Часть I. Обычаи моря

В темноте на исходе утихающего шторма море заполнило собой мир, и стал вместо мира жадный рев. Ледяная вода драла наждачкой, крутила и бросала без секунды роздыха. Бездна со всех сторон, куда ни дернись — проиграешь.

Зура не сомневалась, что настал конец: израненные пальцы не могли больше держаться за обломок магического льда; от холода она не чувствовала ни рук, ни ног, уши и нос заливало, вдохнуть было невозможно. Это все продолжалось уже не меньше часа. Сперва она еще пыталась бороться, но теперь позволяла волнам болтать ее как им заблагорассудится и цеплялась за жизнь из какого-то звериного упрямства. Как еще не погасла эта последняя искра, Зура не знала и сама. Всякий раз, когда волна накрывала ее с головой, потом удавалось вздохнуть. Бездна играла с ней, не спеша поглотить, но спасения не было и быть не могло.

Она чертовски устала.

Браслет на запястье и серьга в ухе только тянули ко дну: неоткуда было взять спасительный порыв силы, который вытолкнул бы ее из воды; да и ни одна сила в мире не зашвырнула бы ее на безопасный берег.

А потом гладкое тело подтолкнуло ее снизу, что-то острое ударило в руку, заставляя отпустить доску.

«Кракены охотятся, — подумала Зура, пытаясь нашарить на поясе запасной кинжал. Не нашаривался: она потеряла его к концу боя. — Трупы вылавливают. Сожрут».

Но щупальца не торопились обвивать ее, утаскивая на глубину. Вскоре она догадалась, что в спину ее тыкали не макушкой панциря, а острым носом. Значит, кто-то из морского народа. Еще хуже, пытать будет…

Но так рассуждал ее рассудок, холодный и отстраненный. Ее телу хотелось жить, и руки сами собой вцепились в спинной плавник. Рыбина понеслась рывками, держась у самой поверхности воды. Зура всякий раз боялась: нырнет! Но нет, держала.

Хмарь гнилая знает, что она хотела с ней сделать. Может быть, утащить на глубину и пытать… да пусть ее.

Но рыба, удивительное дело, держала путь к берегу: Зура увидела над водой темную массу и яркую золотую точку — маяк! Но слишком маленький, и в каком-то странном месте, до Тервириена плыть куда дольше…

Ноги Зуры ударились о дно, но стоять она еще не могла и от неожиданности едва не захлебнулась. Ее подхватили человеческие руки. Зура этого неизвестно откуда появившегося спасителя, наверное, убила бы, но его спасло то, что сил у нее после многочасовой борьбы не осталось совсем. Да и спаситель оказался просто огромен, не человек — гора. Каждая его рука была как лопата, а Зуру он поднял легко, словно она ничего не весила. И перенес на берег: она услышала, как зашуршал песок и мелкие камни под босыми ногами.

Золотой свет показался где-то сбоку и внизу и превратился в фонарь, который кто-то нес в руках.

— Антуан, какой ты молодец! Достал! Положи-ка ее… кажется, она нахлебалась воды…

Под руками и коленями у Зуры оказался песок, ее ударили по спине между лопатками, и в самом деле она обнаружила, что ее рвет морской водой, соленой и горькой.

— Ну-ка, дорогая моя… — ее закутали в плащ — не гигант, а кто-то ростом куда меньше и, судя по голосу, значительно старше. Ткань была плотной, но не очень чистой, пахла солью и водорослями.

— Только не надо кидаться на мастера с кулаками, — предупредил другой голос, незнакомый. Судя по мощному рокоту, это был великан. — Себе дороже выйдет.

— Что ты, — сказал второй. — Я уверен, она достаточно благоразумна…

— Она уже пыталась меня ударить. Одно спасение, что при ней нет оружия. Так что будь осторожен, мастер.

— Спасибо за предупреждение. Теперь возьми ее, пожалуйста, и неси в дом — бедняге нужно отдохнуть. А еще напиться воды, хотя это, пожалуй, прозвучит издевательством…

На этом месте Зура наконец уговорила себя, что немедленной опасности можно не ждать, и разрешила себе отрубиться.

* * *

Если ты спас в шторм человека[1], отбившегося от стаи, или, обессиленного, вытолкнул из глубины, помоги ему найти своих и ни о чем не спрашивай. Если он не отблагодарит тебя потом богатыми дарами или верной службой, значит, не слишком-то ему его жизнь была нужна. Но спаситель тут уже не виноват.

Антуан-путешественник. «Книга волны»

* * *

Первое, что Зура увидела, проснувшись, — настежь открытая дверь, за которой на ярком солнце покачивался незнакомый кустик с мелкими жесткими листьями. Дальше за белыми известняковыми камнями был обрыв, за обрывом виднелась сине-зеленая полоса то ли моря, то ли неба.

Дверь подпирал большой белый камень, поблескивая на солнце вкраплениями кварца.

«Значит, я не пленница, — подумала Зура. — Напоказ так не пленница. Уже хорошо…»

Она с трудом села. Болело все тело: больше всего ноги и руки, но еще и ушибленные ребра. Хорошо, конечно, что она не получила вчера крупных ран, а то как бы еще обошлось многочасовое купание…

Ничего страшного, прорвемся. Был бы еще топор под рукой, или хоть нож… Или лук…

Зато браслет был на месте: полоса темного металла без застежки или швов привычно охватывала руку. И серьга: Зура пощупала мочку уха. На ощупь казалась ледяной — неудивительно…

Кстати о купании. Одежда была сухая, и завязки на рубашке были завязаны именно тем узлом, который Зура всегда использовала сама. Непохоже, что ее положили спать в мокром, ни в жизнь не было бы так удобно лежать. Скорее, высушили тряпки прямо на ней. Но как?

После яркого прямоугольника двери рассмотреть обстановку оказалось тяжело: комната была очень длинной, а единственное окно, да еще забранное деревянной решеткой, оказалось на противоположном от Зуры конце, и свет терялся, не доходя до кровати. Но кое-как она разобрала, что помещение просторное, что с потолка свисают вяленая рыба и сушеные водоросли, что на стенах развешаны инструменты и рыболовные снасти, а кругом расставлены бочонки и ящики — видимо, с хозяйственными припасами. Сама Зура лежала на длинном сундуке или двух сдвинутых сундуках, покрытых тюфяком.

Должно быть, тут сильно пахло рыбой, но Зура этого запаха не замечала: уже придышалась. В потолок круто уходила винтовая лестница.

Раздался топот, лестница заскрипела — кто-то по ней спускался.

— А, вы проснулись! — воскликнул голос, который она помнила с ночи: тогда он показался ей чуть ли не стариковским, но теперь она слышала, что человек гораздо моложе. Гигант называл его мастером.

— Очень рад видеть.

Хозяин дома появился на лестнице и бодро соскочил с нижних ступенек на пол. Ему было, наверное, лет сорок или чуть больше. На воина он не походил ни в коем разе: не с такими узкими плечами, не с такой сутулостью… Ну да, и пальцы в чернилах: книжник.

Одет человек был в простую белую рубашку и полотняные штаны с кожаными вставками, закатанные до колен; но рубашка была из хорошего льна. Никакой обуви. У «мастера» были темные волосы до плеч, связанные сзади в хвост, и залысины, которые материковые жители иногда называют благородными, добавляя, что они признак ученых мужей (ерунда, Зура такие даже у пьяных гуляк видела). Еще он носил очки с диковинными проволочными дужками, чуть ли не кругом охватывающими уши. Стекла поблескивали в полумраке.

— Зачем я вам нужна? — без обиняков спросила Зура. — И кто вы?

Она отметила, что ее собеседник, как и ночью, говорил на диалекте береговых жителей, хоть и со столичным выговором, и обратилась к нему так же.

— Лин-отшельник. Можете называть меня мастером. Меня многие так зовут. А вас как называть?

— Зура, — бросила она. Фамилии у Зуры не было. Если нужно было для чего-то, она называла первую попавшуюся. — И в чем же вы мастер?

— В магии, естественно, — ответил Лин. — Видите ли, я — самый искусный морской маг побережья.

«От скромности не умрет, — подумала Зура. — Бен Лакор и Лерая Светлая, значит, за этот титул годами сражаются… Молодец. Я уже полгода тут наемничаю, а не слышала ни о каком Лине-отшельнике».

— Что касается того. зачем вы мне нужны, — продолжал тем временем этот самоуверенный господин, — мы поговорим после, когда вы немного придете в себя. Серьезные разговоры лучше вести на здоровую голову, не так ли? Не хотите ли есть, пить? Туалет, к сожалению, снаружи, позади маяка, но я могу принести вам…

— Спасибо, — резко мотнула головой Зура, — сама добреду как-нибудь.

И побрела. А что было делать.

Путешествие до сортира и обратно — говорить нечего. Но Зура еле волокла ноги и, вернувшись, упала без сил на скамью у стены дома (точнее, маяка): делайте со мной что хотите, хоть режьте, только встать не просите.

Ухо, понемногу отмирая, начало болеть, запястье — чесаться. Ругнувшись, Зура проговорила про себя простое заклинание, отсекая «пиявок»: у нее сил не хватало сейчас драться руками и ногами, не то что магией. Потом можно накачать.

Даже это короткое путешествие дало ей представление об окружающем пространстве, так оно было невелико.

Маяк стоял либо на небольшом острове, либо на полуострове, глубоко выдающемся в море. Матерая земля виднелась на горизонте серо-лиловым облаком… а может быть, то действительно были облака.

Никаких других островов на морской глади видно не было, скал тоже. Кому приспичило передавать здесь световые сигналы?

— Когда-то здесь был торговый перевалочный пункт, — сказал маг Лин, присаживаясь рядом с ней на скамью. — Морской народ торговал с жителями побережья… Тут над водой один маяк, другой — под водой. Его использовали как ориентир.

— Маяк под водой, значит, — проворчала Зура.

— А что вас удивляет?

— Дикость это. Как с морским народом можно торговать? У них ни рук, ни мозгов. Рыбы и рыбы.

— Вы же с ними воевали, — укорил маг тоном учителя при храмовой[2] школе, разочарованного невнимательностью ученицы. — А ночью уже успели познакомиться с Антуаном. По-моему, он не менее разумен, чем мы с вами. Хотя, должен признать, мышление у его народа своеобразное.

«Антуан», вспомнила Зура, это тот здоровяк, который нес ее на руках. Она готова была поклясться, что в него превратилась огромная рыба, которая помогла ей не утонуть… нет, чушь.

Так она и сказала.

— Да нет, не чушь. Именно превратилась. Только не рыба. Морской народ ближе к наземным животным, таким как вы или я, чем к другим, живущим в океанах. Они не мечут икру, а сами рожают своих детей и выкармливают их молоком.

— Да как угодно. Зачем он меня вытащил, как мне добраться обратно на большую землю и чего вы хотите от меня за помощь?

— Сразу хватаете за жабры, я вижу, — чуть улыбнулся маг. — Мне это нравится. Отвечу по порядку. Вытащил он вас потому, что я его просил спасать людей, попавших в такое положение, а еще потому, что вы ему понравились — очень упорно сражались за жизнь. Обычно-то он эту мою просьбу выполняет с прохладцей… Добраться до большой земли вы можете на моей лодке, но сегодня пускаться в путь не советую — вот-вот разыграется сильный ветер, не хуже, чем вчера. Завтра и послезавтра погода будет спокойнее. Но я хочу попросить вас задержаться. Не потому что вы чем-то мне обязаны — мы с Антуаном спасли вас по морскому закону и не собираемся требовать платы. А потому, что у меня для вас есть работа, и я хорошо заплачу.

— Работа? — Зура посмотрела на него недоверчиво.

Какая может быть работа на этом островке? Неужели клеиться будет… Не похоже ведь.

— Мне нужен телохранитель, — объяснил маг.

— От кого вас тут охранять — от чаек, что ли? — фыркнула Зура.

— Не здесь. Я собираюсь нанести ряд визитов… и на берег, и в подводное царство… — Лин вздохнул, посмотрел на горизонт, кивнул чему-то своему. — Я, добрая Зура, хочу остановить эту войну.

Klodwig. Лин и Зура

* * *

Война кормила Зуру, сколько она себя помнила.

Когда Зура была совсем мелюзгой, вся жизнь проходила в повозках матери и в беготне между расставленными на бескрайней равнине шатрами. Материны брачные сестры показывали ей роскошные кошмы, ковры, шитые шелком, золотые и стеклянные чаши, и говорили: «Все это война принесла нам». Обводили рукой широкие степи кругом, высокое небо в мелких точках птиц и говорили: «Это все война принесла нам».

Мы должны быть стойкими, рассказывали они. Мы должны быть сильными, ибо если не убережем нашу землю, ее отберут алчные жители пустынь с востока и с запада, с севера и с юга. Всякий, кто может драться, дерется; всякий, кто не может — чинит попоны, вяжет кольчуги, делает колчаны, готовит воинам еду.

И сердце Зуры билось сильнее, когда она разглядывала материнскую кольчугу, свитую из тонкой и прочной проволоки: прикасаться к этому священному предмету ей не дозволялось.

А если ей случалось увидеть, как по с лихими кличами по степи скакали парни и девицы на горячих конях, соревнуясь, кто кинет дальше аркан, кто кинжал, кто ловчее изрубит набитый сеном тюк на полном ходу, она, случалось, не могла сразу заснуть: лежала и подолгу мечтала, что вскоре вырастет, заплетет волосы в две косы и станет такой же, как они. Какие они были ладные, какие сильные, как свистел ветер в ушах, когда брат сажал ее перед собой в седло, и как загадочно поднимались горы вдали, далекие, неподвижные!

И ласково фыркали кони, задевая ноздрями ее щеки, когда она девочкой пряталась между их длинных узловатых ног, чтобы полюбоваться на учебу молодых.

«Война!» — звенело в ушах, пело в сердце.

