Рождественский Андрей
Викторович, родился в г.
Ленинград в 1966 году.
Стихи начал писать в школе,
потом был Афганистан, о
котором написано тоже
немало строк.
Живет в Ухте, которую
справедливо называют
Жемчужиной Севера.
Его стихотворения пропитаны душевной лирикой, которая
проходит красной нитью по, практически, всем произведениям
автора. Некоторые немного ироничны, некоторые требуют особого
прочтения, а некоторые держат в напряжении от начала до
самого конца. В этом сборнике так же есть и проза автора, и
сказки. Да, да, сказки! Давно известные с детства, но написанные с
юмором на новый лад.
Ухта, 2015
2
Здравствуй, незнакомый Читатель!
У тебя в руках первый сборник моих стихов и прозы.
Меня зовут Рождественский Андрей, я просто однофамилец Роберта
Ивановича, но тоже пишу стихи.
Немного о себе - люблю осень...
Люблю побродить по аллеям парка, пошуршать опавшими листьями,
люблю смотреть в небо, наблюдать за стаями улетающих на юг
перелѐтных птиц. Быть может я в душе романтик... Хотя...
После окончания школы в 1984 году в мою дверь постучался
Афган...
Благодаря моему Ангелу-хранителю я вернулся домой. Во мне что-
то изменилось и, возможно, не в лучшую сторону. Писать
продолжал, но стихи были жѐсткими и скупыми...
Всѐ ко мне вернулось в 1997 году, когда я встретил свою Любимую,
свою Музу. Именно она подвигла меня написать большинство из
этих стихотворений.
Недавно мне исполнилось 48, но возраст человека измеряется не
количеством прожитых лет, а состоянием Души. И я надеюсь, что
мне ещѐ расти и расти!
Мои друзья написали мне на день рождения эти строки:
Тебе сегодня 48 лет,
И ты, как Пушкин, тоже любишь осень.
Поэт в России больше, чем поэт,
Среди еѐ полей, берѐз и сосен!!!
Очень приятно, что многим нравится то, о чѐм пишу.
Я надеюсь, что вам понравится тоже!!!
Приятного чтения, ваш Андрей Рождественский.
3
Черный
тюльпан.
Афганские
строчки.
1984 - 1986 гг.
4
Память - капризная дама...
По пустынной "бетонке" гуляет лишь ветер,
Заметая песком от фугасов следы...
Мы вернулись оттуда, у нас растут дети,
И как-будто бы не было этой беды,
И в газетах тогда тоже мало писали,
Но февраль порасставил все точки над i.
Мы оттуда ушли, слишком многих оставив,
Тех, в Афгане кого звали мы "шурави"...
Бились с ветром знамѐна на нашей границе,
И стеснялись мальчишки своих орденов,
Оператор снимал повзрослевшие лица
Слишком рано узнавших войну пацанов.
И пускай мы частенько бывали упрямы,
И не правы мы были с тобой, может быть.
Наша память, капризная, в сущности, дама,
Не даѐт ни секунды про это забыть.
Десять лет... И стереть это память бессильна,
Десять лет... И предательски сердце болит.
Мы с тобой ни чинов, ни наград не просили,
Не держали в душе мы не зла, не обид.
И уже позабыты ночные тревоги,
И душманы, ведущие свой караван...
Ветер гонит песок по пустынной дороге,
В той стране, что мы звали когда-то Афган.
5
Цинковые гробы.
Затяжкою сырой на стынущих губах
Мелькает огонѐк промокшей сигареты.
Везут ребят домой. Но в цинковых гробах,
А сверху их лежат поблѐкшие портреты.
А дома мама ждѐт письма издалека,
Сестрѐнка каждый день глядит в почтовый ящик.
Не кушает, не пьѐт, грызѐт еѐ тоска,
И сердце тянет вдаль, на юг, к судьбе манящей.
А прапорщик седой ругается во тьме,
И сигарет огонь погас в полночном небе.
Не видя никого, он плачет в тишине,
Солѐный привкус слѐз не чувствуя на хлебе,
Который он жуѐт под перестук колѐс.
И катится вагон домой, к земле родимой.
Почѐтный караул тут не жалеет слѐз,
Везѐт он к матерям в гробах детей любимых.
Затяжкою сырой мелькает огонѐк,
Болит душа и грудь от огнестрельных ран.
Бежит домой состав, на северо-восток,
А где-то вдалеке лежит страна - Афган.
6
Чиновникам.
- О каких там льготах? Вы о чѐм?
- Мы же вас туда не посылали!
Те слова чиновника бичом
По "афганцам" крепко ударяли.
Души их изранены войной,
Словно не затянутые раны.
Головы покрыты сединой
У двадцатилетних ветеранов.
- Ты не верь, не бойся, не проси,
Три простые истины солдата.
Так уж повелось в святой Руси,
Что они ни в чѐм не виноваты.
Мы не верим, что идѐт война,
Не боимся пули АКМ,
У тебя, Великая страна
Мы не просим ничего взамен.
Мы свой долг отдали до конца,
Вышли с честью из того горнила.
Так за что ж чинушу-подлеца
Эта жизнь так отблагодарила?
Кабинет просторный, крепкий стол,
Кожаное кресло, чай с лимоном...
Расскажи нам, Господи, за что
Власть даѐшь ты этим мудозвонам?
О какой морали? Вы о чѐм?
Это не проигранная битва.
Жертвой станет кто, кто палачом,
Станет веной кто, кто будет бритвой?
Знаем, сочтены быть может дни,
Но не хороните нас, как прежде.
Лишь до срока в сердце сохрани
И любовь, и веру, и надежду!
7
Друзьям – афганцам.
Я не верю, что нас разделяют с тобой километры,
И как-будто расстались с тобою мы после атаки.
На Саланге всѐ так же весной дуют свежие ветры,
Расцветает «зелѐнка», в лугах распускаются маки…
Нет с тобою там нас – мы ушли, мы вернулись до дома.
Выполняя приказ, поразъехались в разные страны.
Иногда просыпаюсь я ночью с раскатами дальнего грома,
На погоду болят на душе незажившие раны.
Но я знаю – когда-нибудь встретимся вскоре.
Это память Афгана с тобой нас навек породнила,
Километры с тобой разделяют нас – это не горе,
Свято верю, что дружба в сердцах не остыла.
Буду помнить, как хлеба кусок мы с тобою делили,
И последнюю фляжку с водою друг другу совали.
Двадцать пять без войны лет мы как-то прожили,
Было всяко, но только друзей мы не забывали.
И пускай будет трудно - ты лишь позвони, мы приедем.
И подставим плечо, заслоняя собой от беды.
Разделяют с тобой километры, но мы же соседи,
И граница меж нами всего лишь полоска воды.
8
***
Я не был в Чечне - мне хватило Афгана,
Но часто, в ночной городской тишине
Мне площадь Минутка, как гнойная рана,
Всѐ снится и снится в одном страшном сне.
Мне снится, как «чехи» стреляют по нашим,
Ещѐ неокрепшим, российским парням.
Серѐжи и Юры, Алѐши и Саши -
Вы вряд ли вернѐтесь к своим матерям.
Над площадью реет зелѐное знамя
И волка на знамени хищный оскал...
Горят БТРы, их чѐрное пламя
И жирную копоть я тоже видал,
Когда на Саланге горели колонны,
И как лейтенант всех по «матери» крыл,
Я был там тогда салажонком зелѐным.
Я не был в Чечне, я в Афгане служил.
***
Уж двадцать лет, как нет войны,
Но мы еѐ не позабыли.
Не на осколках тишины,
Не в грохоте автомобиля.
Ведь был февраль, была граница,
Был вывод наших войск оттуда.
Такое не должно забыться,
Оно преследует повсюду.
Оно в душе у нас болит,
Горит и ноет, словно рана
Лекарством, водкой не залить
Нам пламени Афганистана.
Зачем всѐ было - вот вопрос,
Ответ куда-то затерялся…
Поднимем молча третий тост
За тех, кто там навек остался.
9
Памяти Алексея Свирчевского
Хоронили вчера парнишку - не вернулся с Афганистана.
Это, знаете, даже слишком, ведь ещѐ одного не стало.
Это, знаете, очень больно, когда в «цинке» приходят парни.
Ведь он был человек вольный, а вчера не пришѐл из армии.
Это, знаете, слишком горько, так стоять над могилой павших.
Всѐ вы знаете твѐрдо, только, не вернуть нам друзей наших.
Это горе не только мамы и жены его с маленьким сыном,
Ведь он был для них самым-самым: самым милым и самым любимым.
Это горе для нас так же, ведь мы тоже в Афгане служили.
Но ведь мы возвратились, как же быть такими, какими мы были?
Эта честь нам всего выше, это наше армейское братство,
Эта боль в сердце жаром пышет, так и тянет туда, драться
Против той ненавистной рожи, что в прицел сердце ловит наше.
Но ведь мы возвратились всѐ же. А его больше нет. Страшно...
Страшно думать об этом, только нам его надо будет помнить.
Ведь мы живы и нам горько, и от этого сердце стонет.
10
Афганская доля.
Мы ласки девичьей не знали,
И уст не касались уста.
Мы в каждом бою погибали,
Любимыми так и не став.
«Афганская» доля такая,
Собой закрывая страну,
Любовь и надежды теряя,
Мальчишки ушли на войну.
Под солнцем мы чѐрными стали,
Рука как подошва груба.
Блестят ордена и медали
И плавится цинк на гробах.
Взрослей за два года мы стали,
Нам многое служба дала...
Мы ласки девичьей не знали,
Она нас с тобой не нашла.
Мне снится Афган.
Мне снится Афган, те высокие скалы,
И лица друзей, что со мной шли в бою.
Мне снится Афган, по ночам вой шакала,
Сгоревший кишлак в том далѐком краю.
Мне снится Афган. Край безлесной пустыни,
Разрывы гранат, пулемѐта стрельба.
Палящее солнце вовек не остынет,
Такая, уж видно, братишка, судьба.
Мне снится Афган и друзей моих лица,
Подъѐм по тревоге сквозь дым и огонь.
Как хочется мне хоть на миг очутится
В палатке с друзьями. Но я стал другой…
11
Безжалостные 10 лет Афгана
Декабрь года семьдесят девятого
Морозным был, но это пустяки.
В Афганистан ввели войска в полпятого,
Что делать, повоюем, земляки!
За 10 лет в смертельной круговерти
В Афгане побывало пол страны.
Поверьте, не боялись парни смерти,
Своей великой Родины сыны!
Припев:
И ту войну мы нет, не проиграли,
Мы заплатили за неѐ сполна.
Мы пол Афгана честно прошагали,
И честно заслужили ордена.
Неумолимо наше время мчится,
И минуло с тех пор уж 35...
Но часто по ночам ещѐ нам снится,
Что нас туда забросили опять.
Схватив свой АКС, надев разгрузки,
Мы землякам на выручку спешим.
Ведь это было все у нас по-русски,
А значит, по велению души!
И нынче, своих павших поминая,
Мы вспоминаем молодость свою,
Как в 79-м, пыль глотая,
Мы с ними вместе шли в одном строю,
А через 10 лет февральским утром
Мы навсегда ушли с окрестных гор.
Мы поступали правильно и мудро,
И так же мы ведѐм себя с тех пор!
12
***
Повестку из военкомата
Тебе сегодня принесли.
Ну что ж, пойдѐм служить, ребята,
Оберегать покой земли.
Себя проверить повод ищешь?
С любовью смотришь в небеса?
Тогда тебе сюда, дружище,
Добро пожаловать в десант!
Припев:
А под тельняшкой сердце бьѐтся
У настоящего мужчины,
Ведь нас сломить не удаѐтся,
У нас на это есть причина:
Что наша честь всего нам выше,
И набекрень надет берет.
Десантник тот, кто этим дышит,
Других парней в десанте НЕТ!
Сто раз укладываешь купол,
Чтоб чисто совершить прыжок,
Чтоб в небе стропы ты не путал,
Ещѐ сто раз давай, дружок,
И шаг в распахнутое небо
Ты нынче сделал в первый раз.
И в том прыжке - и быль, и небыль,
И правда жизни без прикрас.
Припев: тот же
И ты берет наденешь гордо,
Пройдешь по плацу, шаг чеканя.
Служа в десанте - знаешь твѐрдо,
Тебя товарищ не обманет.
На нас тельняшки и береты,
Над нами - мирный небосвод,
На все вопросы есть ответы,
Десант тебя не подведѐт!
13
Письмо.
Письмо на тетрадном листке
Из школьной тетради, что в «клетку»,
Лежит у меня в вещмешке -
Мы ночью уходим в разведку.
Письмо, что написано мне
Рукою, до боли знакомой.
В ущелье, при полной луне
Далѐко - далѐко от дома,
Оно согревало в мороз,
Оно от жары сберегало,
В нѐм шелест российских берѐз,
Великих снегов покрывало.
Оно словно бронежилет,
Что сердце моѐ прикрывает.
Из дома вестей лучше нет,
И каждый солдат это знает.
Порою мне так тяжело,
И давит РД мне на плечи…
А дома – родное тепло,
И хлеб, что пекут в русской печи.
И я, не смотря ни на что,
Вернусь, хоть свистят порой пули,
К любимой и самой святой,
К моей постаревшей мамуле.
14
Сашка.
Самолѐт коснулся бетонки и побежал по ней вдоль стоявших по обе
стороны «МИГов». Жѐлтый цвет пустыни окончательно привѐл в
себя 150 человек, сидевших в салоне. «ТУ-134» вырулил к
небольшому зданию аэропорта и, вздрогнув, замер. Стояла
напряжѐнная тишина. Вдруг открылась дверь и загоревший капитан в
выгоревшей «песочке» с автоматом наперевес сказал: «Ну что
расселись? Выгружайся!».
