Мой ледяной принц

Благодаря все тем же любезным прохожим, я нашла полицейское отделение. Полисмены очень хорошо ко мне отнеслись и даже предложили довезти меня до дома, так как он находился достаточно далеко от участка, но я отказалась в пользу обычного автобуса.

Я была очень довольна собой, ведь вела себя разумно, осторожно, совсем как настоящая юная леди, и даже побывала в полицейском участке.

Дома я обнаружила, что Мэри ушла.

«Нужно было взять номер ее телефона. И почему я не подумала об этом раньше?» – с досадой подумала я.

Моя соседка вернулась около десяти часов вечера – веселая и раскрасневшаяся. Она думала, что я уже сплю, поэтому постаралась не шуметь в прихожей, и тихо пошла в свою комнату. По пути Мэри на что-то наткнулась и выругалась себе под нос незнакомым мне словом.

Я зашла к ней.

– Ой, я разбудила тебя? – нахмурилась Мэри, снимая с себя теплую серую кофту.

– Нет, я не спала. Ну, как провела время?

– Отлично! В следующий раз тебе обязательно нужно пойти со мной! Я сняла пирсинг, видишь?

Я взглянула на ее нос: действительно, сережка с него исчезла, зато осталась небольшая, но довольно отталкивающая дырочка. Мне стало неприятно, и я отвела взгляд.

– Мэри, я хотела сказать… Только не ругайся… У меня украли велосипед, – извиняющимся тоном сказала я.

Мэри хихикнула, чем сильно меня удивила: у нас украли велосипед, а она смеется!

– Это не страшно! У меня его раз шесть воровали, а все потому, что на нем нет замка! – весело сказала она. – Не расстраивайся! Завтра сходим в полицию и заявим об этом.

– Я уже заявила, – сказала я, чувствуя гордость за свой поступок.

– Тем более. Оксфорд – город велосипедов, и они пропадают часто, но их всегда находят. Ты ведь оставила им номер телефона?

– Да, и адрес тоже… А я-то думала: почему полисмен так улыбался! – рассмеялась я: когда я назвала ему свой адрес, он с улыбкой посмотрел на меня, – видимо, он уже не раз принимал заявление о краже именно этого велосипеда.

–Ты не против, если я займу ванную на пару часов? – спросила Мэри, вытаскивая из шкафа большое пушистое полотенце.

– Нет, конечно. Пойду спать. – Я поднялась на ноги. – Только дай мне номер твоего телефона, на всякий случай.

– Хорошо, записывай.

Мэри продиктовала мне свой номер, и я записала его на смартфон.

Мэри стала рыться в тумбочке.

– Черт, да где этот гель? Неужели я забыла его в Шотландии? Миша, одолжишь мне свой?

Я немного опешила, но принесла ей свой гель для душа.

«Нужно обязательно выпить крови сегодня ночью, когда Мэри уснет, ведь это – уже третий день» – подумала я, закрываясь в своей спальне.

Вдруг за дверью послышался голос Мэри:

– Миша, открой! Я включу тебе камин, а не то ты замерзнешь ночью: на улице ужасно холодно!

Я открыла дверь, Мэри вошла, включила камин, пожелала мне спокойной ночи и ушла. Через минуту послышался шум воды в ванной. Чтобы не слышать, как Мэри принимает водные процедуры, я засунула в уши наушники, открыла ноутбук, включила музыку и зашла в социальную сеть, чтобы пообщаться с кем-нибудь из своих. Онлайн была только Мария, и я с удовольствием наврала ей с три короба: что я живу одна, ни с кем не общаюсь, что меня считают стервой и заносчивой девчонкой, и что люди – нудные, и у меня нет ни малейшего желания с ними общаться. Я наврала, ведь не могла рассказать ей правду, чтобы она не примчалась и не увезла меня обратно под родительское крыло.

В четыре часа утра я отключила музыку и ноутбук, прислушалась и услышала ровное дыхание Мэри: она спала. И я, бесшумно, не включая свет, пошла на кухню, вытащила из холодильника один из пакетов с «соком», налила кровь в стакан и начала медленно, смакуя, пить ее, ощущая, как по телу разливается удовольствие, наполняя мой разум легким туманом. Я выпила все два литра крови, скомкала пустой пакет в маленький шар, выбросила его в мусорное ведро, тщательно помыла стакан, пошла в ванную комнату, почистила зубы и, ощущая в теле бешеный прилив энергии и приятное чувство сытости, наполнила ванну водой и лежала в ней несколько часов.

В шесть часов утра я собралась на пробежку, оделась, даже накинула теплую кофту, чтобы не выглядеть странно, и зашла к Мэри, ведь она сказала, что будет бегать со мной.

Мэри спала, вытянувшись почти поперек кровати и с заложенными за голову руками. Она тяжело дышала во сне. Я легонько потрясла ее за плечо.

– Мэри, просыпайся, – тихо сказала я, но она недовольно промычала и отвернулась от меня на другой бок. – Ты идешь бегать? – Я вновь потрясла ее, уже сильнее.

Мэри открыла глаза, повернулась ко мне и недовольным сонным взглядом взглянула на меня.

– А, это ты? Что случилось? – спросила она сиплым голосом.

– Я иду бегать. Ты со мной? – спросила я.

– Бегать? М-м-м… Который сейчас час?

– Шесть утра.

– Шесть? Еще так рано… Наверно, я не пойду с тобой сегодня. Завтра – обязательно. Не обижайся, ладно? – Она потерла пальцами свои закрытые глаза.

«Так я и знала! Одни только слова!» – с неприязнью к ней подумала я.

– Хорошо, спи! – недовольно сказала я.

– Спасибо. С меня завтрак, – пробормотала Мэри и перевернулась на другой бок.

И почему я поверила в то, что она будет со мной бегать? Нашла кому доверять! Человеку!

Я надела кеды, засунула в уши наушники, включила музыку и с удовольствием пробегала два часа, встретив рассеянное солнце. Когда я вернулась домой, Мэри еще спала.

В пятницу мы сходили к тете Мэл, забрали заказ, погуляли по городу, и Мэри показала мне мой колледж. Последние дни прошли так насыщенно, что я даже стала забывать о том, что нахожусь одна в чужом городе, среди людей, и стала чувствовать свободу, которая сначала давила на меня, а потом стала душить счастьем. Но это была не моя заслуга – Мэри во многом помогла мне адаптироваться к новому окружающему миру, а главное, живя и общаясь с ней, я понемногу начала понимать, как устроен человеческий организм, как живут, чего хотят люди, и как с ними общаться.

Мэри вела себя так просто и естественно, словно мы были знакомы уже сто лет, и сначала это удивило меня – я не привыкла к таким откровенным разговорам и рассказам о чей-либо чужой личной жизни, но потом сама стала рассказывать о себе, конечно, скрывая то, что я – вампир и что моя семья не должна была знать о нашем проживании с Мэри под одной крышей. Мэри как-то странно влияла на меня. В четверг вечером она уговорила меня посмотреть какую-то мелодраму с незатейливым сюжетом: парень и девушка постоянно видят друг друга, но никак не могут встретиться в большом городе. А в конце фильма выяснилось, что этот парень – призрак, а девушка – это та, что сбила его насмерть машиной и уехала с места преступления. Фильм так себе – я смотрела и лучше, но конец, все-таки, не оставил меня равнодушной: девушка, терзаемая мыслями и совестью за убийство того парня, в призрака которого уже успела влюбиться, покончила жизнь самоубийством, спрыгнув с крыши своего многоэтажного дома. И вот, она упала на асфальт, ее мозги разлились по дороге, и тут ее призрак встал на ноги, а перед ней – тот парень, которого она убила. Он подал ей руку, она приняла ее, и они вместе пошли прочь от ее мертвого тела, вокруг которого собралась куча народу. Ах да, призрак простил ее и тоже был в нее влюблен.

И вот, после просмотра этого фильма я сидела на кровати и думала: зачем? Я совсем не собиралась его смотреть! Но, как только Мэри сказала: «Давай посмотрим классный фильм!», я тут же ответила: «Давай!», а впрочем, мне было не жаль потраченного на просмотр времени: это был новый опыт – просмотр фильма с человеком, с подругой. Ведь люди часто так делают: им почему-то постоянно нужно, чтобы с ними кто-то был во время просмотра.

Наш велосипед нашелся быстро: мне позвонили на следующий же день, как я подала заявление о краже, и оказалось, что велосипед был угнан местным шалопаем по имени Фрэнк, любящим угонять чужие средства передвижения, особенно – двухколесные. Кроме велосипеда, мы получили от полисменов «супер-надежный замок», чтобы кражи больше не повторилось, видимо, им надоело постоянно разыскивать наш велосипед.

Как ни банально, Мэри так и не стала бегать со мной по утрам: она просыпалась около восьми часов, быстро принимала душ, ела, одевалась, убегала на работу и возвращалась часов в шесть вечера. Но в эту пятницу ей дали выходной, и мы смогли совершить нашу экскурсию по Оксфорду и моему колледжу. Благодаря тому, что я прочла книгу об истории Оксфорда еще до приезда сюда, мне не потребовался повторный рассказ, который так и хотела поведать мне Мэри.

«Город задумчивых шпилей» – так называл Оксфорд в Англии какой-то певец Мэтью Арнольд в одной из своих песен. Изысканная архитектура и величественные постройки – все здесь хранит историю. От Мэри я впервые услышала информацию о том, что даже Адольф Гитлер во времена Второй мировой приказал не бомбардировать город, в то время, как Лондон постоянно подвергался воздушным атакам. Все потому, утверждала моя соседка, что именно этот город Гитлер хотел превратить в столицу Англии в случае ее завоевания.

Легенда гласит, что Оксфорд в Англии появился благодаря принцессе Фрайдсвайд. Прекрасная девушка мечтала стать монахиней, но преградой этому стал король, желавший жениться на ней. Чтобы избежать этого, она убежала в маленький поселок, а когда король поехал за ней, в дороге он потерял зрение и приобрел его лишь после того, как принцесса простила его преследование. За это он пообещал девушке свободу, и Фрайдсвайд основала монастырь, вокруг которого появились первые коллегиальные колледжи, а потом и город.

История Оксфорда начинается в девятом веке, когда король Альфред Великий приказал построить фортификации в нескольких английских поселках для обороны от завоевателей. Вскоре крепость, построенная саксами, превратилась в цветущий город, и залогом этому стало удачное его расположение между двумя реками, что благотворно повлияло на торговлю.

Город периодически повергался нападениям датчан, а в одиннадцатом веке был полностью уничтожен в пожаре. После реконструкции городом завладели норманнские завоеватели, которые построили здесь первый замок. В то время город был вторым в Англии по количеству населения сразу после Лондона.

В 1117 году был обоснован самый старый университет Англии, с целью дать священнослужителям более полное образование. Лишь при Генрихе Втором Оксфорд стал настоящим университетским городком. Его студенты получили много привилегий от правительства, что, конечно, вызвало недовольство местного населения. Между студентами и жителями постоянно возникали конфликты, и, чтобы решить ситуацию, руководство университета перенаправило студентов в Кембридж, что стало основанием второго по старине университета в англоязычном мире.

В эпоху Тюдоров экономика города вращалась вокруг учебного заведения: студенты стали основным источником дохода для местных мануфактур и промышленников. Вскоре Оксфорд превратился из маленького городка в большой богатый город.

Во времена Первой мировой войны количество студентов заметно уменьшилось, так как большинство из них было призвано к службе в армии. Сам же университет отдал часть своих помещений под военные госпитали. После войны город был быстро восстановлен и стал центром индустрии. Во Второй мировой войне разрушения обошли Оксфорд стороной, так как в городе не была развита тяжелая промышленность, и особого смысла тратить на него ресурсы у нацисткой Германии не было.

Массовая трудовая миграция после войны превратила Оксфорд в мультикультурный город. Таким он остается и сегодня: число иностранных студентов со всего мира растет с каждым годом. Этот старый красивый город стал своеобразным центром интеллектуального потенциала с технологическими и научными базами, которые привлекают молодые умы, и все так же остается городом с большим научным потенциалом.

Самый большой и старинный университет города – Оксфордский, в который я и поступила: он насчитывает тридцать восемь колледжей, а также шесть общежитий – закрытых учебных заведений, принадлежащим религиозным орденам без статуса колледжа. Заведение делится на девять факультетов: английского языка и литературы; истории; лингвистики; филологии и фонетики; средневековых и современных языков; музыки; философии, теологии и религии; античных наук; восточных языков и культуры. В него входят и научные центры, где работают ученые и студенты. Каждый год более двадцати тысяч студентов со всего мира выбирают это учебное заведение своим «alma mater».

Архитектура города заслуживает целых томов описания, но, не буду остроумной, если скажу: «Здесь царствует готика!». Готика, ежегодно привлекающая миллионы туристов. Много колледжей Оксфордского университета тоже расположены в зданиях средневековой постройки. Например, мой – прекрасный старинный колледж Святого Иоанна, основанный в 1511 году леди Маргарет Бофорт – матерью короля Генриха Седьмого.

Таким образом, я стала частью этого прекрасного, одного из самых известных и старинных университетом в мире, и была несказанно счастлива от этой мысли.

В понедельник наступил первый учебный день. Меня охватывало невероятное волнение, а ночь воскресения я провела бестолково: до утра выбирала себе костюм и остановила выбор на белой рубашке с узкими руками, черной юбке, классического покроя, черных колготках, туфлях на удобном каблуке, и, конечно же, черной шелковой повязке на шею. Мантия, новенькая и аккуратно проглаженная, весила на спинке стула.

Утром я пробежалась, сократив время пробежки до часа, приняла душ, помыла голову, высушила волосы феном, надела костюм, убрала волосы в узел на затылке, надела туфли, осторожно сложила мантию в сумку, покрутилась перед зеркалом, надела осеннее коричневое пальто, вышла из дома, села на велосипед и поехала к колледжу. Я была так взволнована, что почти не слышала окружающего шума, хотя он постоянно преследовал меня, но в этот раз волнение заглушило вечный гул в моей голове.

Подъехав к стоянке, я прицепила велосипед к столбику и в нерешительности застыла на месте: что-то сдерживало меня, сковывало мои действия. Когда я терялась, то становилась очень нерешительной. Поэтому сейчас я молча глазела по сторонам, наблюдая за тем, как сотни студентов смело шагали к колледжу.

«Что за трусость!? Эти люди смелее меня?» – раздраженно подумала я, и эти мысли сдвинули меня с места.

