Мой большой греческий ремонт

1. Завтрак в таверне

В то утро я и моя жена Кузя – это образованное от фамилии прозвище намертво прилипло к ней еще в школе – сидели на веранде таверны «Мурайо», потому и названной «причалом», что она, по сути, является его продолжением. Вместе с нами субботнюю трапезу делил голландец по имени Маринус, как и многие постоянно проживающие в городке иностранцы на досуге подвизавшийся риелтором. В случае с нами никакого барыша он, правда, так не получил, поскольку сделка, слава тебе господи, состоялась без посредников. Тем не менее, мы решили отблагодарить голландца за потраченное время привезенными из Москвы сувенирами и стряпней, которой заслуженно славится «Мурайо».

Напутствуя нас и торжественно принимая в ряды своих новых соседей, Маринус вдруг посерьезнел, обвел взглядом один из красивейших пейзажей, когда-либо созданных природой, и сказал:

– Эпидавр на первый взгляд представляется сущим раем. На самом деле это лишь иллюзия, в чем вам рано или поздно предстоит убедиться.

Мы с Кузей озабоченно переглянулись, но отступать было уже некуда.

Жизнь человека подобна странствиям Одиссея. Каждый из нас в постоянном стремлении к счастью и лучшей жизни ищет свою собственную Итаку. Кто-то ее находит, а кто-то – нет. Причем вектор поисков может многократно меняться самым кардинальным образом. Отчего это происходит? Ну, например, под впечатлением от встречи с ярким человеком.

Дело было на туристической выставке, в тот год проходившей в Экспоцентре на Красной Пресне. Так вышло, что хозяйка одного солидного турагентства, специализирующегося на Греции, узнала меня в толпе посетителей. Это случилось в ту короткую пору, когда меня, пускай и с некоторой натяжкой, можно было назвать популярным телеведущим.

Как понять, что ты популярен в народе? Очень просто. Это когда каждый второй прохожий тычет в тебя пальцем. Или когда незнакомая красотка на светской вечеринке после трехминутного трепа ни о чем неожиданно шепчет тебе на ухо: «Переспим»? Или когда дюжая торговка, бросив свой прилавок на произвол судьбы и энергично растолкав локтями покупателей, пробивается к тебе сквозь толпу только для того, чтобы потом заорать на весь рынок: «А в телевизоре-то он куда симпатичнее!»

Не стану вдаваться в рассуждения о природе телевизионной славы, лишь процитирую слова человека, понимающего в этом деле куда больше моего. Любезно согласившись стать гостем передачи, которую я тогда вел, Владимир Познер принялся объяснять собравшимся в студии зрителям, что если на экране регулярно демонстрировать лошадиный зад, то и он со временем неизбежно станет популярным. Для пущей доходчивости Познер в лицах разыграл забавную сценку:

– Смотрите-ка, это же тот самый зад!

– Тот самый? Не может быть!

– Говорю вам, это точно он!

Признаюсь, в какой-то момент я даже стал не на шутку опасаться, что, в очередной раз произнося слова «лошадиный зад», Познер со значением оглянется в мою сторону, но, слава богу, пронесло.

Уж не знаю, сам ли Владимир Владимирович придумал это образное сравнение или, в свою очередь, почерпнул у американского коллеги, когда был соведущим в мега-популярном ток-шоу «Познер и Донахью», но правда в этих словах, безусловно, есть.

Но бог с ней со славой, вернемся к туристической выставке. Лена – так звали хозяйку турагентства – по счастью или на беду, о чем судить вам, регулярно посматривала давно канувший в Лету телеканал ТВ-6, где я тогда трудился, так сказать, не покладая языка.

Скептически осмотрев пачку посвященных Италии рекламных проспектов у меня под мышкой, Лена нежно, но цепко подхватила меня под локоть. А продавец она, надо сказать, от Бога. Уже через три минуты я твердо знал, что ехать нужно не в Италию, а исключительно в Грецию, и не просто в Грецию, а на Крит, и жить мы будем не где-нибудь, а на ветряной мельнице, любуясь морскими видами под нежный шелест парусиновых крыльев. В общем, предложение было из тех, от которых, по меткому замечанию дона Карлеоне, невозможно отказаться.

То случайное знакомство потихоньку переросло в дружбу с Леной и Женей, ее партнером по турбизнесу и мужем по совместительству. И Лена, и Женя в свое время подолгу пожили в Греции, оба прекрасно знали, а самое главное, любили эту страну. Ребята прокладывали нам потрясающие по красоте маршруты, а вернувшись из очередного путешествия, мы делились с ними впечатлениями от поездки.

И вот в какой-то момент Лена с Женей стали размышлять, а не приобрести ли им недвижимость в Греции. Мало того, по расчетам Жени, получалось, что если купить в кредит недорогой дом в правильном месте и сразу сдать его в аренду, то он сам собой будет отбивать банковский процент. Красота да и только!

Эти застольные фантазии были так прекрасны, что какое-то время спустя нам с Кузей тоже до смерти захотелось обзавестись собственным уголком на берегу Средиземного моря.

О, сколько раз мы мечтали о том, как в одно прекрасное утро выйдем из дома, налегке отправимся в аэропорт, сядем в самолет и приземлимся за морем. А потом возьмем свободное такси и приедем… домой! Не в гостиницу, не в какие-то чужие апартаменты, а именно к себе домой. Туда, где все родное и знакомое, где каждая вещь знает свое место и где матрац с подушкой идеально подходят к нетривиальным обводам твоего тела. Что может быть прекраснее? А кроме того, дело ведь не только в том, чтобы завести греческую дачу, а в том, что к ней автоматически прилагаются неизведанные ощущения – новые запахи, новые вкусы, новый язык и новые люди.

По моему глубочайшему убеждению, ничто так не разнообразит наше существование, как жизнь на два разных мира. Ты будто проживаешь две жизни одновременно. Мне кажется, не столь важно дотянуть до ста лет, сколько как можно полнее и ярче прожить тот куда более скромный срок, что тебе отмерен. Вы не находите?

2. Биржевая рулетка

Прежде всего надо было определиться с местом, и к этому делу мы подошли фундаментально. Первым шагом стало детальное изучение особенностей климата в различных районах Греции, всяких там температурных чартов, карт с подробным описанием количества осадков и их распределением по сезонам.

Изыскания показали, что в плане погоды предпочтительны Кикладские острова, Крит, Аттика и восток Пелопоннеса. Первый этап состязаний выиграли острова, где зимой обычно чуть теплее, а летом чуть прохладнее, чем на континенте. Что ж, острова, так острова, тем более что мы уже успели проникнуться ко многим из них самыми нежными чувствами.

Поскольку в глубине души я смутно догадывался, что процедура поиска правильного места – самая приятная и необременительная часть грядущей эпопеи, то сделал все от меня зависящее, дабы не форсировать процесс. Да и положа руку на сердце, когда я почти десять лет назад приступил к системному поиску жилья и первым робким переговорам с риелторами, у нас и денег-то практически не было. Это обстоятельство, впрочем, вовсе не мешало мне регулярно таскаться по популярным в ту пору выставкам зарубежной недвижимости и, надувая щеки, с важным видом прицениваться к строительным объектам, представленным в запредельном для нас ценовом диапазоне.

Эта ни к чему не обязывающая суета, полная маниловских фантазий, в один прекрасный день была прервана неожиданным известием – нам удалось подзаработать! По правде говоря, заработать случилось не столько мне, сколько Кузе. Ее дела, в отличие от моих, резко пошли в гору, и каждая очередная покоренная ступенька служебной лестницы шаг за шагом возносила жену в верхние слои корпоративной стратосферы.

Как ни обидно, но даже новый уровень доходов все еще не позволял всерьез думать о покупке приличного дома. По правде говоря, у нас тогда не было не только денег, но и четкого понимания того, что же представляет собой это заезженное словосочетание – «дом мечты». Но русская душа, она же загадочная: уж если что себе втемяшит, то втемяшит.

Короче говоря, посовещавшись, мы решились на отчаянный шаг. Поняв, что заработать быстро и много можно, только многим рискнув, мы дали себе слово дождаться очередного экономического кризиса и попробовать на этом сыграть, благо уж чем-чем, а кризисами родная земля и щедра, и богата.

Кроме сумасшедшего плана, о котором я расскажу позднее, у нас, разумеется, был и план «б», а именно взять долгосрочную ссуду в банке. Ну, то есть на тот маловероятный случай, если очередной кризис по какой-то непонятной причине возьмет и запоздает.

Сразу скажу, во всем, что касается частотности кризисов и вероятности их наступления, моя жена разбирается самым доскональным образом. Она, между прочим, математик по образованию, окончила факультет экономической кибернетики и вообще существо чрезвычайно разумное и пугающе организованное.

В общем, сыпля непонятными словами и именами ученых, жена прочла мне краткую лекцию об экономических циклах Кондратьева, Жюгляра и кого-то там еще, а напоследок тожественно заверила, что долго ждать следующего кризиса не придется. Это обнадеживало.

Кузя как всегда оказалась права – ждать особо не пришлось, и очередной рыночный коллапс милостиво предоставил нам шанс сыграть с судьбой в рулетку. Нет, мы, конечно, не пошли в казино, как это сделали герои фильма «Беги, Лола, беги!», но в целом поступили очень похожим образом, вбухав все деньги в купленные по случаю чрезвычайно рисковые облигации.

Случилось так, что, покидая непредсказуемый российский рынок, перепуганные иностранные инвесторы пачками избавлялись от ценных бумаг, причем с очень большим дисконтом. Мы воспользовались этим обстоятельством и поставили на кон все, что у нас имелось на тот момент, до последней копейки. Ясное дело, в случае неудачи мы бы остались с голым задом, что в кризисную пору равносильно самоубийству. Сумасбродное решение, но мы понимали, что другого пути к вожделенному дому у моря у нас нет.

