Мотив убийства

Глава 15

Мы сели в «торнадо». Машина стояла на грязной дороге возле заброшенного сада.

Я спросил у Мемфис, что она сделала со своей машиной, и она сказала, что оставила ее в паркинге, прежде чем отправиться к своим дружкам. Она не сказала где, и я не стал настаивать.

Мне хотелось поскорее уехать отсюда. Соседи в конце концов должны вызвать полицию. Трое ненормальных, жаждущих освобождения Палестины, могут вернуться сюда, да мало ли что. «Торнадо» свернул с проселочной дороги на департаментскую автостраду. Я спросил у Мемфис Шарль, где мы находимся. Она знала дорогу и указывала мне направление. Наконец мы добрались до национальной автострады номер четырнадцать и взяли направление на Понтдаз и Париж.

Мемфис Шарль быстро нашла в машине «Мальборо» и зажигалку. Она предложила мне сигарету, но я сказал, что курение приводит к раку, и она не стала настаивать, даже не засмеялась мне в лицо. Силы ее были на исходе.

Я вспомнил о радиотелефоне, находящемся в подлокотнике. Я ждал, что он зазвонит, но он не зазвонил, хотя мы проехали уже довольно большое расстояние.

Я включил радио, чтобы поймать последние известия, но из него неслась одна какофония. Я хотел выключить его, но малышка попросила меня оставить, потому что это был Чик Кория или Гория, и я оставил его, но это не улучшило моего состояния.

– Вы уверены, что нужно идти в полицию? – спросил я, когда Чик закончил синтезировать хаос.

– Что же мне остается?

– Я не знаю. Не надо было вообще удирать.

– Я вас не выдам, – сказала она.

– Прошлой ночью, когда я был пьян, вы сказали мне, что у вас есть мотив...

– Забудьте об этом.

– Нет, вернемся к этому. Значит, у вас был мотив убить Гризельду Запата?

Она прикурила третью сигарету от окурка предыдущей.

– Она отняла у меня интересную роль в «Папаше – Длинное Дуло». Теперь Борнель-Вильмурен должен брать кого-то еще на эту роль.

Я остановил «торнадо» в паркинге, рядом с баром у дороги.

– Что вы делаете? – спросила Мемфис.

– Я хочу есть. Я съем целого быка, если мне его предложат, – сказал я и вышел из машины.

У них не было быка. Я утешился четырьмя сандвичами, двумя «карлсбергами», одним кексом и тремя чашками кофе.

Время от времени в бар входили шоферы грузовиков, выпивали по чашке черного кофе, слушали музыку и уходили. У стойки бара торчал местный пьяница.

– Молодежь! – кричал он. – Я не стану давать ей советы, если ко мне обратятся за ними, но я всажу свой нож...

– Хватит, Галлибе, – сказал хозяин бара.

В это время я заканчивал свою трапезу, а Мемфис допивала молоко, и мы продолжили наш разговор.

– Это не мотив, – возразил я.

– Вы не понимаете. Ради такой роли в детективном фильме Гризельда убила бы родную мать. Ей надоела порнуха.

– Гризельда – может быть, но вам это было не нужно.

– Мне? Но я ведь каскадерша. Мне тоже осточертели роли убийц на мотоциклах или подмены актрис в автомобильных гонках. Это не карьера.

– Вы мечтаете о карьере?

– Послушайте, Тарпон, – сказала она. – Я ушла из дому в шестнадцать лет, я подыхала с голоду. Теперь я жру, но никогда не знаю, буду ли иметь такую возможность в следующем месяце. Разве это жизнь? Мне нужны деньги.

Я ничего не ответил и сменил тему разговора:

– Вы думаете, полицейские воспримут это как мотив?

– Я не знаю, и мне на это плевать. У меня все равно нет выбора.

Я выпил третью чашку кофе.

– Вы могли бы остановиться в отеле, – сказал я, – и переждать два дня, пока я наведу справки. Когда я выясню некоторые вещи, вам не придется идти в полицию.

Она посмотрела на меня. Она выкурила уже шестую сигарету за последние полчаса. Она сказала, что я, должно быть, считаю себя Сэмом Спейдом (ей пришлось объяснить мне, что это герой одного романа).

– Я оказалась в руках невежественного провинциального бывшего жандарма, – прокомментировала она.

– Если вы предпочитаете руки полицейских...

– Все владельцы отелей – доносчики, – прервала она меня нравоучительным тоном. – Стоит мне войти в какой-нибудь отель, как они сразу же позвонят в полицию.

– Вы актриса, – сказал я. – Ваше ремесло заключается в том, чтобы походить на кого угодно, только не на себя.

Она задумалась, облизывая губы. Между прочим, красивый рот. Неожиданно ее усталость сменилась какой-то возбужденностью.

– Вернемся в машину, – попросила она.

Я расплатился деньгами покойников, и мы вернулись в машину. Малышка села на заднее сиденье и достала косметические принадлежности, которые у нее отнял покойный Карбоне, но которые я снова забрал у него.

