Мобилизационная стратегия хозяйственного освоения Сибири. Программы и практики советского периода (1920-1980-е гг.)

Глава 1. Исторические корни мобилизационных решений в российской государственной политике

Долгое время Россия свой уровень цивилизационного развития и место в мире соизмеряла с наиболее крупными и продвинутыми в военно-стратегическом и социально-экономическом отношении европейскими государствами. Со времени киевских князей в Европе и Центральной Азии, тесно примыкающей к Европейскому континенту, находился предпочтительный и очень желательный вектор государственной политики России, в которой вплоть до XVIII в. включительно преобладали преимущественно западно-европейское и южноевропейское направления, где были тесно завязаны интересы ведущих мировых держав того времени.

Успех как внешней, так и внутренней политики был часто непосредственно связан с мобилизационными стратегиями. Мобилизационными методами не пренебрегали правители Киевского, а затем Московского государства, решая жизненно важные для себя и страны задачи. Некоторые из них, такие, например, как Александр Невский, Дмитрий Иванович – московский князь, известный как Донской, Великий князь Иван III, царь Иван IV (Грозный) однозначно обладали сильными личностными харизмами и оказывали большое мобилизующее влияние на своих подданных. Ближе по времени к нам, и по пониманию, пожалуй, царь Петр I, который впервые в истории России получил титул императора и проводил мобилизационную политику по всем направлениям. По мнению Ключевского В. О. Петр I перевернул всё русское общество «сверху донизу, до самых его основ и корней»[8].

Первый русский император сам был очень сильной личностью с огромным мобилизационным потенциалом. Поэтому можно заключить, что именно ему принадлежит первенство в организации государственной мобилизационной стратегии как общественной системы, которая базировалась на создании единого административно-территориального устройства страны, укреплении вертикали власти, способной в очень короткие сроки приводить в движение мобилизационные механизмы.

В результате удалось решить для России сложный комплекс проблем общенационального значения. С одной стороны, реализовывались цели расширения территориального и хозяйственного развития пространной страны, располагавшейся на двух мировых континентах, а с другой – обеспечивалась её военно-стратегическая оборона и укрепление международного положения. Например, за счет создания на Урале новых отраслей горно-металлургической промышленности удалось решить модернизационные задачи в экономике России и обеспечить победу в Северной войне, которая коренным образом изменила европейские позиции государства.

Петр I, как правитель мобилизационного типа, оказался очень эффективным. Ему удалось поставить под мобилизационные знамена как внешние, так и внутренние цели государственной политики. Общественный строй и форма правления в России не изменились, но принципиально иным стал образ жизни россиян. За время правления Петра I изменился язык большой части населения, тип его культуры и мышления. В России появились новый алфавит, календарь, праздники, обычаи, одежда, утварь, жилище, армия и флот, государственные учреждения, новые сельскохозяйственные культуры и промышленные предприятия, школы и методы обучения, новые идеалы и общественные ценности. В целом, как оценивали многие современники и потомки легендарного российского правителя, благодаря Петру I произошла настоящая революция в российской жизни.

Само государство значительно укрепило и расширило свои рубежи. Россия стала военно-морской державой, Империей. Это было достигнуто путем реализации мобилизационной стратегии государственного управления. И современники Петра I, и последующие государственные деятели и политики, а также историки находили его политику крайне противоречивой, но и признавали, что в целом результат оказался вполне прогрессивным и поступательным, если рассуждать с точки зрения интересов российского государства.

Другое дело, какую цену заплатили россияне, мобилизуясь для решения общегосударственных проблем. Петр I неоднократно заявлял о своем намерении увеличить благосостояние российского народа всех сословий. Однако в реальности его финансовая и экономическая политика находились в противоречии с данными заявлениями. Налоги и государственные повинности россиян в период правления Петра I значительно увеличились. Военные и другие государственные нужды требовали постоянного увеличения финансовых и прочих материальных ресурсов. Тем не менее, финансовое положение России при Петре I, несмотря на постоянные военные и прочие расходы казны, значительно укрепилось. По данным Платонова С. Ф. государственный доход при Петре I увеличился более чем в пять раз. В конце XVII в., в начале его правления доходы государства были около 2 млн руб. В 1725 г. они составили свыше 10 млн.[9]

Петру I удалось мобилизовать для выполнения главных государственных задач все слои населения. Он даже пошел на конфликт с руководством православной церкви, которое не пожелало сразу поделиться своими богатствами.

