Себу, Филиппины
…Еще одна ночь – сырая, удушливая, как веревка на шее приговоренного к виселице. «…вас отведут на место казни, где вы и будете повешены за шею, пока не умрете».
«Вас отведут в тюремную камеру, в которой вы проведете остаток вашей жизни, пока смерть не заберет вас».
Пока смерть не разлучит вас с жизнью.
Саша стоял на краю очередного приступа депрессии. Он побалансирует на нем минуту или две, проглотит пару тугих комков, забивших ему горло, и снова приобретет форму стойкого оловянного солдатика.
Сокамерник Саши – чернокожий американец по имени Джошуа – тоже не спал в эту ночь. Но он не ворочался и не елозил по койке, как многие, страдающие бессонницей. Заложив руки за голову, он лежал на спине и натурально контролировал свое дыхание. Однажды он поделился с Сашей глубокой мыслью: «Если я начинаю сопеть, значит, я засыпаю и отдаю управление контролем дыхания автопилоту под названием мозг! А тому, видно, по фигу, храплю я или нет». Джошуа был идеальным соседом по камере. Саша не любил слово «сокамерник» и нередко называл Джошуа roommate – сосед по комнате.
Незаметно для себя Котик уснул. Но проспал недолго. Во сне он снова пережил фрагмент из недалекого прошлого… «Мне наплевать, кто ты такой. Может, в своей стране ты авторитет и тебе отдают честь, но здесь ты говно. Здесь ты заключенный под номером 3417».
Каждого заключенного в филиппинской тюрьме встречал и зачитывал его права лично директор – с испанскими корнями, лысоватый и желчный, ревностный католик и редчайший сквернослов.
Здесь заключенные были обязаны знать историю Филиппин, как если бы это островное государство называлось Соединенными Штатами Америки, а узники ожидали выдачи гринкарты.
Саша чувствовал себя болваном, слушая учителя истории – лет сорока пяти, в очках а-ля Джон Леннон, осужденного за двойное убийство; вещал этот протестант на одном из двух официальных языков – английском. На кой хрен, думал Котик, эти знания приговоренному к пожизненному заключению? Может быть, и приговоренным к смертной казни через смертельную инъекцию выдают такой же багаж знаний? На его вопрос осужденный историк ответил утвердительно: «Да. Перед тем как предстать перед Всевышним, они обязаны сдать экзамен по истории Филиппин». Это обалдеть можно.
Котик с превеликим трудом втягивался в учебный процесс, отнимающий у него львиную долю свободного от работы времени. «Протяженность Филиппинского архипелага составляет две тысячи километров, длина береговой линии…» Интересно, какова протяженность береговой линии России?.. Эти знания загнулись на задворках его памяти. «Острова омываются Южно-Китайским, Филиппинским морями…» Балтийское, Черное, Азовское моря, Тихий и Северный Ледовитый океан… «Рельеф островов главным образом составляют горы…» Уральские горы, хребты Большого Кавказа с его венцом – Эльбрусом, Алтай, Саяны… Такие родные. А здесь горы – в крупную клетку…
«Климат тропический, муссонный, сезон дождей длится с мая по ноябрь…» Как по расписанию. У нас дожди могут зарядить в любое время года…
«Филиппины – президентская республика…»
Россия – тоже…
«Президент избирается народом сроком на шесть лет…»
Нашли чем удивить…
«Коммунистическая партия Филиппин имеет вооруженную организацию…»
Переплюнули…
«Четырнадцатый век – высадка арабов…»
Арабский десант…
А вот – испанский:
«Экспедиция Фернана Магеллана… Острова стали называться Филиппинами в честь испанского принца и короля Филиппа Второго…»
Американский:
«1898 год – начало Американского периода…»
В России самый расцвет американского периода… Да и здесь, на острове Себу, он не закончился: с крыши этого двухэтажного комплекса можно невооруженным глазом рассмотреть другой охраняемый объект – американскую военную базу.
