Вы наверняка слышали, дорогие читатели, что существует жанр святочного рассказа. Я же придумала новый жанр (или его разновидность): «Святочный детектив». В нем всё было по правилам: и история про сиротку, над которой нависла жуткая угроза; и слегка сентиментальный, добрый финал; и новогодний антураж — атмосфера приближающихся праздников, запах елки, ожидание подарков. Всё это, разумеется, на детективной основе. (Мой эксперимент воплотился в рассказе «Чудо для Нины»).
Идея мне показалась увлекательной и плодотворной, и я предложила участникам моего мастер-курса «Искусство детектива» написать рассказы в этом жанре для новогоднего сборника «Мороз по коже». Из обязательных требований я обозначила только два: действие должно происходить в новогодние праздники и развязка истории должна быть счастливой.
Книга, которую вы держите в руках, и есть итог их творчества. Приглашаю вас насладиться святочными детективами молодых авторов. Мороз по коже вам гарантирован!
С Новым годом и Рождеством!
— Внучок любимый приехал! — Сергей Иванович раскрыл руки, встречая бегущего к нему мальчика лет пяти.
— Дедуля! — обрадовался внук. Сергей Иванович подхватил его на руки и расцеловал. Потом обратился к молодой женщине, одетой в шубу:
— А вы когда приедете?
Она посмотрела на мужа, стоявшего у машины:
— Через несколько дней, ближе к Новому году. Дел очень много, успеть бы до каникул.
— Мы с Сашком ждать будем.
Они помахали отъезжавшей машине и дождались, пока та скроется за поворотом.
— Пойдем в дом. Я камин растопил, мандарины купил. Снеговика лепить будем? Снега было много, и снеговик получился знатный.
— Деда, давай его сделаем полицейским, как ты?
— Это как?
Сашок притащил фуражку и погоны.
— Деда, ну пожалуйста! Ты в прошлом году обещал!
Сергей Иванович сдался.
Они нацепили портупею с кобурой и пластмассовым пистолетом, навесили черно-белый полицейский жезл; воткнули форменные золотые пуговицы и погоны; залихватски надели милицейскую фуражку; повязали синий шарфик; морковку для носа и четвертинку апельсина на месте рта. Рядом поставили небольшой ящик, на него — корзинку с мятными леденцами и барбарисками.
Каждое утро внук первым делом бежал к окну:
— Доброе утро, товарищ лейтенант Снеговиков!
Но сегодня он почему-то молчал. Потом заплакал.
Сергей Иванович подошел к окну. Снеговик стоял голый — с него сняли все. Даже корзину с конфетами забрали. Сергей Иванович почувствовал, как по телу пробежал мороз: это как же обидели его внука, нехристи! Попытался утешить, но ничего не помогало, тот только горше плакал.
— Ну, погодите, я вам покажу, как моего внука обижать! — и потряс кулаком. — Придется вспомнить былую службу, — вытирая Сашку слезы. — Разыщем и накажем. Согласен?
Тот кивнул и тяжело вздохнул.
— Тогда одевайся и пойдем.
Они вышли из дому и обследовали участок. Ночью прошел небольшой снег и к утру остались странные следы — будто прошелся скелет. Следы шли от калитки к снеговику, долго топтались перед ним и вели обратно к забору.
— Что за шуточки?! — воскликнул Сергей Иванович. — За долгую службу такого не видывал!
Они вышли за калитку. Здесь их тоже ждал сюрприз — круг, как если бы тут поставили бочку. Чудеса да и только!
— Ну что ж, начнем, — угрожающе сказал Сергей Иванович.
Они пошли к проходной коттеджного поселка. Охранники чужих ночью не видели; свои въезжали по электронным пропускам.
Сергей Иванович с внуком направились к соседям — у тех на доме висели видеокамеры. «Теперь и я повешу», — поклялся он. На записях ничего не было видно — камеры не захватывали территорию их коттеджа. Соседи напротив уехали несколько дней назад, завтра должны вернуться.
На следующий день смотрели видеозаписи у них. Странную картину они увидели: ночью на полуосвещенную фонарями улицу возле коттеджа опустилась овальная тень; из нее вылетело нечто худосочное в черном плаще с капюшоном, перемахнуло через высокий забор. Существо подвигалось возле снеговика, вернулось обратно, и странная тень взлетела. У Сергея Ивановича снова мороз по коже пробежал верил бы в нечистую силу, так и решил бы.
Он призадумался: дальше где искать-то? В голове не укладывалось: не НЛО же к ним залетело. «Тьфу ты», — в сердцах сказал Сергей Иванович и перекрестился. —
— Сашок, вариантов нет. Придется завтра поездить по окрестностям.
Внук с надеждой смотрел на деда.
— Найдем. Обязательно найдем.
Они еще походили по поселку, людей поспрашивали. Новость быстро разлетелась по округе. Как водится, поползли слухи.
Одни утверждали, что поселок облюбовали инопланетяне, потому что на своих видеокамерах заметили овальный летающий объект. Записи залили в интернет, чем вызвали еще большее возбуждение в народе. Другие предположили, что кто-то проводит какие-то испытания. Третьи поговаривали о психотронном воздействии. А тут еще сын мэра, Иван Царев, исчез.
Жена мэра обзвонила соседей, знакомых, одноклассников, друзей; полицию подняли. Нигде нет.
Спустя двое суток вернулся. Поговаривают, в лесу был: избушку нашел; ночь наступила, решил переждать. Мятные леденцы и барбариски привез.
Сергей Иванович заинтересовался этим и вечером пошел к дому мэра. Его аргументы о снеговике и леденцах стали пропуском. Пригласили в дом. Он показал фото следов и круга у забора, снеговика до и после кражи. Поведал о переживаниях внука. Мэр согласился на встречу с сыном.
Они подошли к двери комнаты Ивана и мэр постучался:
— С тобой хочет поговорить человек, у которого обокрали снеговика. — И попросил: — Только будьте деликатней — он рассказал про какой-то маскарад. Чушь полнейшая. Но теперь злится на нас из-за того, что мы ему не верим.
Дверь стремительно распахнулась.
— Входите.
Иван пропустил гостя в комнату и резко захлопнул за ними дверь. Сергей Иванович окинул его привычным цепким взглядом.
Пацану лет пятнадцать. Светлые, коротко стриженые волосы, дорогая одежда. Явно не робкого десятка. Но сейчас не знал, куда девать руки: то теребил пуговицы на рубашке, то приглаживал прическу. В глазах плескалась обида.
Он предложил Сергею Ивановичу стул и с вызовом спросил:
— И что, вы мне поверите?
— Расскажи, а там решим. Я раньше служил в дорожно-патрульной службе. Столько сказок от нарушителей правил движения услышал, вряд ли ты сможешь меня удивить.
— Только не смейтесь, — попросил Иван.
— Мне сейчас не до смеха: внука обидели, снеговика обнесли. И это перед Новым Годом! — и стукнул кулаком по колену. Показал фото снеговика и следов. — Считаю, найти вора — дело чести.
Спохватился:
— Сергей Иванович я. Доклады…, - поперхнулся, — так что вы можете сообщить? — и автоматически переключился на рабочий режим.
Иван внимательно посмотрел на него.
— История тут со мной приключилась.
Недавно, когда родители ругались в очередной раз, я сел на снегоход и уехал, куда глаза глядят. Не заметил, как заехал в глухой лес. Снегоход пришлось оставить и идти пешком.
Долго шел. В снег проваливался. Ботинки и брюки промокли, промерз. Уже вечерело, только луна и светила. Что делать, не знаю.
Тут меня кто-то за шкирку схватил. Перепугался я до чертиков. Оборачиваюсь: старик с длинной бородой, из-под генеральской папахи торчат серо-зеленые спутанные волосы вперемежку с листьями и ветками; лицо без бровей и ресниц, большие зеленые глаза светятся. Я чуть не умер!
А он:
— Что, касатик, заплутал?
Я кивнул — голос от страха пропал.
— Пойдем, гостем будешь.
Все, думаю, киднепинг; у отца будут выкуп требовать. Вот и прогулялся я.
Старик так и притащил меня на поляну. А там — избушка на курьих ножках. Сергей Иванович усмехнулся.
— Да не вру я! — запротестовал Иван. — Дальше рассказывать?
Сергей Иванович кивнул — почему бы сказки не послушать; Сашку понравится.
Заходим в сени, раздеваемся. Слышу скрипучий голос, явно женский:
— Слышал, в Новой Зеландии уволили штатного городского волшебника.
Старый мужской голос медленно проговорил:
— Не нужно людям чудо. Сами не умеют и другим не дают.
Заходим в комнату. Сидят двое: одна красотой и сморщенной кожей очень похожа на Бабу Ягу, честное слово; у другого на лице маска с черепом и костюм со скелетом, расшитый стразами. К маскараду готовятся, что ли?
— Кого это ты к нам привел, Леший? — спрашивает Баба Яга.
«Бандитское логово. Вот это я попал».
— Ивана, сына Царева, воеводы тутошнего, — и подтолкнул меня к лавке.
— Ага, клиент не из простых будет. Царевич, значит.
Огляделся я. Печь деревенская, мебель из грубых досок, посуда глиняная, на полу тканые дорожки, свечи горят. Ни телевизора, ни компьютера. Средневековье!
— Молока горячего выпьешь? Замерз, поди, Царевич.
«Отпад. И чего это она такая добрая?»
— Как насчет грога или глинтвейна? — терять мне уже было нечего.
— Ого! Малец расхрабрился, — заметил Леший.
— Все они смелые до поры до времени. А как в печь посажу… — ответила Баба Яга. Наклонилась к блюдцу с голубой каемочкой: — Глинтвейн.
Слышу — голос из блюдца рецепт диктует. Это что за гаджет, думаю?
Сергей Иванович прикрыл рот ладонью — дальше сдерживать улыбку было невозможно.
— Глинтвейн так глинтвейн.
Баба Яга взмахнула руками. Из воздуха появился горшок с вином, гвоздика, кусочки имбиря, апельсиновая корочка.
Я офигел: «Куда я попал?».
Она поставила горшок в печь. Потом налила горячий напиток в кружку. Горница наполнилась ароматом пряностей.
— Готово! Испей, Царевич.
Глинтвейн меня согрел. Решил спросить:
— И как вы тут живете? И это в наше время!
— В какое такое время? — ехидно поинтересовалась Баба Яга.
— Где гаджеты?
Услышав это, мужик с черепом взбеленился:
— Сам ты гад! Ишь ты, замечания он тут делает!
— Да не вы гад. Техника современная так называется — гаджет. Сидите тут в своем лесу, ничего не знаете, темнота. Хотите, за пару дней все устрою?
— А родители? — поинтересовался Леший. — Искать будут — Царевич как-никак.
Ага, проверяют, прикидываются, что это не киднепинг.
— Неа. Даже не заметят. Все перестрелки между собой устраивают — кто кого больней заденет. А потом на меня переключаются — воспитывают. Я у вас хоть отдохну, а то дышать не дают. Связь есть? — доставая из кармана мобильный.
Они переглянулись:
— Какая связь?
— Мобильная. Телефоном пользуетесь?
Они возмутились:
— Чего несешь?!
Кажется, я попал в старые времена? Осторожнее надо.
— Ладно. Давай в твое блюдце с голубой каемочкой покажу. Скажи ему: мобильный телефон. Блюдце погудело. Появилось видео с говорящими по телефонам людьми.
— Мать честная! — Баба Яга так и присела. — Это что же, люди теперь как мы — колдовать умеют?
— Нет, это технику такую придумали, — и приказал блюдцу: — покажи телевизор, компьютер.
Лучше б не показывал. Потому что троица долго сидела в ступоре, глядя в него.
Прошел, наверное, час. Первым очнулся Леший:
— Я тоже такое хочу: раз — нажал кнопку и получил.
— И я, — эхом откликнулась Баба Яга, беспомощно опустив руки на колени. — Старая я волшебить — сколько веков за спиной. Хочется чего-то эдакого, человеческого: просто щелкнуть пальцами — и все само работает.
— Мне бы такое… — размечтался мужик в костюме-скелете, — я бы развернулся…
— Так купите, вам заказ привезут.
— Сюда? В глушь?
— Сами можете за заказом съездить.
Троица переглянулась.
— Поможешь?
— Отчего ж не помочь. Лишь бы в печь не сажали, — пошутил я: очень мне не хотелось в крематории погибнуть. А мне что — заказ в интернете сделал; Баба Яга поколдовала, оплатила.
— Машина есть — съездить получить?
— Чудные слова говоришь. Ступа есть, слетать можно.
С мужиком в костюме-скелете — Кощеем оказался — слетали, заказ привезли.
Установил, научил, как пользоваться.
Мы долго разговаривали по телефонам, глядя друг на друга. Потом кто-нибудь выходил и звонил нам. Как дети, новой игрушке радовались.
К концу дня напечатал на 3D принтере солнечные батареи — чтоб жили при электричестве, а не при свечах. На следующий день их и спутниковую антенну втроем установили на крыше. Распечатал чучела воронов, вместо глаз вставил им видеокамеры и по периметру на деревья навесил. Черный Кот над ними теперь главный.
Потом напечатал голубую каемочку и поставил вокруг монитора — все-таки бабке привычней. Пофоткались на телефон, в электронный альбом им закачал, на память. Тарелки и чашки напечатал каждому с их портретами.
В общем, апгрейдил я их. Теперь созваниваемся иногда, в гости зовут.
Сергей Иванович молчал: а что тут скажешь?
— Я никому не рассказал об этом. Да никто и не поверит: «Когда я был у Бабы Яги…», — засмеют. А вы верите?
Сергей Иванович поднял голову:
— И верю и не верю. Привычка, знаешь. Проверить надо. — Потом решительно поднялся, протянул руку: — Спасибо тебе. Теперь я знаю, что делать дальше.
На следующий день Сергей Иванович с внуком сели на снегоход, взяли дрон и квадрат за квадратом, как и положено, обследовали местность в указанном Иваном направлении.
Есть! Далеко в глухом лесу обнаружили одинокий домик. Лесник живет в такой глухомани, что ли? Завтра с утреца и поеду, решил Сергей Иванович.
Утро не задалось: темное небо накрыло поселок. Ветер усиливался, сметая и кружа снег с сугробов. К вечеру обещали пургу.
Сергей Иванович пригласил Ивана, показал видео с дрона:
— Эта избушка?
— Эта. — Иван помолчал, потом решился: — Я тогда не все рассказал вам.
Сергей Иванович вскинул на него сердитый взгляд.
На Рождество я был у них еще раз. Спрашиваю:
— Как Новый Год встречать будете?
Им и невдомек.
— Какой еще Новый год?
Пришлось рассказать про елку, про подарки под ней, про снеговика, про Новый год и шампанское, про куранты по телевизору, про загадывание желаний. Предложил посмотреть мультик «12 месяцев» и фильм «Морозко». Посмотрели.
Кощей почесал череп:
— А и правда, что это мы, волшебные существа, живем без праздника?
— И мне надоело по-старому — то есть никак, — присоединился Леший. — Хочу чего-нибудь необычного.
Баба Яга тоже поахала:
— Столько веков позади, а такое пропустили! И почему у людей и Новый год есть, и снеговики, и Рождество, и даже профессиональные праздники, а у нас, волшебников, ничего? Несправедливо!
— А у меня в детстве снеговика тоже не было, — сказал Леший. Уголки его рта печально опустились.
— Кощей, вот ты бы хотел Праздник Волшебных Сил?
— Не знаю… — Он растерянно засверкал глазницами. — Не думал…
Баба Яга вынула из печи противень с пирожками и выдала свежую идею:
— Новый Год — праздник для всех. Значит, и для нас тоже. Согласны?
Обвела соратников строгим взглядом. Они кивнули.
Снеговика лепили все вместе: я показал, как это делается, и они с шумом принялись за дело. Конечно, Баба Яга могла просто взмахнуть, и снеговик моментально появился бы сам. Но это настолько обыденно, что решили сделать по-людски.
Елку выбрали высокую, густую и украсили напечатанными игрушками. Гирлянду и фейерверк я с собой привез, в подарок. Баба Яга обеспечила шампанским. Волшебный Горшочек наварил густые щи и запек картошку с мясцом. В общем, Рождество мы встретили весело, у елки и снеговика. Гирлянду зажгли, фейерверк запустили. Компания была в восхищении. Вернулся домой и на следующий день узнал про вашего снеговика.
К концу рассказа Сергей Иванович уже не знал, верить Ивану или нет. Скорее допустишь, что инопланетяне портупею украли.
— Теперь-то вы мне верите?
— Теперь верю. Но все же нужны доказательства, улики. Сам понимаешь.
Сергей Иванович размышлял: «Бороться-то придется с нечистой силой. Невиданное дело! За бандитами, угонщиками гонялся, с авариями и нарушителями скоростного движения разбирался, в засаде сидел. А с волшебниками… И пистолет бесполезен. Страшно, аж мороз по коже. Справлюсь ли? Сергей Иванович посмотрел на внука. Нет, отступать нельзя.
До Нового Года оставалось двое суток. Сергей Иванович собрался, как в последний бой: в баньке попарился, веничком прошелся, чистую одежду надел. Вечером, когда Сашок заснул, Иван задал маршрут в телефоне; Сергей Иванович взял запасную канистру с бензином, сел на снегоход, наказал Ивану последить за внуком и направился в сторону избушки.
Продвигаясь по лесу, стал замечать, что деревья растут все ближе друг к другу; все больше появлялось толстых, старых, сухих, с причудливыми линиями голых веток. Все больше и больше лес становился заброшенным, куда явно не наведывался даже егерь. Все труднее становилось находить просветы для снегохода. Пришлось его оставить.
Тишина стояла такая звонкая. Нет — мертвая. Ее не перекрывало пение птиц, шорох проходящих животных. Да и следов не было совсем.
Вдруг каркнула ворона. Ей ответила другая, подальше. Голос третьей едва был слышен. У Сергея Ивановича похолодела спина, дрожь снова пробежала по коже легким морозцем.
— Если бы я не отслужил в милиции тридцать лет, подумал бы, что попал в сказочный лес.
— Вы там и находитесь, — услышал он громкий голос.
Сергей Иванович обернулся. Перед ним стояло странное существо с длинной бородой в овечьем тулупе и старой генеральской папахе со звездочкой.
— Позвольте представиться: Леший. Просто Леший. Хозяин здешних мест. А вы какими судьбами к нам?
Сергей Иванович потряс головой, зажмурился, открыл глаза. Леший продолжал стоять перед ним. Только теперь понимающе улыбался.
— Нет, служивый, тебе не кажется. Сие есть волшебный лес. Не каждому удается сюда попасть. Видать, надобность у тебя есть великая. Не так ли?
— Великая, — автоматически ответил Сергей Иванович и облизнул пересохшие от волнения губы.
— Пройдемте до наших хором, — приглашающим движением руки показал дорогу Леший.
У Сергея Ивановича по спине потекла тонкая струйка пота. «Ексель-моксель, я сплю», и перекрестился. Леший вальяжно шел впереди него.
Вскоре они пришли к избушке. Все, как Иван рассказал: куриные ножки — есть; по периметру поляны на деревьях вороны с глазами-видеокамерами; на крыше солнечные батареи, спутниковая антенна. Черный Кот взглядом, как рентгеном просканировал. Неприятное ощущение — словно мысли прочитал. Точно: только нечистая сила здесь жить и может.
Вошли в избушку. На вешалке висел черный плащ с капюшоном.
Разделись, прошли в горницу. Знакомо: грубая деревянная мебель, печь, дорожки на полу, на столе самовар пыхтит. И тут же монитор с голубой каемочкой. Перед телевизором тощий мужик в черном костюме сидит.
Сергей Иванович глянул на экран.
— Это что — «Последний богатырь»?
— Ага. Кино про нас сняли, — отозвался мужик.
Сергей Иванович встряхнул головой: держись, старик.
Баба Яга наушники сняла, усмехнулась:
— Старая я менять что-то, да и силенки уже не те. Вот Царевич и поспособствовал, гадами обеспечил. Науши подарил, теперь джаз слушаю.
Сергей Иванович воззрился на нее, хотел было спросить, да Леший присел на лавку, пояснил:
— Гаджетов понаставил, — и приосанился: мол, мы тоже не лыком шиты. — Теперь у нас визор движущиеся картинки показывает, и «нет» есть. Присаживайся, в ногах какая правда.
Сергей Иванович сел рядом.
— С чем пожаловал, касатик? — поинтересовалась Баба Яга.
— Кто-то внука моего обидел — снял со Снеговика амуницию и корзину с леденцами умыкнул. Нехорошо.
Тощий мужик возмутился:
— Корзина открытая стояла, бери не хо…
Баба Яга резко перебила его:
— Внука, говоришь, обидели, — и пробежала пальцами по столу. Посмотрела на Лешего.
— На нечистую силу всякий напраслину возвести норовит, — он нахмурил брови и его большие зеленые глаза потемнели.
Поколебавшись, Баба Яга показала на окно:
— Твоя амуниция?
Сергей Иванович подошел к окну и увидел снеговика при полном параде.
— Моя.
— Забрать хочешь? — вздохнул Леший. — А может, и нам праздника хочется!
К столу подошел тощий мужик и развернул барбариску:
— Лешему палка пригодится — русалок пугать. Правда, Леший? — Белый скелет на его черном костюме сверкнул стразами. — А я очень леденцы люблю!
— Новый Год на дворе. Не могу я видеть слезы Сашка! — взмолился Сергей Иванович.
— А нам что за это будет? — поинтересовался Леший. — От сердца отрываем.
Кощей издал смешок, при этом маска с черепом слегка перекосилась.
Сергей Иванович лихорадочно перебирал в уме варианты: дать взятку? Чем и какую взятку можно дать нечистой силе? Остаться в заложниках? А кто его выкупать станет? И как же внук?
— Иван говорил, 3D принтер у вас имеется. Может, напечатаете по образцу?
Баба Яга оживилась:
— А и то правда, — и посмотрела на остальных. — Давненько мы ничего не печатали. Ладно, неси все.
Сергей Иванович вышел из избы, завернул за угол и остановился: перед ним стояла ступа с прикрепленной к ней метлой. Он аж подпрыгнул: вот от чего след круга перед калиткой — ступа!
Стоп! Несуразица: на ней спереди значок Теслы прикреплен, сзади — номер ООО БЯ.
— Это Царевич резвился, — услышал он сзади голос Бабы Яги. — Еще на метлу сигнализацию поставил — а то Кощей и Леший все норовят безоплатно по девкам полетать. Теперь у меня «Stupa Tesla», гордость моя, на автопилоте летает.
На полянке перед избой рядом со снеговиком и наряженной елью Кощей разворачивал очередной леденец.
Сергей Иванович вез домой подарки: два ворона с глазами-видеокамерами ему, амуницию и шишки с кедровыми орехами — внуку. Напоследок троица пригласила на Новый год к себе в гости, а Кощей просил привезти ему побольше леденцов.
К утру Сергей Иванович был дома. Сашок только что проснулся. Сергей Иванович выложил перед ним добычу:
— Наряжать будем?
Сашок запрыгал по кровати:
— Ура!
Днем купили корзинку, насыпали леденцов, Сергей Иванович пояснил — для гостей. В эту ночь Сашок спал спокойно.
Утром, как обычно, Сашок поприветствовал снеговика, а Сергей Иванович рассказал о встрече с Бабой Ягой, Кощеем и Лешим.
— В гости звали — Новый год справлять. Едем?
Так, шарики для Марь Петровны из отдела кадров на месте, коробка конфет для секретарши Ниночки тоже, бутылочка коньяка для завхоза Васильича уютно поблескивает на дне пакета, блокноты, ежедневники, вроде ничего не забыла… Завтра в полной готовности появлюсь в родном издательстве и всех обойду с поздравлением, хоть небольшой сувенир, но вручу.
С чувством выполненного долга отправилась спать. Утром сквозь сон услышала: «До вечера, малыш!» Это муж — он уходил на работу раньше — посылал мне в спальню флюиды тепла, заботы и… «Мусор захвати, Сережа! В коридор выставила!» Ну что ж, пора и мне вставать. Платье приготовила с вечера, макияж минимальный, боевую раскраску племени гуронов не приветствую, главное — свежесть и естественность. Глоток кофе, последний взгляд в зеркало…
Стоп, а где же пакет с так тщательно подобранными и упакованными подарками?! Спокойно, может, Сергей его просто переставил, за шкаф задвинул, за вешалку… Да что же это такое, нет нигде! Мамочки, неужели я пакет с мусором поставить забыла, а он подумал…
«Сережа, Сережа, возьми трубку, ну возьми трубку!» Часы тем временем неумолимо отсчитывали минуты, так, если пробки, уже опоздаю, ехидная Марь Петровна из отдела кадров красноречиво постучит пальцами по циферблату своих часов, это в лучшем случае, в худшем — припомнит все мои опоздания и настрочит начальству кляузу.
«Малыш? Что случилось?» — «Сережа, ты брал пакет в коридоре?!» — «Брал, ты ж сказала — мусор вынеси!» — «Сережа, ты выбросил пакет с сувенирами, которые я собиралась подарить своим коллегам!!!» — «Ну так купи новые!» — «Что ты говоришь?! Я их полмесяца собирала, каждому по его вкусу, всё учла!!! Ты понимаешь, что ты наделал?!» — «Хм, а что, если в мусорный бак заглянуть? Я не так давно уходил, вряд ли туда много накидали?» — «Ты что, идиот?!» — «Нет, а ты не идиотка, поставила пакет с подарками вместо мусора?!»
Слезы закапали на экран мобильника, я судорожно нажала на кнопку отбоя. А что, если и правда? Я только схожу, загляну с краешка, вдруг мой пакет там один-одинешенек сверху лежит, ведь может же быть такое, почему бы и нет, Новый год все-таки, новогодний ангел, если ты есть, сделай так, чтобы… Ух и темнотища, начало девятого, а на улице хоть глаз коли! Да еще и снег повалил. Придется мобильником светить… Так, здесь ничего похожего нет… Здесь тоже…
— Анечка! Что это вы в баке ищете?! — Соседка материализовалась словно из воздуха.
— Ой! Да так, ничего, Людмил Санна. Я просто мусор выносила, показалось, что перчатку выронила. Да вот же она, надо же, темно, не видно ничего.
— И не говорите! Что-то намудрили в правительстве с этим временем, ясно же, что надо часы назад перевести, как в северной стране можно жить по летнему времени зимой?! Совсем о людях не думают! С наступающим вас, Анечка, и мужу вашему передайте поздравление!
— Да-да, Людмил Санна, и вас, и вас тоже!
Господи, да когда ж ты уйдешь уже, вот принесла нелегкая в такую рань, она вообще спит когда-нибудь, теперь все соседи будут в курсе, что Анька со второго этажа (надо же, а такая с виду интеллигентная, одета хорошо!) в помойке роется! Слезы опять навернулись на глаза — что же за невезуха такая! Да пропади всё пропадом… Ой, мой пакет! Точно мой! Мама родная, на самом дне пустого бака, как же я его оттуда достану?!
Здесь какой-нибудь Майкл Джордан нужен, или Сабонис, на худой конец, и то сомневаюсь. И подцепить-то нечем, каменные джунгли какие-то, ни палочки, ни веточки на дорожках, вот нашли дворника, просто помешан на чистоте, да что ж за баки такие гигантские, на каких они людей рассчитаны! Впрочем, о чем это я, они на мусор рассчитаны, а не на таких растяп, которые пакеты сначала выбрасывают, а потом их вытащить пытаются.
Ура, машина едет!
— Помогите, помогите!
Ну, конечно, какой же нормальный водитель остановится, если у мусорных баков растрепанная тетка руками размахивает, да еще кричит «Помогите!» Придется мне плестись на работу без подарков, с жутким опозданием, брр-рр-р… страшно представить! Лучше уж сразу в сугроб головой.
Ой, кажется, машина остановилась! Мальчик вышел, вот те раз.
— Послушай, а у тебя папа есть, кто за рулем, я не вижу!
— Нееее, седня мама!
Парнишка почему-то не уходил, продолжал возле меня топтаться. Я махнула рукой и, бесцеремонно повернувшись к нему задом, опять полезла в бак. Вот еще чуть-чуть, еще капельку!
— Тетя, тетя! — Мальчик дернул меня за куртку, когда я почти дотянулась до ручки пакета, и я шлепнулась на землю возле бака.
— Мальчик! Не можешь помочь, лучше не мешай! — прошипела я и снова попыталась перевеситься через край бака, рискуя туда свалиться. Палочку бы. Нет, ничего не выходит. Еще и темень, хоть глаз коли, а мобильник вот-вот сядет.
О, прав Сережка — я идиотка! Машина! У них же там какая-нибудь швабра наверняка есть или скребок на длинной ручке. Я вынырнула из бака. А где же мальчик?! И машины нет… Почудилось? Ну вполне возможно, когда вот так вниз головой полчаса висишь. Тут не только фиолетовые пятна перед глазами появятся, но и мальчики… кровавые… Господи, ну и чушь в голову лезет, при чем здесь «Борис Годунов»? «А был ли мальчик?» Снова не из этой оперы… Да какая уж теперь разница!
Чуть не плача, я решила заглянуть за баки, там всегда что-то валяется, вдруг ветка какая. Мамочки, что это? Или… Кто это?!
Я включила фонарик телефона и… Мой крик, наверное, услышали марсиане на Марсе, потому что тут же отправили на Землю межпланетную станцию, которую я увидела зависшей прямо надо мной. И хлопнулась в обморок.
Очнулась я оттого, что кто-то шлепал меня по щекам. Открыла глаза и спросила:
— А марсиане… где? Они уже улетели?
— Так. Все ясно, — произнес знакомый голос. — Сильный ушиб головы во время падения, вызвавший галлюцинации.
Из сумеречного тумана выплыло лицо Сени, нашего с Сережкой друга и по совместительству соседа. А еще Сеня недавно открыл частное детективное агентство. Я подняла руку и дотронулась до его лица, словно не веря собственным глазам.
— Сеня… там… труп…
— Где? — Сеня завертел головой.
— Там… за баком.
— А тебя зачем на мусорку с утра пораньше понесло?!
— Сережка… вместо мусора выбросил мой пакет с подарками для сотрудников. Я искала… Сеня, он там… лежит.
— Кто лежит? Пакет? Где лежит?
— И пакет тоже. А еще… Труп.
Один за другим зажигались окна в доме. Видимо, мой вопль перебудил не только близлежащие галактики, но и всех соседей. Зрение ко мне вернулось настолько, что я смогла рассмотреть: Сеня стоит на снегу в шлепанцах и полуголый, в одних трусах.
— Так, труп, если он там лежит, теперь уже никуда не денется. А я хоть сбегаю оденусь, а то ведь в сосульку превращусь.
— Сенечка, не оставляй меня одну… с трупом, — взмолилась я.
— Хорошо, вставай давай. Можешь идти?
Я кивнула, Сеня обнял меня за талию, и мы поползли к подъезду. Хорошо, что у него первый этаж, наверх по нашим крутым лестницам я бы точно не дошла. Сеня завел меня в свою квартиру, усадил на диван.
— Сиди, сейчас я тебя коньячком взбодрю!
— Какой коньячок, валерьянки дай!
— Ты точно умом повредилась, откуда у меня валерьянка?! На вот, пей. И лимоном зажуй.
Он сунул мне под нос резко пахнущую янтарную жидкость, которая плескалась на дне стакана. Уже от ее запаха в голове у меня почти прояснилось. Я бесстрашно глотнула, горло обожгло, я закашлялась, но Сеня был наготове с лимоном.
— Сиди тут, а я на мусорку! Мне нужно осмотреть место происшествия на предмет улик. Пока никто не набежал и место преступления не затоптали.
— Стой, ты куда! — я схватила Сеню за штанину джинсов, которые он на себя натягивал. — А я что, здесь одна останусь?! А если убийца захочет убрать меня как свидетеля?
— Сначала он должен понять, что ты находишься именно в моей квартире. К тому же ты ничего не видела. Ну вот и сиди здесь!
— Нет! Что я ничего не видела, убийца тоже не знает! И решит устранить меня, на всякий случай! — закричала я. — Я с тобой! Уже вполне могу идти!
Сеня махнул рукой, и мы вышли из квартиры. У мусорных баков по-прежнему никого не было. Сеня заглянул за бак, там все так же лежал труп, наполовину занесенный снегом. Сеня обошел вокруг контейнеров. Старый диван с пружинами, пробившими сиденье, продавленное кресло, разбитый унитаз и поношенные тряпки, которые кто-то вынес в картонной коробке, все так же обретались на мусорке и покорно ждали того часа, когда окажутся на общегородской свалке. Никаких улик в поле нашего зрения видно не было.
— Хм, снег валит, ничего не найдешь тут, даже если и остались следы. Так, постой, а это что такое?
— Где, где? — я от любопытства чуть шею не свернула, пытаясь заглянуть ему через плечо.
Сеня наклонился и поднял с земли какую-то кастрюлю. В ней плотным комом на дне застыло что-то тестообразное. Сеня понюхал.
— Пахнет пельменями. Похоже, это орудие убийства! Тебе случайно не знакома эта кастрюля?
— Случайно нет. — Я все же пригляделась: зеленая эмалированная посудина, с отколотой эмалью у донышка. — Что ж я, кастрюли всех наших соседей помню! Дом, конечно, у нас маленький, но вот со студентами с первого этажа я еще не знакома, они недавно здесь квартиру сняли, в гости не приглашали.
— Ну что ж, придется сделать обход квартир.
Я в ужасе уставилась на него. Ну ладно, наш старый восьмиквартирный дом, который уже лет пять как обещали снести, можно обойти за полчаса. Но прямо рядом с нами год назад появился закрытый жилой комплекс. Такая стеклянная башня, возведенная по всем канонам новомодных веяний, квартир на двести. Кастрюля могла прилететь и оттуда. Если бросил ее чемпион по метанию диска.
Жильцы из башни пробирались на машинах в свой двор, скрывались в убежищах из стекла, дерева и пластика, а после наступления темноты даже носа не высовывали из-за занавесок. Видимо, думали, что в нашем обшарпанном домишке постройки середины прошлого века (ага, пленные немцы еще сооружали) живут только бомжи и бандиты. И наверняка они укрепились в своем мнении, когда с какого-то балкона украли сушилку для белья, вероятно, на металлолом. Вместе с гардеробом. Мы же за неделю эту башню не обойдем, да нам и не откроет никто.
— Думаю, все же нужно вызвать полицию!
— С ума сошла! Это, можно сказать, мое первое дело, а ты — полицию! Подруга называется! Я сам это дело раскрою, а им принесу на блюдечке с голубой каемочкой. Про меня еще сериал снимут! И в газетах напишут!
Сеня решительно зашагал к подъезду. Я засеменила за ним. Понятно, что сегодня на работу уже не попаду. Так и подарки пропали! Ну все, увольнения мне не избежать…
Только мы открыли дверь, как оттуда прямо на нас выскочила соседка тетя Зина.
— Аааа, вот у кого моя кастрюля! — заверещала она. — Не успеешь потерять свою вещь, как ее уже заграбастают!
Она вцепилась в кастрюлю, но Сеня был в другой весовой категории и уже целых полгода ходил в спортзал. Кастрюлю ему удалось отбить.
— Это не кастрюля, это улика и вещественное доказательство! — завопил Сеня, отпихивая тетю Зину и прикрывая кастрюлю своим телом.
— Какое такое вещественной доказательство? — тетя Зина отступила в недоумении.
— А вот такое! Этой кастрюлей человека убили! Вон за баком его труп!
Тетя Зина схватилась за сердце и села прямо в сугроб.
— Как?! Я же… там же не было никого! Я же… Я не хотела… убивать. Я по телефону с дочкой разговаривала, в Америке вечер сейчас, а в кастрюле пельмени варила. А дочка плакала… На мужа жаловалась, денег, жмот американский, не дает, выделяет на хозяйство копейки. Я ее утешала, домой звала… А пельмени… Когда вспомнила, они уже в ком слиплись. Я так разволновалась, а тут еще и это. Я кастрюлю в окно и швырнула…
Сеня мрачно покачал головой.
— Убийца найден, похоже, придется вызывать полицию.
— Сенечка, не губи! — зарыдала тетя Зина. — Я тебе взятку дам! Или проси, что хочешь!
— Где убийца? Кого убили? — раздался сзади хриплый голос. Мы подскочили от неожиданности. Я медленно обернулась. Сзади стоял наш дворник, дядя Юра. Заснеженный, с метлой в руке, ну чисто снеговик. И потирал рукой голову.
— Вон за баком мусорным, пойдемте, покажу. А это, — Сеня потряс кастрюлей, — орудие убийства. А это, — он показал на всхлипывающую тетю Зину, — убийца!
Дядя Юра пытался Сене что-то сказать, но тот его уже не слушал, а бежал к мусорным бакам.
— Вот, — зловеще произнес он и театрально вытянул руку.
Тетя Зина, пыхтевшая сзади, заглянула за бак.
— Сенечка, да там нет никого… — она растерянно развела руками.
— Как это нет? Только что был!
Сеня обежал вокруг контейнеров.
— А где же труп?! Мы же его видели…
— Да живой я! Я ж тебе сказать пытаюсь, — прохрипел дядя Юра. — Стою у бака, только собрался снег чистить, как — бац! По голове меня чем-то шарахнуло, я за бак и свалился. Снег холодный насыпал на лицо, пришел в себя, звал, звал хоть кого-нибудь, потом сам встать попытался. Башка теперь болит… Хорошо шапка у меня толстая. И голова крепкая…
— Юрочка, — зарыдала тетя Зина. — Милый мой, прости ты меня, дуру старую! Пойдем, я тебя пельменями накормлю, да еще и стопочку налью.
— Ну ты, Зина, даешь. Если так после каждой переваренной лапши из окна кастрюлями будешь кидаться… Я не знаю, кто тут живой останется.
— Да я ж расстроилась, из-за Лидки, ну ты знаешь, американец ейный… — они пошли к подъезду, поддерживая друг друга.
— А как же мой пакет! Дядя Юра, стойте! Мой пакет с подарками, который Сережка случайно в бак выбросил! Я достать его не могу, он же на самом дне.
— Ну не беда, сейчас что-нибудь придумаем! — дядя Юра, охая и кряхтя подошел к баку — в этом? — примерился, как-то по-особому ухарски крякнул, оторвал его от земли, наклонил и крикнул: «Давай доставай быстрее, а то у меня щас, чесслово, пупок развяжется!» Я схватила метлу, нырнула в недра бака, и подцепив черенком пакет за ручки, вызволила его из заточения!
— Дядя Юра! Вы… вы… мой новогодний ангел!
— Да уж, это точно — с метлой!
Про Сеню все забыли. Он молча махнул рукой и сгорбившись пошел к подъезду. Мне стало его жалко. Первое дело как-никак наклевывалось. Эх… Ну у него всего-навсего дело не выгорело, а я уж точно теперь без работы останусь. На часах было без пятнадцати десять. Рассвело, снег продолжал невозмутимо падать, мирозданию не было никакого дела до наших людских перипетий, оно жило по своим законам.
Дверь родного учреждения я открывала… нет, не с опаской, а просто покрывшись липким потом, несмотря на десятиградусный мороз. Сейчас мне достанется на орехи…
— Анечка! — Ко мне из конца коридора неслось какое-то существо в развевающихся одеждах, окутанное плотным облаком чего-то фантастически-французского, в блестящем парике. — Ну ты даешь! Мы заждались уже! Начальство даже поздравлять без тебя не стало! Вот пока наш самый талантливый редактор не появится, праздник не начнется!
— Марь Петровна?!
— Да, она самая! Только не Марь Петровна, а Мари! — Воздушное облако кокетливо поправило съехавший набок парик.
— А я… заявление… вот. По собственному… на полдня опоздала… Только сувениры раздам… в последний раз…
— Анна! Какие заявления? Qu'est-ce que c'est «за-яф-ле-ни-э»? Завтра Новый год! А что это у тебя в пакете? Это всё нам?! Миша, Алексей Васильевич, Ниночка, посмотрите, какой к нам Дед Мороз пришел — с подарками!
Марь Петровна выхватила у меня злополучный пакет и унеслась в комнату, из которой доносилось подозрительное позвякивание и шуршание. В кармане давился звонками мобильник. Я сунула туда руку. Там что-то зашелестело. Шоколадка?! Откуда? Так мальчик был? Успел запихнуть, а я и не заметила. Машинально развернула обертку. На пол упала бумажка. Я подняла ее и прочитала: «Паздравляим с Новам годам! Жилаим щастя! Очень. Мы». Я прислонилась к стене и тихо заплакала.
— То есть ты учишься, а по вечерам подрабатываешь в библиотеке? — Элина обхватила ладонями чашку с кофе, отпила глоток. В гостях у Маши она была впервые, хотя коллегами они были давно. — Ничего себе! Я вот решила год пропустить, поработать, осмотреться. Не знаю пока, чего хочу.
Мария кивнула. Она и сама бы с удовольствием так поступила, но родители были непреклонны — только учёба!
— А почему ты в библиотеку пришла работать? — спросила она Элину. — По-моему…
— Я и библиотека — это разные вселенные? — подхватила та и поправила аккуратную, модно затонированную чёлку.
— Ну… да, — Мария смотрела на стильно одетую девушку и представляла её моделью или актрисой, но никак не работником библиотеки. Это она, Маша, невыразительная, с серыми волосами отлично подходит для выдачи книг и заполнения формуляров. Тем более, Маша видела, какие друзья заглядывают к коллеге — стильные, богатые. Берут любые книжки не глядя — лишь бы пообщаться с красавицей Элиной.
— Просто я книги с детства люблю. Особенно про приключения и чудеса. Вот ты веришь в чудеса?
Маша посмотрела в окно — до Нового года оставалось несколько дней. Улицы завалило снегом, который в кои-то веки не таял, зарплату выдали вовремя, хозяйка съёмной квартиры не повысила плату…
— Верю! — кивнула Маша. — В чудеса и неслучайные случайности.
— Интересно, — рассмеялась Элина. Потом оценивающе посмотрела на Машу и ухмыльнулась.
— У меня есть идея!
Они сидели в Машиной комнате, разложив на кровати костюмы. Переодевшись, Элина затолкала свои вещи в сумку, и положила её в шкаф.
— Я не могу, — Маша с ужасом смотрела на ярко-красную короткую юбку с чёрным хвостом. — Это слишком.
— А, по-моему, классно, — не согласилась Элина. Она только вчера сказала Маше, что берет ее с собой на новогоднюю костюмированную вечеринку. И за день ухитрилась найти костюмы им обеим — вот только уж больно экстравагантные.
Элина скорчила злую рожицу и повернулась к Маше:
— Настоящие демоны, что может быть эротичнее.
Маша вздохнула. Корсет, короткая юбка с хвостом, колготки в сеточку, чёрные рожки — выглядела она, конечно, броско. А с макияжем от Элины, которая принесла коробку дорогой косметики и умело нанесла все — от основы до завершающего глиттера — они вообще стали почти неразличимы. Обе стройные, яркие, только Маша чуть пониже.
— Идём, отлично выглядишь. Влад сказал, что модная вечеринка будет огонь. Вот и мы, прямо из пекла, — Элина набросила на плечи пальто и распахнула дверь.
— Тихо, — шикнула Маша, выходя следом. — Если Валентина Петровна нас увидит, она меня выгонит за разврат.
Валентина Петровна — пожилая, но вредная и любопытная хозяйка квартиры, взяла с Маши обещание, что та будет вести себя тихо и не водить гостей.
— Ладно, ладно, — прошептала Элина и на цыпочках выскользнула в коридор.
Они сбежали, хихикая, по лестнице, и вышли из подъезда на улицу. Около дома уже стоял красный спортивный автомобиль. Водитель опустил стекло и присвистнул:
— Вау, это куда такие красотки собрались?
— Влад, это Маша, Маша — Влад, — кинула Элина и, открыв заднюю дверь, залезла в авто.
— Очень приятно, — Маша полезла следом. Там уже сидел какой-то парень, от которого сильно пахло дорогим парфюмом. Он вытаращился на неё и её чёрные рога.
— Ну, я как в аду, — пробормотал он.
— Это Костя, новенький, — сообщил Влад Элине. — А Стёпу ты знаешь?
Стёпа обернулся с переднего сиденья. Зализанный качок, в чёрных очках и серебристом пуховике.
— Привет, девчонки. — кивнул он и сказал Владу: — Ну что, двинули.
Только когда Москва осталась позади, и они мчали по шоссе уже минут сорок, Маша робко спросила:
— А вы без костюмов?
Парни переглянулись, потом заржали. Особенно покатывался Влад.
— Костюмы? Мы чё, на ёлку едем? Ну даёте.
Элина возмущённо фыркнула:
— Но ты же сам сказал, карнавал, вечеринка.
— Чего-о-о? — Влад удивлённо вытаращился на неё. — Вообще не знаю, о чём ты.
— Всё ясно, — тихо шепнула Элина Маше. — Подстава. Извини.
«Просто супер, — подумала Маша. — Появиться на вечеринке золотой столичной молодёжи в костюме демона».
Влад довёз их до огромного коттеджа, расположенного в километрах ста от Москвы. Вокруг никого, только лес да поле, зато на территории — бассейн, спортивный зал, и всё возможные удобства. На входе их встретил охранник, влепив каждому печать на руку: круг с песочными часами внутри.
— Знак качества, — шепнула Элина. — После этого тебя вся нужная молодёжь зауважает. Ты зачем ладонь-то подставляешь, нужно тыльную сторону.
Но Маша уже получила свои песочные часы прямо в центр ладошки. Элина фыркнула.
— Дурочка. Вот и будешь теперь махать всём, чтобы заметили.
Хозяин дома — толстый и высокомерный Макс — был в восторге от демонских костюмов, решив, что это подарок ему лично. При этом он очень заинтересовался Машей и ходил за ней по пятам. Даже Элина не смогла его отвлечь. Маше удавалось прятаться первые два часа, но потом Макс нашёл её и под предлогом показать дом, утащил на нижний этаж.
— Это мой кабинет, — он распахнул дверь и широким жестом пригласил Машу войти. Крепко сжимая в руках бутылку шампанского и бокал, она прошла внутрь.
«Если что, дам ему по башке», — решила она и торопливо огляделась. Макс её кровожадных намерений не считал, так что пьяно хвастался своими навороченными девайсами и автомобильным парком.
— У меня три гоночных автомобиля, под окнами стоят. И я даже ключи не вынимаю из зажигания, потому что меня никто… слышишь, никто не посмеет ограбить. Все меня знают. И мой зелёный ауди тоже!
Маша одним махом выпила бокал шампанского и вяло кивнула. Макса это раззадорило.
— Хочешь, покажу кое-что? — он хитро улыбнулся и подхватил Машу под руку. — Только никому.
Маша покрепче ухватилась за бутылку, но Макс протащил её через весь кабинет, и остановился около большого барного шкафа. Нажал кнопку, спрятанную в ножке стола, и стенка отъехала, открыв панель с десятью экранами. На них мелькали гости, кто-то пил, кто-то курил или рассыпал на столе тонкую полоску белого порошка.
— Ты что, следишь за ними? — Маша так возмутилась, что ослабила бдительность. Макс тут же приобнял её, решив, что она потрясена его дальновидностью.
— Класс, да? У меня есть запись всего и всех. Если чёт нужно, показываешь — и человек твой.
— Шантаж.
— Точно. Причём запись идёт два дня, потом по новой. Так что, можно спокойно отрываться, после высыпаться, и только потом смотреть видео.
Он притянул Машу поближе, но она зажала себе рот рукой.
— Ой, что-то мне нехорошо, прости, — ткнув Макса кулаком в живот, Маша поспешила к двери. Выпитое шампанское и правда тормозило движение, но ей удалось добраться до выхода и взбежать вверх по лестнице. В прихожей никого не было, и она выскользнула на улицу. Вечер был морозный, но возвращаться в дом совершенно не хотелось.
— Вот ведь, компания, — бормотала Маша, вдруг осознав, что её и правда тошнит. Она еле добежала до ближайших кустов, где, всё ещё с бутылкой в руках, её вывернуло на белый искристый снег.
— Эй, а ты что здесь делаешь, дьяволица? — услышала она голос. Похоже, новенького, Кости. Видимо, вышел покурить или что там ещё делают богатые кутилы.
Она осторожно выглянула из-за куста. Костя стоял в стороне, держа в руках телефон. Увидев Машу, он напряженно улыбнулся, спрятал телефон в карман и пошёл к ней.
Это был последний момент, который Маша помнила отчётливо: идущего на неё улыбающегося Костю, правую сторону лица которого вдруг осветила яркая вспышка. Они оба, как по команде, посмотрели в окно коттеджа.
В доме ещё раз мигнул свет, а потом в окне медленно появился человек в темном костюме и маске. В руке у него был пистолет. За ним ещё один, и ещё. После чего мир взорвался. Гремели выстрелы, люди падали на пол, кровавые пятна расползались по дорогой ткани модных прикидов — и всё это сквозь оконное стекло выглядело нереальным, этаким крутым фильмом, где на вечеринку одного мафиозного клана нагрянула банда его конкурентов.
— Крёстный отец, — хихикнула Маша, скорее от шока. В ту же секунду кто-то дёрнул её за руку, и она повалилась в снег.
— Откуда ты взялась? — подозрительно спросил Костя, поглядывая то в окно, то на Машу.
— Я с Элиной пришла, — честно ответила она. Костя кивнул, вздохнул и… вытащил пистолет.
— Мне жаль, но тебе придется…
Он не успел договорить, потому что Маша нащупала в снегу свою заветную бутылку шампанского и изо всех сил стукнула Костю по руке. Рука опустилась, а Костя выругался. Оттолкнув его, Маша бросилась через кусты к парковке. Сзади раздались крики, ей даже послышались выстрелы, но она летела вперёд, думая только об одном — где искать зелёный ауди.
Завернув за угол, она сразу увидела машину. Та поблёскивала зелёными боками в неярком свете фонарей. Открыв водительскую дверь, Маша выдохнула — да, ключи были в зажигании! Водила она плохо, но и параллельной парковки сейчас никто не требовал. Она завела мотор, сняла с ручника и надавила на газ. Машина взвыла и рванула вперёд.
Выглянув из-за угла и осмотревшись, Маша быстро пробежала до подъезда и юркнула внутрь. Ей было холодно и страшно. Машину она оставила в соседнем дворе за мусорными баками, а номер замазала грязью. Не супер-маскировка, но всё-таки.
Дрожащими руками Маша открыла дверь в квартиру, шмыгнула мимо комнаты хозяйки и зашла к себе. Уходя, они не закрыли дверь — теперь это оказалось на руку, не пришлось греметь ключами.
— Что мне делать? — бормотала Маша, стягивая с себя юбку и корсет. Перед глазами опять появилось то самое окно, и руки у неё затряслись с новой силой. Она с трудом натянула брюки и свитер, и уже собралась выйти на кухню, как вдруг услышала звонок в дверь.
— Иду, иду, — Валентина Петровна прошаркала по коридору и, остановившись у двери, спросила: — Кто там?
— Полиция. Откройте.
Валентина Петровна охнула, Маша тоже. Защёлкали замки, в коридоре послышались голоса.
— Мы по поводу Марии Зубовой, она у вас проживает? — спросил кто-то хрипло.
— У, у меня, — заволновалась Валентина Петровна. — А что случилось?
— Убийство. И не одно. — строго произнёс хриплый. Маша представила тучного пожилого полицейского, как в детективных сериалах. Сурового и сердитого. И у него должен быть молодой напарник. Обычно он…
— Мы пока ни в чём не уверены, хотели бы уточнить у Марии некоторые детали. Как у свидетеля, — мягко произнёс второй голос.
…играет роль доброго полицейского. Вот только этого не может быть.
Она узнала голос молодого напарника. Она бы узнала его где угодно. «Мне жаль, но тебе придется».
Маша выглянула из-за угла. Всё верно! Костя в полицейской форме стоял и улыбался хозяйке квартиры. Маша быстро вернулась в свою комнату и метнулась к окну. Она весь год проклинала этот первый этаж с его шумом, снежками в стекло и сигаретным дымом курящих у подъезда подростков. Но сейчас первый этаж оказался спасительным. Она задёрнула занавески, вылезла в окно, как могла, прикрыла ставни и притаилась внизу. В комнате послышались шаги и крики.
— Костюм на кровати, она здесь была.
— Занавески, почему закрыты? Окно!
Дальше Маша уже не слушала, она быстро пробежала под окнами до угла дома и свернула во дворы. В голове вдруг прояснилось, и вместо того, чтобы бежать к метро, она дошла до мусорных баков, залезла в зелёный ауди и, задевая столбики забора, вырулила на дорогу.
— Запись. Мне нужна запись. Тогда они поверят. — повторяла Маша всю дорогу до коттеджа. Дорога заняла в два раза больше времени, чем в первый раз, потому что гнать по шоссе Маша боялась, ползла по правой полосе. И вздрагивала при виде каждой полицейской машины.
Но обошлось. Правда, к коттеджу она еле доехала — табло показывало, что бак пуст. Значит, назад пути не было.
Коттедж стоял освещённый. Тела уже забрали, но полицейские не уезжали. Маша дождалась, когда они сядут в машины, и шмыгнула в дверь. Она внутренне собралась, опасаясь, что ей станет плохо от запаха крови и смерти. Но на удивление, в коттедже почти не пахло — точнее, пахло свежим морозным воздухом, потому что двери были открыты. Зато и холод стоял как на улице.
Маша пригнулась и пробежала по коридору к лестнице, ведущей вниз. Прислушалась — вроде тихо. Осторожно спустившись по лестнице, она приоткрыла дверь в кабинет Макса. Здесь уже всё осмотрели — она заметила выдвинутые ящики и раскрытые дверцы комода и шкафа.
— Он сказал, что запись идёт два дня. Хоть бы она ещё не закончилась, — Маша нащупала на ножке стола небольшое углубление и нажала. Панель отъехала, открывая экраны. Запись ещё шла. Она выбрала центральный экран, нашла внизу кнопки управления и стала отматывать видео назад. Вот полиция заходит в комнату, вот тела лежат неподвижно, вот…
— О Господи, — Маша зажала рот рукой.
Чья-то фигура наклонилась над ещё живым Максом, который держался за живот.
— Сам виноват, не надо было так со мной, — прозвучал глухой голос. — Я тебе столько денег принесла.
Макс поднял руку, губы его зашевелились, словно умоляя о чём-то.
— Сам виноват, не надо было так со мной, — прозвучал глухой голос уже за спиной Маши. Она резко повернулась, не увидев, как на экране фигура в костюме демона достаёт пистолет и стреляет Максу в грудь.
— Элина. — в Машином голосе не было удивления или вопроса. Едва увидев на экране красный наряд, она поняла, кто организовал эту бойню.
— Извини, в тюрьму мне нельзя. — Элина прошла в кабинет и остановила запись. Она уже переоделась и была в своём бежевом пальто и синем шерстяном платье. — Я супермозг. Макс был идиотом, отрезал меня от поставок только потому, что я слегка наваривалась на его товаре. Подумаешь! Я ведь ему столько клиентов нашла.
— Ты? Наркодилер? Но…
— И не скажешь, да? Вот поступлю в институт в следующем году, расширю сеть, — Элина рассмеялась. — А тебе придётся ответить за всё, что я сделала.
Она прислушалась, тихо прокралась к двери и внезапно громко сказала:
— Как ты Макса-то жестоко. И за что? Толкала наркоту, а он не захотел с тобой больше иметь дел? Или, может, плохо с тобой обходился? Лучше иди в полицию — уверена, что они учтут все обстоятельства.
— Ч-что? — Маша не понимала, что происходит. Дверь скрипнула, распахнулась и в дверном проёме появился Костя. Он был в том же прикиде, что и вчера.
«Переоделся зачем-то», — мелькнуло у Маши. Костя дружелюбно посмотрел на Элину.
— Я всё слышал. Вот стерва, — он злобно глянул в сторону Маши. — Меня долбанула так, что я еле очнулся.
Он огляделся, увидел замершую на экране сцену.
— Она? — спросил он у Элины. Та кивнула. Костя подошёл поближе, загородив собой панель с управлением, потом увеличил картинку. Лица девушки видно не было.
«Ты же видел, как я уезжала» — хотел закричать Маша, но вдруг подумала, а видел ли Костя, кто уехал. Он же не преследовал ее, так что она вполне могла зайти в дом и добить Макса, а Элина в это время сесть в зеленую ауди. Маша даже застонала от отчаяния.
— Это не она, а ты, Элина, — вдруг ткнул пальцем в экран Костя. — У неё печать на ладони была, а здесь на тыльной стороне. Как раз та рука, что держит пистолет. Я помню.
Элина полезла в карман. Костя поднял руки.
— Ну-ну, я не собираюсь тебя сдавать. Мне бы только долю небольшую, вот и всё. Мне же Влад обещал, а теперь Влада нет — зато есть ты. Поможешь?
Элина оценивающе посмотрела на Костю, потом кивнула.
— Хорошо, но ты меня поддержишь.
— Разумеется. Я видел, как она, — он кивнул на Машу. — вошла в дом. А потом началось.
«Вот гад продажный, — подумала Маша. — А еще полицейский».
— Ок. Идём. Её оставим здесь. Убийца на месте преступления.
Элина быстро вытащила карточку с записью, спрятала её в карман пальто, потом направилась к выходу. У самой двери она развернулась — и всадила Косте две пули в грудь. После этого вытерла рукоятку и сунула пистолет оцепеневшей Маше.
— Мне придурки не нужны. — хмыкнула она. — А вот ты теперь разгребай. И главное — продолжай верить в чудеса!
Она хмыкнула, потом протянула руку:
— Дай ключи. Макс мне должен.
Маша даже не стала спрашивать — просто бросила ключи от зелёной ауди в Элинину ладонь. Но не успела та выскочить за дверь, как Маша подбежала к окну.
— Помогите, человек ранен, — завопила она, потом вернулась и опустилась около Кости. Тот хрипел что-то.
— Чего?
— Её нужно поймать, — тихо просипел Костя.
— В машине бензина нет. Поймают. — успокоила его Маша. Потом нахмурилась: — И тебя поймают.
Костя забулькал горлом, и Маша решила, что сейчас у него изо рта хлынет кровь, но оказалось, что он смеётся. Кряхтя, он перевалился на другой бок и расстегнул куртку.
— Чёрт, больно-то как. — он постучал себя по груди, закованной в панцирь бронежилета. — Кстати, я не подонок, как ты могла подумать. Просто под прикрытием.
— А-а-а, — только и ответила Маша.
— Отпустите меня! Я не виновата ни в чём! Это всё они! — послышался вдалеке возмущённый голос.
— Уф, надеюсь, запись нам поможет, — покачал головой Костя. — Накроем наркотрафик.
Маша как раз заканчивала работу, когда в библиотеку вошёл Костя. Она вопросительно посмотрела на него, но он только сочувственно улыбнулся.
— Пока ничего не нашли. Она знала, где камеры, и в них не видно ни одного из нападавших — поймать и потрясти некого. И её, кстати, тоже почти не видно. — Костя, глянул на Машу. — Хорошо, что я вас тогда нашёл в кабинете, а то против тебя столько улик было.
— Каких это?
— Я видел, как ты выходила на улицу, и возможно, впустила нападающих. Потому что кто-то же открыл им ворота. — начал Костя. — Да и по времени ты могла быть в доме после нашего… м-м-м… разговора в саду. И добить Макса. Я не видел, как ты уезжала.
— А печать? На ладони?
