Могндоэфрийская ваза

Улыбающиеся смайлы и сердечки. «Ты вначале непонятно сказала про систему, поэтому мы не так поняли, ну бывает».

«Да я привыкла что меня не так понимают. Давала Эдвину брату почитать фанфик по «Концу Лиргисо», тот который с энцой и совсем-совсем подзамочный. Он не хотел читать мои фанфики, но когда я сказала что это по тому фильму все-таки прочел. Потом встал, открыл молча бар, достал бутылку коньяка и за раз выпил до половины, и говорит: теперь я точно знаю, что воздаяние за прошлые грехи существует. А я же не про это писала, не про грехи там и воздаяние, а про всякую энцу….. Я попросила чтобы он мне тоже коньяка чуть-чуть налил только маме не говорил, а он сказал что я еще маленькая и ушел с таким видом как будто его по голове треснули, и коньяк остаток унес с собой. Я так и не поняла чего это он. Кто-нибудь еще думает что у меня в этом фанфике что-то есть про грехи?! Я опрос повесила, голосуйте!»

Никто из двадцати семи участников мнения Эдвина не разделял, и только двое нажали на «Сомневаюсь».

Мне бы ваши заботы, дебилы малолетние, подумала Шени, выбираясь из аэрокара на окутанной сумраком «этажерке».

По дороге купила еды. Солнце скрылось за домами, западный бок видневшегося вдали Элака все еще розовел в его последних лучах.

Дверь съемной квартиры открылась не сразу – замок не в порядке?.. И не только замок: пол залит чем-то темным, густым и липким, в студии кавардак, облезлая хозяйская тумба лежит на боку, а потайная дыра в стене стала в полтора раза больше, и под ней белеет крошево штукатурки.

«И здесь тоже?..»

Что за желе чавкает под ногами, Шени поняла, увидев ошметки распоротой оболочки гелевого матраса. И кто здесь побывал, тоже ясно: подельники Джаспера ищут вазу! Хорошо, что отвезла ее в университет и оставила в сейф-камере.

Заперев дверь, она тихонько спустилась по лестнице и вышла на улицу, в духоту тропического вечера. Было противно. Ну и мрази. Понятно, что они роются везде, где Джаспер, по их мнению, мог припрятать краденое, и насчет студии не то чтобы сильно ошиблись, но искать-то можно по-разному. Портить вещи, которые кому-то нужны, и топтать чужие рисунки – вот это уже полное дерьмо! Она едва ли не шипела от ярости, стремительно шагая вдоль темного канала, и никак не могла успокоиться.

Судя по характерному запаху, вода Сайвак-блочау цвела, но в сумерках не разглядеть сизых, ржаво-рыжеватых и темно-зеленых пятен, сотканных из микроскопических листочков. Вдобавок пахло нагревшимся за день тротуарным покрытием и – еле уловимо – вездесущими специями Элакуанкоса.

Когда из потемок выступили две фигуры, Шени все еще была злая. Только это ее и спасло. Если б успела вернуться в свое обычное миролюбивое состояние, перетрусила бы, как тогда в «Снежном привете», но желание порвать в клочья тех, кто напакостил у нее дома и в студии, до сих пор ее не покинуло.

– Стой, курва! Это же у тебя в гостях Джаспер концы откинул?

– И что?

– Где то, что у него с собой было и ты заныкала?

– Все полиция забрала, – огрызнулась Шени, жалея о том, что не умеет убивать взглядом. – Там спрашивайте.

Земляне ей не поверили. И почувствовали ее злость. Один врезал ей кулаком по уху – не сильно, скорее чтоб запугать, но вряд ли он ожидал, что в ответ ему под ребра вонзится, проткнув ткань пропотевшей футболки, остро заточенный карандаш.

Лежал в кармане курортных штанов: вдруг пригодится. И пригодился. Сдвинув пластиковый колпачок, Шени выхватила оружие художника и всадила бандиту в область селезенки. Насколько глубоко – непонятно. Оттолкнув второго, бросилась к ближайшей подворотне. У них могут быть парализаторы, поэтому надо петлять, чтобы не смогли прицелиться. Если догонят, ей конец.

Окрестности она изучила до последнего закоулка, пока бродила тут и рисовала. Анфилада проходных дворов – и дальше выход на улицу Рье-Бакёро. Позади топот, впереди, за аркой, сияние разноцветных огней. Вылетев в сутолоку оживленной улицы, она с разгона чуть не сбила с ног прохожего, но тот успел перехватить ее и вместе с ней крутанулся, как в танце, гася энергию движения.

– О, это ты?.. Добрый вечер!

Эдвин Мангериани собственной крашеной персоной.

– Добрый, – выпалила Шени, задыхаясь. – Пусти, я тороплюсь!

– Да я тоже тороплюсь, – весело подмигнув ей, он нырнул во тьму арки, из которой она только что выскочила.

Ему-то что понадобилось в здешних дворах?

Увидев себя в зеркальной витрине, поскорей сдернула с головы серебристый парик: без него проще затеряться в толпе среди других незийцев. Даже если те двое потеряли ее, наверняка они позвонят своим сообщникам. Ее ход – позвонить в полицию. Вытащила телефон: не работает. Аккумулятор сел. Модель недорогая, без защиты, а бандиты, видимо, применили глушилку из тех, которые съедают заряд до нуля. С компом то же самое.

