Давлат злющий, аж пышет весь.
— О чём ты вообще думала? — рычит, нависая надо мной.
Я лишь фыркаю, задираю голову, чтобы наткнуться на пронзительный взгляд голубых глаз.
Яростный. Мечущий молнии.
— О Лампе! — отзываюсь в ответ. Неужели не понимает?
— А, — продолжает ехидно муженёк, — тут надо спрашивать не о чём, а ЧЕМ? Явно не тем местом, где у людей мозги!
Ах, гад!
Рвусь, пытаюсь уйти. Только кто бы меня пустил? Давлат впечатывает меня в стену, вжимает в неё мои запястья по обе стороны от лица.
— Проучить бы тебя, — рычит возле уха, — за то, что решаешь за других.
— У тебя научилась, — выдаю, понимая, что он — про резон, который я придумала для Сана. В тот момент мне не пришло в голову ничего лучше, чем пообещать, что я уговорю Давлата отказаться от наследства в пользу Романа. И тогда они с Саном заживут, как хотят. Это сработало же! Чего беситься? Мы с Саном даже выехали по направлению к офису канала «Отдыхай».
Но по дороге нас встретили — Давлат и свита. Он не зря наставлял мне в телефон и на одежду жучков и следилок. Меня слышали. Точно знали, куда направлюсь…
И вот мы здесь — в холле просторного трехэтажного здания. Контора телеканала оказалась за городской чертой, на территории лесопарка. Затерянная за кронами деревьев.
Разбираемся на потеху местному персоналу, который любопытно повысовывал шеи. Скоро жирафами станут, ей-ей.
— Давлат Михеевич, — нас робко окликают сзади.
Муж отрывается от меня, оборачивается с рыком. Рядом стоит мелкое создание, похожее на библиотекаршу былых времён — круглые очки, гулька жидких волос, серая юбка до колен, — всё готово, как вы и просили…
— Спасибо, Марыся, — комментирует мой благоверный, цапает меня за руку и бесцеремонно волочёт за собой.
Сан, едва увидев Давлата, ретировался без боя. Меня просто пересадили в другую машину и доставили в нужное мне место.
Мы поднимается по стеклянной лестнице. Что за извращенец проектировал это сооружение? Как женщине в юбке здесь ходить? Давлат замечает мою заминку, видимо, тоже складывает в уме дважды два и подхватывает меня на руки. Дальше меня важно несут, и злиться в этом положении не получается совсем.
У двери ставит на пол, открывает её и с шутовским поклоном говорит:
— Прошу.
Прохожу внутрь. Совсем другое впечатление по сравнению с его же кабинетом в клубе и тем, который мы посещали в холдинге, где подписывали брачный контракт. Здесь всё будто парит — лёгкая светлая мебель, на стенах акварели и чёрно-белые фото, занавеси из тончайшей льняной марлёвки. Стол начальника — прозрачный! Из плотного пластика. Футуристичный.
Давлат опускают жалюзи на окнах и двери — из-за них его кабинет напоминает аквариум — и предлагает мне расположиться.
— Присаживайся, — указывает на светлый диванчик, сам же берёт стул, поворачивает его спинкой вперёд и седлает сверху. — Я к твоим услугам. Давай ты расспросишь обо всём меня, чтобы не вовлекать в это лишних людей, разбрасываясь нереалистичными обещаниями.
— Хорошо, — миролюбиво соглашаюсь.
После того, как вас проносят на руках по лестнице, боевой настрой как-то гаснет. И у меня даже есть один — главный — вопрос, который прояснит всё.
— Как так вышло, что ты, владелец канала, в этом шоу — лишь режиссёр? Притом — один из многих? Это странно…
— Ничего странно, — Давлат смотрит пристально, в кои-то веки наши лица на одном уровне, — когда я купил «Отдыхай» — реалити-шоу «Новый мир» уже существовало. Там была своя редакция. По сути, это своеобразный анклав внутри канала. Закрытый клуб для избранных. И меня, как нового владельца, конечно, допустили, но в ближний круг посвящать не стали. А поскольку «Новый мир» сейчас уже не демонстрируется по телевидению, то они могли сохранять свободу и автономию.
