Мнимая невеста

Глава 9

Произошло это гораздо раньше, чем она могла предположить. Однажды Аликс подозвали к телефону. Ее спрашивал Леоне, звонивший из своего городского офиса и сообщивший, что только что разговаривал с Микеле.

— Он рассказал мне все — где находится, что нашел работу и женился — и сказал о своем намерении приехать домой и представить матери жену.

— Значит, вы оказались правы, предоставив ему самому принимать решение, — сказала Аликс. — Интересно, что подтолкнуло его к этому? Но вы дали ему свое согласие?

— Конечно, дал, — ответил Леоне. — Только сказал, что хочу сам выбрать время и перед этим посмотреть на его жену.

— И как вы собираетесь поступить? Сами все расскажете его матери или подождете его приезда?

На другом конце провода возникла пауза.

— Тут надо подумать, — сказал Леоне. — Например, как вы относитесь к такой идее, чтобы его мать узнала эту новость от вас?

— От меня?!

— Как будто бы вы получили от Микеле письмо, — продолжал Леоне, рассуждая вслух. — По-моему, от него вполне можно было бы ожидать такого шага. Если бы он действительно бросил вас, он наверняка бы захотел повиниться перед вами и попросить прощения.

Аликс попыталась возразить:

— Вряд ли он стал бы писать мне сюда — скорее всего он бы подумал, что меня тут давно нет.

— Вполне резонно, — ответил Леоне. — Но Микеле мог считать, что мы перешлем вам это письмо, где бы вы ни были. Он мог проявить естественное беспокойство о матери, поинтересоваться у вас, как она себя чувствовала, когда вы якобы покидали виллу, и сообщить, что собирается появиться дома. Думаю, о таком письме вы вполне могли бы сказать моей мачехе.

Аликс растерялась:

— Опять очередное вранье! Пожалуйста, только не это!

— Если это и было бы моей последней просьбой к вам перед тем, как довести начатое до логического конца, думаю, это не помешало бы вам и ей остаться друзьями. Неужели, покинув наш дом, вы поспешили бы забыть о нем навсегда?

— Вы должны знать, что это не так, — сказала Аликс, из последних сил сдерживаясь, чтобы не выдать своих чувств. — И конечно, мне бы хотелось, чтобы синьора думала обо мне хорошо.

— Тогда согласитесь, что эта идея с письмом Микеле послужила бы этой цели наилучшим образом, — убеждал ее Леоне. — И предоставьте все мне. Нас никто не подслушивает?

Аликс сказала, что нет, и в свою очередь попросила:

— Пожалуйста, будьте добры к Баптисте, когда встретитесь с нею!

— Добрее, чем в свое время к вам? — пошутил он.

— Ну, терпимее, что ли… Не так требовательны.

Леоне рассмеялся:

— Не забывайте: она теперь Париджи, и мне придется принять ее такой, какая она есть. У меня нет другого выбора. А что касается требовательности, то, видите ли, в своей работе я привык ожидать лучшего от любого материала, с которым имею дело, — будь то агат, оникс, стекло, золото или хрусталь. Точно так же я никогда не жду от них большего, чем они могут дать мне. И в этом смысле ни один из этих материалов еще ни разу не подвел меня. Поэтому прошу вас, не говорите о требовательности.

— Хорошо, — согласилась Аликс. — Если я вас правильно поняла, во мне вы нашли то, чего ожидали. Хотя, должна признаться, впервые меня называют чьим-то «материалом».

— И вы находите это обидным? Но в моем списке было и золото.

— И что же?

— Золото можно обработать, ему можно придать изящную форму, но после плавки оно всегда остается таким же чистым, без примесей, как и до нее. Но вы, Аликс, думаю, стерпите подобное сравнение. У вас слишком развит инстинкт самосохранения. Если только, конечно, ваша итальянская половина не возьмет верх над английской рассудительностью и вы…

— И я не, начну швыряться предметами? — Аликс была уязвлена.

— Вот именно. Только должен предупредить заранее: я прекрасно справлюсь, если вы начнете неистовствовать и швыряться предметами.

