Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

Глава II Морфология общества

Прежде чем мы перейдем к рассмотрению рядов гомологических (сходных) форм, наблюдаемых в истории, нам потребуется хотя бы предварительное представление о наиболее общем членении общественного целого. Общественным целым является любое человеческое общество и любые его подразделения или объединения, состоящие из обществ: народ, более высокие объединения людей («сверх-народы»), человечество в целом. При рассмотрении жизни таких целостных общественных организмов естественно выделить три крупные сферы, три больших объединения органов общественного организма: хозяйственную жизнь, сферу государства и права, а также культурную жизнь.

Такое деление на три сферы сложилось очень давно, оно существовало уже в Средние века. Средневековые мыслители выделяли в обществе три сословия: «те, кто молится», «те, кто воюет» и «те, кто трудится». Это деление можно проследить и в еще более древние времена, не только до-античные, но и до-египетские. Такое деление связано с рассмотрением общества как организма, в котором есть «голова», «руки» и «живот», система обмена веществ. Организмическая концепция общества существовала повсеместно во всем Древнем мире. Например, помимо Европы, она четко прослеживается в китайской историософии. Сегодня этот взгляд считается наивным, однако на практике он продолжает существовать. Это можно видеть на примере судьбы науки экологии. То, что сегодня называют экологией, все в большей степени становится не наукой биологического цикла, а подразделом наук социальных, ответвлением глобальной экономики. Общество рассматривается как организм, и его отношения с окружающей средой – добывание материальных ресурсов, выделение отходов – и есть предмет экономической экологии, или, по современному словоупотреблению, просто «экологии». Восприятие общества как организма и подразделение общественного организма на части является очень древней и существующей по сей день традицией.

Это старинное понятие о делении общества в XX веке было обновлено и наполнено новым смыслом Р. Штейнером. Не касаясь детального рассмотрения идей этого мыслителя, проследим только мысль о трехчастном строении социального организма. Штейнер высказал идею, что в связи с развитием общества трехчленность приобрела в современном обществе новый смысл. А именно, прежде полагалось, что общество – и древнее, и в значительной степени современное – отчетливо членилось на классы. Люди в обществе могут быть расклассифицированы таким образом, что одни занимаются одной группой социальных работ, а другие – другой группой. В отношении этой мысли философы древнего Китая, средневековые европейские схоласты и марксисты окажутся единодушны. Штейнер показал, что общество на современном этапе – его интегрированность, степень осознанности включения людей в это общество – стало таким, что прежнее деление необходимо заменить новым, когда три части общественного целого продолжают существовать, но это именно части социального организма, а не группы людей. Имеется в виду очень простая мысль: прежде было осмысленным выделять в обществе группу «тех, кто кормит», кого бы здесь не подразумевали – от крепостных крестьян до бизнесменов. Современное общество самоорганизуется в ином направлении – область хозяйственной жизни сохраняется и развивается, но к ней должен иметь отношение каждый человек, и каждый человек вовлечен в иные общественные сферы, связанные с производством духовных ценностей либо с правом. Здоровое общество должно быть устроено теперь таким образом, что не должно быть «тех, кто кормит» и «тех, кто правит», хотя сферы хозяйственной и правовой жизни сохраняют и даже увеличивают свое значение. В современном мире можно наблюдать определенное, хотя и весьма противоречивое, движение именно к это ситуации. Например, укрепление идеала демократического государства создает основу именно для такого положения дел, когда к государственно-правовой сфере имеет то или иное отношение любой человек (хотя бы как избиратель); также и современная экономика, всемирная по характеру и отличающаяся глубочайшим разделением труда, вовлекает каждого человека в определенную связь с обменом товаров и услуг. Нормальным следовало бы признать и то, чтобы каждый человек мог в той или иной степени участвовать в культурной жизни общества. Эта интегрированность общественных сфер в их приложении к человеку и является тем связующим звеном, которое не позволяет изолирующимся и специализирующимся общественным сферам распасться. Если прежде гарантом целостности общества выступала правовая сфера, государство, которое цементировало все проявления жизни общества в нечто монолитное, то теперь такого уровня интеграции уже не хватает. Общество развивается, и специализированность его частей требует нового уровня интеграции их в единое целое. Таким новым уровнем интеграции может выступать только человек; общественные сферы, замыкающиеся на каждом гражданине, способны взаимодействовать с особой силой, оставаясь каждая в качестве общественной сферы совершенно самостоятельной. В общем смысле такое положение связано с различным уровнем целостности этих образований – человека и общества. Человек является значительно более связной, более целостной системой, чем общество, и потому намного устойчивее поддерживает любые структуры, чем чисто-общественные механизмы. Так обстоит дело и в биологии: многие популяционные механизмы поддерживаются приспособлениями отдельных биологических особей, а вовсе не свойствами популяций как таковых.

