Глава 16

С маленьким Сашой Симоновым возникли некоторые проблемы. Мать ведь его была оформлена, как погибшая, да еще и как неопознанная. Даже для того, чтобы оформить ребенка на бабушку с дедушкой, придется поднимать на Катерину документы, заверять её личность в милиции и признать её официально мертвой, а это было чревато для Альбины.

— Тебе придется отказаться от её имени. Иначе мы не сможем Сашку оттуда вытащить.

Они сидели с Симоновым в его машине, после посещения юриста, который и разъяснил им всю ситуацию.

— Я не могу, Артем, — тихо сказала Альбина, не глядя ему в глаза. — Не могу.

— Чего ты так боишься?

— Много чего. Считай меня сумасшедшей, кем угодно, но пока я не могу этого сделать.

Артем молчал. Курил, отвернулся, смотрел в окно.

— Зачем ты вообще решила взять её имя? Что ты скрываешь? Я не понимаю тебя, я не понимаю, зачем человеку, нормальному человеку скрываться? Может, ты специально попросила Булевского сделать тебе пересадку?

— Ты с ума сошел. Я же тебе объясняла…

— Да , объясняла. Только вот я в это верю все меньше и меньше. Я знаю людей, которые лежат в отделении Булевского месяцами после ожога лица, и почему-то никто из них не получает то, что сделали тебе, новое лицо. Почему, может, объяснишь? Ты особенная, да? Или тебе приспичило приобрести новую внешность?

Альбина усмехнулась. Так вот что он думает… Не верит.

— Это ты про Дормич говоришь? С ожогами месяцами… Про неё?

— И про неё тоже, — сбавил тон Тёма. — Она ведь с тобой там находилась. Почему ей до сих пор ничем не помогли, а тебе пересадили лицо Лаврентьевой?

— Так ведь я в порядке. А она, насколько я знаю, в коме до сих пор. Какой смысл ей пересадку делать, если она, возможно, вообще не выживет?

— Да кто ты такая, чтобы так рассуждать?

Его лицо перекосилось от ярости. А может, от огорчения. Он схватил её за плечи, сдавил их, довольно ощутимо.

— Не смей говорить о возможной смерти тех, чья жизнь не твоего ума дело!

— Отпусти. Мне больно. Хочешь сказать, что жизнь Дормич твоего ума дело? Каким образом? Да ты даже не навестил её там ни разу, сам говорил.

Тёма как-то сразу сник. Опустил голову, хрустнул пальцами.

— К ней не пускают. Никого. Даже меня Булевский не пустил.

Альбина затаила дыхание. Значит, он ходил в больницу. Пытался увидеть её. Скрывал, скрывал своё отношение, а вот он — всплыло. И что он собирался сделать, когда пошел в больницу? Увидеть её? Поговорить? Что бы он сказал той Альбине, в бинтах, с потерянной надеждой на нормальную жизнь? Она представила себя на больничной койке. Нет, ни за что она бы не согласилась встретиться с ним там. Ни за что.

— Ладно, проехали. Не будем больше об этом. Вернемся к вопросу о Саше.

Он вздохнул, освобождаясь от тяжелых мыслей. Настроение было окончательно испорчено.

— У меня есть деньги, я могу дать взятку и оформить усыновление! — встрепенулась Альбина. — Просто усыновлю его и все.

— На чье имя? На имя Лаврентьевой? А если потом ты решишься вернуть свое имя, где окажется ребенок? Опять в дом малютки вернем, как вещь? Ты понимаешь, что предлагаешь? Или не думаешь совсем?

Альбина в упор посмотрела на него. Тёма был похож на рассерженного быка, намеревавшегося добиться своего. Мягкий и деликатный Симонов готов был буквально растерзать её ради этого ребенка.

— Не дави на меня, Артем.

— Да мне нет никакого дела ни до тебя, ни до твоих игр с судьбой! — он стукнул кулаком по рулю, от чего раздался протяжный сигнал. — Меня волнует этот пацан, понимаешь? Он мне не чужой, я причастен к его судьбе! Ты же сама подняла все эту историю! Ты сказала, что сделаешь для него все, как можно лучше. И что теперь? Теперь мы должны опять бросить его там? Это…это настоящее предательство!