Стоит заметить, что моя жена, обычно не склонная к авантюрам, крамольную идею заработать на экономическом спаде взяла не с потолка, а позаимствовала у своего бывшего руководителя. Собрав коллектив в тревожные дни предыдущего кризиса, основной акционер одного из крупнейших банков, потирая руки и сияя от возбуждения и азарта, напутствовал встревоженных менеджеров корпорации словами:

– Коллеги! Случился кризис. Время зарабатывать!

Много раз пересказав эту назидательную историю друзьям, Кузя в какой-то момент искренне прониклась ее смыслом и даже превратила в некую путеводную мантру, которую мы затем поочередно повторяли в дни сомнений. А таких дней было много – ждать развязки затеянной нами биржевой авантюры пришлось мучительно долго.

Не забуду, как я просыпался посреди ночи и воспаленное воображение тут же подкидывало одну развязку событий хуже другой. А еще я понял, что люди, постоянно играющие на бирже, либо совсем не имеют в мозгу нервных окончаний, либо ставят на кон далеко не последнее.

Как ни странно, сумасшедший план сработал и наш капитал невероятным образом утроился. Вот это удача! Что дальше?

3. «Американская военщина»

Признаюсь, весть о том, что проект из стадии мечтаний внезапно переходит в стадию реализации, вызвала у меня легкий ступор. Одно дело застольный треп с друзьями и сладкие грезы о светлом будущем и совсем другое дело – нешуточная волокита с покупкой взаправдашней зарубежной недвижимости. Ну какая же в этом нега?

Однако делать нечего, надо так надо, тем более, что, дав нам чудесную возможность быстрого заработка, кризис вместе с ветром финансовых перемен попутно, как водится, принес и панические настроения: «Либо сейчас, либо никогда!».

Надо сказать, что география поисков к этому моменту значительно сузилась, и в итоге длительных размышлений мы нацелились на Крит, уже видя себя в мечтах хозяевами райского уголка где-нибудь на северо-западном побережье, давно облюбованном нами для этой цели. Забегая вперед скажу, что этим мечтам было не суждено осуществиться – путь к счастью преградила американская военщина.

Помните этот газетный штамп, которым в советское время было принято клеймить заокеанских милитаристов? Вы удивитесь и спросите: какое отношение имеет Пентагон к нам с Кузей? Оказывается, самое прямое. Дело в том, что в те далекие времена, о которых я пишу, – прошу прощения за то, что этот оборот нескромно отдает Плутархом, – значительная часть греческих островов считалась приграничной зоной, где действовал особый режим регистрации сделок с недвижимостью.

По большому счету все эти предосторожности были полной фикцией и безразмерные греческие границы ни на какой замок не запирали, что позднее наглядно доказали десятки тысяч мигрантов, беспрепятственно высадившихся на пляжах Коса и Лесбоса.

Тем не менее, порядок есть порядок, и иностранцу, желающему поселиться на приграничной территории, сначала вменялось в обязанность подать специальное прошение в греческое Министерство внутренних дел. Срок рассмотрения такого прошения составлял около года, а то и более.

По этой причине сделка по покупке недвижимости для гражданина страны, не являющейся членом ЕС, выглядела следующим образом. Собственнику приходилось минимум на год снимать лот с торгов без какой-либо гарантии на то, что разрешение от министерства будет получено и сделка состоится.

В качестве компенсации за упущенную прибыль хозяин недвижимости требовал от покупателя внести безотзывный депозит, размер которого определялся путем переговоров и по нашему опыту в среднем варьировался от двадцати до пятидесяти тысяч евро – большие деньги, рисковать которыми совсем не хотелось. Но без этого драконовского условия ни один продавец категорически не шел на сделку.

Узнав о депозите, мы пригорюнились, но рук не опустили. А тут я, на беду, напал сразу на два предложения, достойных внимания. Сначала мне встретился весьма добротно построенный готовый дом в деревеньке Колимбари. Дом стоял на скале и одновременно обозревал как заснеженные шапки гор, так и бесконечные пляжи, тянущиеся аж до самой Ханьи́ – одного из красивейших городов Греции, что, несмотря на расстояние в двадцать пять километров был виден из панорамных окон как на ладони.

Надо сказать, что деревенька Колимбари была нам хорошо знакома – местные рыбные таверны считаются лучшими в округе, а одна из них запала в душу особенно глубоко. Стоит заметить, греки не дураки поесть. Мы с Кузей – тоже. Поэтому не удивляйтесь обилию гастрономических отступлений, тем более что еще Эпикур подметил, что «вкусная еда есть источник и первооснова всякого блага».

Считая себя заядлым гастротуристом, я по привычке беру на карандаш все заведения, где был прилично накормлен. Эти заметки сами собой выстраиваются в умозрительный хит-парад, которым я подсознательно руководствуюсь, столкнувшись с проблемой выбора злачного места. Хотя в Греции такая проблема в общем-то не стоит. В то время как испанцы уверенно лидируют по числу баров на тысячу жителей, греки – чемпионы по числу ресторанов. Далеко не все из них достойны нашего внимания, но на некоторых я все же остановлюсь особо, а именно на уже упомянутой рыбной таверне в Колимбари.

После нескольких визитов в это заведение мы не только убедились в отменном качестве подаваемой рыбы, но и завязали приятельские отношения с местным шефом, а также с официантами, что, по нашему разумению, чрезвычайно важный момент в деле получения гарантированного удовольствия от трапезы.

Поощряя наши гастрономические изыскания, повар предлагал нам одно блюдо изысканнее другого, а оценив наши аппетиты, затеял шутливую игру, постоянно увеличивая размер порций. Дошло до того, что в какой-то момент рыбы на блюде было столько, что повару пришлось скрепить получившуюся пирамиду многочисленными зубочистками, дабы она не развалилась. Когда два официанта водрузили блюдо на стол, в таверне на минуту воцарилась мертвая тишина.

После некоторой паузы сидевшие за соседним столиком англичане попросили разрешения сфотографироваться с нами на фоне блюда. Мы любезно согласились. Как выяснилось позже, соседи разбились на два противоположных лагеря и принялись делать ставки на предмет того, осилим мы нашу рыбу или нет.

Когда нам ценой неимоверных усилий – в основном моих – удалось полностью извести рыбную пирамиду, англичане испросили разрешения на повторную фотосессию, в ходе которой мы позировали с пустым блюдом.

Во время съемки пожилой благообразный джентльмен, кисло улыбаясь в объектив, шепнул мне на ухо:

– Из-за вас я проспорил приятелю пять фунтов. М-да, недооценил.

А мы пьяные, счастливые и весьма гордые собой, выйдя из таверны и придерживая раздувшиеся животы, навзничь упали на песок, чтобы беззаботно пялиться в критское небо в тщетной надежде увидеть на нем хоть одно пятнышко – летом облака в тех местах большая редкость.

Но не будем отклоняться от темы недвижимости. Итак, после того как неподалеку от любимой таверны мне подвернулся приличный дом, я всерьез решил, что это знак свыше. Однако, как известно, лучшее враг хорошего. Очень скоро мне встретилась еще одна недвижимость мечты – чрезвычайно привлекательный и совсем недорогой участок на самой западной оконечности острова между Ки́ссамосом и Балосом – сорок соток, засаженных старыми оливами, террасами живописно спускались к морю.

Хозяин держал там позвякивающую колокольчиками многочисленную отару, что, несмотря на источаемый запах, в моих глазах только добавляло неги этому лоту. Кроме того, описанное мною волшебное место в придачу находилось на самом краю деревеньки с дивным названием «Трахилос», распалявшем мужское воображение.

Для того чтобы различать объекты недвижимости между собой, мы давали им имена. Очаровательный участок с отарой и продуктами ее жизнедеятельности мы, помнится, так и назвали – «Овечьи какашки». Эти сорок соток, утопающие в навозе и оливах, в итоге обошли в рейтинге дом в Колимбари и долгое время оставались безоговорочным лидером внутрисемейного тендера.

К этому моменту я уже успел осмотреть более ста объектов недвижимости и понимал, что в нашем ценовом диапазоне мы вряд ли найдем вариант лучше. В какой-то момент мне даже показалось, что, вторя знаменитому греку, я с полным правом могу воскликнуть: «Эврика!»

Тут я позволю себе небольшое отступление. Дело в том, что греческие власти уже который век подряд всячески отмахиваются от давно назревшей реформы языка, и орфографии в особенности, мотивируя это тем, что любые нововведения уведут современный новогреческий еще дальше от его древнегреческого предка и не позволят свободно воспринимать Софокла, Эсхила и, что немаловажно, новозаветные тексты.

Последнее опасение представляется мне совсем уж наивным, особенно в свете замечания пулицеровского лауреата Уистена Одена о том, что «мессу лучше всего слушать, не зная языка».

Между тем, по моему убеждению, языковая реформа грекам нужна позарез. Приведу лишь один пример. Только представьте: звук «и» в новогреческом записывается аж шестью разными способами! То есть правильно прочитать слово вы еще можете, а вот правильно написать – ни в жизни.

Как бы там ни было, а греческий народ уже давно приступил к самостийной модернизации родной речи. Так вышло, что в процессе языковой эволюции в известном каждому школьнику знаковом слове «эврика» отпала начальная гласная, дававшая ему трехсложную монументальность и торжественную певучесть. В итоге ставшее достоянием мировой поп-культуры восклицание Архимеда нынче усохло до невнятного «Ври́ка!», что, на мой взгляд, звучит куда менее пафосно.