Итак, мы выделяем в обществе три крупных части: экономику, государство и культуру. В культуре люди проявляются в соответствии с их индивидуальными способностями, талантами, достижениями. По этой причине к культурной жизни общества относится то, что создают люди в качестве произведений искусства, философии, науки, то, что появляется как религиозная жизнь, а также и проявления индивидуального таланта в предпринимательстве, в бизнесе, – это тоже относится к культуре. В сфере государства и права люди выступают как равные, равные перед законом, и к этой сфере может относиться только тот аспект общества, в котором люди равны друг другу. Сфера экономической, или хозяйственной жизни общества – это та, что включает в себя все, связанное с обменом товаров, с производством материальных благ, с общением людей между собой для удовлетворения своих потребностей. Соотношение развития этих трех систем органов определяет собой жизнь общественного целого, в частности, определяет исторические судьбы людей. Если какой-то из этих органов переразвит, или напротив – развит слишком слабо, это сказывается на здоровье всего общественного целого.

Рассмотрим теперь эти части общественной жизни по отдельности. Сфера культурной жизни (понимаемой как орган общественного целого, а не в каком-нибудь более специальном смысле) значительно шире, чем это обычно представляют. Даже в университетских программах, не говоря уж о газетных статьях, сейчас можно встретить названия типа «Культура и наука». Сферу культуры сейчас отождествляют с искусством; культуру рассматривают наравне с такими понятиями, как наука или религия. В действительности культурная сфера включает в себя не только искусство и философию, но и науку, а еще такие явления, как язык, религиозную жизнь, жизнь тех образований, которые естественно называть «народными душами», но принято именовать «национальными характерами». Культурная сфера включает также то, что можно обозначить как проявление этих национальных характеров в конкретных исторических условиях – то, что называется «культурой быта», «стилем поведения», что выступает в более обобщенном виде как мораль и рационализируется в качестве этики.

Экономическая сфера сосредоточена на процессах обеспечения самой жизни людей и их объединений. Не следует полагать, что экономика «материальна» по сравнению с духовной культурой. На деле она столь же духовна (или бездуховна), какой может быть культура; культура и экономика различаются не степенью духовности, а разным положением по отношению к ней. В экономическую жизнь входит не только «бизнес», предпринимательская активность, и не только заботы о ресурсах экономики, связанные с добыванием первичных продуктов из природы. Экономическая жизнь включает также многочисленные, свойственные только ей контролирующие системы (финансы, кредитные системы и проч.), а также некоторые аспекты человеческого труда и такие акты, как дарения и пожертвования.

Еще один аспект духовной жизни общества, наиболее абстрагированный и обобщенный, заключается в сфере государственно-правовой жизни. Он включает особенную сферу правовой жизни, а также различные аспекты, связанные с законодательством, международными отношениями, поддержанием правопорядка, жизнью государства.

Если сфера культуры представляется массовому сознанию значительно уже чем она есть на самом деле, то государственная сфера, напротив, в действительности уже, чем сейчас принимается. По сути, она включает только то, что относится к сфере права – законы и временные постановления, надзор за их исполнением, а также искусство управления государством – политику. В реальных условиях исторический жизни государственно-правовая сфера отвечает за контроль насилия внутри общества и защиту общества от насильственного вторжения другого общества – от посягательств государственно-правовых сфер иных общественных целых. Институты государства – суд и полиция, армия и флот; его заботы – законы и дипломатия. Управление хозяйственной сферой общественной жизни и культурной сферой не входят в его задачи. При этом сфера правовой жизни все же несколько шире, чем это сегодня принимается. Например, взаимоотношения, складывающиеся в процессе труда и, в частности, размер заработной платы, – эти явления входят в состав правовой, а не хозяйственной жизни.

Самым кратким образом описав состав и функции частей общественного целого, можно задаться вопросом: как мыслится взаимодействие этих сфер? Общество является развивающейся системой, и как любая развивающаяся система, не может остановиться. Если «остановить мгновенье», общество погибнет как организм, которому не дают дышать. Пока организм живет, он не неподвижен. Синхронный срез общества является не реальным фактом, имеющим место в жизни, а абстракцией, схемой, удобной для некоторых исследовательских целей, но не отражающей всех аспектов реальности. Реальное общество диахронно, оно живет в истории. Поэтому взаимоотношения сфер (органов) общественной жизни следует рассматривать в динамике, в развитии.

