МОЙ ТЕМНЫЙ ПРИНЦ – Л. ДЖ. ШЭН, ПАРКЕР С ХАНТИНГТОН


ДОРОГА ТЕМНОГО ПРИНЦА [2]


Переведено каналом Книжный шкаф


https://t.me/lilybookcase



Просим НЕ использовать русифицированные обложки книг в таких социальных сетях, как: Тик-ток, Инстаграм, Твиттер, Фейсбук.

Текст предназначен для ознакомительного чтения. После прочтения просьба сразу удалить файл. Этот материал может быть защищен авторским правом.



АННОТАЦИЯ


ОЛИВЕР



Обычно я не заманиваю женщин с амнезией в ловушку брака. Но, наверное, все бывает в первый раз. Когда женщина моей мечты падает мне на колени, я не могу не задаться вопросом, что еще она может сделать в таком положении. Она здесь. В моем доме. По моей милости. И она думает, что мы были любовниками все это десятилетие.



БРАЙАР



Я выхожу за красивого монстра.



За мошенника. За самого богатого холостяка Америки.



Он утверждает, что мы любим друг друга, но в наших поцелуях я ощущаю лишь ненависть и похоть. Я не помню, почему и как. Но я точно помню, что он враг.



Теперь я застряла в кошмаре.



И Оливер сделает все, чтобы я оставалась в неведении.



Девочкам, которые научили себя, что такое любовь... Вы превратили разбитые части в броню, а шрамы - в истории.



ТРИГГЕРЫ


Это темный роман, который может содержать триггерные материалы. Полный список триггеров смотрите на сайте: https://www.shor.by/MDPtriggers


«Сто лет для стойкого сердца - всего лишь день».

— Спящая красавица





САУНДРЕКИ


Come Away With Me—Norah Jones

All You Wanted—Michelle Branch

After Tonight—Justin Nozuka

100 Ways—Jackson Wang

everything sucks—vaultboy & Eric Nam

What I’m Missing—Timmy McKeever

Colors—Halsey

Have We Met Before—Sarah Barrios & Eric Nam

Back to Me—The Rose

Slow—Jackson Wang & Ciara

Invitation—JUNNY ft. Gaeko

vampire—Olivia Rodrigo

Shameless—Camila Cabello

It’s You—HENRY

lowkey—NIKI

Pacify Her—Melanie Martinez

Honey—Kehlani

Does She—Yuna & Jay Park

La La La—Naughty Boy & Sam Smith

She’s In The Rain—The Rose

deja vu—Olivia Rodrigo

Hearts—James Lee

chances—thuy & DCMBR

LIKE THAT—BABYMONSTER

Other People—Amber Liu

It’s You—MAX ft. keshi

Memories—Conan Gray

Shouldn’t Be—Luke Chiang

Losing You—FLO

Still Life—BIGBANG

COME BACK HOME—2NE1

Sinking—James Lee ft. Shan Yichun

Bed Peace—Jhené Aiko & Childish Gambino





ПРОЛОГ

Брайар

Я не героиня своей истории.

Я также не злодейка.

Я побочный персонаж - в чужих книгах.

Нежеланный ребенок, которого собственные родители сочли нелюбимым.

Я жила в тени, зажатая между переполненными страницами чужих историй, как увядшая роза. Пока он не вытащил меня из удушливой бумаги, поливая светом, пока я не расцвела, став той, кем, как он знал, я могла быть.

Оливер фон Бисмарк.

Мой лучший друг. Моя тайная влюбленность. Моя первая любовь...

А в наши дни? Мой горький заклятый враг.

Может, Олли и забыл меня, но я помню шрамы, которые он оставил после себя.

Говорят, лучшая месть - не быть похожим на своего врага.

Я выросла доброй, надежной и ответственной. Все то, чего не хватало ему.

Благодаря ему я больше не роза.

Я - шип.



1

Брайар Роуз

Четырнадцать лет


Его здесь нет. Прекрати его искать.

Я отвернулась от вечеринки и заставила себя сосредоточиться на волнах, которые боролись под зловещей луной. По небу рассыпалось звездное покрывало, сопровождавшее меня, пока я сидела на мощеной террасе Шильонского замка.

Вокруг меня шумели люди - танцевали, флиртовали, смеялись, жили. И все же я никогда не чувствовала себя такой одинокой.

Каждое лето фон Бисмарки устраивали грандиозный бал в честь своего приезда в Швейцарию. Сотни родовитых аристократов и магнатов Европы съезжались в пышный средневековый замок на берегу Женевского озера, чтобы похвастаться связями с одним из старейших королевских родов в мире - двое из них были моими заносчивыми родителями.

Оливер уже должен был быть здесь, бродить по коридорам или планировать изощренные розыгрыши. Он появится торжественно тогда, когда будет готов, и ни секундой раньше.

Не ищи его. Имей самообладание.

Слишком поздно. Предательское тело действовало по собственной воле, заставляя меня вернуться на вечеринку в поисках этих бледно-золотистых кудрей и озорных глаз.

Танцовщицы до отказа заполнили открытый бальный зал, лишив меня всякого шанса заметить его. Пастельные бальные платья, словно облака сахарной ваты, вихрились по каменным плитам с практической легкостью. С многоярусной сцены барочный оркестр благословил нас богатыми струнами «Маскарадной сюиты I» Арама Хачатуряна. Один из моих любимых вальсов.

Я разгладила юбку своего ирисно-розового платья, зная, что родители не станут укорять меня за то, что я испачкала наряд об кирпичи террасы. Чтобы заметить вопиющее неуважение к атласному платью, они должны были сначала заметить, что я жива. Неудобный факт, о котором они изо всех сил старались забыть.

Я бросила взгляд под веранду. Если бы я упала, то ударилась бы о крышу, а потом скатилась бы прямо в гравий. Высота была десять, может, двенадцать этажей. Достаточно, чтобы убить меня. Я повернулсь к родителям, которые стояли рядом со своими друзьями в нескольких футах от меня.

Они не видели, что я сидела на краю.

Они вообще меня не замечают.

— Итак... — Женщина в оливковом платье уставилась на моих родителей из своего фужера с шампанским, ее шикарный акцент добавлял слоги там, где их не было. — Куда вы отправляетесь дальше, раз уж филиал в Цюрихе работает?

Папа работал в Luxor Trust, бутиковом банке, который специализировался на «массаже яиц богатых засранцев». Это его слова, не мои. Он занимался управлением, и в его должностные обязанности входило целовать неимоверное количество задниц, открывать новые офисы, чтобы удовлетворить международный спрос Luxor, и таскать нашу семью с собой в каждый уголок Земли, занятый миллиардерами.

С пеленок я знала только внутренности чемодана. Дом был абстрактной идеей. Это то, что было у других детей. В четырнадцать лет я уже жила в Лондоне, Токио, Париже, Монреале, Цюрихе, Эр-Рияде и Будапеште. Несмотря на американский паспорт, за всю свою жизнь я провела в Штатах всего несколько месяцев. Когда меня спрашивали, откуда я родом, отвечала, что из Нью-Йорка. Но на самом деле у меня не было происхождения. Не было начала моей истории.

Если только Оливер фон Бисмарк сможет помочь. Вернее, если ты сможешь его убедить.

— О, даже не начинайте рассказывать мне о нашем следующем приключении. — Мама провела наманикюренными пальцами по черному бобу, свободной рукой царапая папин костюм от Prada. — Компания Джейсона хочет, чтобы он открыл новый филиал в Буэнос-Айресе. Ты знаешь, как я люблю этот город. Я сама наполовину аргентинка.

— Как Брайар Роуз переносит все эти переезды? — Муж Олив Дресс покрутил вино в своем бокале. — Однажды мы с Фабьенн переехали на Аляску на три года. По работе, разумеется. Дети были в ярости. Должно быть, это тяжело для подростка.

— В академическом плане она всегда преуспевала. — Мамина спина выпрямилась. Так было всегда, когда речь заходила о ее самой нелюбимой теме - обо мне. — Она учится на дому у лучших репетиторов Европы и на следующей неделе заканчивает курс многомерного калька в Оксфорде. В прошлом году Ле Роузи дважды пытался ее завербовать, но вы же знаете, как это бывает при частых переездах. — Вынужденный вздох протиснулся сквозь стиснутые зубы. — Так трудно на что-то решиться.

Она упустила из виду, что я пошла на занятия только потому, что услышала, что Оливер может на неделю приехать в Бирмингем. Всего в часе езды на поезде от Оксфорда.

Ты даже не пытаешься изобразить спокойствие, Брайар Роуз.

Этот корабль уплыл, когда я начала просматривать сплетни в поисках новостей о семье фон Бисмарков в перерывах между сомнительным потреблением авокадо королевской семьей и громкими голливудскими разводами.

Олив Дресс похлопала маму по плечу.

— Брайар Роуз всегда была смышленым ребенком. В этом никогда не было сомнений.

В отличие от этой незнакомки, я не обманывала себя, принимая мамину оценку успеваемости за восторженный пятизвездочный отзыв. Не тогда, когда из нее, как вода из прорвавшейся плотины, просачивалась оборонительная реакция. Один порыв ветра - и мама опрокинулась бы навзничь от напряжения.

Олив Дресс хмыкнула, притворяясь сочувствующей.

— Как она справляется с социальными проблемами?

— Социальными... — Мамины губы сжались так плотно, что можно было раздавить бриллианты. С ее щек стекала каждая унция тепла. — Ну, она немного застенчивая и тихая по натуре. Не думаю, что ее это сильно волнует.

Мне не все равно, мама. Мне так не все равно, что иногда это меня душит.

