3 июля 1919 г. в освобожденном Царицыне генерал А.И. Деникин огласил директиву № 08878, более известную под именем «Московской»:
«…Имея конечной целью захват сердца России – Москвы, приказываю:
1. Генералу Врангелю выйти на фронт Саратов – Ртищево – Балашов, сменить на этих направлениях донские части и продолжать наступление на Пензу, Рузаевку, Арзамас и далее – Нижний Новгород, Владимир, Москву.
Теперь же направить отряды для связи с Уральской армией и для очищения нижнего плеса Волги.
2. Генералу Сидорину правым крылом, до выхода войск генерала Врангеля, продолжать выполнение прежней задачи по выходу на фронт Камышин – Балашов. Остальным частям развивать удар на Москву в направлениях: а) Воронеж, Козлов, Рязань и б) Новый Оскол, Елец, Кашира.
3. Генералу Май-Маевскому наступать на Москву в направлении Курск, Орел, Тула. Для обеспечения с Запада выдвинуться на линию Днепра и Десны, заняв Киев и прочие переправы на участке Екатеринослав – Брянск.
4. Генералу Добророльскому выйти на Днепр от Александровска до устья, имея в виду в дальнейшем занятие Херсона и Николаева…
6. Черноморскому флоту содействовать выполнению боевых задач… и блокировать порт Одессу»[33].
Директива предусматривала нанесение главного удара на кратчайших к Москве направлениях – Курском и Воронежском[34]. Операции южнорусских белых армий в период с июля по ноябрь 1919 г. представляли собой попытку реализации стратегических задач, поставленных Главнокомандующим в приведенном документе. Это привело к двум встречным сражениям между ВСЮР и армиями Южного фронта.
Первое, рассматриваемое на страницах данной работы, завершилось победой белых, второе (в октябре – ноябре 1919 г.) – красных. Почему же южнорусские армии, сумевшие в августе 1919 г. нанести поражение превосходящим их численно красным, в конечном счете проиграли? Был ли изначально невыполним план, разработанный в штабе белых? Ответы на эти вопросы и призвана дать настоящая работа. Начать же следует с анализа «Московской» директивы, предоставив слово красным и белым военачальникам.
Как же они оценивали стратегический замысел генерала А.И. Деникина и какие альтернативные ему планы предлагали? Этот важнейший и, без преувеличения, роковой в истории Белого движения документ сразу же вызвал неоднозначное к себе отношение.
Сам генерал А.И. Деникин, размышляя в венгерской глуши[35] над причинами своих поражений, не обошел вниманием и «Московскую» директиву. Он признавал, что в дни неудач она осуждалась за чрезмерный оптимизм. Генерал и не отрицал того, что он охватил в летние месяцы 1919 г. не только его, но и, как хотелось ему верить, население и армии Юга России.
По мнению бывшего Главнокомандующего, его надежда на успех основывалась на реальной почве: никогда еще до тех пор советская власть не была в столь тяжелом положении и не испытывала большей тревоги[36].
Имел ли генерал основания для подобного вывода? Если принимать во внимание только военные аспекты противостояния сторон, то, безусловно, мы должны дать положительный ответ на этот вопрос.
К июлю 1919 г. красные потеряли донбасский уголь и украинский хлеб, важнейший транспортный узел на Волге – Царицын; под угрозой оказалась Астрахань, представлявшая собой большевистский форпост на Каспии.
Значительная часть дивизий Южного фронта в деморализованном состоянии откатывалась на север, некоторые из них были пропитаны духом партизанщины и негативным отношением к комиссарам[37]. Однако далеко не все белогвардейские военачальники согласились с важнейшим стратегическим решением своего Главнокомандующего.
Убежденным противником и последовательным критиком директивы стал генерал-лейтенант барон Петр Николаевич Врангель. Он прямо утверждал, что «Московская» директива являлась одновременно смертным приговором армиям Юга России. По словам барона, в данном документе все принципы стратегии предавались забвению. Выбор одного главного операционного направления, сосредоточение на нем основных сил, маневр – все это отсутствовало. Каждому корпусу просто указывался маршрут движения на Москву[38].
Подобное признание генерала П.Н. Врангеля опровергает утверждение Главнокомандующего о том, что директива осуждалась за чрезмерный оптимизм только в дни неудач белого оружия. Барона она повергла в шок сразу после ее озвучивания – в дни блестящих военных успехов добровольцев, донцов и кубанцев.