Но я отвлекся и напрочь позабыл про «американскую военщину». А дело было вот как. Еще только приступая к поискам участка на западе Крита, я перво-наперво обратился к осевшему в Киссамосе риелтору-англичанину. Тот поначалу вел себя крайне приветливо, но, узнав, что я из России, тут же утратил всякий интерес. У меня в голове уже тогда промелькнула мысль о том, что этому ушлому парню, похоже, было известно что-то такое, чего не знал я. Но что именно?

Шло время, я снова раз за разом возвращался на запад Крита – мой рабочий график мелкого хозяйчика позволял выкраивать время на поездки – и находил один участок краше другого, пока не наткнулся на те самые «Овечьи какашки». Фотографии густо удобренных террас, живописно спускающихся к самому морю, привели Кузю в телячий, вернее сказать, ягнячий восторг. Она срочно взяла несколько дней за свой счет и вылетела ко мне в Ханью.

Тем временем по рекомендации знакомого шотландца я нанял юриста – без его участия никакая сделка по купле-продаже недвижимости по местным законам невозможна.

Симпатичная уроженка Ханьи с английским дипломом и лондонским выговором – в то время я совсем не разумел по-гречески – произвела самое благоприятное впечатление. Мы ударили по рукам и приступили к подготовке пресловутого прошения в Министерство внутренних дел.

Услыхав про безотзывный депозит, Христиана – так звали юриста – прониклась нашими опасениями и даже пообещала, что постарается по своим каналам выяснить, какова статистика отказов на подобные прошения, поступившие от граждан России.

Прошло несколько дней. Жена воссоединилась со мной в Ханье, осмотрела «какашки» и, придя в полное умиление от увиденного, одобрила грядущую сделку. Окрыленные, мы отправились оформлять покупку.

Приняв традиционные дары – водку, матрешку и всякую мелочь, – Христиана принялась вводить нас в курс дела. И хотя ей очень хотелось заработать положенные за оформление четырехзначные комиссионные, добрая женщина не посчитала возможным скрыть от клиента результаты своего неофициального расследования.

Согласно полученной информации, несколько россиян годом ранее подали запрос на покупку недвижимости в районе Ханьи, рискнув ради этого немалыми деньгами. Как вы думаете, скольким из них посчастливилось получить положительный ответ? Ни-ко-му!

Всем без исключения просителям было отказано, причем без объяснения причин. Такая же печальная статистика касалась граждан Украины и других стран СНГ, в то время как некая американская семья, тоже проживавшая за пределами ЕС, легко получила заветное разрешение на покупку. Счастливчики американцы, к нашей зависти, поселились совсем недалеко от города, на полуострове Акроти́ри, уже давно превращенном толпой обосновавшихся там англичан в подобие британского анклава.

Вы спросите, а какого рожна мы так вцепились в эту Ханью? Но я же сказал, что северо-запад Крита, на наш вкус, самая красивая часть острова. А потом, не забывайте про нечеловеческое обаяние «Овечьих какашек». За них-то уж точно стоило побороться.

В общем, когда стало ясно, что «против лома нет приема», мы решили более не искушать судьбу. Судя по всему, причина стопроцентного отказа заключалась в целом букете натовских военных баз, по непонятной причине расположившихся близ кишащей туристами Ханьи: авиабаза, учебно-тренировочная ракетная база и база ВМС США. И хотя никакого официального документа, запрещавшего гражданам СНГ селиться на западе Крита, мы не нашли, рискну предположить, что некий негласный стоп-лист, утвержденный НАТО, все же существовал, что в моих глазах не делает чести этой организации.

Заодно стала понятна причина внезапного охлаждения ко мне со стороны английского риелтора. По большому счету он был совершено прав и, видимо, откуда-то прознал о запретительных мерах по отношению к выходцам из стран бывшего Советского Союза.

Стало понятно и горячее желание продавцов-критян заполучить депозит, гарантирующий авансовую оплату независимо от того, будет ли получено разрешение на сделку от Министерства внутренних дел или нет. Сообразительные селяне сразу смекнули, что благодаря бюрократическим порядкам у них появился реальный шанс срубить деньжат по-быстрому, не утратив при этом права собственности. Вот ушлые местные продавцы и кинулись в объятия к россиянам с украинцами в поисках легкой наживы.

Немного жаль, конечно, что у нас тогда не получилось. Как я уже говорил, западная оконечность Крита невероятно хороша, и я знал, что буду скучать по этим местам.

Прощай, Фаласарна! Руины этого немыслимо древнего города подходят к самой воде, и многочисленные фрагменты античной керамики, тут и там картинно разбросанные по дну, непреодолимо манят дайверов и любителей археологии.

Прощай, Балос! Потрясающе красивый мыс с райской лагуной, еще, кажется, хранящей воспоминания о принце Чарльзе и Леди Ди, что беззаботно резвились здесь в свой медовый месяц, еще не ведая о печальных перипетиях, уготованных им судьбой.

Прощай, Элафони́си! В моем относительно широком вокабуляре не найти нужных, слов, способных верно описать непередаваемую игру морской воды и солнечных лучей. В этой невероятной бухте природа наподобие сот выдолбила в известняковом дне множество ванн самых разных размеров и глубины, отчего море, словно гигантский хамелеон, ежесекундно переливается всеми мыслимыми оттенками аквамарина.

Прощай, таверна «Тамам»! Несмотря на невзрачный вид заведения, стоящего рядом со старой гаванью Ханьи, здесь подают потрясающие блюда. Мне будет не хватать улиток с розмарином, нежной, несмотря на дурную славу, акулятины, ягненка в йогурте и прочей отменной снеди.

Не стоит думать, что я с восторгом нахваливаю эти места только потому, что не видал ничего другого. К описываемому моменту мы уже больше десяти лет колесили по Греции, покорили около тридцати крупных островов, не считая всякой мелочовки, а Крит не единожды объехали вдоль и поперек. То есть нам вроде как было с чем сравнивать.

Слава богу, первая неудача не заставила нас опустить руки, а только разохотила еще больше. К слову, несколькими годами спустя ограничения на покупку недвижимости россиянами на Крите и других приграничных территориях были полностью сняты. Впрочем, нас с Кузей эта новость взволновать уже не могла, ведь к тому моменту мы по уши влюбились в Эпидавр. Но не будем забегать вперед.

4. Негодяй Филимонов

После критского фиаско мы задвинули идею островной жизни и приступили к осмотру континентальной части Греции, остановив наш выбор на Пелопоннесе. Почему именно там? А где же еще?

Во-первых, сам Страбон, как никто подкованный в географии, восторженно называл Пелопоннес «акрополем Эллады». Во-вторых, вы только послушайте, как описывает в своем дневнике природу полуострова автор «Волхва» и «Женщины французского лейтенанта» Джон Фаулз: «Я переживал невероятное возбуждение, как если бы произошло чудо. Я действительно никогда в жизни не видел ничего прекраснее открывшейся предо мною картины – сочетание сияющего голубого неба, яркого солнца, скал, пихт и моря. И каждый из перечисленных элементов в отдельности был настолько безупречен, что захватывало дух». Аппетитно, не правда ли? Но это еще не все. Страстный эллинофил Фаулз настолько превозносит виды Пелопоннеса, что называет их самым красивым пейзажем в мире и даже сравнивает с «обнаженной женщиной, открывающей через пейзаж все свои тайны»! О как! В общем, не знаю, как Кузя, а я воспринял последнюю метафору очень даже близко к сердцу, тем более что в греческом языке название полуострова, не поверите, имеет женский род – о, моя прекрасная Пелопоннес!

Короче говоря, изучать эту красотку мы начали с Нафплиона – очаровательного города, с фантазией и любовью отстроенного венецианцами. На мой взгляд, из всех городов Греции с Нафплионом по красоте может соперничать разве что Ханья да Кёркира. Не случайно именно Нафплион стал первой столицей молодого государства сразу после освобождения от турецкого ига. И не случайно сюда в последние годы съезжаются все больше греческих дауншифтеров, уставших от суеты, духоты и перенаселенности Афин – самого некрасивого и депрессивного города страны, почти сплошь состоящего из мрачного, некрашеного бетона – ни дать ни взять «пятьдесят оттенков серого».

А тут еще так совпало, что мы впервые попали в Нафплион на Крещение и стали свидетелями того, как посетители таверны «Василис» в едином хмельном порыве полтора часа кряду хором распевали небесной красоты лирические песни под аккомпанемент заглянувших на огонек музыкантов. Ну как тут не влюбиться?

Впрочем, не обошлось и без некоторого разочарования. Клюнув на исключительно высокий рейтинг, основанный на отзывах постояльцев, оставленных на booking.com, мы забронировали симпатичное на вид жилье. На деле же гостиница оказалась жуткой ночлежкой, хуже которой я в жизни не встречал: по лестнице, ведущей к чердачной комнате, было страшно идти – вот-вот развалится, – кровать оказалась грубо сколоченным топчаном с матрацем, по толщине сравнимым с простыней, а завтрак состоял из неспелого мандарина и чашки какой-то несъедобной бурды. Да и последний ремонт здесь проводился, похоже, еще при турках.

Вместо того чтобы переехать, мы, наслаждаясь городом и не желая тратить время на поиски альтернативного жилья, скрепя сердце остались. Была, однако, в том и практическая польза – с тех пор мы категорически не доверяем отзывам постояльцев.

Как выяснилось, люди оценивали не комфорт или его полное отсутствие, а выдающуюся харизму хозяина. Этот обаятельный пройдоха, что прилежно заучил имена президентов и знаменитостей, а также основные составы футбольных сборных всех стран Европы и мира, находил время пообщаться с каждым гостем, артистично рассказать пару смешных историй, признаться в большой любви к стране, из которой тот прибыл, и невероятным образом создать иллюзорное ощущение комфорта в условиях полного отсутствия такового. Оказалось, что такая бизнес-модель, как ни удивительно, успешно работает.