У Альбины задрожали губы. Прикрыв рот ладонью, она судорожно открыла дверь и вышла из машины. Отойдя несколько шагов, она передумала и вернулась.

— А я и не говорю, что я оставлю его там! Ты ничего не понимаешь, вот и не лезь со своими нравоучениями! Если бы все легко решалось, я бы уже давно решила. Я и так делаю все, что могу! И я его оттуда вытащу!

— Сколько тебе надо времени?

— Ты еще и сроки мне будешь указывать???

— Если ты этого не сделаешь, это сделаю я.

— И как же, интересно? Скажешь, что ты отец? Чем докажешь?

— Нет. Скажу, что нашлись родители погибшей матери и сделаю за тебя то, что обязана сделать ты. Вернуть ребенку имя и семью.

— А как же…

— Извини, но если мне придется выбирать между твоими тайнами и жизнью Сашки…

— Дай мне месяц.

— Много. Он растет, ему необходимо нормальное питание, развитие. В его возрасте важен каждый день. Тем более…

— Что?

— Я заезжал сегодня утром к нему. Он болеет. Лекарства все прочее я привез, но его пора оттуда забирать.

— Хорошо. Две недели.

Он ничего не ответил и уставился на руль, перебирая пальцами по чехлу. Как будто заключил сделку на интересующий его предмет, а подписывающий договор был ему вовсе неинтересен.


Всем есть дело друг до друга, только никому нет дела до меня, с горечью подумала Альбина, отдаляясь быстрыми шагами от машины Симонова, который, нахмурившись, смотрел ей в след. Я хирург, думал он. Я не могу ждать, я режу по живому, когда надо спасать человека.


Интеллект никогда не подводил Альбину , а сила страха признать себя Дормич была до того велика, что мозг её не подвел и выдал очередную идею. Причем, ей казалось, что все это прекрасно должно сработать, если только Симонов согласится.


— Артем, я придумала. — сообщила она ему радостно по телефону. — Все можно сделать очень просто.

— Опять что-то придумала? Очередная афера? — голос его был довольно холоден.

— Да, очередная афера. Ты ведь хочешь вытащить Сашу поскорее? Так вот, я знаю, как это можно сделать.

— Ну?

— Ой, вот только не надо так скептически все воспринимать. Каждый выживает по-всякому. Я тебе не обещала отказываться от имени Лаврентьевой, я тебе лишь обещала вытащить пацана из дома малютки.

Молчание.

— Ну, в общем, мне все равно, что ты там про меня думаешь, Артем, нас объединяет судьба Сашки, вот и давай сотрудничать, а не ставить друг другу палки в колеса.

— Ну, что ты там придумала? — нехотя отозвался Симонов. Можно было почувствовать, как он нахмурился на том конце провода.

— У Лаврентьевой была сестра двойняшка. Даша. Они были похожи, но не идентичные. На фотографиях видно отличие, но если сравнить словесное описание, то с небольшой натяжкой можно принять Катерину за Дашу. Даша пропала без вести три года назад и недавно я опять пыталась её отыскать, ничего не вышло. Скорее всего, она утопилась, но тела так и не нашли.

— Что ты предлагаешь?

— Я, как сестра Даши, признаю её описание и можно будет сказать, что погибшая Катя — это Даша. Я даже родителей в этом смогу убедить, если понадобится. Они и так смирились с её смертью, так что эта новость для них будет меньшим страданием, чем смерть Катерины. Боюсь, потери обеих дочерей они просто не переживут.

— Так ты что, решила на всю жизнь остаться Катей Лаврентьевой? Такое впечатление, что в прошлой жизни ты была в розыске, как особо опасная преступница. Чего ты так боишься?

Опять заладил своё.

— Мы же сейчас не это обсуждаем, не так ли? — огрызнулась Альбина. — Твое участие здесь вообще не обязательно, хотя тебя могут попросить попытаться вспомнить лицо своей пациентки. Я предлагаю вариант, который бы устроил всех нас. Ну, чего ты артачишься и умничаешь?

— Потому что то, что ты предлагаешь — это очередная ложь. А любая ложь когда-нибудь откроется. Я просто боюсь за Санька. — добавил Артем уже тише.