У степного народа испокон веку девочек рождается больше мальчиков; а ведь много молодых воинов еще погибает в набегах и играх. Потому с давних времен, таких, что иного не помнят даже самые старые старики, заведено так: не все девочки учатся шить, плести циновки, выделывать кожи и мастерить повозки. Когда девочка вырастает до верхнего обода тележного колеса, старики и старухи ее осматривают — и руки, и ноги, и длину их, и соразмерность, и сколько родинок, и в каких местах. Если совпадут девять секретных признаков, такую девочку уводят в общий шатер к мальчикам.

Там она с ними живет: учится скакать на коне, кидать аркан, махать саблей. С ними и выходит в круг костров, испытывать свою доблесть; как и мужчины, получает пояс и седло, если докажет, что достойна. Она даже жен брать может, чтобы заботились о ее пропитании и вооружении; такие женщины зовутся ее брачными сестрами, и она распоряжается их жизнями так же, как муж распоряжается жизнями своих жен. Одно отличие: не имеет права наказать их, если понесут ребенка от мужчины.

Если же женщина-воин сама понесет, то отдает ребенка либо своим брачным сестрам, либо женам мужчины, от которого понесла. Но такое случается редко. Говорят, женщины-воины пьют специальные настои; а еще говорят, что от тренировок и обрядов их тела утрачивают женскую суть. Правду знают только старики, да еще они сами.

Но иногда женщины-воины все-таки рожают детей. Зура и ее брат были детьми боевой матери, и потому никто не удивился, когда старики сказали свое слово и ее тоже отдали в шатер к мальчикам.

А потом мать ее пошла против хана, и им с братом обоим пришлось бежать. Зуре тогда едва сровнялось восемь весен, брат был вдвое старше.

— Что мы будем делать, акай? — спросила Зура, когда они дрожали в первую ночь, съежившись вдвоем под попоной. Четыре коня, стреноженные, ржали рядом в темноте. Небо нависало над ними, еще знакомое, но уже грозное и далекое. Словно чувствовало, что скоро они будут звать звезды чужими именами.

— Воевать, — отрубил брат. — На востоке, бывает, хорошо платят выученным бойцам. Заживем мы с тобой, акай, как ханы, будем на золоте есть, в каменных домах жить!

Зура тогда не знала, что брат говорил с чужих слов, что сам он никогда на востоке не был. Но правда в этих словах тоже была. С золота они есть не стали, а спали чаще под открытым небом, чем в каменных палатах, но война и тут их не оставила: дала кусок хлеба и глоток вина.

Война кровава и ненасытна: рыщет по земле, рвет человеческую плоть, сводит с ума.

Говорят, война как степной пожар: разгорается с одной искры, тушится до будущей зимы.

Говорят, война как лавина: достаточно резкого слова — и десяти деревень не бывало.

Зуре война дала все и отняла все. Она знала войну, ее приметы и ее повадки. Чувствовала нюхом, как чуют перемену погоды.

За двадцать или около того (она точно не помнила, сколько) лет Зура не научилась ничему, кроме войны. Но война, сказать по совести, успела ей осточертеть. А так называемая мирная жизнь не привлекала ничуть.

Прибрежная же война, хотя Зура в ней участвовала недолго, кипела уже года три. И продолжит, Зура знала, еще столько же.

И маг говорит — остановить!

Глупый человек.

Но… спас ее вместе со своей ручной рыбиной или кто он там. Морской закон морским законом, а по закону степи такие долги не забывают.

* * *

Зура знала, что война неодолима и неостановима. Пока на Полуострове будут жить люди, а морской народ будет жить на шельфе, с причалов не перестанут уходить боевые корабли. С тех пор, как столичные картели пришли на побережье, рыбы перестало хватать на всех. А значит, кому-то придется уступить.

Лин же хотел остановить раскрученный маховик, сделать так, чтобы перестали везти на побережье оружие многочисленные мануфактурщики, рыбаки стали бы уважать интересы подводных жителей, а матери перестали бы учить своих детей: «Где ты видишь подлую рыбину — там убей!»

Зура не знала, о чем это говорило: о безумии или дурости. Но чем больше она думала, тем больше ей казалось, что и сама она помутилась разумом: затея Лина начинала ее интриговать. Ее давно уже — года три, кажется, — ничего по большому счету не увлекало.

Так почему бы не попробовать помочь волшебнику? На умалишенного он все-таки не походил, а вовремя сбежать от нанимателя она всегда успеет. Это едва ли не первое, чему учишься, когда начинаешь наемничать.

Тем более, Лин предложил хорошую плату — не настолько хорошую, чтобы насторожить ее, но вполне щедрую, даже торговаться не захотелось. К тому же, без понуканий выдал задаток.

Она ожидала, что они отправятся в путь на следующий же день. Чего откладывать? Но маг настоял, чтобы Зура сперва подлечилась.

Это были странные три дня.

Наемников нельзя назвать ни занятыми, ни трудолюбивыми. Молва говорит, что промежутки между набегами они проводят в пьянках и кутежах. Молва совершенно права: в самом деле, что еще делать человеку, который непрерывно рискует жизнью ради чужих интересов?

Нет, кое-кто бережет серебро и золото, покупает дома и наделы земли, обзаводится хозяйством. Но их мало. И Зура точно не из их числа.

И все же ей редко выдавался случай побездельничать в полном смысле этого слова. А тут она просыпалась рано утром под пропахшим солью и рыбой шерстяным одеялом и понимала, что не надо никуда идти: ни обивать подворья в поисках нового найма, ни чинить снаряжение (в одном из сундуков мага нашелся хороший топорик и пара ножей, а больше ничего у Зуры не было).

Итак, она просыпалась и шла на берег, разгонять кровь и разминать затекшие со сна мышцы. Потом босиком карабкалась по покрытым рыжим лишайником скалам (в первый день сразу же закружилась голова, потом пошло гораздо легче).

Камень в ухе потеплел уже к вечеру первого дня. Запястье под браслетом еще какое-то время чесалось, но тоже перестало: Зура восстанавливалась, и магия восстанавливалась тоже, приходила капля по капле…

Интересно, каково быть таким магом, как Лин, или как эти могущественные волшебники, что живут в белых башнях на берегу? Их чары не зависят от силы их собственного тела: вышел к морю, опустил в него руки — и черпай сколько хочешь…

Думая так, Зура до рези в глазах вглядывалась в неразличимо фиолетовую полосу на горизонте, казалось, мерцающую невидимым на солнце маревом. Не разобрать. А по морским меркам расстояние пустяковое.

Все-таки океан больше любого человека. Больше нее, больше мага из белой башни, больше кого угодно. Бесконечная пропасть воды, наполненная чудовищами и неведомой жизнью. Уж лучше полагаться на собственные руки, ноги и нутро: они-то ее не подводили никогда.

Об этом нутре следовало заботиться, поэтому на завтрак Зура искала и ела мидий: Лин питался в это время дня мерзким варевом из овсянки. Обедали и ужинали они вместе — жареной рыбой, салатом из водорослей, куда маг иногда разбивал яйцо чайки, пресными лепешками из муки, моллюсками, диким луком и иным здешним добром. Из материковых продуктов имелись только овсянка и мука. Были у мага и зерна кофе, из которых он варил напиток, одновременно горький и кислый на вкус. Зура его не одобряла.

Помимо совместных трапез Зура была предоставлена самой себе.

В первый же день, преодолевая головокружение, слабость и боль в побитом теле, она исследовала остров. Он оказался очень невелик: хватало нескольких часов, чтобы по берегу обойти его целиком, обогнув чаячью колонию. Кроме камней да редкого кустарника и дикого лука ничего на нем не росло. Было, правда, два родника: один совсем маленький на дальнем конце острова, и другой, побольше, рядом с маяком. Этот второй Лин-Отшельник запрудил.

Ах нет, у мага еще был огород. Но там росли странные побеги с заостренными концами и листьями неживого цвета. Зура и подумать не могла о том, чтобы употреблять такое в пищу.

За три дня два раза она видела, как на скалы выбирается гигант Антуан и в чем мать родила топает по камням к маяку, оставляя мокрые следы. На Зуру он поглядывал с любопытством, но заговорить не пытался. Правильно делал: в обществе голых мужиков, да еще таких богатырских пропорций, она сразу начинала нервничать. А нервничая, могла и топором жахнуть.

Один раз он вышел из маяка почти сразу и рыбкой нырнул с ближайшей скалы. Мускулистое тело под острым углом ушло в сине-зеленую глубину и, всего одно мгновение показавшись в ней белым, вдруг стремительно потемнело, изменив очертания.

Другой раз Антуан проболтал с магом довольно долго, и вышли они из маяка оба, причем Антуан был уже одет по-человечески — как богатый мастеровой, небогатый купец или, скажем, как доверенный слуга в доме среднего достатка. Одежду эту точно по нему шили: попробуй найди такой размер с чужого плеча или мануфактурный!

— Антуан останется на ужин, — сказал Лин-Отшельник.

Ужин так ужин. Не Зуре возражать. С кем только ей ни доводилось сиживать за столом.

Странная это была трапеза.

Антуан оказался парнем разговорчивым и совсем молодым — Зура решила, что, будь он человеком, ему бы едва сравнялось шестнадцать или семнадцать. Поедая сырую рыбу, аккуратно для него нарезанную (они с Лином опять ели морского окуня, запеченного на углях, а потому с резкой морочиться не стали, разделяли прямо руками), он подробно вещал, чего и как нужно, а чего не нужно делать в подводном царстве.

— Первым делом, не тушуйся, — говорил он Зуре. — Тебе покажется, что мы — ну, морской народ — странные: то ли тупые, то ли легкомысленные, то ли сожрать тебя хотим. Но это не так. И магия Лина вас прикроет, — он подумал и добавил как будто без всякой связи с предыдущим. — К тому же нам, морскому народу, вы, люди, кажетесь такими непонятными, костлявыми.

— Как нам насекомые, — подсказал Лин. Глаза у него смеялись, и вообще он, судя по всему, наслаждался этой маленькой лекцией. — Но ты не бойся, я не дам раздавить нас туфлей.

— Если все так зависеть будет от твоей замечательной магии, то зачем вообще я-то нужна? — резонно поинтересовалась Зура. — Под водой я никогда не дралась, ветер знает, что я там смогу вообще.

— А-а! — Антуан вновь с важным видом поднял хвост от трески. — Не в этом дело. Морской народ всегда ходит стаями. У нас такого не бывает, чтобы поодиночке. Ну там у женщины после родов может такая причуда возникнуть — и все! Или еще маги, когда молодые и учатся, отдельно живут. Поэтому, если мастер будет один, у него нормального разговора ни с кем не выйдет. Даже если все будут знать, какой он важный человек.

— А он важный? — не удержала Зура вопрос.

Антуан начал было отвечать, но Лин остановил его коротким жестом.

— Да как вам сказать, Зура, дочь Зейлар, — улыбнулся он. — Впечатление производить умею.

Зура стиснула челюсти.

То, что у степняков принято было именно так обращаться к детям боевых матерей — это еще маг мог где-то услышать. Но то, что мать Зуры звали Зейлар, знать ему было неоткуда. Зура уже больше десяти лет никому так не представлялась.

Потом она подумала, что надо было бы задать еще вопрос: а где стая самого Антуана? И не возражают ли его родичи против того, что он знается с человеком?

Но они уже убрали со стола, и Зура уже сидела под крупными надокеанскими звездами, сытая и благодушная, и колоть лишний раз шпилькой слугу мага не хотелось. Он не виноват, что его работодатель — тщеславный позер.

Лин вышел из маяка, опустился на камень рядом с ней.

— Завтра с рассветом выйдем. Поэтому советую отправиться спать, добрая Зура.

— А ты раз имя мое знаешь, значит, знаешь, как ко мне полагается обращаться, — ответила Зура, не глядя на мага.

Ей не нравился лицемерный здешний обычай ко всякому имени прибавлять «добрый» или «добрая».

— Еще бы, акай, — маг улыбнулся, если судить по голосу.

— Ну вот так и зови.

* * *

Торговые суда часто выходят в море с вечерним приливом, рыбаки — с утренним. Военные корабли, а в особенности мелкие шлюпы, что действуют на страх и риск своих капитанов, отправляются, когда бог на душу положит.

И в этом, пожалуй, главное неудобство профессии наемника: никогда не знаешь, когда ждет наем, а значит — получится ли выспаться.

То была ночь, безлунная и беззвездная; шел мелкий дождь, море волновалось, но настоящего шторма, как уверяли маги, не будет. Зура в этом особого утешения не находила. С другой стороны, дождь или не дождь — во время боя все равно вымокнешь.

В этот раз у нее было задание: охранять магичку. На шлюпе она была единственной, что лишний раз говорило о глупости этой военной операции. Дурным ветром им голову надуло, вот что. К тому же, обычно на такие рейды принято ходить хотя бы двумя-тремя кораблями, а они шли в одиночку.

Видно, хотел задешево и втихую пограбить жемчужную ферму морского народа — кто-то разведал ее местоположение и продал секрет, обычное дело. Зура обычно в такие дела старалась не встревать, больно уж сомнительно (хотя и разжиться можно быстро). Но в этот раз пролетела: шкипер нанимал ее и еще двоих воинов в помощь к кучке солдатни из официальных войск наместника — обычно дело, ибо ни у кого из этих бравых лучников не было браслетов. Вот Зура и подумала, что раз на корабле армейцы, то вылазка официальная, при поддержке нескольких судов.

Оказалось — ничего подобного, просто командир лучников был в доле.

Но это бы еще ничего, возьми они хотя бы двоих-троих магов. А так… Оставалось надеяться, что удастся под прикрытием ночи и дождя проскочить по-тихому, не нарвавшись на патрули морского народа.

Волшебница к тому же и выглядела несерьезно. Сущая пигалица лет четырнадцати на вид. Короткие светлые волосы, пушистые такие. Кожа смуглая, как у большинства жителей Роны, сама тощая и маленькая, Зуре едва по подбородок. А гонору столько, будто она из высшей аристократии Ронельги: как поднялась на борт, так и простояла со вздернутым носом.

Когда капитан приказал Зуре ее охранять, она посмотрела на Зуру так, словно та кинула на нее живого таракана.

