Мое темное желание

70

ФЭРРОУ

Я решила, что больше всего буду скучать по француженке, готовящейся к принятию ванны. Почти настолько, чтобы попросить ее на память, но я полагала, что это разрушит все мои планы.

Я запомнила ряд картин в кабинете Зака, пока врач обрабатывал мои несуществующие раны. Настоящие раны нельзя было вылечить с помощью стетоскопа и аптечки.

Мне нужно было время, но я вылечусь.

Я знала, что исцелюсь.

Зак кружил вокруг нас, придирчиво осматривая каждый появившийся синяк, как будто я подралась с медовым барсуком.

— Она в порядке. Немного поцарапалась. — Доктор Салливан отложил ватный тампон. — Ничего серьезного. — Он сделал небольшую паузу. — Не так серьезно, как порезанный палец.

Ах.

Я знала, что узнаю его. Семейный врач Оливера. Тот самый, который ухаживал за Бреттом-младшим после инцидента на кухне.

Когда он закончил приводить себя в порядок, Зак выпроводил его за дверь и вернулся через несколько минут.

Я кивнула в сторону стола для игры в Го.

— Мы должны продолжить нашу игру сейчас.

Нет смысла откладывать.

— Куда-то спешишь?

— А если я скажу "да"? — Я приподняла бровь, погружая палец в воду и чувствуя, как в животе затягивается узел.

— Смотря куда. Куда? — Он сделал паузу. — И ради Бога, не говори "Монови".

— Ты не веришь в Бога.

— Нет, но я верю, что кто-то во Вселенной издевается надо мной. — Он занял свое обычное место за столом. — А если серьезно. Если ты скажешь "Монови", я могу взорвать город.

Я опустилась на плюшевую обивку и подняла крышку со своей миски с камнями.

— Как?

Я не могла не заметить, насколько легким стал наш разговор. Как будто мы оба хотели уклониться от очевидной надвигающейся беды.

Как всегда, он поднял камень с безупречным этикетом.

— Ты забыла, что наш сосед торгует оружием?

Я ответила ему самым безжалостным способом, который только могла придумать.

— Точно. Что ж, думаю, мне лучше пощадить единственного жителя Монови.

Он нахмурился, глядя на доску.

— Это может продлиться всю ночь.

— У меня хорошая выносливость.

— Может, и так, но я планирую хорошенько тебя вымотать.

— Мы все еще говорим об игре, конечно же.

— Конечно.

Четыре часа спустя он получил контроль над доской. За все это время мы не произнесли ни слова, сосредоточившись на камнях.

Когда я, наконец, набралась смелости и затронула эту тему, он, казалось, погрузился в раздумья.

Я откинулась в кресле, сцепив пальцы на коленях.

— Я сдаюсь.

Его глаза поднялись от камней.

— Прости?

— У меня не осталось ходов. — Я разжала пальцы и жестом указала на доску. — Поздравляю. Ты выиграл.

— Я выиграл?

— Да. — Я кивнула, изо всех сил стараясь не раствориться в небытии. — Ты выиграл кулон. Честно и справедливо.

Прости, папа. Ты разочаровался во мне?

Мы с Заком как-то сразу договорились использовать кулон в качестве награды. Со временем игра превратилась в прелюдию, а не в соревнование.

Я не думаю, что кто-то из нас осознавал, что мы натворили. Судя по напряженным плечам Зака, он, должно быть, забыл, во что мы играли.

— Фэрроу.

Я покачала головой, поднимаясь на ноги. Хотелось в последний раз попрощаться с кулоном.

Но, сделав несколько шагов, я поняла, что в стеклянной витрине лежит только один из кулонов. Но не мой.

Моя легкая реакция испугала меня. Я думала, что сейчас сорвусь, развернусь, потребую объяснений. Но столкновение с Верой ударило меня по черепу, переключив мозг.

Вера, Регина и Табби всю жизнь копили материальные ценности, не в силах утолить свою жажду. Они совершали преступления, разрушали жизни и так и не поняли, какой вред причинили.

Я не хотела превращаться в них.

Смогла бы я полюбить все, что Вера заложила? Всеми фибрами своего существа.

Но я не позволяла их отсутствию диктовать мои эмоции.

Если я сосредоточусь на том, чего у меня нет, я никогда не смогу оценить то, что у меня есть.

— Поговори со мной, Фэрроу.

— Выпьешь? — Я подошла к тележке с виски, налила два стакана и села на стол Зака, покачивая ногами. — Думаю, это нам понадобится.

Он подошел ко мне, проигнорировал предложенный напиток и встал между моих ног, положив подбородок мне на плечо. Еще несколько месяцев назад он не мог даже мизинцем прикоснуться ко мне.

— Что происходит в твоей хаотичной голове?