— Вот как? Интересно, как же вы справитесь?

— Как всякий нормальный мужчина, — ответил он. — Только что-то не похоже, чтобы вы были готовы продемонстрировать мне это. Это совершенно не в вашем духе. Вы, как были, останетесь золотом. Чистым, блестящим и, к сожалению, невостребованным, — прибавил он и повесил трубку.

Невостребованным! Если бы он только знал, как больно было ей признать эту правду!

Ожидая запланированного письма от Микеле, Аликс полагала, что у нее будет возможность прочесть его наедине, прежде чем ознакомить с ним его мать. Поэтому она оказалась неподготовленной, застигнутой врасплох, когда во дворике, где они сидели с синьорой, вдруг появилась Венеция и, бросив письмо ей на колени, сказала:

— Тебе. Пришло по почте. Почерк Микеле. Долго собирался, ничего не скажешь.

— Мне? От Микеле?

— Аликс, милая, он наконец написал тебе! — радостно воскликнула синьора.

Притворяясь, что удивлена, Аликс взяла письмо и воскликнула:

— На конверте штамп Браччиано. Это… — Она вопросительно посмотрела на Венецию, стараясь выиграть время.

— Предместье на северо-западе. На озере Браччиано. Прямо скажем, не слишком далеко забрался. Интересно, что он там делает? Может, все-таки прочтешь? По-моему, тетя Дора имеет право знать. К тому же после всего, что было, это письмо вряд ли окажется любовным, — ядовито заметила Венеция.

— Да, вряд ли, — сухо согласилась Аликс. — Оно вряд ли может быть личным. — И, прочтя в глазах Доры Париджи едва сдерживаемый интерес, Аликс сказала: — Микеле должен был написать вам, а не мне. Так что можно я прочту вам его вслух? Или, быть может, вы хотите прочесть его сами?

— Ну зачем же? Ведь оно пришло тебе. Возьми его к себе в комнату и там прочтешь. А я только рада буду слышать, что Микеле жив и здоров. Даже если он не собирается вернуться. — Голос синьоры слегка дрожал.

Аликс распечатала конверт и сказала:

— Пожалуйста… Я хочу, чтобы вы послушали, что там написано… Что бы там ни было.

Письмо слово в слово было похоже на устные наброски Леоне, и Аликс могла бы подумать, что он попросту продиктовал его Микеле. Однако все, что там было написано, звучало натурально и убедительно и выглядело как искреннее раскаяние Микеле в том, что он бросил Аликс и сбежал из дома. Синьора слушала молча, и лишь дважды — когда она узнала о его женитьбе и работе — у нее перехватило дыхание. Аликс еще раз убедилась в правоте Леоне. Лишь приписка к основному письму вызвала у нее неподдельное удивление. Вот что она прочла:

«К тому времени, когда ты получишь это письмо, Леоне уже тоже будет знать обо всем. Если ты еще поддерживаешь контакт с виллой, пожалуйста, сделай так, чтобы мама простила меня, и скажи ей, что я вернусь с Баптистой не раньше, чем смогу в определенном смысле порадовать ее. Весной, если все будет хорошо, на свет появится наш сын и мамин первый внук. Пожалуйста, Аликс, будь великодушной, чтобы простить и порадоваться за нас!

М.»

Аликс закончила читать в полной тишине, красноречиво говорившей о счастливом изумлении синьоры и прерванной язвительным замечанием Венеции:

— Да, судя по всему, наш мальчик вляпался по первое число! Но он пишет, что ты знаешь эту… Как ее там? Баптисту… Ты видела ее? Так ради бога скажи, что она собой представляет? Наверное, такая же, как и все его прежние девицы?

