Морские дьяволы

12. Радиолокатор расстраивает планы «Сихорс»

В тот самый день и в те самые часы, когда мы совершали приятное учебное плавание на «Бауфин», подводная лодка «Сихорс», находившаяся далеко к северо-западу от острова Гуам, оказалась в очень тяжелом положении. 18 апреля 1945 года «Сихорс» и 80 членов ее экипажа, жизнь которых целиком зависела от живучести их корабля, провели 17 ужасных часов на холодном черном кладбище, именуемом дном Восточно-Китайского моря. Мрак, холод и безмолвие царили здесь, среди липкого засасывающего ила, в нескольких десятках метров от голубой поверхности моря, на которой играют слепящие блики солнца и луны, звезд и облаков.

Вспоминая впоследствии свои злоключения на борту «Сихорс», ее командир, капитан 3 ранга Грир, рассказывал: «Попали мы, надо признаться, крепко! Если бы не мои люди, не знающие, что такое поражение или страх, и не прекрасные качества подводной лодки, оказавшейся прочнее, чем мог предполагать даже ее конструктор, вряд ли мы были бы сегодня с вами. 17 дьявольских часов на грунте под ударами японских глубинных бомб! Но больше всего я боялся, что не дотяну до той минуты, когда можно будет передать вам сообщение о минах и минных полях, обнаруженных моим гидролокатором. Если я не смогу всплыть и донести вам по радио об обнаруженных нами минных заграждениях, значит, я не выполню задания. Вряд ли есть чудаки, получающие наслаждение от собственных неудач. Мы должны были во что бы то ни стало связаться с вами и сообщить данные о минных полях.

Повреждения у нас были очень серьезные. Из строя вышли оба перископа: их окуляры были разбиты, а трубы залиты водой. Мы слепы, глухи и немы до тех пор, пока нам не удастся использовать для связи с внешним миром наш радиопередатчик. Оба наших гирокомпаса дышали на ладан, и слава богу, что до выхода из базы я уничтожил девиацию магнитного компаса».

С того времени, как «морские дьяволы», пренебрегая множеством опасностей, осуществили в Японском море «операцию Барни», прошли долгие годы. Но и сейчас нельзя забывать, что своим успехом они в значительной степени обязаны таким подводным лодкам, как «Сихорс», чьими усилиями были разведаны минные заграждения. Даже теперь Гарри Грир пишет в своей книге, что за целые десять лет он не испытал большего разочарования, чем в тот раз, когда его подводная лодка легла на грунт и он убедился, что сильные повреждения, полученные «Сихорс», вряд ли позволят ей выйти вместе с «морскими дьяволами» в их сверхсекретный вояж.

Да и меня неудача, постигшая «Сихорс», удручала не меньше, чем Грира. Проникновение в Японское море стало бы вершиной славного боевого пути этой подводной лодки. Между прочим, Грир был самым восторженным поклонником моего любимого детища частотно-модуляционного гидролокатора и просил послать его первым форсировать минный барьер, преграждающий вход в Японское море. Это еще больше увеличивало его горе. Вот уж поистине ирония судьбы!

Впрочем, разве не чудо, что Грир и его парни не только остались целы и благополучно возвратились в базу, но и доставили карту с нанесенными на. нее координатами 97 мин, которые им удалось обнаружить в районе их разведки?

Как видно из записей в вахтенном журнале, спустя несколько дней после того как «Сихорс» покинула Гуам, ей повстречался шальной В-24, который приложил все усилия, чтобы обстрелять лодку из пулеметов и атаковать ее противолодочными бомбами. Это случилось на рассвете одного из мартовских дней примерно в 600 милях к северо-востоку от острова Лусон. Солнце стояло еще совсем низко, океан был пустынен. Подводная лодка шла в надводном положении средним ходом. Вдруг в небе, где-то в юго-западной части горизонта, появилась черная точка. Подводники, надо заметить, особенно осторожны с неизвестными самолетами, и поэтому Грир уже хотел было отдать команду погружаться, как один из сигнальщиков доложил, что это американский бомбардировщик. Почти в тот же момент «Сихорс» подала опознательный сигнал.