— И мы не можем останавливать свою жизнь ради ребенка, ради всего святого. — Папа выхватил из маминых пальцев фужер с шампанским и бросил на проходящий мимо поднос. — Этот новомодный подход к воспитанию детей не для нас. В наши дни люди растят отродья.

У меня заслезились глаза. Я заставила себя сосредоточиться на танцующих парах, чтобы заглушить боль. Под слоями ткани мои ноги двигались в такт вальсу, с каждым взмахом ударяясь о перила веранды. Правая нога - назад. Левая нога - в сторону. Обе ноги - вместе. Левая нога - вперед. Правая нога - в сторону. И повторить.

Мои мышцы покалывало. Каждая косточка в теле хотела танцевать. Я завороженно наблюдала за тем, как люди кружатся, кружатся и кружатся, и их смех проносился по моему позвоночнику, как порция эспрессо.

Буэнос-Айрес.

Я впервые услышала об их планах. Джейсон и Филомена Ауэр никогда бы не позволили ребенку задавать вопросы не по делу - и уж точно не о будущем, которое они полностью контролировали.

— Такие эгоистичные вопросы расстраивают твоего отца, — укоряла мама всякий раз, когда я затрагивала тему наших постоянных переездов. — Тебе не стыдно, что ты такая неблагодарная и избалованная? Неужели ты думаешь, что все дети живут в такой роскоши?

Нет. Я вовсе так не думала. Проблема была в том, что мне не нужна была дизайнерская одежда, пентхаусы на небоскребах и шикарные рестораны. Мне нужны были верные друзья, домашняя еда и игра в ромми с родителями в ленивые вечера каникул. О таких вещах Оливер фон Бисмарк рассказывал сказки - такие красивые и чужие, что я не верила, что они могут быть правдой. И все же мне отчаянно хотелось, чтобы это было так.

Когда-нибудь у меня это будет. Счастье. Свобода. Друзья, настолько близкие, что они стали семьей.

Мама вздохнула.

— Во всяком случае, мы нашли решение.

Для меня это новость. Решение? Для моего одиночества? Может, мне наконец-то разрешат завести собаку?

— О? — Я повернула голову в их сторону и успела заметить Олив Дресс, наклонившуюся вперед. — И каково же решение?

Папа повернул запонку так, чтобы наш фамильный герб лежал вертикально.

— С сентября Брайар Роуз будет учиться в Surval Montreux.

Моя кровь застыла в жилах. Surval Montreux была школой-интернатом для девочек. В Швейцарии. Они бросали меня здесь. Они даже не обсудили это со мной.

— Surval Montreux? — Платье Олив Дресс завибрировало, и она отпрянула назад, словно одна мысль об этом оттолкнула ее. — А почему не Le Rosey?

Мама погладила жемчужину Mikimoto, лежащую на ключице, и отвела глаза в сторону, как будто разговор ей наскучил.

— Ну, мы же не можем допустить, чтобы она без присмотра взрослых болталась по Европе с мальчиками, верно?

Перевод: зачем устраивать скандал, которого можно избежать, если моя дочь может просто быть несчастной?

Папа положил ладонь на мамину спину и уставился на нее так, словно она была единственным человеком в его жизни, который имел значение. А ведь так оно и было. В конце концов, я для него не существовала.

— Так будет лучше для всех. — Он помассировал ей небольшую часть спины. — Последней нашей станцией был Цюрих, а в Брайар-Роуз превосходный французский. Школа предлагает систему AP, так что проблем с переводом не будет. У нее будет много возможностей встретить новых друзей.

Они отправляли меня в школу-интернат.

Они отказываются от меня в Европе и без раздумий переезжают в Южную Америку.

И что самое ужасное? Несмотря на то, что мое тело тряслось от ярости и страха, не могла найти в себе силы противостоять им. Чтобы вмешаться. Сказать им, что я ни при каких обстоятельствах не соглашусь перестать жить с ними. Не потому, что они были прекрасными родителями, а потому, что были моим единственным ощущением нормальности, каким бы ничтожным и жалким оно ни было.

— Обнимашка? — Знакомый тенор вывел меня из липких, как смола, мыслей.

Я мотнула головой в сторону голоса. Его обладатель шел ко мне неторопливой походкой, одетый в сшитый на заказ костюм из четырех частей. Люди приостановились вокруг нас, чтобы проследить за движениями парня, но его глаза по-прежнему были устремлены на меня. Наши взгляды сплелись, и его фирменная коварная улыбка приподняла уголок рта.

Меня охватила неистовая радость. Ее прикосновение было мимолетным, как перьевой поцелуй, но я не стала за него цепляться. Я знала, что он вернется. Потому что он наконец-то пришел.

Оливер фон Бисмарк.

Граф Каринтии.

Старший сын Феликса фон Бисмарка, герцога Каринтии.

И мое личное падение.



2

Брайар Роуз


Гермес. Вот кого он мне напоминал. Греческого бога плодородия, музыки и обмана. Всего развратного. С его волнистыми пшенично-русыми кудрями, голубыми глазами цвета Веджвуда и патрицианскими углами. Единственным малейшим изъяном в богоподобных чертах Оливера была его косичка. Этот вихрь волос казался мне личной победой. Он доказывал смертность, парень был таким же, как и мы, а не полностью отделенным от остальных. От меня.

Брови Олли сошлись вместе.

— Эй, что случилось? — Он сжал мои руки в своих, оттаскивая меня от края террасы. — Ты сидишь в опасной близости от края и выглядишь так, будто вот-вот заплачешь.

Я и вправду собиралась плакать. Мои родители бросали меня в Швейцарии. Планировали ли они когда-нибудь рассказать мне об этом? Или однажды я проснусь в пустом доме?

Пот покрыл мои ладони. Если бы я могла почувствовать что-то помимо шока, я бы знала, что они холодеют от паники. Я хотела рассказать ему все. А я не хотела говорить ему ничего. В конце концов, Оливер фон Бисмарк был единственным человеком в мире, который думал обо мне больше, чем о чем-то второстепенном. Я отказалась обременять его своими проблемами. Наше совместное лето должно было быть веселым. Светлым.

Я заставила себя рассмеяться, поднялась на ноги и стряхнула с задницы гравий.

— Правда?

— Ага. У тебя подводка потекла. Только не говори мне, что это новая тенденция. Прошлым летом это было наращивание волос в носу. Тебе никогда не понять, как это – сойти с длинного рейса и обнаружить, что асфальт полон фурри. Я думал, что приземлился не на той планете.

Я чуть не рассмеялась, поворачиваясь, чтобы смахнуть дурацкую тушь, которой накрасил меня мамин визажист. Внимание толпы сразу же обрушилось на нас. Я никогда не привыкну к этому. Да и не нужно было. Такое случалось только тогда, когда меня сопровождал Олли. Он обладал собственной гравитацией, и, когда приближался, никто не мог вырвать его из этого состояния.

—У меня щиплет глаза. Наверное, от того, что я слишком близко подошла к огненному шоу внизу. — Я пробиралась сквозь любопытных светских львиц, бесцельно блуждая. — Чем ты хочешь заняться?

Мы всегда исследовали места, пробираясь на кухню и воруя торт, когда обслуживающий персонал отворачивался. Это было негласное соглашение, что мы проведем все лето вместе. У наших родителей были дома у озера, расположенные в трех метрах друг от друга. Каждый год я с затаенным дыханием ждала, не передумает ли Оливер, не отправится ли в лагерь с ночевкой или просто не будет отрываться от своих друзей из DMV.

Он всегда возвращался ко мне.

Олли поймал мой шаг, возвышаясь надо мной своим невозможным ростом.

— Сначала потанцуем.

Он схватил мою ладонь и потащил на танцпол. Я наткнулась на его грудь, тихонько вздохнув, не готовая поднять голову и заглянуть ему в глаза. Он был возмутительно красив, а еще он был моим лучшим другом. Ну, моим единственным другом.

В свои пятнадцать лет я была уверена, что Олли уже целовался со многими девушками, и это подозрение приводило меня в ярость. Я хотела, чтобы он стал моим первым поцелуем, но возможность потерять то, что у нас было, пугала меня.

— Танцевать? — Я фыркнула, пытаясь высвободить свои пальцы из его. — Ты ненавидишь танцы, Олли.

— Боюсь, я не могу упустить шанс опозорить тебя.

— Единственный человек, которого ты поставишь в неловкое положение, - это ты сам.

Ложь. Если бы он захотел, Олли мог бы участвовать в профессиональных соревнованиях. Как только он смог ходить, не опрокидываясь, его прусская бабушка, шестикратная победительница Блэкпула, научила его бокс-степу.

— Я слишком горяч для своего собственного блага. — Он вывел меня в центр танцпола и остановился. — Я должен в чем-то провалиться.

Склонив голову, он посмотрел на меня. В его глазах был озорной блеск, а на губах - опасная ухмылка. Мое сердце разлетелось на миллион бабочек. Если родители уедут, это будет наше последнее лето вместе? От этой мысли у меня в кишках поднялась желчь. Я сглотнула и положила ладонь на его протянутую руку. Как только его пальцы сжали мои, песня стихла.

Я отдернула руку, надеясь, что мои щеки не выдадут моих нервов.

— Какой скромный.

Он выпрямился и вернул мою руку, как будто это было естественно.

— Просто подожди.

Как по команде, оркестр начал «Спящую красавицу» Чайковского. Его хихиканье доносилось до моих ушей, как звон коринфских колоколов. Я совершила ошибку, взглянув на него, и успела заметить, как он зажегся. Он был слишком красив. Это было так несправедливо. Он должен быть уродлив как грех. Тогда он был бы полностью в моем распоряжении, и я все равно любила бы его, ни на унцию меньше. Это был лучший секрет Оливера. Его великолепная внешность не шла ни в какое сравнение с тем, насколько он был совершенен внутри.