Но Аликс не успела встать на защиту Баптисты или одобрить выбор Микеле — кроткие темные глаза его матери вдруг сверкнули, и голосом жестким, какого Аликс ни разу не слышала от нее, она властно приказала:

— Довольно, Венеция! Что бы ни представляла собой жена Микеле, он любит ее, и она теперь член нашей семьи. И если он смеет надеяться на великодушие Аликс по отношению к нему и Баптисте, он так же мог бы ожидать этого и от тебя, хотя ты приходишься нам родней только по материнской линии…

— Что позволяет мне считать себя чуточку ближе к вам, нежели Аликс, — огрызнулась Венеция. — Ну, как бы там ни было, что Аликс теряет, если будет великодушной? Теперь, когда Микеле во всеуслышание объявил о своей новой любви, она может считать себя вполне свободной. Если ей не хочется, она вовсе не обязана встречаться с его женой. Если, конечно, не имеет далеко идущих планов принять ее здесь как…

— Как кто?

— Да нет, ничего… — пробормотала Венеция, предоставив Аликс догадываться, что именно слово «невестка» готово было сорваться с ее губ. — Ну, так на что же похоже это создание? — снова поинтересовалась она у Аликс.

— Она очень юна и прелестна. Но более всего меня поразило в ней чувство собственного достоинства. В тот день, когда я видела ее, она обошлась с Микеле как настоящая королева. А Микеле ни намеком не дал мне понять, что влюбился в нее.

— Да, Микеле умеет запудрить мозги, — проговорила Венеция с язвительной ухмылкой. — Ну ладно, скажи, ты ведь не собираешься присутствовать здесь, когда он привезет ее? По-моему, это было бы уж слишком!

Но тут в разговор снова вступила синьора:

— Думаю, Венеция, Аликс сама решит, как ей поступить. Она знает, что мы поймем ее нежелание встречаться с Микеле и что будем приветствовать ее пребывание здесь ровно столько, сколько ей захочется. — Она повернулась к Аликс. — Дорогая, когда ты уедешь и когда сочтешь, что простила Микеле, приезжай к нам всегда, когда тебе захочется. Хорошо?

Что могла сказать Аликс? Только солгать:

— Хорошо.

Она написала Микеле ответ, который Леоне одобрил, а синьора, прочитав, с грустью сказала:

— Люби его, как я. Хотя он, милая, наверное, не заслужил быть с тобой. Я могу только надеяться, что на этот раз он сделал такой же выбор, как тогда, когда ухаживал за тобой.

Однако, несмотря на все эти сомнения, глаза синьоры теперь светились по-новому, и она жила в ожидании маленького внука. Дора Париджи снова обрела способность жить настоящим, теперь ничто не омрачало ее жизни — ни смутные воспоминания о прошлом, ни страх за будущее. Она излечилась от них окончательно, и для Аликс настало время уйти из ее жизни.

Аликс согласилась остаться на вилле до приезда Микеле, однако за день до этого обстоятельства изменились самым неожиданным образом.

Время от времени в течение всего лета Аликс получала от тети Урсулы почтовые открытки, которые та отправляла до востребования из разных портов, не ожидая ответа. Но в тот день от тети пришло письмо, в котором она сообщала, что ее теплоход изменил обратный маршрут и теперь следует в Англию с заходом в Неаполь, где он ожидается утром следующего дня и пробудет там пять часов. Тетя Урсула очень надеялась, что Аликс найдет возможность приехать в Неаполь — ведь они так давно не виделись.

Неаполь. Завтра. Прямой путь обратно в реальность. Он заставит ее навсегда расстаться с виллой. Там, в Неаполе, ей придется уклоняться от расспросов тети Урсулы о том, как она провела лето. Если она и упомянет о вилле, то только в том смысле, что якобы имела там что-то вроде работы, потому что признаться, как предлагал Леоне, что почти четыре месяца бездельничала в доме «у друзей», означало бы злоупотребить доверием тети Урсулы.

Аликс теперь предстояло объяснить на вилле причину своего столь поспешного отъезда, поэтому, вернувшись из города, она первым делом протянула письмо Леоне:

— Думаю, я могла бы поехать поездом. К утру как раз успею.

Леоне оторвался от письма:

— Могли бы, только в этом нет необходимости. Я отвезу вас.

— О нет, пожалуйста…

— Почему?

— Я уже называла вам причины, когда приехала сюда. И потом, как я объясню тете, кто вы такой?