Что же предлагал летом 1919 г. сам генерал П.Н. Врангель? С его точки зрения, стремительное наступление Донской и Добровольческой армий ставило их в весьма опасное и уязвимое для ударов противника положение. Уже к июлю 1919 г. фронт южнорусских войск был чрезвычайно растянут, но резервов при этом катастрофически не хватало, тыл был неорганизован.
В этих условиях генерал П.Н. Врангель предложил Главнокомандующему временно закрепиться на сравнительно коротком и обеспеченном на флангах крупными водными преградами фронте Царицын – Екатеринослав. Барон считал необходимым выделить из Кавказской армии часть сил для действия в юго-восточном направлении против астраханской группировки красных, а на Харьковском направлении сосредоточить три-четыре конных корпуса.
Барон предлагал действовать этой конной группировкой (по сути – армией) на кратчайших к Москве направлениях, нанося удары в тыл большевистским войскам, а также организовывать тыл, укомплектовывать и разворачивать части, создавать резервы, строить в тылу укрепленные узлы сопротивления[39].
Более обстоятельно, в отличие от генерала А.И. Деникина, объясняет причину появления «Московской» директивы из-под пера бывшего главкома ВСЮР в своих мемуарах бывший начальник Военного управления Особого совещания[40] генерал-лейтенант Александр Сергеевич Лукомский. Он писал о понимании и генералом А.И. Деникиным, и его штабом непрочности своего положения.
Главнокомандующий принимал во внимание растянутость фронта, отсутствие резервов и крепкого тыла, но остановка войск, их перегруппировка могли дать большевикам передышку, возможность укрепить и стабилизировать фронт[41].
Иными словами, следуя логике генерала А.С. Лукомского, план барона П.Н. Врангеля был трудновыполнимым. В соответствии с ним потребовались бы перегруппировка войск, приостановка наступления (во всяком случае, замедление его темпов) и, как следствие, стабилизация Южного фронта красных.
Схожим с бароном П.Н. Врангелем, но значительно более жестким образом оценивал рассматриваемый нами стратегический документ Главнокомандующего военный корреспондент генерал-майор Владимир Николаевич фон Дрейер. Он обвинил генерала А.И. Деникина в необыкновенной самоуверенности и непонимании всех размеров гигантской работы, предпринятой красным командованием внутри России и в белом тылу.
Впрочем, рассуждения генерала В.Н. фон Дрейера необходимо рассматривать сквозь призму его недоброжелательного и, следовательно, пристрастного отношения к Главнокомандующему. Весной 1919 г. он прибыл в Екатеринодар, где ему было отказано в приеме в Добровольческую армию по подозрению в сношениях с немцами. Тогда генерал В.Н. фон Дрейер потребовал суда над собой и был оправдан. Однако генерал А.И. Деникин запретил ему вступать в Добровольческую армию.
Главнокомандующий, по мнению генерала В.Н. Дрейера, должен бы был принять во внимание значительное усиление сил красного Южного фронта после разгрома войск адмирала Александра Васильевича Колчака. С востока на юг большевики, с точки зрения фон Дрейера, были способны перебросить три-четыре армии.
На фоне грубейшими ошибками генерала А.И. Деникина являлись и отсутствие стратегических резервов, и растяжка фронта белых армий. Генерал В.Н. фон Дрейер называет «Московскую» директиву безграмотной в военном отношении. Он утверждает, что в этом документе преданы забвению все принципы стратегии и существеннейший из них – сосредоточение сил на одном главном направлении[42].
Известно, что пополнения на Южный фронт с востока действительно прибывали, но количество армий, сражавшихся против генерала А.И. Деникина, оставалось прежним, если не считать 12-й армию, вошедшую в состав Южного фронта только осенью 1919 г. Однако она была расположена не на востоке, а на западе – против польских войск. Поэтому, указывая на перспективы усиления Южного фронта посредством переброски трех-четырех армий с колчаковского фронта, генерал В.Н. фон Дрейер искажает реальную картину происходивших летом 1919 г. событий.
Однако заслуживает внимания обоснованная критика генералом В.Н. фон Дрейером Главнокомандующего за то, что масштабы поставленных им в директиве задач не соответствовали силам, бывшим в распоряжении белых. Что касается не лишенных иронии рассуждений данного автора о военном даровании генерала А.И. Деникина, то эта проблема выходит за рамки книги.
Единственное, на что в данном случае следует обратить внимание: генерал А.И. Деникин в ходе Русско-японской, Первой мировой войн, а также во время Кубанских походов 1918 г., несомненно, демонстрировал талант офицера, способного решать сложные задачи тактического характера. Достаточно сказать, что благодаря грамотным и решительным действиям А.И. Деникина Добровольческая армия была спасена от разгрома и уничтожения в апреле 1919 г., после гибели под Екатеринодаром генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова.