Факты общественной жизни требуют их рассмотрения с точки зрения развития, движения, взаимодействия сфер. Ежеминутная жизнь экономики, использующей выработанные в культуре технологии и открытия, каждодневная жизнь государственно-правовой сферы, связанная с «культурными технологиями» (всеобщая воинская повинность, суд присяжных, парламент, свод законов), – прямо зависят от работы сферы культуры. В каждом остановленном мгновении станки уже работают и законы уже написаны, так что на культуру приходится «раскошеливаться даром», но эти законы, рассматриваемые в процессе их разработки, а станки – в процессе конструирования, являются продуктами культуры. Более того, не только орудия труда, но и сам труд – продукт культуры. Умение тщательно, интенсивно, добросовестно трудиться – по меньшей мере такая же важная черта культуры, как манера приветствия или особенности религиозной философии. Существующие сейчас общества чрезвычайно различны по культуре труда. Можно вспомнить трудоголиков-японцев. Можно понаблюдать за манерой ручного труда китайцев и корейцев. И можно видеть, как делается работа – здесь речь идет о стиле, поэтому для примера годится любая работа – в большинстве стран Африки, Южной Америки. Или в России. В историческом срезе весь общественный организм кормится от культуры – не от экономики. Для человеческого общества (и в частности для страны) недостаток в культурной сфере аналогичен голоду для индивидуального человека. Насколько верной, жизненной, практической мудростью является суждение, что человека надо сначала накормить, дать необходимое, а уж затем приобщать к знанию, настолько же практической, жизненной является эта же мудрость в приложении к обществу: его надо сначала напитать культурой, а потом уж развивать экономически.

Красивый пример описал Лесков. Дело происходило в прошлом веке, однако ситуация симптоматичная. Некий просвещенный русский помещик захотел облегчить жизнь своих крестьян. Выделил деньги, нанял немца-управляющего, объяснил задачу. Для крестьян были построены благоустроенные дома (так сказать, коттеджи). Через год помещик приехал посмотреть, как живут крестьяне. Оказывается, по-прежнему в старых своих избах, которые топят по черному. Новым коттеджам тоже нашлось применение: в них ходили испражняться. Нечто со стенами и крышей – дом, только когда к нему привык, а иначе это просто нужник.

Неподготовленное в культурном отношении общество просто не сможет воспринять экономические дары, любые экономические (и государственные) блага будут ему не впрок. Экономические блага усваиваются в той степени, в которой общество культурно. Бессмысленно давать безалаберному человеку деньги в долг, его надо научить работать. Современное общество мыслится сейчас по Марксу; марксистское в основе своей мышление победило во всем мире, – невзирая на то, что социалистический лагерь рухнул. Мысль Маркса состоит в том, что существует «экономический человек», который стремится работать поменьше, а получать побольше, «потребности» которого растут, и он стремится заработать, чтобы удовлетворить свои желания.

По этому поводу был проведен интересный эксперимент (нет, я имею в виду не столь масштабный, как тот, в котором мы участвовали). В одной из областей Германии существовали сезонные сельскохозяйственные рабочие. Перебивались они зиму как придется, а к осени их нанимали окрестные фермеры-землевладельцы для уборки урожая. Работа сдельная, и что-то им там платили за мешок. Эксперимент состоял в том, что решили фермеры, посовещавшись с профессорами-экономистами (Германия все же), убрать урожай побыстрее, поинтенсивнее, чтобы раньше других хозяев поспеть с товаром на рынок. Профессора посоветовали поднять ставки сезонных рабочих. Логика простая: все доходы рабочих – за эти недели уборки. Им предоставляется возможность, работая интенсивнее, заработать больше. Результат был обескураживающий: рабочие стали работать медленнее и раньше бросали работу, урожай едва успели собрать в прежние сроки, ускорения не было. Почему? Рабочим была нужна определенная сумма, которую они привыкли выручать за этот период на протяжении многих лет. Повышение расценок дало им возможность заработать ту же сумму за меньшее время, и заработав ее, они весело отправлялись пить пиво, вовсе не стремясь наращивать свои потребности (пример, довольно часто цитировавшийся в начале века; см.: Вебер, 1990: 81–82).

В этом маленьком примере совет, который дали профессора-экономисты, показывает, что «по Марксу» думают сейчас везде. Экономическая сфера (как и прочие сферы общества) воспринимаются сейчас как машина, устройство которой в общих чертах понятно тем, кто стоит во главе общества. И они честно пытаются жать на «нужные кнопки», уверенные, что реакция «машины» вполне предсказуема. Однако «экономический человек» – абстракция, выдумка, его нигде не существует. Правда, в общественной жизни выдумки могут быть осуществлены и, воспринимая общество как машину, его можно таковым сделать – но это будет совсем другая история. Воплощение нежити силами человека происходит достаточно часто, но сейчас мы описываем нормальное состояние общества, а не всевозможные его заболевания.