Я зашла в колледж и, наблюдая за действиями других студентов, сдала в гардероб свое пальто и надела мантию. Но тут у меня сдали нервы, и я спряталась в угол, не зная, что дальше делать. Моя смелость угасла, оставив меня наедине с отвратительным чувством неловкости: все знали, что делать, кроме меня! Я забилась в угол, понимая, что веду себя как последняя дура, но боялась покинуть это убежище.

– Девушка из магазина! Это ты? – вдруг услышала я рядом с собой знакомый мужской голос.

Это был Эндрю – бывший парень Мэри.

– Привет, – растерянно отозвалась я.

– Привет! Ты почему здесь спряталась? – приветливо спросил он: на нем тоже была черная мантия.

– Наверно, это покажется тебе глупым и смешным, но я совсем потерялась! Не знаю, что делать и куда идти! – воскликнула я, обрадованная его появлением: как вовремя он подошел! Нет, не то… Как замечательно, что он подошел!

– Тогда позволь я отведу тебя, куда нужно: скоро первокурсники будут давать клятву, – сказал парень.

– Что бы я без тебя делала? – с искренней благодарностью сказала я. – Кстати, я – Миша.

– Миша, – повторил он. – А меня зовут Эндрю. Пойдем, нужно забрать твое пальто.

И точно: сейчас я увидела, что его мантия была надета поверх черного пальто.

Я забрала в гардеробе свое пальто, надела его, затем мантию, на голову – шапочку, и мы с Эндрю вышли во двор, на котором уже стояли сотни студентов. Парень провел меня к организованным стройным рядам первокурсников и ушел. Первокурсники, стоявшие рядом со мной, весело болтали, а я лишь сильно волновалась, совсем не понимая, что происходит и должно произойти.

– Привет, ты тоже только поступила? – вдруг спросила меня соседка слева – приятная улыбчивая девушка.

– Привет, да. И если честно, я безумно волнуюсь! – вырвалось у меня.

– О, я прекрасно тебя понимаю: сама такая же. Откуда ты? У тебя странный акцент.

– Из Польши, – ответила я и улыбнулась: мне было очень приятно оттого, что она заговорила со мной.

– Далеко отсюда… А я – из Шотландии. Меня зовут Элли.

– А меня Миша. Знаешь, я совсем растерялась.

Элли тихо рассмеялась.

– Я тоже. Мы можем… – Она не договорила, так как в это время на трибуну взошел пожилой седовласый мужчина в мантии (но не в такой, как у нас) и шапочке, и поприветствовал студентов. В ответ ему раздался гром рукоплесканий. Я машинально повторяла за студентами все их действия, но все равно чувствовала себя невообразимой тупицей.

– Давай дружить, Миша! Я здесь совсем никого не знаю! – шепнула мне Элли, когда наступила минутная пауза.

– С удовольствием, потому что я тоже ни с кем здесь не знакома! – ответила я ей.

– А тот парень, что тебя привел?

– Он просто помог мне, – объяснила я.

– Ага, понятно! Черт, я так волнуюсь! – Элли тихонько рассмеялась.

– Я тоже! – с улыбкой отозвалась на это я.

Вскоре я немного успокоилась и смогла сосредоточиться на происходящем: вокруг меня были сотни мантий и восторженных счастливых лиц, молодых и приветливых. Все улыбались.

«Вот, каковы люди, когда они счастливы! Но они отдадут этому месту часть своей молодости. Это грустно» – подумала я, наблюдая за студентами.

Не помню, что происходило дальше: мне запомнился какой-то нестройный порядок, выход на трибуну профессоров, которые что-то говорили, рукоплескания студентов… Хаос, непонимание и туман в голове. Потом первокурсники произнесли клятву. Много шума, хлопков, речей, улыбок, но я почти ничего не запомнила и была сильно разочарована.

«И это то, что я должна запомнить на всю жизнь – первый день в первом университете в моей жизни? Этот хаос? Разве я смогу потом тешить себя этими воспоминаниями, если почти ничего не поняла, а только волновалась и смотрела по сторонам? Какое разочарование!» – недовольно подумала я, когда все действия завершились, и можно было уезжать домой.

Но одно я запомнила точно: в тот октябрьский день было пасмурно, и иногда моросил мелкий противный дождь, но никто не обращал на него внимания – все были целиком увлечены происходящим. Все, кроме меня.

Мне было обидно и горько: не таким я представляла этот знаменательный и долгожданный день!

Когда все начали расходиться, мы с Элли пошли вдоль аллеи и разговорились. Оказалось, что девушка приехала из небольшого шотландского городка: выиграла какой-то грант, поступила в Оксфорд и поселилась в университетской квартире. Элли оказалась простой умной девушкой, и рядом с ней я чувствовала себя глупой, хотя, наверно, так оно и было. Мы обменялись номерами телефонов, договорились встретиться завтра перед занятиями, чтобы побродить по колледжу и поискать аудитории, попрощались и расстались.

Я пошла к своему велосипеду, сняла шапочку и мантию, положила их в сумку и стала отстегивать свой велосипед. Он был мокрым, но мне было плевать на это.

Мое настроение было жутким, и мне казалось, что еще одна мелочь, – и я устрою истерику. Буду кричать, рвать и метать.

Сев на велосипед, я медленно и осторожно, насколько мне позволяла моя раздраженность этим днем, поехала домой.

***

Самый обыкновенный английский серый день. Я мог бы спокойно остаться дома, так как никогда не ходил на подобные мероприятия, но пошел на него, потому что мне стало скучно в своем большом старинном каменном особняке на Эбингтон-роуд. Я купил его четыре года назад, когда только поступил сюда, и уже четвертый год как скучал здесь. Конечно, со своей неприхотливостью я мог бы снять квартиру или жилье попроще, но мне необходимо было быть как можно дальше от соседей – только так меня настигали комфорт и спокойствие. Благодаря тому, что мой дом находился в уединении, мне не приходилось постоянно слышать, что делают соседи, хотя блокировать посторонние шумы в своем сознании я давно умел.

Скука съедала меня заживо, и я уже сто раз проклял себя за то, что зачем-то поступил в магистратуру, а ведь не сделай я этой глупости, то был бы сейчас где-нибудь в Скандинавии: построил бы себе двухэтажный деревянный домик на берегу лесного озера, покрасил бы его в красный цвет, смастерил деревянную лодку, завел собаку и жил бы себе спокойно и уединенно. Питался бы в ближайшем городе или моими жертвами были бы браконьеры. Но вместо этого я почему-то вновь поступил в Оксфорд, в магистратуру. Зачем? Меня самого удивлял этот дурацкий поступок: очередной диплом был мне не нужен, и я не собирался становиться всемирно известной публичной персоной. Ну да, вампиру только и не хватало публичности, и мозолить глаза смертным, которые не должны знать о нашем существовании. Миссия человечества проста – питать нас своей кровью.

Погода была прямо как на заказ, и я подумал, что, все-таки, нужно выбраться из своего прокуренного дома на свежий воздух.

Я выкурил сигарету, надел чертову форму, на шею – оксфордскую черную «петлю», черное, как у многих студентов, пальто, сверху – мантию магистра. Затем – перчатки и ботинки, хотя такой официальный стиль был мне противен. Захватив с собой шапочку, я закинул ее на сиденье машины и поехал к своему колледжу Церкви Христовой, где уже четвертый год возился с ненужным мне правом.

Вообще-то, Оксфорд – город велосипедистов, и большинство студентов приезжает к своим колледжам именно на этих двухколесных, очень удобных для таких узких улочек игрушках. Но я не мог позволить себе подобного, ведь был уже в том возрасте, когда солнце выдавало мой истинный возраст – недавно мне исполнилось сто восемьдесят восемь лет, и я уже сто пятьдесят лет жил в тени. Поэтому, в отличие от нормальных студентов, я приезжал в колледж на раритетном «Мустанге»1975 года с тонированными стеклами.

Мой энтузиазм к учебе пропал еще на первом курсе. Тем более, я учился здесь уже в третий раз: скука смертная, но я намеренно мучил себя, чтобы не отставать от современной жизни – так делают большинство вампиров. Мне важно было оставаться в курсе развития права, науки, техники и искусства. Я всегда должен быть в курсе всего, что происходит в мире, хоть иногда отчаянно желал бросить все к чертовой матери и жить уединенно, вдали от цивилизации.

Я подъехал к колледжу, поставил машину на стоянку, надел оксфордскую шапочку и пошел на церемонию. Все произошло рутинно: приветствия профессоров и руководства, подобострастные лица студентов, которые, чуть что, поднимали шум аплодисментов, оглашение надежд канцлера на то, что мы будем достойны звания студента Оксфорда, такого старинного, консервативного и авторитетного университета, и так далее и так далее. Потом была церемония клятв, всеобщая радость, щебетание, крики: «А теперь в паб!». Все банально. Я пребывал в унынии, не разделяя со смертными их радость: конечно, поступить в Оксфорд, было для них счастьем, божьей благодатью, но для меня – рутиной и обязательством, в первую очередь, перед самим собой.

С тех пор, как мне исполнилось сто лет, я жил без присмотра семьи, один, считая, стыдным надоедать родителям, ведь свою задачу – вырастить меня и научить всему, они выполнили, так пусть живут в свое удовольствие.

Так как день не принес мне никаких новых эмоций, я сел в машину и поехал домой. Выезжая в центральную часть города, я оказался позади синего велосипеда и сидящей на нем девушки – она ехала прямо по проезжей части, а не по велосипедной дорожке.

«Что за дурочка?» – Я посигналил ей, чтобы она съехала на свою часть дороги, но девица и не подумала этого сделать.

Я вновь посигналил. Безрезультатно.

И я ехал со скоростью черепахи, поминутно вскипая от раздражения: за мной уже выстроился длинный ряд машин, которые сигналили мне. Мне! Как будто это я был виноват в том, что тащился как мертвый ленивец! Немного погодя я решил проучить упрямицу на велосипеде, чтобы она, в конце концов, съехала на свою чертову велосипедную дорожку, и резко надавил на педаль газа, полагая, что лязг колес напугает девицу, и она съедет, но, вместо этого, она вдруг резко остановилась, и я просто-напросто сбил ее.

Девушка упала с велосипеда.

«Дерьмо! Только этого мне не хватало!» – мрачно подумал я, хотя редко употреблял это выражение, однако этот момент был подходящим для подобного высказывания, точно передающего мои эмоции.

Я резко остановил машину, так что машина позади моей чуть было не поцеловала бампер моего «Мустанга», и вышел посмотреть, сильно ли ударилась девчонка. Хотя, я знал, что сильно – должно быть, она что-то себе сломала.

Девица сидела на дороге, видимо, не понимая, что произошло: ее высокая прическа распалась, и длинные, красивые золотистые волосы упали на ее спину и грудь. Велосипед с погнутым задним колесом лежал рядом с ней.

Я подошел к девушке.

– Прошу прощения, мисс. Надеюсь, с вами все в порядке? – спросил я, нагибаясь к ней.

Она подняла на меня горящий яростью взгляд.

«Мария?» – пронеслось в моем разуме, едва я увидел чудесные, знакомые мне черты.

– Мария? – невольно вырвалось у меня вслух.

– Он еще и прощения просит! Как благородно! Думаешь, я не знаю, что ты сбил меня нарочно!? – с гневом воскликнула девушка. – Стоп! Откуда ты знаешь мою сестру?

Пристально глядя на нее, я убедился в том, что ошибся – это была не Мария.

«Она – сестра Марии? Но Мария никогда не рассказывала мне о том, что у нее есть еще одна сестра. Маришку-то я знаю!» – подумал я, разглядывая девушку.

Конечно, она была сестрой Марии: те же черты, те же глаза, те же брови и волосы… Но эта девица была другой – какой-то нежной, неразвитой, в ее взгляде не было страсти, которой всегда пылал взгляд Марии. Сбитая мною девушка была похожа на совсем еще юную вампиршу.

«Интересно, сколько ей лет? И какой дурацкий ярко-голубой лак на ее ногтях» – насмешливо подумал я.

– Мы с ней когда-то дружили, – ответил я, совершенно сбитый с толку: передо мной была сестра Марии, и я только что сбил ее. Надо же, какое совпадение. – Что ты здесь делаешь?

– Учусь, конечно! А ты сбил меня и помял мой велосипед! Я сижу на дороге, как дура, и все вокруг глазеют на это! – вдруг закричала девица и быстро поднялась на ноги.

Если бы на велосипеде была смертная, она бы точно что-нибудь себе сломала, но эта золотоволосая истеричка не получила даже царапины, и я знал почему.

– Это случилось по твоей вине: кто заставлял тебя останавливаться в тот момент, когда я нажал на газ? – Несмотря на свое ледяное спокойствие, я стал выходить из себя.

Ситуация напоминала глупый фарс.

– Я остановилась на светофоре! – взвизгнула девица, поправляя свою юбку. – А ты, если не умеешь водить, сначала научись, а потом езжай, иначе, собьешь кучу народу! Если уже не сбил, как меня только что! И кто тебе только права выдал?

***

Я с презрением посмотрела прямо ему в лицо, но тут же поразилась и нахмурилась одновременно: очень бледная, бледнее, чем моя, идеальная кожа, бледные губы, красивые, но холодные, почти синие глаза, темные волосы. Да и голос у него был приятный: низкий, но тоже какой-то холодный. Слишком идеальный облик для такого негодяя.

«Он – вампир? Да, должно быть… Слишком красив для человека» – невольно подумала я, не веря своим глазам.

– Ты… – протянула я, но вовремя спохватилась, чтобы не ляпнуть лишнего при людях.

– Нет, маленькая истеричка, не я, а ты нарушила правила дорожного движения, рассекая по проезжей части на своем велосипеде. Как ты думаешь, для чего здесь намечена эта велосипедная дорожка? Из-за тебя образовалась огромная пробка! – Незнакомый вампир повысил голос.

«Интересно, он понял, что я тоже вампир?» – подумала я, но, услышав его последнюю фразу, вскипела от гнева, как чайник Мэри на нашей кухне.

– Да как ты смеешь! – взорвалась я. – Видимо, моя сестра ошиблась, когда выбрала тебя в друзья! Грубиян несчастный!

– Научись ездить по правилам, истеричка. – Мерзавец даже не удосужился помочь мне с велосипедом.

Я оглянулась: вокруг нас образовалась толпа зрителей, наверняка, не очень довольных тем, что мы загородили дорогу. Прямо как в том фильме: девушка спрыгнула с крыши, а соседи по дому очень опечалились тем, что теперь придется терпеть некоторые неудобства из-за ее самоубийства – теперь им нужно было отмывать тротуар!

У меня было еще много чего сказать этому нахалу, но я решила, что сражаться с ним было бесполезно: он даже «истеричкой» меня назвал! Чурбан неотесанный, а не вампир! Еще и в оксфордской мантии!