«Московская» же директива представляла собой попытку решения масштабной стратегической задачи фронтового масштаба. Подобных операций Антон Иванович никогда ранее не осуществлял.
Нужно также отметить, что белые офицеры-фронтовики, в массе своей не вникая в стратегические тонкости директивы[43], с восторгом отреагировали на приказ наступать на Москву[44].
Разумеется, советские исследователи (прежде всего военные специалисты) не обошли вниманием стратегический план генерала А.И. Деникина. Это неудивительно. 1920-е гг. в большевистской России были ознаменованы жаркими дискуссиями в военно-научных кругах РККА между сторонниками стратегии «сокрушения» во главе с бывшим подпоручиком Михаилом Николаевичем Тухачевским и стратегии «измора», обоснованной и отстаиваемой выдающимся военным мыслителем, бывшим генерал-майором Александром Андреевичем Свечиным[45].
Именно таким образом происходил процесс формулирования основных положений военной доктрины Красной армии. В этой связи носившее наступательный характер стратегическое планирование белых вызвало интерес у красной военной элиты. Следует отметить, что немало советских исследователей Гражданской войны на Юге России были ее непосредственными участниками и имели военное академическое образование, полученное в дореволюционной России.
Бывший полковник Генштаба Императорской армии Николай Евгеньевич Какурин[46] отмечал два взгляда, царивших в Ставке Главнокомандующего ВСЮР, на стратегическую ситуацию и планы дальнейших действий в июне – июле 1919 г.
Первое мнение – перебросить из Кавказской армии на Харьковский фронт все, что только можно. По оценке Н.Е. Какурина, это могли бы быть три-четыре дивизии, наносящие главный удар на Москву[47].
Вторая точка зрения – удар из района Царицына по Саратову через Камышин – план генерала П.Н. Врангеля. Цель удара – соединение с армиями адмирала А.В. Колчака и совместное наступление на Москву с юго-востока и востока[48]. Советский военный историк называет предположение барона «правильным по существу… но запоздалым по времени»[49].
Красные нанесли уже сильный удар по восточным белым армиям, поэтому в принципе шансов у генерала А.И. Деникина соединиться с войсками Верховного правителя (Белой) России[50] практически не было. Сложно согласиться с утверждением Н.Е. Какурина о верности плана барона П.Н. Врангеля по существу. Заволжский театр менее, в отличие от центральных районов России, богат железнодорожными путями сообщения, а наступление на соединение с адмиралом А.В. Колчаком неизбежно оставляло бы в руках красных Украину, что создавало угрозу флангу и тылу южнорусских белых армий.
Однако, как выше было показано, стратегическая идея генерала П.Н. Врангеля в июле 1919 г. была иной и заключалась отнюдь не в наступлении главных сил ВСЮР на Саратов через Камышин. Барон находил Волжское направление приоритетным до взятия Царицына, что нашло отражение в его рапорте на имя Главнокомандующего в апреле 1919 г.[51] По взятии же города Врангель, как мы выше уже отметили, счел необходимым сосредоточить основные силы на Харьковском направлении.
Н.Е. Какурин считал план генерала А.И. Деникина верным, поскольку в условиях невозможности укрепления тыла белых перегруппировка войск могла бы дать большевикам возможность стабилизировать свой Южный фронт: наступление в надежде на счастливую случайность являлось единственным шансом южнорусских армий на успех.
В данном случае мнение советского исследователя совпадает с изложенной выше точкой зрения генерала А.С. Лукомского, писавшего о непрочности положения ВСЮР. Н.Е. Какурин упоминал еще о плане, предложенном командующим Донской армией генерал-лейтенантом Владимиром Ильичом Сидориным. Он предусматривал укрепление тыла белых, что, по мнению советского военного историка, было невозможно по, так сказать, классовым соображениям (Н.Е. Какурин, должно быть, полагал, что пролетариат Донбасса враждебно настроен по отношению к белым), с последующей перегруппировкой сил и ударом по армиям красных из района Харькова.
В данном случае представляется возможным предполагать, учитывая психологию казаков, тяготевших, по словам генерала А.И. Деникина, «к родным хатам»[52], что генерал В.И. Сидорин заботился не столько об укреплении тыла, сколько не желал переносить военные действия за пределы донских степей.