— И ты не пытался поменять положение вещей? — вскидываю брови.
— Зачем? Меня всё устраивало. Я в доле, шоу приносит солидные барыши… — пытаюсь возразить, но он прерывает меня: — Только не надо мне сейчас о морально-этических принципах. Я тогда руководствовался другими «выгодно-невыгодно» и не очень парился о высоком и вечном…
— А потом… — подталкиваю я, рассматриваю его, чуть склонив голову к плечу, любуюсь… — что-то пошло не так, да?
— Потом — это коснулось меня, вернее, тебя, а через тебя — меня. Именно, как ты и говоришь — пошло не так. И я захотел это прекратить. Но — действовать нахрапом, набегом, наскоком. Ты ведь понимаешь, что люди, создавшие нечто, такого уровня, как «Новый мир», голыми руками не берутся. Сан был прав: многие пытались бодаться с ними — не вышло. На что ты вообще рассчитывала? Сан и сам в ближний круг не вхож, о чём тебе, засранец, не сказал.
— Но что же делать? — в отчаянии развожу руками. — Они же хотят что-то там сделать с Лампой…
— Предоставь это мне. Постараюсь выйти на режиссёра, которому дали её «реальность» и посмотрю, что можно сделать…
— А я? — мне хочется быть в гуще событий, ведь речь о моей подруге.
— А ты действуешь по плану — следишь за Зинаидой Сафроновной. Не нравится она мне.
Мне последнее время тоже.
— Помнишь, следующий пункт? — киваю. — И? Какие твои действия?
Вздыхаю и тянусь за телефоном…
В этот раз с Зинаидой Сафроновной встречаемся в клубе. Так проще не вызывать подозрений: я там администратор, она — сушист. Она уехала на работу сразу, как отправила меня к Сану для объяснений. А теперь вот и я добралась на рабочее место. Мы договорились пообщаться, в качестве укромного уголка выбрали подсобку, где хранится ненужный реквизит и старые костюмы.
Как же здесь пыльно! Пфф…
Забираюсь вглубь, где меня уже ждут. Разместиться особенно негде. Зинаида Сафроновна стоит, привалившись к стеллажу, а я присаживаюсь на край захламлённого подоконника.
— Ну что, просветил тебя Сан? — интересуется она.
Габариты у этой женщины такие, что она почти занимает собой крохотное помещение. Мне даже тяжко дышать становится. Хочется побыстрее закончить это общение и переместиться туда, где куда больше воздуха и простора.
— Просветил, — бурчу, — но сразу отвечу: вы со мной просчитались. Я не буду участвовать во всём этом бреде. И вам советую оставить в покое Лампу. Она только родила. Поимейте совесть!
— Кристин, — женщина-призрак вскидывает пухлую ладонь, — ты как прежде резка и категорична. А между тем уже поняла, что авария, в которую попал твой брат, случилась неспроста. Откуда ты знаешь, что с ним не случится что-то ещё?
Усмехаюсь:
— Угрозы! Удел слабаков и трусов. Когда заканчиваются аргументы, а умение играть честно отсутствует изначально, то начинается шантаж и запугивание.
— Слабость, значит, считаешь нас слабыми?
— Вас? — вскидываю брови. — С этого места поподробнее.
Она растягивает мясистые губы в улыбке.
— Думаешь, я здесь просто суши готовлю? Ну-ну!
— А чем же вы занимаетесь? — спрашиваю, хотя почти знаю, каким будет ответ.
— Наблюдаю, чтобы докладывать всё боссу. Реальному. Тому, кто за всем эти стоит.
— И кто же он? — понимаю, что она будет темнить и интриговать и дальше, но всё же надеюсь выудить хоть толику правды. — Вы знакомы с ним?
— Неблизко, — с явным сожалением произносит эта верная адептка, — даже лицо никогда не видела. Только руки. На одной из них татуировка с драконом. Вот здесь, на запястье, — показывает она. — Иногда он пытается перекрыть её часами. Но чаще не прячет…
— Черный дракон, значит, — повторяю, чтобы запомнить. — Звучит, будто он — босс мафии.