Итак, когда мы подходим к обществу, не шинкуя его на синхронные срезы, а исторически, то выясняется фундаментальная ценность культуры. Даже те плоды культуры, которые кажутся оторванными от сегодняшних экономических нужд, не бесполезны: это вложения в будущее. Причем не «добавочные вложения», не то, без чего в будущем можно будет обойтись. Эти не оправданные для сегодняшней экономической жизни действия культуры и составляют то, чем будет жить общество завтра. Это верно не только для непосредственных результатов культурной работы: для невостребованных открытий и непонятых книг. Это верно для любой составляющей самого обычного экономического действия. Когда мы работаем, мы получаем определенную плату.

Можно работать таким образом, что многое вкладывается в труд бескорыстно, из энтузиазма, без оплаты. То, что не оплачивается в труде, то, что вложено в результат труда из чистого культурного энтузиазма, есть плоть будущего. Будушее строится сегодня и для своего развития оно берет из сегодняшнего дня то, что сделано из преизбытка сил, из энтузиазма, то, что не оплачено. Соответственно, в хозяйственной сфере общественной жизни можно выделить самостоятельный аспект, связанный с дарением (стипендии и гранты, благотворительность и пожертвования). Дарение – не случайная личная прихоть, оформляемая юридическими и хозяйственными установлениями, это полноправная составляющая экономического процесса.

В динамическом срезе здоровое общество характеризуется определенным рисунком отношений своих органов, аспектов, сфер: культуры, права, экономики. Нарушение взаимодействия и взаимообмена между сферами приводит к общественным болезням. Сегодняшнее общественное устройство таково, что в одних странах, культурах явственно доминирует государственная сфера над экономической и культурной, а в других регионах экономическая жизнь подмяла иные сферы. Именно так болеют организмы: в их строении наблюдается дисгармоничное развитие частей или аспектов, от чего целое чувствует себя больным (скажем, нарушения обмена веществ). Все признают, что современное общество – больное, хотя причины болезни называются самые разные. Как только мы вычленяем части, из которых состоит общественное целое, мы тут же подходим к вопросу о том, как должны соотноситься части общественного целого, чтобы это целое было здоровым. Из вопроса о составных частях общественного целого прямо вытекает вопрос о правильном соотношении этих частей, необходимом для здорового развития целого.

Органы в живом организме обладают различной специализацией. Существует определенная связь между степенью самостоятельности частей целого и устройством этого целого. Предположим, у организма есть орган, выполняющий некую функцию, важную для организма. Однако тот же орган всегда выполняет еще множество функций, а кроме функций, важных для всего организма, орган должен также поддерживать свою жизнь, а это значит, у него имеются функции самообеспечения. Если для организма важно, чтобы орган лучше (интенсивнее) выполнял какую-то одну функцию из всего набора, орган должен быть в большей степени приспособлен для выполнения именно этой функции. Особым образом приспособленный орган выполняет эту главную для организма функцию лучше, и поэтому организм в целом оказывается более устойчивым к воздействиям среды. Однако приспособление органа к наилучшему выполнению одной функции делает его почти непригодным для выполнения других, побочных функций. Более того, такой орган в пределе оказывается неспособен выполнять функции самообеспечения; такой орган, хорошо выполняющий одну функцию, в своем существовании в гораздо большей степени зависит от целого организма, чем прежний орган, который выполнял множество функций, и в том числе все функции самообеспечения.

Такое приспособление к выполнению единственной функции называется специализацией. Специализация подразумевает, что орган начинает все больше отличаться по своему строению от других органов. Ведь не может быть улучшение функционирования самого по себе; оно достигается путем каких-то перестроек внутри органа. Значит, специализированный орган будет устроен существенно иначе, чем прочие органы организма, будет все сильнее отличаться от них. Такое расхождение в строении органов в результате специализации называется дифференциацией.

Специализация позволяет интенсифицировать выполняемую функцию, но предельная специализация оказывается несовместимой с жизнью – чем более орган специализирован, тем более он мертв. Поэтому наиболее специализированные части живых организмов оказываются в меньшей степени живыми, чем прочие – таковы нервы, клетки которых не размножаются, кости и отчасти сухожилия, некоторые части глаза. От живого органа, который с легкостью самоподдерживается и может даже некоторое время жить вне организма, трудно добиться хорошего выполнения какой-то внешней по отношению к данному органу, нужной всему организму функции. А специализированный орган трудно заставить жить. Как только что-то живое начинает существовать не ради себя самого, а ради внешних по отношению к нему нужд, как это живое умирает. А живущее не может эффективно служить органом для другого целого. Таково противоречие жизни и специализации.