— Кто тебе мешал пойти и попросить поставить печать на тыльную сторону? — отмахнулся Костя. — Элина просто попалась. Повезло.
Они помолчали. Костя вздохнул.
— Но, увы, даже с моим свидетельством, на траффик нам не выйти. Элина отрицает свою вину и говорит, что ты все подстроила. А стреляла в меня, потому что испугалась — она и так пережила за эту ночь много ужасов. Пистолет не ее, нашла в коттедже. Наркотиков ни при ней, ни дома обнаружено не было. Она пока под замком, но через день-два придется выпускать.
— А сумка, которую она у меня оставила? — вспомнила Маша. — Там что?
— Одежда, книга и кокаин. Видимо, сэмпл. Но где весь остальной товар — неизвестно. Мы всё переры…
— Книга? — заинтересовалась Маша. — Какая?
Костя встрепенулся.
Представляешь, какой-то старый сборник фантастических рассказов. 1960 года. Это у вас здесь такие раритеты?
Маша напряжённо думала. В библиотеке полиция была — их начальница, Мария Степановна, разрешила осмотреть стенд с книгами, подсобку, шкафы с одеждой, но полиция ничего не нашла. И всё-таки Маша была уверена — что-то они пропустили.
— Понимаешь, к Элине часто приходили очень модные подростки. — стала объяснять она Косте. — А книги она им выдавала старые. Вот точно помню, она всё время за ними куда-то ходила.
Маша проверила по терминалу книги, выданные Элиной.
— Смотри, за два месяца почти всё издания из Секции 1, там непопулярное старьё и подаренные ненужные собрания сочинений.
— Действительно, странно, — кивнул Костя.
— Идём! Проверим! — Маша подскочила. — Секция 1 расположена в подсобке.
Она закрыла терминал и пошла по коридору между шкафов с книгами. Костя спешил за ней. Открыв дверь с надписью «Служебный вход», они спустились по лестнице вниз. Поплутав ещё несколько поворотов, Маша остановилась перед входом в тёмное подвальное помещение. Тусклая лампочка под потолком осветила два шкафа с потрёпанными книгами. В одном углу стоял ящик, в другом комод. На полу, затянутые полиэтиленом, громоздились пятьдесят безымянных томов. По пыли и грязи на полиэтилене было ясно, что находились они здесь уже давно.
— Ну что, с чего начнём? — спросила Маша.
Они перетрясли все книги, отодвинули шкафы, осмотрели ящик и комод. Костя даже вскрыл полиэтилен и достал пару фолиантов — пусто. Усталые и потные, они уселись посреди комнаты.
— Ничего, будем искать. — подбодрил её Костя, приобняв за плечи. Маша уныло кивнула.
— Библиотека закрывается, — в подсобку заглянула Мария Степановна. — Ой, Машенька. Я думала, ты уже ушла. Вы чего здесь сидите?
— Я строитель, — конспиративно заявил Костя. — Маша показывала ваше помещение, совета спрашивала, как что улучшить.
— Правда? — обрадовалась библиотекарша. — У нас пол провалился уже давно. Мы его сочинениями заставили, а то уж совсем вид неприглядный. Посмотрите?
Она подошла и ловко сдвинула несколько томов под полиэтиленом в сторону. Сквозь прозрачную плёнку стал виден пролом в полу. Только он был доверху заполнен чем-то плотным.
— Это Элиночка, наверное, заложила, чтобы не проваливалось, — объяснила Мария Степановна. — Чудная девочка, очень о старых книгах заботилась, всем их рекомендовала. Ты не знаешь, Машенька, что с ней, почему не приходит?
Костя наклонился и, вскрыв ножом полиэтилен, вытащил несколько томов. В открывшемся проёме лежали плотно уложенные пакеты с белым порошком.
— Боюсь, Мария Степановна, Элиночка ещё долго не придёт. — мрачно заметил Костя.
Маша стояла около метро и смотрела наверх. С неба крупными мягкими хлопьями падал снег. Как хорошо, что всё позади. Прошла неделя, и полиции удалось задержать несколько подростков, которые сдали Элину. А та, в свою очередь, выдала своих новых покровителей, по её наводке устранивших Макса и его людей. С Маши все подозрения были сняты. Можно было спокойно праздновать Новый год.
— Боялся, что ты придёшь в костюме, — раздался рядом голос Кости. — Ещё одной дьявольской вечеринки в этом году я не выдержу.
Маша обернулась. Костя стоял, держа в руках большой букет гербер и стаканчик с кофе.
— Что из этого мне? — поинтересовалась она. Костя расхохотался, вручил ей букет, после чего взял за руку.
— Идём, нас ждут на настоящей полицейской вечеринке.
— Как новый год встретишь…, - вздохнула Маша.
— Не как, а с кем, — поправил ее Костя, и потянул за собой.
дер. Морбье (Франция), декабрь 1899 г.
Эван встал раньше всех, натянул штаны и шапку, закутался в мамин пуховый платок… Когда папа спустился вниз, мальчик уже стоял у двери и держал веревку от санок.
— Вот как?… — Папины усы разъехались в улыбке. Он поправил ремень на своем большом животе, застегнул пальто и сказал: — Ладно, пойдешь сегодня со мной…
— Ура! — крикнул Эван и сразу деловито засуетился. — Так, мама сказала, что надо купить молока и хлеба. А еще елку выберем, да? Ты обещал, помнишь?
— Помню-помню… Шапку только завяжи — смотри, какой там колотун.
Они вышли на Белую улицу. По обе стороны от нее лежали большие сугробы. Соседские ребята уже носились и сыпали друг другу за шиворот снег. Эван дыхнул и залюбовался вылетевшим изо рта облачком пара.
— Садись, а то все елки без нас разберут! — Отец дернул за веревку, и санки с Эваном быстро заскользили к центральной площади.
Деревня Морбье спряталась в горах Юра, на границе со Швейцарией. Жителей было немного, и накануне Рождества все они любили собираться на рынке. В центре, по традиции, стояли сыровары и часовщики: сыром морбье жители деревни гордились не меньше, чем своими деревянными часами. Пока дети бегали в церковь любоваться на рождественские ясли, взрослые переходили от одной лавки к другой и обменивались последними новостями. Торговцы заманивали к себе разноцветными ленточками, яркими звездами и глиняными фонариками.
Эвану было очень приятно, что все кланялись его папе. Поль Дюбуа был единственным полицейским на всю деревню, и мальчик всегда старался брать с него пример.
— Свежие пироги! Горячее вино! Кому шерстяные носки? — кричали из разных концов, а продавщица овощей Алис спросила:
— Эван, ты сегодня с папой? Это он тебя охраняет или ты его?
— Это я его охраняю! — важно ответил Эван.
— Пять лет, а ты такой взрослый!
— Алис, а что, сырная и мясная лавки сегодня закрыты? — спросил папа Эвана.
— Про Анри не знаю — не появлялся, а Мартин торгует сегодня у церкви.
Первым делом Эван с папой купили пакет пряников и выбрали маленькую, но пышную елку. Эван тщательно привязал колючую к саням, уже представляя, как будет украшать ее дома. Затем папа купил молоко и другие продукты, и они пошли к мяснику Мартину за кроликом.
У мясной лавки собралась толпа.
— Ах, господин Дюбуа! Вы как раз вовремя, — схватила за рукав папу Эвана прачка Доминик. — Там Вампиршу убили!
— Что? — переспросил тот. — Убили Фриду Гиенхайм?
— Да! Ее слуга говорит, что ей прям кол в сердце воткнули! Вот так. — При этом Доминик сделала вид, будто замахивается и ударяет. — Теперь не пить ей чужой кровушки!
Фрида Гиенхайм была бездетной вдовой швейцарского часовщика. Муж после смерти оставил ей состояние, которое позволяло жить так, как хотелось. А хотелось Фриде внимания и любви. Сильно она не гуляла, но с тех пор как женщину стали замечать в компании молодых людей, злые языки прозвали ее Вампиршей.
Толпа расступилась перед Полем Дюбуа, как перед большим кораблем. Слуга убитой стоял рядом с мясником Мартином и при виде полицейского опустил глаза.
— Господин Дюбуа, помилуйте моего сына! — пробасил Мартин. — Он никогда бы не смог никого убить!
Казалось, что об убийстве Фриды знала уже вся деревня, кроме самого Поля Дюбуа… Он обвел толпу негодующим взглядом и сказал слуге Вампирши:
— Пьер, пойдем, покажешь, что у вас там случилось. Доминик, вызовите сержанта в дом Гиенхаймов. А ты, Эван, — обратился он к сыну, — тащи елку и продукты домой. Сам справишься?
— Справлюсь, конечно! — Эван поправил упавшую на глаза шапку, взял у папы из рук веревку и потянул санки за собой к дому. Как взрослый.
Мужу Фриды обычно мешал шум, поэтому он построил свой дом на окраине Морбье. Со стороны улицы располагалась его лавка часовщика, а жилые комнаты выходили в сад, за которым открывался вид на горы.
— Пьер, что у вас случилось? Когда ты обнаружил труп? — спросил Дюбуа. Он уже начинал задыхаться от быстрой ходьбы.
— Около десяти, господин Дюбуа, — ответил старый слуга, поправляя шарф. — Госпожа Гиенхайм всегда просыпается рано. А тут я ее на завтрак звал — не ответила, потом еще раз стучал, когда принесли газету, — тоже тишина… Я уже места себе не находил, поэтому, когда к нам пришел брат госпожи, Анри, я решил открыть ее комнату своим ключом. Открываю, а она на полу в крови, бледная вся… А в груди дыра! — перекрестился дрожащей рукой Пьер.
— Ты почему сразу за мной не послал? — спросил Дюбуа.
— Я закричал. В комнату прибежал Анри и сразу набросился на Батиста…
— На какого Батиста? Она что, в комнате была не одна?
— Так на Батиста, сына Мартина… — показал жестом на рыночную площадь слуга. — Я побежал за вами… Перед церковью остановился перекреститься… Потом Мартина увидел, так все ему и рассказал… А потом вы подошли.
— Ты хочешь сказать, что оставил Анри с Батистом одних с трупом Фриды Гиенхайм? — заревел на слугу Дюбуа. — Вот идиот старый! Они же там сейчас все перевернут и, чего доброго, поубивают друг друга!
— Ах, простите, господин Дюбуа! — запричитал Пьер. — Я когда Фри… госпожу Гиенхайм увидел, совсем голову потерял. Анри Батиста связал, а я за вами припустил. Бедная Фрида! Теперь вот еще убираться… Была б Клэр, так помогла бы. Я без нее как без рук. Она и белье гладила, и снег с крыши убирала, и пол мела…
— Клэр? Официантка из кафе на рыночной площади? — спросил полицейский.
— Да, она раньше служанкой у госпожи Гиенхайм работала, а потом ушла. Вот теперь и мне на старости лет придется новый дом искать… А как я уйду? Я ведь у Фриды уже двадцать лет служу. Не знаю, оставит ли меня ее брат или того, прогонит…
Спальня Фриды находилась на первом этаже. В центре, повесив голову, сидел привязанный к стулу Батист. Кажется, у него была разбита губа. Анри стоял у кровати. В правой руке он держал пустую бутылку, а в левой — бокал с вином.
— Дюбуа… Полюбуйтесь, до чего людей доводят страсти… У этого юнца еще усы не отросли, а он уже прелюбодействует и убивает! — показал он на Батиста.
— Я ее не убивал! — закричал тот. — Не убивал, слышите?
При этом у парня на глазах выступили слезы.
Дюбуа молча заглянул за кровать, чтобы осмотреть труп. В комнате было холодно, а у окна блестела лужица воды.
— Когда вы вошли, окно было открыто? — спросил Дюбуа.
Первым ему ответил слуга:
— Да, госпожа Гиенхайм всегда вставала около семи и проветривала комнату. Особенно когда проводила ночь не одна…
— Да уж, свежий воздух и развлечения — самые восхитительные средства, которые знает медицина! Это я закрыл окно, иначе бы мы тут все окочурились от холода, — сказал Анри.
Дюбуа только вздохнул, снова открыл окно, осмотрел: следов взлома не было. В саду на снегу тоже не натоптано… Полицейский закрыл окно и повернулся к жертве.
Тело уже немолодой женщины лежало на полу. На Фриде были простая сорочка и халат, но одежда только подчеркивала ее природную красоту. В районе сердца зияла небольшая колотая рана. Голубые глаза жертвы были открыты и, казалось, с удивлением смотрели в потолок. Дюбуа присел и опустил ей правое нижнее веко: бурые пятна Лярше на глазном яблоке еще не появились. Значит, смерть наступила не более пяти часов назад. По полу растеклась кровь, однако брызг вокруг не было.
— Батист, выкладывай, — нарушил напряженное молчание Дюбуа. — Давно ты с ней… знаешься?
Анри Гиенхайм, услышав этот вопрос, презрительно фыркнул «Щенок!» и сел в кресло.
Батист поднял голову и с вызовом посмотрел на брата Фриды:
— Я ее любил! — горячо произнес он, а потом повернулся к полицейскому и продолжил: — Мы познакомились с Фридой, когда отец послал меня доставить ей кусок баранины. Она была такой… Такой мягкой и нежной…
— Кто, Фрида или баранина? — снова перебил юношу Анри.
— Помолчите! Дайте парню договорить! — повысил голос Дюбуа.
— Вам этого не понять, Анри. Вы бессердечны. Во Фриде вас интересовали только деньги! — выпалил Батист. — А я ее любил! Да, любил! И она меня тоже. Мы уже целый месяц встречаемся.
«Вампирша явно вскружила парню голову. Целый месяц они уже встречаются…» — подумал Дюбуа и сказал вслух:
— Батист, расскажи, что произошло вчера вечером.
— Я пришел к Фриде около девяти. Мы поужинали и выпили вина… — заговорил Батист.
— Вы ужинали здесь или в столовой?
— Мы ужинали здесь.
— Пьер, я не вижу ни тарелок, ни столовых приборов, вы их убрали? — обратился Дюбуа к слуге. — Можно на них взглянуть?
— Да, еще вчера убрал. Сейчас принесу, — отозвался Пьер. — Правда, я их уже помыл…
— Несите-несите. А ты продолжай, Батист.
— Так вот… Фрида угостила меня вином, а потом… Ну, мы…
— А потом она угостила паршивца своим телом! — закончил за Батиста Анри. — А он за это заколол ее! Мясник — он и есть мясник! Яблоко от яблони недалеко падает…
— Да не убивал я ее! Клянусь, не убивал! Мы провели эту ночь вместе. Мы спали…
— Хорошо, если ты спал, то слышал ли ночью какие-то звуки? — спросил Дюбуа.
— Нет… — Батист снова повесил голову. — Ничего не слышал. Я проснулся, только когда Пьер закричал.
Между тем в комнату вошел слуга. У него на подносе лежали тарелки и столовые приборы. Дюбуа их внимательно осмотрел. Ручки вилок были тупыми, а ножи — с закругленными концами, то есть предназначались для рыбы, а не для мяса. От них на теле не могло остаться такого широкого отверстия…
— Пьер, вы подтверждаете, что когда вы вошли, Батист только проснулся?
— Да, вроде того… Он на нее таращился, как сумасшедший, и все повторял ее имя. А потом прибежал Анри…
— Анри, вы что, допили вчерашнюю бутылку вина? — спросил Дюбуа, показывая на опустевший бокал в руке брата Фриды.
— Не пропадать же хорошему вину? — пожал плечами Анри. — Моя сестра разбиралась в таких вещах…
— Батист, кто вчера открыл эту бутылку? Где штопор?
— Я и открыл, а штопор положил в прикроватную тумбочку. Можете сами проверить, — ответил Батист.
Значит, бутылку открывали уже в постели… Дюбуа подошел к тумбочке и достал оттуда штопор. Пятен крови на нем не было. К тому же, штопором глубокий удар нанести невозможно…
В этот момент подоспел сержант. Дюбуа велел отвести Батиста в «скрипку», — арестантскую, которая находилась при мэрии, — а потом возвращаться с подмогой за телом. Сам же он продолжил разговор с братом Фриды.
— Анри, зачем вы сегодня приходили к госпоже Гиенхайм?
— А с каких это пор брат просто так не может прийти проведать свою сестру? — развел руками Анри.
— Бросьте валять дурака! Весь город в курсе, что вы не особенно жаловали Фриду и публично осуждали ее поведение.
— Да уж, веселенькая была вдова! — Анри поставил пустой бокал вина на стол и сцепил на колене пальцы. — Ладно, Дюбуа. На чистоту, так на чистоту. Мне нужны были деньги. Я хотел одолжить у Фриды небольшую сумму, чтобы закупить сыр в соседней деревне и перепродать его на рынке. Последняя партия моего морбье испортилась, а нынче все готовятся к Рождеству. Такой момент нельзя упускать. Вы же сами знаете, как это бывает…
— Тогда почему вы заранее у нее не попросили кредит?
— Так я просил! Вчера тоже к ней приходил, умолял помочь, а она только посмеялась надо мной. Сказала, что я сапожник без сапог, мол, варю сыр, а у самого за душой ни гроша… Так у меня же дети, а у нее после смерти мужа одни только тряпки и развлечения в голове. Из мужа всю кровь вытянула, так теперь на молодых перекинулась… Недаром ее Вампиршей-то прозвали!
— Выходит, после смерти госпожи Гиенхайм вы единственный наследник?
— Так я дома был всю ночь! Жена, дети, служанка — все могут подтвердить!
— А утром где вы были? — спросил Дюбуа.
— А утром позавтракал и пришел сюда…
Поль Дюбуа обыскал Анри, а когда вернулся сержант с солдатами, тоже отправил торговца сыром в «скрипку». Затем дом обыскали, но орудия убийства так и не нашли. Пьер все сокрушался по поводу смерти хозяйки и причитал, что потом ему придется убираться, а он уже старый человек… Соседка напротив сказала, что свет в доме вдовы горел до полуночи, а утром она ничего подозрительного не слышала и не видела.
Перед тем как отправиться в мэрию заполнять протокол, Дюбуа обошел дом, но ничего особенного не заметил. Ему никак не давала покоя мысль о том, чем убили вдову часовщика. Получается, что самый очевидный подозреваемый — это Батист, но орудия убийства они не нашли. Да и жалкий вид этого юнца не подтверждал данную версию. Дюбуа явно не хватало информации, поэтому по дороге домой он решил зайти поговорить с Клэр, бывшей служанкой Фриды.
Пятидесятилетняя Клэр встретила его с присущей официантке вежливостью, а на вопросы о Фриде и Анри подтвердила, что у брата с сестрой всегда были натянутые отношения. Брат завидовал не только богатству сестры, но и ее свободе. У Фриды ведь не было семейных обязательств… А сама Фрида презирала брата за мелочность и малодушие.
— А какие у нее были отношения с Пьером? — спросил Дюбуа, задержав взгляд на перчатках Клэр.
— Ах, не обращайте внимания, господин Дюбуа, с тех пор как я работаю в кафе, мне часто приходится мыть посуду, а от щелочи на руках высыпания… — смутилась Клэр. — Что вы спросили? Про Пьера? Пьер боготворил свою хозяйку и вечно на что-то надеялся. Даже когда она уже начала приводить к себе молодых людей.
— Клэр, а почему вы ушли от вдовы Гиенхайм? Разве она плохо с вами обращалась или мало платила?
— Нет, что вы! Она всегда была ко мне очень добра. Зря на нее люди наговаривают всякое. Ко мне она хорошо относилась. Просто я воспитываю одна троих детей, а старший сын год назад уехал в Швейцарию, чтобы устроиться подмастерьем в часовую мастерскую. В кафе мне обещали платить больше, да и чаевые клиенты оставляют. Вот я и решила перебраться сюда. Госпожа Гиенхайм и Пьер очень расстроились, но вошли в мое положение…
Между тем уже начинало смеркаться. Выходя из кафе, Поль Дюбуа посмотрел на белеющий вдали виадук. Его арки, разрезающие горизонт на две части, напомнили ему полоску плесени в сыре морбье. Здесь все любили этот сыр и настолько привыкли к нему привыкли, что уже не обращали внимания на исходящую от него вонь… Вот и от сегодняшнего убийства несло плесенью так же, как от морбье. Одним словом, гниль да и только.
На центральной площади за спиной полицейского выросла тень. Дюбуа обернулся и с облегчением увидел, что за ним стоял мясник Мартин, отец Батиста.
— Господин Дюбуа, помилуйте моего сына! — Мартин, обычно такой важный, сегодня, казалось, дрожал от холода, как уличный пес. — Он мой старший. Похоже, Вампирша его совратила… Но он не убивал! Он просто не мог этого сделать! Вот, возьмите, это вам, в знак моего уважения и признательности! — Мартин протянул полицейскому тряпицу, из которой торчали старые банкноты.
— Мартин, убери это, — отвел его руку Дюбуа. — Ну что ты, в самом деле? Суда ведь еще не было, а твой сын — только один из подозреваемых. Почему ты говоришь, что он не мог этого сделать? Похоже, мальчик был по уши влюблен, а на почве ревности чего только не сделаешь.
— Нет. Мне сказали, что вдову закололи, а Батист всю жизнь от крови нос воротит. Я же мясник. Вы только представьте, как я с ним намучился! Второй сын во всем мне помощник, а Батист только книжечки всю жизнь читает, меня стесняется… Он даже не знает, как мясо забить в говяжью кишку, а уж в сердце попасть, да еще и ножом… В общем, не сын, а тьфу!
— Мартин, а ты знал об их шашнях с Фридой? — спросил Дюбуа.
— Да не знал я! Думал, что он к соседке бегал. Если б знал, надрал бы ему уши! Сначала сын Клэр из-за этой Вампирши уехал, а теперь она хотела и моему сыну сердце разбить! Хорошо, что сдохла! Господи, прости!
— Так ты говоришь, что сын Клэр тоже встречался с Фридой?
— Да. Она ему голову вскружила и бросила. Тот потом чуть руки на себя не наложил, а через неделю и вовсе сбежал, оставил мать с сестрами одну…
Вечером Поль Дюбуа грелся у камина и смотрел, как Эван наряжал елку. Сын подошел к процессу очень серьезно: отмерял ленточки по длине стола, аккуратно подвязывал игрушки и конфеты к колючим лапам дерева, постоянно отходил и смотрел, чтобы проверить, как все выглядит издалека. В конце мальчик с довольным видом сел на кровать и съел заслуженный пряник. Потом полюбовался еще раз своей елкой, взял в руки деревянный лук и попросил маму рассказать сказку про Вильгельма Телля.
— Я расскажу тебе сказку, в которой один человек прогнал страх и зажег огонь в сердцах людей, — начала историю жена. — Это сказка об отваге и справедливости, ведь одно без другого не существует…
Слова ее текли, как горные реки, и успокаивали, как озерная гладь. Речь шла об искусном швейцарском стрелке, которому приказали стрелять из арбалета по яблоку со ста шагов. Только вот беда — яблоко было поставлено на голову его старшего сына. Однако не дрогнула рука рыжего Вильгельма. Сын выжил, а горец стал символом независимости Швейцарии…
Эван заснул, крепко прижимая к себе свой лук, а Полю Дюбуа в эту ночь не спалось. Он думал о том, что если влюбленный сын мясника действительно не убивал Фриду, то ее могли убить выстрелом через окно. Из арбалета… Только вот чем? В сердце Вампирши не было ни колов, ни стрел…
На следующее утро Дюбуа снова пошел к Клэр, чтобы расспросить про ее сына. Эван увязался за папой. Несмотря на солнце, на улице было очень холодно, но он гордо нес свой лук и играл в Вильгельма Телля.
— А Клэр сегодня не работает, — сказал хозяин кафе. — Ее позвал слуга госпожи Гиенхайм, чтобы она помогла убрать дом после того… Ну, после вчерашнего…
Полицейский нахмурился:
— Ясно. Жак, скажите, с тех пор как Клэр у вас работает, она получала новости о сыне?
— А откуда вы знаете? Я ведь никому ничего не говорил…
— Что?! Что знаю?
Жак отвел глаза в сторону — отнекиваться уже было поздно.
— Месяц назад Клэр получила весточку из Женевы, что ее сын умер от пневмонии. Она никому об этом не рассказывала, но я видел, как ее глаза опухли от слез. Не мог же я отправить ее обслуживать столики в таком виде! Отпустил домой, но перед этим заставил показать мне письмо. Она взяла с меня слово, что я никому об этом не скажу, но вы же из полиции…
— Спасибо, Жак. Вы очень помогли, — успокоил хозяина кафе Дюбуа. — Скажите, а что за высыпания у Клэр на руках?
— Какие высыпания? — удивился Жак. — Она пальцы дверью прищемила, а высыпаний у нее никаких нет.
— Какие пальцы она прищемила? Указательный и средний?
— Да, а как вы…
Дальше Дюбуа больше не стал слушать. Надо было торопиться. Выходя из кафе, он посмотрел на сына, который натягивал тетиву своего лука указательным и средним пальцем, и крикнул ему, чтобы тот возвращался к маме. Сам полицейский пошел к дому Вампирши. Чем же она стреляла? Чем?
Дюбуа перешел на бег и остановился только у дома Фриды. Огляделся. Что-то в нем было не так. Полицейский посмотрел на соседние дома, а потом снова на дом Вампирши… Вот оно! На доме не было ни одной сосульки. Пьер говорил, что снег с крыши раньше убирала Клэр… Значит, вот чем она зарядила свой арбалет! Заостренной сосулькой! А когда та вошла в тело, то растаяла, и никаких тебе следов орудия убийства…
Тем временем входная дверь отворилась, из дома с большой сумкой вышла Клэр. Их взгляды встретились. Клэр неловко кивнула, повернулась и собралась было уходить, однако Дюбуа рявкнул «Стоять!» — и Клэр застыла на пороге.
— Вы пришли меня арестовать, Дюбуа? — медленно проговорила она.
— Да, за убийство Фриды Гиенхайм.
Клэр быстро повернулась к двери. Дюбуа бросился к ней, но женщина вытащила из сумки ручной арбалет и направила ему в грудь. На этот раз оружие было заряжено настоящей стрелой, а не сосулькой. Дюбуа замер. До Клэр ему оставалось еще три метра.
— Вампирша украла у меня сына, Дюбуа… — сказала Клэр и сделала шаг вперед. — Он взял все мои сбережения и уехал в Швейцарию учиться на часовщика. Хотел стать таким же богатым, как когда-то старый Гиенхайм. Но не успел… А Фрида только смеялась… Я оказала вам услугу, Дюбуа! Вам не арестовывать меня нужно, а благодарить, что я освободила нашу деревню от этой заразы! Прочь с дороги, иначе я проколю ваш жирный живот! — До полицейского ей оставалось уже полтора метра.
Тут справа раздался свист, и Клэр что-то кольнуло в бок. Женщина вздрогнула и опустила голову. На земле лежала игрушечная деревянная стрела… Дюбуа выбил у Клэр арбалет и повалил ее на снег. Подбежавший Эван закричал:
— Ты не убьешь моего папу! Он под моей защитой!
Накануне Рождества жена Поля Дюбуа суетилась на кухне. На столе в гостиной уже стояла супница, в тарелках лежали хлеб и ветчина, а из кастрюли на весь дом ароматно пахло расплавленным сыром морбье. Эван набил ватой старый фантик от шоколадной конфеты, подвязал его на ниточку и играл с кошкой. Дюбуа поднимался из подвала с бутылкой вина, когда к ним кто-то постучался. Полицейский открыл. На пороге стоял Мартин, а за ним Батист, при этом у юноши в руках было большое блюдо, завернутое в полотенце.
— Господин Дюбуа, вот кролика вам принесли к рождественскому столу… — поклонился мясник.
— Мартин, ну что ты, не стоило…
— Спасибо, что сына моего спасли! Люблю его, олуха, больше всех… — сказал Мартин и громко выдохнул, чтобы справиться с нахлынувшими на него чувствами. — А он…
— Пап, ладно тебе! Я же сказал, что учителем стану, — попытался успокоить отца Батист.
— Эх ты!.. — Мартин прижал к себе сына и поцеловал его в лоб. — Учителем он станет! Вы слышали это, господин Дюбуа?… У меня мясная лавка, а Батист учителем станет! Да становись ты хоть писателем! — плюнул в сердцах Мартин и пошел домой.
— С Рождеством вас, господин Дюбуа! — смущенно проговорил Батист и побежал за отцом.
— С Рождеством!.. И спасибо за кролика! — крикнул им вдогонку полицейский, и его усы снова разъехались в улыбке…
Худощавый мужчина в шапке «петушок» переминался с ноги на ногу — мороз с ветром в Питере не слишком приятная погода. Рука без перчатки потянулась к верхней кнопке у входа в деловой центр, помедлила, и снова вернулась в карман дубленки. Наконец решился. Приятный женский голос пригласил подняться на второй этаж, замок двери щёлкнул.
Лада Кулинич увидела человека с потёртым «дипломатом» под мышкой и спросила, с какой проблемой посетитель обратился в детективное агентство. Он объяснил, что искал друга, который пропал пять дней назад, обивал пороги полиции. Затем стал говорить путано и быстро, словно боялся, как бы не остановили:
— Понимаю, найти Сергея живым мало надежды. Я оплачу ваши услуги, сам буду помогать искать…
— Максим Гринёв, директор агентства «Айсберг», — в комнату вошёл высокий мужчина лет тридцати пяти, предложил посетителю снять верхнюю одежду и пройти в кабинет.
Под дублёнкой пожилой человек носил вытянувшийся на локтях свитер, «дипломат» с оторванной ручкой положил рядом с собой на диван. Гриневу вспомнился вчерашний телефонный разговор с бывшим сослуживцем, а теперь начальником Василеостровского отделения полиции: «Сам знаешь, Макс, что творится в городе в новогодние праздники, вот ребята и упустили время. Они направили к тебе человека по фамилии Свирский. Дам в помощь оперативников, если найдёшь состав преступления». Гринёву было понятно, что стандартная ситуация, когда одинокий пенсионер исчез без видимых причин, перерастёт в скандал, если подключится пресса и станет всюду кричать о бездействии полиции. Поэтому в детективное агентство и направили человека, который последним общался с пропавшим стариком.
— Евгений Игоревич, расскажите, когда в последний раз виделись с другом, — попросил Гринёв.
— За две недели до Нового Года заехал на машине, и мы отправились в Гатчину, где у сестры хранилась его коллекция чароита[1]. Свою «копейку» Сергей продал, когда умерла Нина, жена. В последний год он сильно сдал, мало общался с друзьями, возникла бредовая идея поставить на могиле памятник — скалу из белого мрамора. Это нереально дорого, вот и надумал продать коллекцию, — Свирский рассказывал обстоятельно и чётко.
— О какой сумме шла речь? — слова «нереально дорого» насторожили Гринёва.
— Пять тысяч долларов. Понимаю, для кого-то мелочи… — Свирский хотел добавить, но промолчал.
— И коллекция может столько стоить?
Из «дипломата» появился необработанный камень пятнадцати сантиметров в диаметре. Свет из окна падал сбоку и взрывался перламутровыми искрами на густо-фиолетовых сколах. Гринёв заметил, что посетитель обращался с камнем как с живым, разве что не гладил его.
— Удивились потому, что не разбираетесь в самоцветах. Самый качественный чароит добывали именно в 80-е годы. На экспорт его продают по 600 долларов за килограмм. Отечественные целители используют, чтобы лечить воспалительные заболевания, говорят, помогает без операции избавиться от камней в почках и жёлчном пузыре, — Свирский осторожно поставил камень на стол.
— Знаете, кому Михеев хотел продать коллекцию?
— Понятия не имею, — пожал плечами Свирский, — но дело именно в нём, я уверен, вот и ношу с собой, — кивнул на чароит.
— Да, такой красавец мог стать мотивом преступления, — Гринёв бросил взгляд на «дипломат» Свирского и подумал: «К тому же легко помещался в чемоданчик».
— Неужели Вы меня подозреваете? — на лице пожилого мужчины возникло выражение обиженного ребенка.
— У меня нет оснований, — спокойно возразил ему Гринёв, — но всё-таки, возьмите на столе бумагу и ручку, опишите, что произошло за последнее время. С момента как расстались с другом, и до того, как обнаружили, что он исчез.
Свирский промолчал и начал писать. Гринёв склонился к ноутбуку и через пятнадцать минут разочарованно вздохнул:
— Больше полугода никто не покупал чароит. Две недели назад на сайте появилось объявление о продаже коллекции из девяти образцов с телефоном Вашего друга, — Гринёв не ожидал такого быстрого подтверждения догадки Свирского. Когда же увидел, что взлетающие строчки посетителя сплошь покрыли два листа бумаги, спросил:
— Евгений Игоревич, этот образец похож на те, что у Михеева?
— Да, они из одной штольни[2].
— И был в его коллекции? — осторожно поинтересовался Гринёв.
— Это подарок Сергея, — спокойно ответил Свирский.
— А если разместить на сайте объявление о продаже с Вашим телефоном?
— Хотите поймать покупателя на живца? Конечно же, я готов! — Свирский улыбнулся впервые за время разговора.
— Тогда подпишите договор об охране, — Гринёв пододвинул папку с документами, — и у меня будет право оперативно реагировать в случае опасности для Вас.
Как только посетитель вышел, Гринёв передал его записи Ладе и попросил срочно собрать дополнительную информацию: поговорить с соседями Михеева и Свирского, а также с сотрудниками геологического института, в котором оба раньше работали.
Новогодняя атмосфера за окном лишний раз напоминала, что времени для расследования дела Михеева практически не осталось. Гринёв давно убедился, исчезновение человека — только верхушка айсберга, и то, что пока скрывалось от глаз, зачастую оказывалось преступлением. Поэтому и назвал своё агентство по поиску пропавших людей — «Айсберг». К действиям полиции у него не было претензий, там определили по данным оператора мобильной связи последнюю локацию Михеева и расклеили в этом районе объявления о розыске. Почему только никто из очевидцев не позвонил, а телефон вообще пропал из сети? Инопланетяне, что ли похитили человека? Гринёв в инопланетян не верил. Полностью сосредоточиться на расследовании не позволяла текущая обстановка: звонили телефоны, сыпались сообщения от Дмитрия Мельника, которого Гринёв недавно послал в командировку.
Лада еще не вернулась, хотя прошло больше четырёх часов, возможно, нашла что-нибудь интересное. Никто лучше неё не умел разговаривать со свидетелями. Гринёв убедился в этом, когда искал старшеклассницу, которая пропала в Красногвардейском районе. Лада тогда работала школьным психологом и помогла выйти на след этой девушки. Поэтому, если есть малейшие проколы в алиби Свирского, Лада найдёт их.
Но ожидания Гринёва не оправдались.
— Только время зря потеряла, — с порога заявила его помощница, когда вернулась в агентство.
— Отрицательный результат — хороший результат, — возразил Гринёв и протянул ей чашку кофе, — за время работы в полиции я научился не доверять первому впечатлению. До сих не могу забыть старушку-одуванчика, которая убила троих соседей по коммунальной квартире, такую вежливую, чопорную, в белой блузке с рюшками.
На следующий день позвонил Свирский и взволнованно прокричал в трубку, что нашелся покупатель, этот человек готов приобрести чароит прямо сегодня. Они договорились встретиться в сквере на площади Балтийского вокзала. Гринёв попросил подъехать к нему в офис, чтобы обсудить план действий и прикрепить камеру. Свирский не заставил себя ждать. Тем временем из полиции подтвердили: опергруппа подключится к операции, а именно, будет готова сделать это по первому сигналу. Поэтому за час до встречи неприметный фургон двинулся следом за «Маздой» Гринёва.
Свирский остался один после того, как прибыл на место и получил последние указания. Он несколько раз обошёл площадь, прежде чем остановиться у цветочного киоска, где назначена встреча. Одна его рука сжимала пакет из «Пятёрочки», другая нащупывала скрытую камеру в отвороте дублёнки. Как ни старался, так и не смог рассмотреть среди прохожих Гринёва. Только мелькнули в толпе полноватая фигура Лады, её шапочка с помпоном и палки для скандинавской ходьбы. Наконец зазвонил телефон, Свирский покрутил головой и заметил мужчину в куртке с капюшоном, который направлялся к нему. Покупатель выглядел не старше сорока лет, его лицо неуловимо напоминало мордочку суслика. «Суслик» поздоровался и предложил пройти в ближайший двор, чтобы спокойно рассмотреть товар. Свирский согласился и двинулся следом. Несколько раз оглянулся, когда пересекал площадь, но никого подозрительного не было.
Тротуар, зажатый между рядами припаркованных машин, привёл к детской площадке. На снегу валялись фантики от конфет и блестки конфетти. Из урны выглядывало горлышко бутылки от шампанского. Свирский осторожно выложил камень на ступеньку горки поверх пакета из «Пятёрочки». «Суслик» рассматривал чароит с подчёркнутым вниманием, от этого становилось понятно — он посредник, который хочет показаться специалистом. Разговор с ним подтвердил первое впечатление Свирского. Нужно было спровоцировать покупателя: отказаться уступать и прекратить торг. Но как только Свирский потянулся к камню, «суслик» дернул пакет к себе, затем резко оттолкнул его и бросился наутек. Путь отрезал непонятно откуда появившийся Гринёв. «Суслик» развернулся на месте и рванул в другую сторону, но тут же споткнулся о палку для скандинавской ходьбы и упал. Сверху навалился Гринёв и защёлкнул наручники.
Фургон, который до этого прятался неподалёку во дворах, подъехал, сдал задним ходом и остановился у детской площадки.
— Спасибо Макс, — хохотнул старший группы Кротов, рослый, с приплюснутыми как у боксера ушами, — ловко ты с ним управился. Давай сюда, нужно поговорить без свидетелей.
Водитель и невысокий рыжий оперативник затолкали «суслика» в фургон. Следом поднялся Кротов. Из щеки Свирского сочилась кровь, лепёшка снега, которую он прижимал к лицу, быстро стала розовой. Гринёв и Лада прислонились к капоту «Мазды» и приготовились ждать. Вскоре Кротов приоткрыл дверь фургона и махнул рукой:
— По коням!
Теперь «Мазда» проследовала за фургоном. Они какое-то время крутились проездами и, наконец, остановились у парадной неприметного двухэтажного дома. «Суслика» выволокли, вид у него был не праздничный.
— Этот тип — посредник. Он украл рюкзак Михеева, собирался присвоить и деньги покупателя, который вернётся в город после Рождества. Заодно прихватил телефон. Понимал, что во входящих его номер. Уверяет, старика слегка только стукнул по голове. Испугался, когда я стал «вешать» ему труп, согласился показать свою квартиру без ордера, — пояснил Кротов.
В этот раз тоже пришлось недолго ждать. Первым на пороге появился водитель под руку с «сусликом» в наручниках. Следом за ними вышел рыжий, он нёс рюкзак, который явно знал лучшие времена. Свирский при виде рюкзака оживился и подошёл ближе.
— Можно мне взглянуть? — спросил он у Кротова. Тот кивнул в ответ.
Все девять образцов чароита из коллекции Михеева оказались на месте. Свирскому забрать их не позволили, сказали, что рюкзак пока останется в полиции как вещественное доказательство. Егор Савкин, а именно так звали «суслика», согласился показать место, где встречался с Михеевым. Снова двинулись в путь теперь уже в сторону Лиговского проспекта.
Савкин показал скамейку, на которой оставил Михеева и подробно объяснил, как всё произошло, после чего его увезли в отделение. Гринёв осмотрел прилегающий район, все его закоулки и проходные дворы. Не нашёл подозрительных мест и возвратился к скамейке. Вокруг неё на снегу не видно крови, множество следов по обе стороны накладывались друг на друга: человеческие, собачьи, от полозьев санок. Цепочка крупных отпечатков лап привлекла внимание. Он пригляделся — следов правой задней не видно, получается, собака передвигалась только на трех лапах. Подошел Свирский, он тоже обежал окрестности и тяжело дышал. Молча опустился на скамейку.
Коллекцию им удалось вернуть, но по-прежнему не ясно, что случилось с Михеевым. Что помешало ему вернуться домой после того как Савкин сбежал с рюкзаком? Телефон у старика отняли. Но мог бы одолжить или попросить вызвать полицию, не в лесу ведь находился. К тому же нигде не видно объявлений о розыске, которые расклеила полиция. Лада продолжала бродить окрестными дворами с фотографией Михеева, а сумерки сгущались, и люди на улице встречались всё реже. Скоро станет бесполезным ловить прохожих, они разойдутся по домам, ведь завтра Рождество. Надежда найти Михеева таяла как снег между ладоней.
— Я отсюда не уйду. Знаете, когда мы с Сергеем ещё молодыми возвращались на базу в долине реки Токко, я сломал ногу и не мог идти. Так он тридцать километров нёс меня на себе сквозь тайгу, на все просьбы оставить посылал к чёрту. Я буду искать его, пока не найду живым или мертвым, — решительно заявил Свирский. Гринёв понял, уговаривать бесполезно, решил всё-таки попытаться и не успел, из-за угла автомобильной стоянки послышались шаги, прямо на них вышел мальчик лет десяти с овчаркой на поводке. Пес передвигался на трех лапах, заднюю правую поджимал к животу.
— Что с ним? — спросил Гринёв у мальчика.
— Недавно провалился в яму, люк там и до сих пор открытый, — кивнул мальчик в сторону домов.
— Ты здесь живешь? — уже более внимательно разглядывал его Гринёв.
— В Солнечном, с родителями. Они улетели в отпуск на Майорку, а меня с Диком привезли сюда к бабушке.
— Этого человека ты не видел на скамейке перед самым Новым Годом? Вы ведь гуляли здесь.
Пёс замер на месте, он явно приготовился к прыжку и ждал команды.
Гринёву не понравилось, как напрягся мальчик, когда увидел фотографию Михеева, как после паузы пробормотал: «Не-а, не видел», а затем торопливо ушёл. Пес на трёх лапах еле поспевал за ним. Через минуту Гринёв набрал номер Лады:
— Где ты? Брось всё, проследи за мальчиком с хромой овчаркой, узнай, где живет и жди.
Ещё пять минут прошли в ожидании, после чего Лада доложила:
— Дом напротив вас. Подождите, он вышел без собаки, следую за ним. Сворачивает к дороге в сторону метро. Иду следом.
— Только не упусти! — прокричал Гринёв и двинулся вперед. Свирский не отставал ни на шаг.
Одинокий прохожий укрылся от ветра и пытался прикурить под навесом небольшого магазина, единственного работающего допоздна. Подошёл мальчик и вежливо попросил купить две пачки сигарет «Прима». Для дедушки.
— Хорошо, только зайдём вместе, — нехотя согласился мужчина.
На выходе они столкнулись со Свирским и Гринёвым. Мальчик ещё не успел спрятать сигареты в карман и хотел рвануть в сторону, но Гринёв осторожно придержал его за плечи.
— Я не курю, это для дедушки, правду говорю, — захныкал тот и сделал попытку выкрутиться из рук.
И одежда, и выражение лица мальчика не оставляли сомнений в том, что его дедушка курил бы сигареты совершенно другой марки и точно не посылал за ними внука.
— Тебя как зовут?
— Паша.
— Паша, мы вместе с тобой отнесем сигареты дедушке.
Двери квартиры отворила пожилая женщина. Свернутые в «ракушку» волосы отливали серебром.
— Ба, это к дедушке, — буркнул Паша, и увел собаку из прихожей вглубь квартиры.
Женщина рассмотрела гостей и улыбнулась:
— Раздевайтесь, проходите. Сегодня Святой Вечер, уже пора за стол.
От неё веяло теплом и уютом.
— Мы ненадолго, нужно кое-что выяснить, — ответил Гринёв.
А когда в коридоре возник Михеев, они с Ладой замерли и потеряли дар речи. Свирский бросился к другу и крепко обнял:
— Ты жив, здоров, слава Богу. Чароит мы нашли. Всё на месте, не переживай.
Видно было, друзья так обрадовались встрече, что не замечали никого вокруг. Свирский гладил по плечу Михеева, тот молча вздыхал.
Лада взглянула на Гринёва, тот пожал плечами, ему стало неловко, что подозревал Свирского. Он помог Ладе снять пуховик, чтобы скрыть замешательство, да и тоже обрадовался возможности побыть в тепле. Из кухни доносились на редкость приятные запахи, так что лучше не торопить события, будет время обо всём поговорить.
В гостиной ёлка, похожая на живую больше, чем настоящая, переливалась разноцветными лампочками и отбрасывала блики на потолок и стены. Внимание гостей сосредоточилось не на ёлке, а на столе, накрытом к ужину, где хозяйка успела поставить дополнительные тарелки с приборами. Все с удовольствием разместились и на время забыли о разговорах. Немного погодя Гринёв заметил, как Паша смотрел на Михеева, это нельзя было назвать ничем иным, кроме обожания. Мальчик поймал его взгляд и заговорил сам:
— Я гулял с Диком, а там дед Серёжа, то есть, Сергей Александрович. Там же, где вы были, на скамейке. Я его зову, он не отвечает. Тогда подошёл Дик и положил голову ему на колени. Сергей Александрович стал гладить Дика, говорить, что не знает, куда идти и замёрз. Я позвал бабушку, и мы привели его домой.
— К вечеру у него поднялась температура, — добавила бабушка, — он не мог вспомнить, как оказался здесь. Память скоро вернётся, это от удара по голове. Пашенька всё время был рядом, Сергей Александрович рассказывал про какую-то мраморную гору.
— Она не какая-то, а самая настоящая. Я, когда вырасту, тоже стану геологом и поеду в Якутию. В долине реки Токко белый мрамор лучше, чем в Италии. Это место так и называется, Мраморная гора, — заявил Паша.
— Так это будущий геолог оборвал по всему району объявления о розыске Сергея Александровича, поэтому его и не могли найти, — высказал догадку Гринёв.
В этот миг окно комнаты осветилось яркими огнями, вспышки от фейерверка повторялись снова и снова. Всех, кто собрался за столом, охватило чувство, которое бывает только в детстве, когда ждёшь праздника, а он приходит и сбывается всё, о чём боялся загадать, потому что не до конца верил в рождественское чудо.
…Уже вторые сутки перед Рождеством валил снег. Издавна у православных это считалось хорошей приметой — снегопад в Рождественскую ночь. Обилие снега предвещало достаток в доме и хороший урожай.
— Вот тебе и добрый знак к Рождеству, значит, в огороде все вырастет. А вот если снег кончится, и ударит мороз? — утаптывая разношенными валенками снежную кашу вокруг облюбованной елочки, ехидничала одна из двух женщин, пришедших в это утро в лес, — все? Помрем с голодухи?
— Мороз — это тоже добрый знак. Значит, в семьях будет любовь, — вторая женщина сдвинула пуховый платок на плечи, скинула вязаные перчатки в стоящие рядом санки и, примерившись, рубанула топором по стволу елочки, потом еще раз, и еще. Та жалобно вздрогнула и ненадолго замерла, прежде чем упасть. Вдруг из глубины леса раздался еле различимый стон. Женщины переглянулись. Та, которая рубила елку, взяла наперевес топор, вторая, оглянувшись вокруг, нашла и вытащила из-под снега короткую толстую корягу. Стон повторился. Женщины схватились за руки и пошли на звук.
Накануне Рождественской ночи две тысячи седьмого года никто в подмосковной деревне «Раздолье» не спал. Да и попробуй усни, когда со всех сторон от дома к дому неслось: «Доставайте сундучки, подавайте пятачки, дайте нам конфетку, а можно и монетку!» Крики, хохот и звук взрываемых петард сопровождались звуком отворяемых дверей, и в зависимости от нрава хозяев, дополнялись добрыми словами или, наоборот, руганью. По улицам плыл вкусный запах жареного на мангале мяса — кто-то, не дождавшись положенной «первой звезды», уже начинал праздновать.
Во всех домах радостно светились окна, и только в одном, последнем по улице, за которым начинался лес, было темно. Лишь одинокая свеча еле тлела на первом этаже, словно призывая на помощь ангелов.
Туда сейчас и направлялась толпа из молодежи и детей, одетая в разношерстные смешные костюмы, с котомками и корзинками для подношений.
— Открывай, хозяйка! — послышались выкрики, и следом высокий женский голос затянул колядку:
— Поздравляем с Рождеством, мы пришли сюда с добром, вы подайте нам немножко, пирожочка на дорожку…
Дверь отворилась и к воротам вышла худая женщина в накинутом на плечи полушубке, в вязаных носках на ногах, всунутых в галоши.
— Держите, — женщина выставила корзину, прикрытую белым вышитым полотенчиком, от которой исходил запах жареного теста, варенья и ванили. Полотенчико она убрала, а корзину сразу подхватили несколько рук.
— И денежку еще возьмите, — в подставленную с готовностью котомку посыпалась мелочь из детской копилки, а женщина непонятно добавила, — шестое.
— А Тимофей на каникулы не приедет? — казалось бы, невинный вопрос заставил закаменеть только что радушно улыбающееся лицо.
— В больнице он. Не приедет.
Ворота сердито захлопнулись, толпа понеслась на следующую улицу, а женщина тяжело шаркая по выложенной плиткой, чисто подметенной дорожке прошла к дому. Но не успела закрыть дверь, как в ворота снова постучали.
— Тетка Катер-рина, отвор-ряй, дело есть!
Катерина снова дошла до ворот и распахнула калитку. У ворот стояли двое: один — районный участковый Илья — молодой парень, живущий здесь, в поселке, за картавость и раннюю лысину прозванный деревенскими жителями Ильичом. Второго Катерина не признала. Выше среднего роста, весь какой-то кряжистый, квадратный, одетый по-городскому — дубленка хоть и теплая, подбитая мехом, да короткая, шапка вязаная, и ботинки вместо полусапог.
— Что еще за дело? В Рождество? — Катерина тревожно улыбнулась, отчего мелкие морщинки расползлись вокруг глаз.
— Сосед твой исчез, вот ищем, опр-рашиваем всех, кто видел его вчер-ра или сегодня, — Ильич томился у ворот и тоскливо смотрел вслед молодежи, звонко хохочущей на дороге.
— Проходите в дом, чаем напою, — Катерина посторонилась, пропуская неожиданных гостей. Ильич радостно прошагал к крыльцу, от него пахло потом и водкой. Незнакомец остановился и молча показал рукой Катерине, чтобы шла первой. От него слабо пахло одеколоном и мокрым мехом от воротника дубленки.
В прихожей гости разделись, разулись, при этом Катерина отметила у гостя тонкие, мокрые носки, которые оставляли следы на темном ламинате, и прошли в кухню. Там на столе пыхтел самовар, рядом стояла вазочка с вареньем, блюдце с колотым сахаром и одинокий стакан в серебряном подстаканнике. В углу ютилась елочка. Пушистая, усыпанная блестящими звездами, в которых отражались огоньки свечи.
— Что это ты в темноте? — Ильич уселся на скамью у стола, выложил сумку с документами, и оглянулся на свечу в окне. Гость молча уселся рядом.
— Да спать собиралась, хотела только полночи дождаться.
Катерина зажгла свет, расставила на столе гостевые красивые чашки с блюдцами, нарезала хлеб, сыр и пирог.
— А что ж не спр-рашиваешь, кто исчез?
— Да у меня один сосед, что ты, не знаешь? Лес вокруг, а с этой стороны за забором обретается Генка-бабник. Он, что ли пропал? А ты по бабам его походи, может и найдешь. Что так всполошились-то? А вы кто будете? Следователь? — Катерина присела напротив гостя и внимательно посмотрела ему в лицо. Свои руки, после того, как он бросил любопытный взгляд на безымянный палец, чтобы узнать, нет ли обручального кольца, она спрятала под стол.
— Нет, я не следователь, — гость оглянулся на уплетающего пирог с капустой участкового, и представился, — меня зовут Федор, мы вместе служили с Геной под Владивостоком, давно. Вот списались, решили встретиться, вспомнить молодость. Приехал сегодня на электричке, часов в одиннадцать, а никто меня на станции не ждал. Ну, я добрался на попутке. И дома тоже никого. Свет горит, двери не заперты. Во дворе вольер для собаки, а собака отсутствует. Подумал, что Гена пошел прогуляться с псом в лес. Решил подождать. А его нет и нет. Прибежала собака, обнюхала сначала двор, потом дом и начала скулить. Я у соседей спросил, как до председателя Правления дойти. Все ему обсказал, тот вызвал участкового. А участковый приехал…
— Час назад я пр-риехал, — прожевав кусок и потянувшись за другим, сообщил Ильич, — в р-районе был, там в магазине из-за водки мужики пр-риезжие подр-рались. Пока р-разоб-р-рался… И честно думал, что Гена найдется. Куда ему тут деваться-то.
Он отложил пирог и вдруг остро взглянул на Катерину.
— Ты же с ним в контр-рах была? С лета?
— Не здороваюсь с ним, да. С тех пор, как его пчелы моего внука Тимофея покусали. Я сколько просила, чтобы не ставил свои ульи у моего забора, а он: «У тебя тут цветы шикарные, как раз для моих пчел!» Сволочь. И… в общем, я его не видела, так и запиши. Искать помогать не буду.
Катерина встала, отошла к окну, отвернулась, и подставила свече ладони, будто грелась.
— Да, Геннадий наш «знатный» бизнесмен, вечно носится с какими-то завир-ральными идеями. Ульи вот р-решил в это лето поставить. Только сдохли все его пчелы. В конце лета. Говор-рят, кто-то из дер-ревенских постар-рался, — участковый опять остро взглянул на Катерину.
— Может, болезнь какая-то приключилась, — не поворачиваясь, буркнула Катерина.
— Ну, что пойдем? — Федор, съевший всего один бутерброд с сыром, встал из-за стола, — ты меня обещал на постой к кому-нибудь из деревенских определить, ночь совсем.
— Тетя Катер-рина, а не возьмешь гостя к себе на пар-ру-тр-ройку ночей? У тебя комнаты есть. Дети-то не пр-риехали на пр-раздники?
— А у Генки что? Страшно? — Катерина повернулась и обвела гостей сердитым взглядом.
— Я заплачу, вы не беспокойтесь, — заторопился Федор.
— Я дом Геннадия пока опечатал, до выяснения. Если да завтр-рашнего вечер-ра он не появится, буду вызывать следователя с экспер-ртами, пусть ищут следы, гадают, что пр-роизошло. А Федор-р обещал пр-риглядеть пока за собакой, кор-рмить ее, ну и так, вообще, — Ильич пошевелили пальцами, — в общем, сделай добр-рое дело, тетка Катер-рина, а? Документы его я проверил.
— Пусть остается, — Катерина после небольшой заминки кивнула, и непонятно тихо добавила, — седьмое.
Проводив участкового, заперев за ним ворота, Катерина зашла в дом, где посредине кухни так и стоял Федор, не зная, куда идти.
— Пойдем, я тебе комнату гостевую покажу, — Катерина поманила гостя за собой на лестницу на второй этаж, — денег мне не надо. Лампочки посмотришь в гараже, не горят уже давно. Двор у Генки выметешь, засыпало за день снегом. Альму, собаку его прогуливать в лес будешь, Генка водил два раза в день — утром и вечером.
— А чем кормить ее? Я в обед-то дал ей похлебку, видно Гена утром приготовил, и не дал.
— Тут не скажу. Не знаю. У внука моего Тимофея аллергия на кошек и собак, вот и не завела себе. Придумаем что-нибудь, — Катерина повернулась и прежде, чем впустить Федора в комнату, предупредила, — вот комната, вон туалет. По дому не ходи, не люблю. На кухню можно, но к плите не касайся. Еще есть кладовка, у входа видел дверь? Туда тоже нельзя.
— Спасибо! — Федор вошел, оглядел чистенькую комнатку, кивнул каким-то свои мыслям и спросил, — а вы где будете?
— У меня своя комната, внизу, за кухней. Еще вопросы будут?
— Последний. А что вы там считали? Доброе дело — седьмое?
— Городской… Не знаешь обычаев. Кто в Сочельник семь добрых дел сделает, тому ангелы исполнят одно заветное желание. Всё? Спи.
Катерина пошла вниз, по дороге выключая свет на лестнице, в коридоре и кухне. Дом опять погрузился во тьму. Только одинокая свеча осталась тлеть на окне.
Утром Катерина проснулась от того, что кто-то громко затопал в прихожей. Она тревожно вскинулась и посмотрела на часы. Восемь утра. Вспомнила вчерашний визит участкового, успокоилась, и через полчаса уже хлопотала на кухне.
Федор вымыл руки, присел за стол.
— Двор я вымел, сейчас Альму покормлю, да пойду с ней в лес. Может, собака поведет меня по тем тропкам, где обычно с хозяином гуляла, погляжу, что и как. Я ведь бывший пограничник. Застава наша в лесу была. Кое-что помню. Наука такая, на всю жизнь.
Катерина слушала равнодушно, накрывая на стол вчерашний ужин. Потом выложила в старую кастрюлю куски хлеба, залила остатками борща и поставила ко входу.
— Вот, дашь Альме. Колбасы покроши еще. Сейчас принесу.
Потом присела напротив Федора, подперев рукой подбородок.
— На пенсии военной? А где семья?
— Не случилась семьи. Сначала по гарнизонам носился, думал, молодой, все успею. А потом как-то криво все пошло: отец погиб, мать слегла, — перелом позвоночника, — ну и вот уже под пятьдесят, поздно теперь. Я словно старый гриб-боровик, и ножка толстая и шляпа без червей, а никому не пригодился. Так и остался один на опушке в лесу.
— Долго мать лежала?
— Десять лет. Я же не приведу невесту в дом, вот, мол, свекровь тебе, ухаживай. Катерина хитро улыбнулась.
— Как это — никому не пригодился? Вон, вокруг полно баб разведенных. Все ищут, хоть к кому бы прилепиться. У меня сестра троюродная в соседней деревне живет. Хочешь, сведу вас? Правда, она тоже не одна живет — со свекровью. Сын их бросил, подался куда-то за деньгами. Там и женился второй раз. А они вот вдвоем остались. Бабка-то не плохая, божий одуванчик, только верующая сильно. Грешить не разрешает, — Катерина засмеялась тихо, — Новый год не отмечает, на Рождество ей вертеп под елку на днях вдвоем мастерили. Хорошая баба — сестра. Или в тебе самом изъян какой есть?
— Посмотрим, — Федор, не ответив на вопрос об изъяне, смел рукой крошки со стола. Затем поднялся, захватил кастрюлю, оделся и вышел. С соседнего двора раздался веселый собачий лай, потом стукнула калитка и все стихло. К двенадцати гостя все не было. Катерина чистила к обеду картошку и уже с тревогой поглядывала в окно. Наконец, в ворота постучали. Но это оказался участковый. Проходить в дом он отказался, предупредил, что направляется в район, вернется — расскажет, когда бригада приедет.
— И это, Катер-рина, ты к гостю пр-рисмотр-рись. Я тут поспр-рашивал. Нашел двух кр-ралей, с котор-рыми Гена хор-роводился. Каждая вчер-ра его ждала, каждой он обещал, что пр-ридет на пр-раздничный ужин. И обе одинаково сообщили, что Гена ни под каким Владивостоком не служил. А хвастался, что в снабжении был, на кухне, здесь, в Подмосковье. Ты с постояльцем как, поладила? Что думаешь? Не чужак? Не он Гену-то…? Где он?
— С собакой гуляет. Снег убрал. Вроде обычный мужик, — пожала плечами Катерина.
— Ну ладно, я еще позже загляну.