— А получше никого прислать не могли? — сказала она. — Много женщина навоюет?

Она говорила поверх головы Зуры, но Зура только ухмыльнулась.

— Побольше, чем младенец.

Девчонка напряглась, глаза полыхнули обидой.

— Бой возраста не разбирает!

— Так и что под кимарой[3], тоже не разбирает, — пожала Зура плечами. И не удержалась, добавила: — Это обычно уже после боя смотрят. У пленников.

Хотела еще сказать, что морской народ вообще любит насиловать, и не только девиц — по крайней мере, так она слышала — но удержалась. У девчонки и так глаза стали, словно парадные блюда, которые красоты ради вешают в харчевнях над очагом.

В общем, они друг другу не понравились, так что рейс, можно сказать, сразу не заладился. А тут еще дождь зарядил. Но Зура, конечно, собиралась выполнять свою работу на совесть и держаться рядом с магичкой, как приклеенная — деньги-то она взяла.

Вот только бой начался неожиданно.

Шкипер прокричал от руля, что до выхода к точке атаки осталось с полчаса — скопившийся на палубе народ по цепочке передал это с кормы на нос, и Зура, стоявшая рядом с волшебницей у передней мачты, услышала тоже. Она знала, конечно, что бой всегда начинается раньше, чем его ждешь, но решила, что уж завязать-то шнурок на сапоге ей времени хватит.

И опустилась на одно колено.

Но не успела она разобраться со своевольной шнуровкой, как корабль качнуло, да так сильно, что Зуру повалило на бок. Свою подзащитную она, конечно, свалила тоже, но это оказалось к лучшему, потому что над ними пыхнуло жаром, и Зура увидела краем глаза оранжевый отблеск: над головами прошла стена огня.

Кто-то завопил: обожгло, наверное.

Стрелы засвистели прямо над ухом: солдатня, видимо, принялась палить, и ладно бы в белый свет, так в черную ночь.

— Свет! — рявкнула Зура, садясь и помогая магичке сесть тоже. И добавила непристойно.

Волшебница ругнулась в ответ, но Зура удержала ее за плечо: над головами у них что-то пылало, кажется, парус. Из воды продолжали метать огонь, корабль кренился то в одну сторону, то в другую, угрожающе треща. В считанные секунды воцарился такой хаос, будто бой не только что начался, а продолжался уже пару часов.

А волшебница, идиотка, так и пыталась подняться на ноги.

— Тебе обязательно вставать?! Сидя не можешь?

Волшебница закусила губу, прекратила дурить и выдала дрожащим голосом какое-то длинное заклятье.

Почти немедленно корабль перестало раскачивать, зыбь улеглась; вокруг корабля в воздух взвились огромные круглые капли воды, и каждая светилась удивительным зеленоватым светом.

Потом волшебница сказала еще несколько слов — и воздух вокруг нее закрутился водоворотом. Зура сгоряча подумала, что она напутала что-то, протянула руку — но поток воздуха отбросил ее, чуть не содрав кожу. Светлые волосы девчонки развивались, но сама она в центре водоворота чувствовала себя прекрасно..

— Мне нянька не нужна! — крикнула она. — Я сама себя сберегу!

Стоя на мокрой палубе, Зура наблюдала, как вихрь поднял девчонку в воздух, промчал над кораблем, попутно сбив огонь с паруса, — и метнул к серой ряби океана.

Лихо! Слышала она о таком, но думала раньше, что только небесный народ умеет перебрасывать себя по воздуху магией. Ну да девчонка, небось, весит раза в два меньше Зуры — и раз в двадцать меньше любого из морского народа. Наверное, ей себя поднять легко.

Зура кинулась к корме.

В зеленом свете, что излучали водяные капли, вода казалась странно-белой, а тела морского народа в ней — пара десятков — очень темными. Известный фокус, Зура и раньше видела, как стихийные маги вызывали такой колдовской свет. Молодец, паршивка, в одиночку осилила.

Но как бы не сдулась раньше времени. Стихийные маги черпают свою силу прямо из стихии, да, в этом смысле им истощение прямо над морем не грозит, но перенапрячься еще как могут.

Слева и чуть дальше, позади основной массы морского народа Зура заметила стаю кракенов, которых погоняли две рыбы. Только этого не хватало. По всему выходило, что их единственному шлюпу не повезло наткнуться на большой отряд. Два-три стихийных мага, стая кракенов… Вот вам и проскочили втихую.

Ну, по крайней мере, теперь их видно.

На бегу Зура подняла руку с браслетом и толкнула чистой силой в один из темных силуэтов под водой. Попала. Вражину бросило в сторону, кровь, тоже темная в этом свете, выплеснулась в белую воду. Этого мало, они живучи…

Но тут еще одна стрела вонзилась в тушу — молодец, лучник, достал-таки.

Зура все-таки добежала до кормы, и ей стала видна ее волшебница — маленькая бестия и не думала тонуть или биться о воду. Она как-то (в полете?!) успела наколдовать себе льдину, на которую и приземлилась. Теперь она читала заклинание, и белая поверхность льда расползалась от ее ног все шире, сковывая мелкие волны.

Зура знала, что то не простой лед: он мало того что охлаждает воду, так еще и вытягивает растворенный в ней воздух. Вот уже рыба поплыла кверху брюхом — к сожалению, пока еще обычная рыба, мелкая, а не та, с которой они сражались.

— Что она делает, дурной ветер! — пробормотал какой-то лучник рядом с Зурой. — Зачем корабль бросила!

«Затем, что защищать корабль — наше дело, — подумала Зура, — а ее — их бить. Первый раз, что ли?»

Но вслух говорить ей было некогда, потому что подводные маги ударили опять — на сей раз ветром.

Это, конечно, погано, что ветер подчиняется всем стихийным магам. С одним огнем они бы еще управились. Но оба сразу!

Легкий шлюп чуть не повалило на правый борт; Зуру сшибло с ног, и ей пришлось хвататься за что попало. К счастью, шлюп строился с расчетом и на это тоже: высокие борта не дали никому вывалиться.

Огненные дуги изогнулись на все небо, которое стремительно затягивали черные тучи.

— Стреляйте, мудаки, небо вас разорви! — взвыл то ли шкипер, то ли командир лучников, Зура их не различала.

Но как стрелять, когда палуба уходит из-под ног?

С неба в воду ударили молнии: водные маги ими не повелевают, но могут вызывать вместе с непогодой. Выходит, девчонка пыталась поджарить их живьем.

Похвально, и паршивка молодец, конечно, талантливая, но если бы их было хотя бы двое, вторая могла бы защитить корабль!

Корабль, тем временем, кое-как выровнялся, не завалившись, и Зура вскочила на ноги — не только она, но и многие другие. Как выяснилось, очень кстати, потому что за борт уцепилось лоснящееся щупальце кракена: зверюга настойчиво и упорно наползала на корабль, плевать она хотела на стрелы. А где один кракен, там и другие, мать его дери.

Зура выхватила топор: этих ее простецкой магией не прошибешь, слишком она слаба. В кракена полетело сразу несколько стрел, но что они ему — как зубочистки. Тут надо щупальца рубить…

К счастью, кое-кто из лучников тоже оказался понятливым или просто опытным, похватали топорики. Первого кракена Зура срезала сама, окрасив палубу голубой кровью, с другим ей помогли. В сущности, не так они и опасны: твари вроде собак, но глупее лошадей, человеку не ровня. Главное — не попасть под ядовитые присоски.

Да и вообще, стоило поймать ритм, как все стало просто, проще некуда. Щупальца лезли на борт, они их кромсали, вокруг все пылало — обычное дело, можно сказать, своя стихия, прямо как у мага. Ударить, повернуться, жадно глотнуть морской воздух, корабль опять качается, ухватиться за канат, ноги скользят…

В какой-то момент Зура обнаружила себя вновь на носу, только почему-то бушприт указывал теперь на волшебницу, стоявшую посреди своей огромной магической льдины. Та казалась значительно дальше — то ли шкипер сам отвел и повернул корабль, то ли (что вероятнее), их отнесло этими волнами и ударами, хорошо еще, что не к горизонту.

Но Зура заметила и кое-что похуже: на колдовскую льдину выползли кракены и медленно, с трудом отрывая от льда радужные щупальца (красивые все-таки твари!), окружали волшебницу.

Среди кракенов она увидела и человеческую фигуру: кто-то из морского народа превратился, должно быть. Она слышала, некоторые это умеют, но сама прежде не видела.

— Лодку! — крикнула Зура. — Лодку спускайте на помощь волшебнице!

Никто ее не слышал: те, кто не был занят сражением с кракенами, тушили корабль, пылающий в нескольких местах. То, что эта лоханка еще держалась на плаву, говорило, что хотя бы на защитные амулеты капитан не поскупился.

На палубе бесновался хаос: под ноги Зуре укатилась чья-то обрубленная кисть, еще сжимающая топор.

Да и пока бы лодку спустили, пока бы добрались до девчонки…

Дальше она не рассуждала. Просто собрала все свои магические силы, сколько их ни было, разбежалась и прыгнула с корабля, оттолкнувшись и магией, и просто мышцами.

…И что ей была та волшебница? Паршивка высокомерная, Зура и имени-то ее не знала. И она сама Зурино имя спросить не удосужилось. Да и капитану этому Зура тоже ничего не должна была. Одно дело взять деньги за честную работу и честно выполнять ее; другое дело — когда тебя пытаются надуть.

Но она ни о чем таком в этот момент не думала. Просто кипела яростью.

Ее магия швырнула ее на лед и оставила полностью: серьга в ухе стала горячей, словно раскаленный уголь. Плевать! Еще хватит сил!

Теперь вскочить; колдовской лед скользил под подошвами сапог, но, по крайней мере, ее он не обжигал — ядовит был только для морского народа.

Она разрубила ближайшего кракена чуть не пополам, метнула кинжал в другого. На льду они двигались медленно, но как же их много!

А хуже всего — человек. То есть маг морского народа в человеческой форме. Он подбирался к девчонке-волшебнице, а она уже, кажется, выдыхалась: ее белый вихрь почти улегся, разве волосы только ерошил, да и молнии с небес не били.

И, как на грех, он был очень далеко от Зуры, волшебница как раз оказалась между ними.

Зура не могла даже ее окликнуть: имени надменная магичка так ей и не сказала.

— Девчонка!

Та обернулась к ней: белое-белое лицо и темные провалы глаз, впавшие щеки и тени на ключицах: плащ она где-то потеряла и стояла на льду только в кимаре с широким воротом и в штанах.

Потом лед под ногами затрещал, ушел из-под ног и взорвался веером белых осколков, полосуя кожу. Колдовской свет погас, черная вода ударила больно.

Ветер, утихший было, налетел вновь, вздымая волны; бросило сверху дождем.

И никого, ничего не было видно, только обломки магического льда сияли вокруг.

* * *

Рождаясь из соленой воды чрева, человек выходит в соленую воду океана, теплую и солнечную, и мать его, хоть терпит неудобства, радуется, что разрешается от бремени. Так и жизнь его проходит в радостях, играх и песнях, когда боль и страдания недолговечны, словно облака на небосклоне.

Зато те, кто родились во время шторма, приручили огонь и построили города.

Антуан-путешественник. «Книга волны»

* * *

На третий день после ее появления на острове они снарядили лодку и отплыли в угодья морского народа.

Почему-то все это время стояла хорошая погода. Зура так думала, что это обе стороны заключили перемирие и перестали осыпать друг друга подарочками в виде штормов и огненных смерчей. Можно было, конечно, спросить у Лина, но лишний раз давать ему повод покрасоваться своей осведомленностью не хотелось. Откуда он, интересно, вообще все узнает? С рыбами, наверное, разговаривает…

Итак, погода была отличная, почти полный штиль. Но, едва они с магом заняли места в лодке, как старый, протертый кое-где до полупрозрачности парус вспух от ветра. Лодка чуть ли не приподнялась над верхушками волн и полетела так споро и скоро, как будто ее твердой рукой направлял лучший маг Побережья.

А что, очень может быть, так оно и было. Может быть, Лин не просто так хвастался.

И в самом деле: маг поглядывал на нее с почти мальчишеским блеском в глазах. Гордился. Ну точно ее брат, когда ему удалось первый раз завалить молодого кабанчика…

— Невелик фокус, поднять ветер по желанию, — пробормотала Зура. — Кстати, Лин. Ты видел так, чтобы маг, совсем молодой, одновременно делал магический лед, швырялся молниями от шторма и волны еще усмирял?

Лин поглядел на Зуру искоса.

— Насколько молодой?

Судя по голосу, он был слегка уязвлен — как будто Зура намекнула, что сам он ни на что, кроме фокусов, не способен — но виду старался не подать.

— Лет четырнадцать-пятнадцать.

Лин приподнял брови.

— Катия Марел, ученица Слепого Кина, который, в свою очередь, был учеником Лераи… Она погибла на том корабле, который утонул той ночью… на который наняли и тебя. Шлюп «Цветок пустыни». Мне уже рассказали.

Зура сперва отметила, что она так за всю дорогу название этого гребаного шлюпа и не узнала, а потом вытаращилась на Лина. Ее охватило нехорошее подозрение.

— Там был какой-то маг из морского народа, который превратился в человека. Кажется, он до девчонки и добрался. Не Антуан, часом?

Лин вполне искренне изумился.

— Нет, что ты. Антуан не маг и не может превращаться сам.

— Врешь! Я видела, как он вылезал на скалы в человеческом облике.

— Потому что я наложил на камни моего острова заклятье, которое позволяет ему менять облик по желанию, — терпеливо проговорил Лин. — И еще на одно местечко в скалах в окрестностях Тервириена, о котором тебе знать ни к чему. Но плавает он всегда только в своем урожденном облике. И никогда не лезет в драки. Антуан их вообще не любит.

Зура пожала плечами.

— Ладно, пусть так. Так что с той девчонкой?

Лин вздохнул.

— Погибла, конечно. Майя выловила ее тело на следующий день, Антуан мне рассказал. Морской народ не хоронит мертвецов и не понимает, зачем это нужно, но Майя в курсе наших обычаев, так что она растворила тело в море, как положено поступать с магами. Лучше бы вернуть семье, но я ее понимаю: транспортировать покойника — не самое приятное дело.