Первые мероприятия были нацелены на создание российского флота. Были организованы так называемые «кумпанейства», каждому из которых поручалось в двухлетний срок, к апрелю 1698 г., соорудить и оснастить всем необходимым, в том числе и вооружением, один военный корабль. С 10 тыс. помещичьих крестьян их владельцам поручалось построить 1 корабль. Более мелкие землевладельцы объединялись и строили сообща. Церкви тоже привлекались к строительству военных кораблей, но по разнарядке с 8 тыс. крестьян. Всего было организовано 42 светских и 19 церковных «кумпанейств»[10].

Посадские люди в городах и черносошные крестьяне Поморья, а также приезжие и российские торговые люди составляли свои «кумпанейства» и должны были построить 14 кораблей. Казна через Адмиралтейство на деньги, собранные в виде штрафов и дополнительных налогов построила к 1700 г. 16 кораблей и 60 бригантин. По приблизительной оценке историка Павленко Н. И. общая стоимость Азовского флота в 1701 г. составляла не менее полумиллиона рублей или примерно 1/3 часть государственных доходов в этот период[11].

После поражения русской армии в войне с Турцией в Прутском походе Россия потеряла значительную часть своего Азовского флота, который по мирному договору в июле 1711 г. был либо уничтожен или передан Турции. Но к этому времени судостроительные верфи уже были созданы на Балтике. Всего в петровский период было построено не менее 1164 кораблей и различный судов[12]. Ко времени Гангутской битвы в 1714 г. был создан морской щит Петербурга – Балтийский флот. Россия вытеснила шведов из Финского залива, добилась превосходства на Балтийском море. Создание в России регулярных армии и флота были первыми результатами реализации мобилизационной стратегии в государственной политике Петра I. Главной же целью являлось строительство мощного с точки зрения экономики и политики имперского государства.

Петру I досталась малонаселенная обширная страна с зачатками промышленности и торговли, с хозяйством, основанном на крестьянском крепостническом труде и натуральном обмене. В то же время передовые европейские соседи сколачивали капиталы. Ликвидация технико-экономической отсталости России была возможна только путем государственного вмешательства сверху. Отец Петра царь Алексей Михайлович пытался создать небольшие промышленные предприятия для удовлетворения нужд государева двора. В подмосковном селе Измайлово были построены стекольный и льняной заводы, винное производство и т. д. Петр I равнодушный к личному комфорту и роскоши, находившийся в постоянных разъездах, поставил задачу организовать торговлю и промышленность для удовлетворения уже не личных, а государственных интересов.

Современный исследователь петровских преобразований Анисимов Е. В. не без иронии назвал его экономические реформы «индустриализацией по-петровски», проводя параллели между двумя модернизационными скачками в истории России, как по глобальным последствиям, так и по методам. Возможно, он не далек был от истины, если иметь в виду, что все экономические новации первого русского императора не обошлись без насилия и жестокости, грубого принуждения, принесения в жертву государственному благу личных интересов отдельных людей и даже сословий.

Петр I в своей экономической политике пытался руководствоваться модной в то время в Европе теорией меркантилизма, которая предполагала свободу предпринимательства и торговли абсолютно для всех слоев населения. В России, жестко авторитарной стране с централизованно-монархическим управлением и крепостным правом, это в принципе было невозможным. В государственной мобилизационной стратегии изначально закладывались принципы усиления крепостной зависимости и авторитарного управления. Данное противоречие не позволяло реализовать социальные программы, они оказывались не осуществимыми в российских условиях.

Царь в своей мобилизационной стратегии нашел место для участия в необходимых для государственного роста и развития делах всем сословиям российского общества. Никто не остался в стороне. Предприниматели и торговцы получали государственные задания. Активно строились казенные промышленные предприятия. В 1698 г. был заложен на Урале первый Невьянский казенный завод, который в 1701 г. выплавил первый чугун. Через пятилетие на Урале существовало не менее 11 казенных заводов, которые, выплавляли чугун и железо из него. В 1712 г. основан знаменитый Тульский оружейный завод, в 1714 г. – Сестрорецкий.

