю…

– Да вы говорите-говорите… – Кречетов налил в стакан воды и придвинул поближе к ней. – Вот, если хотите, выпейте водички.

– Андрей – алкоголик. Его выгнали с работы, у нас кончились деньги, которые мне давал еще Марк, мой бывший муж… Правда, он продолжает мне присылать кое-какие деньги, но все тратится на водку! Я продала почти все свои платья, дорогие, между прочим… Но здесь они уходили за бесценок. Продала, конечно же, драгоценности, и тоже, как вы понимаете, за четверть цены.

Здесь не понимают толк ни в вещах, ни в бриллиантах.

Так вот, теперь я подошла к самому главному. Вот скажите, это предосудительно, когда женщина ничего не умеет делать?

– В смысле?.. – не понял Кречетов.

– В прямом. Понимаете, я вообще ничего не умею делать, разве что готовить, ну, как все женщины… У меня нет профессии, потому что при муже я жила очень хорошо и ни в чем не нуждалась. А здесь это не принято.

Я оказалась выброшенной из социума… Пойти преподавать в школу я не могу, хотя прекрасно знаю русскую литературу и немецкий, потому что дико боюсь детей. Мне так и кажется, что они забросают меня тухлыми яйцами или прострелят мне глаз из рогатки… Вы не смейтесь, у меня именно такое представление о сегодняшней школе.

Короче, так. Я пошла в домработницы. А так как в вашем городе только один более-менее приличный дом, где не пьют и где хозяева в состоянии оплатить мой труд, то вы, наверное, уже догадались, У КОГО я работала?

– И у кого же? – Кречетов был потрясен уже самым началом рассказа Гоппе. Кроме того, он был очарован красотой этой женщины и чувствовал, как в его организме происходят вполне конкретные изменения и пробуждаются желания. Он, не ожидавший от себя такой реакции на присутствие женщины, да еще и в своем рабочем кабинете, извинился и закурил.

– У Лизы Удачиной!

Ну конечно, ему бы и самому догадаться!

– И что, она вам не заплатила?

– Почему же не заплатила, еще как заплатила. Она в этом плане порядочный человек. Только слишком уж много странностей было в этом большом доме… Вот скажите мне, к примеру, почему в то время, как я убираюсь в доме, Лиза куда-то уходит с книжкой или вовсе запирается от меня? В отличие от Василия, скажем. Вот он от меня никогда не прятался и даже иногда помогал мне убираться, переставлял мебель…

– Извините, а вы когда-нибудь видели, чтобы он работал в своей мастерской? – спросил Кречетов, помня о том, что по этому поводу ему рассказывал Шубин, который утверждал, что картины, находящиеся в мастерской Василия, написаны давно и что он вообще не художник.

– Если честно, то нет. Но он объяснял это отсутствием вдохновения. Мое же личное мнение – он наркоман.

Я убирала у него в комнате и несколько раз видела в мусорной корзине одноразовые шприцы, ватные тампоны в крови и все такое прочее… Я хорошо разбираюсь в подобных вещах, потому что у моего бывшего мужа старший сын умер от передозировки, это была страшная трагедия… Так вот. Василий говорил, что Лиза делает ему пенициллиновые инъекции, и я, само собой, притворялась, что верю ему. Мне же нужна была работа! Я совершенно не могу обходиться без денег, мне постоянно нужны деньги на еду, на краску для волос, извините, на разные женские мелочи… Кроме того, я совсем не могу обходиться без масла и хорошего кофе. Да что я вам говорю о каких-то глупостях. Дело-то не в том, что Вася наркоман. Он – человек безобидный и тихий, а вот Лиза – она очень странная. Сначала я думала, что она… Впрочем, об этом, наверно, говорить не стоит…

Она замолчала, достала из кармана платочек и промокнула слезы.

– Просто мне показалось, что она СЛИШКОМ сильно любит своего сенбернара. Как женщина… Вы понимаете, ЧТО я имею в виду?