Над улицей роились мобильные фонари, туристы фотографировались на фоне обшарпанных мозаичных фасадов Рье-Бакёро – на гравиплатформах, которые прямо на месте сдавались в аренду. Торговцы знаменитыми пряными сладостями Элакуанкоса наперебой зазывали покупателей. Живописные попрошайки цеплялись к прохожим, главным образом к туристам, рассказывая о своих бедствиях: от падения метеорита, пробившего крышу и уничтожившего все семейные накопления (каким образом эта напасть миновала орбитальную противометеоритную защиту, страдалец не уточнял) до «потери необходимых для социального пособия биометрических данных после тяжелой болезни». Шени знала, что иногда таким образом подрабатывают студенты, гримируясь, чтоб не узнали, но это опасно, представители нищенствующих кланов гоняют чужаков со своих территорий.

Ухо с распухшей мочкой болело, и левый глаз, похоже, заплыл. Надо будет проверить, нет ли сотрясения, хотя, по ощущениям, ничего опасного: не тошнит, в глазах не двоится. Что дальше? Если сейчас в полицию – это будет похоже на явку с повинной, словно она и впрямь собиралась присвоить украденную вазу, а потом испугалась бандитов и пошла на попятную. Лучше сначала отдать вазу в лярнийское посольство и уже после этого объясняться с полицией. Надо продержаться до утра, добраться до университета, поговорить с профессором Тлемлелхом и попросить его связаться с безупречномудрым Крамлегеурглом. Когда попался справочный терминал, она посмотрела рейсы на Месхандру: ближайший утром.

Порой казалось, что за ней следят. Главное, держаться там, где народу погуще – тогда меньше риска, что попадут из парализатора, а если она упадет, кто-нибудь да вызовет «скорую помощь».

Около моста Хвадабат ей опять встретился Эдвин – улыбнулся и развел руками, словно хотел сказать «надо же, как мал этот город», а Шени насторожилась: вдруг он связан с «черными антикварами»? Пристроившись к группе туристов с Шиайта, перешла вместе с ними на ту сторону, потом украдкой огляделась, но его нигде не было видно.

На том берегу начинался парк Хвадо, освещенный старинными оранжевыми фонарями. За парком ухаживали, но выглядел он запущенным, как и все остальное в Элакуанкосе. Шени рассчитывала дойти до ворот вместе с шиайтианами, и те вначале двигались организованной гурьбой по главной аллее, но потом разбрелись кто куда, и она осталась без прикрытия.

Первая мысль – бегом рвануть вперед, к воротам. Спохватившись, оглянулась: позади смутно белеет мост и маячат какие-то люди. Парк большой, аллея длинная, фонари в виде бутонов пеллу развешаны на кованых арках через каждые десять шагов – здесь она будет отличной мишенью. Спина защищена рюкзаком, но могут попасть ниже или в голову, и даже если заряд парализатора заденет по касательной, этого хватит, чтоб она была не в состоянии убежать.

Шени юркнула в первую же боковую аллею, темную, с хрупающими под ногами шишками и задевающими голову ветками. Она невысокая, для нее в самый раз, а те, кто ломанулся вдогонку, производили достаточно шума, чтобы она похвалила себя за предусмотрительность: вовремя свернула.

– Стой, сука!

Так и есть – земляне.

– Куда же вы, меня подождите! – крикнул кто-то еще – видимо, отставший. Голос показался знакомым.

– А тебе чего надо?!

Если у них какие-то междусобойные разборки, тем лучше для нее.

Шени более-менее знала Хвадо – здесь всегда найдется, что порисовать – и металась в потемках по зарослям, пытаясь держать курс на главные ворота. За ней гонялись трое или четверо, и, похоже, они разгадали ее маневры, потому что старались отрезать ее от выхода. Загнанная, измотанная, с сорванным дыханием, она в конце концов выскочила к пруду Задумчивых Камней. Наверняка ее тут поджидают…

На выгнутом мостике висел фонарь в виде бутона пеллу, и такой же смотрел на него из пруда сияющим оранжевым пятном. Смутно белели искрошенные ступеньки ведущей к воде лестницы. И никого, не считая двух крабов возле каменной глыбы. Когда появилась Шени, те засуетились, защелкали клешнями, словно не могли решить, напасть или убежать. Она никогда еще не видела таких крупных сибватов – каждый размером с ее рюкзак. Вдобавок агрессивные. Мутанты какие-то…

Попятилась от них – и уловила шорох позади. Надо бежать, но она совсем выбилась из сил, измученные легкие того и гляди порвутся.

Из зарослей донесся шум, словно там кто-то упал. Снова шорох кустарника: сюда идут, сейчас они будут здесь.

– Не бойся, это всего лишь крабы.

Опять Эдвин Мангериани. Улыбающийся, спокойный, как будто встретились не в темном парке после беготни, а на вернисаже.

Крабы заковыляли прочь, путаясь в собственных конечностях, налетая друг на друга, как сломанные роботы.

– Почему… ты… меня преследуешь?.. – она едва могла говорить.

– Шени, я тебя не преследую, с чего бы мне это понадобилось? Скажем так, тебя преследую не я. Или, если угодно, я преследую, но не тебя, – заморочив ей голову этими пояснениями, он участливо спросил: – Нужна помощь? Ты ударилась?

– На меня напали. А ты кого преследуешь?

– Мерзавцев, которые у меня кое-что украли. Хочу вернуть свое имущество.

Она прислушивалась, однако вокруг было тихо. Можно подумать, кроме них здесь ни души. Куда делись бандиты – затаились? Эдвин сумел дать отпор нанятым бабкой-графиней убийцам, так что, наверное, хорошо, что она его встретила.

– Они где-то рядом!

– В некотором смысле да… Но больше они тебя не побеспокоят.

С той стороны, откуда он пришел, донесся шорох, и девушка в панике дернулась, но из кустов вылез всего лишь краб – такой же здоровенный, как два его собрата.