Одновременно строились мануфактуры в легкой промышленности с производством, необходимым для государственных нужд. В 1696 г. в селе Преображенском был основан Хамовный двор для производства парусины. В 1719 г. это было уже огромное предприятие с числом работающих более 1200 человек. В начале XVIII в. в Москве для изготовления снастей построен канатный завод, для обеспечения армии обмундированием и амуницией – Кожевенный, Портупейный, Шляпный и др. дворы.

Позднее промышленные предприятия стали возникать и в Петербурге. Все казенные мануфактуры создавались за счет бюджета, ибо очень редкие купцы имели средства, необходимые для строительства крупных предприятий. Государственные заводы строились по особым планам, максимально близко к источникам сырья, по государственным разнарядкам обеспечивались преимущественно крепостной рабочей силой с привлечением к организации и производственным процессам опытных русских и иностранных специалистов. Почти вся продукция казенных предприятий поступала в государственное распоряжение.

Одновременно с промышленностью государство организовывало и собственную торговлю, вводило государственную монополию, значительно повышая цены. Так, с введением монополии на соль и табак цены увеличились в 2–8 раз. Была введена монополия на продажу ряда самых эффективных товаров российского экспорта (пеньки, льна, хлеба, икры, воска и т. д.). Купцы и предприниматели привлекались к несению государственной службы и повинностей, участвовали в поставках в армию подвод, лошадей, продовольствия, подвергались многочисленным штрафам и поборам, как отмечает Анисимов Е. В., не всегда обоснованным.[13]

Петр I, следуя своей мобилизационной стратегии и желая добиться результатов любой ценой и в короткие сроки, действовал насильственными методами. Несколько тысяч купцов с семьями по его приказу должны были переселиться в Петербург. Насильственные переселения в петровское время были очень распространены. Купцам переселения грозили не физическим, а коммерческим уничтожением. Они теряли торговые связи, деловые отношения, привычные места сбыта товаров.

«Обеднение и упадок некогда богатейших купеческих фирм, разорение городов, бегство от государственных повинностей – это и была та высокая цена, которую заплатили русские купцы, горожане за успех в Северной войне, финансируя её расходы, лишаясь своих барышей вследствие жестокой монопольной политики и различных ограничений, вошедших в практику экономической политики Петра с начала XVIII в. – делает вывод Анисимов Е. В.[14]

Не меньшие тяготы несло и элитное сословие – дворянство, которое имело как привилегии, так и обязательства перед царем и государством. Из дворянской среды в основном формировались царское чиновничество и бюрократия, военное руководство. Служебная карьера дворян зависела не столько от родовитости, как раньше, а от личных способностей, то есть от заслуг перед царем и отечеством. В России внедрилась практика обязательного обучения дворянских детей. Часть из них отправлялась для обучения за границу, но многие учились и в России: в Морской, Инженерной и Артиллерийской академиях. Без образования нельзя было служить. По указу императора от 20 января 1714 г. дворянину, «не постигшему основ наук», запрещалось жениться[15].

Большие издержки понесли крестьяне. Они в массовом порядке поставляли армии рекрутов, давали подводы и лошадей, несли натуральные и денежные повинности. Только рекрутами, по данным Анисимова Е. В., с 1705 по 1725 г. было взято не менее 400 тыс. человек при наличии в это время в стране примерно 5–6 млн душ мужского пола. Таким образом, солдатский мундир надел каждый 10–12 крестьянин. Кроме военной повинности для крестьян существовала отработка, когда целые армии крепостных отрывались от семей и привычных занятий, строили дороги, мосты, крепости и т. п. Более 40 тыс. крестьян было мобилизовано для строительства северной столицы. Многие из них умерли в невских болотах от невыносимо тяжелого и непривычного труда и болезней. Бегство крестьян и посадских целыми семьями от государственных повинностей было характерной чертой петровского времени. Из крупных выступлений известно восстание на Дону в 1707–1708 гг. под руководством Кондратия Булавина.

