Мокруха.exe

Глава 7 МЭНЧАЙЛ

31 декабря 2030 года

Беременность Деллы закончилась на девятый день, пройдя через все необходимые стадии. Как и у недельного деревца, гены находящегося в ней эмбриона были доработаны и усовершенствованы при помощи биоинженерии и особой терапии так, чтобы его развитие происходило гораздо быстрее, чем бывает обычно. Все уговаривали ее пойти на аборт – и родители, и акушерка, Ханна Хэтч. Но Делла не соглашалась, так как не могла избавиться от мысли, что ребенок, которого она носила в себе, мог принадлежать Бадди.

Может быть, в том, что маленький развивается так быстро, виноват слив, которым они закидывались без меры? Какой-нибудь неизвестный странный побочный эффект препарата? С ужасом воскрешая в памяти происшедшее в ее спальне, Делла вспоминала и грубые жесткие руки, проникающие в ее разжиженное тело. Но, как бы там ни было, ребенок все равно мог принадлежать Бадди. И к тому же, черт возьми, неужели она такая рохля, что не может немного потерпеть и убить девять дней своей жизни на то, чтобы узнать, что же такое зреет внутри нее? Кроме того, вот уже несколько лет, как конгресс запретил аборты. Не последним фактором было и то, что все происходящее было удобным поводом показать мамуле, что она, ее дочь, уже взрослая и может решать за себя сама. Вот такими были причины; если ты вбил себе в голову, что должен сделать что-то, то всегда сумеешь найти для этого оправдание.

Схватки начались утром в первый же день Нового года.

Услышав крики Деллы и уразумев, в чем дело, мамуля так перепугалась, что в пять минут стала трезвой как стеклышко.

Бросившись к виззи, она торопливо набрала номер Ханны Хэтч. Без долгих разговоров та бросилась к своей машине и отправилась к ним домой, шепча по дороге молитвы. От боли Делла почти теряла сознание. Очнувшись в очередной раз, она увидела над собой лица мамули и Ханны.

– Не забывай о том, как нужно дышать, Делла. Вдох-выдох, вдох-выдох, ты должна все внимание сосредоточить на дыхании.

Черноволосая головка Ханны с тонкими изящными чертами миловидного лица сидела на непропорционально мощном теле, словно принадлежащем другой женщине, эдакой могучей чревоугоднице. Свое дело Ханна знала хорошо и ее сильные руки были ласковыми и умелыми. Осмотрев Деллу, она ободряюще ей улыбнулась.

– Все идет хорошо. Схватки будут приходить одна за другой, волнами. От тебя требуется только помнить об одном: глубокий вдох и полный выдох. Я буду дышать вместе с тобой.

Схватки следовали без конца, снова и снова, почти без перерывов, яростные пятна обжигающей невероятной боли нанизывались словно бусины на серебристую нить голоса Ханны. Почти каждый раз во время схваток Делла теряла сознание и в беспамятстве постоянно видела одно и то же: желтый голый череп с красными глазами робота, летящий к ней через испещренное ослепительными молниями пространство, череп, все время приближающийся, но так и не настигающий ее.

– Все хорошо, Делла, – твердила ей Ханна, – в следующий раз, когда подойдет схватка, ты должна будешь потужиться. Вдохнуть и потужиться.

Боль во время следующей схватки оказалась выше всего вообразимого. Боль была невыносимой, но теперь, когда ребенок шевелился внутри нее и просился наружу, Делла уже не могла позволить себе остановиться, несмотря даже на то что череп на этот раз добрался до нее и она оказалась внутри него.

– Нужно еще раз потужиться, Делла. Всего один раз, как следует.

Она вдохнула и начала тужиться и…. ОООООООООООООХ.

Невероятное облегчение.

Внизу, от ее лона, донесся звук, задыхающийся и прерывистый, – плач ребенка! Ее ребенка! Она попыталась поднять голову и посмотреть, но была слишком слаба.

– Чудесный ребеночек, Делла, просто замечательный. Еще один разик потужься, совсем чуть-чуть, чтобы достать плаценту.

Делла собрала остатки сил и закончила великий труд роженицы. Ханна замолчала – она была занята завязыванием ребенку пуповины, – потом положила крохотное тельце к груди Деллы. Как хорошо, какое облегчение. Ребенок цел и невредим, он совершенно нормальный.