Он обхватил меня за спину, притягивая ближе.

— Ну-ну, если это не твоя песня.

— Моя песня? — Я моргнула, отчаянно пытаясь привязать себя к настоящему. Забыть о бомбе, которую заложили мои родители перед приездом Олли.

— Да. Ты спящая красавица, глупышка.

— Я очень даже бодрствую... хотя вздремнуть - самое то, — пошутила я, чувствуя себя неловко, когда пожилые пары расчищали нам дорогу, задерживая взгляды на наших плавных движениях.

Со стороны это выглядело так, будто мы с Олли тренировались годами. Мы двигались вместе, как река, встречающая океан, вращаясь и кружась, наши тела тесно переплетались. На один сладкий миг я притворилась, что он мой, а я его. Что мои родители не предали меня. И что я знаю, и всегда знала, что такое любовь к дому. Дома, где есть сердце, а не адрес.

— Тебя зовут Брайар Роуз, как и принцессу. — Олли обнял меня, пока наши руки тянулись друг к другу. — К тому же ты на нее похожа.

— Она вымышленный персонаж, Оливер. — Я подняла ногу, задрав пальцы к небу.

Вокруг нас люди хлопали. Пять минут назад они даже не заметили, как я оказалась в порыве ветра от смерти.

— Ну и что? Ты до смерти похожа на диснеевского персонажа. — Он изучал меня голодными глазами. — Длинные темно-русые волосы, дугообразные брови, розовые губы. — Он сделал паузу и нахмурился, чтобы получше рассмотреть мое лицо. — Никаких ногтей.

На этот раз он искренне рассмеялся. Я похлопала его по груди. Он никак не мог заставить меня смеяться после услышанных новостей. Как всегда, Оливеру удалось невозможное.

— У меня есть ногти. — Я развела руками, чтобы доказать свою правоту.

— Едва ли. Ты обгрызаешь их, как будто это гребаные пряники, подружка.

— У меня напряженная жизнь, ясно?

— Я понимаю. Трудно быть такой красивой и умной, когда все вокруг тебя - середнячки. У меня та же проблема. Мы должны создать клуб.

Еще одна волна смеха прокатилась по моей груди.

— Прекрати. Ты меня раздражаешь.

— Заставил тебя улыбнуться. — Его глаза искрились юмором. — Я знал, что смогу. Я такой неотразимый.

Ты даже не представляешь.

Я вернула свою руку ему, протрезвев.

— Как прошел твой год?

— Хм. Посмотрим. — Он наклонил меня вниз, и моя грудь оказалась на уровне его глаз. Ну, грудь - это слишком громко сказано для того, чем она была. — В школе все было хорошо. Мой папа строит еще три отеля в Японии, поэтому он не так часто бывает дома.

— И как?

— Никто не заметил.

Я знала, что он шутит, так же как знала, что он очень любит свою семью. В наших кругах люди относились к своим семьям как к разменным картам, которые можно было перетасовать, когда возникала необходимость. Вопреки всему, фон Бисмарки действительно нравились друг другу.

Я надулась, потирая большим пальцем его запястье.

— Мне жаль, что ты провел год вдали от отца.

Он пожал плечами в своей беззаботной манере Оливера.

— Бизнес есть бизнес. К тому же, он купил мне подарок за то, что я бросил тебя в твои годы становления, и он довольно эпичный.

— Дай угадаю. Потайная дверь?

— Во-первых, это было в моем рождественском списке много лет назад. Во-вторых, «Лев, колдунья и платяной шкаф» - это классика. — Он закружил меня так быстро, что мои пальцы впились в его плечи. — Он подарил мне дом на Дороге Темного Принца.

Год за годом Оливер сетовал на то, что два его лучших друга живут на одной улице, а он - в причудливом особняке площадью 17 000 квадратных футов на противоположной стороне Потомака, штат Мэриленд. Не дай бог, если они устроят без него хаос, и неважно, что у Закари Сана в заднице постоянно торчит палка, а Ромео Коста не может найти Фан на карте с GPS, компасом и Дорой-исследователем на быстром наборе. (Это слова Олли, не мои. Я никогда с ними не встречалась, и, честно говоря, такая возможность меня пугала. Серьезно, Олли как-то обмолвился, что семья Ромео оставила за собой след из тел, достаточно большой, чтобы заполнить круг Ада).

— Дом? — повторила я, пытаясь заглушить укол ревности, пустивший корни в моей груди. Мысль о том, что я могу жить рядом с людьми, которые меня любят, вызывала слезы зависти на моих глазах.

— Самый большой на улице. Мама разрешила мне жить в нем, как только мне исполнится восемнадцать, - при условии, что я буду навещать ее каждый вторник и разрешу Себу ночевать у себя.

В тринадцать лет младший брат Олли заботился только о своей семье и гребле. Мы с Себастьяном неплохо ладили, но я находила его слишком холодным и резким для массового потребителя.

— Ты заставишь своих соседей пожалеть о том дне, когда они переехали сюда.

— Миссис Коста уже позвонила маме, умоляя ее передумать. В любом случае, уже слишком поздно. Я уже построил там конюшню.

— Для чего?

Зная Оливера, это могло быть что угодно - от мастерской по изготовлению бомб-вонючек до микропивоварни. Он был склонен уважать свои прихоти, делая то, что ему нравится, только потому, что он может. Если бы Оливера отправили в школу-интернат, он, скорее всего, нанял бы кого-нибудь вместо себя или использовал бы кампус как почву для революции.

Олли наклонил руку, незаметно подправляя мою позу до нужной.

— Родители купили мне новую лошадь, которая, кажется, каждый день набирает свой собственный вес. К тому же это место на воде, а Себ умирает от желания тренироваться там.

— Он все еще смехотворно хорош в гребле?

— Думаю, он собирается на Олимпиаду.

— А поло?

— Поло было хорошим. Мы выиграли национальный чемпионат. — Олли пожал плечами и отмахнулся от своего достижения. — А ты как, Обнимашка? — Он подмигнул. — Разбиваешь сердца в этом году?

Я не могла понять, говорит ли он серьезно или дразнит меня. Конечно, он знал, что у меня нет ни друзей, ни тем более поклонников.

— Сейчас я изучаю латынь и мандарин. Родители говорят, что это поможет мне при поступлении в колледж. — Я порылась в своем мозгу в поисках чего-нибудь не совсем занудного и унылого, чтобы произвести на него впечатление. — О, а еще я сама сшила это платье. Я испортила пару стежков сзади, но в целом оно довольно аккуратное, правда?

— Оно идеально.

Я закинула ногу назад, потом вперед.

— Спасибо.

Он закружил нас в очередном вираже.

— И тебе, кстати, тоже.

Я откинула голову назад, смеясь.

— Теперь ты просто так говоришь.

— Я никогда не говорю просто так. — Его черты прояснились, губы сжались в ровную линию. — Я абсолютно серьезен, Обнимашка.

Мы остановились как раз перед окончанием песни. Восторженные хлопки эхом отдавались у меня в ушах. Я ошарашенно огляделась по сторонам. Вокруг нас образовался человеческий круг, предоставив нам личное пространство для танца. Я поискала в пятне зубастых улыбок лица своих родителей и ничего не нашла. Тем временем Феликс и Агнес фон Бисмарк с нежностью смотрели на своего сына. Мое сердце билось о клетку. Где были мои родители? Почему они никогда не гордились мной?

Оливер схватил меня за руку.

— Идем скорее. Я хочу тебе кое-что показать.

Мы пробились сквозь густую толпу, проскочили мимо отдельного входа и сбежали вниз по узкой мощеной лестнице. Как и во всех средневековых особняках, хорошая погода не помогала бороться с сырым воздухом и морозным холодом.

— Помедленнее. — Я подтянула юбки, чтобы не споткнуться о них на ступеньках. — Я надела каблуки. — Они не были высокими, но все же. Я не могла угнаться за Оливером, когда наши пальцы сцепились, и он наполовину тащил меня к месту назначения.

— Подруга, ты медленнее, чем мертвый ленивец. — Он развернулся и подхватил меня на руки, как будто я ничего не весила, и понес вниз по лестнице по двое.

Я обхватила его за шею.

— Это, во-первых, грубо.

В его груди раздался смешок, но он не ответил мне.

Я понизила голос до шепота.

— Во-вторых, куда мы идем?

— Себ нашел тайник с алкоголем, и он великолепен.

Он вихрем пронесся вниз по лестнице. Это был не первый раз, когда мы воровали выпивку во время летних вечеринок. Мы начали с того момента, как мне исполнилось одиннадцать и я случайно выпила мамино вино вместо яблочного сока. Мы никогда не напивались по-настоящему, но запретное всегда казалось самым сладким на вкус.

Через шесть лестничных пролетов мы выскочили к выходу. Олли поставил меня на землю и взял за руку. Мы помчались к винограднику, хихикая между вдохами и спотыкаясь о собственные ноги. Желтые факелы вели нас в темноте. Мощная музыка гремела под ногами, грязь заляпала подол платья, на которое я потратила несколько недель, и где-то по пути Олли потерял свой галстук-бабочку.

Я шла за ним, моя рука все еще была в его руке.

— Просто подожди, пока не увидишь это. — Его слова танцевали на ветру, музыка и свет приглушались, чем дальше мы бежали. — Он также нашел ящик со старыми книгами.

— Он взял книги?

— Да.

— Он даже не читает.

— Мы надеемся, что в них будет несколько пикантных сцен.