Вспыхнул фонарик, и теперь она разглядела, что панцирь у этого переростка розовый в чернильно-фиолетовую крапинку, словно цветок сефмеи болотной.

– Оцени, какая красота, – сказал Эдвин с оттенком скромной гордости, как будто сам его раскрашивал.

– Разве так можно с животными?! – возмутилась Шени.

– Не подумай чего, это естественная окраска. Гм, если в данном случае уместно определение «естественный»… Где-то здесь еще два бегают, ты обратила внимание на их изысканную расцветку?

Шени устало помотала головой: она обратила внимание только на устрашающие размеры этих тварей.

– Идем отсюда. Предоставим крабов их нелегкой, но вполне заслуженной крабьей судьбе.

– Ты уверен, что в нас сейчас не целятся?

Его беспечность пугала.

– Уверен, – он шагнул в сторону, за камень в половину человеческого роста, что-то подобрал и повернулся к ней. – Так и быть, чтобы тебя успокоить…

В каждой руке – парализатор, и Шени напряглась, но он тут же забросил оружие обратно, где лежало.

– А… куда делись бандиты?..

– Расскажу – не поверишь, – ухмыльнулся Эдвин. – Идем.

Он взял ее за руку. Шени больше не протестовала. События как будто перетекли в пространство сна, где одно не связано с другим и на каждом шагу происходит что-нибудь странное. Можно подумать, убегая от бандитов, она в какой-то момент свернула не туда и очутилась в другой реальности. Хотя есть еще одно объяснение: ей дистанционно засадили капсулу с наркотиком, и на самом деле она сейчас валяется где-нибудь под кустом в отключке. Или все-таки бродит по парку Хвадо, но все равно видит глюки.

– Ты не галлюцинация? – уточнила она с опаской, когда выбрались в аллею, освещенную оранжевыми фонарями-бутонами.

– Нет, но если понадобится, я могу побыть галлюцинацией, это у меня всегда хорошо получалось.

Ага, ответ вполне в духе версии номер один или номер два!

– Не сочти за нескромность, встречный вопрос, почему они за тобой гонялись?

– Я знала одного парня из их банды. Вместе учились, потом его отчислили, но мы иногда общались. Он пришел ко мне в студию и умер от передоза, я вызвала полицию. А потом появились эти, все перерыли у меня дома и в студии… – Шени спохватилась. – У тебя есть телефон? Мой сдох из-за глушилки, а надо позвонить родителям, узнать, все ли у них в порядке, раз такие дела…

Эдвин не возражал, и это вроде бы свидетельствовало о том, что злодейских планов он не вынашивает. У мамы с папой после ее ухода ничего не случилось.

– Спасибо, – она вернула ему телефон.

– Всегда пожалуйста. Ваза у тебя?

– А… С чего ты взял?!

– Крабы рассказали, – он сочувственно улыбнулся, глядя сверху вниз на оторопелую Шени. – Ваза была у Джаспера, а среди его описанного имущества ее не оказалось. Я тебя как никто понимаю – она тебя очаровала, и ты не смогла устоять… Но это моя ваза. Нам туда – в медпункт, тебе надо обработать ушиб.

– Неправда, – пробормотала Шени, когда к ней вернулся дар речи. – Я не присвоила! Джаспер сам ее мне отдал. Эти дебилы ее сначала грохнули, потом халтурно склеили, хотели свалить на него, а он принес и попросил отреставрировать! И в тот же вечер умер.

– Чудовищно…

– Я ее отреставрировала!

– Надеюсь, сейчас она в надежном месте?

– В университете, в камере хранения. Как чувствовала, что лучше ее туда.

– Шени, у меня больше прав на эту вазу, чем у кого бы то ни было. Я готов ее выкупить за твою цену. У меня есть деньги, и я умею эффективно решать проблемы – если нуждаешься в какой-нибудь услуге деликатного характера…

Это было не только щедрое предложение, но и скрытая угроза.

– Да, деньги мне понадобятся, – вздохнула Шени. – Мне же теперь все для работы заново покупать. А проблема – подельники Джаспера, которые ко мне прицепились.

Она всегда была трусихой, запугать ее проще простого. И если Эдвин любит красивые вещи, ваза будет в хороших руках.

– Можешь о них забыть. У меня они тоже вызывали отвращение.

Впереди вздымался над кустарником резной купол, над ним светилась золотисто-зеленая голограмма – звездчатый лист олехьи лекарственной, эмблема незийской медицины.

Диагност показал, что легкое сотрясение мозга у Шени есть, но психотропных веществ в организме не обнаружено. Медавтомат обработал ей ухо и скулу.

– Теперь летим в Месхандру, – сказал Эдвин, когда все процедуры были выполнены.

Кафе «Приют полуночника» с давних пор ютилось в цоколе Башни Знаний – одной из старейших построек университета. В Башне находилась библиотека: бумажных книг, свитков, глиняных табличек, испещренных иероглифами шелковых полотен там десятки тысяч, и каждый экземпляр в защитном силовом футляре. А «Приют полуночника» открыл для первых студентов сам Белагут Кехем Тобайбе, легендарный основатель Месхандрийского университета.

Они устроились в углу, Эдвин угощал, Шени не возражала. Порой на огонек заглядывал какой-нибудь осоловелый абитуриент, брал кофе тройной крепости и выпивал его, как сомнамбула, не отрываясь от карманного компа. Раза два с Эдвином здоровались и спрашивали: «Ну что, учишь?» «Учу», – отвечал тот озабоченно и тревожно, в тон собеседнику, а потом корчил забавные гримасы, но видела это только Шени.