– А не пошел ли ты? – все-таки сказала я напоследок, затем подняла велосипед и, несмотря на погнутое заднее колесо, села на него, собираясь с гордым видом покинуть эту несмешную комедию.

Но вдруг незнакомый вампир схватил меня за предплечье.

– Подожди минуту. Ты – сестра Марии? – спросил он.

– Какая тебе разница? У тебя со слухом проблемы? – недовольно ответила я. – И вообще, кто тебе разрешал меня трогать? Немедленно убери от меня руки!

– Но Мария никогда не рассказывала о тебе. – Он будто не слышал моих слов и не убирал руку.

***

– Убери свои руки или я закричу! – сказала девушка таким убедительным тоном, что я понял: она исполнит свою угрозу.

Я посчитал ее дурой и истеричкой, но все же хотел узнать, кто она такая. Сестра Марии! Здесь! В Оксфорде!

– Послушай, меня зовут Фредрик Харальдсон. Мария рассказывала тебе обо мне? – спросил я, надеясь, что все-таки рассказывала, но, конечно, не все.

Глава 5

Серо-голубые глаза истеричной девушки округлились.

– Тем более не смей хватать меня за руки! И вообще, не смей меня трогать! И разговаривать со мной тоже не смей! – Она одернула свое предплечье и уехала. Погнутое колесо ее велосипеда жалобно поскрипывало.

Невольно глядя вслед сестре Марии, я отчетливо понимал, что она точно никогда не заговорит со мной.

«Неужели она знает?» – подумал я, не отрывая взгляд от ее прямой узкой спины, удаляющейся от меня. От падения на мокрый асфальт пальто девчонки намокло.

Не знаю, почему, не знаю, откуда, но у меня возникло непреодолимое желание проследить за сестрой Марии, и я бросился к машине, но вдруг увидел лежащий на дороге белый конверт, уже успевший покрыться моросью, – наверно, он выпал из сумки истерички, когда она слетела с велосипеда.

Я поднял конверт, сел в машину, игнорируя недовольные крики водителей, и осторожно, соблюдая большую дистанцию, поехал за девушкой, зная, что она вряд ли подумает о том, что стала объектом слежки. Наконец, я увидел, как она свернула на Коули-роуд и остановилась около двухэтажного старинного на вид домика с деревянными белыми окнами, поставила велосипед у лестницы, нацепила на него замок и зашла в этот дом.

Теперь, зная, где она живет, я решил, что обязательно заеду к ней в гости: мне хотелось поговорить с ней, узнать, что она знает обо мне и Марии. По пути домой, я размышлял о том, как эта девушка оказалась здесь, в этом городе, ведь если бы Мария рассказала ей о том, что между нами было, эта истеричка никогда не приехала бы в Оксфорд, где живу я. После того неприятного случая мы с Марией дали друг другу слово, что никогда больше не встретимся. И вот, в Оксфорде, я только что встретил ее сестру, о которой Мария ничего мне не рассказывала.

Приехав домой, я сбросил с себя мантию и одежду, и пошел в душ: мне хотелось смыть неприятное чувство, вновь охватившее меня после встречи с сестрой Марии, но я с обреченностью понял, что теперь точно не смогу забыть о том позоре, ведь живое напоминание о Марии будет мелькать перед моими глазами. Выйдя из ванной комнаты, я надел чистую одежду, взял одну из свежих газет, устроился в кресле, стал читать, но никак не мог сосредоточиться на чтении, так как мысленно возвращался к моей сегодняшней встрече с истеричной девицей.

«Сестра Марии. Еще одна Мрочек. А я даже не знаю, как ее зовут. А эта девчонка за словом в карман не лезет!» – усмехнулся я и попытался продолжить чтение, но статья: «Современные экономические системы мира» заканчивалась для меня на третьей строчке – дальше смысл терялся.

Я отшвырнул газету и достал пачку сигарет.

Конечно, вампиры не курят, точнее, могут, но курение считается плебейской привычкой, однако меня это совершенно не волновало: я курил часто, и на то, считают меня плебеем или нет, мне было наплевать. Все равно я никогда не подходил под шаблон обычного аристократичного вампира, хоть по праву рождения и был аристократом, но не придавал этому никакого значения.

Я вытащил из пачки сигарету и закурил ее, глубоко вдыхая терпкий дым – это была вторая сигарета за день. Тут я вспомнил о конверте, который потеряла юная вампирша, сходил за ним к машине и, поднявшись обратно в кабинет, вольготно раскинулся в кресле, закинул ноги на стол (плохая привычка) и пристально, задумчиво смотрел на конверт. Пробежав взглядом адрес получателя, я нашел имя: «Миша Мрочек».

«Миша? Ей подходит: необычное имя для истеричной девицы» – подумал я, рассматривая конверт: он был вскрыт, значит, Миша уже прочла его содержимое.

Стоило ли читать мне? Нет, благовоспитанные персоны так не делают, но я был всего лишь раком-отшельником, вампиром-одиночкой, да еще и курящим, поэтому достал письмо и прочитал его, посмеиваясь про себя. Это был почерк Марии.

«Да, Мария как всегда в своем репертуаре: только она может писать так остроумно даже о самых серьезных вещах» – невольно подумал я.

Советы Марии ее сестре были такими строгими и пояснительными, что я легко сделал вывод о Мише: она была младшей сестренкой, которую все носили на руках, она первый раз в жизни приехала учиться, первый раз находилась среди смертных, в общем, была совсем еще невинной овечкой.

А потом я увидел правило №9, которое гласило: «Никогда не общайся с Фредериком Харальдсоном. Никогда», и решил, что девчонка точно хоть что-нибудь да знает. Интересно, сколько ей лет? Восемнадцать? Двадцать? Она выглядела еще совсем юной, юной по-настоящему, и ее кожа еще не стала такой бледной, как моя. Надо же, и она была так похожа на ту, которую я когда-то любил. Любил? Вряд ли – это было какое-то затмение. У нас был короткий, но бурный роман со всеми из него вытекающими, что бросило тень на репутацию Марии, однако жениться на ней я не собирался – был не настолько влюблен в нее, влюблен, но не по-настоящему: просто своей страстной натурой она вскружила мне голову. А когда я сказал ее отцу, что не намерен становиться его зятем, между нами все было кончено, как и дружба между моими и ее родителями.

Когда все это случилось? Три года назад: Мария экстернатом закончила учебу, сдала за один день все экзамены и уехала. А я остался: у меня не было причин уезжать, как и не было пятна на моей совести. Ну, так себе – противное маленькое пятнышко.

Я аккуратно сложил письмо, положил его обратно в конверт, затушил сигарету и закурил новую.

Даже странно, что я так задумался о том, знает ли обо всем этом Миша. Хотя, это естественно: она – сестра Марии. И все же, я удивлялся тому, как Мария отпустила сюда свою младшую сестру, и как это сделал их отец – ведь он ненавидит меня лютой ненавистью.

Докурив сигарету, я затушил ее о свою ладонь: еще одна плохая привычка.

Вечером я стал маяться: меня охватило желание сесть в машину и поехать к Мише, чтобы поговорить, познакомиться с ней, ведь она была совершенно незнакома мне, видимо, Мрочеки прятали ее. Я слышал о том, что другая сестра Марии – Маришка летом вышла замуж за Маркуса Моргана, – я знал его, но мы с ним мало общались. Его брата Седрика я тоже знал – мы с ним даже как-то учились на одном курсе в Гарварде. Веселая семейка: консервативная, чопорная, надутая. А Миша – сущая истеричка.

Я курил уже шестую сигарету за день, хотя никогда не курил больше четырех. Подойдя к окну, я стал всматриваться в освещенную фонарями улицу, затем потянулся за новой сигаретой, но пачка оказалась пустой.

***

«Не зря мне запретили общаться с этим хамом! Только подумать: он сбил меня и даже не извинился! А что я скажу Мэри? «Мэри, извини, но твой велосипед испорчен машиной одного идиота-вампира!?» – с кипящей в душе злостью думала я по дороге домой.

Меня охватила такая ярость, что я едва не сбила парочку людей, да и ехать с погнутым задним колесом было очень неудобно, а мои длинные распущенные волосы лезли в глаза и мешали обозрению дороги. Добравшись до дома, я прицепила велосипед к перилам, открыла дверь, разулась и с силой бросила туфли на остальную обувь.

– Ты уже вернулась? Ну, как прошел день? – раздался голос Мэри из кухни. – Ты голодна? Я помою тебе пару огурцов и помидоров. И яблочко!

«Опять она со своими овощами! Я же просила не лезть ко мне!» – со злостью подумала я, вешая в гардероб свое пальто. В этот момент забота Мэри раздражала меня как никогда.

Я ничего не ответила, зашла в свою комнату, стянула с себя тщательно подобранный костюм и разбросала вещи на полу (я всегда вымещала на них свою злость). Но уединиться мне не удалось: через минуту зашла Мэри.

– Ого, а что с настроением? – спросила она, поглядывая на одежду, раскиданную на полу.

– Хуже не бывает! Меня сбила машина! А точнее, это был один идиот! – вырвалось у меня.

Я сидела на кровати, в одном нижнем белье.

– Сбил? Да ладно! – усмехнулась моя соседка.

Усмехнулась!

– В этом нет ничего смешного! Я полетела вниз головой, а моя юбка задралась выше колен! И еще этот идиот помял заднее колесо твоего велосипеда! Думаешь, я шучу? Мне совершенно не до шуток! – вспылила я.

– Ты упала вместе с велосипедом?

– Ну да! И теперь мое пальто в грязи!

– Но на тебе нет ни царапины.

Я посмотрела на Мэри, мысленно проклиная ее наблюдательность.

– Я просто очень удачно приземлилась. А этот мерзавец даже не помог мне встать! Вот какие они, эти мужчины! – горячо оправдывалась я.

– Но вещи-то здесь ни при чем, – спокойно сказала Мэри и стала собирать с пола разбросанную мною одежду.

Мне стало жутко неловко.

– Нет, Мэри, оставь! Я сама все уберу, когда немного остыну. Это уже как ритуал, – сказала я ей.

– Лучше оденься, а не то замерзнешь, – ответила она, не прекращая своего занятия.

– Мэри, прекрати: мне неловко, когда кто-то собирает то, что разбросала я сама. – Я подошла к ней. – Ну, хватит, право!

Она молча отдала мне уже собранную ею одежду.

– А это твои настоящие волосы? – вдруг спросила соседка.

Раньше она не видела меня с распущенными волосами, так как я всегда собирала их в высокий узел или хвост, чтобы не мешали при ходьбе.

– Да, конечно, – ответила я, ожидая, что она, как и все, будет восхищаться ими.

– Представляю, сколько времени уходит, чтобы высушить их. Ты никогда не думала о короткой стрижке?

Этот вопрос поломал все мои представления о Мэри. Клянусь, раньше никто не говорил мне подобное: все только восхищались и советовали никогда не притрагиваться ножницами к моим волосам. А она предложила мне сделать короткую прическу!

– Что? Зачем? – Моему удивлению не было предела.

– По длине твоих волос я поняла, что ты остригаешь их очень редко, – сказала Мэри. – Мне кажется, тебе пошла бы челка, только не густая, и что-то типа каре.

В последний раз я стригла волосы шесть лет назад: тогда мама случайно отрезала огромный клок моих волос у самых корней, когда пыталась ножницами распутать на них узел, поэтому пришлось обрезать все мои волосы, и я ходила с короткой мальчишеской стрижкой, обиженная на весь мир.

– Нет уж, волосы – это то, что я никогда не стану трогать, – твердо ответила я на предложение Мэри, бросила вещи на кровать и полезла в шкаф за одеждой.

– Но надо же как-то меняться! Ладно, если ты не можешь пополнеть из-за своей аллергии, но волосы-то всегда отрастут! – недовольно воскликнула Мэри.

– Кажется, на кухне начался пожар, – сказала я, вдруг ощутив неприятный дым.

– Мои котлеты!

Мэри побежала на кухню, а я тихо рассмеялась: люди такие забавные! Когда у них что-то подгорает на плите, они бегают не медленнее, чем мы, вампиры.

Я достала из шкафа старенькие джинсы, теплые носки (не знаю, до какой степени теплые, но довольно плотные) и длинную большую майку с названием какого-то футбольного клуба (ее мне отдал Мартин, который заказал ее по интернету и обнаружил, что она на него мала, и после этого майка стала моей, но носила я ее только дома). Собрав волосы в высокий хвост, я аккуратно сложила вещи в шкаф и пошла на кухню, чтобы поболтать с Мэри.

– А почему ты сегодня дома? – поинтересовалась я, сев у окна, чтобы не мешать подруге готовить.

Весь дом был пропитан запахом жареного мяса.

– Отпросилась: почувствовала себя неважно, наверно, это из-за погоды, – ответила Мэри, а потом повернулась ко мне, уперев руки в бока. – Кстати, мамзель, ты что, совсем ничего не ешь? Все помидоры, огурцы и яблоки на месте: я специально пересчитываю их каждое утро!

«Ну, зачем она это делает? Ей скучно жить, что ли?» – с тоской подумала я.

– Я ем! – только и смогла сказать я, теряясь в догадках, что бы такое ловкое придумать в свое оправдание.

– Ага, я вижу, как ты ешь! – недовольно буркнула Мэри.

– Я ем, – еще раз, но более настойчиво сказала я. – Просто небольшими порциями, поэтому тебе кажется…

– Не верю.

Я просто-напросто опешила.

– Ну, это твое дело! Не буду доказывать обратное! – Я нахмурилась и скрестила руки на груди.

Мэри отвернулась и стала возиться со сковородкой.

– Ты обиделась? – с тревогой спросила я, не зная, как истолковать ее поведение.

– Нет, сериал смотрю, – отозвалась Мэри. – Мой любимый. Уже третий раз пересматриваю.

Увидев у раковины свой ноутбук, я даже не удивилась.

– Я тоже смотрела его пару лет назад, – сказала я, радуясь тому, что можно было сменить тему.

– Правда? Кто твой любимый герой? – спросила Мэри, обернувшись ко мне. Ее глаза сияли.

– Салли, – ответила я, подходя к подруге.

– Салли? – воскликнула она и поморщилась. – Но почему? Она же такая скользкая!

– Какая? – с улыбкой переспросила я.

– Скользкая: никогда не знаешь, что у нее на уме. И чем только она тебе нравится?

– Она – сильная личность. Да, иногда Салли делает подлости, зато не слушает дурацких советов, как Джейн.

«Господи, какую ерунду мы обсуждаем!» – пронеслась в моей голове нотка веселья.