Кречетов пребывал в эйфории… Он не знал, что с ним происходит: все, что произносила эта женщина, казалось ему песней. Он верил буквально каждому ее слову. Он даже подался вперед, чтобы быть поближе к ней – ведь от нее дивно пахло духами. Он делал глубокие вдохи и чувствовал себя на седьмом небе: каким анахронизмом выглядело это чудесное создание на фоне прокуренного, обшарпанного, с синими стенами, служебного кабинета с заплеванным полом, посыпанным пеплом сигарет.

– Я не сказала еще одну важную вещь: Лиза запрещала мне афишировать то, что я работаю у нее в качестве домработницы. Поэтому мне приходилось выбирать время, чтобы никто не видел меня входящей в ее дом. Вы можете себе такое представить?! Больше того, об этом не должен был знать и мой муж! Но я пошла на это, потому что понимала, что у богатых, как сейчас говорят, свои причуды… Кроме того, мне за это очень хорошо платили.

Вы так смотрите на меня… У меня что-то не так? Глаз потек? – Она лизнула уголочек платка, смочив его слюной, и осторожным заученным движением вытерла нижние веки. – Так нормально?

Она была так мила и непосредственна, что Кречетов поклялся себе, что сделает все от него зависящее, чтобы ее никто не обидел, чтобы ей было хорошо.

– Да нет, я посмотрел на вас просто потому, что… всего лишь хотел задать вам один вопрос: вы не знаете, откуда у Удачиной так много денег?

– Знаю, конечно. Да и весь город знает… У нее же муж – крупный бизнесмен, я даже видела его фотографию в альбоме, там много фотографий… Они с Лизой в Ялте, на море, среди пальм и цветов, как в раю… Это совершенно точно, что она живет на его деньги. А приносит или привозит, словом, доставляет ей наличные деньги один мужчина довольно приятной наружности…

– А откуда вам известно, что именно этот человек привозит деньги? Он что, передавал их в вашем присутствии?

– Да что вы! Нет, конечно. Просто я приметила одну закономерность: Лиза расплачивалась со мной и отправляла за покупками именно после приезда этого мужчины, да и настроение у нее улучшалось… Кроме того, в этот день бывал в отличном расположении духа и Вася.

– Так что вас привело ко мне, дорогая Нина Гоппе?

– А то, что приблизительно полторы недели тому назад, когда я готовила обед на кухне, мы с Васей разговорились о Наташе Литвинец. Я слышала, что ее убили…

Так вот, я очень хорошо помню этот день, когда она должна была прийти к нам, то есть к Лизе и Васе, на шашлык. Мы еще думали, что будет дождь, но его не было, а Наташа все равно не пришла… И знаете почему?

– И почему же? – Кречетов затаил дыхание.

– Да потому, что у Наташи Литвинец в тот день была одна очень важная встреча. И где бы вы думали? На Графском озере!

– И с кем же она должна была там встретиться?

– Не должна была, а именно ВСТРЕТИЛАСЬ!

– С кем же? – Кречетов начинал терять терпение.

– Да с Лизой, с кем же еще! Я сама видела их вдвоем часов в пять на озере. Наташа стояла по колено в воде, а Лиза чуть поодаль. Они были на Лизиной машине. Я еще удивилась тогда, потому что Лиза крайне редко пользовалась своей машиной. Но это точно была Лиза, они о чем-то разговаривали с Наташей, и Наташа смеялась. Знаете, быть может, кому-то это свидание покажется обычным, мол, поехали подружки на озеро отдохнуть-позагорать…

Но я-то знаю, что Лиза не из тех женщин, которые будут купаться в таком гадюшнике, как Графское озеро. Она слишком брезглива для этого. У нее же сад выходит прямо на берег Волги, там изумительное место, можно сказать, частный пляж… Вы что, до сих пор ничего не понимаете?

Кречетов пожал плечами: он действительно пока еще ничего не понимал. Ну, поехали подружки на озеро, и что же дальше?

– Я так думаю, что им надо было поговорить ТАЙНО, то есть без свидетеля, иными словами – БЕЗ ВАСИЛИЯ. Но почему? Зачем? И какие тайны могут быть у Лизы от Василия, с которым она живет и которого содержит?