– Ты бы и в самом деле учил, – не выдержала она после второго раза. – Думаешь, профессору Тлемлелху так просто будет сдать?

– Важен не результат, а процесс, – ухмыльнулся Эдвин с таким выражением на лице, словно его позвали на дегустацию новых десертов.

Шени осуждающе хмыкнула. Он в ответ рассмеялся.

Утром в кафе стало не протолкнуться, но им здесь больше незачем было сидеть. Отправились в хранилище, потом пошли искать укромное место.

До сквера за Планетологическим факультетом абитуриенты не добрались. Над мраморными барельефами нависает широкий круговой балкон, поставленные в каре скамейки окружены кустами пьечаны с пушистыми метелками белых цветов, и все это залито солнцем.

Хоть посмотрю в последний раз, как она сияет, подумала девушка, вытаскивая из рюкзака футляр и разматывая шарф.

Эдвин выглядел пораженным – похоже, без всякого наигрыша. Казалось, он лишился дара речи. Перевел взгляд с вазы на Шени, потом снова уставился на вазу и наконец произнес:

– Что ты с ней сделала?!

– Отреставрировала. Разве что-то не так?..

– В каком виде она к тебе попала?

– Джаспер принес ее разбитую и склеенную – ему такую подсунули, только она была неправильно склеена, все рисунки смещены. Я разъединила осколки и собрала их правильно… Или не совсем правильно? У него не было снимков оригинала, пришлось методом проб и ошибок. Если я что-то перепутала, могу исправить. Но мне показалось, все встало на место.

– Снимки того, что он принес, у тебя есть?

Снимки лежали на сетевом ресурсе, запароленные, чтоб никто не добрался.

– Несчастный дурак твой Джаспер, – рассмотрев их на мониторе своего компа, процедил Эдвин. – Одна радость, отмучился… Ваза не была разбита. Мнимые трещины, искаженный рисунок – все это часть замысла.

– То есть, я все испортила?.. – ахнула Шени. – Но… Я могу восстановить, как было…

– Это я и сам могу. Лучше объясни, как ты сделала то, что сделала? У Тлемлелха не консультировалась? Он же ее видел...

– Нет. Джаспер сказал, что ваза с виллы Лиргисо, а профессору Тлемлелху пришлось улететь с Лярна из-за криминальной группировки, которой руководил Лиргисо. Не знаю подробностей, но там случилось что-то мерзкое, и у него остались тяжелые воспоминания. Не хотелось это ворошить, у него и так здоровье не очень-то.

На миг Эдвин помрачнел и скривился – наверное, решил, что она пытается увести разговор в сторону – но потом терпеливо повторил вопрос:

– Как ты это сделала?

– Я думала, что я ее реставрирую… Разобрала виртуальную модель на фрагменты по трещинам и начала искать правильный вариант. Я же думала, что до меня ее склеили не так. И оказалось, другой вариант существует! Хотя, как ты говоришь, все наоборот, и он неправильный. Может быть, автор использовал модульный принцип – чтобы можно было собрать и так, и иначе? Бывают же такие произведения искусства…

– Может быть. Я бы сказал, что автор спрятал твой правильный вариант внутри того, который был реализован – как возможность, которая никогда не осуществится.

– Так осуществилась же, – пробормотала Шени – то ли виновато, то ли оправдывая дело своих рук.

– Твоими стараниями... Не удивлюсь, если на Лярне в это самое время что-нибудь перевернулось вверх тормашками, – он вытащил из кармана комп и стал просматривать ленту, вначале с иронической улыбочкой, но потом его лицо вытянулось, и он перевел взгляд на Шени. – Когда ты работала с вазой?

Он казался удивленным, хотя только что обещал не удивляться.

– На прошлой геамо. Ты чего?..

– М-да, предсказуемо, – процедил он с кислой ехидцей. – Впрочем, кто бы сомневался…

– Ты сейчас о чем?

– Пока ты находилась в процессе, с позволения сказать, реставрации, у тебя никакие голоса в голове не звучали? Не было ощущения некого постороннего присутствия?

– Нет! – отрезала Шени. – Я не псих, если ты об этом.

Воображаемый собеседник не в счет: она ведь сама его придумала, чтобы веселее работалось, и ни на секунду не забывала о том, что его не существует.

– И если о психах, то создатель вазы точно был психом, иначе не докатился бы до таких извратов.

– Это не просто предмет роскоши с виллы Лиргисо, это его творение.

– Судя по тому, что я о нем читала, он как раз был конченый псих. И прибил бы меня на месте за то, что я сделала с его вазой.

– Почем ты знаешь? Может, и не прибил бы. И я наконец понял, кто ты. Там, где я провел последние два с половиной года, таких, как ты, называют запечатанными.

– Ага, конечно...

Шени сощурилась: «Ну, давай, скажи теперь, что я еще не встретила того, кто смог бы меня «распечатать», и ты, такой шикарный и мужественный, готов эту проблему решить, и я должна радоваться твоему благосклонному вниманию… Заезженный любовно-маркетинговый прием. А то, что для некоторых прежде всего важны отношения с человеком, и без них секса даром не надо, тебе даже в голову не придет».

– Я не о том, о чем ты подумала, – он вернул ей прищур и снисходительно улыбнулся. – Запечатанными , чтобы ты знала, там называют тех, у кого все способности уходят в искусство – одержимых своим творчеством художников, писателей, музыкантов. Это их собственный выбор, влечение непреодолимой силы, им с этого хорошо, но для них недоступны другие возможности – поэтому они запечатанные .

– Что ты имеешь в виду, какие возможности?

