- Что туту такое? - поинтересовался кум у ближайшего рядового.

- Кажись, зечки бузят... - ответил тот покосившись. От этого движения шлем слегка повернулся и солнечный блик от забрала на мгновение ослепил Лапшу.

- Давно стоишь?

- С утра. Как подняли, так и паримся тут. Даже не покурить...

- Почему разговоры!? - из ниоткуда возник взъерошенный старший лейтенант.

- Товарищ старлей, - оперативник сразу переключил внимание командира подразделения на себя, - я хотел бы узнать почему здесь этот парад? И, заодно, почему вы не приветствуете старшего офицера?

- Простите, товарищ майор! - старлей лениво отдал честь, как отмахнулся от летучего кровопийцы и выжидательно посмотрел на Игната Федоровича.

- Майор Лакшин. - Представился кум, - Начальник оперчасти учреждения АП 14/3.

- А, сосед... - вояка осклабился. - А ваши все там, - последовал медленный жест, в результате которого большой палец старлея показал на монастырскую стену. - Вас ждут что ли?

Лакшин не стал спорить, кивнул и, заставив командира посторониться, решительно зашагал вдоль солдатских рядов.

Дверь рядом с воротами оказалась раскрыта. Войдя внутрь, во влажную прохладу монастырской стены, кум не обнаружил решительно никого. Игнат Федорович уже бывал в женском лагере. Расположение зданий здесь было совершенно иным, нежели в его учреждении, но кабинеты администрации, по традиции, также находились в ограждающей зону дебелой стене. Простучав двери начальника колонии и всех его заместителей и не получив ответа, Лапша хотел, было, спуститься вниз, но внимание его привлек вид за окном. Там, на нешироком плацу стояли зечки. Судя по тому, что строй не помещался на плацу целиком, и был изогнут буквой "Г", на улицу выгнали все население лагеря. Между отрядами метались бабы-прапора и дубинками поднимали уставших стоять женщин. Одну, которая, как видно, наотрез отказалась выполнить приказ, прапорщицы подхватили под руки и потащили на вахту.

- Гражданки осужденные! - из-за стекла голос доносился слегка невнятно, но Игнат Федорович узнал интонации Типцова. - Еще раз призываю вас: проявите благоразумие! Пусть виновная в смерти вашей подруги сама выйдет к нам!

Последовала пауза. Майор осмотрел плац и не нашел на нем фигуры местного кума. Тот, очевидно, вещал из радиорубки. Непокорную же женщину уже подволокли к двери на вахту, прямо под Лапшой и он поспешил вниз.

- Гражданки осужденные! - вновь загромыхал голос Ильи Сергеевича. - Если у убийцы нет совести, то пусть любая, кто о ней знает, укажет на преступницу! Обещаю немедленный перевод в другую зону и досрочное предоставление на УДО!

Игнат Федорович едва не рассмеялся: взывать к совести зечек мог только Парафин. Никто иной до такой нелепости не додумался бы. Да и обещания кума были, как говорят зеки, порожняком. На его "немедленно" должно было уйти не менее недели, а то и двух. А за это время в его лагере, безо всяких сомнений, прибавилось бы трупов.

Снизу, резко, словно кто-то включил телевизор на излишне натуралистической сцене изнасилования, послышались истошные вопли:

- Ах, ты, сучка!

- Да я тебя!..

- Манда позорная! А-а-а! Чтоб твои дети уродами стали! Чтоб тебе век хуя не видать! А-а-а!

- Что здесь происходит? - Лакшин внезапно для прапорщиц вынырнул из-за угла и застал немую сцену: принесенная зечка лежала на полу, словно огромная пегая собака, выставив вверх все конечности, пытаясь защититься от охранниц, одна из которых держала несчастную за ногу и готовилась нанести удар дубинкой, а другая, держа свой "демократизатор" обеими руками, наподобие двуручного меча, собиралась опустить его на локоть осужденной.

- Да вот, нарушительницу в чувство приводим... - с недовольным видом, будто ее отвлекли от любимого занятия, ответила, выпрямляясь, одна из прапорщиц. Вторая, не отвечая, вперилась угрюмым взглядом на майора. Игнат Федорович понимал, что в данном случае и буквально и фигурально лезет со своим уставом в чужой монастырь, но дело тут было совсем не в рыцарских чувствах, просто ничего более омерзительного, чем женская драка Лакшин за свою жизнь не видел, и беспристрастно смотреть на избиение женщины, пусть даже и осужденной, не хотел.

- Приводите!.. Как же!.. - заверещала зечка, - У меня "дела" третий день! Меня лепила от промки освободил! Я стою-то с трудом! А эти коблихи!..

- Молчать! - рявкнула молчавшая доселе прапорщица и замахнулась на лежащую черным фаллосом дубинки.

- Прекратить! - вмешался Лапша. Охранница повиновалась, но видно было, что далось ей это с трудом. Она вперилась в оперативника ненавидящим взглядом гиены, у которой некто пытается отнять облюбованный кусок падали и прошипела:

- Я доложу о вашем вмешательстве во внутренние дела колонии...

- Докладывай, - скривился кум, изображая на лице мину высокомерного пренебрежения. - Но не забудь, что если я доложу о твоих методах обращения с осужденными...

Лапша не закончил, узрев в глазах прапорщиц именно ту степень страха, на которую рассчитывал, давая отпор зарвавшимся охранницам.

- Где Типцов? - поинтересовался Игнат Федорович у притихших баб.

- Там, - махнула рукой с дубинкой одна из прапорщиц, - На третьем этаже.

- Хорошо, - прищурился оперативник и одновременно несколько приподнял верхнюю губу, придав тем самым своему лицу гримасу великого презрения, - А за тем, что будет с этой осужденной...

- Акимова я, - быстро, словно боясь, что ей заткнут рот тупым концом дубинки, болтающейся в опасной близости от лица зечки, выпалила та, - Мария Велиоровна.

- Гражданкой Акимовой, - повторил кум, не отводя взгляда от охранниц, - я проверю лично. Все ясно?

- Так точно, - понурым нестройным хором ответили бабы.

Поднявшись на пролет, Игнат Федорович прислушался.

- Ну, давай, вставай! - приглушенный расстоянием голос был зол до предела.

- А кто это был? Что за хрен с горы?

- Кум мужской зоны.

- Думаешь, стукнет на нас?

- Хрен его знает. Он такой, себе на уме... Психолог, мать его!..

- Значит, может!..

Лапша едва не расхохотался. Страху на прапорщиц он нагнал достаточно, теперь следовало разобраться с Парафином и выяснить, кого и почему убили.

Бабий кум нашелся быстро. На радиорубке, откуда он посылал грозные предупреждения, висела красивая чеканная табличка, наверняка, выменянная на что-то из другого лагеря.

На хозяйский стук Игната Федоровича сперва послышался мат. Говорящий сравнивал незваного визитера с развратными представителями фауны и желал тому удалиться в место, откуда все появляются на свет. Неласковый прием не остудил пыл майора, и он принялся колотить в дверь с прежней силой.

- Ну, кого там хрен принес? - створка приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянул серый глаз, под которым виднелась красная полоска покрытой прыщами щеки. Сверху вид ограничивал блестящий козырек фуражки.

- Меня, - коротко ответил Лакшин.

- Вот, приперла тебя нелегкая! - пробурчал Типцов, но дверь-таки открыл полностью и жестом пригласил коллегу-оперативника пройти внутрь, в помещение, наполненное непонятными ящиками с циферблатами и тумблерами, большинство из которых, судя по дыркам в корпусах и торчащих наружу проводах, находилось в неработоспособном состоянии. Среди всей этой аппаратуры притулилась на стуле тощая зечка в синем ситцевом платке с крупными белыми горошинами.

- Здравствуй, Илья Сергеевич, - приветливо улыбнулся Лакшин, протягивая руку для пожатия. Парафин рассеянно схватил предложенную кисть, мелко потряс:

- Привет, Лакшин...

- Кого у тебя прирезали?

- А ты откуда знаешь? - встрепенулся Типцов.

- Так, к слову пришлось...

Бабий кум с виду успокоился, но его бессознательное поигрывание пальцами дало Лапше отметить про себя, что его коллега не так хладнокровен, как хочет показаться.

- Действительно, зарезали... - Илья Сергеевич покосился на осужденную, сидящую прямо и до сих пор так и не повернувшую головы. - Лазарева, пойди-ка, погуляй...

Зечка без лишних слов встала и, глядя прямо перед собой, вышла за дверь. Лакшин успел заметить, да и немудрено это было, длинный косой шрам, проходивший по лбу, через глаз и раскроивший пополам верхнюю губу женщины. Шрам был красный, свежий, еще со следами недавно снятых швов.

Не показав, что как то отреагировал на эту "красоту", и, заодно, задумался о причинах ее вызвавших, и о причинах этих причин, одной из которых определенно был Парафин, Игнат Федорович, не дожидаясь приглашения, уселся на освободившееся место:

- Ну?.. Кого? За что?

- Да, так, бабу одну...

- Ты говоришь так, словно она была одна такая в зоне... Полной баб...

- Ты все подкалываешь, - возмущенно насупился Илья Сергеевич.

- Да ни в одном глазу! - заверил майор. - Ты можешь толком все рассказать?

- Могу, - отрезал Типцов, но, судя по повисшей паузе, делать это не хотел.

- Но тебя что-то останавливает? - предположил Лапша.

- Странно все это... - Парафин бросил на коллегу затравленный взгляд. - Не понимаю я ничего!..

- Так давай вместе подумаем, - как можно миролюбивее предложил Игнат Федорович. Вся эта беседа стала напоминать ему разговор психиатра с пациентом. Терпеливого профессионала и скрытного, недоверчивого ненормального.

- Бред. Бессмыслица... - словно не слыша, продолжил Парафин. - Знаешь, что у нее нашли?

- Что? - ненавязчиво проронил майор.

- Пачку презервативов! Ну, сам подумай, зачем бабе эти резинки? На свечку надевать? Или на морковку?

Теперь уже Игнат Федорович был обескуражен:

- Презервативы?

- Во-во! Одним из них ее придушили, а другие заточками, заточками! Я, как увидел труп - чуть не проблевался! Живого места нет. Все в порезах! Глаза выцарапали, рот разорвали, а манду, так ту вообще с мясом вырвали!

- Изверги! - гневно выговорил Лапша.

- Да, бабы, они хуже зверей!

- И за что ее так?

- Так в том-то и дело, что никто не знает. Богатая была, стерва! Пришла голь перекатная, а как обжилась слегка - откуда что взялось! Я у нее икру отметал. И красную, и черную! Въезжаешь? Она ее ложками на глазах всего отряда жрала!

- Чем же она занималась?

- Не знаю я! - истерично воскликнул Типцов. - Не знаю! И ни одна потаскуха на нее не стукнула! Вот и сейчас, стоят, прошмандовки, хоть бы одна рот раззявила! Хрена там!

- А, может, распустить их и с каждой по отдельности? - предложил Игнат Федорович и живо вспомнил изматывающий допрос восьмого отряда.

- С каждой? - возмутился Парафин. - Да этих сук в лагере полторы тысячи! С каждой, говоришь? Да я за месяц не управлюсь!

В дверь радиорубки тихо, но требовательно постучали.

- Войдите! - скривился Илья Сергеевич и насуплено отвернулся от Лакшина.

На пороге возникла средних лет женщина в белом халате:

- Илья Сергеевич, я категорически требую немедленно отпустить всех женщин по отрядам!

- Вот, и она туда же! - обращаясь в пространство, по-детски пожаловался Типцов.

- Если вам безразличны осужденные, - продолжала врачиха, - пожалейте хотя бы младенцев! В детской такой рев стоит! Они же с утра не кормлены!

- Еще одна напасть. - С беспросветной горечью выдохнул Парафин. - Младенцы, мать их!.. Знаешь сколько в лагере этих вонючих цветочков жизни? Знаешь? Полтысячи! В прошлом году чуть не полтораста нарожалось, да сейчас, в январе-феврале, мне на шею еще три сотни младенцев свалилось! Три сотни! Не зона, а роддом какой-то! Два отряда на детскую отдал! И всем роженицам улучшенные условия содержания! Разорят они лагерь, как есть, разорят!

- Илья Сергеевич, вы слышите? - мрачно поинтересовалась женщина.

- Да слышу, слышу! - рявкнул не нее Типцов. - Добросердечная вы наша!

- Когда вы поймете, что они не только заключенные, но и женщины?

- Преступницы! - Парафин побелел от гнева. - И они обязаны нести наказание, а не прохлаждаться за заборчиком! Детишек, видите ли, нарожали, суки! Я им покажу детишек! Откуда, спрашивается, они их взяли? Ветром надуло?..

Бабий кум продолжал гневный монолог, очевидно подсознательно поставив перед собой цель, уморить весь спецконтингент, а Лапша удивился, насколько точно его коллега сформулировал вопрос. Только ответ на него Типцов дать не мог, а вот Игнат Федорович получил прямое подтверждение своим догадкам. И, при этом, весьма материальное.

- Это мы сейчас не обсуждаем! - отрезала врачиха. - Я настоятельно требую немедленно отпустить всех по отрядам!

- Требует она! - зло усмехнулся Типцов. - Да кто ты такая, чтобы от меня требовать?!

- Я - врач. - Гордо ответила женщина. - И если вы сейчас же не выполните мое требование, - я вынуждена буду жаловаться!

- Жалуйся! - рявкнул Илья Сергеевич. - Давай!

- А по моей жалобе немедленно пришлют комиссию из горздрава. Вряд ли вам это понравится...

- Вот ведь!.. - Судя по выражению лица, Парафину отчаянно хотелось выругаться, но присутствие Лакшина его сдерживало, - Знаешь, куда побольнее ударить!..

- Вы сами меня вынудили. - Спокойно парировала врач.

Повернувшись, Илья Сергеевич щелкнул каким-то переключателем и, взяв в руку микрофон, громко произнес:

- Дневальным развести осужденных по отрядам. Первой и второй сменам готовиться к выходу на промзону.

- До свидания. - Громко произнес Игнат Федорович.

- Как, ты уже? - удивился Типцов и, осознав, что и тут происходит что-то непонятное, с подозрением глянул на коллегу.

- Да я, так, по пути заглянул. - Улыбаясь, соврал Лапша. Ему сейчас было совершенно неважно, поймают его на лжи, или нет, главным было то, что ему удалось узнать. Но останавливаться на этом Игнат Федорович счел бы непрофессиональным.

Покинув радиорубку вместе с удовлетворенной врачихой, кум некоторое время просто шел рядом с ней. И, уже спускаясь по узкой лестнице, спросил:

- Часто он так?

- Ох, слишком... - устало отозвалась женщина, покачав головой.

- Да, а мы ведь до сих пор не знакомы. - Несколько игриво, но, стараясь не переборщить с игривостью, констатировал майор.