Стоя на мостике, Грир не спускал глаз с бомбардировщика. Когда быстро приближающийся самолет перешел в крутое, почти отвесное пике, командир сначала подумал, что тот просто хочет лихо промчаться над подводной лодкой. Но вдруг он заметил рои огненных пчел, летящих от самолета к его лодке. Они и жужжали, словно пчелы, но только жалили, как пули. Это и были пули. Ливень пуль.

— Все вниз! — крикнул Грир своим сигнальщикам. — Убирайтесь вниз! Живо! Он бьет по лодке!

Как только голова последнего матроса скрылась в круглом отверстии рубочного люка, Грир бросился следом и, с треском захлопнув за собой верхнюю крышку люка, скомандовал:

— Срочное погружение! Быстро! Погружаться на глубину 90 метров.

Едва лодка успела скрыться под водой, как Грир услышал близкие разрывы противолодочных бомб. За ними последовала новая серия взрывов. Затем все стихло. Минут через 15 Грир осторожно всплыл под перископ и осмотрелся. Только убедившись, что море и небо свободны и от друзей, и от врагов, он, наконец, всплыл на поверхность. Находившаяся поблизости от него подводная лодка «Блэкфиш» подтвердила, что слышала стрельбу, и сообщила номер самолета: не то 5786, не то 5783. Почему этот бомбардировщик не попытался атаковать и «Блэкфиш», до сих пор для всех остается загадкой. Кстати сказать, в этом районе не должно было быть нашей авиации. Видимо, бомбардировщик миль на 80 отклонился от своего курса.

Спустя несколько дней Грир начал разведку минных заграждений в назначенном ему районе. Как я уже сказал, Грир принадлежал к категории самых ярых приверженцев гидролокатора. Эта непоколебимая вера в гидролокатор отразилась в следующих его словах: «Сихорс» показала, что она может форсировать минное поле, обойдя его, или пройдя под ним, или лавируя между минами, словно футболист, бегущий с мячом среди других игроков.

«Обнаружив 97 мин и зафиксировав размеры и конфигурацию минного поля севернее Формозы, мы направились в Восточно-Китайское море, но здесь нам не повезло, — продолжал свой рассказ Грир. — Теперь я был так уверен в своем гидролокаторе, что однажды даже рискнул подводной лодкой, спокойно продолжая вести ее прежним курсом, хотя световой выброс на индикаторе прибора и тон звука в репродукторе, по мнению некоторых, были вызваны миной. Но я чувствовал, что в действительности гидролокатор фиксировал эхо, отраженное от морского дна. Конечно, это был неумный риск, но зато я доказал, что в данном случае мины не было.

Следующим на очереди был Корейский пролив. Увы, наша работа там должна была проходить только с внешней стороны заграждения. Помню, вы грозили строго наказать меня, если я сунусь внутрь минного барьера, прежде чем вы закончите подготовку к решительному удару. Я уж не помню, сколько дней мы потратили, разнюхивая первую линию мин, но нам показалось, что прошла целая вечность. В довершение всего мы постоянно находились под наблюдением. Представляю, как изумлялись японцы, гадая, почему я не пытаюсь прорваться в Японское море и в то же время не ухожу из этого района.

Проливы у острова Цусима (так автор называет острова Симоносима и Каминосима. — Прим. ред.) считались отлично защищенными. По всей вероятности, в системе их обороны японцы широко использовали радиолокаторы. Наши радиолокаторы, дававшие нам ранее ряд неоценимых преимуществ, стали едва ли не помехой, ибо японские конвойные корабли и самолеты теперь оснащались радиолокаторами и радиолокационными обнаружителями, которые могли легко засечь нас.

Противник настолько активно пользовался радиолокационными средствами, что мы оказались в положении обороняющейся, а не нападающей стороны. Мы не чувствовали бы себя беззащитными, если бы могли определить направление и источник получаемых нами сигналов, которые были очень слабыми. Так, в одном из районов мы почти постоянно фиксировали шесть или семь различных сигналов, но только два из них были более или менее четкими.

По-моему, гидролокатор действовал вполне удовлетворительно и оправдал все наши надежды.

Успешно выполнив поставленные перед ней задачи, «Сихорс» доказала это самым красноречивым образом».

Совершенно справедливо. Прекрасный экипаж «Сихорc» блестяще справился со своим боевым заданием, проявив не только незаурядную ловкость и умение, но и удивительную отвагу.