Он оставил эти слова без внимания:

— Все это чепуха. Насколько я помню, вы тогда сказали, что не хотели бы лгать лишнего. Нет, я отвезу вас туда и обратно, а за это время мы придумаем объяснения, которые смогли бы удовлетворить вашу тетю.

«Да, опять придумаем. В последнее время мы с вами здорово наловчились придумывать небылицы», — с горечью подумала про себя Аликс, но вслух сказала:

— Если вы настаиваете, то тогда только туда. Может статься, что после отплытия тети Урсулы будет поздно возвращаться в Рим. Я переночую в Неаполе и вернусь в Рим поездом на следующий день. Микеле приезжает завтра, и ваша мачеха думает, что поэтому я хочу уехать раньше. Из Неаполя я по телефону закажу комнату в Риме и…

— Вы не сделаете ничего подобного, — вдруг властно прогремел Леоне. — Вы вернетесь сюда вместе со мной завтра вечером.

— Но Микеле и Баптиста уже будут здесь!

— И что из этого? Мачеха, может, и согласилась бы, чтобы вы уехали, но я нет! Вы же знаете, она не допускает и мысли о том, чтобы потерять с вами контакт. А раз вам так или иначе предстоит иногда видеться с Микеле, то почему бы не сделать этого завтра?

Аликс отчаянно пыталась зацепиться за какую-нибудь отговорку и наконец нашла, не вполне удачную:

— Баптиста может случайно проговориться, что мы с ней виделись не один раз, а два.

— Я позвоню Микеле, чтобы он предупредил ее. Так что не нужно ничего придумывать. Давайте-ка лучше прикинем, во сколько нам завтра выезжать.

Немного подумав, он назвал ей точное время, Аликс согласно кивнула, в который раз уступая его воле. Теперь это уже последний раз, подумала она про себя. Да, последний…

В этот день, несмотря на безоблачное небо, в душной атмосфере чувствовалось приближение грозы. Однако поскольку явных признаков ее пока не наблюдалось, Аликс отправилась в дикую часть парка, вспомнив, что когда-то облюбовала ее как возможное убежище. Убежище от чего? Этого она тогда не знала и не могла предвидеть, как часто будет бродить по кипарисовой аллее мимо фонтана и ежевичных зарослей, среди которых легко можно было спрятаться. Но только не от собственных мыслей.

И вот сегодня, зная, что еще вернется сюда, Аликс почему-то чувствовала, что прощается с этим местом навсегда. Наверное, потому, что с завтрашнего дня оно уже не будет частью ее жизни. Несмотря на уговоры Леоне. Он, конечно, не видит никакого препятствия ее возвращению сюда. Она навсегда останется в этом доме желанным гостем, добрым другом Доры Париджи, а быть может, теперь и Баптисты, будет видеться и с ним самим, но отныне не будет уже той тайны, которая соединяла их все это время. Возможно, он пригласит ее и на свадьбу, если наконец сочтет необходимым этот расчетливый шаг, которого ожидает от него даже его мачеха, не упоминающая, правда, в отличие от Джиральдо Торре, имени Венеции.

Вот почему она не может больше считать Рим своим прибежищем, думала Аликс, ступая по мягкому ковру из сосновых игл. С тех пор, как она поняла, что любит Леоне, Аликс знала лишь одно: ей придется бежать от него в другой город или даже в другую страну, скорее всего в Англию. Хотя теперь она стала для Аликс гораздо менее «родной», чем ее любимый Рим.

Аликс присела отдохнуть, потом направилась по тропинке к озеру. На берегу было очень жарко. Не было никакого движения воздуха, чтобы всколыхнуть неподвижную гладь воды. Аликс бросила в нее несколько камешков и повернулась, чтобы идти обратно, как вдруг увидела Венецию — она тоже вышла из зарослей, почти прямо следом за Аликс.

Они не встречались здесь с того дня, когда Венеция обвинила Аликс в том, что она якобы пытается прибрать к рукам Джиральдо, после чего их отношения совсем испортились. Не имея ни малейшего желания участвовать сегодня в словесной перепалке, Аликс просто сказала:

— Привет! Что, пришла искупаться?