- Широкогорлова Светлана Ильинична.

Кум тоже представился.

- А можно ли кое-что у вас узнать?

- Смотря что... - непробиваемо серьезно ответила Светлана Ильинична. Они уже достигла конца лестницы и остановились рядом с будкой, в которой сидел солдат "на кнопке".

- Как зечка может зале... Забеременеть.

Впервые за все короткое время знакомства Широкогорлова изобразила нечто, напоминающее улыбку:

- Об этом лучше поговорить в моем кабинете.

- Я согласен.

Выйдя через тугую дверь на территорию зоны, Игнат Федорович обнаружил перед собой совершенно пустынный плац. Всех зечек и прапорщиц как не бывало. Для Лакшина всегда являлось чудом, как несколько сотен человек могут так быстро перемещаться. Впрочем, вспомнилось куму, часть женщин спешила к своим младенцам,

Санчасть в этом месте достаточно сильно отличалась от подобного учреждения в мужской колонии. Здесь, конечно, висели стандартные санитарные агитки, типа "мойте руки" и "уничтожайте вшей", но, между ними, чего никогда не допустил бы у себя Поскребышев, в изобилии произрастали какие-то растения в горшочках, располагались разноцветные вязаные салфетки, макраме.

Прошествовав по безлюдному коридору, Светлана Ильинична остановилась перед дверью с табличкой, отперла замок и, пропустив вперед майора, вставила ключ с обратной стороны. Лакшин с интересом рассматривал скромное, скорее даже аскетичное, убранство кабинета. Стол, стулья, шкаф, все облупившееся, покосившееся. Над столом - репродукция "Грачи прилетели", какие-то схемы, графики.

- Мне не хотелось говорить с вами там... - медленно подбирая слова, произнесла Широкогорлова.

- Понимаю. - Кивнул Игнат Федорович.

- Видите ли... Я, конечно, не имею права просить вас о чем-то, особенно о том, чтобы вы повлияли на Типцова. Я осознаю, что это и глупо, и бессмысленно, и вряд ли даст какой-то результат...

- Да уж, на Парафина не особо повлияешь. - Согласился Лапшин.

- Судя по тому, что я о вас слышала, вы достаточно умный и образованный человек.

Кум скромно промолчал, ожидая, какой из этого последует вывод.

- Поэтому я прошу вас о помощи несколько иного рода... - Врачиха выждала несколько секунд, прежде чем завершить свою фразу, - Помогите мне разобраться с тем, что здесь происходит.

- С удовольствием. - Усмехнулся кум, - Только мне хотелось бы узнать, что именно тут творится.

- Да вы уже все слышали и видели. - Женщина печально вздохнула. - Этот вал беременностей, вчерашнее убийство... Скажите, что вы обо всем этом думаете? Можно с этим что-нибудь сделать?

- Смотря, что вы хотите... - Уклончиво произнес кум.

- Я хочу, чтобы в лагере был порядок. Чтобы он не превращался в филиал детского дома. Чтобы эти несчастные женщины не рожали еще более несчастных детей! Вы знаете, в три года их должны отделить от матери и послать на воспитание в интернаты. Представляете, какая это травма для малыша! А воспитание? Начало жизни в тюрьме, что может быть ужаснее?!

- А что, раньше здесь не зале... Беременели? - полюбопытствовал Игнат Федорович.

- Беременели, беременели... - горько усмехнулась Широкогорлова. - Но не в таких количествах. Были, конечно, нелегальные, как вы выражаетесь, "залеты", но чтобы сразу несколько сотен! Такое практически невозможно!

- Но случилось. - Отметил Лакшин.

- Да. И это как раз то, что не дает мне покоя.

- Вы упомянули о нелегальных беременностях. Что это такое и как делается?

- Схема проста, - Светлана Ильинична слегка покраснела, - или соблазнить кого-то из мужского контингента, а их здесь крайне мало, или воспользоваться услугами тех подружек, которые ходят на длительные свидания. Видите ли, живые сперматозоиды могут до трех суток сохраняться в мякише белого хлеба.

- И это, как я понимаю, здесь весьма ходовой товар? - Предположил майор.

- Да. - Кивнула врачиха. - В нашем лагере очень тяжелые условия, вот женщины и ищут всякие лазейки, чтобы улучшить условия содержания. А ребенок - самое лучшее для этого "средство".

- Думаю, я кое-что могу вам рассказать... - Начал Игнат Федорович. Недавно я узнал, что наши зоны соединяет подземный ход.

Повествование кума не заняло много времени. Светлана Ильинична слушала, не перебивая, и лишь когда майор сказал последнюю фразу, женщина позволила себе недоверчиво хмыкнуть:

- Вы хотите убедить меня в том, что наши бабы каждую ночь бегают туда-сюда несколько километров, чтобы переспать с вашими зеками?

Лакшин не нашел чего возразить. Казалось бы, вот она, стройная схема: зеки и зечки, тайный проход, оргии на четвертом этаже монастыря и, как следствие - куча младенцев. Но вопрос врачихи вдребезги разбил всю конструкцию. Действительно, на подобное путешествие, туда и обратно, даже бегом, должно было уйти не меньше трех-четырех часов. А за это время отсутствие зечек обязательно должны были заметить. Разве что организаторы этой "тропы" в сговоре с прапорщицами. Причем сразу со всеми. Но это уж совершенно нереально.

- А, может, они на велосипеде? - предположил Лакшин.

- Вы еще скажите, что они свет туда провели! - Говоря это, Широкогорлова даже не улыбнулась. - Или железную дорогу построили. С паровозом и вагонами.

- Вы зря иронизируете. - Сухо ответил майор. - Я уже не раз убеждался, что когда дело касается зеков - от них можно ожидать буквально всего.

- Пусть так. - Безразлично промолвила врачиха, - Но не приходило ли вам в голову, что эту легенду, про мифический подземный ход, вам специально подбросили, чтобы отвести глаза от каких-то других, более очевидных решений?

- Например?

- Что кто-то, скажем, через водителей, наладил сюда поставки спермы.

- Вот видите, - оперативник через силу растянул губы в улыбке, - вы и сами все прекрасно сообразили.

- Извините. - Стушевалась Светлана Ильинична. - Но я не верю в существование этого хода. Слышала о нем, да. Но даже если он и существовал, как вы говорите, с прошлого или позапрошлого века, то к сегодняшнему дню он, наверняка, сто раз уже успел обвалиться.

- Возможно... - Лапша поднял брови. - Но, в любом случае, я не нахожу другого объяснения всем фактам.

- Вам виднее. - Вынужденно проговорила Широкогорлова. Игнат Федорович в ответ широко улыбнулся:

- А не выполните ли вы одну мою просьбу?

- Если это в моих силах...

- И мне, да и вам, уверен, тоже, будет очень интересно узнать, откуда здесь взялись эти дети. Не можете ли вы осторожно порасспросить рожениц?

- Вы думаете, я это не делала?

- И каков результат?

- Никакого. Все молчат, как партизанки на допросе.

- И ни одной оговорки, случайно оброненного слова?

Женщина задумалась.

- Может, это вам будет полезно знать... У одной из них произошел выкидыш, так она чуть не в голос рыдала, что зря потратила огромную сумму.

- А кому она заплатила?

- Не знаю.

Майор задумался. Конечно, узнал за сегодня он уже много, но недостаточно. Хотелось все-таки разведать побольше. Из этой Светланы Ильиничны помощник почти никакой, но не обращаться же, на самом деле, к Парафину?

- Скажите, среди уборщиц санчасти у вас есть свой человек? поинтересовался Игнат Федорович. - Та, которой вы полностью доверяете?

- Пожалуй, есть... - тихо сказала Широкогорлова, начиная понимать, к чему ее подготавливает кум.

- А вы можете с ней поговорить?

- Чтобы она захотела забеременеть и вывела нас на продавцов?

- Совершенно верно. - Удовлетворенно закивал Лапша.

- Нет. Не буду. - Категорически взмахнула рукой врачиха. - Вы должны понимать, насколько это опасно!

- Понимаю. Светлана Ильинична, прекрасно понимаю! - Лакшин постарался, чтобы его голос звучал как можно убедительнее, - Но поймите и вы меня. Знаете, что у меня уже трех информаторов убили? И все потому, что я пытался проникнуть в тайну этого межлагерного общения!

- И вы хотите, чтобы теперь убили и мою помощницу? - гневно воскликнула Широкогорлова.

- Риск ми-ни-ма-лен. - По слогам сказал майор.

- Почему вы так решили?

- Объясняю, - терпеливо проговорил Игнат Федорович, - Уверен, слухи о том, что заплатив некую сумму можно залететь, уже давно курсируют по вашему лагерю. Следовательно, услышать их могла и ваша, как говорите, помощница. Так?

- Так.

- Дальше. Предположим, ей надоело работать. Что она должна будет сделать? Правильно, найти тех, кто может ей эту беременность обеспечить. Найти она их, скорее всего, сумеет. Они и сами, наверняка, отслеживают тех, кто пожелает воспользоваться их услугами. Дальше, просто обязан идти момент торговли. Есть, я думаю, некая нижняя планка стоимости такой услуги. И если ваша зечка не сможет себе позволить заплатить даже такую минимальную сумму - что с нее взять?

- Кажется, убедительно... - засомневалась женщина. - Хорошо... Я ничего не обещаю, поймите меня правильно, но если она сама согласится, и выполнит эту вашу просьбу, - я с вами свяжусь.

- Договорились! - радостно провозгласил Лакшин, протягивая врачихе ладонь. Та быстро и сильно сжала кисть майора:

- Но если с ней что-нибудь случится - я вам этого не прощу.

- Все будет в порядке. - Улыбаясь, заверил оперативник. - Кстати, можно напоследок один вопрос?

- Пожалуйста.

- Почему Типцов так боится комиссии?

- Очень просто, - разом погрустнела Светлана Ильинична, - вы когда-нибудь видели, чтобы новорожденные вместе с матерями ютились в три яруса? Илья Сергеевич выделил всего два помещения, а их нужно, по крайней мере, пять! Представляете, какая там смертность? За этот год родилось триста семьдесят девять, а к сегодняшнему дню живых осталось триста восемь!

В детских такой гвалт стоит! Невозможно вообразить. А вонь? Младенцы, они, знаете, какают после каждого кормления. А кормят их шесть-восемь раз в сутки. Все в пеленках. Женщины в очередь становятся, только чтобы что-то высушить!

- Кошмар! - искренне пробормотал Игнат Федорович. - А что же "хозяин", замполит?

- А им на это начихать! - женщина сверкнула глазами, - Им только план подавай, и все! До всего остального - дела нет!

Покинув женскую зону и возвращаясь на свое рабочее место, Лакшин вдруг почувствовал небольшой укол совести. Ведь он совершенно сознательно обманул эту Широкогорлову, воспользовавшись ее недостаточной осведомленностью в зековских делах. Ведь если у зечек не было смертельных случаев, из-за неплатежеспособности пожелавших иметь ребенка, это совсем не значило, что таких отпускали с миром. Гораздо более вероятно, что торгаши "ставили" их "на лари", или брали клятвенное обещание любым способом добыть соответствующую сумму. И любительницам легкой жизни за чужой счет в конечном итоге приходилось расплачиваться за свое желание.

2.

Котел и его мысли.

После ухода Колеса, Пепел удивленно уставился на Исакова:

- На хрена ты его отшил?

- Не въезжаешь? - усмехнулся завхоз.

- Так у Лапши же есть этот списочек. - Шнырь пожал плечами, - Ой, смотри, не любит Крапчатый такой самодеятельности...

- А кто мне тут уши парил про клювик? Все, что появится, сразу куму!.. Игорь попытался передразнить интонацию Шмасти.

- Да, но...

- Вот и давай, пиши.

Перепелов чертыхнулся, но взял протянутые листы с пометками Котла, уселся за завхозовский стол и, с преувеличенным старанием принялся выводить каллиграфические буквы. Завхоз некоторое время понаблюдал за его работой, а потом принялся размышлять. На ум пришла вдруг странная, запавшая в память фраза библиотекаря: "Что-то зачастил восьмой отряд..."

Почему зачастил? Если бы к Братеееву зашел сперва Сопатый, а потом он, Котел, то вряд ли писака обратил бы на это такое внимание. Значит, был кто-то еще. И, судя по недоумению библиотекаря, его странной фразе по совесть, книгой Сапрунова уже интересовался кто-то незадолго до прихода Игоря.

Решив не гадать, кто это мог быть, Исаков схватил пидорку, встал и, в дверях каптерки, столкнулся со Шмастью.

- Что, завхоз, - осклабился шнырь, - пойдем кишку набивать?

- Точно. - Пепел оторвался от писанины и вскочил, - Мужикам на ужин пора.

- Ты, давай, не отвлекайся, - приказным тоном отрезал Котел, за что получил нахмурившиеся рожи обеих помощников. - Мы со Шмастью на раздачу сходим.

Клоповник с ненавистью посмотрел на Исакова. Такое решение завхоза значило, что именно Шмасти придется наблюдать за "мухоморами", тягающими бачки и шленки для всего отряда, и следить за тем, чтобы те не своровали лишний хавчик, ибо завхозу западло заниматься такой работой.

Резко повернувшись, шнырь зашагал к лестнице.

- А ты, как закончишь, приходи в столовку. - Бросил Игорь уже из-за двери, и плотно прикрыл ее за собой.

Шмасть и двое мужиков, добровольных помощников-кишкодавов, уже маячили на плацу далеко впереди. Шнырь, не оборачиваясь, размашисто вышагивал, а его сопровождающие споро косолапили чуть позади. Посмотрев ему вслед, Котел не стал скрывать улыбки. Конечно, сейчас он вынудил шнырей подчиниться себе, но, вполне возможно, что они ему этого не простят. Конечно, и Шмасть, и Пепел уже привыкли, что Исаков находится в некой зависимости от них. Но эту повадку зарвавшихся помощников Котел решил в дальнейшем безжалостно пресекать.

Вместо того чтобы идти вслед за шнырем, Игорь завернул в библиотеку. Но Братееева уже не было на месте, а идти к нему в первый отряд, не было уже времени. Выходя из здания нарядной, Котел нос к носу столкнулся с кумом.

- А, осужденный Исаков, - хмуро констатировал майор, - что скажешь?

- Можно к вам зайти? После ужина, - заговорщическим шепотом спросил завхоз.

Игнат Федорович не стал задавать лишних вопросов. Он коротко кивнул:

- Вызову.

И проследовал дальше.

Игорь, стараясь не выдать своей радости и сохраняя на лице выражение некоторой брезгливости, заспешил в трапезную. Шмасть уже получил бачки с кашей и теперь угрюмо наблюдал, как мужики расставляют их по столам, за которыми должен был ужинать восьмой отряд.

