Мой друг Варлам Шаламов

В жизни у него не было удач — чьей-то поддержки властной, совпадения случайностей. Все ему далось неистовым трудом, все оплачено кусками крови, нервов, легких.

Но дал Бог талант, силу и высоту духа, твердость нравственную — много, зато в помощь земной жизни — ничего. Кажется мне, что столько дается святым. Переживают они страдания тела и поругания, истово веря в Царство Божие.

Варлам не имел этого утешения, не верил в Царство Божие на грешной Земле, не верил в трусливых, подлых людей, — светлых и крепких духом на земле — единицы.

Но все-таки писал, ибо не писать не мог. Многие, выжившие в колымском аду, ради жизни и покоя стараются забыть, смягчить жестокую правду о людях, о непрочности материала, из которого они сделаны. При помощи палки и даже без палки из 99 % людей делают трусов, доносчиков, подлецов. Солженицын — Ветров, бригадир — все, чтобы выжить.

Нет, бригадиром я не стану, «лучше, думаю, умру». (В. Т.)

Из Варлама — не сделали ни бригадира, ни доносчика. Он презирал компромиссы и помощь «прогрессивного человечества» в России и на Западе, ибо ведь и за такую помощь надо платить — облегчить жестокую лагерную правду, не говорить правду вообще о людской природе, а только ту ее частицу, что пригодна для политических манипуляций, а ведь Хиросима, Освенцим, Колыма — явления одного порядка.

Все такие попытки он называл «спекуляцией на чужой крови» и считал подлостью использовать чужую кровь в личных целях, политических целях. Конечно, этот глубокий пессимизм неудобен был ни либералам, ни коммунистам: все они оказывались в одной куче нечистых, все ловчили на чужих судьбах, жизнях, на чужой крови.

Помню, я как-то присутствовала на конференции «Мемориала», очень уважаемого мною общества. Выступали посланцы от разных его отделений и с каким-то странным хвастовством докладывали о произведенных ими раскопках, о количестве «костей».

Хорошее, конечно, дело — упокоить кости мучеников. Но какой-то странный акцент звучал в их речах, неподобающий. Люди явно конкурировали в этом горьком деле, и все время кланялись в сторону иностранцев, намекая на недостаточность средств.