К концу царствования Петр I начал вносить коррективы в свою мобилизационную политику. Вместо принудительного выполнения государственных повинностей, стали использоваться подряды и договора на производство и поставку нужных государству товаров, стали поощряться частная торговля и предпринимательство. Особенно поддерживались промышленные предприятия и разработка месторождений полезных ископаемых. С 1719 г. «Берг-коллегия» разрешала всем жителям России, независимо от социального статуса, отыскивать руды и основывать заводы.

В 1702 г. Невьянский металлургический завод в качестве исключения был передан Никите Демидову, бывшему тульскому кузнецу-оружейнику. Он оправдал надежды царя и значительно увеличил поставки в казну уральского железа, положив начало знаменитой фамилии российских купцов и заводчиков. Но случай Демидова был исключением из правил и объяснялся особым расположением к нему царя. В 1720-е гг. практика передачи казенных заводов частным владельцам стало обычным делом.

Существенную помощь предпринимателям оказывал и таможенный тариф 1724 г. Он устанавливал размер пошлины на заграничные товары в зависимости от наличия или отсутствия их отечественных аналогов, чтобы стимулировать отечественных производителей.

В целом мобилизационная стратегия Петра I привела к промышленному подъему и частичному преодолению технической отсталости от европейских стран. Были созданы целые отрасли. В конце XVII в. высшие сорта железа ввозились из Швеции. К концу царствования Петра I внутренний рынок получил необходимое количество металла и страна стала экспортировать железо. Большой прогресс был достигнут в текстильной промышленности. Правда, Петру не удалось, как он того хотел, одеть армию в русское сукно, но зато бумажные и парусиновые ткани по качеству были сравнимы с голландскими. Россия вывозила за границу парусинное полотно. Если в конце XVII в. в России существовало три десятка мануфактур, то к концу петровского царствования их было по разным подсчетам от 100 до 200.

На протяжении всей нашей истории можно найти и другие, возможно и менее яркие примеры мобилизационного решения национальных проблем. Мобилизационная стратегия в государственной политике России в одни периоды проступала более явно, в другие менее, но полностью не исчезала никогда. Даже в периоды экономического подъёма и процветания частного бизнеса государство не уходило со сцены как регулирующий и организующий фактор. Крупные государственные вложения в транспортное строительство, в развитие сельского хозяйства, в оборонную промышленность выполняли важнейшую динамизирующую роль в экономической жизни страны. Наиболее общее объяснение такой преемственности с точки зрения развития экономики дал Майминас Е. З. в своей теории социально-экономического генотипа[16].

Историки также не раз отмечали высокую эффективность мобилизующей роли государства в определенные исторические периоды. Жесткое централизованное управление было неизбежным в чрезвычайным обстоятельствах, например, в связи с угрозой извне. Это отмечалось ещё дореволюционными историками. Рассуждения на тему исторической необходимости мобилизующей роли государства для военно-оборонных целей можно найти в трудах Соловьева С. М. и Ключевского В. О. Один из наиболее проницательных и глубоких исследователей русской исторической жизни с культурологических позиций Милюков П. Н. отмечал, что способность к мобилизации и принятие соответственно мобилизационного типа развития было свойственно русскому обществу с самых древнейших времен. Факторы постоянной внешней угрозы, расширения границ путем завоевания всё новых территорий определили особый тип «военно-национального» государства, которое соответствующим образом и строило свою политику. Мобилизация в чрезвычайных обстоятельствах была обычным делом в русской национальной традиции[17].

В России время от времени возникали ситуации, когда все механизмы и структуры государственной власти и общественной организации находились в стадии мобилизации. Страна превращалась в некое подобие военизированного лагеря с централизованным управлением, жесткой иерархией, регламентацией поведения, усилением контроля за различными сферами общественной деятельности с сопутствующими всему этому бюрократизацией, единомыслием и прочими атрибутами мобилизации общества на борьбу ради чрезвычайных целей.

Очевидно, что если общество постоянно находится в состоянии боевой готовности, то все остальные критерии, не имеющие прямого отношения к деятельности в направлении чрезвычайных целей, отходят на второй план. В результате, вся институциональная структура общества создается для потребностей мобилизационного типа развития и этот тип постоянно воспроизводится, даже если нет чрезвычайных ситуаций и общество находится в обычных условиях и решает сугубо мирные задачи.

