Моногамия. Книга 2. Муж

Глава 7. Особенная

ID3 ft. Soundmouse – Hummingbird (Original Mix)

Утром обнаруживаю Алекса мирно спящим рядом, фактически на моей половине кровати, уткнувшись носом мне в затылок. Похоже, он неосознанно жмётся во сне туда, где теплее – думаю. Теряюсь в догадках, было у него что с брюнеткой или нет? Если да, то какого чёрта он в моей… хорошо, нашей постели?

Осторожно отодвигаюсь, встаю, одеваюсь и выхожу из каютного отсека на террасу. Снаружи холодно и пасмурно, вокруг ни единой живой души – похоже, все официанты разъехались и основная масса гостей тоже. Но мы не на причале, хоть берег и виднеется не так далеко.

Возвращаюсь в нашу каюту, она, к слову, самая большая и единственная имеет маленький балкон, так как расположена на носу яхты: прямо из кровати можно наблюдать за её ходом и пейзажами.

Алекс всё ещё спит – видно, выпил немало, когда я ушла, так как обычно он просыпается от малейшего шороха. Я сажусь на кровати со своей стороны и не знаю, что делать, будить его или нет.

Спящий он красивый. Очень. И я не имею понятия о том, что ждёт меня впереди, поэтому осторожно склоняюсь к его волосам, глубоко и не торопясь вдыхаю… Он пахнет так же, как и вечность назад – сладко, пряно, гипнотически приятно. Ваниль, цитрус и мужественность.

Соблазн беспрепятственно любоваться им спящим так велик, что мне почти физически плохо от необходимости разбудить его и встретиться с холодностью и отрешённостью, за которыми этой его красоты даже и не видно. А будить надо, поскольку дома мои дети, за ними, конечно, Эстела присматривает, но всё же они не знают языка, поэтому мало ли что…

Тихонько зову его:

– Алекс…

Но он не слышит. Трогаю легонько его за плечо, и только тогда Алекс открывает глаза, сонный, хмурый, не до конца понимающий, где он, и кто перед ним. Нет, похоже, кто перед ним, он всё-таки узнаёт, потому что расплывается в улыбке, небольшой, но очень похожей на ту, которой я ни разу не видела вот уже шесть лет – сладкой, игривой улыбки совместного пробуждения. Не хватает только горячих объятий и нетерпеливых поцелуев. Мне хочется улыбнуться ему в ответ, но перед глазами стоят в полный рост шикарные брюнетки, рыжие, блондинки и их рукоблудие накануне вечером.

– Который час? – мягко спрашивает.

– Я не знаю, у меня же телефона нет. Часов нет. Ноутбука тоже нет. И я беспокоюсь о детях. Я думала, мы ночью вернёмся!

– С ними всё в порядке. Эстела на связи.

Разворачивается, тянется рукой и извлекает из-под кровати свой телефон – у него это давняя привычка держать гаджеты на полу – доступными в любое время.

– Чёрт, ещё шесть утра только. Что ж ты такая ранняя для воскресенья?!

Набирает номер и протягивает телефон мне:

– Это Эстела, поговори.

Я, само собой, на своём ломаном английском выясняю, что с потомством моим всё в порядке: пообедали, поужинали, сейчас спят. Великолепно. Прямо богемная жизнь. Раньше мне такое и не снилось, чтобы за моими детьми кто-нибудь вот так ухаживал, высвободив меня хоть на время. Но, честное слово, лучше бы я вчера осталась дома: воспоминания о прошедшей «прогулке» имеют отвратительно тошнотворное горькое послевкусие.

Отдаю телефон номинальному мужу и небрежно бросаю:

– Что, брюнетка вчера не позволила остаться у себя?

– Не понял? – вонзает в меня свой карий взгляд.

– Всё ты понял, – хлещу.

И по внезапно нахмуренным бровям я вижу, что действительно понял.

– Я и не стремился нигде оставаться, – отвечает сдержанно, но с явным раздражением.

Алекс не из тех, кто любит точить язык. Он вообще никогда этого не делает. Общение с женщинами у него всегда происходит в тональности мягкости и всепоглощающе медового дружелюбия, если только они не его подчинённые.

