Молот Господень

Глава 8 Случайность и закономерность

Эта история веками передавалась из уст в уста на базарах Ирака, и она действительно очень печальна. Поэтому не смейтесь.

Абдула Хассан был известным ковровщиком во времена правления Великого Халифа, который восхищался его мастерством. Но однажды, когда тот показывал свои изделия при дворе, с ним произошло страшное несчастье.

Когда Абдула почтительно склонился перед Гарун-аль-Рашидом, он случайно испортил воздух.

В ту же ночь ковровщик закрыл свою лавку, погрузил самые ценные изделия на одного-единственного верблюда и покинул Багдад. Долгие годы он странствовал по землям Сирии, Персии и Ирака, изменив свое имя, но не изменяя своей профессии. Он преуспевал, но всегда тосковал по городу, где родился и где осталось его сердце.

Он был уже пожилым человеком, когда наконец решил, что его позор наверняка всеми давно забыт и можно без опаски повернуть назад к дому. Уже спустилась ночь, когда вдали показались минареты Багдада. Он решил найти удобный ночлег, а утром войти в город.

Хозяин постоялого двора был болтлив и дружелюбен, и Абдула с удовольствием расспрашивал его о всех новостях, имевших место за его долгое отсутствие. Они оба дружно смеялись над каким-то дворцовым скандалом, когда Абдула мимоходом спросил:

– А когда это случилось?

Хозяин в раздумье помолчал, потом поскреб в затылке.

– Я не уверен, – сказал он, – но, пожалуй, это произошло через пять лет после того, как Абдула Хассан пукнул.

Ковровщик так никогда и не вернулся в Багдад.

Самые незначительные события могут в одночасье в корне изменить ход человеческой жизни. И даже в ее финале зачастую невозможно сказать, было ли это изменение к лучшему или худшему. Как знать? Может, невольная оплошность Абдулы спасла ему жизнь. Останься он в Багдаде, он мог бы стать жертвой убийцы или, что гораздо хуже, навлечь на себя немилость Халифа и в результате испытать на себе искусство его палачей.

Когда 25-летний курсант Роберт Сингх приступил к последнему семестру в Аристарховском институте космической технологии, известном под названием Аритех, он рассмеялся бы в лицо всякому, кто сказал бы ему, что он скоро станет участником Олимпийских игр. Как все постоянные жители Луны, кто хотел сохранить для себя возможность когда-нибудь вернуться на Землю, он фанатично выполнял упражнения при высокой силе тяжести на Аритеховской центрифуге. Упражнения были нудными и скучными, но потраченное время не пропадало совсем уж впустую, поскольку обычно он посвящал этому занятию часы, отведенные для лекций и семинаров. Как-то раз декан инженерного факультета вызвал его в свой кабинет – событие, достаточно неординарное, чтобы встревожить любого выпускника. Но декан, казалось, пребывал в хорошем расположении духа, и Сингх успокоился.

– Господин Сингх, ваша академическая успеваемость удовлетворительна, хотя и не блестяща. Но я хочу поговорить с вами не об этом. Вы, может быть, и не знаете, но по медицинским показаниям у вас необыкновенно хорошее соотношение массы тела и энергии. Поэтому мы хотели бы, чтобы вы начали подготовку к предстоящим Олимпийским играм.

Сингх был поражен, причем не особенно приятно. Его первой реакцией было: «Как же я найду время?». Но почти сразу же ему в голову пришла более зрелая мысль. На любые недочеты в академической успеваемости могут посмотреть сквозь пальцы, если скомпенсировать их спортивными достижениями. Такова была давнишняя и почитаемая традиция.

– Спасибо, сэр. Я очень польщен. Думаю, мне надо будет переехать к Астросводу.

Крыша в три километра шириной над кратером у восточной стены Платон-Сити укрывала очень большую и единственную на Луне область воздушного пространства, ставшую популярным местом для безмоторных полетов человека. Уже несколько лет говорили о включении этого вида в программу Олимпийских игр, но Межпланетный Олимпийский Комитет (МОК) никак не мог решить, чем должны пользоваться участники соревнований – крыльями или пропеллерами. Сингха устроил бы любой вариант – посещая комплекс Астросвода, он в общих чертах опробовал оба способа.

И тут ему пришлось удивиться еще раз.

– Вы не будете летать, господин Сингх. Вы будете бегать. По открытой лунной поверхности. Возможно, через Синус Иридум.

Фрейда Кэрролл провела на Луне лишь несколько недель, и теперь, когда прелесть новизны прошла, ей хотелось обратно на Землю.

Прежде всего, она никак не могла освоиться с уменьшенной в шесть раз силой тяжести. Некоторые приезжие так никогда к этому и не привыкли. Они либо прыгали, как кенгуру, время от времени набивая себе шишки о потолок и лишь едва продвигаясь вперед, либо осторожно ползали, волоча ноги и останавливаясь перед каждым шагом. Неудивительно, что местные жители прозвали их «земляными червями».

Как студентка геологического факультета, Фрейда также испытала на Луне разочарование. Правда, для любого геолога – ну, скажем, селенолога – работы здесь хватило бы на сотню жизней. Но все интересное на Луне было труднодоступно. Вы не могли повсюду бродить с геологическим молотком и карманным масс-спектрометром, как бывало на Земле, а должны были напяливать скафандр (Фрейда ненавидела его) или забиваться в луноход с дистанционным управлением, что было почти так же неудобно.

Она надеялась, что в бесконечных туннелях и подземных коммуникациях Аритеха можно будет исследовать поперечный слой верхних сотен метров лунной поверхности, но увы. Мощные лазеры, которые производили выемку грунта, расплавили каменную породу и реголит – лунный верхний слой, весь изрешеченный за века метеоритных бомбардировок, – образовав безликую зеркально-гладкую поверхность. Неудивительно, что в унылой однообразности туннелей и коридоров легко было заблудиться. А несметное число вывесок типа

не поощряло изыскания, которые Фрейде так нравились на Земле.

Она, по обыкновению, заблудилась, когда распахнула дверь, надпись на которой обещала доступ к ОСНОВНОМУ ПОДЗЕМНОМУ ПОДВАЛУ № 3, и осторожно протиснулась через нее. Но, видно, все же недостаточно осторожно.

Почти тотчас ее сбило с ног большим быстро движущимся предметом и отбросило к стене широкого коридора, в который она только что попала. На мгновение все поплыло у нее перед глазами, и лишь через несколько секунд она смогла подняться и ощупать себя.

Все, казалось, было цело, но она подозревала, что очень скоро на левом боку выступит болезненный синяк. Скорее рассерженная, чем испуганная, она огляделась кругом в поисках загадочного снаряда, который нанес повреждение.

К ней медленно приближалось существо, словно сошедшее со странички юмора в старой газете. Существо – явно человек – было запаковано в сверкающий серебристый костюм, плотно облегающий тело на манер трико балетного танцовщика. Голова владельца костюма скрывалась под круглым шлемом, от чего выглядела непропорционально большой. В его зеркальной поверхности Фрейда видела только свое собственное искаженное отображение.

Она ждала объяснений или извинений (но, если подумать, возможно, и ей самой следовало быть чуть более осторожной…). Фигура приблизилась к ней, умоляюще сложив руки, и она едва расслышала приглушенный мужской голос:

– Извините. Надеюсь, вам не больно. Я думал, сюда никто никогда не заходит.

Фрейда пыталась хоть что-нибудь рассмотреть сквозь шлем, но он полностью скрывал лицо своего владельца.

– Я в порядке… по-моему.

Голос, доносившийся из скафандра (чем же еще мог быть этот наряд, хотя она никогда не видела что-либо подобное?), звучал довольно приятно, с кающимися интонациями, и ее раздражение мгновенно улетучилось.

– Надеюсь, я не поранил вас и не повредил ваше оборудование.

Теперь мистер Х стоял совсем близко, почти касаясь ее, и Фрейда могла поручиться, что он пристально разглядывает ее. Пожалуй, нечестно, что он видит ее, а она не имеет ни малейшего представления о том, как он выглядит. Неожиданно для себя она поняла, что ей это очень любопытно…

Через несколько часов в кафетерии Аритеха ей не пришлось разочароваться. Боб Сингх все еще казался смущенным, но совсем не только по причине случившегося. Когда Фрейда наконец убедила его, что скорее всего останется в живых, он заговорил о том, что волновало его гораздо больше.

– Мы до сих пор экспериментируем с костюмом, – начал объяснять он, – и проводим продолжительную проверку системы жизнеобеспечения (пока внутри, где безопасно!). На следующей неделе, если все получится, мы опробуем его снаружи. Но у нас сложности с… э-э-э… обеспечением безопасности. Уже точно, что Клавиус-колледж подает заявку на участие в соревнованиях, и Циолковский-колледж с обратной стороны Луны думает об этом. А еще Массачусетский технологический институт (МТИ), Калифорнийский технологический институт (Калтех) и Гагарин-колледж, но их никто не принимает всерьез. У них нет технологии. И потом: разве на Земле можно тренироваться по-настоящему?

Фрейда практически не интересовалась спортом, но тема разговора ее быстро увлекла. Или по крайней мере сам Роберт Сингх.

– Вы опасаетесь, что кто-то скопирует вашу конструкцию?

– Совершенно верно. А если она так удачна, как мы надеемся, это может вызвать переворот в конструировании скафандров для работы в открытом космосе, по меньшей мере для решения краткосрочных задач. Хотелось бы, чтобы приоритет остался за Аритехом. Ведь после более сотни лет эксплуатации скафандры остаются нескладными и неудобными. Вы наверняка знаете старый анекдот: «Никто не увидит, как я в нем помру».