Зинаида Сафроновна пожимает могучими плечами:
— Одно другого не исключает.
— А как вы с ним связываетесь? — выдаю главное в лоб. — Мне бы попасть к нему, переговорить на счёт Лампы.
— Никак не успокоишься, — качает головой эта лжемама.
— Не успокоюсь, пока не прекращу этот бред в отношении лучшей подруги. Лампа заслужила покоя и просто наслаждаться материнством. Ей и так проблем хватило. Некоторых, по вашей вине, кстати. Уж могли бы доиграть в хорошую родительницу. Нет же, сами подпихнули в проект.
Женщина шумно вздыхает.
— Эх, Кристинка, — произносит печально, — ты всё такая же: за правду и напролом. Сама в пасть лезешь! Прямиком к дракону! А что касается связываться… Так он сам на человека выходит. Когда посчитает нужным.
На этом она щёлкает меня по носу и уходит. А я, выбираясь из каморки и идя в зал, взвешиваю, что у нас там в сухом остатке. Всё-таки какой-никакой информацией разжилась. Можно будет, скажем так, прикладывать её к окружающей действительности.
В зале у нас сегодня — необычный гость. За одним из столиков аккурат перед сценой пристроился… Башир Давидович. Сидит, положив ладони на трость, бородой в них упирается. Смотрит по-доброму.
— Какими судьбами? — подбегаю к дедушке, расцеловываю в обе щеки.
Старик расцветает.
— Да вот, — поводит тонкой, измученной подагрой, ладонью, — решил посмотреть, чем тут мои внуки занимаются. Какой нынче досуг у молодёжи.
Я, почему-то, густо краснею, представив, что сейчас на сцену выйдут девушки и…
Башир Давидович подмигивает мне.
— Думаешь, я не знаю, что здесь твориться? Я, конечно, порядочным семьянином был — а как иначе, с такой-то чудесной женой? — но всё же не совсем отсталый. Да и клуб этот Петру с Давлатом сам посоветовал купить, когда один мой клиент прибежал ко мне со срочной продажей. Мне-то самому несолидно, а ребятам в самый раз. Но с той сделки я здесь ни разу не был. А теперь решил вот заглянуть.
— И хорошо, — улыбаюсь, — сегодня у нас особенная программа. Никакой пошлости. Только танцы. Готовимся к Новому году, подбираем репертуар. Даже хоровод Снегурочек намечается…
Перемигиваемся, подначиваем друг друга.
— Угостишь старика, хозяюшка, — говорит он, чуть склоняя голову набок. — Против бокальчика красного даже мой врач возражать не станет.
— Отчего бы и нет, — подзываю официанта, делаю заказ, тот, оценив кто перед ним, почтительно раскланивается и тут же убегает исполнять.
А Башир Давыдович пристально рассматривает меня:
— Эх, Кристина, — говорит он, — хорошая ты девочка, правильная, даже жалко.
— Не надо жалеть, — улыбаюсь, — всё же хорошо!
— И наивная, и людям веришь, — продолжает старик с явным сожалением в голосе.
— Есть немного, — соглашаюсь; я не могу понять его сожалений о моей судьбе.
Ровно до той поры, пока не обращаю внимания на его запястье. Рукав пиджака чуть задирается, обнажая рисунок — зубастая рогатая морда щерится ехидно и со знанием дела.
Самый что ни есть настоящий дракон.
Башир Давидович перехватывает мой ошарашенный взгляд, понимает, куда тот направлен и… смущается. Спешно одергивает рукав, прячет зубастую рептилию.
— Эх, девочка, прости, — бормочет, оправдываясь, — покачнулся у тебя сейчас образ идеального дедушки, да? — смеётся. — Но я по молодости лет ещё тот огонь был! И глупец! Все мы, в молодости, горячие глупцы…
А я присаживаюсь рядом и начинаю судорожно соображать — он мне сейчас зубы заговаривает, играет или…? Что ещё — даже придумать не могу. От волнения сердце колотится в ушах.