Стоит ли ждать экстрадиции в Россию? Саше Котику там не рады. Пожизненный срок в филиппинской тюрьме для него – оптимальный вариант. Пусть мутит воду в одноименном острову проливе, в отдельно взятой тюрьме. Пусть попытается бежать из мест заключения. За попытку бегства здесь сразу вскроют смертельную ампулу…
Образование, наука, искусство…
Туризм. Пляжный – нет: десять месяцев в году пляжи мокрые. Экстремальный и спортивный, подогретые конфликтами между мусульманской и христианской общинами, – да. Адреналина хоть отбавляй. Можно привлечь побольше туристов, определив им номера в тюрьме строгого режима…
– Ты что-то перестал улыбаться, Парень.
Котик очнулся от мыслей и словно впервые услышал историка. Да, он зачастую слушал его с улыбкой, которую и не требовалось расшифровывать: на взгляд Саши, оба занимались фигней.
– Вот отсижу свое и посмеюсь.
Историк сложил на груди руки, прилег на стол, изображая мертвеца.
– Да, да, – покивал Саша. – Ты смешной малый.
Сегодня большая репетиция. Генеральный прогон флешмоба под хит Майкла Джексона…
«Привет, сосед!» Он и Джошуа обменялись однобоким приветствием. Русский первым занял умывальник. Джошуа, дожидаясь очереди, перекинул через плечо полотенце и силился вслух вспомнить, что ему снилось. Это был обычный, ничем непримечательный утренний треп, к которому Саша привык, а порой и не замечал его. Почистив зубы и смыв с раковины следы упавшей пасты, он уступил место соседу.
Позавтракав рисом с рыбой, заключенные вышли на плац. Вслед за процедурой проверки, отчасти похожей на перекличку в армейском подразделении, наступило время исправительных работ. Пожалуй, впервые за долгое время музыка Майкла Джексона резанула ухо заключенного под номером 3417. Ежедневные репетиции и частые выступления стали для него изнурительным трудом. Интерес к процессу, который поначалу захватил его и был сравним с ярким костром в ночи, погас, как будто на огонь безжалостно плеснули водой, а едкий дым от него начал выедать глаза. Даже хореограф Кейн, который отсутствовал три недели, сегодня показался Саше надломленным. Еще и потому, что Джиттербаг[3] надолго задержал на нем взгляд. Русский едва удержался от грубости…
Кейну-то что, он всегда спиной к заключенным; делай, как я, – его главный метод обучения. Несомненный лидер с одной-единственной поправкой: вольный лидер среди заключенных. Залетная птица.
– Неважное настроение?
– Что?
Саше не хотелось отвечать на этот дурацкий вопрос. Он ответил бы на него в другом месте и в другое время. Но все же решил не омрачать приподнятого, видимо, настроения «учителя танцев».
– Год торчу здесь, а такого дерьмового настроения у меня еще не было.
Кейн подмигнул ему и, приоткрыв клапан черной рубашки, дал Саше посмотреть на снимок.
Волосы у Котика зашевелились у самых корней. На фотографии были изображены два человека, на одного из которых он даже не посмотрел, – все его внимание, все нервы были направлены на Аллу… В глазах его блеснули слезы – то ли перенапряг глаза, то ли свалилось на него состояние ожидания…
Он не стал спрашивать у Кейна, откуда у него эта фотография – сам расскажет, подобрав для этого удобный момент.
– Так ты говоришь, настроение у тебя – дерьмо? – переспросил Кейн на новый лад, пряча снимок обратно в карман, и заржал как жеребец.
Раздевалкой для приглашенных артистов и труппы Кейна (обычно не больше пяти человек) служило просторное помещение на первом этаже административного здания. Помещение граничило с прачечной, в которой грохотали стиральные и швейные машины, шипели гладильные прессы. Поскольку в представлениях все чаще участвовали приглашенные звезды, а бизнес директора тюрьмы процветал, в гардеробе был установлен кондиционер, возле каждого шкафа поставлена скамейка. В гардероб Кейн вошел через служебную дверь; Саша проник туда через прачечную, в которой в этот час работала смена заключенных из шестнадцати человек. Котик сдержал эмоции, однако короткое восклицание его было переполнено переживаниями и граничило с горячностью:
– Ну, рассказывай! – И через секунду: – Ты видел ее?
– Как тебя сейчас.