Странно, Зуре ведь и не понравилось девчонка, но все-таки ей сделалось неприятно от того, что она не выжила. Будто холодным ветром повеяло.

— Марел была очень способной, — продолжал Лин, глядя на свои руки. — по крайней мере, так говорили. Когда-нибудь стала бы высшим магом. К сожалению, хотела всего и сразу… так случается. Когда ты только-только заключил контракт со стихией, магия дается очень легко. Но цена оказывается выше, чем поначалу думаешь.

— И не боишься меня нанимать? — уточнила Зура. — Я ее, между прочим, охраняла, эту Катию Марел. И она погибла.

— В бою охранять мага очень сложно, — Лин улыбнулся краем рта, — особенно если маг этому препятствует. Но я-то, в отличие от нее, прошу защищать меня только от кинжала в спину. Точнее, от стилета: их удобнее прятать в рукавах во время дипломатических приемов, — помолчав, он добавил: — Вот еще одна причина, по которой эта война длиться не должна: слишком много магов на ней гибнет, и высших, и средних, и молодых, и старых… Не говоря уже о том, что рушится равновесие.

Зуре не сильно-то хотелось вести диалог о разных магических заморочках, но синяя гладь моря не менялась, горизонт не приближался и заняться было решительно нечем, разве что языком чесать. К тому же Лин говорил на диво интересные вещи. Ей как-то не приходилось общаться со стихийными магами вживую, а о таких, чтобы не относились к простым воинам (да еще женщинам!) свысока, и слышать не приходилось. Ее новый наниматель, пожалуй, говорил порой снисходительно — но как старший с младшим, а не как аристократ с плебеем. Зуру это устраивало: в том, что маг старше, сомневаться не приходилось.

— Что это за равновесие, о котором маги все время говорят? — уточнила она. — Я думала, это вроде как борьба добра и зла и прочие глупости, чтобы маги во зло силу не использовали. Как с этим ветер-то связан?

Лин хмыкнул.

— «Вроде как» — хорошо сказано! Именно что вроде как. При чем здесь добро и зло, когда эти материи так неуловимы, что одно от другого не отличить… Нет, тут все проще. А про «использование силы во зло» — это и впрямь сказочка. Для чародеев младшего возраста…

— Так просвети неразумную, сделай милость, — предложила Зура, улыбаясь почти против воли, — таким едким сарказмом сочился голос мага. — Или это ваш цеховый секрет?

Лин засмеялся.

— Никаких секретов. А был бы и секрет… — маг пересел с носа на середину лодки, к Зуре. — Просто это не так-то легко понять. В храмовой школе ты ничего подобного не услышишь. Смотри. Равновесие — это полоса между морем и небом. Она всегда есть, но достичь ее невозможно.

— А попроще?

Лин бросил на нее укоризненный взгляд.

— Как раз объясняю. Равновесие — когда все идет так, как установлено от века. Когда законы природы не нарушаются и не прерывается цикл возрождения и гибели, в небе и в воде хватает воздуха для дыхания, когда земля рождает достаточно, чтобы прокормить тех, кто живет на ней… Вообще-то, оно нарушается постоянно по мелочи, но потом выправляется снова. В самих нарушениях ничего страшного нет.

— Так в чем тогда дело?

— В том, что люди злоупотребляют этим великим принципом, даже и без магии. Мы, двуногие, строим дома и пашем землю. Морской народ разводит одних рыб и истребляет других, устраивает кормушки на мелководье, возводит каменные башни со дна моря, разжигает огонь под водой. Небесный народ… ну, скотоводы центральной Роны скажут тебе, что воровство овец — это само себе нарушение законов природы, — Лин улыбнулся, словно приглашая ее разделить с ним шутку. — Но вообще-то они еще подняли землю в облака и оживили камень… Потому нам надо брать на себя ответственность за то, что мы с миром творим. А никто не хочет.

— И ты что же — умеешь колдовать так, чтобы это равновесие не рушить?

— Иногда умею. Не сейчас, правда. Просто у нас нет двух дней добираться до форпоста морского народа своим ходом.

— Что, миру осталось считанные дни?

— Не всему миру. Но этому его уголку — несколько месяцев.

Слова Лина, неожиданно мрачные, как-то не сочетались с его спокойным лицом.

— Ты мне не веришь? — проницательно уточнил у нее Лин.

Зура пожала плечами.

— Я подрядилась помочь. Мне не обязательно тебе верить.

Вода мирно шелестела вдоль борта, покачивались в синей толще крохотные сиреневые на просвет медузки, и верить не верилось ни в какие катастрофы.

* * *

Катастрофы вообще нередко наступают внезапно.

В ту зиму Зуре было одиннадцать… нет, кажется, двенадцать, и ей казалось, что самое худшее уже позади. Брат начал зарабатывать как наемник, дела шли уже почти неплохо. Правда, осенью его подставили с оплатой, а нового найма не находилось (мало кто воюет зимой), и они жили где-то в развалинах на окраине разрушенного войной Алгона, столицы княжества Тои, вместе с нищими, безработными актерами и прочими бедолагами.

У них был свой угол и достаточно дров. Грязно, конечно, и тесно, совсем не то что в степи, но Зура считала, что ничего. Хотя брат злился.

Кот приходил к ним каждый день.

Он был старый, полуседой, с бельмом на глазу и порванным ухом. Зура делилась с ним едой, конечно, но кот тощим не выглядел и съедал подношения без жадности: либо он мастерски ловил мышей, либо кто-то еще его кормил. Поэтому Зуре нравилось думать, что приходит он к ней не за едой, а за лаской. Кот раскатисто урчал, лежа у нее на коленях, и из уголков его глаз катились слезы.

Брат как-то долго смотрел, как Зура гладит его, и сказал:

— Тебе уже пора убить живое существо. Этот подойдет.

Зура засмеялась.

— Я не шучу, — сказал брат и шагнул вперед, чтобы схватить кота за шкирку.

Тот почуял недоброе, зашипел и забился Зуре за спину.

День выдался особенно холодный, солнечный, и из-за спины у брата ярко-ярко светило солнце, а сам он оставался в тени. Его темный силуэт казался больше, чем был на самом деле.

— Только попробуй! — Зура схватилась за нож на поясе. — Он мне доверился, акай! Я не буду его убивать!

— Дура, — брат схватил ее за воротник, не обращая внимания на нож, и вздернул на ноги. — Добра же тебе хочу. Нельзя ни к кому привязываться.

— А ты ко мне не привязан?!

В Зуре стремительно набирало силу непонятное ей самой чувство, сродни обиде. Хотелось зареветь, то ли от досады, то ли еще от чего. Но это был недостойный повод для слез, поэтому она крепилась.

— Неважно, привязан или нет. Нас двое во всем мире, вот я и забочусь о тебе. А этот кот что? Обуза!

— Ты заботишься обо мне, а я буду заботится о нем, когда он тут! Он приходит и уходит, тебе-то что?

Брат смотрел на нее еще несколько секунд. Лица его по-прежнему Зура разобрать не могла.

— Вот что, — сказал он. — Тебе нужно знать, что может быть. Никогда не рано это знать. Ласкай свою тварь.

И оттолкнул ее.

Это было странно. Никогда еще брат не вел себя с ней так. Зура хотела потребовать ответа, но брат правильно сказал — их тут двое против всех. А он старше. Наверное, у него на все есть причина.

Два дня спустя Зура все еще не забыла об этой стычке, хотя чувство тревоги притупилось. Сперва она боялась, что брат прибьет кота. Но кот был очень осторожен (то ли понимал, что брат его не любит, то ли привык беречься от врагов, то ли и то и другое) и сразу, выйдя из их убежища, нырял в кучи мусора. А потом брат пришел как-то особенно хмурый, но принес много еды и даже вино.

Обычно он не велел Зуре пить много, но в этот раз все подливал и подливал ей, пока голова не закружилась. Потом взял за руку и повел куда-то. Зура уже была ему ростом по плечо: она быстро росла, у нее все время болели от этого кости. Обычно она старалась и вести себя как взрослая. Но тогда ей было приятно, что брат ее держит за руку, будто она все еще маленькая.

Дальше она помнила плохо. Была какая-то темная комната, мягкая лежанка с подушками и толстый человек, который развязал одежду и начал тыкать ей в лицо своим мужским отростком. Зура не могла понять, чего он от нее хочет, а потом поняла и разозлилась.

Она помнила, что ткань подушки скользила под пальцами, и тогда она разорвала верхний слой, а внутри оказалась вата, которая налипла на лицо. Помнила, что толстяк все время хватал ее за ноги, царапал мясистыми пальцами, и ей было неудобно. Потом долго не сходили синяки. Но брат учил ее хорошо.

Вино не помешало: она давила и давила на подушку, пока толстяк, наконец, не перестал биться. Тогда Зура нашла кинжал в углу комнаты и подумала: отрезать отросток или нет? Запихать ему в рот, может?

И дальше пришла в себя уже снаружи, под колкими зимними звездами. Брат, суетясь, отчищал от рвоты ее подбитую мехом зимнюю куртку.

— Молодец, акай, — он говорил немного суетливо, возбужденно, и даже в звездном свете было видно, какие у него раскрасневшиеся щеки. — Молодец! Я же говорил, тебе надо… надо учиться…

Только позже она нашла название тому чувству, которое душило ее досадой слез — и раньше, с котом, и потом, в этот момент. Предательство.

Неотделимо от войны, особенно от войны против всех.

Но глупо на это злиться или таить обиду. Все в человеческой крови. А кровь — это вам не вода.

* * *

Город морского народа поднимался из океана обыкновенной скалой. Ну ладно, не совсем скалой: была в нем определенная симметричность форм, и камень казался глаже, чем если бы его полировали ветры и дожди. Но сильного впечатления он не производил. Зура так и сказала Лину.

— Кто же заботится о красоте фундамента? — риторически осведомился маг.

И объяснил, что перед ними даже не фундамент, а вспомогательные постройки, нужные исключительно для вентиляции.

— А где у этого города предместья? — поинтересовалась Зура.

— У этого нет, это просто приграничный форпост. В больших городах бывают поселения-спутники. Но их мало. Морской народ не строит себе отдельных домов, они ведь постоянно путешествуют. Где же Антуан?

Лобастая голова вынырнула из воды в паре метров от лодки, потом ближе. Громко не то бухнул, не то фыркнул воздух, вырываясь из дыхательного отверстия. Зура подумала: надо же, тут наверху — рыбы рыбами, а под водой даже строят жилища. Совсем как люди. И тоже зовут себя людьми.

Лицо Лина помягчело, напряжение морщин ослабло.

— Хорошо, — сказал он. — Значит, пограничная стража нас пропустит. Антуан с ними договорился.

— Так ты еще не был уверен, пропустят ли? — неприятно удивилась Зура.

Мог хотя бы предупредить ее, что в любой момент лодку могут поднять на подводные копья!

— Я замаскировал лодку, — ответил маг. — Так называемый «водный мираж». Снизу они разглядеть ее не могли. Но под водой эта магия не сработает.

— Мы могли бы сменить обличья, — предложила Зура. — Так же, как ты превращаешь Антуана.

Антуан тем временем плавал вокруг лодки, время от времени игриво подталкивая ее носом, словно поторапливал. Брызги воды блестели на сизой сверху, синевато-лиловой с боков шкуре.

У Лина что-то блеснуло в глазах.

— Превратиться-то можно, но мы под водой будем беспомощны, как дети. И такого же размера.

— Ты о чем?

— Заметила, как велик Антуан на суше? А он вообще-то размеров небольших. Взрослые мужчины его народа бывают и потяжелее. И даже женщины… нам с тобой хватит массы изобразить разве что малолеток.

Зура сжала зубы. До сих пор она как-то не задумывалась о том, насколько велики и сильны представители морского народа. Когда она с ними сражалась, думать было особо некогда. В воде они были смертоносны, но не из-за размера, а из-за скорости. На суше или выпрыгивая на палубы не казались особенно большими. В длину мало кто из них превосходил человека. Но их литые мускулистые тела и впрямь весили немало. Потому-то они никогда и не поднимали себя из воды магией воздуха.

— Не беспокойся понапрасну, акай, — Лин подмигнул ей, словно мальчишка. — У меня все схвачено.

И перешагнул через борт лодки, легко, как будто там не синяя бездна готова была развернуться под его ногами, а оставалась твердая земля.

Выпрямился. Встал. И в самом деле — земля.

Зура перегнулась через борт. Мягкие кожаные сандалии мага словно стояли на ровном стекле, море даже волнами не шло в этом месте. Под этой стеклянной поверхностью также плыла ленивая сиреневая медуза.

— Возьми меня за руку, дочь Зейлар, — сказал Лин, протягивая руку.

Ох уж этот маг. Не нужна была Зуре его помощь, и уж тем более не боялась она его волшебства, пусть хоть изнамекается.

Она перекинула ноги через борт и одним пружинистым движением… ушла под воду по пояс. Ушла бы и дальше, но Лин, охнув, успел схватить ее за ткань кимары на плечах.

— Я же сказал — возьми за руку! Эта магия завязана на прикосновение!

— Ага, спасибо, что объяснил, — прошипела Зура сквозь зубы.

Легкая морская вода тем временем отхлынула от нее, забирая даже влагу с одежды; по коже прошел холодок. Оказалось, что они с Лином, почти обнявшись, стоят в центре воздушного кокона, а тот медленно погружается в воду.

Лин был росту скорее среднего, чуть ниже ее (Зуре всегда говорили, что для женщины она очень высока), но сейчас они словно парили, воздух держал их — и лица оказались на одном уровне.

«Ну точно, лет триста ему, — подумала Зура безрадостно. — Глаза старые».

Синие волны же уже затопляли их, смыкались над головой, и Зура ощутила короткий приступ то ли паники, то ли головокружения. Она постаралась выкинуть эту чушь из головы; но, степные ветры их подери, почему опять вышло так, что она со всеми своими боевыми навыками спасовала перед чертовым магом-отшельником?