Поэтому сложное, составное целое, которым является организм – и живой, и общественный, – вынуждено решать это противоречие. Увеличение устойчивости организации целого подразумевает дифференциацию и специализацию частей: части становятся все более непохожими друг на друга, все более приспособленными для выполнения своих особых функций. Но каждый орган в отдельности становится более мертвым, не способным существовать сам по себе. По этой причине рост уровня развития организма в живой природе сопровождается утерей способности к регенерации, к самовосстановлению. Амеба размножается делением; морского ежа или дождевого червяка можно разрезать на две части, и каждая вырастит недостающие органы и сможет вести самостоятельное существование. А более высоко организованные живые существа не способны восстанавливать утерянные важные части.

Любой процесс дифференциации и специализации сопровождается усилением интеграции целого организма. Все более несамостоятельные органы требуется особенно прочно увязывать между собой, эти ранее почти независимые органы теперь могут существовать только вместе, только благодаря интегрированности в единый организм. По мере специализации органов целостность организма возрастает. Интеграция в целое более высокого порядка и специализация частей – две стороны одного процесса, одного без другого не бывает. Любая целостность цела настолько, насколько ее части специализированы.

Дифференциация частей и интеграция целого – две стороны одного процесса. Недостаточная дифференциация, выполнение разными частями сходных функций влечет падение интегрированности и устойчивости развития целого. Когда в организме падает дифференцированность его органов, органы приобретают большую самостоятельность, начинают быть более живыми, живут все более по своим законам, все менее нуждаются в связях с другими органами. Тогда организм становится все менее развитым, деградирует, его сложность и целостность уменьшаются, ему грозит распад – что и означает, что падает устойчивость такого организма. Если дифференцированность органов возникает из их специализации, из выполнения только им свойственных функций, то падение дифференцированности – это уменьшение специализации. Орган начинает вновь выполнять множество функций, в пределе он стремится выполнять все функции, стремится обособиться от организма. То есть падение дифференцированности выражает себя в том, что некоторый орган начинает выполнять функции других органов, вместо одной функции, которую он ранее выполнял в совершенстве, орган теперь выполняет множество функций, но все – так себе.

Как в любом органическом целом, части которого специализированы и потому относительно автономны, части общественного целого – культура, экономика и государство – должны быть относительно независимы друг от друга, должны быть специализированы. Так было не всегда: легко вспомнить, что когда-то эти сферы не были разделены, общественная жизнь была едина. Медленно выкристаллизовывались в общественной жизни первые «профессии»: жрец, воин, кузнец, торговец… По мере эволюции человеческого общества в нем происходила дифференциация (специализация) частей, точно так же, как из единой прежде культурной жизни развились столь автономные ныне области, как искусство и наука, религия и язык. Раньше эти вещи нельзя было разделить, наука и искусство были неотделимы от мастерства. Управление обществом, называемое теперь политикой, было раньше неотделимо от религии, этики и философии. Теперь все эти сферы общественной жизни сильно развились и дифференцировались. Каждый крупный общественный орган – культура, хозяйственная жизнь, государственноправовая сфера – четко подразделены на целостности подчиненного порядка, точно так же, как наука подразделяется на тысячи отдельных наук. Специализация такого рода зашла уже очень далеко. Сейчас уже начинает забываться, что входит в состав культуры. Например, наука и религия, или язык, уже значительно выделились из распадающейся общекультурной целостности. Уже высказываются сомнения, что вообще есть такая вещь, как наука в целом – некоторые методологи полагают, что существуют только конкретные науки, а наука в целом есть вымысел других, недоброкачественных методологов.

Утрата специализации в сегодняшней культуре привела бы к распаду общественного целого: наука, слившись с другими подсистемами культуры, утеряла бы свой метод и перестала быть плодотворной; искусство свелось бы к ремесленничеству; даже религиозная жизнь рухнула бы, потеряв плоды своей тысячелетней эволюции. Части должны развиваться иным путем: усиление их интеграции может привести к новому синтезу частей, прорастанию их в более крупные и сложные образования, но простая декомпозиция существующих частей является смертью тех целостностей, которые из них составлены. Такая же ситуация складывается и на более высоком уровне: подобно тому, как дифференциация подразделов культуры обеспечивает нормальное их функционирование и жизнь всего общественного целого, точно так же для здоровой жизни общества необходимо поддержание различий, дифференциации составляющих общество частей – государственно-правовой жизни, хозяйственной и культурной жизни.

Понять что-либо в истории можно только тогда, когда имеется представление о том, что должно быть, а не только о том, что есть. Иначе нет предмета для понимания – понять можно только осмысленный процесс, а не случайный. Долженствование здесь понимается не в моральном смысле, а в нормативном – должно́ быть здоровым, но не всем это удается. Понять болезнь можно, только зная, как выглядит здоровое состояние. Поэтому история, претендующая только на описательность, теряет свой предмет, становится неправдивой. Рассматривая части общественного целого в любом реальном обществе, надо констатировать существующее в нем соотношение частей и указать, какие из них развиты неправильным образом, недоразвиты или переразвиты, сверхспециализированы или специализированы слишком слабо, так что не выполняют должным образом возложенные на них функции, важные для целого общества.