Саша прислонился спиной к ящику, ощутив его холод, закрыл глаза… Временами он надеялся увидеть Аллу среди гостей; и он в частых поворотах головы отыскивал среди посетителей, находящихся по ту сторону металлической сетки, образ любимой женщины. И с каждым днем надежды его таяли. Китаец Лю из соседней камеры (срок заключения пятнадцать лет) делился с товарищами радостью: «Моя жена приехала! Я видел ее среди гостей!» Счастливчик Лю. Его маленькая радость стала большим огорчением для других, которые так и не отыскали своих близких среди гостей. И только пара-тройка китайцев да один тайванец разделили его радость. Но скоро она обгорелой кожей сползла с его лица, а сквозь нее просочилась грусть: поначалу робкая, потом мрачная, острая, и наконец – безысходная. С возвращением тебя, Лю, в клуб разбитых сердец!
– Она здесь? Она придет?
Нет, этого мало. Котик испугался своих фантастических мыслей, в которых он пересек множество границ и, оборванный, обмороженный суровыми ветрами, опаленный жгучим солнцем, упал, разбив колени о родную землю. Еще никогда она не притягивала его к себе так сильно.
Сверхчувствительность…
– Она не здесь. Она не придет, – горячо прошептал Кейн, подняв палец – внимание! Ему послышались чьи-то крадущиеся шаги. Но нет, в шуме прачечной и ровном гуле кондиционера он не мог расслышать осторожную поступь человека.
Саша на одном чутье понял, что происходит, и опередил Кейна на мгновение:
– Как вы собираетесь вытащить меня отсюда?
– Возьми-ка вот это. – Джиттербаг сунул в руку Котика сверток.
– Что в нем? – Саша спрятал его у себя на теле и скрыл рубашкой навыпуск.
В нем нет ничего металлического – это заключенный определил на ощупь и по весу, хотя мысли его рисовали стандартные атрибуты для побега: пилка по металлу, нож, может быть, пистолет, лестница из гибкого троса.
– Потренируйся с этими вещами как следует. Малейшая ошибка – и ты навсегда потеряешь шанс выбраться из тюрьмы. Тебя обвешают браслетами, ошейниками и бросят в тюрьму с заключенными, уже совершившими побег. А меня посадят на освободившееся место. Будь осторожен, брат. Как сказал твой друг: у нас одна заготовка, не запори ее. На подготовку у нас десять дней.
– Десять дней… Да я с ума сойду за это время!
– Я тоже, – с иным оттенком ответил Кейн. – А планировщик давно свихнулся.
– Карпов? Серж?
– Кто же еще? – Кейн отозвался о нем как о старом знакомом. – Ну и друзья у тебя, Саша… Да, кстати, он просил передать, что действует без поддержки. Что это означает, ты, наверное, знаешь. А теперь слушай меня внимательно. Вот что ты должен будешь сделать…
Котик нанес тональный крем на предплечье, чтобы проверить реакцию крема на кожу. Опустив рукав рубашки, он вернулся из туалета на рабочее место и включил паровой гладильный пресс. Расправив на платформе арестантскую робу, он привел пресс в действие. Вырвавшийся пар заставил его дернуть головой: ему в нос ударил едкий запах пота. Робу плохо постирали, и она сохранила запах немытого тела заключенного. Он бросил взгляд на пронумерованную корзину с бельем, закрепленную за стиральной машиной. С первой по восьмую машины обсуживал Счастливчик Лю, а на этой корзине стоял номер семь.
Забрав робу с платформы, Саша направился в отделение стирки. И первый, кто попался ему на глаза, был китаец Лю. Первым желанием Саши было сунуть непростиранную робу ему в морду: «Ты забыл отстирать дерьмо с робы». Лю – он не из робкого десятка, завяжется драка, в которую будут втянуты сторонники русского и китайца – белые и желтые. Зачинщики отправятся в карцер. Обязательные в таких случаях обыски в камере и на рабочем месте приведут к плачевным результатам.
Лю был не без глаз и заметил гневный взгляд русского. И приготовился защищаться, машинально отыскивая глазами шведов: те обязательно станут на сторону русского. Он знал мощь ударов Саши. Особенно хорош был хай-кик: нога вылетала со скоростью выкидного ножа и защититься от него было непросто.
Котик на пару мгновений закрыл глаза, остывая. Протянув робу китайцу, он демонстративно потянул носом:
– Плохо простиралась. Воняет. Забери у меня всю партию с седьмой машины.
Развернулся и пошел прочь.
