Мой 88-ой: назад в…

– Да скинуть Горбача… и все, …!

Дядька, в белой кепке, разномастных брюках с пиджаком, немолодой, с красно-загорелым лицом и шеей, сплюнул. Пожевал «приму», махнул рукой и взял свою кружку с квасом. Мужики, стоявшие вокруг, зло и молча кивали.

Продавщица, подкрашивающая губы, вздохнула и картинно отвернулась от них. Квасу хотелось неимоверно, но давать пятерку ради кружки квасу, знаете ли, глуповато. Ладно, еще попробую, вспомню молодость. И, не задерживаясь, пошел дальше, думая о мужике, Горбаче, разговорах и будущем. Не рановато ли поносят Михал Сергеича? Я-то, почти вот так, только у хлебного, услышал такие же слова позже, 89 или 90, не помню точно.

Пришел к бабушке, говорю – так мол, да так, как же это, Горбачев, туда-сюда, угу. А бабушка взяла и отправила траву курам собирать. Вот так, значит, и поговорили.

М-да…

Кинотеатр снова остался за спиной, а на перекрестке решил пойти дворами. Неподалеку ментовка, и хотя они точно есть на самом рынке, встретить лишний раз сотрудников по дороге – не очень хочется. Дворы тут путаные, с сараями и гаражами, пройдешь так, что мало кто заметит. Договорились же с интуицией, так вот и не светимся лишний раз.

– Саша-а-а! Обедать!

Саша выскочил из-за гараже-сараев, с дыркой на колене синих трико, в майке с номером-переводилкой, одна щека грязная, другая расцарапанная. Выскочил, обернулся:

– Пацаны, пошли, у нас котлеты!

Пацаны, количеством двое, на штурм котлет отправились трусцой, по-военному прижимая локти к бокам. Любо-дорого посмотреть, точно вам говорю. Я хмыкнул и пошел дальше, время поджимало. Почти половина двенадцатого, надо торопиться.

Первые нервишки утихли, гулялось спокойно и с интересом. Не надо думать, что опыт с обложкой легко повторится и дальше. Продать с рук на рынке, в Перестройку, несомненно можно. Вопрос только – что, за сколько и кому. Потому-то рынок и выбрал, надеясь именно на него и имеющееся барахло.

Весьма полезным оказался последний приезд домой, как оказалось. Сыну вдруг потребовались «Три мушкетера» и мне показалось самым умным решением взять своих, старых, с рисунками Кускова, теми самыми, что делали книгу в два раза интереснее. И, заодно, ностальгически вздохнув, прихватил сиренево-черный томик «Королевы Марго».

Сын с трудом освоил все криминальные приключения ОПГ бравых горцев с юга Франции, а я вдруг понял – прошлого не воротишь. Перепетии бедных католиков, вынужденно кромсавших гугенотов, а также отдельные истории Ла Моля с Коконнасом не зашли. И захватил книги с собой, поехав к маме. Две книги Дюма, конец восьмидесятых, это ли не счастье на безденежье? То-то и оно.

У рынка, как водится, входов имелось несколько: центральный (с воротами), второй такой же, но со стороны трассы и практически дырка в заборе (прямо там, откуда я вышел). По какому-то негласному правилу возле дырки ментов никогда не наблюдалось. И это сейчас мне на руку и никак иначе.

Где-то орал «Мираж», а в стороне мясного павильона ритмично задавал тон Майкл Джексон. Людей оказалось немало, порадовав меня. И тут…

Беляшами потянуло сразу, как оказался внутри. Потянуло так до чертиков знакомо, что внутри все скрутило. Беляш, так-то, штука простая, кусок теста, кусок фарша, немного, или наоборот, лука, в масло, вуаля – готово. А не скажите, сами же знаете, что все немного не так. В моем детском восемьдесят восьмом рыночные беляши мне не давали, и опробовать вышло только старше. Но даже тогда, в девяностых, купи три штуки и собери котенка, делали вкусно. Потому и запах знакомый.

Но, как известно, делу время, а обед по распорядку. Ну, кому-то по расписанию, а на дворе еще и двенадцати нет.

Этот рынок был все же не таким, как помнилось. Я помнил лихие-святые, с их клетчатыми сумками, полосатыми и желто-зелеными палатками, кучей разномастного товара, цыганами-люля и рядами, забитыми торгашами. Тут оказалось немного иначе. Палатки стояли, но скорее напоминали небольшие киоски, а основная масса сторонников ненатурального обмена занимала сварные длинные прилавки с навесами. Хотя мне, так-то, куда нужнее кирпичная кишка неподалеку, с ее сборищем аквариумистов, попугаефилов, хомяководов и, само собой, суровых рыбаков с туристами.

