Мой учитель - инопланетянин

Глава первая ПЕРВЫЙ ДЕНЬ КУВЫРКОМ

Я стоял в ванной и чистил зубы — занятие не самое приятное, но успокаивающее. Когда чистишь зубы, как-то забываешь обо всем остальном. Представьте себе мой испуг, когда в зеркале рядом с моим лицом вдруг отразилась жуткая зеленая физиономия!

— Эй, Дункан, — хрипло прошептал голос за моей спиной. — Сколько времени?

Меня охватила паника.

— Убирайся! — завопил я.

Полетевшая из моего рта пена от зубной пасты забрызгала зеркало, а отвратительная физиономия злорадно ухмыльнулась.

— Ответ неправильный, — проскрипел голос. — Не «убирайся», а «защищайся»!

Чья-то сильная рука обвилась вокруг моей шеи.

— Помогите! — задыхаясь, крикнул я — Пришельцы…

Но, несмотря на ужас своего положения, я все же успел разглядеть, что рука, державшая меня, была обычной и вполне человеческой.

— Патрик! — воскликнул я. Ужас моментально улетучился, сменившись гневом — А ну, кончай немедленно! Ты… ух!

Я сказал «ух!» вместо «убирайся», поскольку в этот момент Патрик, стащивший с себя зеленую резиновую маску, отвесил мне подзатыльник. Если бы я мог объяснить вам, почему моему старшему брату так нравится приставать ко мне, то с удовольствием бы объяснил, но я не могу, потому что сам не знаю. Просто иногда на него находит агрессивное настроение. Мне и самому время от времени хочется кого-нибудь поколотить. Знаете, как это бывает: ты расстроен, тебе тошно, а злоба-то все копится, копится, и вдруг — бац!.. — и ты кому-то врезал.

Или сдержался; тут уж зависит от характера. Но в нашей семье нежничать не принято.

Патрик отвесил мне новую оплеуху.

— Ты, урод! — завопил я, пытаясь освободиться от его хватки. — Немедленно выметайся отсюда!

— А ну-ка тихо, вы оба! — прикрикнул отец откуда-то снизу. Я мог бы позвать его на помощь и попросить, чтобы Патрик оставил меня в покое, но из этого не вышло бы ничего хорошего. Отец любит говорить, что жизнь — непростая штука, а человеку, мол, постоянно достаются пинки и зуботычины, поэтому надо привыкать заранее. Может быть, это и верно, но я что-то не замечал, чтобы какой-нибудь учитель, увидев, как я срываю злость на подвернувшемся под руку третьекласснике, улыбнулся и сказал: «Ну, Дункан, ты дал маленькому Джимми хороший урок. Теперь он будет знать, что жизнь — непростая штука». Обычно учитель говорит: «Послушай, Дункан, я уже по горло сыт твоими фокусами. Еще одна подобная выходка— и ты отправишься прямиком в кабинет директора!» Или, если учитель находится и особенно хорошем настроении, он может сказать: «Ну, ну, Дункан, разве так нам следует решать свои проблемы?»

В нашей семье проблемы решаются именно так. Интересно, с какой планеты свалились эти учителя? Кстати говоря, уместный вопрос, особенно учитывая недавние события, случившиеся в нашем городке.

Видите ли, у нас в Кентукки-Фоллс все немного на взводе с прошлой весны, когда инопланетный пришелец Броксхольм похитил Питера Томпсона, главного умника из нашего класса, и забрал его с собой в космос. Хотя Броксхольм как сквозь землю провалился, люди до сих пор боятся. Похоже, им кажется, что пришельцы все еще шастают вокруг и только поджидают удобного случая, чтобы похитить очередного ребенка.

Уж если взрослые так испуганы, то можете быть уверены: детям житья не будет. Наверное, прошлое лето было для наших ребят самым тяжелым из всех: многие родители боялись отпускать своих ненаглядных крошек погулять на улицу. Их излюбленным выражением было: «Я не хочу, чтобы ты пропал без вести, как несчастный Питер Томпсон». (Вообще-то мои родители так не говорили, в отличие от остальных.) Готов поспорить, что и через сто лет здешние жители будут рассказывать своим детям, что если те будут плохо себя вести, то придет бука-пришелец и заберет их.

Как назло, отец Питера Томпсона — которому Питер раньше был до лампочки — вдруг решил, что ему очень не хватает своего сына.

Как-то раз мистер Томпсон подошел ко мне в парке.

— Ты ведь знаешь, где Питер, верно? — спросил он — Ты знаешь, куда забрали моего мальчика?

Какое-то время я просто стоял и разглядывал его. Мистер Томпсон заметно похудел, и под глазами у него появились темные круги. Костюм болтался на нем, как на вешалке. Тут я вспомнил слова Питера, когда он разрешил мне остаться у себя дома и спрятаться от пришельца. «Не беспокойся насчет моего отца, — сказал Питер. — Он не станет возражать. Он даже ничего не заметит».

Так и случилось. Мистер Томпсон редко бывал дома, а когда все-таки появлялся, то не обращал на сына никакого внимания.

Так вот, я посмотрел на него, печального и похудевшего, и вдруг брякнул:

— Вам-то какая разница, где он сейчас?