– Он…

– Отличный ребеночек, Делла. Симпатичный маленький мальчик.

Полчаса они лежали рядышком, Делла и ее ребенок, и отдыхали, потом малыш начал плакать и просить есть. Делла дала ему грудь, но молоко еще не пришло и мамуля принесла с кухни бутылочку с детским питанием. Потом еще бутылочку. И еще. И еще. Малыш рос у них на глазах – его животик раздувался от детского питания, потом медленно опадал, и пальчики у него на руках и ногах вытягивались, словно корешки у «недельного деревца».

У малыша были светлые волосики и розовая кожа в послеродовых пятнах и в нем не было ничего от шоколадного и курчавого Бадди. Из-за того что малыш постоянно либо сосал из бутылочки, либо кричал и просил еще, было сложно сказать, на кого он похож вообще. Первое время Делла кормила сына из бутылочки сама, но потом устала и провалилась в забытье без сновидений. Она проснулась из-за шума голосов, доносящихся снизу из гостиной. Папа ругался с мамулей.

– Ты можешь мне объяснить, Эми, почему ребенок еще не спит? Кем ты себя тут вообразила, Флоренс Соловей, что ли? Ты пьяна, Эми, от тебя разит за милю. Отличный повод ты нашла для того, чтобы напиться вдрызг. Ты что, пировала тут весь день? Что ты делаешь, Эми, – ты кормишь младенца ОВСЯНКОЙ? Ему же еще и дня нет от роду.

Из гостиной донесся грохот посуды, сброшенной на пол, потом громкий, басовитый рев ребенка и визг мамули.

– ЗАТКНИСЬ, Джейсон, или я за себя не ручаюсь, – орала она как резаная. – Я всего-то ОДНУ рюмку и выпила, А этот ребенок, он НЕНОРМАЛЬНЫЙ. Ты хоть видишь, какой он БОЛЬШОЙ? Я кормлю его все время – как только я перестаю его кормить, он поднимает такой РЕВ, что уши закладывает, а там наверху спит Делла. Она сегодня РОЖАЛА и ей нужно ОТДОХНУТЬ. Вот, можешь кормить его сам, если ты такой УМНЫЙ. И прекрати ОРАТЬ или ты РАЗБУДИШЬ ДЕЛЛУ!!!

Рев ребенка стал таким громогласным, что в комнате Деллы в окнах задребезжали стекла. В это было трудно поверить, но сквозь плач можно было разобрать отдельные слова, что-то вроде:

– МЭНЧАЙЛ ХОЧЕТ НЯМ-НЯМ! МЭНЧАЙЛ ХОЧЕТ НЯМ-НЯМ!

– ДАЙ РЕБЕНКУ ОВСЯНКИ, ИРОД! – заорала мамуля;

– СЕЙЧАС ДАМ! – ответил папа. – ТОЛЬКО ЗАМОЛЧИ!

Делле захотелось спуститься вниз и посмотреть, что там происходит, но она не решилась встать, так как ей казалось, что стоит ей подняться, как ее внутренности вывалятся на пол. Ну почему ей всегда так не везет – сейчас, когда родители так нужны ей, они ведут себя как безумные. В отчаянии она застонала и.., снова уснула.

В следующий раз она проснулась от того, что кто-то тянул ее за волосы. Она вздрогнула спросонок и открыла глаза.

Судя по свету в окне, была уже вторая половина дня. Ее вагина болела ужасно, словно разорванная надвое. Чьи-то маленькие ручки хватали ее волосы, перебирали их и тянули. С трудом повернув голову, она увидела перед собой розовую мордашку годовалого белоголового малыша, неуверенно, пошатываясь, стоящего у ее кровати.

– Мэнчайл мама, – пролепетал малыш сладким голоском. – Мама спит. Баба и деда дай Мэнчайл ням-ням.

В испуге Делла отпрянула от ребенка и села в кровати.

Мамуля и отец тоже были в комнате – оба бледные, они стояли у двери и следили за развитием событий. Мальчик забрался на кровать, подполз к ней и принялся искать ручонками грудь, чтобы сосать. Делла охнула и оттолкнула его прочь.

– Мама ням-ням…

– УБЕРИТЕ ЕГО ОТ МЕНЯ! – услышала Делла чей-то крик. – СКОРЕЕ УБЕРИТЕ! ПОЖАЛУЙСТА!