Другое дело военные условия. Здесь происходит в кратчайшие сроки мобилизация всех общественных структур, а социально-психологическая готовность, всегда присутствующая в обществе мобилизационного типа, объединяет нацию и ведет её к целям победы. Для России характерен именно такой тип общественного развития. Он эволюционировал веками и помогал нации проходить все испытания, сохранять свою идентичность. Отличительными особенностями мобилизационного типа развития в этом случае были доминирование политических факторов в развитии государства, его значимая роль во всех сферах общественной жизни, в том числе и в частной жизни. Все коренные изменения в обществе, как правило, программировались и насаждались сверху государственной властью на основе механизмов её жесткой централизации.

По-видимому, строгая определенность целей обязательна для мобилизационного типа развития. Без неё трудно осуществлять концентрацию усилий и ресурсов на приоритетных направлениях. А без этого невозможны никакие сверхусилия, обеспечивающие быстрое, любой ценой, достижение чрезвычайных целей. Высокая интенсивность усилий в условиях мобилизационного типа развития вытекает из самой природы чрезвычайных целей. Их выполнение в определенные сроки – условие выживания мобилизационной системы. Впрочем, если для достижения определенной цели используется организация мобилизационного типа, то она любую цель воспринимает как чрезвычайную.

Мобилизационные решения в заселении новых территорий России и их хозяйственном освоении были крайне важны. Движение на восток с самого начала носило мобилизационный характер. Оно, как правило, инициировалось государством, происходило по его заданию и согласию. Соответственно определялись цели и механизмы продвижения к ним, рассматривались вопросы обеспечения ресурсами, которые концентрировались в рамках избранного стратегического направления. И мировой опыт показывает, что освоение новых территорий было результативным, когда использовались мобилизационные методы.

Государство, начиная с походов легендарного Ермака в конце XVI века, в процессе колонизации Сибири применяло преимущественно мобилизационные меры для решения своих проблем. Как считает академик Алексеев В. В., на протяжении столетий менялись причины и следствия освоенческих процессов, а также средства и способы достижения целей, направления деятельности общества и власти по поводу их реализации, но в тоже время проявлялись некоторые общие закономерности, как позитивные, так и негативные. В целом освоение региона прошло трудный и долгий путь от промыслово-аграрного к преимущественно индустриальному типу развития. Вместе с тем он поучителен и его не следует забывать в современной и будущей социальной практике и не только в Сибири, но и в других новоосваиваемых регионах мира[18].

Казалось бы, проникновение русских за Урал в Сибирь и до берегов Тихого океана носило локальный характер, было ограничено в пространстве и во времени. Однако оно имело большую геополитическую значимость, раздвигало границы российского государства, придавало ему все большую мировую известность, повышало его вес на международной арене. Государство из «Московии» превратилось в самую обширную в мире империю.

Первыми русскими поселенцами в Сибири стали служилые люди: казаки, стрельцы и прочие военнослужащие, направленные сюда по государеву указу, а также беглые крестьяне и приписанные к соляным варницам «людишки», которые здесь оказывались также не без царской воли. Царь Иван IV Грозный давал уральским промышленникам Строгановым так называемые Жалованные грамоты на владение и защиту земель, расположенных по Каме и Чусовой в Пермском крае, Ишиму, Тоболу и Оби в Сибири, согласно которым разрешалось на вверенных им землях строить укрепленные пункты, нанимать и вооружать казаков и воевать с «сибирцами» (сибирскими татарами), «в полон их имати и в дань за нас приводити»[19].

Строгановы энергично следовали этому курсу: создавали соляные производства, организовывали промысел пушного и прочего зверя. По их приглашению в Сибирь прибыл со своими казаками атаман Ермак, с которым связывается начало присоединения региона к Российскому государству. Казаки не только служили царю и хозяевам, защищая их владения от набегов врагов, но и сами рассчитывали на богатую добычу на завоеванных землях. Результатом данного сочетания интересов государства и частных лиц явился захват и присоединение за короткие в историческом смысле сроки огромной территории, превышающей в несколько раз размеры самого Московского государства.