Хочется вскочить, побежать найти Давлата и всё ему рассказать. Но тогда я спалюсь, вскроюсь. А нужно сначала всё разнюхать, всё узнать наверняка, а потом только действовать.
Официант приносит вино, разливает по бокалам. Я беру свой и, понимая, говорю:
— За семью и семейные начинания!
— Отличный тост, девочка, — мы пригубливаем по глотку. Я особенно аккуратно, памятуя, как недавно выпила шампанского с Давлатом. И что у нас тут кроты с крысами водятся. Пора бы уже провести дезинфекцию! И всю эту нечисть вымести прочь!
— Скажите, — вожу пальцем по краю бокала, — а какие ещё бизнесы ваших внуков вы… курируете?..
Старик усмехается:
— Выдумаешь тоже — курирую. Да я и не знаю до конца, кто из них чем занимается. Слыхал, вон Давлата на телевидение потянуло. — Наклоняется ко мне через стол: — Я это дело не очень чествую, — говорит. — Представь, там у них одни мужчины других… ну ты поняла.
Старик явно смущается вновь.
И я впадаю в ступор. Если бы он был в курсе шоу, то, наверняка, знал бы и о Роме с Саном. И точно бы внука по голове не погладил. Тогда что же у нас получается? Башир Давидович не босс? Ну, конечно не босс, отвечаю сама себе и вздыхаю с облегчением. Просто за последние дни на меня свалилось столько, что уже во всём видится подвох. Даже там, где его нет и быть не может. Действительно, татуировка с драконом просто совпадение. Так утешаю себя.
А Башир Давидович, между тем, продолжает:
— Но с другой стороны, детка, телевидение — это сила. Знаешь, в чём-то схожая с силой моих камней — скрытая, но очень привлекательная. А если ты владеешь такой силой — ты легко можешь завладеть миром. Подчинить его себе. Я ювелир, знаю, что говорю.
От этих рассуждений меня продирает жутью. А что если всё-таки он? Действительно, кому как не ювелирных дел мастеру знать о том, какие силы влияют на человеческий разум? Недаром же всякие астрологи и эзотерики столько говорят о камнях? Подбирают каждому свой. Мне вот советуют переливчатый и переменчивый александрит. Мы уже привыкли, если нам дарят украшение, лезть в сеть и читать о свойствах той или иной драгоценности. И нередко, если заглянуть в историю, камни кардинальным образом меняли людские судьбы. Чем не отредактированная реальность?
— Но ведь за всем этими влиянием и силой, — начинаю исподволь, — ломаются человеческие жизни… Разве играть живыми людьми хорошо?
Старик качает головой:
— Конечно, нехорошо, девочка, только вот люди порой сами лезут в эти игры. Некоторые считают, что таким образом смогут получить, как это вы там, молодые говорите, халявную власть над другими. Вот…
Да, в этом дедушка Башир прав: люди готовы на всё, чтобы их записали в так называемые властители дум — на преступления, на безумства…
Он или не он?
— Вот вы где? — раздаётся голос сзади, и я оборачиваюсь, чтобы встретится с сияющим взглядом мужа. Давлат не один. С ним мужчина довольно неприятной наружности. И это странно, ведь черты лица незнакомца, пусть и довольно грубые, будто тёсанные, но весьма гармоничные и привлекательные. Он значительно ниже Давлата и коренастее, но фигура ничего так, пропорциональная… Отталкивает же и делает его неприятным выражение глаз — пустых, безжизненных. Будто он не человек вовсе. Это пугает.
— Кристина, дедушка, — обращается к нам Давлат, — позвольте представить вам моего коллегу, Виктора Дробанта. Он — один из сооснователей телеканала «Отдыхай».
Дробант протягивает мне руку, и я вижу выползающую на ладонь морду дракона.
Ещё один! У них что, где-то целая драконоферма?
Этот Виктор неприятен — у него цепкий, сканирующий взгляд. А когда цепляется глазами с Баширом Давидовичем — искры плещут. Сразу видно — два хищника. Один — матёрый, хитрый, спокойный, другой — моложе, глуп ещё и плещет агрессией. Кто из них опаснее? Дедушку я вроде бы знаю. Но ключевое здесь вроде бы. Кажется, до конца его не знают даже дочери и внуки. А вот Дробант… Мама о таких говорила: «Жук!» В данном случае — жучара! Опасный, может напасть в любой момент.