Бесконечные часы — с 05.36 утра и до 22.36 ночи — «Сихорс» провела лежа на грунте в ожидании той неотвратимой, страшной беды, к которой подводники постоянно готовятся, но перед которой они все равно трепещут, — в ожидании смерти. Это не мгновенная смерть от взрыва, а затягивающееся на целые часы медленное умирание от удушья на черном морском дне.

18 апреля минутная стрелка часов, установленных в боевой рубке «Сихорс», показывала четырнадцать минут шестого, когда в перископ лодки были обнаружены два японских дозорных корабля. Только-только начало светать, и море еще окутывала туманная дымка. Японцы, видимо, уже успели обнаружить подводную лодку. Из труб кораблей вырвались густые клубы дыма. Увеличив скорость, японцы понеслись по направлению к «Сихорс». Подводная лодка всплыла и тоже дала полный ход, надеясь уйти от преследования. В начале погони тишина нарушалась лишь ревом дизелей «Сихорс», работающих на полной мощности. Затем самый большой, ближайший к подводной лодке, японский корабль открыл огонь из носового орудия. Первый снаряд упал примерно в 3500 метрах за кормой. Следующие падали все ближе и ближе, и уже казалось, что лодка вот-вот будет накрыта ими.

В 05.36 «Сихорс» была вынуждена срочно погрузиться. Уйдя под воду, Грир изменил курс на 90°. Стремясь уклониться от преследования и атаки глубинными бомбами, Гарри застопорил моторы. Подводная лодка погружалась с большим дифферентом, пока не достигла 90-метровой глубины.

В 05.43 Грир выпустил два имитационных патрона — новое устройство, которое должно было вводить в заблуждение противника, если он использовал гидроакустические средства. После этого «Сихорс» застыла в тишине, словно улитка, погрузившаяся в зимнюю спячку.

Имитационные патроны выпускались через трубы небольшого диаметра, выходившие наружу из носового и кормового торпедных отсеков. Патроны были длиной с рождественскую елочную свечу и диаметром в 7,5 сантиметра. При разрыве они выбрасывали не звездочки и не огненные шары, а газовые пузырьки. Стоило «щупальцам» гидролокатора коснуться этих пузырьков, как в его приемнике появлялось устойчивое звуковое эхо, подобное отраженному от подводной лодки. С помощью имитационных патронов Грир надеялся провести японцев, подсунув им для атаки глубинными бомбами одно из таких газовых облаков, и тем временем уйти в более гостеприимные воды.

Пока часы медленно отстукивали минуты, Гарри напряженно думал, стараясь сообразить, как его подводная лодка могла попасть в такое тяжелое положение. В конечном счете он пришел к выводу, что все его злоключения начались с того момента, когда он, сваляв дурака, поверил, будто 10-сантиметровый импульс, отмеченный на экране его радиолокатора, был американского происхождения. До сих пор японцы еще не работали на такой волне. Позднее, поставив все неизвестные цусимской головоломки на свои места, мы поняли, что южный вход в Японское море не только защищался воздушными и морскими силами противника, но и «прочесывался» великим множеством японских электронных приборов, начиная со всевозможных радиолокаторов и кончая гидроакустическими буями и другими средствами подводного наблюдения, которые выставлялись на якорях в районах с малыми глубинами.

В темноте предрассветных сумерек, когда на «Сихорc» заканчивалась зарядка аккумуляторной батареи, питавшей ее электромоторы, вахтенная служба совершила почти роковую ошибку, приняв находившийся поблизости японский корабль, радиолокатор которого работал на 10-сантиметровой волне, за одну из своих подводных лодок. Эта ошибка, которую слишком долго разделял и сам Грир, привела к печальным последствиям.

Когда на смену ночной тьме пришел день, Грир убедился, что встреченные им корабли столь же дружественны, как и самолеты, нанесшие визит в Пирл-Харбор ранним утром 7 декабря 1941 года. Был обнаружен новейший японский фрегат. Он обладал большой скоростью и был отлично вооружен. В первое мгновение Грир подумал, что ему удастся удрать от фрегата и его напарника в надводном положении, но когда появились самолеты противника, он счел за лучшее немедленно погрузиться. Впрочем, иного выхода у него и не оставалось.