Сашка внезапно внутренне задрожал. Он, вчерашний курсант
Ашхабадской «учебки», а ныне младший сержант Семенов
Александр Николаевич, прибыл для дальнейшего прохождения
службы в Афганистан. Он вспомнил слова старшины Болдырева: «Не
дрейфь, сынок, в Шинданде самое тихое место во всем Афгане. Так
что тебе ещѐ повезло».
Ребята медленно выходили по трапу на горячую землю. Вернее,
земли там не было, а был плотно спрессованный песок.
«Построились, построились — раздалось где-то рядом. Шагом
марш!».
Ребята, одетые по случаю отправки в парадную форму, нестройным
шагом побрели в сторону полукруглого здания, напоминающего
ангар. Внезапно из-за угла аэропорта вышла толпа «дембелей»,
ожидавших самолѐт. Увидев молодое пополнение, они неожиданно
быстро построились в колонну по четыре и строевым шагом чѐтко
пошли параллельно им. Когда обе колонны поравнялись, со стороны
«дембелей» полетели куски мыла, аксельбанты и выкрики:
«Вешайтесь, «духи»!
До этого самого момента Саня считал армию и службу в ней
священным долгом каждого советского человека. Ещѐ с гражданки он
помнил слова своего соседа, бывшего десантника, который как- то
сказал: «Тот не мужик, кто пороху и поту не нюхал и сапоги не
топтал». А здесь? Что это? Это кто — воины, выполнявшие свой
интернациональный долг, или шайка головорезов?
«Ну, да ладно, потом разберусь», — подумал Саня.
Их загнали в большую палатку, где было жарко и полно мух,
продержали часа полтора. Разобрались с документами, капитан с
тремя лейтенантами начал зачитывать фамилию и номер части, куда
должен проследовать курсант. Сашка ждал свою фамилию, и все же
она прозвучала как выстрел:
15
— Семенов!
— Я!
— Воинская часть №***•
— Иди сюда, пацан, — услышал Саня голос справа. Он посмотрел
туда и увидел крепкого, в ушитом по фигуре «х/б», сержанта. — Ты,
ты, да шмотки не забудь. Саня взял свой вещмешок, пожал руку
украинцу Коле Степаненко и пошѐл.
— Меня зовут Олег. И никаких «товарищ сержант», понял? —
обратился здоровяк.
— А чего ж не понять.
— Да ты борзый, «зѐма». Кстати, откуда родом?
— С Коми.
— А где это? — спросил Олег.
— На Севере, про Воркуту слыхал? — ответил Саня и понял, что его
«зѐм» здесь маловато, если и есть вообще.
— Ну, ладно, а я из Мордовии, знаешь, небось? Будешь служить в
гвардейском полку, каждый месяц рейды, засады, в общем, служба —
рай, ложись и умирай.
Саня вдруг спросил:
— А в отпуск когда пускают? — Олег рассмеялся:
— Один раз и навсегда, да и поедешь в цинковом «бушлате». Короче,
вешайся!
Всю дорогу до полка Саня молча смотрел из-за борта «Урала» на
кишлаки, на пацанов, которые что-то громко кричали на непонятном
гортанном языке, на женщин в парандже, на маленькие домики и
большие заборы - дувалы. Приехали быстро. Полк представлял собой
обнесѐнное саманным забором с колючей проволокой пространство,
словно лагерь для беженцев. Кругом палатки, единственным
деревянным зданием было здание штаба полка, да полковой клуб.
Олег толкнул Саню в бок локтѐм: «Когда будут распределять по
ротам, просись в 3 МСР, понял? Скажи, мол, что у тебя там
«земляк».
Так оно и получилось. «Ну, пацаны, пойдѐм, — сказал Олег, —
познакомлю вас с нашими ребятами».
Сашка и ещѐ двое – узбек Имамов и украинец Книжко пошли за
Олегом в палатку. Откинув брезент, все четверо вошли. Несмотря на
жару, в палатке было довольно прохладно. По бокам стояли
двухъярусные кровати, рядом с ними облезлые тумбочки и такие же
табуретки.
16
- Принимай пополнение, братва, — с порога крикнул Олег.
На середину вышли загорелые ребята, человек двадцать, почти все по
пояс раздеты, только несколько человек в мешковатой, замызганной
форме стояли в стороне и молча изучали пришедших.
- Сколько служишь? — ткнув пальцем в грудь Сане, спросил один
кавказец. - Полгода, — ответил Саня, на что толпа весело
рассмеялась.
- Один, — позвал кавказец, - научи «духа» разговаривать, его, видно,
не выучили в Союзе.
К ребятам подбежал один из группы одетых солдат в засаленных
штанах, пыльных ботинках, в панаме с опущенными полями.
- Если тебя спрашивают, сколько служишь, отвечай «чижара» что
только с самолѐта, год «отлетаешь» — «черпак», полтора —
«дедушка». А там уже и «дембель» не за горой.
— А ты то кто такой? — спросил парня Книжко, на что тот ответил:
- А я и есть такой «чижара», как вы. И «летать» теперь будем вместе.
- Как это «летать», не понял?
- А вот сейчас получишь «калабаху», тогда поймѐшь, — сказал
Руслан, тот самый кавказец, — много вопросов задаѐшь, сержант.
- Младший, — поправил его Саня.
- Какая разница, ты, «чиж»!
Я не «чиж», — сказал Саня тихо, но твѐрдо. За что немедленно был
сбит с ног сильным ударом.
- Повтори, «чмо», что ты сказал?
Саня, сплѐвывая кровь с разбитой губы, сказал снова: - Я не чи…
Договорить он не успел. Второй удар опрокинул его на спину.
- Так вот, сынок, запомни: ты «чижиком» будешь до тех пор, пока не
«отлетаешь» своѐ до года. А теперь переодеваться в каптѐрке — и за
работу!
Так началась служба младшего сержанта Семенова. Подъем в четыре
утра, чтобы успеть убрать в палатке, подмести «бычки», которые
накурили «деды» за ночь, проветрить помещение. После приходилось
бегать от одного к другому, чтобы дать то нитку с иголкой, то крем
со щѐткой для сапог. На завтраке никогда не хватало хлеба с маслом.
А про сахар Саня совсем забыл. Он исчезал во рту или кружке
«дембелей».
Потом была работа в парке: чистили автоматы, пулемѐты, убирали
песок из БМП, который налетал туда неизвестно из каких щелей.
Разнообразили жизнь полка боевые выходы: рейды недели на две, а
то и на месяц—полтора. Езда по кишлакам после прочѐски их
17
«зелѐными» доставляла удовольствие всем, особенно «дембелям»,
которые тащили к себе в машины все, что попадалось под руку. Это
мог быть и кувшин местной работы, и гонконгские часы, и
ногтерезки, и английские авторучки «ВIС». Но особенно их
интересовали «афошки» — местные деньги афгани. Их можно было
обменять по «чѐрному» курсу валюты в госпитале у медсестѐр на
чеки Внешпосылторга. Потом на чеки покупали в магазине части все
необходимое для долгожданной поездки домой: дипломаты, пару
полотенец, мыло, зубную щѐтку, зубную пасту — т.е. то, что можно
было заработать за два года службы. Но в придачу к этому в
дипломате появлялись кроссовки «Пума», джинсы -«варѐнки»
Монтана, кассетные плейеры «Sony», кассеты с записями местных
авторов и фирменных групп и много чего ещѐ…
Из рейдов возвращались обычно уставшие, но довольные.
И опять для молодых солдат начинались «трудовые будни»: подсчѐт
по ночам количества дней, которые остались до «стодневки», читали
сказки на ночь с матами, в которых вспоминался наш министр
обороны Соколов. Саня много знал интересных историй, и ребята по
вечерам после отбоя приходили послушать его и посмеяться над его
анекдотами. Саня постепенно изучил характер почти всех своих
сослуживцев: Руслан Хабиев, тот самый кавказец, который встретил
Саню, оказался человеком справедливым, хотя и вспыльчивым.
В рейдах он ел с Сашкой из одного котелка, укрывался одной
шинелью. Олег Хворов, мордвин, был какой-то скрытный, но
добросовестный. Но особенно не нравился Сашке каптѐрщик -
таджик Сухроб Одинаев. Это был хитрый человек, прикидывался, что
не понимает по-русски, воровал чужие вещи из каптѐрки, и как-то
раз попался Сане, когда тот был дежурным по роте и ночью случайно
зашѐл в каптѐрку. Одинаев сначала пытался припугнуть Саню, но
понял, что тот хоть и молодой, а с характером, стал упрашивать,
чтобы Саня не говорил никому.
— Я с тобой поделюсь всем, что у меня есть, хочешь, брат?
— Хочу, но на всех, понял, Одинаев? Если ты этого не сделаешь, я
сам тебя заставлю «летать» до «дембеля», как «чижару». А твои
братья последний бычий хрен без соли доедают.
Однажды в рейде Саня почувствовал спинным мозгом, что кто-то
смотрит в спину. Мгновенно пригнувшись, он услышал, как пуля
просвистела над головой. Это могли быть и «духи», но Саша знал,
что сзади был Одинаев...
В этом же рейде таджик исчез, ночью прихватив с собой автомат и
18
два подсумка с патронами. Его искали три дня всей ротой, но скорей
всего, он ушѐл в банду.
Отслужив в своей роте год, став уже законным «черпаком», Саша,
однако, не забывал уроков его «полѐтной» молодости. Он всегда был
подшит свежей подшивкой, всегда в начищенных до блеска
полуботинках - берцах, в отглаженном х/б. К «молодым»
Семенов относился по - «черпачески», т.е. где надо - научим, где не
хочешь - заставим. «Чижики» огрызались, но делали своѐ дело.
Однажды полк снялся и ушѐл в рейд. Конечным пунктом назначения
был Кандагар. Но сначала надо было сменить людей на «точках»,
разбросанных по всей дороге, тянущейся от Шинданда до Гиришек.
Там стояла 3-я батарея артдивизиона — шесть «САУшек» и блок
охраны. Дорога была опасной — «духи» закладывали под бетонные
плиты дороги «фугасы» и взрывали их. В тот вечер их взвод
остановился в боевом охранении недалеко от ущелья. Слева Саня
разглядел кишлак. Едва различимый запах дыма говорил о том, что
они были не одни…
И точно, в сторону ровно стоявших машин полетели свинцовые
трассы ДШК.
— Саня, братан, разворачивай ствол и огонь по кишлаку, позднее дам
точные координаты, — прозвучал голос Руслана в наушниках.
— Понял, дорогой, — отвечал ему Санек.
— Витек, давай короткими от левого угла дувала, откуда стреляют, и
постепенно накрывай центр кишлака,- прокричал он стрелку,
солдату-первогодку. Но тот вместо короткой очереди из 32-
миллпметровой автоматной пушки как «втопил» на всю обойму,
только «крабы» застучали по броне.
— Ты что, придурок? — закричал Санек- — Сейчас тебе «летѐха»
объявит «благодарность» с занесением в грудную клетку. А ну,
пошѐл вон!
Когда лейтенант Анатолий Толмачев подбежал к дымящейся БМП,
из люка высунулся Саня и уставшим голосом сказал:
- Толик, все нормально, можешь спать дальше.
Молодой лейтенант, недавно прибывший в Афганистан на замену
старого комвзвода, сначала опешил, а потом выволок оторопевшего
Сашку из машины и собственноручно набил ему морду. Этот
инцидент стал известен в штабе полка. Замполит, подполковник
Лукьянов, опытный и разбирающийся в людях командир, долго не
колебался: Сашка отделался семью днями «губы», а уж лейтенанта
перевели во взвод РММ (ремонтно-механических мастерских).
19
После выполнения задания полк вернулся на старое место
дислокации. Дело приближалось к светлому празднику 9 Мая. После
этого праздника почти половина «дембелей» уходила домой,
оставались только «залѐтчики», «губари» и прочие «неуставники».
И вот на 9 Мая все подразделения построили на плацу.
Санек стоял в первом ряду вместе с Русланом, с хохлом Колей
Книжко и Олегом Хворовым. После нудной и повседневной парадной
речи командира полка началось награждение. Санек ясно услышал
свою фамилию. «Ну, чего встал, иди, раз вызывают», — толкали в
спину. Саша подошѐл, отдал честь и замер в недоумении. Командир
полка достал из большой картонной коробки маленькую красную
коробочку.
- «За мужество и героизм, проявленные в бою с неравными силами
противника, награждался медалью «За отвагу» сержант Семенов».
Последние слова он слышал как во сне. Ватными руками взял
награду, развернулся, промямлил: «Служу Советскому Союзу» — и
пошѐл в строй.
Весь день он был как помешанный, глупо улыбался, так же глупо
отвечал на вопросы и не мог понять одного — за что ему дали
медаль?
Под вечер Олег принѐс из госпиталя от земляка-аптекаря бутылку
спирта. «Медаль нужно обмыть, — важно заявил он, — а то блестеть
не будет». Саня отцепил медаль от колодки и бросил еѐ в кружку.
Олег налил спирт, а в котелке принесли воды. Хотя в тумбочке у
Саньки стояло 10 банок итальянского апельсинового сока, но по
обычаю надо было запивать водой.
— Совсем как на войне, — грустно пошутил Руслан.
Молодѐжь стояла в стороне и смотрела во все глаза не столько на
медаль, сколько на спирт — дефицитная вещь здесь при почти
«сухом» законе. «Почти» объясняется тем, что на «приказ» и
«стодневку» ставили канистру браги. Внезапно Сашка позвал Витьку
Красина, того самого первогодка, что был с ним в машине, и когда
тот нерешительно подошѐл, протянул кружку: «Пей, ведь ты тоже
был там, что струсил, так с кем не бывает!»
Вечер прошѐл на «ура», даже обычного вечернего «построения»
молодых не было. Олег сидел рядом с Саней на кровати, хлопал его
по плечу и говорил, говорил, говорил… О том, что ему в октябре
домой, о том, что молодые медленно начинают борзеть, что офицеры
требуют соблюдения Устава, что всѐ будет зашибись…
20
На утро Саня проснулся от взрыва снаряда где-то очень близко.