По-своему позиция командующего Донской армией была логична. Казаки не стремились сражаться дальше родных станиц. Это понятно – многие из них воевали уже пятый год и попросту устали. В большинстве своем донцов устроило бы равновесие сил: большевики правят в Центральной России и не вмешиваются в жизнь казачьих станиц.
Констатируя успехи ВСЮР в ходе летнего наступления 1919 г., Н.Е. Какурин писал: «Если этот образ действий (наступление в расчете на счастливую случайность. – Авт.) имел первоначальный успех, то зависел исключительно от внутреннего состояния советских армий, надломленных предшествующими неудачами»[53].
Утверждение бывшего полковника следует признать некорректным, так как оно содержит в себе отрицание военного мастерства белых, хотя логика автора напрямую свидетельствует об обратном – не сами же по себе были надломлены армии Южного фронта, это произошло под ударами добровольческих и казачьих войск.
В 1930 г. в СССР вышел третий том коллективного труда «Гражданская война (1918–1921)» (под ред. А.С. Бубнова, С.С. Каменева, М.Н. Тухачевского, Р.П. Эйдемана, П.П. Лебедева, А.И. Егорова[54]). Каким образом в данной работе оценивалась «Московская» директива? Авторы (составляли в тот период военную элиту РККА, непосредственно участвовавшую в борьбе с ВСЮР) отмечают чрезвычайно широкий размах плана генерала А.И. Деникина[55].
Однако они считали, что его выполнение неизбежно приводило к распылению в пространстве ударных кулаков Главнокомандующего[56]. По сути, критика наличия у генерала А.И. Деникина нескольких ударных группировок созвучна с упреками, брошенными в его адрес бароном П.Н. Врангелем и полковником В.Н. фон Дрейером, осуждавшими Главнокомандующего за отсутствие выбора главного операционного направления и сосредоточения на нем главной массы сил.
Наиболее глубокий анализ «Московской» директивы представлен в очерке бывшего полковника (с 1935 г. – советского маршала) Александра Ильича Егорова. Его мнение, пожалуй, представляет наибольшей интерес. Это неудивительно. Именно А.И. Егоров возглавил в октябре 1919 г. советский Южный фронт, под его командованием красные нанесли генералу А.И. Деникину решающие поражения.
Рассматривая «Московскую» директиву, советский военачальник задавался вопросами: имел ли право Главнокомандующий ВСЮР в начале июля 1919 г. ставить такие задачи своим армиям и не было ли здесь проявления не соответствующего действительной обстановке оптимизма?
Выбранное генералом А.И. Деникиным направление главного удара А.И. Егоров считает верным. Он наносился силами Добровольческой армии по кратчайшему к Москве направлению – по водоразделу между Доном и Днепром.
Наступлением вдоль Днепра белые обеспечивали себя от удара красных с запада. По мнению А.И. Егорова, в идее А.И. Деникина наносить удар на правом фланге Кавказской армией через Пензу и Н. Новгород нашло выражение его стремление соединиться в войсками Верховного правителя адмирала А.В. Колчака.
Наконец, Донская армия, окрыленная двумя «движущими наступление силами» и наступавшая в центре, через Елец и Рязань, в двух группах, должна была быть также увлечена общим наступательным порывом. Здесь-то, как обоснованно полагает А.И. Егоров, и оказалось слабое место деникинского плана: донцы (как, впрочем, и кубанцы с терцами) воевали только для того, чтобы вернуться домой. Поход на Москву не находил в казачьих сердцах отклика. Советский военачальник делает справедливый вывод о том, что донцов и кубанцев должна была тянуть небольшая офицерская (Добровольческая) армия, сильно разбавленная текучим крестьянским элементом.
Вторым показателем невыполнимости стратегического замысла генерала А.И. Деникина являлась обширность театра. Директива, пишет А.И. Егоров, охватывала своими задачами огромные пространства примерно в 800 000 кв. км. Рассчитывать в таких условиях на достижение конечной цели можно было бы только при условии поголовного втягивания всего населения в борьбу или совершенного разложения армий Южного фронта. Наконец, третьим коренным недостатком деникинской директивы было намерение достигнуть конечной цели одним прыжком.
В действительности перед южнорусскими армиями, особенно перед их правым флангом (Кавказской армией), стояли промежуточные задачи, от последовательности разрешения которых зависело дальнейшее движение белых на Москву. В частности, директива говорила о смене Донской армии войсками барона П.Н. Врангеля и о выходе их на рубеж Саратов – Балашов – Ртищево как о чем-то само собой разумеющемся, не составляющем ни малейшего затруднения для тех и других.