Государственная мобилизационная политика сочеталась с так называемой «вольнонародной» колонизацией, которая усилилась во времена Смуты в начале XVII в., когда нестабильность власти вынуждала многих россиян – представителей самых различных социальных слоев искать пристанища в пространных восточных землях. Опустевшая государственная казна также требовала своего пополнения, которое могло состояться за счет богатств из Сибири.

Российское государственное управление создавало в восточных землях опорные пункты-остроги, поощряло продвижение туда своих граждан, которые были готовы осваивать и обживать новые территории. Менее чем за 100 лет к европейской территории Российского государства были присоединены Западная и Восточная Сибирь, земли Забайкалья и Приамурья. В 1650–1660-е гг. русские пашни существовали уже в бассейнах рек Шилки и Нерчи, в районе Албазина. По данным росписи сибирских городов 1701 г. в Восточной Сибири насчитывалось до 7 тыс. русских семей, в Западной – около 18 тыс. (всего приблизительно 80–100 тыс. чел. мужского пола). В 1710 г., по табелю Сибирской губернии, в пределах региона числилось уже 312 872 чел. (157 040 мужчин и 155 832 женщины)[20].

Стоит согласиться с выводами исследователей Резуна Д. Я. и Шиловского М. В. о том, что перемещение российского населения в восточные районы в XVII – XIX вв. скорее следует назвать не миграцией, а государственной мобилизацией для решения поставленных задач. Явно просматриваются цели государства не просто переместить людей из одних районов страны в другие, а заселить новые территории россиянами. Государственное управление поощряло службу в казачьих войсках денежным и натуральным («хлебным») жалованием, разовыми денежными выплатами за участие в сражениях и походах, за количество уничтоженных врагов. Для снабжения служилых людей хлебом и фуражом в Сибирь привлекались пашенные крестьяне, которые также получали от казны денежные сумму либо инвентарь «на подъём» и «на обзаведение». «Организованным» переселенцам выдавались «подорожные», а также они обеспечивались при переселении транспортом на государственных подводах, освобождались от налогов и податей и т. д. В свою очередь переселенцы, обосновываясь в Сибири, обеспечивали здесь широкое распространение российской земледельческой системы хозяйствования почти до самого полярного круга[21].

Результативный этап государственных мобилизационных решений, оказавших существенное влияние на развитие и освоение новых земель в Азиатской части России, был связан со временем правления Петра I, который данным процессам стремился придать научную основу. По его инициативе было начато, ставшее затем постоянным, экспедиционное исследование азиатских владений с целью не только получения наиболее полных и достоверных сведений о них, но и для определения государственных границ империи. Исследовательская экспедиционная деятельность в восточных землях с XVIII в. была возведена в ранг важнейших государственных мероприятий, поручалась людям, имеющим соответствующую профессиональную подготовку. По личным заданиям и инструкциям императора состоялся целый ряд масштабных и грандиозных по тому времени научных экспедиций, распространивших свою деятельность в Сибири вплоть до Тихоокеанского побережья, собравших огромное количество сведений самого различного характера: географических, этнографических, исторических и пр., позволяющих в полной мере оценить азиатское приобретение России.

Наиболее существенным практическим результатом данного государственного подхода к освоению и изучению Азиатских земель стало развитие картографической деятельности. Первые карты и чертежи были составлены по личному распоряжению Петра I уже в конце XVII в. С. У. Ремезовым, тобольским государственным служащим, имевшим навыки чертежного дела и картографии. В 1701 г. С. У. Ремезов подготовил «Чертежную книгу Сибири», состоящую из 23 чертежей, в которой нашли отражение почти все сибирские города того времени с уездами. Позже им же была составлена более полная «Служебная чертежная книга», в которой содержались чертежи и самых восточных и северо-восточных территорий Сибири, Камчатки, проведены достаточно точно русла большинства крупных сибирских рек.