Анекдот действительно был с бородой, но Фрейда сочла своим долгом рассмеяться. Потом она посерьезнела и взглянула прямо в глаза своему новому приятелю.

– Надеюсь, вы не собираетесь рисковать. Теперь она знала, что только во второй или третий раз в своей жизни влюбилась.

Декан инженерного факультета, и без того уже подавленный тем, что его шпиона в МТИ выкупали, согласно обряду, в реке Чарльз, был не слишком доволен появлением новой подруги Роберта Сингха.

– Я удостоверюсь, чтобы как минимум за три дня до гонок ее отправили в полевую экспедицию, – пригрозил он.

Но при дальнейшем размышлении он смягчился. Для успешного выступления атлета психологические факторы так же важны, как и физиологические.

Фрейда осталась.

Глава 9 Залив Радуг

Очерченный изящной дугой Залив Радуг – одно из чудеснейших мест на Луне. На самом деле это уцелевшая половинка типичной кратерной равнины в триста километров шириной, вся северная стена которой была смыта потоком лавы, устремившимся три миллиарда лет назад со стороны Моря Дождей. Оставшийся полукруг, выдержавший натиск лавы, с западной стороны заканчивается Мысом Гераклида – горной грядой километровой высоты, – который в определенное время порождает краткую прекрасную иллюзию. Когда лунный серп насчитывает десять дней, с Земли даже в самый слабый телескоп Мыс Гераклида, освещенный первыми лучами утренней зари, кажется профилем молодой женщины, волосы которой струятся в западном направлении. Потом солнце поднимается выше, контуры теней меняются и Лунная Дева исчезает.

Но сейчас, когда участники первого лунного марафона собрались у подножия мыса, солнце еще не взошло. И действительно, по местному времени была почти полночь. Полный диск Земли завис на южном небосклоне на полпути к закату, заливая все кругом голубым сиянием, в пятьдесят раз более ярким, чем свет, отбрасываемый полной Луной на Землю. Это же сияние стерло звезды с неба, и только низко на западе слабо виднелся Юпитер, да и то если внимательно приглядеться.

Роберт Сингх никогда прежде не выступал на публике, и все же даже осознание того, что три планеты и дюжина спутников наблюдают за ним, не особенно волновало его. Как он сказал Фрейде двадцать четыре часа назад, он был абсолютно уверен в своем оборудовании.

– Ну ты уже выставил его на показ, – сонно пробормотала она.

– Спасибо. Но я пообещал декану, что это в последний раз до конца гонок.

– Ты не обещал!

– Действительно, нет. Скажем, это было необнародованное джентльменское соглашение.

Вдруг Фрейда стала серьезной.

– Конечно, я надеюсь, что ты выиграешь, но меня гораздо больше волнует другое: а если что-нибудь не сработает? Тебе не хватило времени, чтобы хорошенько проверить костюм.

Это была абсолютная правда, но Сингх не собирался волновать Фрейду, согласившись с ней. Кроме того, даже если бы и случились системные неполадки – что всегда возможно независимо от того, насколько длительны предварительные испытания, – реальной опасности не будет. Их сопровождает небольшая колонна луноходов: машины наблюдения с представителями средств массовой информации, болельщики и тренеры на лунных джипах. И, что важнее всего, бригада скорой помощи с рекомпрессионной камерой будет следовать за ними на расстоянии не больше нескольких сотен метров. Пока Сингха снаряжали в фургончике Аритеха, его занимала мысль о том, от кого из соперников следует оторваться в первую очередь. Большинство из них впервые увидели друг друга только несколько часов назад и обменялись обычными в таких случаях неискренними пожеланиями успеха. Сначала было заявлено одиннадцать участников, но четверо из них отпали, остались представители Аритеха, Гагарин-, Клавиус-, Циолковский и Годдард-колледжей, а также Калтеха и МТИ. Бегун из МТИ – черная лошадка по имени Роберт Стил – все еще не прибыл на старт, и ему грозила дисквалификация, если он не появится в течение ближайших десяти минут. Это могло оказаться преднамеренной акцией, задуманной с целью внести беспорядок в соревнования или предотвратить слишком тщательную проверку экипировки участника, хотя подобный шаг вряд ли вызвал бы разногласия в последний момент.

– Как дыхание? – спросил тренер Сингха, когда шлем был герметично закрыт.

– Совершенно нормальное.

– Постарайся сейчас не напрягаться. Если возникнет необходимость, регулятор сможет увеличить подачу кислорода в десять раз. Теперь зайди в воздушный шлюз и подвигайся…

– Команда МТИ только что прибыла, – объявил комментатор МОК по общей радиосети. – Марафон начнется через пятнадцать минут.

– Подтвердите, пожалуйста, готовность, – прошелестел голос судьи на старте в самое ухо Роберта Сингха. – Номер один?

– Все в порядке.

– Номер два?

– Да.

– Номер три?

– Без проблем.

Но от участника под номером четыре из Калтеха ответа не последовало. Очень неуклюже он отходил от стартовой линии.

Нас осталось только шестеро, подумал Сингх, почувствовав краткий прилив симпатии. Что за злой рок – проделать весь путь от Земли, и только для того, чтобы в последний момент потерпеть неудачу со снаряжением! Но настоящие испытания там, на Земле, и невозможны: ни одно устройство для имитации безвоздушного пространства, пусть даже самое большое, не годится. Здесь же, на Луне, надо только выйти через воздушный шлюз – и пожалуйста, сколько угодно вакуума: хватит на всех.

– Начинаю отсчет. Десять, девять, восемь…

Марафонский бег не из тех состязаний, которые можно выиграть или проиграть еще на старте. Поэтому после команды «старт» Сингх немного помедлил, тщательно примериваясь к углу броска, прежде чем оттолкнуться от поверхности.

Над решением этой задачи работала целая группа математиков; на это ушла почти миллисекунда времени аритеховского компьютера. Основным, но не единственным фактором была уменьшенная в шесть раз по сравнению с земной сила тяжести на Луне. Кроме того, следовало учесть и многое другое: эластичность костюма, оптимальную скорость подачи кислорода, тепловую нагрузку, усталость… И в первую очередь требовал своего разрешения давнишний спор, начало которому было положено буквально в первые дни освоения человеком Луны: что лучше – подпрыгивать вверх или совершать прыжки в длину?

Оба способа были достаточно хороши, но то, что он пытался делать сейчас, еще не имело прецедента. До сегодняшнего дня все космические скафандры оставались громоздкими конструкциями, которые ограничивали подвижность и настолько утяжеляли своих владельцев, что без значительных усилий невозможно было сдвинуться с места, а подчас и остановиться. Но этот костюм был совершенно иным.

Роберт Сингх попытался разъяснить эти отличия, не выдавая коммерческих секретов, в одном из неминуемых интервью перед стартом.

– Как мы смогли сделать его таким легким? Ну это объясняется просто: его конструкция не предусматривает возможности использования в дневное время, – ответил он на первый вопрос.

– А почему?

– Ему не нужна система отражения тепла. Ведь солнце может накачать в вас больше киловатта. Вот почему мы проводим гонку ночью.

– О, это интересно. Но не замерзнете ли вы? Ведь ночью на Луне температура опускается до двухсот градусов ниже нуля.

Сингху удалось сдержать улыбку в ответ на такой наивный вопрос.

– Ваше тело генерирует все необходимое вам тепло, даже на Луне. А если вы бежите марафонскую дистанцию – даже много больше, чем требуется.

– Но сможете ли вы действительно бежать, закутанный как мумия?

– Подождите и увидите!

Он сказал это довольно уверенно, сидя в безопасной студии. Но сейчас здесь, на бесплодной лунной равнине, это выражение «как мумия» не выходило у него из головы. Что и говорить: сравнение было не из веселеньких.

Он утешал себя мыслью, что на самом деле такое сравнение не совсем удачное. Ведь не обмотан же он действительно бинтами, а просто защищен оболочкой из двух плотно облегающих тело слоев – один активный, другой пассивный. Внутренний, хлопчатобумажный, покрывал тело от шеи до лодыжек и весь был густо пронизан тонкими пористыми трубочками, служащими для отвода испарений и избытка тепла. Сверху надевался прочный, но очень эластичный наружный защитный костюм из резиноподобного материала, который через герметичный фланец соединялся со шлемом, обеспечивая обзор на 180°. Когда Сингх поинтересовался, почему бы не сделать обзор круговым, получил твердый ответ: «Когда бежишь, нечего оглядываться назад».

Теперь наступал решающий момент. Оттолкнувшись обеими ногами, он послал свое тело вперед под небольшим углом к поверхности Луны, умышленно не затрачивая значительных усилий. Тем не менее через две секунды он достиг высшей точки траектории и заскользил параллельно лунной поверхности примерно в четырех метрах над ней. На Земле, где высшее достижение в прыжках в высоту вот уже полвека как буксовало на отметке ниже трех метров, это было бы новым рекордом.

На какое-то мгновение время остановилось. Сингх отдавал себе полный отчет в том, какая огромная радужная равнина раскинулась перед ним вплоть до ровной линии горизонта. Свет, отбрасываемый Землей, косо падал справа от него и создавал необычную иллюзию, будто Синус Иридум покрыт снегом. Все остальные бегуны опередили его. Некоторые из них поднимались по своим параболам, другие опускались. А один собирался приземлиться на голову – он по крайней мере не сделал такой нелепой ошибки в расчетах.

Сингх опустился на ноги, взметнув небольшое облачко пыли. Сила инерции заставила его пригнуться вперед, и, прежде чем совершить новый прыжок, он дождался, пока тело выпрямится.