Бывает так, что сухой язык боевых донесений, составляемых под впечатлением боя и во время его, очень образно передает страшные картины того, о чем думают и что делают подводники в то время, как их корабль пригвожден к океанскому дну, словно ковер, прочно прибитый к стенке, и, кажется, нет никакой возможности вырваться из беды. В мертвой тишине люди способны различать лишь вызывающий мурашки грохот глубинных бомб и тяжелые удары собственных сердец. Эти звуки — извне и изнутри — сливаются в единое целое.

Познакомимся же с боевым донесением Гарри Грира. Начнем с того момента, когда была допущена ошибка, едва не погубившая людей и корабль.

03.03 — Помехи на экране радиолокатора по пеленгу 60° и 315°. Обе помехи похожи на импульсы нашего радиолокатора. Сначала решили, что они принадлежат радиолокатору подводной лодки «Кревалле», имеющему широкую диаграмму направленности. Теперь ясно — это были японцы. Попыток обменяться опознательными сигналами не делали из-за сильных помех.

05.12 — Радиолокатором обнаружены две малые цели на дистанции 40 кабельтовых. Помехи работе нашего радиолокатора очень сильные и непрерывные.

05.14 — На рассвете обнаружили два сторожевых корабля, почти скрытых туманной дымкой. Дали полный ход. Корабли кажутся несколько большими, чем охотники за подводными лодками, но они меньше эскадренных миноносцев. Увеличилась дымность кораблей. Японцы начали преследование.

05.30 — Больший из сторожевых кораблей дал четыре выстрела. По звуку это 75-100-мм орудие. Всплески в 20 кабельтовых за кормой.

05.36 — Произвели срочное погружение севернее Сиросэ. Изменили курс на 90°. Приготовились перейти на бесшумное движение. Ожидаем атаку глубинными бомбами. Достигли глубины 90 метров.

05.43 — Выпустили два имитационных патрона.

06.15 — Шум винтов сторожевых кораблей прямо за кормой.

06.20 — Шумы винтов прослушиваются теперь с другого направления — по пеленгу 180°.

06.25 — Одна за другой разорвались первые восемь или девять глубинных бомб — над подводной лодкой и с обоих ее бортов.

«После первых разрывов бомб все мы вдруг сделались добрыми христианами, — продолжал Грир в своем донесении. — Помощника моториста, пытавшегося с проклятьями перекрыть переборочный клинкет вдувной вентиляции в дизельном отсеке, неожиданно остановил его напарник:

— Не смей богохульствовать при мне! — закричал он.

На глубине 90 метров мы застопорили моторы и легли на грунт.

Лодка неподвижно лежит на грунте. Уравнительная цистерна заполняется водой через клапан вентиляции, открытый взрывами. Через сальник штока гидроакустической аппаратуры и впускной клапан дизельного отсека начинает просачиваться вода. Жидкое топливо хлещет через отверстие в топливном трубопроводе, а из поврежденной линии гидравлики бьет масло. Шипит воздух. Холодная вода тугими струями вырывается из продырявленной системы охлаждения дизелей. Аварийный свет в кормовой части погас. Словом, положение не из веселых…

Наш корабль напоминает свалку битого стекла, развороченных приборов, вещей, сорвавшихся с переборок, и несметного количества мусора, грязи и масла. Да, больший погром трудно представить себе.

Еще один такой заход, и с нами, пожалуй, все было бы кончено. Однако японцы, которым вначале повезло, совершили свою первую ошибку — после атаки они потеряли с нами контакт. Сторожевые корабли ходили над подводной лодкой, старательно выискивая нас, но затем шум их винтов стал удаляться».

Для Грира и его людей время тянулось невыносимо медленно. Чувствуя себя обреченными, они молча ждали конца всей этой истории. Смерть уже бросила на них свою тень, черную, короткую, как в полдень от перископа, зловеще близкую. Подойдет ли она еще ближе?

Через час после первой ожесточенной атаки глубинными бомбами подводники услышали характерные звуки работы вражеских гидролокаторов. Казалось, будто гигантские щупальцы тянутся к подводной лодке через скалы, обломки погибших судов и рифы, беспорядочно разбросанные Нептуном по океанскому дну. Противник не сомневался, что рано или поздно он дотянется до корпуса нашей подводной лодки, которую он так хотел уничтожить. Электронные уши врага с дьявольской терпеливостью и нечеловеческой чуткостью прислушивались к самым незначительным чуждым морю шумам.