– Иногда делает подлости? Да она только и знает, что делает их на каждом шагу! И, кстати, Джейн – моя любимая героиня: она единственная добрая девушка в этом сериале, – серьезно сказала Мэри.

– Да, и поэтому она подставила Салли во время поездки в Детройт, – усмехнулась я.

– Это было случайно! Она же не виновата в том, что Сэм по уши в нее влюблен!

– Но это не давало ей права настраивать его против Салли.

– Что бы ты не говорила, я буду настаивать на своем: Джейн – умница, а Салли – настоящая змея!

– Ладно, остынь, это всего лишь сериал, – рассмеялась я, увидев, как Мэри завелась от нашего бессмысленного спора.

– Да уж… Слушай, если не лень, вынеси мусор, – попросила Мэри. – Ну ты и странная… Салли… Хм.

Но я промолчала, достала из мусорного ведра большой черный пакет, закрыла его на специальные тесемки и понесла на улицу: мусорный бак находился в двух десятках метров от нашего дома. Стоит сказать, я уже знала, как и куда нужно положить мусор: Мэри научила меня этому.

– Классная футболка! – сказал мне соседский рыжий подросток с веснушками по всему лицу, когда я возвращалась домой. Билл, по-моему, школьник.

– Спасибо! – отозвалась я.

– Не холодно? – улыбаясь, спросил он.

– Я мусор выносила, – ответила я и улыбнулась ему в ответ.

Теперь люди казались мне милыми и забавными.

Дома я решила почитать какую-нибудь умную книгу и взяла из личной библиотеки Смитов первый том «Гения христианства» Шатобриана. Мне захотелось прочесть его размышления для общего развития: я никогда не задумывалась о Боге и о том, нужно ли ходить в церковь, и нужно ли это мне, однако Шатобриан в первых же главах так высокопарно расхвалил христианство, что я почувствовала интерес к этой религии. В Польше царит католицизм, и мои родители нередко ходят на службу в какой-то костел, но я выросла атеисткой. Хотя, нет, у меня были свои мысли насчет Вселенной.

Шатобриан вскоре мне наскучил: я прочитала несколько глав, оставила закладку и стала слушать в своем плеере музыку. Иногда я лежала так почти целыми днями, а сейчас мне нужно было расслабиться после утреннего разочарования и ссоры с этим Фредериком. И еще мне было очень жаль велосипед.

Положив руки под голову, я закрыла глаза и погрузилась в мир своего любимого инди-рока. Через какое-то время я вдруг почувствовала на себе что-то мягкое и открыла глаза: Мэри укрыла меня пледом. Я была просто поражена ее добротой.

– Спасибо, – пролепетала я, сбрасывая наушники: мне было приятно оттого, что Мэри специально взяла плед и укрыла меня им, чтобы мне не было холодно.

– Ты будешь кушать? – спросила она.

– Нет, попозже, – ответила я.

– Ну, ладно.

Мэри ушла.

Я подгребла под себя концы пледа, чтобы свернуться как кокон – это была привычка с детства – лежать, закутавшись в одеяло. Я не чувствовала тепла, но мне было очень уютно морально лежать в этом мягком, приятно пахнущем пледе.

Мэри болтала по телефону с каким-то парнем, а потом включила на моем ноутбуке слезливую мелодраму.

Это была самая неприятная часть нашей совместной с ней жизни: я слышала все, что происходило в доме, включая звуки, исходящие из туалета, и сопение Мэри по ночам. Я пыталась блокировать эти звуки, но у меня это не получалось, и это доставляло мне большие неудобства в моральном плане. Поэтому и сейчас я лежала и невольно слушала, о чем говорили герои фильма: жена бросила мужа, и тот остался на улице, без денег и документов, но его подобрала добрая бизнес-леди и устроила у себя парковщиком.

Вдруг кто-то громко постучал во входную дверь.

«Пусть Мэри откроет» – подумала я.

Стук повторился.

Я недовольно вздохнула: мне не хотелось покидать свое уютное гнездышко, но пришлось идти открывать дверь.

«Кого это принесло так поздно? По-моему, даже люди не приходят в гости в восемь тридцать две вечера» – удивилась я, взглянув на часы.

Открыв дверь, я застыла от удивления. Нет, не то: я была поражена и ужасно недовольна: на крыльце стоял сбивший меня нахал.

– Кажется, ты ошибся домом хотя, нет, улицей, – ледяным тоном сказала я и собралась захлопнуть дверь перед его носом, но он придержал ее рукой. – Это еще что такое? – вырвался у меня возглас негодования.

Вампир не убрал свою руку.

– Не нужно сразу так горячиться, – сказал он и насмешливо усмехнулся, словно гордясь своей наглостью.

Сейчас он был одет как поклонник стиля «casual». Его темные волосы были взъерошены, словно их владелец нарочно привел их в настоящий беспорядок.

– Кто сказал, что я горячусь? Да и с чего бы это? – тоже насмешливо сказала я, а потом нахмурилась. – Отпусти дверь и уходи. Тебе здесь не рады.

– Тебе не кажется, что ты чересчур нервная? – спросил вампир, все так же нахально улыбаясь.

– Наверно, это оттого, что я ударилась головой об асфальт, когда какой-то идиот сбил меня сегодня! – парировала я. – И, кстати, этот идиот сейчас передо мной! Поэтому убирайся! – Я вновь попыталась закрыть дверь, но наглец опять помешал мне. Его самоуверенность выводила меня из себя.

«Нет, ты посмотри, каков нахал!» – со злостью подумала я, желая стукнуть его по руке или прищемить ее дверью.

***

– Ты серьезно думаешь, что сильнее меня? – с интересом спросил я, в душе посмеиваясь над нервным состоянием девицы.

Она была в какой-то непонятной пестрой мужской футболке, джинсах и с зализанными наверх волосами, в общем, выглядела как американская школьница из группы поддержки.

– Я позову полицейских, – серьезно сказала девчонка.

Ее глаза метали молнии. Как легко она взрывается!

– Тогда тебе нужно идти в участок: сейчас у них большое совещание, и они вряд ли приедут только для того, чтобы вышвырнуть меня, – подтрунил я на ней.

Она закатила глаза. Как театрально, ей-богу.

Вдруг я услышал, как пронзительный женский голос в доме Миши прокричал ее имя.

«Что за черт?» – пронеслось у меня в голове.

– Кто это у тебя? – нахмурившись, спросил я, не имея даже представления о том, кто мог быть там с ней, с вампиром.

– Тебя это не касается! – раздраженно отрезала девица.

Через секунду за спиной золотоволосой истерички предстала коротковолосая девушка. Смертная.

Я недовольно нахмурился: с каких пор молодые вампиры приглашают к себе в гости смертных девчонок?

Гостья вампирши, судя по ее домашней одежде, находилась у нее уже долгое время. Что за идиотизм?

– Миша, кто это? – спросила эта девушка истеричку.

«Значит, Миша» – довольно подумал я.

Юная вампирша стояла передо мной с таким полным злости лицом, будто ее руки чесались задушить меня.

– Никто. Просто этот оборванец зашел спросить дорогу в центр, – ледяным тоном ответила ей Миша. – Надеюсь, вы все поняли, мистер? Спокойной ночи!

– Нет, кажется, опять забыл. Может, повторите инструкцию еще раз? – Я решил играть по ее же правилам.

Она так просто от меня не отделается.

При моих словах Миша плотно сжала губы и пронзила меня яростным взглядом.

– Давайте я объясню, – вдруг предложила девушка, стоящая за спиной вампирши. – Я здесь родилась и живу всю жизнь. Почти. Значит, вам нужно…

– Нет, Мэри, я сама, а ты можешь наполнить для меня ванну? – настойчиво сказала ей Миша, затем вышла на крыльцо, закрыла дверь прямо перед носом этой Мэри и теперь стояла передо мной без тапочек, в одних носках.

– Ты бы хоть обулась, ради приличия, – спокойно заметил я.

– Послушай, ты! Не знаю, чего ради ты притащился и как узнал, где я живу, но больше никогда не смей приходить сюда! – тихим, дрожащим от волнения голосом, сказала она.

– Кто эта девушка? – настойчиво спросил я, желая выяснить, что происходит за дверью этого дома.

– Не твое дело! – огрызнулась Миша. – И вообще, я же сказала: не смей даже разговаривать со мной, понял? Никогда!

– Да что ты обо мне знаешь, чтобы разговаривать со мной в таком тоне? – возмутился я.

– Ты прав, ничего не знаю! Но моя семья запретила мне общаться с тобой, и, думаю, у них было достаточно причин на этот запрет! Не знаю, что ты натворил, но я не собираюсь с тобой разговаривать!

– Интересно, а что ты делаешь последние две минуты? – усмехнулся я: она была просто смешна в своей истерике. – И сколько же тебе лет, раз ты до сих пор слушаешься родителей?

– Не твое собачье дело! – вновь отчеканила Миша, повысив голос, видимо, я здорово зацепил ее вопросом о возрасте: она кипела от гнева.

– Ладно, угомонись уже. Не люблю иметь дела с истеричками, – устало вздохнул я.

– Сам ты истеричка!

– Если бы ты умела нормально разговаривать и не стала бы орать, то я отдал бы тебе вот это, – я протянул Мише ее конверт, – и мы бы разошлись.

Девица удивленно и недоверчиво посмотрела на конверт, но забрала его, а затем взглянула на меня с такой злостью в глазах, что я понял: Миша поняла, что я слегка полюбопытствовал.

– Ты читал его!

– Не отрицаю, – улыбнулся я, забавляясь ее реакцией.

– Да как ты… У меня просто нет слов! – возмутилась девушка, сотрясая конвертом перед моим лицом. – Ну и нахал! Все! С меня хватит!

Она зашла в дом, захлопнула за собой дверь и заперла замок на два щелчка.

– Очень по-взрослому! – тихо рассмеялся я, зная, что Миша прекрасно меня слышала.

– Пошел вон! – так же тихо ответила она.

– До встречи, истеричка, – сказал я, садясь в машину.

– Иди к черту! – последовал ее возмущенный ответ.

«А не так она беззащитна, как кажется с первого взгляда, – с улыбкой подумал я. – Мы еще встретимся, Миша. Хоть это и бессмысленно».

Теперь я окончательно убедился в том, что по внешности она была очень похожа на свою сестру, но в то же время была другой – настоящей, немного наивной, еще не умеющей находить нужные слова и аргументы: даже ругательства из ее уст были совсем необидными. Должно быть, девушка насмотрелась фильмов, и все ругательства взяла из них.

Когда Миша открыла дверь, я сразу заметил, что она держала левое плечо немного выше правого: почти незаметно, всего на пару миллиметров.

Но что делала в ее доме смертная? Кто она? Гостья? Или, что еще хуже, соседка? Что за каприз? Миша не должна сближаться с людьми, тем более, не должна делить с ними жилплощадь. Какая-то ерунда, нужно будет разобраться в этом. Хотя, зачем? Ну, напоминает она мне Марию, ну, живет с этой смертной, мне то что? Пусть себе живет, учится, развлекается. В конце концов, у нее есть куча родственников, которые должны опекать ее. Интересно, сколько ей, все-таки, лет? И как она питается: до сих пор пьет донорскую кровь или уже охотится?

Но, раз Миша не хотела со мной общаться, нет, не то – раз ей это запретили, значит, она ничего не знала обо мне и Марии – это было очевидно: она злилась на меня из-за мелких пустяков, а не за то, что я «сотворил» с ее сестрой.

«Если эта девица не желает видеть меня, зачем мне видеть ее? Но вдруг она попросит моей помощи? Кто? Она? Эта недотрога? Да она скорее съест собственную голову, чем соизволит это сделать. Отлично, пусть живет, как хочет. Но раз я сломал ее велосипед, то я его и починю» – думал я, направляя свой «Мустанг» на Эбингтон-роуд.

Глава 6

– Что случилось? Ты просто огнем дышишь! Кто это был? – спросила Мэри, едва я вошла на кухню после того, как выгнала этого невежду Харальдсона.

«Невоспитанный грубиян! Любитель читать чужие письма и сбивать на дороге девушек! Как хорошо, что Мария предупредила меня о нем, иначе, кто знает, может, я могла бы обмануться внешностью и действиями этого наглеца, и принять его за нормального вампира, который даже мог бы что-то мне посоветовать!» – со злостью думала я.

– Это был тот тип, который сбил меня и помял твой велосипед! – ответила я Мэри. – А еще мои родители запретили мне с ним общаться, сказали: «ни слова, ни полслова».

«Зачем я рассказываю ей о таких личных вещах?» – вдруг пронеслось у меня в голове, но в душе мне очень хотелось поговорить с Мэри о том, каким гадом был этот Харальдсон. Я хотела облить его грязью от его шикарной шевелюры до подошв его ботинок.

– А он симпатичный, я бы даже сказала, очень красивый, но его белая кожа портит все впечатление… – Мэри осеклась, потому что я тут же кинула на нее строгий взгляд. – Я приготовила тебе ванну, как ты просила.

Да, он был красив, но не красивее моих братьев: мне всегда нравились блондины, а его очень бледная кожа, темные волосы и яркие почти синие глаза делали его облик холодным и отчужденным как айсберг. Такой себе – настоящий викинг, идеальный представитель нордического типа. Ха! А Мэри посчитала его красивым, но не очень!

– Что-то я не понимаю: твои родители запретили тебе с ним общаться… А каковы причины?

– Не знаю. Понятия не имею! – честно ответила я.

– Тогда почему ты считаешь его негодяем? Ты же абсолютно ничего о нем не знаешь, я права? – спросила Мэри.

Ее слова сконфузили меня своей правотой: я не знала, кто и что он, моя семья ничего о нем не рассказала, а я уже заведомо настроила себя против него. Хотя, нет, я точно знала, что он сбил меня и помял мой велосипед. И даже не извинился!

– Думаешь, мое мнение ошибочно? – спросила я: мысли Мэри были на удивление трезвыми и ломали мое предубеждение против этого вампира, но я всеми фибрами души цеплялась за свои убеждения. Я хотела за них цепляться, потому что мне было легче думать, что виноват был он, а не я.

– Вы хоть раз общались? – спросила Мэри.

– Нет, – тихо ответила я.

– Ну, смотри, что получается: вы ничего друг о друге не знаете и никогда не общались, но твои родители сказали игнорировать его… А они сказали, почему ты должна так поступать? Они сказали, плохой он или, может, хулиган?

– Нет, ничего подобного. Мне вообще ничего не объяснили, а просто категорически запретили. Но неужели для этого мало причин? Ведь не обязательно, что все, с кем нам запрещают общаться, должны быть хулиганами! – возразила я.