В адрес Лю посыпались шутливые версии: стиральный порошок ворует, тащится от запаха мочевины…
Саша отметил на настенных часах прачечной время: прошло полчаса, пора проверять результат. Выключив гладильный пресс, он вернулся в туалет. Запершись в кабинке, он закатал рукав и внимательно рассмотрел участок кожи на руке, покрытый тональным кремом. Он был коричневым и походил на лоскут кожи, пересаженный от негра. Для полноты этого ощущения не хватало следов от хирургического шва. Котик более внимательно осмотрел этот участок. Воспалений и раздражений, а также болезненных ощущений он не заметил. Также Кейн угадал с оттенком стика. Под ним кожа Котика стала такой же темной, как у самого хореографа. Но пора возвращаться на рабочее место.
Там к нему подошел Лю и забрал корзину с непростиранным бельем. Молча. Не бросая вызова. Зародившийся было конфликт был погашен.
Котику еще раз пришлось наведаться в туалет, чтобы проверить кожу на воспаление от стика. За те полчаса, что он провел за горячим прессом и воздействием психологического напряжения, он изрядно вспотел, и от него мог шарахнуться, зажимая нос, тот же Лю. Капельки влаги, проступившие через поры, выступили поверх крема, как бы естественным путем, а не подняли его, о чем беспокоился Саша. Значит, все в порядке.
Пробный шар запущен. Впереди восемь дней упражнений по нанесению стика уже на лицо – чтобы добиться совершенства и макияж не смотрелся маской. Как будто перед ним открылась дверь, и он ступил в переход количественных изменений в качественные. Главное – добиться качества.
А теперь самое время подумать над словами Рональда. Котик не верил в Карпова как в человека всемогущего (как в человека, работающего на всемогущую организацию, – да). Если Кейн точно передал его слова (Карпов действует без поддержки, то есть не опирается на сильную руку военной разведки), то Карпов надеется только на свои силы. Если брать за основу его связи в России и странах бывшего Союза, то связи в дальнем зарубежье ассоциировались с друзьями его друзей в какой-нибудь социальной сети. И если цепочка Карпова и доползет до Филиппин, то не будет отличаться крепостью и надежностью. То есть Карпов предлагал Котику выбор – остаться в тюрьме или ухватиться за ниточку – как ненадежный, нетрастовый шанс.
Вечер следующего дня. Джошуа отправился играть в баскетбол, Саша отказался составить ему компанию. Выждав пять минут, он подошел к умывальнику, глянул на свое отражение в зеркале и приступил к макияжу. Включив воду и намылив лицо, он тщательно вымыл его, чтобы обезжирить. Насухо вытерся полотенцем, выдавил на ладонь немного крема и нанес его на лоб, щеки подбородок, шею. Мягкими круговыми движениями начал втирать его в кожу. И облик его менялся буквально на глазах. Когда он закрыл глаза и, обработав стиком веки, снова открыл их, на него смотрел совсем другой человек. Не Рональд Кейн, конечно, даже не похожий на него человек, а пока что просто чернокожий… с розовыми губами. В ход пошла помада с фиолетовым оттенком. Вот так. Совсем другое дело. Теперь руки. Еще одна порция Black Opal, и руки приобрели нужный оттенок. Саша открыл коробочку с накладными ногтями желтоватого цвета. Они были длинными, и ему еще предстояло их обработать, придав им нужную форму. А пока он сымитировал приклеивание ногтей. Последний штрих – полоска усов а-ля Эдди Мерфи. Но они не хотели держаться на губе, покрытой кремом. Это нужно учесть. Котик обезжирил верхнюю губу мыльным раствором, и только тогда полоска усов надежно закрепилась на коже. Можно даже подергать за короткие щетинки. Да, держатся крепко.
Саша еще раз придирчиво осмотрел себя в зеркале и обнаружил непрокрашенные участки у корней волос. Это не беда. Уже завтра он лишится своей шевелюры, и его голова будет выбритой, как у Джиттербага. А теперь нужно избавиться от макияжа. Саша открыл флакон с жидкостью для снятия тонального крема. Это молочко на воде, случайно попавшее ему на язык, оказалось отвратительным на вкус. Забегая вперед, Котик припомнил слова Кейна: «Оставь часть грима в своей камере, чтобы снять с меня подозрения». Да, подозрения в подготовке побега падут в первую очередь на хореографа. И Саше было необходимо максимально обезопасить его. По версии Кейна, заключенный под номером 3417, пользуясь расположением хореографа, частями похищал у него средства грима… на протяжении месяца.