Странным солдатским шагом, на прямых ногах, мамуля подошла к ее кровати и взяла на руки ребенка.

– Не бойся его, Делла. Просто он очень умненький. Смотри, какой славный. Он сам выбрал себе имя – называет себя Мэнчайл. Он растет очень быстро, но в остальном, по-моему, совершенно нормальный. Как ты считаешь, тот наркотик, который ты, говоришь, принимала, этот слив, это не он виноват? Тот твой приятель, негр, он что, был очень светленьким?

– Баба дай Мэнчайл ням-ням, – пролепетал мальчик, забавляясь с лицом мамули.

– Он говорит нам «баба» и «деда», – довольно сообщил Делле папа. – Он такой непоседа – нам пришлось кормить его всю ночь, иначе он не давал нам покоя. Мне пришлось среди ночи бегать в «Семь-Одиннадцать» за молоком и овсянкой. Поздравляю тебя, Деллочка, наш внук, когда вырастет, станет настоящим геркулесом.

– Сосися ням-ням?

– Он очень любит сосиски, – объяснила мамуля. – Он ест все, что ему дашь.

– ОН ЕСТ СОСИСКИ?!

В комнату нерешительно пробрался Броузер. Задрав морду, он напряженно обнюхал ногу столь неожиданно появившегося нового члена семьи. Приоткрыв рот, Мэнчайл хищно поглядел на Броузера, и заметив этот взгляд, Делла похолодела.

– Может, нам заявить о нем в Гимми?

– Мне кажется, что наш внук – это чисто семейное дело, – ответил папа. – Быстрое развитие – это еще не основание для тревоги. И кроме того, ты что, уже забыла о своих неприятностях в Эйнштейне, Делла? Возможно, власти Луны уже связались относительно тебя с нашим правительством. Не хочешь лишней беды, обходись без полиции – так говорят умные люди.

– МЭНЧАЙЛ НЯМ-НЯМ! СОСИСЯ НЯМ-НЯМ, МОЛОЧКО НЯМ-НЯМ! – внезапно разразился криком ребенок, сопровождая крики ударами кулачков в мамулино плечо.

Всю следующую неделю Делла провела в постели. Столь быстрая беременность сильно истощила ее организм и отняла очень много сил. Если, развиваясь в ее утробе, Мэнчайл покрывал по месяцу в день, то теперь, выбравшись наружу, за день он взрослел на целый год. Мамуля и папа сбились с ног, поднося своему поразительному внуку еду; во всем энергичный, Мэнчайл наведывался в туалет каждые полчаса. К счастью для всех, он научился пользоваться туалетом, как только освоился на ножках.

Самым странным и даже пугающим было то, что Мэнчайл учился всему сам, не от бабушки и деда, а словно бы от чего-то, что находилось внутри него. Впечатление было таким, словно в нем, как в памяти заранее запрограммированного робота, было запасено огромное количество информации, которой он пользовался по мере необходимости.

Проявляя чудеса сообразительности, он обладал и отличной памятью, запомнив, например, как кричала на него, совсем маленького, Делла: «Уберите его от меня!» Иногда, урывая несколько минут от еды, он поднимался к ее спальне и, заглянув в дверь, констатировал с недетской грустью и укором: «Мама не любит Мэнчайла».

От этих слов у Деллы разрывалось сердце – на что, по-видимому, это и было рассчитано, – и на третий или четвертый день она не выдержала, разрыдалась, позвала малыша, прижала к себе, расцеловала и сказала, что все это, конечно же, глупости и она очень любит его.

– Мэнчайл тоже любит маму.

– Ты уже так много знаешь, как тебе удалось всему этому научиться? – спросила сына Делла. – Ты знаешь, откуда ты взялся.

– Нельзя говорить.

– Мамочке можно. Скажи, пожалуйста.

– Нельзя. Хочу кушать. Пойду к бабе.

К началу уик-энда Мэнчайл выглядел как уже вполне самостоятельный семилетний малыш и, где мог, добывал себе еду сам. Делла наконец поднялась с кровати и понемногу начинала гулять с сыном по дорожкам поблизости от дома, причем обоим им эти прогулки очень нравились. Каждый день Мэнчайл открывал для себя в окружающем мире что-то новое; все живое завораживало его и приводило в восторг. Гулять подольше обычно не удавалось – Мэнчайл быстро начинал испытывать голод и тянул Деллу обратно домой: чтобы чувствовать себя хорошо и оставаться в добром расположении духа, ему нужно было заглядывать на кухню каждые полчаса.