Ни слова не говоря, Котел прошел к раздаче, где баландер, лишь мельком глянув на белую бирку, оторвался от основной работы, наполнения бачков кашей, и, используя тот же огромный половник, моментально подал завхозу полную шленку желто-зеленой пшенки и кружку молока. Взяв их, Исаков прошел к одному из накрытых шнырем столов и, усевшись, принялся наворачивать кашу, поглядывая на периодически проходящего мимо него недовольного Клоповника.

Орудуя ложкой, Игорь не забывал, по старой зековской привычке, смотреть по сторонам, выискивая потенциальную опасность. Это ни в коей мере не отвлекало его от раздумий. Основной вопрос, - куда подевались вырванные листы из дневника Гладышева, - не переставая крутился в сознании завхоза. Возникало множество вариантов, но все они являлись, скорее, не вариантами, а далекими от правды домыслами. Котел понимал это, но избавиться от засевшей в мозгу задачи, прекратить вырабатывать версии, не мог.

Шедевром была совсем уж фантастическая мысль о том, что дневник украли сами привидения, которых Сопатый с Гладким вольно или невольно потревожили, и, в отместку, призраки вытолкнули бедолаг прямо сквозь стену.

Усмехнувшись этой нелепице, Исаков заметил, что шленка перед ним уже пуста. Да и суеты вокруг вдруг резко прибавилось.

Один из помощников Шмасти успел сбегать обратно, Пепел привел отряд и мужики, вполголоса переговариваясь, усаживались за столами. Нависнув над завхозом, Андрей подал ему несколько исписанных страниц. Котел кивнул, взял бумаги, скользнул взглядом по красиво написанным строчкам с именами и фамилиями. Буквы были одна к одной, простые, без вычурностей, вроде многочисленных "хвостиков", и располагались они такими ровными рядами, что одно созерцание этого списка вызывало восхищение.

- Ну, ты писака! - удовлетворенно проговорил завхоз. Это слово вызвало в голове Исакова некую ассоциацию, и он еще раз проглядел бумаги, уже целенаправленно выискивая в них фамилию Братеева. Но ее, почему-то, не оказалось.

- Мастерство, - скромно отозвался Пепел. Игорь пристально посмотрел шнырю в глаза, но увидел лишь легкую ироничную усмешку. По лицу Перепелова никак нельзя было определить, нарочно он пропустил фамилию Братеева, или случайно.

Решив для себя, что это неспроста, Котел не стал выдавать шнырю свое открытие:

- Ну, я... - Игорь встал, скребнув животом по краю столешницы, - сам знаешь куда...

Пепел раза два быстро кивнул, Котел скользнул по нему ставшим равнодушным взглядом и направился прочь из столовки, мимо столов с отрядом, поглощающим пшенку. Если бы Исаков в этот момент обернулся, он бы увидел, как его шныри, косясь ему вслед, что-то активно обсуждают. Но завхоз не крутил головой и не видел этой подозрительной сцены.

В шестом отряде Игоря уже ждали. Доктор встретил завхоза у входа в жилую секцию и проводил к Крапчатому.

- Принес? - вор на секунду оторвался от трапезы, да и то лишь для того, чтобы увидеть в пальцах визитера бумажные листки.

- Принес, - не стал отрицать самоочевидного Котел.

- Отдай, вон ему. - Крапчатый, не переставая жевать, кивком указал на шестерку.

Завхоз понимал, что таким обращением авторитет показывает, что больше задерживаться визитеру здесь не стоит, но, несмотря на недвусмысленный приказ убираться, продолжал маячить в проходе.

- Ты еще здесь? - удивился вор, заметив отсутствие движения. - Иди, давай.

- Это... Не весь это список... - промямлил Котел.

- Как это "не весь"? - Крапчатый оказался настолько поражен этим известием, что не донес до рта чашку с ароматным кофе.

- Я же передавал, - завхоз затараторил, опасаясь, что авторитет в любой момент может его прервать и тогда ценная информация может не дойти до него, - список Пепел переписывал. У меня-то почерк, что кура лапой...

- Короче.

- Братеева там нет. Библиотекаря.

- Одного? - заинтересовался Крапчатый.

- Не знаю. - Котел съежился под взглядом вора, словно у того из глаз дул пронизывающий до костей ледяной ветер. - Я только его заметил...

- Ладно, иди. Я разберусь. - Крапчатый нетерпеливо взмахнул рукой, отсылая Игоря. Тот послушно удалился.

Потом, сидя в каптерке и наблюдая за Пеплом, колдующим над банкой со свежей чихнаркой, Исаков пытался понять, для чего тот сделал такую явную оплошность. То ли, чтобы обратить внимание на этого Братеева, то ли, наоборот. Не мог же он знать, что обнаружив в своем списке писателя, Котел тут же помчится к нему?

Впрочем, где был Перепелов, когда один из допрашиваемых мужиков говорил об этом визите Сопатого? Игорь попытался вспомнить, и ему показалось, что после этого сообщения шнырь, подождав несколько минут, ненадолго отлучился. Тогда, он, на глазах подслеповатого библиотекаря, спокойно мог взять дневник из той самой книги, которую безрезультатно просматривал Котел!

Вопрос был в том, как проверить эту догадку. Исаков понимал что, спросив напрямую, он, мало того, что выдаст себя, но и насторожит Пепла и тогда из него невозможно будет ничего вытянуть.

Пытаясь простроить в уме способ, с помощью которого можно было бы расколоть шныря, Котел молча попивал чай, закусывая хрустящими карамельками.

- Чего гоняешь? - Перепелов заметил задумчивость завхоза и попытался выяснить ее причину. - У Крапчатого что не в кайф было?

- Не, нормалек. - Пробормотал Игорь.

- Тогда чего? - Не отставал шнырь.

- Да, приколи, - поддакнул Шмасть, - три лба ширше одного будут.

- Я все въехать не могу, куда Сопатый писули Гладкого заныкал... - сказал Котел после долгой паузы, не поднимая глаз от темной поверхности чая в своем хапчике. Шныри переглянулись. Если бы Игорь не ждал от них подобной реакции, он бы непременно пропустил это проявление нервозности, но, воспринимая окружающее периферическим зрением, завхоз уловил быстрые движения глаз своих помощников, и сделал вывод: они оба в сговоре.

- Ничего, - Пепел ощерил фиксатые зубы, - Или Лапша, или Крапчатый, да найдут.

- Ты рыбкиного супа, случаем, не перехавался? - зловеще процедил Котел. Не въезжаешь, что будет, если один из них найдет эти ходы?

- Да ты, никак, рассуждать начал? - ехидно проговорил Шмасть.

- Ага, блин, свалится на тебя столько всякой хрени за два дня, - и не то начнешь!

- Ну, и чего ежели кто их найдет? - Осторожно полюбопытствовал Пепел.

- А то! - Игорь взмахнул рукой, - Коли первыми найдут блатные, - они и будут пользоваться. Тильки для сэбэ. А если менты - легенду порушат.

- С каких это пор ты стал о гонках печься? - усмехнулся Андрей.

- А с тех. Эти ходы, пусть телега, пусть порожняк, они же надежду какую-то дают. Вот ты, Пепел, не надеешься тайну открыть?

Перепелов пристально посмотрел на завхоза:

- Странные у тебя базары стали...

- Ты, давай, не увиливай, - спокойно проговорил Исаков, - отвечай: хочешь этот ход найти?

- Ну, положим, хочу. - неохотно признался шнырь.

- И все хотят! А будут знать, что его менты застремали-замуровали - кто ж туда сунется?

- Сунутся. - Резко выпалил Шмасть. - Еще как сунутся! Еще шибче искать будут. Вдруг вертухаи не все входы заделали?!

- Так что, лучше будет, если первым до них кум доберется, - резюмировал Перепелов, хитро поглядывая на Игоря. Тот вынужденно закивал:

- Главное - помочь ему в этом.

- Ну, как говорит Лапша, информашка будет - притащим. - Шмасть натужно рассмеялся.

После этого Котел совершенно убедился в том, что его шныри завладели дневником Гладышева. Оставалось сообразить, где они его могли прятать.

В принципе, мест таких было не очень много: каптерка, тумбочки, Красный уголок и, как самая надежная ныка, кабинет отрядника. Если бы самому Исакову необходимо было бы что-нибудь запрятать так, чтобы никто не нашел, он отволок бы это именно туда. Старший лейтенант Умывайко, отрядник 8-го, доверял свои ключи шнырям, в частности, персонально Пеплу. Тот почти все свободное время проводил в этой, пахнущей волей, комнатушке, выполняя за старлея его экзаменационные работы для заочного института.

Но, едва Игорь начал придумывать повод для того, чтобы в одиночестве посетить кабинет отрядника, в дверь каптерки постучали.

- Кого там принесло? - раздраженно буркнул Шмасть.

Дверь скрипнула и в проеме появилась фигура одного из помощников нарядчика:

- Исакова кум требует.

Сообщив эту новость, парень прикрыл дверь.

- Блин, нашел время дергать! Уж проверка скоро. - Заворчал Исаков исключительно для того, чтобы его помощники не догадались об истинной причине этого вызова, - И чего вызывает? Нет же ни хрена новостей...

- Эй, Котел, список-то захвати. - Голос Шмасти воротил завхоза уже из-за двери. Игорь, коротко матюгнувшись про себя, вернулся, сунул в карман бумаги и потопал к главоперу.

В локалке уже толпилась большая часть зеков изо всех трех отрядов. Исаков, словно ледокол, прошел через галдящую толпу, остановился у запертой калитки и нажал на красную кнопку. Сидящий в "скворечнике" зек обратил свое лицо к звонившему и, разглядев белую бирку, надавил кнопку на своем пульте. Замок локалки щелкнул, Котел, преодолевая сопротивление тугой пружины, потянул дверь на себя и, не заботясь о том, с какой силой она вернется на место, шагнул на плац.

- О, стучать побежал. - Послышался из локалки чей-то хмурый шепот. - Да с грохотом...

- Работа у него такая, сучья. - Отозвался кто-то.

- Так не силком же его...

Игорь не обернулся. Эти шепотки преследовали его с самого первого дня заступления на "придурочную" должность. Сначала он просто злился, обещая отплатить ненавистникам, потом понял, что зеки лишь завидуют ему, ибо почти любой из них с удовольствием поменялся бы с завхозом местами.

Лестница и коридорчик, ведущие к кабинету кума, оказались совершенно пусты. Лишь лампы под потолком освещали желтые крашеные стены.

От этой безлюдности Котлу стало немного не по себе. Казалось, что он, перешагнув порог этого здания, попал в другой мир, где все недавно вымерли и оставили после себя, в числе других, и этот дом... Через несколько шагов это чувство странным образом усилилось и теперь Исаков почти был уверен что если он повернет и выйдет на улицу, то там его будут ждать лишь радиоактивные руины. А над ними будут летать, стеная в унисон с завываниями ветра, души погибших в катастрофе. Но завхоз стряхнул наваждение и, остановившись перед кабинетом Лакшина, осторожно постучался.

- Входите.

Котел, еще раз бросив взгляд на оставшийся пустынным коридор, проскользнул к оперативнику.

- Здравствуйте... - опасливо проговорил Игорь и застыл, ожидая реакции.

- Здравствуй, здравствуй, - устало выдохнул кум. Он оторвал взгляд от каких-то бумаг, сгреб их и отправил в ящик ставшего девственно чистым стола. - Чего стоишь? Проходи, присаживайся.

Убедившись, что кум достаточно серьезно воспринял слова, сказанные сегодня при мимолетной встрече, Котел смело прошагал к знакомому стулу и утвердился на нем.

- Ну, - Игнат Федорович соединил ладони на затылке, создавая тем самым впечатление своей беззащитности, - с чем пришел?

- Я тут... - Исаков напрягся, подыскивая приемлемую формулировку и объяснение своих действий, - решил немного продублировать...

- Мне уже доложили о твоей самодеятельности. - Улыбнувшись, наклонил голову оперативник. - И каковы же результаты?

- Вот список... - завхоз с готовностью протянул Лакшину исписанные листы. Тот принял, проглядел наискосок.

- Все?

Исаков кивнул, встал и, уже сделав первый шаг к двери, замешкался. Стоит ли говорить про Крапчатого и библиотекаря? И, решив, что это совершенно необходимо, повернулся и наткнулся на изучающий взгляд Игната Федоровича:

- Чего-то забыл?

- Д-да... Тут такое дело... - замялся Котел, - Короче, Крапчатый приказал мне сделать копию этого списка.

- И ты сделал, - констатировал Лакшин.

- Нет, не я, Пепел, то есть, осужденный Перепелов...

- И что?

- Я этот список так, вскользь проглядел... Там не было одной фамилии. Братеева.

- Библиотекаря? - с тщательно делаемым равнодушием поинтересовался кум.

- Да, его. Я...

- Да, я знаю, заходил к нему... - закончил фразу Игнат Федорович. Ему не доставляло удовольствия созерцать расширяющиеся после каждого такого откровения глаза завхоза, но это был один из лучших методов заставить того говорить все без утайки.

- Я посмотрел книгу, которую брал Сопатый. Нет в ней ничего.

- А ты, конечно, искал дневник Гладышева?

- Да...

- И что же сказал Крапчатый? - резко переменил тему кум.

- Что разберется, почему Пепел пропустил Братеева...

Произнеся это, Игорь побелел. До него внезапно дошло, что его шнырь, очевидно, не хотел, чтобы информация о библиотекаре дошла до блатных, а он, Исаков, своим поганым языком все выболтал!

Взгляд Лакшина оставался таким же равнодушным и завхоз несколько успокоился. Ну не смертельный же косяк он запорол?

- И все?

- Да. Он со мной почти и не разговаривал...

- Хорошо, иди. - Игнат Федорович прикрыл ладонью зевок, - На проверку опоздаешь...

Котел буквально выскочил из кумовского кабинета. Направляясь в отряд, он костерил себя последними словами. И за то, что ляпнул про Братеева Крапчатому, и за то, что проговорился об этом Лапше.

3.

Новый сон Кулина.

Прожекты прожектами, а сейчас следовало позаботиться и о том хлебе, который Николай зарабатывал, занимаясь посредничеством. Забыв на время о Ксении, Куль поужинал и, сразу после столовки, отправился на промку.

Сегодня вход на промзону охранял Рупь. Кулин недолюбливал этого прапорщика. И не только за его патологическую жадность. Рупь отличался злопамятностью и выходящей за всякие рамки жестокостью. Рассказывали, что одной зимой какого-то неполюбившегося ему зека этот прапор в течение всего декабря при всяком съеме с промки заставлял раздеваться чуть ли не донага. Дело кончилось тем, что зек слег с пневмонией и лишь тогда Рупь успокоился.

- Куда, бля?!

По одному этому окрику было понятно, что прапор сегодня более чем не в духе.

- В качалку, - спокойно ответил Николай полуправду.