— Нет. На берегу сегодня слишком жарко. Может, вытащим лодку?

Удивленная таким неожиданным предложением, Аликс посмотрела на навес:

— Лодку? А я думала, Леоне не разрешает тебе брать ее одной.

— Но если ты будешь со мной, разве я буду одна?

— Но Леоне имел в виду себя, или Микеле, или Джиральдо — одним словом, кого-то, кто мог бы справиться с нею, если что-то будет не так. А я разве справлюсь? — возразила Аликс.

— Этого от тебя и не требуется, особенно если учесть, что ты не умеешь даже водить машину. Я прекрасно умею управлять лодкой, и Леоне это хорошо знает. Просто он так постановил, что со мною обязательно должен кто-то быть — не важно кто. Если ты не поедешь, я не смогу покататься, иначе меня заметят из клуба и потом все донесут до Леоне. Так ты поедешь?

— Ну хорошо, — уступила Аликс. — Тебе помочь спустить лодку на воду?

— Нет, там же специальные рельсы. Лучше подожди здесь, а я пойду залью горючее.

Венеция побежала под навес, и через десять минут они были уже на воде. Они выплыли на середину озера, добрались до противоположного берега, прошлись вдоль него и вдоль террасы клуба и, проскочив мимо своего пляжа, пустились на второй круг.

Венеция управляла лодкой так же умело, как водила машину, держалась в седле, плавала и танцевала, и Аликс было подумала, что напрасно Леоне так боится за нее, как вдруг мотор затарахтел, зафыркал и окончательно заглох.

— Ну что ты будешь делать! Вроде так хорошо шла… — пробормотала Венеция.

Она несколько раз безрезультатно попыталась завести лодку, пока Аликс не указала ей на показатель топлива, который равнялся нулю.

— Я думала, ты заправила бак.

— Черт! Выходит, что нет. Я думала, будет достаточно, а она, оказывается, жрет столько горючего! — озадачилась Венеция.

— А мне казалось, двигатель для этого и предназначен, — не сдержав сарказма, заметила Аликс. — Ну так и что теперь? У нас есть запасное горючее?

Венеция покачала головой:

— Ни капли.

Их лодка была единственной на воде и находилась очень далеко от берега.

— Ну тогда, может быть, весла? — поинтересовалась Аликс.

— Нет, они остались в маленькой лодке. Единственное, что остается, это сплавать за горючим.

— Сплавать?! — Аликс смерила глазами расстояние до берега. — Да у меня и купальника-то с собой нет.

— Зато у меня есть. — Венеция разделась, оставшись в купальнике.

— Ты собираешься сплавать за горючим? А что мне делать?

— Просто посидишь здесь, подождешь. Тебя может отнести течением немного, но ветра совсем нет. А если хочешь, можешь попробовать посигналить. Вот так… — Венеция помахала в воздухе желтым комбинезончиком, который только что сняла. — Говорят, этот цвет привлекает внимание. Кто знает, может, какой-нибудь рыцарь в клубе заметит тебя и примчится спасать? Ну пока! — Она спрыгнула в воду и ритмично поплыла к берегу.

Аликс спокойно ждала. Она видела, как Венеция вышла на берег и побежала под навес.

Она пробыла там несколько минут, потом снова появилась на берегу и, сложив руки рупором, что-то прокричала Аликс, но та не расслышала. Потом она начала жестикулировать, показывая на заросли позади себя, и, будто бы удовлетворенная тем, что Аликс поняла ее, побежала в глубь парка и скоро скрылась из виду.

Аликс подобрала и разгладила желтый комбинезон, и только сейчас до нее вдруг дошло, что пыталась донести до нее жестами Венеция. Должно быть, под навесом не оказалось запасного горючего и ей пришлось бежать в гараж. Это означало, что придется еще порядком подождать. Солнце палило нещадно, однако она, судя по всему, все же задремала. Проснулась Аликс от ощущения прохлады, поняла, что прошло уже очень много времени, и у нее закралось подозрение, что ее одурачили.