— Не бойся. Мы оформим ребенка на её родителей. Так тебя устроит?

— Делай, как знаешь. Тебя ведь все равно не переубедить.


В общем-то, вышло все легко и просто. Первым делом Альбина нашла Егорова и сообщила ему, что появились новые сведения о Даше. Тот, зная, с каким рвением Катерина разыскивала сестру, поверил, что та способна самостоятельно выйти на её след. Альбина сказала, что случайно обнаружила среди погибших недавно описание девушки, похожей на Дашу.

— Понимаете, мы ведь с вами искали среди погибших тогда, когда исчезла Даша, а она вполне могла погибнуть позже, провести время черт знает где, скрываясь от всех, может, даже будучи не в себе, я не знаю. Давайте проверим еще раз эту информацию.

Егоров согласился с рассуждениями Альбины. Вытащили на свет божий описание погибшей Катерины, Альбина подтвердила, что описание совпадает с внешностью Даши. И группа крови совпадала.

— Вы представляете, — сообщила она Егорову. — Даша, получается, была беременна, и ребенка спасли!

— И где ребенок? — изумился повороту событий Егоров.

— В доме малютки! Они же не знали, кто мать. Теперь надо поскорее вытащить его отсюда! Поможете мне? У вас ведь столько связей, друзей… Подключите их, чтобы избежать канители?

— Да уж… — почесал кончик носа Егоров. — Если личность установлена, можно и ребенка оформлять. Но вы точно уверены?

— Я даже показывала фотографию Даши врачу, который её оперировал. Он вспомнил и подтвердил.

— И готов подписаться под этим?

— Думаю, да. Можно у него спросить.

Симонов подписал, что женщина на фотографии похожа на ту, что он оперировал. Но, на всякий случай, подстраховался, оговорившись, что было это давно и он не может стопроцентно помнить внешность пациентов. Но и этого было достаточно — все сходилось. Документы, благодаря стараниям Егорова, оформили довольно быстро.


— Что теперь? — спросил Симонов, когда она привезла показать ему необходимые справки.

— Теперь поеду обрабатывать родителей. Придется им приехать сюда, чтобы мы Сашку на них оформили.

— А ты не боишься, что только что заживо похоронила Дашу Лаврентьеву? Не боишься, что она, возможно, жива? А ты отрезала ей пути к существованию?

Альбина побледнела. Она думала об этом, но все равно на данный момент выход с Дашей казался самым лучшим.

— Мы ведь столько её искали, Артем. — тихо сказала она, словно оправдываясь. — Нигде нет следов никаких. Ну, предположим, жива она и в один прекрасный день отыщется. Очень хорошо! В ту же секунду я расскажу всю правду.

— И тебя обвинят в подлоге, да?

— Как-нибудь договоримся с родителями. В конце концов, описание на самом деле похоже, я всегда могу сказать, что ошиблась. Они ведь двойняшки, хоть и не идентичные.


Разговор с родителями вышел тяжелый, но без слез и истерик. Морально они были к этому готовы. Намного большей неожиданностью для них стала новость о ребенке.

— Дашин ребенок? — непонимающе хлопала глазами Антонина. — Наш внук, получается? Жив? Господи, спаси и сохрани!

Она даже обрадовалась этому — Даша оставила после себя живое существо, ребенка, способного заменить её саму семье!

— Я его видела! — улыбнулась Альбина. — Бутус такой, крепкий малый. Теперь надо поскорее его забрать его из детского дома.

— Да как же так, — Кондратий стукнул кулаком по столу. — наш родной внук, кровинушка, да в сиротском доме! А ты почему его не взяла его сразу же?

— А мне без документов его бы не отдали, — струсила Альбина. И на самом деле, почему она его не взяла? Испугалась ответственности.

— И потом, наверное, на вас оформим малыша? — осторожно взглянула она на Антонину.

— Ну, конечно, на кого же еще? — искренне удивилась Антонина. Другие варианты ей и в голову не пришли.

— Сегодня же едем!