Потом я убежал со всех ног. Я боялся, что он догонит меня и преподнесет мне очередной урок «непростой жизни». Согласен, мои слова прозвучали довольно скверно, но мне почему-то казалось, что мистер Томпсон так расстраивается по одной-единственной причине: все остальные считают, что ему следует горевать.

Сказать по правде, я сам немного скучаю по старине Питеру. Все думают, будто я ненавижу его, но это неправда. Я подзуживал его лишь потому, что не знал, как подобрать к нему нужный ключик. Ну… может быть, я и в самом деле недолюбливал его. Само собой — он умник, а я двоечник и к тому же хулиган. Недавно мне пришло в голову, что я не такой уж и тупица, просто меня приучили так думать. Разумеется, учителя и члены моей семьи очень постарались, чтобы я сам пришел к такому выводу.

Сегодня утром, собираясь в школу, я чувствовал себя довольно тупым парнем. Во-первых, я опоздал из-за стычки с Патриком. Во-вторых, у меня болела голова, так как отец на прощанье наградил меня затрещиной. По крайней мере, Пату от него тоже досталось: когда дело доходит до рукопашной, отец не разбирает, кто прав, а кто виноват.

В-третьих, я никак не мог найти свой класс. Занятия начались с сегодняшнего дня, а мне раньше не приходилось бывать в здании школы. «Но почему?» — спросите вы. Отвечаю: потому, что в тот день, когда остальных повели на ознакомительную экскурсию в высшую начальную школу2, я преспокойно играл в футбол. Я полагал, что мне все равно нет смысла ехать, поскольку ожидал остаться на второй год в шестом классе. Когда меня перевели в седьмой, я был просто потрясен. Думаю, такое счастье мне привалило лишь потому, что после скандала с инопланетянами школьное начальство решило перевести поголовно весь «пострадавший» класс в другую школу.

Первый учебный день в новой школе сам по себе проходит достаточно тяжело, даже если приходишь вовремя и имеешь какое-то представление о расписании занятий. А если ты опаздываешь, да еще в придачу сталкиваешься со здоровенным, мрачным мужчиной, который хватает тебя за руку со словами: «Не слишком-то хорошее начало учебного года, не так ли, Дугал?» — тогда пиши пропало.

— А-ааа! — заорал я. — Оставьте меня в покое!

Похоже, он удивился. Я и сам удивился своей реакции, но то, как он сцапал меня, напомнило мне мою первую встречу с Броксхольмом, когда пришелец изображал из себя учителя и помешал мне вздуть Питера Томпсона.

— А ну прекрати! — рявкнул он и встряхнул меня.

Я прекратил. Не только потому, что успокоился, но и потому, что узнал его. Его звали Мануэль Кетчам, и он работал директором высшей начальной школы с прошлой весны, после того как со старым директором случился нервный припадок. По словам моего брата Патрика, мистер Кетчам был настоящим зверем. Школьники за глаза прозвали его Хваталой.

Должно быть, Хватала тоже слышал про меня.

— Меня предупреждали, что за тобой нужен глаз да глаз, Дугал, — мрачно сказал он, — И теперь я понимаю почему.

Он спросил, чем я могу оправдать свое опоздание, и мне пришлось промолчать. Тогда он прочитал мне целую лекцию про ответственность и пунктуальность, и в результате я опоздал еще на пять минут.

Я заглянул в три классных комнаты, прежде чем нашел своих. Каждый раз, когда я извинялся и закрывал дверь, из класса доносились смешки. Это окончательно вывело меня из себя. Ненавижу, когда надо мной смеются!

Вот в таком плачевном состоянии я наконец открыл нужную дверь. Шел урок по домашнему хозяйству. Если бы знать, то можно было и не торопиться.

К счастью, учительница оказалась молодой и приятной на вид. Она даже улыбнулась при моем появлении. За весь сегодняшний день это было моим первым приятным впечатлением.

— Тебя зовут Дункан Дугал? — приветливо спросила она.

Когда я кивнул, она снова улыбнулась и сказала:

— Меня зовут мисс Карпентер. Я рада, что ты наконец присоединился к нам.

— Она перестанет так думать, когда получше познакомится с ним, — послышался чей-то шепот.

Те, кто сидел рядом, дружно рассмеялись. Я начал наливаться краской. Если бы я знал, кто это сказал, то задал бы ему жару!

Но даже издевательский смех звучал нервозно. Конечно, в первый день занятий ребята всегда чуточку нервничают, но здесь было что-то другое — тревожное ожидание, граничившее со страхом. Должно быть, вернувшись в школу, все снова вспомнили о пришельцах.

Мисс Карпентер вернулась к теме своего урока. Она рассказывала о том, как нужно готовить еду, чтобы при этом не обжечься, не порезаться, не отравиться — короче говоря, остаться живым и здоровым. Но, к сожалению, ей не повезло: она почти сразу же сама обожгла палец, задев за горячую плиту.

— Ох! — воскликнула она и сунула палец в рот.

Сначала я боялся, что она сейчас заплачет, но она вдруг повернулась и выбежала из класса.

Я очень расстроился. Мисс Карпентер была молодой и красивой, и потом, она по-доброму отнеслась ко мне. Очень жаль, что все так получилось.

В классе сразу же поднялся шум, и через минуту-другую появился Хватала, быстро утихомиривший нас. Разумеется, он винил в случившемся только меня.