– Не смотрите на меня, – попросила она. – Я хочу, чтобы вы увидели конечный результат и сказали мне о своем впечатлении.

Я развалился на сиденье и стал играть с радиотелефоном, который по-прежнему не звонил. Возле, аппарата лежала плоская коробка, оснащенная рядом клавиш. Под гибким пластиком лежал чистый лист линованной бумаги. Каждая клавиша должна соответствовать одной линии. Поддавшись искушению, я снял трубку, услышал странный гудок и нажал на первую клавишу.

Диск аппарата начал вращаться сам по себе. Я тотчас же положил трубку, и вращение прекратилось. Я улыбнулся, впервые за последние часы, достал лист бумаги и взял маленькую золотую шариковую ручку, прикрепленную к боковой поверхности аппарата. После этого я снял трубку и нажал на первую клавишу. Диск начал вращаться, а я стал записывать. Когда на другом конце провода раздался звонок, я уже записал на бумаге семизначный номер.

Телефон звонил долго, но никто не ответил. Я положил трубку, затем снова снял ее, нов этот раз нажал уже на вторую клавишу, и записал второй номер. На этот раз мне ответили. Вернее, я услышал в трубке вальс Штрауса, затем на фоне музыки автоответчик сказал мне порочным женским голосом, чтобы я не вешал трубку и что это отель «Хилтон». Поскольку мне нечего было сказать «Хилтону», я прервал связь и проделал тот же фокус с третьей клавишей. Ничего не произошло: диск не вращался. Таким образом я нажал по очереди на все шесть клавиш, четыре из которых не дали никакого результата, одна предложила мне отель «Хилтон», а другая – какой-то номер, который не отвечал. Допустим, что это номер «мерседеса». Допустим, что плачущий мужчина находится в «Хилтоне». Это уже кое-что. Я обернулся к Мемфис Шарль, чтобы сообщить ей о своем открытии, но потерял дар речи.

– Господи, – сказал я через некоторый промежуток времени.

– До такой степени? – спросила она, и я вздрогнул от ее измененного голоса. Это был скрипучий голос старой девы, сплетницы и ханжи.

– Ваш костюм не соответствует всему этому, – заметил я.

– Ничего не поделаешь.

Это действительно было так. Она снова села на переднее сиденье рядом со мной, и я включил мотор. Я не мог удержаться, чтобы искоса не поглядывать на нее. Она уложила волосы в шиньон и сделала близорукими глаза. Она сняла с ресниц тушь, но подвела брови. Ее рот уже не был красивым, и вся ее фигура обмякла. Она выставила вперед свой живот. Лицо ее блестело. Она стала некрасивой, и мне было очень забавно, так как я знал, что на самом деле это далеко не так.

– Это еще не все, – сказала она. – Подождите до завтра.

Мы проехали Понтуаз и повернули на Париж. В три часа ночи мы были на кольцевой дороге, а в три пятнадцать я припарковал «торнадо» на одной из улиц в Монруж. Выйдя из машины, я взглянул на номерной знак: накануне знак был другой.

Мы дошли до Орлеанских ворот. По дороге я бросил в сточную канаву «ругер» покойного Карбоне. Мы остановили такси и доехали до Монпарнаса, потом пошли на юг по улице Рене Мугиотта. В конце улицы, в довольно убогом квартале, где все предназначено для сноса благодаря проведению радиальной линии метро, я нашел подходящий отель: довольно сомнительный на вид, но все же не совсем низкопробный.

– Я должен подняться с вами, – сказал я. – Без багажа это выглядит вполне естественно. К тому же мне надо умыться. Ввиду того что я был в некотором роде похищен, полицейские наверняка устроили в моей квартире засаду.

Она молча кивнула.

– Надеюсь, вы не подумаете ничего такого, – добавил я.

Она прыснула мне в лицо. Очень мило с ее стороны.

– Хорошо, – просто сказала она, и мы вошли в холл, где дежурный (на вид алкоголик) протянул нам регистрационные карточки и ключи, едва взглянув на нас.

В номере был душ, но комната была неприглядной. Мемфис Шарль устало опустилась на кровать.

– Уф! Я выдохлась, – сказала она.

– Ложитесь спать, – посоветовал я. – Я приму душ и уйду. Я позвоню вам завтра в полдень, то есть сегодня в полдень.

– О'кей.

Я снял одежду и залез под душ. Мыла не было. Я долго вытирался, пытаясь думать, потом надел свою грязную одежду и вошел в комнату. Я хотел задать малышке еще несколько вопросов, но она заснула прямо в одежде, там, где сидела, посередине двухместной кровати. Я подумал, что мне некуда идти. С Хейманом пришлось бы долго объясняться, а мне очень хотелось спать. Я подвинул малышку в сторону, она что-то проворчала, но не проснулась. Я накрыл ее пуховым одеялом. Прежде чем лечь в постель, я постирал, как мог, свою рубашку и носки.