Отец торопливо встал из-за стола и поспешил собирать сумки. Мать последовала за ним. Альбина и не ожидала, что эта новость вызовет такую реакцию. Старики, долгое время сгорбленные под тяжестью горя, словно расправили крылья, выпрямились, увидели новую цель в своей стариковской жизни, нечто большее, чем просто доживание своих дней. Она так боялась, что родители начнут жаловаться на трудности жизни, на бедность, на сложности заботы о малыше, а тут… Такая радость, такая готовность! Альбина прикусила губу, в который раз сравнив их с собственными родителями, не показывающимися в госпитале уже сколько недель.


Оформление заняло всего несколько дней, учитывая, что ребенка забирали прямые родственники. Полугодовалый голубоглазый Сашка совершенно не понимал, с чего вдруг вокруг него разыгралась такая суета, но был страшно доволен, что его не спускали с рук, постоянно целовали и надарили множество ярких игрушек. Фамилию решили не менять, в знак благодарности врачу, спасшему его. Артему вообще досталось чуть ли не больше всех внимания — Антонина буквально упала ему в ноги и стала целовать ему руки, со слезами благодаря за спасение внука, Кондратий сказал, что он им теперь — как сын, что всегда может на них положиться, сотрудники дома малютки всё рассказывали, как часто молодой доктор приходил к ребенку и приносил ему гостинцы. Одна нянечка даже пошутила, что всегда подозревала, что молодой человек на самом деле отец мальца, но не решается признаться в этом.

Альбина стояла несколько поодаль от всей шумихи. Она свое дело сделала. Ребенка нашла, дом для него нашла, она даже закупила уже все необходимое на первое время, включая детское питание, кроватку, одежду и остальные мелочи. Прикрылась тем, что появился дополнительный заработок, оттуда и деньги. Оставалось только распорядится деньгами Мартынова, но для этого стоит посоветоваться с настоящей семьей. Она смотрела на счастливые лица и невольно улыбалась. Вот, можно сказать, и все. Прощай, Катерина. Теперь, я надеюсь, ты успокоишься и найдешь свой приют. Что там обещал Штопарь? Мир и покой в душе? Ну, ну, посмотрим, как это выглядит.


Решили, что пока родители поживут несколько дней с Катериной, чтобы, если что, можно было спросить врачей из дома малютки совета. По-семейному отметили появление нового члена семьи, который так утомился от впечатлений, что в семь вечера уже спал крепким сном. Альбина рассказала о деньгах, соврав, что, якобы деньги эти были у Даши в сумке, когда она попала в больницу, и их так и передали с ребенком.

— Что думаете делать с деньгами? — спросила она. — Можно половину на квартиру потратить, половину вам дать на расходы.

Кондратий почесал нос, как делал всегда при раздумьях.

— Не знаю, что мать скажет, но думаю, что Санька на ноги мы пока и так сможем поставить. Ему сейчас много не надо. А на все деньги ты получше квартиру купи, будет ему в будущем, где жить.

Антонина согласно кивнула.

— Что ему сейчас надо? Свежий воздух, молоко и ласковые руки. Этого у нас достаточно. А квартира своя — это ведь всегда вещь нужная.

— Хорошо. — решение казалось Альбине разумным. На всю сумму можно купить более или менее приличное жилье. — Тогда можно квартиру эту сдавать пока, вам все равно деньги лишние не помешают.

— Зачем сдавать, дочка? Лучше ты пока там поживи, у тебя ведь нет своего угла, вот и воспользуйся. Все одно мы за твою квартиру платим, — отец осекся, испугавшись, что дочь подумает, что её попрекают этим. Но Альбина думала совсем о другом.

— Да нет, отец. Я же сказала, что стала лучше зарабатывать, я думаю себе сама угол приобрести. Если не получится, тогда буду у племянника жить! — засмеялась она, бросив взгляд на коляску с сопящим Сашкой.


Когда все улеглись и Альбина допивала вино на кухне, зазвонил телефон.

— Не спишь? — голос Тёмы звучал совсем по-другому, не такой напряженный, не такой холодный. Он звучал так, как десять лет назад — сдержанная теплота, плохо замаскированные эмоции.

— Нет. Напиваюсь потихоньку от счастья.

— Молодец. Я тоже.

— Хм. Что празднуешь?

— Тоже, что и ты. Знаешь…

— Да?