Секрет лунной гонки, как он быстро сообразил, заключался в том, чтобы не прыгать слишком высоко, поскольку тогда приземляешься под очень острым углом и теряешь инерционный момент. После недолгих экспериментов он пришел к разумному компромиссу и заработал уже в постоянном ритме. Быстро ли он двигался? В этой безликой местности ничего определенного нельзя было сказать, но он преодолел больше половины пути до первой километровой отметки.

Но гораздо важнее было то, что он перегнал всех остальных: на добрую сотню метров позади – никого. Несмотря на совет никогда не оглядываться назад, он позволил себе роскошь контролировать ход соревнований. Он ничуть не удивился, обнаружив, что теперь в гонке кроме него участвуют лишь трое.

– Мне здесь одиноко, – сказал он. – Что случилось?

Предполагалось, что этот канал связи работает только для него, но он сильно сомневался в этом. Почти наверняка другие команды и журналисты контролируют связь.

– У Годдарда была небольшая утечка. Как твое состояние?

– На отметке 7.

Любой, кто это слышал, легко мог догадаться, что это значит. Неважно. Семерка считалась счастливым числом, и Сингх надеялся, что так оно и будет до конца гонки.

– Как раз проходишь первую отметку, – произнес голос прямо ему в ухо. – Твое время четыре минуты десять секунд. Номер два отстает от тебя на пятьдесят метров.

Я должен действовать лучше, подумал Сингх. Даже на Земле любой может пробежать километр за четыре минуты. Но я только вхожу в режим.

Ко второй километровой отметке он вошел в удобный для себя ритм и преодолел второй километр меньше чем за четыре минуты. Если ему удастся продолжить в том же темпе – хотя, конечно, это нереально, – он достигнет финиша примерно через три часа. Никто в действительности не представлял, сколько времени потребуется для прохождения традиционной марафонской дистанции в 42 км на Луне. Прогнозы с различной долей оптимизма колебались от двух до десяти часов. Сингх надеялся, что ему удастся уложиться в пять.

Костюм, кажется, работал, как и было обещано: он не ограничивал чрезмерно подвижность, а регулятор подачи кислорода функционировал в соответствии с потребностями его легких. У него поднималось настроение. Это было не просто гонкой: к опыту всего человечества добавлялось что-то новое, раскрывая неведомые горизонты в спорте, а возможно, и не только в Нем. Через пятьдесят минут у отметки десять километров он получил поздравления.

– Ты идешь прекрасно. Отпал еще один – Циолковский.

– Что с ним?

– Не беспокойся. Потом тебе расскажу. Но с ним все в порядке.

Сингх мог бы осмелиться высказать предположение. Один раз – это случилось еще в самом начале его тренировок – ему стало почти плохо внутри скафандра. Это было отнюдь не пустяком, поскольку могло привести к очень неприятному финалу. Ему запомнилось противное ощущение чего-то липкого и холодного, предшествующее приступу, который ему удалось отвратить, увеличив подачу кислорода и усилив обогрев скафандра. Он так и не выяснил причину симптомов: это могли быть нервы или что-то во время последнего приема пищи – легкое, высококалорийное, но низкоостаточное, – ведь ему не пришлось воспользоваться санитарными удобствами, которыми был снабжен скафандр.

Стараясь отвлечься от этих, теперь бесполезных мыслей, он окликнул своего тренера:

– Если так пойдет и дальше, я, пожалуй, смогу финишировать и пешком. Отпали уже трое, а мы ведь только стартовали.

– Не будь слишком самонадеян, Боб. Помнишь черепаху и зайца?

– Никогда не слышал. Но суть улавливаю.

Он уловил это еще отчетливее на отметке пятнадцать километров. Уже в течение некоторого времени он ощущал, что его левая нога все больше и больше деревенеет. Становилось все труднее сгибать ее при приземлении, а последующий отрыв приобретал склонность к некоторой однобокости. Он определенно уставал, но другого вряд ли следовало ожидать. Костюм сам по себе работал, по-видимому, прекрасно, и с этой стороны проблем не возникало. Неплохо было бы остановиться и немного отдохнуть: правилами это не запрещалось. Он остановился и огляделся. Мало что изменилось вокруг, только вершины Мыса Гераклида на востоке стали чуть ниже. Свита из лунных джипов, машин скорой помощи и наблюдения все еще держалась на почтительном расстоянии позади гонщиков, которых теперь осталось только трое.

Он не удивился, увидев, что представитель другой лунной команды из списка участников, «Клавиус индастриз», все еще на дистанции. Но полной неожиданностью оказалось выступление этого земляного червя из МТИ. Роберт Стил – что за странное совпадение их инициалов и даже имен – на удивление опережал Клавиус. Но ведь у него наверняка не могло быть хоть сколько-нибудь настоящей практики. Или инженеры из МТИ знают что-то такое, до чего не додумались их местные коллеги?

– Боб, ты в порядке? – обеспокоенно спросил тренер.

– По-прежнему 7. Просто отдыхаю. Но каков этот из МТИ! Он идет очень хорошо.

– Да, для землянина неплохо. Но помни, что я тебе говорил: не оглядывайся. Мы следим за ним.

Озабоченный, но не встревоженный, Сингх ненадолго сосредоточился на упражнениях, которые были бы абсолютно невозможны, будь на нем обыкновенный скафандр. Он улегся на мягкий реголит и несколько минут проворно поработал ногами, как при езде на велосипеде. Для Луны такое тоже было в новинку, и он надеялся, что зрители отдадут ему должное.

Поднявшись снова на ноги, он не смог удержаться от быстрого взгляда назад. Клавиус был в добрых трехстах метрах позади, его бросало из стороны в сторону, что почти наверняка говорило о сильной усталости. Ребята, сконструировавшие твой костюм, сработали не так хорошо, как мои, мысленно обратился к нему Сингх, думаю, нам уже недолго быть в одной компании.

Всего этого, конечно, нельзя было сказать о господине Роберте из МТИ. Пожалуй, он приближался.

Сингх решил изменить способ передвижения, чтобы задействовать другую группу мышц и снизить риск возникновения судорог – еще одна опасность, о которой предупреждал тренер. Кенгуриный прыжок позволял передвигаться быстро и эффективно, зато скачкообразный шаг был более удобен и менее утомителен просто в силу своей большей естественности.

Однако к двадцатикилометровой отметке он снова вернулся к кенгуриному способу, чтобы равномерно работали все мышцы. К тому же его начала мучить жажда, и он отсосал немного фруктового сока через патрубок, удобно вмонтированный в шлем.

Пройдено двадцать два километра, и теперь остался лишь один соперник. Клавиус окончательно отказался от борьбы. В этом первом лунном марафоне не будет бронзового призера, он свелся к непосредственному поединку Луны с Землей.

– Поздравляю, Боб, – радовался тренер, когда тот прошел еще несколько километров. – Ты только что проделал ровно две тысячи прыжков на благо человечества. Нил Армстронг гордился бы тобой.

– Не верится, что вы их считали, но все равно приятно. У меня небольшая проблема.

– Какая?

– Звучит смешно, но у меня замерзают ноги.

Последовала такая долгая пауза, что он повторил свою жалобу.

– Просто проверяем, Боб. Я уверен, беспокоиться не о чем.

– Надеюсь.

Действительно, это казалось мелочью, но в космосе не бывает мелких проблем. Последние десять-пятнадцать минут Сингх ощущал слабое неудобство: он чувствовал себя так, как будто шел по снегу в ботинках или сапогах, которые не защищали от холода. И это ощущение усиливалось.

Ну уж снега в Заливе Радуг определенно не было, хотя отсвет Земли частенько и создавал такую иллюзию. Но здесь, в полночь по местному времени, реголит был гораздо холоднее, чем даже снег зимой в Антарктиде, по крайней мере на сотню градусов. Правда, это не должно иметь значения. Реголит – очень плохой проводник тепла, и изоляционный материал его обуви должен обеспечить надежную защиту. Очевидно, этого не получилось.

В шлеме прогремел извиняющийся кашель.

– Сожалею, Боб. Думаю, подошвы этих ботинок должны были быть потолще.

– И вы говорите мне об этом сейчас. Ладно, я могу смириться и с этим.

Через двадцать минут он уже не был в этом так уверен. Ощущение дискомфорта начало перерастать в боль; ноги окоченевали. Ему никогда не случалось бывать по-настоящему в холодном климате, и для него это было в новинку. Он не знал, как себя вести или что сказать, если бы симптомы стали действительно угрожающими. Разве полярные исследователи не рисковали потерять пальцы ног или даже ноги целиком? Кроме неудобства, которое это повлекло бы за собой, Сингху пришлось бы еще и попусту тратить время в регенерационной палате: ведь для того, чтобы отрастить новую ногу, требуется целая неделя…

– Что случилось? – спросил встревоженный голос тренера. – Кажется, у тебя неприятности.

Это было не просто неприятностью, а настоящим мучением. Собрав всю свою волю в кулак, чтобы не кричать от боли всякий раз, когда он соприкасался с поверхностью, Сингх проходил нескончаемые километры, и это высасывало последние остатки его сил.

– Я должен отдохнуть несколько минут и обдумать ситуацию.

Сингх осторожно опустился на мягко прогнувшийся под ним грунт. Интересно, проникнет ли холод через верхнюю часть костюма? Пока признаков этого не наблюдалось, и он немного расслабился. Несколько минут у него, пожалуй, было в запасе, а если Луна попытается заморозить туловище, он получит предупреждение.