Но сперва стоило скинуть с рук кошерный печатный товар и. желательно, по сходной цене. А книгами, само собой не новыми, торговали вроде бы в двух местах.

Я не подходил близко, вполне понимая – законы бизнеса еще не сильно волчьи, но кто-то уже коммерсантов, если можно так сказать, и доит. Наглеть не стоит, просто нужно аккуратнее. Отыскать подходящую личность, убедить в прямой необходимости помочь мне материально в обмен на бесценные сокровища. У одного, к слову, сокровища, не хватало первой и последней страниц, пришлось выдрать из-за дат. Обидно, но ничего не поделаешь.

Её я заметил сразу. Да и поди не заметь этакое, ласкающее глаз всем своим скромным интеллигентным стилем. Ну, что может искать эта миловидная женщина возле книжных лотков в конце восьмидесятых? Либо фантастику, либо «Анжелику», скорее всего – второе.

– А у вас нет «Графа Монте-Кристо»? – удивила меня стильная женщина.

– На следующей неделе. – буркнул продавец и сердито пошевелил усами.

Ему не понравилось, что покупательнице не пришлись по душе ни «Стрелы Перуна» Григорьева, ни два совсем новых сборника «Школы Ефремова» ни даже, пусть и в мягкой красной обложке с космонавтом, «Звездные рейнджеры» Хайнлайна. Горький, Пушкин и остальные классики точно остались в пролете.

– Хорошо, – немного огорченно кивнула она и пошла в сторону выхода.

Я догнал её, когда до выхода оставалось метров пятьдесят.

– Извините, пожалуйста.

Хорошо, что не додумался взять за локоть, придерживая. Она, наверное, задумалась и оглянулась на меня испуганно.

– Да?

– Вы интересовались «Монте-Кристо».

Это утверждение, если что, а не вопрос. Не надо давить, нужно просто быть вежливым и настойчивым.

– Да. А что?

– У меня есть две книги Дюма. Не про графа, но…

– А что у вас?

Интерес есть, прекрасно.

– Три мушкетера, иллюстрированные Кусковым и… «Королева Марго». В полном издании.

Для счастья порой нужно немного, здесь и сейчас оказалось достаточно книги про бедную Маргариту Наваррскую, не более и не менее.

Торговались мы недолго, из-за вырванных страниц сошлись на целых пятнадцати рублях за обе. Стильная интеллигентная смогла удивить, держа наготове двадцатку одним червонцем и двумя пятерками, но отторговавшись с удалью цыганки. Я не спорил, совершенно не хотелось. За полчаса мое небольшое состояние превратилось в двадцать рублей и меня это устраивало.

«Да вы просто роскошный сукин кот! +50 очков опыта, +50 к Очарованию». Смешно? Да куда там.

Мы распрощались и я отправился менять внешний вид, пусть и всего процентов на тридцать. Но это лучше, чем ничего.

Завернув за угол кирпичной кишки, прячущий за собой поклонников спиннингов, блесен, мормышек и прочей снасти, встал. Удобно, рассматривая степенно торгующих мотыля, лески и крючки солидных дядек. И нужный, вроде бы, отыскался сразу. Сидел себе на раскладном деревянном стульчике, листал «Советский спорт», покуривая и попивая чаек из кружки с ручкой, аккуратно обмотанной суровой ниткой. Ну, приступим…

– Вот этот бери. – Он показал мне на анорак, «горку», чуть вытертее остальных. – Не наглей, паря.

Я вроде и не наглел. Договорились мы быстро. Мой китайский складной друг, рюкзак и черная кофта ушли за неплохую сумму, обычный, да-да, «Азимут» и эту самую «горку». Плюс походную вилко-ложку, потертый советский складной нож и флягу для воды.

– А я ему с ноги!

На такие лихие слова не стоит поворачивать голову, но сказавший со-товарищи двигались точно ко мне. Так…

– Здорово, Палыч.

– И вам не хворать, – сказал продавец. – Ищете чего?

– Да нашли уже, так, поинтересоваться подошли.

Я встал, обернулся.

«Афганцы». Совсем молодые пацаны, один в песочке, второй в штанах от нее и майке-борцовке, весь в мускулах, с факелом и горами татуировок. Третий, стоявший позади, в джинсах и тельнике. И этот у них главный.