Как-то раз, гуляя по Нафплиону, мы заглянули в агентство по торговле недвижимостью, где впервые услышали про Эпидавр. Это название – к слову, тоже женского рода, как и Пелопоннес, – ровным счетом ничего не говорило моему русскому уху, в то время как местные произносили его с этаким почтительным придыханием. Как выяснилось позже, для греков Эпидавр это что-то вроде Суздаля, Новгорода и Переславля-Залесского в одном флаконе. Отметив про себя, что надо будет обязательно посетить это место, мы на время про него забыли.

Эпидавр совершенно неожиданно вновь всплыл в разговоре с очередным риелтором по имени Брид, кажется, шотландкой. Обосновавшись в милейшем городке Толо близ Нафплиона, Брид, она же Бриджит, вместе с мужем-греком открыла свое агентство.

Первым делом спросив о бюджете, которым мы располагаем, и услышав ответ, Брид посмотрела на нас с искренним сожалением и сказала, что на квартирку мы рассчитывать еще можем, а вот на приличный дом – вряд ли, во всяком случае, не в красивом месте вроде Эпидавра. Опять этот загадочный Эпидавр?

К тому моменту я уже начал привыкать к отнюдь не джентльменской прямолинейности риелторов. К тому же в этой ремарке Брид, не больно-то тактичной по своей форме, по сути, не было ничего обидного. Шестым чувством поняв, что мы способны на большее, но из осторожности придерживаем коней, она попыталась нас раззадорить и, что самое смешное, ей это удалось. Мы признались, что теоретически готовы немного «приподняться». Брид расплылась в улыбке:

– Другой бюджет – другое дело. Будут деньги, будет и дом. Вот был у меня до вас клиент из России. Мистер Филимонов, не знаете такого?

– Не знаем, – ответили мы.

– Жаль. Солидный клиент. Водку привозил. Обалденную.

– Э-э… мы тоже в следующий раз захватим, – с готовностью пообещал я.

Брид одобрительно кивнула:

– Ну так вот, нашла я этому мистеру Филимонову шикарнейший дом. Только представьте, у этого парня теперь собственный спуск к воде. Отныне он, можно сказать, владелец частного пляжа.

– Ух ты! – выдохнули мы с Кузей, раскрыв рты. – А нам что-нибудь подобное подберете?

– Да я ради хорошего клиента в лепешку расшибусь. Но имейте в виду, такая недвижимость обойдется вам существенно дороже той суммы, которую вы мне назвали.

«Приподниматься» выше мы уже не могли – на то не было ни денег, ни желания. Мы договорились, что будем ждать от Брид предложений в рамках наших финансовых возможностей. На том и расстались. Из той памятной встречи мы вынесли целый ряд важных моментов. Во-первых, Брид снова упомянула Эпидавр, и мы еще раз пообещали себе съездить туда при первой же возможности. Во-вторых, категорично заявив, что этот самый Эпидавр абсолютно недосягаем для нас, шотландка разожгла во мне и Кузе нешуточную спортивную злость. Уж не специально ли? В-третьих, Брид ввела в наш лексикон новое выражение. Отныне, завидев дом с собственным спуском к морю, мы с завистью говорили друг другу:

– Глянь-ка, не иначе как Филимонов.

Постепенно это имя стало нарицательным, и всех владельцев недоступной нам элитной недвижимости мы собирательно окрестили Филимоновыми. Со временем каждого из таких счастливчиков, воплотивших в жизнь наши собственные мечты, – какая наглость! – мы стали звать не просто Филимонов, а «негодяй Филимонов». Почему «негодяй»? Из классовой ненависти, наверное.

5. Встреча с Эпидавром

В силу обстоятельств в Грецию нам удалось вернуться лишь девять месяцев спустя. Мы снова отправились на Пелопоннес и в пику Брид решили остановиться непосредственно в Эпидавре. Во-первых, как я уже упоминал, шотландка здорово нас раззадорила, практически приравняв к голодранцам. Во-вторых, я загодя нашел в интернете очень симпатичную гостиницу, расположенную в дачном поселке, который вплотную примыкает к Эпидавру, и на фотографиях выглядевшую как преддверье рая – имеется в виду не столько обстановка номеров, к слову, весьма уютных, сколько потрясный вид с балкона.

Предупрежденные Брид, мы не особо рассчитывали найти что-то доступное нашему карману непосредственно в городке и потому договорились, что она покажет нам несколько объектов неподалеку.

Погуглив Эпидавр накануне поездки, я нашел информацию о том, что там располагается так называемый Асклепи́он – святилище бога врачевания Асклепия, греческого аналога древнеримского Эскулапа и что это волшебное место, по мнению древних греков, оказывало мощное терапевтическое воздействие особенно на людей с психологическими проблемами. Живо обсудив эту ошеломительную новость, мы решили, что уж кому-кому, а нам будет полезно посетить этот чудесный уголок в надежде привести в порядок мозги.

Окрыленный, я погуглил Эпидавр еще немного и наткнулся на цитату из Генри Миллера. Оказывается, автор «Тропика Рака» был в полном восторге от здешних мест и утверждал что «Эпидавр – это чаша, из которой пьешь чистый дух: в ней небесная синева, и звезды, и крылатые создания, которые кружат, распевая песни». Уж не знаю, что именно выпивал Миллер и в каком количестве, когда писал эти строки, но звучало все это невероятно поэтично. Остро почувствовав, что мне тоже срочно необходимо испить «чистого духа», я принялся отсчитывать часы до взлета.

От афинского аэропорта до места ехать было чуть меньше двух часов. Сразу за Коринфом скоростную автостраду сменила извилистая и чрезвычайно живописная дорога-двухрядка. Надо сказать, что после островов, за редким исключением представляющих собой благородные камни, кое-где покрытые кустарниками, буйная растительность Пелопоннеса местами кажется дождевым лесом.

Хроматически, на мой вкус, нет и не может быть ничего прекраснее зелени деревьев, растущих прямо из красно-бурых скал, и синевы волн, плещущих под ними. И хотя описанное мною сочетание цветов отчего-то смахивает на перевернутый флаг Азербайджана, будем считать это простым совпадением.

Любопытно, что на указателях, стоявших вдоль дороги, конечный пункт нашего путешествия по-гречески поочередно именовался то как Древний Эпидавр, то как Старый. Согласитесь, это не одно и то же. А на указателе, расположенном на круговой развязке при въезде с автотрассы, первая часть названия была столько раз перемалевана с «Древний» на «Старый» и обратно, что стала абсолютно нечитаемой. Такое ощущение, что жители ежедневно переименовывают свой город в зависимости от того, с какой ноги встают.

Заинтересовавшись странным феноменом, я неоднократно расспрашивал на этот счет эпидаврийцев – так древние историки называли обитателей города – но так и не получил вразумительного ответа. Примерно половина респондентов отвечала, что почетное название Архе́а Эпи́даврос, то есть Древний Эпидавр, по праву принадлежит удаленному от моря Асклепиону, где лежат в руинах посвященные Асклепию храмы, античные лечебницы, знаменитый амфитеатр и куда толпами свозят туристов. А современный городок, стоящий на берегу, следует называть Палья Эпи́даврос или на худой конец Палеа Эпи́даврос, то есть Старый Эпидавр, что для моего уха звучит куда менее почетно.

Другая половина опрошенных возражала и настаивала на том, что это Асклепион был филиалом древнего города-порта, погребенного под современными улицами, а не наоборот.

Что же касается грекоязячной википедии, то в статье про Эпидавр говорится о том, что существует тенденция: традиционное название Палеа Эпидаврос в последнее время уступает место названию Археа Эпидаврос, однако происходит это спонтанно, поскольку никаких административных решений на сей счет принято не было.

Короче говоря, впредь облюбованный нами городок я для удобства буду называть просто Эпидавром. К слову, когда по окончании стройки я начал получать почтовую корреспонденцию, то обратил внимание на то, что мой адрес опять-таки с одинаковой частотой указывался то как Древний Эпидавр, то как Старый. В последнем названии мне почему-то упорно чудятся уничижительные нотки: старый это же вроде как поношенный или обветшалый, не так ли?

Кстати, совсем недалеко от Эпидавра находится городок под названием Новый Эпидавр. И хотя бухта, в которой он расположен, почти не уступает в красоте той, что приютила древнего тезку, особых восторгов этот новодел у меня не вызывает, равно как и у местных жителей, тысячелетиями предпочитавших селиться исключительно вблизи Асклепиона, видимо уповая на возможность в случае чего по-свойски обращаться к местным жрецам за неотложной медицинской помощью.

Гостиница Angelica Villas, где мы поселились, несмотря на демократичную цену, оказалась совершенно восхитительной. Слава богу, на этот раз заоблачный рейтинг booking.com оказался не дутым, а соответствовал действительности.

Прекрасные завтраки и живописные окрестности не обманули наших ожиданий, а вид из окна даже превзошел их. С вашего позволения, на завтраках остановлюсь подробней.

Греческий йогурт с домашним медом и прочие вкусности надлежало потреблять под открытым небом. Столы с мраморными столешницами стояли возле кишащего пчелами дерева, которое хозяйка так и называла bee tree.

Специфический аромат, источаемый этим растением, сводил с ума не только пчел, но и меня. Усыпанное мелкими желтыми цветами дерево невероятно реалистично воспроизводило густой запах несвежих портянок, чем навевало нешуточную ностальгию по утраченной молодости, проведенной на службе в советской армии.