«Но она права: откуда я знаю, что он – негодяй? Может, он вообще не делал ничего плохого. Да, он сбил меня, но и тут нужно быть объективной: это я была виновата в аварии – сама не захотела ехать по велосипедной дорожке. А когда он пришел сегодня, я сразу на него накричала и начала обвинять. Зачем? Почему? Потому что узнала, что он – именно тот вампир, с которым мне запретили даже разговаривать? – задумалась я. – Как это странно и глупо! И ведь он имел право подумать, что я – истеричка, как Седрик тогда… Нет, не нужно оправдывать его: он прочитал мое письмо! Просто открыл чужой конверт, на котором черным по белому написано мое имя, и прочитал его. Он не смел этого делать! Это не его личная вещь, а моя!»

– Ты злишься на него только потому, что психологически тяжелое слово «запрет» было сказано о нем. Очень глупо, на мой взгляд, – уверенно заявила Мэри.

Я тут же захотела рассказать ей о том, что он прочел мое письмо, а права на это не имел, но отказалась от этой идеи: Мэри несколькими предложениями поубавила мою злость на этого Фредерика.

«Ладно. Я действительно ничего о нем не знаю, и у меня нет причин считать его подлецом, и, тем более, ненавидеть его. Вот когда он сделает в мой адрес какую-нибудь гадость, тогда и буду его ненавидеть. Буду иметь право, – решила я. – А сейчас это бессмысленно и глупо – ненавидеть его только потому, что мне это приказали. Мэри права: слово «запрет» всегда становится психологическим фактором несознательной неприязни. И он, как и Седрик, прав: я веду себя как ребенок, а ведь мне казалось, что я переросла эту роль. Должно быть, я только льстила себе, опьяненная всего одним шагом – поступлением в Оксфорд… А на самом деле, мои рассуждения и поступки так и остались детскими и наивными!»

Эти мысли душили меня, и я опять поступила как ребенок и сделала то, о чем давно мечтала: закрылась в туалете и плакала там до тех пор, пока Мэри не попросилась зайти по нужде.

Когда наступило утро, я посмотрела на улицу и увидела свой погнутый синий велосипед.

«Ехать в колледж на этом инвалиде? Нет уж! Лучше пешком пройдусь!» – недовольно подумала я.

Я умылась, совершила утреннюю пробежку, быстро приняла душ, высушила волосы, надела форму, собрала волосы в высокий хвост, взяла сумку, надела туфли и тихо вышла из дома, чтобы не разбудить свою соседку: она опять спала допоздна после того, как всю ночь смотрела фильмы и легла только в три утра.

Спустившись к велосипеду, я остановилась. Меня объяла тоска: у велосипеда был просто отвратительный и печальный вид, а заднее колесо было погнуто так сильно, что я удивилась тому, как вчера смогла доехать до дома. У меня мелькнула мысль купить новый велосипед, но было очень рано, магазины еще не открылись, да и я не знала ни одного из мест, где продавались велосипеды. Я даже разозлилась на себя за свое легкомыслие, ведь могла легко починить синего инвалида, и нужно было сделать это вчера или ночью, а не просиживать в своей комнате и рыдать! Но делать было нечего, идти пешком было далеко, поэтому я со вздохом села на велосипед и поехала к колледжу. Мне было ужасно стыдно ехать на своем инвалиде, но я тешила себя мыслью, что после лекций отдам его в ремонт. Приехав к колледжу, я прислонила велосипед к забору, надела на него замок (хотя вряд ли кто соблазнился бы им в таком состоянии) и пошла на встречу с Элли.

Она уже ждала меня.

– Ты уже здесь? Извини, что опоздала: у меня проблемы с велосипедом, – извинилась я, подходя к ней.

Элли была очень симпатичной девушкой: длинные, густые, темные волосы, высокий лоб, красивые серые глаза, она держалась очень дружелюбно, и мне было приятно находиться в ее компании.

Мы зашли в колледж, отдали в гардероб свои пальто, надели мантии и шапочки и пошли искать нужные аудитории.

– Ты записалась в какой-нибудь кружок? – спросила меня Элли.

– Нет. Это обязательно? – удивилась я.

– Никто никого не заставляет, – улыбнулась она. – Просто в колледже много кружков по интересам и много спортивных команд и секций по разным видам спорта. Вот ты, например, чем увлекаешься?

Я задумалась: игра в снежки может считаться видом спорта?

– Я люблю много чего, но сейчас не могу выбрать что-то конкретное, – честно призналась я. – Хотя, могу: я люблю играть в бадминтон.

– Вот видишь, ты можешь туда записаться. И не обязательно выбирать что-то одно – одновременно можно состоять хоть в двадцати кружках. Я записалась в кружок театралов, музыки, церковного пения, чтения и еще много чего. Нужно будет взглянуть на расписание всех этих кружков, – поделилась со мной Элли.

– Кружок музыки? Ты играешь на каком-то инструменте? – поинтересовалась я.

– Да, на саксофоне.

– Ух ты, здорово! А я не умею ни на чем играть… Но мой брат всегда говорит, что я виртуозно играю на нервах.

«Все здесь – неимоверные таланты! А я даже играть ни на чем не умею! Нервы ни в счет!» – с досадой подумала я.

– Ладно, подумаю на досуге и обязательно запишусь в какой-нибудь кружок, – пообещала я Элли.

Мы расстались и разошлись по своим аудиториям.

Когда я вошла, мне стало неловко: многие студенты тут же повернули ко мне головы. От обилия внимания я разволновалась и села почти на самый первый ряд.

Это была первая лекция в моей жизни, и я безумно волновалась и радовалась одновременно: я сидела в аудитории Оксфорда! Правда, вокруг меня была сотня людей, и это смущало меня: я очень мало знала о людях и парах в колледже, имея представления о них только из фильмов и сериалов.

Все это время я чувствовала на себе чей-то взгляд, но не попыталась обнаружить, кто именно был этой бестактной персоной: мне казалось, что, если я буду вертеться, то буду выглядеть легкомысленной и глупой. Мне и так было весьма неловко: на переменах многие парни не отрывали от меня взгляда и спрашивали, как у меня дела. В эти моменты я мечтала стать невидимкой.

Когда пары подошли к концу, я была так морально утомлена, что хотела как можно скорее убежать подальше от колледжа. Я сняла мантию и шапочку, надела свое пальто и быстрым шагом направилась к своему велосипеду.

– Милая блондинка, подожди минуточку! – вдруг услышала я за своей спиной.

Машинально обернувшись, я увидела, что ко мне направлялся какой-то парень. Я растерялась, но подумала, что, возможно, он хотел спросить меня насчет расписания или передать мне что-то, иначе, не стала бы задерживаться.

Я сразу поняла, что имею дело с мажором: дорогой, тщательно подобранный выглаженный костюм, дорогие, кожаные, натертые до блеска ботинки, дорогое черное пальто. Все это сопровождалось неприятной приторно-сладкой улыбкой и прилизанными гелем волосами.

– Привет. – Он протянул мне руку.

– Привет. – Я хотела, было, пожать ему руку, но он перехватил мою ладонь и притянул ее к своим губам. Я тут же одернула ее.

– Прости, не смог удержаться: ты чертовски красивая, – с льстивой улыбкой сказал мажор, окидывая меня взглядом.

Мне показалось, что он просто ощупывал меня этим пристальным взглядом – это было жутко неприятно и чертовски нахально с его стороны, и я захотела уйти.

– Что ты хотел? – прямо спросила я.

– Узнать, как тебя зовут, красавица. Ты так быстро убежала и даже не оставила свою драгоценную туфельку.

«Ах, вот оно что… Он клеится ко мне» – устало подумала я.

Мне стало даже смешно: я невольно улыбнулась от его пошлого комплимента, а он, должно быть, принял мою насмешку за улыбку благодарности, потому что тут же просиял.

– Было бы странно, если бы я ходила в одной туфле. И вообще, мои туфли очень дорогие, подороже твоих, так что я их не разбрасываю, – язвительно ответила ему я. – Глупая идея, даже не пытайся!

Обойдя мажора, я продолжила путь к своему велосипеду, однако услышала, как парень пробормотал себе под нос: «Это мы еще посмотрим, милашка».

От гадкого разговора с этим мажором, наверняка, считающим себя просто богом, мне стало так противно, как будто на меня вылили ведро грязи.

Я вышла на аллею, на которой оставила свой велосипед и вдруг увидела вчерашнего гостя – Фредерика Харальдсона, возившегося с моим велосипедом.

«Что ему нужно?» – недовольно подумала я, ускоряя шаг.

Подойдя к вампиру, я с недовольством обнаружила, что он снимал с моего велосипеда «супернадежный», как нас с Мэри уверили полицейские, замок.

Харальдсон поднял на меня холодный взгляд.

– Только не начинай истерить – я просто хочу возместить тебе вчерашний ущерб, – строго сказал он.

Его слова задели меня: с чего он взял, что я буду кричать?

– Я и не собираюсь. – Меня съедала обида. – Позволь узнать, что ты делаешь с моим велосипедом?

***

Миша нахмурилась.

– Я купил тебе новый, – ответил я, снял с велосипеда замок, поднялся и теперь смотрел на девушку сверху вниз: она была довольно высокой, но ее макушка едва доставала до моих плеч. Левое плечо Миши было немного приподнято.

«Опять она прилизала волосы. Неужели ей не противно так ходить?» – подумал я, бросив взгляд на ее уродливую прическу.

– Но я ни о чем тебя не просила, – рассеянно сказала она. – И уж точно не разрешала снимать замок с моего велосипеда. Мне его дали в полиции, потому что он – очень надежный.

– Этот замок и первоклассник откроет, – насмешливо усмехнулся я и отдал ей в руки проклятый замок.

Я хотел подменить велосипед, пока его владелица была в колледже, но, видимо, не рассчитал время. Благо, погода была хорошей. Для меня.

– Этот велосипед я починю, но все равно купил тебе новый, – сказал я, глядя на нахмуренное, но красивое личико Миши.

– И где же он? – осведомилась она. Ее брови поползли вверх.

– Вот. – Я указал на свою машину, к которой был прислонен ее новый велосипед.

Юная вампирша взглянула на него, и ее лицо приняло насмешливое выражение.

– Розовый? Ты смеешься? – насмешливо спросила она, но затем ее голос наполнился обидой. – Меня и так считают тупой блондинкой, а ты еще и купил мне розовый велосипед?

– Не думал, что ты так к этому отнесешься. Честное слово. В магазине были только розовый, зеленый и черный цвета, – совершенно честно попытался я объяснить ей свой выбор.

– Надо было выбрать черный. Даже он лучше… этого. – Ее голос задрожал.

Миша с тоской смотрела на розовый велосипед. Лицо девушки было таким кислым, словно она съела целую корзину лимонов.

– Какая разница, какого цвета велосипед? – искренне удивился я: реакция Миши была мне непонятна.

Я сказал правду: этот розовый двухколесный конь был выбран мной без какой-либо насмешки и задней мысли, просто мне показалось, что раз Миша была еще очень юна (для вампирского возраста), то розовый цвет придется ей по душе. Ведь были же у нее ногти голубого цвета.

– Большая. Я не люблю розовый цвет: он легкомысленный, – угрюмо ответила девица.

– Опусти плечо, – не удержался я.

– Что? – Она перевела на меня удивленный взгляд.

– Ты всегда приподнимаешь левое плечо. – Я коснулся ее приподнятого плеча и легонько нажал на него: оно вернулось в нормальное положение.

– Я и не замечала, что делаю так, – задумчиво сказала Миша.

Меня удивило ее спокойствие: оказалось, она, все-таки, умела разговаривать нормально, без истерики и не повышая голос, а ведь раньше ее поведение утверждало обратное.

– Знаю, отчего это: я люблю лежать на левом боку, когда сижу в интернете, – вдруг сказала она, а потом вновь посмотрела на розовый велосипед. – Раз так, я возьму это отвратительное розовое чудо, чтобы соответствовать твоему мнению и мнению окружающих, но не буду на нем ездить, а отдам его Мэри. Для меня ты отремонтируешь мой синий. Договорились?

Я усмехнулся: какая упертая!

– Хорошо, тогда жди его вечером, – сказал я, приятно удивленный ее спокойным поведением. – Ты опять приподняла плечо. Следи за ним. Знаешь, сегодня ты сама на себя непохожа: слишком спокойная.

Девушка с обидой посмотрела на меня.

– Думаешь, я умею только орать? Ну и думай дальше, мне абсолютно все равно.

Миша подошла к розовому велосипеду, откатила его на обочину дороги, села и уехала, а я с удивлением смотрел ей вслед: она ехала медленно, очень плавно, красиво, а ее связанные в длинный хвост волосы развевались на ветру. В этот момент она показалась мне очень хрупкой.

«Нужно было узнать, сколько ей лет» – спохватился я.

Пронаблюдав за тем, как девушка исчезла за ближайшим углом, я привязал веревкой синий велосипед к крыше своего «Мустанга» и поехал домой, ремонтировать его. Я сдержал свое обещание: выровнял покореженное железо, заменил погнутое колесо на новое, подкрутил все болтики, уже значительно расшатанные, и удивился тому, как Миша могла ездить на этой полуразвалившейся железяке. Вечером я привез велосипед к ее дому, но приняла его не Миша, а ее подружка, вновь оказавшаяся в домашней одежде, и теперь я окончательно убедился в том, что эта смертная жила с юной вампиршей под одной крышей. Сама Миша не только не вышла ко мне, но и слова не сказала.

После этого дня мы не виделись больше месяца.

Я не хотел навязывать Мише свое общество, ведь прекрасно понимал, что она была решительно настроена против меня и общения со мной. Что ж, одной проблемой меньше.

***

Прошел волнительный, болезненный для меня октябрь и наступил удивительно мягкий, солнечный ноябрь, что стало для Оксфорда большим сюрпризом: я очень любила солнце, но знала, что английская погода была довольно однообразна и дождлива.

Я уже больше месяца жила с Мэри, вдали от родителей: за прошедшее время я еще несколько раз получила от них «гуманитарную помощь», все так же питаясь по ночам, в темноте кухни, пока Мэри спала. Один раз она застала меня врасплох, но, к счастью, не за очередным приемом крови: посреди ночи мне стало скучно, и я пошла на кухню, где стала читать Шатобриана, как вдруг передо мной предстала заспанная Мэри. Она очень удивилась тому, что я читала в темноте, но я нашлась и ответила, что у меня жуткая бессонница, а свет фонаря весьма хорош для чтения. Мэри зевнула и пошла спать.

Что касается помидоров и огурцов, я покупала их, и, под видом съедания, отдавала в приют для бездомных, пока Мэри была на работе. Эта система невинного обмана работала как часы, и моя соседка была довольна тем, что я не голодала.