«Горим!» — услышал он чей-то крик и, в чем был, выскочил на
улицу. В предрассветной темноте ярким цветком горел клуб. Вокруг
стояли сонные, одетые как попало парни. Потом прибежали офицеры,
но было поздно. Просохшие доски сцены и крыши сгорели как порох,
остались только металлические листы стен, скреплѐнные саманом -
глиной пополам с соломой, как у афганцев. Клуб сгорел за три
минуты, а ещѐ через минуту Санек потерял чувство времени… На то
место, где стоял сержант Семенов, упал ещѐ один PC. Кроме грохота
взрыва, пыли и огня Саня ничего не запомнил.
Очнулся он в госпитале.
— Слава Богу, а то уж думали — не жилец ты, парень.
Над ним склонилось лицо во всем белом.
— Где я? — спросил Саня.
— В госпитале, сынок, в реанимации. Почитай, уже пять дней как
труп лежал.
— А что со мной было?
— Э, да ты ничего не знаешь? Так вот, сынок, подлечат тебя и
домой, в Союз. Потому как отслужил ты своѐ — руки у тебя нет,
милый.
— Какой? — дрожащим голосом спросил Саня.
— Правой, милок. Но ты не переживай, живут люди и без рук и без
ног. Что-то ещѐ долго говорила медсестра, но Саша уже не слышал,
он был как в тумане. Шок, узнал он позднее, вот что было этим
состоянием.
Пролежав в хирургии два месяца, Саня стал выходить во двор
отделения. Там Саня увидел парнишку со странной походкой: тот
шѐл, как бы все время вытаскивая ноги из болота. Он спросил у
медсестры, что с ним. Она опустила глаза и сказала, что Георг (так
звали парнишку) подорвался на мине - «итальянке» и его ноги
буквально сшиты по клочкам. «Он у нас уже четвѐртый месяц, домой
не поеду, говорит, пока ходить нормально не стану. Так и ходит
вокруг модуля целый день».
А ещѐ через две недели прилетел санитарный самолѐт и Сашку
отправили в Ташкент. Домой писать он не решался. Да и просить
кого-то не хотел. Только вот однажды к нему подошѐл незнакомый
капитан медслужбы и спросил:
- Семенов Александр Николаевич, 1987 года рождения, до службы
проживал в Коми ССР?
— Да, — ответил Санек, чувствуя, что что-то произошло. И точно, в
21
палату ворвалась маленькая плачущая женщина, удивительно
напоминавшая его, Санькину, мать, Надежду Ивановну.
— Сынок, дорогой, живой, — мать долго причитала, гладила
поседевшие Сашкины волосы и не могла оторвать взгляд от пустого
рукава больничного халата. Мать увезла его домой, на Север, в Коми.
Окончательно рука зажила у Сашки ещѐ через полгода. А ещѐ через
год тракторист Семенов привѐл в свой дом жену, соседку Таню,
которая ещѐ со школы не спускала с него глаз, которая ночей не
спала, когда узнала, что мать Сани уехала в Ташкент.
Много пришлось пройти кабинетов высоких начальников Саньку,
прежде чем добился он квартиры в совхозном трѐхэтажном доме.
Каких только слов он не наслушался, были моменты, когда в лицо
бросали: «Мы тебя туда не посылали» или «Много вас таких ходит».
Да, думал Саня, это там было все просто, все было ясно — кто друг, а
кто враг. А. здесь, в тишине начальственных коридоров с
неприступными секретаршами он вдруг растерялся.
- За что, за что я там был, кому это нужно? Нет, баста, надо что-то
делать. Если не я, то кто?
Перед окнами райкома стоял парень с одной рукой. На защитного
цвета гимнастѐрке блестела медаль «За отвагу» и орден «Красной
Звезды» за ранение. В левой руке он держал плакат с надписью:
«Товарищи! Я протестую против существующей бюрократической
системы и как могу, буду бороться». Постепенно вокруг него
собирались люди. «Давно пора бастовать, молодец парень».
«Придурок он, что ли, или до сих пор не понял, что в Союзе?». Люди
все собирались, а Саня стоял как маленький островок правды о
большом океане лжи и предательства.
1987 г. Ухта
22
О жизни, о
любви и о
многом
другом....
23
Time.
Как долго длился первый жизни год...
Тянулось время вяло, бесконечно.
Нас Мама сберегала от невзгод,
И всѐ казалось и большим, и вечным.
Потом детсад. И время чуть быстрей,
Колготки, санки, каша и печенье.
Мы заводили первых там друзей,
И мультики смотрели с увлеченьем.
Казалось нам, что вереница дней
Тянутся будет медленно, степенно,
И ночью в небе миллиард огней,
И ранним утром на прибое пена.
Тут школа как-то сразу началась,
И в первый класс нас Мамы проводили,
И времени текущего балласт
На наши плечи сразу водрузили.
Крючочки, палочки и цифр нестройный ряд
В тетрадках мы, стараясь, выводили.
И звѐздочки у нас из октябрят,
И в зоопарк нас изредка водили.
" Всегда готов ", рука над головой,
На шее - галстук цвета крови алой,
Под горн и барабан шагает строй,
Так партия из нас бойцов ковала.
А время тихо перешло на шаг,
И нам четырнадцать, и мы уж в комсомоле.
Над Родиною реет красный флаг,
И бронепоезд наш ржавеет на приколе.
И вот десятый класс, и выпускной,
Для нас с тобой открыты настежь двери!
Мы входим в жизнь нестройною толпой,
Во всѐ, что говорят, мы просто верим...
24
И понеслось! У всех был свой маршрут,
И стрелки на часах отсчитывали время,
Кто в армию пошѐл, кто в институт,
А кто-то из девчонок забеременел...
Но время беспокойно, как баран,
Что упирается в ворота или двери,
Потом как выстрел прозвучало, и Афган...
Уже потом считали мы потери.
Тут перестройка, гласность, Горбачѐв,
Два раза "академка" и диплом,
И солнышко щекочет нос лучом,
И третий тост мы стоя молча пьѐм...
Потом женитьба, дети, ползунки,
И ты уже не смотришь на часы,
И на косую ты стрижѐшь виски,
Отращиваешь рыжие усы.
А время перешло на лѐгкий бег,
И ты уже в разводе - не судьба...
Не тает за окошком первый снег,
Ну что поделать, наша жизнь - борьба!
Работа, дом, кабак, постель, больница...
Курьерским наше время вдаль летит.
Как хочется на миг остановиться,
Себя семье и дому посвятить.
Одышка, лишний вес, изжога, сердце,
Инфаркт, таблетки и опять постель.
И ключ потерян от заветной дверцы,
Не сесть, как в детстве, нам на карусель.
Ну, вот и всѐ. Твой остановлен бег.
И время лишь в черте - от даты к дате.
Но в памяти ты словно первый снег,
Как вспышка молнии, как грома звук в раскате!
25
Замѐрзшие сердца.
В разбитых зеркалах любви нет места,
В них души постепенно пропадают.
Смотреться в них нельзя и всем известно,
Что нам в сердца осколки попадают.
И сердце замерзает, как ледышка,
И чувства тоже сразу замерзают.
И в памяти останется лишь вспышка,
Остатки снов с рассветом исчезают.
Замѐрзшие сердца любить не могут,
Вокруг них холод разочарований.
Холодный взгляд в продрогшую дорогу,
Лѐд на губах не сбывшихся признаний.
И отражаясь в зеркале разбитом,
Как в криогенном сне, что без конца,
Мы все мечтаем о последней битве.
Холодный век. Холодные сердца...
26
Последняя зима.
Зима никак не отпускает,
И снова всѐ идѐт по кругу -
Сначала снег слегка растает,
А ночью вновь кружится вьюга.
Зима, зима, зима...
Прощальные капризы,
Снежинок кутерьма, и иней на окне.
Зима, зима, зима...
Последние сюрпризы,
Узнаешь ты сама, как одиноко мне.
И небо скрыто облаками,
И воробьи примолкли робко.
И как граница между нами
Легла заснеженная тропка.
Зима, зима, зима...
Последняя уходит.
И падает с небес неторопливо снег.
Зима, зима, зима...
А я не по погоде
Оделся, и Земля замедлила свой бег.
И на стекле ещѐ рисует
Морозным инеем узоры.
В метели бешенной танцует,
А мы сидим, потупив взоры.
Зима, зима, зима...
Я знаю, что случится.
И будет у меня всѐ в жизни хорошо!
Зима, зима, зима...
С тобой не разлучится
Нам ни за что вовек, ведь я тебя нашѐл!!!
27
Больше половины.
...Вот и прожили мы больше половины...
И. Бродский "Письма римскому другу"
Больше половины... Как же, братцы?
И каким аршином это мерять?
В строчке "возраст" пишут 18,
Там, в графе о боевых потерях...
Больше половины... Это сколько?
И кукушка нам года считает.
Извлекает из души осколки
Тот, кто эти души в нас вставляет.
Больше половины... Что осталось?
Вот зима прошла, прошло и лето.
Сгорбленная и седая старость,
Тихо умирающая где-то.
Больше половины... Это круто!
И теперь суставы и одышка...
Как хотелось прыгнуть с парашютом,
Но подняться не судьба на вышку.
Больше половины... Слава Богу,
Что ещѐ всего лишь половина.
Что ещѐ осилим мы дорогу,
За спиной оставив лишь руины...
28
Посвящение буровой вышке.
Здесь, в краю нетронутых болот,
Нарушая девственность Земную,
Двигатель у трактора ревѐт,
Тащат парни вышку буровую.
А над буровой горит закат,
С небе скоро звезды засияют.
И моторы бешено гудят,
Бурят землю, нефть нам добывая.
Здесь куда ни глянь – во все концы
Лишь болота, да сосна гнилая.
Бегают тут изредка песцы,
Слушая, как бурит буровая.
Короток тут день – лишь шесть часов
Светит солнце, не всегда, украдкой.
Слышится тут много голосов,
Люди ездят рядом на лошадках.
Рядом – две великие реки
Гонят свои воды вдаль свободно.
Берега Печоры широки,
Ижма уступает благородно.
Здесь, в краю нетронутых болот,
Увидал своими я глазами,
Как рассвет красиво настаѐт,
Буровая светится огнями!
29
Выходной.
Среди работы ежечасной
И просыпаний в пять утра,
Есть миг поистине прекрасный,
Когда готов кричать " Ура"!
Когда будильник не трезвонит,
Когда ещѐ тепла кровать,
Когда тебя никто не гонит
Из туалета убегать.
Когда на завтрак ешь не кашу,
А борщ с котлетой и компот,
Когда Гобозова мамашу
Из телевизора аж прѐт,
Когда не надо одеваться,
А можно в трениках ходить,
Рассолом можно отпиваться
И по-болгарски говорить.
Не нужно шефу улыбаться,
Не нужно врать, что ты больной,
Давайте петь, кричать, смеяться -
Ведь нынче праздник - выходной!
30
Детское.
Передо мной - дом,
В окнах горит свет.
Нет меня в доме том,
Там на стене - портрет,
А на портрете - мы,
Те, что когда-то здесь
Жили среди зимы,
В мире, где счастье есть.
В мире, где есть добро,
Любишь и где любим,
Где чудеса впрок,
Где над рекой дым.
Где на заре туман,
И над рекой мосты.
Там не в ходу обман,
Помыслы все чисты.
Где тебе семь лет,
Где вокруг пап и мам
В доме горит свет,
Детство моѐ там...
31
Калика перехожий.
Калика перехожий,
Нечѐсаный, косматый,
На пень лесной похожий,
Немного бесноватый,
Он в церкви не крещѐнный,
И всеми не любимый,
Он бесами прощѐнный,
И ветром злым гонимый,
Он сгорбленный годами,
И словно гриб облезлый,
С потухшими глазами,
И зуб один железный,
Он в рубище одетый,
В лаптях на босу ногу,
Он так зимой и летом
Идѐт навстречу Богу.
Постель - земля сырая,
И одеяло - небо...
Он сам, того не зная,
Идѐт туда, где не был.
Где наконец-то примут
Его в свои объятья,
Там, за чертой незримой
Врата, где Бог и братья...
32
Песня про Ухту.
Обдуваемый всеми ветрами
Самый лучший на свете город,
И проспектов простор местами
По весне нам безумно дорог,
И знакомые здесь все лица,
И на сердце всегда покой.
Я Ухтою могу гордится,
И она пусть гордится мной,
В этот город семи дождей я вернусь,
Встречу добрых своих друзей, улыбнусь,
Подпевайте со мной, друзья,
Ведь не спета ещѐ моя
Песня та, о которой мечтаю я.
Здесь и небо как-будто выше,
Звѐзды ночью крупней и ближе.
Я гуляю один по крыше,
Потому, что весь город вижу.
Город наш - это гордость края,
Нефть и газ, а кругом - красота.
Нам, конечно, не надо рая,
Ведь в сердцах у нас есть Ухта!
В этот город семи дождей я вернусь,
Встречу добрых своих друзей, улыбнусь,
Подпевайте со мной, друзья,
Ведь не спета ещѐ моя
Песня та, о которой мечтаю я.
33
Деньги.
Где деньги есть - там нет друзей,
А есть по бизнесу коллеги.
У них квартиры, как музей,
И адвокаты из коллегий.
Где деньги есть - там нет любви,
А есть партнѐры по постели.
Сурова жизнь, но c'est la vie!
И Вас сегодня поимели.
Где деньги есть - там счастья нет,
Остались лишь воспоминанья.
У каждого в шкафу - скелет,
Делам грядущим в назиданье,
Где деньги есть - там пустота...
Отсутствие любой морали.
И жизнь как-будто прожита,
Еѐ на деньги променяли .
А у нас случилась вдруг зима...
А у нас случилась вдруг зима...
Осень с нею повстречалась всѐ же.
Снег укутал сонные дома,
И ботинки заспанных прохожих.
Снег укрыл обиды и мечты,
Всѐ покрыто белой пеленою.