- За вход - кропаль. За выход - два. - Напомнил Рупь свои расценки. Кулин кивнул:

- Как водится...

Поделать с этими поборами ничего было нельзя. Бесконвойники, хотя и пользовались некоторыми льготами по передвижению как внутри монастыря, так и за его стенами, но их пребывание на промышленной зоне было в некоторой мере нелегальным. И теперь Кулю, если он не хочет испортить отношения с жадным вертухаем, придется после посещения промки возвращаться из отряда и отдавать тому мзду.

На сей раз Шатун сидел в своей каптерке и гонял чаи с мужиками из своей бригады. Те встретили бесконвойника неприветливыми взглядами, но Кулин не обратил на это внимания и, пройдя прямо к Волжанину, поздоровался с бугром:

- Как оно ничего?

- Ништяки так и сыпятся. - Ухмыльнулся Михаил. - Присаживайся, коль пришел...

Мужики потеснились, освобождая на скамье место для Николая. Тот молча уселся, принял хапчик, пару раз глотнул слабой заварки и передал пластмассовый стакан соседу. Все дальнейшее чифирение прошло в тягостном молчании. Зеки явно не доверяли бесконвойнику, считая того кумовской подсадкой, и не желали раскрывать при нем свои немудреные тайны.

- Ну чо, мужики, - строго молвил Шатун когда банка опустела, - за работу?

Зеки встали и быстро покинули помещение.

- Экие они у тебя застреманые. - Усмехнулся Куль когда дверь за последним из работников затворилась.

- Будешь тут стреманым, - вздохнул Волжанин, - когда по лагерю такие дела творятся...

- Это ты про мертвяков?

- И не только.

- Чего ж еще-то?

Михаил не ответил, некоторое время исподлобья изучая бесконвойника. Потом, очевидно решив, что от этих слухов никому вреда не будет, медленно проговорил:

- Привидения, тут на промке, появились...

- Что за телега? - Брови Николая от удивления приподнялись.

- То-то и оно, что не знаю я телега или в натуре... - Шатун зачем-то взял пустой хапчик, покрутил его в пальцах. - У меня третья смена чуть не в отказ идет. Не будем, говорят, работать, когда по цеху призраки шароебятся!

Ты же знаешь, на этом месте раньше кладбище было. Все цеха на костях монашек стоят... Вот и разбудило их что-то... Даже не что-то, а эти новые мертвяки.

Кулин слушал, не зная, как реагировать на подобные речи. С одной стороны, к таким байкам он относился равнодушно, ну, мало ли чего с пьяных глаз примерещится? Но все ранее слышанные истории про привидений раньше происходили в каких-то отдаленных местах. Но так, чтобы здесь, под боком?

- Что-то не верится... - Озадаченно покачал головой бесконвойник.

- Я тоже не верил, пока мне парень один следы не показал.

- Какие следы?

- А пойдем, сам увидишь.

Шатун резко встал и за два шага оказался у выхода. Кулю пришлось поторопиться, чтобы не отстать от бригадира. Тот прямиком направился к стеллажам с заготовками для фрезерных работ.

Остановившись рядом с Волжанином Николай проследил направление его взгляда и сам посмотрел в ту точку. На бетонном полу виднелись четкие отпечатки миниатюрных босых ступней.

Опустившись на корточки, Кулин потрогал границу одного такого следа. Старый цемент немедленно раскрошился под его пальцем, но бесконвойник успел почувствовать острый край вдавленного следа.

- Ты еще сюда взгляни. - Михаил указал пальцем на место, где цепочка следов проходила рядом с одной из металлических плит. Там, куда ступила нога привидения, на краю десятисантиметровой плиты, в стали, отпечатались следы пальцев.

- Ну, чего скажешь?

- Не может быть... - пожал плечами Куль, - А чего ты от меня еще ждал?

- Я не знаю ни одного умельца, который бы был на такое способен. - Отвечая на незаданный вопрос, продолжал Шатун. - Да и кому бы понадобились такие следы? Кстати, заметил? Они явно женские.

Бесконвойник и без подсказки смекнул, что мужская лапища не могла бы оставить такого изящного следа. И на память вдруг пришел давешний сон.

- Глафира...

- Что ты сказал? - встрепенулся Михаил. - Глафира? Тебе что, уже кто-то рассказывал?

- Что? - в свою очередь Куль озадаченно посмотрел на бригадира.

- Это привидение, что вчера ночью тут шастало и эти вот доказательства оставило, оно еще и представилось! Мужики говорили, что слышали что-то типа: "Я - Глафира. Идите ко мне... Я вас..." что-то там...

- Никто мне ничего не рассказывал, - отмахнулся Кулин. - Так, имя вдруг на ум пришло...

- Видишь! - Почему-то обрадовался Волжанин, - Неспроста все это. Недаром мужики тележат, что конец света на носу!

- Ну и пусть себе. - Бесконвойник осклабился. - Если после него можно будет макли крутить - то нехай и наступает!

- Ни к чему тут такая бравада... - Михаил покачал головой, но намек понял. - Ну, пойдем, что ли, дела делать?

На это Куль лишь едва заметно кивнул, намекая такой сдержанностью жеста, что и у него самого времени маловато, да и излишне напрягать бригадира он не собирается.

Шатун отсутствовал не больше минуты. Несмотря на то, что он доверял Николаю в коммерческих делах, он не собирался показывать чужаку свои секретные ныки. Вернувшись, Воджанин водрузил на стол, среди хапчиков и двух порожних банок с нифилями бумажный пакет. Внутри него металлически звякнуло.

Бесконвойнику для того, чтобы развернуть газету, пришлось привстать. Это, да и предыдущее излишне нервозное поведение Михаила, разом лишило Кулина прежнего благостного настроения. Он, отставив хапчики, придвинул деловье к себе, быстро пересчитал. По количеству, все было на месте: двадцать "мерседесок", шесть черепушек и пять скелетиков. Убедившись в комплектности товара, Николай начал пристально изучать каждый предмет.

На самом деле особого внимания требовали лишь "мерседески", да и то лишь потому, что их брали придирчивые богатеи. Акимыч мог впарить такому и заведомый брак, однако никогда не пошел бы на подобное, сохраняя свою репутацию. И бесконвойник, сидя под напряженным взглядом Михаила, крутил в пальцах каждую эмблемку, высматривая возможные недостатки. Две из них он почти сразу отложил в сторону:

- Хром кривой. - Объяснил Куль такое решение.

Шатун тоже осмотрел брак, потер подушечкой большого пальца шероховатые места, где хромовое покрытие пошло хорошо заметными бугристостями и напоминало крупный наждак и, принимая ответственность за явный косяк гальванщиков, хмуро проронил:

- Согласен. Сейчас заменю.

Пока Волжанин куда-то бегал, Николай успел оценить качество всех поделок и остался им доволен. Конечно, зеки могли и выбить на основании "мерседески" и текст, и залить его синей эмалью, но тогда стоимость работ увеличилась бы раза в два, а такого уменьшения прибыли не могли себе позволить ни заказчик, ни посредник.

Отложив последний брелок-скелет, бесконвойник накрыл деловьё газетой, закурил. Дым "Астры" сразу попал в глаза, заставил их слезиться и Куль инстинктивно зажмурился. Внезапно, перед ним встала недавно виденная картина: женский след, вдавивший в бетон кусок металлической плиты. Глафира. Николай невольно поежился. Та ли это Глаша, что приходила к нему прошлой ночью? И, если та, то что же ему делать?

- Бред... - вполголоса произнес бесконвойник.

Образ парящей рядом с ним женщины накладывался на отпечаток в грязном цементе, и это настолько не стыковалось одно с другим, что Кулин истово замотал головой, стараясь стряхнуть наваждение. Но оно прицепилось намертво.

- Я приду... Я приду... Я приду...

Нежный, чуть смешливый голос призрака продолжал и продолжал звучать в ушах Николая, словно заело старую виниловую пластинку. Какую пластинку? В те годы же их не было! Впрочем, какие годы? Из какого времени эта Глафира? Куль, не обращая внимания на застрявшую в голове фразу, попытался вспомнить, что же он знает о месте своей отсидки.

Получалось до обидного мало. Но и того, что смог припомнить бесконвойник с избытком хватало для появления множества привидений. Во все времена эти толстые кирпичные стены служили обителью скорби и безвинных страданий.

- Я приду... Я приду... Я приду сегодня ночью...

- Чего?

- Вот, держи.

Невесть откуда взявшийся Шатун положил на стол перед Николаем две "мерседески". Куль автоматически взял один из фирменных значков. Пальцы ощутили идущее изнутри металла тепло, покрутили широкую, свободно передвигающуюся по резьбе, гайку. Из-под нее выкатилась капля жидкости и упала на газету, образовав на той грязно-серое, похожее на медузу, пятно.

- Только из гальваники. - Довольно выдохнул Волжанин и улыбнулся, вписываясь седалищем в скрипнувший стул. - Уж я этим фуфлыжникам звездюлей-то впаял! Гонят туфту, а пытаются за нормалек спихнуть!

Бесконвойник, все еще под впечатлением нежданного затмения, кивнул. Его глаза фиксировали движения рук, собирающих и упаковывающих деловье в газету, а в ушах все еще звенело эхо последней фразы:

- ...сегодня ночью...

- Сегодня ночью. - Пробормотал вслух Кулин.

- Чего ночью? - Бригадир встрепенулся, опасливо вперился взглядом в Николая.

- Так, ничего... - Куль улыбнулся одним уголком рта. - Дело одно надо бы не забыть...

Такое объяснение удовлетворило Михаила и он постучал ладонью по столу:

- Ну, Куль, теперь все ништяк? Тогда башляй.

Бесконвойник достал из потайного кармана деньги, пересчитал купюры на глазах у Шатуна и протянул ему. Бугор, не пересчитывая, засунул стопку в карман промасленной фуфайки:

- С тобой приятно иметь дело.

- Почему? - Отрешенно поинтересовался Николай.

- Не накалываешь. Не суетишься. Порожняки не гонишь. Башляешь как условились. Да и вообще... - Михаил неопределенно помахал в воздухе рукой.

Кулин еще раз позволил себе улыбнуться половиной лица:

- А разве иначе дела делают?

- Делают... - Рука бугра, все это время делавшая в воздухе какие-то виражи, теперь безвольно упала вниз.

- Лады. - Бесконвойнику не терпелось оборвать этот бессмысленный разговор. - Я, пожалуй, потягаю у тебя железяки? Не против?

- О чем базар? - Радушно, словно такое разрешение не было пустой формальностью, Михаил развел руками.

- Вот и ладушки... - Забрав пакет с деловьем Куль направился к выходу.

- Заглянешь после бани?

- Загляну. - Пообещал Николай и прикрыл за собой хлипкую дверь.

На сей раз качалка оказалась пуста. Бесконвойник подобрал для себя пару массивных гантелей и, улегшись на лавку, принялся разрабатывать пресс.

Перед глазами Кулина маячил низкий потолок, покрытый облупившейся краской. Рассматривая регулярно появляющиеся в его поле зрения закручивающиеся края широких трещин, он невольно вернулся памятью в прошлое. В первые дни своего пребывания на зоне.

На следующее утро, после разговора с Крапчатым, Николай встал раньше всех. Он неспеша умылся, покурил и лишь после этого заспанный шнырь этапки объявил подъем. Кулин, валяясь на своей, уже заправленной шконке, созерцал всю эту утреннюю суету, размышляя о том, что готовит ему день сегодняшний.

Из уличных динамиков послышались хриплые звуки, бывшие некогда музыкой популярного лет десять назад шлягера. На их фоне чей-то голос прорычал нечто неразборчивое.

- Этап! - Заголосил появившийся в проходе между шконками Сиволапов, Выходим на зарядку!

Зеки кинулись на улицу. Выйдя в толпе, Куль увидел, как в локалке этапа мечется шнырь, пытаясь придать сгрудившимся в кучу своим подопечным подобие строя, но с изрядными интервалами между людьми:

- Шире, шире расходись! - Кричал Сиволапов. - Щас руками-ногами махать будем! Шире, давай! Чтоб соседу в грызло не заехать!

- Начинаем утреннюю зарядку! - торжественно проорал динамик прямо над головами этапников. Слова эти звучали крайне невнятно, и лишь напрягая слух можно было вычленить из шипения и хрипов нечто членораздельное.

Осмотревшись, Николай заметил, что в локалках около громады четырехэтажного жилого корпуса тоже толкутся зеки. Они не стояли по стойке "смирно", как приструненный Сиволаповым этап, а достаточно вольготно бродили, переговаривались, курили.

- Внимание! - продолжило радио, - Первое упражнение! Ноги на ширине плеч, руки над головой. Начинаем наклоны! И, раз, наклонились, и два, выпрямились! Раз! Наклонились! Два! Выпрямились! Продолжаем под музыку!

Кулин, вместе с этапом, выполнял упражнение, не забывая при этом поглядывать и по сторонам. Все делали зарядку по-разному. Одни истово гнулись, словно били поклоны неведомому божеству, другие с ленцой, не утруждая себя излишней физической нагрузкой, третьи, не обращая внимания на темп музыки, наклонялись чрезвычайно быстро, четвертые, напротив, выполняли упражнение как отравленные тараканы. Все это было для этапника внове, и он старался увидеть как можно больше, насколько позволяли исполняемые им монотонные движения.

После семи непритязательных упражнений зарядка кончилась, и Сиволапов загнал этап обратно. В этапной шнырь указал на четверых мужиков:

- Вы, со мной!

- Куда? - занервничал один из них.

- Увидишь, - загадочно усмехнулся Сиволапов и, пропустив избранников вперед себя, запер дверь.

Через минут двадцать они вернулись. Двое тащили огромный мятый бидон, одного нагрузили парой чайников, последний же нес шленки и хлеб.

Завтрак прошел в напряженном молчании. Зеки поглощали еле теплую рисовую кашу, запивали сладким чаем, закусывали тонкими утренними тюхами. Николай медленно жевал доставшуюся ему горбушку, размышляя об увиденном на зарядке.

Из-за расстояния он не мог как следует разглядеть лиц зеков, но, как ему показалось, наиболее лениво занимались те, кто был лучше и хуже всех одеты. На счет первых у Кулина сомнений не было - блатные. Вторые же производили впечатление каких-то чушков. Этапник не знал как они называются на местном жаргоне, но не сомневался, что эти граждане осужденные занимают в зековской иерархии весьма низкие места.

Завтрак кончился, этапники свалили пустые шленки в бидон и Сиволапов заставил отнести пустую посуду обратно тех же зеков, что ходили за едой. Вернувшись, шнырь этапки выгнал всех в локалку и объявил:

- Ну, мужики, готовься к работе!

- Какой? - полюбопытствовал кто-то нетерпеливый.

- Круглое - носить, квадратное - катать. - Исчерпывающе ответил Сиволапов. - Короче, так...