— Хотел сказать, какая ты молодец. Если бы не ты, сегодняшний день просто прошел бы мимо. Ты хоть понимаешь, что ты, как волшебник, подарила сегодня столько счастья целой семье? Нормальную жизнь подарила маленькому человечку?

— Я сейчас расплачусь от умиления.

— Можешь притворяться сколько угодно. Я же вижу, что для тебя это не менее важно, чем для Лаврентьевых.

Альбина промолчала. Конечно, важно. Теперь она сможет спокойно спать и не бояться тоскливого Катерининого призрака. Лучшего снотворного не придумаешь.

— В общем, чем пить по отдельности, — он прочистил горло, прикрывая заминку в словах. — Короче говоря, не хочешь объединить усилия?

— Нет. С тобой пить опасно.

— Со мной? Почему?

— А ты начинаешь в психотерапевта играть, когда выпьешь.

Он засмеялся, расслабленно так, уютно засмеялся.

— Нет, больше не буду. Обещаю.

— Хм. Что еще ты обещаешь?

— А ты уже много выпила?

Она взглянула на практически пустую бутылку.

— Как сказать. На ногах держусь.

— Тогда спускайся. Я за тобой подъеду через полчаса.

— А ты что — где-то рядом пьянствуешь?

— Можно сказать и так.


Послышались гудки — отрицательный ответ не принимался. Альбина усмехнулась. Звучит, как свидание. Она взглянула на себя в зеркало. Какое там свидание, очнись, Альбина. Посмотри на свое лицо. Разве хоть один здравомыслящий мужчина захочет поцеловать эти абсолютно асексуальные губы? И как только Лаврентьева умудрилась зачать ребенка! Разве что Мартынов был полнейшим идиотом, обжегшимся на собственных играх в расчетливость. Альбина даже не потрудилась принять душ и накраситься, не говоря уж о смене домашних джинсов на что-нибудь более вечернее. Памятуя свою неудачную попытку в прошлый раз, она невесело усмехнулась. Что есть, то есть. Принимайте, голубчик, что заказывали. Возврату не подлежит.

Она спустилась, поеживаясь от осенней вечерней прохлады. На улице было темно, хоть глаз выколи. Не горел ни один фонарь, ни одна подъездная лампочка. Альбина облокотилась к подъездной двери, вглядываясь в темноту. Вдруг метрах в двух от себя она заметила огонек сигареты, поднимающийся вверх. Огонек засиял ярче от затяжки, выхватив в темноте совершенно серьезное лицо Симонова. Выражение, с которым он смотрел на неё, вызвал странный отклик у Альбины. Это было лицо другого Симонова, не внимательного врача, не знакомого Тёмы с мальчишеской улыбкой, не холодное осуждение — нет, это было совершенно незнакомое Альбине лицо. Она вздрогнула, словно не ожидая встретить такого Симонова. Огонек вновь потускнел и лицо растворилось в темноте, оставив лишь контуры силуэта. Силуэт не двигался. Наблюдал ли он так же за ней, как она за ним? Неожиданное в его взгляде нажали на неизвестные клавиши. Всколыхнули отблески забытой чувственности, давно подавленные и вытесненные разумным сексом. Память болезненной страсти, отвергнутой упрямым мальчишкой. Осколки эпизодов из старых снов, где второе «я» изнуряло её видениями того, чего у неё нет.

Альбина тряхнула головой, отгоняя картинки старых снов. Это было давно и неправда. Все забылось, даже нелюбовь к своему телу, вытесненная ненавистью к новому лицу. Проблем стало еще больше, и, отчаянно барахтаясь в своих страхах, комплексах и неуверенности, она уже и не знала, от чего страдать больше, от отсутствия любви в её жизни, или от множества других проблем, съедающих день за днем.


— Ты меня напугал.

— Извини, не хотел. Ты такая… такая другая, когда думаешь, что на тебя никто не смотрит.

— Все мы другие наедине с собой.

— Сколько человек живут в тебе, Катя?

— А в тебе?

Он пожал плечами.

— Раньше думал, что один. Теперь появился второй.

— Ну, вот видишь. Не одна я похожа на коммунальную квартиру.