Но вчерашние воспоминания уже вогнали меня в настроение «кусаться»:

– Ты зачем меня приволок сюда? Чтобы демонстрировать свою распущенность? И я не только о «вчера» говорю, но и глобально о своём пребывании в этой стране, твоём доме, жизни…

– Если ты хочешь поговорить, то время выбрано не самое удачное. Я после вчерашнего соображаю туго. И я не демонстрирую тебе ничего.

С этими словами выбирается из-под одеяла и направляется к шкафу, показывая мне при этом свои безупречные ягодицы в боксерах. Ага, совсем голым дефилировать пока не решается, а ведь я-то прекрасно знаю, что ему это ничего не стоит, никаких комплексов и стеснения раньше не наблюдалось.

Любуюсь. Любуюсь, пока он натягивает мягкие штаны и кремовую футболку с длинными красными рукавами «реглан», ещё больше подчёркивающими ширину его плеч. Любуюсь мышцами на спине, руках, ногах под смуглой кожей. Этот ли человек не мог подняться с постели всего несколько месяцев назад и ужасал меня своей худобой как из фильмов о нацистских концлагерях?

– Алекс…

– Да? – вопросительно смотрит на меня, развернувшись вполоборота.

– Мне кажется, тебе не стоит злоупотреблять алкоголем ещё хотя бы несколько месяцев. А ещё лучше вообще не пить, не курить, поменьше шататься по развлечениям, побольше отдыхать и набираться сил.

Он отворачивается, но по лёгкому движению мышц щеки я чётко вижу, что улыбается красивый Алекс неожиданно счастливому шкафу. Ну надо же, при таких-то толпах поклонниц дарить свои улыбки неодушевлённому предмету!

– Заботишься обо мне? – спрашивает голосом, похожим на топлёное молоко.

– Наиглупейший вопрос.

– Хорошо, не буду, – говорит. А что не буду – не ясно.

Выходя из каюты, слегка улыбаясь, добавляет:

– И я не таскаюсь по развлечениям.

И вот не знаю почему, но есть у меня какая-то предательская уверенность в том, что он говорит правду.

Phaeleh – Afterglow (feat. Soundmouse)

Снова раздеваюсь и лезу обратно в постель: ещё рано, чего даром в тесных джинсах живот мой толстый мучить? Ну, не такой уж он и толстый! Есть немного лишнего, конечно, совсем чуть-чуть, но Марку подавай, чтобы все прямо тощими моделями были! После вторых родов избавиться от живота полностью у меня не получилось, хотя, положа руку на сердце, я не очень-то и старалась, но теперь, видно, придётся. Надо же «соответствовать» хоть как-то, ну хоть в общих чертах.

Что это со мной? Вчера только собиралась билеты менять, а сейчас уже строю планы обольщения? И что, это из-за двух несчастных улыбок? Боже, как же низко я пала…

Уже начинаю дремать, укрывшись с головой одеялом, как дверь тихонько открывается, и Алекс, сосредоточенный, осторожно входит в каюту, держа в руках поднос, от которого по всей спальне тут же разливается аромат свежесваренного кофе.

Выползаю из-под одеяла на запах: на подносе, уже очутившемся посередине кровати, стоят две большие чашки с кофе и тарелка с горячей яичницей, тонкими колбасками и овощами, ещё пирожные и круассаны.

– Какая роскошь, – говорю. – А что повар ещё не уехал с этой яхты? Гарсонов вроде не видать.

– Уехал. Я сам это приготовил, – отвечает, довольный собой.

Неужели тот самый Алекс, в которого я когда-то влюбилась, возвращается? Заботливый, нежный, мягкий, трогательный и ласковый? Невольно я тоже расплываюсь в улыбке, и внутри меня становится тепло-тепло, как на солнышке примерно. Алекс, очевидно, это замечает, потому что когда я, сделав глоток кофе, поднимаю на него глаза, он улыбается ещё шире.

– Вкусно? – мягко спрашивает.

– Очень. А ты, оказывается, можешь ещё быть милым!

– Могу, – соглашается. Снова мягко. Так мягко, что у меня даже в животе щекотно.

– Почему не предупредил вчера, как одеваться?

– Не подумал. Прости.