Я стоял, рассматривая их, они рассматривали меня, спокойно и оценивающе. Интересно, что вот так можно рассмотреть? Бородатый мужик, в странных около-военных брюках, с неплохими очками, закончивший то ли покупку, то ли обмен. Докапываться им не с чего, парни трезвые, да и я старше их почти в два раза, с чего?

«Афганцы» моего детства мне совершенно не казались плохими, опасными или типа того. Мой дядька, кстати, вот-вот должен уйти на дембель, прилететь «из-за речки». Где он там стоит? В Гардезе, кажется.

– Служил? – спросил накачанный, гоняя спичку по рту.

Интересно, с чего вопрос?

– Тебе не все равно?

– Ничо так заявка, – одобрил старший. – Мы так, поинтересоваться.

– Служил.

– А где?

– Не там, где вы, пацаны.

– А на чём?

Вот, надо же такому случиться? Опасался ментов, а прикопались вдруг воины-интернационалисты. На чем? Как там у них мою трубу звали? А…

– С сапогом бегал. Под соплом, под стволом, с вьюками.

– Да ну? – по-настоящему удивился старший. – С каким бегал?

– Девять дэ-эм, обычным.

– ОГ с замедлителем были?

Да твою дивизию… Я достал сигарету, прикурил, убрав в кулак, уставился на него.

– Не знаю, как у вас там, а у нас замедлителей не имелось. Может, гранаты не той системы?

Заржали все трое.

– Нормально все, – старший подмигнул. – Мы так, проверить…

Сапог, труба, шайтан труба – СПГ-9М, станковый противотанковый. Шарашит, куда там обычному ручному, хочешь – не забудешь. ОГ – осколочные гранаты, дэ-эм – десантная модификация.

– Ладно, пошли, пацаны. Если чего – обращайся.

Заприметив лоток трикотажа, выставленный на рынок от ОРСа, пошел было туда. Начал рассматривать носки и, пожалуй, просто самые… прекрасные трусы, виденные в жизни, когда…

Знаете, когда по затылку ползет такая колючая точка, цепляющая и не отпускающая. Ну, когда кто-то вас упорно рассматривает. Возникает редко, но не ошибешься.

Хорошо, попробуем осмотреться, глядишь, что пойму. Не знаю, кому так понравился мой затылок, но ощущение мне не нравилось. Ну, кто у нас тут?

Справа торгуют сушеными карпами какие-то пенсионеры. Рядом – бабулька с вязаными носками, потом тот самый букинист без «Монте-Кристо», потом желтеет свежая картошка и какая-то тетка уверенно машет руками, доказывая свою правоту на торговлю. А, да, это же кусок рынка для пенсионеров. Слева…

Тетка доказывала свою правоту ментам. Молодой, высокий и худой, кивал, соглашался и поигрывал за спиной резиновой палкой. Второй, в возрасте и усатый, стоял боком и.

Мы уставились друг на друга. Ага, вот, значит, кто любопытствовал моей персоной. Понять бы с чего, но потом, сейчас пора начинать валить.

Если пойду к дырке в заборе, так они пойдут за мной и, если захотят остановить, там самое место. Если двинусь к центральному входу, то их не обойти. Усатому достаточно зайти с другой стороны прилавков, а молодому остаться на месте. Значит… значит уходим к рыбакам и пробираемся к боковому для автомобилей.

Я шагал вроде бы не торопясь, надеясь уйти и не попасть на проверку документов. Кто знает, с чего им вдруг понадобился мною интересоваться и почему не подошли сразу. Хотя… Букинист? Потерянная клиентка и стук-стук, я твой друг тем, кто присматривает за торговлей? О, тогда точно нужно валить, забираться в чужую кормушку себе дороже. Быстрее, добираемся до прохода между машинами, торопясь пройти, пока две «шестерки» не начали подъезжать за своим рыболовецким товаром. Получилось?

Усатый показался сзади, вцепился темными глазами, совсем как удав навалился тяжестью. Я, стараясь не подавать вида, удивленно покачал головой, рассматривая красавца-попугайчика и шагнул дальше, за угол. Оттуда прямая дорога к выходу, ведущему к трассе и дачному массиву. Если повезет, то…

Не свезло. Молодой, покуривая у открытой калитки и не пряча длинный ПР, шарил по толпе взглядом. До меня пока не добрался. Пока.

– Молодой человек, вы идете?