Мы бежали несколько минут, пока не добрались до заброшенной конюшни на дальнем конце участка. Достаточно далеко от вечеринки - от моих родителей - чтобы я снова могла дышать. Ну, как только я перевела дыхание.

Олли не выглядел измотанным, так как он включил свой телефон и светил фонариком.

— О, черт. Я кое-что забыл. — Он сунул телефон в рот, держа его зубами, и достал из внутреннего кармана смокинга смятую коралловую розу. Ухмыльнувшись, он заправил обрезанный стебель в мои волосы, а телефон опустил обратно в руку.

— Роза для Брайар Роуз. — Он подмигнул. — Ты же не думала, что я забуду, правда?

Я покачала головой. Я знала, что он не забудет. Он никогда не забывал. Каждое лето Оливер непременно начинал с того, что дарил мне розу, чтобы напомнить о том, кто я такая. Этот договор мы заключили с тех пор, как в семь лет я попыталась сбежать из дома, чтобы встретиться с бабушкой и дедушкой. Мама и папа никогда не позволяли мне этого. Они называли их дурным влиянием, золотоискателями и «белым мусором».

Оливер плечом открыл раздвижную дверь сарая. Пыльный бетон и ряд открытых стойл встретили нас. Как только мы переступили порог, в ноздри ударил запах старого дерева и засохшей мочи.

— Себ? — Голос Олли эхом отразился от стен.

— Прямо здесь. — Игривый смешок донесся из последней кабинки.

Мы обнаружили Себа, прислонившегося к деревянной стене и потягивающего открытую бутылку вина. На заплесневелом тюке сена лежал блейзер, выброшенный без оглядки на ценник. Хрустящая рубашка была полностью расстегнута, обнажая золотистую грудь, подтянутую и загорелую от многолетних тренировок по гребле. Если Оливера можно было принять за греческого бога, то Себастьян напоминал картину эпохи Возрождения.

Мама Олли как-то объяснила, что это имя привлекло ее во время детского отпуска в Тоскане. Они совершили вынужденную посадку в Великобритании и решили сделать остановку в Лондоне. Судьба привела ее к знаменитой картине «Мученичество святого Себастьяна», где она заглянула в глаза измученного святого, мучимого и непоколебимого, и решила назвать сына в его честь.

Без мускулов и громоздкой фигуры Себастьян был бы почти по-девичьи красив. Он относился к своим длинным ресницам, игривым льняным локонам и большим глазам цвета ясного летнего неба как к надоевшим аксессуарам. В этом и заключалась особенность Себа. В нем всегда было что-то трагическое. Как в святом. Высокомерное упрямство, которое заставляло меня переживать за него.

— Привет, БР. — Себ направил свой фонарик на мое лицо. — Вижу, ты избавилась от этих ужасных брекетов.

Я поморщилась от яркости, заметив рядом с ним ящик, полный книг.

— Если хочешь сохранить зубы в целости, лучше следи за тем, как с ней разговариваешь, — предупредил Олли.

— Идем, идем. — Себ проигнорировал его, похлопывая по грязи рядом с собой своими оксфордами Berluti. — Я могу вас заинтересовать... — Он повернул бутылку с вином за горлышко и прищурился на этикетку. — Domaine Leflaive Montrachet Grand Cru? (прим. высококачественное бургундское белое вино) — Он икнул. — Или то, что от него осталось, в любом случае.

Я высвободила свою руку из руки Оливера.

— М-м-м... конечно.

— Ты начал пить без нас? — Олли ворвался в кабинку и выхватил фонарик, направив его брату в лицо. — В чем твоя проблема?

Себ прищурился.

— Здоровая смесь изнурительного беспокойства, неуверенности в себе и мании величия. — Он глотнул из бутылки. — А у тебя? — Ему всегда удавалось говорить как тридцатилетнему разведенному человеку на пороге кризиса среднего возраста.

Оливер покачал головой.

— Господи, да ты просто в хлам.

Себ пожал плечами, сделав еще один глоток вина. Он опустился на подстилку из хрустящих листьев и рассмеялся.

— Я предпочитаю термин «комфортное онемение».

— Посмотрим, как ты будешь чувствовать себя, когда твое лицо проведет ночь в унитазе, а тебя вырвет через рот, ноздри и уши. — Оливер поправил брата. — От тебя воняет вином. Мама с папой обделаются, когда увидят тебя.

Его слова ударили меня прямо в грудь, пронзив ее злобной, навязчивой ревностью. Во-первых, потому что у Олли и Себа были родители, которые действительно заботились о них настолько, чтобы поднимать шум по поводу частного пьянства несовершеннолетних. Были бы и наказания, и разговоры, и последствия. Может быть, даже слезы. Во-вторых, потому что я знала, что до этого никогда не дойдет. Олли никогда бы не позволил своим родителям узнать об этом. Он спрячет Себа и будет сам выхаживать его. Возьмет вину на себя, если понадобится. Оливер и Себастьян были яростно преданы друг другу.

— Ты вообще слушаешь? — Олли пнул Себа кончиком остроносого ботинка.

Тот ответил громким, звучным храпом, подтверждающим, что он заснул. Оливер фыркнул, разжимая пальцы Себа от бутылки с вином.

Он повернулся ко мне, пожав плечами.

— Ну что, пойдем?



3

Оливер


Спустя одну импровизированную кровать и одного брата-идиота я проскользнул в кабинку, которую занимала Брайар Роуз. За две минуты нашего разговора она успела прислониться к деревянной стене, заслоняясь рукой от ящика с книгами, который Себ украл по прихоти.

Что-то в ней было от сказки - из первых глав, где жизнь обрушивает на принцессу груду кирпичей и она на пороге узнает, какая она плохая задница.

За последние пару лет Брайар Роуз стала очень красивой. На нее невозможно было не смотреть, хотя я не мог определить, чем именно она так отличается от остальных. Конечно, у нее был острый нос, тонкие брови, губы в форме сердца и ресницы длиннее, чем в романе Достоевского. Но я знал много красивых девушек, и ни одна из них не заставляла мои колени слабеть, а шею горячиться.

Как сейчас.

Я расстегнул пару пуговиц на рубашке, делая вид, что слушаю, как она читает одну из захваченных Себом книг. Но на самом деле все, на чем я мог сосредоточиться, - это ее губы. В частности, на том, что ее нижняя губа была намного пухлее верхней, умоляя взять ее в рот и обсосать дочиста.

Обнимашка скрестила ноги, одной ногой подбросив туфлю в воздух.

— Земля - Олли. Ты вообще слушаешь? — Она шлепнула по желтым страницам твердой обложки. От них взметнулось облако пыли. — Ты пропускаешь все дикие части книги.

— Черт. Я, наверное, на секунду отвлекся. — Я моргнул. Прочистил горло. — Что мы снова читаем?

— Спящая красавица и ее дети. — Она постучала пальцем по книге и взяла с ящика полупустую бутылку вина, сделав небольшой глоток. — Это вариация на тему «Спящей красавицы», я думаю. Но мне не нравится.

— Почему? — Я потер вспотевшую шею. — А мне нравится.

То есть она читала, пока я безнадежно смотрел на нее, так что, наверное, мне она нравится.

Она сузила свои фиалковые глаза.

— Тебе нравится?

— Да. — Я пожал плечами. — А что может не понравиться?

— Может, то, что принц насилует принцессу, пока она спит, и оплодотворяет ее.

— О.

— А потом мать короля пытается убить детей и скормить их королю.

Фу.

Я украл бутылку, формируя слова вокруг ее рта.

— Мне нравятся сложные семьи?

— Спящая красавица буквально рожает, находясь в коме. — Рот Брайар Роуз опустился. — Это не сказка. Это мечта Сатаны.

Я отхлебнул вина и поставил его между нами в ящик, спрятанный между книгами.

— Должно быть, я отравился во время этой части.

— Святые угодники, на что только не шли люди в те времена ради развлечений... — Она покачала головой.

— Вспомни... у них не было Netflix и пиклбола. (прим. вид спорта, сочетающий в себе элементы бадминтона, тенниса и настольного теннис)

Брайар Роуз закрыла книгу в твердом переплете и положила ее обратно в коробку, улучив момент, чтобы в последний раз прочесать корешок, несмотря на то, что содержимое книги ей не нравилось. Из всех ее причуд эта показалась мне самой милой. С тех пор как я начал дарить ей розы, она поглощала любую сказку, которая попадалась ей в руки. Мне казалось, что она часто цепляется за мои слова и поступки, словно в них скрыты секреты Вселенной. В детстве ее внимание заставляло меня чувствовать себя на десять футов выше. Сейчас же оно будоражило во мне что-то непонятное - даже головокружительное.

— Ты получила мою посылку в прошлом месяце? Я чуть не отдал конечность за этот экземпляр «Чудесных сказок». Каждый раз, когда аукционист поднимал ставку, я представлял, как папа бьет меня по голове своим бумажником.

Когда бы я ни путешествовал, я всегда старался прихватить для нее какой-нибудь сувенир и отправить его в ту страну, куда в то время отправлял ее отец. В последнее время я стал посылать местные версии Спящей красавицы. Кроме общих имен, нежность Брайар Роуз напоминала мне о принцессе. Что-то в ее мечтательных глазах и мягких словах заставляло меня прижиматься к ней, как к уютному одеялу.

— Мне понравилось. — Она закрыла коробку, прикусив нижнюю губу. — Ты купил ее, когда ездил в Сиань с Заком, верно?

— Его мама готова на все, лишь бы вытащить его из дома... даже если это означает отправить его в путешествие по миру вместе с тобой.