И вот начинается пляска смерти. Японские сторожевые корабли идут прямо на подводную лодку, приближаются к ней, описывают циркуляцию. Белая пена вскипает за ними. Маленькие вулканы вздымаются из океанской пучины там, где падают глубинные бомбы. Одна за другой… Вот их уже дюжина… два десятка… сплошное месиво!

Но Грир и его люди держатся стойко. Безмолвие. Тьма. Остановлены все механизмы.

Разговоры сведены до минимума. Говорят лишь в самом крайнем случае и только шёпотом.

Двигаются лишь при особой необходимости и только на цыпочках.

Что это — сверхосторожность?

Может быть!

Ведь никто не знает, какую еще новую чертовщину мог выдумать враг в области подводного поиска и наблюдения.

И Грир благоразумно решил не рисковать. Кроме того, тогда он еще не знал, сколько времени придется «Сихорс» пробыть в таком положении. Невозможно было предвидеть, как быстро удастся лодке всплыть на поверхность, если важнейшие узлы механизмов и оборудования окажутся серьезно поврежденными.

Вокруг непрерывно шевелились, двигались люди. Они потребляли много кислорода, а на борту подводной лодки, пригвожденной к океанскому дну, кислород не менее драгоценен, чем сама жизнь. Да он и есть сама жизнь.

В 08.15 внезапно раздался взрыв глубинной бомбы. Он был не очень сильным, но таким близким, что его услышали все. «Взрыв заставил нас еще глубже зарыться в ил», — рассказывал Грир.

Очевидно, это был прощальный удар. Во всяком случае, ничто больше не говорило о присутствии противника. Стихло шлепанье корабельных винтов, прекратился гул моторов. Не слышно больше взрывов глубинных бомб.

Это могло означать, что океан над «Сихорс» чист и свободен или что японские сторожевые корабли, застопорив машины, ожидают момента, когда можно будет снова атаковать подводную лодку, если она попробует сдвинуться с места или поднять перископ. В самом начале войны наша подводная лодка «Скалпин» попалась на подобную хитрость и была уничтожена с большей частью своего экипажа.

Наступил полдень, но никаких признаков японцев по-прежнему не было, и Грир решил, наконец, выяснить степень повреждения средств связи и наблюдения на подводной лодке. Он обнаружил, что передатчик, радиолокатор воздушного наблюдения, прибор опознавания и устройство для обнаружения работы радиолокаторов полностью выведены из строя. Кроме того, радиолокатор надводного обнаружения мог работать только в полсилы. Торпедные аппараты не действовали, их крышки не открывались. Кормовая секция трубопровода, подающего воздух к дизелям, была перебита, как и фреоновая магистраль системы кондиционирования воздуха. Все повреждения были опасны, а дефекты фреоновой магистрали могли привести к гибели подводной лодки.

Во всех отсеках были выявлены повреждения, и подводники принялись за их устранение. Все работы производились в полной тишине, чтобы ни один удар молотка или гаечного ключа не был услышан вражескими гидрофонами. В то же время лучшие операторы корабля заняли места у еще действовавших приборов подводного наблюдения.

Эта предосторожность вполне оправдала себя. В 14.30 гидроакустик, уши которого сжимали черные блестящие чашечки телефонов, выкрикнул, что слышит жужжание моторов и шум винтов. Без всякой команды каждый застыл там, где его настиг этот возглас. Шумы то усиливались, то становились слабее. Грир мысленно представил себе, как патрульный корабль колесит по огромному кругу, центр которого находится всего в одной-двух милях к югу от «Сихорc». Вот один за другим раздались 20 взрывов глубинных бомб. Барабанный бой смерти.

И вдруг наступила тишина. Опять не слышно ни грохота взрывов, ни гула моторов.

Работа на борту «Сихорс» продолжалась с удвоенной осторожностью.