Данные сведения затем сыграли значительную роль в дальнейшем изучении Азиатской части России. Ремезовскими картами и чертежами пользовались в экспедициях Д. Г. Мессершмидта, В. Беринга, Г. Ф. Миллера, И. Г. Гмелина, С. П. Крашенинникова и др. Внося новые сведения в знания о Сибири более поздние исследователи не нарушили основы топографического описания, сделанного Ремезовым. В целом изучение Азиатской части России в XVIII столетии стало важнейшей составляющей государственной политики, направленной на освоение огромного края. Материалы экспедиционных исследований были использованы при подготовке первой Генеральной карты Российской империи в 1780-х гг., куда вошли географические сведения о Тобольском и Иркутском наместничествах, т. е. о Западной и Восточной Сибири, в которых достаточно полно описывались природа, ландшафт, особенности климата, численность и состав народонаселения, населенные пункты, нравы и обычаи русского и аборигенного населения, состояние торговли, ремесла и промышленности[22].

Полноценного хозяйственного освоения и обживания Сибири в рамках российской государственности не могло происходить без формирования здесь особой системы административно-территориального управления. По мере присоединения сибирские территории включались в систему управления Московского государства. На первых порах новоприобретенными землями занимался Посольский приказ, ведавший внешней политикой Московского княжества. В 1599 г. управление присоединенными районами Сибири было сосредоточено в Казанском дворце. Этот правительственный орган занимался восточными территориями государства – Поволжьем и Уралом. С продвижением на восток задачи управления расширялись и усложнялись и в 1637 г. из Казанского дворца выделилось специальное центральное учреждение – Сибирский приказ, который сохранял свою деятельность в Сибири до своего окончательного упразднения в конце XVIII в.[23].

Начало петровских административных преобразований в России лишь поверхностно коснулось Сибири. В ходе первой губернской реформы в 1708 г. весь край был объединен в одну Сибирскую губернию с центром в Тобольске. Функции Сибирского приказа переходили сибирскому губернатору, воеводы сибирских уездов переименовывались в комендантов. Вторая губернская реформа 1719–1724 гг. внесла в сибирское управление более кардинальные перемены. В Сибири, как и на всей территории России, вводилось четырехстепенное административно-территориальное деление. Сибирская губерния разделялась на Тобольскую, Енисейскую и Иркутскую провинции во главе с вице-губернаторами. Провинции в свою очередь делились на дистрикты во главе с земскими комиссарами. Однако в конце 1720-х гг. на большей территории Сибири вернулись к старой системе местного управления: уездам во главе с воеводами. Низшей территориальной единицей являлась русская или инородческая волость. В 1730 г. был восстановлен Сибирский приказ. Но права его были существенно урезаны по сравнению с XVII в. Из его ведения были изъяты дипломатические отношения, управление промышленностью, воинскими командами и ямской службой[24].

Наиболее крупные преобразования в системе управления Азиатской частью России произошли в конце XVIII – начале XIX в., когда она еще более приблизилась к общероссийской. Правда, в отдельных районах Сибири и в начале ХХ столетия сохранялись особые функции органов государственной власти, которые на подведомственных им территориях обладали фактически неограниченной компетенцией, осуществляя одновременно административный, финансовый, хозяйственный, полицейский и судебный надзор. Местные администрации отвечали, как правило, за состояние земледелия, промыслов, ремесел, торговли и путей сообщения. Губернаторы участвовали в дипломатических переговорах с соседними государствами.

Сибирская правящая элита всегда сохраняла свое особое положение во властной иерархии России и стремилась к определенной независимости. В то же время центральная государственная власть старалась не упустить своего влияния в Сибири. Мобилизационный характер имела сама политика российского правительства по отношению к азиатским территориям, которые всегда рассматривались не как некая «автономия», а как часть государства, хотя и отдаленная и провинциальная.

Россияне пришли в Сибирь не столько как завоеватели, а как сограждане уже проживавшего с древности на этих территориях населения. Может быть, поэтому численность коренных этносов с присоединением к России постоянно увеличивалась. В тоже время в мире известны и другие прецеденты. Например, ко времени появления англичан в Северной Америке насчитывалось до 2 млн индейцев, а к началу ХХ столетия их осталось здесь не более 200 тыс.[25]

Государственные решения и мероприятия способствовали росту сибирского населения. Особенно значительный импульс был задан в конце XIX в. с началом железнодорожного строительства в восточные районы России. С 1896–1898 гг. ежегодно десятки и сотни тысяч человек при поддержке государственных организаций начали движение в сторону Сибири. Новые пространства в государственной политике стали рассматриваться как территории для расселения российского народа до самых берегов тихоокеанского побережья. Одновременно росла государственная поддержка переселенцев: увеличивалось финансирование для обустройства на новых местах, расширялась государственная землеустроительная и землеотводная деятельность в районах вселения, что способствовало хозяйственному освоению россиянами всё более новых районов Сибири и Дальнего Востока.