И вот, словно мне и без того уже не было тошно, за завтраком к моему столику подошел здоровенный восьмиклассник, которого звали Орвилл Пламбер (ничего себе имечко, такое еще придумать надо!), и угрожающим тоном произнес:

— Эй, парень, не ты ли будешь Дункан Дугал?

— А в чем дело? — спросил я, искоса взглянув на него. Он осклабился, и я увидел, что во рту у него не хватает двух передних зубов.

— Я собираюсь сделать из тебя котлету, — любезно сообщил он.

Глава вторая ТРЕВОЖНАЯ СИТУАЦИЯ

Пару раз меня оставляли на второй год, и поэтому я крупнее большинства ребят в нашем классе, но Орвилл возвышался надо мной, как утес. Я с трудом сглотнул.

Мальчишка-вьетнамец, которого звали Фон Ли Дук, радостно захихикал.

— Задай ему как следует, Дункан, — прошепелявил он.

За такие слова я готов был убить Фона. В сущности, в прошлом году дело чуть этим не кончилось, и с тех пор у меня вошло в привычку поколачивать его примерно раз в месяц. Поэтому нетрудно было представить себе, насколько приятно ему будет увидеть, как Орвилл сделает из меня котлету.

— Что я такого сделал? — спросил я, стараясь оттянуть неизбежную развязку.

— Ничего, — ответил Орвилл. — Просто мне не нравится твоя физиономия. Пойдем выйдем, я ее разукрашу как следует.

— Заткнись, пожалуйста, и иди на свое место, — произнес голос у меня за спиной.

Это была Сьюзен Симмонс — та самая, которая прошлой весной открыла всем истинный облик пришельца из космоса.

Сьюзен Симмонс — одна из трех самых красивых девчонок в нашем классе.

Сьюзен Симмонс, которая теперь, после исчезновения книгочея Питера Томпсона, стала, наверное, самой умной из нас.

Мне трудно сказать, как я к ней отношусь. Она немного высокомерна и иногда словно отгораживается от остальных, но бывают минуты, когда она подходит к тебе, улыбается, спрашивает о чем-то — и тебе хочется прыгать до потолка. У нее длинные каштановые волосы и серые глаза, которые как будто темнеют, когда она сердится. В общем, девчонка что надо.

И вот эта самая Сьюзен Симмонс подошла к Орвиллу Пламберу и сказала: «Уходи». Она и пальцем не пошевельнула, просто сказала «уходи», и точка.

Знаете, что самое удивительное? Орвилл ушел. Правда, сначала он весь побледнел, будто его пыльным мешком по голове ударили, а потом ушел.

Я повернулся к Сьюзен и спросил:

— Как это у тебя получается?

Она пожала плечами.

— С прошлой весны многие стали бояться меня, — ответила она. — Чем глупее люди, тем больше они меня боятся. Наверное, Орвилл думает, что я украла у Броксхольма какое-то секретное оружие и могу в любой момент просверлить ему дырку в голове.

— А это правда? — не удержался я, вспомнив, как Броксхольм наглухо заплавил двери школы, когда убегал от нас. Еще я вспомнил, как долго Сьюзен исследовала дом Броксхольма. А вдруг она в самом деле что-то нашла!

Но Сьюзен лишь улыбнулась и загадочно взглянула на меня.

— А ты как думаешь, Дункан? — спросила она и, не дожидаясь ответа, вернулась к своему столику.

Я расстроился: мне хотелось еще поговорить с ней. Когда мы со Сьюзен вот так запросто болтаем, на душе становится светлее. Конечно, у нее свой круг друзей, свои интересы. То, что я помогал ей одолеть пришельца, еще не означает, что она должна считать меня свойским парнем. Ладно, ладно, пусть от меня было не слишком много толку, но я же принимал участие в происходящем! Я, Сьюзен и Питер — только мы трое знали, что происходит на самом деле, а это что-нибудь да значит.

К тому же я был немного смущен: как-то неприлично, когда девчонка спасает тебя от крупной выволочки. Она ведь могла и промолчать, верно?

После завтрака мои дела не улучшились. Я все еще плохо ориентировался в здании школы и вскоре понял, что опаздываю на следующий урок — математику. Поверьте, я действительно старался успеть, ведь я дал себе обещание, что в этом году буду учиться лучше, чем в прошлом. (До сих пор подобные обещания выполнялись не слишком хорошо.) Если ребята уже слышали, как Сьюзен спасла меня от Орвилла, они снова начнут смеяться, и я обязательно с кем-нибудь подерусь. В довершение ко всему, я знал от Патрика, что мистер Блэк, учитель математики, никогда не упускает случая придраться к ученикам.

Поэтому мне очень хотелось успеть вовремя. Я бегал по коридорам, поднимался и спускался по лестницам. Мое лицо пылало. Проклятое здание, ну почему в нем так трудно разобраться? Наконец я нашел свой класс и открыл дверь. Я тяжело дышал, а сердце чуть не выпрыгивало из груди.

— Ага! Насколько я понимаю, это мистер Дугал собственной персоной! — язвительно произнес мистер Блэк, увидев меня. — Сегодня я прощаю тебе опоздание, однако в дальнейшем либо приходи вовремя, либо заранее планируй визит к директору.