И мороз в ручье навѐл мосты
Прямо между мною и тобою.
И снежинки падают с небес,
Ни чьего не ждут благословенья,
Снегом приукрасит сонный лес
Осени прекрасные мгновенья.
34
Ода налоговикам!
Я знаю своих цифр надѐжный строй,
И мне не важно, кто передо мной,
Трус или гений, шут или герой,
Простой рабочий или депутат,
Злодей порочный или казнокрад,
Певец "фанерный" или же талант,
Фигляр манерный или музыкант,
Сам Тит Лукреций или дядька Кант,
Безумный Гамлет на закате лет,
Или толпой осмеянный поэт,
Сантехник, доктор, продавец шаров,
Иль Гэмбэл Проктор, иль пастух коров,
Рыбак, что утром продаѐт улов,
Слепой художник, плотник, бизнесмен,
Босой сапожник или просто мент,
И мне не важно, чем они живут,
Отечеству плевать на всякий труд,
Пусть ты никто или донельзя крут,
Пускай ты балерина иль охотник,
А я простой налоговый работник...
35
Ангел мой!
Ангел мой! Прошу - не покидай меня!
Я тобой дышу, твоѐ тепло храня.
Я живу, пока со мною рядом ты,
В небе облака, как мои мечты.
Ангел мой! Возьми под своѐ крыло,
Лютой чтоб зимой было мне тепло,
В зной июльский ветер прохладный дай,
От меня в беде ты не улетай.
Ангел мой! Укрой от невзгод и вьюг,
Чтобы путь земной стал длиннее вдруг,
Чтобы небосвод был ещѐ светлей,
Чтобы встретить мне множество друзей.
Ангел мой! Услышь голос мой в ночи,
Знаю - ты не спишь, огоньком свечи
Озаряешь путь, чистый как вода,
И прошу я - будь ты со мной всегда!
36
Первый снег.
Снег на лобовом стекле
Да продрогшая дорога,
Мы летим навеселе,
Повторяя " слава Богу"!
Слава Богу, что живѐм,
Любим, верим и мечтаем.
Снег за лобовым стеклом
Начинает тихо таять.
По стеклу стекая вниз
И на щѐтки прилипая,
Проживает свою жизнь,
Ничего о ней не зная.
И дорога полосой
Не спеша уходит в горы.
Снег растаял, дождь косой
Вряд ли кончится так скоро...
37
Облака по небу.
"Тучки небесные, вечные странники..." М.Ю. Лермонтов
Ветер гонит облака по небу,
Их движение - как-будто чудо.
В край, где я ещѐ ни разу не был,
И, наверное, уже не буду...
Ветер - как пастух барашек белых,
И они летят друг с другом рядом.
В тучи собираясь стадом целым,
С высока глядят весѐлым взглядом.
В том краю повсюду солнце светит,
И в росинки бабочки глядятся,
Там, наверно, обретают души дети,
Те, которые вот-вот уже родятся.
Аист белый, кочаны капусты -
Лучшие роддомы на планете,
Если Вас переполняют чувства,
Значит, в Ваши души солнце светит!
Значит, в Ваших душах есть Надежда,
Значит это чудо повторится.
Ветер гонит облака, как прежде,
За Души незримую границу...
38
Посвящается язвенникам и трезвенникам.
Друзьям со мной не интересно -
Я перестал употреблять...
И мне, признаюсь вам я честно,
Всѐ это нравится опять:
Меня похмелье не тревожит,
И кошка не нагадит в рот.
И в зеркале помятой роже
Уже не скажешь - Вот урод!
Зверѐк пушистый не припрѐтся,
И руки не дрожат с утра,
Никто не тычет, не смеѐтся
Над тем, что ты творил вчера.
Друзей теряю повсеместно,
Как павших воинов в бою,
И им со мной не интересно,
Всѐ потому, что я не пью!
39
Рыбачья песня.
Пристанет к берегу под вечер лодочка,
Почищу рыбу, разожгу огонь.
Эх, разудалая стоит погодочка,
И ты, комар, меня, сейчас не тронь.
Припев:
А рыбка жарится на сковородочке,
Трещат поленья, жар дая печи.
Налью - ка я себе немного водочки,
И полетит душа в полѐт ночи.
Чаѐк заварен в котелке надѐжном,
Смороды лист распарился уже.
Сижу на брѐвнышке в краю таѐжном,
Закат горит на дальнем рубеже.
А рыбка жарится на сковородочке,
Трещат поленья, жар дая печи.
Налью - ка я себе немного водочки,
И полетит душа в полѐт ночи.
А поутру, росу с травы сбивая,
Пройду по лугу прямо до реки.
И подпевайте все, кто это знает,
И кто на самом деле рыбаки!
А рыбка жарится на сковородочке,
Трещат поленья, жар дая печи.
Налью - ка я себе немного водочки,
И полетит душа в полѐт ночи.
40
Колокольный звон души.
Звон могучий, звук раздольный
Слышу я со всех сторон.
С православных колоколен
Раздаѐтся этот звон.
На заутреню сзывая,
На обедню и вечор,
Медный звон звучит без края,
Средь равнин, лесов и гор.
Этот звон из сердца льѐтся,
Он объединяет нас.
Пусть вам счастье улыбнѐтся,
Будет лѐгкой жизнь у вас!!!
Размышления.
Всѐ реже знакомые видим мы лица,
О возрасте чаще твердим, чем о росте,
Всѐ чаще друзей мы встречаем в больнице,
И то хорошо, что хоть не на погосте...
41
Белое платье.
Ты ушла, на меня не взглянув,
Прошептав напоследок проклятья,
У любви всемогущей в плену
Вспоминаю я белое платье.
Я увидел тебя в первый раз,
Ты была ослепительно белой.
Не сводил я восторженных глаз
С той улыбки, чуть робкой, несмелой.
Повстречал я тебя на беду,
Сам себя постоянно ругая.
Осыпался цвет яблонь в саду,
Цветом белым траву накрывая.
Ты ушла, на меня не взглянув,
Прошептав напоследок проклятья,
У любви всемогущей в плену
Вспоминаю я белое платье.
42
Слова.
Слова ничего не значат,
Слова - это просто слова.
За окнами осень плачет,
С деревьев летит листва,
Трава пожелтела в поле,
И иней уже по утрам.
И жѐлтой гримасой боли
Слова ранят души нам.
Слова ничего не значат,
Попробуйте это понять.
Улыбку порою прячем,
Не в силах еѐ отдать.
Важнее всего на свете
Несказанность многих слов.
Скучаем зимой о лете,
А летом ждѐм снежных снов.
Сопутствует пусть Удача
Тому, кто шагает вспять.
Слова ничего не значат,
Раз их не смогли сказать.
43
Шахматная жизнь.
Мы в этой жизни как фигуры на доске,
И эта жизнь нам лишь взаймы даѐтся.
Несѐт кто ношу, кто-то налегке,
Пусть кто-то плачет, кто-то пусть смеѐтся.
И ты живѐшь в координатном сне,
На Е4, словно поднимаясь на Голгофу,
Ты Ферзь иль Пешка, всадник на Коне,
Вкушая что-то со смешным названье - тофу.
И эта партия разыграна давно,
Фигур уже всѐ меньше остаѐтся.
И всѐ без звука, как в немом кино,
Король в цейтноте всѐ же не сдаѐтся.
Нам жизнь дана как-будто бы взаймы,
От Пешки до Ферзя лишь восемь клеток.
И на столе средь этой кутерьмы
Стакан с водой да горсточка таблеток...
44
Мелодия весны.
Среди безбрежной белизны,
Где в вальсе кружатся метели,
Услышав музыку Весны,
Не позабудешь этой трели.
Она в капели в ясный день,
Что с крыш срывается упорно,
И дятла стук о старый пень
Звучит мелодией задорной.
Она в журчанье ручейка,
И в шуме ветра в кроне дуба.
И полноводная река
О камни ритм играет тубой.
Мелодия Весны зовѐт
И манит в рощи и дубравы,
Стрижи срываются в полѐт,
Шмели гудят, летя на травы.
Природа вновь берѐт своѐ,
Весна в права свои вступает,
И всѐ ликует и поѐт,
Весны мелодию играя!!!
45
Зимняя зарисовка.
Деревья в белом инее
Склонились над обочиной,
Над ними - небо синее,
И облака чуть всклочены,
Снегов вокруг симфония,
Но только ноты падают,
Сплошная какофония
Наш слух уже не радует.
А на полях заснеженных
Следов одно межстрочие,
У зайцев поразнеженых
Сплошное многоточие.
И сосны корабельные,
Что в небо упираются,
Скрипят нам колыбельную
И усыпить стараются
А сон прямой, как линия,
И снятся, между прочим,
Деревья в белом инее
В поклоне над обочиной.
Не могу надышаться тобой.
Дождь прошѐл, и затихла гроза,
Искупаться в лазури вот мне бы...
Не могу наглядеться в глаза,
А в глазах отражается небо.
Не могу надышаться тобой,
Задыхаюсь в объятиях нежных,
И шумит белопенный прибой,
И душа где-то там, в далях снежных.
46
Матушка – Русь.
Я накину на плечи полушубок овчинный,
На крыльцо выйду я. В бледном свете окон
Отражаются тени и плывѐт благочинный
По бескрайнему небу Благовест-перезвон.
Здесь родился и вырос. Здесь всѐ мне родное,
Я сюда всей душою и сердцем стремлюсь.
Широтою полей, красотой неземною,
Околдован навеки я, Матушка-Русь.
В жаркий день иль ночью в метельную вьюгу,
У костра, что в ночное горит на лугу,
В отражении звѐзд, в хороводах по кругу
Надышаться тобой, моя Русь, не могу!
Я живу и хочу, чтобы дни продолжались,
Пусть берѐзки шумят, обнимая листвой.
Чтоб в озѐрах твоих, как в глазах отражались
Ширь полей, запах трав и душевный покой.
Полушубок накину, с Есенинской грустью
Я пройдусь по дороге в закатную даль...
Всѐ, что в сердце моѐм - называется Русью,
Я живу здесь, и мне, ну ни капли, не жаль!!!
47
О счастье...
Сегодня провожал тебя на танцы я,
Обратно мы пошли дорогой длинною.
А счастье - эфемерная субстанция,
Оно - как на десерт чизкейк с малиною.
Оно - как поутру любимой поцелуй,
Как ветра дуновение в день летний.
Ведь кто-то ради счастья выгребал золу,
Чтоб встретить принца на балу столетий.
Взорвала мозг любовная контузия,
Незрима грань от Рая и до Ада.
Ведь счастье - это всѐ таки иллюзия,
Оно - как эндорфин от шоколада.
Деревня.
Словно волк, завывает метель,
И затянуто тучами небо.
Слышен скрип проржавевших петель,
Боже мой, как давно тут я не был.
За околицей видно избу,
Что стоит с покосившейся крышей.
Ветер истово бьѐтся в трубу,
Из неѐ хоровод искр пышет.
Там, в избе, за широким столом,
Вечеряют старик и старуха.
Вспоминают они о былом,
У обоих проблемы со слухом.
Повседневных забот канитель
Их не сделает снова красивей...
Словно волк, завывает метель
Над моей непроглядной Россией.
48
Памяти десантников 6-й роты...
Парят орлы, взлетая вверх над пропастью,
И солнце, как расплавленный металл…
«Вертушка» режет воздух своей лопастью,
Перелетая горный перевал.
Координаты цели обозначены,
Неравный бой в горах идѐт с утра.
Ведь им за наши головы заплачено,
А мы в атаку с криками «Ура».
Нас было девяносто… Мы десантники,
Во Пскове помнят наши имена.
Не из-за денег, не из-за романтики,
Мы долг отдали свой тебе, Страна.
Врага не пропустили мы в ущелье,
Их было больше нас в 15 раз…
Нас победить они задались целью,
Ну что поделать – это ведь Кавказ.
Осталось шестеро, патроны на исходе,
И на себя огонь из всех стволов…
Нет козырей в разыгранной колоде,
И нету с нами наших пацанов…
Никто не ждал такого поворота,
И не вернуть погибших там парней.
Уходит в небеса 6-я рота,
И тихо плачет серый дождь о ней.
49
Монолог Печали...
По-английски, не прощаясь,
Хлопнув дверью напоследок,
Не допив полкружки чаю,
Он сбежал в сырую среду…
Дождь стучал о подоконник,
И стекло дрожало в раме.
Лик святого на иконе
Мироточил в Божьем храме.
Он оплакивал разлуку,
В алтаре трещали свечи…
Да за что ж такую муку
Опустил Ты мне на плечи?
Пред Тобой в чѐм провинилась,
Что не так ему сказала?
Дай ответ, скажи на милость,
Что нам в жизни не хватало?
Отдала ему навечно
Всю любовь, что есть на свете.
И казалось - бесконечно
Нам двоим лишь солнце светит.
Так хотелось, чтобы чудо
Продолжалось год за годом.
Так ответь же мне, откуда
Стал он вот таким уродом?
Расскажи мне, что за стерва
Между нами пробежала?
И осиный рой по нервам,
И вонзает в сердце жало…
Свечи плакали, сгорая,
Воском тихо оплывали.
За окном – среда сырая,
На душе - одни печали.
Из заплаканной подушки
Скоро уж ручей польѐтся…
Бог спасает наши Души,
Хлопнет дверь. И он вернѐтся!
50
Атланты Эрмитажа.
«Когда на сердце тяжесть
И холодно в груди...» Александр Городницкий.
Балку портика так деловито
Века вот ведь уже полтора
Двадцать рук из простого гранита
Держат в холод и зной на "Ура".
Ни воды им не надо, ни хлеба,
Только вены надулись на лбах.
Ведь они держат ЦЕЛОЕ небо
На своих напряженных руках.
Рядом кучкой стояли ребята.
Улыбнулся, услышав я их:
- Погляди, дядька как Терминатор
Держит мир на ладонях своих!