Итак, для поддержания существования дифференцированного (и по причине этой дифференциации целостного) общественного организма члены этого организма должны обрести определенную специализацию. Особенность современного этапа соотношения сфер общественной жизни в том, что для здорового существования целого эти сферы, за время исторического развития достаточно специализировавшиеся и дифференцировавшиеся, должны теперь еще более автономизироваться друг от друга, работать каждая в соответствии с характерными для нее модусами существования. Часто можно слышать, что современное общество «сложно устроено». На самом деле оно устроено недостаточно сложно. Сложность можно понимать как сложность описания места каждой песчинки в куче песка, но правильнее это называть неорганизованностью. Иная сложность – синоним целостности, сложной взаимной интеграции частей в целое. Современное общество очень неорганизованно, в нем слишком мало сложности. Развитие общества сейчас подошло к такой стадии, когда требуется еще большая, чем ранее, специализация сфер общественной жизни – и соответственно еще большая степень их интеграции в целое.

Современное состояние сфер общественной жизни характеризуется слабой дифференцированностью, части целого выполняют пока слишком много функций, и делают это не лучшим образом. Государство зачастую выполняет задачи, которые должны выполнять культурная или экономическая сфера; в других обществах, напротив, экономика подменяет собой государственно-правовые и культурные влияния. Вред от переплетения сфер общественной жизни проистекает от того, что каждый из современных уже в некоторой степени специализированных органов общественной жизни имеет свои характерные методы работы. Точно так же, как копыта уступают легким в способности дышать, а сердце не способно копать землю, каждая сфера общественной жизни, подменяя другую сферу, образует болезненные образования, препятствующие правильному развитию целого. Чтобы представить себе правильное, здоровое функционирование общественного целого, необходимо понять эти модусы существования его органов, представить себе специфику их работы.

Сначала кратко рассмотрим историю болезни в одном из общественных целых. Образованный класс русского общества, как известно, выработал для самодержавия лозунг-триаду: самодержавие – православие – народность (1832, С.С. Уваров; основные положения – у Карамзина, 1811; интересно, что в 1483 году первый великий инквизитор – Томас Торквемада – провозгласил государственный девиз Испании: «Народ, империя, религия». Здесь история повторяет математику – от перемены мест слагаемых…). Этот русский девиз обозначал: государственная власть в форме самодержавия, культурная жизнь, пронизанная и определяющаяся православием, и народная жизнь, определенная совокупность определенных хозяйственных укладов, форм быта и т. д.

Эта идея не заполнила идеологический вакуум России, оказалась по крупному счету бесплодной. В России победила революция, которая изменила детальное содержание каждого члена триады, но по сути эта революция создала общество, лишь более жестко и логично продолжающее тенденции развития старой России. В Советской России эта триада стала выглядеть иначе: деспотическое государство— идеологизированное общество (культура) – государственная экономика. Государство, ранее бывшее деспотическим по форме и несшее остатки былой патриархальности в содержании, изменило форму деспотии. Остатки патриархальности были выметены революционной метлой, при этом государственность проникла и в третий член народной жизни – в экономику. Народ уже не только должен был придерживаться государственной идеологии в обязательном порядке, он должен был еще жить государственно, хозяйствовать так, как это спланировало государство. Я не собираюсь здесь описывать детали процесса: понятно, что примат государства в экономической сфере существовал в России многие века, задолго до прихода к власти большевиков, это не их изобретение. Но понятно и то, что государственный контроль за экономикой в СССР был значительно усилен.

Довольно трудно понять, как устроена указанная триада после падения СССР. Исчезла общая для всех идеология, не стало каких-либо общепринятых позиций. Однако мне кажется очевидным, к чему склоняется «бессознательное» перестроенной России (вне всяких оценок – хорошо это или плохо). «Бессознательное» – поскольку в речах лидеров нельзя усмотреть вовсе никакого сознания, не то что идей. Однако стиль жизни заставляет сформулировать следующую триаду: демократическое государство – религиозная культура (религиозное общество) – свободная хозяйственная жизнь. Я вовсе не хочу сказать, что такой порядок уже установился; например, что государство стало демократическим, а культура – религиозной. Я говорю лишь о равнодействующей, о том, что, как мне кажется, большинство общества принимает за желаемое или по крайней мере на чем это большинство готово помириться.