Ильич ушел. Вслед за ним пришла давняя знакомая, попросила сделать мужу укол от радикулита. Мол, с вечера на горке накатался, а утром скрутило. Катерина раньше работала фельдшером в районной поликлинике, поэтому местные обращались к ней иногда за помощью. Кому мазь наложить, кому укол сделать, кому вывих вправить. Катерина оставила приоткрытой калитку, дверь в дом запирать не стала, подхватила фельдшерскую сумку и пошла вслед за соседкой. А когда вернулась, из кухни доносился запах жареной картошки.
У плиты стоял Федор, в накинутом домашнем фартуке, и переворачивал в сковородке золотистые картофельные ломтики.
— Ты говорила, что к плите нельзя, — Федор поискал глазами прихватку, поднял с огня сковородку и переставил на стол. — Но я ждать не смог. Увидел почищенную картоху… и вот… — он смотрел на Катерину виновато, но она чувствовала, что гость притворяется.
— Ничего. Я тоже голодная. — она ушла в кладовку, принесла оттуда холодную квашенную капусту, соленые помидоры и выставила на стол. — Садись, расскажи, как погулял. Что-нибудь нашел?
— Нашел, — кивнул Федор, — примерно в километре отсюда на опушке на суку висит полушубок, его снегом засыпало, но это Генин, точно. Недалеко от дорожки. Альма уходить не хотела, все прыгала и скулила. Я его там оставил, пусть следак разбирается. А еще…
— Что?
— Елочка. Срубленная самое позднее позавчера. Недалеко от полушубка. Бабья рука рубила. Но почему-то не забрала баба елку-то. Там и оставила.
— А почему вдруг баба? — Катерина звякнула вилкой о тарелку.
— Потому что мужику такой ствол раз плюнуть перерубить. Тюкнул топором и все. А там три зарубки. Точно тебе говорю, баба это. Участковый приходил? А соседняя деревня, где у тебя сестра, далеко?
— Два километра межу нашим поселком и тем. Если по лесу идти, напрямки. А в объезд по дороге километров пять. А что?
— Сейчас поем и сбегаю до этой деревни, послушаю, что говорят. Ты адрес сестры дай мне и что передать, может, посылочку какую? Я с ней познакомлюсь? А?
Катерина с подозрением смотрела на проявлявшего такую бурную деятельность постояльца.
— Ну, хорошо, — смирилась она, — иди. Передавать ничего не буду, у нее все есть, и огород, и хозяйство, побольше моего. Участковый приходил, сказал, что никого не нашел, — Катерина вгляделась в лицо Федора, поискала следы тревоги, но ничего не увидела. — Я тебе лыжи дам. Они в гараже. От мужа остались. Быстрее доберешься.
Она достала ключи от гаража и протянула Федору.
— Ты, если Генку там в деревне у бабы какой найдешь, сообщи сразу участковому, чтобы не мучился.
— А муж где? — не оборачиваясь от дверей, глухо спросил Федор.
— Вдова я. Там еще валенки его старые, они под лыжные ремни хорошо входят. А размер, я посмотрела, у тебя подходящий.
В глубине дома раздался приглушенный звонок мобильного.
— Ой, — у Катерины радостно засветилось лицо, она махнула Федору, прощаясь, метнулась к себе в комнату и плотно прикрыла дверь.
…Участковый отзвонился вечером, доложил, что из города ответили, что сегодня у страны официальный выходной, а трупа нет, значит, не срочно, то есть завтра. Спросил про постояльца. Катерина доложила, что тот ушел в соседнюю деревню, и соврала, что не знает, зачем. Почему-то не рассказала и про его лесные находки. Подумала, что пусть сам рассказывает. Когда придет. Если придет. Она прождала его до поздней ночи. Оставила калитку и дом открытыми. Федор не вернулся.
Утром, когда в деревне совсем рассвело, во двор осторожно вошел Федор. Прокрался к дому и тихо отворил дверь. Скинул одежду и обувь прямо на пол, приоткрыл дверь кладовой, увидел открытый подпол и лестницу вниз. Бесшумно спустился в одних носках по широким деревянным ступеням и замер. В глубине подполья, заставленного с двух сторон полками с заготовками, на стуле, освещенном яркой лампочкой, свисающей с потолка на витом шнуре, связанный по рукам и ногам, сидел Гена. Живой. Только нога была замотана в самодельный лубок от перелома. Перед ним на скамье с телефоном в одной руке и топором в другой, находилась Катерина.
— Стой там, Федор, — угрожающе произнесла она, — я все равно его убью. Мой Тимочка сейчас умирает. Вот как получу сообщение, что его нет больше, так и этой твари не жить. И ты мне не помешаешь.
— Я не помешаю, — Федор быстро шагнул вперед, выхватил топор из рук Катерины, подвинул ее по скамье и сел рядом, — я помогу. Ну, здравствуй, Гена. Узнал? Это он в машине той сидел, которая моих родителей на дороге сбила десять лет назад. Да, переходили ночью и в неположенном месте, — вдруг заорал Федор, — но фонари нормально светили! И видно было отчетливо. Отец сразу погиб, а мать спину сломала. Мучилась сильно, когда умирала, все просила меня найти негодяев, посмотреть, как живут, страдают ли. Я ей перед смертью обещал. Один, правда, меня не дождался, сам в тюрьме не выдержал. Гена вот живой. А, Гена?
— Да я спал на заднем сиденье! Я вообще бедро сломал, когда машину перевернуло!
— Но вместе с водителем пил? И потом за руль ему сесть разрешил!
Катерина посмотрела на телефон. Часы показывали девять сорок пять.
— А как ты меня нашел? Догадался? — спросила она Федора.
— Догадался. Я ж не совсем обычаев не знаю. Ты сказала, сестринской свекрови вертеп делали, а вертеп под елкой стоять должен. Значит, вы вдвоем с сестрой за елкой этой в Сочельник в лес и пришли. Да нитка от вязаных перчаток на стволе осталась. Я специально посмотрел — серая, с твоих. Санки в гараже стоят, веревка мокрая на них. На санках хотели елочку вывезти, а пришлось ее там оставить, а этого гада погрузить, да? В деревне сестры твоей дома не оказалось, а свекровь ее меня долго чаем поила, да все жаловалась, вот, мол, девки елочку обещали принести на Рождество, да обманули, поганки. А зачем полушубок там оставила?
— Он ногу сломал, провалился в яму, снегом заметенную. Собака его убежала. А в полушубке он на санки не влезал, пришлось снять. На сук я машинально повесила, не подумала. Людка, сестра, не знает ничего. Думала, я домой его отвезу. Помогла его на санки определить и убежала сразу к себе в деревню. Мол, потерпит свекруха без елки.
Федор помолчал и кивнул на Гену.
— Ты топором его собираешься?
— Нет, вот яд в шприце. Я долго готовилась. Понемногу прикупала яд-то. Как летом в больницу городскую увезла Тимочку, всего покусанного, да с отеком аллергическим. Как позвонили мне, что отек-то сняли, да он в кому впал, так и решила, что убью. Я же к Генке первому прибежала, говорю, отвези в город, внуку плохо… А он… «Я выпил, за руль не сяду». Сволочь! А перед Новым годом позвонила дочка, плачет, говорит, Тимочку сразу после Рождества от аппаратов отключать будут, мол, все, конец. В первый рабочий день, восьмого января в десять утра. Она показала Гене часы на телефоне.
— Жить тебе осталось десять минут, готовься. Помолись, прощенья попроси у Бога.
— А потом ты куда его? — Федор успокаивающе погладил Катерину по плечу.
— В дом его отнесу. Да сожгу вместе с домом.
Федор убрал руку с ее плеча, вытащил мобильный и набрал участкового.
— Здорово, Ильич. Я что звоню? Отменяй все. Нашел я Гену. В соседней деревне. Как ты и говорил, пьяным у бабы. Домой привез. Устроил его. Пока Катерине докладывал, вернулся, а он опять самогон хлещет, да курит. Отобрал я спички. Не дай Бог. Снова уложил. Я у Катерины побуду до утра. Чего мне на эту рожу пьяную смотреть? — Федор послушал, что говорит участковый, и засмеялся в трубку, — не бойся, не обижу.
— Это называется алиби, — проговорил Федор задумчиво и посмотрел на часы телефона. Цифры показывали девять пятьдесят пять.
— Ну что, пора?
Вдвоем они встали, держась за руки, Катерина не отрываясь смотрела в телефон, а Федор перехватил поудобнее ручку топора, — на всякий случай.
— Нет, н-е-ет! — закричал, забился на стуле Геннадий. — Я виноват! Простите! Простите меня, ради Бога!
И вдруг телефон в руках Катерины зазвонил, задергался, словно боясь не успеть. Катерина включила громкую связь.
— Мама! Мама! Тимочка очнулся!! Мы пришли в палату, а он глазки открыл и говорит: «Привет, мам, пап!» Я тебе потом еще позвоню!
И следом экран засветился снова — пришло фото: худенькое мальчишечье лицо несмело улыбалось в объектив.
— Ну, вот и ангелы твои подсуетились, ты же это заветное желание им загадала? — подхватывая Катерину, которая едва держалась на ногах, — пробурчал Федор, а Гене сказал, повернувшись:
— Живи.
— Это вы… Вы и есть Ангелы, — вдруг сказал Геннадий.
И заплакал.
— Я хочу убить мужа.
Клиентка смотрела пристально и сердито. Холеные руки нервно теребили ручки явно очень дорогой сумочки. На правой руке золотое обручальное кольцо с бриллиантовой россыпью, на левой ажурный перстень с крупным изумрудом.
Всё в посетительнице, от элегантной кожаной обуви и стильной одежды до тонкого приятного аромата незнакомых духов, громко кричало о достатке и благополучии.
Тим доброжелательно улыбнулся, кивнул.
— Вы наверно давно в браке?
— Думаю, что это не имеет никакого значения. Я просто хочу убить этого гада!
Губы клиентки сжались. Тиму показалось, что из голубых глаз посетительницы просто полыхнуло.
«Сейчас порвёт!»
Женщина от скручивания ручек перешла к массажу тела несчастной сумки.
— Такое желание возникает наверно у многих супругов. Сейчас жизнь очень нервная. Стрессы постоянно. Мне вот… — Тим попытался установить контакт с дамой, — Как я могу к вам обращаться?
— Не надо ко мне никак обращаться. Просто скажите, вы мне поможете? Это же ваше?
Женщина достала из полузадушенной сумочки рекламную листовку.
«Частное агентство «Проблем. net»
В Новый год с новой жизнью!
Выполнение задач и ЛЮБЫХ поручений.
Строго конфиденциально.
Весь декабрь скидка 12 %»
— Да. Это наша реклама, — с гордостью подтвердил Тим.
Ему казалось, что придуманный текст очень многообещающий. Коротко, ярко, убедительно. Клюнула же такая денежная мадам!
Тим открыл было рот, но дама перебила.
— Я готова заплатить, — взяла карандаш из подстаканника на столе Усова и написала на обратной стороне рекламки.
100000.
— Евро, конечно. 5 % аванс сразу.
Тим впал в ступор. В голове защёлкал калькулятор.
«Она серьёзно? Может, сумасшедшая?»
Посетительница цепко вглядывалась в его лицо. Смятение и растерянность растолковала по-своему.
— Хорошо. 10 % аванс. Берётесь?
И вытащив из многострадальной сумочки пакет, положила перед Тимом. Он заглянул и ощутил волшебный, ни с чем не сравнимый запах у. е.
На стол легла фотография мужчины.
— Вот этого, — зло произнесла женщина и накрыла фотографию листом.
— Здесь все данные. Адреса домашние и рабочие, телефоны. Адрес любовницы. Номер машины.
«Деньги, конечно, очень кстати. Платежи по ипотеке. Аренду офиса оплачивать пора. Да и Новый год совсем скоро. Подарки…»
Тим уплыл в свои мечты.
— Так вы берётесь?
Дама сверлила колючими глазами.
«А, была не была! Возьму аванс. Если я откажусь, она другого найдёт исполнителя. Видно, припекло! Потяну время. Глядишь и дамочка остынет, передумает муженька убивать. Ведь не сумасшедшая же она в самом деле. В конце концов, придумаю что-нибудь. Да хоть несчастный случай какой!».
— Хорошо, — выдохнул он.
— Сделайте это быстро, до 31 декабря. В Новый год с новой жизнью! Как в вашей рекламе. И не вздумайте меня кинуть! За сумму в три, а то и в пять раз меньше, можно и насчёт вас договориться!
Клиентка, не попрощавшись, промаршировала к выходу.
«А вот сейчас обидно было. И почему это за меня в пять раз меньше?» — подумал Усов.
Весь следующий день Тим таскался за объектом и мучился попытками выстроить схему идеального убийства или несчастного случая.
Стоя в пробке, недалеко от машины Бориса, Тим наблюдал, как между рядами запертых автомобилей снуют пацаны, предлагая различные услуги. Протереть окна. Принести кофе или воду. Из машины справа девушка попросила парня купить ей кофе. И буквально через несколько минут получила картонный стаканчик.
Тима осенило.
«Нужно делегировать это идиотское поручение кому-нибудь за меньшую цену и не париться! Найду какого-нибудь лоха, которому позарез нужны деньги».
На встречу Олег Котов летел с энтузиазмом. Наконец-то хоть кто-то откликнулся на объявление. Судя по конспирации и таинственности, которую нагнетал позвонивший, дело денежное.
«Или за бабой следить, или деток-подростков пасти. А может и рожу кому начистить, или попугать серьёзно…»
Финансовое положение Котова было плачевно. И это ещё мягко сказано.
На прошлой неделе он слегка въехал в БМВ. Совсем чуть-чуть царапнул. Но…
Мужик согласился не вызывать гайцов, но Котов должен оплатить ремонт в сервисном центре.
Когда озвучили ценник, у Олега чуть инфаркт не случился. Пытался убедить хозяина БМВ сделать ремонт у своих знакомых ребят с золотыми руками и человеческими ценами, но мужик та-а-к посмотрел на Котова. Такое презрение Олег видел только в глазах Марьяши, училки русского и литературы, которая столько крови у него попила в старших классах.
Котов не выдержал и даже поинтересовался у мужика, не учительница ли у того матушка. Оказалось — бухгалтерша. Но один фиг. И как это некоторые люди умеют та-а-к смотреть? Если на него так Любаша посмотрит, он сразу умрёт. Но Любаша, девушка из соседнего дома, не смотрела на него вообще никак.
Незнакомец, с которым Олег встретился в пустынном промозглом парке, озвучил, что нужно сделать. Котов замотал головой.
— Не, это без меня.
— Пять евро, — тихо сказал заказчик.
— Тысяч? — ахнул Олег.
— Ну не миллионов же. Аванс сразу 500.
— Полторы!
— Восемьсот!
— Тысяча!
— Чёрт с тобой! Но если попытаешься соскочить, найдутся те, кто тебя сделает за сумму в два раза меньше. Так что без шуток!
— Взялся — сделаю! — буркнул Олег сердито.
Было обидно, что его жизнь заказчик оценил в два раза дешевле.
На следующий день уже Олег таскался по городу за объектом. И удача не отвернулась. Котов подслушал разговор заказанного мужика по мобильному.
— Лана, не доставай меня. Завтра приеду после корпоратива. Я не могу не ходить. Я начальник. Должен поздравить коллектив. Не капризничай! Подарочек привезу, конечно.
Следить за объектом Олег больше не стал. Отправился перекусить в расположенную недалеко от бизнес-центра, где был офис будущей жертвы, чебуречную.
И как в детство попал. Круглые столики на высоких ножках. Есть можно только стоя. Взял два румяных огненных чебурека на картонной тарелочке. И стаканчик мутноватого напитка с вкусным названием: кофе со сливками.
Чебуреки оказались отличными. По пальцам стекал горячий сок.
— Молодой человек, не поможете? — услышал хрипатый голос.
Рядом нарисовался мужчина бомжеватого вида. Но не вонючий, хотя и в сильно потрёпанном пальто и жутковатой рыжей лохматой шапке с проплешинами.
— Работать не пробовал? — насмешливо спросил Олег, но вытащил из кармана пятьдесят рублей и протянул бомжу.
— Благодарствую. А с работой временные проблемы, — с достоинством ответил мужчина.
— Не подходишь? — Олег внимательнее посмотрел на собеседника. Алкаш конечно, морда опухшая, нос красный. Но… глаза умные, не погасшие.
— Правильнее было бы сказать — работа мне не подходит, — улыбнулся бомж.
— Во как! — удивился Котов. Чувство юмора мужик не пропил.
«А что если его зарядить на дело?» — пронеслось у Олега в голове.
— И какую тебе работу надо? Что умеешь?
— Честно?
— Ну а на фига врать-то, я же не налоговая!
— Работу никакую не ищу. Не хочу! А умею… много чего, — мужик вздохнул и погрустнел, — Бизнес построить могу. И управлять, и развивать. Но не хочу.
— Но ведь на одни подачки сложно жить.
— Сложно, — согласился бомж, — От разовой подработки не отказываюсь. Разгрузить, загрузить, поднести, подмести.
— Для бизнесмена как-то мелко, — поддел Котов.
— Мне хватает.
Мужик отвернулся и пошаркал к выходу.
Олег метнулся к окошечку, взял ещё пару чебуреков с собой и побежал догонять бомжа.
Начал заливать мужику про то, что есть девушка. В бухгалтерии работает. Пожениться они хотят. Но начальник, козлина, проходу не даёт его невесте. Грозит на неё какие-то финансовые долги повесить и устроить проблемы вплоть до уголовки, если та не уступит. И уволиться не даёт.
— Ну так поговори с ним! Рожу набей. Ты вроде парень крепкий. — посоветовал мужик.
— Так говорил. Несколько раз! Последний раз он пригрозил, что отправит меня на нары.
— Ты хочешь, чтобы я морду ему набил?
— Он не отстанет. Хочу, чтоб ты убил его. Я бы и сам. Но меня вычислят быстро. Мужик молчал.
— Я заплачу.
Мужик молчал. Котов подумал, что пора сваливать.
— Сколько? — наконец спросил собеседник.
— 500 евро. Аванс сразу стольник, — Олег полез в карман.
— Плюс, комплект термобелья. И ящик водки.
— Не вопрос! Вот фотка и его данные. Он в этом бизнес-центре работает. Завтра у них здесь корпоратив. Можно подкараулить.
— Разберёмся.
— Держи мобильник. Когда пришьёшь этого козла, сфоткай и мне вот на этот номер сбрось.
Котов показывал новому исполнителю смартфон.
— Разберёшься?
— С Верту как-то управлялся.
— Ну куда нам до вас, бизнесменов! Мобилу не потеряй! И не вздумай исчезнуть.
— Да, что я не понимаю? Меня за бутылку найдут и закопают. Ты это хотел сказать?
Олег смутился.
— Ну типа того…
— Всё в лучшем виде будет!
Новогодний корпоратив раскручивался по спирали. Каждый виток повышал градус, громкость музыки и галдёж коллег. И одновременно, другая спираль, где-то внутри Бориса раскручивалась в противоположном направлении.
Настроение падало, шутки сотрудников раздражали все сильнее.
Главбух Алла Марковна, дама предпенсионного возраста, поражала мужскую часть коллектива ярко-оранжевым воздушным платьем, напоминающим слишком открытый пеньюар.
Она уже третий раз подсаживалась к начальнику. Требовала выпить с ней, норовила приложиться ярко-красными губищами и пододвигалась всё ближе.
— Боренька, ты не волнуйся! Пока я жива, с налоговой проблем не будет! А я ещё очень молода! — главбух игриво подморгнула и пьяно хрюкнула.
В кармане звякнул мобильник.
— Извините, Алла Марковна. Я сейчас.
Он выскочил из-за стола и двинулся мимо лихо отплясывающих в коридор.
— Борюсик, ты обещал быть в девять. Уже девять двадцать! Я скучаю, а ты там веселишься!
— Лана, скоро буду. Сейчас выхожу.
Он со злостью сунул мобильник в карман. Застучало в висках.
— Достала!
Из зала выплыла молоденькая сотрудница. Уверенной походкой, правда, по странной траектории с заносом, приблизилась к Сачкову.
— Белый танец! Дамы приглашают!
И прильнула разгорячённым молодым телом.
— Борис Леонидович! Я тащусь от вас. Вы такой…
Сачкову с трудом удалось отлепить девицу. Та пыхтела и сопротивлялась.
В кармане снова зазвонил телефон.
— Да что б вас всех!
Борис вышел на улицу. Стряхнул снег с лавочки. Присел и закурил.
К любовнице не хотелось. Он бы с огромным удовольствием поехал домой. Когда-то ему так хорошо было дома. Но жена последнее время ведёт себя странно. Раньше ворчала, кричала. Даже посудой кидалась. А сейчас смотрит как на пустое место и молчит.
Он виноват, конечно. Работа. Мало внимания. Любовница. Но так все живут. Наверно развод неизбежен.
— Закурить не найдётся?
Рядом стоял мужичок бомжеватого вида в рыжей лохматой шапке.
Борис протянул пачку и спросил, указав на шапку.
— Собака?
— Обижаешь. Енот.
Помолчали. Мужичок достал из кармана пальто начатую бутылку водки.
— Выпьешь?
Протянул Борису. Пили по очереди молча. Из горла. Становилось легче. Опять запел мобильник.
Борис сбросил звонок.
— Работа? Или бабы? — поинтересовался мужик.
— Ты даже не представляешь, как они все меня достали!
Словно плотину прорвало.
И Борис выворачивал всю душу перед этим незнакомым бомжом.
— У тебя ещё есть? — спросил нового знакомого, когда водка кончилась.
— Есть. Пошли ко мне. Я здесь рядом…
Мужик обитал в подвале какого-то офисного здания. Попали они туда через странный лаз.
— Катакомбы! — восхитился Борис.
— Зато тепло.
У бомжа нашлась ещё пара бутылок водки.
Новые знакомые уселись на деревянные поддоны, служившие и кроватью, и столом.
Мобильный периодически звонил и тренькал смсками.
Борис не обращал внимания, а потом вообще отключил звук.
Давно он так душевно ни с кем не говорил «за жизнь».
Бомж представился Серёгой. Неожиданно оказалось, что он знает некоторых бизнесменов и чиновников.
Борис пожаловался ему на сложности с растаможкой. И Серёга неожиданно очень подробно расписал ему гениальную схему для преодоления кое-каких проблем.
— Серёга! Мне тебя бог послал! Будешь моим первым замом!
— Боря, давай отдохнём немного. Очень спать хочется. Завтра решим.
Когда Борис вырубился, Сергей сфотографировал его с разных ракурсов и отослал Олегу.
Вдогонку отправил смс.
«Приезжай через час к чебуречной. Не забудь термобельё. К ящику водки добавь пивка».
Олег смотрел на фотографию убитого. Неестественно запрокинутая голова. Задушил, что ли? И труп уже спрятал в какой-то подвал. Быстро он его… Ничего святого у человека нет.
Внутри как толкнуло. А ты? А у тебя? Есть святое?
Если бы не этот долбанный БМВ! Я бы никогда!
Рассчитаюсь за ремонт. А на остальные деньги подарки куплю — мобильники, планшеты, машинки, куклы. Новый год ведь на носу! И конфет! В какой-нибудь детский дом отвезу. Попрошу Любочку помочь! Может, тогда внимание обратит.
— Невесте привет передавай! И с Новым годом! — вдруг произнёс бомж и подмигнул, когда Олег с ним рассчитался.
— Какой неве… — начал Котов и запнулся. Залился краской. Отвернулся и быстро ушёл.
Руководитель частного агентства «Проблем, net» Тимофей Усов проснулся от звука сообщения.
Долго смотрел на экран.
Вот и денежки заработал. Большие денежки. Но радости почему-то не было.
Борис открыл глаза и тут же снова закрыл. Так плохо ему не было никогда.
— Поправься.
В руку вложили банку с пивом. Вчерашний вечер вспоминался обрывками.
Серёга предложил по маленькой.
— Давай! Чебуреки принёс. Ещё тёплые.
Похмелились. Закусили. Задушевный мужской разговор вновь набирал обороты.
— Серёга, ты мне скажи. Как оказался здесь? Я же вижу, что ты нормальный мужик!
Собеседник поднял на него необычно трезвые глаза. Очень медленно и тихо, словно выжимая каждое слово, начал говорить.
— Однажды я развёлся с женой и женился на молоденькой любовнице. Я бросил женщину, с которой прожил самые лучшие свои годы. Сложные годы. Сам знаешь как бизнес поднимать. Она всегда была со мной. Когда чуть в тюрьму не угодил. Когда разорился и всё заново нужно было начинать. Не бросила, не переметнулась к более удачливым. Верила в меня. Верила мне. А я… просто ушёл к молодой.
Серёга потянулся было к стакану, но передумал и продолжил.
— А молодая и красивая через год со своим любовником опустошила все счета и разрушила мой бизнес.
Борис сокрушённо помотал головой.
— Серёга! Вернись к жене. Попробуй! Она простит. Попытайся!
Серёга молчал. Сидел, сгорбившись, как старик.
— У тебя же башка варит! Я серьёзно предлагаю ко мне первым замом. Деньгами не обижу. Не совсем пустой вернёшься! Она простит.
Серёга поднял голову. От его взгляда у Бориса пробежал мороз по коже.
— Она умерла. Я опоздал.
Подвал наполнила тишина.
Борис не знал что сказать. Он машинально взял в руки мобильник, на котором ещё вчера отключил звук. Уставился на экран. Семнадцать входящих и сорок две смски от Ланы. И одно смс от жены. Открыл.
«Боря, мне нет оправдания. Совсем потеряла рассудок и наняла киллера для тебя. Сейчас всё отменила. Чувствую, что ты жив и с тобой ничего не случилось. Будь счастлив. Прости, если сможешь».
Протянул мобильный Серёге. Тот прочитал и вздохнул.
— Иди домой, Борь! Не опоздай!
Тим никак не мог решиться отправить фотографию трупа. Несколько раз брал в руки смартфон и снова бросал.
И вдруг телефон звякнул.
«Всё отменяется. Аванс можно не возвращать. Мы помирились. С Новым годом!»
Тим с облегчением рассмеялся.
Просто чудо новогоднее! Два подарка сразу: и денежки получил, и преступником не стал. А исполнитель-лох какой шустрый попался! Аванс взял, фотку «трупа» прислал. Ай, молодца! Помощника давно присматриваю. Сделаю себе третий подарок!
И Тим набрал номер «лоха».
Ян Борисович Галедич окинул критическим взглядом накрытый стол. Жаль, шампанского не будет — не пьет он. Совсем. Сегодня католическое Рождество, нужно отдать дань традиции. Впрочем, была еще одна причина сделать этот вечер если не торжественным, то запоминающимся. Он собирался объявить о своем решении близким. Их у него осталось не так много. Сегодня — хороший повод. Он выглянул в окно — снегопад усиливался. Почти стемнело. Раздался звук звонка — он бросился открывать. На пороге стояла соседка с пылающими от мороза щеками. Сбросила ему на руки легкую спортивную курточку.
— Я ненадолго, — прошла к столу.
Ярким пятном ее малиновый джемпер на фоне скромной кухни в бежевых тонах.
Зазвонил телефон.
— Простите, это племянница, — Ян взглянул в подведенные глаза, которые щетинились густыми черными ресницами.
— Да, жду тебя, дорогая. Как не сможешь?
Углы его губ опустились.
— Да, в снегу почти утонули. Могла бы оставить машину и приехать на электричке, — укоризненно заметил Ян. — В 23.55 здесь была бы. — Ну хорошо, хорошо, — примирительно произнес он в трубку. — Всегда рад. С наступающим Рождеством!
Прекрасные глаза вопросительно взглянули на соседа, женщина достала из сумки небольшой пакет.
— Я тут пирожков напекла…
— Как мило. Не приедет она сегодня. Работы много.
— От работы кони дохнут, — глубокомысленно произнесла женщина, пряча телефон.
— Что поделать. Свое дело не бросишь. Не на дядю работает — на себя.
— Чай мужа нет? — поинтересовалась самоуверенно.
— Нынче бойфренды в моде. Но бойфренда в деревню калачами не заманишь.
— Тогда будем есть калачи сами. Праздник к нам приходит или нет?
— С салата, пожалуй, начнем. Горячее в духовке дойдет до кондиции само, — ответил Ян Борисович.
— Сам все это приготовил?
— Да куда там! Помощница по хозяйству приходит дважды в неделю.
— А где она?
— Отпустил сегодня пораньше, до понедельника. Не местная она, из города приезжает.
— Не далеко ли ездить сюда хозяйствовать?
— Говорит, что работа дважды в неделю ее устраивает.
— А почему поселить ее здесь не хотите? Дом же большой.
— У нее семья в городе. Селить сюда чужую семью… ну, это как-то неправильно. А ваша дочь? Она разве не приедет сюда на Новый год?
— Моя в городе праздновать будет. С друзьями в клуб пойдут.
— Разве Новый год — не семейный праздник?
— Семейный — Рождество. А Новый год — так, по компаниям разойдутся и потусят. Или куда на море сорвутся, если заранее этим озаботиться.
Она посмотрела на хозяина дома из-под опущенных ресниц, стараясь придать своему взгляду задумчивость.
— Я тут шампанское прихватила. Будем?
— Не пью.
— Сердце, наверное?
— Можно сказать и так.
— А я бы выпила.
— Тогда позвольте открыть.
Хлопок — и вот уже в высокий бокал побежала игристая жидкость, обещающая если не исполнение желаний, то уж радость точно. На какое-то время. Себе Ян налил стакан морса, изготовленного собственноручно из собранной в лесу брусники. Гостья сделала глоток шампанского и поставила бокал на белоснежную скатерть. Напиваться в ее планы не входило.
Молодая женщина, сидящая перед майором Александром Лагуновым, была обеспокоена не на шутку. Он пытался ей объяснить, что пропажа человека — еще не убийство, но она и слышать ничего не хотела. Убили — и все тут. По ее словам, он должен быть дома (давно не работает), о своем уходе не предупредил. Она позвонила ему из города, чтобы сообщить, что поедет на электричке из-за погоды, но телефон не отвечал. Не был вне зоны доступа, просто не отвечал. Уже на вокзале Злата заволновалась, не случилось ли чего. В вагоне набирала несколько раз — результат тот же. Может, сердце? Если бы телефон был вне зоны доступа — это еще можно понять. Ну, или разрядился. Может, дядя просто трубку не берет? Вряд ли, это с ним бывало редко.
Когда она обнаружила пустой дом, то встревожилась не на шутку. Злата еще раз набрала номер — сигнал телефона донесся до ее ушей. Мобильник лежал на подоконнике, где его оставил Ян Борисович. Смекнув, что без телефона он вряд ли бы куда отлучился, Злата вызвала полицию. А тут еще пес, который обычно всегда радовался ее приходу, лежит в луже крови.
— Ну не выкрали же дядю вашего инопланетяне! — произнес Лагунов, протягивая плачущей Злате упаковку бумажных носовых платков. — С кем общался пропавший?
Она пояснила, что со многими. Соседи, коллеги и т. п. Да, чувствовал себя одиноко после смерти жены, умершей год назад. Детей не было.
— Аглая Неверова — кто это?
— Соседка. А почему вы спросили? Телефонная книга?
Лагунов взглянул на распечатку телефонных звонков Яна Борисовича и кивнул. Звонков за вчерашний день было немного. Злата звонила несколько раз. А вот и звонок от Яна соседке. Вчера. «Надо встретиться с этой соседкой, — подумал Лагунов. — Может, заметила что…»
— Может, у соседки и заночевал? Или у приятеля какого? — пытаясь выстроить хоть какую-то версию, спросил Лагунов.
Хотелось домой, в тепло, где уже стоит наряженная ёлка и Инга готовит яблочный штрудель. Вместо ужина в кругу семьи он будет искать загулявшего пенсионера.
— Вряд ли, — ответила Злата. — Спать предпочитал дома.
— То есть это она приходила к нему?
— Не только она. Он в общем-то любил принимать гостей.
— А эта… как ее… повариха или домработница…
— Кашмира — помощница по хозяйству. Он отпустил ее в тот день до понедельника. У ее сына утренник в субботу должен был быть.
— А вы откуда знаете?
— Дядя сказал. Он приглашал меня на Рождество.
— И?
— Я не смогла.
— А сегодня?
— Да и сегодня не планировала. Но я… — она на мгновение замолчала, словно смущаясь. — Поссорилась с бойфрендом, поэтому решила навестить дядю.
— Почему не на машине поехали?
— Из-за снегопада. Застрять боялась. Так бы мой МЧ за рулем был, я сама вожу не очень.
Все, что говорила Злата, показалось Лагунову логичным. Вот только… она, наверное, единственная наследница имущества далеко не бедного пенсионера и по совместительству владельца акций банка «Возрождение». Впрочем, у него могут быть давние враги. Лагунов набрал номер на телефоне.
— Матвей, выясни, не подавал ли Галедич заявление о преследовании или вовлечении в судебный процесс. Может, раньше по делам каким проходил? Да, как можно быстрее.
Положив трубку, Лагунов снова обратился в Злате:
— Вы часто посещали дядюшку?
— Увы. У меня много работы, — прозвучало в ответ.
Соседка, которой в Рождество звонил пропавший пенсионер, оказалась не такой, какой представлял ее Лагунов. Он думал о дружбе двух одиноких пожилых людей, которая обычно вырастает из общности интересов: походы в лес, разговоры о состоянии здоровья, грибы-ягоды, огороды, проблемы детей-внуков и т. п. Однако Аглая Ивановна оказалась намного моложе Яна Борисовича и назвать ее типичной дачницей как-то не поворачивался язык. Она сидела перед Лагуновым, дерзко закинув ногу на ногу в модных джинсах, рыжие волосы вились колечками на стриженой по последней моде голове. Холеная кожа выдавала в ней женщину, любящую и умеющую за собой ухаживать. Лагунов почувствовал себя неуютно под пронизывающим взглядом ярко-синих глаз.
— При каких обстоятельствах я познакомилась с ним? — переспросила она и окинула Лагунова насмешливым взглядом. — На кладбище. Он умершую жену пришел навестить, а я мимо пробегала.
— В смысле? — не понял Лагунов.
— Дорога мимо кладбища проходит. У меня пробежка там была.
— Вы были в пятницу, 25 декабря, у него?
— Да. Поэтому, господин сыщик, моих отпечатков там полно, если вы об этом.
— Когда расстались?
— Я ушла утром.
— В смысле?
— Не ищите смысл там, где его нет. Мы были любовниками. Однако не мужем и женой. Поэтому утром я ушла домой. Дела, знаете ли.
— Он говорил, чем планирует заняться на следующий день? Может, собирался уехать куда?
Аглая пожала плечами. Затем рассказала, что Галедич с недавних пор посещал собрания каких-то сектантов. В центре поселка в доме с башенкой их гуру живет. Там и собрания проходят. Лагунов записал номер дома, где, по словам соседки, бывал Ян Борисович. Какие молитвы и собрания, когда тут явно… бес в ребро?
— Не думали к нему переехать? — поинтересовался Лагунов.
— Нет. У меня есть свое жилье.
— Кто-то может подтвердить, в котором часу пришли домой?
— Едва ли. Здесь никому ни до кого нет дела.
…Она опасливо оглянулась на темный квадрат окна, схватила тело за плечи и выволокла во двор. Взгляд зацепился за стоявшие во дворе санки. Порывшись в кладовке, она достала веревку, накрыла тело покрывалом, закрепила веревкой. Вывезти труп и спрятать! А то если его племянница сюда припрется, все может открыться. Труп рано или поздно обнаружат, а пока… Ну не станет местный участковый заморачиваться в рождественскую ночь поисками. Скорее опергруппу вызовут. А что ей скажут? Человек пропал? Впрочем, если как следует напрячься… Лишь бы собачники эти… Она видела в фильмах, что трупы часто находят люди, выгуливающие своих псов. Однако с погодой сегодня повезло. В такой снегопад добрый хозяин собаку на улицу не выгонит. Пробегутся вокруг дома, сделают свои собачьи дела — и в тепло. Ишь… валит и валит! Снег уже припорошил лежащее на санках тело. Хорошо, что забор высокий — не видно, что происходит во дворе.
Аглая вернулась в дом, надела перчатки, вписала печатными буквами в завещание свое имя и фамилию, положила завещание в сейф, закрыла его, достала из кладовки ломик, слегка раскурочила замок (лишь бы были заметны следы взлома). Затем замыла попавшую на пол кровь. Аккуратно сложила тряпку и перчатки в пакет из-под пирожков, оставшееся шампанское вылила в раковину, спрятала бутылку и бокал в пакет, разбросала посуду, чтобы создать иллюзию драки. Выключила свет. Вышла, захлопнув дверь, впряглась в санки и направилась к лесу.
Озеро спало под слоем льда. Аглая ломиком стала долбить лед, но он оказался слишком толстым. Вспотев, она плюнула, бросила ломик на берегу озера, снова впряглась в санки, потащила их в лес, свалила тело в ближайший сугроб, закидала снегом, и с санками на поводке вернулась домой. Дома сожгла в камине перчатки и тряпку со следами крови, а бутылку с бокалом отмыла и убрала подальше, рассчитывая выбросить при первой возможности.
Когда соседка ушла, Лагунов налил себе кофе из старой, видавшей виды кофемашины и погрузился в чтение материалов дела. Отпечатки в доме были: Златы, Аглаи, самого Яна Борисовича, домработницы Кашмиры. Были следы взлома на сейфе, но при этом дверной замок цел, как будто сам хозяин впустил вора. А еще не шел из головы Лагунова пес, чье тело обнаружила Злата. Кличка у него смешная — Декабрец. Злата рассказала, что в декабре прошлого года дядя подобрал бродяжку на станции, где собаку подкармливала продавщица придорожного кафе. Мог завести любую породистую собаку, ан нет…
Почему злоумышленник прикончил пса? Лаял? Почему не забрал мобильник жертвы? Замок цел, окно не разбито. Значит, свой, запущен хозяином. Но какой смысл тогда убивать собаку? На столе — еда. В духовке — запеченная курица. Если бы Галедич собирался уехать — не оставил бы в духовке, в холодильник бы положил. Из квартиры ничего не пропало — дорогой ноутбук на месте, наличку Ян Борисович дома не держал, кредитные карты на месте. Что за вор такой странный? Самого хозяина дома утащил вместо ценностей? Взял в заложники с целью выкупа? Тогда почему не выдвигает условий? Чем сейф пытался взломать? Пока вопросов у Лагунова было больше, чем ответов.
Кому выгодна смерть Галедича? Пока только племяннице. Зачем тогда она сказала, что покрывало с дивана пропало — его она дяде подарила, эксклюзивная вещь ручной работы, на выставке хэнд-мэйда покупала, поэтому заметила. Зато палки для скандинавской ходьбы на месте. Из-за чего Злата сразу отмела идею о том, что дядюшка прогуляться вышел. Он ходьбой занимался уже года три, но в этот раз палки стояли у вешалки, на видном месте.
Следы во дворе? Шел сильный снег в день предполагаемого похищения. Даже если они были, их замело. Лагунов решил еще раз побывать в доме пропавшего пенсионера и на этот раз как следует осмотреть двор. Он набрал номер Златы.
— Мы в больнице, — сказала она. — В моего жениха стреляли.
Лидер секты, чьи собрания посещал Галедич, с виду показался Лагунову человеком немолодым и слегка битым жизнью. На учителя философии одного из вузов как-то снизошло откровение, после чего он оставил работу, переехал в поселок и посвятил себя служению богу. Жил ли он на пожертвования прихожан или что-то иное — Лагунов велел выяснить стажеру Огурцову, и тот справился. «Гуру» предприимчивостью в сборе средств не отличался. Дом с башенкой в центре поселка достался ему от матери.
При встрече он посочувствовал родственникам пропавшего Яна Борисовича. Подтвердил, что тот должен был прийти на вечернюю встречу, но увы. Лагунов понял, что просто потратил время на беседу с ним. Этот Вениамин Петрович, высокопарно величаемый паствой Светлым, — обычный бездельник и балабол, но не убийца.
Тем временем, подручные Лагунова обшарили окрестности — но тела так и не нашли. Только покрывало со следами крови обнаружили в мусорном контейнере (да и то потому лишь, что мусор в поселке вывозят раз в неделю). Экспертиза подтвердила, что группа крови на покрывале — Галедича, как и следы крови на полу в столовой его дома (хотя их кто-то пытался смыть).
Где же труп? Нет тела — нет дела, как говаривал наставник Лагунова, с которым Александр познакомился в первый день своей службы, — старый и опытный сыскарь Зиновьев. Земля ему пухом. Черт спрятан в мелочах, — любил говорить Зин, на которого молилась вся прогрессивная часть отдела: от зеленого стажера до начальства с большими звездами. Именно на мелочи Зин учил обращать внимание. Самые ничтожные вещи.
«Надо ехать в больницу, — подумал Лагунов. — Жених, стрельба, дядя пропал… Не много ли событий для племянницы бывшего банкира?»
Аглая собирала вещи, когда ее задержали полицейские по подозрению в похищении человека. Конечно, сначала она все отрицала. Лагунов задумался, что может стоять за ее ложью о любовных отношениях с Галедичем. Любовники, как же….. Ни предметов ее одежды, ни ее зубной щетки, ни кремов-шампуней, — ничего, что выдавало бы то, что между ними было нечто большее, чем дружба, полицейские в его доме не обнаружили. Значит, и остальные ее слова нужно поставить под сомнение.
Имитация ограбления тоже получилась весьма корявая — никакие ценности не пропали. Злату Лагунов отмел сразу — рано или поздно она и так получила бы имущество дядюшки. Последним фрагментом сложившейся в голове Лагунова мозаики стала обнаруженная во время обыска в доме Аглаи фотография, сделанная сорок лет назад. На ней — молодой человек в костюме рядом с девушкой, одетой в темное платье по моде тех лет. На обороте — надпись: «Ян Галедич и Анна Сапрыкина».
— И все же я настаиваю, — твердо повторил старик, чей визит для Лагунова, предвкушавшего выходной и поездку с женой на лыжную базу, стал полной неожиданностью.
На голове визитёра красовалась повязка, наложенная, как было видно, профессионалом.
— Она же убить вас пыталась, — произнес Лагунов, вспоминая пояснения одного из жителей поселка.
Подрабатывая Дедом Морозом на детских праздниках в дачном поселке, парень направлялся к очередному клиенту, но вышел из машины по малой нужде и чуть дуба не дал, когда сугроб зашевелился. Пришлось помочь выбраться мужику с разбитой головой, в котором парень узнал Галедича. Привез найденный, как он выразился, в сугробе рождественский сюрприз домой, поручил заботам жены-медсестры. В целом повезло старику — на голове только кожа рассечена, а холод остановил кровотечение. Слава Богу, память не отшибло.
— Ну не вышло, что ж теперь? Может, и не собиралась она меня убивать? — Галедич прикоснулся к повязке и застонал. — Синяк будет знатный.
— Прочитали?
— С моих слов записано верно, мною прочитано?
Лагунов кивнул и повернулся к двери:
— Ну что там?
В комнату в сопровождении полицейского вошла Аглая.
— Ну здравствуй, папа! Что, не узнаешь? А ведь это я, твоя дочь.
Галедич уставился на вошедшую неподвижным взглядом.
— Я дочь, которую ты бросил. Просто потому, что мать моя была студенткой первого курса, а ты — аспирантом-экономистом с перспективами. В твои планы не входила семья и ребенок. И после разговора с твоей мамой — ректором вуза — моей пришлось бросить учебу… До родов она мыла полы в ресторане. А потом мыкала нужду по съемным квартирам, на которые уходила большая часть ее зарплаты уборщицы.
Галедич тяжело опустился на стоящий у стола стул. Лагунов, наблюдавший эту сцену, не удивился. Не первый раз он присутствует при семейных драмах, но всякий раз задается вопросом: почему люди свою и так не длинную жизнь превращают в вереницу нелепостей, к которым толкает их ненависть?
— Я убивать тебя не собиралась. Я ждала момента, когда можно будет признаться, кто я. Когда ты о завещании заговорил, поняла: все достанется этой… племяннице. А она не заслужила! Она ничего не сделала, чтобы… — Аглая осеклась и вздохнула, и Лагунов внезапно увидел перед собой несчастную женщину, которой пришлось выживать в этом мире.
— В глазах у меня потемнело, — продолжала Аглая. — Схватила бутылку с недопитым шампанским и шарахнула по голове. Потом испугалась. Так как ты не подавал признаков жизни, решила избавиться от тела.
Лагунов едва успел подхватить Галедича, упавшего в обморок.
— Вы можете идти, — сказал Лагунов Аглае, когда они вдвоем привели Галедича в чувство. Она обожгла майора взглядом синих глаз и отрицательно покачала головой.
— А вас, Ян Борисович, попрошу задержаться. Думается, вам стоит узнать о племяннице и ее бойфренде. Он задержан по подозрению в организации убийства.
— Чьего убийства? — не понял Галедич.
— Вашего. Если бы не гнев дочери, удар бутылкой и ее стремление спрятать то, что она посчитала трупом, это Рождество стало бы для вас последним. Ваш дом навестил человек, который должен был вас убить. Он перелез через забор, застрелил пса, но вас дома не обнаружил. Из тела собаки вытащили пулю, которая совпала с той, что была извлечена из ноги бойфренда вашей племянницы. Как она туда попала? После несостоявшегося убийства заказчик — а им оказался жених Златы — отказался заплатить киллеру оставшуюся часть денег, ведь цель не достигнута. Они повздорили, киллер прострелил ему ногу. Выстрел произведен из того же оружия. Задержали киллера на вокзале, от пистолета избавиться не успел.
— Но Артем мне казался таким… порядочным, — только и смог сказать Галедич.
— Пришлось навести о нем справки, — пояснил Лагунов. — Долги — вот что привело его к мысли избавиться от вас. Он знал, что в случае вашей смерти других наследников, кроме Златы, нет. От нее же слышал, что будущий тесть не на шутку погрузился в духовную жизнь. Вдруг все имущество пастырю отпишет? Такие случаи с пожилыми людьми — не редкость. С исполнителем плана Артем познакомился в казино, где часто бывал.
— А Злата… она знала об этом? — спросил Галедич.
— Только то, что он игрок, — ответил Лагунов. — Влюбленная по уши, до поры до времени помогала деньгами. Но в детали плана Артем решил ее не посвящать — могла испортить дело. Слишком эмоциональна. Ему важно было, чтобы она на следующий день, приехав в гости, обнаружила тело. Но все пошло не так. Он не мог предусмотреть визита Аглаи в ваш дом.
— Всё они, деньги… — Галедич, словно придавленный услышанной от Лагунова информацией, с трудом встал. Аглая взяла его за руку, словно боялась, что он может упасть.
— Пойдем домой, дочка.
— Только если простишь меня, — сказала Аглая. — Сможешь?
— А ты? — спросил он и сделал шаг навстречу жизни, в которой больше не будет одиночества.
— Слышь, красивая, пятихатку гони заради праздничка, а?
Марина в ужасе смотрела, как в ее сторону пошли такие же оборванные нищие, как тот, что держал ее за пальто. Дернулась, вырвалась из хватки и выскочила из заснеженных развалин торговых рядов. Вслед девушке несся пьяный смех, брань и приглашение заходить еще.
Марина спешила домой. Зимний день подходил к концу, темнота шла за ней по пятам. Старые дома уже не казались красивыми, везде был виден упадок. Город больше не выглядел сказочным. Он скорее пугал. Мороз не радовал, он стал врагом. На холодном ветру скрипели деревянные ставни, у помойки закаркали вороны, подравшись из-за грязной корки хлеба.
Марина наконец остановилась и огляделась. Уже соседняя улица, еще чуть-чуть, и она будет в тепле и безопасности. Хорошо, что не проскочила поворот. Вот и ее двор. Кажется, можно выдохнуть.
— Девушка, постойте!
Услышав резкий окрик, Марина дернулась. Ну уж нет! Она не остановилась, а бегом побежала к подъезду.
Бабах!
В сантиметре от плеча пролетела огромная сосулька и разбилась у ног. Осколки брызнули в разные стороны, больно ударили по косточке даже через кожу сапог. Марина вскрикнула, и забежала в подъезд.
Быстро поднялась по лестнице на третий этаж, отдышалась, и вдруг подумала, что сейчас совсем не подходящая погода для падения сосулек. Да и откуда она взялась, когда, кажется, ледяные наросты были ближе к водосточной трубе, то есть в паре метров от входа в подъезд?
Лучше уж побыстрее разобрать вещи и уехать в Москву, к родителям. Встретить этот Новый год с ними.
А как хорошо начинался день!
Когда Марина проснулась, за окном уже улеглась метель, сквозь которую вчера въехала в Кимры. Будто покойная бабушка пожалела девушку после всего, что с ней произошло, прогнала непогоду и позвала яркое зимнее солнце. От него душа сразу наполняется радостью, а уголки губ сами ползут вверх. Марина даже зажмурилась от восторга: двор из окна казался сказочным, с огромными деревьями в снегу, залитыми светом. На ветку у окна вспорхнула синичка, покрутила маленькой головкой, что-то чирикнула, и улетела. А с огромных сосулек, каких уже не встретить в Москве, радостно капала вода.
Тут в прихожей раздались странные скрежещущие звуки. Кто-то дергал ручку входной двери.
— Кто там?
Тишина. Марина посмотрела в глазок — никого нет. Открыла дверь — на лестничной площадке пусто — ниже на ступеньках валялся пьяный сосед, сквозь сон бормоча кому-то угрозы неминуемой гибели.
Ничего себе, какая тут местная экзотика, подумала Марина.
Начать уборку она решила со своей комнаты, где гостила лет пятнадцать назад. И тут же, словно Алиса в кроличью нору, провалилась в свое детство. Здесь было все также, как много лет назад. Старая тахта с необъятной пуховой периной, вязанные крючком салфетки, массивный круглый стол и несколько жестяных коробок из-под печенья с разноцветными стекляшками, самыми ценными сокровищами детства.
Как во сне, не думая, что делает, Марина опустилась на колени у кровати, рванула на себя нижний край. Тахта с грохотом сложилась, выпустив целое облако пыли. Уши заложило, над головой в ярком зимнем свете красиво кружились и оседали пыль и перья. Марина расчихалась, засмеялась и увидела в дальнем углу кроватного ящика коробку из-под обуви. Открыла. Вот они — богатства. Бабушкины бусы из стекла и дерева, квадратные полароидные фотографии, засушенные жуки в спичечных коробках, фантики от жвачек Турбо и любимое украшение — большой перстень из проволоки с синим стеклом.
Марина надела его, слегка ослабив плетение проволоки, намотала на шею бусы, села за стол и сделала селфи. Смотрела на него и хихикала как девчонка.
И подпрыгнула, когда в дверь раздался стук, тут же — звонок и пронзительный голос «А ну кто здесь? Там нечего воровать! Выходите, иначе я сейчас полицию вызову!».
Все еще улыбаясь после удивительной находки, Марина подошла и открыла дверь. Подняв кулак, чтобы продолжать стучать, стояла и ошарашено на нее смотрела смутно знакомая пожилая женщина в блузке с кружевами.
— Здравствуйте, — просто сказала Марина, пряча улыбку и пытаясь стряхнуть пыль с волос.
— Да вы, да вы! — вид пыльной Марины в розовой пижаме с сердечками явно расстроил даму. Кажется, она была настроена на разборки, по меньшей мере, с шайкой опасных преступников.
— Я Марина, внучка Зои Павловны, — девушка решила погасить зарождавшийся конфликт и расставить все точки над ¡. Скандалистка в кружевных рюшечках, несмотря на грозный тон, показалась ей славной.
— Ах, извините, милочка. Я ваша соседка, Лариса Владленовна. — У нее даже подбородок затрясся от стресса, видимо, подумала Марина. — Услышала грохот и шаги, а Зоечки уже давно с нами нет. Я же библиотекарь, слух у меня отличный, — усмехнулась она, — а квартира пустая, вот я и разволновалась. Как бы шпана дворовая не залезла. А то устроят притон.
— Ну что вы, не волнуйтесь, — Марана успокаивающе коснулась руки пожилой женщины, от которой отчетливо пахло валокордином. Та замерла. Сильно переволновалась, — подумала Марина.
— Я бабушкины вещи разбираю, приехала чтобы квартиру к продаже подготовить, вот. — Ей было неловко рассказывать это незнакомой женщине, хоть и соседке.
Марина вернулась в квартиру, закрыла за Ларисой Владленовной дверь, пообещав зайти позже на чай. Прошла мимо старого зеркала в прихожей. Оттуда на нее смотрела смешная девчонка, с лохматой головой, в цыганских бусах, с кокетливым перстнем на руке. Цыганка-гадалка, не иначе.
Сразу захотелось поделиться с мамой, и она послала свое нарядное фото.
— Мариш, — в мамином голосе слышался смех, — ты прямо как хиппи! А между тем, эти радужные бусы дедушка из Чехословакии привез. У нас было не достать, как ползарплаты бы стоили. А вторые — из маньчжурского ореха. Бабушке тогда путевку в санаторий дали, а дед с ней поехал. Тогда отпуск-то и путевки мужу и жене выписывали отдельно. А он смог с ней заселиться.
Закончив разговор, Марина достала коробки и начала разбирать вещи.
Перед глазами возникло давнее лето. Вот ей пять, и она у бабушки на коленях. Смеется и пьет теплое пахучее молоко из большой синей чашки. Вот ей шесть, и она идет на рынок за творогом, потому что у бабушки давление, и она лежит. Зажимает в руке деньги. Только творога она тогда не купила. Деньги отняли мальчишки. А Марина сидела на пустыре за рынком и плакала. Долго сидела, не могла пойти домой. Пока к ней не подошла коза. Подошла, и мокрым носом ткнула в плечо, хотела попробовать на вкус разноцветные завязки на сарафане. Маринка еще сильнее заплакала. Коза шарахнулась в сторону, а к ней подбежал парень. Загорелый и чумазый. Сашка. Губы сами расплылись в улыбке, когда она его вспомнила. Он ее выспросил, почему плачет, нашел мальчишек, но те уже потратили отнятые деньги. И тогда Сашка повел ее к себе домой, и его бабушка положила Марине козьего творога. Так они познакомились и подружились.
Марина проводила у бабушки летние каникулы до двенадцати лет, и все это время дружила с Сашкой, который старше ее на два года. Он жил на соседней улице в частном доме с отцом-инженером и бабушкой. Саша пас козу и брал с собой Марину, так они и проводили вдвоем летние дни. Ходили на поле, а еще на свалки. Саша увлеченно копался в выброшенных приборах, собирал микросхемы или другие полезные железки. Марина морщила нос и брезговала копаться в мусоре, но выискивала рядом цветные стеклышки. Больше всего любила синие, самые редкие. И это кольцо, которое сейчас крутила на пальце, смастерил ей Сашка. Там же, на свалке. Интересно, он все еще здесь живет, что с ним стало?
Предаваясь воспоминаниям, Марина разобрала вещи в ванной и на кухне. И чтобы размяться, решила прогуляться по городу. Прошлась по улочкам и случайно набрела на разрушенные торговые ряды, где еле убежала от бродяг.
После опасной прогулки и второго этапа уборки Марина сидела на полу, в животе громко урчало. Бабушкины книги были разложены в несколько коробок. Одну она возьмет в город, в остальные — надо спросить соседку — можно отдать в библиотеку. А пока она вынесет пару огромных мешков к мусорным бакам.
Так Марина и шла с их последнего, третьего этажа вниз, в каждой руке держа по огромному мешку. Почти как Дед Мороз, подумала она. Неожиданно свет моргнул и погас. Марина чертыхнулась себе под нос. Надо схватиться за перила, хотя бы на повороте лестницы.
Внизу неясно мелькнула тень, и в тот же момент сапог скользнул по отполированной поверхности как по льду, ступени ушли из-под ног, вторую ногу подбросило. Марина взмахнула мешками и полетела вниз.
Но не упала. Ее поймали крепкие руки, и теперь уже два человека рухнули на лестницу.
Марина боязливо открыла глаза, которые зажмурила при падении. Она лежала на молодом мужчине. Кепка с его головы слетела. Он приземлился на один из пакетов, лицо закрывал край бабушкиного старого халата.
«Он разбил голову! Я его убила!» — в ужасе подумала Марина.
— Эй, вы живы? — она стянула халат и в неярком свете уличного фонаря, светившего прямо в окно у лестницы, увидела глаза, о которых недавно вспоминала.
— Саша?!
— Сногсшибательная встреча, Марина. — его глаза смеялись, но он охнул, когда Марина попыталась слезть с него и встать на ноги.
— Дурак! Так меня напугал!
— Тебя послало мне небо за мои грехи, — скромно сказал Саша. — Увидел тебя сегодня, думал, может ошибся. Ты от меня так рванула! Вот закончил дела и сразу к тебе.
Он сидел на лестнице выше Марины, запихивал вещи в мешки. Нахмурился, посмотрел на ступеньку у поворота, провел по ней пальцем, поднес его к глазам. Потер пальцы и принюхался.
— Марина, тут масло разлито, — Саша приподнялся, и со всех сторон осмотрел лестницу. — Странно. Оно на поверхности двух ступеней, как будто специально нанесено.
— Ну что ты! Наверное, кто-то из соседей разлил. Тут свет мигает постоянно. Я что-то все время попадаю в неприятности. Вчера сосулька упала, кажется, в сантиметре от моей головы, сегодня сама с лестницы свалилась.
Саша нахмурился. Помог Марине встать.
— Если пролили, то должны были вытереть. Расскажи-ка подробней. А я тебе город покажу.
Они выбросили мусор, а потом Саша остановился у палатки, купил кофе с корицей, и повел ее гулять по городу детства. Кимры, засыпанные снегом, были прекрасны.
— Сейчас это городок на Волге, о котором мало кто и слышал, — рассказывал Саша. — А при Петре I Кимры были центром сапожного дела всей Российской империи. Жалко, что до наших дней не дошли те постройки, разве что сохранилась фабрика «Красная звезда», бывший «Якорь» купцов Столяровых. А один плененный в Северной войне шведский офицер в 1710 году написал: «В Кимрах находятся лучшие портные, сапожники, известные по всей России».
— Ну ты прямо как заправский экскурсовод!
— А то! Ленин же в своем труде «Развитие капитализма в России» заявил: «Особенно замечательный пример капиталистической мануфактуры представляет сапожный промысел села Кимры Корчевского уезда Тверской губернии и его окрестностей.» Представляешь? — Саша прочел цитату из Ленина с телефона, и Марина засмеялась.
Они стояли на улице Кирова у желтого деревянного терема, дома купцов Лужиных. В огромном круглом окне играла огнями большая елка. От этого дом казался еще более сказочным. Деревянный модерн, вспомнила она название архитектурного стиля.
Дальше по улице, чередуясь с обычными простыми домами, расположились памятники прошедшей эпохи. Как старые елочные игрушки, затерявшиеся между ярких пластмассовых шаров на новогодней елке.
Красивое здание бывшей школы уже давно стало библиотекой. Они бывали там с бабушкой, и все что Марина запомнила — сразу у входа большой красивый портрет купчихи. Жена обувного промышленника построила школу и больницу в городе. Марина в детстве смеялась над важной дамой в платье с пышными кружевами, огромной брошью на груди, и крохотной собачкой, меньше ее пухлой руки.
— Знаешь, а я недавно по работе осматривал особняк-музей Столяровых, которые и эту библиотеку построили. У меня как архитектора директор музея консультировался. Хотел узнать, как сделать здание безопасным для выставок, сохранив исторический облик. Ты, наверное, не помнишь, а когда мы были маленькие, их ограбили, и вынесли много ценностей.