Видов работы на этот день оказалось целых три: таскать носилками цемент и кирпичи, этим же приспособлением утаскивать строительный мусор, тот же цемент и кирпичи, но в виде крошева, и красить починенный бордюр по периметру всех локалок.

Николаю досталась последняя. Сиволапов, распределяя обязанности, как-то странно посматривал на Кулина. Николая сперва это приводило в недоумение, но потом он сообразил, что такое изменение отношения явно в лучшую сторону связано ни с чем иным, как с его вчерашними приключениями и, в частности, с визитом к Крапчатому.

В напарники Кулю достался тот самый шебутной зек, который подбивал этапников раскачивать автозак. Звали этого осужденного Климом Поповым, и Николай уже знал, что тот обладает погонялом Налим.

Шнырь выдал им ведро серой краски, кисти и мастерки:

- Прежде чем красить - надо соскрести все, что скоро отвалится, - выдал Сиволапов директиву.

Налим посмотрел на фронт работ и присвистнул:

- Так это несколько суток бычить надо!

- Ничего. - шнырь усмехнулся. - До обеда должны справиться.

- До обеда! - Воскликнул Попов. - Так и начинать нечего. Один хрен не справимся!

- Мужики, - ухмылка Сиволапова стала кривой, - вы можете тут лысого гонять, говно пинать, но чтоб к обеду все было чики-чики. Как поняли, а если не поняли, то как?

- Ты меня на "понял" не бери, понял!? - Взмахнул руками с растопыренными пальцами Клим. Но произнес он это удаляющейся спине шныря.

Кулин, не принимавший участия в этой перебранке, тронул Налима за рукав.

- Тебе-то чего еще? - злобно выплюнул зек.

Вместо ответа Николай кивком показал назад. Попов оглянулся и встретился взглядом с прапорщиком, который подбоченясь стоял буквально в паре метров от этапников.

- Чего, отказ от работы? - Ехидно поинтересовался вертухай.

- Да ты чо, начальник? - искренне возмутился Налим.

- Вперед! - Приказал прапор. - Увижу, что кто-то сачка давит - моментом в шизняк! Вопросы?

Таковых не оказалось. Налим, шумно выдохнув через зубы, взял мастерок, покрутил его в пальцах и лениво ковырнул им готовый отвалиться кусок краски у самого угла кирпичного бордюра из которого "росли" железные стебли решетки. Краска тут же отпала и, ударившись об асфальт, распалась на несколько кусочков.

Кулин, держа в кулаке малярную кисть, пронаблюдал за ее падением. Кусок этот, загнутый по краям, живо напомнил ему листы пергамента, за которые он, собственно, и попал сперва в Бутырку, а, потом, после суда, и в этот лагерь.

Гантели с глухим стуком грохнулись о пол качалки. Присев на скамье для следующего упражнения, Куль внутренне улыбнулся: вот почему при виде облезшего потолка на память пришел именно этот, второй день его отсидки в монастыре...

А что же было дальше?

Работа действительно оказалась не такой уж тяжелой, как представлялось с первого взгляда. Куль и Налим споро обрабатывали кусок бордюра, потом в две кисти замазывали все краской. Но длительное сидение на тюремных нарах скоро дало о себе знать: у Николая от часа работы внаклонку заболела спина. Клим выглядел не лучше. Но Кулин, игнорируя перетрудившиеся мышцы, продолжал махать кистью до тех пор, пока не сдался Налим.

- Баста! - воскликнул Попов и, бросив малярный инструмент на неокрашенный еще бордюр, выпрямился, держась за поясницу, - Перекур!

- У тебя есть? - Кулин присел на корточки, уперевшись спиной в прутья решетки.

- Покурим.

Пока Николай сидел, дожидаясь половины сигареты, со стороны локалки подошли насколько зеков. Куль определил это по приближающимся голосам и шагам, которые замерли у него за спиной.

- Откель этап?

Обернувшись, Николай увидел двоих. На блатных они похожи не были, не та стать, да и робы их были простые, синие, без выкрутасов.

- А тебе-то что за дело? - Налим выпустил вбок струю дыма.

- Так, интересно, что за рыси тут на плацу в наглую смолят?

Попов тут же спрятал окурок в ладонь. Николай же, поняв, что перед ним простые работяги, без экивоков ответил:

- С Москвы. - И, предваряя возможные наезды, добавил:

- А кто шутковать будет на этот предмет - так я вчера одному такому шутнику по рылу прописал...

- Да ты, чо? - Возмутился один из зеков. - Я сам из Москвы. Ну, из области, но здешним быкам это один хрен...

- Так это бычья зона? - Насторожился Налим, передавая бычок Кулину.

- Да не... Всякие тут попадаются. - Отозвался зек, молчавший до сих пор.

- А масть кто держит? - Клим, как понял Куль, не доверял словам Сиволапова и решил, что называется, провентилировать этот вопрос с мужиками.

- А не въедешь. - Пожал плечами первый зек. - И вор свой есть, и дятлов хватает.

- Ну а вы по какому закону живете? По воровскому, или как? - Не унимался Налим.

- Или как... - Мужик ухмыльнулся. - По воровскому блатные живут, а мы по своему, по-мужичьему. А ты что, из черных?

- Каких "черных"? - В возбуждении Попов опять растопырил пальцы на руках, Я что, на азера похож, или на еще какого чурку?

- У нас черными называют тех, кто при авторитете. - Пояснил зек.

- Ну, блатных... - растолковал второй.

- А-а... - Налим почесал в затылке. - И много их?

- Ну... Рыл по пять-шесть на отряд. Столько кум еще терпит. А если кто кроме них в отказку катит - шизняк обеспечен.

- Чего за отказка? - поинтересовался Кулин.

- Отказ от работы. Здесь с этим строго. Для простых...

- Так чего ты мне лепишь? - Чуть не в голос расхохотался Клим. - Голимый красняк!

- А если ты по понятиям косяк запорешь, - тебя к вору на разборку сволокут. - Веско возразил второй зек.

- Значит, - сделал вывод Налим, - беспредела нет?

- Беспредела нет. - Согласились зеки.

Пока шла эта беседа, территория локалки заполнилась зеками. Они, насколько мог заметить Николай, отнюдь не выглядели изможденными.

В Бутырке его попугивали тем, что в лагерях заставляют работать чуть ли не до посинения, что зекам задают такие непомерные нормы, что для того, чтобы их выполнить приходилось бы вкалывать две смены подряд.

- А как с работой? - Кулин уже добил свой бычок и затушил его о подошву сапога.

- Слава яйцам, есть... - Довольно закивал головой второй зек.

Очевидно, на лице Николая отразилось такое явное недоумение, что арестант поспешил объяснить:

- Есть работа - есть бабки на счету. А есть бабки - есть ларь. Отоварка, то есть... Маргач, там, курево... А без ларя-то херово...

- Второй отряд, стройся! - Раздался зычный голос.

- Ну, покедова. - Запрощались зеки. - В столовку пора.

- А чего так поздно? - Подозрительно спросил Клим.

- Так мы - вторая смена.

Дальнейших пояснений не последовало, разговорчивые земляки заторопились занять места в строю. Николай отследил, как отряд вышел из локалки и ровной колонной направился в сторону вахты.

- Ну, как тебе зона? - Хмыкнул Попов.

Куль пожал плечами и взял мастерок:

- Там видно будет...

Потом из этой локалки вышел еще один отряд. Сдирая лохмотья краски, и покрывая новой побеленные кирпичи, этапники могли наблюдать жизнь зоны. Отряды ходили туда-сюда, иногда по плацу пробегали зеки-одиночки, потом появились двое зачуханых мужиков с метлами. Они убрали весь мусор, оставленный Налимом и Николаем, и, так же безмолвно и безропотно, ушли обратно.

Многие заговаривали с этапниками, но никто из зеков не позволял себе каких-либо наездов. Этапники разве что вызывали легкую ухмылку, да и то лишь из-за своей неопытности и непросвященности во внутренние дела зоны. Ничего принципиально нового из этих бесед не выяснилось, за исключением, разве что сведений о видах деятельности на промзоне, да и то в самых общих чертах. Мебель, швейка, сколотка, замки, токарный цех, пластмассовое литье, гальваника, горячая и холодная прессовка... Создавалось впечатление, что в этом лагере находится самый настоящий город с чрезвычайно широким спектром производства. Не хватало здесь лишь домны, да пайки всякой электроники.

- Ну, Куль, - поинтересовался Клим после очередного перекура, - куда хочешь податься?

Николай равнодушно пожал плечами:

- А чего, меня кто-то спрашивать будет?

- Я тут краем жопы слыхал, что можно перескочить из отряда в отряд...

- Знаешь, - сморщился Кулин, - я не привык искать на нее приключений...

- Ага, они сами ее находят! - Подколол Налим.

Николай промолчал, продолжая покрывать краской кирпичи.

- Ну, а в натуре, в какой отряд бы пошел?

- В ремонтники, наверное... - после некоторых размышлений ответил Кулин.

- А я - на пластмассу. - Мечтательно проговорил Попов. - Там и норма, вроде, не шибко большая, и финашки регулярно капают.

К обеду этапники сделали ровно половину работы. Когда появился Сиволапов и, посмотрев на качество труда, подошел к зекам, они как раз докрашивали участок перед калиткой во вторую локалку.

- Чего шевелитесь как дохлые мухи?.. - Недовольно начал шнырь, но Налим, немедленно встав в позу, прервал его:

- Ты сам-то повкалывай на солнцепеке, когда ничего снять нельзя! Вон, блин, вся роба пропотела! А пидорка эта вонючая!..

- Это форма одежды! - Рявкнул Сиволапов.

- Да я эту твою форму одежды имел во все дыры!

- Смотри, блин, тут и не таких борзых обламывали! - Шнырь отбрехивался вяло и заученными фразами. Кулин сразу понял, что эта перебранка имеет целью лишь показать друг другу свою крутость. Смысла в этом Николай никогда не видел и поэтому не вступал в идиотические дебаты.

- Затрахаешься обламывать!

- Работу принимаешь? - Николай, которому быстро надоело слушать чужой ор, решил переключить внимание Сиволапова на более насущные проблемы. Шнырь замер на мгновение с открытым ртом, потом, сообразив, о чем конкретно спрашивает этот этапник, выдохнул излишки набранного в легкие воздуха, и, нормальным тоном, сказал:

- Нормально. Забирай инструмент - и в карантинку.

В этапке уже собрались все работавшие носилками. Кулин едва смог сдержать смех, когда увидел это чумазое скопище. Зеки, за несколько часов, умудрились так уделать новенькие робы, что походили на бомжей, вылезших из меловых катакомб.

Когда шнырь увел нескольких арестантов за хавчиком, Налим тут же принялся сплетничать. Вокруг него собралось около половины этапа и Николай без труда вычленял из их базара ключевые слова: беспредел, красная зона, бычить на хозяина, промка, воровская масть... Кулин как-то упустил момент смены настроения и, когда он очередной раз обратил внимание на бубнящих в углу зеков, те разговаривали с какой-то странной фанатичной агрессивностью, направленной не друг на друга, а на какой-то неведомый Николаю предмет.

Вскоре, подозрительно поглядывая по сторонам, от кучкующихся отделился Налим и, подплыв к Кулину, с лихорадочным блеском в глазах принялся шептать тому на ухо:

- Тут вечером мы решили спектакль устроить...

- И чего? - Меланхолично отозвался Николай.

- Ты, это, чтоб в курсах был... - Запал Клима куда-то подевался, - Мы, это... Петуха вычислять будем...

- Да ты прямо говори. - Буркнул Куль, - Мол, вычислили пидора, будем его раскалывать, а ты в разборки не встревай, а хочешь - присоединяйся. Так?

- Так, - нехотя согласился шебутной Попов.

- Ну, и кто же тут приключений на жопу нашел?

- А вон тот, - Налим хотел, было, обернуться, но с трудом преодолел этот порыв, - на второй шконке снизу лежит, падаль! И фамилия подходящая у него - Филонов.

- Да, похож, вроде... - Куль лежа пожал плечами.

- Во-во. Его за крыску опустили, а он, пивень, на этапе зашифровался! Из-за него нас всех офоршмачить могут!

Николай ни тогда, ни сейчас не понимал значения этого слова. Ну не положат же под нары весь этап только за то, что они ехали в одном автозаке с опущенным?

В Бутырке он видел такую породу зеков. Большей частью это были или интеллигентные слабовольные изнеженные личности, которые не могли постоять за себя не то что кулаками, но и языком. Зеки отлично вычисляли эту слабину и беззастенчиво подставляли таких людей, ставили их в такие обстоятельства, что те были вынуждены "соглашаться" на опускание. Другой сорт пидоров составляли те, кто шел за изнасилование или за совращение малолеток. Но Кулин и в бутырских хатах, и на этапе постоянно встречал людей с этими статьями, которые вели себя так, словно они мотают срок, по меньшей мере, за гоп-стоп.

Большая часть опущенных выглядела весьма непрезентабельно. Грязные, оборванные, голодные. Им позволялось спать под нарами у вонючей параши, есть из шленок с пробитой дыркой, которую надо было затыкать пальцем, мылись они лишь под крайними рожками душевой, теми, в которых почти не было воды. По тюремным законам рукой их было бить нельзя. Но это касалось только голой руки. Кулак можно было обернуть офоршмаченным полотенцем и тогда уж дать волю эмоциям. Или въебошить ногой. Но, чаще всего, до такого не доходило. И хотя, по идее, за труд пидора надо было ему платить, почти никто не опускался до исполнения таких формальностей.

Сам Николай, наблюдая сцены мужского минета и анальные совокупления, никак не мог преодолеть брезгливость и заставить себя вонзить болт в карий глаз. Кулину казалось, что сношающийся с мужиком, пусть даже и опущенным, сам становится гомосексуалистом. И чем трахающий был лучше трахаемого, для Николая было совершенно непонятно.

Сам он, когда начинало ломить яйца и надо было стравить сексуальный напряг, "гонял лысого". Онанизм западло не считался и, хотя и соседи по камере смотрели на Кулина несколько странновато, и даже пытались наезжать, Николай строго придерживался воздержания от "голубых" по его мнению, контактов.

- Я не нанимался говно хуем месить. - Отвечал на все подъебки Кулин и продолжал лишь наблюдать за сексуальным беспределом, не вмешиваясь, моментально усвоив первейший принцип арестантского общежития: каждый сам за себя.

Вот и нынешним вечером мужикам предстояла забава. Если скрывший свое положение пидор окажется достаточно умен, то его лишь изобьют. А если нет... Почти весь этап ожидает ночная потеха.