– А зря не подумал. Меня дважды за официанта приняли, и я огорчилась. Сильно.

Взгляд его тяжелеет, но он ничего не отвечает.

– Я тут от огорчения билеты домой купила…

Слежу за реакцией: Алекс отворачивается, но мне всё равно видно профиль, по которому достаточно чётко можно опознать эмоции: раздражение, огорчение и почти гнев.

– Но твоя ходячая мудрость доложила, что ты как бы в курсе… уже, – признаюсь. – А заодно советов надавал: не спешить, подождать, и всё в таком духе. Я вот в раздумьях: раз уж ты ещё можешь быть человеком, может и впрямь дату перенести на месяц-другой? Может и наладится ещё…

– А ты сама-то такой злюкой попробуй не быть и не игнорируй супружескую спальню – может, и в самом деле что-то наладится.

Сказано это с явным усилием скрыть негодование, но само божественное тело так вальяжно и естественно вытягивается на кровати, подложив под спину подушки, засунув в рот круассан и запустив систему на ноутбуке, что мне внезапно делается так хорошо…

Мы вдвоём, наедине, никто не мешает, не виснет, не ноет, не задаёт вопросов. Всё пасмурное пространство фешенебельной каюты наше, и мы как давние, сварливые, но неразлучные супруги бранимся, зная наперёд, что, несмотря на милую традиционную перебранку, у нас только тёплое совместное будущее. И как будто и не было пропасти между нами ещё каких-нибудь пару часов назад.

А ещё, если разобраться, то немногословный Алекс сказал что-то про спальню. Может, именно это его так задело? Но, с другой стороны, что же мне, едва он явил милую мордашку, сразу и в койку его кидаться? Тут же простить все прегрешения, холодность, чёрствость, отсутствие любого внимания и вообще полное попирание обязательств в плане понятия «муж»? Обойдётся!

– Так когда мы дома будем?

– Через два часа примерно.

– Чья это яхта?

– Наша.

– А маленькая?

– Тоже.

– Они для «крутизны»?

– Нет. Это необходимость. Большая нужна для работы, маленькая для семьи и друзей.

– Чем ты занимался всё это время? Торговал оружием?

– Работал.

Тишина. Мягкая, тёплая, тягучая. Алекс, не отрывая головы от монитора, а рук от клавиатуры, нарушает её первым:

– Ешь завтрак, я доем потом, что останется.

– Давай лучше разделим или поедим одновременно, как в мультике про котёнка Гава? – предлагаю.

Jaymes Young – Fragments

Алекс отрывается, наконец, от монитора, смотрит на меня с такой Вселенской ласковостью во взгляде, что я внезапно становлюсь счастливейшей до кончиков волос особью.

– Идея интересная, согласен, но мне сейчас нужно срочно кое-что сделать, поэтому я завтракать буду позже.

– Ну ладно, тогда я оставлю тебе половину.

Пью кофе, и, конечно, большую часть яичницы оставляю ему. Спрашиваю:

– У тебя тут есть новые зубные щётки?

– Щёток точно нет, обычно никто этим не заморачивается. Можешь мою взять, – неожиданно предлагает.

– Это негигиенично! – возражаю.

В этот момент он странно смотрит в мою сторону, но затем быстро возвращается к своим занятиям.

– Так, ладно, а средства гигиены всякие есть? Ну, для гостей?

– Что именно тебе нужно?

– Женские принадлежности.

Алекс на мгновение поднимает глаза и смотрит прямо перед собой, как бы соображая, о чём речь, вообще.

– У тебя месячные? – вдруг его осеняет.

– О Боже, Алекс! Тебе обязательно меня унижать постоянно?

– А что тут унизительного? Это нормальное состояние у всех женщин, или нет?

– Да, но с мужчинами мы это не обсуждаем!

Он поднимается с кровати и, направляясь к двери, толкает эмоциональную тираду:

– Может, только ты не обсуждаешь? Но я тебя понял: теперь буду притворяться, что ничего не знаю о женской физиологии, а о существовании самих женщин на планете прознал только вчера!

Алекс с чувством захлопывает за собой дверь и через несколько минут возвращается с двумя прокладками и тампоном в руках. Меня смущает этот набор:

– Ты где их откопал?

