Молодые невольники

Глава 11. ВЫСОХШИЙ КОЛОДЕЦ

В этот день после полудня сделалось особенно жарко, а Голах как нарочно пустил своего верблюда таким быстрым ходом, что невольники с большим трудом могли за ним поспевать.

Билль устал первым и, наконец, решил, что не в силах идти дальше; если он и не падал еще от усталости, то во всяком случае терпению его настал конец.

Он сел на землю и объявил, что дальше не пойдет. Целый поток ударов посыпался на него, но не заставил его изменить решения. Оба молодых негра, родственники Голаха, не зная, какие бы средства пустить в ход, обратились за помощью к шейху.

Последний немедленно повернул своего мехари к строптивому невольнику.

Прежде чем он достиг места, где лежал Билль, трое мичманов употребили все свое влияние на товарища, стараясь убедить его встать до прибытия тирана.

— Ради Бога, — вскричал Гарри, — если ты только в силах, поднимись и пройди хоть немного!

— По крайней мере, попробуй, — советовал Теренс, — мы тебе поможем; ну же, Билль, сделай это усилие для нас, Голах уже близко.

Говоря это, Теренс и Гарри, с помощью Колина, схватили несчастного Билля и пытались поставить его на ноги, но старый моряк упрямо оставался там, где был.

— Быть может, я и могу пройти еще немного, — сказал он, — но я не хочу. Довольно с меня! Я хочу ехать на верблюде, а Голах пускай пойдет в свою очередь пешком. А вы, мальчики, будьте благоразумнее и не беспокойтесь очень за меня. Все, что вам следует делать, это смотреть на меня: вы научитесь кой-чему. Если у меня нет молодости и красоты, как у Колина, чтобы составить мне счастье, зато я больше его прожил на свете и приобрел опытность, а моя ловкость заменит мне остальное.

Доехав до места, где сидел моряк, Голах узнал, что произошло и что обычное средство не достигло своей цели.

Он вовсе не казался недовольным этим сообщением: его лицо даже выразило некоторое удовольствие. Он спокойно приказал невольнику встать и продолжать свой путь.

Моряк, истомленный усталостью, умирая от голода и жажды, дошел до крайнего отчаяния. Он сказал крумэну, чтобы тот передал шейху, что он готов продолжать путь, но не иначе как сидя на одном из верблюдов.

— Значит, ты хочешь, чтобы я тебя убил? — крикнул Голах, когда слова моряка были ему переданы. — Ты хочешь украсть у меня то, что я отдал за тебя? Этого не будет, ты меня еще не знаешь.

Билль клятвенно заверил шейха, что не двинется с места и что его не принудят двигаться иначе, как верхом на верблюде.

Этот ответ, переданный крумэном Голаху, по-видимому, заставил его задуматься.

Он подумал с минуту, что ему делать, и вскоре отвратительная улыбка искривила его черты.

Взяв повод от своего верблюда, он привязал его одним концом за свое седло, а другим концом обвязал кисти рук моряка. Тщетно пытался Билль сопротивляться: он был точно ребенок в могучих руках черного шейха.

Сын и зять Голаха стояли возле него с заряженными ружьями, готовые выстрелить при первом же движении товарищей моряка. Когда последний был связан, начальник приказал своему сыну провести верблюда вперед, и Билль потащился следом за животным по песку.

— Теперь ты едешь вперед! — кричал Голах победоносно. — Вот новый способ путешествовать на верблюде. Бисмиллях! Я остался победителем!

Путешествовать таким образом было слишком большим мучением, чтобы его возможно было терпеть долго; Билль решился встать на ноги и идти. Он был побежден, но в наказание за его возмущение шейх продержал его привязанным у седла верблюда весь остаток дня.

Никто из белых невольников не поверил бы, что они будут в состоянии переносить такое обращение с собой и позволят товарищу терпеть подобное унижение.