Москва
Алла смотрела на приготовления Карпова в дорогу, подмечая детали. На ее взгляд, он походил на знатока за круглым столом: знал ответ на вопрос, но брал минуту на обсуждение. Он пролистал свой паспорт, как будто считал страницы, все ли они на месте. Положил его во внутренний карман пиджака, висящего на спинке стула. Перебрал наличные, убрал из бумажника лишние карты – на скидки, оставил только кредитки. Развернул и пробежал глазами какую-то бумажку, возможно, памятку, сложил ее и вернул на место. Проверил, на месте ли водительское удостоверение международного образца. Последней вещью, которой он пополнил бумажник, стала пластинка с таблетками против головной боли.
Дальше он взялся за изучение паспорта Саши Котика. Одной из главных вещей в нем сам Карпов назвал наличие въездной визы. На фото Саша выглядел… как обычно (два года тому назад он фотографировался на паспорт, и оставшиеся две фотографии Алла сохранила), таким, каким запомнила его Алла. Последний год он носил прическу – длинная челка с растрепанными кудрями, короткие виски и затылок. Саша следил за своим имиджем и за решеткой (об этом Алла могла судить по видеороликам с участием Котика), а образ его состоял всего из одного слова: ухоженность. Всегда казалось, что над его укладкой поработал мастер модного дома «Кристиан Диор». Кто стриг его там, на филиппинском острове? Может быть, заключенный «родом из подворотни»? Может быть, он безжалостно расправился с роскошной шевелюрой Саши?.. Это была вынужденная необходимость, особый пункт в плане побега, разработанном Сержем Карповым.
Все разделы его плана, с которым ознакомилась Алла, были сильными, кроме, пожалуй, одного, и касалось это внешности беглеца. Ведь после побега в ориентировках на него будет фигурировать снимок «денди». Хотя… Алла пропустила один момент: Саша уже изменил внешность, отдав свои волосы, свой имидж местному цирюльнику. Полиция Филиппин будет ориентирована на стриженного под ноль человека? На этот вопрос Карпов ответил: «Положись на меня». Он постепенно приручил Аллу, которая еще совсем недавно, спросив его, каким образом он собирается передать план побега заключенному, предупредила его: «Только не говори: я найду возможность». Ей был нужен развернутый ответ, конкретные детали, чтобы пропитаться доверием к Карпову. Тогда он ответил вопросом на вопрос, поставившим Аллу в тупик… Карпов постепенно приручил ее, может быть, даже сбил с нее спесь. Он был уверенным в себе человеком. Он давал и ей, и Саше работу. Он был правдивым, в смысле – открытым. Точнее – приоткрытым: заглянуть можно, а войти нельзя. Кое-какие детали, касающиеся его связей в военной разведке, он по понятным причинам раскрыть не мог. А хотелось бы заглянуть в него поглубже.
Алла заглянула в другую часть его жизни – личную. И с удивлением обнаружила одинокого человека в пустом прохладном доме. Одиночество его было печальным; он находился в состоянии ожидания: вот-вот объявят посадку, и он, подхватив свой багаж, поспешит к поезду. Закрытый, замкнутый человек, он, казалось Алле, приобрел семью в лице Аллы и Саши. Но печаль переметнулась в его сердце. Он привык к вечерним визитам дамы по имени Одиночество, но ждал, когда в дверь постучит другая… Он не сделал ни одного шага ей навстречу – не потому что был робок, а потому что уважал своего партнера (и сейчас не имеет смысла перемывать кости его уважения; если бы он перестал уважать Сашу, он бы оставил все как есть и не ринулся с головой в рискованное мероприятие).
Классический треугольник: двое мужчин и одна женщина. Карпов добился своего наполовину и теперь снова готовится к встрече со своим прежним состоянием. Он добровольно отказывался от Аллы в пользу Саши. Так надо было понимать грусть в его глазах. Он держал данное обещание. По-рыцарски скучновато: кто-то сохнет по твоему сердцу, ничего не делая для завоевания твоего тела, – ну и что? Ведь если потрясти за тело, то можно всколыхнуть и душу. Обменяться дыханием – тоже кое-что значит.