Взрослея с пугающей быстротой, он становился очень симпатичным подростком с чрезвычайно правильными и симметричными чертами лица и во всем его облике безошибочно угадывались задатки будущей звезды. На улицах все без исключения женщины обращали на него внимание и провожали взглядами. Кое в чем Мэнчайл как будто был похож на Деллу, но совсем чуть-чуть.

Никто не удивился, когда в один прекрасный день Мэнчайл сам научился читать. Никто не видел, чтобы он спал, и каждый вечер, отправляясь в кровать, взрослые оставляли ему в гостиной пять-шесть книг, чтобы ему было что почитать за едой.

Почти ежедневно к ним заглядывали дядя Колин, тетя Илей и Вилли, чтобы узнать о новых достижениях Мэнчайла. Дядя Колин смотрел на необыкновенного ребенка с большим сомнением и, оставаясь с Деллой наедине, несколько раз заводил с ней разговор о том, что о подобном чуде стоило бы поставить в известность власти. По его мнению, Мэнчайл мог оказаться результатом генетических экспериментов бопперов. За ребенка вступалась тетя Илей, основным аргументом которой было то, что развитие его происходит вполне нормально, и пусть удивительно быстро, но в остальном строго по человеческим законам, а отдав его правительству, они наверняка обрекут его на пожизненную судьбу подопытной морской свинки для ученых-вивисекторов. Вилли души в Мэнчайле не чаял и, сраженный его сообразительностью, подолгу рассказывал ему о компьютерах.

Кризис разразился тогда, когда Мэнчайл убил Броузера, развел на заднем дворе костер и зажарил на нем несчастного пса.

Это случилось на двенадцатую ночь. Они оставили Мэнчайла в гостиной с книгой о способах выживания на лоне дикой природы и приличным запасом белого хлеба и банок с арахисовым маслом. При таком чудовищном аппетите младшего отпрыска очень скоро им просто перестало хватать денег на мясо. Поднявшись на следующее утро с кроватей, они нашли Мэнчайла во дворе у углей погасшего костра, вокруг которого были разбросаны кости бедного Броузера. Накапливавшееся в Делле напряжение наконец нашло себе выход – она бросилась к Мэнчайлу с кулаками, крича, что он чудовище и урод.

– ЗАЧЕМ ТЫ ТОЛЬКО СВАЛИЛСЯ НА МОЮ ГОЛОВУ! – рыдала она. – УБИРАЙСЯ КУДА ХОЧЕШЬ, Я БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ ТЕБЯ ВИДЕТЬ!

Странно взглянув на мать и не сказав ни слова, Мэнчайл вскочил на ноги и бросился бежать. Он не сказал ничего, даже не попрощался. Довольно скоро Делла уже чувствовала себя виноватой, понимая, что сама поступила чудовищно – она тосковала по Мэнчайлу, но все равно теперь, когда он сбежал, испытывала огромное облегчение. Мамуля и папа не разделяли ее чувств.

– Как у тебя только совести хватило прогнать несчастного ребенка? – спросила ее мамуля. – Что он такого сделал?

Как он теперь будет жить?

– Будет охотиться на бродячих собак, – отрезала Делла. – Думаю, что дядя Колин был прав. Мэнчайл – не человек. Наверняка к его появлению на свет приложили руку бопперы. Он стал плодом какого-то чудовищного эксперимента, который роботы затеяли на мне. Он ушел, и бог с ним… – Делла замолчала, представив внезапно, как ее ребенок плачет, холодный и голодный, забившись в какую-то щель. Нет, чепуха. Мэнчайл не пропадет.

– Я хочу нормальной жизни, мама. Я хочу найти себе работу и забыть обо всем, что случилось.

Как обычно, лучше всех ее понял папа.

– Надеюсь, у него хватит сообразительности не натворить бед, иначе нам не обобраться будет неприятностей, – сказал он. – Каким-то чудом нам удалось до сих пор сохранять все это в тайне от правительства и прессы – надеюсь, Тайной это и останется.