— Вот, посмотри! Утром нашла в детских сокровищах! — Марина показала Саше его подарок, кольцо из проволоки. Молодой мужчина заметно смутился.
— Да, давненько я не дарил девушкам колец.
Пока они гуляли по городу, Марина рассказала и про странное копошение в замке утром после приезда, и про сосульку, сорвавшуюся с крыши.
— Марина, мне это не нравится. У тебя были проблемы в Москве или ты уже успела кому-то перейти дорогу в Кимрах?
Марине было нечего ответить. В Москве врагов у нее не было.
Да и Новый год она решила встретить, отдав все долги. А самые серьезные из них накопились как раз здесь, в Кимрах. Мама давно просила разобрать бабушкину квартиру и выставить ее на продажу. Бабушка умерла два года назад. Независимая, самостоятельная, но добрая и любящая, бабушка Настя всегда находила нужные слова и учила полагаться на себя, и это очень помогало в жизни. Марина часто звонила бабушке просто поговорить.
И после ее смерти все оттягивала продажу квартиры. Приходила у себя дома на кухню, садилась у телефона и разговаривала с бабушкой. Последние месяцы у Марины были не особенно удачными. Уже четыре года она ждала обещанного повышения, а недавно место начальника отдела отдали новому сотруднику, а не ей.
Марина много работала, ездила по самым отдаленным уголкам в командировки. Ее жених — Матвей — тоже мотался по командировкам. Не по России и Казахстану, а в Германию и Австрию. Они были очень красивой парой. Матвей только шутил, что уйдет от нее к женщине-повару, потому что Марина не успевала готовить. Она отшучивалась.
Когда ее не повысили, она задумалась — не знак ли это, что нужно что-то менять в жизни? Жених уже улетел на конференцию в Дрезден. Марина взяла три отгула, купила билеты и махнула к нему, не предупредив. И рано утром, лучась счастьем, оказалась у двери его номера. Только открыл ей не жених, а его начальница. В футболке Матвея. Дурацкой пижамной футболке с Дональдом Даком.
Так что врагов у нее не было. Не считать же врагом начальницу бывшего жениха.
— Кажется, утром в квартиру пытался попасть сосед-алкоголик — это все, что приходит мне на ум.
— У него был ключ?
— Ни у кого в доме не было ключа.
— А ты не смотрела, не пропало ли чего?
— Ой, сложно сказать. Я часть вещей упаковала, да и не знаю, было ли у бабушки что-то ценное.
— А может быть, в квартире наоборот, что-то хранили? Вы же несколько лет сюда не приезжали. А тут ты нагрянула. Может, здесь под полом — склад награбленного?
— Поможешь искать клад? — с улыбкой спросила Марина.
Они осмотрели квартиру, тайника не нашли. До боли в животе смеялись, ползая на четвереньках и простукивая паркет.
Теперь они сидели на кухне, пили чай. Сашка, оказывается — тоже живет в столице, и приехал на Новый год к отцу и бабушке.
Говорили долго, за полночь. Было странное чувство. Как она жила все эти годы без него? Им было так легко.
Марина улыбалась и смущалась. Саша стал настоящим мужчиной. Статным и привлекательным. Со знакомыми непослушными волосами на макушке. Он поправлял их тем же жестом, что и в детстве.
У них оказалось слишком много общего. Одинаковые заставки на телефоне, те же книги, те же фильмы. Он строил дома, в которых угадывались черты модерна и старых Кимр. Марина — делала проект озеленения к одному его дому. Эти совпадения кричали — вы не просто так встретились, это что-то значит.
От них становилось тревожно. Мелькнула глупая мысль — а не Саша ли все это подстроил?
Допили чай и он неловко поднялся, сказал, что придет завтра, ему кое-что нужно проверить, и чтобы она завтра без него не выходила из дома.
Прощаясь, серьезно посмотрел в глаза, медленно наклонился и поцеловал в щеку. И ушел. На глаза навернулись слезы. Как странно. Такая случайная встреча. И тут же прощание. Как будто она пришла в кино не на свой сеанс, появился контролер и вывел ее в другой зал.
На следующее утро ей позвонил риелтор, сказал, что есть потенциальный покупатель, но он просит освободить квартиру до праздников. Поэтому Марина с удвоенной силой принялась за уборку.
Саша не звонил и не приходил, и к вечеру вчерашний день уже казался сном. И когда последние коробки были упакованы и аккуратно заклеены скотчем, Марина вспомнила, что оставила «секретик» на крыше бабушкиного дома.
Жесть грохотала под ногами. Однако Марина, взрослая женщина и серьезный инженер, упорно на нее лезла. До слухового окошка оставалась буквально пара метров. Под его железным покрытием и был тайник, куда она спрятала колечки своих волос после первой бабушкиной стрижки.
Марина оперлась бедром о выступ слухового окна, отдышалась. Довольно идиотская затея. Можно ведь было дворника попросить. У него ботинки нескользкие, денег ему дать, и смотреть себе спокойно, как он тайник откроет. Она ухватилась за раму, и нащупала щель между металлом и досками. Вот и заветная жестяная баночка из-под леденцов.
— Сними кольцо и дай его мне! — Марина обернулась на голос, дернулась, ноги ее заскользили.
С козырька крыши свешивалось искаженное гневом лицо Ларисы Владленовны. Старуха тыкала в Марину старой лыжной палкой. Ее острый зубец блеснул в садящемся зимнем солнце, оно окрасило металл в нехороший розоватый цвет. Марина не могла поверить в реальность происходящего. Милая соседка-библиотекарь будто сошла с ума.
— Кольцо, кольцо отдай! — шипела она, и сопровождала слова тычками. Острая палка больно колола даже через пуховик. — Это мой камень, я его заслужила. Каждый день сорок лет его вижу на работе. Драгоценности Столяровой украли. А ты приехала и нашла, и носишь, будто камень твой! Не имеешь права! Я купчиха, я, а не ты!
Марина потрясенно поднесла руку к глазам. Как она не догадалась раньше, что массивная стекляшка, проволокой скрученная в кольцо — слишком ровной формы. Она взята вовсе не из разбитой люстры, как думали маленькие Саша и Марина. А действительно один в один повторяет форму броши на платье купчихи.
У старухи в уголках губ белела пена от слюны. Она действительно провела всю свою жизнь в библиотеке под портретом Столяровой. Теперь Марина поняла, почему Лариса Владленовна показалась ей смутно знакомой — библиотекарша копировала прическу благотворительницы, а ее блузки с кружевными воротничками и бантами были в том же стиле. Видимо она представляла себя купчихой, и вид камня в кольце Марины совсем свел ее с ума, подтолкнул за край больной фантазии.
— А не дашь, я тебя столкну, а потом колечко сниму, — тихо и зловеще засмеялась сумасшедшая и снова больно ткнула Марину.
Девушка стала судорожно стаскивать кольцо. Пальцы на морозе не слушались. Еще чуть-чуть, и старуха скинет ее с края крыши. Думать об этом не хотелось.
— Вижу, не снимается, ну, что поделаешь… убью!
Марина зажмурилась.
Внезапно снизу, из открытого люка с их лестничной площадки раздался голос:
«Марина, открой, я все понял!»
Старуха неловко развернулась, ее нога скользнула по наледи, и она плашмя упала на крышу и заскользила с нее.
Девушка с ужасом смотрела вниз. Места падения не было видно, но Марина не могла заставить себя сделать ни шага. Кто-то схватил ее в охапку.
И тут со двора раздалась ругань «купчихи» и отборный мат дворника. Саша затащил Марину наверх, к чердачному люку. Оттуда двор был виден чуть лучше. Лыжная палка торчала в груди снеговика. В мусорном баке, вся в помоях и очистках, сидела несостоявшаяся купчиха. Рядом бегал и охал дворник.
— Ну ты меня и напугала, — Саша развернул Марину к себе, взял ее замерзшие пальцы в большие ладони, дыхнул на них теплым воздухом.
— Я же просил никуда не выходить сегодня. Я должен был проверить твоих соседей. И пока проверял, ты вышла и чуть не погибла!
Марина никак не могла прийти в себя и мелко дрожала в его руках.
— Посмотри, ей нужен был этот камень, считает его купеческим сокровищем, Столяровским.
— Ты мое сокровище. Его руки уверенно и крепко держали Марину. Ее сердце билось все сильнее. Он нежно коснулся губами ее губ. От его прикосновения она наконец выдохнула и расслабилась. Когда поцелуй стал крепче, Марина почувствовала, как все тревоги и волнения рассеялись. И счастье, вспыхнув, расцвело в ее груди.
Над ней склонился Саша. Он улыбался, и в его глазах отражались отблески салюта.
— Кто-то уже начал праздновать.
— Если ты готова, то и мы начнем, — и Саша потянул ее к лестнице, в Новый год.
Сегодня мое первое утро в отеле «Лос Оливос» в горах юго-восточной Испании. Я привык вставать до рассвета и теперь лежу в постели, стараясь нагнать на себя сон. Ленивое зимнее солнце еще не скоро появится на горизонте, сонно потягиваясь лучами. Хочется пройтись и встретить рассвет на склоне горы с видами на раскинувшиеся внизу деревни и полоску моря вдалеке. Но шастать в темноте по незнакомым горам я, конечно, не рискну.
Лежу ещё какое-то время. Встаю и иду в ванную. Душно. Открываю окошко, выходящее во внутренний дворик, и втягиваю носом морозный воздух. Интересно, что там? Протискиваю голову наружу. Темно. Лишь свет из окна позволяет разглядеть слегка побелевшую землю.
Снег выпал! Чувствую какую-то первобытную радость.
Все семь номеров мини-отеля расположены на первом этаже. Восьмиугольное здание замыкается кольцом и состоит из восьми же секций. В одной из них размещается стойка регистрации, в остальных — номера с отдельными входами с улицы. Окна ванных комнат выходят во внутренний двор. Второй этаж отведен под ресторан, кухню и комнаты хозяев отеля. Об этом мне рассказала сама хозяйка, Саманта Родригес, когда я заселялся вчера ближе к полуночи.
Брр, замерз. Втягиваю голову обратно, но в последний момент замечаю, как в одном из окошек загорается свет. Мелькает тень, но сквозь матовое стекло невозможно различить, чья. Кто-то, как и я, мается от предрассветной бессонницы. Один, два, три, четыре. Четвертое окно от моего. Зачем посчитал? Профессиональные привычки подмечать все детали не ослабевают даже в отпуске.
Возвращаюсь в комнату и сажусь в кресло листать ленту новостей из родной Мексики в телефоне. Постепенно небо за окном светлеет.
Собираюсь и выхожу из номера. Обширный двор покрыт тонким слоем снега. Яркие гирлянды, освещавшие ночью территорию отеля, сейчас погашены.
К ресторану на втором этаже ведут две лестницы. Одна прячется за стойкой регистрации внутри здания. Другая, уличная, начинается чуть вправо от входа и убегает вверх, плавно огибая один из восьми тупых углов здания. Поднимаюсь и оказываюсь в Африке! Или Индии? Просторное помещение оформлено в колониальном стиле. Интерьер пестрит обилием разнообразной мебели и предметов декора. Особенно ярко выделяется мавританский стиль. Видимо, хозяева выбрали его в память о том, что эти территории когда-то принадлежали арабам.
Ресторан пуст. Однако в отеле кроме меня должен быть кто-то еще — ведь я видел свет в окне. Выбираю столик у панорамного стекла на всю стену с видом на заснеженные склоны гор. Где-то вдали море. Но сейчас его не видно из-за утренней дымки.
Подходит девушка в фартуке. Недолго думая, заказываю типичный испанский завтрак: тосты с оливковым маслом, тертым помидором и солью, кофе и апельсиновый сок. Официантка удаляется, чтобы выполнить заказ. К ней подходит Саманта и что-то шепчет на ухо.
— Полицию? — слышу испуганный голос девушки.
— Нет, нет, лучше не надо, — сбивчиво бормочет Саманта.
Разве могу я пропустить такое мимо ушей? Встаю и направляюсь к ним.
— Сеньора Родригес, что случилось?
— Пожалуйста, не беспокойтесь, — Саманта натянуто улыбается. — Возвращайтесь к завтраку.
Протягиваю визитную карточку.
— Хуан Луис Моралес, частный детектив.
Саманта удивленно хлопает ресницами.
— Какая удача, сеньор Моралес! — восклицает она. — Это моя дочь Патрисия, — кивает на официантку. — А муж в отъезде. И именно сейчас в отель пробрались воры!
— Что пропало? — спрашиваю, нахмурившись.
— Самовар. Мы привезли его из России. Вещь не дорогая, но ценная как память…
— Самовар? — с трудом выговариваю незнакомое слово.
— О, это такой большой металлический чайник.
— Ах, да! Кажется, вчера он стоял на столике возле стойки регистрации.
— Точно! Какой вы внимательный!
— Это моя работа, — отвечаю, польщенный. — Но почему вы не хотите вызвать полицию?
— Видите ли, основной доход отель приносит летом. Зимой — только на Рождество. А потом до самого лета мы почти пустые. Если приедет полиция и станет известно, что в отеле были воры, постояльцы могут съехать. А ведь до Рождества еще целая неделя!
— А много постояльцев?
— Вчера только радовались с Патрисией, что все номера заняты.
Словно в подтверждение ее слов, в кафе одновременно входят несколько человек. Украдкой оглядываю их. Две семьи с детьми, кажется, говорят по-русски. За ними — двое мужчин в вызывающе-щеголеватой одежде.
— Когда вы заметили пропажу? — спрашиваю Саманту.
— Только что.
— Где вы были ночью и утром до этого момента?
— У нас есть комнатка за стойкой регистрации. Кто дежурит, тот там и спит. Как вы знаете, мы просим постояльцев предупреждать о времени приезда, потому что на ночь ворота закрываются.
— Вы бы услышали, если бы кто-то зашел?
— Да, конечно! Уличная дверь закрыта, поэтому чтобы войти, нужно позвонить в звонок.
— А во сколько вы открываете ворота?
— В восемь утра.
— Значит, вы выходите из отеля, идете к воротам, открываете их и возвращаетесь к стойке регистрации?
— Да.
— Вы кого-нибудь видели перед тем, как выйти или когда вернулись от ворот? Сеньора Родригес отводит глаза, вспоминает.
— Как раз со второго этажа спустилась Патрисия. А еще в это время приехала уборщица. Но ее я сама впустила.
— Можете проводить меня к месту преступления?
На снегу у главного входа вижу следы. Но большинство из них ложатся друг на друга. Да и протоптана лишь та часть двора, что находится между входом на ресепшн и уличной лестницей на второй этаж.
Входим в небольшой холл. Яркие картины с африканскими мотивами украшают стены. Ночью я не обратил на них внимания из-за блеска гирлянд на окнах и пышной елки в углу. Однако самовар я прекрасно разглядел. Помню, как залюбовался отражением разноцветных огоньков на его золотых боках.
— Мне нужен список всех жильцов отеля, — говорю Саманте.
И вот я уже держу в руках лист бумаги с номерами комнат, фамилиями и краткой характеристикой постояльцев.
Итак, вот он:
— Роберто Гонсалес и Ана Лопес (молодожены из Мурсии)
— Антонио Торрегроса (художник из Мадрида)
— Хуан Луис Моралес (Мехико)
— Денис и Ольга Куприяновы (семья из Аликанте)
— Андрей и Оксана Егоровы (семья из Аликанте)
— Поль Бернар и Жюль Бонье (Брюссель)
— Росарио Элизальде (престарелая дама из Страны Басков)
Дело кажется вполне себе легким. Оглядываю холл, внутренний дворик и возвращаюсь в ресторан. С долей коварства отмечаю, что почти все столики заняты. Что ж, действующие лица самоварной пьесы прибыли, можно завтракать и преспокойно наблюдать.
Из списка постояльцев не вижу лишь молодоженов из Мурсии и дамы из Страны Басков. Подзываю Патрисию и спрашиваю, видела ли она их с утра?
— Молодые заказали завтрак в номер, а на двери номера сеньоры Элизальде висит табличка с просьбой не беспокоить.
Достаю из кармана блокнот и ручку и рисую план отеля с номерами и именами постояльцев. Нумерация начинается влево от стойки регистрации и идёт по часовой стрелке. Последний, седьмой номер, примыкает к стойке регистрации справа и замыкает восьмиугольное кольцо. Внутренний двор непроходной, повторяет очертания внешних стен отеля. Как я только что убедился, войти в него можно лишь из ресепшена. Соответственно, этим путем вор уйти не мог.
Заканчиваю рисовать план отеля и оглядываюсь. Ресторан незаметно опустел. Решаю не терять времени и начать допрос жильцов немедленно. Уверенный, что в первом же номере загадка разрешится, спускаюсь вниз.
— Вы можете подождать с уборкой? — слышу возмущенный крик из-за двери комнаты номер четыре.
— Это не уборка, — кричу в ответ. — Откройте, пожалуйста.
Дверь открывается. На пороге стоит женщина в спортивном костюме и с одним накрашенным глазом.
— Что вам нужно? — говорит по-испански бегло, но с сильным акцентом.
— Здравствуйте, Ольга. Я ваш сосед из третьего номера, — отвечаю спокойно. — Можно войти?
Женщина смотрит на меня с недоумением, но все же пропускает.
— Денис! — зовет мужа и добавляет что-то по-русски.
Из ванной выходит крупный мужчина. Такой с легкостью смог бы поднять самовар мизинцем. Оглядываюсь — не стоит ли где-то русский сувенир? Не стоит. Может, спрятали. Сходу заговариваю о пропаже. В ответ Ольга округляет глаза и хохочет, а Денис подступает ко мне так близко, что я вижу крошечные порезы от бритья на его шее.
— За кого вы нас принимаете? — рычит он на отличном испанском, но тоже с сильным акцентом. — Вы думаете, раз мы из России, то обязательно воры?
— Я не говорил, что вы воры, — отвечаю, насколько умею хладнокровно. — Я спросил, не брали ли вы его.
— Зачем он нам? Я даже не знаю, как им пользоваться!
— А вы наших друзей не спрашивали? — Ольга продолжает смеяться. Гнев мужа нисколько не смущает ее. — Может, это они? Оксана с ним селфи делала, когда мы заехали.
У меня нет основания верить им, но и доказательств их вины тоже не имеется. Сухо прощаюсь и ухожу.
С гораздо меньшим энтузиазмом стучусь в следующую дверь. Готовый к похожему приему, мысленно формулирую вопрос так, чтобы он прозвучал деликатнее. Дверь открывает худощавый мужчина. Как я помню из списка, его зовут Андрей. К моему удивлению, он радостно улыбается мне.
— Доброе утро. Вы ведь из третьего номера?
— Да, — я озадаченно улыбаюсь в ответ. — Как вы узнали?
— Ну, это не трудно. Я видел, как вы разговаривали с хозяйкой. И сразу готов вам ответить, что мы отдадим вам его без проблем.
Вот так удача! Попадание почти в яблочко. Я уже мысленно бегу по сухой траве, припорошенной снегом, любуюсь горными склонами, засаженными оливковыми деревьями…
— Вы принесли нам ключ? — Андрей протягивает руку.
— Какой ключ? — вопрос русского беспощадно вырывает меня из фантазии.
— От вашего номера. Вы же за этим пришли? Мы отдадим вам наш номер, а вы нам — ваш.
Выясняется, что Оксана, жена Андрея, просила номер с западной стороны здания, чтобы любоваться закатом. А более прозаичная причина тому — чтобы утреннее солнце не мешало ей спать. И мой номер еще вчера оставался единственным незаселенным. Но уже подготовленным к моему приезду.
Объясняю, что пришел я не за этим, а чтобы найти самовар. Андрей и Оксана переглядываются. Заговаривают между собой на своем языке. Судя по интонации, Андрей мягко отчитывает жену, а она испуганно оправдывается. Наконец, оборачиваются ко мне.
— Мы не брали, — кротко говорит Оксана. — Мы бы спросили, если бы захотели взять.
Выхожу из пятого номера совершенно расстроенным. Ведь очевидно же, что русский самовар могли взять именно русские! Конечно, они могли и солгать, но стоит для начала опросить всех жильцов, а потом уже решать, что делать дальше. Снова берусь за список. Кто еще может быть заинтересованным в похищении самовара? Думая о странном деле, обхожу отель.
У комнаты номер два сталкиваюсь с Антонио Торрегроса — художником из Мадрида. И внезапная догадка посещает меня. Коротко приветствую его и интересуюсь, что он рисует.
— Исключительно натюрморты, — отвечает Антонио воодушевленно. — Запечатлеть живое не трудно. А попробуйте так нарисовать статику, чтобы глаз нельзя было оторвать! Игра света и тени, бликов и отражений — именно они дают жизнь неодушевленным предметам.
«Возможно, это мой клиент», — думаю. А вслух спрашиваю: — А что вы рисуете сейчас? Можете показать?
— О, с радостью! Я вдохновился этим отелем, когда увидел рекламу в интернете. Вы знаете, я как раз пишу серию натюрмортов, на которых запечатлен антиквариат.
От этих слов сердце мое радостно подскакивает. Входим в номер, и я действительно вижу то, о чем говорил художник: огромная китайская ваза, расписные чайник с чашками, деревянное резное кресло… Однако самовара среди всей этой утвари нет.
Спрашиваю напрямую. Антонио сразу понимает, о чем я.
— Да! Его я тоже заметил и хотел попросить на днях. Так он пропал? Какая жалость!
Выхожу во двор озадаченный. Больше, вроде, и взять-то некому. Иду в свой номер, чтобы еще раз все обдумать. Сажусь за стол, кладу перед собой план отеля и список жильцов. Мысли разбегаются. Встаю и прохаживаюсь по комнате. Если самовар был похищен утром, когда Саманта пошла открывать ворота, то похититель рисковал быть увиденным. Можно предположить, что идти ему было недалеко. Ближайшие номера от ресепшена: первый — влево и седьмой — вправо. В первом номере живут молодожены из Мурсии, а в седьмом — старушка из Страны Басков. Ни первых, ни вторую я еще не видел.
Вспоминаю, что не вымыл руки после завтрака. Иду в ванную. После утреннего душа сохранился запах влажных полотенец — вентиляция здесь ни к черту. Открываю окно. И тут же забываю о сырости — комнату наполняет запах гари. Самовар? Высовываюсь в окошко и замираю. Из одного из окон, выходящих во внутренний двор, тянется струйка дыма. Один, два, три. Третий номер от меня. Значит, шестой. Хватаю куртку и выскакиваю на улицу. Бегу вокруг отеля. На месте. Стучусь. Дверь открывает мужчина лет сорока на вид — один из той щеголевато одетой парочки. Жюль или Поль?
— Что вам? — спрашивает он с французским акцентом.
— Из вашего окна идет дым.
— А вас это не касается, — возмущается мужчина и закрывает дверь, но я успеваю остановить его.
— Еще как касается, — отвечаю строго. — Я расследую пропажу самовара. И у меня есть все основания полагать, что в этот самый момент в нем закипает вода прямо посреди вашей ванной комнаты.
— Пропажу чего? — мужчина морщится.
Велю не заговаривать мне зубы, а проводить в ванную.
— Там сейчас Жюль, — мужчина вдруг смущается.
«А ты, значит, Поль», — думаю.
Он подходит к двери в ванную и робко стучит. В ответ слышится крик:
— Оставь меня в покое! — голос звучит с надрывом и переходит в истеричные рыдания.
Мне не по себе. Кажется, я напоролся на семейную разборку. Однако уйти, не удостоверившись в своей догадке, не могу.
— Жюль, откройте, я частный детектив Хуан Луис.
Плач стихает. Слышатся тихие всхлипывания, и дверь, наконец, открывается. Передо мной стоит мужчина с мусорным ведром в руках. Из ведра тянет гарью.
— Что это? — спрашиваю хмуро, глядя в распухшее от слез лицо.
— У него спросите! — восклицает Жюль, мотнув головой в сторону Поля.
Следуют сбивчивые объяснения Поля, прерываемые гневными комментариями Жюля. Общий смысл их таков: среди вещей Поля Жюль нашел фотографию с бывшим бойфрендом Поля, устроил сцену ревности и сжег фотографию. Когда дым заполнил комнату, Жюль испугался, что сработает пожарная сигнализация и открыл окно.
Мысленно чертыхаюсь и ухожу. На улице хорошо, свежо. Глубоко вдыхаю прохладный воздух. Ну и задачка! Такого глупого дела у меня, кажется, еще не было. Пожалуй, стоит выпить кофе. Иду мимо седьмого номера и поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Навстречу мне спускается старушка лет восьмидесяти. Вероятно, та самая дама из Страны Басков. В ее руке пакетик с круассанами. Здороваюсь, но она лишь опускает глаза и молча проходит мимо.
«Странная», — думаю и иду дальше.
Дохожу до верхней ступени. Стоп! Вот же оно! Как можно быть таким идиотом? Разворачиваюсь и мчусь вниз, пропуская ступени.
— Сеньора Элизальде! Подождите!
Росарио Элизальде испуганно оборачивается.
— Вы могли бы уделить мне несколько минут? — перевожу дыхание.
Она молчит, и я продолжаю.
— В отеле произошло ограбление. Мне кажется, вы единственная, кто мог бы помочь. Это ведь в вашем окне я видел свет сегодня утром. Четвертый номер от моего. Выходит, седьмой. Примерно в это же время и был украден самовар со стойки регистрации. А вы живете ближе всего. Может, слышали что-то?
Сеньора Элизальде глядит на меня со странной задумчивостью. Ее старческий взгляд вдруг заволакивает пеленой слез. Она отворачивается и отпирает дверь своего номера.
— Хотите чаю? — снова оборачивается ко мне и кивает на пакетик с круассанами.
По правде говоря, я изрядно проголодался от умственного напряжения. Да и холодно здесь. Для моей мексиканской крови непривычно. Но слезы женщины смущают меня.
— Простите, если я не вовремя, — бормочу, заходя в номер.
Что за…?! На столе посреди комнаты восседает самовар.
— Что это значит? — спрашиваю, не веря своим глазам.
— Я сегодня же верну его на место, — поспешно отвечает сеньора Элизальде. — Но вы присаживайтесь. Вы ведь не торопитесь?
Нет, это не может быть правдой! Чувствую, как кровь приливает к щекам, поднимается к вискам. Ну и срам! Готов рвать на себе волосы. И ведь столько улик на руках! Раннее пробуждение старушки, номер смежный с ресепшеном, следы на снегу до лестницы на второй этаж (то есть как раз до входа в седьмой номер!), табличка с просьбой не беспокоить. А я даже и мысли не допустил, что почтенная дама может оказаться мелкой воровкой. Феминистки растерзали бы меня на части за гендерные предрассудки. И были бы правы. Моей глупости нет оправдания. Вот так Хуан Луис Моралес! И меня еще называют одним из лучших сыщиков Мехико.
Но каков мотив? Для чего женщине с севера Испании это русское старье?
Послушно сажусь. Росарио аккуратно поднимает самовар и несет в ванную. Сквозь приоткрытую дверь наблюдаю, как ловко эта испанская бабушка возится с диковинным изобретением. Вот она заливает воду, бросает в трубу мелкие веточки, разжигает их от спички и открывает окно. Почти мгновенно из трубы начинает струиться дымок, и комната наполняется терпким запахом костра.
Старушка входит в комнату и садится в кресло рядом со мной.
— Я вижу, вы удивлены. Но поверьте, в моих действиях не было злого умысла, — сеньора Элизальде печально улыбается. — Я хотела попросить сеньору Родригес одолжить мне самовар. Но когда пришла на стойку регистрации, ее не было. Я взяла его без спросу. Хотела потом зайти и сказать. Да как-то не собралась. Хорошо с ним. Как в детстве.
От этих ее слов выхожу из молчаливого оцепенения.
— В каком детстве?
Но старушка не отвечает. Встает и идет в ванную. Жду в недоумении. Сколько тайны в этой женщине! Будь она помоложе лет на пятьдесят, точно завладела бы моим сердцем. Возвращается. В руках две чашки ароматного чая. Подношу чашку к губам и отпиваю обжигающий, но невероятно вкусный напиток.
— Я родилась на севере Испании, в Стране Басков, — заговаривает она медленно. — Может быть, вы слышали о городе Герника?
— Конечно, — вспоминаю картину Пабло Пикассо, киваю.
— Мне было пять лет, когда началась Гражданская война, — резко вздыхает. — В апреле 1937 года нас атаковали. Помню жуткий гул и небо в самолетах. Взрывы, пожары. Армия Франко сожгла город дотла. Родители погибли. Меня и еще три тысячи сирот погрузили в поезд и отправили в СССР. Я не помню всех деталей, но тот страх в сердце, испуганные глаза таких же малышей, как и я, забыть невозможно. Нас привезли в город Пушкин. Там мы обрели новый дом. Я так привыкла говорить «мы», потому что все мы были одним целым. «Дети войны» — так нас называют до сих пор. Научились находить успокоение в лицах друг друга.
Воспитатели приняли нас очень тепло. Я всегда буду благодарна людям, что вырастили нас, обучили своему языку, помогли устроиться в жизни и потом отпустили на родину, ничего не попросив взамен.
В Пушкине я прожила двадцать лет. И только в 1957 году вернулась в Испанию. Знаю, что многие из нас остались там. Обзавелись семьями. Но иногда они собираются вместе и говорят на нашем языке, — оборачивается и кивает в сторону ванной. — Когда я увидела самовар, то словно вернулась в детство. В те тяжелые, но памятные годы. Вечером верну. И извинюсь перед сеньорой Родригес.
— Не надо извинений, — говорю охрипшим от волнения голосом. — Я сам отнесу его. Позже. А пока налейте-ка мне еще чашечку.
Проходит час, а я все не могу уйти от сеньоры Элизальде. Она рассказывает о России. Да так диковинно. Эта страна куда интереснее, чем я мог себе предположить! С неохотой оставляю старушку отдохнуть. А после ужина возвращаюсь и предлагаю свое заступничество. Мол, уговорю Саманту позволить оставить самовар до выезда из отеля. Но сеньора Элизальде против. Говорит, за день достаточно побередила старые раны. В ее возрасте это опасно.
Кутаю самовар курткой, несу на ресепшн. Саманта не верит своим глазам.
Вскакивает с места, бежит навстречу.
— Как вам это удалось? — радостно смеется. — Кто это был?
— Никто, — улыбаюсь. — Ваш самовар волшебный. Никто не крал его. Он сам выкрал человека из настоящего и ненадолго унес в прошлое.
— Как это? — Саманта щурит глаза.
— Как машина времени. А я Санта-Клаус, — кланяюсь и делаю притворно-строгое лицо. — Вы ведь верите в чудеса, Саманта?
Женщина принимает мою игру. В глазах мелькает искра детского озорства. Ни о чем больше не спрашивает. Понимаю — все ради веры в чудо. Берет самовар и аккуратно водружает на место.
1
У Карима Кадырова сегодня счастливый день: лучезарная Лейла наконец-то станет спутницей его жизни. Два года активных действий, больших и маленьких подвигов не прошли даром. Ровно через семь часов он наденет на изящный пальчик любимой платиновое кольцо с небесно-голубым сапфиром — подарок друга. Однажды в магазине Лейла просто влюбилась в эти «брызги неба», как издревле называли камень мусульмане. Тогда и решил Карим, что именно этот камень должен скрепить их вечный союз. Да, именно из чувства благодарности жених назначил друга свидетелем на свадьбе.
Карим убирает непослушную прядь со лба и смотрит на свое отражение в украшенном новогодней мишурой зеркале. Красивый молодой человек, татарский Ален Делон, как шутят сослуживцы, — сегодня, 31 декабря, станет мужем самой прекрасной девушки на свете. Он точно привлекательнее Джулдуза, друга-свидетеля. У того только грудь колесом и чёрная борода. Кавказский петух! Парень улыбается себе краем чувственных губ.
Внезапно зачесался подбородок: нет, в приметы он не верит. Быстро накинув в прихожей толстое пальто на широкие плечи, жених спешно выходит за порог. Сердце бешено стучит в предвкушении самого значимого события в жизни.
Снег скрипел под новомодными ботинками и празднично шуршала бодрая метла дворника, когда из кармана пальто раздался звонок.
— Да?! — крикнул парень на всю Петербургскую улицу.
— Это я, брат! Задержусь немного, нужно съездить за мандаринами, чтобы успели приготовить любимый коктейль Лейлы.
— Конечно! — согласился Карим. Несмотря на то, что он злился, что Джулдуз вечно косится на его Лейлу, татарскую нимфу, он знал, что друг человек честный и рассудительный. И доверял ему. Карим улыбнулся прохожей девушке: так напомнила грациозную Лейлу.
Любовь! Вот уже слышится ее нежный голосок и прекрасная ручка коснулась его замерзшего лица. Карим машинально поднимает левую руку и видит на часах, что уже пора.
Впереди нескончаемые приготовления: всех проверить, за всем проследить. Ох уж эти свадебные хлопоты! Не скучнее каждодневной работы следователя — важных деталей еще больше. Но это приятная суета: перепутье годов обещает быть медово-праздничным.
2
«Воздушные волны мечты» — Карина явно была довольна сделанной Лейле прической и торопливо переставляла баночки в спальне её мамы в поисках лака для волос. Сейчас зайдет Фируза апа и спросит, как идут дела.
Фируза апа обзванивала гостей предстоящей свадьбы. Сегодня она выдаёт замуж единственную дочь. Лейла — ее сердечко. А с Каримом как за каменной стеной: он серьёзный, успешный и востребованный во всех инстанциях перспективный следователь.
Карина нашла, наконец, подходящий лак и удивилась, что женщина в возрасте так разбирается в качестве. Девушка шагнула в комнату Лейлы и остановилась на пороге. Маленькое лицо с кукольными чертами застыло в растерянности: Лейлы не было.
Вошла. Расчески и косметика по-прежнему лежали на столе, комната была прежней. Может, Лейла начала искать лак сама? Карина прошлась по комнатам, но подруги не обнаружила.
— Ну как, заканчиваете? — нетерпеливо прозвучал голос Фирузы апы.
Карина посмотрела на вешалку — кремовое пальто Лейлы отсутствовало. Так же, как и её лакированные сапожки. Зачем Лейла вышла с незаконченной причёской? Такая организованная, последовательная. Свадьба назначена в пять, а ещё одеваться. Спросят с Карины! Девушка позвонила на телефон — «абонент временно недоступен».
Что-то блеснуло но ковре. Карина узнала амулет подруги — золотой Хамса, Рука Фатимы, подарок Карима. Уж как он ее любит! То, что Лейла уронила свой талисман, без которого никуда не выходит, сильно настораживает.
Вошла Фируза апа и повторила вопрос. Не найдя глазами дочь, спросила:
— А где Лейла?
Карина собрала остатки мужества, сделала вдох и загробным голосом медленно протянула:
— Ис-чез-ла.
Женщина изменилась в лице: смесь гнева и страха, зрачки расширились, лицо покраснело.
— Как исчезла? — ее шипящий полушепот вселял ужас. Карина больше не могла говорить.
— Где моя дочь?! — срезал напряжённый воздух пронзительный фальцет, — говори!
У Фирузы апы тряслись руки.
— Она вышла, — запинаясь, выдавила Карина.
— Куда, зачем? И ты отпустила?! Я доверилась тебе, бестолковая! Ее похитили!
— Телефон не отвечает, — виновато сообщила девушка.
Женщина повторно бросила гневный взгляд и вышла. Через минут пять Карина услышала из соседней комнаты прерывающиеся всхлипывания.
Телефона подруги нигде не оказалось. Девушка сжимала амулет в руке и хотела звонить Кариму, как вдруг в дверь постучали. Это был Джулдуз.
— Я привёз апельсины и мандарины для коктейля — все как любит Лейла, — беззаботно сказал он. Настроение парня не вязалось с его черным траурным одеянием. — Кстати, как у вас дела?
— Лейла пропала.
Джулдуз недоуменно посмотрел на девушку:
— Не может быть!
— И вот что она уронила, — Карина показала амулет, — это плохой знак.
— Да, это плохой знак, — согласился Джулдуз.
Стало понятно, что действительно произошло похищение.
3
Карим разработал сценарий новогодней пьесы любви до мелочей. Распределил роли, проверил декорации — все должно быть по высшему разряду. Осталось только забрать любимую и поехать на свадебный бал. Зимняя сказка будет незабываемой, они обретут счастье.
Зазвонил телефон. Карим поднес его к уху и побледнел. Яростно выехал на дорогу. С трудом въехал на снежную Меридианную, запыхался, вбежал в квартиру.
Мама Фируза обзвонила всех родственников и друзей Лейлы, все больницы. И приступила к моргам.
— Успокойтесь, Фируза апа, прошу Вас — Карим взял её за руку, — это недоразумение! Мы непременно разберемся. Анвар с бригадой уже едут. Прилягте.
— Я доверила тебе свое единственное дитя, а ты не уберег! — женщина была в горе. Оно лишило её всяческих сил.
— Всё будет хорошо, — Карим обнял будущую тёщу и постарался успокоить. Но только решил, что успокоился, услышал голос Джулдуза из кухни:
— Лейла мне писала, что ее преследует парень из прошлого, не хочет отпускать. Она уже хотела с ним объясниться, а я сказал, что не нужно никого бояться, когда мы рядом. Но разве сложно невинную девушку обманом вывести в подъезд? — тон был таким сочувственно-понимающим, что воин-жених ощутил, как в нем стремительно закипает бешенство.
Звериным шагом он направился на кухню, где беседовали Карина и Джулдуз, и размахнулся, чтобы ударить друга в челюсть, но только крепко сжал горло.
— Опомнись, у вас свадьба! Ты неблагодарный! Я все делаю ради вас, — обиженно прозвучало в ответ. Джулдуз не осмелился поднять на полицейского руку.
— Помогай без демагогии.
Карим заметил чёрный предмет на полу под батареей: он оказался телефоном Лейлы.
Прибыла команда Карима. Он провел ее в украшенную цветными гирляндами комнату любимой, а сам стал осматривать телефон. IPhone 11 Pro был выключен и не включался. Ни царапинки, но как будто мокрый. Взгляд упал на пол: что-то наподобие лужи под батареей. Плохо, если сломался. Раньше окно не пропускало осадки.
— Найдите зарядник, — скомандовал Карим. — Почему телефон тут, как считаешь, Карина?
Девушка оживилась оттого, что парень обратился именно к ней. В закружившейся головке даже пронеслась шальная мысль: а вдруг сегодня повезёт ей, а не подружке. Карим ей нравился.
— Лейла часто ставила телефон на подставку и читала книги на кухне, — ответила она, заглядывая парню в глаза.
А Карим думал, каким образом телефон оказался на полу.
— Этот несносный ветер сжёг все лицо! Мороз и дождь, брр, — на кухню вбежал потирающий щеки Анвар. — Есть что-нибудь горячее?
— Вон там Карина заварила облепиховый чай, — рассеянно ответил Карим и понял, что подставку могло опрокинуть ветром, а мокрый снег прошел через раму.
— Открывали сегодня окно? — Карим продолжал диалог с девушкой, и глаза ее заблестели:
— Да, от духовки было жарко и мы решили проветрить комнату, — кокетливо ответила она.
Анвар, склонивший голову набок, уловил состояние Карины. Его удивляло, что подруга невесты не особо взволнована и даже пытается флиртовать с женихом. Или так проявляется шок?
— Лейла часто кладет зарядник в шкаф с косметикой? — спросил Анвар. — Или кто-то мог подкинуть? Кстати, я опросил старушку-соседку и всех, кто дома. Они ничего не видели.
Теперь девушка сделала удивленные глаза и приоткрыла рот. Ее подозревают!
— Карина, ты бледная. Попей чай, — посоветовал Анвар. Он заметил, что девушка смотрит снизу — это признак неуверенности.
Телефон не заряжался. Пришлось отправить его в ближайший сервисный центр на ремонт. Все-таки примечательная связь: телефон сломался, а зарядник спрятали. И здесь тоже отпечатки пальцев верной подружки.
Нервы Карима были на пределе: правая нога отбивала марш, а точеные ноздри вздымались. Может, Джулдуз прав и его сокровище похитил какой-то мерзавец, которого он даже не знает?!
4
Тем временем проверили все рейсы на сегодняшний вечер. Фамилии прекрасной Лейлы, конечно же, нигде не оказалось. Но в списке авиарейсов Кариму бросилась в глаза любопытная чеченская фамилия. Как будто знакомая — Умарсултанов. Точно не Джулдуза. Возможно, из одного кавказского уголовного процесса. Мужчина летел в Грозный.
Раз нет телефона, нужно проверить соцсети любимой. Но паролей Карим не знал. К счастью, оказался открытым фейсбук. Парень ревниво впился в список чатов и обнаружил какого-то Джамиля Бикбаева. Ничего скандального, но слишком уж много цветов и сердечек в переписке. Стал смотреть профиль и нашел телефон. Позвонил. Оказалось, парень празднует Новый год в Эмиратах. Ребята проверили — не врёт. Ну и замечательно.
Полистал друзей Лейлы и наткнулся на фамилию Умарсултанов. Вот это да! Но вместо имени — ник. Сейчас часто так делают. Невзрачный на вид парень — маленький и худой.
Немедленно раздобыли данные владельца загадочной фамилии: квартира зарегистрирована в Вахитовском районе. База ГИБДД выдала: автомобиль Mazda СХ, номер 789-83-09. Решили проверить машину по парковкам — не нашли. А в службе аренды машин неожиданно обрадовали нужной информацией. Два товарища-следователя отправились на обыск автомобиля.
На улице было спокойно, метель прекратилась. Умиротворенная природа ждала праздник.
— Она села в машину с парнем. Такой плечистый, высокий, в зелёной куртке и оранжевых ботинках — ужасно нелепо! — рассмеялся тонкий голосок. Обернувшись, друзья увидели красивую, но бедно одетую и худенькую девочку лет семи. Выяснилось, что она часто гуляет одна и наблюдает за людьми, потому что тетя её забыла, а родители в раю.
Девочка точно описала внешность Лейлы. Карим записал в блокнот, что похищение совершено в четвертом часу дня — «когда темнело». Что иномарка вишневого цвета и первая цифра номера машины — 7. По описанию машина совпадала с автомобилем Умарсултанова с рейса Казань-Грозный. А вот на Умарсултанова из ленты друзей Лейлы описанный парень не был похож. Значит, это два разных человека.
— Какая внимательная! Прямо небесный посланник! — обрадовался Анвар. Фортуна следствия явно им улыбалась. Шустрая Анжела с радостью присоединилась к следственной команде.
Приехали, обыскали машину Умарсултанова — ничего интересного не нашли. Разве что подвеску-брелок на зеркале — из золота, со строками из Корана.
Вернулись в квартиру. За кухонным столом пили чай неожиданный гость — дядя Алтын, отец Джулдуза, сам Джулдуз и Анжела. Карина уже уехала. Фируза апа тоже.
— Пришел помочь, — задорно сказал дядя Алтын. — Сегодня Новый год и мы должны отметить его вместе. Вы, татары, — большие дипломаты: все нации соберёте за одним праздничным столом! Непременно поженитесь, дорогой, найдем невесту, не теряй надежду! — распахнув объятия, мужчина пригласил друзей за стол и вытащил из большой сумки семейную фотографию. Карим сразу обратил внимание на крупного парня в ботинках морковного цвета.
— Бекбулат у нас известный стиляга! Строит бизнес в Казани и совсем не показывается. Еще недавно жили большой семьей, все вместе, а сейчас порознь. Какие пошли времена! Бедняга уже спать не может без снотворных. До чего доводит бизнес! Да, Джулдуз?
— Как у него фамилия?
— Умарсултанов. Как звучит! А какого красавца сотворила из него Карина — чудо-парикмахер!
Кариму вспомнились слова Анжелы про нелепый стиль и ботинки. Он показал ей фото, она кивнула. И вдруг что-то упало на пол. Джулдуз быстро поднял и положил обратно в карман:
— Брат дал. Плохо сплю.
— Дай-ка посмотреть. И мне, наверное, нужно снотворное.
Этаминал-натрий — прочитал Карим на упаковке.
Анвар кашлянул:
— Значит, Бекбулат с Кариной друзья?
— Ему нравится Лейла, — смиренно ответил Джулдуз.
А дядя Алтын вспомнил, что надо срочно ехать на праздник и попрощался.
— Ты не говорил, что работаешь с братом, — Карим испытующе и безотрывно смотрел на Джулдуза.
— Да, он приезжал и сегодня собирался лететь в Грозный. Ты разве знал его?
— Люблю, когда ты говоришь правду, — улыбнулся Карим и ощутил полный преданности взгляд друга.
— Я тоже должен ехать. Я нужен там. Удачи! — вдруг заявляет друг, на бегу набрасывая куртку, и выходит.
Наблюдающий за ним Анвар иронично бросает вслед:
— А у тебя действительно шалят нервы.
И через минут десять вместе с любознательной крошкой-Анжелой сам уезжает в участок, обронив напоследок Кариму:
— Отдохни и приезжай через часок.
Карим остается один и обхватывает ноющую голову руками. Получается, этот неизвестный Бекбулат украл его невесту: и машина его, и внешность! А Карина могла помочь. И он уже увёз Лейлу в Грозный!
Карим лихорадочно листает блокнот — время рейса как назло размазано снегом, читается только первая цифра 2. Звонит Анвару — тот не отвечает. Почему он до сих пор ничего не знает о Бекбулате? Как долго Бекбулат знаком с его Лейлой? Что-то тут не так, он не видит нечто важное перед самым носом.
За окном просыпается вьюга. Тяжелый снег, почти как дождь, громко бьет в стекло. Карим видит, что окно ничего не пропускает.
Больно щемит сердце — он проиграл. Почти достал звезду и потерял: любимой нет. Нет надежд и нет вдохновения — свет померк, едва блеснув на небесном горизонте.
Часы показывают, что пора ехать в участок. Через два с половиной часа Новый год. Он так хотел жениться на прекрасной фее, думал, что обрел счастье, а утратил даже профессиональную зоркость. Непростительная ошибка!
Парень пробирается сквозь снежный ветер и заносы, садится на руль и едет вслепую. Его не пугает опасная дорога. Он едет, потому что обещал. Уже все равно, что будет дальше. Год окончен и жизнь тоже. На чудо времени не осталось. Вот только бы расспросить Джулдуза о брате. Карим звонит на телефон, но слышны лишь короткие гудки.
5
В полицейском участке было относительно тихо, когда расстроенный Карим нервно распахнул дверь:
— Где носит этого демона?
Раскинувшийся в кресле Анвар загадочно улыбнулся и отметил про себя, что заснеженное пальто друга стало совсем свободным, а скулы — острыми.
— Новогодний хоррор окончен, мой дорогой. Демон пойман, ангел найден. Думаю, тебе лучше присесть за стол. Обещаю увлекательный рассказ. А сначала посмотрим любопытный фильмец: Эмиль постарался.
Карим машинально садится рядом. Анвар включает свой архаичный телефон. На экране появляется Джулдуз и отчаянно кричит:
— У него было все — у меня ничего. В университет выбрали его, следователем стал он. Это несправедливо! Лейла должна достаться мне! Любимая, только со мной ты будешь счастлива! Отпустите меня!
К нему подходит ухмыляющийся Анвар и многозначительно изрекает:
— Насильно мил не будешь.
Ошарашенный Карим видит, как руки друга юности заковывают в наручники. Как запеклись губы и провалились глаза. Вспоминается, как несколько часов назад Джулдуз заплакал навзрыд, когда с улицы донеслась песня JONY «Лейла». Его опечаленное лицо в тот день, когда ласковая Лейла кротко сказала, что для нее он просто хороший друг. Но эта попытка отнять его небесную мечту через обман и предательство — гнусный факт! Так низко испортить праздник! Этот завистливый петух больше ему не брат, он преступник!
Буря внутри грянула вновь. Застыла кровь, стало трудно дышать. Карим ощутил холодной кистью теплую руку товарища.
— Джулдуз хотел романтично выкрасть Лейлу под Новый год, а потом сделать женой в Грозном. Бедняга не понимает, что девушка не бизнес. Надеялся перевести стрелки на брата, тем самым застрелив разом двух зайцев — завладеть и Лейлой, и бизнесом. Ловко, правда? Вот только таблетка оказалась роковой.
Карим удивленно расширил глаза.
— Я нашел ее в машине — этаминал-натрий, фармацевтическая экспертиза великолепна. А понадобилась таблеточка для того, чтобы усыпить Лейлу. Парень угостил девушку горным чаем, успокаивающим душу. Через полчаса она сладко спала.
Карим закрыл лицо руками.
— Она в порядке, друг, только напугана и голодна, но уже вместе с Эмилем едет на свадьбу. Добрая девушка испугалась, когда твой внезапно прибывший друг Джулдуз сообщил, что ты в больнице. И отбросив суеверия, сразу села к нему в машину, даже не закончив причёску.
Карим шумно опустил руки на колени и покачал головой.
— Джулдуз приезжал в квартиру Лейлы после обеда в качестве помощника, чтобы подготовить сцену с телефоном и спрятать зарядник. А потом уехал и вернулся в одежде брата и на его машине. Кстати, телефон починили. Модульный ремонт — теперь как новенький. Вот звонок Джулдуза за час до похищения — готовил почву. А вчера писал пламенные смс-комплименты. От других людей звонков и сообщений нет. Парень пытался отвести от себя подозрение, но аппарат выстоял.
Карим с силой сжал кулаки и оскалил ровные зубы.
— Я искренне рад за тебя, друг. Жаль, Эмиль не успел заснять то, как твоя любовь заявляет: «Убей меня, но я не буду твоей!». Слава Аллаху, что Лейла не увидела сегодняшнего кошмара даже в своем долгом сне. Я поехал следом за Джулдузом и поймал его с поличным прямо в квартире его брата. Ещё полчаса — и он улетел бы в Грозный вместе с Лейлой: рейс был назначен на 22:00. Вот мой для тебя свадебный подарок, — заключил довольный собой друг. — Достоин ли я почётного звания свидетеля на свадьбе? Ты же простишь меня за скрытые улики?
Измученный Карим сердечно обнял товарища:
— Конечно! Брат, — и расплакался: разнообразные чувства переполнили чашу души. Так много событий за один вечер.
Анвар мягко похлопал друга по спине.
— Поторопимся, тебя ждёт главный небесный подарок! В Орловской усадьбе праздник уже начался. Карина молодец: разумная девушка и прекрасный организатор. У нас всего полтора часа.
В проёме кабинета показалось сияющее личико Анжелы в шапочке Деда Мороза.
— А вот и наш ангел-посланник!
Девочка в новом красном пальтишке кокетливо сделала реверанс.
— Настоящее волшебство только начинается, — подмигнул коллегам Анвар. И все трое вышли.
Пейзаж Орловской усадьбы будто выписан рукой художника. Так непривычно очутиться в этой зимней сказке после серого здания полиции. Лица нарядных гостей излучают радость.
Усадьба светится разноцветными огнями. Предвкушением новогоднего свадебного веселья дышит все — роскошная ёлка, яркие игрушки, причудливо украшенная мебель. Уютный оркестр изысканно одетых музыкантов наигрывает бодрую мелодию. Волшебством большого праздника пронизан сам воздух.
Без пяти минут двенадцать. Сердце будто остановилось в ожидании самой главной секунды. Карим не верит своим глазам: в зал под руку с отцом вплывает небесная Лейла. Снежно-белое одеяние струится и переливается на свету. Пепельную волну развевающихся волос украшает серебристая корона. На ясном лице величественная улыбка. Карим ощущает приближение рая.
Бьют куранты. Элегантная женщина задает традиционный свадебный вопрос. Для Карима и Лейлы мир замыкается на них двоих. Минута утопает в вечности.
Полночь. Салют. Восторженные крики. Карим нежно надевает на прелестный пальчик кольцо любви с волшебными «брызгами неба» и видит в родных глазах счастье. Женщина объявляет влюбленных мужем и женой. Карим зачарованно смотрит на девушку своей мечты. Глаза в глаза, ближе и ближе — и губы соединяются во вселенском поцелуе.
За девять часов прожита целая жизнь. Любовь испытана, сердца соединились. Карим видит, как блестят при свете гирлянд капельки слез на милом лице и верная «Рука Фатимы» на белоснежной груди направляет их в светлое будущее. Парень шепчет на ушко любимой: «Больше никуда тебя не отпущу, мой ангел».
— Мне кажется, он сошёл с ума! — почти кричала моя подруга Джессика, продираясь сквозь толпу ко входу на Ярмарку. При этом она крепко сжимала маленькую ладошку своего пятилетнего сына Лиама, который едва поспевал за нами. — Он не даёт мне прохода, умоляет вернуться, начать всё с начала… Хэлен, я так устала! Я совсем не могу писать!
— Дорогая моя, хватит! — отрезала я, наконец оказавшись внутри павильона Ярмарки. — На сегодня все разговоры о твоём муже, разводе, дедлайнах и прочих неприятностях мы оставляем за воротами. Здесь вас ждёт настоящая Рождественская сказка, старинный Лондон и даже Королева Англии! Будем веселиться! Да, Лиам?
Я подмигнула белобрысому мальчугану, одетому, как и положено на Ярмарке Диккенса, в стилизованный детский костюмчик середины XIX века: бархатные бриджи до колена и тёмную курточку с жилеткой. Не хватало только головного убора, но его мы планировали купить на месте. По традиции, на ежегодную Рождественскую Ярмарку Чарльза Диккенса в Сан-Франциско было принято приходить в костюмах викторианской эпохи. Это был костюмированный бал, к которому завсегдатаи готовились чуть ли не целый год.
Павильоны выставочного комплекса «Kay Пэлас Арена» на время превратились в улицы Лондона, на которых размещались лавочки, ларьки, кафе и сцены, украшенные в викторианском стиле. Посетители здесь могли купить стилизованные под старину сувениры, предметы одежды и обихода, полакомиться традиционными английскими блюдами, послушать песни и посмотреть мини-спектакли по мотивам произведений знаменитого писателя. Помещения заполнялись актёрами в образах персонажей Диккенса, да и постоянные посетители не отставали, приходя на Ярмарку в весьма причудливых костюмах. Дух зимнего праздника и Рождества привлекал массу туристов.
Я пригласила сюда мою приятельницу — молодую талантливую писательницу Джессику МакКарти, чьи романы в жанре фэнтези успешно выходили в моём скромном издательстве «Миллер, Хоуп и партнёры». Но по иронии судьбы, в то время как магические миры Джессики набирали популярность у читателей, её собственный мир разваливался на части. Сейчас писательница переживала тяжёлый развод, и судьба ещё одного долгожданного романа была под угрозой. Мне очень хотелось поддержать девушку. Я точно знала, что на Ярмарке Диккенса просто невозможно не отвлечься от забот, окунувшись в таинственную и сказочную атмосферу викторианской Англии накануне Рождества.
При входе в первый павильон ты сразу попадал в другой мир. Там сверкала гирляндами огромная ёлка под самый потолок, украшенная причудливыми старинными игрушками, пряниками и золотыми шарами. Рядом висело большое зеркало в массивной оправе, возле которого крутились посетители, шелестя длинными платьями, поправляя шляпки и чепцы, котелки и фраки.
Подойдя к зеркалу, Джессика окинула взглядом своё платье из лилового атласа: с узкой талией, пышными рукавами и широкой юбкой в пол и, похоже, осталась вполне довольна. Она завязала большой кружевной бант на шее сынишки, после чего достала сотовый телефон, решительно выключила его и убрала обратно, в небольшой расшитый бисером ридикюль.
— Ты права, Хэлен! Сегодня я забуду обо всех проблемах, — Джессика улыбнулась, тряхнула головой, и огромное страусиное перо на её шляпке согласно закивало. — Как же здорово, когда твой издатель, и к тому же понимающая подруга — сама Хэлен Хоуп!
Наш праздник удался! Мы уже успели купить жареные орешки в сахаре, перемерить шляпки и украшения, увидеть первое издание «Рождественской песни», сфотографироваться с мистером Скруджем и послушать матросские напевы старой Англии, когда маленький Лиам заявил, что хочет есть. Ну конечно — мы и не заметили, как наступило время обеда.
В фудкорте яблоку негде было упасть. В центре павильона под названием «Рыбная улица» стояли длинные деревянные столы и такие же длинные лавки по обе стороны. Люди сидели лицом к лицу и плечом к плечу, да так плотно, что найти место и втиснуться было нелёгкой задачей. Ароматы жареной рыбы, картофеля и мяса дразнили обоняние. А в ларьки с манящими вывесками вроде «Домашний хлебный пудинг», «Сэндвичи с ростбифом», «Суп-чаудер с моллюсками» или традиционным «Фиш энд чипе», стояли бесконечные очереди. Пришлось и мне встать в одну, оставив Джессику с Лиамом сторожить место за столом. Потом подруга присоединилась ко мне, чтобы выбрать блюда и отнести за стол, где остался Лиам. Это заняло у неё не более пяти минут, но когда мы вернулись с подносами, уставленными закусками и напитками, то обнаружили, что наше место за столом плотно занято чужими людьми. Лиама там не было! Мы так и застыли с подносами в руках. Джессика крутила головой и взволнованно обшаривала глазами другие столы. Может, он пересел?
— Я же сказала ему ждать здесь!
— Простите, пожалуйста! — обратилась я к полной женщине в пестрой шали. — Рядом с вами только что сидел мальчик лет пяти, вы не заметили случайно, куда он делся?
— Мальчик? — женщина оторвалась от своего бифштекса, обнажила в улыбке белоснежные зубы и перевела взгляд на Джессику. — Ах да! Вот с этой леди, верно? Так они вместе ушли, вроде…
Я посмотрела на подругу. Джессика уже бросила поднос на стол и судорожно рылась в ридикюле, доставая телефон.
— Вот этот мальчик! — она показывала фотографию Лиама с экрана многочисленным соседям по длинному столу. — Он сидел здесь всего пять минут назад, когда я отошла за едой. Вы его видели?!
Но люди только пожимали плечами. Они были слишком поглощены трапезой.
— Джессика? — раздался мужской голос у нас за спиной. — Что здесь происходит?!
Это был тот, кого мы меньше всего ожидали встретить на Ярмарке — Роб, муж Джессики. Он работал фотомоделью и всего несколько лет назад был очень хорош собой. Но за всё время знакомства я никогда не видела его таким элегантным — вместо привычных рваных джинсов и майки на нём идеально сидел темно-серый сюртук с бордовым жилетом, а на голове красовался цилиндр. Похоже, сегодня Роберт был трезв, что случалось всё реже в последнее время. В руках он держал коробку с пирожными и пристально смотрел на жену ясными голубыми глазами.
— Что ты здесь делаешь? — Джессика явно не ожидала встретить мужа именно сейчас.
— Я хотел устроить вам сюрприз, — голос Роба окреп и стал громче. — Джесс, а где Лиам?
— Мы как раз пытаемся это понять. Я оставила его всего на минутку, чтобы сходить за едой. Он сидел вот здесь…
— Что?! Ты оставила его одного в этой толпе? Ты соображаешь вообще? — Роберт почти кричал, щёки его раскраснелись. — Какая ты мать после этого?!
— Не смей на меня кричать! — со слезами на глазах отбивалась Джессика.
Пришлось мне вмешаться в набирающую обороты семейную сцену.
— Ребята, прошу вас, успокойтесь! Сейчас нет времени ругаться, мы должны найти Лиама!
— Извини, Хэлен! Но разве так можно? — Роб наконец взял себя в руки, прочистил горло и, метнув в сторону Джессики полный ненависти взгляд, громко обратился к столу хорошо поставленным голосом:
— Прошу прощения, господа! Здесь только что сидел мальчик пяти лет, кто-нибудь видел, куда он делся?