Что интересно, пчелы при всем их количестве в интерактивные сношения с гостями категорически не вступали. Совсем другое дело кошки, числом не сильно уступавшие пчелам, – иной раз, под столом их крутились десятка два, а то и три.

Этот кошачий зоопарк порядком забавлял нас с Кузей. Вы представляете себе, как выглядит эгейская кошка? В отличие от российских пород, у эгейской совсем другие стати. Она мельче, стройнее и имеет специфический окрас. Встретить в Греции одноцветную кошку большая редкость – эгейская порода обычно окрашена в два, а то и три цвета: по белому фону разбросаны черные, рыжие, серые и прочие пятна. И, конечно, очень характерна морда – почти правильный треугольник, на котором выделяются глаза миндалевидной формы, переливающиеся всеми оттенками зеленого.

Помнится, я сразу же обратил внимание на то, что все кошки были на одно лицо, в смысле морду Тогда я не придал этому обстоятельству особого значения. Масштаб демографической кошачьей катастрофы и ее причины выяснились много позже и, как оказалось, были делом рук – по правде говоря, руки тут ни при чем, это просто идиома – маньяка-одиночки, историю которого я обязательно расскажу.

Интересно, что среди имен, которые греки дают кошкам и собакам, нередко встретишь Зевса, Геракла, а также прочих богов и героев. В то время как мы с вами, прикоснувшись к греческой мифологии, патетически устремляем взгляд в небо, грек в аналогичной ситуации может запросто глядеть под стол на какую-нибудь там Геру, хрумкающую рыбные кости.

Помимо завтраков с кошками нас чрезвычайно впечатлили окрестности: от милой церквушки, стоящей прямо у воды в дальнем углу дикой бухты, до симпатичного городка, как бы смотрящего на два моря благодаря полуострову, разрезающему его на две неравные части.

На перешейке, в самом начале этого полуострова, который местные отчего-то называют «Ниси́», то есть «остров», располагается уютный амфитеатр. В противовес Большому амфитеатру, тому, что стоит возле Асклепиона, здешний театр зовется Малым. Его мраморные скамьи смотрят прямо на лазурную гладь залива – редчайший случай для античных архитекторов, обычно упрятывавших подобные сооружения подальше от глаз, в глубину материка, видимо потакая меркантильным соображениям тогдашних антрепренеров, наперед знающих, что морские пираты вряд ли раскошелятся на входные билеты.

А еще меня, помнится, очень впечатлил погост опять-таки с видом на море, стоящий прямо на въезде в городок. Он был до того симпатичный, что я и сам бы с удовольствием забронировал местечко покомфортнее, если бы не ряд отягощающих обстоятельств.

Во-первых, неверующему на православное кладбище путь заказан. Во-вторых, процесс захоронения в Греции сильно смахивает на фильм ужасов. Можете верить, а можете нет, но по истечении трех лет останки выкапывают(!) и перекладывают в семейный склеп, а в могилу помещают следующего очередника. Вот такая добрая традиция. А теперь представьте, каково это получить мешок, громыхающий костями любимого человека! Впрочем, греки – люди с крепкими нервами, нам не чета.

В общем, подумал я, подумал и решил, что, когда придет время, я, вместо того чтобы отправиться на кладбище, предпочту развеяться. Например, над морем. Но и тут тоже не все так просто, поскольку, по настоянию Церкви, кремация в стране категорически запрещена. И куда в итоге податься бедному нехристю, совершено непонятно.

Еще одной местной достопримечательностью вполне можно посчитать и хозяйку Angelica Villas, которую, как не трудно догадаться, зовут Ангеликой. Эта невероятно энергичная женщина тянет на себе огромный воз гостиничного и всякого другого хозяйства, в то время как ее муж, как и положено настоящему греку, по большей части проводит время за просмотром спортивных трансляций, полулежа на огромном кожаном диване перед телевизором, установленным в холле. Или́ас невероятно страстный болельщик и смотрит все без разбору: бильярд, гольф, керлинг, чемпионаты по рыбной ловле нахлыстом и любые другие захватывающие состязания. Главное, чтобы там был победитель и проигравший.

Ангелика снисходительно смотрит на эту мужнину слабость, на что я не устаю указывать Кузе, разумеется, из дидактических соображений – моя жена, за редким исключением, практически не смотрит телевидение и всячески дает мне понять, что час, проведенный перед теликом, это час, выброшенный из жизни.

Справедливости ради стоит заметить, что я нынче тоже практически не смотрю телевидение, как таковое, зато с детства влюблен в кино и попросту не могу без него жить. Кузя категорически не понимает моей страсти и всячески над ней подтрунивает.

Однако же в те дни, когда начинаются трансляции турниров Большого шлема, все кардинально меняется. Забыв о лютой ненависти к ящику и отрешившись от происходящего вокруг, моя жена, словно загипнотизированный удавом кролик, способна четыре часа кряду пялиться в экран, наблюдая за скучнейшим матчем, лишь изредка и с большой неохотой отвлекаясь на удовлетворение базовых физиологических потребностей. Вот тут уж наступает мой черед исходить ядом издевательских комментариев, которые ей приходится безропотно сносить. А что вы хотели? Брак – это компромисс.

6. Инцидент с гусями

Почти сразу по приезде, едва осмотревшись, мы помчались на встречу с Брид, которая должна была показать нам кусок земли в деревеньке Колони́, минутах в двадцати езды от Эпидавра.

Участок, более чем аппетитно выглядевший на фото, в жизни оказался не менее живописным, если бы не одно маленькое «но» – в каких-то пятидесяти метрах от него обнаружилось небольшое поселение, сильно смахивающее на лагерь беженцев, состоящее из двух десятков убогих лачуг.

В ходе короткого допроса с пристрастием я вырвал у мужа Брид признание, что это цыганский табор. Вообще-то я большой поклонник цыганского пения и в юные годы с охапками цветов регулярно бегал на концерты неподражаемой Тани Филимоновой – не путать с упомянутым выше однофамильцем, заочно причисленным нами к «негодяям». Но одно дело – берущие за душу мелизмы и совсем другое – когда вплотную к твоему дому подступают обшарпанные хибары, густонаселенные людьми – как бы это помягче – без определенного рода занятий.

– А что же вы не предупредили нас об этом поселении заранее? – строго спросил я у Брид.

– А что тут такого? – изображая непонимание, переспросила шотландка. – Они же вроде как кочевники, разве не так?

– И что с того?

– Значит, рано или поздно перекочуют в другое место. Это лишь вопрос времени.

– Вы в этом уверены? – усомнился я.

– Абсолютно.

– И когда это случится?

Брид с очаровательной улыбкой пожала плечами:

– Я же не Дельфийский оракул. Но вы зря беспокоитесь, это отличное место. А главное, оно вам по деньгам. Так что погуляйте по окрестностями, оцените все «за» и «против» и после перезвоните. А сейчас, извините, нам пора возвращаться – в Толо ждет важный клиент.

Мне даже почудилось, что Брид сделала ударение на слово «важный», как бы невзначай намекая, чтобы мы не забывали о ее крылатой фразе, сказанной во время первой встречи: «Другой бюджет – другое дело». Судя по всему, в Толо шотландку уже ждал очередной «негодяй Филимонов».

Прислушавшись к совету, мы решили погулять по округе и подумать, ведь у участка был и существенный плюс: он почти вплотную подходил к берегу моря и при этом располагался на холме, что обеспечивало отличный обзор и панорамный вид на залив.

Побродив по окрестностям, мы так и не приняли никакого решения. С одной стороны, наверное, здорово каждый божий день засыпать под разудалую цыганочку, а с другой стороны, признаюсь, на душе было неспокойно. И, как оказалось, не зря.

Закончив обход, мы вернулись к машине, которую оставили рядом с табором. Тут выяснилось, что путь к автомобилю отрезала стая гусей. Зная о том, что гусь территориальное животное и к тому же совершенно бесстрашное – по телевидению как-то показали сюжет, в котором гусь прогнал со своей земли льва, – я подобрал хворостину и пошел в решительное наступление.

Гусей моя хворостина, похоже, совсем не смутила, зато она очень не понравилась обитателям табора. Словно из-под земли передо мною выросли четверо крепких мужичков, а один из них держал в руке увесистую палку, против которой моя хворостина смотрелась былинкой. Взвесив шансы, я предложил жене обойти препятствие окольным путем. По счастью, покинуть цыганскую деревню удалось живыми и невредимыми.

По дороге в Эпидавр я позвонил Брид и с легким сердцем отказался от участка, а в мыслях и от дальнейших услуг шотландки. Мы снова оказались в исходной точке.

7. Мария Каллас и арифметика по-гречески

К нашей радости, в Эпидавре нашлось свое собственное агентство недвижимости. Его хозяйка – крупногабаритная гречанка по имени Анастасия оказалась членом ККЕ – компартии Греции и убежденной коммунисткой, какими бывают только люди, не испытавшие на собственной шкуре всех прелестей жизни в государстве рабочих и крестьян. Из общения с местными у меня вообще сложилось впечатление, что марксизм-ленинизм пустил в Греции глубокие корни. Особенно ленинизм. Не зря же дружескую попойку, происходящую не в таверне, а у кого-то дома, греки до сих пор в шутку заговорщицки называют иностранным словом «йафка». Ничего не напоминает?

В общем, пришлось в срочном порядке провести краткую политинформацию. Анастасия, которую я в шутку прозвал «красным риелтором», слушала со слезами на глазах, от ужаса прикрывая руками рот. А я всего лишь честно рассказал о реальной системе распределения благ в СССР, социальных привилегиях для рядовых тружеников и прочих вещах, о которых она, усилиями советской и панкоммунистической пропаганды, имела весьма утопическое представление.