В идеальных пропорциях тело,
Нынче вряд ли такие сыскать.
Знают твѐрдо они своѐ дело -
Кто ж ещѐ станет небо держать?
51
Рыбалка.
В рассветный час плывѐшь на лодке
Размеренно, не торопясь.
Вот перекат. Заброс, проводка,
Поклѐвка и... Отнюдь, не язь,
А хариус, он наш, таѐжный.
Вкуснее рыбы не сыскать.
Бывает, очень осторожный,
А может с поплавком играть.
Его поймать - нужна сноровка,
Не каждому дано ловить.
В спокойной, тихой обстановке
На перекатах подразнить,
Закинуть мушку удаѐтся,
Глядишь - поклѐвочка, и вот
В руках твоих всѐ ещѐ бьѐтся
"Парнишка" граммов на семьсот!
Тяжѐлый выдох облегченья,
Ещѐ дрожит твоя рука,
Поймать такого - вот везенье,
Вот это счастье рыбака!
А вечером, неторопливо,
Вокруг костра, на самом мху,
Из котелка берѐшь красиво
И ешь отменную уху!!!
Пусть где - то плавают русалки,
Подальше ты от них держись.
Ведь дни, что был ты на рыбалке,
В два раза удлиняют ЖИЗНЬ!!!
52
Моей души незримая печаль.
По тихим дворикам заснувшего Арбата
Идѐт неспешно златокудрая Печаль.
Незримым сумраком укутана когда - то,
Еѐ улыбка не пленяет нас, а жаль...
Она тиха и молчалива, словно где - то
Потерян голос в подворотнях сентября.
И солнца первый луч пытается с рассветом
Еѐ немного приободрить, но всѐ зря...
Шурша одеждою по листьям и брусчатке,
Она идѐт, совсем не ведая куда.
Пусть балахон протѐрт, и в дырах все перчатки,
Так это, в сущности, поверьте, ерунда.
Она идѐт по миру вечности навстречу,
Она уныла и нема. Ей тяжело,
Но время, как известно, все же раны лечит -
Возьмѐт Удача под своѐ еѐ крыло.
И по уснувшему пройдут они Арбату,
Неслышной поступью, одеждами шурша.
На миг застынут даже стрелки циферблатов,
И в этот миг на свет рождается Душа...
53
Оптимистическое.
Ни грусти, ни печали, ни тоски,
Ни слова на прощание, ни звука.
Как - будто всем порвали языки...
И ведь когда - то были так близки,
А нынче выпадает вам разлука.
И жизнь прошла, назад не повернуть,
Не поменять коней на переправе.
Ты на распутье выбрал долгий путь,
Иди вперѐд, осталось уж чуть - чуть...
Ошибки прошлого нам не дано исправить.
И всѐ, что предначертано судьбой,
В твоих ладонях - линий перекрестье.
Так оставайся же самим собой,
Веди в душе непримиримый бой,
Душа тогда ещѐ не раз воскреснет.
В закате - отражение реки,
Так было раньше, будет так и прежде..
В костре играют пламя языки,
Нет грусти, нет печали, нет тоски -
А есть Любовь, и Вера, и Надежда!
54
Сказка на ночь - нашим мамам посвящаю!
Расскажи мне, мама, сказку,
Без неѐ я не усну.
Как меняет осень краски,
Гонит ветер как волну,
Как мороз румянит щѐки,
Как бегут ручьи весной.
Как весѐлые сороки
Растрещатся надо мной.
Как играет кошка с мышкой,
Небосвод блестит луной.
Как зайчонок - шалунишка,
Расплясался озорно.
Я ложусь поближе к краю,
Не придѐт за мной Волчок!!!
Постепенно засыпаю,
Под щекою - кулачок.
Голос ласковый и нежный,
Мягкий слог, тиха строка.
Я с улыбкой безмятежной
Улетаю в облака.
Не боясь ничуть разбиться,
Я лечу. И в вышине
Мне насвистывают птицы
Песни о своей весне...
По ТВ - одна реклама,
И разведены мосты.
Расскажи мне сказку, мама,
Как умеешь только ТЫ.
55
21. 12. 2012.
На краю Вселенной, до истерики,
Мы стоим и наблюдаем, как во мгле
Разбиваются на части все материки,
На родной когда-то матушке - Земле...
Отделяют нас от этого события
Лишь мгновенья прожитого там.
В сущности нелепого всем бытия,
Частности расставив по местам.
Вспомним за мгновение до гибели
Всѐ, что с нами там произошло,
Как сгибало нас там в три погибели,
Нами сотворѐнное же Зло.
Прокляты за наши прегрешения,
И души сосуд предельно пуст.
Видно, кто-то принял Там решение
Исправлять ошибки кнопкой "Пуск".
Ни во что не веря, словно Дираки,
Всѐ повергли в хаос, мрак и тьму...
На краю Вселенной, взявшись за руки,
Продолжаем жить назло всему.
56
Шоферам.
По дорогам российским машины
Груз везут и в жару, и в пургу.
И по самым крутым серпантинам,
И в пустыню, и даже в тайгу.
За баранкой ребята лихие,
Не один год по трассе идут.
Не пугает их злая стихия,
Чѐтко знают они свой маршрут.
И свой груз вплоть до грамма доставят
Непременно по адресу, в срок.
И в дороге друзей не оставит
Дальнобойщик - бродяга дорог.
Припев:
Шофера, шофера - соль Земли,
По дороге летят вслед за ветром.
Как по морю ведут корабли,
Нарезая широт километры.
Шофера, шофера, пыль дорог
Вслед за вами несѐтся по свету.
И скажу не тая - видит Бог,
Вы - любимчики этой планеты.
Поскорей возвращайтесь домой,
Где вас ждут, где уют и тепло.
И старухе со ржавой косой
Чтоб опять встретить вас не свезло!!!
57
Воробьи. Весенняя зарисовка.
Сегодня рано утром пели птицы,
Штук двадцать воробьѐв подняли крик.
Спросонья думал - это всѐ мне снится,
Ведь ночь ещѐ, и вдруг "чирик-чирик"!
А воробьи на куст рябины деловито,
Как-будто на разборку торопясь,
Накинулись так рьяно и сердито,
Галдя толпой, бахвалясь и бранясь.
Их громкий крик - предчувствие капели,
В их голосах - весны призывный звон.
Качаясь на ветвях, как на качелях
Выводят трель, весны тревожа сон.
Вот куст ободран уж наполовину,
Но всѐ ж угомонится не хотят.
Мелькают на ветвях хвосты и спины,
И ягоды рябины в снег летят.
Так происходит вот уж год от года,
На них глядим мы из своих окон.
Ведь воробьи - они глашатаи природы,
И нам по нраву пѐстрый перезвон.
58
Испанская ночь.
Над Барселоной ночь плыла,
Степенная, седая.
В соборах бьют в колокола,
Злых духов прогоняя.
В плаще, надеждой окрылѐн,
Под маской темноты,
Спешит к любимой под балкон,
Зажав в руке цветы.
Ещѐ с утра, при свете дня
Заметил даму он.
И лихо спрыгнувши с коня,
Отвесил ей поклон.
Закрывши веером лицо,
Лишь подарила взгляд.
Таких ретивых наглецов
Не видела земля!
Но сердце вдруг шепнуло ей:
Ведь ты его нашла.
Он не разбойник, не злодей,
Он тот, кого ждала.
Он тот, о ком ночной порой
Мечтала ты давно,
Романтик, рыцарь, твой герой,
Он здесь - раскрой окно!
Роман тут можно сочинить,
И кто - то бы не прочь...
Судьбу нельзя переменить,
Над Барселоной - ночь.
59
Видение из детства.
Скрипнет в ночи дверь,
Как же нам страшно спать!
Словно какой - то зверь
Спрятался под кровать.
Мы из глубин сна,
Из полу - дрѐм век,
Ждѐм, как песок волна,
Ждѐм, как в жару - снег...
Где - то вдали, там -
Призрачный силуэт.
Тихо войдѐт к нам,
Молча зажжѐт свет.
Мягко пройдѐт вдоль,
Шторы качнув едва.
Снимет рукой боль,
Если болит голова.
Крепко к себе прижмѐт,
Так, что никто другой
К нам больше не войдѐт,
Не заберѐт с собой.
В ноги присев к нам,
Сказку прочтѐт всем...
Это про наших МАМ,
С буквы большой "М"!
60
Печальная...
Собака выла на луну...
Протяжно долго,
Ей хоть бы косточку одну,
Да всѐ без толку.
Поднялась снега круговерть,
Мороз крепчал.
Закрыта пред собакой дверь,
Зверь одичал...
Хозяйка бросила на снег,
Да и забыла,
И вновь в морозной тишине
Собака выла.
К утру затих протяжный вой.
Снег одеялом
Укрыл беднягу с головой.
Еѐ не стало...
Печально, грустно сознавать,
Что среди мрака,
Ты, может, станешь завывать,
Как та собака...
Судьбою брошенный на снег,
Хромой, незрячий,
Завоет скорбно Человек,
Как пѐс бродячий....
61
На брегах Печоры.
Опять не спится... На брегах Печоры,
Покрыты снегом, словно сединой,
Леса застыли. Северной Авроры
Сияние горит во тьме ночной.
И всѐ застыло, всѐ покрыто снегом...
И тишина... И только снега хруст...
И ты бежишь, захлѐбываясь бегом,
Трясѐшь в истоме индевелый куст.
А на равнине, белой и безмолвной,
Свой свет печальный дарит нам Луна.
Застывший лес молчит, видений полный,
Он нынче дремлет, словно в полуснах.
И он мечтает о грядущем лете,
Где в травах заблудились светлячки,
И где Яг-Морт живѐт в подлунном свете,
На берегах великой нам реки.
Она застыла, словно изваянье,
Покрыта снегом, будто сединой...
Печора спит под Северным сияньем,
Чтоб пробудиться ото сна весной.
Чтоб вешние и радостные воды
Взломали льды, вспороли тишину.
И чтоб надежды радостные всходы
Проклюнулись и выросли в Весну.
Сюда когда-то плавали поморы,
А нынче, в суматохе городской,
Покрытый снегом на брегах Печоры,
Лежит на сердце и душе покой.
62
Святому Валентину
... И лишь любовь одна не умирает!
Шептал на плахе, голову склонив.
Палач, искусно топором играя,
Насвистывал весѐленький мотив,
Стоял в разгаре день, толпа гудела,
Шумел от нетерпения пѐстрый люд,
Им, собственно, и не было и дела,
Кому сегодня голову снесут,
Им всѐ равно, кто возлежит на плахе,
Их жизнь уже разменяна сполна,
Проиграны последние рубахи,
Им подавай лишь зрелищ да вина.
Глашатай развернул приказ с печатью,
И на всю площадь громко прокричал:
- Предать монаха дерзкого проклятью,
За то, что тайно он людей венчал!
В закатном небе лезвие сверкает,
Монах его с улыбкою встречал...
...И лишь любовь одна не умирает!
Он на последок громко прокричал...
И в этот день его мы вспоминаем
С любовью и улыбкой, как один.
И до сих пор сердца соединяет
Влюблѐнных покровитель Валентин!
63
Небо.
Небо как небо... Цвета заката
Низко висят облака.
Словно художник раскрасил когда-то
Их черно-белый плакат.
Словно добавил в унылую серость
Красок палитру сполна.
И облака стали мягче мохера,
Словно как в море волна.
Вот бы раскрасить праздничным цветом
Неба убогую грусть,
Выкрасить звѐзды, расцветить кометы,
Будут они краше пусть!
Ближе к нам станут другие планеты,
И среди всей пустоты -
Небо как небо, тѐплого цвета,
Как на лужайке цветы.
64
Герострату...
Я храмов не сжигал, как Герострат,
Христа не предавал за горсть монет.
Стоять придѐтся всем у Божьих врат,
И за деяния свои держать ответ.
Иной прославлен, как герой, в веках,
А про других и не напишут строчки.
Дела, поступки, совесть или страх
Всѐ вместе в нас, и всѐ поодиночке.
Пусть каждым движет собственный мотив,
Свои при этом мысли и сомненья.
Идти вперѐд, толпе всей супротив
Не каждый в своѐм может поколении.
Кто духом слаб - тот может и предать,
И факел в руки взять в лучах заката...
Ведь храмы Артемиды поджигать
Подвластно лишь безумцу Герострату.
65
О, Шанз-Элизе...
Снова пишу. А надо ли?
Молча смотрю с балкона.
Ставлю кассету Аманды Лир
В чрево магнитофона.
Дека закрыта, в розетке шнур,
Замер ночной балкон.
Где-то в Марселе Шарль Азнавур
Тихо поѐт шансон.
И вдалеке от столичных сцен,
В таверне, без импресарио,
Пел баритоном своим Дассен
Снова с улыбкой Salut...
А на Монмартре по утру
Смотришь на милых дам,
И слышишь, как с хрипотцой Гару
Затягивает "Notre Dame".
А вот в зоопарке стоит жираф,
Он словно насмешка Творца.
И быстрою птичкой Эдит Пиаф
Нам покоряла сердца.
Нынешний мир не радует глаз,
Много людей, много слов.
Сегодня с успехом Патрисия Касс
Модно поѐт про любовь...
66
Памяти Николо Паганини.
Пронзительно, до одури, до крика,
Взахлѐб, навзрыд, до глубины души
Играл Скрипач, и пела его скрипка.
Он брал аккорды, словно жить спешил.
И рвались струны, с болью и печалью
Мелькал смычок, подобно мотыльку.
Мелодия, укрывшись нот вуалью,
Была подвластна только лишь смычку.
И канифоль уже не помогала,
Душа была распахнутым окном,
Играл Скрипач и скрипка тосковала
О светлом, о далѐком и родном...
И свет свечей, торжественно-печальный
Дрожал на струнах, высветляя их.
А струны, как в истоме отвечали,
Рыдала скрипка, словно за двоих.