Шум за столом неожиданно стих и все обернулись в нашу сторону. Мальчишка лет семи в яркой клоунской шляпе, сидевший возле женщины в шали, что-то прошептал ей на ухо.
— Мой сын говорит, что помнит вашего мальчика. Он сидел вот здесь, как раз когда подошёл продавец шляп. Он что-то ему сказал…
— Продавец шляп? — переспросили мы с Джессикой хором.
— Да, он предлагал картонные шляпы детям, вот такие, — и женщина ткнула пухлым пальцем в красно-жёлтую шляпу своего сына. — Я доставала кошелёк, поэтому на вашего мальчика внимания не обратила. Извините!
— И куда этот продавец направился потом, вы тоже, конечно, не заметили? — пробормотала я, заранее зная ответ, и обвела глазами помещение фудкорта. Человека со шляпами нигде не было видно. Из павильона вело сразу несколько выходов в разные стороны. Куда теперь бежать?
Джессика наклонилась к мальчику в шляпе и спросила с мольбой в голосе:
— А ты не помнишь, что сказал продавец моему сыну?
— Кажется, он спросил: «Хочешь шляпу?»
— И всё?
— Да, то есть, нет… Дальше я не слышал…
— А как выглядел этот продавец? Во что он был одет?
— Как он! — выпалил мальчишка и показал пальцем в сторону Роба.
— Да-да, — подтвердила мама мальчика, осматривая Роба с головы до пят, — действительно, очень похоже, только тот был в маске!
Мы в недоумении уставились на Роберта.
— Так это… был… ТЫ? — медленно произнесла Джессика, сорвавшись в конце на крик, и я испугалась, что она набросится на мужа с кулаками. — Решил меня разыграть?!
— Я?! Ты совсем того?! — Роб постучал пальцем по виску и повернулся ко мне, словно искал поддержки. — Да я последние полчаса в очереди за пирожными стоял!.. Вот, у меня чек сохранился!
С этими словами он порылся в карманах брюк и вынул мятую бумажку. Это действительно был чек из лавки сладостей. Пирожные были куплены как раз в то время, когда мы оставили Лиама за столом.
А ведь я тоже сразу подумала на Роберта, увидев его здесь. И даже испытала облегчение оттого, что всё оказалось так просто. Однако, нет — это был не Роб, он покупал пирожные. Сходство костюмов сбивало с толку, но глупо было предполагать, что Роб даже не переоделся бы, решись он похитить собственного ребёнка из-за стола. К тому же, на Ярмарке было множество мужчин в похожих цилиндрах и серых сюртуках. Эту версию пришлось отмести. Что ж, без помощи моего доброго друга, инспектора полиции Майка Роджерса, похоже, нам было не обойтись, и я достала телефон.
— Хэлен? Что-то случилось? Извини, я сейчас немного занят… — похоже, я позвонила не вовремя, но Майк всё равно ответил. Впрочем, как всегда. Я знала, что могу рассчитывать на его помощь в любое время дня и даже ночи, но мне не хотелось злоупотреблять этим. Я быстро изложила суть дела.
— Так, стойте там, сейчас я свяжусь с охраной Ярмарки, вам помогут. Ты не волнуйся, окей?
На Майка всегда можно было положиться. Через пару минут к нам подошёл офицер охраны, а ещё через пять мы уже заходили в помещение видеонаблюдения Ярмарки. На множестве мониторов виднелись павильоны с разных ракурсов. Но вот беда: детей в красно-желтых шляпах во всех помещениях было очень много! Как понять, который из них Лиам? Джессика безумными глазами шарила по мониторам, она была на грани паники. Роб стоял молча, скрестив на груди руки.
— Можете показать нам запись камер фудкорта примерно двадцать минут назад? — спросила я у сотрудников охраны, сверившись с часами. Оказалось, что наш стол просматривался только с одной точки, и то не целиком. Однако место, на котором сидел Лиам, было хорошо видно. Вот к столу подходит мужчина в цилиндре и сером сюртуке, действительно, очень напоминающий Роберта. В руках у мужчины целая пачка нанизанных друг на друга картонных красно-желтых шляп. Вот он что-то говорит Лиаму, и тот кивает в ответ. Женщина справа лезет в сумочку за кошельком и покупает у продавца одну из шляп. Вот продавец на несколько секунд заслоняет мальчика от камеры… и оп! — Лиама на месте больше нет!
— Куда он делся?! — почти хором воскликнули Джессика и Роб.
— Кажется, я знаю. Можно ещё раз? — все, включая охранника, повернулись ко мне. Я немного сомневалась, но просмотрев запись повторно, убедилась, что права. — Он залез под стол! Прополз под ним налево до самого конца — его на камере не видно. Туда же, влево, ушёл и продавец шляп. Надо искать продавца!
Через несколько минут торговец шляпами был замечен на мониторе одного из дальних павильонов. Похоже, он больше не продавал шляпы, а бегал от лавки к лавке, как будто кого-то искал. Офицер охраны передал по рации дежурному по павильону, чтобы тот остановил мужчину, и вся компания двинулась туда.
Молодой человек в цилиндре и тёмно-сером сюртуке выглядел озадаченным. Он снял чёрную маску, скрывавшую половину его лица, и с сомнением уставился на фотографию Лиама.
— Я продаю шляпы с самого утра, у меня многие покупали… И в фудкорте тоже. Не помню я вашего мальчика. Извините!
Он поднял глаза на Джессику, меня и офицера охраны. Мне показалось, что на Роба он не посмотрел намеренно. А ведь молодые люди были очень похожи — это бросалось в глаза. Вот, они, наконец, обменялись взглядами, и мне почудилось в этом что-то странное, что-то совсем нелогичное. Ну вот, встреть я человека, с виду очень со мной схожего — конечно, я буду пытливо его рассматривать с ног до головы. Но нет! Ни Роба, ни продавца шляп не интересовала внешность друг друга. Как будто они уже встречались. Или мне это только показалось? Но если они были заодно, то зачем одеваться так похоже? На всякий случай я украдкой сфотографировала парня и отправила сообщение инспектору Роджерсу с просьбой проверить его личность.
Тем временем горе-родители решили разделиться, чтобы обойти все павильоны Ярмарки. Роб с охранником пошли в одну сторону, мы с Джессикой отправились в другую. Мы обшаривали павильоны один за другим, показывали фото Лиама продавцам в ларьках и магазинчиках, просто посетителям и актёрам на мини-сценах, разговаривали с дежурными охранниками, но безрезультатно. Никто из них не видел Лиама.
Вокруг нас кипело праздничное веселье, а бедной Джессике в викторианских декорациях мерещились злоумышленники и похитители её сына. Она шарахалась от дровосека с топором, конечно же, бутафорским. Застывала при виде портовых грузчиков с «тяжёлыми» тюками. Мужчина в чёрном плаще и чёрной маске венецианского лекаря до смерти напугал её. И даже седая старушка в белом чепце из пряничной лавки вызвала у Джессики подозрения. Правда, старушка действительно больше походила на ведьму из сказки про «Гензель и Гретель». А когда вблизи какой-то сцены мы заметили на полу кружевную ленту, отдалённо напоминавшую бант малыша Лиама, несчастная мать вконец разрыдалась.
Пиликнул телефон, высветив сообщение от Роджерса: «Уильям Браун, 25 лет, актёр, фотомодель студий «ЭмДиВи», «Нью Эра Фэйшн» и др., не привлекался, проживает по адресу: Сан-Франциско…».
«Эх, — с досадой подумала я. — Начинающие актёры, фотомодели — в этом городе они все как-то слишком похожи. Ну что я прицепилась к бедному парню? Он здесь просто подрабатывает…» И вдруг меня кольнула мысль.
— Джесс, а как называется студия, где сейчас снимается Роберт?
— Ох, если бы я знала, где он ошивается!.. Это так важно?
— Очень!
— Кажется, что-то про эру…
— «Нью Эра Фэйшн»?
— Точно! Постой, а ты откуда знаешь?… — Джессика удивлённо хлопала красными глазами, ничего не понимая. А я уже звонила Майку Роджерсу.
Через несколько минут мы стояли в помещении охраны в окружении пяти офицеров. Продавец шляп, он же Уильям Браун, был напуган и не стал отпираться. Роб скрипел зубами и если бы не офицеры охраны, которые крепко держали его под руки с обеих сторон, наверное, сейчас хорошенько навалял своему дружку-сообщнику.
— Я не в теме! Роб мне обещал денег… — оправдывался Уильям. — Я должен был всего лишь вызвать мальчишку из-за стола, незаметно. Я пообещал ему шляпу, он и полез под стол. А потом мне надо было отвести его в пятый павильон, чтобы Роб его там «обнаружил». Только и всего! Ничего плохого! Это же почти шутка, розыгрыш… Но мальчишка сбежал от меня! Я на секунду отвлёкся, смотрю — а его нет… Ну, я бросился его искать. Но эти шляпы повсюду! Реально, классно Роб придумал со шляпами — фиг найдёшь!
Он осёкся, поняв, что наговорил лишнего. Но было поздно! Джессика влепила Робу такую звонкую пощёчину, что содрогнулись даже офицеры охраны.
— Я всё поняла! Ты хотел доказать, что я плохая мать, да? Может быть, я не идеальная, но какой ты отец после всего этого?! Как ты мог так подло с нами поступить? Где нам теперь искать Лиама?!
— Ты сама виновата! — злобно выкрикнул Роберт, держась за пунцовую от удара щёку. — Не надо было мне угрожать, что уедешь в Бостон, к родителям, что увезёшь Лиама и я больше его не увижу! Ты не оставила мне выбора…
— Роб, скажи, а одинаковые костюмы тоже ты придумал? Зачем? — вмешалась я, чтобы остановить вновь нарастающую склоку.
— Костюмы? — Роб криво ухмыльнулся. — В театре Уильяма были только такие. Но я подумал: то, что должно вызвать подозрение, сыграет нам на руку! Признайтесь, глупо предполагать, что у похитителей могут быть похожие костюмы? Тем более, что у меня алиби — пирожные. А раз так, то я вне подозрений!
— Ах, ты!.. — на этот раз Джессика замахнулась на мужа ридикюлем, но охранник успел перехватить её руку. Теперь, похоже, держать нужно было разъярённую мать.
— Мэм, прошу вас! — обратился к ней начальник охраны. — С мужем вы успеете разобраться, он никуда не денется. Сейчас нам необходимо найти вашего сына. Мне нужно его фото. Во что он был одет?
Начальник охраны взялся за рацию и стал сообщать приметы ребёнка дежурным во все павильоны, на выходы и парковку. Джессика смотрела на него и глаза её постепенно наполнялись слезами. А потом она зарыдала, уткнувшись мне в плечо.
— Мы не найдём его! Мы так не найдём его… — горестно всхлипывала она.
— Успокойся, пожалуйста! Конечно, мы его найдём. Он где-то здесь, на Ярмарке. Надо просто подумать, куда он мог пойти. Давай думай! Что он любит, что можно найти на Ярмарке?
— Я… даже не знаю, — ещё всхлипывала Джессика, но мой приём сработал — она начала размышлять, а значит, успокаиваться. — Он же хотел есть… Но в фудкорте его не было. Боже, ну куда он мог пойти?!
В этот момент до нашего слуха донеслась барабанная дробь. По традиции в завершение праздника по Ярмарке проходит шествие королевы Виктории со свитой. Впереди процессии всегда идут барабанщики. Джессика подняла на меня заплаканные глаза, в которых промелькнула надежда.
— Ба-ра-баны… — прошептала она. — Я знаю, где искать его! Лиам давно мечтает о барабане! Бежим!
Ничего не объяснив охране, она схватила меня за руку и потащила в ту сторону, откуда доносилась барабанная дробь. Нам пришлось как следует поработать локтями, прежде чем удалось протиснуться сквозь толпу зевак поближе к процессии.
Впереди актрисы, одетой в белое пышное платье с синей каймой и диадему королевы Англии, вышагивала охрана в парадных красных мундирах и высоких меховых шапках-киверах. А возглавляли шествие мальчишки-барабанщики в точно таких же ярких мундирах, чёрных шапках и с барабанами наперевес. Рядом с ними, держа шаг и не сводя заворожённого взгляда с мелькающих барабанных палочек, топал малыш Лиам — целый и невредимый.
Мы сидели за длинным столом в почти опустевшем фудкорте, и Лиам с удовольствием уминал английский суп-чаудер с хрустящими сухариками и ароматным картофельным пирогом. Джессика отодвинула остывшую тарелку — она не могла есть, всё ещё утирала текущие слёзы насквозь промокшей салфеткой и не сводила глаз с сына.
— Ну мам, чего ты плачешь? — спросил Лиам, набивая рот пирогом. — Ты на меня обижаешься?
— Что ты, мой хороший! — ответила Джессика, погладив его по светлым волосам. — Я обижаюсь на себя, что не научила тебя не доверять незнакомым людям.
— А я и не доверял! — самоуверенно заявил Лиам, дожёвывая пирог. — Мне было скучно и шляпу хотелось. Она очень классная! Мы же так и не купили мне шляпу, мам! А дяденька сказал, что это такая игра: если я под столом пролезу, то получу шляпу. Я пролез. А потом я от него убежал! Ха!
— Но почему ты не вернулся за стол, к нам?
— Ну он же мог меня тут найти! Этот дядька в маске. Как же ты не понимаешь, мам? Я сразу догадался, что он плохой. Я убежал и спрятался за бо-о-ольшую сцену. Там стояла огромная такая бочка, и я в неё залез. А на сцене как раз шёл спектакль про Рождество, Я в щёлку подглядывал. А потом вышли барабанщики…
— Ты мой хитрец! Он спрятался, Хэлен, ты слышала? Всех обвёл вокруг пальца! — восхищённо воскликнула Джессика и наконец рассмеялась. Напряжение окончательно спало — мы хохотали от души, представляя, как Лиам прятался в бочке, пока его все искали. Отсмеявшись, Джессика залпом выпила уже холодный кофе и повернулась ко мне.
— Хэлен, слушай, мне нужен твой совет. Полицейский сказал, что я должна решить, предъявлять ли обвинение Робу. Пока его задержали, но если я не напишу заявление, то отпустят. И его, и этого его дружка… Как ты считаешь, что мне делать? Я его просто ненавижу, но сажать в тюрьму?… Я прям не знаю!
— Ну, если хочешь моего совета, то я бы отпустила. Он уже сам себя наказал — сына ему теперь не видать. Ты можешь спокойно ехать в Бостон и начинать новую жизнь в новом году. Ты молода и талантлива и у тебя замечательный сын! Я, конечно, буду по вам скучать… Но ты ведь не перестанешь присылать мне рукописи?
И тут мне пришла в голову блестящая идея:
— Слушай, Джессика, а напиши-ка ты лучше историю про отважного эльфа по имени Лиам, который смог обмануть злого колдуна, пытавшегося его похитить накануне Рождества!
Неожиданным звонок
Я проснулся. Комната от пола до потолка была заполнена тусклым дневным светом начала января. На стене висел календарь «Одинокого фермера» за 1994 год в стиле НЮ. На картинке вместо положенных по сезону сугробов располагались стога сена из только что скошенной травы. Фантазия художника сделала их похожими на устремлённые в небо женские груди.
Раздался телефонный звонок.
— Привет, Фантомасик, или ты уже не лысый и за два года оброс шевелюрой, — услышал я знакомый голос и вздрогнул.
Это была Лена. Прошлое неожиданно стало настоящим. Тогда как начинающий опер я расследовал убийство на Краснохолмской набережной. Лена была моей девушкой. Оказалось, что она невольно вовлечена в это преступление. Наверное, я недостаточно её любил, чтобы выгородить, рискуя карьерой, и Лена получила тюремный срок.
— Когда ты освободилась?
— Год назад, хорошее поведение и амнистия подоспела. Так что отсидела только годик.
— Чем занимаешься?
— Сам понимаешь, туда, где анкету нужно заполнять, меня не возьмут. Но, сейчас капитализм раскрутился. Определилась на Тушинский рынок. Блузками китайскими торгую.
Говорила она бодро, но чувствовалось, что её что-то волнует.
— Фантомасик, ты ведь знаешь, что сегодня, 6 января — Сочельник, а завтра Рождество. Мы здесь у подруги с рынка уже начали отмечать, но случилось происшествие. Сыщик необходим, чтобы разобраться. Помоги!
Конечно, нужно было отказаться! У меня на столе громоздилась куча незаконченных дел по новогодним потасовкам и кражам. С 7 января 1991 года Рождество было нерабочим днём. Новый выходной мог добавит ещё работы. Я не видел Лену два года. С кем она сидела в колонии? На рынке её с подругами наверняка крышуют бандиты. Может, у них произошла ссора, которая кончилась убийством и она вызывает меня, чтобы произошедшее оформить как несчастный случай? Нельзя идти!
— Лена, я приду, говори адрес!
— Спасибо, Фантомасик, это совсем рядом.
Я быстро собрался и вышел, захватив с собой табельное оружие и наручники.
Происшествие
Лифт в доме, адрес которого дала мне Лена, не работал, и нужно было подниматься по лестнице на пятый этаж. Перед тем как позвонить в дверь мне пришлось на минуту задержаться, чтобы сердце успокоилось, но оно продолжало предательски колотиться. Я отметил про себя, что неисправный лифт оставляет преступнику, если он вообще есть, только лестницу для бегства.
Между тем за дверью послышались крики и шум возни. Медлить было больше нельзя! Я левой рукой нажал кнопку звонка, а правой расстегнул верхние пуговицы на пальто, чтобы облегчить доступ к пистолету в кобуре. Одновременно, по профессиональной привычке, я сдвинулся к маршу лестницы на шестой этаж, чтобы не попасть под пулю, если начнут стрелять через дверь.
Прошла ещё минута неопределённости. Наконец, замок щёлкнул и вход открылся. Передо мной стояла симпатичная молодая женщина. Она весело улыбалась, приветствуя незнакомого визитёра. Потом она сделала шаг назад, приглашая меня войти. За ней в узком коридоре стояла Лена. Она, прислонившись к двери ванной, с хитрицой смотрела в мою сторону. У входа в комнату замерли две пары мальчиков и девочек восьми-девяти лет. Они с любопытством вглядывались в меня. На их лицах на минуту застывших запечатлелось радостное озорство. Было совершенно очевидно, что я появился в самый разгар праздничного веселья.
Я закрыл входную дверь и в квартире стало опять уютно и тепло. Лена сделала шаг ко мне.
— Ира, мы вместе работаем на рынке, — Виктор, опер. Мой старый хороший знакомый, — познакомила меня с хозяйкой Лена.
«Такая доброжелательность выглядела подозрительно после того, как я не отмазал её на следствии? Что-то здесь не так? — подумалось мне.
— Раздевайтесь, пожалуйста, — по-хозяйски вежливо предложила Ира.
Я снял пальто на ватине. На перегруженной одеждой напольной трёхножной вешалке имелся свободный крючок, который выглядел подходящим. Но, выяснилось, что моя одежда слишком тяжела и вешалка стала заваливаться в сторону детей! Мальчики оказались крепкими. Они не растерялись и подхватили вещалку. Потом вместе с девочками, со смехом убежали в большую комнату.
— Проходите на кухню, сейчас займу чем-нибудь детей и к вам присоединюсь, — сказала Ира.
На кухне мы застали беспорядок, характерный для подготовки к большому приёму гостей. На столе виднелась стопка рыбных консервов, с хорошо заметной аббревиатурой СССР на этикетках. Рядом в тесноте стола пятиметровой кухни лежали полиэтиленовые упаковки с копчёной колбасой иностранного производства, нарезанной кружочками. На плите остывали кастрюли с отварной картошкой, морковью и свёклой для традиционного салата Столичный. На подоконнике стояла литровая бутылка спирта «Рояль», купленная в газетном киоске рядом с домом.
Коля, Володя, Вика, Аля, сейчас американские мультфильмы будут показывать, — Ира обратилась к детям, включила телевизор и пошла на кухню.
Программа «Уолт Дисней представляет» с января 1991 года шла на центральном телевидении и была одной из самых любимых.
Я начал открывать банки с рыбой, чтобы занять себя делом, до того как женщины скажут, зачем меня позвали.
Лена взяла инициативу в свои руки. Она объяснила, что детей друзей, приглашённых на празднование Сочельника, собрали пораньше, чтобы дать возможность взрослым завершить срочные дела. Родители вместе с детьми в квартире оставляли и рождественские подарки, которые положили под ёлку, чтобы открыть вечером в торжественной обстановке. Однако, час назад случайно выяснилось, что содержимое одной из коробок исчезло. Пропал шейный шелковый розовый платок, на котором порхали вышитые серебристые бабочки и золотая цепочка с прицепленной буквой «М». Это были подарки Иры и Лены владелице палатки, где они работали, — Маше. Было ясно, что вещи взял, кто-то из детей. Спросить напрямую женщины не решались. Аля была дочкой начальницы, Маши. Володя и Вика детьми бандита, который «крышевал» рынок. Начинать опрос с сына Коли Ире не хотелось.
— Витя, ты же опер, помоги найти пропажу, — закончила рассказ Лена.
— Скоро соберутся гости, у нас времени только час, — добавила Ира.
Следственные действия
Дети были увлечены мультфильмами и ничто не мешало осмотру места происшествия. Подарки в цветных коробках располагались под ёлкой в большой комнате. Та, из которой пропал подарок, находилась в центре. На ней рукой Ирины было написано — Маше. Я с усилием потянул за верхнюю часть коробки. Внутри лежала поздравительная открытка. Рядом с изображением ёлки виднелись отчётливые отпечатки испачканных в шоколаде пальцев. Под открыткой были обнаружены две жареные семечки.
— При такой улике обычное следствие было бы уже близко к завершению, но отпечатки сверить не получится, — я доложил первые результаты.
— Да, при чём здесь дактилоскопия! Все дети ели шоколадные конфеты. Нужно сейчас пойти и посмотреть на руки! — Воскликнула Лена.
— Точно, у кого пальцы чище, тот и подозреваемый, — догадался я.
Ира продолжала подготовку застолья на кухне, а мы с Леной подошли к открытой двери в большую комнату. Дети увлечённо наблюдали за потасовками Тома и Джерри, и можно было, не привлекая внимания, присмотреться.
Аля вместе с Викой располагались на массивном диване, занимая только небольшую часть сиденья, настолько обе были миниатюрны. Розовое платье Али ярким пятном выделялось на фоне тёмной обивки. Длинные светло-русые волосы были зачёсаны в конский хвост, который у основания перетягивала резинка в тон платью. В хорошо открытых для обозрения ушках виднелись серебряные серёжки в форме бабочки, присевшей на край розового цветка. Тёмно-карие глаза казались огромными из-за того, что зрачок сливался в одно целое с радужной оболочкой.
Вика держала подругу за руку. На ней было тёмно-синее бархатное платье, с огромным белым бантом, укреплённым под открытой тоненькой шеей. На блондинистых распущенных волосах поблёскивала коронка, похожая на головной убор Барби. В руках она держала и саму пластмассовую совершенной красоты девочку. Игрушка, большая редкость, была подарена шесть дней назад на Новый год. Вика не могла с ней расстаться и носила всюду с собой к зависти подруг.
Коля и Володя, тоже занимали лишь часть внушительного кресла перед телевизором. Последний носил тёмный строгий костюмчик. Между отворотами пиджака виднелась полоска серого под белый цвет рубашки галстука. Он время от времени поправлял узел, чтобы ослабить давление на шею непривычного предмета одежды. На следующий учебный год он один из класса собирался переходить в частную школу и нужно было привыкать носить новую форму.
Коля был одет в джинсы и пуловер с v-образным вырезом. Он часто с удовольствием потирал шероховатую поверхность материала, который плотно обтягивал его ноги. Между двух уголков рубашки выпирал большой узел синего в крапинку галстука.
На журнальном столике перед телевизором стояла открытая коробка конфет «Клюква в сахарной пудре», ещё недавно, в советские времена, большой дефицит. Дети осторожно, по очереди брали хрупкие шарики, чтобы положить в рот и с удовольствием разжевать. Пальцы у всех были облеплены белым налётом.
— Опоздали! Надо было раньше заняться подозреваемыми, пока не открыли эти конфеты, — отреагировал я.
— Не факт, что мы и тогда смогли узнать, кто виноват в пропаже. У девочек могл быть смазан шоколад с пальцев просто от вытирания носовым платком, — после некоторого раздумья заметила Лена.
Нужно было переходить к допросу свидетелей.
Мы опять собрались на кухне. Ирина начала готовить настойку из спирта, Лена рубить на мелкие кубики сваренные овощи для салата Столичный, а я продолжил открывать рыбные консервы. Первый раз у меня был допрос в такой непринуждённой обстановке.
— Ира, вспомните какие-нибудь подробности перед тем, как вы положили подарки под ёлку?
— Не было ничего особенного. Правда, я открыла коробку с нашим с Леной подарком для Маши. Захотелось ещё раз посмотреть.
— Мог ли кто-то из детей его видеть?
— Трудно сказать, но все дети были в комнате.
— Как вы обнаружили пропажу?
— Это случилось примерно за час до вашего прихода. Я и Лена возились на кухне с продуктами. Дети носились по квартире, играя в прятки. Потом раздался сильный шум. Я пошла посмотреть, что случилось и увидела, что Коля с Алей ссорятся. Это у них часто. После того как успокоила детей, обратила внимание, что коробка не на месте. Открыла, а цепочки и платка нет.
— Ира, попробуй вспомнить какие-нибудь детали, когда ты открывала наш подарок первый раз перед тем, как положить под ёлку со всеми? — спросила Лена.
— Поставила на комод. Раскрыла. Потом закрыла и присоединила к другими подарками, — ответила Ира.
— А почему на стол не поставила, он ниже, там же удобнее, — продолжала вмешиваться в следственные действия Лена.
— На столе уже места не было. Я посуду там расставила, немного с раздражением пояснила Ира.
Дальнейший допрос не дал существенных результатов. Нужно было понять мотив кражи.
— Цепочка — это украшение, и платок очень симпатичный. Девочки могли соблазниться, — высказал я версию.
— Папа Володи, как авторитетный бандит, носит золотую цепь на груди. Мальчик мог захотеть подражать отцу, — сказала Ира.
— Ты извини меня, но твой сын Коля часто бывает дома у Володи. У него тоже возможно появилось желание подражать отцу друга — предположила Лена.
— Как ты можешь подумать на моего сына! — Вспылила Ира и вышла из кухни.
Мы остались вдвоём с Леной. До прихода гостей оставалось всего полчаса!
— Я действительно думаю, что подарок взял Коля, — прервала паузу Лена.
— Конечно, на него легче дело повесить. Вика и Володя дети состоятельного бандита и завалены подарками. Алю тоже балуют. Вон какие серёжки красивые, — ответил я авторитетно.
— Но, вот факты, — Лена упорствовала.
— Смотри! Две части коробки очень плотно соединяются. Чтобы открыть быстро нужны крепкие руки. Аля и Вика слабенькие, у них не получится. Зато Коля и Володя сильные мальчики. Помнишь, как они сумели удержать вешалку, которая почти упала.
— Точно! Но почему Коля подозреваемый?
— Ты помнишь, как Ира сказала, что поставила коробку на комод перед тем, как открыть. Так, вот он слишком высок, чтобы дети смогли увидеть содержимое! А Коля наверняка узнал о подарке раньше.
— Когда?
— Ирина от него ничего не скрывает. Вероятно, он присутствовал при том, как Ира убирала цепочку и платок в коробку ещё вчера.
— Лена, ты разложила всё по полочкам, как заправский следователь.
— Я же в колонии сидела. Многое там про ваши ментовские дела узнала!
Также Лена обратила внимание, что цвет платья Али, как и платка из подарка розовый. Кроме этого, бабочки на рисунке похожи на форму серёжек девочки.
— Если сообщить о подозрениях Ире о сыне, вместо веселья будут слёзы, — заметил я.
— Ты прав! Нужно сделать так, чтобы похититель сам выдал себя, — предложила Лена.
— Неужели получится?!
— Попробую! В колонии у меня подруга была, психолог. Она сидела за нанесение тяжких увечий супругу.
— Что же она словами с мужем не справилась?!
— Так она детский психолог.
Рождественское чудо
Просмотр мультфильмов закончился. Лена воспользовалась паузой и подошла к детям.
— Вы знаете, что мы сегодня празднуем и почему подарки под ёлкой? — Начала Лена.
Услышав хорошо знакомое слово «Подарки», дети в смущении переглянулись. Это была неделя подарков — на Новый год, на нескольких праздничных представлениях — Ёлках, которые они успели посетить.
— Продолжение праздника Нового года, — хором ответили мальчики.
— Рождество, — неуверенно сказала Вика.
— Сегодня Сочельник, а Рождество будет только завтра, — добавила Аля.
— Правильно! Рождество, от слова родиться. Но, кто родился? — Продолжила Лена.
— Христос, мне бабушка говорила, что Он сын Бога, — ответила Аля.
— Молодец, Аля! Я вам поведаю историю Его рождения. Какой сегодня год? — сказала Лена.
— Собаки, — радостно выпалил Володя.
— Нет, это по китайскому календарю. Сейчас наступил 1994 от Рождества Христово. Так значит, когда родился Христос?
— 1994 года тому назад, — быстро ответил Коля в соревновательном азарте.
— Отлично! Итак, слушайте! Мать Христа — Мария поклялась выйти замуж за Иосифа. Но, до того, как они стали жить вместе, оказалось, что она ожидает ребёнка. Иосиф был праведный человек, и, не желая, чтобы она подверглась публичному позору, задумал расстаться с ней тихо. После этого к нему явился ангел Бога во сне и сказал: «Иосиф сын Давида не бойся взять Марию в свой дом, как жену, потому ребёнок в ней зачат от Святого Духа. Она родит сына, и ты дашь ему имя Иисус, потому что Он спасёт людей от их грехов.»
— А что такое грех? — спросила Вика.
— Грех это делать что-нибудь плохое. Брать чужое, говорить неправду. Мне бабушка объяснила, — ответила Аля.
— Правильно! После того как Иисус родился в Вифлееме в Иудее во время правления царя Ирода, учёные люди с востока пришли в Иерусалим и сказали: «Где тот, кто был рождён стать царём Евреев? Мы обнаружили звезду на востоке, и пришли молиться ему.» — Продолжила Лена.
— Я тоже звезду в небе видел, — серьёзно заметил Володя.
— Когда же? — Удивилась Лена.
— Часто замечал. Когда в военторг с мамой за покупками ходили. Там Кремль виден, и на башне красная звезда светится.
— Нет, к Христу она не имеет отношения.
— А звёзды на Новогодних ёлках, — неуверенно спросил Коля.
— Вот они как раз в память о той звезде. Но, их правильнее называть рождественскими. Рассказываю дальше. Когда Ирод услышал это, то забеспокоился и весь Иерусалим вместе с ним. Затем он повелел собраться всех старших священников и учёных законников и спросил, где Христос должен быть рождённым. В Вифлееме в Иудее они ответили, так пророком было написано. Затем Ирод позвал учёных людей с востока и сказал им: «Идите и с осторожностью поищите этого младенца.» После слов царя они пошли своей дорогой, вслед звезде, которую они видели на востоке. Она двигалась впереди них, пока не остановилась над местом, где младенец родился. Когда вошли в дом, то увидели перед собой Его и Марию. Это было чудо! Кто знает, что такое чудо? — Обратилась Лена к детям.
Это когда неожиданно происходит что-то очень хорошее. Бабушка рассказывала, что Христос лечил людей и это было чудом, — быстро ответила Аля.
— Правильно! Слушайте дальше! Они низко поклонились и стали молиться. Затем открыли сундуки с богатствами и достали подарки, которые положили в карманы верхней одежды, которую обнаружили в прихожей, и удалились. На следующий день Мария обнаружила там золотую цепочку с буквой «М» и розовый платок с вышитыми бабочками. Так и появилась традиция обмениваться подарками на Рождество, в память о тех, которые были преподнесены Христу и Марии, — закончила Лена.
Дети сидели притихшие. Короткий день был на исходе. В комнате быстро темнело. Наряженная ёлка стала поблёскивать огоньками цветных лампочек ещё загадочней.
— В ночь перед Рождеством всегда случаются чудеса! Давайте посмотрим, что в карманах вашей верхней одежды?! — воскликнула Лена.
Все бросились в коридор малогабаритной квартиры, где стало сразу тесно и шумно. Я и Лена помогали снимать куртки мальчикам, шубку Вике и пальто Але с крючков вешалки.
— Одежду будем смотреть по очереди, — пыталась навести порядок Лена.
Но не тут-то было. Руки всех четверых одновременно исчезли в карманах. Володя достал толстые шерстяные варежки. Ещё надеясь на удачу, он вывернул подкладки карманов наружу. Материя повисла по обе стороны куртки, как ослиные уши. К огорчению мальчика, стало ясно, что найти что-нибудь другое не удастся.
— У меня что-то есть! — Радостно воскликнула Вика. Она с усилием тянула из кармана кроличьей шубки какой-то зацепившийся за подкладку предмет. Наконец рука появилась наружу. Когда она разжала кулачок, то на ладошке обнаружилась красивая заколка для волос.
— Это мама подарила, — с разочарованием вспомнила она, готовая уже заплакать.
— Не огорчайся! Чудеса редко случаются, — мы начали успокаивать.
Когда я повернулся к вешалке от Вики, увидел, что Коля стоит, насупившись, и держит руку за спиной. Я посмотрел на Лену. Было ясно, что пока мы отвлеклись, он достал что-то из кармана и сейчас прячет.
— Коля, покажи что у тебя? — Как можно спокойнее сказала Лена.
Мальчик разжал кулачок, и мы увидели горсточку жареных семечек на ладони.
Вместо появления ожидаемой цепочки и платка, семечки! Это было неожиданно Лена замолчала, не зная, что делать дальше.
— Не может быть! — раздался радостный крик.
Мы обернулись и увидели счастливое лицо Али. В руке она держала золотую цепочку с прицепленной к ней буквой «М» и розовый платок расшитый бабочками.
— Представляете! Это было в кармане пальто! — Воскликнула Аля.
Дети обступили Алю. Каждому хотелось потрогать неожиданную находку. Только Коля стоял чуть в стороне.
— В ночь перед Рождеством могут случаться чудеса, — наконец, нашла что сказать Лена. — У нас как раз не хватило подарка для мамы Али. Преподнесём эти вещи ей, — продолжала она.
Мы вернулись в большую комнату, и торжественно положили цепочку с платком в коробку с надписью «Маше». Лена объяснила детям, что чудеса любят тишину и лучше не рассказывать родителям, что произошло.
Вскорости пришли взрослые и праздник начался. Если салат «Столичный» и обменивались подарками.
После окончания вечера мы с Леной пошли к метро, которое было рядом. Как оперу мне было неловко спрашивать о завёршённом деле, но любопытство взяло верх.
— Лена, две жареные семечки, которые отлипли от Колиных пальцев и остались в коробке, доказали, что это он взял подарки. Но, почему вещи оказались у Али?
— Любовь, — усмехнулась Лена.
— Это как?
— Помнишь, Ира упомянула, как Коля поссорился с Алей? Она мне и раньше жаловалась, что это часто случается. Дёргает за волосы или толкает. Аля красивая девочка. Нравится ему. Она пришла сегодня в розовом платье, и серёжки в ушках в форме бабочек. Это напомнило ему платок для подарка, который он видел накануне. Коля решил сделать Але приятный сюрприз. Тем более что платок предназначался её маме. Дети часто в этом возрасте, считают своим то, что принадлежит родителям.
— А цепочку зачем взял?
— Гусаром растёт, не мог остановиться.
— Лена, ты здорово провела расследования. И зачем я тебе был нужен?
— Нравишься ты мне, фантомасик!
Приоткрыв дверь, я поняла: пока меня не было, в квартире кто-то жил. И это не моль. Пнула чемодан и упала на пуфик. Зачем я вообще поперлась в этот Вьетнам? Десять дней я только и мечтала о доме: кефир, зефир и теплый сортир (перлы первой свекрови).
Но в родной трешке что-то было не так. Воздух какой-то… другой, будто тушенкой пахнет. И немного мужиком. Хотя о чем это я? Хозяина тут давно не было. Бывшие мужья давно живут за границей. Разве что клиенты…
Нет, ничего аморального, я что-то типа экстрасенса. Так-то учитель астрономии, но сильно бедствовала, а тут курсы астрологов. Вот и решила: чем я не астролог?
Звезд с неба не хватаю, зато съездила на Битву экстрасенсов, нашла спрятанную в машине козу. Машин было много, съемки шли долго, а коза — тоже человек. Короче, я ориентировалась на специфический аромат и не прогадала. Потихоньку приобрела авторитет в городе, обросла клиентами, путешествую: я уже дважды замужняя, а жизни не видела. Так старший брат говорит, а он мнит себя настоящим хозяином жизни.
Вынырнув из воспоминаний, я еще раз огляделась и прошла в кухню. Здесь все было по-старому, и я поняла причину своей маеты: устала и проголодалась.
Махнув рукой, полезла в душ, после чего захотелось выпить кофе, но его не оказалось. На носу Новый год, а у меня ни елки, ни праздничного настроения. Решив исправить ситуацию музыкой, включила ноутбук, но «запел» скайп. Наверное, новый клиент, на Новый год все жаждут чудес.
Я машинально выхватила устрашающий парик из тумбы и наспех нанесла боевой раскрас. В животе еще раз заурчало, и я решила, что клиент подождет. Схватила ключи и собралась в магазин, но запоздало вспомнила про парик. И вдруг мое внимание привлекли странные звуки из спальни. Там я еще сегодня не была.
В критической ситуации моя придурь остро дала о себе знать. Нет бы насторожиться, бежать к соседям… А я ухватила деревянного истукана, подаренного второй свекровью, и решительно распахнула дверь.
На кровати сонно заворочался детина в джинсах второго мужа (те валялись на балконе в качестве ветоши). Трогательно поджимая босые ноги, он причмокивал во сне. Мне бы закричать, но детина был настолько беззащитным и розовощеким, что бояться его ну никак не выходило.
Я пискнула, он прищурился и тут же подскочил:
— Ой, это парик? Третий глаз на переносице… Ты кто?
— Ясновидящая. А ты?
— А я Вова. Не бойся, не маньяк какой-то, — зачастил он. — Проблемы у меня, вот и…
— Полицию вызову, — заявила я неуверенно.
— Говорю же, не вор.
— Я ясновидящая, забыл?
— А, ты про тушенку? — обрадовался Вова.
— Да при чем тут… Криминальные истории мне ни к чему. Я тебе что, женщина дня?
— Чегооо? — весело хрюкнул этот невежа.
— Фильм такой был, темнота. Тебе сколько лет?
— Двадцать четыре. А тебе?
— И мне, — буркнула я, но сама себе не поверила и разозлилась.
За чаем Вова открыл мне душу.
— Из Ногинска я, Ольга. По стрельбе мастер. К Косому меня дружок по секции охранником пристроил.
Бывшего бандита Косовского, конечно же, знал весь город. Я даже имела удовольствие звать «бизнесмена» соседом: из моей высотки открывался чудный вид на поселок для нуворишей.
— Два месяца всего и работал. Да и то, у жены его. И тут началось: Лика эта ко мне в штаны полезла.
— И ты поплыл?
— Она модель, — развел он руками, словно это все объясняло.
— Тяжела жизнь модели, вечно не в своей постели, — съязвила я.
— Хохмишь? Ну, дал слабину, а она не отстает. Я бабские методы вспомнил. Люблю, мол, не могу. Думал, надоем, так она и отвяжется. А та заявляет: любишь — убей мужа. Он зверь, когда злой, а злой всегда. Я от ужаса ошалел, молчу, а она свое гнет. Надо, говорит, сработать под киллера: разборки, то да се. Своей смерти ему все равно не видать, мы только придадим ускорение. И фотки достала, где мы с ней… Только снято так, вроде я нападаю. Мужу, говорит, настучу, что ты меня изнасиловать хотел. Шантажистка.
Как на грех, второй охранник Косого через неделю загрипповал. А тот меня в баню на переговоры берет. Они перед Новым годом любят по баням-то со Снегурками. Мы чуть раньше явились, я в раздевалке завис. Тут слышу — в предбаннике выстрел. Влетел, а Косой и охранник Юра лежат. По пуле в спине, пушка Юры валяется, окно открыто. Кинулся к проему, а с улицы меня по башке и отоварили. Очнулся, первая мысль — бежать. Сам в трусах, хорошо, костюм Снегурки у входа валялся.
— Видно, Снегурочка была упитанная, — протянула я.
— Ага, крупный зверь, — хихикнул Вова. — Короче, я за угол, а наши выгружаются уже: Рыжий — правая рука Косого, Мальчик. Сам Ворожун на Гелике подъехал.
— А сюда ты как попал?
— Возле дома твоего ходил. Змея отправила место выбирать. Мол, если киллер — так надо крышу или техэтаж. Дом твой на отшибе, пустырь, дорога, где Косой срезает.
— Таки хотел убить? — прищурилась я.
— Да не, время тянул. А тут ты с чемоданом, бабки на лавке давай языками чесать: мол, кучеряво живешь, по заграницам, нам так не жить, «тарелку» себе поставила. И проституткой назвали.
— Ну как без этого…
— А ты красивая, — вдруг без перехода заметил он. — Ну, без парика. Волосы золотые. И веснушки. Короче, по тарелке я ориентировался, замок плевый. Как считаешь, на меня первого подумают? Или змея сдаст? Выходит, она еще кого-то наняла, подстраховалась?
— Фотки покажет, — мстительно добавила я жару. — Решат, ты ее вожделел и мужа убил. Валил бы ты, а не тушенку ел.
— Без денег и штанов? Отсидеться хотел. Может, повезет, убийцу найдут? И фотки бы забрать. С балкона дом видно, если б бинокль… Машины во дворе: вроде Рыжий с братвой в засаде. Ты же ясновидящая. Глянь, кто Косого хлопнул?
— Я вот тебе сейчас гляну! Рыжему этому сдам.
— Тогда ты извини, но я все про клиентов твоих в Сеть выложу, — порозовел скулами гад, но выглядел неубедительно. — Я в компах шарю, полазил, пока тебя не было, папку «Х-Files» себе на почту отправил.
«А вдруг не врет? Пароля у меня нет. Все данные были в компе, даже не самые приглядные. Репутации конец», — подумала я и уже почти решила самолично его убить, как дверь зловеще скрипнула.
На пороге стояла первая свекровь, свет очей моих, Клавдия Захаровна. Фрекен Бок с фиолетовыми кудрями. Квартиру она сдала, перебравшись на дачу в Орехово-Зуево, но зимовала все чаще у меня.
— Котел сломался, Лелька. Да и примета: крот сделал большие запасы на зиму — жди холодов. Так что будем вдвоем куковать, Новый год встретим…
Пока я думала, как Захаровна добралась до крота, Вова вдруг полюбопытствовал, как измеряют запасы. Свекровь испепелила его взглядом, а я порадовалась: мозги-то работают.
Тут Вовка протянул ей руку:
— И — добрый вечер! Жених Ольги, олигарх.
Свекровь ахнула. Я же решила внести ясность, проследовав за ней на кухню, но из коридора донеслось:
— Это же бред — не запираться!
— Это гостеприимство, — отмахнулась я и пожалела, что не запираюсь. Итак, явилась и вторая свекровь. Свет очей моих, Рахиль Назимовна. Шапокляк в беретике и очках.
— Воблу принесло? — буркнула первая свекровь, нарезая сало.
— Оленька, батерея лопнула, — протиснулась Назимовна в кухню. — Буквально на денечек, обещали к празднику… И вам здравствуйте, Клава! Покинули свое царство моли и мокрицы?
— Какое у тебя, Рахиля, лицо морщинистое стало, как курья жопка.
— А вы все пухнете, Клавочка! И Павлик Ваш вечно опухший был, но тот пил.
— Ничего не опухший! — возмутилась Захаровна. — Это наследственное, муж на пасеке работал!
— А как Павлик пьяный в озере уснул? Газеты писали. Восстал из камышей — и на рыбаков попер, два инфаркта.
— А Андрюша твой не мужик, а энциклопедия барбитуратов.
— Он — голова! Американцы-то его оценили.
— Точно! Не башка, а тыква. Голова, голова, а я думала сова!
Началась пикировка, под которую мыслями я снова вернулась в прошлое. Познакомились мы с «совой» в ДК Химиков, где гений Андрюша вел кружок химии, а я — астрономии. Павлик, мой первый муж, исполнитель народных песен в хоре того же ДК, к тому времени стал все чаще «восставать из камышей», и наши пути разошлись.
На волне гастрольной удачи Павлика занесло в Швецию. Кто-то приболел, и от безнадеги его взяли. Там он то ли убежал, то ли потерялся. Захаровна утверждала, что он приженился к местной разведенке и поет в церковном хоре. Завистники же шептали: Павлик ходит по Швеции и лает разными голосами. Якобы там есть особый налог на собак, и специальные сотрудники налоговой лаем вычисляют не поставленных на учет псин.
Оставив свекровей скандалить, я втащила Вовку в спальню.
— Олигарх… Олигофрен ты, раз так встрял!
Тот уселся на стул бочком и виновато поглядывал на меня. Точно щенок. Машинально потрепав его по светлым кудрям, я сменила кнут на пряник и разрешила ночевать. Жаль дурака, но мне он на что? Конечно, хорош, но в женихи мне это чудо не упало. Не усыновлять же его?
Я снова напялила парик и набрала Березкину — постоянную клиентку. Ее муж засиделся в капитанах, а она мечтала стать генеральшей. На этой почве мы и сошлись. Несмотря на поздний час, та откликнулась сразу.
— Светочка, я чую вибрации. В городе произошло убийство криминального авторитета. Звездный час Березкина!
Минут двадцать я объясняла возбужденной даме, как аккуратно добыть нужные мне сведения, после чего понеслась в ночник за продуктами.
Вернувшись, застала свекровей в неудобных позах: отставив задницы, те пытались одновременно прильнуть к двери и шипели друг на друга:
— Розовое. Вроде лицо…
— Дайте я. Да какое ж это лицо? Улыбка вертикально? Это сра… Срам какой!
Я тактично кашлянула.
— Олигарха караулим, чтобы не спер грамоты Павлика, — пошла в атаку Захаровна.
— Андрюшины медали…
Оттеснив свекровей, я вошла в комнату и увидела причину их волнения. Голый Вовка отжимался. Перед этим он принял душ, но во время па-де-де полотенце упало, и свекрови имели удовольствие лицезреть его зад.
— Разбираем белье и спать! — гаркнула я, улеглась поверх одеяла и задумалась.
Нудист прыгнул на тахту, а свекрови громко делили комнаты. Вскоре наступила блаженная тишина, прерываемая вздохами Вовки.
— Что ты там вздыхаешь, как сиротка у Карабаса-Барабаса? Навязался… Убийцу искать надо.
— А я о чем? Чую, Лика его «заказала».
— Выводы без фактов и улик, — осадила я его порыв. — Расследование — как шахматы. Думать надо. Хотя кому я это говорю?
— Я мог бы стать профи в шахматах, один нюанс…
— Ты в них никогда не играл? — подсказала я, а Вовка тяжело вздохнул и вернулся к теме Косого.
— Репутация его как вора подмоченная. Его лет семь назад по УДО выпустили, это всем не понравилось.
— Он сотрудничал со следствием? Тогда свои же могли пришить, но чего тянули так долго?
Решив дождаться информации от капитана, мы перестали гадать на кофейной гуще и отбыли к Морфею.
Утром я понадеялась, что это был сон. Но тут наглая физиономия гостя пролезла в дверь:
— Сирень и Вобла скандалили, еле разнял. Пошли кофе пить.
За кофе я невинно поинтересовалась, куда он собирался после моего приезда.
— Этажом выше, — обрадовал Вовка. — Там сейчас никого. В первую ночь соседей из туалета услышал. Он в командировку уезжал срочно, а баба его ну ныть: как я тут месяц одна, да беременная. Он ее и послал. К маме.
Ожил скайп. Подозреваю, Березкина пытала мужа всю ночь, но тот твердил про тайну и цедил факты по капле. В принципе, кое-что я уже знала из новостей. Расследование вели местные и ФСБ: отрабатывали версию с киллером, которым мог быть второй охранник. Свидетелей практически не было. Разве что упитанная Снегурочка возвращалась за костюмом и заметила странного типа, бежавшего к автобусу. Была и негласная версия: расправа над Косым — месть своих за «дружбу» с органами.
— Финты себе позволял такие, никого не боялся, — зашептала в экран Березкина. — Ряженные спецназом актеры ему на юбилее плясали.
— Этим он оскорбил власть, и они его… — подумала я вслух. Света помянула Всевышнего и в ужасе отключилась, а Вовка приуныл:
— Киллер, свои, месть ментов, Лика. И все нам проверь…
— Еще версия: ты киллер, что пудрит мне мозги с неясной целью.
Вовка отмахнулся и со слезой в очах отправился чаевничать. При этом бурно хвалил выпечку Захаровны, а Назимовну «случайно» принял за мою сестру. В общем, быстро завоевал симпатии и стал зваться «сынком».
Я сушила волосы, когда в дверь позвонили. Вовка тушканчиком замер у глазка.
— Люди Рыжего, — побледнел он и полез в шкаф.
На пороге стояли яйцеголовые верзилы в одинаковых пальто. Сосредоточенные взгляды навевали мысли о неприятностях. Тут же выяснилось: меня рекомендовали как специалиста по трудноразрешимым вопросам.
— Пропал один типок, — сунули они мне фотографию Вовки. — Надо найти.
Я затребовала больше сведений и, пользуясь осведомленностью, произвела впечатление. В итоге они пообмякли, и мы душевно пообщались: оказалось, охранник Юра выжил, но был в реанимации, а стреляли в него и босса из разных пушек.
— Менты это скрывают. Выходит, двое киллеров было? Это тоже надо глянуть…
Пообещав расчехлить магический шар, я выпроводила гостей и отправилась в шкаф. Вовка грустил там с планшетом на коленях.
— Посмотрел фильм «Женщина дня». Конец мне не понравился.
— Надейся на ремейк, — вздохнула я.
В этот момент в комнату влетели свекрови с фотографией. Оказалось, они нагло подслушивали. Захаровна поцеловала Вовку в лоб.
— Сынок, ты Косого убил? Он, гнида, в 90-е рынок крышевал, где я мед продавала, так его сволочи мне все банки побили!
— Наш НИИ обанкротил, а на месте ДК бизнес-центр отгрохал. Андрюша без работы остался, — поджала губы Назимовна.
Словом, мстительницы выразили полную готовность быть полезными «золотому человеку».
— Я тут в шкафу немного хакернул… — начал Вовка.
— Ничего, сынок. Запаха нет, — пропела Захаровна, а Назимовна обозвала ее «темной».
Оказалось, он взломал «облако» Лики и ее соцсети, но ни фоток, ни компрометирующих переписок не обнаружил и приуныл:
— Нам бы своего в стане врага. Лика старую повариху погнала, чтобы ментам про конфликты с мужем не настучала. Ну, в случае его внезапной кончины. Она новую кухарку искала на сайте…
— Я в столовке полжизни отмудохала, — оживилась Захаровна.
Собирали ее всем кагалом, но я в затею верила мало. Вот так, с улицы… Вовка нахакерил рекомендательных писем, а Захаровна захватила с собой пирог и пошла на разведку. Я же махнула в универмаг за охотничьим биноклем.
Пока я объясняла продавцу, зачем иду на волка, позвонила Захаровна. Она с заданием справилась и уже варила щи страдавшим от сухомятки «мордам».
Дома я расчехлила бинокль, и Вовка опознал джип Рыжего и Мерседес Мальчика. Среди курящих во дворе я насчитала еще пять человек и вздохнула:
— Вряд ли свои Косого пришили, раз ищут тебя, волнуются. Даже экстрасенса подключили. Дело чести и все такое…
Вовка настаивал, что с Ликой нужно переговорить лично. Вечером Захаровна отчиталась, что хозяйка у бандитов вроде как под надзором, одна не выходит даже выгулять собаку.
— У нее басенджи. Они со стороны леса гуляют, там и калитка есть, — кивнул Вова, а я задумалась:
— Пса можно приманить, охранника отвлечь. Назимовна, изобразите зрелищный инсульт? В этот момент Лика будет искать «сбежавшую» псину. А мы запишем лай ее любимца на диктофон и выманим ее к дороге.
Тут же мы задумались, как развязать Лике язык и заставить ее сказать правду. Вовка стал мечтать о расслабляющем косячке, Захаровна — о своем самогоне, что «мозги шибает». Я же потянулась к телефону. Андрюша ответил «хэллоу» и был деловито сух, пока я не потребовала рецепт «сыворотки правды». Икнув, он прошептал:
— Это гремучая смесь мескалина, амитала… Короче, дома «болтунчик» не сделать. Я все напишу письмом.
И дал отбой. Почти сразу пришло гневное письмо с просьбой не компрометировать его и рецептом отвара из белены, который «не сложно приготовить дома». Оставался вопрос, где взять белену. И главное: как заставить Лику выпить эту бурду?
— Лучший «болтунчик» — это пушка, направленная в лоб, — неожиданно выдала Назимовна, а Вова вдруг помрачнел.
— А басенджи-то не лают. Они кашляют и фыркают, как эпилептики. Такое не запишешь…
Я ухмыльнулась и тут же набрала Павлика. Он завел «Ты жива еще, моя старушка», но мне было не до песен:
— Павлик, ты умеешь лаять, как басенджи?
Ответом стали утробные звуки: казалось, на том конце провода старый дед пытается выкашлять комок шерсти. Я убедилась, что Павлик таки работает в налоговой и устыдилась плохих мыслей на его счет. Бывший получил задание записать арию басенджи на диктофон.
Позвонила Березкина и обрадовала: сотрудников ФСБ отправили в Москву, дело теперь единолично ведет ее муж. А значит, мне будет проще претворять наши замыслы его руками.
— Версия мести спецслужб фуфло, не дали бы простым ментам в деле копаться, — озвучила она мои мысли.
Утром Захаровна ушла на боевой пост. Мы еще раз обсудили наш план «Операция Гав» и пешком отправились с Назимовной и биноклем на дислокацию. Вовка для конспирации облачился в костюме Снегура (поверх старых кальсонов Павлика) и покатил на моем «Пежо» к пролеску.
Около 10 утра Захаровна по-разбойничьи свистнула в окно, а из дома выплыла шуба на тонких ножках и засеменила к лужайке. За ней трусила тигровая псина, игриво поглядывая по сторонам.
В это время Назимовна уже картинно падала у ворот, взмахнув руками. Захаровна выбежала и заголосила, охранник кинулся к ним, поскользнулся у ворот и рухнул по соседству. Теперь подвывали трое, мастерски отвлекая внимание Лики.
В этот момент басенджи достиг приоткрытой калитки и радостно замахал хвостом: я приманила его колбасой и, ухватив за ошейник, привязала поясом от халата. Оставалось только радоваться, что густые елки скрывают меня и несущуюся задорным галопом псину.
Передав пса Снегуру, я вернулась и оставила «лающий» диктофон под елкой, а сама спряталась чуть поодаль. В бинокль я увидела недоумевающую Лику: она слышала голос псины, но не могла понять, куда та подевалась. Главное, она неуверенно шагнула за калитку. Я оттащила диктофон подальше, повторяя этот трюк по мере продвижения Лики вглубь леса, а через пять минут сунула аппарат Вовке и скрылась в снегах.
— Поговорили мы. Не она киллера наняла, — тяжело осел он в прихожей через полчаса. — А наши решили, мы в сговоре, вроде как любовники. Ждут, что я сунусь. Лика теперь Рыжего обхаживает, не то и ее в расход… За товарища. Прикинь, Рыжему какой-то аноним компромат на нас прислал. Но не фото, что Лика сделала, а прямо видео. Тут уже про изнасилование не запоешь, вот она и осталась с носом. И кто это мог это снять?
— И еще вопрос: зачем? Если за вами следили, камеры установили, возможно, убить Косого планировали давно. И этот кто-то находился в вашем окружении, — отметила я, а Вовка пошел заливать горе гороховым супом.
Заправляя утром постель, я констатировала: Снегур загостился. Щеголял в моем коротком халатике и попивал кофе из фарфоровой чашечки. И тут в кухне знатно бабахнуло.
— Ой, аварийный клапан в кофеварке закупорился, — побледнел Вовка, пятясь от меня по коридору.
Неожиданный выстрел кофеварки направил мои мысли в интересное русло:
— Смотри, ты говорил, что выстрел был один! А яйцеголовые твердят: стреляли двое, хотя пистолет нашли один.
— Ну да. Может, стреляли одновременно? Но двоим пролезть в узкое окно… Это время надо. Я и не подумал. А если один…
— Как же он стрелял? — удивилась я.
— Выходит… из двух рук! По-македонски! Был в 90-е умелец. Дружок рассказывал, есть и подражатели, но те больше выпендриваются, второй рукой мажут.
— Может, потому охранник и выжил?
— А что, версия! Киллер понимал: стреляя по очереди, может не успеть, Косой всегда с охраной, — вдохновлено продолжал Вовка. — Слышал я про одного умельца. Мартовский кот. Его мало кто видел, оборотень, короче. Нам не по зубам.
Я тут же сообщила клиентам из бандитского синдиката: мне было видение демона, творящего зло двумя руками одновременно. Те неожиданно прониклись, и на том конце провода начались дебаты:
— Котяра? Он же сча при Ворожуне. А тот наш бизнес-центр хотел. Хотя в баню тогда замиряться приехал. Еще гневался, мол, бьют нашего брата. Падла. Теперь центр Лике отойдет. А если ее… Едрена мышь, выкупит его у государства! Серый, где эта дура? Вели из дома не соваться!
Березкиной я передала послание для мужа: подсознание явило мне киллера в образе кота. В общем, загрузив всех работой, я размышляла:
— Кот хотел, чтобы решили — стреляли двое, ты из пушки охранника и сообщник. Никто не знал, что он стрелял одновременно в двоих. Значит, никто Ворожуна не заподозрит. Но тебя не нашли…
— Мы его тоже не найдем…
— Вообще, профи долгое время следит за жертвой, мог жить неподалеку, приглядываться.
— Точно, вот из твоего подъезда вообще обзор шикарный, — закивал Вовка и сделал «пистолет» из пальцев.
Забирая Назимовну из больницы, куда ее вчера увезла скорая, я делилась новостями и размышлениями:
— Вовка говорит, киллер мог в нашем доме жить. У нас только соседка сверху, Катерина Самуиловна, квартиру сдает. Сама у дочки, в Израиле. Квартирантов ее пару раз видела, вроде семья. Жаль, телефона ее нет.
— В Израиле, говоришь? — оживилась свекровь.
И цепочка выстроилась невероятным для меня образом. Мелькали имена Сара, Клара, Карл (муж Нахимы, попавшийся под руку). Вскоре Назимовна осклабилась, а я поняла: у них там «все схвачено».
— Ну да, месяца два как заселились, — удивилась звонку соседка. — Он такой, ну, сильно нерусский. Уши волосатые, пушистый. Сказал, бизнесмен, с невестой.
Вовчик воспринял новости со скепсисом, хотя я напомнила: сосед свалил точно в ночь убийства.