Мажор с прилизанными волосами продолжал докучать мне ванильными фразами и витиеватыми комплиментами, хвастаясь родовитостью своего рода (по его словам, он был дальним родственником королевской семьи), но я лишь с насмешкой отталкивала его: он раздражал меня, думая, что я паду к его ногам, влюбленная в него без памяти. Он был нудным типом – самодовольным и самовлюбленным.

В учебе все было гладко: познакомившись с тьюторами, я обрела сильную поддержку, и мне было интересно выполнять их задания. Мне нравилось учиться. Я даже записалась в кружок богословия, но дальше этого пока не пошло. Мне предложили вступить в какую-нибудь спортивную команду, но я была не готова к этому, к тому же, банально не могла рисковать жизнью людей: в первый же раз, когда мы играли с Элли в сквош, я чуть не сломала ей нос – с такой силой отбила мяч, а когда мы с Мэри играли в бадминтон в парке, она все время жаловалась, что я отбиваю слишком далеко, как «мужик». Но по-другому у меня не получалось: я не умела контролировать свою физическую силу.

Наступил яркий, солнечный, почти безоблачный день, и мы с Мэри пошли в парк, покормить лебедей, плавающих в Темзе, и взяли с собой большое одеяло, чтобы погреться на солнце. Покормив лебедей, мы вышли на середину лужайки, расстелили одеяло, легли на него и стали смотреть на небо, жмурясь от солнечных лучей. Мне никогда не было так хорошо, как сейчас: я лежала под солнцем, рядом со своей подругой, мы молчали и просто наслаждались этим моментом. Я безумно хотела почувствовать тепло солнца и понежиться под ним, но могла всего лишь наблюдать за тем, как оно светило высоко в небе. Мне было грустно от мысли, что уже через двадцать лет мне придется скрываться от милого солнца, и что я никогда больше не смогу лежать так и смотреть на него.

«Неужели так и будет? Неужели я превращусь в такое же чудовище, как мама и сестры?» – с тоской думала я.

Но все это было так далеко и нереально, что мне просто не верилось в то, что наступит день, когда я возненавижу солнце, а оно – меня.

– Иногда мне кажется, что ты – не из этого мира, что ты не человек, – вдруг сказала Мэри.

Я открыла глаза и села, удивленная ее словами.

«Неужели она догадывается о том, что я – вампир?» – с ужасом подумала я, а сама фальшиво улыбнулась и весело спросила: – Почему ты так думаешь?

Мэри тоже села.

– Ты словно светишься изнутри: ты красива не только внешне, но у тебя еще и красивая душа. Я не умею говорить о таких вещах: здесь нужно использовать метафоры, а я с ними не дружу, – сказала она, глядя на меня. – Я еще с первого взгляда на тебя поняла: ты – хорошая. И точка.

Я задумалась, не зная, как реагировать на ее утверждение, и не зная, что ответить ей.

Очень трудно найти слова, когда тебя незаслуженно хвалят: такая похвала приводит в замешательство.

Слова так и не нашлись. Я промолчала.

– Ну, что? Ты подумала? – спросила Мэри.

– О чем? – не поняла я.

– О стрижке.

Я невольно улыбнулась: она помнила о таких мелочах, которым я даже не придавала значение.

– Нет, не думала. Я никогда не остригу волосы.

– Зря, конечно, но, с другой стороны, это как раз отлично.

Противоречивость слов Мэри позабавила меня.

– Как это? – усмехнулась я. – Тебя не поймешь!

– Я люблю делать прически и учиться делать новые, так что, раз не хочешь стричь волосы, будешь моей подопытной мышью. Не зря же ты такой хвост отрастила, – заявила она.

– Да это же здорово! Почему ты раньше не сказала? Ты даже не представляешь, как я устала от хвостов и узлов на затылке! – воскликнула я. – Ну, валяй, покажи свое мастерство.

– Прямо сейчас?

– Боишься?

– Еще чего! Распускай свой ужасный хвост!

Я стянула с волос резинку, и они водопадом упали на мою спину.

– Ну, все, ты попала! – серьезно сказала Мэри, садясь за моей спиной и пальцами расчесывая мои волосы. – Если будет больно, не стесняйся – кричи.

– Хорошо. – К счастью, я не чувствовала боли.

Я была идеальным манекеном, но мне было безумно приятно оттого, что Мэри видела во мне не только внешность. Мэри была просто волшебница: она видела то, чего не видят другие. И ведь я сама никогда не думала о том, что имею красивую душу.

Мэри заплетала мои волосы, а я чувствовала удовольствие, когда ее пальцы прикасались к моей голове, и закрыла глаза.

– Твои волосы – находка для парикмахера, – сказала Мэри. – Но, к сожалению, я не профессионал в этом деле. Знаешь, а все-таки у тебя очень красивая шевелюра, такая густая… Я могу кое-что у тебя попросить?

– Что? – спросила я.

– Если уж ты не умеешь делать себе прически или заплетать косы, то ходи лучше с распущенными волосами, но не делай этот дурацкий безобразный хвост. Фух! Давно хотела тебе это сказать! Смелости не хватало.

– Тебе не нравится мой хвост?

– Жутко! Меня так и подмывало порезать все твои резинки для волос! – отозвалась Мэри и сильно потянула одну из моих прядей. – Ой, извини… Больно?

– Ничего, терпимо. И раз тебя так беспокоит судьба моих волос, посвящаю тебя, Мэри Смит, в свои личные парикмахеры: отныне мои волосы – твоя забота.

– Отлично, хоть человеком станешь!

«Стану человеком. Нет, Мэри, это невозможно! Увы» – пронеслось в моем разуме.

– Кстати, справа от нас сидит компания мажоров, – тихо сказала Мэри, почти мне на ухо. – И один из них так и пялится на тебя. Посмотри, только незаметно.

– Да ты шпионка, – усмехнулась я, но сделала вид, будто отряхиваю правый рукав своего пальто, и метнула моментальный взгляд на соседнюю компанию.

«Опять этот льстец!» – с усмешкой подумала я, увидев среди девушек и парней того самого мажора.

– Я знаю этого типа: он клеится ко мне с самого начала учебного года, – тихо сказала я подруге, и она насмешливо рассмеялась. – Он всегда несет такую чепуху!

– Мне он тоже не нравится: какой-то прилизанный, что ли. И у него ужасная прическа. Тот парень, который сбил тебя, намного симпатичнее, а его волосы – вообще чудо! Никогда не видела у парней таких классных волос. И прическа у него крутая, а у этого мажора волосы будто жиром смазаны, – сказала Мэри.

Странно, но я совсем забыла о Фредерике Харальдсоне. К счастью, он оказался совсем ненавязчивым.

– Кстати, как его зовут? – спросила Мэри.

– Кого?

– Того, кто тебя сбил. Все! Шедевр окончен!

Мэри захлопала в ладоши, а я провела ладонью по волосам и обнаружила, что они теперь лежали в необычно-заплетенной косе.

– Мэри, да ты просто талант! – искренне восхитилась я.

– А давай я тебе другую прическу сделаю? Хочешь? – спросила Мэри, тут же ухватившись за мои волосы.

Я не хотела прерывать ее эйфорию.

– Давай, мне очень любопытно, – ответила я.

Она начала расплетать мою косу.

– Так как его зовут?

– Зачем тебе знать?

– Понравился, устраивает?

– Все так серьезно? – подыграла я подруге.

– Нет, конечно: я уже давно и безнадежно влюблена в Эндрю.

– Тогда почему вы расстались?! – спросила я, пораженная этим известием.

– Я была дурочкой, и мне очень не нравилось то, что он – такой умный, а я – просто тупица рядом с ним, – ответила Мэри.

– Но ведь это же здорово: он старше и мудрее, может многому тебя научить, и, если он встречался с тобой, значит, ему было наплевать на разницу в вашем образовании. Разве не так? – со смешком предположила я.

– С чего ты смеешься? – спросила Мэри, тоже засмеявшись.

– Просто я думаю, что ты ужасно противоречива!

– Неправда!

– Правда.

– Неправда!

– Ладно, молчу! – усмехнулась я.

С ней было приятно дурачиться: Мэри всегда легко заводилась. Впрочем, как и я.

Она вздохнула и начала заплетать мне новую косу.

– Так как его зовут?

– Боже, Мэри! Ты опять за свое?

– Да, и не отцеплюсь от тебя.

– Его зовут Фредерик Харальдсон! – наконец, сдалась я.

– По-моему, у него скандинавская фамилия. Не находишь? – заметила Мэри.

– Не знаю, никогда не задумывалась.

– Так ты считаешь, что мне нужно позвонить ему?

– Зачем тебе звонить Фредерику? – удивилась я.

– При чем здесь этот швед? – недовольно буркнула она.

– С чего ты взяла, что он – швед?

– Не знаю, но пусть будет швед. Я говорила об Эндрю!

– Тогда при чем здесь Фредерик?

– Да какой Фредерик?!

– Это ты начала! – со смешком напомнила я. – Так усердно выпытывала его имя!

– Да черт с ним!

– Тогда зачем ты спрашивала?

– Ну, не знаю, просто мне было интересно. Ладно, давай серьезно? – В голосе Мэри прозвучало раздражение.

– А если серьезно, позвони своему Эндрю.

– Ну, допустим. И что я ему скажу?

– Пригласи его погулять. – Я начала вспоминать все, что видела в фильмах.

– Погулять? Ты рехнулась? Нет, я не буду его приглашать! И звонить тоже не буду, – решительным тоном заявила Мэри.

– Тогда зачем ты спрашиваешь моего совета, если уже все решила? – невольно рассмеялась я.

– Потому что ты – моя подруга, и мне важно знать твое мнение! – Мэри потянула меня за волосы. – Хватит уже смеяться! Думаешь, это смешно? Ни капельки!

– Если у тебя возникнет желание еще что-то у меня узнать или посоветоваться на тему отношений, то предупреждаю сразу: я полный ноль в этой области! – честно предупредила я.

– Тебе через месяц будет девятнадцать, а ты еще ни с кем не встречалась? – воскликнула Мэри. – Да ты просто старая дева!

***

«Значит, ей девятнадцать! Как я и подозревал. Конечно, она еще очень наивна и глупа!» – Я был поражен. Мне стало стыдно за то, что еще недавно в моем разуме проскакивали мысли восхищения ею. Какого черта! Да она совсем еще дурочка! Зеленая смородина! Ей девятнадцать!

Миша впервые назвала меня по имени, но почему-то «Фредериком», через «е», однако без обязательного ранее уточнения «Харальдсон». А что она сказала о разнице в возрасте и интеллектуальном уровне? Волшебно. Но не настолько: она была совсем юной и не преученой к жизни – это было видно по ее дурацкому поведению. Миша глубоко заблуждалась: умная личность не сможет долго выносить глупость другой, какими бы сильными ни были их чувства. К сожалению, глупость одного всегда подавляет мудрость другого.

Миша и Мэри болтали о такой ерунде, о какой болтают только наивные молоденькие девицы, ничего не знающие ни о реальной жизни, ни об окружающем мире.

Меня и двух болтушек разделяло слишком большое расстояние, чтобы Миша, с ее детским зрением, могла видеть мое укромное место, откуда я наблюдал за ними: у людей слух и зрение с возрастом ухудшаются, но у нас, наоборот, только обостряются, а ведь и я был еще очень молодым вампиром. Я делал вид, что читаю, но, на самом деле, слушал разговор двух подружек, а когда Миша распустила свои прекрасные волосы, я захлопнул книгу и стал любоваться ею. Любоваться, а ведь ей было девятнадцать. Будет через месяц. Мне совершенно не стоило думать о ней, кроме как о глупой девчонке, которой требовалась моя помощь. Странно, но когда я не знал, сколько ей лет, то даже не мог поверить в то, что она настолько юна. И теперь, когда мне было известно, что ей даже не пятьдесят… Нет, даже не тридцать, я был сконфужен, но не чувствовал к ней ничего, кроме раздражения ее поведением и, непонятно откуда взявшегося, дружеского расположения.

«Она здесь совсем одна. И как Мрочеки додумались отпустить ее из дома? Отпустить одну, в человеческое общество, в таком возрасте! Куда они смотрели? Кто будет учить ее жизни? Куда она ведет себя, общаясь с этой смертной? Почему ей не объяснили, что дружить со смертными – запрещено? Эта девица ведет себя в корне неправильно!» – недовольно думал я, наблюдая за двумя девчонками.

Теперь мне точно не хотелось поддерживать с ней никаких отношений. Сознательно. Поэтому я перестал слушать разговор девушек и захотел уйти. Но что-то удерживало меня.

«Зачем она все это творит? Живет со смертной, гуляет в парке, загорает под солнцем, разговаривает о ерунде! – продолжал размышлять я. – Ведет себя как человек, хотя в письме Марии черным по белому написано: «Не общайся с людьми»! Но Миша игнорирует все правила, кроме одного: «Не общайся с Фредриком Харальдсоном»

Меня охватили противоречивые чувства: с одной стороны, я был невысокого мнения о Мише, но, в то же время, мне было жаль ее. Меня почему-то сильно беспокоило ее будущее: она была слишком человечна, а это качество – противоестественно для вампира и идет наперекор всем вампирским законам.

«Все это – влияние ее смертной подружки: живя с Мишей, она окружила ее человеческой аурой, человеческим миром, привычками, бытом. Необходимо срочно растолковать польской дурочке, что ее действия и такая жизнь – противоестественны, и что потом дружба со смертной превратится для нее в реки слез, хотя уже сейчас вылилась в ее совершенно не вампирское поведение, – твердо решил я. – Кажется, из ее мозгов напрочь вылетело то, что она – вампир и пьет человеческую кровь»

Я наблюдал за девушками до тех пор, пока они не свернули одеяло и не ушли прочь, но сам продолжал сидеть под огромным деревом: мне крупно не повезло с погодой. И зачем я сидел и слушал глупых девиц, как заказной шпион? В моих планах не было ничего подобного: я шел из колледжа, пользуясь тем, что солнце на минуту спряталось за белую тучу, но увидел Мишу и, сам не зная, зачем и почему, сел под дерево.

С тех пор, как две подружки покинули парк, я просидел под деревом еще три часа, не имея возможности покинуть свою тюрьму на свежем воздухе. Я раскрыл книгу и попытался читать, но внимание отсутствовало напрочь. Мне жутко хотелось закурить, но курение в общественных местах было строго запрещено. Все против меня.

«Дерьмо. Вот так влип!» – с досадой подумал я.