Сингх задрал обе ноги вверх и пошевелил пальцами. По крайней мере он их чувствует и они его слушаются.

Что же теперь? Там, на смотровой площадке, журналисты, должно быть, думают, что он спятил или выполняет какой-то таинственный религиозный обряд, демонстрируя свои подошвы звездам. Интересно, что они говорят своей обширной аудитории?

Ему уже стало немного лучше; теперь, когда не было контакта с поверхностью, циркуляция крови скомпенсировала потерю тепла. Но показалось ли ему это, или он действительно ощущал слабый холодок где-то на спине?

Неожиданно ему на ум пришла еще одна тревожная мысль. Я грею ноги о ночное небо, вернее, о саму Вселенную. А как известно каждому школьнику, температура там только на три градуса выше абсолютного нуля. Для сравнения, лунный реголит горячее кипящей воды.

Итак, правильно ли я поступаю? Совершенно очевидно, что мои ноги не проигрывают в состязании с этой космической бездной, куда утекает все тепло.

Лежа ничком на берегу Залива Радуг, по-дурацки задрав ноги к едва видным звездам и сверкающей Земле, Роберт Сингх обдумывал эту маленькую задачку по физике. Пожалуй, даже простое решение требовало учета слишком многих факторов, но вот хотя бы один в качестве первого шага…

Это касалось вопроса проводимости излучения. Материал его сапог был хорош только на первый взгляд. При физическом контакте с лунным реголитом через сапоги тепло его тела утекало быстрее, чем он мог его генерировать. Когда же излучение шло в открытое пространство, ситуация менялась на обратную. К счастью для него.

– МТИ догоняет тебя, Боб. Лучше начинай двигаться.

Сингх не мог не восхищаться своим упорным преследователем. Он достоин серебра. Но будь я проклят, если уступлю ему золото. А посему снова вперед. Еще только десять километров – скажем, пара тысяч прыжков. Первые три-четыре километра оказались не так уж и плохи, но затем его снова начал пробирать холод. Сингх знал, что если еще раз остановится, то потом уже не сможет сдвинуться с места. Единственное, что оставалось делать, – это скрежетать, зубами и притворяться, что боль – только иллюзия, которую можно отогнать усилием воли. Где же он встречал именно такой пример? Он прошел еще один мучительный километр, прежде чем смог откопать его в своей памяти.

Когда-то очень давно он смотрел видеофильм столетней давности о ходьбе босиком по огню во время какой-то религиозной церемонии на Земле. Была выкопана длинная яма, заполненная раскаленными до красна угольями, а фанатики медленно и небрежно прохаживались по ним босыми ногами взад и вперед, демонстрируя не больше беспокойства, чем при прогулке по песку. Даже если это ничего и не доказывало относительно силы некоего божества, то было удивительным проявлением мужества и самоуверенности. Конечно, он смог бы проделать то же самое; как раз сейчас очень легко представить, что он идет по огню…

Хождение по огню на Луне! Да сама эта мысль не могла не вызвать смеха, и на мгновение боль почти исчезла. Итак, принцип «разум выше материи» действительно работает, по крайней мере несколько секунд.

– Осталось только пять километров – ты идешь прекрасно. Но МТИ догоняет тебя. Не расслабляйся.

Расслабиться! Если бы он только мог. Острая боль в ногах отодвигала на второй план все остальное, и поэтому он почти не обращал внимания на навалившуюся усталость, которая все больше и больше затрудняла продвижение вперед. Он отказался от прыжков и пошел на компромисс в виде медленного шага в раскачку, что выглядело бы впечатляюще на Земле, но на Луне вызывало сострадание.

За три километра до финиша он был на грани того, чтобы все бросить и вызвать скорую помощь; может быть, спасать его ноги уже слишком поздно. И как раз в тот момент, когда он почувствовал, что на пределе, ему бросилось в глаза нечто такое, что он наверняка заметил бы и раньше, если бы всеми своими мыслями не был сосредоточен на участке дистанции непосредственно перед собой.

Далекий горизонт перестал быть прямой безжизненной линией, отделяющей сияющий ландшафт от тьмы космической ночи. Он приближался к западной оконечности Залива Радуг, и там вдали вырастали мягкие очертания вершин Мыса Лапласа. Это зрелище плюс осознание того, что он своими собственными усилиями поднял эти горы из-за горизонта, вызвало в Сингхе последний прилив энергии.

И теперь во всей Вселенной не существовало ничего, кроме финишной линии. Он был всего в нескольких метрах от нее, когда его упорный преследователь пронесся мимо, явно без всяких усилий увеличив скорость.

Когда Роберт Сингх очнулся в машине скорой помощи, он был совершенно разбит, но боли нигде не чувствовал.

– Тебе пока не придется много ходить, – голос говорившего как будто доносился с расстояния в несколько световых лет. – Самый тяжелый случай обморожения, который я когда-либо видел. Я сделал местную анестезию, и новую пару ног тебе покупать не придется.

Это несколько утешало, но едва ли компенсировало горечь поражения… несмотря на все его усилия, когда победа, казалось, была уже в руках. Кто-то сказал: «Победить – это не самое важное, это единственно важное». Интересно, будет ли он беспокоиться, чтобы получить свою серебряную медаль?

– Пульс нормальный. Как ты себя чувствуешь?

– Ужасно.

– Тогда это может тебя подбодрить. Приготовься к приятному потрясению.

– Попробуй.

– Ты победил. Нет, не пытайся встать!

– Как? Что?

– Межпланетный Олимпийский Комитет в ярости, а весь МТИ хохочет как безумный. Как только гонка закончилась, они признались, что их Роберт на самом деле робот – Гомиформа общего назначения, уровень 9. Неудивительно, что он пришел первым! Так что твое выступление было все же самым впечатляющим. Поздравления просто сыплются. Хочешь ты этого или нет, но ты знаменитость.

Слава быстротечна, но золотая медаль осталась для Роберта Сингха на всю жизнь одной из самых больших ценностей. Все же он так до конца и не осознавал, чему положил начало, вплоть до III Лунной Олимпиады восьмью годами позже. К тому времени космические медики позаимствовали у глубоководных водолазов технику «жидкого дыхания» – наполнение легких жидкостью, насыщенной кислородом.

И победитель первого лунного марафона вместе с огромной армией болельщиков, рассеянной по трем планетам и многочисленным спутникам, с благоговейным восхищением следил, как Карл Грегориос мчался к своему двухминутному рекорду в забеге на один километр через Залив Радуг – беззащитный, как и его предки-греки во время самых первых Олимпийских Игр три тысячи лет назад, но неподвластный космическому вакууму.

Глава 10 Машина для жилья

После окончания Аритеха с подозрительно высокими оценками астроспециалист Роберт Сингх без труда получил должность помощника инженера (по двигателям) на одном из регулярных челноков Земля – Луна, называемых почему-то молоковозами. Его это очень устраивало, поскольку к тому времени Фрейда с удивлением для себя обнаружила, что Луна, в конце концов, не так уж безынтересна. Она решила провести здесь несколько лет, специализируясь в лунном эквиваленте золотой лихорадки, которая когда-то сотрясала Землю. Правда, то, что разведчики недр так давно искали на Луне, имело несравненно большую ценность, чем этот ставший теперь банальным металл.

Это была вода или, точнее, лед. Извечные бомбардировки из космоса и нечастые извержения вулканов так перепахали верхние несколько сот метров лунной поверхности, что все следы воды – в жидком, твердом или газообразном состоянии – были давным-давно уничтожены. Однако оставалась надежда, что глубоко в недрах вблизи полюсов, где температура всегда держится гораздо ниже точки замерзания, могут залегать пласты окаменелого льда, образовавшиеся еще тогда, когда Луна конденсировалась из первичных обломков Солнечной системы.

Большинство селенологов считали это чистейшей фантазией, но досужих домыслов оказалось достаточно, чтобы мечта не умирала. Фрейде до некоторой степени повезло: она участвовала в экспедиции, открывшей первую ледяную шахту на Южном полюсе. Это событие не только в конечном счете преобразило экономику Луны, но оказало незамедлительное и весьма благотворное воздействие на экономическое положение семьи Сингх-Кэрролл. Между нами говоря, теперь они были достаточно богаты для того, чтобы снять фуллеровский дом и жить на Земле там, где пожелают.

На Земле. Они по-прежнему рассчитывали провести большую часть своей жизни где-нибудь еще, но им очень хотелось иметь сына. Родись ребенок на Луне, ему никогда не хватит физических сил посетить планету своих родителей. В то же время, будучи выношенным в гравитационном ноле Земли, он сможет свободно перемещаться по всей Солнечной системе.

Они также сошлись на том, что их первым местом жительства будет пустыня в Аризоне. Хотя там становилось теперь довольно многолюдно, в геологическом отношении этот регион оставался пока мало исследованным, что привлекало Фрейду. И наконец, это место больше всего походило на Марс, куда они оба решили когда-нибудь полететь, – «пока его не загадили», как полушутя, но довольно справедливо заметила Фрейда.

Более сложной задачей оказалось решить, какую именно модель фуллеровского дома им выбрать среди большого разнообразия предлагаемых. Названные в честь великого инженера и архитектора XX века Бакминстера Фуллера, дома строились с использованием технологических приемов, о которых он мечтал, но которые так никогда и не увидел воплощенными в жизнь. Они были снабжены фактически всем необходимым и могли поддерживать почти автономное существование для своих обитателей.