— Ну вот, — тихо сказал Лин, выпуская ее из объятий, — теперь можно больше не держаться. Рекомендую осмотреться: по-моему, здесь очень красиво.

Зура завертела головой.

Серебристый воздушный кокон, окруживший их вдруг, совсем потонул в океане. Синяя мутноватая бездна не показалась Зуре красивой: если задрать голову, бело-желтые пятна света на поверхности воды начинали колыхаться, рождая намек на тошноту. Это при том, что Зуру никогда не тошнило на воде. А еще ей до зуда между ушей не нравилось, что вокруг не было никаких звуков, если не считать дыхания Лина или шороха его одежды.

Серебряная капля погрузилась глубже, свет отдалился, и вода вокруг из голубой превратилась в размытый синий туман. Лин взял Зуру за плечо и осторожно направил, не разворачивая до конца.

— Смотри туда, — шепнул он. — Там сейчас будет хорошо.

Подземная часть города надвинулась на них сперва темным силуэтом, потом, почти внезапно — ярким ковром, искусно сложенной многоцветной мозаикой. Розовая, желтая, сиреневая стена, во всполохах ярко-оранжевых лепестков и золотых соцветий… И вся она шевелилась, выпуская серебристые россыпи мелких и крупных пузырьков, колыхалась… дышала.

— Что это? — спросила Зура, пораженная, забыв, что не собиралась ни на что отвлекаться. Она продолжала наблюдать за морем вокруг, ожидая нападения; но у всякой выучки, у всякого навыка есть предел.

— Кораллы, — ответил Лин. — Обычно они в наших широтах и на глубине так густо не растут. Но этот замок подогревается магией огня… Да посмотри сама. Видишь?

Он указал рукой, и тут Зура заметила: то, что она сначала приняла за особенно причудливые растения в этом живом ковре, на деле — языки огня, заточенные в прозрачные сферы. Огонь трепетал и потрескивал, будто настоящий; к нему со всех сторон тянулись пузырьки воздуха, подпитывая горение.

— Так вот она какая, магия огня, — пробормотала Зура, — когда не летит тебе в лицо. Всегда думала, за что создатели дали такую нелепицу морскому народу.

Лин поглядел на нее искоса.

— А почему небесный народ владеет магией земли, а такие, как мы, магией воды? Каждому дано то, без чего нельзя выжить, акай. Мы — жители пустынь. Только твоим родичам степнякам повезло иметь воду близко к поверхности земли, потому вы и не знаете магии. Так и морскому народу не выжить в холодных глубинах без огня.

— А магию воды они не могут, значит? Даже научиться? Ведь люди-то… ну, такие, как мы… учатся магии воздуха.

— Магии воздуха могут научиться все, если есть способности. А насчет морского народа сама подумай. Ты с ними сражалась. Если бы они могли научиться — разве не научились бы? А если бы научились — разве бы они не выгнали людей с Полуострова?

Зура поджала губы, вспоминая против воли. Если бы морской народ еще умел насылать по своей прихоти шторм или обрушивать цунами на прибрежные города, у людей не было бы никаких шансов.

Словно в ответ на мысли Зуры, она увидела темные тени, скользящие к их воздушной сфере. Повинуясь привычке и выучке, она схватила Лина чуть пониже локтя, отодвигая его себе за спину… Хотя что она могла тут сделать со своей боевой магией — любое неосторожное движение разнесло бы воздушную сферу.

Темные тени приблизились, закружились вокруг них, показывая то плавники, то роскошные широкие хвосты-лопасти. На мордах у них были закреплены острые тараны — любимое оружие морского народа в ближнем бою. И, конечно, у каждого на шкуре красовалось клеймо, которое, подплыв близко, они давали хорошую возможность рассмотреть. Слабые боевые маги, не стихийники — такие же, как Зура. Если бы не под водой, она бы, пожалуй, даже рискнула помериться с ними силами…

— Не нужно лишней агрессии, — настала уже очередь Лина брать ее за запястье теплыми пальцами. — Это всего лишь стражи ворот. Почетный караул, если хочешь.

— Ты здесь заказываешь музыку, — пробормотала Зура.

И все-таки она изготовилась толкнуть, защитить мага, выпихнуть его на поверхность… хотя бы на это ее последнего выплеска сил должно хватить. Знать бы еще, какая тут глубина.

Что бы там ни говорил Лин, он нанял ее себя защищать, значит, в случае чего вся ответственность на ней.

Одна из рыбин издала долгий низкий звук. К своему удивлению, Зура осознала, что поняла его: стражник спросил, те ли они, о ком его предупреждали: волшебник с супругой.

Лин в ответ сказал по-человечески, громко и раздельно:

— Да, мы те, о ком говорил Антуан.

— Тогда следуйте за мной, — сказал стражник — вернее, издал рыбий визг, который Зура тем не менее восприняла как нормальные слова. Было от чего голове разорваться!

Огромные рыбы скользнули в темный проход в коралловой стене. Серебряный пузырь воздуха поплыл за ними. Зура крепко ухватила Лина под локоть, прижалась к нему боком и пробормотала на ухо:

— Они понимают все, что мы говорим? Почему я понимаю их?

— Они понимают только то, что я им перевожу, — стесненно ответил Лин. — И ты понимаешь только то, что я тебе перевожу. Это магия, а не чудеса. Говори спокойно. Мало кто из подводных способен разбирать нашу речь. Да и нам их учить сложно.

«Еще бы не сложно, — подумала Зура, — одни визги».

Она не стала спрашивать, где сам Лин выучил этот невозможный язык. Он отшельник на острове, чем ему еще заниматься, как не разговаривать с рыбами.

Лин тем временем продолжал.

— Не могла бы ты меня отпустить, дочь Зейлар? Я старомодно воспитан, мне неуютно.

— Надо же, супруги стесняешься, — но руку Зура выпустила. Хорошо помня собственное отрочество, она никому даже в шутку не стала бы навязывать прикосновения.

Как ни странно, Лин чуточку покраснел — насколько можно было разобрать в этом освещении.

— Антуан же сказал, морской народ всегда путешествует стаями. А в стаях все родичи, по крови или по выбору. Слово, которое он использовал, означает ближайшую пару. Сейчас ты мой партнер, Зура, нравится тебе это или нет.

Зура ничего не успела ответить, потому что темный короткий коридор завершился и они попали во внутреннюю часть крепости. И слова у нее кончились.

Сашка Огеньская. Зура и морской народ

* * *

Помни, что главнее хода светил по небу — урчание твоего желудка. Потому что никто не знает доподлинно, взойдет ли завтра солнце, а вот что ты через несколько часов захочешь есть — тут и спрашивать никого не надо.

Антуан-путешественник. «Книга волны»

* * *

Когда опускаешься под воду, сначала видно очень ясно и вода прозрачна. Потом вокруг начинается синяя бездна и все мутнеет. Бывает так, что и на расстоянии вытянутой руки трудно что-то разглядеть: только вплотную к предмету понятно, что он в точности из себя представляет.

Но чистота воды тут ни при чем — все дело в солнечном свете. Если дно глубоко и с него не поднимаются облака ила, вода в нескольких футах от поверхности ничуть не грязнее. Однако на глубине света не бывает, и убедиться в этом нельзя.

Так вот сейчас Зура убедилась.

Огонь, горящий под водой, — зрелище, конечно, необычное. Сперва Зура увидела и осознала только это: розовые и рыжие лепестки пламени в серебристых воздушных коконах, переливы света — от золотого к голубому и обратно…

Потом она поняла, что огонь не просто так горел, заключенный в прозрачные капли, как она видела на стене. Огонь… тек.

Они с Лином вплыли в огромный круглый зал или шахту. Сравнительно небольшой диаметр зал искупал глубиной (или высотой?). Его стены образовывали колонны и многоярусные арки — некоторые просто изгибались над альковами, другие, похоже, вели в коридоры. Сперва Зура подумала «затопленный дворец», но нет, почти сразу стало ясно, что не затопленный — эти колонны, эти плавные изогнутые линии, эти округлые проходы сразу делались для того, чтобы находиться под водой. Вода не сточит такой узор, мох не зацепится за бороздки и впадинки…

Освещен зал был жидким пламенем: струями и каплями огня, что приникали к колоннам и аркам, пересекали крест-накрест все свободное пространство, плавно изгибаясь в хрустально-прозрачной воде, или просто парили, скрутившись причудливыми фигурами… Отовсюду к окутывающим их воздушным коконам неслись цепочки мелких пузырьков, подпитывая горение.

Плавать тут, должно быть, было трудно… или не труднее, чем ходить по комнате с расставленной в ней мебелью?

— Во имя предков… — пробормотала Зура. — Это их приграничный форпост?! Как же выглядит королевский замок?

— Куда более впечатляюще, — кивнул Лин. — Здесь они просто украсили на скорую руку к прибытию вождя… Морской народ любит огонь.

— Я знала, что огонь — это красиво. Но чтобы так…

— Когда я показывал Майе фонтаны Тервириена, она тоже впечатлилась. Она не думала, что вода — это так красиво, — улыбнулся Лин.

— Кто такая Майя? — Зура сообразила, что слышит это имя уже второй раз.

— Я вас познакомлю.

Зура спохватилась: опять она отвлеклась на подводный мир. Пусть ничего подобного она раньше не видела, пусть сам Лин поощряет ее считать ворон — хотя уж он-то должен лучше знать! — все равно нельзя терять бдительность.

И точно, интуиция сработала на ура. Только она более-менее собралась и приготовила заклинания на кончике пальцев, как в зал ворвалась целая стайка людей Морского Народа.

Зура немного уже различала их: она знала, что мужчины темнее, более фиолетовые, как Антуан. Женщины же скорее серые, но с пятнами. Эта компания почти целиком состояла из женщин. Они хороводом закружились вокруг их воздушного пузыря (если, конечно, бывают объемные хороводы). Одна даже ткнулась носом в воздушную стенку.

Зура испугалась, что магия Лина поддастся. Но воздушный барьер послушно расступился перед прибывшей. Она, правда, не стала вплывать до конца, ограничилась головой и то ли вскрикнула, то ли проскрипела что-то приветственное.

Стало тут же понятно:

— Мастер! Рада тебя видеть!

— А я-то как рад, Майя! — тепло воскликнул Лин, даже не пытаясь перейти на язык морского народа. Он сделал руками движение, как будто плывет, и мигом оказался рядом со вторгнувшейся головой, обнял гостью примерно там, где должна была быть шея, даже потерся щекой о лоснящуюся серую шкуру.

— Как дела, Майя? — спросил он. — Готов ли двор к беседе с нами?

— Этот двор не готов ни к чему и никогда, — ответила женщина, и даже в переводе Зура уловила презрение. — Наш нынешний Великий Вождь — полный простофиля, хорошо еще, что его сестры не так глупы… Но ах, Мастер, знал бы ты, как враждуют между собой военачальники, а Вождь не способен выбрать одного из них и к одному прислушаться! Бывает ли так у вас, наземных? Мне кажется, до такой глупости способны дойти только мы! Уж лучше бы выбрал фаворита, как ваши короли!

— У каждого народа своя глупость, моя дорогая, — проговорил Лин. — Ты уверена, что прочие нас не слышат? Не попадешь ли ты в неприятности?

— А ты не увидел моего заклинания? — на сей раз Майя говорила почти кокетливо. — О, Мастер, какой комплимент! Я буду счастлива до завтрашнего вечера! Наконец-то мне удалось хоть что-то от тебя скрыть! Кстати, кто эта твоя очаровательная спутница? Для сухопутки она в самом деле хороша, прекрасный выбор!

— Меня больше интересовали другие ее качества, Майя, — довольно строго произнес Лин. — Это Зура, мой телохранитель.

— Зачем тебе телохранитель здесь? — удивилась Майя. — Это что, еще одна штука земного народа, которую мне не понять? И что до внешности — ну, уж повредить-то она никак не может, всегда приятнее девушка, на которую и посмотреть нравится, не так ли? Я только так выбираю себе помощниц! Пусть она трижды умница и хороша в магии, но если нет симпатичных плавников и сдобного круглого тела — она мне и даром не нужна!

— Они все так много болтают? — пробормотала Зура.

— Все! — жизнерадостно ответила Майя, кося в сторону Зуры черным блестящим глазом. — Мы думаем по-другому, красавица, мой отец уже должен был тебе об этом рассказать. И у нас у всех очень хороший слух.

«Какой отец? — подумала Зура. — Неужели Лин — ее отец?! Никогда не слышала о полукровках! И вообще, говорят, у магов детей не бывает, нет?»

Но поинтересоваться тонкостями родственных связей не успела, потому что Лин заговорил снова:

— Еще раз: очень рад приветствовать тебя и твоих помощниц, Майя. Твой вкус действительно безупречен: насколько я могу судить, все они красавицы.

— Кроме одной, — перебила его Майя (на самом деле она произнесла имя, но имя это осталось в голове Зуры тонким свистящим звуком, ничуть не похожим на человеческую речь), — она страшная, и шрамы ей не идут. Но увы, ей в самом деле нет равных.

— Хорошо, кроме одной, — покладисто кивнул Лин. — А теперь не расскажешь ли ты, когда мне удастся поговорить с Вождем? Или с одним из генералов?

— Так сейчас же! Я помню, что тебе сложно долго под водой, Мастер! Пойдем же!

Голова пропала из стенки воздушного пузыря, и сама стена сомкнулась, как будто и не прорывалась. Майя и прочие разом собрались в… «Косяк», — подумала Зура. Их сильные тела тенями среди огней помчались в один из боковых коридоров, и серебряный пузырь поплыл за ними.

— Теперь смотри в оба, акай, — тихо проговорил Лин. — Морской народ думает и в самом деле не так, как мы. Иногда сложно предсказать, куда вывернут переговоры. Если что-то пойдет не так, я постараюсь доставить нас обоих на поверхность. Может быть, потребуется и твоя боевая магия. И — будь готова задержать надолго дыхание по моей команде.

— А если мы сядем там в лодку, что им помешает ее догнать?