— Если и Кот… Порожняк это, Ольга. Баба была прикрытием, а хат у него…
Я вздохнула и тут кое-что припомнила:
— С месяц назад я поднималась, а он на площадке доставку заказывал. На улицу Ольгина, 32. Я запомнила, потому что имя мое и воз… Возникли ассоциации, вот и запомнила, — разозлилась я, потому что чуть не выдала свой истинный возраст. Вовка с Назимовной тут же принялись ухмыляться.
Капитану Березкину через жену был передан сигнал прочесать 32 дом (квартиру я, естественно, не помнила), а через несколько часов она сама перезвонила: сработало!
— Квартиру обыскали, нашли пистолет, из которого Косого бахнули! Склад оружия всех впечатлил: сумки да коробки, наполненные стволами.
Оставалось лишь гадать, где искать самого Кота. Зато появился свидетель, до того пребывавший в запое. Кочегар, куривший после смены, твердил про один «бах» и мужика, что «нырнул в снег».
Оставалось заманить Кота в мышеловку.
31 декабря подкралось незаметно. Захаровна понеслась на работу, Назимовна поехала проверить квартиру и батарею. Вовка ел голубцы и нудил:
— Втравил меня Борода с этой работой. Сам тогда удачно загрипповал…..
— Так «заболевший» охранник и есть твой дружок? Совпадение или нет?
— Не, Толя свой, из секции…
— Пошли ему СМС с моего телефона. Мол, жду у гаражей, денег попроси. Посмотрим, он друг или оказался вдруг. Если друг, кинется на помощь. Или своим сообщит. Тебя же ищут, а он себе не враг. Те захотят с тобой побеседовать. А если сообщит не своим, тебя попытаются убить. Ворожуну проблемы ни к чему. Тогда я дам отмашку Березкиной, пусть берут Кота у гаражей. И яйцеголовым про Кота сообщим, тут уж кому больше повезет.
— А я…
— А ты вали на дачу к Захаровне котел чинить. Там полно вещей Павлика, приоденешься. Связь через соседку, костюм Снегура тебе в помощь.
Отправив СМС, Вовка стал прощаться:
— Ты это… ну, классная. Если все хорошо закончится, хочешь, я на тебе потом женюсь?
— Отблагодарить меня хочешь или наказать? Все, дуй! — перекрестила я его и пошла следить за домом: бородач уже курил в саду и кому-то звонил. Нажав «отбой», воровато оглянулся и поспешил в дом.
Я выждала еще пару минут и позвонила свекрови. Захаровна сообщила, что в доме все тихо.
Пьянствуют и смотрят «Иронию судьбы». Сюжет им, видишь ли, душещипательный, — хмыкнула свекровь, разом отказав всем бандитам в чувстве прекрасного. — Лика с псиной принимают ванну.
Итак, дружок Вовки решил оставить ценную информацию при себе. Сомневаюсь, что с благой целью.
Быстро сделав два звонка, я возобновила дежурство на балконе. Смеркалось, падал уже почти прошлогодний снег, гаражи просматривались плохо. Какой-то придурок бросил у входа в кооператив джип, загородив обзор.
Психанув, я схватила пуховик и кинулась к гаражам в обход. У ворот тормознула, делая вид, что открываю джип. И почти сразу почувствовала на шее веревку, а чье-то дыхание обожгло ухо:
— Где молокосос?
— Отошел от нее, котяра, — раздался сзади знакомый хриплый голос, петля ослабла, а я кинулась в сторону, хватая воздух.
Закатилась за машину, боязливо выглянула и опознала своих друзей яйцеголовых. Они деловито связывали киллеру руки за спиной. Рыжий и мужик с детским лицом (видимо, Мальчик) мстительно пинали поверженного в дубленке, а тот поминал какую-то коллективную мать.
Когда на дороге показалась полиция, я стала отползать к гаражам.
Домой я попала не скоро, хотя протекция Березкиной и помогла мне, как случайному свидетелю, быстрее покинуть обитель закона. От Захаровны узнала: вернувшись, Рыжий забрал Лику с шубой, пса, да и отчалил.
В суматохе я проглядела СМС от Вовки: тот прислал мне сердечко. Звонить не хотела, чтобы не впасть в драматизм, и отправила длинное голосовое, закончив оптимистично:
— Кот в мешке. С наступающим!
Ответа не было, и я вдруг решила позвонить, но три раза прослушала гудки. Началась паника.
«Отследили идиота, говорила же не включать телефон».
Оставалось плакать под «Вчерашний дождь», но тут хлопнула дверь. Я кинулась в прихожую и увидела Назимовну с мандаринами. Трубу, кончено же, не починили.
Из зала выплыла Захаровна. Чуть стесняясь, она поведала, что Вовка только что звонил от ее соседки и пригласил нас на дачу. Свой телефон он на радостях уронил в лунку, пытаясь рыбачить и слушать мое сообщение одновременно. Котел он еще не починил, но печь растопил и срубил елку.
— Нашел удочку Павлика и поймал окуня, — с гордостью вещала она. — Ушицы сварим, пирог возьму. Назимовна, бахнем по рюмашке?
Вторая свекровь тоже умилительно сложила ладошки:
— Оленька, поедем, мы же семья!
Отговорившись срочным делом, я вызвала им такси и отправилась грустить в ванну.
«Ничего путного из этих посиделок у печки и романтических прогулок по лесу не выйдет. Третью свекровь я не перенесу».
В дверь позвонили, а я, путаясь в халате, полетела открывать. На пороге стоял Рыжий с бородой Мороза, а для меня — непутевый старший братец. Месяцем ранее на заднем фоне моей фотки у дома он узнал… Кота. И план «посмотреть, что из этого выйдет» сработал. В общем, сиял он сейчас, что твой медный грош.
— Золотая ты моя! Зачем сунулась? Ну, ей богу. Хорошо, все прошло чикипибарум. Ты точно ясновидящая! От пакости город почистили! Правда, придется теперь на Лике жениться, бизнес-центр пригляду требует. И с Ворожуном порешаем. Киношку видел, там бухие гопники на тачке палили из травмата, орали «С новым годом!», да случайно бабе в голову попали. Чем не вариант?
— Это без меня. Тебя хоть не видели? Шастаешь… Зря я, что ли, фамилию меняла?
— Теперь никого не бойся, — откупорив шампанское, заявил новоиспеченный крестный отец. — А малец твой ничего, не зассал. Знаешь, чего учудил? Выехал и дружку черканул, что будет на даче. Видно, за тебя боялся, решил сам, по-мужски… Хорошо, ты звякнула, я бородача вырубил, он предупредить Кота не успел. Короче, проси, что хочешь! Сегодня я твой Дед Мороз!
Подумав, я улыбнулась своим мыслям и кивнула:
— Падре, отвези в Орехово-Зуево!
— Шутишь?
— Вся жизнь — шутка. И я смеюсь. Хотя на самом деле юмора еще не поняла,
Глава 1
В торговом центре царил предновогодний ажиотаж. Высокий мужчина в фетровой шляпе и длинном пальто легко скользил в бесконечном потоке людей.
Это было неожиданно, учитывая его высокий рост и широкие плечи. Не заметить его было невозможно, и в то же время он как будто терялся. Такой контраст был вызван его глазами невероятно зеленого цвета. Взгляд настолько пронзительный, будто сканирует каждую деталь окружающей обстановки. Но вот он опускает голову и словно сжимается в размерах, смешиваясь с толпой.
Поднявшись на эскалаторе, он скользнул в дверь небольшого кафе. Его тут же обнял запах свежесваренного кофе и выпечки. Все столики были заняты.
За одним из них, возле окна, сидел лысеющий бизнесмен лет пятидесяти в дорогом костюме, который не вписывался в обеденное время дня. Именно к нему и направился мистер фетровая шляпа. Остановившись рядом со спинкой стула, он протянул руку и резко положил на плечо, обтянутое тканью пиджака. Мужчина вздрогнул и обернулся.
— Андрюха! Ну емае! До инфаркта доведешь! Как ты, мать твою, это делаешь?! Клянусь, что глаз не спускал с эскалатора. Не мог ты мимо пройти!
— А я и не проходил — рассмеялся тот, снимая шляпу и проводя рукой по каштановым волосам. Стало понятно, что ему примерно лет тридцать пять — может это у тебя, Павел Сергеич, зрение подводит уже — подмигнул он, вешая пальто.
— Как же подводит — проворчал тот — ты все никак не расстанешься со своей шляпой?
— А ты со своими костюмами — улыбнулся мужчина — Давай сразу к делу. Проверил я твоего парня. Парень как парень. Родом из небольшого городка. В базе не числится. Отец слесарь, в меру пьющий. Мать работает учительницей. Поступил на бюджет к нам, окончил с красным дипломом, подрабатывает помощником адвоката. Подает надежды. Вот, взрослый ты мужик, Сергеич, а такой ерундой страдаешь. Я тебе помог по старой дружбе. В отпуске заняться нечем. Но больше меня о такой ерунде не проси и маразмом страдать прекращай.
— Да какой уж маразм, Андрей. Ты же знаешь. Чуйка меня не подводит.
— Ага, не подводит, но когда дело касается твоей дочери, может давать сбой. Помнится, когда мы встречались с Яной, меня тоже обвиняли во всех смертных грехах.
Лысый виновато потупился и слегка покраснел.
— Ну чего ты, старое-то вспомнил. Я ж тебя принял. Как родного. А вы расстались. Вот чего удумали? Такая пара была!
— Ну, предположим, принял ты меня после того, как я тебе помог выпутаться из сомнительной ситуации, рискуя своим служебным положением. А расстались мы, потому что твоя дочь взбалмошная истеричка. Решила, что я чересчур опекаю ее, а второй папочка ей не нужен.
— Да ты один хоть какую-то управу на нее имел. Ты просто сдался.
— Она была слишком молода. Я старше на 10 лет. Давай не будем об этом. Американо, пожалуйста — кивнул Андрей подошедшей, наконец, официантке.
— Волнуюсь, я просто, Андрюш. Живет в коммуналке, будто квартиры нет, которую я дарил. Работает официанткой, чтобы оплатить обучение в аспирантуре, ездит на «Гранте». В кредит взяла. Денег не принимает. А этот, хлыщ облезлый, поддерживает ее, значит. В глаза ей заглядывает, а она творит что хочет. Разве ж это мужик? Тьфу!
— А ты, значит, хочешь, чтобы он в глаза тебе заглядывал.
Павел Сергеич поморщился.
Именно в этот момент к их столику подошел мальчик лет десяти и протянул белый конверт.
Глава 2
— Вот, меня попросили передать это вам — он протянул конверт бизнесмену.
— Кто просил? — Андрей мгновенно напрягся.
— Да мужик какой-то. Дал тысячу и сказал, чтоб я через 15 минут подошел к лысому дядьке за столиком у окна и отдал конверт.
Павел Сергеевич вскрыл конверт, побледнел, вскочил с места.
— Сядь — стальным голосом сказал Андрей, мельком взглянув на друга — его уже не догнать. Слушай, парень, а хочешь еще тысячу? — обернулся он к мальчугану. — Опиши того типа.
— Да я бы рад — парень заволновался, поняв, что произошло что-то неладное — но он был обычный. Куртка дутая черная. У моего отца типа такой. И шапка черная, темные брюки и ботинки. Вещи не фирменные, я бы понял. И маска на все лицо. Цвет глаз я не запомнил.
— Чертов масочный режим — Андрей вручил мальчишке купюру — ты молодец, спасибо, иди.
После чего взял письмо. Слова были вырезаны из газет и журналов, что в целом производило жутковатое впечатление.
«Твоя дочь у нас. 27 декабря на старом заводе в 19:00. 50 миллионов рублей в 100$ купюрах. Никакой полиции, иначе в следующий раз пришлем ее палец.»
Андрей поднял глаза и увидел, что Павел сжимает в руках локон белых волос с розовой прядью.
— А ведь я ей высказал за это. Сказал, что краситься в 25 лет как единорог чересчур. Моя девочка! — он поднял мутные глаза — Андрюша, тебе нельзя здесь… А вдруг они с ней что-то сделают?! Андрей! Ты же следователь оперативного отдела!
— Паша, прекрати пороть горячку. Преступник не знал, что у тебя здесь встреча, да еще и со мной. Просчитался. Официально я в отпуске и к полиции отношения не имею сейчас. Послушай, похитители — это просто вымогатели. Не убийцы. И судя по этой сумме, вряд ли организованная преступность. Ты не настолько крупная рыба. Сумма четко рассчитана. Не настолько доступная, но вполне посильная для тебя, чтобы решить все тихо и без полиции. Верно? Сколько у тебя сейчас в наличии?
— Верно — Павел Сергеевич расслабил сжатые пальцы — миллионов 30. Сегодня 24 декабря и до 27 я вполне могу собрать остальное.
— Вооот. Тот, кто это сделал, хорошо осведомлен. Они знают тебя, твой доход и то, что ты уже лет 10 обедаешь в одном и том же месте. Яна не выставляет свое богатство напоказ. Если это с ее стороны, то самый ближний круг. Но это могут быть твои люди. Хороший ход, чтобы тебя отвлечь. Тебя есть от чего отвлекать, Паш?
— Есть — помрачнел тот.
— Давай сегодня пройдемся по знакомым Яны. Тихонько прощупаем ситуацию. А завтра начнешь со своих.
— Андрей, а может ну его? Отдам деньги, и пусть валят.
— И вот так это оставить? Ведь эта крыса так и будет в вашем окружении, а вы даже не поймете.
— Так и скажи, что разозлился.
Андрей молча встал, оставив на столе так и не выпитый американо.
— Плати за кофе, раз уж такое дело. И поехали к этому, хахалю ее.
Глава 3
Большой черный «Мерседес» в маленьком дворе обшарпанной пятиэтажки смотрелся словно инопланетный корабль. Андрей вдохнул морозный воздух и, не удержавшись, пнул большого пухлого снеговика возле подъезда.
Они поднялись на третий этаж и постучали в железную дверь. Минуту спустя им открыл худощавый парнишка среднего роста. Белые длинные волосы собраны в хвост, голубые глаза смотрели настороженно:
— Опять вы? Еще и подмогу привели. Что на этот раз? Побьете меня? Можете не стараться. Она меня бросила. Имейте ввиду, я этого так не оставлю и буду бороться за нее.
— Надо же. Как я пропустил этот счастливый момент? Посторонись-ка, герой-любовник, мы пройдем.
Парень нехотя отошел.
Небольшая кухня однокомнатной квартирки сразу заполнилась двумя большими мужчинами.
— Когда ты последний раз видел мою дочь?
— Вчера вечером. Пригласил ее в ресторан. Мы поужинали, выпили вина. Я сделал предложение. Стал настаивать, чтобы она переехала ко мне из этой своей коммуналки. Ну она и психанула. Устроила скандал и ушла.
— Ушла? И ты отпустил ее одну?
— А что я мог сделать? Как будто вы дочь свою не знаете. Тем более она вполне взрослая девочка, вам не кажется? Что происходит? К чему этот допрос?
— Смотрите-ка, наш птенчик разговорился. Полгода молчал и в рот ей смотрел, а вчера решил мужика показать, наконец-то? Если бы ты проводил свою женщину до такси, то всего этого не случилось бы — Павел Сергеевич достал письмо и бросил парню.
Тот осторожно взял его в руки и развернул.
— Боже мой! — воскликнул он, прочитав — Что же мы сидим?! Надо срочно искать деньги! Я попрошу маму продать бабушкин дом, продам машину, кое-что из золота — парень начал метаться по кухне.
— Не мельтеши. Деньги я соберу.
— Тогда чем я еще могу помочь?
— Расскажи мне про окружение моей дочери.
В этот момент в кухню вошел здоровенный черно-белый кот и окинул хозяйским взглядом всех посетителей.
— Гоша! Я же тебя еще не кормил. Идем, мой хороший. Окружение… ну не знаю… — задумчиво сказал он, выдавливая в миску на подоконнике корм из пакетика — у нее две подруги. Одна с института, другая с работы. Они называют себя ковен ведьм и вечно ищут приключений. Особо она к себе никого не подпускает, да и характер у нее, сами понимаете. Коммуналка ее, там в одной комнате женщина лет сорока, очень приличная, Яна с ней хорошо общается, в другой пьянчуга с женой, которую он иногда поколачивает. Яна с ним из-за этого постоянно ругается. Слушайте, а может это розыгрыш? Вы ей звонили? У меня есть друг-программист. Наверное, он сможет выяснить местоположение ее телефона.
Андрей, который все это время молча жевал конфетку из вазочки на столе, встал, подошел к мусорке, которая, как у всех, была под раковиной, выбросил фантик и неожиданно спросил:
— А что сподвигло тебя настаивать на ее переселении к тебе, если до этого ты полгода молчал?
— Как что? Я же сделал ей предложение!
— Сделал, даже не узнав ее и не пожив с ней вместе?
— Я знаю Яну. И готов к серьезным шагам. А вы вообще кто такой, чтобы задавать мне подобные вопросы?!
— Друг семьи — сказал Павел Сергеевич, хмыкнув — По поводу телефона идея хорошая, но программисты и у нас имеются. Запиши контакты этих ее ведьм. Собирайся, Андрей, поедем в ее клоповник.
Пока они обувались, из комнаты вышел полностью одетый блондин с листком бумаги в руках.
— А ты, Коленька, куда собрался?
— Вообще-то, Костя. Я еду с вами. Неужели вы думаете, я смогу сидеть в стороне, когда мою невесту похитили?!
Андрей закатил глаза и вышел.
Глава 4
В коммуналке едко пахло борщом вперемешку с перегаром. Их встретила Анна Петровна, приятельница Яны, проводила на кухню и разлила ароматный чай.
— Какой кошмар — причитала она — так и думала, что у Яны опять проблемы, когда она вчера не вернулась домой. Последнее время она сама не своя. Еще и с хозяином коммуналки поссорилась. Денег ему задолжала за три месяца. Обычно он спокойно к такому относится. А тут кричал, что у него самого проблемы. И что она давно могла бы с богатого папочки стрясти такую мелочь.
— А номер хозяина есть?
— Есть, сейчас вам запишу.
В этот момент в кухню ввалился огромный как медведь мужик. За ним семенила худосочная женщина со свежим лиловым фингалом под глазом.
— Опачки — пьяно икнул мужик — у нас гости. Этого дохляка я знаю — кивнул он на Костю — а вы кто будете? Тоже хахали этой шмары белобрысой? Устроила притон, падла.
— Саш, ну что ты такое говоришь? Пойдем, я закуску в комнату принесу — попыталась утихомирить его женщина.
— А ты не лезь куда не просят! Мало тебе, получила? Янкааа — заревел он — Ты где, мать твою! Совсем охренела, шлюха, мужиков своих сюда таскать.
Никто еще не успел среагировать, как Андрей встал, взял за шкирку этого орущего орангутанга, и хорошенько приложил лицом об стол.
— Ты чо, падла! — заревел Саша, пытаясь встать.
Андрей схватил чашку с горячим чаем, разбил ее об голову мужика, выкрутил ему руку и, нагнувшись, спокойно сказал:
— Мне кажется, ты немного попутал, кто тут падла. Прекращай скулить и вали в свою комнату. Не мешай приличным людям беседу вести. И если я только узнаю, что ты хотя бы дыхнул своим смрадом в сторону Яны, я вернусь и убью тебя. Ты понял?
Алкаш судорожно кивнул и вылетел из кухни, как только Андрей выпустил его руку.
— Вы меня простите за беспорядок — извинился сыщик перед окаменевшими женщинами — Здесь все ясно, поехали дальше.
Глава 5
На улице стемнело. Белый снег искрился в свете фонарей и вкусно хрустел под ногами, пока Андрей ходил кругами, делая нужные звонки. Когда он сел в машину, Павел Сергеевич как раз заканчивал свой разговор:
— Да, я понял. Сергей, проверь еще раз. До связи. Интересные вещи творятся у меня в фирме — повернулся он к Андрею — возможно, ты прав, и похищение моей дочери отвлекающий маневр.
— Может и так. Но к Виталию Арсеньевичу мы все же съездим.
— Кто это? — спросил молчавший до этого Костя.
— А это как раз хозяин коммуналки. Тип непростой. В 90х крышевал мелкий бизнес. Иными словами, вытряхивал деньги с компанией своих дружков. К старости остепенился, завел кое-какой бизнес, включая сдачу квартир. Но поговаривают, недавно вложился в одно дело и прогорел. Деньги занимал у людей серьезных. Теперь каждая копейка на счету. Ужинает всегда в одном и том же месте.
Ресторан «Амелия» снаружи сверкал разноцветными гирляндами, создавая праздничное настроение. Внутри огромный зал был украшен соответственно, и даже огромная елка имелась. За столиком возле нее сидел тучный мужчина лет шестидесяти, поедая стейк. Рядом с ним стоял охранник в черном пиджаке, который тут же потянулся к наплечной кобуре.
— Не надо, Артем — сказал Виталий Арсеньевич, откладывая вилку и промакивая губы салфеткой — Павел Сергеевич, Андрей Романович, Константин, чем обязан такой нелепой компании? Или столько людей необходимо для возврата долга моей съемщицы?
— А вы неплохо осведомлены, Виталий Арсеньевич — вскинул брови Павел Сергеевич, доставая кошелек и отсчитывая деньги.
— Это моя обязанность. Знать о своих жильцах все. А то мало ли чего — хитро прищурился толстяк, принимая деньги — тут больше, чем надо. Это проценты, я так полагаю?
— Конечно, проценты. Подскажите, Виталий Арсеньевич, раз уж вы так осведомлены о своих жильцах, может, подскажете, где моя дочь?
— То, что я знаю о своих жильцах все, еще не значит, что я за ними слежу. К тому же, у нее есть молодой человек, спросите у него — повернулся он к Косте.
Тот явно смешался и выглядел немного испуганным, поглядывая на пистолет охранника.
— К сожалению, этот донжуан поругался с невестой и упустил ее из виду. Яну похитили — сказал Андрей, поднимая голову и устремляя пристальный взгляд из-под шляпы прямо на толстяка. Охранник напрягся, но остался на месте.
— Ох уж эти девушки. Такие ветренные. Стоит только моргнуть и уже пропали. В любом случае ничем помочь вам не могу.
— Да вы…, - начал расхрабрившийся Костя, но Андрей резко схватил и дернул его за руку.
— Извините за беспокойство, мы уже уходим.
— Ты сума сошел! — заорал Костя на улице — Это же он!
— Ты идиот? — встряхнул его Андрей — думаешь, тот охранник единственный в зале?! Или он прячет Яну прямо там под столом? С такими людьми надо быть аккуратнее. На сегодня хватит. Нужно отдохнуть и подумать. Завтра встретимся с подругами Яны. Сергеич, собери деньги завтра к обеду. Сможешь?
— Постараюсь, Андрей. Думаешь, этот тип замешан?
— Пока не знаю, но он мне не понравился. Встречаемся в 12 у Кости.
Глава 6
В 12 часов дня все трое сидели в небольшой уютной гостиной у Кости, где стояла пушистая нарядная елка.
— Телефон нашли у какого-то бомжа недалеко от ресторана, где ужинали наши голубки — начал Андрей — хотя Костя об этом и так знал.
Костя, который сидел в кресле возле двери, удивленно вскинул брови:
— Да нет, откуда. Я же предложил проверить телефон…
— Ну да ну да. Ты прекрасно знал, что телефона у нее быть не может. Ведь твой сообщник выбросил его, как только усадил одурманенную Яну в машину. Что ты ей подсыпал? Какой-то синтетический наркотик, да?
— Ты сошел сума?! О чем ты говоришь?! Я все время был с вами!
— Андрей, что происходит? — Павел Сергеевич недоуменно уставился на друга.
— Дело в том, что ваш зять похитил вашу дочь с целью получения денег. Я понял это сразу. Странно узнать о похищении невесты и беспокоиться о том, что не покормил кота. Пустая мусорка очень вовремя. Наверно, там как раз были обрезки газет для письма. Всю грязную работу ты свалил на своего сообщника, надо было и самому что-то сделать. Это был ты, в кафе. Ведь черная куртка, которая висит в коридоре абсолютно не подходит такому моднику. Даже вчера, на бегу, ты надел пальто, хотя удобнее было именно куртку. Тем более, что она совсем новая. Мне нужно было время узнать, что к чему. Ты же мог просто жениться на девушке и как-нибудь убедить ее поладить с отцом и принять деньги. Но на любовном фронте не все так гладко. И подруги сегодня мне сообщили, что Яна давно хотела с тобой расстаться. Очень странно на этом фоне выглядит твой ход конем, так сказать, зная ее вспыльчивый характер. Да еще и настаивать стал, чтоб она переехала, хотя до этого играл роль подкаблучника. Очевидно, Яна закатила хорошую сцену. Как и надо было. Чтоб видел весь ресторан. Истеричка убегает и садится в такси, а ты, бедолага, остаешься заливать горе отвергнутого поклонника. Не прикопаешься. Вот только я проверил твой телефон. Последние два месяца все невинно. А вот до этого телефон твой раз в неделю стабильно был там, где находится подпольный покерный клуб, где ты прилично задолжал деньжат. Как и еще пара ребят. Наверняка один из них твой сообщник. Скоро мы это выясним.
— Вы говорите какую-то чушь, основанную на догадках и предположениях!
В этот момент в комнату ворвался черно-белый кот. Он гнал елочный шарик, передергивая задней лапой, к которой что-то прилипло. Андрей легко подхватил кота и снял с его шерсти клочок бумаги, к которому прилипли волоски. Очевидно, из-за клея.
— Надо же! — сыщик с улыбкой смотрел на обрывок газеты — могу поспорить, экспертиза докажет, что именно эта газета использовалась в письме. Что ж ты так? Наверно, в момент работы над письмом пришел ругаться твой тесть, и ты не придумал ничего лучше, чем спрятать обрезки в кошачий лоток.
Костя сорвался с места, подхватил ботинки и ключи от машины, выбежав за дверь. Андрей, рванул было за ним, поскользнулся, упал, а через него и Павел Сергеевич, который в сердцах воскликнул:
— Андрей! Уйдет же, гад!
— Не переживай. Думаешь, я такой растяпа? Он должен верить в то, что у него есть фора. Как думаешь, куда он сейчас помчится? К дружку! Сумка с деньгами в машине?
— Да. Как мы его догоним-то?
— Я установил маячок на его «Опель».
Через пятнадцать минут они остановились возле небольшого дома в пригороде. На крыльцо как раз вышел Костя, а за ним крепко сложенный брюнет, который одной рукой тащил невысокую симпатичную блондинку с розовыми прядями, а в другой держал пистолет. Девушка еле шла и все время спотыкалась.
— Отпусти девчонку — крикнул Андрей — ты все еще можешь легко отделаться.
Парень вздрогнул и поднял пистолет к виску девушки:
— Да конечно! Я вас, ментов, знаю! Думаешь, мы не проверили, кто ты такой?!
— Не глупи. Деньги у меня — Павел Сергеевич поднял спортивную сумку — мне просто нужна моя дочь. Отдай ее, и мы спокойно уйдем.
— Что-то я не верю твоему другу! — рука с пистолетом затряслась — сказано же было: без полиции! Какого черта ты его привел?!
— Успокойся. Вот деньги — отец девушки бросил сумку — можешь взять их и уехать. Отпусти девушку.
— Значит так, я беру деньги и девчонку — он потянулся за сумкой — ее выпущу в городе, в центральном парке.
В этот момент девушка, безвольно висевшая на руке похитителя, резко вскинула голову, разбив ему нос и одновременно заехав локтем в живот. Выбила пистолет и уложила парня лицом в снег.
— Вот сучка — простонал он — как ты…..
— А ты думал я совсем идиотка и буду продолжать пить воду с той дрянью, которую твой друг мне в ресторане подсыпал, а потом ты мне в такси в бутылке с водой? Что так долго? — повернулась она в сторону отца — Пришлось дожидаться момента передачи денег, чтобы его точно взяли.
— Смотрю, ты недаром закончила юридический — вскинул брови Андрей.
— Тебя сюда вообще не звали.
— Ну конечно нет. Ты же у нас со всем справляешься сама. Где уж тут место мужику, когда у тебя яйца больше, чем у слона.
— Ах ты, самовлюбленный мужлан! — Яна зло сверкнула глазами.
— А ну прекратили цирк! — рявкнул Павел Сергеевич — представление устроили, а женишок-то сбежал.
— На него все равно толком нет ничего. Всю грязную работу на этого придурка свалил. Дружка своего из мед университета. Подрабатывает таксистом. Он, кстати, давненько синтетическую наркоту делает и в местных клубах продает. Трепался по телефону. Думал, я в отключке. Идиот.
— Ну не скажи, что нет. 2 кг героина у него в диване это серьезно…..
— Какого героина? Андрей, ты что подкинул…
— Я ничего — сыщик уставился на приближающиеся огни сирен — поехали. Думаю, Яна Павловна должна нам как минимум чай. И свой фирменный оливье. Новый год на носу, как никак!
— Судя по всему, оливье — это моя жизнь — вздохнула Яна, направляясь к машине и думая о том, какой сумбур ее вечно окружает.
Подросток лежал на снегу ничком. Повернутая на бок голова слепо смотрела в никуда мутными, словно у протухшей рыбы, глазами. Он был без шапки, тулуп расстегнут, и один его край трепетал на ветру, как втоптанное в грязь знамя, второй — был забрызган кровью. Метрах в пяти от него — в овраге — лежал перевернутый на бок трактор. И тело, и трактор припорошило снегом, выпавшим за ночь, и сейчас они напоминали декорации фильма про войну. Казалось, это совсем не человек, а манекен, уложенный здесь ради съемок. Егор впервые видел труп и под любым предлогом отводил взгляд от свидетелей, чтобы те не заметили, что его мутит.
— Когда, вы говорите, обнаружили тело?
— Что, только из академии? — разглядывая нового участкового, поинтересовался свидетель.
Здоровенный детина был, как и потерпевший, без шапки и в расстегнутом тулупе. От тела его валил пар, от дыхания несло перегаром. Его супруга стояла чуть поодаль, кутаясь в шубу, то и дело бросая взгляды на лежащего в овраге мальчика, вздыхая и качая головой.
— Так в какое время…?
— Часов в десять, — не дожидаясь, пока лейтенант повторит вопрос, ответил свидетель.
Егор достал из кармана куртки блокнот. Они оба обернулись на шум подъезжающей машины. Она остановилась от них метрах в десяти, из нее не спеша вышли двое.
Первого Егор знал, это майор Коломеец, заместитель начальника районного отдела полиции. Именно он принимал Егора на работу неделю назад. Второго видел впервые. Видимо, судмедэксперт.
Поравнявшись с участковым оба представились.
— Петров, — щуплый эксперт мимоходом поздоровался с Егором и направился к телу.
— Здорово, Шелест, — майор пожал Егору руку и повернулся, оценивая картину происшествия. — Ну, ты даешь, еще и недели не работаешь, а уже — труп, — Он достал из кармана форменной куртки пачку сигарет, встряхнул ее в воздухе и вытащил губами высочившую сигарету. — Ну, докладывай, что тут у тебя?
— Потерпевший — Милютин Петр Андреевич, две тысячи четвертого года рождения. Как и все, был вчера на свадьбе. Свидетель, что тело нашёл, — он кивком указал на детину, внимательно следящего за работой эксперта. — Катасонов Виктор Фомич, местный тракторист. Это его трактор в овраге лежит. Хватился, пошел искать. Ну и нашёл.
— Да, погуляли, так погуляли, — вздохнул Коломеец. — Что думаешь, лейтенант?
— Напился, не справился с управлением, итог — сломанная шея.
— А это мы сейчас узнаем, — ответил он и повернулся к подошедшему к ним эксперту.
— Ну, что я могу сказать. На первый взгляд не справился с управлением по синьке, сломал шею. Точнее скажу после вскрытия. Условия здесь, сами понимаете.
— Ну, вот, лейтенант, глядишь — и первое свое дело раскрыл. С почином тебя, — майор похлопал Егора по плечу. Он выпустил изо рта струю дыма, и, отстрелив щелчком окурок, направился обратно к машине. — Грузите его, — махнул он рукой санитарам, курившим возле скорой. — Ну и отчет как положено, — обернулся он к Егору.
— Да, экспертиза дня через три будет готова, не раньше. С этими отравлениями у меня очередь. — Петров, еще раз пожал Егору руку и пошел догонять майора.
Минут через десять скорая увезла тело. Егор отпустил свидетелей, заверив Катасонова, что как только его трактор осмотрят эксперты, он сможет его забрать, и направился в контору.
Небольшое здание Дядькинского сельсовета, оставшееся со времен Союза, со всеми атрибутами прошедшей эпохи, было самым большим и красивым зданием в районе. В кабинете бывшего участкового Егор навел свои порядки. Из мебели оставил только металлическую вешалку на входе, стулья, небольшой стол и шкаф для документов. Вместо вымпелов, портретов вождей и грамот на стене появилась огромная карта его владений.
Егор достал из кармана куртки блокнот и сел за стол. Его глаза быстро пробегали от строчки к строчке, выискивая то, что не давало ему покоя. Нашел. Живет с бабушкой. Егор откинулся на спинку и начал раскачиваться на стуле, словно это помогало ему думать. Он тоже рос в неполной семье, у мамы часто не было денег даже на необходимые вещи, но кроссовки на ногах Пети явно выбивались из этой картины. Егор видел такие же в магазине, и даже со скидкой они показались ему чересчур дорогими. Может быть это все его домыслы и майор прав — это несчастный случай? Так или иначе, заключение эксперта будет только через три дня, за это время нужно опросить свидетелей.
На улицах поселка царила необычная тишина. Жители рассеянно занимались своими делами. Говорили мало, вполголоса, и часто вздыхали. Встречаясь на улице, останавливались, чтобы обсудить ужасное происшествие.
По мере опроса свидетелей, подозрения Егора только усиливались. Все, как один, утверждали, что Петя на свадьбе крепко подрался с Сашей Катасоновым — сыном того самого свидетеля, что нашел тело. Катасонов даже грозился Петю убить. Сам Саша при разговоре с участковым утверждал, что да, драка действительно была, но после нее Петя был еще жив. Причиной драки стала некая Алена Скворцова — бывшая девушка Саши, ныне девушка Петра. Со слов Саши, с Аленой они разошлись по-хорошему, а драка — это так, по пьяни.
Егор направился к дому Алены, чтобы выяснить ее версию произошедшего.
Она впустила участкового и предложила ему стул, сама же садиться не стала, предпочитая отвечать на его вопросы стоя.
— Да не мог он убить. Избить — да. Мы накануне поговорили и решили, что так будет лучше. Сашка все понял. Да точно вам говорю!
— А в чем была причина вашего разрыва? — поинтересовался Егор.
— Ну, а что с него взять-то? — с неожиданной расчётливостью начала она. — Будет, как отец, трактористом. Тоже профессия, я понимаю. Я в город хотела уехать, а Петя в институт собирался поступать. Колечко мне подарил, — она вытянула руку ладонью вниз, показывая участковому серебряное колечко на пальце.
— Наверное, дорогое, колечко?
— Конечно, — кокетливо ответила девушка.
— Петя вроде с бабушкой жил? Откуда же у него такие деньги? Может быть, он где-то подрабатывал?
— Не знаю, — лицо Алены снова стало серьезным, — И какое мне дело?
— Когда, говоришь, он колечко подарил?
— Месяц, может, чуть меньше. А что? Вы что, думаете, Петька его украл?
— Я этого не сказал, — дернул бровями Егор, чувствуя себя неловко рядом с дышащей красотой и здоровьем Аленой.
Она словно уловила его смущение.
— А вы женаты? — кокетливо спросила она.
У Егора взмокли ладони. Он порывисто встал и направился к выходу. Он уже поравнялся с Аленой, но девушка не двигалась, глядя на него, как на глупого смущенного мальчишку, упиваясь своей нечаянной властью над ним.
— Разрешите.
Она нехотя отошла, и Егор, протиснувшись между косяком и девушкой, быстро вышел на улицу.
Когда он попал в свой кабинет, обед уже кончился. Егор не спеша жевал бутерброд с колбасой, запивая его горячим сладким чаем, и наблюдал в окно, как на площади устанавливают елку.
После обеда он решил снова навестить бабушку Пети. В день трагедии она была не в состоянии говорить. Возле ее дома дежурила скорая. Сейчас у Егора появились к ней вопросы, да и комнату мальчика еще раз осмотреть будет не лишним.
В дверях ее дома он столкнулся с выходящей от нее медсестрой. Та сказала, что Валентина Евгеньевна чувствует себя гораздо лучше.
Егор зашел в сени, снял ботинки и, на всякий случай, постучал, чтобы не напугать хозяйку.
— Валентина Евгеньевна, это ваш участковый, я звонил вам.
Он вошел в зал, где на диване полулежала бабушка Пети в синем стеганном халате и меховых чунях.
— Конечно, проходите, — она с трудом села. — Вы хотели комнату Пети посмотреть?
— Если вы не против?
— Конечно, нет. Только ума не приложу, что вы ищете? — голос у нее был слабый, она покачала головой и указала рукой в сторону приоткрытой двери.
Егор был здесь уже второй раз, обычная комната обычного подростка. Но сейчас он знал, что ищет. А именно — доказательства того, что у Пети могли водиться не совсем честные средства. Где он их взял, и хотел выяснить Егор. Он залез в ящики стола, пошарил под одеждой на полках шкафа, встал на стул, чтобы заглянуть на него сверху. Остановился посреди комнаты и на минуту задумался, а где бы он спрятал то, что не предназначалось для чужих глаз?
Он встал на колени и принялся обстукивать пол в надежде найти Петин тайник. Наконец, ему повезло. Возле кровати, под небольшим половиком, доски издали характерный звук, означающий, что под ними пустота. Он подковырнул доску ключом, приподнял ее и убрал в сторону. Запустив руку в зазор между досками, он нащупал коробку. Аккуратно вытащив ее, он принялся рассматривать ее содержимое. В коробке лежал дорогой планшет, телефон — совсем новенький, в упаковке — и пачка сотенных купюр, перетянутая канцелярской резинкой. Егор убрал коробку обратно в тайник, положил доску на место и, прикрыв все ковриком, поднялся с пола. Подозрения Егора подтвердились. У Пети появились левые доходы. Откуда? Воровство, шантаж? Весьма вероятно.
Он вернулся в зал. Бабушка Пети сидела на том же месте и, когда увидела Егора, предложила ему стул.
— Вы не замечали, что поведение вашего внука изменилось, может быть, появились новые знакомые?
— Да вроде нет, — пожала плечами женщина. — Все, как обычно.
— А чем Петя увлекался?
— Так химией. Он ведь в институт хотел поступать в городе. Я ему говорила, шел бы в техникум. Ну откуда у меня столько денег-то на институт? А он мне: «не волнуйся бабуль, заработаю». Вот и заработал, — она зарыдала, приложив ко рту измятый платок. — Одна я совсем осталась, и схоронить некому будет, — всхлипывала она.
— Я дважды осмотрел его комнату и не нашел ничего, что указывало бы на его увлечение.
— Так в школе, в кружок он ходил.
— А с кем Петя близко общался?
— Много с кем. И с Сашкой Катасоновым, и Ванькой, — она снова зарыдала, перечисляя приятелей внука, и Егору пришлось некоторое время выждать, пока женщина успокоится.
— А кто-то близкий? Может, он с кем-то химией занимался?
— Так Валя, соседка наша. У ней отец в городе работает, покупает ей разные ингредиенты, ну, для химии их. Вот они и просиживают дни напролет в ее подвале, — она снова приложила к губам платок и закачала головой.
Вернувшись в контору, Егор первым делом набрал майора Коломееца. После его доклада об обнаруженных уликах, тот вызвал подчиненного с самого утра «на ковер».
— Ты понимаешь, Шелест, Новый год на носу, а у меня в районе людей водкой паленой травят, тут еще ты со своими домыслами. Всех устраивал несчастный случай, — он протянул руку, чтобы взять сигарету, прикурил и, выпустив струю дыма, отложил сигарету на край пепельницы. — Твою мать. Ну, где я тебе сейчас людей возьму, чтобы твой винегрет разгребать? Давай так, до праздников три дня, даю тебе полномочия, со своей стороны обещаю помочь с экспертизой. С этими словами он поднял трубку стационарного телефона.
«Что там с заключением по Дядькинскому трупу? Да не дурачка. Мальчика, который на тракторе перевернулся, — он сделал паузу, слушая ответ. — Ускорить надо. Я сказал — ускорить!» — отрезал он тоном, не терпящим возражений, и положил трубку.
— После обеда заберешь, — он снова сунул в рот сигарету и вернулся к писанине, которую прервал своим визитом участковый.
— А что за дурачок? — переспросил Егор.
— Да дурачок там месяц назад помер.
— А причина смерти? — Егору показалось странным, что из такого маленького поселка за один месяц уже второе тело попало в район на медэкспертизу.
Майор скривился и, отложив ручку, снова поднял глаза на Егора.
— А вот у эксперта и спросишь. Все, давай, Шелест. Время.
Чтобы не мотаться туда-обратно, не жечь подотчетный бензин, Егор послонялся по районному отделу полиции. Зашел к однокурснику, за чашкой чая вспомнили время учебы, и к концу обеденного перерыва он направился за заключением о вскрытии.
Щуплый эксперт Петров оторвался от заполнения каких-то бумаг и протянул Егору заключение. Причина смерти — перелом шеи между пятым и шестым позвонком. На лице Егора проскользнуло разочарование. Он поднял глаза на эксперта.
— Что-то не устраивает, лейтенант?
— Совсем ничего подозрительного?
— Все травмы получены в результате аварии.
— А может быть такое, что ему сломали шею до аварии, уже мертвым посадили в трактор и пустили под откос?
— Теоретически, может. Так ведь как сейчас разберёшься, помогли ему или он сам стукнулся? Вот если орудие убийства найдешь, чем его приложить могли, приходи, скажу тебе точно.
— Спасибо, — вздохнул Егор. — Слушай. Коломеец сказал, в Дядьково какой-то дурачок с месяц назад умер, можешь сказать причину смерти?
— Могу. Сердце.
— А как он с сердцем к тебе на стол попал? — не понял Егор.
— Так и попал. В районе целая банда орудует, людей паленкой травят. Сейчас праздники, ну вот народ и пьет все подряд. Этого дурачка тоже с подозрением на отравление паленкой привезли. Но пока суть да дело, из поликлиники его документы прислали. Оказалось, у него порок сердца. Тело забрали.
— То есть, экспертизу ты не делал?
— Так, а я о чем. Человек был больной, привезли по ошибке. Экспертиза денег стоит, ты же понимаешь, меня по головке не погладят, если я казенные деньги потрачу без видимых на то причин?
— Ладно, спасибо, — Егор пожал Петрову руку и, наконец, вышел.
До поселка он доехал быстро. В обед по дороге проехал трактор, расчищая снежные заносы, которые устроил не прекращающийся уже третий день снегопад. В контору он решил не возвращаться, а еще раз поговорить в Сашей Катасоновым. Проезжая через село, Егор обратил внимание на старика, неподвижно сидящего на скамейке возле покосившегося забора. Дед был единственным, с кем Егор еще не поговорил.
Он остановил машину, не спеша вышел и присел рядом с застывшим каменным изваянием дедом. Он представился, тем не менее, внимания его не привлек. Егор несколько минут сидел молча, размышляя над тем, что вообще здесь делает. Дед выглядит таким древним и, похоже, глухой, так что их посиделки в глазах Егора стали выглядеть комично. Не успел он подняться с места, чтобы уйти, как неподвижная фигура пришла в движение. Повернувшись к Егору в полкорпуса, дед внимательно посмотрел на него слезящимися глазами.
— Морозно, — сказал тот чуть подрагивающим старческим голосом.
— Морозно, — ответил Егор. — Дед, ты слышал, мальчик три дня назад на тракторе перевернулся?
— Как не слыхал? Слыхал. Хороший пацан был, добрый. Он все с Васькой косым голубей гонял, — старик указал скрюченным артритом пальцем в сторону припорошенной снегом голубятни. — Другие-то ребята смеялись над Васькой, а этот нет. Бывало, залезут с ним на крышу и давай свистеть да улюлюкать.
— А сейчас где этот Васька косой?
— Так месяц, как помер. Неплохой мужик был, только Бог ума не дал. Все голубей гонял да в ножички играл. Любил он это дело. Так ножичек-то ему Петька и подарил. Хороший ножичек.
— И, наверное, дорогой, — словно размышляя в слух, протянул Егор.
— Да не, трехкопеечный. Вон, в сельмаге купил, — кивнул он в сторону небольшого сельского магазинчика с броским названием «Минимаркет» на другой стороне улицы. Продавщица там больно хороша. Людка Семенихина. Так все парни местные там трутся. А она — фифа — городского выбрала.
— И Петя ходил?
— Ну так, а как же. Говорю ж, будто медом намазано. Да вон она, Людка-то.
Из дверей магазинчика выплыла фигуристая девушка, в накинутой на плечи пушистой белой шубке.
— Видимо, хорошо здесь продавцы зарабатывают, — сказал Егор, разглядывая ее гардероб.
— Да говорю же, все хахаль ейный. Приезжает к ней, как стемнеет, на машине. Она, пава, выплывет к нему, юрк в машину, и поехали кататься.
Людка тем временем поговорила по телефону и забежала обратно в магазин.
— От чего Васька помер? — подстраиваясь под манеру деда, спросил Егор.
— Так водкой паленой отравился.
— Что, так и написали в заключении о смерти?
— Да, нет, кому возиться-то хочется. С дурачком-то. Он ведь на учете у врача ентого стоял, ну как его, который по сердцу.
— Кардиолога?
— Его. Ну и написали — сердце.
— Так откуда же вы знаете, что отравился он?
— Так ко мне на завалинку многие приходят. За жизнь поговорить, новости опять же рассказать.
— И Петя приходил.
— Конечно.
— И что же он сказал?
— Сказал, мол, отравили Ваську. У него доказательства есть.
— А какие доказательства не сказал?
— Так не помню я. Мож сказал, а мож и нет.
Поблагодарив деда, Егор поднялся с лавочки. Однако старик уже потерял интерес к беседе и самому Егору и слова застыл в прежней позе, тяжело опершись руками о ручку своей трости.
Получив новые сведения, Егор решил наведаться к подруге Пети, Вале.
Мать Вали как раз была во дворе и кормила собаку. Поздоровавшись, он попросил разрешения поговорить с ее дочерью и несколько минут ждал, пока женщина посадит беснующегося пса на цепь, после чего они вошли в дом.
На окрик матери Валя выглянула в просвет между лестницами на втором этаже. Егору показалось, что по лицу девочки пробежал испуг, но она тут же выпрямилась и натянуто поздоровалась.
Он поднялся по широкой деревянной лестнице, где возле двери в свою комнату его ждала Валя. На вид ей было лет пятнадцать. Светловолосая и худенькая, она нервно теребила подол домашнего платья и с тревогой смотрела на участкового.
— Валя, я хотел задать тебе вопрос, — начал он, когда сел на предложенный ему стул, решая, как лучше задать свой вопрос. Если девочка до сих пор ничего не рассказала следствию, она либо ничего не знает — что вряд ли, судя по ее встревоженному лицу — либо боится. — Валя, я знаю, Петя оставил тебе кое-что на хранение, — он сделал паузу, давая девочке возможность отреагировать на его слова. Она уперла руки в матрас и, напряглась, словно готовая в любой момент бежать. На лице ее поселилось выражение тихой решимости.
— Ничего у меня нет, — выпалила она. — Слышите? Мы с Петькой, занимались химией. Он обещал меня подтянуть по предмету.
Чем дольше Егор молчал, тем сильнее нервничала Валя. Теперь он был уверен: если она и не знает кто убил ее друга, то почему — знает точно.
— Успокойся, — строго сказал он. — Я знаю, ты боишься того, кто убил Петю. Но если ты не отдашь мне то, что Петя передал тебе на хранение, я не смогу арестовать их и защитить тебя.
Валя молча потупила взгляд. Егор не торопил ее. Сейчас поможет только здравый смысл девочки, больше ничего.
— Вы точно сможете меня защитить? — она подняла глаза на участкового и пристально посмотрела.
Егор со всей серьезностью дал ей свое слово, и девочка поднялась на ноги, открыла большой платяной шкаф, встала на нижнюю полку и, подтянувшись на одной руке, запустила свободную руку под гору белья. Через мгновение она вернулась на место с небольшой жестяной коробкой.
— Вот, — она протянула коробку Егору и присела на самый край кровати, наблюдая за ним.
Он открыл коробку. В ней лежали какие-то бумажки, пара пузырьков. Один с белой жидкостью — видимо, образец паленой водки, другой — с красной, скорее всего, кровь Васьки косого. На бумагах в произвольной форме был составлен токсикологический отчет и анализ крови.
— Петька давно за ними следил, а когда Васька с перепоя умер, пока ждали полицию из области, он взял анализ крови и одну из бутылок, что валялись в его голубятне. Это ведь Петя его нашел и в полицию позвонил, — сбивчиво объяснила Валя. — Да, вот. — Она отодвинула тумбочку от окна и вытащила полиэтиленовый пакет с пустой бутылкой. — На ней их отпечатки, — пояснила она, протягивая пакет Егору. — Они через Людку, продавщицу «Минимаркета» паленку толкают. А как вы узнали, что Егор мне улики оставил? — с любопытством спросила Валя.
— Я просто предположил. Сначала, когда я обнаружил у Пети левые деньги, подумал, что он промышлял воровством. Но смерть дурачка натолкнула меня на мысль, что Петя что-то узнал и стал шантажировать злоумышленников. Он понимал, что рискует, а значит должен был кому-то довериться на случай, если с ним что-то случится, — пояснил он.
Первым делом, вернувшись к себе, Егор набрал номер майора Коломееца. В двух словах обрисовав ситуацию, он прыгнул в свои старенькие жигули и уже через полчаса снова сидел в кабинете майора. В дверь вошел его знакомец Петров, и забрал переданные Егором улики.
За магазином, где работала Люда, было организовано круглосуточное наблюдение, а через два дня злоумышленников взяли при передаче новой партии палёного алкоголя.
Когда Люда узнала от следователя, что была не единственной продавщицей в районе, удостоившейся внимания богатого кавалера, с рвением, присущим обиженной женщине, сдала своих подельников.
В багажнике машины одного из членов банды была обнаружена монтировка с плохо затертыми следами крови Пети — та самая, которой его ударили, прежде чем посадить в Катасоновский трактор. Видимо, злоумышленники были так уверены в том, что преступление спишут на Сашу Катасонова или несчастный случай, что не удосужились от нее избавиться.
— Однако, Шелест. Не ошибся я в тебе. И ведь за какой пустяк зацепился — кроссовки. Молодец! — майор пожал Егору руку и протянул ему грамоту, подписанную аж губернатором области.
Егор поборол внезапную неловкость и сдержано кивнул.
Хороша ярмарка на Полтавщине. С раннего утра стекается народ с окружных селений на хутор Васильки. Кто спешит купить кобылку, кто пряников или бубликов, головку сахара к самовару, а кому и в радость расписные горшки, поварешки.
Бывает, между рядами лавок слоняются подгулявшие парни. Всё скуки ради, чтобы себя показать и на других посмотреть. Праздных повес видно издалека по вальяжной походке, по яркой одёжке. В парусинных шароварах, красных сапогах, да с шапками набекрень прохаживаются они без дела. В разноголосом говоре торгашей, мычании коров, крике гусей, в лихом песнопении цыган и громкой брани пестрой толпы, сверлят они озорными глазами красных девушек. Молодецки подперши бока, улыбаются во весь рот, подмигивают тем, кто приглянулся.
— Ай, да гарная дивчина! — кричит один из них вдогонку деревенской красавице с огненными очами в цветистом платке.
— Ну и дурень же ты, — осаждает смельчака угрюмый отец красавицы, что семенит за ней следом, — Развелось вас тут ротозеев. Чтоб вы пропали!
Молодёжь толкается, глядит дерзко, посмеивается над стариком.
— Будет вам, любезнейший, не ругайтесь.
Старик сплевывает и ворчит гневно:
— Тьфу, ты дьявол, иди стороной!
Хохот раздается на всю ярмарку. Сколько хуторянам веселья от этих перебранок, сколько разговоров и пересудов.
Вот и в эти дни перед Рождеством тысяча восемьсот… бог ведает какого точно года к дьяку Васильковской церкви Никодиму Савельевичу приехал в гости племянник. Тимофей или по-свойски Тимошка сызмальства знал грамоту. Посему весьма преуспел в духовной семинарии при Вознесенском монастыре, постигая риторику, философию и разные книжные премудрости. Отличался он даром красноречия, хитро и мудрёно рассказывал истории, совсем как в печатных книжках. Сам войсковой писарь однажды мимоходом отозвался о нём с похвалой. И то сказать, Тимошка — хлопец смышленый, ученого вида, не зря, что в круглых очках. Только чуток лопоухий, да ростом не вышел.
Дьяк Никодим и дьячиха Агафья любили его за кроткий нрав. Детей своих у них не было. Зимой, когда у Тимошки выдавались каникулы, приглашали его к себе на хутор Васильки в церковную сторожку.
Чтобы мог хлопец отдохнуть от богословских учений, поесть вареников, бараньего окорока, маковых пирогов. Кроме того, на хуторе кружила в вихре развлечений развеселая ярмарка, знатная сельская забава.
В этот раз, как на грех, в самый разгар рождественских праздников дьяк Никодим захворал. Накануне выпил лишнюю чарку сливовой настойки и лежал пластом в хате, не в силах подняться.
Светел был январский день.
Напившись чаю, Тимошка отправился на ярмарочную площадь.
Играла гармоника, прыгали скоморохи, веселый люд гулял, пьянствовал, громко распевал смешные песенки. Нескончаемой вереницей тянулись прохожие между рядов и лавок с рыбой, солью, свистульками и прочим расхожим товаром. Сутолока была и между волов, повозок с мешками муки и пшеницы. Кругом шла бойкая торговля.
В конце улицы собралась толпа.
Подошел к ним Тимошка. А там подвыпившие мужики поносили колдуна Варлаама за то, что тот извёл со свету пасечника Гришаню, по всем статьям — доброго человека. Стал Тимошка расспрашивать хуторских мужиков. И выяснилось, что на удивление всем не явился пасечник на ярмарку. Не торговал медовухой и медом, как делал по обыкновению. Особенно отсутствие медовухи расстраивало мужиков. Уж больно она вкусна у Гришани. Между тем хуторяне видели, как накануне ярмарки Варлаам к Гришане на ближайшую пасеку захаживал. Что там делал — никому не ведомо. Было у Гришани две пасеки. Одна на краю хутора в Васильках, другая далече, в лесной глуши. Не дождавшись пасечника на ярмарке, сельчане всем миром ходили на пасеку, ту, что на хуторе. В хате Гришани не было, обшарили они кругом. Странно всё было: печь ещё не остыла, в горшке каша сваренная киснет, а хозяина нет. В сарае улья на зимовке, дверь не заперта на замок. Никому не позволял он даже заходить в сарай, чтобы стуком не потревожить пчёл. А тут оставил всё без присмотра. Так ещё на дворе упряжка исчезла. Проверить дальнюю пасеку — задача невозможная, никто не знал к ней дорогу. И, поскольку, за колдуном водились грешки, мужики порешили, что Варлаам и загубил Гришаню.
Народ шумел и в другом месте.
Судачили про есаула Данилу, недавно прибывшего из казачьей станицы. Говорили, что нёс он службу исправно. Лицом и телом был красив, как киевский вельможный князь, а силен, как сам пан воевода. Отчего дочь пана воеводы, вдовая панночка Ганна положила на него глаз. Это та самая панночка, что схоронила молодого мужа позапрошлой весной, аккурат через месяц после свадьбы.
Вернулся Тимошка с ярмарки.
В избе было жарко натоплено, вкусно пахло пирогами. Агафья только что вынула из печи дымящиеся ватрушки. Сладко вдыхая воздух, напитанный ароматами, Тимошка пересказал дьячихе хуторские сплетни. И в заключении добавил:
— Чего только не навыдумают сказочники.
— Брешут всё, — согласилась она.
— Однако же, чудно люди рассказывают…
Сунула дьячиха в руки хлопца ватрушку и слегка подтолкнула его к кровати.
— Поди ложись уже, отдыхай, сердешный. Мне в церковь надо сбегать, проверить, всё ли там в порядке. Да лампады зажечь перед иконами. Праздник все-таки ж.
— Что поздно так, тётенька?
— Завозилась я. Пока корову подоила, животинке корма дала, тесто завела. Потом пироги, ватрушки пекла. А хочешь — не хочешь, дело наше казённое. Велено нам за церковью присматривать, так выполняй. Господа не будут разбираться, что дядька твой захворал с перепоя, — ответила дьячиха, надевая на хрупкое, миниатюрное тельце тяжёлый тулуп.
Натянула Агафья валенки и устало вздохнула.
— Я не долго.
Потом бережно поправила одеяло на спящем муже и вышла из хаты.
Дьячиха Агафья, когда-то красивая статная баба, с худеньким, сморщенным лицом выглядела древней старушкой. В младенчестве осталась она сиротой, жила с юности в невольном браке. Но супруга своего почитала. Была она настоящей женщиной: чистила хату от грязи и копоти, наводила маломальский уют, в огороде, по хозяйству возилась, хорошо стряпала. К вечеру распускала свою тощую косу, мыла мужу грязные пятки и ласково гладила его по лысеющей голове. И было им вдвоем не так тоскливо и одиноко в этом жестоком мире.
Хутор Васильки был не маленький и не бедный. А единственная убогая церквушка ютилась на отшибе, поросла зеленым мхом. Хотя при ней находился дьяк, пан воевода не жаловал духовных традиций. Велел он не отпускать из казны средств на церковные нужды. Позже, по его распоряжению, отменили сходки и упразднили праздники. Вот потому и стояла церквушка без богослужений, как постыдная невольница, отданная на поругание.
Ни свет, ни заря пробудилась Агафья от привидевшегося кошмара. Снилось ей будто наяву, как вдовая панночка Ганна обращалась к нечистой силе, самому верховному черту, чтобы тот заворожил есаула Данилу. А чёрт, недолго думая, взял и загубил казака, утопил в проруби. Очнулась Агафья, вскочила с постели, выбежала в горницу, обливаясь ледяным потом.
— Батюшки мои, что делается-то! — причитала она.
Вся растрепанная, не умыв лица, не помолившись, стала расталкивать крепко спавшего племянника.
— Слышь, Тимошечка, — слёзно взмолилась она, — родненький, проснись.
— Отстаньте, тётенька, рано ещё, — проворчал парень и отмахнулся.
Раскраснелась дьячиха. Заглядывала Тимошке в лицо, тревожно бормотала она певучим голосом о том, что в церквушке их, кормилице, замешалась чертовщина. Дело до смертоубийства может дойти. Что только ему, семинаристу, духовного звания человеку дано отвести эти чертовские шашни.
Добудилась-таки хлопца.
Сладко потягиваясь, Тимошка сбросил с себя одеяло, сел на край постели, опустив на пол босые ноги. В недоумении посмотрел на дьячиху, нахмурился, спросонья протёр глаза рукавом рубахи.
— Ну, что т-тако-е?
Крестясь и наводя на сонного хлопца, живые, как пламя, очи, поведала Агафья диковинную историю, приключившуюся с ней.
Дело в том, что прошлой ночью, как и намеревалась, отправилась она в церковь. И случайно оказалась свидетельницей ужасного проступка двух молодых женщин. Одна из них вдовая панночка Ганна. Другая Олеся — чистая ведьма, в народе за ней ходила слава, что умеет она лечить. Так поди ж ты, за ворожбу взялась. В святочную ночь тайком забрались обе в церковь погадать. С собою принесли зеркала и свечи. На самом видном месте около чудотворных икон расстелили рушник, зажгли лампадки, свечи, зеркала поставили один напротив другого.