В 17.53 на подводную лодку вновь обрушился целый ураган звуков. Здесь были и шум корабельных винтов, и разрывы глубинных бомб. На этот раз японец сбросил 17 глубинных бомб, но центр круга, описываемого сторожевым кораблем, находился теперь где-то далеко от подводной лодки. Когда в 21.00 японский сторожевик вновь пришел в район местонахождения «Сихорс», Грир определил, что противник находится примерно в 12 милях от него. Оставалось всего 90 минут до конца суток 18 апреля, когда Грир решил попытаться всплыть.

— По местам стоять к всплытию! — пронеслась команда из отсека в отсек.

Но сумеет ли всплыть отважная «Сихорс»? Сделают ли свое дело аккумуляторная батарея и электромеханизмы? Застучат ли дизели, или их выхлопные и всасывающие клапаны безнадежно заклинены? И, наконец, действительно ли японцы убрались восвояси?

Часы Грира показывали 22.36, когда он приказал всплывать. С автоматической четкостью, выработанной в течение длительных тренировок, матросы, манипулируя кнопками и переключателями, выполняли привычную работу. И вот «Сихорс» медленно оторвалась от илистого грунта и стала плавно всплывать на поверхность.

«Пока все идет превосходно», — вознося благодарственные молитвы, подумал Грир, как только почувствовал дыхание свежего ветра, пахнувшего через открытый люк боевой рубки, и увидел над головой чистое звездное небо.

Поочередно были запущены дизели. Широкая улыбка появилась на лице Грира, когда на правом борту заговорил последний дизель, и приглушенная песня его компаньонов из нежного трио вылилась в громкоголосый квартет. Впрочем, вскоре эта улыбка исчезла. Грир обнаружил, что антенна повреждена, редуктор правого борта производит ужасный шум, оптическая система перископов нарушена и нет ни малейшей надежды восстановить ее в море, а радиопередатчики выведены из строя. Пока не будут налажены средства связи, он не мог передать важнейшего донесения о минных заграждениях в штаб подводных сил в Апру.

На верхней палубе и внизу ремонт шел полным ходом, когда Гриру доложили, что снова засечена работа радиолокатора противника, по милости которого они чуть не отправились к праотцам.

Поручив наблюдать за ремонтом старшему помощнику лейтенанту Уэлчу и лейтенанту Спореру (первый имел восемь, а второй десять боевых выходов), командир сосредоточил свое внимание на экране радиолокатора, установленного в боевой рубке. Он хотел лично определить источник импульса, появившегося на индикаторе. Вместо того чтобы идти прямо на Гуам, Грир решил держаться западного берега Кюсю. Он считал, что вблизи берега противнику будет труднее обнаружить подводную лодку. Но несмотря на эту предосторожность, вражеский радиолокатор по-прежнему продолжал нащупывать «Сихорс». Это было плохо. Вскоре пеленг на источник импульсов перестал меняться. Это было еще хуже. Часы неторопливо отстукивали минуты. Рассекая волны, «Сихорс» шла вдоль берега со скоростью 16 узлов. Это была наибольшая скорость, которую могли развить ее дизели. Импульсы от работы вражеского радиолокатора постепенно теряли свою четкость. Противник оставался за кормой. К трем часам утра импульсы совсем исчезли. Избавившись от вражеского наблюдения, Грир начал зарядку аккумуляторной батареи. Часа через четыре он погрузился западнее островов Дандзё. В вахтенном журнале появилась новая запись: «Ушли зализывать раны».

В течение 19 апреля произошло всего две неприятности. Около 16 часов вдалеке послышался взрыв глубинной бомбы. Спустя два часа был отмечен еще один отдаленный взрыв. Но теперь «Сихорс» уже не была такой беспомощной, как утром. Передние крышки носовых и кормовых торпедных аппаратов были приведены в рабочее состояние, носовые горизонтальные рули введены в строй, хотя действовали и не особенно надежно, а система воздухообмена с перебоями, но работала. Гриру пришлось немало поволноваться во время плавания под водой этой ночью. Подводную лодку трижды выбрасывало на поверхность, прежде чем удалось удерживать ее на перископной глубине. День и ночь 20 апреля «Сихорс» шла попеременно то в подводном, то в надводном положении. За это время не случилось ничего примечательного. Тяжелая и кропотливая работа продолжалась. Старый знакомый — вражеский радиолокатор больше не давал о себе знать, но и без него вокруг было достаточно опасностей. Поэтому «Сихорс» шла со всеми возможными предосторожностями, стараясь ничем не выдать себя.