Это оказалось последней каплей. После Патрика, отца, Хваталы и Орвилла Пламбера я уже не мог вынести новых нападок, ведь я так старался хоть что-нибудь сделать правильно!

Бывает ли с вами так, что вы начинаете говорить, совершенно не задумываясь над собственными словами? Со мной бывает. Я искоса взглянул на мистера Блэка и неожиданно для самого себя выпалил:

— Отвяжись, балда!

Секунду спустя до меня начало доходить, что я натворил. Я похолодел; желудок ухнул куда-то вниз, и мне показалось, словно я спускаюсь на скоростном лифте. Сильная рука схватила меня за плечо.

— Что ты сказал? — спросил мистер Блэк, развернув меня к себе и пристально глядя мне в лицо.

— Ничего, — прошептал я. — Ничего особенного.

Мистер Блэк распахнул дверь и вытолкнул меня наружу.

— Приходи завтра, Дугал, — ледяным тоном предложил он, — А сегодня, полагаю, тебе лучше побыть где-нибудь в другом месте.

В классе за его спиной послышался смех. Если бы вы знали, как я ненавижу, когда надо мной смеются!

Если мистер Блэк полагал, что я останусь в коридоре до конца урока, то он ошибался. Я собирался уйти отсюда и погулять на свежем воздухе.

Я шел по коридору, тихонько насвистывая, и вдруг увидел выключатель пожарной тревоги. Уж не знаю, о чем я думал в тот момент. Наверное, мне пришло в голову, что раз уж я ухожу, то и всем остальным нечего здесь делать.

Зато я точно знаю, что я сделал. Я протянул руку, открыл защитную панель и повернул выключатель.

Взвыла сирена. Двери распахнулись настежь, и из классов начали выбегать школьники. «Пришельцы! — кричали они. — Пришельцы вернулись!»

Возможно, это могло бы выглядеть забавно, и я сам бы посмеялся от души, если бы не один ужасный факт: когда я повернул выключатель пожарной тревоги, откуда-то сбоку на руку мне выплеснулась струйка бордовых чернил. Не требовалось много ума, чтобы сообразить: это чернила для изобличения хулиганов, которые включают ложную тревогу.

Нужно было как можно скорее смыть их. Я побежал в мужской туалет, но вовремя остановился. «Великолепная мысль, Дункан, — подумал я. — Это именно то, чего они от тебя ждут. Тупица же ты, парень, ведь Патрик тебя предупреждал насчет чернил и пожарной тревоги!»

Я кинулся обратно в коридор. Там стоял невообразимый шум. Некоторые плакали; наверное, им казалось, что началось инопланетное вторжение. Учителя кричали и пытались вывести всех из здания. В общем, полная катастрофа.

Засунув чернильную руку поглубже в карман, я начал проталкиваться сквозь толпу, направляясь к задней двери. Эта дверь выходила на грузовую площадку, куда приезжали машины с продуктами для столовой и мусоровозка. В дальнем ее конце валялось несколько пустых картонных ящиков, а недалеко от выхода стоял большой зеленый контейнер для пищевых отходов, от которого шел душок, — день-то выдался жаркий.

Мне хотелось одного: выбраться отсюда и убежать, но так как полшколы уже вышло на улицу, меня бы неизбежно поймали. Нужно было где-то спрятаться и переждать бурю.

Ладно, по крайней мере, я не пошел в туалет. Хватала, наверное, сейчас обшаривает все кабинки, надеясь обнаружить ученика с измазанной рукой. Я вынул руку из кармана и посмотрел на бордовое пятно. Оно было похоже на объявление, гласящее: «Это сделал Дункан!»

Где же спрятаться? Я огляделся; стадо гораздо тише и безлюднее. Возможно, я смогу спрятаться где-нибудь внутри школы до конца уроков.

Я открыл дверь, шагнул в коридор и чуть было не проглотил язык. Из-за угла появился Хватала, направлявшийся в мою сторону.

Глава третья ЛИШНЯЯ РУКА

Я пулей выскочил за дверь и в отчаянии огляделся. Что делать? Я мог придумать лишь одно место, где никто не станет меня искать. Контейнер для пищевых отходов.

Скоро Хватала откроет дверь и заметит меня. На размышления времени не оставалось. Я бегом пересек площадку, ухватился за крышку контейнера и перебросил ногу через край.

Заглянув внутрь, я чуть было не передумал. В метре внизу меня поджидала неаппетитная масса из банановой кожуры, хлебных корок, недоеденных гамбургеров и прочих вещей, о которых мне даже не хочется упоминать. Я уже решил было повернуть обратно, но в это мгновение послышался скрип открывающейся двери.

Я глубоко вдохнул, перекинул другую ногу через край и плюхнулся в контейнер. Мои ноги сразу же по щиколотку погрузились в отбросы, вокруг головы закружилось облачко фруктовых мух. Я как будто оказался в тропическом болоте. Единственное, чего я поначалу не почувствовал, — это запах, да и то лишь потому, что задержал дыхание.