Дьячиха притаилась у дальней стены и молча наблюдала, как эти две глупые молодки творят бесовщину. Призналась она, что не посмела нарушить гадального обряда. Забоялась. Вдруг панночка Ганна нажалуется отцу, пану воеводе и лишатся они с супругом обжитого места. А меж тем Агафья подслушала разговор женщин. Ганна призналась подруге в сердечной тайне.
— Отдам, говорит, что хош, да только пусть Данила жениться на мне, — поведала дьячиха. — Ах, бесстыдница. Насилу ноги унесла от такого святотатства.
Пересказала Агафья и свой страшный сон.
— Вот и получается, что ведьма она и есть ведьма.
Наконец рассказчица перевела дух, притихла.
Опомнившись, что не одета, выбежала в сени, умылась, причесалась. А когда нанесла воды, вымела хату, села возле окна, пригорюнилась.
— Поди, сходи к Даниле, — пристально глядя на Тимошку, проговорила Агафья. — Вдруг беда с ним. Проверь, жив ли, здоров. Как бы Данила в проруби не утоп. Верю я снам своим, всегда у меня всё сбывается, что приснилось. А я тебе покамест квасу нацежу и вареников налеплю.
Деваться некуда хлопцу. Оделся наскоро и побрел на хутор.
Было ясное морозное утро.
Едва только Тимошка завернул к крыльцу, как навстречу к нему с папироской во рту вышел из сеней войсковой писарь. Тот самый, что хвалил его за науку.
— Вишь ты, как поспел уж, хлопчик! — сказал он, увидав Тимошку.
Тот в недоумении посмотрел на писаря.
— А что так?
— Эге, признавайся! Чего явился спозаранку к Даниле?
Поведал ему Тимошка про сон дьячихи, про её опасения насчёт есаула. Однако, утаил он про святочное гадание панночки Ганны.
Рассказ хлопца насторожил писаря.
— С какой стати дьячихе Агафье сон привиделся про Данилу? Уж не сама ли она его утопила? — погрозил писарь, был он возбужден выпитой поутру горилкой, подаренной кумом к Рождеству.
— Господь с вами! Где видано, чтобы старая женщина утопить могла казака?
— Э, голубчик, а вдруг в старухе дьявол сидит? Не зря пан воевода большой зуб имеет на вас церковных.
Вспыхнул Тимошка от несправедливости.
— Напраслину наводите, пан хороший.
Щурился и скалил зубы писарь, не хотелось ему ни с чем разбираться в праздник. Дома ждала его почти целая бутыль горилки. Быстро сообразил он на кого можно дело переложить. Тимошка — хлопец сообразительный. Пусть разбирается, а он тем временем горилку прикончит. И рассказал писарь, что ни в хате, ни в войсковой канцелярии не могут отыскать Данилу. Пропал есаул с позапрошлого дня.
— Смотри, семинарист, даю тебе сроку два дня. А не то, отвечать старой ведьме перед паном воеводой, если не отыщешь есаула, — припугнул писарь для пущей острастки. — Добре, ступай к Даниле в хату, ищи концы.
Не успел опомниться Тимошка, а писаря уже и след простыл.
Деваться некуда.
Осмотрел хлопец хату есаула. Там накрыт был праздничный стол на две персоны с недоеденными кушаниями. На диване разложены игральные карты.
После осмотра постоял Тимошка возле коня, привязанного к облучку телеги, похлопал его по загривку. Пегий конь мирно жевал зерно, насыпанное утром подручным Данилы, и в сонной истоме выдыхал пар в студёный воздух.
Стал Тимошка искать нагайку под навесом, не нашёл. Вернулся в сени. В углу на полу увидел пастуший кнут, поднял его, оглядел.
Искали есаула всем селением.
Возле проруби на реке нашли его шапку, покромсанный бархатный камзол, в котором Данила выгуливал коня. Поодаль отыскали именной нож Варлаама. И решили, что он порезал и утопил есаула в проруби. Как назло, река уже подмёрзла, снегом её припорошило. Ни следов, ни тела отыскать. Тут припомнили давешние разговоры про пропавшего пасечника Гришаню. Недолго думая, Варлаама арестовали. Тот особенно не отпирался. По подозрению в двойном убийстве закрыли его под замок в кузнице и поручили кузнецу и двум казакам следить за преступником, чтобы не сбежал. Хуторская кутузка была переполнена простым рабочим людом, потому сажать Варлаама туда не стали. Все-таки душегубец, убийца, а не рванная пьянь какая-то. После праздников, как распорядился пан воевода, отправят его в городскую тюрьму, а после суда, если повезет — на каторгу.
Возле кузницы появилась и панночка Ганна, постояла немного. Была она бледна. Но через бледность блистали её аппетитные формы, длинная до земли коса и лицо с чёрными игривыми глазами, вздернутым носиком и ямочками на щеках. Тимошка аж залюбовался ею. Потом панночка оглянулась, увидела пожирающие взгляды хуторских мужиков, стыдливо потупила глаза. Словно испугавшись, отскочила назад и ушла.
Было уже под вечер, когда Тимошка вернулся в церковную сторожку. Выглядел он озабоченным. Про угрозы писаря не стал он говорить, только рассказал про утопленника Данилу.
Агафья тяжело вздыхала, слушая его.
— Господи, что за охота была панночке затеять святочное гадание. Ох, погубила она Данилу, погубила. — сказала дьячиха и показала Тимошке яркий рушник.
— Что это?
— Была я в церкви. Забыла панночка свой рушник. Куда девать его теперь?
— Можно возьму? — попросил Тимошка.
— Даром что ворожила панночка! — зевнула Агафья.
Задумала она пожурить хлопца, но махнула рукой и, не говоря ни слова, спрятала рушник за кофтой.
Утром по свежему снежку Тимошка шагал к воротам. Обернулся, услыхав позади себя голос дьячихи:
— Постой, — позвала она и протянула рушник, — Бери, уж. Только спрячь, не показывай никому.
Тимошка поблагодарил за одолжение и сунул в карман рушник.
Весь день его не было.
Не появился он и вечером. С перепугу дьяк Никодим забыл про свою хворь, разволновался, куда племянник пропал.
К обеду следующего дня откуда-то издалека послышались бубенцы. Во двор сторожки въехали сани, запряжённые тройкой лошадей, украшенные лентами и бубенчиками с весёлым переливчатым звоном. А в санях Тимошка, облепленный снегом.
Агафья сразу узнала упряжку пана воеводы. Такие лихие рысаки только у него и водятся. От удивления она вскрикнула и взглянула на мужа. Тот молчал. Стоит себе в сермяжном кафтане, с длинными закрученными усами и седоватой бородкой.
Тимошка голодный, с порога еды попросил. Скинул с себя овчинный полушубок, мокрый от снега, уселся к столу ближе к горячей печке.
Улыбался он, забивая рот едой, сверкал счастливыми глазами и поглядывал то на дьяка, то на дьячиху. Те терпеливо ждали, пока хлопец насытиться.
Когда с тарелки исчезла последняя галушка, крякнул дьяк.
— Ну, всё, кажись наелся.
— А позвольте спросить, дядечка, как ваше здоровье? — начал было Тимошка, но дьяк его остановил.
— Как конь здоров. Говори уж, не томи.
— Так вот. Первым делом был я у пана воеводы.
— Как?! У самого пана воеводы? — воскликнула дьячиха.
Дьяк цыкнул на неё, давая понять, что племянника перебивать нельзя.
— Да тётенька, — подтвердил Тимошка. — Только вы не волнуйтесь. Показал я ему ту вещь, что нашёл возле церкви. Сказал ему — так мол и так, не хорошо получается пан воевода. Глядите, во что церковь превратили. Отменили богослужения и теперича ведьмы гадание по ночам устраивают. Нехорошо это, не по-божески. Что люди добрые скажут?
— Что за вещь такая? — вырвалось от гнева у дьяка.
Похолодела Агафья, испуганно посмотрела на мужа.
— Шёлковый рушник, вышитый золотом по всем краям, — подхватил Тимошка. — Должно быть стоит не малых денег. Такой только у панночки Ганны водится. Пан воевода рушник сразу узнал, да только вида не подал. Небось сам дочери своей на ярмарке покупал. Спросил он меня, откуда я знаю, что гадали на рушнике. Показал ему капли воска и копоть от лампадки на нём. Он поверил. Видно стыдно ему стало за дочь. А ещё больше, что узнают об этом хуторские. Любезным таким стал, попросил держать это в тайне. Говорит, передай своему дядьке, Никодиму Савельевичу, пущай службу несёт как положено епархией.
— Так и сказал? — вскричал дьяк восторженным тоном.
— Да, так и сказал — передай дядьке Никодиму Савельевичу, — заверил Тимошка. — Потом вызвал казначея и при мне приказал на церковь кругленькую сумму ассигнациями назначить. И даже обещал к лету дорогу к церкви провести.
Дьяк и дьячиха от потрясения глазами захлопали. Не знали, прыгать им от счастья или в ноги племяннику кинуться.
А Тимошка между тем продолжал.
— Но это ещё не всё. Сказал я пану воеводе, что Варлаам не убивал ни Данилу, ни Гришаню. Что если даст он мне повозку, привезу их живыми и невредимыми. Пан воевода согласился.
Не удержалась Агафья, опередила мужа.
— Так откуда же ты знаешь, что не убивал колдун?
— А всё просто. В хате у Данилы стол накрыт, еда вся простыла. Там же с краю плотно закрытая баночка мёда стояла. Было их двое, в карты играли, медовуху пили. Я по запаху учуял. Только кончилась медовуха. С левой стороны сидел хозяин, Данила. Он и выиграл, тузом побил даму червонную. Остались следы от махорки на его картах. Возле того, кто сидел справа я нашел дохлую осу. В сенях у Данилы нашёл я пастуший кнут. Ещё подумал, чего это есаул — дюжий казак с пастушьим кнутом орудует. Не к лицу это есаулу. Спросил у мужиков. Они и сказали, что это Гришаня по молодости в пастухах служил. Значит, кнут тот Гришанин. Понятно, что приехал он к есаулу с баночкой меда и медовухой. Выпили казаки, в карты поиграли.
— Любишь ты разгадывать загадки! — усмехнулся дьяк, довольно погладил усы и бороду. — А как ты догадался, что они на дальнюю пасеку уехали?
— Медовуха-то начисто кончилась. Вот и поехать на пасеку. За медовухой! Лошадь Данилы осталась дома. Значит, поехали они на телеге Гришани, а правил лошадьми Данила своей казацкой нагайкой. Повёл я сани воеводы на пасеку, ту, что за хутором стоит. Точно, там ни лошадей, ни телеги нет. В хате Гришани не нашёл я медовухи. Даже в сарае смотрел. Стало быть, поехали оба казака на дальнюю пасеку. Под навесом у Гришани была привязана на поводке собака. Покормил я её, она и привела на место. Нашёл собутыльничков.
От радости дьяк и дьячиха вскрикнули в один голос.
— Нашёл, таки!
— Есаул Данила и пасечник Гришаня признались, что на спор кто больше выпьет, и пропили всю ярмарку.
— А как же они от стола накрытого уехали? — сообразил Никодим.
Тимошка рассмеялся.
— У них, оказывается, во время обеда другой спор вышел. Данила поспорил, что за час на Гришаниных лошадях до дальней пасеки довезет. Довез-таки. Да лошадей загнал. Оттого остались они оба на пасеке. А там кабанчика в лесу поймали, зарезали, зажарили. Медовуха как раз у Гришани в погребе поспевала. Вот и запили казаки. Уезжать не хотели. Вовремя я успел. Они на охоту на оленя собрались. Еле упросил их приехать со мной на хутор, показаться на глаза пану воеводе. Слава тебе Господи, выпустили Варлаама. Дома уже сидит, небось чаю попивает.
— Постой! — прервал его дьяк. — А как же порезанный камзол, шапка и нож?
— Варлаам полез с ножом в хату Данилы, может постращать хотел. Да того уже ветром сдуло. Ревность в нём взыграла, к панночке Ганне приревновал он Данилу. Поговаривают мужики, давно за ней увивается. Увидел, что Данилы нет, взял его вещи и со злости порезал камзол. Вот только не успел порезать шапку, хлопцы с хутора на речку высыпали. Варлаам убежал оттуда и нож уронил.
Дьячиха укоризненно покачала головой.
— А чего ж Варлаам молчал тогда?
— Да стыдно ему.
Прыснули со смеху дьяк и дьячиха. Насмеявшись, бросились обнимать речистого храбреца.
Никодим Савельевич хлопал по плечу племянника, возглашал аллилуйя и приговаривал:
— Моя кровь! Тоже духовного звания…
— И богу свечка, и чёрту кочерга, — вторила мужу дьячиха Агафья.
Девушка лежала на кровати, застыв в неестественной позе, словно кукла — руки в белых перчатках вытянуты по швам, бледное фарфоровое личико запрокинуто, глаза широко распахнуты, голубые кудряшки парика картинно рассыпались на белой подушке. Гармонию нарушало отсутствие чулка на правой ноге, широкая темно-фиолетовая странгуляционная борозда на шее и посиневшие губы. Если бы не трагические обстоятельства, Федор Ильич Нечаев посчитал, что девушка великолепно справилась с ролью самой красивой марионетки из коллекции Карабаса Барабаса.
— Следователь Майлз хочет задержать Настю! — хозяйка дома Татьяна заглянула в комнату, подойдя вплотную к оградительной ленте желтого цвета. Полицейский на посту молча, но твердо оттеснил ее назад. Голос женщины сорвался на всхлипы.
Нечаев в свойственной ему манере поднял правую руку, давая понять Татьяне, что услышал ее. Они познакомились двадцать лет назад, когда русская иммиграция в Сиэтле была не столь обширной, и все соотечественники знали друг друга наперечет. Дружили одной компанией, ходили друг к другу в гости, вместе прошли через свадьбы, рождение и воспитание детей, разводы и прочие житейские ситуации.
Татьяна обратилась к частному сыщику за помощью сегодня утром, первого января. Теперь Нечаев внимательно изучал место преступления. В просторном пентхаусе старинного трехэтажного особняка у Волонтир Парка было душно, стоял запах перегара и травки. Судя по всему, новогодняя вечеринка удалась, мрачно подумал Федор Ильич.
Слева от трупа, под откинутым пуховым одеялом Нечаев отметил смятую простыню — здесь ночевала Настя, дочь Татьяны. Пока в одиннадцать часов утра девушка не проснулась и не обнаружила рядом с собой окоченевшую подругу. Настя подняла тревогу.
Первой прибежала мать. Дверь в пентхаус была заперта изнутри. У Насти ушло несколько минут, чтобы открыть ее непослушными, трясущимися от ужаса руками. Еще несколько минут понадобилось на то, чтобы разбудить перебравших накануне друзей Насти. Татьяна тут же вызвала полицию, а затем набрала Нечаева.
Полиция прибыла через десять минут. Криминалисты приступили к обработке места преступления, а следователь Майлз собрал студентов, с которых были сняты отпечатки пальцев, внизу в гостиной для последующего опроса.
Еще недавно отношения между Нечаевым и представителями полиции Сиэтла были не столь дружелюбны. Однако после того, как город сократил полицейский бюджет на тридцать миллионов долларов и, тем самым, вызвал массовые увольнения среди копов, Майлз был рад любому плодотворному сотрудничеству. В том числе, и с частными детективными агентствами, куда ушли работать многие бывшие коллеги.
Нечаев внимательно продолжил осмотр. Напротив широкой кровати находился небольшой гостевой туалет, а от гостиной «спальню» отделяла лишь тонкая японская ширма, завешанная предметами женского гардероба, судя по всему, принадлежавшими разным девушкам. Нечаев обогнул ее и окинул взглядом просторную комнату.
Татьяна давно и успешно трудилась агентом по недвижимости, вовремя вложилась в особняк в 2008 году и превратила в милый В&В[3]. Она сделала ремонт со вкусом и выдержала стиль начала двадцатого века. Однако лофт, в котором проживала дочь, выглядел ультрасовременно. На полу из темно-серого дощатого паркета лежала огромная шкура белого медведя. Тут и там были разбросаны конфетти. На шкуре стоял массивный стол из цельного куска дерева. Между пустыми бутылками из-под шампанского и тарелками с остатками чипсов и нехитрых закусок мигала желтыми огнями миниатюрная елочка из Икеи. У Нечаева дома имелась точно такая же. По обе стороны стола расположились вместительные диваны цвета асфальта. Во всю стену напротив растянулись три панорамных окна, украшенные разноцветными гирляндами. Перед каждым стояла турецкая софа с загнутыми боками и пестрыми подушками. Теперь стало понятно, как здесь могли разместиться на ночь восемь подростков!
Нечаев подошел поближе и присмотрелся к причудливым винтовым ручкам, которые запирали тяжелые двойные рамы. Такие невозможно открыть снаружи, не разбив стекла. Сыщик выглянул в пустынный сквер, припорошенный нетронутым снегом.
Затем Нечаев вернулся к входной двери. Следов взлома не было, замок не тронут, ключ так и остался в скважине с внутренней стороны. Похоже, Майлз прав, и убийство совершил один из студентов.
Полицейский посторонился, пропуская частного сыщика в коридор. У приоткрытого окна его поджидала Татьяна. Сыщик ободряюще приобнял женщину за плечи. Сквозило морозным уличным воздухом. Нечаев с удовольствием сделал глубокий вдох, еще раз приятно удивившись витавшим в воздухе редким снежинкам. Снег в Сиэтле был редкостью, особенно на Новый Год. Два-три снежных дня обычно приходились на конец января или февраль, а тут… настоящее чудо!
— Танюша, Настю никто не задерживает. Это обычная процедура в таких случаях — подписка о невыезде.
Татьяна вяло кивнула, по-прежнему шмыгая носом. Но Нечаев ощутил, как ее плечи немного расслабились. Он мягко направил женщину к ступенькам. Лифта в особняке не имелось.
— Лучше расскажи мне о ребятах, с которыми вчера зажигала Настя.
— Отличные дети, — Татьяна подняла на Нечаева покрасневшие от слез глаза — Не могу поверить, что кто-то из них… убийца! Илай, очень приличный мальчик. Сын Рокенбеллера, основателя «Хорайзон Софтвэр». У Коко более драматичная судьба. Ее родители нувориши, которые разбогатели во время IT-бума в Сеуле. Они… Они души в ней не чаяли, ни в чем ей не отказывали…
— Танюша, соберись. Мы не хотим, чтобы смерть Коко осталась безнаказанной, а для этого мне нужна информация.
— Конечно, — заторопилась Татьяна — Адам, афроамериканец и очень талантливый мальчик. Вырвался из гетто в южном Сиэтле благодаря своим способностям. Учится на полной стипендии. Таких называют golden boy[4]!
Нечаев достал блокнот и ручку и быстро записывал факты.
— Люси — лучшая подруга Насти, они дружат с третьего класса. Очень способная теннисистка. Тоже на стипендии, хотя родители у нее обеспеченные, но… талант, который нельзя не отметить!
Сколько «талантов», поразился про себя Нечаев. И у одного из них обнаружился новый — убивать.
— Ханна тоже хорошая девочка. Тихая такая, скромная. Из Финляндии. Ее папа занимался разработкой сотовых ячеек для компании «Новия». Помнишь такую?
— Конечно, у каждого второго русского в 90-е был телефон этой фирмы.
— Джорджи я знаю меньше всех. Кажется, его привел Илай, — Татьяна задумалась — Знаю лишь, что папа у него британец, а мать — американка. Ну, Антона… Тони… ты знаешь сам. Они с Настей дружны чуть ли не с рождения. Где Настя, там и он. Не мыслит себя без подруги. Только ей одной невдомек, что он давно в нее влюблен.
На этой фразе Нечаев и Татьяна достигли первого этажа и прошли в гостиную. Майлз и Нечаев пожали друг другу руки, следователь представил собравшимся Федора Ильича на американский манер как Тео. Девушки, одетые в маскарадные костюмы, собрались вокруг большой роскошной елки словно персонажи из рождественской сказки «Щелкунчик», хотя парни были одеты как обычно. Бледная Настя робко улыбнулась знакомому, Тони облегченно кивнул.
Майлз и Нечаев прошли в кухню, где сверили данные и, немного посовещавшись, решили начать опрос с Илая.
Илай
После формального представления Илай вальяжно развалился на стуле, забросив ногу на ногу, и сфокусировал свой взгляд на идеальном маникюре. Нечаеву этот жест показался чересчур пренебрежительным.
— Я спал как убитый, — начал парень и усмехнулся — вот ирония, да? Проснулся только, когда Настя меня растолкала. Мы легли часа в три… Ничего не слышал, не вставал и не просыпался. Я же вам говорю!.. В последнее время я встречался с Коко, но… как бы это выразиться, наши отношения исчерпали себя. Мы расстались накануне вечеринки. По обоюдному согласию!.. Уверен, что Коко прибил этот придурковатый, как его, Тони… Таскается повсюду за Настей. К нашей компании не имеет никакого отношения. Мы все — студенты «Сэвен Хиллс»!
Илай сделал внушительную паузу, но не добившись ожидаемого эффекта у полицейских, продолжил.
— Из приличных семей. На такое не способны, да и ради чего?!
А вот это нам и предстоит выяснить, подумал Нечаев, пристально глядя на парня.
— Это Тони принес травку вчера, а тот, кто преступил закон однажды, нарушит его снова. Не так ли, следователь Майлз?
Илай рассмеялся над собственной шуткой.
Тони
Парень нервно теребил рукава безразмерного свитера черного цвета. Сам был бледен и худ, тощие ноги обтягивали черные джинсы, а под глазами легли темные тени. Тони то неловко посматривал на Нечаева, то, словно спохватившись, переводил взгляд на Майлза.
— Коко м-милая такая, приветливая… Я н-не верю, что кто-то из ребят… Но главное, Настя тут точно ни при чем! Слышите?… Н-ну, мы все курили… Потом Илай предложил GНВ[5]…
Антон понурил голову и кусал обветренные губы.
— Потом я н-ничего не помню… пока не закричала Настя… А Коко точно не могла… сама?
Серые испуганные глаза Тони как будто умоляли о невозможном.
— Я п-правда не знаю… Ну, может Люси? Я видел ее на корте, она и ракетку может раздолбать, и матом наорать. Так нормальная девчонка вроде, но иногда на нее находит. Может, на наркотик среагировала как-то не так, а Коко под руку попалась?…
На глазах у парня выступили слезы.
Люси
Яркая рыжеволосая девушка с зелеными глазами вдруг разрыдалась. Из растрепавшейся прически выпал пластиковый цветок белой лилии, который Нечаев успел подхватить. Полная грудь вздымалась волной над слишком тесным лифом белого балетного платья. Прозрачные рукава-воланы контрастировали с мускулистыми плечами теннисистки, а тонкие колготки в сеточку обтягивали мощные икры.
Вот это «Жизель», отметил про себя Нечаев и усмехнулся, такая коня на скаку остановит. Он регулярно посещал все выступления Насти, которая увлекалась театром и балетом, и благодаря этому неплохо разбирался в постановках.
Майлз пододвинул Люси коробку с салфетками. Девушка громко высморкалась, поток слез иссяк так же внезапно, как начался.
— Это Илай! Он будет все отрицать и, скорее всего, отмажется от суда благодаря своему супербогатому папаше, но это он. Так и запишите!.. Я не хочу углубляться в интимные подробности, но у него такая фишка в постели — придушивать партнершу ради более интенсивного оргазма!.. Ночью я слышала странные звуки, кто-то точно вставал и ходил, потом был шум воды. Но я не открыла глаз и быстро уснула. У меня завтра соревнования, мне надо быть в форме… В костюмы все девчонки нарядились около полуночи. Насте пришла такая идея, ради фана. У нее целый гардероб платьев. Она ведь одаренная балерина и актриса, нацелилась на Королевскую балетную школу в Лондоне.
Нечаеву послышались нотки зависти в голосе «лучшей» подруги.
Джорджи
Долговязый кудрявый шатен с энтузиазмом пожал руки полицейским и заверил, что готов содействовать следствию. Нечаеву он напомнил персонажа Рона Уизли из Гарри Поттера.
— Я бы хотел вам помочь, но увы, реально ни звука не слышал, никого не видел — вырубился сразу и до крика Насти проспал как младенец… Если хотите знать мое мнение, господа, то это Адам. Пацан был без ума от хорошенькой азиатки, но подкатить к ней никак не решался. Она просто помешана на цацках. Дорогая дрянь!.. Адам гол как сокол. Скажу вам по секрету, пацан-то из гетто! Он в нашу школу попал по сти-пен-ди-и. То есть, это наши отцы за него платят. Чуете расклад?… А главное, он чертовски силен. Я видел однажды в даунтауне, как он подрался с тремя качками и всех уложил!
Адам
Лицо Адама посерело, губы тряслись, на ресницах застыли слезы. Парень был красив и отменно сложен словно чернокожий Аполлон спустился с Олимпа. Майлз не успел и рта раскрыть, как Адам с громким гортанным всхлипом повалился перед ним на колени и зачастил.
— Отпусти меня, брат… Я знаю, что меня ждет! Неважно, кто убил, повяжут меня! Я знаю этих отвратительных слизняков… у них везде связи. Деньги решают все!
Содрогаясь от рыданий, парень вцепился в колени Майлза, Эбонитовое лицо следователя потемнело еще больше, хотя Нечаев не думал, что такое возможно. Офицер резко поднялся и подошел к раковине, наполнил стакан водой из-под крана и сунул его в трясущиеся пальцы Адама. Через минуту парень продолжил.
— Ну эту школу в п…у! Они там все расисты. Думаете, я не знаю, что каждый раз за моей спиной они обсуждают, что я учусь за их счет?!. Брат, ну ты же понимаешь меня, а? Они меня распнут! Как Иисуса Христа!
Адам прикрыл глаза и стал истово креститься и молиться.
— Это унизительно, брат… Я знаю, что это Джорджи со своими расистскими дружками подстроил нападение в даунтауне… Они делали ставки как будто я лошадь… А я знал, но смолчал! И продолжал здороваться с ним в школе как ни в чем не бывало… Ненавижу!
Адам разразился новым приступом рыданий. Майлз как мог постарался успокоить парня и выдворил его с кухни. От свидетеля в таком состоянии проку нет.
Ханна
Белоснежный наряд Одетты сидел на девушке как влитой. Сквозь прозрачный центр лифа, украшенного стразами и вышивкой, просвечивала нежная кожа и миниатюрные округлости Ханны. В голове у Нечаева невольно зазвучала музыка из «Лебединого озера» Чайковского.
Ханна уставилась на сыщика бесцветными глазами. По позвоночнику Нечаева пробежали мурашки. Вдруг девушка наклонилась к следователю, сложив руки в тонких прозрачных перчатках как будто в мольбе.
— Вы должны арестовать Настю. Она опасна… для всех нас!.. В какой-то момент ночью я видела силуэт, точно женский… Настя давно влюблена в Илая, а он обращает внимание на всех кроме нее… Она ждала и вот, не выдержала! Убить Коко стало ее навязчивой идеей… Это я виновата… Ведь сначала она пришла ко мне.
Ханна умолкла.
— Я пью антидепрессанты, у меня есть рецепт. И Настя просила поделиться… Но я отказала. Это нелегально! А должна была сразу заявить в полицию, но… Она ведь моя подруга!.. Тогда бы… моя милая Коко… не умерла такой страшной смертью! Она бы вообще не умерла!
Ханна прижала ладонь ко рту, ее тело содрогнулось от беззвучных рыданий.
— Это моя вина! Это все я виновата!
Настя
Девушка среднего роста, сухого балетного телосложения с каре русых волос и доверчивыми серыми глазами послушно села на стул. На ней было голубое платье Клары из «Щелкунчика», пошив которого напоминал детский и от этого Настя смотрелась младше своих лет. Нечаев ободряюще ей улыбнулся. Уголки губ Насти приподнялись и безвольно опустились.
Она теребила в руках пару длинных перчаток из белого шелка.
— Я… не знаю, как объяснить происшедшее. Никто из моих друзей не способен на такое… Теперь они все думают, что это я… Не забуду, с каким ужасом они уставились на меня, когда поняли, почему я их разбудила… Боже мой, за что? Вы должны найти этого маньяка. Он наверняка прячется где-то в доме!.. Я не просила ничего у Ханны!.. А, в тот единственный раз… Ну, это было перед экзаменами, я очень нервничала. Одноклассники посоветовали мне аддерол, чтобы лучше заниматься.
Лицо Насти залилось краской.
— Федор Ильич, вы только, пожалуйста, ничего не говорите маме… Я ведь так и не попробовала… Я? Ревновала к Коко? И вы меня подозреваете?!
Настя снова покраснела.
— Да, мне нравится Илай, но не до такой степени, чтобы кого-то убивать! Коко была моей подругой!.. Господи, да мы по сто раз на дню говорим друг дружке «убила бы эту сучку» — это ничего не значит… Ночью я ничего не слышала и не видела, никуда не вставала. Я легла спать одна, да и все ребята разошлись кто куда — все поодиночке, насколько я помню… Коко легла на диване справа. Не представляю, как она могла оказаться в моей постели!.. Мальчики каждый пристроились на турецких диванчиках. Кроме Адама, он лежал рядом с Коко, поперек. А слева Люси и Ханна. Да, именно так!.. Подождите, еще Тони примерял костюм Авроры и перчатки розовые кружевные, ему очень шло.
Телефон следователя громко тренькнул, Майлз получил результаты экспертизы, и они оказались неутешительны: на шее жертвы отпечатков не имелось, а на чулке обнаружились смазанные отпечатки трех девушек — Насти, Коко и Люси, что неудивительно ведь девушки дурачились, примеряя костюмы. Нечаев предложил перерыв и вышел в холл переговорить с Татьяной.
— Дело швах, коллега! — сокрушался Майлз. — Скоро подоспеют адвокаты от встревоженных родителей, и мы не добьемся ни слова от этих ребят. Я проверил, у всех пацанов кроме Адама и Тони есть перчатки — на улице мороз! Но Тони мог влезть и в девчачьи со своими узкими ладонями, так что пока что лишь Адам вне подозрений.
Илай
— Вы очумели?! Да эта лживая сука Люси сама мне предложила придушить ее для острых ощущений! Извращенка! Я понял, это Люси укокошила подругу, чтобы подставить меня!!
Нечаев прошептал что-то на ухо Майлзу. Следователь отпустил Илая и вызвал Ханну.
Ханна
— Ханна, как давно вы знакомы с Настей?
— Со средней школы, класса с шестого.
— Какие у вас отношения?
— Нормальные, дружеские… Я не понимаю, к чему вы ведете?
— Это просто формальность, мы обязаны опросить всех дважды. А как давно вы знаете Тони?
Легкий румянец залил бледные щеки финки. Ответ прозвучал тише обычного.
— Примерно столько же.
— Он вам нравится?
Молчание затянулось. Нечаев ободряюще кивнул и ласково улыбнулся.
— Ну же?
— К-какое это имеет значение?
— Вы правы, никакого. Можно взглянуть на ваши лекарства?
Нечаев поставил на стол маленький черный рюкзачок Фенди и выудил из содержимого три оранжевых аптекарских пузырька.
Девушка вдруг осела на стуле как сломанная кукла, сгорбив плечи и нелепо расставив ноги.
— Какое из этих лекарств просила у вас Настя?
Молчание.
Настя хотела взять у вас аддерол — возбуждающее средство, а не антидепрессант, не так ли?
Ханна пожала плечами.
— Зачем вы соврали?
Глаза Ханны наполнились слезами. Нечаев тихо произнес:
— Я знаю, вы не хотели убивать Коко. Это была ошибка.
Ханна всхлипнула, обхватила грудь руками и отчаянно помотала головой.
— Вы хотели убрать Настю. Потому что устали ждать, когда Тони наконец поймет, что он ей не нужен, и обратит внимание на вас.
Нечаев осторожно положил руку на плечо девушки. Слезы текли беспрерывным потоком из глаз Ханны.
— Это должна была быть Настя!..
Следователь Майлз развел руками и еле слышно прошептал.
— Как вам это удалось, Тео?
Нечаев
Перетащить труп с места на место было бы слишком тяжело для одного человека, а убийца явно действовал в одиночку. Нет никаких следов борьбы на теле, Коко никто не удерживал. Если вы заметили, эти ребята не очень дружны, каждый сам за себя.
Кроме Насти и Тони, которые знают друг друга с детства. Но ни один из них не стал бы подкладывать труп поближе к Насте, чтобы не привлекать внимания.
Исходя из показаний Ханны и Люси кто-то, предположительно девушка, вставал ночью. Я рискнул допустить, что это Коко ходила в туалет. И просто рухнула на первую попавшуюся поверхность, которой оказалась кровать Насти.
GНВ — сильный наркотик, вызывающий тяжёлый сон. Неудивительно, что все подростки спали как убитые кроме Люси, которая не злоупотребляла накануне соревнований, и… нашей убийцы. Либо Ханна наврала, что видела силуэт, либо она не принимала наркотик. Иначе в совокупности с антидепрессантами она бы и пальцем не смогла пошевелить.
Именно Ханна прокралась к кровати Насти и совершила непоправимое.
Я обратил внимание на схожесть костюмов Клары и Мальвины — оба платья голубого цвета и схожего кроя. И тогда я осмелился предположить, что целью была вовсе не Коко, а… Настя! Убийца просто перепутала девушек в похожих нарядах.
Оставался загадкой мотив, и тут мне пришла на помощь Татьяна. Сегодня утром она упомянула, что Тони без ума от Насти. А Настя, как и все девушки, увлечена Илаем,
И лишь тихая Ханна совершенно к нему равнодушна.
К тому же она солгала насчет медикаментов, пытаясь очернить Настю. Нужно было лишь проверить мою версию.
Такой психотип как Ханна не выдерживает давления. Тем более, когда она осознала, что совершила чудовищную ошибку, стоившую подруге жизни. Оставалось только посочувствовать девушке и, тем самым, вызвать ее на откровенность.
Полицейские забрали Ханну, ребята разъехались по домам. Нечаев, Настя и Тони собрались в гостиной у камина. Татьяна принесла поднос с горячим какао. За окном стемнело и снова пошел снег. Роскошная елка, которую Татьяна по традиции украсила старинными игрушками из своей коллекции, как по мановению волшебной палочки вспыхнула огнями. Лица ребят осветились, и Нечаев вспомнил цитату Руми.
— «Разве ты еще не знаешь? Свет, который освещает мир — это твой собственный свет!»
Василиса, трогательная, молодая блондинка с голубыми глазами и белоснежным личиком с нежным румянцем (внешность, которую в романах называют «английская роза»), несмотря на внешнюю хрупкость, преуспевала. Она работала гадалкой-медиумом, была популярна в элитных кругах и верила, что обладает необыкновенными способностями. И, действительно, одна ее клиентка, благодаря предсказаниям Василисы, разоблачила молодую «родственницу», которую начал привечать ее муж, микро-олигарх. Другая, предупрежденная об опасности «казенного дома» для ее мужа-чиновника, успела вывести заграницу все за два дня до его ареста.
Время Святок с седьмого по семнадцатое января у гадалки было расписано по часам, водитель Сергей возил ее целыми днями по домам московской элиты. Чтобы соответствовать своей репутации, Василисе нужно было войти в особое «состояние», в нем гаданье, как она верила, было точнее. Но сейчас ей это давалось с трудом: в ее семье с Питером Браунфельсом, крупным немецким бизнесменом, было не ладно.
Три года назад уже не молодой Питер влюбился без памяти в Деву грез — так он увидел Василису на одном из ее сеансов: золотые локоны переливались в пламени свечей, голубые глаза сияли то синевой ясного неба, то грозной чернотой надвигающейся бури… Таких женщин Питер еще не встречал! Вместе они смотрелись дико: тонкая изысканная красота Василисы, ее беззащитная нервность и его похожее на неотесанный обрубок тело с лицом уставшего поросенка, его необразованность, жесткость, переходящая в жестокость. «Фу, какой мезальянс», — обсуждали эту пару знакомые. «Комплекс Электры, она видит в нем отца,» — высказывали предположения другие. «Что ни говорите, а он богат», — скептически усмехались третьи.
Но недавно Василиса заметила: очарование любви рассеялось, муж стал грубить, тяготиться ее обществом, а еще в его ноутбуке она обнаружила страстную переписку с некоей фрау Николь, в черном кружевном лифчике и с плохо выбритыми подмышками. Судя по фоткам, дело между этой бабой и Питером дошло до виртуального, а, возможно, и реального секса. Василиса не хотела терять того, кто любил ее и защищал, обеспечивал и баловал. Но и нынешняя ситуация была невыносима. Она боялась.
Днем восьмого января ее белая машина въехала в имение Богатовых (говорящая фамилия!). Хозяева сами встретили Василису на ступенях огромного особняка в стиле неоклассицизма и провели по первому этажу: анфиладе изящно декорированных комнат, мимо оформленной дизайнером елки, красивой в английском стиле гостиной, с клетчатыми текстильными обоями и кожаными честерфилдовскими креслами, нарядной бело-бежево-золотистой малой столовой прямо в Зимний сад.
Семья Богатовых состояла из Ираклия Георгиевича, немолодого властного мужчины, с грузинскими корнями, его жены, Анны Геннадьевны, выразительной русской красавицы, дочерей Элины, шестнадцати лет, рано оформившейся с огромными грустными глазами восточной красавицы, и Алисы, двенадцати лет, по-дурацки одетой, некрасивой, коротко стриженой девочки-пацанки.
Василиса «считала» отношения и боль этой семьи: тяжкую ношу ответственности и нехороших секретов Хозяина, вечную тревогу за мужа и детей его жены, тайное томление старшей дочки и безразличную отстраненность младшей. Близостью в семье не пахло, а между девочками нехорошо звенел застарелый конфликт. Хозяин впечатлился миловидностью гадалки и пророкотал «специальным» голосом:
— Василиса Ильинична, как вам место? Как эти, флюиды, эманации, ничто не смущает? Подходит вам для ваших… — он затруднился, как назвать занятия Василисы. Жена встревожилась вниманием мужа к молодой женщине, но быстро вернула контроль и настояла на том, чтобы гадалка провела для них с мужем общий сеанс.
Перед началом работы Василиса тихо помолилась, тонкими пальцами подняла из стакана несколько капель воды и уронила их на керамическую плитку в стиле итальянских палаццо — приношение духу-покровителю дома. Сеанс для Хозяина и Хозяйки прошел отлично — им шел хороший прогноз, что-то вроде: «Дарующее жизнь солнце занимает сферы Юга. Тысячи лет троны китайских Императоров позволяли им смотреть на своего божественного прародителя — Солнце. Таким образом, Юг считается наиболее удачным направлением и означает успех. Появление карты Юга считается крайне благоприятным и бла-бла-бла».
Пока Василиса ждала Элину, она набрала номер в телефоне и произнесла устало:
— Пойми, мне страшно. Сделай же что-нибудь. Если ты любишь меня, — она отошла к окну оранжереи, продолжая говорить, но, когда обернулась, у столика уже сидела Элина. Гадалка не поняла, в какой момент очень личного разговора появилась девушка. Щеки Элины раскраснелись, она выпалила:
— А можно на любовь? У меня есть секрет… что со мной будет?
Василиса провела традиционное святочное гаданье с воском и зеркалами. Она не понимала волнения девушки: «При ее деньгах и красоте любой ее полюбит». Но, судя по гаданью, ее избранник вряд ли бы получил одобрение ее родителей. Василиса уже мысленно отключилась от Элины, когда та, опустив взгляд, сказала: «Я вас хотела еще кое-о-чем спросить, полчаса назад вы сказали…»
Через минуту Василиса показала девушке фигурку, скрутившуюся в воде из расплавленного воска, напомнившую тело, неестественно переломанное в середине.
— Знаете, Элина, что-то не нравится мне этот знак: как будто болезнь или травма какая-то, — Василиса смотрела в темные глаза девушки своим небесно-голубым взором.
Элина выскользнула тихо, прошло несколько минут, пока в дверь ворвалась младшая наследница Богатовых Алиса и сказала громко и беспардонно:
— Я изучила эти ваши гаданья. Вывод: ничто из высказанных вами прогностических данных статистически не может быть подтверждено на основании теории вероятности.
— Так что же ты хочешь, девочка?
— Хочу эмпирически подтвердить мою гипотезу.
— Можно эмпирически, — Василиса не смутилась.
— Пожалуй, мне интересно про мой стартап… если это, действительно, работает.
Несмотря на критику Алисы, все эти «олдово» и «не в тренде», карты Таро ей понравились, особенно «Смерть» и «Повешенный».
Алиса исчезла за дверью, Василиса быстро собралась и покинула Зимний сад. Еще через некоторое время она спустилась к ужину в малой столовой, где суетилась прислуга. Хозяйка сообщила, что заказчики довольны и будут рекомендовать ее и своим друзьям, когда в комнату вошел мрачный Ираклий Георгиевич, а за ним вбежала растрепанная Алиса, уткнувшаяся в навороченный телефон.
Хозяин успел высказать недовольство опозданием Элины, когда все услышали, что в отдаленном конце дома захлопали двери, послышались голоса, донесся приближающийся топот ног. Через пять минут скорая уже была вызвана, вся в слезах мать была оттащена прислугой от едва дышащей Элины, распростертой в крови на снегу, в полуметре от мраморных ступеней. Богатов держался за сердце, Алиса неловко обняла мать, погладила ее мокрые от слез щеки и отошла. Василиса с удивлением заметила, что Алиса сфотографировала тело сестры, она подошла к девочке, та отстранилась и стояла в тени дома неподвижно, кусая ногти.
Скоро энергичный доктор обвил шею пострадавшей девушки медицинским фиксатором, ее тело осторожно погрузили на жесткие носилки, роскошный реанимобиль унесся в частную клинику, в машине почему-то уехал отец девушки, а не мать, за скорой двинул его бронированный автомобиль с охраной. Василиса хотела вызвать водителя, но вспомнила, что отпустила его, он ей был нужен в другом месте. Она увидела, что Анна Геннадьевна не в себе, обняла ее и повела в дом.
Через полчаса через КПП к дому проследовали полицейская машина с начальством, фургончик криминалистической лаборатории и бронированный автомобиль, в которой прибыл шеф безопасности Богатова.
Алиса на удивление вежливо расспросила Василису о гаданье сестры, та взволнованно рассказала о плохом предсказании с травмой. Богатов вернулся из больницы, собрал Анну Геннадьевну, и они отбыли обратно. Элину готовили к двойной операции на позвоночнике и головном мозге: на частном самолете из Женевы уже летела одна из лучших в мире нейрохирургических бригад. Чудо, что она осталась жива — упала на снег, а не на мрамор.
Алиса в больницу не просилась, вместо этого она некоторое время подсматривала за работой криминалистов, которые довольно быстро установили траекторию падения ее сестры и внимательно изучали перила бельведера, откуда, по всей видимости упала сама или была выкинута Элина. Алисе было совсем не по себе. Все выглядело так, что Элина сама бросилась вниз. И Алиса догадывалась, что могло послужить тому причиной. Она устроилась в кабинете отца, кусала ногти и чертила его подарочной перьевой ручкой Dupont в блокноте. Последовательно в нем появились кружки с подписями «Секс», «Ревность», «suicide», «Месть», «Зависть», «Психопатка». Она с сожалением закрыла ручку, вырвала страницу из блокнота и ушла к себе.
До утра она увлеченно подбирала какие-то коды, списывалась с типом под ником Нео, рассматривала фото из соцсетей и рылась в каких-то явно хакнутых базах. На столе лежал весь исчерченный листок из блокнота, на котором появились новые записи: напротив «Секс» было написано «Отец» и «вуайерист», напротив «Ревность» — «мать узнала?», слово «Месть» продолжилось записью «бросила Г.», «Зависть» уточнена «Зависть Костяна», а «Психопатка» теперь соседствовала с изображением двух карт: Повешенного и Смерти. К утру был перечеркнут только один кружок — самоубийство.
Конечно, ее сестра была нервной идиоткой, по мнению Алисы. Но ее утренние сториз в Инете, где Элина красовалась в бутике в новом платье и которые были подписаны: «Через неделю отбываю в London! Платье огонь! Держись, Британия!» как-то не монтировались с самоубийством. Алиса сложила листок и убрала в карман мешковатого комбинезона.
В восемь утра Алиса услышала звук подъехавшей машины, увидела в окно мать и отца, но не пошла к ним навстречу, а отправилась в крыло, где жила прислуга, нашла там близнецов Глеба и Костю, сыновей старшей горничной, с которыми они росли вместе. Алиса давно подсматривала за сестрой и Глебом, которые уже несколько месяцев прятались, тискались и сосались по углам огромного дома. И не только: она любила подслушивать и лазила в телефоны и сестры, и родителей, и даже прислуги.
Зависть было правильным словом, характеризовавшим отношение к Глебу его брата Кости. Алиса заметила, что, в отличие от самодовольного Глеба, у Кости глаза были красными от бессонной ночи. Она поговорила с братьями, выяснила, что в момент падения Элины они лупились в экран, где показывали турнир НБА по баскетболу. Она подумала о выборе сестры: «Дура Линка, Костян хотя бы втрескался в нее, а ее Глебу, похоже, фиолетово». После переговоров с братьями, на листке с версиями появилось еще два креста на именах близнецов. Алиса окончательно помрачнела. До возможной семейной катастрофы в виде кружков «Отец» и «Мать» оставалась одна версия: психопатка-гадалка, которая зачем-то попыталась убить ее сестру.
В гостиной, где сидели отец, мать, шеф безопасности, незаметный человек с цепким взглядом, и важный полицейский чин, шел оживленный разговор. Полицейский тщательно подбирал слова:
— Они не всегда оставляют записки… подростки… вымахали, как взрослые, а разум дитячий.
— Намекаете, что она сама?
— На этом этапе трудно понять, но все же, были ли какие-то признаки подавленного настроения у Элины… э-э-э Ираклиевны?
— Черт их разберет, когда у них подавленное, а когда нормальное.
Анна Геннадьевна вскинулась и драматическим голосом произнесла:
— Ираклий, вдруг это из-за той истории?
— Глупости, уже месяц прошел, нет.
Шеф безопасности и полицейский чин держали паузу, и Анна Геннадьевна сообщила:
— Элина была влюблена, мы, конечно, поговорили с ней, по-хорошему, она все поняла, она готовилась к поступлению в хорошую британскую школу.
— Говорил же: надо было раньше отправлять, там у них до ночи спорт, учеба живо дурь выветривается, — Ираклий Георгиевич мучался чувством вины, ему было страшно думать об этом, но в висках стучало: «Вдруг Элина узнала, узнала о моей проклятой слабости».
— А вот вы еще говорили, что в доме была посторонняя женщина, — полицейский посмотрел в бумагу, — Василиса Браунфельс и ее водитель. Иностранка, что ли?
— Медиум, это жена придумала. Мы ее в первый раз видели. А водитель, кажется, сразу уехал.
Василиса приехала домой под утро, она с радостью отметила, что Питера нет дома и рухнула спать. Наутро она набрала номер мужа — звонок остался не отвеченным, потом номер водителя Сергея — тоже нет ответа. Подумав немного, она прозвонила Анну Геннадьевну, упомянула, что вчера у Элиночки было плохое предсказание и подробно расспросила о состоянии девушки. Оно было не безнадежным, через час планировалось начало операции. Василисе было страшно: но не за едва знакомую девушку, а за себя, втянутую в серьезные неприятности.
Анна Геннадьевна еле слышным голосом спросила Василису, не может ли она приехать к ним снова: с ней хочет переговорить полиция, а еще ей страшно, и хотелось бы воспользоваться талантом Василисы и погадать о состоянии Элины. Анна Геннадиевна обещала достойно компенсировать все затраченное время, Василиса согласилась, за ней прислали машину от Богатовых, а обратно ее должен был отвезти Сергей.
В имении все как будто померкло: вокруг дома и на елке погасили огни, после бессонной ночи прислуга двигалась, как во сне, даже хамоватая Алиса отбросила свои дерзкие манеры и мрачно слушала, как Василису допрашивает полицейский чин. Гадалка не смогла внести никакой ясности, кроме загадочного предсказания, она ничего не знала, вскоре ее забрала в свои комнаты вернувшаяся ненадолго за вещами Элины Анна Геннадьевна. Наскоро раскинув старенькие, девятнадцатого века карты, которым она особо доверяла, Василиса пообещала Анне Геннадьевне, что положение ее дочери небезнадежно. По нескольким гаданьям, надежда на улучшение состояния Элины оставалось, но риск был тоже велик. Задать прямой вопрос о самоубийстве мать не решилась.
Шестичасовая операция Элины закончилась благоприятно. Движение из дома в больницу возобновилось. Уехала «разобранная» Анна Геннадьевна. Переговорив с Алисой и уболтав мать, уехали близнецы, Глеб и Костя. Алиса по-прежнему сидела дома и не ехала навестить сестру. Анна Геннадьевна с неприязнью думала о младшей дочери, та всегда ее беспокоила своей бесчувственностью, загадочной жизнью ее экстраординарного интеллекта, неприятными манерами. То ли дело Элиночка, солнышко, эмоциональная, влюбчивая (чего стоили ее поцелуи с неподходящим мальчиком!), но понятная: теплый светлый человечек.
Алиса, наконец, вспомнив настоящие слезы на щеках матери, нерешительно перечеркнула крестом версию «Мать», рухнула в постель, где проспала несколько часов. Василиса, предоставленная самой себе, вышла на улицу и прогулялась вокруг дома: она сомневалась в том, что ей делать дальше. Все ее договоренности на сегодня были отменены, спешить ей пока было некуда, ее муж Питер не давал о себе знать: «Вот до чего дошло. Ну, ничего, скоро все должно решиться». Позвонил ее водитель Сергей и сообщил, что через полчаса будет.
Минут через тридцать, пока Василиса сидела и читала книжку в гостиной, появилась Алиса, она ответила на телефонный звонок и сообщила Василисе, что Элина уже в палате № 3, она скоро придет в себя. Гадалка решила, что больше ей не смысла оставаться в имении, вызвала водителя, и они спешно уехали. Алиса снова созвонилась с Глебом и Костей, которые дежурили в больнице. Братьев не пускали к Элине, Алиса прошипела им что-то злобно и повелительно и отключилась. Она металась по комнате, вынимала свой листок с записями, на котором были не перечеркнуты только две версии. Одну из них можно было предотвратить, но вторую… Алиса предпочла бы не знать то, что она знала.
Сергей гнал Мерседес с Василисой на заднем сиденье, обычно она не допускала быстрой езды, но в этот раз молчала. Водитель, красавец и знаток женских душ, тоже молчал. Тишина между женщиной и мужчиной была такой плотности, что, казалось, ее можно расколоть, как лед ледорубом.
— Чем ты на этот раз недовольна?
— …
— Я сделал, что мог, он не посмеет.
— Да, ты сделал все, на что способен, — в голосе прозвучало презрение:
— Давай помолчим, мне надо подумать, как выпутаться из этой кошмарной ситуации. Сверни к больнице, хочу навестить несчастную девочку.
Сергей повернул на развилке в город, в зеркало заднего вида он пытался рассмотреть лицо любимой женщины позади себя, но она спрятала его в пушистый голубой воротник, видны были только несколько локонов, выбившихся из-под берета, да тень на щеках от ресниц.
Василиса оставила пальто в машине, вошла через служебный вход больницы, накинула на плечи белый халат, поднялась по служебной лестнице, прошла по коридору. Она остановилась у палаты номер три, посмотрела через прозрачную стенку на слабо освещенную кровать, где лежала Элина, поколебалась, но вошла внутрь и подошла к постели.
Через мгновенье все лампы вспыхнули огнем, палата наполнилась людьми, все закрутилось вокруг Василисы, она попала в центр урагана, из которого уже нельзя спастись. Ее руку со шприцем, полным воздуха, у капельницы девочки выкрутил подросток Глеб, его брат Костя держал другую.
Крещенские морозы отсверкали белыми снегами, отзвенели корочкой наста под отважными лыжниками, отступили перед привычным сумраком, который почему-то назывался дневным временем суток. С забинтованной головой и в корсете Элина полусидела в своей кровати, из-под одеяла предательски торчал запрещенный планшет. В кресле напротив Алиса подчищала острыми зубками остатки ногтей.
— Будет прикольно, если ты влюбишься в Костяна, прикинь, они братья, мы сестры.
Алиса тряхнула головой:
— Ты о чем-нибудь еще можешь думать, кроме своего Глебчика?
— А зачем? Родаки его хлебом-солью теперь встречают, думают, он меня спас от этой. Может, расскажем им?
— Не, — задолбают расспросами. Пусть так.
— А ты о чем мечтаешь?
— О долине, полной силикона.
— Ты мозг, систер! Как ты въехала? Я, когда тебе рассказала, ваще не была уверена. Эта гадалка как змея крутилась, прямо не говорила в телефон, мол, прикончи моего муженька. Она ему втюхивала: якобы это не она, а ее немец убрать задумал, киллера нанял.
— Как же она тебя не заметила?
— Она заметила, но не поняла, что я слышала, что нет. Я и сама не поняла-с вопросами полезла, кто ей угрожает, помощь ей предложила, вместе с ней на балкон вышла — думала она мне еще про Глеба расскажет. Но ты-то, как ты ее просчитала?
— Линка, мы все под колпаком давно, Big Data, на каждого полное досье. Звоночки, переписочки, маршрутики, мы как мухи под микроскопом: ползем, а за нами след. Ты мне сказала, что она кому-то про покушение говорила, список звонков — раз, а номер-то ее водилы, понятно, что любовник ее. Только покушение-то на тебя было. С чего бы? Понятно, что науськивала она своего мужика на мужа. А ты так, сопутствующий ущерб: услышала лишнее.
— А муж чего?
— Нео мне Браунсфельса переписку хакнул с Госпожой одной, у гадалки все к разводу шло. Сама посуди: лучше быть богатой вдовой, чем бедной разведенкой.
Сестры помолчали, и Элина спросила:
-. Как думаешь, а наши, ну, мама с папой?
— Конечно, мама тоже, тоже боится, ну, насчет папы. Что уведет какая-нибудь фея в кружевах или ведьма в лайкре.
— Ты же не позволишь? Поработаешь ангелом?
— Of course. Только взрослым не ангел нужен, а психиатр, по-моему. Поэтому мне все это фиолетово: сюси-пуси ваши, ах, любит-разлюбит. Я так скажу: стартап мой меня не разлюбит, а бизнес-интегратор не предаст.
Алиса вылезла из кресла, обычно полусонные ее глазки светились несвойственным для них выражением нежности и страсти.
Богатов Ираклий Георгиевич стоял инкогнито, без охраны в маленьком деревенском храме, недавно из его секретного телефона кто-то стер фото его обнаженной дочери. На фото Элина стояла в душе, через стекло была хорошо видно ее недетское тело. Мужчина повторял:
— Господи, господи, прости, прости, больше никогда, никогда, грех отмолю, приют открою, бабла дам. Спасибо, Господь, что отвел. Мужчина молился, и слезы текли по его щекам.
У каждой вещи есть своя история, своя связь с чьей-то жизнью, переходя от одного хозяина к другому, предметы несут в себе отпечаток их судеб. По-моему, особенно это характерно для денег. Я собираю монеты с тех пор, когда в мои руки разным образом стали попадать интересные экземпляры, которые мне хотелось бы оставить себе. Теперь, в свои серебряные годы, я могу предаваться созерцанию этих богатств в обстановке своего загородного дома, потягивая хороший виски.
Хороший виски нельзя смешивать со льдом, боже упаси, так пытались улучшить вкус дешевого пойла, который продавался под видом элитного алкоголя во времена всеобщего дефицита. Хороший виски должен мягко обжигать нёбо и оставлять после себя особенно приятное послевкусие.
Я взял со стола мобильник и набрал смску дочери: «С наступающим Новым годом, позвони». Дождавшись сообщения о доставке, я отхлебнул большой глоток любимого напитка. Звонка я, конечно, не ждал, отношения давно зашли в тупик, но в моих правилах давать человеку шанс, чтобы он смог сотворить доброе дело. К тому же был хороший повод напомнить о себе на пороге праздника.
Ещё я поздравил свою экономку, Ульяну, беженку с Украины, которую бог послал мне, чтобы обустроить мой быт. «Ульяна, поздравляю тебя с Новым годом, здоровья, исполнения желаний. У меня сегодня вечером гости, прийди завтра пораньше», и также убедился, что сообщение доставлено. Наши отношения находятся в несправедливом, но балансе: когда один эксплуатирует другого, а другому это нравится. Пусть она сильно удивиться, когда будет обнародовано моё завещание.
По обычаю, в канун Нового года принято освобождать дом от старого хлама, душу от старых обид, а я прошу прощения за старые грехи. Когда в жизни мало солнца и много боли, а хочется радости, не вредно помечтать о том, что вдруг всё измениться к лучшему, хотя только такой старый болван как я может продолжать верить в чудеса. Who is Я?
Если бы сейчас кто-нибудь смог заглянуть в не ярко освещённое окно на 2-м этаже коттеджа, он бы увидел седого, ещё крепкого мужчину, освещённого светом торшера, одетого в чёрные вельветовые брюки и шерстяную рубашку на молнии, с кляссером для монет на коленях и стаканом виски в руке.
«Ну, что ж, с наступающим, — я поднял стакан, приветствуя свое отражение в зеркале, — за здоровье и удачу.» А кому меня поздравлять? Друзей почти не осталось, а родственники особенным вниманием не балуют.
Я стал разглядывать монеты из самых первых приобретений. Вот обычная монета — американский четвертак. Мне его дал давным-давно мой почти друг, когда он обчистил дачу какого-то дипломата, с дочерью которого у него была почти любовь. А как ещё увидеть американские деньги, когда вокруг железный занавес. Я употребляю слово «почти», потому что, когда тебе нет 20-и, откуда тебе знать, что такое настоящая дружба, настоящая любовь, и, вообще, настоящая жизнь. Кроме американских монет, были и другие. Вот пять желтых кружочков, золотые николаевские червонцы, расположились рядком на другой странице кляссера. Наметанный глаз нумизмата разглядел бы в них качественную подделку, но когда-то мне их всучили за настоящие. Неудивительно, что я часто беру этот альбом, в нём собрание преступлений, обмана, надувательств.
Мой «почти друг» скоро глупо погиб, утонув в пруду, это был первый удар под самое сердце, а сколько этих ударов было потом? Под ударами черствеет сердце, так оно начинает своевольно болеть. Эх, сам себе накаркал, я положил правую руку на грудь и снова глотнул виски. Надо много иметь и ещё больше потерять, чтобы понять китайскую мудрость: «Отдавай легко, теряй легко». Потери всегда неизбежны, но они освобождают место для грядущих накоплений. Главное понять это вовремя, тогда и сердце будет меньше болеть. Кто же я? — больной конь, что бьёт ещё копытом, благодаря кардиостимулятору и виски.
Когда жизнь подходит к концу, начинаешь подумывать, а не стать ли самому режиссёром конца своего пути? Не пора ли распаковать свои скрытые мысли, активировать нереализованную сторону своей творческой личности. Под свою пьесу я кое-что уже оборудовал, установив в доме в разных местах замаскированные камеры.
Тут мои размышления прервал звонок, кто-то стоял у входных ворот. «Ну прямо как в театре, приглашают в зал после антракта», — подумалось мне. Это приехал курьер, чтобы забрать конверт в адрес моего нотариуса. Я давно составил завещание, оставалось только вписать в него необходимые имена.