– Понятия не имею.

– А я думаю, что здесь замешан мужчина.

– А вы-то как оказались на озере?

– Я?.. – Она покраснела. – Мне не очень-то ловко говорить об этом, но я была там.., с Василием… Только мы были на другом, противоположном берегу… Мы подъехали туда на велосипедах, заранее договорились еще за пару дней – я оставила в специально оговоренном месте велосипед мужа, с тем чтобы Вася мог его взять один, без меня, – он назначил мне свидание… Вы представляете себе мое удивление, когда я, решившись согрешить с этим парнем, увидела на другом берегу его любовницу или даже почти жену, да еще и в компании самой веселой девицы города М.?!

– И что было потом? – У Кречетова пропало всякое желание слушать эту немку. После того, что он узнал о ней и представил ее в объятиях молодого наркомана, он потерял к ней всякий интерес. Более того – он демонстративно зевнул, широко открыв рот и показав ей при этом все свои мосты и пломбы.

– Ничего! Мы сели обратно на велосипеды и вернулись в город. Я попросила Васю написать мой портрет – если честно, то я ревновала его к Литвинец, которую он успел написать чуть раньше, еще весной, кажется, – но он отказался, сослался на головную боль, на приближающийся дождь, которого мы так и не дождались…

– И это все?

– Нет, не все. Дело в том, что, возвращаясь домой от Василия – я вымыла у них полы, – уже вечером я встретила на улице ту самую машину, Лизину, которую видела на берегу озера, но только за рулем сидел молодой мужчина… Кажется, у него была борода, но возможно, я и ошибаюсь…

– А Лиза?

– А Лиза вернулась домой.

– Когда?

– Да вот как только я ушла от них, так она и вернулась.

– Но как вы об этом узнали, если вы уже ушли домой?

– Мне позвонил Василий и сказал, что Лиза пришла и что, если судить по ее поведению, ОНИ НИЧЕГО НЕ ЗАМЕТИЛИ.

– Выходит, и Василий видел, что Наташа была на озере с Лизой?

– Ну конечно!

– Так что же вас, Ниночка, привело к нам? Вы пришли, чтобы рассказать мне о свидании двух подруг?

– Я пришла сказать вам, что меня сегодня утром УБИЛИ…

С этими словами Нина Гоппе открыла чемодан, достала оттуда ночную сорочку и разложила ее прямо на столе перед носом Кречетова:

– Видите? Эта дырочка… В меня стреляли. Но перед этим мне звонил какой-то мужчина и передавал мне приветы от Наташи Литвинец и Дины Кирилловой…

– Чего он от вас хотел?

– Он требовал, чтобы я немедленно уехала из города.

Я спросила, кто он такой и с какой это стати я должна уехать, тем более что транспорт не ходит… И тогда он сказал мне, что… Можно, я не буду говорить… Это очень грязное слово. Но смысл заключается в том, что он возьмет меня даже мертвую, вы понимаете? Он – сексуальный маньяк! Это меня бог наказал за то, что я бросила бедного Марка! Но я позвонила ему, он ждет меня, он встретит меня послезавтра утром в Москве на вокзале, мне бы только туда добраться…

– А вы не знаете, с какой целью этот человек угрожал вам и заставлял уехать?

– Да ведь это же был ОН!

– Кто?

– Тот самый мужчина, который был тогда в машине Лизы и который убил Наташу… Разве я вам не сказала?

Я же видела его вчера! Он стоял возле моего дома и смотрел на окна моей спальни. Муж не пришел ночевать, и я из страха перед этим мужчиной тоже решила переночевать у соседки… А когда вернулась утром домой, то увидела простреленную в нескольких местах постель и вот эту рубашку… Вы представляете – меня хотели убить!

– Но как же преступник проник в дом?

– Очень просто: выбил маленькое стекло на веранде, просунул руку, открыл окно и вошел в дом… Андрей просто в рубашке родился – ведь если бы он ночевал дома, его бы точно убили… Хотите, я покажу вам пули?