Альбина засмеялась и отошла от подъездной двери, шагнув в направлении Симонова. Он резким движением приблизился к ней и мягко обхватил ладонями её лицо. Вздохнул, жадно втянул воздух, запах, исходящий от её тела. Закрыл глаза и медленно прошелся подушечками пальцев по лицу, плечам, остановился на груди, скользнул вниз. Потом открыл глаза. Немой вопрос во взгляде, смятение. Губы шевельнулись, но не раскрылись, словно испугались произнести то, что намеревались. Губи приблизились. Глядя на них, Альбина не могла удержать страх, предательски выскочивший из глубины её сознания прямо на поверхность. Его привыкший к темноте взгляд не мог не заметить этого, но, странным образом, Симонов проигнорировал этот отблеск спрятавшегося чудовища. Прикоснувшись к её губам, он ощутил, как они задрожали и раскрылись ему навстречу, как тело поддалось вперед, мягко прильнув к нему. Внезапно она напряглась, словно кто-то невидимый нажал на кнопку управления, её губы резко сжались, Альбина тихо застонала и отпрянула.

— Я… я не почистила зубы. — пробормотала она и отвернулась, пряча лицо во тьме.

Он молчал, не отпуская её. Постояв так некоторое время, Альбина высвободилась из его рук и села на скамейку около подъезда, согнулась, словно от сильной боли в животе, и уткнулась в колени.

— Тебе лучше уйти.

Он протянул руку, пытаясь погладить её волосы, но она предупредительно подняла руки, будто защищаясь от удара.

— Уходи. Уходи!!! — голос её сорвался в глухих рыданиях.

Артем хотел что-то сказать, но не решился. Он скрылся в темноте. Звук отъезжающей машины отразился острой болью в висках.

Альбина выпрямилась, размазывая непрекращающуюся влагу из глаз по всему лицу. Она нашла ребенка Катерина, она освободила её дух, и что она получила взамен? Или это и называется — жить в мире с новым лицом? Ради чего она старалась? Ради того, что бы избавится от нытья Лаврентьевой в ночных снах? И все? Себя она все равно не вернула! Свою уверенность не вернула. Она по прежнему монстр в своем восприятии, она не может никого подпустить к себе. Даже Тёму. Особенно Тёму.

Альбина почувствовала себя обманутой. Выплакавшись, она поднялась домой и на цыпочках заглянула в комнату, где на диване спали Антонина с малышом, а на полу похрапывал Кондратий. На столе стояла бутылочка с остатками молочной смеси, малыш, видимо, уже успел получить свою порцию ночного перекуса. Альбина юркнула в спальню и зарылась в подушки, не раздеваясь и не умываясь. Заснула моментально, как бывает после выматывающего нервного срыва.


Сон не принес ожидаемого облегчения. Нет, Катерина больше не появилась, зато вернулась другая ненавистная героиня Альбининых снов. Вернулась её вторая сущность, опять со своими выворачивающими наизнанку рентгеновскими лучами. Альбина увидела себя в объятиях Симонова, увидела свое перекошенное от страха лицо… Потом Симонов сменился на Влада, на его предшественника Голышева, на другие торопливые мужские и женские руки, прижимающие её к себе, расстегивающие пуговицы на блузке, поднимающие юбки. А выражение её лица оставалось тем же — перекошенным, только не столько от страха, сколько от отвращения. И непонятно было, чем было вызвано это отвращение — ею самой или же теми торопливыми руками. Потом картинка вновь вернулась к Тёме и первобытному страху на лице Альбины. И стало отчетливо видно, что страх лишь прикрывает то самое отвращение, существовавшее ранее. Отвращение к себе.

Катерина тут была ни при чем. Это были не её счета. Счета Дормич с самою собою, со своим телом, своей сексуальностью, чувственностью, отвергнутыми давным-давно в угоду бизнесу, тщеславию и карьере. Тёма отверг её ради призрачного понятия дружбы, а затем она отвергла сама себя ради еще более призрачных вещей. Ненавидя свое тело раньше, как она могла полюбить его сейчас? Красота давала ей деньги и славу, но не давала главного — любви к себе.

Картинка растворилась, сменившись забытьем. Альбина не проснулась, как с ней бывало раньше при подобных снах, она проспала до утра, но, проснувшись, помнила каждую деталь сна. Помнить-то помнила, но что с этим делать абсолютно не имела понятия.

Загрузка...