На корню разрушив все то, во что прежде верила наивная гречанка, я принялся расспрашивать Анастасию про местную недвижимость. К моему удивлению, несмотря на обилие толстых папок на стеллажах, обстановкой «красный риелтор» совершенно не владела. Я отнес это на счет ее коммунистических идеалов и извечной левацкой забавы разводить бумажную волокиту, вместо того чтобы делать дело. Тем не менее мы обменялись контактами и договорились созвониться в случае новостей.

Наслаждаясь пешими прогулками и купанием на пустынном пляже, но не забывая при этом о цели нашего приезда, мы как-то наудачу спросили хозяйку гостиницы, не продает ли кто-то дом или участок неподалеку.

Как я уже тогда смекнул, греки считают зазорным вывешивать таблички с надписью ΠΩΛΕΙΤΑΙ, что значит «Продается», а потому единственный путь добыть достоверную информацию – это опрос местных жителей. Ответ Ангелики прозвучал многообещающе:

– Мы с мужем в свое время построили и продали четыре дома. Один из них снова выставлен на продажу.

– А где он находится?

– Чуть выше гостиницы, вверх по склону.

А ведь мы там уже прогуливались, восторгаясь видом, открывающимся из небольшого кондоминиума. Неужели одна из вилл продается? Отчего мы так разволновались? Тому были свои причины. К этому моменту мы уже понимали, что купить отдельный участок нам не по силам. Дело в том, что, согласно местным порядкам, купив землю в городе или поселке, вы вправе использовать под строительство почти всю имеющуюся площадь. Но проблема в том, что так приглянувшаяся нам бухта стояла на отшибе, а по греческим законам строиться за пределами городской черты разрешено только при условии, что площадь участка не меньше сорока соток. Однако стоимость таких участков оказалось для нас совершенно непосильной. И этому тоже есть свое объяснение.

Как выяснилось, Эпидавр – весьма популярное у греков место отдыха творческой элиты. Что-то вроде Переделкина, только не сегодняшнего, а в советские годы. Родоначальницами моды на здешние дачи одновременно стали две самые известные гречанки в мире – оперная дива Мария Каллас и звезда экрана Мелина Меркури, каждая на свой лад.

Дело в том, что в Большом амфитеатре Эпидавра ежегодно проходит международный театральный фестиваль, репертуар которого поначалу состоял исключительно из классической греческой драмы. Однако с появлением в Греции оперной суперзвезды руководство фестиваля приняло решение о расширении жанровой палитры, и в самом начале шестидесятых Каллас спела тут в «Норме» Беллини, ознаменовав начало новой эры как в истории амфитеатра, так и в истории фестиваля. Затем Каллас спела в Эпидавре «Медею» Керубини, о чем наглядно свидетельствует доставшаяся мне по случаю почтовая марка, выпущенная в честь этого события.

Местные жители показывали нам дом, спрятавшийся за густой стеной сосен, где легендарная Каллас, про которую восторженные современники говорили «четыре голоса в одном горле», ежегодно отдыхала от сценических трудов. А меню одной из портовых таверн до сих пор украшает цитата, в которой дива признается в любви к Эпидавру и говорит, что это самое красивое место на земле.

Надо признать, Каллас очень много сделала для фестиваля – она дала ему статус. Чуть позже эстафету подхватила другая всемирно известная греческая актриса, звезда киноленты «Никогда по воскресеньям» Мелина Меркури – в конце семидесятых она сыграла тут в «Орестее».

По окончании актерской карьеры Меркури, став министром культуры, построила в Эпидавре дачу – скромных размеров домик у самой воды. В последующем практически все министры культуры Греции посчитали своим долгом отстроиться не где-нибудь, а в сердце всемирного театрального фестиваля, закрепив модный тренд.

После Каллас и Меркури целая куча звезд почли за честь выступить на местной сцене: Монсеррат Кабалье, Хосе Каррерас, Рудольф Нуриев, Изабелла Росселини, Хелен Миррен и многие, многие другие. К сожалению, по мере роста популярности эпидаврского фестиваля росла и стоимость недвижимости.

Кроме того, еще одной причиной высокой цены на землю стала непомерная жадность ее собственников. Я уже говорил о том, что для постройки дома за пределами городской черты необходим участок в сорок соток. При этом разрешенная площадь основания не превышает ста квадратных метров, а этажей в доме может быть не более двух. Но это по закону. Греческие девелоперы вместо одного дома общей площадью двести метров по обыкновению втыкают целых четыре дома аналогичной или даже большей площади, зарабатывая на последующей продаже вчетверо больше положенного.

Самое обидное, что проблемы с законом в итоге случаются не у прохиндея-девелопера, а у неосмотрительного покупателя, который, как правило, об этом до поры до времени не догадывается. Но беда в том, что в заповедных местах вроде Эпидавра практически вся предлагаемая недвижимость заведомо строится с такими нарушениями, и ничего поделать с этим нельзя. Вот и получается, что, продавая землю девелоперу, а заодно и любому другому, хозяин подспудно ориентируется на максимально возможную прибыль, какую теоретически возможно извлечь из его участка, если многократно наплевать на законы. Таким образом, обуреваемый жадностью продавец назначает цену, более или менее соответствующую не одному участку, а четырем. Вот такая арифметика по-гречески.

Однако, несмотря на строительный беспредел, мы все же решили осмотреть выставленный на продажу дом. А вдруг повезет? Вдруг окажется недорого?

8. Любовь с первого взгляда

В отсутствие хозяина недвижимость нам показывала Ангелика – у нее имелся запасной ключ. Это действительно оказался тот самый кондо, который мы разглядывали накануне. Четыре дома в ряд стояли немногим выше гостиницы, ровно настолько, чтобы она не портила вид. А вид с балконов открывался просто фантастический. Он был похож на вид из гостинцы, только еще лучше.

У меня перехватило дыхание. Взгляду, двигающемуся слева направо, сначала предстала лесистая гора, потом собственно городок, затем полуостров и, наконец, Саронический залив с дюжиной разбросанных по нему островов, самыми крупными из которых были Эгина и Салами́н.

Саламин? Мой бог! Это же здесь Фемистокл, решив исход всей войны, наголову разбил флот Ксеркса в знаменитом сражении, по свежим следам описанном самим Эсхилом, между прочим, участником той битвы. Перед глазами невесть откуда всплыла чудом сохранившаяся в памяти цветная иллюстрация из школьного учебника, изображающая эпохальную победу греков.

Пока я приходил в себя после ландшафтно-исторического шока, мой взгляд все скользил по заливу вправо, где потрясающую панораму продолжил величественный полуостров Мётана, с незапамятных времен служивший финикийцам военно-морской базой, а финальной точкой стала высоченная гора, замыкающая бухту. Вау!

Затем мы вернулись в гостиную. Помню, как, не в силах оторваться от пейзажа, я подумал, что отныне хочу быть, как «старик и море». Ну, тот, что у Хемингуэя, помните? Не сейчас, конечно, а когда состарюсь. И без лодки, а то меня смертельно укачивает даже в полный штиль. А в остальном хочу того же – чтоб был только я, вот это огромное окно и бесконечная синева за ним. Разумеется, придется включить в список и Кузю, но с условием, что она не станет перекрывать собою вид.

Я взглянул на жену. Стоя с открытым ртом, она, похоже, думала примерно о том же, застряв где-то на середине панорамы.

– И сколько же стоит это чудо? – затаив дыхание, спросил я.

Потрясенные как видом, так и объявленной Ангеликой ценой, как минимум вдвое превосходившей наши возможности, ни дому, ни качеству его постройки мы тогда особого внимания не уделили.

Да, по правде говоря, мы и не знали, на что нужно смотреть. Кроме квартиры у нас отродясь не водилось за душой иной недвижимости, не считая кузиного приданого в виде крохотной дачки, построенной ее родителями в одном из самых некрасивых уголков Подмосковья прямо на затопленном торфянике, за что жена ласково звала фамильную собственность «шесть соток на болоте». Помнится, в час нужды мы с трудом всучили ту развалюху по цене сильно подержанной шубы какому-то сумасшедшему энтузиасту осушения родных недр.

– Не хочешь посмотреть участки на противоположном от Нафплиона берегу залива? – спросил я после того, как мы вернулись в гостиницу и с бутылкой вина устроились на балконе.

– Знаешь, я больше ничего не хочу смотреть, – помолчав, сказала Кузя. – Я нашла все, что искала. А ты?

Я оглянулся вокруг, еще раз обвел взглядом фантастический вид на залив и понял, что моя жена абсолютно права. Сколько ни продолжай поиски, а красивее места мы все равно не найдем. Да и дело не в одной только красоте.

Как понять, что наткнулся на то самое место? Как отличить его от других? Очень просто. Точно так же, как отличаешь ото всех остальных женщину, в которую влюбился. Она единственная вызывает негу.

Вечером того же дня, сидя в таверне, на импровизированном военном совете мы постановили во что бы то ни стало побороться за Эпидавр, хотя по всему выходило что шапка была не по Сеньке. Почему мы не отступились? А вам знакомо выражение «закусить удила»? Именно это мы с Кузей и сделали, поскольку нам обоим до смерти захотелось стать частью этого райского места.

Опустошив пару графинов розового, мы решили, что ляжем костьми, но своего добьемся. Тогда мы еще не знали, сколь долгой и изнурительной окажется эта битва.

Вскоре нам посчастливилось найти еще одного грека, подвизавшегося на купле-продаже недвижимости. В отличие от «красного риелтора» он оказался куда более разбитным и даже показал нам целых три выставленных на продажу дома, не числящихся ни в одной базе данных. Как я уже говорил, у меня сложилось стойкое ощущение, что греки отчего-то стесняются самого факта, что приходится торговать родовой собственностью.