– Попросил.

Меня, естественно, заливает краской, Алекс это видит и раздражённо замечает:

– Ты поставила мне задачу, я её решил, как, в общем, и привык это делать. Есть проблема – есть выход, есть задача – есть решение. Всё просто.

Кроме растерянного и пристыженного «Спасибо» я не могу ничего выдавить в ответ. Молча плетусь в ванную, чтобы заняться гигиеной.

Горячая вода – настоящее блаженство после сумасбродной ночи, но я не могу на нём сосредоточиться, потому что мозг усердно работает над вопросом «зубной щётки». Дело в том, что, зная Алекса на протяжении уже многих лет, я успела заметить его неординарную чистоплотность и брезгливость. В его квартирах, в тех, где мне довелось побывать, всегда был идеальный порядок. Поначалу я это связывала с наличием горничной, которая наведывается в определённое время и приводит всё в сияющий вид (она, безусловно, и была в плане глобальной уборки), но впоследствии я заметила, что он следит за чистотой и сам: после еды посуду он вымывал сразу же; после готовки, хотя и редкой, также всё убирал до первозданного вида; мою пустую кофейную чашку тут же уносил, мыл и водружал в сушку; его вещи никогда не валялись где попало; всё, что было несвежим, тут же отправлялось в стирку; мылся он всегда дважды в день, а то и трижды, а одежду надевал только свежую. Такая оголтелая чистоплотность скорее была странной, нежели нормальной, но я вскоре привыкла и воспринимала её уже как данность. Впоследствии, размышляя над его успешностью, я пришла к выводу, что это стремление к порядку пронизывало его насквозь: он и в бизнесе вёл дела исключительно аккуратно, что, очевидно, и сводило к минимуму его риски и потери, ведь генерировать идеи мало, важно ещё уметь их талантливо воплощать. Ещё позднее я обнаружила, что у Алекса бизнес зиждется на планировании: краткосрочные, среднесрочные, долгосрочные планы – вот фундамент его успешности.

Но и это ещё не всё: если за ним понаблюдать достаточно долго и пристально, то можно обнаружить, что Алекс брезгливый, а так как это качество не очень мужское, то он очень ловко и технично его скрывает. Например, в Париже, в ресторанах, я не видела, как он разглядывал мою и свою посуду, но несколько раз вежливо просил поменять некоторые приборы. Тогда я на это не обратила внимания, а вот вчера на вечеринке, не отрывая от него глаз, заметила кое-что. Женщины постоянно с ним флиртуют, изобретательно конкурируя интимными жестами, в том числе, регулярно пьют из его бокала. Алекс при этом мило улыбается, но сам из того же бокала больше не пьёт: долго вертит его в руках, продолжая беседу, и незаметно меняет на новый у подошедшего официанта. Я наблюдала это вчера, замечала на вечеринках у нас дома, но не вникала в суть.

Алекс пил из моей чашки миллион раз, он пользовался моей вилкой, ложкой и так далее, он не раз разыгрывал любимое своё питание из моего рта, вкладывая туда то, что хочет съесть, а затем забирая это своим языком, и при этом всегда возбуждался. Он вытворял в постели со мной такое, что ни о какой брезгливости не может быть и речи, но, получается, только тогда, когда дело касается меня?

На все эти размышления меня натолкнуло его предложение воспользоваться его зубной щёткой – похоже, он считал это настолько естественным, что моё замечание о негигиеничности удивило, а возможно, и обидело его.

Я делаю вывод, что Марк абсолютно прав, и решаю не менять билеты, а аннулировать их: мне не нужно никуда бежать, мне не стоит гордиться. Я особенный человек для Алекса, и поэтому должна научиться жить в его мире, мудро выстроив то, чего я хочу. Ведь я знаю его: пока не надоем, он сможет дать мне очень-очень многое, настолько потрясающее, что любые усилия имеют смысл. И мне нужно лишь немного напрячься, переступить через гордость и пойти ему навстречу. Он словно замёрз снаружи, но внутри всё тот же, мне нужно только отогреть его немного, и когда он оттает, взамен я получу самый настоящий вулкан его любви и чувственности, он утопит меня в нежности, ведь я знаю, он может…