Согнувшись в три погибели, я сидел на куче мусора и прислушивался. Вскоре голос Хваталы произнес: «Здесь кто-нибудь есть?» У меня вырвался вздох облегчения (правда, очень тихий). Если бы Хватала заметил меня, то позвал бы по имени — значит, он никого не видел или разглядел чей-то неясный силуэт. Впервые за сегодняшний день мне повезло… если это называется везением.

Дверь открылась и снова закрылась. Я немного расслабился, но неожиданно подумал, что Хватала мог пойти на военную хитрость — сделать вид, будто ушел, чтобы выманить успокоившуюся жертву из укрытия. Нет, лучше уж оставаться на месте! Я лишь немного подвинулся в сторону, устраиваясь поудобнее, и на меня сразу же посыпалась всякая гадость. Сквозь джинсы начало просачиваться что-то мокрое и липкое. Ощущение не из приятных… но это все же лучше, чем попасть в лапы к Хватале, готовому съесть меня на завтрак без соли.

Я перестал удерживать дыхание и набрал в легкие свежего воздуха. Правда, «свежий» — не совсем то слово. Скажем так: если бы я мог не дышать, то тут же перестал бы это делать. В металлическом контейнере, выкрашенном в темно-зеленый цвет, было невыносимо жарко. Я словно попал в большую вонючую печку. По моим щекам потекли струйки пота.

Сколько мне еще предстоит сидеть здесь? Когда я наконец смогу спокойно выйти наружу?

Раздался звонок, возвещавший о том, что все в порядке и школьники могут возвращаться на свои места. Ребята принялись кричать и смеяться. Ура, красота, никаких пришельцев!

Я начал успокаиваться. Скоро все войдут в школу и приступят к прерванным урокам. Наверное, я смогу вылезти и скрыться, не привлекая к себе внимания. Если только Хватала не бродит поблизости…

Вскоре я понял, что хочу есть. В следующий момент до меня дошло, что я окружен едой, вернее, едой, бывшей в употреблении. М-да, выбирать не приходится. Интересно, найдется ли тут тухлятинка посвежее?

Должно быть, у меня в самом деле есть добрая фея, но она сильно не в ладах со временем. Я мог бы загадать дюжину желаний на сегодняшний день, и самое главное — чтобы мне не пришлось вставать и идти в школу сегодня утром. Как только я подумал о еде, сверху послышался скрежет. Не раздумывая, я поднял голову и увидел круглое отверстие мусорного бачка, поднятого над краем контейнера. В следующее мгновение на меня обрушился душ из смятых салфеток, маринованных овощей, апельсиновых корок, картофельных чипсов с кетчупом и разных других интересных вещей. Все это было обильно сдобрено остатками какао с молоком.

Мне хотелось кричать и ругаться, но тогда меня бы наверняка обнаружили и притащили в кабинет к Хватале. В таком-то виде! Мой желудок беспокойно заворочался, словно пытаясь внести свою лепту в кучу отбросов, но я ухитрился усмирить его.

Надо мной со скрежетом опрокинулся новый мусорный бачок. Я отполз в сторону на четвереньках. Объедки были скользкими, и, не успев проползти полутора метров, я подвернул руку и упал лицом вниз на мягкую кучу.

Это было неприятно, но не страшно. Гораздо страшнее выглядел предмет, который я успел заметить невдалеке перед собой в тот момент, когда падал.

Рука. Кисть человеческой руки, мирно лежавшая между шариком, скатанным из алюминиевой фольги, и оплывшим, обгрызенным сандвичем.

Отбросы приглушили мой крик. Когда сердце перестало биться как паровой молот, я поднял голову и посмотрел еще раз. Тогда я понял, что жуткий предмет больше похож на перчатку, чем на настоящую руку. Перчатка из человеческой кожи! Может быть, лучше будет сказать, что она напоминала слепок с чьей-то руки.

Я сразу же вспомнил о маске Броксхольма, которой он пользовался, чтобы выглядеть похожим на человека. Сегодня утром, когда Патрик пытался напугать меня, именно его человеческая рука дала мне понять, что он — не инопланетянин. До сих пор я как-то не задумывался об этом, но ведь если лицо Броксхольма под маской было зеленым, то и другие части его тела тоже были зелеными!

Или нет? Кто их знает, этих пришельцев? Может, они каждый день перекрашивают кожу в новый цвет. Но так или иначе, их руки не похожи на человеческие, поэтому они должны прятать их, например, под перчатками, в точности имитирующими человеческую кожу.

Но Броксхольм сбежал в мае прошлого года, а все, что находилось в контейнере для пищевых отходов, попало туда за последние два дня.

Это могло означать лишь одно. В нашей школе по-прежнему работает учитель-инопланетянин.

Глава четвертая ХОННИ ФЛИНТ

Я рассудил так: кому бы ни принадлежала эта перчатка, он (или она, или оно?) остался здесь, когда Сьюзен с остальными ребятами выдворила Броксхольма из города. Но почему пришельцы не вернулись за ним? Неужели его бросили одного?

Или его миссия еще продолжалась? Так или иначе, нужно что-то предпринимать, нужно говорить с людьми, убеждать их в необходимости бороться с новой угрозой!.. Все правильно, однако сперва я должен вылезти из мусорного ящика. Во мне опять зашевелились страхи. Если пришелец, кем бы он ни был, увидит, как я вылезаю из ящика, он может задуматься: а не нашел ли я его перчатку? И тогда он решит избавиться от меня…

Я снова вспомнил, как Броксхольм наглухо заплавил двери школы. Может быть, мне следует оставить перчатку там, где я ее нашел? Но тогда я не смогу доказать свою правоту. С другой стороны, если пришелец поймает меня с перчаткой, то все будет кончено.