Лин как-то неприветливо улыбнулся.

— Я.

* * *

Зура не помнила, сколько ей было лет, когда брат раздобыл первый браслет.

Она еще не знала, что браслет ее: брат принес его для себя. Темный, незнакомый металл лежал широким кольцом на его ладони. Если присмотреться, казалось, что в глубине проскакиваю крошечные сине-фиолетовые молнии.

— Какая красота, акай! — сказала она. — Я видела такие на некоторых наемниках. Это мода такая?

— Не будь дурой, — веско сказал брат. — Это не мода, это магический предмет! Ты видела, некоторые воины могут находить спрятанное и отталкивать людей силой мысли?

— Да. Я думала, когда мы с тобой станем драться совсем хорошо, так, как они…

— Мы хорошо деремся, акай, — перебил ее брат. — Чтобы мы — да плохо дрались! Нет, акай, не поэтому нас не берут в банды.

(Зура тогда не знала, что в слово «банда» жители гериатских княжеств вкладывают бранную суть: для нее «банда» означало всего лишь компанию воинов, которые нанимались богатым и знатным в охрану или для какого-либо дела… но, впрочем, язык Империи Рона и ее сопредельных княжеств она тогда знала плохо).

— Все дело в том, что магия здешняя бывает двух видов, не то что у наших шаманок, — поучал ее брат. — Одна — у могучих магов, которые повелевают водой и воздухом, обводняют пустыню и служат королю, картелям или аристократам. Другая — у таких, как мы с тобой. У могучих людей, сильных телом и духом. Нужно только раздобыть магический предмет, и можно колдовать не хуже прочих. Этот я купил за золото у знающего человека.

— Да, акай, но как же ты его наденешь? — Зура рассматривала браслет, как зачарованная.

Браслет был очень узок: он охватил бы запястье ее брата, но тот едва ли пропихнул бы через него ладонь. Пожалуй, даже Зура не пропихнула бы, а у нее ведь руки были куда уже.

— Тот человек сказал, что нужно накалить его на костре, — с сомнением проговорил брат. — Тащи жаровню!

Тогда они жили уже не в развалинах, а снимали комнату в доходном доме. Отдельную, и поэтому жаровня у них была своя, ее не приходилось отбивать у десятка таких же как они в общем зале. Только хозяйка с кряхтеньем обязательно каждый вечер поднималась на второй этаж и скрипучим голосом напоминала всем постояльцам, чтобы не спалили дом.

Было еще тепло, но они раздули уголья, и брат положил браслет на решетку. Металл изменился почти сразу: сделался золотистым, теплым, засиял пригласительно и даже, кажется, стал шире.

— Ну вот! — довольно сказал брат, протянув за браслетом руку. Но, не успев схватить, он уронил браслет на пол, вскрикнув.

Крик был совсем не мужественный, но из уважения к брату Зура не хихикнула, только нагнулась подобрать браслет. На всякий случай она обернула ладонь полой кимары, но через ткань металл не казался даже теплым. Зура из любопытства коснулась его свободной — левой — рукой. Самым кончиком пальца, готовая отдернуть, если показалось. И охнула: браслет тут же разорвался, сделавшись золотистой лентой, метнулся по руке змейкой, обвил запястье и немедленно потемнел, показывая, что укрепился тут и никуда двигаться не намерен.

— Ух ты! — сказала Зура. — Я ему понравилась?

— Наверное, сломан, — с неудовольствием проговорил брат. — А я за него отдал два вырька[4]! Ну ничего, завтра разберусь с торговцем!

Но «разобраться» с торговцем не получилось, тот стоял на своем:

— Браслеты я делаю для всех одинаковые, — сказал он. — И все они одинаковые, пока заготовки. Раз ты не смог его взять, значит, тебе вообще магом быть не суждено. Обычные люди не могут даже коснуться тилидия, если его нагреть.

— Как это я не владею магией! — подступил к нему брат. — Сам же говорил: люди, которые сильны духом и телом! Разве я не силен и тем и другим?

— По-разному бывает, — уклончиво сказал торговец, но далее объяснить отказался. Зато перевел разговор: — Так если хочешь, я сведу тебя со знающим учителем для твоей сестры.

Да, стало быть, Зуре было больше тринадцати: ее уже не принимали за мальчика.

Брат был недоволен, но на учителя согласился.

— Смотри, Зура, — сказал он ей, — только мы двое тут настоящие люди. А значит, должны держаться друг за друга. Ты выучишься магии, я научусь, как быть помощником боевого мага — есть свои приемы и для этого. И мы с тобой наконец-то заживем, как людям пристало! Больше не будем лить за золото свою кровь — только чужую.

* * *

Зуре показалось, что после зала, освещенного огнем, они влетели или вплыли в куда более оживленную часть замка. Сопровождавший их косяк придворных «женщин» быстро разросся, появилось больше фиолетовых и синих тел. Некоторые носили на головах пузыри воздуха — маги или стражи, татуировок в такой толчее не разглядеть. Зура знала, что и остальных недооценивать нельзя. Под водой у морского народа точно больше преимуществ.

А может быть, ей только казалось, что тел стало больше. Она привыкла полагаться на зрение, слух и обоняние, но тут, под водой, все три чувства оказались почти бесполезны. Не разобрать было, кто и куда летел, и света почти не было, только редко на стенах мерцали сполохи огня. Они плыли по чему-то вроде галереи, в стенах и потолке которой через почти равные промежутки появлялись отверстия; в некоторых этих отверстиях бледнели желтые пятна солнца. Два раза их процессия оказывалась в крохотных помещениях, куда нужно было вплывать через люк на потолке. Потом люк под ними закрывался и открывался другой люк, наверху.

— Шлюзы, — пояснил Лин. — Все, что выступает над поверхностью воды, сделано только для того, чтобы проводить под воду вентиляционные колодцы. А тут, внизу, чтобы эти ходы не затапливало, устроена система шлюзов.

— Мог бы сказать раньше, — пробормотала Зура. — Я подумала, что нас сейчас запрут. Могла кинуться в драку.

На деле Зура так не думала: она видела, как спокоен Лин, да к тому же, никто не стал бы их запирать вместе со свитой местных. Но пусть лучше Лин обманывается насчет ее сообразительности.

— Не могла, — улыбнулся краем рта Лин, — я слежу. Но ты права. Мне стоило предупредить. Больше этого не повторится.

Обманется такой, как же.

Зура так и не поняла здешнюю архитектуру. Неясно было, как штурмовать это место, а еще меньше того — как его охранять. У нее сложилось впечатление, что почти отовсюду можно было легко подняться на поверхность: ну да, ведь морскому народу нужно всплывать, чтобы подышать. Это наверняка делало крепость уязвимой для атаки сверху, а значит, морской народ должен был защищать свои воздушные колодцы. Но ни охраны, ни амулетов она не увидела.

Наконец они попали в другой зал, меньше того, где повстречали Майю. Этот был освещен солнцем, а не огнями. Наверное, то была наполовину затопленная водой пещера.

Свита как-то незаметно потерялась «за дверью», то есть в одном из коридоров. Зура, Лин и Майя остались в солнечной синеве втроем.

Майя вновь сунула голову в пузырь Лина и быстро проговорила:

— Я пыталась договориться, чтобы Вождь встретил вас в сопровождении советника по делам суши и хотя бы одного из генералов, но у меня ничего не вышло, Лин! Какие бы слухи о тебе ни ходили, как бы тебя ни уважали, как бы я ни поручалась за тебя, пока для него ты просто курьез! Поэтому он прибудет сюда с родственниками и шутами! Прости меня.

— Ничего, милая Майя, — Лин протянул руку и положил ей на лоб. — Всего этого можно было ожидать, — он чуть улыбнулся. — Но шутить я не намерен.

— Но Лин, все еще хуже! Сегодня его ночная половина правит!

Вот тут, кажется, Лин впервые дрогнул.

— Как так вышло?

— Не знаю, иногда такое бывает, а почему — понятия не имею!

— Какая половина? — подозрительно спросила Зура. — Жена что ли?

— Нет, — ответила Майя, — вторая половина мозга! У нас, морского народа, мозг… ну, это внутри головы, то, чем мы думаем…

— Я знаю, что такое мозг, кроила черепа, — сухо перебила Зура.

Майя продолжала как ни в чем не бывало:

— Так вот, у вас, наземных, он один, а у нас — две половинки, и когда одна половина спит, вторая бодрствует. Это чтобы мы могли плавать непрерывно. Ночная половина, как правило, глупее дневной…

«А можно еще глупее?» — подумалось Зуре.

— Эта половина помнит все, что случилось днем, но как сквозь толщу воды… — Майя, кажется, запуталась.

— Как сон, — подсказал Лин обеспокоенно.

— …И иметь с ней дело трудно…

Зура краем глаза уловила какое-то движение под ногами: то есть под днищем воздушного пузыря, созданного Лином. Если, конечно, у пузыря может быть днище.

Повинуясь жесту мага, заключавшая их серебристая сфера отплыла в сторону: еле успела, потому что мимо воздушной стенки выбросились вверх гибкие рыбьи тела. Они скользнули к поверхности, расплылись в разные стороны, вдоль стен… Не нужно было видеть татуировок, чтобы почувствовать мощную, хищную силу, с которой двигался каждый из них. Воины. И, как ни печально, под водой Зуре почти нечего было им противопоставить. Или она не знала, что.

Ладно, хоть кракенов с собой не притащили…

— Телохранители, — тихо сказал Лин. — Охрана. Сейчас сами придворные…

Сами придворные плыли медленнее, и Зура быстро поняла, что это из-за воздушных шаров, которые все они, как один, носили на головах. «Не могут все быть магами!» — подумала Зура с некоторым возмущением. Но не стала спрашивать Лина, быстро сама догадалась, в чем дело, увидев у многих на плавниках специальные прищепки — все яркие, разноцветные, многие украшенные еще какими-то узкими лентами или лепестками, что тащились за ними по воде. Это могли быть просто украшения — а могли быть и амулеты, удерживающие магию. Зура сама иногда покупала такие для подмоги в бою.

Тилидиевый браслет Зуры был совсем иной природы — он не удерживал магию при ней, а направлял ту, что внутри нее, — но все же она не удержалась и машинально коснулась запястья.

Всего рыб появилось меньше, чем ей показалось сначала. Четверо охранников, пятеро придворных, и трое из них тут же прыснули в сторону, переговариваясь высоко и визгливо. Ни Лин, ни Зура, ни Майя не заинтересовали их ни капли. Лин, похоже, отвечал им полной взаимностью, потому что не озаботился переводом: Зура не понимала ни слова.

Двое же приблизились к ним: темно-фиолетовый самец с непомерно разросшимся спинным плавником, который струился за ним в воде, словно петушиный гребень, и серо-пятнистая самка. Почему-то она сразу показалась Зуре очень старой.

Они начали медленно огибать воздушный пузырь — Зура решила, что для них это то же самое, что для человека остановиться: ведь, в самом деле, рыбам, должно быть, трудно просто висеть в толще воды, тебя все равно будет немного относить в сторону.

— Ну, — сказал самец энергично, — это тот самый чудак, которого ты нам обещала, Майя? Выглядит преотвратно, надо признать. А второй что? Его стая? Женщина, женщина, я вижу! Эти завитки ни с чем не перепутаешь, они, надо сказать, приятно смотрятся даже на этих уродцах. Эй, Майя, как ты думаешь, я уговорю ее остаться со мной наедине? Не хотелось бы заставлять, мне так не нравится заставлять!

— Они тут не за этим, вождь, — возразила Майя, — они пришли обсудить важное и нужное дело, безотлагательное для нас всех! Если тебе приспичило разделить страсть с двуногой женщиной, лучше отправляйся на отмели от войны подальше, там их всегда полно.

— И верно, верно, — согласился вождь. — Но ни о каких важных делах я не хочу говорить с народом, который крадет нашу рыбу! О развлечениях — еще куда ни шло, о развлечениях, а пуще того о плотских утехах я готов говорить с кем угодно! — Зура невольно подумала, что этот извращенец, должно быть, тоже едва вышел из подросткового возраста… как и Антуан. Что, у морского народа доверяют верховодить детям?

Вождь же тем временем продолжал, обращаясь, по всей очевидности, к страже:

— Так что выкиньте их вон или умертвите, как вам проще.

И он развернулся было плыть прочь, но тут заговорил Лин.

— Постой, вождь. Ты ведь не хочешь, чтобы твой народ голодал и умер? А это может случиться уже этой зимой, если мы ничего не сделаем прямо сейчас.

— Нет, не хочу, — насторожился вождь, вновь возвращаясь к пузырю. — Но ты-то тут при чем? Уж не угрожаешь ли ты, жалкое существо, голодом мне и моим людям?

— Не я угрожаю, а война, — решительно произнес Лин. — Я, вождь, хоть сам из наземных, но разделяю твое негодование людьми, которые воруют вашу рыбу. И я согласен, что вы должны были дать отпор. Но война ведь не проходит без последствий.

— Да! — с живостью воскликнул вождь. — Пока мы воюем, наземный народ не ловит рыбу, она плодится и размножается, и нам потом больше достается! Поэтому это полезная и нужная война, как бы меня ни пытались уверить в обратном всякие малодушные!

— Обычно бывает именно так, — кивнул Лин, — но не в этот раз. Потому что бури, которые насылает на вас наземный народ, и огненные грозы, которые насылаете на наземный народ вы, уничтожили почти все отмели, где растут головастики-корьи. Если не успокоить небо и море и не очистить бухты от мути, этой осенью корьям негде будет отложить икру, к весне головастики не откормятся подо льдом, и летом нелини и рекка, которыми питаетесь и вы, и земной народ, не смогут есть корью и все передохнут или откочуют на другие отмели. Весь шельф вымрет. Хочешь ли ты этого, о быстроумный вождь?

Вождь замедлился, словно пытаясь осмыслить слова Лина.

Потом сказал:

— Если это правда, то как вышло, что ты, маг из земного народа, заметил это, а никто из моих магов — нет?