Действительно, это перелом по сравнению с революцией 1917-го. Если этот порядок (образца 1991-го года) установится в России, это будет перелом более радикальный, чем 17-й год. И эта триада очень похожа на западную модель, что лишний раз напоминает о том, что события 90-х годов являются продолжением длительного процесса вестернизации России. Разноречий, конечно, существует много. Современные «западники» находят в совершающемся действе прогресс (наподобие прутковского ханжи). Некоторые люди унаследовали от Советской России атеизм и противятся религиозной окраске культуры, упирая на то, что для Запада следовало бы написать так: демократическое государство— индивидуальная (свободная) культура (общество) – свободная хозяйственная жизнь. Иные, напротив, согласны помириться с религией, но хотят вернуть государственность экономики… Короче, единства нет, но компас, похоже, склоняется к указанной триаде (демократия – православие – рынок).

Как же следует оценить это преобразование, это новое сближение с Западом? Сделать это можно только в том случае, если мы сформулируем правильное отношение сфер общественной жизни, указав специфику действий каждой из них. Здоровым состоянием народного целого является следующее: правовое государство – свободная культура (общество) – братская хозяйственная жизнь. Именно такое состояние соответствует модусам работы каждой сферы. В таком случае, даже если триада выпечки 90-х годов (демократия – православие – рынок) победит, это не будет означать выздоровления общества. И если даже победит чисто западническая точка зрения и Россия станет «совсем Европой» – и тогда ее общество не будет устроено здоровым образом. Просто мы будем болеть вместе с Западом, за компанию. Чтобы утвердиться в такой оценке происходящего, рассмотрим, что характерно для функционирования каждой из общественных сфер в «идеальном», здоровом варианте.

Государственно-правовая сфера общественной жизни устроена для поддержания безопасности общества и регуляции в нем насилия. Для сферы права модусом существования является равенство, равенство перед законом. Поскольку речь идет о равенстве перед законом, сфера права живет справедливостью и формальностью. В любую область, в которую проникает государственно-правовая сфера, она вносит начала уравнительности, одинаковости, стремится к формальной всеприменимости своих установлений. Если же государство вмешивается в иные сферы общественной жизни, оно привносит в них характерные для него черты. Сфера правовой жизни стремится заставить подведомственные ей явления сохранять четкие границы, не сливаться, не изменяться, сохранять status quo. Правовая сфера выработала в себе в течение многих веков эволюции общества эти полезнейшие черты. Такими свойствами и должна обладать сфера понятий, имеющих четкие определения и хорошо различимых. Законы должны быть именно такими, чтобы они могли нормально функционировать.

Такие особенности государственной сферы вытекают из ее специфики. Государство есть материализованное право. Право в своем зарождении есть формализованный аспект обычаев народа. Все особенности жизни государственной сферы вытекают из того, что это есть формализованная мета-система описания определенного аспекта общественной жизни. Современное право больше не является «обычным правом», властью обычая, как это было в далекие века. Современное право стало метаструктурным самоописанием (грамматикой), определенного аспекта общественной жизни. Как любое описание такого рода, право увеличивает жесткость структур общества, увеличивает их устойчивость – и тем самым делает их менее гибкими, менее способными к развитию. Это – плата за положительную особенность формализованной системы: результативность в экстремальных ситуациях и способность к быстрым изменениям в рамках привычных воздействий. Только формализованное общественное образование государственного типа способно произвести мобилизацию, только такое образование может вести эффективные боевые действия. Плата за эту возможность выживания в ситуации «запланированного» кризиса, в ситуации стрессового воздействия, к которому система подготовлена, за быструю реакцию в привычном диапазоне воздействий – неповоротливость и замедленность реакций в непредсказуемой, развивающейся ситуации. Государство (в качестве жесткой системы) необходимо в дни войны и является тяжелым грузом в дни мира. Проникая в другие сферы общественной жизни, государство привносит в них привычные способы работы: пытается формализовать встречающиеся ситуации, выработать типичные способы ответов на типичные воздействия. Короче, как любая сильно формализованная система, государственно-правовая сфера идет по пути избыточной специализации. Законы должны быть именно такими – жесткими, общими для всех, и даже формальными, но для подвижных систем экономики и разнообразных систем культуры такое воздействие является вредоносным.

Отмеченная специфика государственной, правовой жизни далеко не случайна, это результат длительного эволюционного развития. Государства прошли длинный путь эволюции от зачатков протогосударств Древнего мира до ранних государственных структур типа Египта или Римской империи, до средневековых феодальных государств, а от них – к национальным монархиям и далее к империям и современным государственным образованиям, имеющим чрезвычайно развитый и специализированный аппарат управления. Первые государства были еще чрезвычайно мало специализированы. Государственный аппарат Римской империи зарождался как личное дело частного лица: чиновники были вольноотпущенниками Августа, его клиентами, членами его семьи. Не только в первые века империи, но практически до самого ее упадка подавляющее большинство чиновников (кроме самых высших, сенаторов и всадников) были рабами или вольноотпущенниками. Более того, служба в данной должности была наследственной; хозяин использовал раба в качестве чиновника, своего помощника, затем отпускал его на волю, а его сыновей, рожденных в рабстве и потому наследственных рабов, назначал замещать должность отца. В результате государственное управление было делом семейным – как для знатных патрицианских фамилий, так и для секретарей и помощников.