Энергия обеспечивалась за счет 100-киловаттного герметичного, содержащего расплав элемента, который раз в несколько лет заправлялся обогащенным раствором. Такого скромного уровня энергии вполне хватало для любого грамотно спроектированного дома, а постоянный ток с напряжением 96 вольт мог бы убить только упорнейшего самоубийцу.

«Почему именно 96 вольт?» – в ответ на этот вопрос технически мыслящим клиентам в консорциуме Фуллера терпеливо объясняли, что инженеры – живые люди со своими причудами: только пару столетий назад стандартными были 12– и 24-вольтные системы, а арифметика была бы куда проще, имей мы не десять пальцев, а двенадцать.

Потребовалось почти столетие, чтобы добиться признания у широкой публики самой спорной детали фуллеровского дома: системы рециркуляции продуктов питания. В начале становления сельского хозяйства наверняка ушло еще больше времени, чтобы охотники и собиратели преодолели предубеждение обмазывать навозом то, что затем будет употребляться в пищу. Практичные китайцы тысячелетиями заходили еще дальше, используя свои собственные фекалии для удобрения рисовых полей.

Но предрассудки и запреты относительно еды относятся к разряду наиболее устойчивых, определяющих человеческое поведение, и логических доводов зачастую недостаточно, чтобы их изжить. Одно дело – рециркуляция экскрементов на полях под действием полезного очищающего солнечного света, и совсем другое – в вашем собственном доме при помощи загадочных электроприспособлений. Долгое время консорциум Фуллера тщетно доказывал: даже сам Господь Бог не в силах отличить один атом углерода от другого. Но представители общественности в своем большинстве были убеждены, что уж они-то в силах.

В конце концов экономические соображения, как обычно, взяли верх. Мало кто мог устоять перед соблазном никогда больше не думать о счетах за провизию, имея в то же время практически неограниченное меню в памяти домашнего Мозга. Все оставшиеся сомнения рассеялись под действием откровенно примитивной, но очень эффективной уловки: в качестве необязательного дополнения фирма бралась организовать маленький садик. При этом система рециркуляции работала точно так же, но созерцание красивых цветочков, поворачивающих свои головки к солнцу, помогло сломить сопротивление многих разборчивых желудков. У дома, который сняли Фрейда и Роберт (консорциум никогда не продавал их), было только двое предыдущих владельцев, а гарантированный безаварийный срок работы его основных узлов составлял пятнадцать лет. Но к тому времени им уже понадобится другая модель дома, достаточно просторного для семьи с непоседливым подростком.

Почему-то они никогда не требовали от Мозга обычных приветствий, оставленных прежними обитателями. У них обоих были собственные планы и мечты, слишком прочно связанные с будущим, которое представлялось им, как и всем молодым парам, бесконечным.

Глава 11 Прощай, Земля!

Тоби Кэрролл-Сингх родился в Аризоне, как и планировали его родители. Роберт продолжал работать на челноке Земля – Луна, поднявшись по служебной лестнице до должности старшего инженера и отвергая все предложения летать на Марс, поскольку не желал надолго расставаться со своим малышом.

Фрейда оставалась на Земле и фактически редко покидала Американское Содружество. Отказавшись от полевых экспедиций, она тем не менее могла продолжать свои неизменные исследования, причем с гораздо большими удобствами, пользуясь банками данных и изображениями, получаемыми со спутников. Теперь бытовала шутка, что геология перестала быть уделом крепких мужиков, поскольку алгоритмы обработки изображений напрочь вытеснили геологические молотки.

Тоби было три года, когда его родители решили, что кроме дружелюбных роботов нужны и другие товарищи для игр. Очевидный выбор падал на собаку, и они почти уже завели мутанта Скотти (гарантированный собачий коэффициент интеллектуальности 120), когда в продаже появились детеныши мини-тигра. Это была любовь с первого взгляда.

Бенгальский тигр – самый красивый зверь из отряда крупных кошек и, пожалуй, вообще из всех млекопитающих. К началу XXI века, незадолго до того, как исчезла сама природная среда его обитания, он начал вымирать. Правда, несколько сотен этих великолепных созданий все еще вели изнеженное существование в зоопарках и заповедниках. Даже если хоть одно из них и погибало, проводили полный анализ последовательности ДНК животного, а после этого не составляло особого труда воссоздать его.

Тигретта появилась на свет в качестве какого-то побочного продукта таких генно-инженерных работ. По всем признакам это был прекрасный экземпляр своего вида, за исключением одного: даже достигнув полного роста, она весила бы только тридцать килограммов. А по своему нраву – также тщательно спроектированному – она походила на ласковую игривую кошечку. Сингху никогда не надоедало наблюдать, как Тигретта подкрадывалась к маленьким роботам-уборщикам, которых принимала скорее всего за неведомых зверей, требующих самого осторожного обращения, поскольку ее наследственная память не хранила подобного запаха. Со своей стороны, роботы тоже не могли взять в толк, как вести себя с ней. Иногда, когда она спала, они по ошибке принимали ее за коврик и пытались пропылесосить, что обычно заканчивалось шумным весельем.

Такая возможность выпадала нечасто, поскольку мини-тигр обычно спал в постели Тоби. Фрейда возражала против этого из гигиенических соображений, пока не убедилась собственными глазами, что туалет мини-тигра длится гораздо дольше, чем непродолжительное общение Тоби с водой и мылом. Никакая зараза отсюда не проникла бы, как она того опасалась.

Когда Тигретта появилась в доме, она была чуть меньше взрослой кошки, но быстро ее переросла. Роберт вскоре стал жаловаться, правда, только наполовину серьезно, что Тоби больше не замечает, когда папа пропадает на работе.

Возможно, именно появление Тигретты послужило причиной еще одной перемены. Фрейду всегда тянуло на континент ее предков, она дорожила зачитанным до дыр экземпляром книги Алекса Хейли «Корни», который поколениями хранился в ее семье. «И потом, – говорила она, – в Африке никогда еще не было тигров. Пора бы им там и появиться».

В общем, им нравилось на новом месте, несмотря на случайные напоминания о его страшном прошлом: Тоби, копаясь в песке на берегу, случайно открыл детский скелет, все еще сжимающий в руках куклу. После этого долгими ночами подряд он просыпался, вскрикивая от страха, и даже присутствие Тигретты не могло его успокоить.

Когда Тоби исполнилось десять лет – день рождения был отмечен прибытием трех настоящих дядюшек и тетушек и нескольких дюжин почетных гостей, – и Роберт, и Фрейда окончательно осознали, что первая фаза их отношений завершилась. Свежесть и новизна чувств, не говоря уже о страсти, давно стерлись; теперь они были не больше чем хорошими друзьями, которые считали общество друг друга само собой разумеющимся. Оба имели любовные связи на стороне и, зная это, лишь из чувства приличия слегка ревновали друг друга. Несколько раз они пытались заниматься любовью втроем, а один раз вчетвером. Несмотря на самые лучшие побуждения со стороны всех участников, результат сексуальных экспериментов скорее смешил, чем возбуждал чувственность.

Окончательный разрыв никоим образом не затронул их человеческих взаимоотношений. Почему же, не раз задавался вопросом Роберт Сингх, мы так прикипаем сердцем к друзьям, которые уходят из жизни раньше нас?

Уже давно разросшиеся джунгли поглотили металлическую пластинку с надписью:

Теперь это казалось эпизодом из другой жизни, но Роберт Сингх никогда не забудет, как кончилось вдруг детство Тоби, пока тот держал на руках Тигретту, а жизнь медленно угасала в ее преданных глазах.

Пора было уходить.

Глава 12 Пески Марса

Хотя Роберт Сингх всегда рассчитывал перебраться на Марс, он попал туда довольно поздно. Ему было уже пятьдесят пять, когда его величество Случай еще раз по-своему распорядился его судьбой.

Туристы с Марса редко наведывались на Луну, а уж с колыбелью человечества и вовсе не были знакомы из-за очень строгого карантина, налагаемого гравитационным полем Земли. Многие делали вид, что на самом деле туда и не стремятся. Всем известно, какова Земля: шумная, дурно пахнущая, грязная и жутко перенаселенная – почти три миллиарда человек! Не говоря уже о том, что она просто опасна со всеми своими ураганами, землетрясениями, вулканами….

Однако Чармаина Йорген, похоже, тосковала по Земле, стоя на смотровой площадке Аритеха, когда Роберт Сингх впервые с ней встретился. Свод двадцатиметровой ширины, шедевр инженерного искусства, был настолько прозрачен, что казалось, будто космический вакуум уже ничем не удержать. Некоторые нервные экскурсанты не могли вынести это зрелище дольше нескольких минут.

В суете студенческих будней Роберт Сингх почти никогда не бывал в этих местах, но сейчас он показывал свою старую Альма-Матер одному из коллег, и здесь полагалось заканчивать экскурсию. Когда они прошли через тройную автоматическую дверь, он пояснил:

– Если свод лопнет, две крайние створки захлопнутся через секунду. Третья створка срабатывает через пятнадцать секунд, и у всех, кто находится внутри, есть время добраться до безопасного места….

– …Если их не высосет наружу. И когда же ее в последний раз проверяли?

– Давай посмотрим. Здесь есть свидетельство о проверке. Датировано… э-э… два месяца назад.

– Я не это имею в виду! Створки могут захлопнуться от любой беззвучной циркуляции воздуха. Была ли когда-нибудь настоящая проверка?

– Типа трещины в своде? Дурацкий вопрос. Да знаешь ты, сколько это стоит?

И тут они внезапно смолкли, прекратив добродушное подтрунивание друг над другом, так как оба поняли, что не одни.

Молчание затянулось. Наконец спутник Роберта Сингха сказал:

– Если ты не потерял дар речи, Боб, может, хоть познакомишь нас?