Прохлада оказалась вполне реальной — из-за ближайших гор надвигались огромные тучи, предвещая грозу. Времени на самом деле прошло много — посмотрев на часы, Аликс поняла, что сидит уже больше часа. А подозрения? Подозрения тоже, судя по всему, оказались не беспочвенными. Под навесом нет запасов горючего? И почему, если она залила перед выездом бак, оно так быстро кончилось? И почему на Венеции предусмотрительно оказался купальник, хотя перед этим она сказала, что пришла вовсе не купаться? Все это наводило Аликс на мысль о том, что Венеция, должно быть, с самого начала шла за нею, может быть, даже выслеживала ее, чтобы потом на берегу заманить в лодку и бросить одну на воде. Но зачем? Откуда такая злоба?

В этот момент Аликс даже была готова поверить, что Венеция учла и надвигающуюся грозу, рассчитывая, что ко всему прочему Аликс еще и промокнет до нитки. Она старалась отмахнуться от этих мыслей, пытаясь внушить себе, что ошибается относительно Венеции, но отвратительная правда была очевидной.

Гроза началась с молний, то и дело рассекавших потемневшее небо, и грохочущего в горах грома. Дождь надвигался мутной пеленой, и вскоре его первые крупные капли дробью застучали по воде.

Аликс съежилась, укрыв колени одним куском брезента, а другим — голову и плечи. На коленях то и дело образовывалась целая лужа, и Аликс только поспевала стряхивать ее. Дождь стоял плотной стеной, Аликс теперь сомневалась, что кто-то на другой лодке мог бы заметить ее, если бы не подошел совсем вплотную.

Аликс вся промокла и дрожала от холода, но еще больше ее беспокоило то, что после грозы неизбежно наступит вечер, а за ним и ночь. Но разве стоит этого бояться? Ведь даже если Венеция и поступила так со злости, она должна будет что-нибудь предпринять, когда гроза кончится. В конце концов, рано или поздно на озере появится какая-нибудь другая лодка. Ее заметят или наконец пригодится промокшая желтая одежда Венеции. Аликс решила, что не стоит заранее бояться наступления ночи, и принялась ждать…

Время шло, гроза ослабевала, дождь почти прекратился, небо прояснилось. Но ненадолго — вскоре начало смеркаться, и на берегу постепенно стали зажигаться огни. И вдруг… Наконец-то! Со стороны виллы к моторке Аликс плыла небольшая весельная лодочка. Аликс слышала приближающийся плеск весел, работающих в чьих-то уверенных руках. Но это была не Венеция. Спустя несколько минут она увидела Леоне. Вытащив из воды весла, он закрепил лодочку и перебрался в моторку Аликс. В руках его была канистра с бензином.

Аликс с облегчением выдохнула:

— Слава богу! Но скажите, что случилось с Венецией? Она…

— С Венецией ничего не случилось. Или пока ничего не случилось, — мрачно сказал Леоне. Он нагнулся и достал со дна лодочки пакет, в котором Аликс обнаружила свои вещи. — Вот, переоденьтесь в сухое.

Аликс взяла пакет:

— Переодеться? Прямо сейчас?

— Не будьте до смешного скромницей! Одевайтесь! А я пока заправлю бак. — Он отвернулся.

В пакете оказалось полотенце, ее босоножки и мягкий шерстяной свитер. Аликс переоделась, а Леоне тем временем завел двигатель. По дороге он только спросил:

— Как давно Венеция оставила вас тут?

— Примерно два часа назад.

Они подплыли к берегу, он помог ей выбраться и взял у нее пакет.

Пока они шли к дому, Леоне сказал:

— Вы, наверное, снова захотите переодеться, но мне бы сначала хотелось, чтобы мы поговорили все втроем — вы, я и Венеция. Только подозреваю, она вряд ли будет рада этой беседе после того, как вынуждена сидеть взаперти в моем кабинете.