Еще большие масштабы переселенческое движение из Европейской России в Азиатскую часть страны приобрело с началом эксплуатации Транссибирской железнодорожной магистрали. После 1906 г. по инициативе председателя Совета министров П. А. Столыпина был намечен и в значительной степени осуществлен новый комплекс государственных мероприятий по развитию переселенческого движения на малозаселенные земли. На этот раз правительство связало переселение в Сибирь с проведением аграрной реформы в России, добилось выделения значительных средств на ее проведение, создало целый ряд новых учреждений. Переселенческое управление получило дополнительное финансирование, пополнило свой штат специалистами, необходимыми для эффективной организации переселения. В Сибири и на Дальнем Востоке выделялись переселенческие районы: Тобольский, Акмолинский, Томский, Енисейский, Иркутский, Забайкальский, Амурский и Приморский, в рамках которых нарезались участки для вновь вселяемых, организовывалась вся их производственная и социально-бытовая жизнедеятельность. В каждом переселенческом районе создавалась сеть специальных организаций, имевших в своем составе землеотводные, гидротехнические, дорожные партии, склады сельхозмашин, агрономические отделы, свои школы и больницы. По ходу Транссибирской магистрали были выделены два района по организации передвижения переселенцев (Западный и Восточный), которые имели свои переселенческие пункты на крупных станциях.

В результате переселение крестьян в Сибирь стало более организованным. Итогом политики переселения российского правительства в конце XIX – начале ХХ в. стал экономический рост Сибири. Значительно усилилось русское влияние в Азиатской части страны. По данным статистики в 1897–1911 гг. население Азиатской России увеличилось на 45 %, в том числе инородческое местное на 17 %, а русское на 83 %. В некоторых губерниях наблюдалось абсолютное преобладание русского населения: в Томской губернии в 1911 г. зафиксировано 94,1 % русских, в Тобольской – 92,6 %, Енисейской – 90,5, Амурской – 84,6, Иркутской – 78,4, Приморской и Забайкальской – 68,0 %.[26]

Таким образом, целый комплекс государственных мобилизационных мероприятий позволил широко расселить по территории страны русское население, распространить в многонациональном государстве русскую хозяйственную культуру, в то же время аккумулировать в едином экономическом пространстве традиции разных народов России. Мобилизационный характер государственной политики исторически становился мощным фактором сохранения территории страны, её целостности и экономического единства в рамках централизованного государственного управления.

Стратегии и практики хозяйственного освоения Сибири, инициируемые российским правительством до начала ХХ столетия, имели главным образом земледельческий характер. Идеи промышленного развития стали рассматриваться в годы Первой мировой войны и в последующее время. Советское правительство ими заинтересовалось после заключения Брестского мира и в связи с разработкой плана ГОЭЛРО. В дальнейшем проекты индустриализации стали иметь ключевое значение в определении стратегических основ социально-экономической политики советского правительства по отношению к Сибири и всей азиатской части страны.

Сдвиг в сторону восточных районов, определившийся концептуально и практически, стал важнейшим направлением стратегии хозяйственного развития России на весь ХХ век, независимо от смены систем её политического и государственного устройства. Преемственность была исторически необходимым явлением, так как она позволяла сохранять государству внутреннюю и внешнюю политическую устойчивость. С конца XIX столетия сила и мощь отдельных государств в мире стали оцениваться по их природным и экономическим возможностям, которые определяли, в какой степени они могли быть самодостаточными, опираясь на собственные ресурсы развития. Эта ситуация высоко поднимала значение восточных районов России, ресурсный потенциал которых позволял на долгие годы сохранять стране статус великой и независимой державы.