Эти дома, хотя и были по-своему интересны, тем не менее нам не подошли, поскольку либо были слишком малы, либо могли использоваться исключительно летом. Мы же решили, что дача должна быть приспособлена к круглогодичному проживанию и вмещать не только нас двоих, но и какое-то количество гостей. Да и цена, несмотря на вышеуказанные недостатки, казалась неподъемной.

Незадолго до нашего возвращения в Москву, когда мы уже потеряли всякую надежду, позвонила Анастасия и радостным голосом сообщила, что у нее для нас сюрприз – потрясающий дом, какие попадают на торги далеко не каждый год. Мы сочли это заявление грубой рекламой, но, как выяснилось позже, ошиблись. Однако все по порядку.

Как оказалось, речь шла о неухоженном с виду и небольшом по размеру доме при весьма обширном участке. Хозяйка, муж которой недавно умер, собралась съехаться с дочерью, живущей в Афинах, и только что выставила собственность на торги, да еще и в нашей бюджетной категории.

Уже первый беглый осмотр показал, что дом был построен из соплей и еще одного традиционно сопутствующего им ингредиента, столь же нетехнологичного. Но зато какой там был участок! Мама дорогая! Тридцать три сотки, засаженные оливковыми и цитрусовыми деревьями, тянулись с холма прямиком к берегу моря. Мало того, от дома, петляя между оливами, почти до самой кромки воды шла частная тропинка!

Чарующая мысль почувствовать себя «негодяями Филимоновыми» привела нас в неописуемый восторг. Да и стоимость казалась не столь астрономической по сравнению с остальными предложениями.

Сразу оговорюсь, цена была не то чтобы бросовой, а относительно доступной – нам все равно пришлось бы взять в банке ипотечный заем солидных размеров. Но в конце концов, переплывая бурную реку, вы же обычно выбираете себе ориентир несколько выше по течению, имея в виду, что вас неизбежно снесет, разве нет? Вот так и при покупке недвижимости.

Поскольку качество постройки было ниже всякой критики, мы подумали, что проще снести дом и построить новый, более просторный и надежный. Однако приглашенный для консультации специалист огорошил нас известием о том, что по закону мы не можем это сделать. Из-за того что дом и участок старые, а законы с тех пор изменились, площади в тридцать три сотки для строительства дома нынче недостаточно. Поэтому все, что нам позволено, это постепенно перебрать строение стенка за стенкой, не выходя за имеющиеся размеры.

Такой оборот нас сильно озадачил, но дал моральное право еще раз поторговаться с хозяйкой. В итоге нам удалось еще чуть-чуть приблизить мираж греческого счастья, выторговав приличную скидку. С этими цифрами уже можно было идти в банк, имея хорошие шансы на благоприятный исход переговоров.

9. Корочка на пироге

Сразу по приезде домой мы бросились собирать пакет документов, необходимый для получения банковского кредита. Буквально двумя неделями позднее, когда бумажная волокита находилась в самом разгаре, мне позвонила «красный риелтор» и сообщила, что цена, о которой мы договорились, более не устраивает хозяйку дома и что та дезавуировала выторгованную нами скидку.

Как выяснилось, отказ от достигнутых финансовых договоренностей для греков обычное дело. От этого, кстати, в свое время пострадал Генрих Шлиман. Хозяин холма, под которым скрывался ныне знаменитый на весь мир Кносский дворец, поначалу согласился на предложенную цену, но позднее прямо накануне сделки решил снова поднять стоимость. Будучи профессиональным коммерсантом, Шлиман не смог стерпеть такого вероломства и отказался от покупки, что позднее дало шанс более сговорчивому Эвансу, к слову, в отличие от немца совсем не искушенному в торговых делах, втридорога купить перспективный участок и стать первооткрывателем крито-минойского чуда. От аналогичного вероломства позднее пострадал и наш друг, также пытавшийся купить дом в Эпидавре, но всему свое время.

Кстати, у англичан на этот счет есть очень меткая пословица: promises are like pie crust, they are made to be broken. Речь о том, что обещания как корочка на пироге – хочешь не хочешь, а ее целостность приходится нарушать. Не знаю, как насчет Англии, а подход к финансовым договоренностям в Греции эта пословица отражает довольно точно.

Вернувшаяся к первоначальной отметке цена дома снова стала для нас непосильной. А тут еще грянула очередная волна кризиса, продажи недвижимости встали, и мы подумали, что если не пойдем на поводу у продавца, то, скорее всего, по весне сможем приобрести дом по более выгодной цене.

Это было трагической ошибкой. Уже через пару дней тридцать три сотки с оливами и собственной тропинкой к морю купил некий афинский инженер и, начхав на законы, снес утлое строение к чертовой матери, а на его месте возвел шикарную современную виллу.

О, если бы мы только знали, что проблему можно было решить так просто! Как же я клял собственную законопослушность! Как выяснилось, это весьма вредная черта, если живешь не в какой-нибудь там Германии или Швейцарии, а, к примеру, южнее или восточнее.

Как бы там ни было, а ничего подобного тому участку по соотношению цена-качество нам ни до, ни после этого случая даже близко не попалось. Мы еще года два продолжили упираться в ожидании подобного везения, но в итоге стало ясно, что два раза подряд в одни руки удача не выпадает и что за более скоромную недвижимость нам придется заплатить много дороже.

Понадобилось немало времени, прежде чем я смог смириться с неудачей, но делать было нечего. Народная мудрость «кто смел, тот и съел» получила самое что ни на есть наглядное подтверждение, а мы дали себе слово, что впредь будем думать и действовать быстрее.

Тот неудачный в смысле поисков жилья год оказался для меня весьма знаменательным. Сразу после фиаско с эпидаврским домом я взялся писать первую книгу. Как всегда движителем выступила Кузя. Будучи большой поклонницей детективов, она в какой-то момент принялась ныть:

– Столько книг кругом, а почитать нечего: одни и те же авторы, одни и те же сюжеты. Скукотища. А может, ты что-нибудь напишешь? У тебя же в загашнике, помнится, был какой-то детективный сценарий. Не хочешь сделать из него книжку?

И это нытье длилось довольно долго. Вы, кстати, когда-нибудь сталкивались с тем, что психологи называют эмоциональным насилием? Нет? Значит, вам крупно повезло. Так вот, по мнению ученых, в отличие от физического насилия, к которому более склонны мужчины, эмоциональное насилие – удел женщин. И я готов подписаться под каждой буквой этого тезиса, ибо Кузя – законченный эмоциональный насильник. Не стану вдаваться в подробности, просто поверьте мне на слово.

Короче, в какой-то момент я дал слабину:

– Книжку, говоришь?

– Ну да. Детектив. Представляешь, как мне будет приятно?

– Пойми, сценарий это одно, а книга – совсем другое.

– А ты попробуй, – не отставала от меня Кузя. – И потом, ты ведь уже проделал кучу работы, и эта куча почем зря пылится в столе.

– Послушай…

– Нет, это ты меня послушай. Ты целыми днями пишешь кучу заказной фигни, а родной жене, значит, сделать приятное не хочешь?

Это был классический удар ниже пояса – техника, которой моя прекрасная половина за годы нашего брака овладела прямо-таки блестяще. Хорошенько поразмыслив, я перестал упираться и решил, что и приятное жене не худо бы сделать, да и непринятый сценарий, о котором она вспомнила, по свежему прочтению показался мне вполне стоящей вещицей. Почему бы и нет?

И вот в свободное от основной работы время – мое агентство занималось организацией корпоративных событий – я без отрыва от производства уселся за письменный стол и приступил к первой главе.

Надо сказать, изложенная в сценарии идея практически не претерпела изменений. Я даже не стал менять рабочее названия Ave, Caesar! а только добавил к нему небольшое пояснение в виде подзаголовка.

Мне нравился прописанный в сценарии образ этакого парня с прибабахом – чудаковатого археолога, преподавателя университетской кафедры древней истории, который машинально отыскивает в далеком прошлом параллели любым событиям, разворачивающимся вокруг него: будь то кафедральные интриги, личная жизнь или практикумы со студентами.

Но страсть к истории не единственная «фишка» главного героя. В результате несчастного случая мой археолог приобретает невероятный дар – взяв в руки любую вещь и особым образом сосредоточившись, он способен видеть, слышать и чувствовать то, что видели, слышали и чувствовали люди, прикасавшиеся к этому предмету в прошлом.

Только представьте, какой это подарок для историка! А уж какой это простор для фантазии автора! В какой-то момент приходилось бить себя по рукам, дабы не переборщить с чертовщинкой, которой по большому счету в сценарии было совсем немного.

В общем, Кузя как всегда оказалась права, грех было не конвертировать эту изначально телевизионную историю в книгу. А вдруг издатели окажутся более сговорчивыми, чем киношники?

10. Однажды в Гаване

Взялся ли я писать только для того, чтобы потрафить жене? Боюсь, для ответа на этот вопрос мне понадобится очередное отступление. Начнем с того, что я всю сознательную жизнь пишу всякие там стишки да песенки. Класса этак с девятого. Последнее время, правда, эта преимущественно любовная лирика, видимо, в силу возраста пишется все реже, но тем не менее все-таки пишется.

Но одно дело стихи и совсем другое дело проза. Да и для молодого писателя я, прямо скажем, не так уж молод. Хотя как посмотреть. Даниэлю Дефо, например, уже стукнуло пятьдесят девять, когда он опубликовал свой первый роман, под названием «Робинзон Крузо». Неплохой дебют, согласитесь.