Я перебрался в дальний угол контейнера и задумался, устроившись на кучке бумажных салфеток. Перчатка притягивала взгляд, хотя мне совсем не хотелось встретиться с ее владельцем.

Мне показалось, что последний звонок прозвенел не раньше, чем через несколько часов. Я слышал, как смеются и переговариваются выходящие из школы ученики. Со скрипом распахнулась задняя дверь, и уборщица из столовой вывалила в контейнер еще один бачок мусора.

Моя одежда насквозь пропиталась потом, не говоря уже о прочих вещах. Оставалось утешаться тем, что я пришел на первый урок не в новеньком костюмчике, как большинство ребят, а в джинсах и рубашке с джемпером.

Свежий воздух! Как мне не хватало свежего воздуха! Закрыв глаза, я прислонился щекой к стенке контейнера. Ох! Металл был горячим, как раскаленная сковородка. Я перебрался на другую сторону, где лежала тень, и попробовал еще раз. Теперь вышло лучше; стенку контейнера нельзя было назвать прохладной, но она не обжигала кожу.

Наверное, я немного вздремнул, потому что вскоре встрепенулся в панике, потревоженный громким лязгающим звуком. Кто-то бросал баскетбольный мяч в стенку контейнера! Если бы я любил рэп, то мог бы получить от этого удовольствие, но я не выношу музыки, которая бьет по мозгам, поэтому вы можете представить себе мои страдания.

Послышался шорох, и я невольно вскрикнул, когда через мою ногу торопливо пробежала огромная крыса. К счастью, я вскрикнул одновременно с очередным ударом мяча, и меня никто не услышал.

— Убирайся отсюда! — зашипел я на крысу.

Она не обратила на меня внимания. Я схватил огрызок яблока и запустил им в отвратительного серого зверька, но промахнулся. Крыса отбежала в сторону и занялась своими делами. Я решил оставить ее в покое.

Когда чокнутый баскетболист-любитель наконец перестал колотить мячом в стенку контейнера, мне казалось, что я только что вышел из кузнечного цеха металлургического завода. Несмотря на звон в ушах, я попытался прислушаться. Конечно, трудно было судить наверняка, но мне показалось, что площадка опустела.

Перчатку я все-таки решил взять с собой. Без нее никто не поверит моим словам, как бы я ни старался. А если мне не поверят, то кто знает, что натворит пришелец в нашем городе?

На нетвердых ногах я добрался до передней стенки контейнера и осторожно высунул голову. Свежий воздух! Какая красота! Я никогда не думал, что смогу так обрадоваться глотку обычного воздуха.

Но счастье длилось недолго: в следующую секунду я заметил Хваталу, идущего к автостоянке. Я нырнул обратно в контейнер и подождал, пока звук двигателя его автомобиля не затих в отдалении, а потом попробовал снова.

Теперь горизонт был чист. Я напрягся и попробовал подтянуться наверх. Сперва ничего не вышло: я почти обессилел от жары и духоты. После длительных усилий мне удалось перекинуть через край обе ноги и перевалиться на асфальт.

Я хватал ртом воздух и отряхивался. Если бы запах можно было видеть, то прохожим, наверное, показалось бы, что я окружен плотным удушливым облаком. От меня пахло хуже, чем от носков моего брата Патрика, которые тот обычно носит неделю, не снимая.

Нерешительность сковывала меня. Что нужно сделать в первую очередь? Кому можно рассказать о неожиданной находке?

Ответ не заставил себя ждать: нужно встретиться со Сьюзен. Она — единственная, кто способен поверить мне. Но когда я добрался до дома Сьюзен и нажал на кнопку звонка, дверь открыла не она, а ее мать. С подозрением потянув носом воздух, она велела мне отправляться домой и как следует вымыться. Она даже отказалась сообщить Сьюзен о моем приходе.

Поэтому я не стал говорить ей, что мне страшно идти домой одному.

Я шел по Пайн-стрит, распространяя вокруг себя ароматы помойки и пытаясь придумать, что же я скажу маме, когда из кустов неожиданно вышла какая-то женщина.

Моя рука сама собой заползла в карман. Не годится показывать людям грязные руки, даже если они ничего не знают о выключателе пожарной тревоги с чернильным распрыскивателем.

Женщина показалась мне очень красивой. Она носила свои светлые волосы собранными в длинный хвост на затылке, а голубизна ее глаз не уступала свежевыкрашенному голубому «бьюику» моего отца. Ее фигура напоминала греческие статуи, которые мне иногда нравится разглядывать в энциклопедии. С ее шеи свисал фотоаппарат на кожаном ремешке.

— Привет, Дункан! — обратилась она ко мне, с улыбкой протянув руку. — Меня зовут Хонни Флинт.

Мне ужасно хотелось пожать ей руку, но я не мог, иначе она бы увидела бордовое пятно.

— Откуда вы знаете, кто я такой? — спросил я. В голове у меня вертелась мысль, что следует издать закон, запрещающий подобные улыбки: они совершенно обезоруживают человека.