Все, что, как мне казалось, я знала о своем прошлом, оказалось неверным.

Я не знаю, кто я. И какие цели я преследую теперь, когда фехтования больше нет и правосудие восторжествует.

Я боюсь превратиться в Веру, ставящую во главу угла совсем не то, что нужно.

Я верю каждой частицей своей души, что я лучше для тебя, чем Эйлин. Но я не хочу погружаться в отношения, не зная, кто я есть на самом деле.

Вместо этого я остановилась на простом:

— Боюсь, то, о чем я хочу тебя попросить, эгоистично.

— Я хочу, чтобы ты была эгоисткой. — Он обвел пальцами мое запястье и поднес напиток к губам, сделав глоток именно там, где я оставила след от ChapStick. — Считай, что я твой личный джинн. Твое желание — мой приказ.

— Расскажи мне что-нибудь об осьминогах, — пролепетала я, в последний момент струсив.

Просто сделай это уже, трусиха.

— Хм… — Зак зарылся носом в мои волосы, вдыхая мой шампунь, который, по истине, оказался его шампунем. — Если ты считаешь это эгоистичной просьбой, то нам придется пересмотреть словарь.

— Пожалуйста.

Он закрыл глаза, отрезвев, и я подумала, не думает ли он, что это последний раз, когда он сообщает мне забавный факт об осьминоге.

Его глаза распахнулись.

— У осьминогов восемь щупалец.

— Ого. Кто бы мог подумать? — Я постучала костяшкой пальца по его лбу. — Неудивительно, что ты славишься своим IQ в двести с чем-то единиц.

— Я еще не закончил, крошка. — Он постучал по кончику моего носа. — Удивляюсь, как тебе удалось прожить двадцать три года с таким терпением.

— Прости. — Свободной рукой я изобразила молнию, провела ею по губам и бросила ключ.

— Простите, мисси, но это не так. — Он поднял воображаемый ключ с пола и использовал его, чтобы открыть мне рот. — У меня много планов на твой рот, и он должен быть открыт для всех них.

Я потерла костяшками пальцев щеку, борясь с жаром.

— Продолжай.

— На мандаринском языке слово "четыре" звучит как слово "смерть", поэтому в китайской культуре четыре — самое несчастливое число. Я родился в четвертый день четвертого месяца года. Восемь, с другой стороны? Это самое счастливое число. — Он отступил назад, и мы оказались лицом к лицу, нос к носу, всего в нескольких дюймах друг от друга. — Ты — мой талисман удачи, Фэрроу Баллантайн. Даже Вселенная знает, что ты мне нужна.

Это было самое близкое к тому, что он когда-либо говорил, что любит меня.

Мое сердце восставало против мозга, угрожая вырваться из артерий и броситься на него.

Не делай этого, — умоляло оно с каждым ударом. Прекрати это.

— Я хочу утешительный приз. — Я ткнула большим пальцем в доску Го. — За проигрыш в игре.

Он изогнул бровь.

— Это эгоистичная просьба?

Я кивнула, погружаясь в игру.

— Обещай мне…

— Обещаю.

— Я даже не закончила предложение.

— Все, что ты хочешь от меня, — твое.

Я вздохнула, бросив взгляд на пустой стеклянный сосуд, в котором должен был лежать мой кулон.

То, что предназначено для тебя, не может быть отнято.

Я опустила подбородок, уставившись в пол, и на одном дыхании выпалила свою просьбу.

— Пообещай, что не будешь связываться со мной целый месяц.

— Прости? — Он стал жутко неподвижным. — А если я не смогу жить без тебя?

— Ты жил тридцать три года.

— Это было раньше. И это была не жизнь.

— Мы даже не встречаемся.

— Тогда давай начнем.

— Ты помолвлен.

— Я расстаюсь с…

Я подняла руку, останавливая его.

— Могу я объяснить?

— Да. — Его нежелание сравнялось с нежеланием ребенка перед лицом брюссельской капусты.

— Раньше эти руки держали мечи и убивали мечты. — Я уставилась на свои раскрытые ладони. — Теперь они просто… пустые.

— Я могу достать тебе место на Олимпиаде.

— Даже если бы ты мог, я не знаю, хочу ли я этого. Я вообще не знаю, чего хочу, теперь, когда Вера и Андраш заперты, моя репутация испорчена, и я узнала, что папа бросил все ради меня.

Зак потянул меня за край рукава.

— В его смерти нет твоей вины.

— Логически я это понимаю, но мне нужно время, чтобы принять это. Время, Зак. Это то, о чем я прошу. Чтобы вылечиться, понять, кто я, и узнать себя достаточно хорошо, чтобы понять, чего я хочу. Я так боюсь превратиться в Веру, гоняющуюся за всеми неправильными вещами.