Последним взмахом, оборвав все струны,
Аккордом страстным вызвал он грозу,
Со сцены, поклонившись девам юным
Ушѐл, смахнув украдкою слезу.
Когда в футляр, ободранный и ветхий,
Ложилась скрипка, рядом лѐг смычок,
За печкою, как будто на разведке
Мелодию свою завѐл сверчок.
Скрипач с улыбкой, стоившей усилья,
Сверчку удачи тихо пожелал...
И по дороге, шаг мешая с пылью,
Навстречу утру быстро зашагал.
67
Судьбы плетѐтся полотно...
Плетѐтся тоненькая нить,
И луч луны лѐг на обои...
А нам, увы, не изменить,
Что предначертано судьбою.
Запущен ткацкий стан давно,
Скрипят катушки, валик стонет,
Судьбы плетѐтся полотно,
На нѐм вся жизнь, как на ладони.
На нѐм всегда отражено
Всѐ то хорошее, что было.
Знать наперѐд не суждено
Куда мы повернѐм кормило,
Куда звезда укажет путь,
И за каким из поворотов
Простая жизненная суть
Раскроет райские ворота.
Помиловать нас иль казнить -
Об этом мы, увы, не знаем...
Плетѐтся тоненькая нить,
Судьбы узоры выплетая.
68
Старые церкви Руси.
Покосившийся крест, заколочены двери,
Здесь когда-то звучал колокольный трезвон,
А теперь по ночам бродят дикие звери
И стучит ветерок переплѐтом окон.
Здесь крестили детей, отпевали усопших,
Здесь всегда принимали с добром и теплом...
На пороге застыл лист ракиты засохшей,
На разбитой иконе святой за стеклом.
Этот вид опустевших церквей по России
Разливает в душе и на сердце печаль.
Вместе с церковью веру как - будто сносили,
И попов за людей не считали, а жаль...
Время быстро бежит, времена изменились,
Только каждую ночь, закрывая глаза
Я прошу небеса - чтобы больше НЕ СНИЛИСЬ
Покосившийся крест да печаль в образах...
69
Жанна, дева из Орлеана.
Дым к небу поднимался не спеша,
Огонь струился, с хворостом играя...
Ну почему же трудно так дышать?
И Господу летит моя душа,
Чтоб встретиться с ним на пороге Рая.
Крик было слышно за пять вѐрст окрест,
Он в пламени тонул и вновь был слышен.
А за спиной стоит дубовый крест,
И лишь Христос спасѐн был и воскрес,
А мой костѐр вздымается всѐ выше...
Меня пытались в колдовстве винить,
И в ереси монахи обвиняли.
Столетнюю войну не отменить,
Мне девятнадцать, мне хотелось жить,
Меня коварно англичанам передали.
В глазах - огонь, тревога и туман,
А надо мной - распахнутые дали...
На рынке в славном городе Руан
Сожгут в кострах ещѐ немало Жанн,
Что церковью в колдуний обряжали.
Мой пепел был развеян по-над Сеной,
Оплакивал меня и млад, и стар.
Горел костѐр. И из огня степенно,
Простив врагам - предателям измену
Ушла на небо дева - Жанна Д'Арк.
70
Сны.
Звонок телефона, а в трубке - молчанье...
- Алло, говорите!? Но всѐ без ответа.
Короткий гудок в тишине на прощанье
Как выстрел в висок боевым пистолетом.
Удар... И распахнуты настежь глазницы,
И слух обострѐн, как у мыши летучей,
И в памяти сразу знакомые лица,
С которыми вам и спокойней, и лучше.
Звонок... И по коже морозом, как бритвой,
И нервы натянуты, словно канаты.
И ты на арене, как бык перед битвой,
А он - Матадор, твой противник заклятый.
Бежать... Только ноги не слушают разум,
И двери захлопнулись резким движеньем.
А если не ждать? По наитию, сразу?
То станет победой твоѐ пораженье.
Рассвет... И тебе это всѐ только снится!
И сон растворится неслышно, незримо...
Ты ждѐшь, не успев ничему удивиться,
Звонок телефона и голос Любимой...
71
Судьба.
А я надеялся – живу…
Люблю, дышу, творю, пылаю,
От страсти неземной сгораю,
И не во сне, а наяву…
А я надеялся – лечу…
В полѐте крылья я раскину,
И сверху все поля, долины
Своим я взором охвачу…
А я надеялся, что сплю…
И снится мне чудесный остров.
Там жизнь течѐт легко и просто,
Стрекоз я там сачком ловлю…
А я надеялся, что жизнь
Для всех хорошая такая,
И счастью нет конца и края,
И в танце радостно кружись…
А я уверен был – проснусь…
Расправлю с хрустом свои плечи…
Но крыть шестѐрку уже нечем,
Я в дураках. Да ну и пусть!
Игру я проиграл, но всѐ же
Не до конца проигран кон.
И под лампадами икон
Нам на судьбу пенять негоже…
И я уверен, что сполна
Испивши жизненную чашу
Не повторим ошибок наших,
Не наяву и не во снах!!!
72
Феникс.
Я сгораю, как Феникс, и вновь возрождаюсь,
Обновлѐнный и чистый, как вода в роднике.
Я грешу. И в грехах своих исподволь каюсь -
Есть святое во мне, да икона в руке...
Режу вены навзрыд и надеюсь на чудо,
Что должно непременно случится со мной.
Пью прокисший кефир, бью о стены посуду,
Обретая в душе и на сердце покой.
Жду, когда же придѐт снисхожденье оттуда,
Где у Врат постоянно стоит часовой.
Где никто никогда не болеет простудой,
Где и сам Он является всем, как живой.
Но меня не пускают земные заботы,
Что лежат тяжким грузом на сердце моѐм.
В завешении самой обычной работы
Возрождаюсь и снова сгораю огнѐм...
73
Что останется после меня?
Что останется после меня? Я не буду гадать,
Размышлять о грядущих годах не дано изначально.
В отраженьях разбитых зеркал не хочу узнавать
Я себя постаревшим, седым, и, возможно печальным.
Что останется после меня? Что в наследство я дам?
Разгребать будет кто груз ошибок моих и сомнений?
О прошедшем жалею, грущу по ушедшим годам,
Мысли вслух говоря для людей будущих поколений.
Что останется после меня? И кому продолжать
То, что я не доделал. Кому передать по наследству?
Ведь с бедой, как известно, достаточно ночь переспать,
А с удачей не просто – она не живѐт по соседству…
Что останется после меня? Не узнает никто,
И никто не поймѐт потому, что читать не обучен.
Моих мыслей и чувств опустело уже решето,
А наполнить его без меня не судьба, как его ты не мучай.
Что останется после меня? мир, где много чудес,
Где рассветы, закаты, где Жизнь продолжается снова.
Где я снова средь вас, где я будто как Феникс воскрес,
Эти строки пишу и до всех доношу своѐ слово!!!
74
From Paradise.
Нас прогнали из Рая, сослали на грешную Землю.
Разорвали тела,
Словно выжали Души из них...
И в Любовь не играя, мы любим, лишь боль не приемлем,
И частичку тепла
Мы несѐм на ладонях своих.
Нас прогнали из Рая...За то, что мы много узнали,
На пустынной Планете,
Прикрывши свою наготу,
Нам с тобою стирают мечты, оставляя печали,
Мы сгораем при свете,
Мы словно фонарь на мосту.
Нас прогнали из Рая, ставя ставки на чѐт или нечет,
Даже ангел - хранитель
Порой оставлял нас в беде...
За грехи нас карая и плеть опуская на плечи,
Наш Отец и Учитель
За собою ведѐт нас везде.
Нас прогнали из Рая, не дав нам ни схем, ни маршрутов,
Нас с тобой не учили
Творить чудеса для других.
Мы живѐм, выбирая, меж Злом и Добром почему то,
Нас давно уж убили,
Из Рая нас выгнав нагих...
75
Осень моей души.
Мы с тобой прощения не просим,
И во снах уже мы не летаем.
Распахнувши крылья наша осень
Листьями дорожки заметает...
И в лесах становится всѐ тише,
И прозрачней воздух стал немного.
Словно благодать спустилась свыше,
Золотом листвы стеля дорогу.
Постепенно улетают птицы,
Громких песен слышать мы не будем.
Что во снах летаем - нам не снится...
Осень в сердце опустилась к людям.
Лист опавший ляжет одеялом,
Землю от мороза укрывая...
Главное - чтоб биться не устало
Сердце, нас надеждой согревая.
Мы с тобой прощения не просим,
И прошла пора воспоминаний.
Засыпает наши души осень
Листьями не сбывшихся желаний...
76
Бывший Интеллигентный Человек.
Вечно в свинью упитый,
С вечно небритой рожей,
В драный одет свитер,
Треники рваные тоже,
Тапки на босу ногу -
Видно носки порвались,
Нафиг не нужен он Богу...
Черти - и те отказались...
Дай на похмел! Жалко?
-Да ведь пропьѐт, знаю,
Как по башке палкой,
Так с будуна страдают.
В вечных скитаньях тело,
Вечно душа бухая...
Вам то какое дело?
Ваша изба с краю.
Он изнурѐн битвой,
Змей победил всѐ же.
Вечно в свинью упитый,
С вечно небритой рожей,
Что же творит с вами
Зло, заливаясь в глотку?
Люди стают БИЧами,
Боготворя водку...
77
Распутица.
За окном - непогоды унылие,
На дорогах одно безобразие,
Прилагаешь большие усилия,
Чтобы выбраться из многогрязия.
На откосах - сплошные промоины,
Хлещет дождь, с неба падают слѐзы.
Запоздалая Осень, по - моему,
Поразрушила все наши грѐзы.
На Покров снега нет, к сожалению,
И морозов пока не предвидится.
Подвергать аксиомы сомнению
Можно, если никто не обидится.
Продвигаться тут можно лишь с посохом,
Сквернословя, заветы нарушив.
Перейти по дороге, как по суху
Смогут только безгрешные души.
И машины застряли в бессилии,
Что поделать - ведь в центре Евразии
За окном - непогоды унылие,
На дорогах одно безобразие...
78
Предчувствие Нового года.
Мчатся кони быстрым бегом,
По деревне - кутерьма.
Если с неба сыплет снегом -
Значит к нам пришла зима.
Значит снова будут санки,
И в снежки кто дальше всех.
Сушки, пряники, баранки,
И весѐлый детский смех.
Значит, скоро будет ѐлка,
Новый год у детворы.
На зелѐные иголки
Лягут кисти мишуры,
Зайцы, бабочки, ракеты,
Разноцветные шары.
Очень вкусные конфеты,
Апельсин без кожуры.
Значит праздник повторится,
Каждый год приходит он.
Будут радостные лица
И курантов перезвон.
Пусть исполнятся желанья,
Пусть немного, хоть одно.
Новой встречи обещанье,
И билетики в кино.
Если вам ночами снятся
Ёлка, свечи, мишура -
Значит повод есть собраться,
Чтобы крикнуть вновь "Ура"!
79
Душа поѐт лишь о тебе...
По утру туман,
На траве роса.
Знаешь ты сама,
Как грустят глаза.
Пусть идут дожди
И наводят грусть.
Ты меня дождись,
Я к тебе вернусь.
От тебя вдали
Скука сердце рвѐт.
И душа болит,
О тебе поѐт.
Я от счастья пьян
И горят глаза...
По утру туман,
На траве роса.
80
Черно-белый сон.
Засыпает всѐ хлопьями снега,
Странный сон мне под утро приснился:
Белый ангел вернулся на небо,
Чѐрный ворон на землю спустился.
Не пора ли просить нам прощенья
За грехи, совершѐнные нами?
Белый ангел - любви воплощенье,
И над ним реет белое знамя.
Но сгущаются тучи всѐ ниже,
Валит снег без конца и без края.
Чѐрный ворон всѐ ближе и ближе,
Хрипло каркая, с неба слетает.
В этой битве победы не будет,
Будет слов много сказано вздорных.
Верят в ангелов многие люди,
Ну а многие - в воронов черных.
Так ведѐтся с Земли сотворенья,
Происходит всѐ так безучастно.
Ангел белый - святое прозренье,
Ворон чѐрный - слепая повязка...
Это сон, понял я и проснулся -
За окном незаметно светает.
Белый ангел на землю вернулся,
Чѐрный ворон с туманом растает.
81
Ни о чем...
Высушит ветер горькие слѐзы,
Травы шуршат колыбельную песню...
Мало стихов? Почитай мою прозу,
Если найдѐшь еѐ где - то. Если...
Если услышишь вдали стон деревьев,
Листья которых недавно опали -
Значит, ты родом оттуда, от древних.
Тех, что друидами в Англии звали.
Если следы разобрать ты сумеешь
Пыльных дорог или снежной равнины -
Значит, в душе ты свободой болеешь,
Братья твои, стало быть, бедуины.
Если ты это всѐ же читаешь -
Значит не всѐ ещѐ прожито даром.
Ты о себе ещѐ много узнаешь,
Только вот будешь уже старым...
82
Зимнее детское.
Ах, погода! Просто сказка!
Мягко стелется снежок.
Доставай коньки, салазки,
Побежали на каток!
И морозец красит щеки,
И быстрей гоняет кровь.
Стоят бабы круглобоки,
Вместо носа там морковь.
Уйма детворы на горке -
Места хватит тут на всех!
Саши, Кати и Егорки,
И весѐлый детский смех.
Снегири сидят на ветках,
Быстро катятся коньки,
Хором шепчут две соседки -
Осторожнее, внучки!
На каникулах резвится
Озорная детвора...
Звезды начали светится,
Значит, нам домой пора.
83
На паперти.
Нищие молятся Богу на паперти,
Истово, что же ещѐ им осталось?
Снегом метѐт по земле, как по скатерти,
А на душе - лишь слепая усталость...
Год незаметно к концу приближается,
Словно из жизни был вычеркнут.
Тихое солнце за лес опускается,
Тройка бежит, да свистит кнут.