После обеда Сиволапов развел зеков на прежние фронты работ. Сытый Налим сначала едва шевелился, но после пары перекуров разошелся, втянулся в ритм, и теперь, уже работавший с некоторой ленцой, Куль не поспевал за своим напарником. Способствовало этому еще и то, что зеки, кучковавшиеся в локалках и почти постоянно отвлекавшие этапников разговорами, куда-то сгинули. Лишь изредка сновали туда-сюда арестанты в черных блатных робах, да вышел какой-то старикан с метлой, и принялся ею методично махать, поднимая больше пыли в воздух, нежели сгоняя ее в одно место. Несколько раз чинно проходили мимо работающих незнакомые краснопогонники в чине от младшего лейтенанта и немного выше. Они подозрительно косились на Николая с Налимом, но шествовали дальше, не останавливаясь.

Несмотря на все старания, Кулин-таки не смог не испачкаться и в старой известке, и в свежей краске. Когда он, докрасив последний кирпич, стянул рукавицы и посмотрел на свой костюм, то пришел в ужас: новенькая серая роба вся была покрыта белыми пятнами, вперемешку с мелкими маслянистыми брызгами.

Клим выглядел не лучше.

- Ой, блин! - воскликнул Попов, оглядев то, что получилось из его одежды, Ну и зачуханился же я!

И Налим немедленно принялся отряхиваться. Это возымело обратный результат. Вместо того, чтобы покинуть места своего скопления, известка лишь размазывалась по ткани, совершенно не желая ее покидать. Через десять минут бесплодных усилий, раздраженный Клим плюнул себе под ноги и уселся на корточки рядом с безучастным Николаем.

- Как я, блин, в таком прикиде рассекать буду? - С досадой в голосе пожаловался Попов.

Куль не ответил.

- Я что, чушок!? - Налим так был поглощен переживаниями по поводу своего внешнего вида, что не заметил приближения Сиволапова.

- Чего сидим? - Старательно делая вид, что не замечает свежевыкрашенного бордюра и полосы мусора вдоль него, поинтересовался шнырь.

- А твое указание выполняем! - Нагло огрызнулся Клим.

- Какое? - Сиволапов, недоумевая, слегка нахмурился.

- Говном в футбол играем! Не видишь, что ли?

- Ты мне тут кончай базар! - Рявкнул шнырь, поняв, что над ним издевается какой-то желтоперый этапник. - Изгваздали, понимаешь, весь плац, блин! А ну, быстро подхватили все, и мухой в карантин!

Возвращение в этапку напоминало, скорее, полет шмелей, нежели каких других насекомых. Кулин и Попов шли медленно, стараясь не задеть лишний раз грязные орудия труда, игнорирую постоянно оборачивающегося Сиволапова, поспешавшего в нескольких метрах впереди. Но, несмотря на черепашью скорость, зеки были в этапке уже через пару минут. Налим, оставив все в коридорчике, немедленно помчался в сортир, откуда, спустя мгновение, стали доноситься звуки люьщейся воды, шлепки по голому телу и смачные покрякивания. Николай же прошел в секцию, разделся до пояса, аккуратно сложил куртку и нательную рубаху и лишь после этого присоединился к Попову.

Через несколько минут, молчаливым топочущим стадом, вернулись остальные этапники. Кулин едва смог сдержать невольную улыбку: после целого дня работы с носилками зеки походили уже не на бомжей, а на какую-то, следующую, еще более низкую стадию падения человеческих существ.

Николай поспешил покинуть умывальник, и к тому немедленно выросла кряхтящая очередь. Стянув сапоги и размотав вонючие портянки, Куль разлегся на шконке, лениво шевеля пальцами ног и вполглаза наблюдая за происходящим вокруг. Налим вновь развил бурную подготовительную деятельность. Он с независимым видом прохаживался по секции, подсаживаясь то к одному, то к другому зеку, и по всему было видно, что подготовка вечернего "спектакля" идет полным ходом. Николаю даже на какое-то мгновение стало жаль непутевого парня. Одним безрассудным поступком он порушил себе всю судьбу. Впрочем, эту судьбу он покорежил уже когда шел на свое преступление. Сейчас же он еще и усугубил свое падение.

Ужин прошел с видимым спокойствием. Уже по количеству бросаемых в сторону "петуха" взглядов он давно должен был бы понять, что происходит нечто неладное. Николай поражался его показному безразличию и недоумевал: неужели этот парень настолько уверен в себе, что не опасается пойти в одиночку против толпы возбужденных зеков? Или опущенный уже настолько устал прятаться, что раскрытие его масти дарует ему облегчение, несмотря на то, что весь оставшийся срок ему придется прожить в "петушатнике"? Или же он просто смирился со своей участью и не желает избегнуть ее хоть каким способом?

Едва добровольные баландеры утащили пустые бачки, как к Николаю пришли гости.

- Эй, Кулин... Тебя там кличут... - Сообщил один из этапников.

Обувшись, Куль вышел в коридорчик. Там его дожидался вчерашний знакомый Муха. Николай скользнул взглядом по его лицу, почел надпись на бирке: "Мухалов В. 5 Отряд".

- Держи. - Щурясь, словно от яркого света, блатной щелкнул пальцами. Из-за его спины вынырнул щуплый мужичонка, который и подал Николаю объемистый мешок. Тот принял груз.

- И, запомни, Куль, - Муха сплюнул этапнику под ноги, - Мне до откидона целых пять месяцев...

- И что? - Разыгрывая непонимание поинтересовался Николай.

- Не дай Бог, ко мне в отряд попадешь! Сразу под шконку шифруйся!

Не дожидаясь ответа Кулина, Мухалов резко повернулся и загромыхал коваными подошвами по крутой лестнице. Его шестерка, шепнув: "Ой, и зол он на тебя!..", как будто это не было видно с самого начала, поспешил следом.

Притащив мешок в секцию, Кулин, не откладывая, решил ознакомиться с его содержимым. Сверху, россыпью, были навалены пачки "Ватры". Николай выстроил их перед собой на одеяле, пересчитал. Количество оказалось странным - 21.

Ниже обнаружился черные костюм и пидорка, точно такие же, в каких ходили местные блатари. В куртке, завернутая, обнаружилась пара обожженных яловых сапог. Их носкам кто-то придал, очевидно, по последней зековской моде, квадратную форму. Голенища оказались сложены гармошкой. Даже у приходившего Мухи наряд не был столь вызывающе крутой. Николай, усмехнувшись, отложил костюм и сапоги. Если он, этапник, сейчас напялит на себя эти обновки беды не миновать. Не тот у него пока статус.

Еще в мешке нашлась пара теплого белья, черный хлопчатобумажный тренировочный костюм, по две пары шерстяных и простых носок, трое трусов. Эти вещи Куль встретил с радостью. Такой подарок никогда лишним не будет.

На самом дне обнаружились бубен белого хлеба, несколько банок "завтрака туриста" и килек, кус маргарина, килограмма на полтора, две полуторалитровые банки яблочного повидла. Николай до сих пор не видел, чтобы повидло расфасовывали в такую тару.

Пошарив, на всякий случай, рукой в темных недрах баула, Кулин нащупал еще какой-то пакет. Даже на ощупь было понятно, что внутри него чай.

Не став доставать его, зек покидал все, за исключением одной пачки сигарет обратно. Николай уже давно ощущал на себе завистливые взгляды других этапников, которым до обладания таким богатством пришлось бы пахать несколько месяцев, и не хотел давать им повода поживиться за его счет.

Когда Куль засовывал обратно маргарин, в куске что-то подозрительно булькнуло. Николай не услышал звука, лишь пальцы ощутили, что внутри находится нечто жидкое переливающееся.

- Слышь, Куль...

Зек запихнул маргарин в мешок, завязал тесемки и лишь после этого посмотрел на говорившего. Это оказался один из пацанов, с которым чаще всего тусовался Налим.

- Чего тебе?

- Может, стиры подвигаем? - Предложил парень.

- Неохота. - Кулин встал.

- Да ты чего? - Возмутился молодой арестант, отступив на шаг, - Вон, какой блатной костюмчик отхватил...

- И что с того?

- Так в таких только авторитеты ходят. А любой авторитет по понятиям обязан игру начать, раз предлагают.

Формально парень был прав. Обладание блатной одеждой налагало на Николая и некоторые обязанности, в том числе и играть в карты по первому же приглашению. Но сам Кулин к блатарям себя не причислял и не собирался идти не поводу у всякого там молодняка.

- Я не блатной. - Отрезал Кулин, - И играть не буду! Пропусти.

Но парень прочно заступил дорогу:

- Как это не блатной? А прикид? Тогда, давай его на общак!

Николай прищурился, приподняв верхнюю губу и раздув ноздри. Он знал, что такая гримаса делает его лицо воплощением злобы. Пацан невольно отступил.

- Этот подгон пришел с воровского общака. Ты хочешь, чтобы я отправил его обратно? Еще есть вопросы? - Прошипел Кулин.

Замотав головой, парень ретировался.

Сопровождаемый шепотком, Николай протащил мешок к каптерке Сиволапова, постучал.

- Кого там хрен принес? - Приветливо отозвался шнырь.

- Чужие, блин! - Пошутил Кулин.

Стукнула щеколда, дверь слегка приоткрылась, и в образовавшейся щели возникла часть лица Сиволапова с глазом посередине.

- Чего приперся? - Уже без былой агрессивности спросил зек.

- Базар есть, впусти.

Шнырь отступил, потянув дверь за собой и Николай вошел в каптерку, волоча за собой подаренный Мухой баул.

- О, - Сиволапов криво усмехнулся, - Тебя, видать, воры подогрели...

- Как бы этот грев боком мне не вышел. - Прямо сказал Кулин.

- А чего такое?

Вместо ответа этапник развязал мешок, достал подозрительный кусок маргарина и водрузил на стол.

Ну, маргач... - Непонимающе пробормотал Сиволапов. - И что?

Кулин развернул брикет, достал из кармана ложку и черенком ковырнул маргарин посередине. Кусок распался на две части и шнырь присвистнул от увиденного. Внутри маргарин скрывал чекушку водки.

- Ну, чего мне с этим подогревом делать? - Указал Николай на бутылку.

- Ты хочешь от нее избавиться? - Осторожно поинтересовался шнырь.

- Да. - Кивнул Куль.

- Вообще-то... Я мог бы и взять. - Сиволапов покосился на Николая, но тот сохранял на лице непроницаемое выражение. - Это здесь в дефиците. Сам понимаешь... Вопрос в том, что ты хочешь в обмен...

- Чтобы этот кешер постоял у тебя до утра. А там я его на хранение отволоку.

- Добазарились! - Воскликнул Сиволапов. - Погоди, а другие продукты там есть?

- Есть.

- Так давай их в холодильник! Целее будут и не протухнут!

Разобравшись с воровским гревом, Николай лег на свое место. Пока он отсутствовал, в секции уже начались разборки. Сиволапов убежал сразу после того, как Кулин покинул каптерку и теперь никто и ничто не мешало беспредельщикам.

- Слышь, землячок, - услышал Николай знакомый голос. Говорил тот самый парень, который пытался завлечь Кулина в карточную игру.

- ...тут базар один гнилой ходит...

- А ко мне чего подсел? - Ответил потенциальный петух.

Николаю понравился голос Филонова. Спокойный, уверенный. Не похоже было, что его обладатель мог бы заняться крысятничеством.

- Так за тебя базар-то...

Подкольщик сделал паузу.

- И чего за базар?

- Что запорол ты на киче какой-то косяк...

- Порожняк. - Отрубил парень.

- И говорят, метку тебе сделали. На жопе.

После этих слов этапники, которые в самом начале наезда еще позволяли себе вполголоса переговариваться, теперь умолкли все.

- Порожняк. - Повторил Филонов.

- Так покажи, чтобы мы все убедились, что порожняк!

- Жопу тебе показать? - С расстановкой спросил этапник.

- Ну, да! Жопу!

- Мы в бане были? - Вдруг резко сменил тему Филонов.

- Ну.

- Так чего ты там не подсуетился? Или когда я на дальняк пойду...

- Ты, что, хочешь, чтоб я говно твое нюхал?! - Вскочил наезжающий.

- Это твое дело. - Пожал плечами Филонов.

- Нет, мужики, все слышали?

- Все! - Послышался нестройный гул.

- Да я тебя за такое!..

- Что? - Филонов тоже порывисто встал.

Парень стушевался. Он явно не знал, что ответить, но тут Николай расслышал громкий шепот Налима:

- Не дрейфь!..

- Хлебало разукрашу! - Выплюнул парень.

- Делай! - Громко сказал Филонов. Для наезжавшего пути назад уже не было. Он сам навязался на драку и теперь должен был доказывать свою правоту кулаками.

Николай, который лежал, отвернувшись от места перепалки, решил посмотреть на драку. Филонов оказался не так прост, как подозревал недооценивший его Налим и исход сегодняшнего вечера уже не казался Кулину таким уж предрешенным.

- А фигли ты мне указываешь!? - Чувствуя поддержку, парень начал распаляться. - Указателем нанялся?

- Отвечай за базар. - Теперь уже Филонов пошел в словесную атаку. - Или ты не пацан?

- Я?! Не пацан?!

Наезжавший уже полностью вышел из себя и, нелепо махнув левой рукой, пытаясь отвлечь на нее внимание, резко выбросил вперед правый кулак. Филонов успел шатнуться вбок и кулак со всей дури врезал по металлу шконки.

- Уй, блин!.. - Завыл парень и немедленно получил ответный удар в солнечное сплетение. Согнувшись, он отступил в проход между кроватями.

- Хватит, или добавить? - Спокойно спросил Филонов.

- Ах, ты, падаль! - Распрямившись, парень попытался пнуть противника в живот. Но расстояние оказалось слишком велико и тот, перехватив ступню, крутанул ее так, что нападавший не устоял на единственной ноге и рухнул на пол.

- Продолжим? - Филонов, уже не скрывая своих умений, встал в каратистскую стойку.

- Да я и не таких как ты мочил! - Хрипел парень, поднимаясь и занимая позицию напротив врага.

Все дальнейшее напомнило Кулину дешевый китайский боевик. Это была даже не драка, а избиение. Все удары Филонова достигали цели, когда его противник мог похвастаться лишь несколькими случайными попаданиями.

Всем, в том числе и Налиму, давно стало ясно, что такой боец не мог по доброй воле стать опущенным. Через несколько минут этих танцев Филонову надоело такое развлечение. Он провел серию ударов, от которых у противника в буквальном смысле опустились руки, и несильным тычком послал парня катиться по коридору между шконок.

Николай, считая, что уже все кончилось, приготовился отвернуться, но потеха, как оказалось, еще и не начиналась. Двое мужиков, наблюдавших за дракой с верхнего яруса, по знаку Налима, достали сапоги и ударили победителя. Один каблук пришелся на макушку Филонова, другой - на шею. Каратист качнулся и тут на него одновременно налетело человек пять. Через мгновение несчастный оказался лежащим на полу, а озверевшие зеки били его ногами куда придется. Все это происходило в такой страшной тишине, что Николай не сразу сообразил, что Налим не только не отказался от намерения опустить парня, но и заранее спланировал весь этот трехактный спектакль.