Мы замолчали, каждый из нас погрузился в свои мысли. У нас никогда не было проблем с тем, чтобы заполнить тишину. Я не знал, чем это лето так отличается от других, но с той секунды, как я увидел Брайар Роуз, парящую у края веранды в струящемся розовом платье, мне стало невозможно говорить без того, чтобы не сказать какую-нибудь глупость.

Наконец она полностью переключила свое внимание на меня, оценивая меня взглядом, и на ее лице появилась озабоченная хмурая гримаса.

— Думаю, теперь моя очередь спросить, все ли в порядке. — Ее рука сжала мое колено.

— Расскажи мне, что тебя беспокоит.

Свое прозвище Обнимашка получила десять лет назад, когда решила, что не может и десяти секунд прожить, не обняв или не прикоснувшись ко мне. В пять лет меня это раздражало. Мы занимались борьбой, пинали грязь, что угодно, и она случайно прерывала все, чтобы обнять меня до боли в сердце. Я, конечно, обнимал ее в ответ. Я не был злым ребенком. Я не понимал, почему она так поступает, до лета перед средней школой. Брайар Роуз обнимала меня при любой возможности, потому что дома она никогда не получала таких объятий. Для нее я был самой близкой семьей, и меня чертовски раздражало, что ее родители были такими отстойными.

И вот теперь она здесь, ее рука на моем колене, всего в нескольких секундах от того, чтобы выжать из меня правду.

Все дело в том, что я хочу поцеловать тебя и не могу перестать думать об этом, - хотел сказать я. Плохо то, что мне не нравится, что ты живешь так далеко, и, возможно, тебе стоит переехать к нам. Твоим родителям ведь все равно.

Я все еще не понимал, как родители Брайар Роуз могли не любить ее. Я просто знал, что они ее не любят.

Она была прекраснее всего на свете, включая круассаны с Нутеллой. Проблема была в них. Не в ней. Никогда.

Обнимашка опустилась на землю, обняла мою ногу и положила подбородок мне на колено, заглядывая глубоко в глаза.

— Ну как?

Все мое тело всколыхнулось от такого количества чувств, что я подумал, что меня вырвет. Радость, и паника, и желание, и... черт, то, что я даже не мог описать.

Я открыл рот, не зная, что из него вырвется, когда нас прервал отчетливый треск хрустящих листьев. Наши глаза расширились, и мы в унисон бросились к входу. Спасибо, черт возьми, за возвышающиеся стены кабинок. Между Ауэрами и фон Бисмарками я не знал, кто из родителей убьет нас, а кто закопает тела, если они застанут нас здесь с достаточным количеством выпивки, чтобы потопить «Титаник». Я просто знал, что это будет совместная работа - и что она закончится тем, что мистер Ауэр попытается подсунуть папе визитную карточку, как он делал это в нашем почтовом ящике каждое лето. (На самом деле Ауэрам было наплевать на пьянство среди несовершеннолетних. Их волновал скандал, который это принесет их имени. А вот папа и мама...)

Из соседней кабинки Себастьян издал комично громкий храп. Этот засранец был рожден, чтобы выводить меня из себя.

Две пары ног зашелестели по грязи за пределами сарая. Брайар Роуз обхватила рукой мое тельце, когда хриплые голоса мужчины и женщины пронзили наше убежище.

Черт.

Я оставил раздвижные двери открытыми, не ожидая непрошеных гостей.

Несколько секунд спустя их тени заплясали по противоположной стене. Более крупный силуэт прислонился к дверной раме сарая, прикуривая сигарету. Ленивые струйки дыма вились за его губами.

— Ты же знаешь, я ненавижу, когда ты куришь. — Его спутница топнула ногой. — От тебя воняет, как от пепельницы.

Мы с Брайар Роуз мгновенно напряглись и в ужасе уставились друг на друга. Мы узнали голос. Филомена Ауэр. Мать Брайар Роуз. А этот мужчина? Он не мог быть ее отцом. Мистер Ауэр курил только сигары - все остальное он считал дрянью.

Парень снова поднес сигарету к губам, на этот раз направив дым прямо в лицо Филомены.

— Я лучше буду вонять, как пепельница, чем вонять дерьмом. — Его густой техасский акцент звучал совсем не так, как сильный нью-йоркский акцент Джейсона Ауэра.

Все еще ссутулившись над моим коленом, Брайар Роуз смотрела на меня огромными беспомощными глазами. Я прижал палец ко рту, давая ей знак замолчать.

Филомена смахнула дым.

— Джейсон не обманщик.

— Он мошенник и жулик, и он подвергает опасности всю семью.

Опасности? Какой опасности? Я представлял, как сдираю с Джейсона кожу и использую его тело в качестве одеяла для Брайар Роуз, если ей это понадобится. Мне никогда не нравился этот парень.

— Он знает, что делает. Кроме того... что ты хочешь, чтобы я сделала? Он мой муж.

— Он урод.

— Богатый урод. Ты забыл, что я подписала брачный контракт? Тебе нечего мне предложить, Купер, кроме члена чуть выше среднего. — С ее губ сорвался гортанный смешок, совсем не похожий на вынужденную элегантность, которую я привык видеть на лице Филомены. — Ты разорился на шутку.

— Хочешь верь, хочешь нет, Фил, но в жизни есть нечто большее, чем деньги.

При каждом обмене фразами Брайар Роуз вздрагивала, словно слова сами били ее по лицу. Я не мог ее винить. Ее мама только что призналась в измене.

— Не смей меня осуждать, Купер. Я делаю то, что лучше для моего ребенка.

— К сожалению, нет, учитывая, что ребенок мой.

Изо рта Брайар Роуз вырвалось хныканье.

Черт.

Я схватился за голову, чтобы прикрыть ее рукой, заглушая крик, который, как я знал, хотел вырваться наружу. Он сказал это так непринужденно, как будто только что не разрушил весь мир моей лучшей подруги. А Брайар Роуз... Она замерла, глядя на меня, но не видя меня. Ее ногти так и остались впечатанными в плоть моей ладони, пустив по запястью струйки крови. Я видел, как признание медленно - очень медленно - впивается в ее кожу, когтями преодолевает комок в горле и проникает в сердце.

Слеза упала с ее щеки на мою костяшку.

Джейсон Ауэр не был отцом Брайар Роуз.

Им был этот незнакомец.



4

Оливер


Теперь все стало понятно.

Ауэры напоминали последствия оргии лемуров - взрыв кустистых темных волос, острых носов, пучеглазых взглядов и невысокого роста. Меня всегда поражало, как кто-то настолько сногсшибательный мог произойти от пары инбредных близнецов-перевертышей.

Между тем Брайар Роуз обладала аурой королевы с ее высоким ростом, царственными волосами цвета клубничной блондинки и невероятно сиреневыми глазами. Не говоря уже о том, что она не разделяла ни одной черты характера ни одного из них. Она любила старые книги и уютные вечера. Они же любили новые деньги и палящий зной своего неизбежного путешествия в Ад. Она приносила радость в каждую комнату, в которую входила. Они приносили радость в каждую комнату, из которой выходили. Она была хорошей. А они - нет.

Я погладил ее по волосам свободной рукой, желая, чтобы Филомена и Купер - кем бы он ни был - уже ушли, чтобы я мог заключить их дочь в свои объятия. Брайар Роуз напряженно щурилась и дрожала под моей ладонью, ее рот был приоткрыт, умоляя закричать. Она пыталась отцепить мою руку от своих щек, но я держал ее крепко.

Я покачал головой, глазами умоляя ее замолчать. Я не думал, что Филомена Ауэр сможет превзойти злую бабушку из книги, которую мы только что прочитали. Она понесет наказание, если обнаружит здесь свою дочь. Без сомнения. Я не мог рисковать.

— Ш-ш-ш! — Филомена шлепнула Купера по груди своей сумочкой. — Ты с ума сошел? Кто-то может подслушивать.

— Остается только надеяться. — Он нарочито повысил голос и сделал паузу, чтобы еще раз затянуться сигаретой. — Брайар Роуз - моя. Я хочу узнать ее получше. Я заслуживаю того, чтобы установить с ней связь. Я хочу быть частью ее жизни.

— Она была сотворена во грехе.

— Это не она согрешила. Это сделали мы. Так почему она должна нести последствия?

— Она мерзавка.

— Как и твой муж. — Он бросил сигарету на землю и закрутил ее под каблуком.

— Я вижу, как он с ней обращается. Как ты ему позволяешь. Это позорно. Джейсон - жестокий человек.

Джейсон. Он знал, что не является биологическим отцом Брайар Роуз? Должно быть, он знал, иначе не вел бы себя с ней так придурочно.

Все тело Обнимашки дрожало под моей ладонью, ее зубы все еще впивались в мою плоть. Кровь, горячая и густая, потекла по ее подбородку, капая на платье. Я закрыл глаза, успокаивая дыхание, проталкиваясь сквозь боль и ярость. В другом мире, где нет судов, копов и последствий, я бы ворвался туда и отчитал эту женщину по полной программе.

Никогда в жизни мне не приходилось проявлять столько самообладания, чтобы сохранять спокойствие. Но Брайар Роуз сейчас не нужна была горячая голова.

Я наклонил ее подбородок вверх, заставляя опомниться.

Пожалуйста, - проговорил я, стараясь не произнести ни звука. — Сохраняй спокойствие ради меня.

Силуэт Купера скользнул к Филомене и остановился в нескольких сантиметрах от ее лица.

— Я хочу быть частью жизни этой девочки.

— Дело сделано. — Филомена оттолкнулась от него и начала топтаться из стороны в сторону, держась за свою пустую голову. — Она не останется с нами. Мы оставляем ее в Швейцарии и переезжаем в Аргентину. Так будет лучше.