Саше предстоит возвращаться с группой из России, прибывшей на международную конференцию в Себу «Скажи наркотикам – нет». Встречи уже начались. Алла читала об этом в электронной прессе и невольно представляла Сашу среди гостей в Международном конференц-зале: в парике, постриженном в московском салоне; в очках с дымчатыми стеклами; в джинсах и пиджаке… Глава российской делегации задавать вопросов не станет, сказал Карпов. Так что сердце Аллы пусть успокоится. Конечно, пройти контроль в составе международной делегации, в составе которой числится и Саша, несравненно легче и надежнее, чем в составе туристической группы или в одиночку. Карпов и так сделал много. Нет, он провернул огромную работу. Он фактически указал на один из своих контактов пальцем: это глава российской делегации. Найти его фамилию оказалось проще простого. Алла зашла на сайт, созданный специально для этого мероприятия, и среди глав делегаций нашла некоего Юрия Иванова. И в лоб спросила Карпова: «Кто он? Расскажи о нем подробнее». – «Он полковник ГРУ в отставке. Курировал одно из азиатских направлений. Это все, что я могу сказать о нем». Спасибо и на этом. Многое прояснилось…
Обратный билет для Саши заказан, ему нужно будет только получить его в аэропорту Мактан.
Не слишком ли сложный план? На этот вопрос Аллы Карпов ответил цитатой из фильма «Откройте, полиция!»: «Если все упрощать, то умирать нужно прямо на кладбище». Алла отчетливо представила себе это мрачное и торжественное место. Гроб уже спущен в могилу, ей остается спуститься вниз, лечь в него и накрыться крышкой, а гробовщикам – дождаться ее смерти, и ждут они, конечно же, недолго.
Все – Карпов разложил все свои вещи и памятки по полочкам. Ему пора в дорогу. Однако…
Он сдвинул брови. Неужели обнаружил недочет в своей работе? Перехватив напряженный взгляд Аллы, он пояснил:
– Я забронировал «Фольксваген» в Себу-даунтауне на два дня. И вернуть его должен туда же. Тогда как мне следовало указать возврат машины в аэропорту. А отгонять его обратно у меня не хватит времени. Ничего, я исправлю это на месте.
Он не назвал «это» даже ошибкой. И какая это ошибка? Это все равно что запланировать чистку зубов справа налево, а сделать наоборот.
Автомобиль Карпов забронировал на свое имя, потому что бронирование для Саши вылилось бы в дополнительные трудности: покупка водительских прав, изготовление кредитной карты на имя водителя… Именно в эту машину – «Фольксваген Джетта» – и сядет Саша. Она станет для него чем-то вроде посольского автомобиля, в нем он ощутит относительную безопасность и надежду на удачный финал. К этому моменту он пройдет значительную часть пути, ориентируясь по вехам-инструкциям Карпова – Кейна. Дальше – продолжительная остановка в гибриде отель-мотель (некоторые мотели на Себу вообще предоставляют услуги бизнес-центра, спортзала), где в забронированном номере Саша приведет себя в порядок, примерит парик и озорно улыбнется своему недавно потерянному облику… Алла не могла представить его в облике негра, а если бы увидела вот сейчас, то рассмеялась бы.
Вот сейчас ей нужно поцеловать Карпова и пожелать ему пока что счастливого пути; удачи она пожелает в телефонном разговоре, когда Серж сообщит ей, что он – на месте. А потом ей нужно будет набраться терпения…
Она не железная. Скорее, оказалась сделанной из воска. Податливая в горячих руках Карпова, она приняла нужную ему форму. А теперь ей необходимо было остыть.
И все же она пожелала Карпову удачи и поцеловала его в губы. В последний, как ей хотелось верить, раз.
Она осталась одна. Как будто не зная, чем себя занять, она открыла ноутбук и вошла на официальный сайт правительства Себу. Ей показалось, она стала ближе к Саше и даже испугалась этого.
Себу. Четвертый по величине и старейший город на Филиппинах и главное европейское поселение. Еще Магеллан установил в Себу деревянный крест, и его остатки теперь вделаны в другой, черный крест из дерева тиндало. Не слишком ли мрачно?