Калан в бегах



Шёл камчатский январь. На Нерпичьем озере морозы крушили трёхметровый лёд, лопались от холода оголённые скалы-ветроломы. Холод захватывал дыхание. В один из таких дней местный охотник Фёдор Симаков направился проверять капканы, которые поставил на речушке со смешным названием — Пузырь.

Симаков выехал поутру. Собаки ходко тащили нарту, и каюр по северной привычке сочинял песню про удачливый промысел. Запоёт — одной песни на всю дорогу хватит.

Я в капкане найду выдру, выдру.

Аля-ля, а-ля-ля.

Дорогую выдру!

А в другом я найду сиводушку-лису..

Аля-ля, а-ля-ля.

Сиводушку-лису…

Показался заросший тальником берег речушки. Весь заметённый снегом, на поверхности топорщились лишь обитые пургами верхушки веток. В этом месте, у незамерзающего ключа, стоял первый капкан. Увы, неудача: пружина спущена и капкан пустой.

«Эге! — удивился охотник. — До чего хитра: приманку съела — и до свидания».

Направился к другому капкану — опять та же история. А третьего вовсе найти не смог. Лишь обрывок цепи да след, словно бревном по снегу проехали.

Охотник опешил. Но рассуждать некогда. Он бросился на нарту, гикнул на собак и помчался вдоль загадочной полосы.

Километра через три Симаков нагнал вора. Какой-то зверь, волоча капкан, пытался скрыться, но мешала цепь: запуталась в кустах кедрового стланика.

Охотник осторожно приблизился и остолбенел. Перед ним странный зверь. Лупоглазый и с белой усатой головой. Передние лапы вроде култышек, коротенькие, сзади — длинные нерпичьи ласты.

Но нет, не нерпа. Та пятнистая, а этот с тёмнобурой гладкой шерстью. И опять же толстый хвост.

«Что за чудо?!» — поразился охотник, разглядывая неожиданную добычу.

Зверь почти не дичился — устал ползти с капканом. Да и разве с такими лапами легко путешествовать по снегу? Накинул на него охотник оленью шкуру, которую обычно стелил себе под бок. Уложил на нарту, притянул ремнями и погнал домой.

Едва успел раздеться, а изба полна народу.

— Прямо диковинный зверь! — удивлялись охотники.

Оказалось, что никто такого не видывал.

Позвонили в районное село. Дескать, так и так, приезжайте, возможно, для музея пригодится.

А гость быстро свыкся с людьми. Ел он рыбу, проявляя замечательный аппетит.

Приехал из района учёный-охотовед. Зашёл в избу к Симакову.

Зверь, развалившись по-домашнему, лежал в ванне с водой. Он смешно топорщил усы и, по всему было видно, чувствовал себя преотлично.

Рядом стояла хозяйка.

— Только на минуту отвернулась, — пожаловалась она, — а этот тут как тут. Ишь развалился, чистоплюй! Вроде для него воды натаскала. Стирать ведь собиралась, — пояснила она охотоведу.

Но тот не слушал — удивлённо уставился на купальщика.

«Неужели?! — не верил он своим глазам. — Ведь до островов четыре сотни километров. А потом, как ему попасть на сушу, да ещё зимой?..»

— Послушай, ты далеко от морского берега его нашёл? — озабоченно спросил охотовед у хозяина.

— Да так километрах в двадцати.

— Знаешь, кто это?.. Молодой калан.

— Калан!!!

О каланах, легендарно редких морских зверях, в селе слыхали, но видеть не приходилось. Жили те далеко, возле острова Медного.

Зверёныш, вероятно, потерялся в море, а потом был выброшен прибоем к устью реки. Тут и попался в капкан.

— Теперь ты, Фёдор, большую премию получишь, — сказал охотовед. — Редкого зверя спас. Каланов на земле всего три тысячи. Охота на них строго-настрого запрещена.

…С первым самолётом калана отправили в Усть-Камчатск, где расположен морской порт. Там его посадили на большой теплоход, который плыл на север.

Зверёныш спал, гулял, купался в ванне и опять спал. Но вот насторожился, забеспокоился. Вдали показалась тёмная полоса — приближалась, росла. Из моря поднялись причудливые востряки сопок.

Резко прозвучал пароходный гудок — и береговые скалы словно взорвались: разлетелись на белые пуховые клочья. Это тысячи крылатых обитателей взвились к небу.

Каланёнок завозился.

«Что это? Уж очень знакомое… Ну конечно, его дом — остров Медный! Ещё бы, такой шум услышишь только в родных местах».

…Остров Медный на географических картах отмечен всего лишь точкой. Но в Беринговом море он, пожалуй, самый шумный. Весь исходит криком! Здесь разговаривают скалы, усыпанные птичьими базарами, басовито грохочет море, кричат котики, пыхтят морские львы-сивучи, скулят песцы. Всё живое топчется, ползает, летает, отлёживается на узкой прибойной полосе. А дальше — камни, сопки, ущелья, и без единого деревца.

Теплоход остановился на рейде — к лежбищу зверей судам подходить запрещено, — спустили шлюпку.

Когда каланёнка вытолкнули в воду, к нему сразу же подплыли сородичи. Один из них, перевернувшись, положил малыша к себе на грудь, обнял его коротышками-лапами. Возможно, это была мать. А может, и не она: каланы очень ласковы и любят плавать на спине.

Моряки полюбовались и нажали на вёсла.

Загрузка...