Открываю тяжелую деревянную дверь и иду по неровному светлому линолеуму. Окрашенные наполовину зеленой краской стены, уставшая штукатурка на потолке и запах непроветриваемого чулана.
М-да.
Антисанитария полная.
Вокруг ни души. Свет неприятно мигает. Никакого Нового года не чувствуется!
Учитывая довольно… м-м… летний наряд под пальто, мне пришлось предусмотрительно надеть длинные сапоги из белой кожи, именуемые подругой Катькой не иначе как «шлюшьи». Устойчивые каблуки глухо отстукивают мои шаги.
Сначала они частые и уверенные, а затем редкие и несмелые.
В кабинете с металлической табличкой «Приемная Главы Администрации» тихо. Замираю у приоткрытой двери и… подглядываю.
Ш-ш-ш…
Морозко ставит на край дубового стола коричневую барсетку. Видимо, она у него вместо посоха? Настоящее сокровище!..
Прыскаю со смеху, зажимая холодной ладонью обветренные губы. Тело мгновенно бросает в жар. Как бы не заболеть, бегая в самый мороз налегке. Чего только не сделаешь ради первого оргазма!..
– Да, мам, – слышу низкий мужской голос. – Привет… Как вы?
– Кость, во сколько тебя ждать? – Включает звонок на громкую связь.
Он скидывает куртку с мохнатым воротником и активно разминает крепкую шею. Когда шапка отправляется в шкаф, вижу светлые взъерошенные волосы. На удивление ровно подстриженные.
Значит, он хоть и Морозко, но такой… С приставкой «new». На современный лад. Цивилизация ему не чужда. Парикмахерскую какую-никакую посещает.
– Я не приеду, – шмыгает носом Мороз. – Заболел. Отмечайте без меня…
Тут же злюсь. Какой деловой, однако! У него вон какие колеса на тракторе, отовсюду выберется. Захотел – поехал, захотел – нет.
А мне что делать?
– Паулина к тебе приедет? – слышен чуть высокомерный женский голос.
– Нет. Мам… Я же говорил. Перестань все время про нее спрашивать!
– Я еще надеюсь, что тебя переведут в Нижний Новгород, как и обещали. И вы будете вместе. Где же это видано? Ты столько лет работал, Костик! А тебя в ссылку! В какое-то Палкино!
– В Елкино, – бурчит.
– Да хоть в Елки-Палкино! Такой руководитель пропадает в самой настоящей дыре.
– Здесь не дыра. Здесь… – он подходит к большому окну, – недурно.
Я медленно осматриваю широкие, будто у первоклассного пловца, плечи, широкую спину. Вот же ж! Все у него широкое. А… нет. Бедра узкие.
И правда, недурно!
– Ты бы съездил к главному-то… на поклон, Кость.
– «Каждому кланяться – голова отвалится».
– Надо съездить!.. – настаивает мамаша.
– Закрыли тему, – злится. – Счастливого Нового года!.. Анька с пацанами у тебя будет? Или нашла кого поинтереснее?
– Да кого она найдет! «У нашей дуры – ни лица, ни фигуры… Вся в папеньку». Ты же знаешь.
– Зря ты так. Не обижай сестру!.. – недовольно ворчит Морозко. – Ладно, давай…
Спрятав руки в карманах брюк, он направляется к столу, заставленному блестящими алюминиевыми ведрами и, пододвинув на пару миллиметров свое сокровище – барсетку, садится.
Я решаюсь.
Стучусь кулачком о шершавый дверной косяк и заглядываю в кабинет.
– Константин Олегович, к вам можно?
– Вы от кого?..
Дойдя до середины кабинета, замираю на месте.
Первое, что вижу, – не такой уж он и старый. Лет тридцать с хвостиком.
Мы оба друг друга рассматриваем.
Взгляд холодных голубых глаз слишком надолго задерживается на моей груди, и я ужасно пугаюсь. Тут же пуговицы родненькие проверяю.
Выдыхаю.
Ложная тревога!..
Морозко, как по географической карте, едет дальше. Без пробуксовок осматривает мою шею, кудри, шапку Снегурки и лицо. Хмурится. Будто бы понимает, что свернул где-то не туда, и отправляется в обратный путь: лицо, шапка Снегурки, кудри, шея, грудь. Буксует.
Я краснею.
…Далее – талия, бедра.
Наконец-то сапоги.
Снова подвисает и почесывает двумя пальцами подбородок.
– Просил же Виолетту: только без ее путан, – ворчит и сразу тянется к телефону.
Меня будто в колодец с холодной водой бросают.
Это я путана?!
– Что? – пищу, вытягиваясь струной и расставляя руки на поясе. – Никакая я не путана. Вы о чем? Это вы, вообще, про меня?
– Можешь быть свободна, – поднимается он со стула и отворачивается. – Я свяжусь с Виолеттой и отменю заказ.
– Заказ? – как попугай повторяю.
Я от такой наглости в шоке. Про дорогу, пуговицы, оргазм – про все забываю.
Осматриваю мощную спину и затылок, а потом не выдерживаю такого оскорбления. Хватаю со стола пустое алюминиевое ведро и одеваю мэру на голову!