Аликс остановилась, изумленно глядя на него:

— Вы заперли ее в своем кабинете?! Значит, вы думаете, что она оставила меня на озере преднамеренно?

Леоне нежно, но решительно взял ее под руку, чтобы продолжить путь.

— А вы что, разве не сообразили? — удивился он.

— Ах вот оно что… Я в общем-то начала догадываться, когда поняла, что она слишком долго не возвращается. Но мне не хотелось в это верить. Мне казалось это таким глупым и таким низким… К тому же я не понимала, зачем ей это делать.

— Полагаю, я мог бы назвать вам мотивы ее поступка, — сухо проговорил Леоне. — Я слишком хорошо знаю свою Венецию, равно как и то, что, когда в деле оказываются замешанными ее примитивные чувства — будь то любовь, ненависть или зависть, — она способна поступать как ребенок. Или как дикарка. Скажите, были у нее когда-нибудь основания испытывать к вам ревность?

«Я хорошо знаю свою Венецию…» Какая терпимость!

— Испытывать ревность ко мне? — переспросила она. — Да разве может Венеция завидовать мне в чем-то?

Леоне внимательно посмотрел на нее:

— Нет? Но, быть может, она считает, что у нее такие основания есть?

— Но откуда? Впрочем, нет… Однажды она обвинила меня в том, что я якобы заигрываю с Джиральдо. Она опоздала на свидание к нему, и он всего лишь коротал время со мной в ожидании ее. Я тогда сказала ей, что с ее стороны это просто глупо. — Аликс замолчала. — Но скажите, неужели вы считаете возможным обходиться с нею вот так, как с маленьким ребенком, которого заперли в комнате и заставили дожидаться наказания?

Леоне развел руками:

— Если она поступает как ребенок, то и отношение к ней будет как к ребенку.

«Так-то он говорит о девушке, на которой расчетливо предполагает жениться!» — подумала Аликс, а вслух спросила:

— Даже если это унизит ее перед посторонним человеком? В данном случае передо мной.

— Да. И я хочу, чтобы вы там присутствовали. Она должна перед вами извиниться.

Венеция лениво полулежала в широком кресле, подложив руки под голову и глядя в потолок, в кабинете Леоне и никак не отреагировала на их приход.

Леоне начал сразу:

— Итак, Аликс, слава богу, не пострадала, и я хочу, Венеция, чтобы ты теперь объяснила причину своего поступка. Не ту, которую ты назвала мне сначала, — что ты якобы забыла про Аликс, оставшуюся на озере, — а истинную причину, заставившую тебя поступить так гадко.

Венеция неторопливо спустила ноги на пол и села.

— А что, если у меня нет причины? Что же мне, придумывать ее, что ли? — с вызовом бросила она.

— Не нужно ничего придумывать — ты уже достаточно налгала. Но тебе придется извиниться перед Аликс.

Ее темные глаза вспыхнули.

— Ничего подобного делать не собираюсь!

— Тебе придется, — невозмутимо возразил Леоне. — А мы тем временем попробуем сами разобраться в мотивах твоего поступка.

Венеция молчала, ковыряя ногтем обшивку кресла, потом искоса посмотрела на Леоне:

— Ты мне приказываешь? Ты что же, так и собираешься держать меня в строгости, пока мы еще… Ну что ж, в конце концов, мне это даже нравится.

Он смотрел на нее в упор:

— Тогда, быть может, тебе понравится сделать это и сейчас? Признайся перед Аликс, что виновата в этой глупой выходке, которая могла иметь серьезные последствия. И если ты не повинишься, то хотя бы попроси Аликс быть великодушной и простить все без всяких объяснений.

Венеция скривила губы:

— Попросить ее быть великодушной? Да я лучше умру!

— Вот как? Тогда извиняйся!

Аликс почувствовала, что больше не может выносить этого.

— Пожалуйста, давайте прекратим, — попросила она Леоне. — Поступок Венеции был глупым и недобрым, но если она и сделала это нарочно, то только для того, чтобы заставить меня ждать понапрасну, и уж она никак не ожидала, что разразится гроза.