— Лучше для кого? Она живет жизнью сироты, потому что ты слишком горда, чтобы позволить мне взять все на себя.

— Ты мне ничего не испортишь. Джейсон наконец-то оправился от моей маленькой неосторожности.

Он ударил ногой в стену амбара, посылая эхо в нашу сторону и вызывая небрежный храп Себастьяна, который заглушил вопль Филомены.

— Твоя маленькая неосторожность - это ребенок с желаниями и мечтами.

— Побочный эффект. — Она насмехалась. — Незаконнорожденный отпрыск - и неблагодарный, если можно так выразиться.

— Ты не оставишь ее в Швейцарии одну. Я заберу ее.

— Черта с два. И устроишь скандал размером с Россию?

Я не мог поверить, что именно это ее сейчас волнует. Должно быть, Брайар Роуз получила мозги от папочки, потому что у ее мамочки их не было.

Реки крови текли по моим пальцам. Брайар Роуз рухнула на мою ладонь и зарыдала в нее. Они услышат ее, если я не остановлю ее слезы. Я ломал голову в поисках идей.

— Просто будь честной и признай это. — Голос Купера упал до шепота: — Ты хочешь избавиться от нее, потому что завидуешь ей. Потому что ее утонченность затмевает твою. Потому что ты видишь кого-то доброго и чистого, а сама знаешь, что не являешься ни тем, ни другим.

Филомена фыркнула.

— Я не завидую собственной дочери, глупец.

— Так и есть. Ты не можешь справиться с ее красотой и изяществом. Ты изгоняешь ее из своего королевства, чтобы почувствовать себя лучше. Весьма печально, правда. — Он сделал паузу. — Ты - Малефисента. Свирепая. Мстительная. В прошлом ее расцвет.

— Я… — Филомена остановилась. — Что это было?

Брайар Роуз.

Плачет в мою ладонь.

На расстоянии вдоха от полных рыданий.

Черт побери.

Филомена вздохнула.

— Ты это слышал?

— Что слышал?

Черт. Я должен был что-то сделать. У меня не было выбора. Не успел я опомниться, как убрал руку с лица Брайар Роуз, рванулся вперед и впился губами в ее губы в настоятельном, удушающем поцелуе.

Он не был ни жарким, ни страстным, ни искусным. Он не был наполнен ни желанием, ни любовью, которая копилась во мне последние пару лет. Нет, этот поцелуй носил признаки отчаяния, раздражения и беспокойства. Высосать боль из моего самого любимого человека в мире и глотать ее как свою собственную.

Медный привкус моей крови перешел с ее губ на мои. Она задохнулась в поцелуе, но не разорвала его. Вместо этого она схватила меня за плечи и притянула к себе, цепляясь за меня так, будто болталась на краю обрыва, а я был скалой, поддерживающей ее жизнь.

— Я ничего не слышу. — Купер фыркнул. — Жалко. Каждый раз, когда мне удается тебя выследить, ты делаешь все, чтобы уйти от разговора...

— Кстати говоря, если ты в следующий раз появишься там, где мы находимся, я надеру тебе задницу запретительным судебным приказом. У тебя не хватит ни смелости, ни средств, чтобы бороться со мной за это. Не испытывай меня. Ничем хорошим это для тебя не закончится.

— И ты думаешь, что эта шарада закончится для тебя хорошо? — Он сделал широкий жест, и его тень стала покрывать стену, когда я сдвинул Брайар Роуз, чтобы она больше не видела его. — Я знаю твою слабость, Фил. Твою и твоего преступного мужа.

— Боже мой. Ты думаешь, она захочет тебя, да? — Язвительные хлопки Филомены наполнили сарай, и я очень надеялся, что Обнимашка была слишком занята нашим поцелуем, чтобы услышать их. — Она слабая. Не способна постоять за себя. Вчера я поменяла свой подгоревший стейк на ее идеальный. Она ничего не сказала.

Что за гребаный...

— Монстр, — закончил за меня Купер.

Я крепче сжал Брайар Роуз, прижав наши губы друг к другу, прижав их так близко, что она не смогла бы сдвинуться с места, даже если бы попыталась.

— И у тебя больше нет вариантов. Оставь Брайар Роуз в покое. — Каблуки Филомены щелкнули по бетону. — Если ты этого не сделаешь, она потеряет все, что у нее есть. Деньги. Родословную. Репутацию. Тебе нечего ей предложить. Ты здесь как слуга.

— Для меня большая честь работать на черной работе, если это означает возможность увидеть мою дочь.

— Да, но Брайар Роуз привыкла к определенному образу жизни. Не разрушай его для нее. Она не будет счастлива, если ты войдешь в ее жизнь. Ни один здравомыслящий человек не захочет жить на рамене и воде из-под крана в грязной квартире, которую едва может себе позволить его отец-бездельник.

С этими словами Филомена зашагала прочь. Купер выругался, обеими руками показал средний палец ее удаляющейся спине и пнул грязный пол, после чего зашагал по тропинке обратно в замок.

Как только он удалился, я оторвал свои губы от губ Брайар Роуз. Вместо сонного, затуманенного выражения, которое обычно бывает у девушек после моих поцелуев, ее глаза оставались широко открытыми и острыми. Она сжала в кулак платье, оглядываясь по сторонам, словно боялась, что тени вернутся и поглотят ее. Когда Себастьян внезапно захрапел, она чуть не упала от испуга.

— О, Боже! — Она зажала рот рукой, на глаза навернулись слезы. Она даже не заметила поцелуя. — Олли, что мне делать? Такое ощущение, что небо падает.

— Если небо упадет, я подниму его для тебя.

Я не знал как, но я найду способ. Конечно, ради нее.

— Я не дочь папы Джейсона.

— Ты все еще Брайар Роуз Ауэр. Смешная, милая и идеальная.

Она покачала головой, пробормотав про себя.

— Вот почему он меня ненавидит. Вот почему они от меня избавляются.

— Он не ненавидит тебя, — возразил я, хотя он и ненавидел, и я ненавидел его за это. — Это... хорошо.

Я сделал паузу, пытаясь подобрать нужные слова. По скептическому взгляду Брайар Роуз я понял, что потерпел неудачу.

— Он меня ненавидит. — С ее губ сорвалась горькая усмешка. — Мама поменяла свой стейк на мой, когда поняла, что он подгорел, но хочешь знать, что сделал папа?

Нет.

У меня было чувство, что если она мне расскажет, то я подойду ближе к убийству первой степени. Тем не менее, я кивнул, чтобы она продолжала.

Она вырвала свои руки из моих и встала.

— Он отрезал хорошую половину моего подгоревшего стейка и добавил его в свою тарелку, но не прежде, чем сказал, что я съела слишком много для девушки.

Вот ублюдок.

— Джейсон Ауэр - отморозок. Он тебе не нужен.

На самом деле ей было бы лучше без него. Отец ненавидел, что такая «пиявка» владеет собственностью рядом с его домом, но мы все равно возвращались на Женевское озеро, когда знали, что Ауэры будут здесь, потому что мне нужна была моя Брайар Роуз, или я донимал родителей, пока они не уступали.

— Он мой отец, Оливер.

— А что насчет Купера? Хорошо, что у тебя есть родитель, который на самом деле тебя обожает. Я имею в виду, он пришел сюда на работу только для того, чтобы увидеть тебя. Это круто.

Она фыркнула, опустив взгляд на свое платье. Даже в темноте были видны полосы крови на розовом атласе от того, как она укусила меня за руку.

— О. — Она взяла мою ладонь и развернула ее к себе лицом, разжимая нежными пальцами. — Мне так жаль.

— Не стоит.

Кровотечение давно остановилось, да это и не имело значения. Я ничего не чувствовал. В этот момент я понял, что мне действительно конец. До сих пор любовь к Брайар Роуз доставляла мне неудобства, доставляла хлопоты, изматывала нервы, но в целом приводила в восторг. По большей части это было весело.

Сегодня она познакомила меня с темной стороной любви. В стране, где каждый ее ожог хлестал меня по коже, как плеть, ее потери становились моими, а ее боль ложилась тяжестью на мои кости.

Ее пальцы вцепились в отвороты моей рубашки.

— Что мне делать?

— Убежать со мной. — Я понятия не имел, какая глупая, ромео-монтажная, сверхделириозная мысль посетила меня, чтобы предложить это, но, сказав это, я понял, что имел в виду. — Мы могли бы отправиться на край света.

Он существовал. Сагреш-Пойнт в Португалии. Себ как-то сказал мне, что хотел бы проплыть мимо него... как раз перед тем, как поставил мировой рекорд по гребле и решил, что он слишком хорош для мира и должен вместо этого покорить Вселенную.

Брайар Роуз изогнула бровь, бросив на меня взгляд, похожий на реальный. На заднем плане Себастьян все это время храпел. Тот факт, что Филомена и Купер его не слышали, можно было считать единственным оставшимся доказательством существования Бога после такого жестокого дня.

— Конечно. Мы можем сбежать. Потому что бесконечные розыгрыши и странные поцелуи будут нас кормить. — Она попыталась рассмеяться, изображая спокойствие, как будто на моей ладони не было следов от зубов глубже, чем земное ядро. — Ты слышал, что сказали мои родители. Они отправляют меня в швейцарскую школу для девочек и переезжают в Аргентину. Половину времени они меня игнорируют, а вторую половину - откровенно жестоки, но раньше они никогда меня не бросали. Я не хочу быть одна. — Она поперхнулась: — Я боюсь.