— Ты совсем не похожа на Веру.

— И все же каждая моя частичка боится стать ею.

Я прижала руку к его груди, изучая его. Он выглядел таким расстроенным, злым и растерянным, что мне захотелось прервать миссию, сделать разворот и броситься в его объятия.

Но я не могла.

— Я люблю тебя, Закари Сан.

Мой первый. Мой единственный. Мой всегда.

Еще до того, как я это сказала, я поняла, что это правда. Я влюбилась в него, как в снег. И чем больше я влюблялась, тем холоднее становилось.

— Фэрроу…

Я снова подняла руку, желая опустить ее, когда показалось, что он запылает на месте.

— Я не жду, что ты скажешь это в ответ. На самом деле, я не хочу этого. По крайней мере, не сейчас. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя.

— Почему?

— Я не знаю. — По моим щекам пополз жар, добираясь до кончиков ушей. — Я не хочу говорить, что это потому, что ты помогаешь мне, потому что ты заставляешь меня чувствовать себя хорошо или даже потому, что ты — все, о чем я думаю в эти дни. Эти причины кажутся такими поверхностными. — Я покачала головой, схватившись за шею. — Если бы ты спросил меня прямо сейчас, я бы не смогла дать тебе настоящего ответа. Только то, что… Я люблю тебя, потому что я люблю тебя. Ничего больше. И ничего меньше.

— Я согласен.

— Но я нет. Я не знаю себя настолько хорошо, чтобы объяснить, что именно я люблю в тебе. Я просто знаю, что люблю. Больше, чем я когда-либо любила что-либо в своей жизни. Разве я не должна хотя бы это понять?

Все, что я помнила о своей жизни, — это борьба с Верой, борьба с Табби и Региной, борьба на фехтовании, борьба с Заком.

Я не знала, кем я была без этого.

Я уставилась на свои кроссовки Prada — один из его подарков на день рождения. Они скрипели о деревянный стол, когда я переминалась с ноги на ногу.

Мне нужно было разобраться в себе, поставить себя на первое место, прежде чем любить кого-то еще. А у него был большой беспорядок, который требовал уборки.

Изначально я планировала рассказать ему об Эйлин, но он должен был услышать это от нее. А если он этого не сделает, если останется с ней, значит, нам не суждено быть.

— Давай проведем месяц врозь. Чтобы разобраться с тем, с чем нам нужно разобраться. — Я наклонилась к его столу, взяла красный карандаш Sharpie и выхватила крошечный календарь, которым он никогда не пользовался, обведя дату через месяц. — Если ты любишь меня так же сильно, как я люблю тебя, ты вернешься ко мне, Закари Сан. Я буду ждать.

Он выглядел готовым передать меня доктору Салливану, чтобы тот проверил мой мозг.

Наконец ему удалось проворчать:

— Если ты этого хочешь.

Я ухмыльнулась.

— Не терпится избавиться от меня, да?

Внутри мое сердце рассыпалось, как черствое печенье.

После минутного молчания я спрыгнула со стола и сунула руки в карманы, не зная, как выйти.

— Думаю, это все.

Он ничего не сказал.

Я подождала еще несколько секунд.

Скажи что-нибудь. Что угодно.

Но он не сказал.

Вздохнув, я вышла из кабинета и спустилась по ступенькам. Только когда моя рука коснулась входной двери, я услышала, как он подошел сзади.

— Подожди.

Я остановилась, но не повернулась, затаив дыхание и напрягшись, когда что-то скользнуло мне в руку.

Электронный ключ.

Я повертела его в руках.

— Что это?

— Для гаража.

Я все еще не повернулась.

— Почему?

— Я перенес туда твои вещи.

О, Боже.

Я чувствовала себя полной идиоткой.

Я говорила ему, что люблю его, а он перевез мои вещи в свой гараж?

С момента приземления мы пробыли в разлуке всего час — время, которое мне понадобилось, чтобы добраться из аэропорта до дома моего детства и встретиться с Верой и Андрашем.

Я старалась не бросать в него ключ, изучая дверную ручку и ничего не замечая.

— О.

— Напиши мне, когда планируешь его осмотреть, и я уеду.

— Спасибо.

Мне нужно было выбраться отсюда, пока я не расплакалась.

Не говоря больше ни слова, я распахнула входную дверь и выскочила в морозную зимнюю ночь, не зная, куда идти дальше.

Я прошла половину пути по подъездной дорожке, направляясь к дому Даллас, и только тогда повернула назад, подбежала к входной двери Зака и поцеловала матовое окно рядом с ней.

Могу поклясться, что, когда я выпрямилась, с другой стороны метнулась тень.

— Пока, Закари Сан. Надеюсь, мы увидимся через месяц.