— Корьи мечут икру на отмелях, куда ваш народ заплывает редко, потому что опасается не уплыть обратно в море. Магов же, не в обиду будет сказано, о вождь, интересуют только человеческие поселения, где они могут поразвлечься с легкомысленными наземцами… как ты сам недавно говорил!

Лина, казалось, ничуть не утомляла необходимость постоянно поворачиваться к вождю лицом: казалось, так он и будет крутиться, как волчок. Зуру же это все начинало раздражать.

— Да, это верно! — поддакнул вождь. — Я люблю поразвлечься, и весь мой народ это любит.

— Ну а война положила конец большинству из этих развлечений. Теперь в поисках развлечений вы плаваете не в окрестности Тервириена, а к островам, или на другую сторону Золотого Мыса.

— Верно, верно, — поддакнул вождь. — Что же делать? Что ты предлагаешь, маг?

— Мое решение очень простое, — сказал Лин. — И что особенно хорошо: от тебя, вождь, оно не потребует ровным счетом ничего, всего лишь разрешение действовать.

— Вы, должно быть, совсем считаете нас за дураков, — вождь покачнулся в воде. — Никогда еще не было так, чтобы маг приходил к правителю за разрешением! Будь ваша воля, вы бы вылили моря на небо, а небо опустили бы в моря!

Несколько свитских, что кружили вокруг пузыря воздуха вокруг вождя на разной высоте, засмеялись: ни с чем иным этот звук спутать было нельзя. К тому же они тряслись всем телом, как припадочные.

— Мне бы не хотелось говорить о моем предложении, когда вокруг столько ушей, — продолжал Лин как ни в чем не бывало. — Если угодно вождю, это следует обсудить с ним и с теми людьми, чья помощь мне потребуется в воплощении моего решения.

— А, вот уже и требуется помощь! — воскликнул вождь. — Это больше похоже на правду. Но всей правды земной народ не говорит никогда: плетут и плетут с двойным и тройным дном.

— Но ведь и вы всей правды никогда не говорите, — Лин приподнял бровь, и, наверное, зря: вряд ли морской народ мог различить тонкости человеческой мимики. — То, что ваш народ думает о нашем, то, что мы думаем о вас, — все это как рябь на воде в летний день, глубин не затрагивает. Ты, вождь, вижу, до сих пор не понял, что я говорю серьезно и не намерен шутить с тобой. Ну так изволь увидеть.

Он не сделал ни одного жеста, не сказал ни слова, но в воде вдруг словно по волшебству — а как же еще? — засияли нездешние яркие краски, задышал зноем прибрежный летний полдень. Скалы… Зура с удивлением узнала бухточку неподалеку от Тервириена, в которую часто ходила купаться: приметный почти круглый бассейн окружали красноватые скалы. В солнечные дни вода там сияла бирюзой и зеленью…

И вот эта бухта оказалась перед ними… точнее — под ними. Пейзаж, видимый с высоты птичьего полета, парил внизу, и у Зуры мелькнула шальная мысль, что если нырнуть получше, пожалуй, можно там и оказаться.

Но, конечно, такое чудо никакому магу не под силу. Да и пейзаж выглядел мутным, неярким…

— Видите, — сказал Лин, — внизу, у входа в бухту.

Так вот, у входа в бухту, за прибрежными скалами, вода была ощутимо светлой, совершенно зеленой. Далее начинались льды: белые и голубые глыбы самых причудливых очертаний, сверкающие на солнце. Даже на такой нечеткой картине, с такого большого расстояния видно было, как эти глыбы обтекают слезами, сетуя на жаркое летнее солнце. Тут и там виднелись впадины ослепительно-сапфировой талой воды.

Зура тут же пожалела, что давно не купалась в этой бухточке: по краевым скалам можно было бы добраться до самих ледяных гор, позагорать на них…

— Это — плоды работы наших и ваших магов, — сказал Лин. — Когда маги морского народа атакуют магией огня, маги моего народа защищаются льдом. Он тает медленнее, чем обычный. Впрочем, часть его все-таки тает, часть разрушается штормами, которые насылают обе стороны. Большая же часть прибивается к берегу… Вот такие бухточки — она тут не одна — они блокируют полностью. Прошлым летом боевые действия велись не так активно, да и погода выдалась жарче. Этим же летом надеяться не на что. Пройдет еще несколько месяцев, и рыба на этом участке вымрет целиком.

— Надо же, а я как-то никогда не думал, куда девается весь лед! — восхитился вождь. — Ну, искусством иллюзий ты тоже владеешь мастерски, маг. Я бы, пожалуй, позвал тебя своим шутом. Скажи, а что, кроме тебя ни один из магов побережья не заметил этого? Или они прислали на переговоры тебя?

— Меня никто не посылал, я сам по себе, — ответил Лин. — Что же до других магов и просто обычных людей, знающих повадки рыб и морских тварей, сейчас я отвечать за них не берусь. Может быть, кто-то еще пытается добиться того же, что и я, но их голоса пока не слышны. Если так, хорошо: у нас будут союзники.

— Что же это за план, маг, о котором мы столько слышим? Что-то ты пока не торопишься его разглашать.

— Еще раз говорю тебе, вождь: поговори со мной с одним-двумя приближенными — и я расскажу тебе все в подробностях. Но план мой не предназначен для чужих ушей.

Вождь морского народа, ни слова не говоря, описал очередной круг вокруг морского пузыря.

— У меня есть слово, вождь, — сказала старая самка… нет, женщина, поправила себя Зура. — Позволишь?

— Говори, сестра. Когда же это я отказывался тебя выслушать! — и ткнул ее носом в бок, не угрожающе, а скорее игриво.

— Благодарю, вождь! На деле мы не видели подтверждений его словам, одни только миражи в стоячей воде. Я, конечно, как и все прочие, люблю миражи и фокусы, но они хороши на ярмарках и праздниках, никак уж не перед глазами вождя! Только наводят муть, крутят, вертят, а к чему крутят? Двуногие хитры и думают иначе, чем мы, доверять им нельзя. Пусть докажет сперва то, что не сорвал, а потом ты решишь, стоит ли говорить с ним серьезно. Но он уже и так отнял у тебя много времени. Почему бы не поступить по старому обычаю? Пусть поторопится.

Услышав это, Лин изменился в лице. Не поворачиваясь к Зуре, он вдруг схватил ее руку возле локтя и сжал — человеку менее крепкому было бы, пожалуй, больно.

(Не привыкни она немного к чудаку-магу за эти дни, тут бы ему и орать из-за сломанной руки).

— Зура, дочь Зейлар, — сказал он вдруг странно формальным тоном. — Прошу вас, ничего не бойтесь и не делайте ничего опрометчивого. Я не допущу, чтобы с вами что-то случилось. Сделаю все, что будет надо.

И от тона его, и от содержания речи у Зуры побежали мурашки, а рука — свободная, не та, за которую держал Лин — сама собой потянулась к висевшему на поясе ножу. «Что бы он там себе ни думал, — подумала она, — я тут воин…»

— Хм, а это идея… — протянул вождь.

Лин отпустил ее руку. Зура подумала, не пытается ли маг на самом деле ее подставить, но развить эту мысль не успела. Лин резко скомандовал: «Задержи дыхание!», и Зура набрала воздуха в грудь скорее машинально, чем повинуясь сознательному решению довериться в этом Лину. Тут же к ним метнулись фиолетовые рыбьи тени, и серебряный пузырь лопнул, оставляя Зуру в воде на произвол судьбы.

* * *

Когда они только бежали, у них было четверо коней: краса и радость материнского табуна, Ашифун, жеребенка которого Зейлар обещала поочередно то дочери, то сыну, когда они подрастут (впрочем, у Ашифуна должно было быть еще много жеребят!); Зурина кобылка Сейген, маленькая и ловкая; и две вьючные лошади, добряк Гнедко и обжора Ковылек.

Еще в степи к беглецам привязались разбойники-кираны, которые хотели угнать лошадей, брата убить, а Зуру продать в рабство.

Но брату и сестре удалось отбиться от передового отряда.

Ашифун и Сейген мчались по степи так, что трава ложилась не только под их копытами, но и рядом, а Гнедко с Ковыльком отставали. Зура хотела поймать Гнедко за уздечку, но брат закричал ей: «Не нужно! Будут их ловить — и отстанут!»

Так и случилось.

Позже Зура узнала, что даже вьючные лошади степного народа считались у жителей соседних тараанского ханства достойными под седло если не дворянам, то уж зажиточным горожанам — точно.

Той ночью Зура у костра тосковала по своим друзьям и жалела их. Возможно, то были зряшные слезы: как знать, вдруг их судьба сложилась лучше, чем у Сейген и Ашифуна.

Сейген через пару дней охромела и, хотя брат делал припарку ей на ногу и пытался подрезать копыто, ничего не помогло. Скоро она совсем не могла нормально идти, а только ковыляла на трех ногах и жалобно стонала от боли.

А вокруг их костра каждую ночь бродили волки…

В общем, кобылу они закололи и напились ее крови, как то положено по обычаю. Зура раньше никогда не пила конскую кровь — детям это не дозволялось. Но брат сказал: ничего, акай. Выросла уже.

Ашифуна потом пришлось продать богатым купцам в Черкеле. Гиблый был город, пустой; некуда деться. Только пустынные ветры выли на окраинах. Через пустыню было не перейти в одиночку, только примкнув к каравану. Но купцы не соглашались брать брата и сестру за отработку, ставили условие — коня.

Зура первый и единственный раз видела, как брат плакал: прощался с Ашифуном. Ох, какой был жеребец! Статный, белогривый, как положено породистому степняку, поджарый и быстрый как ветер! Сколько он носил мать в сражения — и не сосчитать. А какие у него сильные были ноги, какая прямая спина, как он трепетал в предчувствии славной гонки! Было от чего заплакать.

Но Зуре, честно говоря, было жальче Сейген, которую она сама кормила травой с ладошки, когда та была жеребенком. Ашифун-то оставался в живых…

Но Ашифун не пережил переход через пустыню: один из оазисов замело песком, воды не хватило, и купцы забили всю живность, включая лошадей.

Поэтому так и вышло, что, когда пришла пора наниматься в отряд, у них с братом не было на двоих даже одной лошади. А всем известно, что степняки сражаются лучше всего конными.

— Ну, — сказал начальник отряда, — одна запасная кобыла у нас есть. Не разучился-то ездить верхом, Камил?

Брат только презрительно раздул ноздри: легче разучиться ходить, чем держаться на лошадиной спине!

— Ты только дай мне поводья, а там увидишь, как я разучился, Олвен, — сказал брат.

Олвен и двое ближних его бойцов расхохотались.

— Посмотрите, как отчаялся этот некогда гордый мальчишка! — сказал один. — Настолько, что готов ехать в бой на кобыле!

И в Роне, и в Гериате считалось, что кобылы для битвы не годятся.

Брат только пожал плечами. И, выше насмешек, подошел к лошади: сильной и крепкой, неплохих кровей и неплохой выучки — ничего особенного, но и стыдиться нечего. Брат погладил круп и гордо изогнутую шею, потрогал уши, пошептал в них, а потом раз — и вскочил в седло. И снова стал почти настоящий, почти как прежде.

— Будешь держаться за стремя, акай, — сказал он Зуре. — И попытайся сшибить моих противников с седла.

То был первый бой, когда Зура дралась с браслетом. Первый же ее настоящий бой, если не считать стычек в подворотнях. Тогда человеческой крови впервые попробовал ее топор. Да и браслет к исходу был в крови. И она сама.

Но кутаясь потом ночью в одеяло у походного костра она вспоминала не дикие стеклянные глаза человека, которого сшибла магией с коня и потом вспорола живот; она вспоминала, как тоненько плакала Сейген.

* * *

План Лина явно не сработал.

Пытаясь найти, как бы уцепиться за абсолютно гладкую, словно отполированную каменную стену, Зура пыталась сообразить, в чем именно он мог состоять. Но соображение работало плохо, потому что зубы стучали от холода.

Вода теплая только у поверхности. Стоит окунуться чуть глубже, и почти сразу понимаешь, что сказочки о ледяных безднах, в которых живут неописуемые чудовища, — совсем даже не сказочки. Эти зыбкие глубины, в которых хрен знает что прячется — вот они, совсем под тобой. Их ледяное дыхание уже заставляет поджиматься беззащитные пальцы рук и ног.

Только придурки, не имеющие ни капли здравого смысла, будут связываться с этими глубинами, да еще отдавать им часть — или всех — себя. Но кто сказал, что стихийные маги — не придурки?

Вот Лин, например, свихнулся совсем.

Долго ли поехать крышей, когда вокруг одна большая яма, наполненная чуждой, непонятной жизнью, такой же сумасшедшей, как этот долбаный морской народ.

…Зуру втолкнули в эту камеру уже совершенно обессиленную борьбой, почти истощившую запас кислорода. Она тут же метнулась куда-то, не соображая толком, вверх или вниз — вода сопротивлялась усилиям измученных рук совершенно одинаково. Ха. И это ей раньше казалось, что глупо думать, будто под водой можно потерять направление?

Наверное, Зура плыла вниз — потому что под руками оказалась железная дверь, нет, люк. Она заколотила в него, потом, чуть придя в себя, попыталась подцепить край ногтями — тоже бесполезное усилие, но хоть не такое отчаянное. Грудь разрывалась от горячей боли, перед глазами темнело и плыло. Больше всего хотелось открыть рот и вдохнуть, ну ведь вдохнуть, пожалуйста, наверняка же можно, не может быть, чтобы не получилось…

Вдруг люк распахнулся, и Зура отчаянно рванула туда, уже понимая, что еще раз она этот коридор не осилит: ее волокли — сколько? — минуты полторы, и она отбивалась, воздуха не хватит… Но вдруг, против всякой вероятности, наверху поплыли белые желтые пятна.

Солнце!

Мир в голове Зуры сразу перевернулся: она осознала, что, думая, что плывет вниз, на деле плыла вверх. Рванувшись к этим желтым пятнам, она очень скоро выскочила на поверхность, хватая ртом воздух. В голове билась единственная мысль: «Спасена!»