Проводив курьера, я постоял немного на улице, захотелось насладиться снежным зимним вечером, надышаться морозным воздухом. Этот насыщенный ароматом хвои воздух хотелось хватать зубами, как это делают собаки. Новогодняя иллюминация дома была включена, мигала своими разноцветными глазками. В обычно тихом поселке уже местами бабахала праздничная канонада, рассыпался по тёмному небу праздничный салют.
Вернувшись, я убрал свои папки с монетами в сейф, сел в своё любимое кресло и налил ещё виски. От ощущения праздника и от приятных воспоминаний, мне на душе стало тепло, даже сердце болело не так сильно.
Нужно было сделать последние приготовления. Я достал из ящика стола свой официально зарегистрированный, но немножко переделанный травматический пистолет. Вынул обойму и отщелкал из неё все патроны. Из разных коробок я взял необходимое мне количество патронов и в нужном порядке зарядил ими обойму. Ещё одну обойму я зарядил только патронами для травмата, которую и вставил в пистолет.
Для создания новогоднего настроения в комнате давно были развешаны разноцветные гирлянды, а под потолком недавно поселились воздушные шары. Для них у меня была отведена особая роль, они были наполнены «веселящим» газом с небольшими добавками, которые в неустойчивой психике запускают режим аутоагрессии, так мне объяснил знакомый интеллигентный наркоман. Скоро от них останутся разноцветные резиновые лоскутки, а газ быстро выветрится, не оставляя никаких следов.
На столе необходимым атрибутом лежала медицинская маска, привет от наших ковидных времён. Нужная вещь, тем более что фильтр был немного переделан, чтобы превратить её на некоторое время в полноценный противогаз.
Время уже подходило к восьми часам вечера, когда на улице послышался шум подъезжающей к дому машины. Вот так, сейчас появиться мой герой, для которого сделаны все эти приготовления, мой внук Стасик, я называю его «внучок». Теперь мне предстояло сыграть свою роль, поэтому я немного волновался. Актерства во мне маловато, дал бы бог, чтоб хватило таланта на небольшой эпизод.
И так, на улице послышался шум подъезжающей машины, это приехал внучок на своём раздолбанном Форде Фокусе. Сказать по правде, именно такие «фокусники», как мой внучок, делают наши дороги смертельно опасными для жизни, это им, пролетающим мимо, вслед водители крутят пальцем у виска и тихо матерятся.
Я встал с кресла, чтобы спуститься и поприветствовать своего немного запоздавшего родственника. Открыв входную дверь, я обнаружил на крыльце чудо с косой челкой, в белых ботинках на толстой платформе, в канареечных брюках и в кокетливом меховом пиджачке, под которым проглядывал ярко желтый свитер. Красавчик, он видно немного перепутал: собрался в кабак, а по ошибке попал ко мне.
— Ну, привет, внучок, ты чего-то поздновато.
— Здорово дед, пробки, понимаешь?
— Конечно понимаю, заходи, не морозь дом.
Мы поднялись на 2-й этаж, прямо в мой кабинет.
— О, дед, ты уже начал праздновать, — внучок указал на половину опустошённую бутылку виски.
— Я сам себе хозяин, тебе не предлагаю, поскольку ты за рулем и вряд ли захочешь задержаться.
— Ты прав, дед, зачем мне твоя деревня, когда есть город с его манящими огнями.
— В городе, кроме манящих огней всяких кабаков, есть места, где учат чему-то полезному, есть фирмы, предлагающие работу, в твои 23-и об этом надо думать, — сам не знал, что способен вести такие правильные речи.
— Сейчас, дед, компьютеры думают, у них мозги железные, а я в поиске, как Вини Пух баночки мёда.
«Да, у балбесов во все времена одни и те же отмазки», — подумал я.
— А кроме баночки мёда, что ещё нужно Вини Пуху? — спросил я с иронией, правда недоступной для его понимания.
— Дед, дай доверенность на твою БМВ, с крутой тачкой больше возможностей.
— Ещё не вечер, обсудим, а как дела в семье?
— Мы с матерью живём, как на разных этажах, жениться не собираюсь, в общем, все по-старому.
— А матери западло помочь, сделать ей что-нибудь полезное?
— Не наезжай, дед, ей до этого дела нет, а ты сам?
— Я хоть пытаюсь, — чёрт, мне нельзя выходить из себя, спокойнее. — Не будем переходить на личности, а то подерёмся, — миролюбиво предложил я.
— Хочешь кофе, чего-нибудь перекусить? Мне вон моя помощница испекла новогодний торт. Вкуснятина.
— Какие торты, не парь, дед, мозги, я приехал тебя поздравить и о доверенности договориться.
«Сложно общаться с молодым поколением, у них другой темп», — подумал я.
— А может в мужские игры поиграем?
— Кто кого перепьет — твои мужские игры?
— Хорошо, внучок, давай поиграем в мальчиковые игры, — я достал из ящика травмат.
— Вон шары висят, давай на спор, твои красные, мои зеленые, кто больше выбьет. Здесь метра 4-е, промазать трудно. Если я, то ты пойдешь мне погреб разбирать, а если ты — тогда все возможно. Слово.
— Клёво, давай, дед, ты первый, вдруг прицел сбит.
Я надел свою ковидную маску, пистолет привычно лег на ладонь. Бах, одним зеленым шаром стало меньше, внучок попал тоже, к концу первой обоймы счет был 5 — 4 в мою пользу. Я видел, что внучка немного повело от закаченного в шары газа. Теперь в пистолете была новая обойма, надо было переходить по законам жанра к кульминации.
— Хочешь, тебе расскажу одну притчу, которую, конечно, не я сам придумал, так что без претензий.
Лежал в кроватке малыш, когда у него падала игрушка или что-то ему было нужно, он орал во всё своё маленькое горло. Тогда над ним появлялись боги и давали ему игрушку, или что-то ещё интересное. Из маленького он вырос в большого малыша, боги оказались простыми родителями, но по-прежнему старались дать ему всё, что он хотел.
Другой малыш, когда ему что-то было нужно, не орал во всё своё маленькое горло, а старался перевернуться на животик, самому подползти к игрушке или встать на свои маленькие ножки, чтобы скорее рассмотреть и понять окружающий мир.
Так вот, из первого вырос говнюк, который считал, что ему все обязаны, а из второго вырос человек, который не считал зазорным всё делать сам и всегда был готов помочь своим родителям.
Вот ты и есть избалованный говнюк, на стреляй, ещё не все шары сбиты.
Внучок нервно выстрелил и промазал, а я сбил последние шары. Я уже видел, что внучок хорошо раскипятился, а он понял, что его дед совсем не Дед Мороз, и мечта получить заветную доверенность на машину тает как облачко на небосклоне.
— Сам ты гад, дед, я про твои дела кое-что слышал, как ты дорогу переходил другим и про себя не забывал. Таких как ты надо истреблять как ядовитых пауков.
— Пауков я тоже не люблю, а вот бахвалиться, что можешь разделаться с кем-то, не стоит, отнять жизнь не легко, да ты и холостым в человека выстрелить не сможешь!
Внучок нервно кусал губы, но вид имел решительный. Вот таким он мне нравился.
— В пистолете остались холостые патроны, — я демонстративно выстрелил в зеркало, — на вот пистолет, выстрели для тренировки в деда, которого нужно истребить как паука.
Я спокойно снял маску, подошел к лестнице, которая круто спускалась на первый этаж. Специально для камеры, театрально поднял вверх руки и…, тут восстала моя противная натура. Я чувствовал, что готов сделать то, что задумал — красиво уйти из опостылевшей жизни с помощью какого-нибудь никчемного человека, но понял, что на фу-фу подставляю своего дорогого внучка.
— Постой, — крикнул я, — кажется, по рассеянности я мог впихнуть в обойму вместо холостых боевые патроны. Давай проверим, зачем тебе потом чалится в тюряге, да ещё по нелепой случайности. Поговорим миром и разбежимся, тем более праздник, Новый год, — попробовал я соблазнить его.
— Ты меня достал, дед. Я тебя ненавижу, твою наглую морду, твои шутки про педиков. Давай пиши доверенность, дальше я буду решать.
Видно, мозги у моего внучка совсем переклинило, то ли от газовой химии, то ли он хотел выглядеть по киношному круто. Хотел нагнать на меня страху, но ошибся. Никому никакими угрозами меня нельзя заставить делать то, что я не хочу. Я давно перестал бояться за себя, теперь я испугался за свихнувшегося внучка.
— Послушай, мне немного осталось, с таким сердцем долго не протяну. Всё у тебя будет, только веди себя по-человечески. Если мало у нас с тобой было хороших минут, то я один в этом виноват, прости.
— Да плевал я на тебя, дед. Подохнешь, никто плакать не будет.
Я вздохнул, это перебор, к сожалению, по неопытности он сильно верит в свою безнаказанность.
— Давай, стреляй, — игры кончились.
Я должен быстро решить, как помочь своему внуку не подставиться под тюремный срок, — «сначала нужно выйти из зоны видимости лестничной камеры, пусть потом врёт следователю свои отмазки про самозащиту.» Я сделал шаг ему навстречу, распахнув руки для примиряющего объятия.
В этот момент, испугавшись моего движения, внучок нажал на спусковой крючок, и я понял, что на этот раз он попал куда надо, тело вдруг стало почти невесомым. Меня закрутило, откинуло назад, и я услышал, как застучали вниз его шаги по ступенькам.
Капитан полиции Мотыльков Аркадий Палыч, поджарый, как хорошая гончая, дежуривший в утро нового года по убойному отделу, вилял хвостом, то есть коротал время, подначивая своего следователя — криминалиста Юльку по поводу черезчур дерзких терпил, которым надо всё и сразу, прямо как родному начальству. Только он вспомнил про начальство, как оно вошло в кабинет и по недоброму выражению лица, стало понятно, что оно принесло плохие вести.
— Борю Хмурого нашли в его доме убитым. Звонила женщина, которая у него убирается, она в панике, ничего вразумительного сказать не может.
Мотыльков вспомнил эту хорошо известную в узких кругах личность — Борю Хмурого или по паспорту Бориса Семеновича Морозова. Его дом и ворота с вензелем «БХ» местная шпана, да и полиция обходили стороной.
— Он давно, вроде, отошел от дел, — сказал капитан.
— Отошёл он в мир иной, а убивать не дано, ни по делу, ни без дела, так учит уголовный кодекс. Давайте быстро туда. -
Вернувшись к вечеру в отдел, капитан сразу пошёл докладывать начальству обо всём, что его группе удалось собрать по данному делу.
«Важно было привести женщину, которая нашла тело Морозова, его экономку, в чувство. После того, как она дала показания, удалось установить местонахождение записывающей аппаратуры и просмотреть последние видеозаписи.
По записям с камер наблюдения, можно сказать, что в основе инцидента — бытовуха. В тот вечер в доме находилось два человека, что-то хозяин дома не поделил со своим родственником — внуком. Момент выстрела не попал на камеру, но похоже Морозов был на взводе, когда пошел в сторону внука тот выстрелил из переделанного под боевые патроны травматического пистолета. Пистолет зарегистрирован на Морозова. Внук сразу сбежал. Рана оказалась не тяжёлой, Морозов смог добрался до своего кресла и хорошо выпил, рядом с креслом лежала пустая бутылка из-под виски.
Пистолет лежал рядом, все отпечатки пальцев на нём были стёрты. В доме, по словам экономки, ничего не пропало. В кабинете стоит сейф, закрытый на кодовый замок. Открыть его мы не смогли, только опечатали.
Поскольку внук, возможно, стрелял в порядке самозащиты, за то, что убежал: статья УК за оставление в опасности налицо. Машину, на которой он приехал и уехал, мы пробили. На него и на машину направлены соответствующие ориентировки.
Ждём заключения патологоанатома, к нему там всегда очередь из покойников. Найден телефон Морозова, проверяются все записи и последние звонки. Соседей опросили, но никто ничего не видел и не слышал, так как по случаю праздника бабахало везде, а народ сидел за праздничным столом. Пока всё. Да, вот ещё, послезавтра будет обнародовано завещание Морозова.»
Внука быстро нашли в Москве, где от дорожных камер, тем более, если ты всё время на машине, спрятаться невозможно. На допросе он твердил, что выстрел должен был быть холостым, что он совершенно не хотел убивать деда, хотя тот был пьян и вёл себя агрессивно. Из дома убежал сразу, потому что очень испугался, когда увидел кровь и деда, лежащего на полу. Сейчас сидит в СИЗО.
Дочь, которая явилась по повестке, ничего в картину преступления не добавила. Сказала, что с отцом практически не общается. Судьбой сына особенно не интересовалась, сказала, что он трус, а мужик с бабьим характером не может убить человека. Просила не закрывать его в тюрьму. Отпущена домой с подпиской о невыезде.
У экономки Морозова показания были сняты на месте в день выезда по факту его смерти. Проживает в съемной комнате в доме, который находится недалеко от коттеджа Морозова. Сейчас под подпиской о невыезде.
Наконец Мотыльков дождался двух интересных документов: заключение патологоанатома и копию завещания Морозова. Согласно завещанию машина марки БМВ переходит внуку. Ульяна и дочь Мороза получают коттедж пополам на двоих, а также делят пополам немалые денежные средства, которые хранятся на депозитах в разных банках. Остальные ценности, хранящиеся в сейфе, переходят к некому В. В. Фролову.
Заключение патологоанатома было ещё интереснее. Согласно заключению, выстрел, произведенный из травмата пулевым патроном, нанёс ранение, которое не было смертельным. Смерть наступила позже от остановки больного сердца. Версия об умышленном убийстве, таким образом, идёт в корзину.
В. В. Фролов не заставил себя долго ждать и нарисовался на прием, ему нужно было получить опечатанное в сейфе добро. По визитке — бизнесмен, а по морде — из Лиги охраны животных, сказал, что его люди будут присматривать за домом Морозова до законной передачи ему положенных ценностей и организации похорон дорогого товарища.
Ещё со старых времен органам было трудно накопать криминал на Морозова, слишком незаурядный был человек. Мотыльков это знал и снова просматривал видеозаписи, пытаясь найти ответы на непростые вопросы: зачем палить по шарам, зачем давать оружие в руки внуку. А главное, почему умерший совершенно не походил на жертву и, будучи подстреленным, нагло улыбался в камеру.
Мотыльков связался с нотариусом, как-то подозрительно вовремя было оформлено завещание. Но нотариусы никогда не говорят однозначно, и капитан воспользовался его советом и поехал к лечащему Морозова врачу. То, что он узнал, раскрывало все известные факты совершенно в другом свете. Поэтому он снова отправился повидаться с разбогатевшей наследницей — Ульяной.
На исходе срока, данного ему по убийству Морозова, капитан полиции Мотыльков А. П. докладывал начальству о раскрытии дела.
По словам лечащего врача, Морозов Б. С. был неизлечимо болен, причем смерть могла спровоцировать любая случайность, в том числе от излишне резкого движения, от большой дозы алкоголя. Скорее всего, Боря Хмурый был не тем человеком, чтобы спокойно дожидаться смерти, лежа в постели. Поэтому он разработал план, чтобы обставить свой уход из жизни так, как, чтобы ему самому было интересно, с эмоциями, со стрельбой. Помогала ему всё приготовить — Ульяна, которой он вертел, как хотел. Она рассказала, про шары, наполненный газом, который делает человека агрессивным, и то, что своим оппонентом он выбрал внука из-за его молодой неустойчивой психики.
Всё было срежиссировано и отрепетировано, для фиксации действа были установлены камеры, но в последний момент что-то пошло не так, или он начал импровизировать. В результате: внук сбежал, финал был скомкан.
«Можно предположить, — осторожно сказал собравшимся Мотыльков, — что спектакль был устроен в том числе для нас, органов дознания, чтобы вывести на ложный след. Пистолет со стёртыми отпечатками, это тоже привет с того света, этим он хотел запутать следствие, любви к которому по роду своих занятий он, конечно, не испытывал. Сделал ли это он сам, либо поручил своей помощнице, правды мы не узнаем.»
11.00 23 декабря 1909 года.
Усадьба купца Новосельцева.
Вологодская губерния
Суетливое утро Эмилии Поликарповны прервал звонок в парадные двери. Она заволновалась, так как сегодня никого не ожидалось в гости. Двери открыл сторож Никифор. На пороге стоял саквояж. Никифор вышел за двери, осмотрелся, но возле крыльца возвышались только сугробы.
— Я тут! Помогите встать! — крикнул кто-то.
Сторож подошёл ближе к сугробу и увидел барахтающегося в нём незнакомца. Вся его одежда была в снегу. Слетевшая шляпа лежала возле сугроба. Недоумевающий Никифор, помогая, только и произнёс:
— Это как же вы так смогли-с?
— Сам не пойму, поскользнулся, — сказал незнакомец, отряхивая пальто.
Сторож поднял шляпу, у порога подхватил саквояж, и втолкнул незнакомца в дом.
— Что так долго? Никифор, кто там? — крикнула Эмилия Поликарповна, пряча недочитанное письмо от сестры в карман платья.
— Конфуз случился. Уже вошли. Сами поглядите, — ответил он.
Эмилия Поликарповна вышла в прихожую, посмотрела на всё ещё заснеженное пальто незнакомца, и позвала прислугу. Пока Глаша помогала гостю снять пальто, хозяйка рассматривала незнакомца.
— Никифор, неси самовар, а Луше скажи, чтобы всё к чаю, да булочек побольше. Совсем человек замёрз, — велела она.
Незнакомец закивал, подошёл к зеркалу, пригладил волосы, пощипал усы, достал носовой платок, протёр руки, взял саквояж и сказал:
— Я — помощник нотариуса Тиссена Густава Карловича. Он прислал меня к вам по важному делу.
— А что же он сам не приехал? — поинтересовалась она.
— У меня от него письмо. Доверительное, — ответил он, протянув письмо.
Вместе они прошли в гостиную. Эмилия Поликарповна с удивлением смотрела на гостя, который кружил по комнате, рассматривая картины, бюсты на постаментах, мебель и вазы.
— Так какое дело вас привело в мой дом? — спросила она, присев на диван.
— Я бы сказал срочное. Что же вы не читаете письмо? — удивился он, расположившись в кресле.
В комнату вошёл Никифор. За ним Луша. Она грохнула подносом по столу. Он поставил на него самовар. Они вышли.
Эмилия Поликарповна зашелестела письмом от нотариуса. Гость, забросив ногу на ногу, рассматривал свой сапог.
— А кто этот Кокорев Мирон Васильевич, о котором пишет Густав Карлович? — спросила она.
— Это я, — сказал гость.
— Что за дело такое срочное у нотариуса Тиссена? — выспрашивала Эмилия Поликарповна.
— Всё расскажу, и документы имеются, — ответил он.
В комнату вошла Луша, расставить посуду. Никифор принёс блюдо с булочками. Эмилия заметила, как помощник потянул носом. Запах корицы щекотал и её ноздри.
— Луша, всех зови. Будем чаевничать, — распорядилась Эмилия Поликарповна.
Из комнаты быстро вышел Никифор. Луша посмотрела на хозяйку, пожала плечами:
— Так все разъехались, нет никого в доме, окромя вас.
— Как так, почему не доложили? — рассердилась она.
— Сказали, к обеду вернуться, — ответила Луша.
— Шнапс принеси и рюмки, — велела она.
— Который? — спросила прислуга.
— Мятный неси, — сказала хозяйка.
Мирон Васильевич кашлянул, и робко произнёс:
— Мне бы водки, замёрз.
— Неси водку, и селёдки побольше, — распорядилась хозяйка.
Помощник потёр руки, посмотрев на Эмилию Поликарповну, которая перечитывала письмо от нотариуса.
— Вы что же не пьёте шнапс? — поинтересовалась она, выискивая книгу между диванными подушками.
Найдя книгу, Эмилия Поликарповна положила письмо внутрь. Мирон Васильевич вскочил с кресла и подошёл к столу:
— Не приучен. Как по мне, водка полезнее.
Эмилия Поликарповна хотела уточнить отчего гость не пьёт шнапс, но споткнулась и передумала.
— Пока несут, расскажите про дело? Ожидание утомительно, — настаивала она.
Мирон Васильевич ухватил булку, и начал жевать.
В наступившей тишине Эмилия Поликарповна разлила чай по чашкам. Бульканье воды, позвякивание ложек, горячий чай, разрядили обстановку. Мирон Васильевич положил чайную ложку на блюдце:
— Если пить чай с ложкой в чашке, не женишься. Примета такая.
— Или с партнёром рассоришься, — добавила она, посмотрев на него.
В комнату вошла Луша, неся на подносе шнапс, селедку, водку и рюмки.
Наливая мятный шнапс, Эмилия Поликарповна ещё раз предложила его гостю. Но он отказался, налив себе водки.
Закусывая селедкой, Мирон Васильевич поинтересовался домочадцами. Особенно, его заинтересовала Софья Игнатьевна — дочь на выданье. От этих расспросов Эмилия Поликарповна забыла, сколько рюмок шнапса выпила. Ноги её дрожали, она постукивала туфлями по полу. Но чашку удерживала крепко. Наливая чай, спросила:
— Вы случайно не свататься к нам приехали?
— Ну, с какой стороны посмотреть, — ответил он.
— У нас с мужем на этот счёт никаких планов нет. Нашей Софье ещё рано думать про такие дела, — сказала Эмилия Поликарповна.
— Поэтому я и здесь, чтобы переменить ваши планы, — произнёс Мирон Васильевич.
Отхлёбывая чай, Эмилия Поликарповна представила, что дочь её будет Кокорева и поперхнулась. Сильно закашлялась.
— Вам постучать по спине? — спросил он.
— Всё прошло. Благодарю за беспокойство, — ответила она.
В комнату спешно вошёл Никифор, и сходу спросил:
— Распоряжения будут-с?
— Ты кстати. Обещали заехать к аптекарю, захвати книгу с дивана. Скажи прочли. Очень благодарны. Возьми, что посоветует, — велела хозяйка.
— Что за книга? Толковая? — поинтересовался гость.
— Гоголь. Вечера на хуторе… — начала она.
— Презанятная книженция. У Гоголя юбилей, везде его книжицы продают, а у вас тут с книгами не очень, — сказал он.
Никифор взял с дивана книгу, и вышел. В наступившей тишине были слышны его шаги, удаляющиеся по коридору. Где-то в дальнем конце коридора хлопнула дверь. Эмилия Поликарповна крикнула:
— Луша, собирай со стола.
Мирон Васильевич понял, что пришло время важного разговора.
Он расположился в кресле, Эмилия Поликарповна присела на диван.
— Я обещал Тиссену, что покажу вам документ о наследстве, и расскажу как действовать.
— Как странно? Наследство? От кого? — спросила она.
— От вашей тётушки, графини Захаровой, которая недавно скончалась. Но вы же знаете об этом? — ответил он.
— Про тётушку? Знаю. Но про завещание слышу впервые, — удивилась Эмилия Поликарповна.
— Всё наследство переходит к вашей дочери. Почитайте сами. Я же сказал, что документы имеются, — с довольным видом он протянул ей завещание.
Эмилия Поликарповна читала медленно, как будто запоминала каждую строчку. Со стороны казалось, что глаза её смотрят прямо перед собой. Пальца её замирали на некоторых строках. Она вздыхала. Передвигала лист. Перечитав завещание несколько раз, она положила его на колени и спросила:
— Вот тут написано, что моя дочь должна обвенчаться в дни Рождественских святок, а иначе она не получит наследство. Что это значит? Поясните?
— Тут всё написано. Ваша дочь венчается в это Рождество и получает наследство графини Захаровой, вашей тётушки, — сказал Мирон Васильевич.
— Венчаться наскоро, плохая примета. Так дела не делаются. Опять же жених? Вы для этого не подходите, сразу вам говорю, — затараторила Эмилия Поликарповна.
— Это почему же? Но раз так, то у меня для вас имеется граф Оленев или купец Тусов. Какой из них вам понравится, дело ваше, — изложил он.
— Сначала помолвка, потом венчание. Как успеть? Почему так? Это что-то означает? — рассуждала она.
— Ничего, что могло быть вам не по силам. Венчаться, и всё, так она решила. Ваша тётушка — эмансипе. Была таковой, — осёкся он.
— Венчание. Вы в своём уме? — заистерила Эмилия Поликарповна.
— Ну, я что могу. Документ есть. Дело за вами, — сказал он.
— Нет, так дела не делаются. Где ваши женихи? Какие за ними доходы? — спросила она.
— А вы что за дочкой даёте? Сколько приданного? — поинтересовался Мирон Васильевич.
— Этот вопрос зададите Игнатию Кузьмичу, когда он приедет. А мне пора обедом заняться. Когда ваши женихи прибудут? — осведомилась Эмилия Поликарповна.
Мирон Васильевич посмотрел на часы, стоящие в углу у окна, и ответил, что скоро.
Эмилия Поликарповна отдала распоряжение готовить обед ещё на три персоны.
15.00 23 декабря 1909 года.
Аптека Шнейдера.
Вологодская губерния
Сторож Никифор покинул усадьбу через дворовые ворота. Он прошёл вдоль забора, у парадных ворот остановил извозчика, и поехал в аптеку к Шнейдеру. Аптекарь Франц Францевич в городе был личностью известной. К нему заглядывали не только за лекарствами, но и просили совета в разного рода спорах. Он как-то умело распутывал запутанные дела, вычислял преступников, что даже полицмейстер частенько захаживал к нему за советом. За глаза его называли Шнейдер Холмс, но прямо в лицо, никто не осмеливался.
Пока Никифор ехал, на улице стемнело, но в аптеке горел свет. Он потоптался на крыльце, снял шапку, открыл дверь, колокольчик дзынькнул. и вошёл внутрь. Прищурившись от яркого света, поздоровался. Аптекарь Францевич кивнул в ответ.
В аптеке было несколько посетителей. Никифор решил подождать у окна. Сквозь стекло он увидел своего хозяина купца Новосельцева с дочерью Софьей. Они разговаривали. Войдя в аптеку купец Игнатий Кузьмич первым делом заметил Никифора, и разволновался:
— Никифор, дома что?
— Вот книжку Францевичу привёз. Поручено, хозяйкой, — ответил он.
— За книжку спасибо, положи на прилавок, — предложил аптекарь Франц Францевич, услышав разговор.
— Эмилия Поликарповна просила лично в руки. Мол прочли, нужна другая, — произнёс Никифор, не выпуская книгу из рук.
Аптекарь Францевич хмыкнул. Коротко взглянул на них, мол подождите. Проводив последнего посетителя к двери, закрыл аптеку. В помещении они остались вчетвером.
Незамедлительно Софья Игнатьевна попросила у аптекаря бертолетовой соли для полоскания горла, и марганца для промывания ран. Франц Францевич сказал, что непременно принесёт. Но сначала посмотрит книгу, и выберет взамен.
— Маменька хотела почитать Достоевского. Если у вас имеется, — сказала Софья Игнатьевна.
— Это убыстряет дело. Значительно, — ответил Францевич, потирая подбородок.
Рассматривая возвращенную книгу Николая Васильевича Гоголя, он ровным счётом не понимал, в чём загадка.
Францевич пролистал страницы и нашёл письмо. Игнатий Кузьмич ахнул. Никифор почесал затылок.
Аптекарь прочитал письмо, передал его Игнатию Кузьмичу, и спросил у Никифора:
— Кто этот Кокарев Мирон Васильевич? Кто принёс письмо? Рассказывай всё что знаешь, не томи голубчик.
Между тем Софья Игнатьевна, стоя у прилавка, делала вид, что мужская беседа ей не интересна. Поэтому она рассматривала аптекарские полки.
В конец растерявшийся Никифор мычал не зная с чего начать. Но всё же поведал про сугроб, шляпу, про чай и водку. О чём говорили хозяйка с гостем не знал. Выслушав Никифора аптекарь Францевич приободрился:
— Позвольте, Игнатий Кузьмич, посмотреть ещё раз письмо.
Воспользовавшись тем, что Францевич читает, Игнатий Кузьмич спросил у Никифора:
— Это что, он у нас в усадьбе? Сейчас? Нежданный гость?
Кивая в ответ, сторож мял в руках шапку.
— А что Никифор, хозяйка твоя тоже водку употребляла? — спросил Францевич.
— Ни в коем разе. Они такого не употребляют. Они шнапс пили-с, — ответил он.
— Не перестает удивлять меня ваша жена Игнатий Кузьмич. Эка умница. Шнапс, значит, пила. Оно конечно, оно правильно, шнапс для организма полезен, и омолаживает опять же. Эка умница, — восхищался Франц Францевич, отдавая письмо.
— Да, что вы удумали? Что это за письмо? Ничего не понять. Ну, приехал помощник нотариуса. Что такого? У меня вызывает интерес, зачем? — рассуждал Игнатий Кузьмич.
Письмо у папеньки выхватила Софья Игнатьевна. Прочитав его, она поинтересовалась:
— Этот помощник один прибыл или кого-то привёз с собой?
— С утра был один, — ответил Никифор. Он устал от вопросов, которые сыпались на него со всех сторон. Ему стало душно, он расстегнул тулуп, и сказал:
— С ним саквояж, он понёс его в гостиную.
— Документы, значит. Папенька, у нас проблемы? — спросила Софья Игнатьевна, размахивая письмом.
В это время Франц Францевич снял свой фартук и нарукавники. Он собирался надеть пальто, но его остановила Софья. Она протянула ему письмо от нотариуса и произнесла:
— Мне ещё нужны марганец, и соль.
Аптекарь прошёл в лабораторию, вынес две небольшие банки и сказал:
— Забыл. Вот вам перманганат и хлорат калия. Не вздумайте их смешивать, тем более ронять банки.
— Что будет? — поинтересовался Игнатий Кузьмич.
— Почти фейерверк, — ответил аптекарь.
— Софья, мне не нравятся твои увлечения химией. Поговорим дома, — рассердился отец.
— Поговорим ещё раз, — согласилась Софья.
Глядя, как аптекарь собирается уходить, она задумалась. Посмотрев на свой ридикюль, Софья поняла, что банки туда не поместятся. Она засунула их в карманы шубы.
— Позвольте я оставлю письмо себе? Проверю кое-что, — попросил Франц Францевич.
— Непременно потом верните, — сказал Игнатий Кузьмич.
— Непременно, занесу, после, — заверил его аптекарь.
— Я извиняюсь, а книга? — спросил Никифор.
— Ах, да, книга. Забыл. Я занесу их вместе, если вы позволите, Игнатий Кузьмич? — переспросил аптекарь. Получив утвердительный ответ, он пошёл за книгой в кабинет.
Когда он вышел в зал, все уже ушли. Он погасил свет, закрыл аптеку и с книгой в руке отправился к нотариусу Тиссену.
17.00 23 декабря 1909 года.
Усадьба купца Новосельцева.
Вологодская губерния
Подъехав к усадьбе, Игнатий Кузьмич с дочерью Софьей прошли к парадным дверям. Сторож Никифор пошёл к дворовому входу. У двери, Игнатий Кузьмич посетовал, что Эмилия Поликарповна не экономно растрачивает свет. Гостиная освещалась ярко, зачем-то горели подвесные светильники. Его негодование приглушило, что прислуга свет бережёт, так как в других помещениях было тускло. В прихожей их ожидала Глаша, чтобы принять верхнюю одежду. Софья отдала шубу Глаше, но вспомнила про банки из аптеки и вынула их из карманов. Глаша удивилась, но промолчала. Так с банками в руках Софья прошла в гостиную.
На встречу им встала с дивана Эмилия Поликарповна. Трое незнакомых мужчин тоже встали, поприветствовать вошедших. В воздухе повисло напряжение.
В комнату вошла Луша и спросила:
— Горячее подавать? Что ещё прикажете?
— Неси, а мне коньяку, — сказал Игнатий Кузьмич, опередив жену.
Эмилия Поликарповна представила ему гостей, объяснила цель визита, и вкратце рассказала про завещание. Игнатий Кузьмич предложил о делах поговорить после обеда, все согласились.
За обедом гости рассказывали столичные новости. Игнатий Кузьмич цеплялся почти к каждой, видел во всем недобрый умысел. Он так извёл всех присутствующих за столом подозрениями, что обед был съеден быстро. Потом Игнатий Кузьмич предложил гостям продолжить беседу у себя в кабинете, они замешкались. На аудиенцию пошёл помощник нотариуса, Кокарев Мирон Васильевич. С которого всё и началось. В гостиной все притихли. Софья заметила, что купец Тусов с графом Оленевым нарочито помалкивали, иногда переглядываясь. Она попыталась завести разговоры о науках, но получила лишь несколько реплик в ответ, и разговор прекратился.
Когда из кабинета вышел помощник нотариуса Кокарев, Софья отметила, что вид у него довольно жалкий: лоб вспотел, усы обвисли, он шмыгал носом, размахивал руками, как будто разговаривал сам с собой. Папенька никому не давал расслабиться, они с маменькой знали это лучше других.
Подметив, что гости довольно необщительные, Софья подсела к матери на диван и шёпотом спросила:
— А что происходит? Кто эти люди? Чего они хотят?
Взволнованная Эмилия Поликарповна посмотрела на дочь, и вздохнула. Она сама ожидала ответов от мужа, поведение которого сейчас совсем не понимала, но доверяла ему всецело.
— Подождём, что скажет папенька? — спросила Софья.
Чтобы не отвечать дочери Эмилия Поликарповна спешно достала из кармана письмо от сестры, и перевела разговор на другую тему.
В это время Кокарев смотрел то на купца Тусова, то на графа Оленева. Они были невозмутимы. Граф сидел с заносчивым видом, а купец Тусов нагло рассматривал дверь, за которой был кабинет отца семейства Игнатия Кузьмича. Скоро всё должно было решиться. Кокарев заметно нервничал, покачиваясь в кресле.
Дочитав письмо, Эмилия Поликарповна поинтересовалась:
— Мирон Васильевич, налить вам водки или шнапсу?
— Ему лучше водки, — сказал граф Оленев.
Эмилия Поликарповна встала с дивана и подошла к столу. Но Кокарев опередил её.
— Вы не понимаете… — начал он, и опустошил рюмку.
Из кабинета вышел Игнатий Кузьмич и остановился посреди комнаты. Эмилия Поликарповна переместилась к постаменту с бюстом, на котором стояли странные банки. Она взяла одну из них. Отчего Софья испугалась, и подошла к матери.
— Это твои женихи, — прошептала Эмилия Поликарповна, поставив банку под бюст.
От такой новости у Софьи перехватило дыхание. Она посмотрела на папеньку, но он был невозмутим.
В комнату вошла Луша:
— Со стола убирать? Чай нести?
Эмилия хотела ответить, но в дверь позвонили. В томительном ожидании наступила напряженная тишина. Спустя время в комнату вошёл Франц Францевич. Он поприветствовал всех, положил книгу на стол, и представился.
— Неси чай и молоко не забудь, для Франца Францевича, — велела Эмилия Поликарповна.
— Вот, господа, познакомьтесь: мой будущий зять, — заявил Игнатий Кузьмич, указывая на… — так что наследство мы получим, но если вы хотите, можете остаться у нас до конца Рождественских Святок.
— Что вы такое говорите? Зачем нам оставаться? Мы поедем в гостиницу. Разбирайтесь со своим нотариусом сами, — закричал Кокарев.
— Мы поедем вместе с вашей дочерью, — заявил граф Оленев.
— Папенька, я не хочу замуж, — воспротивилась Софья.
Граф Оленев вместе с купцом Тусовым схватили Софью под руки и потащили её к двери.
— Прекратите, немедленно, — закричал Кокарев.
— Поставьте Софью Игнатьевну на место, — закричал Франц Францевич.
— Папенька, маменька, помогите! — взвыла Софья, отбиваясь от цепких рук похитителей.
Но её голос заглушил взрыв, который произвели постамент с бюстом и банками случайно упавшие на пол. Комната наполнилась дымом.
Когда дым рассеялся, Софья увидела перепуганного отца. Она бросилась к нему. Франц Францевич усаживал на диван заикающуюся Эмилию Поликарповну. Луша, Глаша и Никифор разгоняли дым полотенцами. Троих гостей окружили полицейские, и вывели из дома.
— Игнатий Кузьмич, не успел вам сказать, что я привёл полицейских. После разговора с нотариусом Тиссеном, я отправился в участок и мы поспешили к вам в усадьбу, — сказал Франц Францевич.
— Это те мошенники, которые промышляли в нашей губернии? — спросила Эмилия Поликарповна.
— Откуда ты знаешь, голубушка? — спросил муж.
— Давеча получила письмо от сестры, — ответила она.
В комнату вошёл полицмейстер и спросил:
— Кто это устроил?
— Моя дочь увлекается химией. Вы уж простите нас, — ответил Игнатий Кузьмич.
— Завтра всем надлежит быть в полицейском участке. А за помощь в задержании преступников… Поговорим об этом завтра, — сказал он и вышел.
— Что здесь произошло? Мне кто-нибудь объяснит? — возмутилась Софья.
— Я всё объясню, немного успокоимся, выпьем чего-нибудь, — произнёс Франц Францевич.
— Они хотели похитить мою дочь, — возмутилась Эмилия Поликарповна.
— И это тоже. Другие, разные преступления. Они хотели вас обокрасть под видом получения наследства. Жениться на вашей дочери, и завладеть приданным. Если бы вы не согласились, они бы похитили Софью и требовали бы выкуп, угрожая выдать замуж за одного из них. У них у всех есть уже такие жёны, полиции предстоит узнать скольких они обманули. Я пока знаю про три семейства в нашей губернии. Когда вы отправились домой, я пошёл с письмом к Тиссену. И вы, Эмилия Поликарповна, правильно засомневались, что этот Кокарев не может быть помощником Густава Карловича. Все его помощники пьют шнапс, как настоящие немцы. Именно Тиссен рассказал мне об одной афере с завещанием, и про семейство, которое было обмануто, не буду его называть. Мы пошли с ним вместе к полицмейстеру, рассказали, что знали. Но никто не ожидал, что Софья Игнатьевна устроит фейерверк.
— Да, моя дочь умеет удивить, — произнёс Игнатий Кузьмич.
— Так что никакого наследства нет? — поинтересовалась Эмилия Поликарповна.
— Есть, но без всяких условий, об этом вам расскажет нотариус Тиссен, — ответил Франц Францевич.
— Так что я не выхожу замуж? — спросила Софья.
— Тебе ещё рано выходить замуж, — сказал Игнатий Кузьмич, — лучше книжки читай, к примеру, ту новую, что принёс Франц Францевич.
Софья взяла книгу со стола и прочла на обложке:
— Достоевский «Преступление и…
Глупо отрицать, что из-за блондинок в мире совершается множество убийств. Одна из них сидела прямо передо мной: красное платье, слегка прикрывающее колени, небольшая сумочка в тон с серебристой застёжкой, дымчатые тени и бледно-розовая помада. Она старше меня лет на десять, на что ей абсолютно наплевать, поэтому понравилась ещё больше.
— Итак? — спросил я, отмечая ощущение давнего знакомства. Но блондинка ответила не мне, я неизвестному абоненту по телефону.
— Нет, дорогая, я сейчас у адвоката Долгорукова по поводу развода. Поэтому говорить не смогу. — Она посмотрела на меня и сказала, — конечно красивый, я к другим не обращаюсь. Ну всё, пока, Ниночка, целую, дорогая.
Ну что ж, видимо ей зачем-то надо было меня смутить. Или проверить. Или и то и другое вместе. Мысль моя «замёрзла», поэтому пришлось призвать на помощь змею: на моём столе кроме ноутбука стоит террариум с зелёным, как новогодняя ёлка, питоном Петей. Красное платье привлекло и его внимание — он подполз к ближнему стеклу, чтобы получше разглядеть блондинку в красном. Несмотря на свои сорок плюс, она выглядела прекрасно, знала об этом и расчётливо пользовалась. Вряд ли она застенчива и, будучи неуверенной в себе, прячет свои комплексы за красным цветом одежды. Скорее наоборот: у блондинки сильный характер. Она целеустремленная и настойчивая женщина. Для чего-то ей понадобилось разыграть сценку «звонок от подруги»? Что она хочет проверить?
Как любил говорить один старшина: в бою не зевай, знай, где берег, где край.
— Итак? — повторил я.
Блондинка представилась Элеонорой, но для меня просто Эля, — она пригладила изящными руками платье и рассказала о своей проблеме. Актриса Нового драматического театра, она иногда снималась в кино и теле проектах (вот откуда я её знаю). Будучи замужем за главным режиссёром, переиграла все главные роли. Элеонора хотела их перечислить, но я её остановил, отчего она слегка сдвинула брови и продолжила.
— Год назад Засурский…
— Засурский?
— Ну да, Станислав Алексеевич Засурский — главный режиссёр Нового драматического театра. Разве вы не знаете? — Элеонора слегка хлопнула себя по коленям.
— Знаю, но никогда не слышал про актрису Элеонору Засурскую.
— Это потому, что моя фамилия Лепаж.
— Ну, конечно! — воскликнул я и сразу всё вспомнил. Засурский в открытую стал жить с молоденькой артисткой. Естественно, все роли тоже перешли к новой фаворитке. За год старый козёл не остепенился, поэтому надо разводится и делить имущество.
Элеоноре повезло: они с мужем брачного договора не составляли, значит ей достанется половина от приличного состояния. Мы обсудили обычные для подобного рода дел юридические и фактические процедуры и мне даже показалось, что она осталось довольна. И всё же Элеонора медлила и не уходила. Она стала что-то искать в сумочке, но неожиданно её уронила. Элеонора покраснела, отчего цвет её лица стал в тон её платью.
— Что-то ещё? — спросил я напрямую, пытаясь заглянуть в её серые глаза.
— Да, то есть нет… — услышал я как промямлила Элеонора. Куда делась её уверенность?
Было понятно, что без посторонней помощи она не решится. Я встал, открыл террариум и достал из него моего зелёного друга. Питон обрадовался, покачал головой и вытянул язык в сторону Элеоноры. Та вскочила и завизжала, взяв слишком высоко, отчего закашлялась:
— Он тоже хочет меня ядом отравить!
Я тотчас вернул питона на место и схватил Элеонору за руку, чтобы она не убежала.
— Рассказывайте, наконец, что происходит, — велел я ей, усаживая в кресло.
— Я уже год без ролей в нашем театре, а тут Засурский месяц назад решил поставить «Ёлку у Ивановых» Введенского и дал мне там роль. Сегодня, в сочельник премьера.
— Ну так это здорово!
— Индюк тоже думал, что купается, пока вода не закипела. Я попробую пересказать сюжет, чтобы вы были в курсе. Дело происходит в девяностые годы девятнадцатого века в доме Пузыревых в канун Рождества. Няня, — это моя роль, моет многочисленных детей разных возрастов (от 1 до 82 лет) и с разными фамилиями, но без Ивановых.
— Почему нет Ивановых?
— Это метафора России, — махнула рукой Элеонора, — Засурский так говорит. Так вот. Все ждут елку. Девочка Соня Острова ведет себя плохо, за что няня отрубает ей голову топором. Няню уводят сначала к полицейским в участок, потом в сумасшедший дом; она кается без остановки. Тем временем вернувшиеся домой Пузыревы — мать и отец всех детей, — пребывают в отчаянии, «страшно кричат, лаят и мычат». Что не мешает им прямо у гроба дочери вскоре совокупиться (и тоже тут же засовеститься). Галантный лесоруб Федор — жених няньки. Узнав от служанки-любовницы о свершившемся убийстве, Федор также уподобляется зверю (квакает, мяукает, поет птичьим голосом), затем стремительно уходит учить латынь.
Собака Вера ходит вокруг гроба Сони и поет грустную песню, с ней ведет мудрые диалоги годовалый Петя Перов. Голова Сони перебрасывается парой слов с телом. В то же самое время (8 утра) идет суд, совершенно нелепый — в стихах. При этом судьи один за другим умирают, но в конце концов все же начинается рассмотрение дела неких Козлова и Ослова, но в конце концов внезапно выносят приговор няне: «казнить-повесить». Наступило Рождество. Вносят елку. Дети «чисто умытые, цветами увитые» поочередно умирают без причины, а следом и родители. В последних репликах Пузырева-мать и Пузырев-отец обсуждают лесоруба Федора, который «выучился и стал учителем латинского языка». Потом все умирают.
— Замечательно, только я чем могу помочь?
Но Элеонора не обратила внимание на мой вопрос.
— Я случайно заглянула в его записи во время прогона. Вот смотрите, — она протянула мне айфон с фотографией. На ней — стихи с подчёркнутой строчкой: «Другие принимают яд». Понимаете, в спектакле заняты артисты, которых Засурский намеревается уволить, в том числе и я. Всем за пятьдесят. В первом действии персонажи купаются в большом надувном бассейне, а в последнем — пьют оттуда воду и умирают. Все. Представляете — какой удобный случай убрать всех и избавить себя от многих проблем.
— Так не пейте! В чём проблема? В конце концов отравление раскроется легко и Засурского, несмотря на заслуги и связи посадят надолго.
— Спасите нас! Вчера в соседней гримёрке одна актриса заметила мышь! Кричала так, что люстра в зрительном зале звенела. Позвали завхоза, а тот заявил, что кто-то украл крысиный яд. Понимаете? Вот ещё.
Элеонора опять показала фотографию листа бумаги.
«О, нет границ и пределов моей лютой скорби…»
— Видите, у него и тут подчёркнуто. Я не верю в его скорбь, а вот в ненависть верю.
Элеонора побледнела и облизала губы. Я почувствовал, что она искренна, если актрисы вообще бывают искренними. У меня даже в груди заболело.
— Я уверена, что Засурский решил нас отравить — так он настаивал на репетициях на том, чтобы мы обязательно выпили воду из бассейна. Следил за каждым, поднимался на сцену, чтобы не допустить халтуры.
Я налил Элеоноре воды и подошёл поближе, чтобы передать стакан. Когда она его брала, я заметил мелкую дрожь не только рук, но и всего тела.
Я ей поверил, наверное, потому, что услышал в её голосе ту трагическую ноту, которой невозможно не поверить. Она вошла в меня без сопротивления и разбудила спящую совесть. Теперь я уже не мог не кинуться спасать Элеонору. Я знал, что могу горько об этом пожалеть, что в сию секунду мне тяжело мыслить логически, но машина летела вперёд и я не собирался убирать ногу с педали газа.
Как говорят в наших кругах: не имей сто рублей, а имей сто клиентов. Один из них, многим мне обязанный чиновник немалого ранга в Роспотребнадзоре. Я немедленно с ним созвонился и рванул к нему в офис. Он тоже не поверил, что Засурский способен так глупо подставиться, однако выделил мне в помощь девицу Алёну со строгим и веснушчатым лицом, одетую по форме ведомства в тёмно-бардовый костюм. Когда мы добрались до театра, до спектакля оставалось три часа — слишком мало, чтобы кого-то в чём-то переубедить, но достаточно, чтобы спасти людей.
Первым делом мы с Алёной отправились в кассу. Там даже ничего спрашивать не пришлось — на афише с сегодняшним спектаклем висела табличка: «Все билеты проданы». Театр заблокировал парадный вход, но мы попали за кулису через служебный. Пока шли в кабинет директора, охранник предупредил по внутренней связи Засурского.
Директор — небольшого роста, круглый как колобок, мужчина постоянно суетился, предлагал чай — кофе, виски — водку, конфеты — печенье, от которых мы, естественно, отказались. Алёна занималась своей работой, а я наблюдал и ждал появления Засурского. Когда же он приоткрыл дверь, якобы интересуясь организацией банкета, я закашлялся, тем самым подавая знак напарнице.
— Придётся сегодняшний спектакль отменить: нарушений слишком много, — бесстрашно произнесла Алёна.
Люблю мхатовские паузы, особенно в стенах театра.
Дверь директорского кабинета, наконец, открылась до конца и в помещение вошёл крючковатый нос главного режиссёра Засурского, а потом он сам.
— Станислав Алексеевич! Нас закрывают! — пожаловался ему директор. Но Засурский оставил его реплику без внимания и подошёл ко мне:
— Молодой человек, у вас сухой непродуктивный, то есть без мокроты кашель с которым лучше не шутить. Пропейте курс бронхолитина или синекода.
В животе у меня что-то затрепетало, и я перевёл взгляд на директора.
— Станислав Алексеевич у нас по первому образования врач-фармацевт.
Один — ноль в пользу Засурского, не зря Элеонора предупреждала, что её муж — хитрый и умный. Некоторые артисты считают главного режиссёра гением. Он взял стул, поставил его рядом с директорским креслом и сел, внимательно разглядывая Алёну. Мне даже стало за неё тревожно, но она, ничуть не смущаясь, объяснила:
— У вас зал на пятьсот мест, а с балконами второго и третьего ярусов — пятьсот сорок. Значит вы выходите из юрисдикции постановления губернатора по проведению культурных мероприятий, численностью до пятисот человек. Для сегодняшнего спектакля необходимо отдельное постановление и согласование с нами.
— А почему вы с балконами считаете? Мы не продаём туда билеты! — возмутился директор.
— Сегодня продали, — тихо резюмировала Алёна.
В общем, они стали выяснять что да как, а я наблюдал за главным режиссером. Он взорвался почти сразу, повысил голос, энергично и резко жестикулируя. Говорил он быстро, напряжённо и прерывисто. Его лицо оживлённо, но по нему видно, что внутри кипит настоящий вулкан. Натуральный холерик. Когда речь зашла о том, кто распорядился продать все билеты, Засурский заёрзал на стуле и стал отнекиваться. Потом скрестил и руки и ноги, периодически смахивая с носа несуществующую муху. То, что он врёт, поняла даже Алёна.
— А зачем вы заставляете в постановке заставляете артистов пить из бассейна несвежую воду? — неожиданно для него спросил я.
— Кто? Кто сказал? Впрочем, я догадываюсь… Но не суть. Я сейчас всё объясню, я объясню. Это же не просто бассейн, это метафора. В начале — это купель, а в конце купель превращается в чашу искупления — символ страданий Христа, на которые он пойдет ради искупления грехов наших. Помните ветхозаветную Троицу Рублёва? Чаша там в самом центре.
— Вообще — то в искупительную чашу собирали кровь Спасителя, — уточнил я.
— Всё правильно вы догадались! Мы подкрасим воду марганцовкой в красный цвет.
— Ха! Жаль, кагором лучше!
— Что вы! — вступил в разговор директор, — тогда все сопьются и попадают до антракта. Его кто-то позвал и он вышел из кабинета.
Алёна, умничка, открыла блокнот и что-то туда молча записала. Засурский тоже не проронил ни слова — верно соображал, что ему делать дальше, потирая ладонью заднюю сторону шеи. А я размышлял о том, что у меня есть и мотив, и подготовка к преступлению, и человек, обладающий соответствующей квалификацией, и который всё тщательно продумал. Но, вряд ли, умный и хитрый Засурский будет действовать настолько прямолинейно. Значит его настоящий план мне только предстояло разгадать.
Я вспомнил недавнее дело об отравлении крысиным ядом: жене надоело терпеть всё более и более жестокие побои мужа. Сначала у супруга после завтрака пошла кровь из носа, потом из горла и он от боли стал так орать, что соседи вызвали полицию, а те скорую. Всё то время, как он разукрашивал кухню своей кровью, женщина безучастно сидела на табурете. И это мне позволило доказать, что она находилась в состоянии аффекта.
Засурский, наконец, что-то придумал: он распрямился и выпятил грудь вперёд:
— Разве вы не видите, разве вы не чувствуете того, что происходит сейчас в мире?
— А что происходит? — наивно спросила Алёна.
— Конец времён происходит, вездесущая смерть пришла за каждым и несёт её Бог.
Вспомните стихотворение Введенского «Кругом возможно Бог» — «все прямо с ума сошли, мир потух, мир потух, мир зарезали, он петух». Все грешны, безгрешных нет, даже святые грешны от рождения. Значит вся моя постановка — это страшный суд, где совершаются преступления, где, наконец, все умирают в ожидании Рождества. Что такое Рождество? Рождество — это рождение нового, лучшего мира. И Рождество наступает, когда в наш грешный мир приходит Ёлка, а ёлка и есть Бог. Скажите, кто из нас сможет жить при Боге? Никто! Вот и умирают все. Пандемия — это признак того, что Бог нас не оставил, что он идёт! Вот что такое моя «Елка у Ивановых».
Мне одному захотелось поаплодировать? Нет, у Алёны приоткрылся рот и строгое выражение лица сменилось на испуганное. Нет, так дело не пойдёт! Кульминация близка, а напряжения недостаточно.
— Да, кстати! У вас в театре все привиты? — разрушил я намечающуюся идиллию.
Засурский кинул в мою сторону недобрый взгляд, как будто я вышел не вовремя на сцену:
— Персонал весь привит, включая директора. И я тоже.
— А артисты? — спросила Алёна со строгой ноткой в голосе.
— Артисты, конечно же нет, — Засурский оттянул ворот рубашки, как будто его кто-то душил.
— Почему конечно? Они что — идиоты? — не удержалась Алёна.
— Можно и так сказать. Для режиссёра артист — это такой же материал, как для художника краски, для скульптора гипс или мрамор, из которого лепится нечто, что потом назовут произведением искусства. И чем пластичнее материал, тем лучше. От артистов на сцене требуется изображать то, что нужно от них режиссёру, а не то, что они себе насочиняли. Причём делать так, чтобы это выглядело органично, как органично любой женщине красоваться перед зеркалом. Поэтому хорошие артисты — всегда законченные нарциссы, которым необходима восторженная публика, зрители, почитатели. Они жаждут быть лидерами мнений, чтобы люди внимали каждому их слову, а они вели бы эту толпу за собой. Но чтобы быть таким, надо чем-то выделяться на фоне всей аудитории. Играть на сцене или кино — тяжёлый труд, плюс конкуренция. Проще выделиться простым способом — стать героем, то есть пойти против власти. Если власть говорит — прививайтесь, то я назло этой власти — не буду. Да ещё во всеуслышание об этом объявлю, чтобы все знали, что я герой. Ведь я протестую, я вне толпы, происходит героическая самоидентификация. Я не иду туда, куда всех гонят. А если я вакционируюсь, то смешаюсь с толпой, никак не буду выделяться. На меня не будет ходить зритель, я погибну, потому что не буду существовать.
Алёна хотела ещё что-то спросить, но дверь распахнулась и в кабинет вместе с директором вошла Элеонора, ещё какая-то женщина и мужчина, судя по всему артисты.
— Вот, Станислав Алексеевич, полюбуйтесь — не хотят сегодня играть, — жалобно пропел директор.
— Не волнуйтесь, господа, — я решил опередить всех, чтобы никто не смог мне помешать, — никому ни надо будет пить кровь, то бишь подкрашенную воду из бассейна. Госпожа инспектор Роспотребнадзора предупредила руководство театра о недопустимости нарушения санитарных и гигиенических правил. Главный режиссёр согласился и снял свои требования к натуральности — сыграйте, но не пейте. Так?
Все, кто находился в кабинете директора, за исключением незнакомых мне артистов, с изумлением смотрели на меня: и Алёна, и Засурский, и директор, и Элеонора. Если бы зимой в наших краях водились мухи, то мы бы услышали самую тихую из них.
Первой очнулась Алена и поддержала меня, сдвинув брови:
— Так?
Директор вопросительно смотрел на Засурского, а тот покрылся пятнами, молчал.
— Станислав Алексеевич, — произнесла Алёна и достала какие-то бланки.
— Так, — выдавил из себя Засурский и выбежал из кабинета.
Алёна с директором стали обсуждать технические вопросы возврата билетов тем, кто купил места на верхних балконах и их блокировки. Я наблюдал за ними со стороны и ждал того, что предпримет Засурский, ведь он не из тех, кто так просто сдаётся. И действительно, не прошло и пятнадцати минут, как в кабинете появились помощник прокурора Снежкин, мой давний процессуальный противник и пышная дама из департамента культуры.
Культурная дама минут пять читала, охая, лекцию о гениальности Засурского, единственного отечественного режиссёра, которого приглашают лучшие театры мира. Я махнул Снежкину, и мы вышли в коридор.
— Ты что тут делаешь? — задал законный вопрос помощник прокурора. Что делает адвокат на театральных подмостках? Я понял, что Снежкин притащился в театр по велению самого (не будем уточнять кого).
— Это долгая история. Главное — вас хотят подставить, а если тебя сюда направили, то ты будешь крайним, как не разглядевший подставу. Вы что против СЭС решили идти? Сам знаешь, президент первым делом читает сводки по пандемии и борьбе с ковидом, потому что линия фронта проходит здесь. Как думаешь, где будет прокурор, препятствующий мероприятиям по предупреждению распространению этой заразы? А ты где будешь? Всё законно — у девушки есть письменный приказ. Пойдём посмотрим.
Снежкин бросил недокуренную сигарету в двухлитровую банку с бычками, хлопнул ладонью о ладонь и резанул:
— Пойдём.
Когда мы вернулись в кабинет директора, Алёна смотрела на культурную даму источающим взглядом. Я понял, что позвонковую атаку Засурского мы отбили. Он сидел рядом с директором в напряжённой позе и услышав, что кинутые ему на помощь силы покидают сражение, вышел, громко хлопнув дверью.
Но тут пришла новая беда — Алёна созналась, что ей надо идти на свидание, переодеться и вообще — рабочий день скоро закончиться. Пришлось её уговаривать перенести романтическую встречу в театр. Очевидно, что директор не горит желанием возвращать билеты на балконы и, если она уедет, то зрители там непременно окажутся. Если инспектор пытался предотвратить нарушение, но не довёл его до конца — его ждёт не выговор, а увольнение. А ля гер ком а ля гер, как говорят французы.
Пока я убеждал Алёну остаться, она задумчиво кивала, но в итоге пошла звонить своему молодому человеку. Вдруг по коридору мимо меня прошёл широкими шагами Засурский. Он посмотрел мне прямо в глаза, и я успел прочитать в них несокрушимую уверенность. Значит он не сдался и придумал ещё какую-нибудь подлость. Кроме того, он знает, что я не догадываюсь о способе, которым он укокошит своих возрастных артистов вместе с номинальной супругой.
За полчаса до спектакля публику впустили в театр. Алёна со своим молодым человеком наблюдала за тем, как проверяют куар-коды на главном входе и, заодно, отслеживала возврат билетов на балконы. Я же занял позицию у служебного — мы опасались, что «балконщиков» запустят здесь. Ко мне подошла Элеонора:
— Мы все вам очень благодарны…
Я хотел сказать, что ещё рано расслабляться, но заметил, как она изменилась в лице. Глаза стали холодными и жёсткими. Я обернулся: у охраны стоял мужчина в наряде Деда Мороза и девушка. Кто она такая я понял сразу — разлучница Лена собственной персоной.
— Это Никита Гринчишин, наш артист, у него же режим самоизоляции! — почему-то шёпотом сказала мне Элеонора и тут же крикнула Деду Морозу:
— Никита, это ты? Почему ты здесь?
— Станислав Алексеевич за мной Леночку прислал. Хочет, чтобы я Деда Мороза с ёлкой сыграл…
— Как же система контроля?
— Меня научили её обманывать, — простодушно ответил Никита.
Так вот кто будет несущим смерть богом!
Я вызвал Алёну, а она — полицию, санитаров…
У нас принято отмечать оба Рождества. Первое кончилось хорошо, но, чтобы дожить до второго, надо помнить слова незабвенного Мюнхгаузена: «Прививайтесь, господа, прививайтесь!».
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.