Но Венеция злобно накинулась на нее:

— Не ожидала? Ну уж нет, ошибаешься! Что же ты думаешь — я не способна заметить, когда собирается гроза? Конечно, рано или поздно я пришла бы за тобой, если б не Леоне, но сначала я хотела хорошенько проучить тебя и дать тебе понять, что ты здесь никому не нужна! Зачем, например, ты до сих пор здесь торчишь? Хочешь, скажу? Ты ждешь, когда Микеле приедет со своей новой девушкой, и тогда ты скажешь ей: «Он мой. Я имею на него больше прав и, может быть, попробую забрать его обратно. Если только не положу глаз на какой-нибудь объект посолиднее… Да-да, моя дорогая, — скажешь ты, — Микеле меня не очень-то теперь волнует, потому что…»

Аликс задохнулась от возмущения, а Венеция снова плюхнулась в кресло, положив ногу на ногу. Демонстративно не глядя на Леоне и устремив взгляд в потолок, Венеция сказала:

— Быть может, ты скажешь, когда собираешься отпереть эту дверь? Потому что, поскольку я сегодня уезжаю, мне понадобится время, чтобы собраться.

Наступила долгая пауза, потом Леоне сказал:

— Дверь не заперта, и ты можешь уйти в свою комнату, когда захочешь. Только давай сначала объяснимся. Сегодня ты не уедешь из этого дома.

— Это кто сказал, что не уеду?

— Я. Если понадобится, я соберу всю прислугу, чтобы удержать тебя, и выведу из строя твою машину.

Венеция расхохоталась:

— Прости, но это тебе не удастся — сегодня утром я отправила ее в починку. Но у меня всегда остается Джиральдо. Бедняжка, он так старается выполнить каждую мою просьбу! Впрочем, если, когда я соберусь, выезжать будет поздно, то я могу уехать завтра утром. Джиральдо отвезет меня. Или ты… — Она с вызовом посмотрела на Леоне. — Чтобы своими глазами убедиться, что я добралась.

— Куда добралась? — холодно поинтересовался Леоне. — Ты не можешь поехать домой в Амальфи — ваш дом закрыт, и твой отец поручил тебя нам на время своего отъезда. Мачеха и я отвечаем за тебя. Так куда же ты собираешься уехать отсюда?

— В Болонью, к Массимо. Они примут меня с удовольствием. Представляешь, как здорово мы с тобой прокатимся? Пятьсот километров езды — вот уж ты отведешь душу, пока будешь пилить меня!

— Сожалею, — сказал Леоне, — но завтра утром я везу Аликс в Неаполь. Впрочем, ничего не имею против того, чтобы ты поехала к Массимо. Я позвоню им и сообщу о твоем приезде. А ты в свою очередь договорись с Джиральдо. Вам нужно выехать пораньше, и я хочу, чтобы Джиральдо удостоверился, что ты поехала именно к ним, а не куда-то еще.

Венеция медленно распрямилась. Поначалу казалось, что она расстроена.

— Ты хочешь сказать, что отпустишь меня вот так? И тебе совершенно безразлично, что я уезжаю?

— Знаешь, — сухо проговорил Леоне. — Учитывая то, что ты едешь к друзьям семьи, к тому же под присмотром Джиральдо, думаю, это сейчас лучший выход для нас для всех.

Венеция расширила глаза, пытаясь ухватиться за последний довод.

— Но если я уеду, ты не боишься, что я откажусь потом вернуться? Джиральдо…

Леоне подошел, чтобы открыть для нее дверь.

— Давай не будем загадывать на будущее. Все, о чем я прошу тебя в настоящий момент, это отужинать сегодня за общим столом, как обычно, и сделать так, чтобы твоя тетя ни о чем не узнала. Я сам ей все потом объясню. Поняла?

Не став дожидаться ответа на вопрос, Венеция бросила быстрый взгляд на Леоне, потом на Аликс и вышла. Леоне повернулся спиной к дверям, но Аликс отвела глаза.

— Это было… слишком жестоко, — сказала она и вышла вслед за Венецией.