При этом А.И. Егоров справедливо обращает внимание на то, что донцы с трудом признавали права Главнокомандующего на управление их армией. Нередко они отказывались исполнять даже оперативные распоряжения и приказания генерала А.И. Деникина, в чем он сам и упрекал донцов на страницах своих мемуаров[57].
Из трех основных элементов предпринимаемой операции – силы, пространство и противник – ничто не находилось в соответствии с предположениями директивы. С другой стороны, пренебрежение к важности промежуточных целей, и среди них в первую очередь – к занятию и обеспечению исходного положения, обрекло намеченную А.И. Деникиным операцию на провал[58].
К подобному анализу практически нечего добавить. Казаки действительно стремились защитить родные станицы, а не идти завоевывать Москву. Об этом в своих мемуарах недвусмысленно свидетельствуют сами казачьи офицеры и генералы[59].
Стоит только заметить, что к северу от Харькова и бассейна Дона заканчиваются степи – театр военных действий, позволявший эффективно применять конницу. К северу от Курска начинаются промышленные города, брянские леса и множество небольших рек, что затрудняло бы действия кавалерии.
Необходимо отметить, что генерал А.И. Деникин, как, впрочем, и советские исследователи, исключая А.И. Егорова, обошел вниманием еще одну важную причину краха Московского похода. А.И. Егоров отмечал обширность театра, на котором приходилось действовать белым армиям, и справедливо утверждал, что добиться поставленных целей белое командование могло, только втягивая поголовно все население в борьбу.
Это, собственно, сделали красные и победили. На наш взгляд, генерал А.И. Деникин не осознавал в полной мере психологический эффект от взятия белыми Царицына, который тщетно пытались трижды захватить донцы в 1918 г.
По словам А.И. Егорова, советское командование серьезно опасалось соединения деникинского и колчаковского фронтов[60], что лишний раз подчеркивает важную роль психологического фактора в Гражданской войне.
Впрочем, даже соединение Восточного и Южного белых фронтов на средней Волге, скорее всего, в силу специфики театра военных действий не позволило бы А.В. Колчаку и А.И. Деникину наладить прочное оперативное взаимодействие своих войск для похода на Москву.
Критики упрекали генерала А.И. Деникина в недостаточном количестве резервов, необходимых для успешного захвата Москвы и разгрома советского Южного фронта. Есть основания полагать, что Главнокомандующий действительно не обращал должного внимания на формирование резервов и выбор главного операционного направления.
Можно ли назвать это легкомыслием белого командования? Думается, не стоит торопиться с выводами. Еще в 1907 г. А.А. Свечин писал: «Одно из важнейших преимуществ атаки над обороной состоит именно в возможности значительно увеличить количество действующих на поле сражения войск за счет только присутствующих. „Сила, которую прилагают на деле – очень небольшая доля существующей силы“ (Дж. Ст. Милль). Недеятельная пассивная масса представляет круглый нуль, так как в бою учитываются только действительно произведенные усилия. Части, бездействующие в решительные минуты сражения, не влияют на его участь»[61].
Иными словами, генерал А.И. Деникин, вероятно, рассчитывал на эффективное применение имеющихся в его распоряжении сил, не прибегая к резервам. Желая добить почти разбитого, как не без основания казалось генералу, противника, он приказал армиям наступать на плечах отходящих большевистских войск, не давая им возможности закрепиться на оборонительных рубежах. Скорее всего, он оказался под огромным впечатлением успехов, достигнутых его армиями в мае – июне 1919 г., когда Южный фронт потерпел ряд жестоких поражений и трещал по швам, и полагал, что красные уже не оправятся от полученных ударов.
Видимо, Главнокомандующий ВСЮР не знал об активном привлечении народным комиссаром по военным и морским делам бывшим журналистом и профессиональным революционером Львом Давидовичем Троцким военных специалистов на службу советской власти, которые и создали большевикам регулярные Вооруженные силы[62]. Интересно заметить, что уже после Гражданской войны решающую роль кадровых офицеров и генералов бывшей Императорской армии в разгроме белых признавали… сами белые[63].
Несмотря на серьезное поражение красных на Украине, в Поволжье и на Дону в мае – июле 1919 г., деморализацию ряда советских дивизий, большевистское командование не теряло надежды вырвать инициативу у белых. К августу армии Южного фронта планировали начать контрнаступление. Генерал А.И. Деникин, в свою очередь, не собирался переходить к обороне, полагая, что заложенный в «Московской» директиве стратегический замысел увенчается успехом. В этих условиях встречное сражение становилось неизбежным.