– Скажем так, ты могла бы делать много всякого интересного, если бы не была запечатанной , но все, что у тебя есть, без остатка уходит в рисунки и реставраторские эксперименты.

Она пожала плечами:

– Ну да, я могла бы выбрать другую профессию, где побольше платят, но я хочу быть художником.

– Кстати, о материальном вознаграждении. Предпочитаешь наличные или перевести на счет?

– Лучше наличными, – вздохнула Шени. – Чтоб никаких вопросов об источнике дохода.

Деньги ей нужны позарез: на приведение в порядок разоренной квартиры и студии, на ремонт «Мирала», на расходные материалы для рисования.

– Восстановить тебе вазу в первоначальном варианте или так заберешь?

– На твое усмотрение. Раз уж ты добралась до того, что было спрятано, и вывернула мою бедную вазу наизнанку, тебе решать, что с ней будет дальше.

– То есть, ты не возьмешь ее?.. Оставишь мне? Ты же сказал, что хочешь выкупить…

– Не для себя. В подарок. Ты ее доставишь по назначению – кому, снова решать тебе. Или своему любимому профессору, или в могндоэфрийское посольство, или в Космопол. А я – зритель, которому любопытно, какой вариант ты выберешь. Словно подбросил монету, по земному обычаю: орел, или решка, или упадет на ребро и покатится вдаль.

Он терпеливо ждал, пока она справится с замешательством.

– Ну, ладно, – пробормотала Шени. – Что касается вазы, я бы лучше оставила ее в таком виде. Тем более, если такая возможность с самого начала была в ней заложена. Знаешь, я думаю, если бы ваза этого не захотела, у меня бы ничего не получилось.

– Серьезный аргумент, – не поймешь, смеется он над ней или чуть-чуть смеется, но в глубине души согласен. – А кому отнесешь?

– Только не профессору. Я уже говорила, это плохая идея.

– С тех пор прошло много лет, у него давно другая жизнь, и у переродившегося Лиргисо другая жизнь, и даже ваза теперь выглядит по-другому.

– Все равно, вдруг ему будет неприятно.

– Тогда осталось два варианта – безупречнозанудный господин посол или капитан Космопола, по которому смирительная рубашка плачет.

– Да почему ты так о них говоришь?

– Называю вещи своими именами, – ухмыльнулся Эдвин. – Если понесешь в Космопол, отдай капитану Лагайму и расскажи всю историю в подробностях. О крабах в парке Хвадо не забудь, это его наверняка заинтересует. Заодно передай, что я готов прокомментировать ситуацию и даже, возможно, поделиться методикой, необходимой для обратной метаморфозы, но только при личной встрече – это обязательное условие.

– Ничего не поняла…

– Тебе и не надо понимать. Главное, передай ему, что я сказал.

– Значит, ты хочешь, чтобы я отнесла вазу в Космопол?

– Я всего лишь зритель. Выбор за тобой.

– Я уже пыталась ее туда отнести, еще до реставрации, но там как раз было ЧП, и всех выгнали на улицу. Это когда у них появилась дыра в стене.

– Да уж, – фыркнул Эдвин. – Стены там как вафли. Позорище.

– Об этом и в соцсетях писали, а другие говорили, что стены капитальные, но кто-то пронес через посты охраны армейский дезинтегратор. Если честно, мне вариант с полицией не очень-то. Лучше в посольство отнесу, если не возражаешь.

– Не возражаю и не одобряю. Потом расскажешь.

Ваза стояла между ними на скамейке, Эдвин взял ее, и на белой стене под балконом заиграли изумрудно-зеленые с радужными переливами солнечные пятна.

– Странное чувство, когда прощаешься с частью самого себя, – произнес он негромко и задумчиво. – Испытываешь и ностальгию, и облегчение, как будто расстался с грузом, который долго таскал с собой, хотя под конец он только мешал и причинял боль. Шени, ты знаешь о том, что в самом себе можно утонуть, как в омуте?

– Если сойдешь с ума?

– Сумасшествие не причина, а следствие. Со мной это однажды чуть не случилось. Вообрази компьютер, который со стороны выглядит, как природный объект – озеро с непрозрачной ледяной водой, громадный жидкий кристалл. Летом вода не нагревается, зимой не замерзает, автономный температурный режим. Если туда попадает человек – или сам нырнет, или кто поможет – запускается программа, которая взаимодействует даже не с сознанием, а с твоим, скажем так, бессмертным «я». Все, что она делает – это распаковывает архивы накопленных воспоминаний, но мало не покажется. Жизнь за жизнью, все дальше и дальше в прошлое… Вспомогательные программы не позволят тебе умереть от асфиксии или захлебнуться, вдобавок защитят организм от переохлаждения. В буквальном смысле там никто не тонет, ныряльщики умирают не от этого. Их сознание рвется в клочья под напором информационного потока, и перегруженный мозг погибает. Представь, что ты открыла шкаф, чтобы достать какую-то мелочь, и на тебя разом обрушилось содержимое всех полок и ящиков. Или встала под душ, а с потолка хлынул водопад Ирокату. Те же ощущения, только намного хуже. Объем информации чудовищный – как минимум за миллион лет, попробуй перевести в килобайты. Не удивительно, что все живое там якобы тонет. Удавил бы разработчиков.

Его лицо было похоже на застывшую маску вне времени и пространства, и в то же время на рисунок, который Шени набросала после «Снежного привета».

– Это метафора или такое озеро-компьютер действительно где-то есть?

– Есть, только не здесь.

– И его не охраняют, чтобы никто не лез?