Небо покрыто багрянцем, как знаменем,
Тихо деревья стоят в вечном инее.
В печке дрова перемешаны с пламенем,
А на печи - незабудки, синие-синие!
Ветер гуляет за старой околицей,
Яблоню треплет в саду да грушу...
Нищие Богу на паперти молятся:
- Боже! Спаси наши души...
84
Как - будто...
Как шпаги перекрещены
Следы от самолѐтов.
Бегут по небу трещины,
Как-будто треснул кто-то.
И небо опрокинулось,
И льѐтся дождь стеною,
Как-будто что-то сдвинулось
У нас над головою.
И молнией расчѐркнуты
Раскаты злого грома.
Как-будто перечѐркнуты
Дороги наши к дому.
Закончен дождь. И радуга
Сияет и сверкает,
Как-будто кто-то радует
Огнями полыхает.
Исчезнет самолѐта след
В дали небес безбрежной.
И нас как-будто тоже нет,
Мы в дымке безмятежной.
85
Сын Зимы.
Играя на зонтах и шляпах
Дождинок светлых кутерьма
Не знала, что на мягких лапах,
Как кот, улавливая запах,
К нам в город вновь вошла Зима.
Дождинки, тихо замерзая,
На землю падали и вот,
Неслышной поступью ступая,
Тропинки тихо засыпая,
Уж снега пелена идѐт.
Бесшумно кутаясь в вуали,
Что сотканы морозной мглой,
Деревья вдоль дорог стояли,
Внезапно замерев в печали,
В невыносимой и немой.
И в сумраке, седом и старом,
Как будто бы согбенный дед,
В изгибе, словно гриф гитары,
Склонились над ручьѐм чинары,
А снег всѐ шел и путал след.
Наутро землю всю укутал
Наряд, что соткан был Зимой.
Он планы все природе спутал,
Он в реку вмѐрз лодчонкой утлой,
Он снег, он сын Зимы самой.
86
Обо мне.
Я по жизни фантаст. Я люблю рассуждать
Про миры внеземные, про всякую нечисть,
Что откуда пришло и чего ещѐ ждать,
Что мне грузом забот ляжет нынче на плечи.
Я философ в душе. Как Сократ и Платон,
Признаю привидения в сумраке ночи,
Я под древом сижу, как бедняга Ньютон,
Формул строй вывожу, правильных и не очень.
Я романтик наверно. Люблю помечтать,
О нагретом песке островов в океане,
Чтоб лежать в гамаке и газету читать,
Виски с колой держа в запотевшем стакане.
Я всего лишь один средь безликой толпы,
Что когда-то звалась всемогущим народом,
Что рожала героев, возводила столпы,
А теперь получаются больше уроды...
Я живущий на свете и идущий на свет,
Я плыву в облаках, словно ѐжик в тумане,
Я люблю всѐ вокруг - и закат, и рассвет,
Я люблю запечѐнную сѐмгу в сметане.
Я незримая нить, что связует века,
Я как тень, что преследует вас бесконечно.
Жизнь, увы, скоротечна. Она коротка,
Лишь душа существует и живѐт она вечно...
87
Где родятся мечты...
Когда человек засыпает - сначала идѐт пустота,
И поступью тихой ступает в преддверии сна высота.
А сверху на бренное тело оттуда, из той пустоты,
Спускаются мысли несмело туда, где летают мечты.
И сны разноцветными станут, в полѐт за собою маня,
И облачком сизым тумана грядѐт окончание дня.
Во снах иногда мы летаем, но с возрастом реже теперь...
В тумане рассветном растает когда-то закрытая дверь.
Из раннего детства порою приходят видения к нам,
Тот мостик над тихой рекою, кораблик, что плыл по волнам,
Пятно на боку у коровы, пожарные на каланчах,
Платок оренбургский пуховый, у бабушки что на плечах.
Закончился день незаметно, темнеет уже за окном,
И звѐзды, и даже кометы проносятся в небе ночном
Подушку как надо взбиваем, и вот, после всей суеты
Мы все в своих снах улетаем туда, где родятся мечты!
88
Календарь любви.
Если вдруг календари не лгут -
Наша встреча - это не случайность.
Эти дни, что медленно бегут,
Как ручей в заросший тиной пруд,
Не заметишь, как пройдут нечаянно.
Чтобы не случилось - ты не верь,
Нас с тобою разлучить не сможет
Ни подъезда хлопнувшая дверь,
Ни зубами клацающий зверь,
Ни печаль, что наше сердце гложет.
Будет в жизни нашей всѐ сполна:
И любовь, и вера, и терпенье.
Пусть звенит гитарная струна,
Ведь ещѐ не порвана она,
И поют ещѐ нам песнопенья.
Это значит - мы ещѐ живѐм,
Радуемся или негодуем,
Паспорта сжигаем, души рвѐм...
Всѐ, что мы с тобою не начнѐм -
Кончится как прежде - поцелуем!!!
89
Вселенная.
За окном замѐрзший градусник, как время,
Что считает нам минуты и года,
Что уходит ниоткуда в никуда,
Оставляя за собой ошибок бремя.
От рождения до смерти - только миг.
Пролетает у кого-то незаметно,
Как крыло колибри в сумраке рассветном,
Как младенца новорожденного крик.
Груз забот и ношу впечатлений
На плечах по жизни мы несѐм.
Кто-то пал, а кто-то был спасѐн
В каждом пролетевшем из мгновений.
В каждом сне, запомнить что не смог,
В каждой капле трудового пота,
В каждую прошедшую субботу
Верь дружище - ты не одинок.
Пусть пересекаются миры
И планеты сходятся степенно.
В нашей угасающей вселенной,
Где живѐм с тобой мы до поры.
90
Гимн дуракам.
Не стоит в отчаяньи в омут бросаться,
Один не пойдѐт воевать на полки,
И лишь дураки ничего не боятся,
И то потому, что они дураки.
За новое дело не любим мы браться,
Ведь новый обрыв может быть очень крут.
И пусть дураки ничего не боятся -
Они дураками скорей и помрут.
Мы встанем рядами под новое знамя
И не убоимся холодной зимы.
И пусть дураки будут рядышком с нами,
И разницы нет - где они, а где мы....
Что было - прошло, а что будет - то будет,
Но в жизни встречается их большинство.
И пусть дураков тут никто не осудит,
Они дураки, но не знают того.
Ружьѐ в реквизите раз в год, но стреляет,
И только лишь пальцу подвластны курки.
А жизнь самых лучших всегда выбирает,
Но даже средь них тоже есть дураки.
91
Завтрак.
Картофель, с сѐмгой запечѐнный,
По-деревенски, в чугунке.
Бекон свиной чуть подкопчѐнный,
Что тает враз на языке,
Жюльен грибной, в печи томлѐный,
Огурчик с хрустом, бочковой,
Такой пупырчатый, зелѐный -
Куснѐшь его - и ты живой.
И хлеб душистый, ноздреватый,
Ломоть, дымящийся в пару,
Его из печки мы лопатой
Достали рано поутру.
И молоко из-под коровы,
На зорьке что ещѐ паслась...
Такой вот завтрак наш здоровый,
Такая, вот представьте, сласть!!!
92
Рассвет.
Погасли все звѐзды и ветер затих,
И вечер - бродяга неспешно уходит.
Бредѐт по аллее в одеждах своих,
Он к солнцу навстречу идѐт на восходе.
А солнце встаѐт, чуть касаясь земли,
Своими лучами нас всех согревая.
В полѐт отправляя свои корабли,
Врагов и печали свои забывая.
Купаясь в росе изумрудных лугов,
И нежась в истоме на пляже песочном,
В тунике, что сшита из тысячи снов,
Рассвет настаѐт неизбежно и точно.
Плетѐт паутину незримый паук,
Чтоб сны полуночные в ней заплутали.
И шорохи ночи, как стѐршийся звук
Уйдут по утру в необъятные дали.
Пшеницы созревшей желтеют стога,
Они, словно золото редкого цвета.
И словно волшебник приходит в луга
Рассвет, как последнее чудо планеты!
93
Время как ветер.
Словно в 200 пудов навалилась усталость...
Крутит ноги и руки, болит голова,
Не пройти, не вздохнуть - ничего не осталось.
Только ветер листвою играет едва.
Только в сонной долине незримое время
Всѐ считает секунды, минуты, года.
Подрастает у нас незнакомое племя,
Что похоже на нас разве что иногда.
Только стрелки часов неизменно и вечно
Всѐ по кругу бегут, отмеряя нам жизнь.
Не жалей, что прошло - ведь оно скоротечно,
Всѐ хорошее - с нами, а плохое сбежит.
Только время не пони, не ходит по кругу,
И однажды увидев себя в отражении,
Вдруг поймѐшь постаревшую разом подругу,
И удачи свои, и свои поражения...
Ветер листьями кружит по замѐрзшей дороге.
И ворона седая закаркает вновь.
Что прошло - то прошло : и беда, и тревоги,
Пусть останется с вами лишь только любовь!
94
Полосы.
В нашей жизни лишь две полосы,
И одна из них белого цвета.
Ведь имеют две чаши весы,
И два полюса есть у планеты.
Если чѐрного цвета она,
Значит в жизни не всѐ очень гладко,
Значит в море шесть баллов волна,
Словно ночь вороная лошадка.
Ну а если летят облака,
Словно пена морского прибоя.
На проблемы гляди свысока,
И исполнится чудо любое.
Начинается новый рассвет
Чередой чѐрно - белых мгновений.
И не важно, каким будет цвет,
Цвет любви, и надежд, и сомнений.
По - гусарски пригладив усы,
Запрокинешь свой кивер беспечно.
В нашей жизни лишь две полосы
Чередуются целую вечность...
95
Ностальгия по детству.
Что прошло-то прошло, не горюй, не жалей,
Не скорби по ушедшему прошлому.
Всѐ, увы, пролетит, словно пух с тополей,
И останется только хорошее.
Пусть останутся радости детской поры,
Вкус халвы, лимонад "Буратино",
Звонкий смех повзрослевшей уже детворы,
И клубника с кулак, и малина.
Карусель в воскресенье, пятак в кулаке,
Выстрел в тире копейки за три.
И рассвет над рекой, две сорожки в руке,
И зимой на ветвях снегири.
Пусть останется с вами лишь только добро,
Ощущения милого детства.
Тѐплых маминых слов злато и серебро,
Пусть достанется это в наследство.
В море жизни уже паруса кораблей
Враз наполнились ветром надежды.
Что прошло-то прошло, не горюй, не жалей,
Будет всѐ хорошо, как и прежде.
96
Покров.
По улице сырой, продрогшей,
Шѐл снег, промозглый и слепой...
По листья он шуршал порошей,
Он сгорблен был своею ношей,
Невыносимою такой.
Деревья, распростѐрши ветки,
Стоят в полночной тишине.
Сплетая паутинок сетки,
Снежинки, словно на разведке
Летят в безмолвной вышине.
Тихонько землю засыпая,
Растаять сразу не боясь,
Снег выпал, словно птичья стая,
На кисть рябины что слетает,
За ягоды свои борясь.
Ручей смиренно засыпает
В объятьях ледяных оков.
А снег всю землю засыпает,
И каждый человек узнает,
Что к нам опять пришѐл Покров!
97
Река жизни.
Любой из нас, закончив жизни путь,
Когда уже в руках горит свеча
Подумает: А если всѐ вернуть,
И если уж рубить - так хоть с плеча.
А если полюбить, так хоть навек
И мимо не пройти чужой беды...
Но так, увы, устроен человек,
Что с совестью всѐ чаще не лады.
Ты промолчишь, когда бы мог сказать,
И не заметишь, как в один из дней
Проходит мимо, опустив глаза,
Когда - то самый близкий из друзей.
И в бурной речке под названьем «Жизнь»
Ты не найдѐшь уже родной причал.
Никто не крикнет с берега: ―Держись!‖,
Когда заклинит у тебя штурвал.
Когда на камни всех твоих невзгод
Тебя с размаху выбросит волной,
Помочь тебе никто уж не придѐт...
Закончен твоей жизни путь земной.
И страж небесный - строгий Михаил
Решит предназначение твоѐ:
За всѐ, что ты при жизни совершил
Твоя душа уйдѐт в небытиѐ.
98
Зимний пейзаж.
Опять зима. Снега, метели...
Склонили ветви сосны, ели.
Снежинки в вышине кружатся
И тихо под ноги ложатся.
Сковал мороз ручьи и реки.
Всѐ замирает, как навеки.
Природа будто засыпает.
Чтоб по весне опять оттаять.
Чтоб зазвенеть весѐлой трелью.
Закапать озорной капелью...
Ну а пока мороз крепчает.
И это только означает
Что будет долгая зима.
Снегов, метелей кутерьма.
И вьюг февральских хоровод
Дороги снова занесѐт.
99
Баллада о соколе.
В старинной Англии давно жил рыцарь Ланселот.
Он в замке жил и пил вино, любил он свой народ.
Любил помчаться он, стремглав, на резвом скакуне,
Любил стрелять, его стрела свистела в вышине.
Но рыцарь больше всех любил забаву юных дней,
И повзрослев, он не забыл, когда в кругу друзей
Он на охоту выезжал. И сокол на руке,
Добычу чуя, клекотал и бил еѐ в пике.
Он приносил перепелов, бил кроликов и лис,
И дичь из девственных лесов, что рядышком росли.
Вот на охоте, как всегда, в один прекрасный день
Он не заметил, что беда подкралась, словно тень.
Он сокола спустил с руки. «Лови», - ему сказал,
Но только острые клыки вонзились вдруг в глаза.
То рысь его подстерегла, и Ланселот упал,
Но только сокол, как стрела, на рысь с небес напал.
Он бил когтями, клювом рвал ей уши и глаза,
И зверь, не выдержав, удрал в свой тѐмный лес назад.
А рыцарь кровь с лица убрал и в мутной пелене
Он вдруг увидел, что лежал тот сокол на спине.