Можно сказать, что государство современного типа, с его профессиональными работниками и дифференцированными министерствами, постепенно выделялось из большой семьи влиятельного лица. Когда-то государство и право были личными делами тех, кто управлял этими сферами. Эта слабая специализированность древних государств часто ускользает от внимания современных исследователей, склонных приписывать древнему государству черты современного. В результате такого анахроничного понимания говорят о развитых бюрократических структурах в Древнем Египте или Древней Индии времен Маурьев, говорят о строгой специализации, жестком разделении функций, армии чиновников… Однако это сходство скорее по имени, чем по содержанию. Древние квазибюрократические структуры основывались на совсем иных функциях людей, чем современные, и были в значительной степени пронизаны клановыми отношениями, семейными связями. Еще и сегодня государственные аппараты стран Востока не являются организованными по вполне западному (строго-бюрократическому) типу, а две тысячи лет назад того, что мы теперь называем бюрократией, не было и в помине. Проще говоря, если при дворе некоего царя Додона был человек в чине конюшего, не надо полагать, что это то же самое, что нынешний начальник Генерального штаба. Так, канцелярии высших чиновников Византии размещались в их собственных домах. Посольства иногда отправлялись за счет посла, а сборщики податей были материально ответственны за сбор установленных сумм.

В древности, когда сферы общественной жизни были еще не так дифференцированы, проникновение действий одного общественного органа в сферу другого было еще не столь опасно, как сегодня. Тем более что большинство учреждений государственно-правовой сферы выдифференцовалось из личной жизни людей, из их общей культуры. Первые германские государства образовывались на основе дружин, сообществ боевых друзей. Достаточно быстро это состояние сменилось более специализированными формами, но первые германские (и викингские) королевства были образованы не подневольными солдатами, не наемниками, не религиозными фанатиками, а друзьями, с соответствующим комплексом чувств – верность, взаимовыручка, критическое отношение друг к другу, равенство и т. д. Точно так же важнейший правовой инструмент – документ, удостоверяющий личность, – возник из греческого культурного обычая, ксении. Иногда люди, проживавшие во враждующих городах, сдруживались. И тогда они брали дощечку и ломали ее пополам, и каждый брал свою половину. И если через много лет к одному из них приезжал совершенно незнакомый человек, предъявлял половину дощечки с характерным изломом и рисунком, и говорил, что он – двоюродный племянник давнего друга хозяина дома, а в Фивы выбрался по делам, то получал он кров и защиту от недружественных горожан, становился как бы членом семьи приютившего его хозяина. Эти дощечки, перекупаемые и одалживаемые купцами и дипломатами у людей, связанных Ксенией, дружбой, и послужили прообразом документов, удостоверяющих личность.

Как это часто бывает в развитии организмов, черты, проявляющиеся на ранних стадиях развития, в случае каких-либо нарушений возникают у взрослых форм. Когда современное общество заболевает, у него проявляются детские, давно изжитые в здоровых обществах черты – власть снова становится личным, семейным делом. Сегодня ситуация иная: высокоспециализированные структуры государственно-правовой жизни, впадая в детство, грозят обрушить всю общественную жизнь. При смешении деятельности разных сфер в обществе возникают опасные напряжения, и огромные, развитые и даже переразвитые государственные образования, разрушаясь, грозят похоронить под своими руинами все общество. Современное государство достигло чрезвычайной степени развития, его институты очень дифференцировались, и теперь образ его действий попросту смертелен для культуры и экономики, когда проникает в их сферы.

Вот, например, способ образования правоохранительных органов, принятый в мусульманских городах VIII–IX вв. В городах существовали банды «плутов», или «молодцов», а попросту – разбойников, воровавших в городе и грабивших караваны. Разные банды соперничали друг с другом и подвергались преследованиям со стороны стражей порядка. Достаточно сильный предводитель банды мог расправиться с конкурентами и победить городскую стражу. После этого правитель города вручал ему печать и знаки отличия главы городской стражи, и его банда начинала грабить купцов на законных основаниях, посредством взимания пошлин. Защищаясь от конкурентов – нелегальных разбойников – такая стража выполняла свою «правоохранительную функцию». В случае же появления «чужих» разбойников, гастролеров, глава городской стражи, прекрасно осведомленный об особенностях местного городского «дна», эффективно вылавливал преступников. Иногда атаманы разбойников таким путем становились эмирами (история эмирата Саффаридов). Выделение мафиозной банды в полицейскую структуру происходит по естественным законам корысти и встречается и сейчас, однако такой путь создания правоохранительных органов не может быть признан нормальным.