Не скрою, еще одним стимулом к началу литературной карьеры послужила наша идея фикс насчет покупки греческого дома. Ведь для того, чтобы жить посреди этой опьяняющей красоты – именно жить, а не изредка посещать в короткий отпускной сезон, – нужны средства. Другими словами, я всерьез задумался об удаленной работе, способной в перспективе обеспечить существование независимо от того, где ты находишься. Разумеется, я понимал, что шансы на успех невелики, ведь заработать на книгах может только популярный автор, но тем не менее решил попытать счастье.

Кроме того, в силу определенных обстоятельств я не мог рано или поздно не попробовать себя в роли писателя. Каких еще таких обстоятельств? Помните, я упоминал судьбоносное знакомство на туристической выставке, которое в итоге привело нас в Грецию? Были в моей жизни и другие встречи, окольной дорожкой приведшие меня к тому, чем я теперь занимаюсь.

Вы когда-нибудь заглядывали в микроскоп? Помню, я в детстве часами пялился в окуляр, изучая строение собственных волос или подглядывая за половой жизнью инфузорий. Родители как-то на день рождения подарили мне немецкий набор «Юный оптик», на основе которого можно было собрать либо подзорную трубу, либо микроскоп. Вдоволь наглядевшись на небо, я занялся микромиром.

Помню, как часами наблюдал за завораживающей картиной – мириады крохотных частиц, никогда не стоящих на месте, сталкиваясь между собой бесчисленное количество раз, сходились и снова разлетались в разные стороны, наглядно иллюстрируя упорядоченный хаос вселенной. Позже я узнал, что речь шла о так называемом броуновском движении. С годами я стал догадываться, что человеческая жизнь по сути то же самое броуновское движение. И наши траектории изменяются не сами по себе, а в результате столкновения с другими людьми, которые, в свою очередь, столкнувшись с нами, тоже меняют курс.

Дело было в Гаване, куда я в начале восьмидесятых был направлен в качестве переводчика. Мой тогдашний приятель Хосе Родригес Фео или попросту Пеле, с которым мы подружились, несмотря на почти сорокалетнюю разницу в возрасте, пригласил меня выпить кофе в заведении рядом с кинотеатром «Ла-Рампа». Оказалось, что Пеле не один, а с товарищем.

Незнакомец, которого безупречно воспитанный Пеле отчего-то не представил, – только озорно блеснул глазами – смешно грассировал и вообще говорил по-испански с забавным французским акцентом. Но при этом очень скоро стало ясно, что я с моим испанским – в ту пору недурным – ему и в подметки не гожусь. Незнакомец говорил медленно, казалось, с трудом подбирая слова, но зато каждое произнесенное им слово было очень точным, ярким и образным. «Надо же, шарашит как на родном, – подумал я. – И как шарашит, зараза!»

Помимо великолепного владения испанским, незнакомец оказался еще и весьма начитанным: сначала они с Пеле обсудили книгу Набокова, а затем перекинулись на Мелвилла, причем собеседник Пеле был с ним на равных. А быть на равных с колоссально эрудированным Пеле очень непросто, особенно если обсуждаешь Мелвилла. Начнем с того, что американская литература – его специализация. Будучи выходцем из семьи аристократов, Пеле, между прочим, изучал эту самую литературу не где-нибудь, а в Гарварде. К тому же Пеле написал монографию о Мелвилле и заслуженно слыл знатоком его творчества. Кроме того, он был прекрасным писателем, блестящим журналистом и весьма известным на Кубе издателем.

Это обстоятельство, однако, совсем не смутило незнакомца. Он не только не оробел в обществе маститого Пеле, но и самым наглым образом доминировал в разговоре. Каков нахал! Да что он себе позволяет, этот французишка? Помню, я в тот момент так и прозвал его про себя – El franchute.

Разговор с американской литературы постепенно перекинулся на аргентинскую. О, это мой шанс показать себя! Ну кто, скажите на милость, владеет темой лучше меня? Разве что Пеле, у которого и на этот счет имелся соответствующий диплом еще одного престижного университета. Но и мы, как говорится, не лыком шиты. А тут незнакомец и вовсе меня разозлил, отпустив нелестный комментарий в сторону Борхеса – одного из моих литературных кумиров. Такого стерпеть я не мог.

Надо сказать, что, как и положено юнцу, я в ту пору сильно переоценивал собственную эрудицию, коэффициент интеллекта и прочие качества. Как справедливо подметил Дарвин: «Невежество чаще рождает уверенность, нежели знание», а самоуверенности у молодого меня было не занимать. Любопытно, что, чуточку помудрев с годами, я пал классической жертвой так называемого эффекта Даннинга-Крюгера – это когда рост компетенции обратно пропорционален уверенности в себе, своих знаниях и силах.

К слову, эту странную закономерность подметили еще древние греки – вспомните Сократа и его «я знаю, что ничего не знаю». Впрочем, мудрость, если и снисходит на нас, то с большим опозданием, а тогда я, преисполненный молодецкого задора, с пылом кинулся доказывать французскому выскочке, как сильно он заблуждается насчет Борхеса.

Обладая в ту пору неплохой памятью, нынче почти полностью утраченной, я был способен слово в слово цитировать полюбившиеся мне места, а некоторые из рассказов знал практически наизусть.

Короче говоря, я с апломбом принялся декламировать любимые фрагменты из «Алефа» и «Вымышленных историй», тщетно взывая к литературной совести оппонента.

Куда там. Без особого интереса послушав мои разглагольствования, французишка спросил:

– А что, кроме Борхеса ты больше никого не читаешь?

– Почему же? Читаю, конечно.

– Ну и кого?

– Например, Сабато. А еще Кортасара.

– Это уже лучше. И что скажешь?

К моему стыду, в то время я еще не читал блистательную «Игру в классики», но был неплохо знаком с рассказами того же автора, многие из которых в моих глазах ничем не уступали борхесовским, о чем я и не преминул высокопарно заявить, попутно процитировав пару любимых мест. Так вышло, что в институтские годы я, по счастью, приобрел в букинистическом магазине на улице Качалова выпущенный в Буэнос-Айресе сборник новелл Кортасара, который зачитал до дыр.

Судя по выражению лица французишки, слушать дифирамбы в адрес Кортасара ему было куда приятнее, нежели про таланты Борхеса.

Войдя в раж и корча из себя заправского критика, я с умным видом принялся нести псевдоученый вздор насчет места Кортасара в латиноамериканской культуре и мировой литературе.

В разговор, давясь от смеха, – с чего бы это? – вступил Пеле:

– Начитанный парнишка, правда?

– Это я оценил, – улыбнувшись, сказал французишка, похлопал меня по плечу и спешно засобирался, сославшись на то, что состоит членом в каком-то фестивальном жюри, заседание которого вот-вот начнется. Уже через минуту-другую он покинул кафе.

– Артурито, признайся, ты ведь придуривался, верно? – справившись с душившим его смехом, спросил Пеле. – Ты же не мог его не узнать?

– Кого?

Пеле откинулся на спинку стула и, запрокинув голову, затрясся от хохота. Лишь в это мгновение я с ужасом осознал, что, как полный кретин, вместо того чтобы почтенно внимать одному из самых крупных интеллектуалов двадцатого века, я, надув щеки и практически не давая собеседнику раскрыть рта, рассказывал, что я думаю о Кортасаре самому Кортасару. Ну не козел ли?

Вы спросите, какого черта этот Пеле тратил свое драгоценное время на столь неблагодарный объект воспитания, как я? Не знаю. Мне кажется, у него был комплекс Пигмалиона и так и нереализованное желание передать мне часть своих бездонных знаний. А еще, думаю, Пеле подкупала моя искренняя, граничащая с сумасшествием любовь к латиноамериканской литературе. Именно поэтому он с упорством, достойным лучшего применения, щедро знакомил меня с моими кумирами, волею судеб приходившимися ему близкими друзьями или просто добрыми знакомыми – Гарсиа Маркесом, Варгасом Льосой, Отеро Сильвой и прочими столпами магического реализма и величайшими творцами своего времени.

И хотя эффект от тех незабываемых встреч оказался обратным – познакомившись с гением, раз и навсегда осознаешь собственную мелкотравчатость, – семена, которыми так настойчиво засевал мою метущуюся душу Пеле, несмотря на скудную почву и затяжную гибернацию, в конце концов каким-то чудом дали запоздалые всходы.

Надо сказать, что после того случая в кафе Пепе, памятуя о моей несообразительности, всякий раз предусмотрительно предупреждал о том, с кем именно мне предстоит познакомиться.

Напоследок замечу, что за все хорошее в жизни приходится платить и платить втридорога. Вот и те незабываемые встречи вышли мне боком. Представьте мое удивление, когда впоследствии выяснилось, что Пепе Фео, оказывается, числился в диссидентах, что весьма странно – я не припомню, чтоб мы с ним хоть раз обсуждали Фиделя или вообще говорили о политике.

Как бы там ни было, а вездесущие «комитеты защиты революции» – это что-то вроде общенациональной системы тотального стука кубинских граждан друг на друга – любезно предоставили сведения о моих знакомствах местным чекистам, а те, в свою очередь, поделились информацией с советскими коллегами. В итоге в диссиденты на всякий случай записали и меня.

И хотя Горбачев уже успел произнести слово «перестройка», незадачливого любителя магического реализма отправили на родину раньше срока, лишили желанной работы, сослали подальше от Москвы и на пять лет окружили неусыпным вниманием в виде не особо скрытной слежки, прослушивания разговоров, перлюстрации почты, регулярных доносов и многого другого, о чем сегодня и вспоминать противно. Впрочем, та самая трудная пятилетка в моей жизни заслуживает отдельной книги.