Между тем ни у одного из них не было недостатка в истинной храбрости, но их гордость уступала перед силой голода и жажды. Голах рассчитывал именно этим путем подчинить себе своих невольников и вот таким-то образом он торжествовал над теми, которые, при других обстоятельствах, спорили бы со своей судьбой до последней крайности.

На следующее утро Голах сказал своим пленникам, что после полудня они пойдут к цистерне или источнику и остановятся там дня на два или на три.

Это известие было передано Гарри крумэном, и все были в восторге, что наконец-то отдохнут и, кроме того, напьются воды вволю.

Гарри довольно долго разговаривал с крумэном, и последний выразил свое удивление тем, что белые пленники так легко подчиняются неволе. Он сообщил англичанину, что дорога, по которой они идут, если продолжать держаться все в том же направлении, приведет в глубь страны, по всей вероятности, в Тимбукту. Поэтому крумэн советовал просить Голаха отвести их скорей в какой-нибудь береговой порт, где их мог бы выкупить английский консул.

Крумэн обещал быть переводчиком во время их разговора с Голахом и сделать все, что будет в его власти, чтобы содействовать удачному окончанию переговоров. Он мог убедить шейха изменить направление, сказав ему, что тот найдет гораздо лучший рынок, если поведет своих пленников в такое место, куда приходят корабли, капитаны которых охотно выкупят пленников.

В заключение крумэн прибавил таинственно, что есть еще один предмет, относительно которого он хотел их предостеречь. На предложение объясниться крумэн смолчал и, видимо, находился в сильном замешательстве. Наконец, он кончил тем, что сказал, что их друг Колин никогда не покинет пустыни.

— Почему? — спросил Гарри.

— Потому что шейх убьет его.

Гарри попросил его определеннее высказать свое мнение и объяснить, на чем оно основано.

— Если Голах заметит, что мать ребенка дает вашему товарищу хотя бы только по одному финику в день или по капле воды, он убьет их обоих. Голах вовсе не дурак, — он все видит.

Гарри обещал предупредить своего товарища о грозящей ему опасности, чтобы спасти его, прежде чем пробудятся подозрения Голаха.

— Ничего хорошего, ничего хорошего, — добавил крумэн.

Чтобы объяснить эти слова, переводчик сказал Гарри, что если молодой шотландец откажет женщине в какой бы то ни было просьбе, оскорбленное самолюбие негритянки превратит ее симпатию в ненависть, и тогда она постарается возбудить против него гнев Голаха, что, конечно, будет иметь роковое значение для его жертвы.

— Что же тогда делать, чтобы спасти его? — спросил Гарри.

— Ничего, — ответил крумэн, — вы ничего не можете сделать. Любимая жена Голаха любит его, и он умрет.

Гарри передал Биллю и Теренсу весь разговор с крумэном, и все трое стали советоваться.

— Мне кажется, черномазый прав, — сказал наконец Билль. — Если Голах заметит, что одна из его жен оказывает предпочтение мистеру Колину, — бедный малый пропал.

— В этом нет ничего невозможного, — добавил Теренс. — Я вижу, что с какой стороны ни взгляни, Колин попал в затруднительное положение; непременно надо его предупредить, как только он к нам присоединится.

— Колин, — сказал Гарри, когда их товарищ с ребенком подошел к ним, — держись подальше от этой негритянки. Тебя уже заметили; крумэн только что предупредил нас, и, если Голах увидит, что она тебе дает что-нибудь есть, ты погибший человек.

— Но что же я могу сделать? — отвечал молодой человек. — Если бы эта женщина предлагала вам молока и фиников, когда вы умираете от голода и жажды, могли бы вы отказаться от них?

— Нет, признаюсь, и желал бы только, чтобы поскорей случилось подобное; но только держись от нее подальше; ты не должен отставать от нас и все время иди рядом с другими.

Между тем караван шел к тому месту, где Голах рассчитывал найти известный ему источник и сделать привал.