Сознание, что корабль стал глухой и слепой развалиной, подгоняло Грира, словно острые колесики испанских шпор. Перископы подводной лодки были слепы, а радио до сих пор хранило упорное молчание, несмотря на все усилия умелых и энергичных специалистов. Наконец, в 23.00 21 апреля офицер-связист доложил Гриру, что радиопередатчик отремонтирован и его временная антенна готова.

Грир вручил связисту зашифрованное донесение, уже давно готовое к передаче. Мертвая тишина воцарилась в центральном посту, когда радист, склонившись над аппаратурой, устанавливал связь с далекой приемной станцией. Когда стало известно, что голос «Сихорс» снова летит через море, в отсеках раздались радостные возгласы, и на всех лицах расцвели веселые улыбки.

— Курс на Гуам, полный вперед! — поднявшись на мостик, приказал командир старшему помощнику и снова спустился вниз — теперь можно было отоспаться. Грир передал донесение. «Сихорс» выполнила свою задачу.

Позже, описывая подробности этого поистине жуткого похода, Грир говорил: «Мне не раз приходилось подвергаться атакам глубинными бомбами, но такой — никогда. До сих пор мне не довелось испытать, как у самого борта взрываются почти 300-килограммовые бомбы. Каждый взрыв заставлял нашу подводную лодку подскакивать, точно норовистую лошадь. Наше счастье, что бомбы рвались над нами.

У меня даже появилась мысль всплыть и проложить себе дорогу артиллерийским огнем. Слава богу, что я не сделал этого. Наши кранцы первых выстрелов оказались затопленными, а орудия были выведены из строя. Эта безнадежная попытка только погубила бы подводную лодку, экипаж и ценнейшую информацию, которую я должен был передать вам.

Во время первой атаки произошел интересный случай. Мой минный и артиллерийский офицер Джо Спорер стоял у часов в кормовом торпедном отсеке и глядел на циферблат. Он хотел заметить, когда оборвется его жизнь. Вдруг от сотрясения часы сорвались с переборки и полетели прямо на него. Очень хладнокровно, сохраняя полное спокойствие, он поймал их, записал часы и минуты и бережно положил. Сейчас я уже забыл это время, но оно указано в моем рапорте. Джо заметил время первой атаки очень точно.

Последующие 16 часов плавания мы напряженно работали. Производился ремонт, который можно было сделать своими силами. Никакой суматохи, ни малейших признаков страха. В разумных усилиях и предложениях не было недостатка».

Когда атака глубинными бомбами, наконец, прекратилась и взрывы утихли, «Сихорс» благополучно всплыла на поверхность.

«Находясь в боевой рубке, я слышал удары волн о палубу лодки, а наш единственный глубомер продолжал показывать 25-метровую глубину, — продолжал свой рассказ Грир. — Уверенный в том, что мы уже на поверхности, я приказал старшине рулевых стать у рубочного люка, а сам обхватил его обеими руками за ноги, опасаясь, как бы большое давление внутри лодки не выбросило нас за борт. Затем я приказал ему отдраить люк. Он раскрылся с треском, напоминающим хлопок пробки, вылетающей из горлышка бутылки шампанского. Нас обоих выбросило на мостик, и слава создателю, что мы не свалились в воду».

«Сихорс» пришла на Гуам вместе с «Сидог» и «Торск» в тот день, когда май появился на страничке календаря. Адмирал Браун, остававшийся за меня во время моей поездки в Сан-Диего, и капитан 3 ранга Зиглафф, возглавлявший подготовку к «операции Барни», согласились с Гриром, что его «Сихорс» не сможет выйти в море вместе с группой «морских дьяволов». Ее должна была заменить другая подводная лодка. Выбор пал на «Сидог». Она тоже только что вернулась из похода, но была готова снова выйти в море. Ее опытный боевой командир Эрл Хайдмэн вполне способен был руководить группой подводных лодок, направляемых в Японское море. Пришлось срочно переносить гидролокационное оборудование с «Сихорс» на «Сидог». Кроме того, на «Сидог» необходимо было установить кабели противоминной защиты и спешно провести необходимые тренировки офицеров и специалистов-гидроакустиков.

Эта задача была возложена на личный состав плавбаз подводных лодок, базировавшихся на Гуам, а также на младшего лейтенанта Дая и старшего техника Нигретти.