– Местные власти охраняют, но по-разгильдяйски – в лучших бюрократических традициях. Время от времени кто-нибудь до него добирается, с предсказуемым финалом. В народе ходят слухи, что озеро исполняет желания, поэтому добровольцев хватает. Шени, ты все-таки прелесть – выслушала меня и бить не стала. Когда я попытался рассказать об этом другому человеку, без предупреждения получил в глаз.

– Может быть, ты сказал ему что-нибудь еще? – проницательно заметила Шени.

– Может быть, но бить меня все равно не стоило, – он ухмыльнулся, и «маска» исчезла, уступив место девятнадцатилетнему Эдвину Мангериани, брату Лаури. – Заворачивай вазу, пойдем. Отдам тебе гонорар, потом отвезу, куда скажешь. О «черных антикварах» ты больше не услышишь, даже на опознание не позовут.

Шени напряглась, и он добавил:

– Только не подумай, что кто-нибудь умер. Все живы, но у них теперь другие интересы, далекие и от криминала, и от искусства.

Шени сняла номер в дорогой и хорошо охраняемой кеодосской гостинице, принадлежащей клану Чил. Когда у тебя на руках куча денег и ценная ваза в придачу, лучше не рисковать. Хоть Эдвин и уверял, что ей ничего не угрожает.

Вспоминая разговор с ним, не могла отделаться от ощущения, будто он сказал ей куда больше, чем она поняла. Но он, похоже, говорил вовсе не для того, чтобы его поняли – его просто тянуло выговориться. Шени не стала ни о чем спрашивать, пусть и хотелось. Кому другому, может, и начала бы задавать вопросы, только не ему – не тому существу, чей портрет она нарисовала после знакомства в «Снежном привете».

Выспавшись, принялась искать в сети информацию о происшествиях, убийствах и неопознанных трупах в Элакуанкосе за минувшую дату. Поножовщина между нелегальными мигрантами с Кутакана и Мелиссы, виновники задержаны, личности убитых установлены. Несчастный случай: падение ниарского туриста с балкона на двенадцатом этаже гостиницы, погибший находился в состоянии алкогольного опьянения. В парке Хвадо поймали трех необыкновенно крупных сибватов экзотической расцветки, зоозащитники отвезли их в ветеринарную клинику. И еще двух таких же полицейский патруль обнаружил в коттедже в пригороде Готэдану: сработала сигнализация, двери были не заперты, хозяев патрульные не застали, зато при осмотре помещений нашли целый склад антиквариата – как показала проверка, многие из этих вещей числятся в розыске. Проводятся следственные мероприятия, крабов передали зоозащитникам.

Возможно, это штаб-квартира тех «черных антикваров», но куда же делись они сами? Или Эдвин каким-то образом до того запугал их, что они сбежали, все бросив?

Попробовала найти что-нибудь о компьютере-озере, но нигде никаких упоминаний.

На свежую голову Шени сообразила, что с капитаном Лагаймом, о котором говорил Эдвин, она знакома: это ведь он тогда рассматривал ее рисунки с набережной Сайвак-блочау. И наверное, он ее помнит, но все равно не хотелось отвлекать его от работы, приставая со всякими посторонними делами, да еще с крабами, о которых и так уже позаботились зоозащитники. Самое правильное – отдать вазу могндоэфрийским дипломатам.

Так она и сделала. Перед этим позвонила профессору Тлемлелху – чтобы не было впечатления, что она действует у него за спиной – и осторожно, заранее обдумав каждую фразу, рассказала о ситуации. Тлемлелх вызвался лично сообщить об этом безупречномудрому Крамлегеурглу, и в тот же день Шени пригласили в посольство.

Встретили ее торжественно, с закусками для людей и шакасой, многословно поблагодарили, а когда художница, сгорая от неловкости, призналась насчет «реставрации», показав исходные снимки – мол, один ее знакомый, который разбирается в лярнийском искусстве, предположил, что она могла ошибиться – начали наперебой ее нахваливать и уверять, что все к лучшему. При этом двое Живущих-в-Прохладе подтвердили, что ваза изначально и впрямь была такой, как на снимках, поскольку видели ее раньше на вилле у Лиргисо, но тем больше «ослепительная заслуга нежноцветущей Шениролл», которая «посрамила Лиргисо». На прощание ее официально пригласили на открытие выставки могндоэфрийского искусства, которая будет работать в здании посольства с начала следующей геамо в рамках культурной программы – разумеется, ваза тоже займет место среди экспонатов.

С Эдвином встретились в кафе, и когда она все ему выложила, тот криво улыбнулся и развел руками:

– Ну, ты сама выбрала… Можешь радоваться, что наговорили комплиментов. А если бы пошла к капитану Лагайму, узнала бы что-нибудь полезное – это был тот вариант, когда брошенная монета падает на ребро и катится в сияющие дали. Впрочем, если бы ты меня не обманула, а честно ответила на заданный вопрос, я бы тоже мог сказать тебе кое-что умопомрачительно интересное...

– Когда я тебя обманула?

– Когда показывала вазу. Я кое о чем спросил, а ты увильнула от ответа. Что ж, это был твой выбор.

– Ну и ладно, – подавив вспыхнувшее раздражение, бросила Шени.

– Ну и ладно, – передразнил Эдвин.

Допили кофе и разошлись каждый в свою сторону. В чем она его обманула?..

Профессор Тлемлелх все-таки захотел услышать во всех подробностях о визите Шени в посольство – несмотря на старые раны, его разбирало любопытство. Попросил не опаздывать, чтобы они успели поговорить до начала экзамена: «Если я заставлю их ждать, получится некрасиво, как будто я хочу продемонстрировать пренебрежительное отношение к своим почетным обязанностям».