— Я навела справки… — начала она, но вдруг нахмурилась и наморщила нос. — Что с тобой случилось?

— Мне не хочется об этом говорить, — буркнул я, покривив душой. На самом деле мне хотелось рассказать обо всем, но я боялся, что она поднимет меня на смех.

Хонни пожала плечами.

— Полагаю, ребята твоего возраста часто попадают в разные переделки, — заключила она. — Но об этом-то мне и хотелось с тобой поговорить. Насколько мне известно, у тебя в прошлом году были приключения с пришельцами.

Я ощутил легкий укол страха. Жители нашего города старались не говорить о прошлогоднем скандале с пришельцем. По словам моего отца, они пришли к выводу, что им все равно никто не поверит. В полицейских рапортах Питер числился пропавшим без вести: либо сбежавшим из дому, либо похищенным бандитами. Там тоже ни словом не упоминалось об инопланетянах.

Так откуда же эта женщина узнала обо мне? Не инопланетянка ли она? Известно ли ей о найденной мною перчатке? Может быть, она собирается забрать меня с собой?

— Откуда вы знаете про пришельцев? — нервно спросил я.

Хонни снова улыбнулась.

— У меня есть свои источники информации, — туманно ответила она и неожиданно двумя пальцами приподняла мой подбородок, вынудив меня взглянуть в ее голубые глаза. — Как бы тебе понравилось оказаться героем газетной статьи, Дункан?

— Какой статьи? — спросил я, невольно заинтересовавшись.

Улыбка Хонни стала еще ослепительнее.

— В «Национальном обозрении», — ответила она.

Вот тебе раз! Мой отец обожает «Национальное обозрение» и просит маму купить этот еженедельник каждую субботу, когда она собирается в магазин за покупками. Мне тоже нравится читать «Национальное обозрение». Там всегда можно встретить огромные заголовки вроде «ЭЛВИС СЪЕЛ МОЕГО РЕБЕНКА» или «БРОДЯЧИЕ ЗОМБИ ТЕРРОРИЗИРУЮТ ГОРОД».

У меня сложилось впечатление, что Хонни можно доверять. Будь она инопланетянкой, она назвалась бы корреспонденткой «Нью-Йорк тайме» или другой центральной газеты. Ну какой пришелец добровольно признается, что работает в «Национальном обозрении»?

Еще я подумал, как удивится и обрадуется отец, когда прочитает статью обо мне в своей любимой газете.

— Ну как? — спросила Хонни.

— Согласен, — решился я. — Мне нравится ваша газета. Да что там говорить — у нас все ее читают. А старые номера мы храним на полке в туалете.

Хонни недоуменно моргнула, и ее улыбка вышла какой-то кривой.

— Может быть, ты просто расскажешь о том, что с тобой происходило прошлой весной? — предложила она.

Тут меня осенило. Хонни станет моей спасительницей. Ей можно спокойно рассказать о перчатке!

— Хонни, у меня есть потрясающий материал для вашей статьи, — объявил я и полез в карман.

Глава пятая КАК СПРЯТАТЬ РУКУ?

Мое интервью с Хонни Флинт продвигалось блестяще, хотя в душу мне нет-нет да и заползал червячок сомнения. Понимаете, ведь пришельцу вовсе не обязательно ограничиваться одним лицом. Насколько я слышал, у старого доброго Броксхольма имелся целый ящик, набитый масками, — по одной на все случаи жизни.

Поэтому, когда Хонни спросила, можно ли ей взять перчатку с собой, я заколебался. А вдруг она видела, как я выбрался из контейнера для пищевых отходов, и хочет уладить дело по-доброму, без похищения? Доброта у пришельцев не в чести, дело ясное, но если исчезнет еще один школьник, то наш городок превратится в бурлящий котел.

Разумеется, если Хонни говорит правду, она поможет мне убедить весь мир в том, что у нас объявился новый учитель-пришелец. Но если она лжет мне, если она на самом деле замаскированная инопланетянка, то я потеряю свой главный и единственный козырь.

Наконец я предложил Хонни сфотографировать перчатку. Она выглядела очень расстроенной, но о причинах ее расстройства можно было только догадываться. То ли она в самом деле была инопланетянкой, то ли ей хотелось показать главному редактору газеты настоящее вещественное доказательство существования пришельцев из космоса. (Это самый главный недостаток подозрительности: человек больше ничему не верит.)

С другой стороны, мой рассказ привел ее в восторг.

— Это великолепно! — повторяла она. — О Дункан, ты даже не представляешь себе, как это замечательно!

Когда мы закончили беседовать, уже почти стемнело. Хонни сказала, что с радостью сходила бы со мной в кафе выпить стаканчик шоколадного коктейля со сливками, но справедливо заметила, что в таком виде меня не пустят ни в одно приличное место. Судя по всему, ей также совсем не хотелось сажать меня в свой автомобиль. Наверное, я мог бы обидеться, но она держалась очень тактично.

Меня совсем не радовала мысль о прогулке домой в темноте и одиночестве, особенно если учесть, что из-за кустов в любой момент мог выскочить пришелец. И еще: я не знал, как меня встретят дома. Поздний приход — не проблема: моих родителей не слишком беспокоит, когда я прихожу домой. Зато их наверняка обеспокоит мой внешний вид и запах, исходящий от меня.

