Вот уже месяц как я не могу ходить. Температура. Первые три недели как-то можно было с этим мириться. За окном что-то белое, кажется, зима… И метет. Точно не помню. Неделю назад помнил, но сейчас… Голова болит… Зима, лето? Какая разница? Озноб одинаков. Колотит так, что зубы стучат. Смеркается… Белое темнеет. Скорей бы всё прекратилось. Врач обещал. Чёртов врач! Уже неделю обещает. Сколько можно? Впрочем, этой ночью обещал наверняка…
Ходят вокруг. Не терпится. Всегда был лишним! Ходите, ходите, никуда не денетесь. Вот и градусник. Сколько там. Сорок один и два! Прогнал. Обижаются. Дань памяти не дал отдать. Гады! Чтоб вам так же лежать и под себя ходить. Толи вчера, толи позавчера видел белое лицо за окном. Смотрело и вроде бы усмехалось. Орал дико. Сбежались, сволочи! Спать не дают. Врач обещал. Скоро выспитесь. Почему нельзя сразу? Как же больно… Где эти твари?
Таблетку! Таблетку дайте! Ненавижу… За окном воет. Смех какой- то послышался, а может, плач… Какая разница? Вчера хлынула кровь из носа. Лёд прикладывали. Бесполезно. Лежал и глотал. Принесли таз. Рвало собственной кровью. Никогда не видел столько. Какая-то муха летает вокруг лампы. Откуда мухи зимою? Как же холодно… Воспаление мозга… Где ж твоё обещание?.. Быть может, это она была? В больницу хотели положить. Не отвяжетесь! Сплошная кость. Неужто моя рука? Во рту сухо и колотит? Сорок один и два. Почему так колотит? Ещё и не жил. Совсем не жил. Впрочем, жил не жил, эта мразь не спрашивает. Помню лето. Лежал, на воду глядел. Думал, через год так же лягу, и ещё через год. Лёг. За окном воет. А я лёг. Глядел на воду. Во рту сухо. Рука не поднимается. Где эти сволочи? Всё-таки дотянул- ся! Я ещё не во всём зависим! Опять этот вкус железа. Только бы кровь не шла. И так не осталось. Где этот чёртов таз? Поздно… Прямо на пол. Ничего, подотрёте. А, вот и вы. Как смотрят… Опять это наваливается. Какие-то провалы. Однажды очнулся на полу. Сбежались с топотом. Наверное, думали — уже всё. Хотели ребёнка…. Получилось два. Как смотрит этот, которого хотели. Наваливается, наваливается… Кто это в комнате? Как же больно. Темнота вокруг. Опять белое лицо висит в темноте… Пить… Пить дайте… Вкус железа… Моей же кровью хотите напоить… сволочи! Пошли отсюда! плевал я на вас… И снова лицо… Не могу видеть. Одно лицо… В воздухе висит… И улыбка… Кто-то кричит. Да это я кричу… Откуда силы? Колотит от крика…
Что за пятно? Ночник на столе. Лекарства разные. Неужели еще не все? Лицо исчезло. Не могу рукой пошевелить, но теплее. Больше не колотит. За окном воздух совсем черный и что-то белеет. Пусто в комнате. Уснуть бы и чтоб совсем. Думают, не слышу, когда провалы. Место определили. Возле сестры… Как звали? Не помню ничего… Совсем маленькая была. Что там было?.. Осень была, но тепло… Еще дерево росло и трава. И лицо веселое, помню на плите.
Помню, в мяч играли… Смеялась… А на платье кубики цветные. Интересно, как меня понесут? За окном воет и земля твёрдая. Потом домой пойдут, а я не пойду. Будем рядом лежать под деревом. Вспоминать, как в мяч играли. А может, и не будет ничего, как за окном — воздух чёрный и что-то воет… Хотели какого-то из церкви позвать… Прогнал… Ругался, кажется… Обиделись жутко. Сам всё узнаю… Есть так есть — нет так нет…
Песочницу помню. Давил лягушек… Маленький был. Утро было… Холодно… Чёрт! Опять колотить начинает. Лягушек много было… Наступлю, погляжу. Где этот таз идиотский? Тьфу! Желчь одна… неделю не ел… Лягушки! Зачем я их давил?! Теперь меня кто-то давит. Врач обещал… Идиот какой-то: обещает, а сам в глаза не смотрит. Врёт, наверное, ещё неделю валяться. Его бы, как лягушку. Хотя жалко лягушек. Скакали себе… Песок был мокрый… Тополя качались вокруг. Какие-то отморозки приходят и давить начинают. Какой смысл? Впрочем, нигде его нет. Вот лежу, и колотить опять начинает. Где смысл? Ещё бы утро, хоть одно… На восход поглядеть, как звёзды гаснут. Чтобы воздух свежий… Ночник бы потушить… Неба не видно. Ничего, сам скоро бу- ДУ-
Фотографию повесят в комнате… Чёрт! Фотография! Какая-то фотография в куртке лежит… Чья фотография? Куда память делась? Девушка… Точно, девушка! Что за девушка? Как выглядит, не помню… Вроде бы лицо белое… Тьфу! Опять это наваждение.
Что за девушка? Ох! Опять эти подонки притащились! Любуются… Что, ямку уже выкопали? А веночки купили? Неужто вслух спросил? Плачет кто-то… В глазах, словно дым какой-то… Кто там плачет? О-о-о! Снова это лицо! Не одно уже. Плечи появились… И опять воет и наваливается, наваливается… Мошкара, какая-то вокруг. Какая ледяная… Наваливается… воет как жутко… Проваливаюсь… Чувствую — всё! Скорей бы… Какая боль… Всё взрывается… Вихри мошкары и лицо белое… По пояс уже. Зачем я лягушек давил? Кричать, кричать! Только скорее! Кубики цветные. Под деревом… Скорее! Ну, есть же кто-то где- то. Есть ли?
Было ещё темно, когда я очнулся. Какое-то непривычное тепло ощущало уставшее от озноба тело. Слабость была, но какая-то покойная. Смог повернуть голову. Они были здесь. Мать, отец, брат. Стояли, прижавшись друг к другу. Плакали и смеялись. Смеялись и снова плакали. В уголке сидел врач. Вид у него был растерянный и немного смущённый: обещание не выполнил. Я попросил выключить ночник и уйти. Ласково попросил, сказав, что устал. Они ушли, но я не хотел спать, хотя действительно устал. Я смотрел за окно. Там больше не выло. Там в медленно белеющей тишине гасли звёзды. Это был рассвет. Это был лучший рассвет. Мой рассвет. И думалось мне, быть может, и впрямь где-то кто-то есть. Кто-то, могущий подарить человеку ещё один рассвет. Пусть даже человек этот всех проклинал и всех ненавидел.
И ещё я думал о фотографии, лежащей в куртке. На ней и впрямь была девушка, правда, совсем ещё маленькая. Она улыбалась мне, прижимая мяч к платью с цветными кубиками.
30.09.2004-03.10.2004.