Недаром же Давлат садится рядом и собственнически обнимает меня, будто очерчивает территорию. Здесь моё и буду рычать. Он тоже хищник. Но мой, ручной, домашний.
Дедушка стучит по столу подагрическими пальцами.
— Я телевизор давно не смотрю, — говорит медленно, будто смакует, тянет каждое слово. Ничего в этом не понимаю. Особенно, в ваших шоу. Но что может быть интересного в том, чтобы смотреть за жизнью других?
Виктор сидит верхом на стуле. Неприлично, слишком панибратски, однако, по ходу, так ему легче сохранять доминирующую позицию. Вернее, он так думает.
— Вы ошибаетесь, Башир Давидович, — говорит он. — Нет ничего интереснее людской жизни. Судьба иной раз так закрутит, как ни один сценарист не напишет и ни один режиссёр не снимет. Недаром же мы даже театральные постановки на убедительность проверяем их жизненностью. Помните, знаменитое: «Не верю!» Оно как раз об этом. Но есть и другой интерес: когда ты создаёшь подобное шоу — играешь в людей. Чувствуешь себя богом. А это похлеще любого наркотика будет.
От этих слов я ёжусь и сильнее прижимаюсь к мужу, ища защиты. Мне страшно. Так страшно.
А вот старику, похоже, нет. Он продолжает идти по этому льду:
— Игры в бога опасны, мой юный друг. Однажды они могут привести к тому, что в чужой игре марионеткой становишься уже ты сам. Другой, более сильный бог, приходит и начинает дёргать тебя за верёвочки…
Мне кажется, они говорят только между собой, не замечая нас, прощупывая и оценивая друг друга, перед тем, как кинуться и вцепиться в глотку врагу. Они понижают голоса до шепота, слова произносят с шипением и рычанием. Ни дать ни взять драконы, что выясняют отношения за территорию. Миг — полыхнут друг в друга пламенем, изрыгнут серу и тогда погибнет всё живое на километры вокруг.
Виктор хмыкает:
— Не родился ещё тот кукловод, — произносит заносчиво, — чтобы меня дёргать.
В ответ дедушка лишь качает головой:
— Вы слишком молоды и самонадеяны, друг мой, — по тонким старческим губам змеится лёгкая улыбка. — Когда по жизни ведёт гордыня — легко оступиться и сверзиться в пропасть…
Они играют, а я мечусь между ними. Эти обтекаемые речи говорят о том, что тем-самым-боссом может оказаться любой из них. Понять бы кто?
Ответ приходит быстрее, чем я ожидала.
Давлат поднимается и говорит:
— Дедуль, тебе пора. Ты только недавно в себя пришёл. Тебе нужно больше отдыхать и расслабляться.
Башир Давидович улыбается:
— А я тут и отдыхаю с твоей прелестной женой. Мне Кристинка хоровод Снегурочек обещала, я с места не сдвинусь, пока не увижу.
Я едва не ляпаю: а мне тут кое-кто стриптиз задолжал, но никак не спешит отдавать, но вовремя прикусываю язык.
— До Снегурочек ещё полчаса, идём в кабинет, приляжешь, — настаивает Давлат.
— Отпустишь, Кристин? — смотрит на меня с прищуром старик.
— Буду настаивать, — улыбаюсь в ответ и целую в дряблую щёку. — Это вам стимул.
— Ну, теперь точно отдохну, от души…
Дед и внук уходят, а я, проводив ставших мне дорогими мужчин, сжимаюсь в комок под пристальным взглядом хищника. Я не буду сожрана лишь потому, что принадлежу другому, а этому тот другой ещё нужен не во врагах…
— Ну а теперь, пока мы одни, — наклоняется ко мне через стол Дробант, — поговорим о твоей подруге… Ты ведь за этим хотела меня видеть?
А вот и ответ.