- Мы родина Никона Радонежского, а не родина помоек! - почти кричит директор музейного комплекса Надежда Анатольевна Егорова (вход в ее кабинет - из музея Багратиона, где героиня фильма искала сына под аутентичной каретой из имения Голицыных).
А было так. Приехали осенью позапрошлого года красивые, очень такие культурные московские мальчики, «они же хорошо воспитанные, образованные», ну, понятно, произвели впечатление. Сценарий Юрия Арабова - да, дали почитать. Сценарий как сценарий, история про горе матери, вот она потеряла сына, и вот ищет его, все ищет, бедненькая, блуждает, не находит. Ну что ж, дело-то хорошее. Музею заплатили 50 тысяч рублей за съемки, киногруппа поселилась в Суздале, за 65 км (это сейчас в Юрьеве как минимум две отличные гостиницы, а тогда было неважно), и каждый день ездили туда-обратно. Надежде Анатольевне напрячься бы тогда, но она-то со всем уважением к художественному видению, надо так надо. Думалось, они - деятели культуры - коллеги. Претерпевали, конечно, неудобства. Вот однажды закрыли Надежду Анатольевну в собственном кабинете, а ее машина ждет, надо с бумагами ехать во Владимир, в область, - так вот заперли, потому что у них видите ли не получался дубль (у Ксении Раппопорт - «хорошая очень женщина, воспитанная, доброжелательная, без этого вот всего» - он не получался, роль шла с трудом, уж она очень мучилась; теперь-то Надежда Анатольевна понимает, почему, - в такой грязи участвовать непросто, все в художнике сопротивляется). Город во всем шел навстречу, вот приличная заводская столовая, стену которой разобрали, чтобы построить смрадную рюмочную; большой «автобус с чипсами» ездил за киногруппой, потом музейщики убирали мусор, обертки всякие. Терпели, можно сказать, все.
- Я не поехала к Гордону на «Закрытый показ», потому что не понимаю, кому, кому еще надо доказывать, что это очень плохой фильм, - говорит, почти поет Надежда Анатольевна (здесь, в Юрьеве, уже отчетливо «окают»). - Разве надо доказывать? Разве это каждому не очевидно? Это русофобный фильм, неумный, не имеющий отношения к действительности!
И недоумевает: не каждому очевидно, нет?
Нет, они, конечно, не будут писать никаких писем, протестовать и все такое. Есть некоторая досада, что не распознали гадство, что поспособствовали.
Теперь они будут бдительнее.