Он сохранил прекрасные отношения с Фрейдой, но они встречались все реже и реже, особенно теперь, когда она переехала обратно в Аризону, а Тоби получил стипендию Московской консерватории – к приятному удивлению своих родителей, никогда не проявлявших ни малейших музыкальных способностей. Поэтому совершенно естественно, что, когда Чармаина Йорген вернулась на Марс, Роберт Сингх последовал за ней при первой же возможности. С его квалификацией – и все еще не смолкнувшими отголосками его скромной славы, которую он без колебаний пускал в ход при необходимости, – это было нетрудно. Вскоре после того, как ему исполнилось пятьдесят шесть, он высадился в Порт-Лоуэлле. Он был неомарсианином, и навсегда им останется, поскольку родился за пределами планеты.

– Я не возражаю, чтобы меня называли неомарсианином, – сказал он как-то раз Чармаине, – пока это говорят с улыбкой.

– Так оно и будет, дорогой. С твоей земной мускулатурой ты гораздо сильнее почти всех вокруг. Это было правдой, но он не знал, надолго ли. Он подозревал, что вряд ли будет заниматься гимнастикой с должной нагрузкой и тогда вскоре станет таким, как все.

Правда, нет худа без добра. Так, марсиане утверждали, что их планету, а не Венеру следовало бы называть планетой любви. Земная сила тяжести просто нелепа, если не опасна. Переломанные под давлением веса ребра, спазмы и нарушение кровообращения – вот только некоторые из неприятностей, подстерегавших охотников заняться любовью на Земле. Меньшая в шесть раз гравитация на Луне уже значительно лучше, но знатоки считали, что ее не вполне достаточно для хорошего контакта.

А что касается космической невесомости, которую так усиленно расхваливали, то после того, как проходила прелесть новизны, становилось как-то скучно. Уж слишком много времени приходилось тратить, чтобы встретиться и состыковаться друг с другом.

И только меньшая в три раза сила тяжести на Марсе была как раз то, что надо.

Подобно всем новым переселенцам, Роберт Сингх провел первые несколько недель, совершая большой марсианский тур: гора Олимп, Долина Маринера, Ледяные скалы Южного полюса, Чертова низина – последняя пользовалась ныне популярностью среди безрассудно смелых юнцов, которым нравилось пускать пыль в глаза, демонстрируя, как долго они могут находиться без дыхательного аппарата. Теперь атмосферное давление было как раз достаточным для таких подвигов, хотя содержание кислорода оставалось пока слишком низким для поддержания жизни. Рекорд пребывания «на открытом воздухе» – название рекорда вводило в заблуждение – в настоящее время едва превышал десять минут.

Первой реакцией Сингха на Марсе было слабое чувство неудовлетворенности. Он так много летал над планетой, часто на головокружительных скоростях и с увеличенным изображением, что реальность порой приносила разочарование. Сложность с наиболее известными достопримечательностями планеты заключалась лишь в одном их размере: они были настолько огромны, что их масштаб можно было оценить только взглядом из космоса, а никак не стоя прямо на них.

Гора Олимп была самым показательным примером. Марсиане с гордостью говорили, что она в три раза выше любой горы на Земле, но Гималаи или Скалистые горы производили гораздо более сильное впечатление просто потому, что были намного круче. Олимп же с основанием в шестьсот километров в диаметре скорее напоминал огромный волдырь на теле Марса, а не гору. Девяносто процентов его поверхности было не чем иным, как слабо покатой равниной.

И Долина Маринера, за исключением своей более узкой части, также не оправдывала ожиданий прельщенных рекламой туристов. Она была настолько широка, что, стоя в ее центре, невозможно было увидеть ни одну из ее стен: обе терялись за горизонтом. Если бы это не расценили как бестактность, грозящую обычно неомарсианам неприятностями, Сингх мог бы сравнить долину с гораздо меньшим Большим Каньоном, причем не в ее пользу.

Однако через несколько недель он начал проникаться утонченностями и красотами, которые оправдывали страстную привязанность колонистов (еще одно слово, которого следовало тщательно избегать) к своей планете. И хотя Сингх прекрасно знал, что площадь поверхности Марса из-за отсутствия океанов примерно равна площади земной суши, он постоянно удивлялся ее размаху. А если еще не вспоминать, что диаметр Марса составляет только половину диаметра Земли – да, несомненно, это была большая планета.

И она постоянно менялась, хотя и очень медленно. Мутантные лишайники и грибы разрушали окисленные горные породы и воскрешали планету, давным-давно задыхающуюся под слоем ржавчины. Пожалуй, самым удачливым захватчиком с Земли оказался «оконный кактус» – растение, покрытое плотной кожицей, которое выглядело так, как будто сама Природа вознамерилась сконструировать скафандр. Попытки развести его на Луне не увенчались успехом, зато в марсианских долинах он буйно разрастался.

На Марсе все должны были сами зарабатывать себе на хлеб, и, хотя Роберт Сингх перевел сюда с Земли значительную часть своего состояния, он не был исключением из правила. Да он и не хотел им быть. Впереди у него – десятилетия активной жизни, и он собирался использовать их на полную катушку, пока мог проводить как можно больше времени со своей новой семьей.

Это была еще одна причина прилета на Марс: он пока оставался пустой планетой, и ему будет разрешено иметь здесь двоих детей. Первый ребенок, дочь Мирелла, родился через год после переезда, а спустя три года – сын Мартин. И только еще через пять лет Роберт Сингх почувствовал слабенький зуд «подышать космосом» или по крайней мере глубоким космосом. Все это время он был слишком доволен и своей семьей, и своей работой.

Сингх, конечно, часто летал на Фобос и Деймос, обычно в связи со своими ответственными (и хорошо оплачиваемыми) обязанностями корабельного инспектора от компании «Ллойда» с Земли. На Фобосе, внутреннем и более крупном спутнике Марса, делать особенно было нечего, разве что инспектировать начальное космическое спецучилище, где на него с благоговением глазели курсанты. Ему тоже нравилось с ними встречаться. Это заставляло его почувствовать себя на тридцать – ну пусть двадцать – лет моложе, а также держало в курсе последних достижений в области космической технологии.

Когда-то на Фобос смотрели как на бесценный источник сырья для строительства в космосе, но марсианским консерваторам – возможно, из чувства вины за постоянные землеустроительные работы на их собственной планете – удалось воспрепятствовать этому. И хотя крохотный угольно-черный спутник был настолько неприметным в ночном небе, что некоторые едва замечали его, лозунг «Руки прочь от Фобоса!» имел силу.

К счастью, меньший и более удаленный Деймос был в каком-то отношении даже лучшей альтернативой. Хотя его диаметр в среднем составлял чуть больше дюжины километров, он на столетия мог обеспечить местные судостроительные верфи большинством из необходимых металлов, и никого на самом деле не заботило, если бы крошечная луна постепенно исчезла в течение последующих тысячи лет. Более того, его гравитационное поле было настолько слабым, что нужен был только хороший пинок, чтобы отправить с него груз.

Как и во всех оживленных гаванях с начала сотворения мира, в порту Деймоса все было перевернуто вверх ногами. Впервые Роберт Сингх обратил внимание на «Голиаф» на Деймос-дворе 3, где тот проходил положенные раз в пять лет проверку и ремонт. На первый взгляд на корабле не было ничего необычного: он был не уродливее, чем большинство судов, предназначенных для глубокого космоса. Без загрузки весил десять тысяч тонн, а его длина не превышала ста пятидесяти метров, то есть он не был достаточно большим, и его главная особенность была скрыта от глаз. Ракетные двигатели «Голиафа», работающие обычно на жидком водороде (при необходимости они могли заправляться и водой), были гораздо более мощными, чем требовалось для кораблей такого размера. За исключением проверочных испытаний, длящихся не более нескольких секунд, они никогда не запускались на полную мощность.

В следующий раз Роберт Сингх увидел «Голиаф», когда тот снова был на Деймосе по прошествии очередных не богатых событиями пяти лет своей службы. И его капитан собирался в отставку…

– Подумай об этом, Боб, – сказал он. – Самая легкая работа во всей Солнечной системе. Никаких хлопот с навигацией. Ты просто сидишь и наслаждаешься видом. Единственная забота – пасти около двадцати ненормальных ученых.

Это выглядело соблазнительно. Хотя Роберт Сингх занимал многие ответственные посты, он еще никогда не командовал кораблем, и приближалась пора сделать это перед уходом в отставку. Правда, ему только минуло шестьдесят – забавно, как быстро теперь мелькали десятилетия.

– Я обсужу это со своей семьей, – ответил Роберт. – Пока я могу мотаться на Марс пару раз в год.

Да, это было заманчивое предложение. Он тщательно его обдумает…

Роберт Сингх никогда особо не задумывался, почему у «Голиафа» такая необычная конструкция. На самом деле он почти забыл, что корабль снабжен таким до нелепости мощным двигателем.

Конечно, ему никогда не придется задействовать больше, чем малую толику его мощности, но иметь резерв всегда приятно.

Глава 13 Саргассы космоса

– Представьте себе, что вы стоите на Солнце, – так однажды начал Мендоза свою лекцию перед слегка озадаченными студентами вскоре после присуждения ему Нобелевской премии, – и смотрите прямо на Юпитер, удаленный от вас на три четверти миллиарда километров. Теперь вытяните руки вперед, а затем разведите их в стороны на шестьдесят градусов каждую… Знаете, на что вы будете указывать?

Он не ждал ответа на свой вопрос, а потому не сделал паузы, прежде чем продолжить.