Моя машина стояла далеко на парковке, и я не мог добраться до нее из-за чертовски-яркого солнца, поэтому сидел под деревом до самого заката (к счастью, в ноябре он наступал рано) и только тогда смог уехать домой.

А эта Мэри, сама того не зная, попала в точку – я Фредрик, швед, имеющий типично шведскую мечту: домик на берегу озера в Скандинавии, и гимн Швеции как рингтон на вызовы в телефоне. Типичный швед, отличающийся от остальных шведов лишь тем, что у меня есть клыки и потребность в литрах человеческой крови.

Глава 7

Следующим днем, после окончания лекций, подойдя к велосипеду, я вдруг обнаружила в кармане своего пальто небольшую записку, напечатанную на принтере. Содержание этого тайного уведомления удивило и рассмешило меня: это было приглашение принять участие в какой-то «Охоте на лисичек», и для этого мне следовало прийти к половине десятого вечера к задним воротам колледжа Святого Хьюго, надеть короткую юбку, каблуки, а на голову нацепить «лисьи ушки». Здесь же был маршрут по пабам – обязательным остановкам, где я должна буду выпить кучу алкогольных напитков, а затем добежать до финиша – последнего паба. Чушь собачья. Под текстом стоял призыв никому не показывать эту записку и уничтожить ее.

«Какой идиот подложил мне это? Неужели кто-то серьезно надеется на то, что я приду? Ерунда, да и только!» – насмешливо подумала я.

Вопреки призыву к абсолютной секретности я решила показать записку Мэри, чтобы посмеяться вместе с ней.

– Не будь дурой и не иди! Это забавно для мажоров, но опасно для девушек. Эта «охота» – сплошной идиотизм. Неужели ты никогда не слышала о ней? – Мэри нахмурилась, скомкала записку и отдала ее мне.

«Как смешно! Вампиры устраивают охоту на людей, а люди – на девушек, одетых лисичками!» – улыбнулась я про себя, а вслух сказала: – Нет, никогда. И что это за «охота»?

– Это когда визжащие первокурсницы в коротких юбочках и на высоченных каблуках убегают от «охотников» – парнишек в красных пиджаках. Знаешь, кто эти «охотники»?

– Понятия не имею.

– Это – группа мажоров, которые состоят в тайном обществе, а эта «охота» – их главная ежегодная забава. Думаю, не стоит рассказывать о том, что происходит с «лисичками» в конце вечера. Так что не суй туда свой нос, поняла?

– Я и не собиралась: на мой взгляд, все это действие просто смехотворно! – недовольно ответила на это я и выбросила бумажку в мусорное ведро, стоящее под раковиной.

– Кстати, на роль «лисичек» приглашают только самых смазливых девчонок. Значит, ты – в их числе, – сказала Мэри.

– Но я совершенно не рада тому, что меня считают смазливой! Это жутко неприятное слово. Неужели кто-то из девушек добровольно соглашается на это? – искренне удивилась я. – Ведь это такой бред!

– Если бы никто не соглашался, «охоту» бы не устраивали. Да и еще и каждый год. И там всегда много девчонок, – ответила моя соседка. – Ладно, я в ванную!

Она ушла, а я залезла в интернет и нашла развернутую статью об «Охоте на лисичек». Оказывается, ее устраивало тайное мужское общество «Черный лебедь», и в каком-то году всех его участников отчислили из университета. Но с новым набором студентов общество возродилось и опять устраивало это дурацкое развлечение. Ну и пошлость!

Позже ко мне зашла Мэри.

– Кстати, сегодня твой мажор спрашивал меня, не лесбиянки ли мы, – весело сказала она.

– Что? – Моему удивлению не было предела.

– Ага, у меня была такая же реакция.

– И что ты ответила?

– Что он плохо воспитан.

– Умница! – похвалила я. – А он – бестактная свинья!

– Не то слово! Я хорошо отношусь к лесбиянкам, но мне захотелось стукнуть его по голове.

– Теперь моя очередь лежать в ванне! – поспешно сказала я, чтобы уйти от дальнейшего разговора на эту тему. – Гель для душа там?

– Ага. – Мэри села за мой ноутбук.

С тех пор, как она забыла свой гель для душа в Шотландии, мы пользовались моим: Мэри до сих пор не купила себе новый, зато я делала это регулярно, но мне казалось, что это было даже как-то по-дружески, по-соседски.

Я зашла в ванную и тут же услышала, как звонит мой смартфон: так как на всех родных мною были специально поставлены разные мелодии, то я знала: если играет Kaiser Chiefs – мне звонит мама.

– Миша, тебе звонят! – крикнула Мэри. – Я принесу!

Она вбежала в ванную и отдала мне мой смартфон.

– Спасибо! – Я быстро разделась, легла в ванну и только тогда ответила на звонок.

– Добрый вечер, милая, – приветливо сказала мама.

– Привет, мам, – ответила я.

– Ты не занята?

– Немного: лежу в ванной.

– Хорошо, перезвони.

Мама отключилась, и я положила смартфон на раковину.

– Миша, ты еще долго? – послышался крик Мэри.

Ее крик ударил по моим ушам: она могла бы и не кричать, чтобы я услышала ее, но ведь Мэри даже не подозревала о том, что жила под одной крышей с вампиром.

– Не знаю, а что? – крикнула я ей в ответ.

– Давай посмотрим мультик!

– Какой? – тут же оживилась я, ведь любила смотреть мультфильмы почти до безумия.

– Что-нибудь Диснеевское!

– Отлично! «Красавица и Чудовище»! – Я даже хлопнула в ладоши от удовольствия: это был мой любимый мультфильм!

– Нет! Я придумала, давай посмотрим «Ходячий замок»!

– Ты же хотела Диснеевский!

– В другой раз. Ну, я ищу в интернете?

– Давай.

Я уже смотрела этот японский мультфильм, но всего один раз, с Мартином и Мсциславом, и они все время просмотра смеялись, шутили и всячески мешали мне, а я только и делала, что шикала на них и орала, чтобы они успокоились, поэтому идея посмотреть историю о девушке Софи спокойно, с Мэри (она во время просмотра молчала как рыба) пришлась мне по вкусу.

Буквально вылетев из ванной, я надела чистую одежду и пришла в комнату Мэри. Мы поставили ноутбук на маленький столик, легли на кровать и в абсолютной тишине принялись смотреть «Ходячий замок». Я была просто потрясена и не могла найти слова, чтобы передать Мэри, в какой восторг меня поверг этот мультфильм. Мне понравилась идея, созвучная с идеей «Красавицы и Чудовища»: главная красота – не физическая, а душевная. И огонек-демон Кальцифер показался мне премилым.

После просмотра я хлюпала носом: мультфильм растрогал меня до глубины души. Мэри потрясла меня за плечо.

– Ну, чего ты? Ведь все хорошо закончилось, – сказала она.

– Он прекрасен… Я всегда расстраиваюсь, когда смотрю мультфильмы. Особенно драматические моменты… А режиссеры специально рисуют их так, чтобы дети плакали!

– Да ты чувствительная овечка! – Мэри погладила меня по волосам. – Давай я тебе косу заплету: завтра будешь кудрявой.

«Ох, Мэри, хотела бы я быть овечкой, а не волком в овечьей шкуре!» – с сожалением подумала я.

Мэри заплела мне косу, а потом ей позвонили друзья и пригласили ее прогуляться. Звали и меня, но я в очередной раз отказалась. Мэри отключила телефон, встала с кровати и пошла к двери, но вдруг остановилась и обернулась ко мне со сконфуженной улыбкой.

– Миша… Хочу тебя попросить.

Я приподняла брови, в знак согласия выслушать ее просьбу.

– У тебя такие классные шмотки… Можно я надену что-нибудь? Пожалуйста!

Конечно, просьба Мэри удивила меня, но я не чувствовала отвращения к тому, что кто-то, кроме меня, может носить мою одежду: когда мои сестры приезжали домой в Варшаву, мы часто брали друг у друга вещи.

– Ты еще спрашиваешь? Бери все, что тебе нравится, – с улыбкой ответила я.

Мэри подлетела ко мне, чмокнула меня в щеку, с криками: «Спасибо! Я все постираю!» выбежала из комнаты, и я тут же услышала, как в моей спальне открылся плохо-смазанный шкаф, шорох одежды и песенку, которую начала напевать Мэри.

Мне было приятно оттого, что она доверяла мне настолько, что просила о таких вещах, и ведь это было так естественно! Все подружки в фильмах и сериалах, живущие в одном доме, постоянно носят вещи друг друга, но одежда Мэри мне не нравилась – она была слишком цветастой и яркой: у Мэри был вкус подростка.

Через десять минут подруга зашла в мою комнату: на ней была моя вязанная серая кофта, под ней – белая майка, на ногах – мои узкие светло-голубые джинсы.

– Ну, как? – спросила она, вертясь передо мной, как перед зеркалом. – Круто, правда?

– Тебе идет, и цвета хорошо подобраны, – похвалила я. – Я и не знала, что у нас с тобой один размер одежды.

– А я знала еще давно: когда тебя не было, я кое-что примерила, – отозвалась она.

– А ты шустрая! – рассмеялась я.

Раньше ее любопытство смущало меня, но теперь я принимала его как должное.

– Может, все-таки, пойдешь со мной? – спросила Мэри.

– Нет. Буду делать задание тьютера, – ответила я.

– Ну, как хочешь. Если передумаешь – приходи! Мы будем в пабе. В Большом! – Она быстро обулась, надела мое пальто и пошла к двери. – Ой, чуть не забыла! – Мэри вернулась в свою комнату, прямо в сапогах, и открыла свой шкаф. – У меня есть классная пайта, но она мне в груди стесняет, а у тебя груди почти нет, так что она как раз на тебя!

Мэри вытащила из шкафа пайту светло-зеленого цвета с белыми вставками на груди и спине в виде мишек.

– Какая прелесть! – сказала я, чтобы не обидеть соседку: на самом деле, эта пайта показалась мне глупой и подростковой.

«Да уж, глядя на это зеленое чудо, становится понятно, почему Мэри понравился ужасный розовый велосипед!» – невольно подумала я, окидывая пайту оценивающим взглядом.

– Рада, что тебе понравилось! Я купила ее в Лондоне этим летом, но с тех пор немного поправилась. Хотя, нет: просто грудь выросла. Ну, Миша, дарю!

Я недоуменно посмотрела на Мэри: она подарила мне свою вещь? Мне?

– Ты можешь бегать в ней даже зимой: она очень теплая. – Мэри положила пайту рядом со мной на кровать.

– Отличная идея! Завтра же в ней и побегу, – улыбнулась я, взяв пайту и прижав ее к груди.

«Черта с два я ее хоть раз надену!» – подумала я, но притворилась благодарной такому неожиданному подарку.

– Вот клево! Может, завтра я побегу с тобой. – Мэри пошла к двери. – Ладно, до вечера! Я приду не слишком поздно. Пока!

– Пока! – отозвалась я.

Мэри ушла, а я ни на секунду не поверила ее обещанию пойти со мной на пробежку: она уже тысячу раз обещала мне это, но никак не могла заставить себя встать с постели в шесть утра.

Закинув пайту в свой шкаф, я пошла на кухню, выпила порцию крови, затем позвонила маме и, наврав ей поток лжи, со спокойной душой взялась за Шатобриана и продолжила чтение. Я читала уже второй том, и книга давалась мне необычайно тяжело, но в ней излагались такие оригинальные идеи и взгляды, что я не могла забросить ее. Мне нужно было познавать новое и расти духовно. Расти морально.

Зазвонивший смартфон оторвал меня от интересной главы, но я не могла долго сердиться: это звонила Маришка!

– Привет, Маришка! – радостно воскликнула я, поспешно захлопнув книгу.

– Привет, дорогая! Ты сможешь завтра приехать в Лондон?

– Да, конечно, а зачем?

– Мы с Маркусом завтра прилетаем: у него встреча с лучшим другом, а пока он будет с ним, мы с тобой погуляем и поболтаем.

– Класс! Во сколько мне быть? – обрадовалась я. – И где?

– В десять утра встретимся около Биг Бена! – Сестра вздохнула. – Я скучаю по тебе.

– Я тоже скучаю! Но поговорим завтра: не хочу все выболтать прямо сейчас.

– Есть, что рассказать? Это здорово. – Голос Маришки вдруг окрасился грустью.

– Эй, что с твоим голосом? – насторожилась я.

– Все в порядке, тебе показалось. Ладно, до завтра, Миша.

– Пока! До завтра!

Перспектива увидеть Маришку и Маркуса обрадовала меня до безумия, к тому же, я хотела узнать, как поживает Седрик.

Вскочив с кровати, я стала рыться в шкафу, ища что-нибудь на завтра, и выбрала черные джинсы, длинную бледно-голубую кофту, на ноги – коричневые сапоги. Мне нравилось выбирать наряды, но, переехав в Оксфорд, я не купила ни одной новой вещи: не видела в этом никакого смысла, ведь половину своего гардероба я так ни разу и не надела, а только зря привезла ненужную кучу одежды

Мэри вернулась около девяти часов вечера, и я тут же поделилась с ней своей радостной новостью.

– Хочешь, я позвоню Гарри? Он отвезет тебя в Лондон, – предложила Мэри.

«Еще чего!» – с ужасом подумала я.

– Спасибо за предложение, но я хочу проехаться на автобусе, – сказала я, боясь, что Гарри опять начнет свои заигрывания.

Мэри не стала меня уговаривать, а предложила посмотреть очередной фильм, и я согласилась, отложив чтение Шатобриана на день или два. Мы смотрели фильм до часу ночи – сопливую мелодраму (удивительно, но, при своей эмоциональности, я не любила смотреть мелодрамы), а затем Мэри легла спать. Я тоже зевнула для вида, пожелала ей спокойной ночи и заперлась в своей комнате, нетерпеливо ожидая наступления утра.

Благодаря тому, что мне нужно было ехать в Лондон, я избавилась от угрозы надеть пайту Мэри и сократила пробежку на двадцать минут, затем приняла душ, переоделась, села на велосипед и поехала к автобусной станции. Мое пальто, которое вчера носила Мэри, висело дома: нельзя было ехать в нем, ведь оно пропиталось ее запахом, поэтому я надела легкую кожаную курточку, хотя, по тому, что люди вокруг надели шапки, было понятно, что сегодня было довольно холодно. Приехав на автобусную станцию и прицепив велосипед к столбику, я купила билет до Лондона, села в автобус и уже через пятнадцать минут ехала на встречу с сестрой. Я сидела у окна и слушала музыку, а рядом со мной сидел школьник, лет двенадцати: он то и дело поглядывал на меня, а я улыбалась ему в ответ. Вскоре мальчик заснул, прижавшись ко мне, но это лишь позабавило меня.