— Ты будешь чертовски преуспевать в этой подготовительной школе, Брайар Роуз. — Я вцепился в ее руки, не понимая, что побудило меня изрекать подобную чушь. Я ни дня не провел в школе-интернате, даже в лагере с дневным пребыванием. — Мы будем разговаривать по телефону каждый день и продолжать писать друг другу. Я буду всегда рядом с тобой. Лето наступит раньше, чем ты успеешь о нем подумать. А в восемнадцать лет ты будешь свободна от этих придурков. Хорошо?

Она кивнула, ее горло сжалось от глотка. Не достаточно хорошо. Мне нужно было услышать, как она это скажет.

— Хорошо? — повторил я.

— Хорошо.

Должно быть, она была напугана до смерти. Черт, да я и сам был напуган. Ответственности. Ее будущего. Вероятности того, что я не смогу защитить ее, и мы оба будем ненавидеть меня за это. Но будь я проклят, если не помогу своей Обнимашке.

— Я всегда буду рядом с тобой. — Я наклонил ее подбородок и впился взглядом в ее глаза. — Не только летом, Обнимашка. Если тебе нужно, чтобы я перевелся из одной школы в другую и переехал жить сюда, в Швейцарию, я сделаю это. Я сделаю для тебя все. Нет ни слишком высокой горы, ни слишком глубокого океана, ни слишком далекой планеты, чтобы я мог до тебя добраться. Это моя клятва тебе. Я всегда буду у тебя. Ты никогда, никогда не потеряешь меня.

Вместо того чтобы ответить мне словами, она ответила мне своим телом. Погладила меня по щекам и притянула к себе в поцелуе. На этот раз он был другим. Девственный, нерешительный и прекрасный. Чертовски красивый.

Ее губы коснулись моих, и мы оба проследили за краями рта друг друга, дрожа, словно гравитация могла подвести нас в любой момент. И в этом поцелуе она перечеркнула мою судьбу.

Я никогда не смогу полюбить другую.

Брайар Роуз была для меня единственной.



5

Оливер

Настоящее


— Эй, не мог бы ты быть моим фальшивым бойфрендом на следующей неделе? — Фрэнклин Таунсенд скользнула на пассажирское сиденье моего Ferrari Purosangue, покачивая бедрами в мини-юбке. — Я очень хочу пойти на вечеринку на пляже, но это в Хэмптоне, и я бы не хотела, чтобы ко мне приставали каждые пять секунд.

Она поправила свой облегающий треугольный топик, прикрыв его настолько, чтобы избежать очередного ареста. Первое - я не знал, почему она решила побаловаться скромностью. В ее наряде было меньше ткани, чем в салфетке. Тусовщица - вот ее характер. И второе - я понятия не имел, какое отношение Хэмптон имеет к частоте приставаний к ней людей, но меня это не волновало настолько, чтобы спрашивать.

Я завел двигатель достаточно громко, чтобы разозлить Ромео, в чьем доме в данный момент проживала Фрэнки.

— Заманчиво, но я бы предпочел съесть собственную селезенку.

— Почему бы и нет? — Она невозмутимо потянула розовую жвачку. — Я - горячий товар.

— Ты же знаешь, я не появляюсь на публике с одной и той же женщиной больше одного раза. Люди могут неправильно понять и подумать, что я подумываю о моногамии, Фрэнклин. Я трахальщик, а не мошенник.

— Технически, ты трахальщик. — Фрэнки хихикнула. —Все эти холостяцкие замашки устаревают, как только тебе стукнет тридцать.

Я выехал из нашего района, пока она освобождала компактное зеркальце из своей Birkin - подарок сестры, сделанный в отместку за шопинг.

— Дело не в том, что я старый... а в том, что ты едва родилась.

Она нанесла еще один слой блеска для губ.

— Я думала, мужчинам нравятся молодые женщины?

— Мое правило таково: я готов приучить к горшку только того, кто вылез из моих яиц. — Я не добавил, что никогда не стану отцом, так что это не проблема.

— Да ладно. Мы даже никогда не встречались.Девчонка думала, что БДСМ означает «Плохие решения и трата денег».

— Люди этого не знают. — Я перекинул запястье через руль, не отрывая взгляда от дороги. — Все они знают, что ты была завоевателем. Я достаточно упорно преследовал тебя.

— А потом я сказала «да». — Она захлопнула маленькое зеркальце и с разочарованным стоном подняла руки вверх. — А ты сказал «нет». Почему?

— Избавил тебя от разбитого сердца.

Фрэнки фыркнула.

— Да ладно. Если бы кому-то из нас разбили сердце, то это был бы ты.

Конечно, это невозможно. Мое сердце было по ту сторону пруда, в Европе, с девушкой, которую я не видел с девятнадцати лет. Время не притупило этот факт. Как и поток женщин, которые входили и выходили из моей спальни на протяжении многих лет.

Но Фрэнклин Таунсенд - юная, голубоглазая сестра жены Ромео - никогда не будет в моем меню. Погоня за ней приносила мне пользу по той же причине, что и притворство тупицей, - она сбивала людей с толку. Это заставляло их верить, что я поверхностное, извращенное существо с нулевыми угрызениями совести. Самый старый трюк в книге.

— Да ладно, Олли. Ты меня зацепил. Самое меньшее, что ты можешь сделать, - это стать моим спутником на одну ночь. — Она растянулась на своем сиденье, глядя на меня с распахнутыми глазами, явно не привыкшая к отказам. — После этого ты можешь публично меня бросить. — Она подмигнула. — Я всегда хотела, чтобы мое имя было на рекламном щите на Таймс-сквер.

Фрэнки, как и ее сестра Даллас, была совершенно невменяемой. Не нужно было быть гадалкой, чтобы догадаться, что Фрэнклин Таунсенд суждено в конце концов случайно сжечь почтовый индекс или два. Только за последний год Даллас пришлось тихо отпустить младшую сестру под залог за непристойное обнажение, хранение травки в святом месте (церкви) и (якобы случайную) кражу коробки с фаллоимитаторами, которые она перекрасила и продала на Etsy как ювелирные слитки. Фрэнки была непреднамеренно уморительна и требовательна к себе, как пятизвездочный отель. Кроме того, ей было пять, а хронологически - двадцать. Слишком молода, чтобы воспринимать ее всерьез.

Я сменил полосу движения, внутренне проклиная пробки.

— Ответ по-прежнему «нет».

— Как никто не понял, что ты - отморозок?

Потому что я мастер хранить секреты.

Когда Фрэнки попросила подвезти ее до The Grand Regent,я не смог отказать. Во-первых, потому что отель принадлежал моей семье. Один из многих в нашей сети из шести с лишним тысяч объектов по всему миру. И раз уж я не мог помешать ходячему бедствию, которым была Фрэнклин Таунсенд, войти в мой отель, не испытав на себе гнев Ромео, было бы халатностью с моей стороны не сопроводить ее туда лично и не проследить, чтобы она не сожгла пару саун.

А во-вторых, потому что я только что объявил в нашем групповом чате, что направляюсь туда поиграть в гольф. Отказать ей было бы невежливо. Кроме того, я наслаждался приятным побочным эффектом: я вывел из себя Ромео и Даллас, притворившись, что время, проведенное с южной красавицей, привело меня в восторг. Они относились к ней, как к нежному цветку, не понимая, что она пожирает больше жертв, чем венерина мухоловка.

— Что привело тебя сегодня в The Grand Regent? — спросил я, пытаясь увести разговор от свидания, которого хотела Фрэнки.

К тому моменту, как мы выехали на Дорогу Темного Принца, Ром и Дал, должно быть, уже представляли, как я опустошаю ее пятью разными способами. На самом деле через полчаса у меня было совещание по управлению командой. Я занимался всеми вопросами найма и увольнения в нашем флагманском филиале в ДМВ. Мне нравилось держать руку на пульсе.

— У меня встреча с парнем с Тиндера в президентском номере. — Фрэнки накрутила прядь волос на палец. — Он женат и на тридцать лет старше, так что мы должны сделать это где-нибудь незаметно.

— Положи полотенце на постельное белье, пожалуйста. Эти простыни - бесшовный шелк.

— Он хочет сделать это в душе.

— Тогда надень тапочки. Я не хочу никаких судебных исков.

— Господи. — Она откинула голову назад и рассмеялась. — Тебе действительно наплевать на то, что я встречаюсь с другими людьми, не так ли?

— То, что ты делаешь со своим временем и телом, меня не касается. Радикальные настроения, я знаю.

Она наклонила голову и нахмурилась.

— Я думала, ты хочешь переспать со мной.

Все думали так. Я поднял шум из-за того, что подкатывал к Фрэнки, как только поймал ее, запихивающую миниатюрные бутылочки с водкой в свой клатч на балу дебютанток много лет назад.

— По правде говоря, я делал это в основном для того, чтобы позлить Ромео и Зака. — Я приложил руку к сердцу. — Какой бы прекрасной ты ни была - а ты, без сомнения, одно из самых прекрасных созданий на этой богом забытой планете, - даже у меня есть пределы. Кроме того... — Я бросил на нее быстрый взгляд. — На самом деле ты не собираешься встречаться. Расскажи мне, что ты задумала. И уверь меня, что это не испортит страховой полис от катастроф на следующий год.

— Если хочешь знать, я устроилась в твой отель.

Я бросил на нее взгляд.

— Сексуальное домогательство запрещено в...

— Черт возьми, Олли, только не это. — Она ударила меня по плечу так сильно, что вывихнула его. — Я прохожу стажировку у самого желанного координатора интимных отношений в Голливуде. — Фрэнки практически сияла.

— Что?

— Координатор интимной жизни.

— Интимной жизни не нужен координатор. Я сам могу сказать, что к чему. Это ответ на все вопросы, но тебе не нужен эксперт, чтобы указать на плюсы и минусы каждой дырки.