Шени всегда была рада с ним повидаться. Встала по будильнику, прилетела заранее. Часть поступающих уже отсеялась – те, кто не смог написать сочинение или завалил тестовые задания на творческое мышление – и все равно было полно народу.

Ее окликнули: безмятежно улыбающийся Эдвин Мангериани среди изнывающих от неопределенности абитуриентов. Можно подумать, он уже сдал – хотя сегодня первый день профильных экзаменов и все впереди. Кивнув ему, Шени устремилась дальше.

В толпе мелькала Дигна с очередной петицией, в этот раз против оголтелого полицейского произвола на Ниаре, где на трое суток задержали студентов, которые из-за нехватки мест заняли на парковке площадку, зарезервированную для аэрокаров Космопола. «На Незе такого разгула беззакония не бывает, но мы должны поддерживать тех, чьи права нарушаются на других планетах!» Кто-то сторонился, кто-то подписывал. Шени помотала головой – некогда! – и проскочила мимо.

Профессор ждал ее у себя в кабинете. В нарядном шелковом плаще, напряженный и взвинченный, судя по тому, как беспокойно шевелились его слуховые отростки: перед своим первым вступительным экзаменом он волновался не меньше, чем абитуриенты, и Шени подумала, что со стороны Эдвина бессовестно идти на этот экзамен, словно на какое-нибудь развлекательное шоу.

Когда она закончила рассказ о визите в посольство, Тлемлелх после недолгого молчания в раздумье произнес:

– Пожалуй, я все-таки посмотрю на нее… Меня, разумеется, тоже пригласили, и я на нее посмотрю. Это ведь теперь уже другая ваза – после того как вы, нежноцветущая Шениролл, приложили к ней руку, как выражаются земляне. Когда много лет назад Лиргисо показывал ее мне и другим Живущим-в-Прохладе, он говорил, что ваза с секретом – якобы она содержит в себе то, чего никогда не будет, и вот мы узнали, что он имел в виду. Но он заблуждался – вы нашли то, что он спрятал. Безупречномудрый Крамлегеургл прислал мне голограмму перевоплощенной вазы, однако я удержался от соблазна ее открыть. Хочу впервые увидеть ее на выставке, в вашем присутствии, вы же придете?

– Приду обязательно.

– А сейчас пора на экзамен, хотя я бы с удовольствие еще с вами побеседовал, ваше общество для меня как дивное утро с первыми лучами солнца и драгоценными блестками живительной росы, – он накапал в бокал с водой какого-то снадобья из хрустального флакона и, поморщившись, выпил. – Надеюсь, мне не придется столкнуться с тем невежеством, которое хуже коварного умысла. Профессор Бруяди – несмотря на свои ужасающие манеры, он порой бывает весьма деликатен – предлагал меня заменить, если я нехорошо себя почувствую или вконец распереживаюсь, но нет, принимать вступительные экзамены – лестная, хотя и нелегкая обязанность всего преподавательского состава, и я не собираюсь отлынивать от исполнения своего долга. Вы проводите меня до аудитории?

Профессор Бруяди встретился им по дороге. Лацкан его поношенного пиджака был чем-то испачкан, от него пахло земным чесночным соусом и ядреной приправой ражгу. Поздоровавшись с лярнийским коллегой и его спутницей, он смачно харкнул на новенький пластиковый панцирь робота-уборщика, проползавшего вдоль плинтуса.

– Не понимаю, что за прелесть он находит в таких манерах, – удрученно пробормотал Тлемлелх, когда повернули за угол. – И никто из Живущих-в-Прохладе его бы не понял.

В воздушных переходах с движущимися дорожками было жарко, за бликующими стеклянными стенами зеленели кроны деревьев и вздымались купола старинных учебных корпусов – покрытые резьбой, раскрашенные, в серебристых усах антенн. То и дело проплывали аэрокары, одни шли на посадку, другие поднимались, и словно кит в гуще мелких рыбешек среди них лавировал черный катер с эмблемой на боку – меч на фоне спиральной Галактики. Миновав парковочную «этажерку» университетского городка, он опустился прямо на площадку перед тем корпусом, куда направлялись Тлемлелх и Шени.

Что здесь понадобилось Космополу? Или какой-нибудь олух, которого не допустили до профильных экзаменов, решил отомстить и «пошутил» насчет бомбы? Но тогда бы сразу объявили эвакуацию…

Лифт доставил их в заполненный абитуриентами холл на втором этаже. Шени заметила в толпе элегантного, как из рекламного ролика, Эдвина, а в другом конце Дигну, вылавливающую тех, кто еще не поддержал борьбу с произволом.

– Как же их много… – с оттенком растерянности произнес Тлемлелх. – До встречи на выставке, нежноцветущая Шениролл!

– До встречи, профессор!

Возле выхода на лестницу возникла сутолока, и в помещение ввалились космополовцы – в бронекостюмах и шлемах с поляризованными щитками, словно их прислали сюда для борьбы с беспорядками или на захват банды.

Неужели Дигна доигралась со своими петициями? Или они пришли за Эдвином, который наверняка замешан в каком-нибудь криминале? Или… Но она же отдала вазу в посольство, она же ее не украла…

Закованные в броню стражи порядка аккуратно отодвинули Шени в сторонку.

– Профессор Тлемлелх? Просим вас проследовать с нами в Управление Космопола. Вы задержаны в статусе охраняемого свидетеля, согласно Галактическому Закону 1123-ГЗ, до завершения следственных действий.

– Профессор, я свяжусь с адвокатами из клана Чил! – выпалила девушка.

Один из полицейских повернулся, и она увидела свое перекошенное отражение в темном зеркальном щитке.