Я, стараясь не создавать пробку и привлекать внимание мента, шагнул вперед. Думай, думай…

ССД-1 (немного ностальгии)

Будь это совместный с Голливудом фильм, сейчас он явно стал бы классикой полицейского крутого детектива, лишь чуть уступая «Смертельному оружию», настоящему «Смертельному оружию», с Гибсоном и Гловером. Но на дворе стояла Перестройка, шел восемьдесят девятый, и «Криминальный квартет» оказался просто хорошим фильмом из советского детства, равно как юности или зрелости. Мои дед с бабушкой его как-то не поняли, но вряд ли от того кому-то стало хуже.

Мне было девять, мы ехали к родственникам на Урал, в Кыштым, мама купила толстый журнал про кино, а я умудрился перехватить его, что было не сложно. С нами ехала моя двухлетняя сестра и все мамино внимание оказалось отдано ей. Из статей запомнились три: «Танк Клим Ворошилов-2», «Делай раз!» и «Криминальный квартет». Каждый из них не оказался обойден руганью, пусть и интеллигентной.

Фильм с Караченцовым критиковали за насилие, образ милиции, не имеющий ничего общего с настоящей, выдуманную историю о мафиозной структуре, вросшей в министерство легкой промышленности с торговлей и за что-то там еще. Мне стукнуло девять, в вагоне мне купили у немого разносчика, они все были глухонемыми по какой-то причине, переснятый черно-белый коллаж из фотографий Брюса Ли, я уже умудрился посмотреть «Конана-Разрушителя» и добрая советская патетика недавно любимого «Макара-следопыта» с «Финистом-Ясным Соколом», уже казалась пресной.

Фильм, как ни странно, показали по Центральному телевидению почти в тот же год, одновременно с показом в кинотеатрах «Фаната», где жестокости, мафиозности, надвигающегося беспредела девяностых и прочего, не менее некрасивого, было больше. Но хаяли, почему-то, «Криминальный квартет».

Недавно, или уже давно, сейчас полгода порой кажутся пятилеткой, его крутили на каком-то из кабельных каналов. Я был у мамы, читал одну из любимых книг своего детства, «Республику ШКИД», и тут увидел разговор на кухне, где герой Стеклова курит одну за одной, а Сарай и Муха, суровые перестроечные мусора СССР, рассказывают, что ему делать. Видно, работники прокуратуры тогда были совершенно иными, ведь Стеклов играл как раз такого.

Дальше я смотрел с интересом и неожиданной ностальгией, жалея, что пропустил момент, где молодой Борис Щербаков, играя мастера-стекольщика, зверски арестовывает двух каких-то упырей. Но я знал, что впереди еще две настоящих жемчужины и потому не переключался.

Мое советское детство совершенно не было безоблачными, с кисельными берегами, розово-алыми единорогами, украшенными серпом с молотом, с хорошими милиционерами, улыбающимися и помогающими старушкам, с врачами Айболитами, умеющими лечить корь, почечные колики и триппер щелчком пальцев и добрым словом. Не, ни фига. Но доброго там хватало.

«Криминальный квартет», как и многие конъюктурные фильмы того времени, показывал прячущуюся и всем знакомую изнанку прогнившей советской бюрократии, единственно виновной в смерти первого настоящего Города Солнца. Это понимаешь уже взрослым, а тогда нам нравилось иное, та самая пара жемчужин.

Здесь хитрый Сарай, подвесив под потолок какого-то мелкого жулика, ломал спектакль, типа охаживая того резиновой палкой ПР-1, жулик орал, проводимый мимо важный свидетель-стукач пугался, и хорошие, «наши», менты получали нужную информацию.

Тут Караченцов, много лет озвучивающий крутых героев Бельмондо, очень хотел сам стать таким же. И у него получалось на все сто, глаза горели, он бил ногой с разворота не хуже Чака Норриса, а все преступники, завидев его, заранее проигрывали, обделавшись в штаны от понимания крутости героя, появившегося перед ними.

Главным же, чего частенько не хватало и не хватает западным фильмам, тут была дружба. Дружба бывших детдомовцев, выросших и не оставивших ее за бортом. Дружба наша, с песочницами, с футбиком, где ворота – два тополя, с речкой, куда надо сбежать, с дракой против пацанов из соседнего района\улицы\дома, со строгими, но добрыми учительницами и всегда выслуживающимися паскудами завучихами, с той самой газировкой за три копейки, когда вдруг копеек шесть, а вас четверо, но вы делитесь по-братски, и не стакан на двоих, а один граненый на четверых, чтобы честно.

Это вот и оказалось в фильме главным. И не совсем ясно, поняли ли прекрасные советские актеры, что лучше всего они сыграли героев, не показанных на экране, но понятных каждому и каждой?