- Хорош! - Тихо приказал Клим, и зеки моментально остановились. Филонов, чуть слышно стонущий, лежал на полу все еще прикрывая лицо ладонями, а бока локтями.

- На дальняк его! - Крикнул кто-то.

Избитого схватили за ноги и поволокли в направлении сортира-умывальни. Кулин проводил глазами бесчувственное тело будущего пидора. Несмотря на позывы в мочевом пузыре, ничто не заставило бы Николая пойти облегчиться в ближайшие полчаса. Внешне Куль относился к актам мужеложства совершенно индифферентно, но внутри презирал обе, участвующие в них стороны. И, тем паче, не переносил сексуального насилия.

Дальнейшее оставило в памяти Николая странные обрывки противоречивых воспоминаний.

Он помнил, что лежал на спине, закрыв глаза. И вдруг помещение залил яркий свет. Он был настолько резок, что слепил даже сквозь смеженные веки.

Через мгновение Николай услышал Глас.

- Не прикасайтесь к этому отроку!

Говорила женщина. Слова были тихи, но, почему-то пробирали до костей своей неземной мощью, скрытой в этих простых звуках.

После этого послышался топот, испуганные вопли зеков. Мимо шконки Кулина кто-то промчался, хватаясь, для скорости, за вертикальные стойки кроватей.

- Атас! Менты!

- Шухер!

- По шконкам! Быро!

Грубый пинок по койке заставил Николая открыть глаза. Двое в военной форме направили на арестанта два мощных фонаря.

- Чего разлегся? - С блатными интонациями спросил один из прапоров.

Кулин моментально вскочил.

- Кто? - Осведомился другой краснопогонник.

Автоматически отбарабанив формулу представления, Николай продолжал стоять под лучами фонарей.

- Какая твоя тумбочка?

- Эта. - Указал Куль.

Один из прапорщиков занялся личным досмотром, прогладив заскорузлыми ладонями все тело зека, другой в это время занимался немногочисленными личными вещами Николая. Все содержимое тумбочки было вывалено на пол, прощупано и отброшено.

- Чисто. - Удивленно пробормотал прапор, занимавшийся Кулиным. - А у тебя, Синяк?

- Тоже.

- А ну, дыхни! - приказал Синяк Николаю.

Тот послушно выдохнул краснопогоннику в нос.

- Ну и воняет же у тебя!.. - Скривился прапор.

- Чего?

- Не бухал. - Констатировал Синяк.

- А ну, зычара, - шмонавший тумбочку схватил Кулина за лацканы робы, признавайся, куда водяру заныкал?!

- Какую водяру, гражданин начальник? - Николай состроил мину оскорбленной невинности, - Я не при делах!

- Ну, смотри у меня, зычок! - Прапорщик еще раз для острастки встряхнул Кулина и выпустил ткань из кулака.

- А ну, сколько вас тут? - Синяк вышел в проход, прошелся взад-вперед по коридорчику. - Слышь, Черпак, кажись, одного нет...

- Точно. - Черпак потерял интерес к Николаю и присоединился к напарнику. Шестнадцать должно быть. Где еще один? Эй, зычки, вас спрашиваю!

- Не знаем... - Послышалось с разных сторон.

- Я в дальняк загляну, - предложил Синяк и направился к туалету, - Может, ему от нашего появления днище пробило!

Хохоча над собственной шуткой, прапорщик зашел в сортир и оттуда, спустя мгновение, раздался громкий рык:

- Черпак, топай сюда!

- Нашли... - Пробежал по нарам тихий шепот.

Спустя минуту Черпак и Синяк появились вновь, уже волоча под руки потерявшего сознание Филонова. Штаны зека были спущены, но он еще оставался в трусах, видно насильники не успели начать свое черное дело.

Филонов застонал и, дернувшись в руках прапоров, выплюнул струю почти черной крови.

- Э, - Покачал головой Черпак, - Да его в больничку надо.

- Кто его так? - Сурово спросил Синяк.

Зеки подавленно молчали.

- Ну, зычки, шифруйтесь, блин! - Черпак погрозил этапникам кулаком. Сейчас тут кум будет, и кто-то из вас, мудил, пойдет на раскрутку!

- Мы все тут повязаны! - Налим, едва прапорщики унесли блюющего кровью Филонова, вскочил на табуретку и замахал руками. - Если кто закозлит и расколется - все на него валить будут! А никто не скажет - и все чисты! Может, он сам упал так неудачно...

Этапники кивали, соглашаясь.

Николай вновь лег, с трудом сдерживая желание подойти и разбить этому подленькому трусливому Налиму лоснящуюся самодовольством харю. Поймав себя на этой агрессивной мысли, Кулин несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, попытавшись успокоиться и вновь войти в состояние полнейшего безразличия. Весь срок, который он провел в тюрьме, Николай свято придерживался этого, установленного им самим для себя, правила. Почему же сейчас, он с трудом смог сдержать порыв набить морду, и этим хоть как-то восстановить справедливость?

Размышления Куля прервал истошный вопль:

- Этап! Встать!

В сопровождении красного запыхавшегося Сиволапова пришел уже знакомый Николаю майор, начальник оперативной части. Он встал в проходе между кроватями и скомандовал:

- Этап, в одну шеренгу становись!

Зеки нехотя вышли из промежутков между шконками и составили относительно прямую линию.

Последовал очередной приказ:

- Согнуть руки в локтях, ладонями вниз!

Этапники подчинились. Кум быстро прошел по ряду, разглядывая костяшки кулаков. На мгновение он остановился напротив Николая, взглянул тому в лицо.

- А, осужденный Кулин! - Лакшин по-домашнему улыбнулся. - Что скажешь? Ничего?

Куль только и смог, что кивнуть.

- Что ж, другого я от тебя и не ожидал, - вздохнул майор. - А вы, граждане преступники, что мне можете поведать?

Все насуплено смотрели в пол и затравленно дышали.

- Хочу вам сказать, граждане осужденные, что побои, которые кое-кто из вас причинил осужденному Филонову, уголовным кодексом квалифицируются как нанесение тяжких телесных повреждений. Делайте соответствующие выводы.

Кум дал зекам несколько минут на произведение умственной работы, после чего продолжил:

- Я-то все равно узнаю, кто это сделал. Из вас самих кто-нибудь, да стукнет. Так что, жду чистосердечного признания, смягчающего, как вы знаете, вину...

- И увеличивающего срок... - Невольно добавил Налим. Майор пригвоздил этапника взглядом к шконке, но от комментариев воздержался.

- Что, нет добровольцев?.. Последний раз спрашиваю. - Предупредил кум.

Ответом было то же затянувшееся молчание.

- Ладно. Я вас предупреждал. - Лакшин развернулся и пошел прочь. У дверей он остановился и обронил, словно, невзначай:

- А те, кто бил этого парня, ждите сюрпризов!..

Едва кум удалился, в секцию влетел провожавший его Сиволапов:

- Вы чего это, рожи козлиные, творите?! - Заорал шнырь во всю глотку.

- Ты сам-то кто? - Нагло осклабился Налим. - Косяк нацепил, думаешь, на нормальных мужиков можешь наезжать?!

- Это кто тут нормальный мужик? - Сиволапов подскочил к Климу и чуть ли не боднул того лбом в нос. - Это ты, что ли, нормальный мужик, блатота недоделанная?

Попов выдержал взгляд в упор и процедил сквозь зубы:

- Я с кумом чихнарку не глушил. И глушить не собираюсь.

- Ха, с кумом! - Шнырь отступил на шаг. - Ды, чего, такой наивный? Думаешь, Лапша с тобой разбираться будет? Хрен там! Сейчас сюда авторитеты подвалят - они-то тебе кожаную пилюлю и пропишут!

Налим отшатнулся. Даже в тусклом свете шестидесятиваттной лампы было видно, как он побледнел.

И правда, не прошло и десяти минут, как в карантинку ввалилась толпа из пяти человек. Николай, уже привыкший оценивать зеков по внешности, сразу определил статус каждого из вошедших. Главным был один, Куль видел его, когда ходил на разборки к Крапчатому. Четверо других, хотя и были одеты как блатные, являлись "торпедами", бойцами.

- А ну, мужички-беспредельщики, стройся, блин! - Гаркнул блатной. Этапники, недоуменно поглядывая на визитеров, выполнили команду.

- Я - Колесо. - Представился зек, - А эта братва - мои помощники. Детекторы лжи, блин. Ну, кто тут косяки порет?

Не дожидаясь ответа, Колесо мотнул головой. Двое боевиков вышли вперед. Один пробежал в начало строя, второй остался вначале.

- Сперва, - маленький урок. - Предупредил блатной.

"Торпеды" немедля приступили к делу. Каждый из этапников получил по мощному удару в грудину. Николай тоже получил свою порцию. Дыхание у него на миг перехватило, но он, в отличие от многих, удержался на ногах.

- Ну, кто тут основной? - Глумливо спросил Колесо после конца экзекуции.

- Вон тот. - Протиснувшийся между бойцами Сиволапов указал на Попова. - Он всех подзуживал.

- Утухни, косячник! - Цыкнул на него блатной и шнырь испарился. - Без тебя разберусь.

Колесо, покачиваясь, словно шел по палубе во время шторма, приблизился к Налиму:

- Так это ты, в натуре, чувачка грохнул?

- Так малява была... - Промямлил Клим.

- Что за малява? - Чуть ли не ласково спросил блатарь.

- Что петух он...

- Петух дырявый, или как?

- Что он с хаты ломанулся, когда его хотели за крыску отпидорасить.

- И чего, в маляве фамилия была прописана?

- Нет, только погоняло и приметы. - Попов, завороженный длинным разговором, ощутимо успокоился.

- Какие приметы?

- Ну, среднего роста, темный...

- А, братва, - Обернулся Колесо, - Это и ко мне подходит!

Бойцы дружно заржали.

- Ша! - Тихо сказал блатной и смех немедленно прекратился. - А погоняло какое? - Он вновь пристально уставился на Налима.

- Филя.

- И ты стопудово уверен, что тот пацан был пидором? - Теперь в голосе блатного сквозило такое холодное издевательство, что Николай, слушая этот базар, невольно поежился.

- Так фамилия у него... - Начал Попов и вдруг он осознал сказанное ему, Почему был... - Внезапно охрипнув, прошептал Клим.

- А кончился он в больничке. Ну! Отвечай, косячник!

Этапник попытался совладать с собой, выпрямился и, как мог твердо сказал:

- Уверен.

- А я, брат, не уверен. - Хищно улыбнулся Колесо. - И что теперь делать?

Не дожидаясь ответа Налима, блатарь резко повернулся и его локоть угодил точно в солнечное сплетение Клима. Тот выпучил глаза и судорожно стал пытаться вдохнуть.

- Я повторяю вопрос: что мне с тобой делать?

- Не знаю. - Выдохнул Налим.

- Странно. - Блатной вновь растянул губы в улыбке. - А я, почему-то, знаю...

Колесо вновь подал знак и двое "торпед" подхватили Попова под руки и поставили его на колени перед блатным, зажав нижнюю челюсть. Налим уже понял, что с ним хотят сделать то же самое, что он недавно планировал сотворить с Филоновым и принялся отчаянно вырываться. Но один из бойцов, пресекая попытки сопротивления, сдавил Климу шею и тот, лишенный воздуха, вскоре обмяк.

Колесо медленно, наслаждаясь каждым движением, приспустил брюки и на свет показался его член, украшенный на головке какой-то татуировкой. Взяв пенис в руку, Колесо приблизился к Попову вплотную и несколько раз провел головкой по губам опускаемого.

- Вот и все, мужики. Принимайте девку! - Расхохотался блатной. Боевики отпустили Налима и тот повалился на пол.

- А теперь, - продолжил Колесо, - будем разбираться с остальными...

Разборка оказалась чрезвычайно простой. Блатной подзывал к себе всех этапников по очереди и задавал единственный вопрос: учавствовал ли тот в избиении? После утвердительного ответа, "торпеды" наносили несколько ударов по зеку, в качестве наказания за неправомерные действия. Если же ответ был отрицательный - удары сыпались все равно, но меньше. Мотивировалось это тем, что мужик видел, что творится беспредел, но не нашел в себе смелости вмешаться. Не избежал общей участи и Кулин.

Колесо узнал вчерашнего посетителя вора в законе и собственноручно несколько раз провел свой любимый удар локтем в грудину.

- Что же ты, мужик? - Тихо спросил Колесо, - За себя стоишь, а к другим беспредел допускаешь?

- Я отвечаю только за себя. - Выдавил из себя Николай.

- Нельзя так. - Проникновенно пожурил его блатной, - А то, видишь, что выйти может. Пришлось за чужой косяк терпеть.

- Я учту. - Пообещал Куль.

Наконец, блатная компания свалила, и этапники вновь оказались предоставлены сами себе. Тут же бывшие прихлебатели Налима окрестили того Надей и принялись уговаривать нового пидора "хапнуть писю", суля за это золотые горы.

Николая это уже не интересовало. Он лежал, думая о справедливости и возмездии, пока не уловил разговор своих соседей.

- ...Да, говорят тебе, менты потом привалили!

- Так почему его пидорасить бросили?

- Блин, я тебе русским языком втолковываю - привидение пришло!

- Да брось, ты, чепуху городить! Какое еще привидение?

- Баба сияющая. Прям из стены выплыла. Посмотрела на нас всех и говорит, оставьте, мол, этого пацана! Мы и ломанулись!

- Да, брось, не слышал я ничего!

- Да, блин, кого хошь спроси! Все, кто в дальняк ходил ее видели! И голос слышали. Нежный, такой, а сила в нем - нечеловеческая!

Кулин тут же вспомнил тот, поразивший его, ослепительный свет, который пронизал его тело сразу перед приходом прапорщиков, пробирающий до самой глубины естества голос.

Действительно, думал Николай, свет появился раньше, чем привалили краснопогонники с фонарями. Неужели это действительно был призрак и он, в смысле, она, а не неизвестный стукач, донесший о водке в греве, спас Филонова от изнасилования?

- Эй, Надя, или как тебя там?! - Возникший в секции Сиволапов постучал шваброй, которую он держал двумя пальцами, по стоящему на полу ведру, с высовывающейся из него тряпкой. - Принимайся за половую жизнь!

- С какого хрена? - Огрызнулся опущенный, и тут же получил пинок по копчику:

- Работай, давай, пидарюга!

Сопровождаемый ухмылками, Клим понуро поплелся к шнырю, взял швабру.

- В первую голову смой кровюку, а то растопчут. - Дал ценное указание Сиволапов. - Через полчаса проверю. Чтоб пол блестел как котовьи яйца! Все ясно?

- Все... - Вздохнул Надя.