Через минуту или около того, когда удалось отдышаться, стало понятно: ни хрена она на самом деле не спаслась.

Зура вынырнула в центре светового пятна посреди подводной пещеры или, может, грота. Нет, пожалуй, пещеры: у грота обычно есть пляж, который обнажается в отлив, а тут никакого пляжа, никакого даже повышающегося берега не было. Все стены кругом уходили в воду на глубину где-то в полтора Зуриных роста. Сине-голубая прозрачнейшая вода мирно покачивалась; плески эхом отражались от круто уходящих вверх куполообразных стен. Абсолютно гладких стен. Абсолютно гладких, даже не покрытых мхом стен.

Оказавшись в смертельной опасности, люди не ругаются. Людьми овладевает цепенящее отчаяние, которое куда опаснее водяного холода, медленно сосущего из тела тепло.

Зура не любила впадать в отчаяние, поэтому сначала все-таки выругалась.

Потом нырнула и попыталась открыть железную дверь в полу пещеры.

Но увы, усилия под водой впрок не шли. И у Зуры не было дыхания, чтобы сказать хоть одно заклинание. Да и знала она их немного. А обычный силовой толчок…

Она толкала дверь сырой магией, пока у нее не кончился воздух, потом всплыла на поверхность, жадно глотая сырую затхлость пещеры. Дверь либо была заблокирована магией, либо с той стороны ее запирал хороший железный засов, против которого, как известно, нормального приема нет.

Следующим проектом Зуры были выяснить, можно ли забраться по стенам.

Переводя дыхание она оплыла свою пещеру (та оказалась совсем небольшой) кругом, тщательно ощупывая стены настолько, насколько доставали ее руки. Она искала хоть что-то: выступ, трещину, за что можно зацепиться и карабкаться дальше… Тщетно: трещины, конечно, были, но ухватиться за них сумела бы только муха.

Да что ты будешь делать.

Лин сказал ей: ничего не делать, и в особенности никаких глупостей. Что этот придурок мог понимать под глупостями? Сам-то… Уверял, что придет за ней. Трижды ха. Таким заверениям Зура не поверила бы и в детстве. Как мог спасти ее Лин, когда против него были не только рядовые воины морского народа, но и маги? Такие, как он, прекраснодушные книжники, могут обещать что угодно. Будто одни их желания способны что-то изменить. Может быть, и способны: Зура знала, что вся магия завязана на волеизъявлении и силе мыслей. Но настоящий мир не таков, и чужая воля не подчиняет его, словно бессловесную воду. Лин, должно быть, забыл об этом, прожив столько лет отшельником на крошечном острове. Или никогда и не знал.

Это даже если считать, что Лин в самом деле рассчитывал спасти ее.

Прислонившись к стене, Зура успокоила биение сердца — ничего, ничего, отставить панику, это не родная жаркая степь, но так быстро ты не замерзнешь — и припомнила всю ситуацию, которая так быстро завершилась ее пленением в каменном мешке. Показалось ей или нет, что Лин сразу понял, о каком таком (кстати, о каком?) обычае говорили вождь и его дряхлая спутница?

Зуре очень редко казалось что-то: воину без наблюдательности не жить, а дожила же до зрелых лет. Значит, она была права. Лин и в самом деле что-то предвидел. Можно допустить, что Зуру взяли в заложницы, чтобы вынудить Лина сделать что-то, связанное с их миссией и с разговором, который Лин вел с вождем, надо думать…

И если Зура действительно заложница, и если Лин действительно знал заранее, что она может оказаться в таком положении (конечно, знал!), то можно допустить (нельзя не допустить), что именно по этой-то причине он и взял ее с собой. Не то чтобы ему не нужен телохранитель среди морского народа, просто Зура в этом качестве бесполезна.

Итак, он ее попросту подставил. Чтобы она сгинула в этой ловушке. Именно поэтому Майя, союзница Лина, за нее не вступилась и не помешала воинам морского народа ее схватить.

А Антуан? Его-то вообще где дикие ветры носят?

Дойдя до этой мысли, Зура развернулась и стукнулась лбом о гладкий камень, придерживаясь руками. Несильно — сотрясение мозга ей сейчас совсем не улыбалась. Возможно, потом и придется разбить себе голову о камень, чтобы не мучиться утоплением, но это Зура решила оставить на совсем крайний случай. Еще неизвестно, что мучительнее…

«Дура ты дура, — свирепо подумала она про себя. — Учит тебя жизнь, учит, а ты ничему так и не научилась!»

Ей следовало куда подробнее расспросить Лина обо всех его делах. Похрен, что у воинов-наемников это не принято, похрен, что задаток взяла, — все равно расспросить. Дело-то исключительное. Чего он планирует добиться визитом к морскому народу. Кто он вообще такой, прах его побери. Для чего он все это затеял…

Ладно, ее подвела благодарность. Все-таки не каждый день ей спасали жизнь люди, которые не мечтали получить ее в плен и содрать с нее выкуп. И — чего греха таить — Лин ей понравился. Улыбочки эти его, очки, залысины, то, что он звал ее «акай»… Знала она таких книжников: порой капризные, порой склочные, но часто безобидные, а иные и вовсе благородные… Ей показалось, и этот такой.

Зря. Не бывает благородства, только выгода. Не бывает безобидности — только неумение ударить.

И свой выкуп, если подумать, она Лину все равно заплатила. Может, ее служба еще и подороже обернется, чем если бы он взял деньгами.

Да. Куда уж дороже. Если она потеряет тут свою жизнь…

Но она не потеряет. Никто не спасет — но ей и не надо. Зура с детства сама за себя. За двадцать лет не пропала — и теперь не пропадет.

Зура оттолкнулась от стены и в два гребка отплыла на середину помещения. Что терять время! Она начнет сейчас, пока этот гребаный холод еще не высосал из нее все силы. Начнет… и будет отдыхать, рассчитает магию, сделает все правильно, четко и точно. Ее жизнь зависит от этого. А значит, магия не подведет, не может подвести.

Она подняла руки вверх, работая ногами, чтобы не пойти ко дну, переплела пальцы в нужном жесте и толкнула вперед, вкладывая точно отмеренное количество силы.

Импульс ушел куда нужно. К сожалению, Зуру оттолкнуло отдачей, и она ушла чуть дальше и вниз, чуть не нахлебавшись соленой воды.

Отфыркиваясь, она всплыла на поверхность и увидела в стене напротив маленькую выемку, над которой курился дымок.

Что ж… меньше, чем она рассчитывала, но лиха беда начало. А потом, если сделать приличный уступ, на нем можно будет отдыхать…

Он подняла руки второй раз, запрещая себе сомневаться.

* * *

У каждого моря свой вкус, и плотность воды, и глубина, и рисунок волн, и рыбы обитают в них все разные. Но все моря есть океан: можно плыть по нему из конца в конец и обогнуть весь мир, ни разу не наткнувшись на сушу. Как же обездолены те, что цепляются за свои острова в море и в небе, не понимая правды! Главное счастье для таких — найти свою смерть в воде.

Антуан-путешественник. «Книга волны»

* * *

Зура плавала в середине пещеры лицом вверх, раскинув руки и ноги. Здесь, в световом пятне, вода была или казалась почти теплой. Как на грех, сейчас солнце в небе скрывали легкие облака. Небо отсюда, со дна залитой водой рукотворной (или чем они там творят, эти гребаные рыбы) пещеры выглядело серым, невесомым, словно накидки, подбитые горностаевым мехом… Вечереет. Скоро солнце скроется совсем.

Эх, а хорошо бы сейчас такую накидку. Не потому что теплая — не так уж Зура и замерзла. Просто она была бы сухой. Эта дерьмовая соленая вода ей уже вот где. И одежда неприятно липла к телу. А уж сапоги она сбросила давно, они валялись где-то на дне.

Хорошо, что пока не хотелось пить. Прошло всего-то часов пять. Правда, знающие люди говорили, что можно выжить, если пить морскую воду понемногу — по глотку, по два…

Вряд ли Зура всерьез начнет страдать от жажды. Скорее, она уморит себя, пытаясь выбить себе ступеньки.

Пока ступени поднимались только до трети стены, где-то в рост Зуры над уровнем воды. Нечего было и думать, чтобы дотянуться с последней до края отверстия в потолке, повиснуть на руках и выбраться наверх. Нужно еще как минимум столько же. А сил не осталось.

Простая, «низшая» магия — та, для которой нужны браслеты, серьги или еще хер знает какие тилидиевые украшения с прибамбасами — тем хороша, что ею владеют многие. И учиться много не надо. Так, поупражнялся несколько недель или месяцев, смотря у кого сколько таланта, и все, готов боец.

Другое дело стихийные маги, вроде Лина: они встречаются редко, учатся долго и вообще в целом не от мира сего. Выдумали себе какое-то равновесие, целую философию, живут в беломраморных башнях (если говорить о Тервириене или столице империи, городе Ронельге)… Нет, простецкая магия, та, которая дала возможность Зуре одной стоить целого десятка отъявленных вояк, совсем не такая. Она не обрушит ни на кого волну, не подымет ураган и не заставит землю парить в облаках. Она просто толкнет, ударит с силой и на расстоянии; может быть, если кто-то очень искусен, позволит ненадолго отвести глаза или заморочить голову…

И Зуре, в общем, всегда этих навыков хватало.

Их бы и сейчас хватило, умей она, как стихийные магии, черпать силы из моря или в буквальном смысле из воздуха, а то и из земли под ногами. Что-то это как-то опять было связано с равновесием, о котором болтал Лин и о котором не прочь были порассуждать и другие маги в своих научных трактатах. Но по-простому это значило только то, что их источник магии не иссякал никогда.

Низшая магия — дело другое. Она расходует вполне материальную энергию, оставляя дрожь в мускулах и тянущее чувство в животе. Зура знала воинов, которые падали замертво, израсходовав слишком много магии. Поэтому она носила серьгу: как ограничитель, сигналку, неприкосновенный запас…

Сейчас серьга раскалилась уже до того, что терпеть ее в ухе было трудно. Еще пара ударов — и начнет обжигать. И тогда — то самое, от чего ее откачивал Лин три дня на острове. Ни пошевелиться, ни встать, ни сесть…

Поэтому Зура лежала без движения в световом пятне, пытаясь расслабить ноющее тело и найти потаенные запасы. Уж чем-чем, а своим телом она владела хорошо. Если бы получилось поспать, было бы совсем прекрасно. Сон очень восстанавливает силы, почти как еда. И если спать — то сейчас, пока солнце не ушло, и не похолодало.

Но она сомневалась, по совести говоря, что удастся заснуть. Любому контролю есть пределы. Сейчас вбитый годами тренировок навык послушания противился вбитому же рефлексу никогда не засыпать спиной к опасности. А внизу у нее было несколько метров этой самой опасности, худшего сорта: зыбкой, холодной, сосущей безнадеги. И вокруг тоже только она. И вообще опасность в водной форме как раз заливалась в ноздри, потому что…

Зура рывком изменила положение тела, погрузив ноги и наклонившись плечами вперед. Так она лучше могла контролировать свои движения и, вдобавок, видеть, что происходит внизу, у дна. Очень вовремя: вода пришла в движение, крутнулась воронкой, потянув Зуру с собой. Она еле успела схватиться за одну из собственноручно пробитых выемок: ей совершенно не улыбалось оказаться пассивной участницей этого представления.

Между тем вода расступилась, образовав воздушный коридор до самого низа, до железной двери. Дверь же с оглушительным скрежетом распахнулась.

Нет, не просто распахнулось: ее выбило струей воды, такой мощной, что, находись Зура у нее на пути и не ударь ее самой этой дверью, ее бы, пожалуй, сбило или разрезало потоком. Дверь же прогрохотала где-то наверху, внезапно стемнело. Подняв глаза, Зура увидела, что она пришлась точно в отверстие и застряла там, частично вписавшись в круг.

Не менее пораженная, Зура опустила взгляд вниз, в воду. Но вода пошла рябью, и в наступившей полутьме толком ничего было не разглядеть. Поэтому когда кто-то вынырнул рядом с Зурой, она без лишних раздумий истратила на него один из последних своих зарядов — двинула от души.

Будь она в состоянии получше, его бы отнесло к задней стене, а так — просто притопило. Отпустив выступ, Зура нырнула за нападающим: схватить в захват, достать нож — то, что у морского народа нет шеи, не значит, что им нельзя перерезать горло, а второй-то раз они ее врасплох не заставят!

Но, к удивлению Зуры, одна ее рука ухватила вполне обычные человеческие волосы, другая — поймала в захват вполне обычную человеческую шею.

Только многолетний опыт молниеносных решений позволил Зуре не сломать эту шею тут же.

Отфыркиваясь, она вынырнула бок о бок с Лином-Отшельником, ее гребаным нанимателем.

— Ну, Зура, — простонал тот, пытаясь одновременно убрать со лба налипшие волосы и стереть капли с очков, — я-то думал, водная магия и дверь послужат для тебя достаточным сигналом! Да, я опоздал… но это не повод так набрасываться!

Зура испытывала сложное чувство, которое не смогла бы даже толком описать. Ей хотелось то ли все-таки вновь схватить Лина в захват и закончить начатое, то ли от души его расцеловать. И все это камнем прижимало огромное удивление.

— Опоздал? — все, что смогла она выдавить из себя.

— Они, знаешь, сперва не хотели внимать… хорошо, что один из генералов оказался человеком вменяемым, в отличие от вождя и его сестры… Но потом-то вечно были проволочки: то ключ не могли найти, то перепутали, в каком воздушном мешке тебя заперли… Никогда не был в одной из таких, прелюбопытное устройство. Наконец мне все это надоело, и я попросту вышиб дверь.

— То есть это ты? — прохрипела Зура (горло все-таки пересохло). — Ты и так можешь?

— Конечно. Нехитрый фокус. В общем и целом, это, конечно, может отразиться на нашей миссии, но вряд ли в худшую сторону… Зура? Зура, что с тобой?

А с Зурой было все в порядке. Зура смеялась.

Мерл Бри. Лин и Зура

Загрузка...