И сквозь разодранную грудь текла по перьям кровь.
О, если б видел кто - нибудь, тот не нашѐл бы слов,
Которые наш Ланселот шептал в лесной глуши,
А сокол, дѐргая крылом, пожить ещѐ спешил.
Он испустил последний крик, навек закрыв глаза...
А у хозяина в тот миг текла из глаз слеза.
Он вырыл яму и его под дубом закопал.
И каждый год в тот самый день туда он приезжал.
И в память об охоте той, храня свою мечту,
На гербе сокол золотой взлетает в высоту.
100
Моей любимой!
Льются сами собой на бумагу стихи,
Их поток всѐ сильнее и шире.
Нам теперь да простятся любые грехи,
Даже если мы и согрешили.
Нам теперь да прибудет тепла и добра.
Сколько можно по жизни скитаться?
Пусть настанет для нас золотая пора,
Чтобы жить нам и не расставаться.
Даже если судьба испытанья сулит
И играет то в жмурки, то в прятки,
Если сердце в груди о тебе говорит -
Значит, будет у нас всѐ в порядке !
101
Старость.
Плюшевый мишка у мусорной кучи,
Лапа оторвана, выдранный нос...
Знал он когда-то жизнь и получше,
Только пошѐл дом под снос.
Аист сюда больше не прилетает,
Выросли дети, разъехались вмиг,
И на облезлом крыльце восседает,
Словно на троне имперском старик.
Силы не те, часто руки немеют,
Бабки давно рядом нет...
Только вот жаловаться не умеет
Этот преклонных лет дед.
Он словно мишка у мусорной кучи,
Выброшен жизнью на свалку.
Ходят по небу черные тучи,
И голосят хрипло галки...
102
Моим великим предкам посвящаю.
На коленях он стоял пред иконами:
- Отче наш! Ты возьми под крыло.
И молился, вперемешку с поклонами,
И крестился, осеняя чело.
Помоги нам одолеть злого ворога,
Чтобы войско в битве не полегло.
Да не выклевали б нам глаза вороны,
Что над полем кружат черным крылом.
Пусть прибудет нам в сердца сила ратная,
Мы земли родной врагу не сдадим.
С нами Бог и наша Русь, и стократная
Вера в то, что завтра мы победим!
На коленях он стоял пред иконами:
- Отче наш! Дай нам веры такой,
Чтобы в ратном деле пешими и конными
Одолели всех мы в схватке лихой.
И пролилось по утру много кровушки,
Побежала в Дон багряной рекой...
И врагов своих дурные головушки
Порубал наш княже Дмитрий Донской!
103
В ожидании отпуска.
В оранжевом, как апельсин, загаре,
Садилось солнце в розовый закат.
"Горело" море, словно на пожаре,
А в воздухе разлился звон цикад.
Шумел прибой о камни белопенный,
И галька шелестела под ногами.
И чаек крик торжественно-степенный
Слетал с небес, качаясь над волнами.
Сходила ночь на опустевший пляж,
И зажигала фонари на побережье.
А серп луны, как-будто бы мираж
За облако улѐгся спать как прежде.
И всѐ стихало. В сумраке ночном
Глухом и молчаливом, словно вата,
Стук крыльев мотыльков, что за стеклом
Пытаются на свет лететь куда-то.
А ночь не вечна. Утро настаѐт.
И солнце вновь поднимется уж вскоре.
Душа моя ликует и поѐт,
Мне хорошо. Я в отпуске. НА море...
104
О жизни.
Что наша жизнь? Игра! Услышал я когда-то,
И увлеклись мы с детства этою игрой.
Меняя в ней события и даты,
Не знали, кто в ней шут, а кто король...
Но время беспощадно. И не важно,
Кто перед ним - король ты или шут?
И в затяжном прыжке почувствуешь однажды
Свободу, коль раскрылся парашют.
И будто в детстве, ты поверишь чуду,
Паря над миром - за стропу держись.
Во всѐм великолепии, повсюду
Вокруг тебя бушует эта ЖИЗНЬ!
Я знаю точно - чудо повторится,
И нынче, словно как в немом кино,
В толпе безликой вдруг увижу лица
Друзей своих, что не видал давно.
Что наша жизнь? Тире от даты к дате...
И дай нам Бог прожить немало лет,
И с внуками понянчится когда-то,
А может быть - объехать целый свет!
105
Бумагомарательность.
Время тянется, словно беременность,
Будто маслом по хлебу намазанность.
Нарушает ход мыслей безвременность,
И срывается с губ недосказанность.
А в душе прозябает чувствительность,
В симбиозе в душой - обязательность.
Поражает собой удивительность,
И в поступки других невмешательность.
Доживает до срока медлительность,
Атавизмом уж стала старательность.
И всѐ чаще уже нерешительность
Побеждает старушку-внимательность.
У соседей давно необщительность,
Да и в дружбе у нас избирательность.
В интересах других - пофигительность,
На работу у нас забивательность.
Но всегда начеку своевременность,
Я заканчиваю написательность.
Время тянется, словно беременность,
Ставит точку всему окончательность.
106
Май 45-го...
Растущий серп луны над головой...
Идут дожди который день - хоть волком вой,
А поутру - туман, не видно на 3 шага,
Намокший табачок, размокшая бумага.
Последний этот день уходит прочь...
Что ждѐт меня сегодня, в эту ночь?
Какие страхи в сумраке таятся?
Скажи, отец, кого теперь бояться?
Растущий серп луны над головой...
Окоп, заросший сорною травой,
Патрон в патроннике, и выверен прицел.
Да, я живой. Да, я пока что цел.
Быть может - это мой последний бой,
Решающий, кто мѐртвый, кто живой,
За Родину, держась за древко флага,
Приказ - назад не отступить не шагу...
Растущий серп луны над головой...
Окоп, заросший сорною травой.
Был 45-й год с туманным маем,
Всем не вернувшимся с войны я посвящаю....
107
Generation I - Iphone, IQ, Internet... посвящается.
Мы не подвержены чувству большому,
Прячем его мы в себе каждый день.
А на столе ноутбука - слайдшоу,
Где фотографии близких людей.
Нам интернет заменяет общенье,
Письма уже разучились писать...
Мы СМСками просим прощенья,
Смайлики могут за нас всѐ сказать.
Аськи, агенты и видео в Скайпе -
Здорово, круто, ребятам - респект!
Только волос не осталось на скальпе,
Да и не ходим гулять на проспект.
На "Одноклассниках" дружбу заводим,
Строчки скупые: - Привет! Как дела?
Я на Карибах! А я на свободе,
Дети в порядке, а мама сдала...
Хочется в рай - да грехи не пускают.
С той стороны монитора - зима.
Кажется, снег никогда не растает,
Кажется, будто сошли все с ума.
Так затянули нас сладкие сети,
Словно наркотик - ещѐ и ещѐ,
Мы, как в тумане, висим в интернете,
А на щеке от слезы горячо...
108
Ангел-хранитель.
С рожденья даѐтся каждому,
У всех он над головой,
Мы многим ему обязаны,
Он ангел-хранитель твой.
Он будет с тобой рядом
По жизни идти всегда,
И в зеркале полу-взглядом
Ты видишь его иногда.
Он крылья свои расправит,
Укроет тебя от невзгод.
Нигде тебя не оставит,
От грусти тебя спасѐт.
И если беда случится -
Он будет всегда с тобой,
Он мигом к тебе примчится,
Ангел-хранитель твой.
109
Ностальгия по весне.
Снова снег за окном, снова снег...
Он засыпал и лес, и дорогу.
И Земля чуть замедлила бег,
Видно тоже замѐрзла немного.
С неба падает снег. В тишине
Опустевшего леса невольно
Я мечтаю о новой весне,
Что наступит уж скоро довольно.
И ручьи вдоль дорог зажурчат,
И распустятся почки на вербах.
На берѐзы грачи прилетят,
Собираясь на пашню наверно.
Побежит по сосулькам капель,
Предвещая собой перемены.
И синички восторженной трель
Всех разбудит от зимнего плена.
И смола янтарѐм на сосне
Заблистает, подвластно лишь Богу.
А пока с неба падает снег,
Засыпая и лес, и дорогу...
110
До сентября.
Я листок календаря отрывать на буду.
Мир закрыт до сентября, до прихода чуда.
Листья свой меняют цвет, золотом блистая,
Исчезает лунный свет, постепенно тая...
Где-то, В сумраке лесов, заблудилось лето,
И кукушка из часов улетит с рассветом.
Зачарован старый лес, там, за этой дверью
В мире много есть чудес, нужно только верить.
Нужно верить, что не зря солнце прячет горы,
Мир закрыт до сентября. А сентябрь скоро!
111
Прости, нас Россия...
Перекрѐстки дорог, как миров перекрѐстки,
Лес на три стороны, где осины, берѐзки,
Покосившийся столб, провода поободраны,
Пустота вѐрст на сто, как и мы, тупо продана...
Стрекотанье сорок, пролетевших над полем,
Тень от старых крестов с рухнувших колоколен,
Звона колоколов слышать нам не придѐтся,
Мы в долгу лишь у той, что Россией зовѐтся.
В неоплатном долгу у берѐз да у пашен,
Не отдали врагу мы земель этих наших,
Защищали отцы, деды, мы защищали,
Так за что же у нас нашу землю отняли?
Нас Россия прости - дети мы неразумные,
Что нас ждѐт впереди? Лишь идеи безумные,
Лес на три стороны, да могильные плиты,
Больше нет ничего. Нет и нас. Мы убиты...
112
Метель.
Закружила за окном метель,
Ветер завывает, словно волк...
День за днѐм бежит, как карусель,
Пишется судьбы тончайший шѐлк.
Завтра снова будет новый день,
Снова будет за окном кружить.
Ты по жизни не отбрасываешь тень,
Стоит ли тебе на свете жить?
По встречной.
Если кто-то мешает идти вам вперѐд -
Не беда, и не надо отчаиваться.
Происходит всегда в жизни переворот,
Преднамеренно или случайно.
А за тем поворотом судьба знак даѐт,
Остановки там нету конечной...
Если кто-то мешает идти вам вперѐд -
Обойдите его вы по встречной.
О жизни...
Не жалейте, что живѐм по-прошлому,
Ведь не жизнь, а чисто маскарад.
Если сделал что-нибудь хорошее -
Возвратится к вам оно стократ...
113
Я ухожу...
Я ухожу один в туманный этот вечер,
И даже слова на прощанье не скажу.
Пускай печаль тебе опустится на плечи,
Я ухожу, я ухожу, я ухожу...
Я помню все слова, что ты мне говорила,
Теперь молчанием тебя я награжу.
Ведь ты меня, признайся, вовсе не любила.
Я ухожу, я ухожу, я ухожу...
Пускай замучает тебя до смерти совесть,
Твои я ей координаты подскажу.
Писали мы роман — не вышла даже повесть.
Я ухожу, я ухожу, я ухожу...
Пускай в твоѐм окне погаснет свет навеки.
"Ну что ж, так надо"— про себя я рассужу.
И как стремятся к морю ручейки и реки,
Я ухожу, я ухожу, я ухожу...
Я выхожу в туман, где звѐзд почти не видно,
И от квартиры ключ на тумбочку ложу.
Живи как знаешь — ведь тебе ничуть не стыдно.
Я ухожу, я ухожу, я ухожу...
114
Твои глаза.
Люблю гулять по городу я вечером.
Дышать осенним воздухом его.
Стараюсь я всегда идти навстречу Вам,
А Вы не замечаете того.
Проходите всегда в толпе, бегущей прочь,
Молю Вас - ну взгляните на меня.
Но только взгляд уходит в темноту и ночь
Опять спешит на смену красок дня.
А в тихом парке слышно, как листва шумит.
Колышет ветер кроны тополей.
И речка под мостом куда-то вдаль бежит.
Но только нету Ваших глаз у ней.
Они укрыты сумраком и тишиной,
И не блестят как чистое стекло.
Я вижу, как тихонько в небе надо мной
Раскроет ночь опять своѐ крыло.
В далѐкой бездне звѐзды как огни горят,
Наутро снова их погаснет свет.
С приходом ночи вновь начнѐтся звѐзд парад.
Не только звѐзд, но даже и планет.
Они во тьме укажут путь к иным мирам,
Ответ дадут, что можно, что нельзя,
А если повезѐт - то я приближусь к Вам,
Увижу Ваши, наконец, глаза.
115
Странная любовь.
Прольют свой свет на землю фонари.
Но только в сумерки тебе не спиться.
Ты ждѐшь его и будешь до зари
Его любить, чтоб по утру проститься.
И снова сильные руки ласкают тебя,
Глаза закроешь - и разум тебя покидает.
Ты с ним расстаться не хочешь, так сильно любя,
И только руки его твоѐ тело ласкают.
Рассвет застанет вас и он уйдѐт...
И тихо плача, ты стоишь под душем.
Он смоет с тела груз ночных забот.
Но разве сможет душ очистить душу?
И снова тянется день, словно тысяча лет.
Ты словно сходишь с ума, без него так тоскуя.
Но только вечер придѐт, в доме выключив свет,
И ты как-будто очнѐшься от его поцелуя.
А дома ждѐт его жена и сын,
И к ним всегда он будет возвращаться.
Но для тебя любимый он один.
Твоя судьба - встречать и расставаться.
И будут губы твои его имя шептать,
Промчится ночь незаметно, как сладкая сказка.
Ты будешь только о нем, и молить и страдать,
И умирать, и рождаться, и жить в его ласках.
116
Скрипач.
Сыграй, дружище, ты мне свой сонет,
Смычком по струнам тихо проведи.
Пускай погаснет на мгновенье свет,
Сыграй и душу мне разбереди.
Заплачет скрипка, словно человек,
И камень упадѐт с моей души.
Кружится за окошком белый снег...
Играй, скрипач, но только не спеши.
Я каждый звук твоей струны ловлю
И не на миг его не оборву.
Играй о той, кого я так люблю