– Вы ничего не сможете там разглядеть, но укажете как раз на два интереснейших места в Солнечной системе….

– В 1772 году великий французский математик Лагранж открыл, что гравитационные поля Солнца и Юпитера могут налагаться друг на друга, порождая очень интересное явление. На орбите Юпитера лежат две точки устойчивого равновесия – на шестьдесят градусов впереди него и шестьдесят градусов позади. Любое тело, помещенное в одну из них, будет равноудалено от Солнца и Юпитера, а все втроем они образуют гигантский равносторонний треугольник.

– При жизни Лагранжа об астероидах еще ничего не знали, поэтому он, наверное, и не думал, что когда-нибудь справедливость его теории будет доказана на практике. Потребовалось более сотни лет – точнее, сто тридцать четыре года, – прежде чем был открыт Ахилл, движущийся на шестьдесят градусов позади Юпитера. Через год невдалеке обнаружили Патрокла, а затем Гектора, но в точке, лежащей на шестьдесят градусов впереди Юпитера. На сегодняшний день известны более десяти тысяч подобных Троянцев, называемых так потому, что первые несколько дюжин из них получили свои имена в честь героев Троянской войны. Конечно, от такой идеи следовало отказаться уже давно; сейчас они просто нумеруются. Последний каталог, который я видел, насчитывал 11 500 астероидов, и он все еще пополняется, хотя и очень медленно. Мы полагаем, что список заполнен на 95%. У всех оставшихся Троянцев диаметр не может превышать и сотни метров. – А теперь я должен сознаться, что солгал вам. Ни один из Троянцев по существу не находится в Троянских точках. Они отклоняются от них назад и вперед, вверх и вниз на тридцать градусов и даже более. Винить за это следует главным образом Сатурн: его гравитационное поле нарушает ясную схему Солнце – Юпитер. А потому представьте себе, что Троянские астероиды образуют два огромных облака с центрами, удаленными примерно на шестьдесят градусов в стороны от Юпитера. По какой-то все еще не известной причине – кто-нибудь хочет хорошую докторскую диссертацию? – впереди Юпитера Троянцев в три раза больше, чем позади.

– Слышали вы когда-нибудь о Саргассовом море, там, на старушке-Земле? Нет, так я и думал. Ну, это область в Атлантике – есть такой океан на востоке САШ, – где вследствие циркулирующих течений скапливаются дрейфующие объекты: водоросли, покинутые корабли… Мне нравится идея считать Троянские точки Саргассовыми двойниками в космосе. Это наиболее плотно заселенные области Солнечной системы, хотя вы этого и не поняли бы, если бы действительно очутились там. Если стоять на одном из Троянцев, то увидеть другой невооруженным глазом можно только при очень большом везении.

– Почему же важны Троянцы? Я рад, что вы спросили меня об этом. Кроме того, что они представляют чисто научный интерес, это основное оружие в арсенале Юпитера-громовержца. Время от времени один из них вышибается со своего места объединенным гравитационным полем Сатурна, Урана и Нептуна и отправляется в путешествие к Солнцу. И изредка такой Троянец обрушивается на нас (вот как образовался Чертов Бассейн) или даже на Землю.

– Подобные вещи происходили все время при зарождении Солнечной системы, когда строительный мусор, оставшийся после образования планет, все еще плавал вокруг. По большей части он рассеялся, к счастью для нас. Но много и осталось, и не только в Троянских точках. Есть бродяги-астероиды, которые проходят весь путь в обратную сторону к Нептуну. И любой из них может быть потенциально опасен.

– До настоящего времени человеческая раса ничего – абсолютно ничего – не смогла поделать с этой угрозой, а большинство людей, даже и зная об этом, не чертыхались. Полагая, что есть более насущные заботы, они, разумеется, были правы. Но предусмотрительный человек страхуется даже от очень маловероятных случайностей, пока страховая премия не слишком высока. Проект «Космический патруль» при очень скромном бюджете выполнялся почти полвека. Сегодня нам известно, что в последующие тысячи лет вероятность по меньшей мере одного катастрофического по своим последствиям метеоритного удара по Земле, Луне или Марсу высока.

– И что же, разве мы должны просто сидеть и дожидаться этого? Конечно, нет! Сегодня у нас есть технология, чтобы защититься; мы хотя бы можем спланировать, как нам действовать, если – нет, когда – возникнет реальная опасность. При некоторой доле везения предупреждение должно поступить за несколько месяцев. – Сейчас у меня есть хороший повод для поездки на Землю – это пока тайна, – я хочу преподнести всем им большой сюрприз! Я предлагаю перспективный план решения проблемы. Для начала я предлагаю возложить на Космический патруль оперативные обязанности, чтобы проект смог начать оправдывать свое название. Я хотел бы видеть пару быстрых мощных кораблей в постоянном дозоре – и Троянские точки были бы подходящим местом для их базы. Находясь там, они могли бы проводить ценные исследования, а при первой же необходимости достичь любой точки Солнечной системы.

– Вот что я собираюсь сказать всем этим земляным червям, с которыми встречусь. Пожелайте мне удачи.

Глава 14 Непрофессионал

К концу XXI века оставалось очень мало областей науки, где непрофессионал все еще надеялся сделать важное открытие, но астрономия традиционно принадлежала к одной из них.

Правда, ни один любитель, как бы ни был он богат, не мог даже и мечтать об аппаратуре, которая обычно использовалась в больших обсерваториях на Земле, Луне и орбите. Однако профессионалы специализировались в узких областях, а Вселенная настолько огромна, что им пока так и не удалось охватить взглядом больше, чем лишь крошечную ее часть. А потому широкое поле деятельности оставалось и для энергичных, пытливых энтузиастов. Чтобы отыскать на небе то, чего не видел еще никто другой, если только знать, куда смотреть, очень большой телескоп не нужен.

Обязанности доктора Ангуса Миллара в качестве регистратора в Медицинском центре Порт-Лоуэлла были не так уж обременительны. В отличие от земных колонистов поселенцы на Марсе не страдали новыми и экзотическими заболеваниями, поэтому врачам приходилось иметь дело главным образом с последствиями несчастных случаев. Правда, у переселенцев во втором и третьем поколениях неожиданно появились какие-то странные костные изменения, несомненно обязанные своим происхождением малой силе тяжести; однако в медицинских кругах полагали, что с ними можно будет успешно бороться, прежде чем они станут действительно серьезными.

Благодаря тому, что он в достатке располагал свободным временем, доктор Миллар был одним из немногочисленных астрономов-любителей на Марсе. С годами он изготовил систему рефлекторов – отшлифованных до блеска посеребренных зеркал – тем самым способом, который трудом многих поколений искусных мастеров по изготовлению телескопов был доведен до совершенства.

Сперва он тратил массу времени, наблюдая за Землей, вопреки насмешкам своих друзей. «И что ты с ней возишься? – спрашивали они. – Она, право же, вполне хорошо изучена. Полагают даже, что там водятся формы разумной жизни».

Но насмешки смолкали, когда Миллар показывал им подвешенную в пространстве красивую голубую полусферу, рядом с которой парила меньшая, но затемненная аналогичным образом Луна. Вся история человеческой цивилизации, за исключением, может быть, ее нескольких последних мгновений, лежала в объективе телескопа. Как бы далеко ни проникали люди в глубины Вселенной, они никогда не могли полностью разорвать пуповину, связывающую их с родной планетой.

Однако насмешливые критики доктора Миллара имели повод для своих высказываний. Земля была не самым благодатным объектом для наблюдений. Большая ее часть обычно скрывалась за облаками, а сближаясь с Марсом на кратчайшее расстояние, она всегда поворачивалась к нему своей ночной стороной, и все подробности рельефа уже нельзя было разглядеть. Еще столетие назад «темная сторона» Земли отнюдь не выглядела так, как будто мегаватты электроэнергии расточительно выбрасываются в небо. Теперь же – хотя современное общество, в большей степени сознающее важность энергии, и положило конец самым грубым злоупотреблениям – большинство городов независимо от их размера все еще легко можно было обнаружить по переливающимся островкам света.

Доктор Миллар жалел, что ему не пришлось оказаться где-нибудь поблизости от Земли 10 ноября 2084 года и наблюдать редкое и великолепное зрелище – прохождение Земли через диск Солнца. Это выглядело так: небольшое темное пятно идеально округлой формы медленно пересекало солнечный диск, и вдруг как раз на середине пути в его центре вспыхнула ослепительно яркая звезда. Это батареи лазеров на темной стороне Земли посылали в полуночное небо привет Красной планете, которая теперь стала для человечества вторым домом. Это событие, за которым наблюдал весь Марс, до сих пор вспоминали с благоговейным трепетом.

Впрочем, в прошлом была еще одна дата, особенно привлекающая доктора Миллара по причине абсолютно случайного совпадения и не представляющая интереса ни для кого другого.

Один из самых больших кратеров на Марсе был назван в честь еще одного астронома-любителя, которого угораздило родиться в один и тот же день с Милларом, но только на два столетия раньше.

Когда с первых космических зондов стали поступать качественные фотографии планеты, возникла серьезная проблема – как же назвать все эти тысячи вновь обнаруженных формирований? Некоторый ассортимент названий был само собой разумеющимся – слава богу, знаменитых астрономов, ученых и исследователей хватало: Коперник, Кеплер, Колумб, Ньютон, Дарвин, Эйнштейн… Далее шли писатели, связанные с планетой своим творчеством, – Уэллс, Берроуз, Вейнбаум, Хейнлейн, Брэдбери. А затем следовал пестрый список из невразумительных названий каких-то мест на Земле и имен малоизвестных личностей, имеющих к Марсу весьма отдаленное отношение.