Время тянулось медленно, и я буквально прилипла к окну, рассматривая виды: была глубокая английская осень, а через полмесяца должна была наступить зима. Здешняя природа была прекрасна: голые деревья, скинувшие свои листья, как подкидышей, на землю, были загадочны и нахмурены, как и тяжелые серые облака на небе. Этот унылый серый пейзаж не покоробил моих глаз: его легкая грусть лишь восхитила меня. Уже не было той красоты, которую я застала в Англии в начале октября, но не было и мрака, с которым у многих ассоциируется эта чопорная страна.

В Лондоне, пользуясь подсказками прохожих, я дошла до Биг Бена, но Маришки еще не было. Пока я ждала ее, заморосил противный мелкий дождь, который я так не любила: мне сразу стало неуютно, а мои распущенные, закрученные волосы потеряли объем и превратились в мочалку. Но, несмотря на погоду, мое настроение было солнечным, и я с нетерпением ждала сестру, а пока ее не было, с интересом разглядывала здания и площадь. Раньше я никогда не была в Лондоне. Аэропорт – ни в счет.

«Что-то она опаздывает» – подумала я, посмотрев на экран смартфона. Было уже десять часов и двенадцать минут. Наконец, через пару минут ко мне подъехала спортивная черная машина с тонированными стеклами, и из нее, с зонтом в руках, вышла Маришка, как обычно, нежная и ослепительно красивая: на мой взгляд, из нас, троих сестер, она была самой совершенной и элегантной. Она была моим идеалом женщины.

Я бросилась ей на шею.

– Миша! Да ты просто расцвела на свободе! – сказала сестра, окинув меня оценивающим взглядом. – И какой у тебя замечательно-ужасный лак! Но ты промокла! Где твой зонт в такую прекрасную погоду?

– Когда я ехала, дождя не было, – объяснила я и юркнула к ней под зонт. – Но, надеюсь, ты пригреешь меня? А мой лак мне нравится, и ногти я накрасила специально для тебя!

– Красным лаком? – усмехнулась сестра. – Что ж, тебе удалось удивить меня. Пойдем?

Но мне показалось, что она совсем не хотела улыбаться: видимо, у нее было плохое настроение, однако мне было все равно, ведь я была ужасно рада видеть Маришку.

Мы прошлись по городу, и сестра расспрашивала меня о том, как я учусь, что делаю, как провожу время, с кем общаюсь, и я рассказала ей все то же, что и маме. Я знала, что, если Маришка узнает о том, что я живу с Мэри, она рассердится или, того хуже, будет учить меня жизни, поэтому, по официальной версии, я жила уединенно, ни с кем не общалась, но зорко наблюдала за людьми и их поведением. А на вопрос сестры: «Встречала ли ты Фредерика Харальдсона», я ответила: «Нет. Ни разу».

– Как Маркус? – поинтересовалась я, потому что знала все, что касалось Маришки, но практически ничего о ее муже.

– Все нормально, – коротко ответила Маришка.

«Это все, что она может сказать? «Все нормально»? – удивилась я такой скрытности.

– А Седрик?

– Он уехал в Россию. И, прошу тебя, не упоминай о нем при Маркусе, – сказала она. Ее лицо стало строгим и отчужденным.

– Уехал? Но ты говорила, что ему нужно отучиться в Карловом университете! – Я была крайне изумлена этой новостью: Седрик бросил учебу и уехал?

– Да, но он изменил свое решение. Ты слышала меня? Не говори о нем при моем муже! Маркус очень страдает из-за отсутствия брата. – Голос Маришки оставался все таким же резким, но отчужденность на ее лице сменилась недовольством.

– Раз ты просишь, я не буду. Просто это странно: Седрик казался мне таким постоянным. – Я пожала плечами.

– Постоянным! – На губах сестры появилась насмешливая улыбка. – Ладно, не будем об этом.

– Хорошо.

Поведение Маришки обескураживало меня. Я была в замешательстве: что случилось с Седриком или что он натворил, раз, при упоминании о нем, моя сестра так рассердилась?

Мы пошли молча. Я не знала, как развеять наше молчание, поэтому просто смотрела вокруг себя. Мне было жутко неловко: я шла рядом со своей любимой сестрой, но мне было неприятно и стыдно за то, что мои слова привели к тому, что двум близким кровным родственникам не о чем было поговорить.

– А что Мария? Она звонила тебе? – вдруг нарушила наше молчание Маришка.

Я обрадовалась тому, что она хоть о чем-то спросила, и что теперь я могла беспечно поболтать, только чтобы не слушать наше гробовое молчание.

– Да, недавно. Она сейчас в Оттаве, подрабатывает фотографом. Знаешь, кого она недавно снимала? Какую-то звезду! Представляешь? – Я попыталась сказать эту фразу весело, но получился только истеричный визг.

– Кого именно? – спросила сестра, вытаскивая из сумочки большой сенсорный телефон.

– Не знаю, кого точно, но уверена, что она очень известна… В Канаде, – машинально ответила я, поглядывая на ее действия.

Маришка стала лазить в телефоне, а я отвернула голову, делая вид, будто мне было плевать на то, что общению с сестрой она предпочитает свой телефон, большущий как кирпич.

– И как только он у тебя в сумке помещается? – проворчала я себе под нос.

– Между прочим, он очень удобный, – отозвалась Маришка и спрятала телефон в сумку. – Извини, это был Маркус: он написал, что ждет нас в ресторане. Пойдем к нему.

Я удивилась такой поспешности, ведь мы гуляли всего час, но промолчала: должно быть, так было запланировано.

Поймав такси, мы подъехали к шикарному ресторану, где нас встретил Маркус, и я в очередной раз подумала о том, что он и моя сестра были самой красивой супружеской парой в мире, и вспомнила о том, что Седрик был совсем не похож на своего брата. Но в моей голове тут же прозвучала настойчивая просьба сестры, и я решила держать язык за зубами.

Я и Маркус обнялись, и он повел нас внутрь ресторана, но, к моему изумлению, мы прошли красивый зал, спустились куда-то по темной лестнице и оказались в подвале, где находился небольшой, но тоже шикарный ресторан, и сели за столик. В зале были только мы трое.

Рядом с нами появился официант. Вампир.

– Три бокала и бутылку самой свежей, – сказал ему Маркус.

Тот принес три больших винных бокала и красивую бутылку с надписью «Новая Англия». Я никогда не была в подобных местах ранее, но прекрасно поняла: в бутылке была свежая кровь.

«Надо же, ресторан для вампиров, в котором гостям подают кровь, находится прямо под носом у людей!» – подумала я, наблюдая за тем, как Маркус разливал по бокалам кровь. Я смотрела на него и удивлялась произошедшим в нем за, каких-то три месяца, переменам: его лицо было словно высечено из камня, глаза холодно блестели, а голос уже не был таким дружелюбным, как тогда, в Праге. Я перевела взгляд на Маришку: она тоже была серьезна. Сказать, что я чувствовала себя не в своей тарелке – значит, не сказать ничего.

Взяв бокал с кровью, я начала большими глотками пить ее.

– Когда ты ела? – Маришка пристально посмотрела на меня.

– Вчера, – честно ответила я, – а что?

– Ты так жадно пьешь кровь, словно голодаешь.

«Я так жадно пью, чтобы хоть на секунду отвлечься от ваших серьезных физиономий!» – недовольно подумала я.

Но я поставила бокал на стол и пожала плечами.

– Тебе показалось. Маркус, скажи ей, чтобы она следила за своим мужем, а не за мной. – Я попыталась пошутить, но Маркус даже не улыбнулся, и мне стало невыносимо неловко.

Мне захотелось встать и уйти, оставить их наедине: я чувствовала себя лишней, хотя никогда не ощущала этого ранее, даже при всех Морганах. А теперь… Все было так неприветливо и холодно, что мне хотелось просто-напросто сбежать.

– Ну, юная леди, рассказывай, как поживаешь? – вдруг спросил Маркус и отпил глоток крови.

– Все классно! Оксфорд – замечательный город! У меня там свой маленький домик и синий велосипед, – начала говорить я, уткнувшись взглядом в свой бокал. – Моя жизнь безумно интересна! Правда, я ни с кем не общаюсь, а просто приезжаю на лекции и уезжаю с них. Вообще, я всегда думала, что Варшава – лучший город в мире, но теперь влюблена в Оксфорд…

Я говорила и говорила, но никак не могла отделаться от чувства неловкости и ненужности: эта встреча так отличалась от той, что я видела в своем воображении еще этим утром! Какой черт заставил меня приехать? Я променяла лекции на это?

Наконец, я остановилась, рассказав все, что могла.

– Не знаю, что еще сказать. В общем, у меня все классно. – Мне казалось, что мой язык скоро отсохнет от долгой болтовни.

– Что ж, рад, что тебе нравится учиться, но, честно говоря, сначала я был против того, чтобы ты уехала в Оксфорд, – сказал Маркус и устало улыбнулся.

– Почему? – Его признание поразило меня.

– Потому что ты еще совсем юна и беззащитна.

– А Седрик так не считает: это он посоветовал мне…

Вдруг лицо Маркуса исказила гримаса то ли боли, то ли ярости, и бокал, который он сжимал в ладони, лопнул, залив стол и обрызгав всех нас кровью.

– Миша! – резким ледяным тоном воскликнула Маришка.

«Что происходит! Что я наделала!» – пронеслось в моей голове, и я резко вскочила со стула.

– Извините! Я… Извини, Маркус, не знаю, что происходит, но я хочу уйти! Я пойду! – испуганно воскликнула я и побежала к лестнице.

– Миша! – услышала я полный раскаяния голос Маркуса. – Прости меня!

– Не надо, милый, не извиняйся: она поймет, когда узнает, – ласково сказала ему Маришка.

– Она не должна узнать. Ты представляешь, как это повлияет на нее? – спросил ее Маркус.

– Почему это должно на нее повлиять? Я знаю свою сестру и знаю, что она не нашла с Седриком общего языка.

– Он сказал, что мы многого о ней не знаем.

– Маркус, все в порядке, я с тобой. Не думай об этом.

Раздался звук поцелуя, а потом наступила тишина.

Выбежав из ресторана, я скрылась за углом и прислонилась спиной к стене. Моя одежда была забрызгана кровью, а моя душа была наполнена непониманием и смятением.

«Маркус так разозлился, что раздавил бокал… Что я здесь делаю? Надо уезжать… Нужно срочно убегать отсюда!» – лихорадочно подумала я.

Но тут передо мной появилась Маришка.

– Миша, почему ты убежала? – ласково спросила она, гладя меня по плечу.

– Что с ним? Почему он так разозлился? – Я чуть не плакала.

– Он устал, понимаешь? Он просто устал. – Глаза сестры наполнились жалостью. – Бедненькая, ты испугалась?

– Да, очень, – дрожащим голосом ответила я. – Можно я поеду домой? Не могу здесь больше оставаться.

– Но мы вместе всего лишь полтора часа. Ну, успокойся. Хочешь, пойдем погуляем или пройдемся по магазинам?

– Маришка, мы забрызганы кровью! – Я отчаянно хотела сбежать в Оксфорд.

– Это не проблема: мы сейчас же пойдем ко мне в отель и переоденемся. Даже если ты хочешь уехать, тебе все равно нужно сменить одежду, надеюсь, ты понимаешь это?

Я даже улыбнулась от этой горькой правды: она была права – вряд ли меня впустят в автобус в таком виде! Еще и набросятся с расспросами о том, откуда эта кровь!

– Хорошо, но потом я уеду, – угрюмо согласилась я.

Сестра молча взяла меня за руку и повела к машине, в которой она приехала к Биг Бену. Проходящие мимо люди с удивлением смотрели на нас, и мне было стыдно за свой вид.

Мы приехали в отель, зашли в люкс Маришки, она смыла с моего лица и рук кровь (благо, волосы остались чистыми), затем я переоделась в одно из ее платьев (сестра любила платья, и у нее их было не счесть) и серый жакет. Сапоги я не сняла, так как альтернативой им были туфли на каблуке. После этого мне пришлось ждать, пока Маришка примет душ, переоденется и позвонит Маркусу, чтобы сказать о том, что она проводит меня до автобуса, а тот сказал, что ждет Брэндона, который должен был появиться с минуты на минуту.

«Это тот Брэндон Грейсон, который был на их свадьбе? Просто сногсшибательный красавец! К тому же чрезвычайно обаятельный мужчина» – вспомнила я. Однако это было все, что я о нем знала, ведь видела его всего пару раз.

Покинув отель, я и Маришка сели в машину и доехали до автобусной станции. Там сестра простилась со мной, извинилась за неудачный день и поведение Маркуса, и уехала.

Я подошла к кассам, заказала билет и, когда пришло время его оплатить, с ужасом обнаружила, что забыла свою сумочку с кошельком и телефоном в том жутком ресторане.

«Что за невероятное невезение! Но делать нечего: бесплатно меня никто не повезет, поэтому нужно возвращаться туда» – с досадой подумала я и быстро зашагала к ресторану: дорога к нему мне запомнилась, так как машина Маришки проезжала мимо него, к тому же, я прекрасно ориентировалась по памяти. Едва подойдя к ресторану, я вдруг услышала голос Маркуса.

– Рад, что ты приехал, – сказал он и тяжело вздохнул. – Боюсь, у меня ужасные новости. Я давно хотел рассказать тебе, но никак не удавалось вырваться из Праги, даже на денек, а это дело нельзя обсуждать по телефону – оно слишком личное.

– Ничего, Маркус, главное, что ты, все-таки нашел, время. Так что у тебя случилось? – ответил ему красивый мужской голос (я сразу узнала его – это был Брэндон Грейсон). – Ты неважно выглядишь. Никогда не видел тебя таким.

– Я потерян, Брэндон. Я даже представить не мог… Мне больно даже думать об этом. Не могу понять, как все произошло, потому что родители о многом мне не рассказывают, поэтому его последний день в Праге покрыт для меня мраком.

– О чем ты?

– Седрик исчез.

«Седрик исчез? Не уехал, как они сказали мне, а исчез?» – Эта новость обескуражила меня. Я остановилась, прислонилась к стене здания и даже затаила дыхание: мне неожиданно выпал шанс узнать о том, почему Маркус был так зол и беспокоен.

– Исчез? – Брэндон тоже удивился, судя по тону его голоса.

– Да. Он понял, что это мы спрятали ее от него. Но не волнуйся: он даже не подозревает о том, что она была… – Черт! Я не услышала его последних слов, потому что мимо меня проехал огромный двухэтажный автобус, а за ним еще один, и они заглушили своим ревом все вокруг.