Наш последний учебный поход на «Бауфин» закончился 18 апреля в 09.38, а в 12.40 я уже находился на борту гидросамолета С-54, летевшего в Пирл-Харбор. Оттуда я должен был направиться в Сан-Диего на испытания гидролокатора, назначенные на 24–27 апреля.

На базу подводных лодок в Пирл-Харборе я прибыл в 19.30 18 апреля. Здесь я узнал, что на следующий день назначены испытания вооружения, установленного на подводной лодке «Скейт». Она должна была испробовать несколько чрезвычайно секретных «штучек», действие которых мне довелось наблюдать на полигоне близ Сан-Диего в августе 1944 года, а кроме того, выпустить несколько самонаводящихся торпед и испытать свой гидролокатор.

Пропустить подобное зрелище было выше моих сил, и несмотря на горы бумаг, ожидавших меня в кабинете, я решил непременно присутствовать на испытаниях.

На эскортном миноносце «Уитмэн» я вышел на следующий день в такую рань, когда спали даже скворцы. И вот начались захватывающие испытания. «Уитмэн» пытался обнаружить и атаковать «Скейт», а она стремилась улизнуть от нас и замести следы, выбрасывая имитационные патроны и ловушки. Гидроакустики на миноносце были отличные, и мы обнаруживали подводную лодку гораздо чаще, чем ей удавалось обмануть нас. Затем я перешел на «Скейт». С помощью некоторых приемов мы все-таки перехитрили акустиков эскортного миноносца. Всплыв, мы увидели, что «Уитмэн» в 24 кабельтовых от нас преследует выброшенную нами ловушку.

Командир «Скейт» Линч был одним из лучших командиров подводных лодок. Еще во время своего командования ветераном «Наутилус» он отдавал всего себя кораблю и его оружию. Кстати, он был энтузиастом-фотографом и своим немецким аппаратом ухитрялся делать фотоснимки даже через перископ. В этом ему, несомненно, принадлежит пальма первенства.

В конце дня морской охотник за подводными лодками снял меня со «Скейт» и доставил на десантный корабль, по которому подводная лодка должна была стрелять самонаводящимися торпедами. Их способность находить нас была поистине изумительной. И вот на втором заходе, видимо в результате неисправности прибора Обри, торпеда попала в десантный корабль и повредила ему винт правого борта. Домой нам пришлось плестись под одной машиной.

На следующий день Линч провел «Скейт», на борту которой я находился, между минами Виргинской банки в районе Браунс-Кэмп. Работа гидролокатора вызвала общее восхищение, и я. собирая свой багаж перед вылетом в Сан-Диего, чувствовал себя, словно боксер, одержавший победу в жестокой схватке на первенство мира.

В Сан-Диего мы прилетели в воскресенье 22 апреля. «Флайинг Фиш» с капитаном 3 ранга Бобом Риссером и «Редфин» с капитаном 3 ранга Миллером были уже готовы к выходу в море. Здесь собрались такие крупные специалисты по электронике, как Харнуэлл, Гендерсон и Кюри из военно-морской научно-исследовательской лаборатории в Сан-Диего, доктор Хэйс и Ричарде из научно-исследовательской лаборатории в Анакостии, а также представители управления кораблестроения, командующий подводными силами Атлантического флота контр-адмирал Стайер и офицеры его штаба.

Испытания в море начались 24 апреля и продолжались три дня. Они проводились на двух учебных минных полях вне гавани Сан-Диего. Одно из них располагалось на глубинах до 50, а другое — до 90 метров. Вода здесь была не так изотермична, как на Гуаме. Ее температура колебалась от 13 °C на 48-метровой глубине до 9 °C на 137-метровой. Подобный температурный градиент крайне невыгоден для работы гидролокатора, но с ним мы могли встретиться в Корейском проливе.

«Флайинг Фиш» имела два гидролокационных излучателя — один на палубе, а другой в килевой части. Подобным же образом располагались излучатели гидролокатора для обнаружения малых целей. «Редфин» тоже была снабжена двумя гидроакустическими станциями.

Когда я возвратился на Гуам, Барни Зиглафф уже отчеканил девиз: «С гидролокатором — хоть к чорту в пасть!».