— Интим-координатор - это член съемочной группы, который следит за благополучием актеров и актрис, участвующих в сексуальных сценах. — Она облизала губы, ковыряясь в шве юбки. — На самом деле это огромная возможность для меня. Фильм продюсирует трехкратный обладатель «Оскара». И в нем снимаются два моих любимых актера.

Я никогда не видел, чтобы Фрэнки серьезно относилась к чему-то, кроме ухода за волосами, поэтому очень сомневался, что это окажется чем-то большим, чем катастрофа, когда она поймет, что такое тяжелая работа. С другой стороны, может, Фрэнки была такой же, как я. Может, она только притворялась глупенькой женщиной, у которой в голове нет ничего, кроме парней и дизайнерской одежды. Может, у нее было измерение. Хотелки, потребности и желания. Желания, которые я не смогу исполнить, но, тем не менее, желания.

Я кивнул охранникам и двум носильщикам, пока мы ехали от черного входа к главному отелю, проходя мимо рядов скульптурных фонтанов и белых кизиловых деревьев.

— Они снимают в отеле?

Теперь, когда она упомянула об этом, я вспомнил, как подписывал мелкий шрифт и страховые документы. Это был крупный фильм. Мы согласились закрыть для него целое крыло.

— Да. — Фрэнки положила сумочку на локоть. — Я не могу гарантировать сохранность твоих бесшовных шелковых простыней.

Феррари пронесся мимо рядов бунгало, сдаваемых в долгосрочную аренду, двух полей для гольфа, четырех открытых бассейнов, восьми теннисных кортов и арены, где проходили крупнейшие ежегодные медицинские и технологические конференции во всей Вселенной. Фрэнки воспринимала все это с типичной скукой измученной богатой девушки, которая уже попробовала все декадентские удовольствия, которые только может предложить мир.

Я свернул на подземную парковку для персонала, погрузившись в темноту, - мое любимое место.

Она смотрела в окно, непривычно тихая.

— Ты ведь не совсем тупой, правда?

— Прости?

Иногда - не часто - моя маска спадала. Иногда я не был весельчаком, бегающим за юбками Оливером фон Бисмарком: миллиардером, плейбоем и болваном мирового класса. Иногда я позволял себе просто быть... собой.

— Я уже выяснила, что ты не такой уж неуравновешенный и развратный, каким тебя считают люди. — Она повернула голову и посмотрела на меня. — Ты просто притворяешься. Ты хочешь, чтобы люди думали о тебе самое плохое. На самом деле ты хочешь, чтобы люди тебя недолюбливали. Я никогда не видела ничего подобного. Почему?

Конечно, у меня был ответ. Но я никогда ни с кем им не делился. Даже с Ромео и Заком, моими лучшими друзьями. Она бы не поняла. Никто не понимал.

Правда заключалась в том, что я не заслуживал ни любви, ни раскаяния, ни сочувствия ни от кого. Я заслуживал ненависти. И поскольку я не мог объяснить людям, почему они должны посылать ее мне, я искал ее другими способами.

Я заехал задним ходом на отведенное мне место на парковке и заглушил двигатель, бросив на нее пустой взгляд.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь, Фрэнки. А теперь выходи. Я опаздываю на матч по гольфу.





6

Оливер


Фрэнки Таунсенд: я уволилась с работы.

Нэнси Нур: Извините, мэм. Этот групповой чат предназначен для соседского дозора.

Даллас Коста: Уволилась или была уволена?

Фрэнки Таунсенд: просто это было не для меня, сестренка.

Нэнси Нур: Я уже напоминала вам, ребята. Не могли бы вы перенести свой приватный чат в другое место?

Фрэнки Таунсенд: я бы с радостью, но мне нужны свидетели, если меня найдут где-нибудь в канаве. ЭТО СДЕЛАЛИ МОЯ СЕСТРА И ЕЕ МУЖ.

Зак Сан: Что это за номер, начинающийся на 404? Она вообще живет в этом районе?

Ромео Коста: И у нее аллергия на базовую грамматику?

Фрэнки Таунсенд: ха. ха. очень смешно.

Фрэнки Таунсенд: в любом случае, я думаю, что нашла свое призвание.

Даллас Коста: И это...?

Фрэнки Таунсенд: я хочу стать влиятельным человеком.

Зак Сан: На кого ты повлияла в этой жизни?

Ромео Коста: Кроме меня - на самоубийство.

Даллас Коста: Или на меня - на убийство.

Фрэнки Таунсенд: ну тогда... каждый сам себе критик.

Фэрроу Баллантайн-Сан: Я верю в тебя, Фрэнки. <3

Фрэнки Таунсенд: я знала, что ты никогда не бросишь меня, Фэй.

Фэрроу Баллантайн-Сан: Но я бы верила в тебя больше, если бы ты научилась писать слова с большой буквы.



7

Оливер


Мой первоначальный прием в качестве фактического генерального директора The Grand Regent можно было охарактеризовать только как ледяной. У меня было два диплома Лиги плюща, диплом Кембриджа и удостоенная наград диссертация по маркетингу на низовом уровне. У меня также было одно губернаторское дело, два скандала в Конгрессе и репутация, которая заставила бы плакать коррумпированного политика. Не моя вина, что никто другой не находил эти подвиги столь же впечатляющими.

В конце концов, я завоевал уважение персонала благодаря упорному труду, рекордному уровню удовлетворенности гостей и таким высоким годовым доходам, которые позволили получить три дополнительные премии для сотрудников. И время от времени такой успех требовал жертв со стороны моих голосовых связок. Как сегодня.

Спустя два часа и три перепалки со всем моим руководящим составом я вышел из зала заседаний на 20-м этаже The Grand Regent и направился к лифтам. За мной последовал только Элайджа. Все остальные остались позади, прекрасно зная, что я буду допытываться у них об их низких KPI, если они посмеют опозорить меня своим присутствием.

Илай забрал у меня из рук ноутбук, поменяв его на телефон.

— У тебя около дюжины непрочитанных сообщений от соседского дозора, пропущенный звонок из офиса в Германии и куча низкоприоритетных писем, которые я перенаправил на свой почтовый ящик.

— Возьми самолет в Техас и проверь, как идут работы по реконструкции. Мы не допустим еще одного инцидента с пылью, как в Париже.

За пределами местного отделения Илай служил моим рупором в большей части моей работы в The Grand Regent. Официально он занимал должность операционного директора. Неофициально папа нанял его в качестве моего исполнительного помощника, чтобы он был, так сказать, моим лицом. Кроме руководства DMV и членов совета директоров, никто не знал, что я, по сути, заменил своего отца.

— Уже иду. — Он зажал кнопку лифта, почесывая затылок. — Кроме того, в Западном крыле произошел инцидент.

Мой телефон пискнул сообщением, прервав нас. Я достал его из кармана и нахмурился, глядя на экран.


Фрэнки Таунсенд: приииивет, ты можешь меня забрать?

Олли фБ: Прошло всего два часа. Что случилось?

Фрэнки Таунсенд: Не знаю. Наверное, нужно «получить согласие» на работу, прежде чем начать работать. Представляешь?

Олли фБ: Шокирован, но представляю.

Олли фБ: Ты действительно завалила съемочную площадку?

Побочное замечание - мне очень не нравилось, что Фрэнки была зумером, который отказывался писать слова с большой буквы, потому что в своей искаженной вселенной она воспринимала это как излишнее старание.

Фрэнки Таунсенд: омг, нет. Я знала, что координатору интимных отношений нужен помощник. Она взяла Руди, моего друга из колледжа. Я подумала, что ей нужна лишняя пара рук. Я просто пыталась помочь.


Я втянул большие пальцы в глазницы и выдохнул. Великий регент заключил со студией контракт, который предусматривал полную конфиденциальность от гостей и посторонних.

Олли фБ: Мне нужно быть кое-где.

Фрэнки Таунсенд: омг, ты не собираешься помочь девушке, попавшей в беду?

Олли фБ: Ты не девица, и уверяю тебя, люди вокруг тебя - те, кто сейчас в беде.

Фрэнки Таунсенд: мое сердце разбито.

Олли фБ: Я уверен, что это просто наркотики действуют. Быстрее, иди понюхай розового кокса.

Фрэнки Таунсенд: грубо. эта аура настоящая, и она великолепна. ты мог бы попробовать, если бы захотел.

Олли фБ: Нет, спасибо. Кто разбил тебе сердце? Отказ координатора близости?


Это было такое нелепое название, что я не смог написать его с честным лицом.


Фрэнки Таунсенд: вообще-то, она была достаточно крута, чтобы позволить мне стажироваться.

Олли фБ: Тогда почему ты снова уходишь?

Фрэнки Таунсенд: ...

Фрэнки Таунсенд: обещай не осуждать меня.

Олли фБ: Я похож на человека, который может кого-то осуждать?

Фрэнки Таунсенд: возможно, я устроила крошечный контролируемый пожар.

Фрэнки Таунсенд: Прежде чем ты поднимешь шум по этому поводу, он только уничтожил часть мебели и почернил половину стены.

Фрэнки Таунсенд: Твои бесшовные шелковые простыни в ПОЛНОМ порядке.

Фрэнки Таунсенд: (они больше не белые, так что)

Олли фБ: Я не приеду за тобой.

Фрэнки Таунсенд: да ладно! Сначала ты отказался от свидания со мной, а теперь не подвезешь меня домой после того, как меня уволили со стажировки, на которую я так и не попала?

Олли фБ: Правильно.

Фрэнки Таунсенд: если ты не приедешь и не заберешь меня прямо сейчас, клянусь, я больше никогда не буду с тобой разговаривать.

Олли фБ: Твои условия приемлемы.


Загрузка...