Новые обитатели планеты не всегда были довольны названиями, которые достались им по наследству и которыми они должны были пользоваться каждый день. Кем или чем на Земле, не говоря уже о Марсе, были все эти Данк, Дя-Цау, Эйль, Гагра, Кагул, Сурт, Тиви, Уаспан, Ят?

Ревизионисты непрерывно вели агитацию за более подходящие и более благозвучные названия, и подавляющее большинство было с ними согласно. Именно поэтому для рассмотрения данного вопроса учредили постоянную комиссию, хотя вряд ли она была так уж настоятельно необходима для решения задач выживания человечества на Марсе. Доктору Миллару не удалось уклониться от участия в этой комиссии, поскольку все знали, что у него масса свободного времени и он интересуется астрономией.

– Почему, – спросили его однажды, – один из самых больших кратеров на Марсе должен называться Моулзуорт? Он же целых 175 километров в диаметре! Кто, черт побери, был этот Моулзуорт?

После некоторых изысканий и отправки на Землю нескольких дорогостоящих факсов Миллар смог ответить на этот вопрос. Перси Б. Моулзуорт, английский инженер-путеец, был астрономом-любителем и в начале XX века сделал и опубликовал множество снимков поверхности Марса. Свои наблюдения он проводил в основном с экваториального острова Цейлон, где и умер в 1908 году довольно молодым – в возрасте сорока одного года.

Доктор Миллар был поражен. Моулзуорт, должно быть, любил Марс и заслужил свой кратер. Обычное совпадение, что они родились в один и тот же день по земному календарю, стало источником возникновения не вполне понятного чувства духовного родства, и он порой нацеливал свой телескоп на Землю, отыскивая остров, где Моулзуорт провел большую часть своей короткой жизни. Индийский океан обычно был покрыт облаками, и Миллар нашел этот остров лишь однажды, но это оставило неизгладимый след.

Его занимала мысль, что подумал бы молодой англичанин, знай он, что в один прекрасный день человеческие глаза будут разглядывать его дом с высоты Марса.

Доктору удалось отстоять Моулзуорта – правда, когда он изложил обстоятельства дела, серьезных возражений не последовало, – но это изменило его собственное отношение к тому, что до сих пор было просто увлекательным хобби. Возможно, он тоже смог бы сделать открытие, которое пронесло бы его имя через века.

Ему суждено было преуспеть в этом в гораздо большей степени, чем он даже осмеливался надеяться.

Хотя в то время он был только мальчишкой, доктор Миллар навсегда запомнил захватывающее возвращение кометы Галлея в 2061 году – несомненно, это должно было повлиять на его последующие поступки. Многие кометы, включая и самые известные, открыты непрофессионалами, которые таким образом обеспечили себе бессмертие, запечатлев свои имена на небесах. На Земле несколько веков назад путь к успеху был довольно прост: хороший (но не особенно большой) телескоп, ясная погода, хорошее знание ночного неба, терпение – и толика везения.

Доктор Миллар начинал, обладая рядом существенных преимуществ перед своими земными предшественниками. В его распоряжении всегда имелось ясное небо, и, несмотря на все усилия землеустроителей, оно таковым скорее всего и останется для следующих нескольких поколений. Кроме того, Марс по сравнению с Землей был чуть лучшей точкой для наблюдений из-за своей большей удаленности от Солнца. Но, что важнее всего, поиски можно было в значительной степени автоматизировать. Больше не было необходимости запоминать карту звездного неба, как это делали прежде, – только так могли тотчас опознать вторгшегося гостя.

Фотография давно вывела этот способ из употребления. Теперь надо было только сделать два кадра с разницей в несколько часов и потом сравнить их, чтобы засечь все, что движется. Хотя этим делом можно было заниматься не спеша, удобно расположившись внутри помещения, а не трясясь от ночного холода, оно все-таки оставалось довольно утомительным. Так, в 30-е годы XX века молодой Клайд Томбо просеял буквально миллионы фотографий звездного неба, прежде чем открыл Плутон.

После более столетнего господства фотографии ей на смену пришла электроника. Теперь чувствительная телекамера сканировала небо, заносила в память увиденное и сравнивала его с предыдущими и последующими изображениями. Компьютер с помощью специальной программы за считанные секунды справлялся с тем, на что у Клайда Томбо ушли месяцы, – отбросив все стационарные объекты, пометить все движущиеся.

На самом деле это оказалось не так уж просто.

Бесхитростный компьютер вновь и вновь открывал сотни известных астероидов и спутников, не говоря уже о тысячах обломках хлама, которым человек успел засорить космос. Все находки следовало сверять с каталогами, но это тоже делалось автоматически. И только то, что просачивалось сквозь частое сито всесторонних проверок, скорее всего и представляло интерес.

Все «железки» для автоматического поиска вкупе с программным обеспечением стоили не так уж и дорого, но на Марсе их не было, как, впрочем, и массы других высокотехнологичных товаров не первой необходимости. Поэтому доктору Миллару пришлось прождать несколько месяцев, прежде чем одна земная компания, занимающаяся поставками научного оборудования, смогла отправить ему все необходимое, да и то только для того, чтобы обнаружить, что один из важных узлов неисправен. После обмена космическими факсами со взаимными обвинениями проблема наконец была улажена. К счастью, доктору не пришлось ждать следующего почтового корабля. Когда поставщики с неохотой заменили детали, местные умельцы смогли наладить операционную систему.

Она работала превосходно. Следующей же ночью доктор Миллар наслаждался созерцанием Деймоса, пятнадцати спутников связи, двух транзитных паромов и прибывающего рейса с Луны. Конечно, он обшарил только небольшой участок неба – как раз даже вокруг Марса пространство было битком набито. Неудивительно, что за аппаратуру с него запросили довольно высокую цену, хотя на Земле, ниже уровня облаков космического мусора, вращающегося вокруг планеты, она была бы в сущности бесполезна.

В течение года доктор открыл два новых астероида диаметром менее сотни метров и попытался официально присвоить им имена Миранда и Лорна в честь жены и дочери. В Межпланетном Астрономическом Союзе (MAC) сочли приемлемым только последнее из двух, поскольку Мирандой уже назывался известный спутник Урана. Конечно, доктор Миллар знал об этом, но он полагал, что интересы семейного согласия вполне оправдывают бессмысленность попытки. В конце концов сошлись на имени Мира; очевидно, никто не должен был спутать стометровый астероид с гигантской красной звездой.

В следующем году он не обнаружил ничего нового – несколько сигналов оказались ложными – и был уже готов бросить это занятие, когда программа выдала аномалию. Компьютер засек объект, который скорее всего двигался, но настолько медленно, что в пределах допустимой ошибки уверенности в этом не было. Чтобы так или иначе решить этот вопрос, полагалось сделать еще одно наблюдение через длительный промежуток времени.

Доктор Миллар уставился на крошечное световое пятнышко. Оно могло бы сойти за тусклую звезду, но, согласно каталогам, в этом месте ничего не было. К его разочарованию, не наблюдалось ни малейшего признака расплывчатого ореола, указывающего на комету. Просто еще один чертов астероид, подумал он; вряд ли стоит и труда. Однако Миранда вскоре подарит ему новехонькую дочурку; было бы здорово припасти подарок ко дню ее рождения…

Действительно, это оказался астероид, только что сошедший с орбиты Юпитера. Доктор Миллар задал компьютеру программу вычисления его приблизительной орбиты и был удивлен, обнаружив, что Мирна, как он решил назвать астероид, довольно сильно приблизилась к Земле. Вот это и делало его уже несколько более интересным.

Доктору так никогда и не удалось получить одобрение предложенного им названия. Прежде чем MAC смог утвердить его, дополнительные наблюдения позволили в значительной степени уточнить орбиту.

И теперь уместным было только одно имя:

Кали, богиня разрушения.

Когда доктор Миллар обнаружил Кали, она уже неслась на беспрецедентной скорости по направлению к Солнцу – и к Земле. Хотя теперь этот вопрос представлял отчасти чисто теоретический интерес, все жаждали знать, почему Космический патруль со всеми его возможностями обставил какой-то астроном-любитель с Марса со своим доморощенным оборудованием.

Ответ, как всегда в подобных случаях, заключался в стечении неблагоприятных обстоятельств, включая и хорошо известное упрямство неодушевленных объектов, и элемент невезения.

Кали для своего размера была чрезвычайно тусклой; пожалуй, это был один из самых темных астероидов из всех когда-либо обнаруженных. Очевидно, она принадлежала к углеродному типу: ее поверхность почти в буквальном смысле слова покрывала сажа. А траектория ее движения за последние несколько лет пролегала через одну из самых плотно заселенных областей Млечного Пути. Вот почему в обсерваториях Космического патруля ее не заметили в отблеске звезд.

Доктор Миллар, ведущий наблюдения с Марса, был удачливее. Он умышленно направил свой телескоп в один из менее плотно заселенных участков неба – и Кали как раз оказалась именно там. Случись это на несколько недель раньше или позже – и он пропустил бы ее.

Нет нужды говорить, что в ходе последовавшего расследования были перепроверены терабайты данных наблюдений в памяти компьютеров Космического патруля. Когда знаешь, что там что-то есть, отыскать это гораздо легче.

Действительно, Кали была засечена трижды, но сигнал был на уровне шума, и поэтому автоматическая программа поиска не сработала.

Многие люди испытывали чувство благодарности за эту оплошность; они считали, что, будь Кали обнаружена раньше, это только продлило бы агонию.