Николай выпустил гантели и они, прокатившись по усталым пальцам, мягко шлепнулись на пол. Как же он мог забыть о том происшествии с привидением? Впрочем, усмехнулся Куль про себя, память - странная штука. Краска, следы в металле, вот и всплыл эпизод в карантинке и урок, который ему преподал Колесо.

Встав, Кулин ощутил приятную ломоту в мышцах. Он потянулся, хрустнув суставами, поднял гантели и перенес их на место.

В бане, после обработки всего себя мочалкой, бесконвойник несколько минут нежился под контрастным душем, включая то кипяток, то ледяную воду. Наконец, вытершись и надев свежее белье, Николай спустился к Шатуну.

Уже проходя по ремонтному цеху, Куль обратил внимание сперва на пронзительную тишину а затем, посмотрев на молчащие станки, и странную пустоту помещения. Зеков не было.

В небольшую каптерку бригадира, оказалось, набилась вся вторая смена. Преодолев сопротивление зека, подпиравшего дверь изнутри, Николай проскользнул внутрь и, первое, что он услышал, было:

- Я отказываюсь не вообще от работы, а от работы здесь!

- Тебе моя бригада чем-то не угодила, или как? - Куль узнал голос Волжанина.

- Нет, - отвечал зек, - Мужики у нас ништяк, а вот место... Ну не могу я за станком стоять, когда вокруг мертвяки шастают!

Зеки, поддерживая, загудели.

- Да вся промка, почитай, на костях стоит! И раньше тут всякая бесовщина иногда творилась. Но это же не повод из бригады уходить! - Пытался урезонить мужиков Михаил, но бригада уже уперлась, и на увещевания не поддавалась.

- Нет! Баста! Снимаемся, а там будь что будет!

- Кто же вас снимет?

- А сами!

- Вот и погрузитесь всей сменой в трюм!

- Да хоть в трюм, да без следов этих светящихся!

- Может, они радиоактивные!? Мне яйца дороги пока...

- Ну, мужики, - вздохнул бугор, - делайте, как знаете. А я тут остаюсь. За вас, трусов, работать буду!

Зеки, вполголоса переговариваясь, прошли мимо опешившего Кулина и тот остался наедине с Волжанином.

- Нет, ты слышал? - Шатун, потрясая кулаками, заметался по каптерке. - Вся смена в отказ! Конец света!

- Слышал. - Николай присел, и уставился в пол.

- Не понимаю! - Бесновался бригадир. - Ничего не понимаю! Раньше что было? Стуки, там, непонятные, стоны. Кто их в этом грохоте слышал? Так нет, надо было следы оставить! Нет, ты скажи, на фига это этим призракам надо? Или, в натуре, скоро здесь все провалится к ебеням?!

- Провалится. - Сказал Кулин, все еще находясь под впечатлением воспоминаний.

- Что? Что ты сказал? - Волжанин застыл посреди помещения.

- Я сказал, что скоро здесь все провалится. - Со вздохом ответил Николай.

- И ты туда же!.. - Махнул рукой Михаил. - Может, хоть ты объяснишь мне, что тут творится?

- Я и сам не знаю... - Медленно проговорил Куль. - Но носится что-то такое в воздухе. Стрем непонятный. Да ты и сам, наверняка, все это чуешь.

- Ох, чует мое сердце, разморозят воры зону! - Воскликнул бугор и с размаху сел на взвизгнувший стул.

- С чего ты взял? - Удивился бесконвойник. - Вроде, повода никакого нет...

- Нет повода? - закачал головой Шатун. - А трупаки каждый день? А призраки в жилке? Ворам-то по хрену из-за чего бучу затевать. Это они всегда в выигрыше, а мужик - внакладе!

- Наверное, ты прав... - Задумчиво проронил Куль.

- Ха, наверное! - Передразнил Волжанин. - Точно тебе говорю. Раз пошли такие дела - жди бунта!

- Да, и семейник мой... - Николай вовремя сообразил, что слишком расслабился и едва не выболтал совершенно, на самом деле, постороннему человеку, о выкидухе, - ...тоже что-то такое говорил. - Закончил фразу бесконвойник. - Ладно, погнал я, пока твои гаврики шухер на вахте не устроили.

- Ага. - Кивнул Шатун.

Николай, спрятав пакет с деловьем, направился было к выходу с промзоны, но вовремя вспомнил, что завтра воскресенье, нерабочий для бесконвойников день. Оглядевшись, Кулин зашагал в противоположном направлении. Рядом со складом у него был тайник, который, за время работы в седьмом отряде, не раз выручал Николая. Курок оказался пуст и бесконвойник, забросив туда пакет, задвинул стальную плиту, присыпал валявшимися в изобилии вокруг стружками, и лишь после этого пошел сниматься.

Около будки уже стояла небольшая толпа. Кулин просочился мимо мужиков и буквально нос к носу столкнулся с капитаном Князевым, начальником промышленной зоны.

- Еще один бесконвойник! - Всплеснул руками капитан. - Для вас промзона что, медом намазана?

- Да я, Николай Терентьевич, сполоснуться заходил. - Куль показал целлофановый мешочек с постиранными носками и трусами.

- Чего ты мне всякую дрянь под нос тычешь!? - Возмутился Князев. Проваливай отсюда. Ишь, чистюля выискался!

Несмотря на недвусмысленный приказ вышестоящего по званию, прапорщик Рупь все же обшмонал Николая и, убедившись, что ничего запрещенного зек с собой не тащит, кивнул нарядчику:

- Вычеркивай. - И добавил уже шепотом, - Уговор не забыл?

Бесконвойник несколько раз кивнул и чуть ли не бегом пустился в отряд. После вечерней проверки пришла пора второго ужина с неизменным чаепитием и перетиранием подробностей ушедшего дня. Семихвалов был понур. Его даже не растормошила история про радиоактивные следы привидения в ремонтном цехе.

- Все хуже и хуже. - Только и проронил Петр на этот рассказ Кулина.

- Что?

- Да все. - Неопределенно вздохнул семейник. - Пойдем спать.

Согласившись, Куль отправился на боковую. Но, то ли от слишком крепкого чая, то ли от излишней усталости после тренировки, сон никак не приходил.

Николай, лежа с закрытыми глазами, ворочался с боку на бок, до тех пор, пока не увидел пробивающийся под веки зеленоватый свет.

Он открыл глаза. В проходе стоял призрак. Уже знакомая по вчерашней ночи, женщина, облаченная в полупрозрачную хламиду. Она поманила бесконвойника пальцем, и Николай, медленно встав, как сомнамбула, пошел к привидению.

Но та, не перебирая ногами, прямо по воздуху, полетела прочь. Кулин ускорил шаг, потом побежал, но не мог догнать висящий впереди призрак.

На какое-то мгновение до зека дошло, что он мчится уже достаточно давно и, при такой скорости, давно должен был бы наткнуться на стену, но стены почему-то не было, и Куль все бежал и бежал по ставшему бесконечным проходу между двумя рядами зековских кроватей пытаясь настигнуть ускользающую женщину.

Вдруг она остановилась. Николай, по инерции сделал еще несколько шагов и обнаружил себя в незнакомом помещении. Оно больше походило на подвал, серое, пыльное, если бы не солнечный свет, просачивавшийся сквозь щели в кирпичной кладке. Солнечный?

И Кулин понял, что уже спит.

Женщина стояла на конусообразной куче, похожей на застывший цемент. Сквозь нее виднелась стена с несколькими арками, в которых, на невысоких колоннах, обретались обломки каких-то статуй. Монашка молчала, улыбалась и источала несильное сияние.

Бесконвойник, уже сознательно сделал шаг вперед:

- Глафира?

- Николай... - Зажурчал голос привидения. - Я избрала тебя...

- Зачем? - Куль, в возбуждении, , всплеснул руками. - Почему я?

- Ты подходишь...

- Нет! Ты ошибаешься! - Зек уже чуть ли не кричал в голос. - Я не тот, кто тебе нужен! Я - сам -за себя! Сам за себя! Ты понимаешь?! Я ни во что не хочу вмешиваться!

- Поздно... - Горестно -вздохнула монашка. - Тебе не переломить судьбу.

- Какую, к... - Николай -вовремя сдержал матюги, - Судьбу? Я сам ее делаю! Сам! - Закончил -он уже без былой уверенности.

- Тебя овевает ветер магии. - Прошелестела Глафира.

- Брось! - Рассмеялся зек. - Бред все это. Я же сплю...

- Вспомни, как ты попал в сие узилище?

- Ну, книгу старую спер... - Пожал -плечами Николай.

- Это была магическая книга. - Голос призрака взлетел под сводчатый потолок и оттуда всей мощью обрушился на Кулина так, что тот едва удержался на ногах. - И это она избрала тебя...

- Но я даже строчки не смог прочитать! - Попытался возразить бесконвойник. - Там "-шифр какой-то...

- Вспомни... - Гипнотически проговорила монашка. - Тебе -ведь она была не нужна, однако ты взял ее

- Ну, да... Сам не знаю, что на меня нашло...

- Это была магия. Книга увидела в тебе истинного хозяина...

- Ну, ладно, я сплю, значит, тут все возможно... Но когда я проснусь...

- Все останется, как было. - Заверило привидение. - У тебя есть миссия. И ты выполнишь ее. А сейчас, тебе пора...

Глафира взмахнула широкими рукавами, и Кулин почувствовал, что его буквально утягивает назад. Он, от неожиданности вскрикнул, и... Вскочил на кровати, изумленно озираясь.

В следующее мгновение здание монастыря содрогнулось.

4.

Кум и отказники.

Теперь, после визита на женскую зону, легенда, рассказанная замполитом, полковником Васиным, получила недвусмысленное подтверждение. Игнат Федорович уже на все сто пятьдесят процентов был уверен в существовании не только тайных проходов в стенах монастыря, но и в наличии тоннеля, соединяющего две зоны.

Единственное, что никак не мог понять Лакшин, так это то, как конкретно происходят сношения, в том числе и половые, между лагерями. Ведь их разделяет порядочное расстояние и путь туда-обратно должен занимать не один час, как резонно отметила врач Широкогорлова.

Предположим, размышлял майор, они встречаются где-то посередине. Но как же тогда быть со стонами, доносящимися с четвертого этажа? Не на такси же привозят этих зечек?

Дойдя до этого пункта в своих мыслях, кум усмехнулся. На одном из ежегодных курсов повышения в Хумске, был доклад, посвященный необычной попытке побега. Тогда зеки, сооружавшие подкоп, мало того, что оснастили его электрическим освещением, но и проложили рельсы, пустив по ним вагонетку. А чем местные умельцы хуже тех? Пусть, в порядке бреда, но можно предположить, что они смогли проложить своеобразный метрополитен по уже готовому тоннелю?

Игнат Федорович покачал головой. Нет. Откуда в жилой зоне можно взять, без малого, пятнадцать километров рельс? Этот вариант тоже отпал, как тупиковый.

Но как-то же они сообщаются! Признав несостоятельность всех своих логических построений, Лакшин хлопнул себя ладонями по бедрам. Парадокс. Зеки с зечками устраивают оргии у него под носом, а он, начальник оперативной части, ничего не может с этим поделать! Не может даже понять, как у них это получается!

В дверь тихо постучали. Пришел Исаков. Оперативник привычно окинул взглядом стол в поисках "лишних" предметов. Не найдя их, он пригласил Котла.

Беседа с завхозом оставила у Игната Федоровича двойственное ощущение досады и радости. Наконец, впервые за несколько прошедших дней, стало ясно, у кого конкретно находится дневник Гладышева. Шмасть и Пепел. Неразлучные дятлы.

Игнат Федорович встал, подошел к темному провалу окна. Оперевшись кулаками на узенький подоконник, он некоторое время смотрел на промзону, по "улицам" которой, под мощными ртутными лампами, по неведомым ему, Лапше, делам, сновали неугомонные зеки. Впрочем, майор уже давно научился угадывать, кто из арестантов идет, как пишут в официальных бумагах, по производственной необходимости, а кто обделывает свои темные делишки. Вот идет осужденный. Руки в карманах куртки, головой не крутит, весь вид выражает спокойствие и незаинтересованность всем окружающим. Наверняка направляется чифирить и договариваться о чем-то. Другой чуть ли не несется, сломя голову, при этом не забывая, как бы невзначай, хлопнуть себя по спине. Этот, точно, шестерка. Тащит только что купленный чай, наличие которого и проверяет, ежеминутно трогая спрятанный за поясом пакет. Третий, ссутулившись, тащится, едва переставляя ноги. Тут вариантов несколько. Или его кинули на деловье его же братаны-зеки, или проигрался, либо идет выполнять поручение бригадира.

Понаблюдав так минут десять, Лапша вернулся на свой стул, решив, что дал своим мозгам достаточный отдых. Теперь следовало продумать стратегию по отношению к шнырям. Если вызвать их сразу и спросить в лоб они, конечно, отдадут и дневник, и расскажут душещипательную историю его поисков, присовокупив, что только и искали подходящего момента, чтобы выложить все куму. Если же не торопить их, то, вполне возможно, они, как это уже несколько раз бывало, сами полезут в эти тайные проходы и что из этого выйдет - один Бог ведает. Существует, конечно, вероятность, что выползут они оттуда живыми. Но, как подозревал Игнат Федорович, эта вероятность была исчезающе малой.

Еще одним чисто гипотетическим предложением было и то, что шныри пустят вперед кого-то из своих подогретых. Но кум почти сразу отмел этот вариант. Вряд ли кто-нибудь, кому дорога своя шкура, ринется невесть куда, где уже были убиты двое. Другой вариант, что туда можно заставить идти в исполнение какого-либо долга. Но, Лакшин знал это точно, в карты шныри не играли, а за обычный косяк верная смерть не положена. Существовал и третий тип, которого Шмасть и Пепел могли подтолкнуть к посещению внутристенных проходов. Дурак, или неопытный, плохо разбирающийся в обстановке зек. Тот, кого можно было взять на "слабо'". Однако, как совсем недавно убедился Игнат Федорович, в восьмом отряде контингент подобрался ушлый. Были, конечно, и простоватые мужики, но излишним любопытством и авантюризмом никто не страдал, да и отпор шнырям, наезжающим не по делу, мог дать всякий.

Кум покачал головой, подтверждая свои мысли. Нет, "мясо" засылать шныри не будут. Сами ломанутся. Но тогда...

Игнат Федорович помял двумя пальцами подбородок. Если зарядить завхоза проследить за помощниками? Справится ли? Исаков туповат, трусоват и услужлив. Он вполне может выполнить такую задачу, особенно если не дать ему возможности поразмышлять. А поводом для встречи может послужить вечерняя проверка. Решив так, начальник оперчасти уже довольно потирал руки, как дверь в его кабинет без стука отворилась, и на пороге возник взъерошенный Рупь.

Загрузка...