– Не волнуйтесь, м’гис, профессора ни в чем не обвиняют. Господин Тлемлелх задержан, как свидетель, в интересах следствия. На время изоляции ему будет предоставлено комфортабельное помещение со всеми удобствами.

– Объясните, что случилось?! – грозно осведомился прорвавшийся через толпу заместитель председателя приемной комиссии.

– Следственные действия. Сегодня утром на подлете к парковочному комплексу Шал-Клеф кто-то попытался подрезать аэрокар офицера Космопола, чуть не спровоцировав тем самым аварийную ситуацию. Личность нарушителя устанавливается.

– Но это был не я! – слабым голосом возразил Тлемлелх.

– Ваш аэрокар находился поблизости, поэтому вы задержаны, как свидетель инцидента.

– Но у меня экзамены!

– А у нас приказ!

– Черт-те что творится… – пробормотали за спиной у Шени – судя по ругательству, землянин.

– Профессор, идемте!

Окружив Тлемлелха плотным кольцом, космополовцы повели его к выходу. Заместитель председателя попытался заступить им дорогу.

– На какой срок вы его задержали?!

– На трое суток, в рамках 1123-ГЗ.

– Да это же как раз на время экзаменов! Вы сдурели?! Вы понимаете, что вы срываете экзамен, и я должен прямо сейчас найти замену?! Я позвоню, куда следует, я немедленно позвоню вашему руководству!

Не вступая в дальнейшие дискуссии, компактная бронированная группа с задержанным посередке покинула холл. Шени обескуражено смотрела им вслед. Трое суток – значит, хотя бы до открытия выставки в лярнийском посольстве профессора выпустят.

– Обратили внимание на их построение? Это называется – «взять в замок», они так делают, если кто-нибудь попробует отбить арестованного, – авторитетно объяснил товарищам кто-то из абитуриентов.

– Думают что ли, мы бы полезли отбивать препода?

– И еще когда охраняют от покушений!

– Так на него же не покушались…

– А видели, у них силовые щиты были наготове, вот ни фига себе...

Заместитель главы приемной комиссии кому-то звонил, требовал немедленно разобраться, и у Шени появилась надежда, что все уладится. К ним пробралась встрепанная Дигна, ее глаза сверкали, тонкие ноздри трепетали от негодования.

– Значит, так, я прямо сейчас составлю петицию, и все подписывают! Все, сколько нас тут есть!

Выслушивая чьи-то объяснения, зампредседателя все больше хмурился, а потом огорченно и доверительно обратился к Шени:

– Никакого результата. Приказ о задержании поступил не от их начальства, а от офицера среднего звена, капитана какого-то особого подразделения, которое подчиняется напрямую высшему командованию Космопола. Его распоряжения выполняются с красным приоритетом, и руководство незийского филиала отменить его приказ не может. Фамилию этого коррумпированного мерзавца назвать отказались – якобы не положено. Ясно, его-то и подрезали около парковки!

– Даже не подрезали, а только попытались подрезать! – возмущенно уточнила Дигна. – Они считают, если машина Космопола заходит на посадку, все остальные должны зависать по стойке смирно?!

Шени заметила Эдвина: он тоже подошел и слушал объяснения зампредседателя с таким выражением на лице, что ей сразу вспомнилась старая земная сказка про «самую кислую вещь на свете».

– Так экзамена сегодня не будет? – встревожено спросил кто-то из поступающих.

– Будет, вы-то не волнуйтесь, все у вас будет по расписанию. Профессора Тлемлелха заменит профессор Бруяди, вот и сам он идет!

Толпа расступилась, пропуская нового экзаменатора, и абитуриенты воспрянули духом. Впрочем, обрадовались не все: физиономия Эдвина потрясенно вытянулась.

– Это что?.. – произнес он шокировано, протиснувшись к Шени. – Вместо общения с Тлемлелхом я должен буду сдавать экзамен этому ?.. Они издеваются?

– Профессор Бруяди всегда такой, – тихонько ответила девушка и добавила привычное объяснение: – Говорят, раньше это был очень тонкий человек, но потом он сильно изменился. Это было еще до того, как я поступила. Ну да, он своеобразный...

Зажмурившись, Эдвин помотал головой, как будто его одолевали сомнения в реальности происходящего. Народ следом за Бруяди и заместителем председателя потянулся к аудитории.

– Надеюсь, с профессором Тлемлелхом все будет в порядке, – жалобно сказала Шени.

– Да что ему сделается! – фыркнул Эдвин. – Сидит сейчас в особо охраняемых апартаментах в компании старых друзей, пьет чай с плюшками. Я же понимаю, кто за этим стоит… Я же всего лишь поговорить хотел! – в его голосе появился театральный надрыв. – Что они, интересно, подумали, паникеры несчастные?

– Да причем здесь вообще ты? По-моему, это уже смахивает на паранойю…

К ним подскочила Дигна и азартно потребовала:

– Нате, подписывайте! Скажем нет полицейскому произволу, не позволим превратить Нез в полицейское государство!

Оба подписали, и она бросилась вдогонку за абитуриентами.

– Хоть кому-то хорошо, – процедил ей вслед Эдвин. – Этот вероломный мерзавец наверняка был в составе группы захвата, он не послал бы своих людей на такую операцию без прикрытия… Считаешь меня психом?

– Если честно, твои комментарии по поводу этой истории могут навести на такую мысль.

– Ну да, конечно… По-твоему, это такой же абсурд, как, допустим, предположение, что успех в переговорах с лярнийским Флассом – следствие твои реставраторских экспериментов с вазой?

– Вот именно, – согласилась Шени.

2018 г.