После недолгих раздумий я остановился возле дома старого мистера Дервинкла. Лужайка перед его домом была самой зеленой и ухоженной в нашем квартале; возможно, потому что он не жалел для нее воды. Я почти не сомневался, что обнаружу где-нибудь у него на дорожке резиновый шланг для поливки.

Я не ошибся. Мистер Дервинкл туговат на ухо, поэтому он не слышал, как я обливался. Сперва вода была теплой, почти горячей, так как шланг весь день пролежал на солнце, но потом пошла холодная. Откровенно говоря, мне было все равно, холодная она или теплая; главное — она смывала с меня грязь и запах. Я и не представлял себе, сколько всякого барахла застряло у меня в волосах, пока не увидел воду, стекавшую с моей головы.

Теперь я насквозь промок. Кое-где на одежде остались сальные пятна, но пахло от меня уже гораздо слабее, чем раньше.

Мне не повезло. Как только я вошел домой, Патрик заметил меня и завопил:

— Ма! Дункан весь мокрый, и с него капает на пол!

Мама немедленно заставила меня выйти наружу, снять всю одежду и переодеться в купальный халат, а Патрик тем временем сбегал за фотоаппаратом и сфотографировал меня, пока я был голый. Представляете, какая свинья!

Вечером я почти час старался смыть с руки чернильное пятно, чтобы с утра безбоязненно отправиться в школу. Проклятые чернила въелись в кожу и никак не сходили. Мне не хотелось спрашивать Патрика о том, сколько это продлится, несмотря на его обширные познания, которыми он постоянно хвастался. Мой брат не умеет хранить секретов, так зачем же рисковать?

Само собой, я мог притвориться больным и остаться дома (я знаю четыре разных способа поднять у себя температуру) или просто прогулять уроки. Но прибегать к таким мерам на второй день занятий достаточно рискованно. Позже, когда познакомишься с распорядком и учителями — дело другое.

Наверное, будь я поумнее, то гораздо быстрее нашел бы выход из положения. До возвращения в спальню, которую мне приходится делить с Патриком, я не вспоминал о загадочной перчатке. Но если перчатка может скрыть руку пришельца, то почему бы ей не скрыть мою руку?

Я вынул перчатку из кармана халата и внимательно осмотрел ее. А вдруг она кишит смертоносными внеземными микробами? Пожалуй, лучше подождать до утра, а там видно будет.

Утром моя рука оставалась такой же бордовой, как и вчера. Когда пришла моя очередь умываться, я заперся в ванной и решительно — будь что будет! — натянул перчатку.

Это смахивало на волшебство. Перчатка пришлась мне точно по руке, словно изменила размер, пока я надевал ее. Но еще чудеснее было то, что она изменила цвет в тон кожи другой моей руки — как будто хамелеон, которого я видел в зоопарке. Осталось лишь два небольших затруднения. Во-первых, ногти на искусственной руке были слишком длинными, поэтому я обрезал их маникюрными ножницами. Во-вторых, на кончике одного пальца виднелась маленькая дырочка; наверное, поэтому пришелец и выкинул перчатку. Я забинтовал палец. Мне частенько приходится ходить забинтованным, поэтому никто не станет спрашивать, что случилось.

И все же любой, кто посмотрел бы внимательно и с близкого расстояния, смог бы заметить, что это не моя рука. Ладно, люди обычно не рассматривают руки друг у друга, если специально не привлекать их внимания. К примеру, хулигану вроде меня многое может сойти с рук: окружающие просто не замечают, что он делает.

Родители совсем не обратили внимания на мою новую руку, а Патрику я просто не дал возможности взглянуть на нее. Уходя в школу, я был почти счастлив. Мои дела определенно шли в гору!

У входа я сразу же заметил Хваталу, стоявшего неподалеку от двери. Я знал, что он ищет ученика с рукой, запачканной чернилами, поэтому небрежно помахал ему, проходя мимо, и вежливо сказал:

— Доброе утро, мистер Кетчам!

Он взглянул на меня исподлобья. Я знал о его подозрениях, но надеялся, что моя откровенность убедила его. Вот он я, мне нечего скрывать! Поэтому он даже не потрудился внимательно посмотреть на меня.

Все было бы просто замечательно, если бы во время урока по естественным наукам я не обнаружил, что моя искусственная рука начала мало-помалу распадаться на части. Я попытался засунуть руку в парту, но быстро сообразил, что в старших классах вместо парт стоят плоские столы, где нет отделения для тетрадей. Хорошо еще, что никто не заметил моего отчаянного ерзанья. В конце концов я сунул руку в карман. Брюки были немного тесноваты, поэтому полоска материала телесного цвета собралась в гармошку у меня на запястье.

Я в ужасе смотрел на нее. В других обстоятельствах я в худшем случае был бы слегка расстроен, но вчера я долго и упорно размышлял, под чьей личиной может скрываться пришелец. Я даже спросил Патрика, сколько новых учителей пришло в школу с прошлой зимы, рассудив, что второй инопланетянин, как и Броксхольм, появился в нашем городе не так уж давно.

Ответ Патрика был типичным для него:

— Тебе-то какая разница, дубина?

— Какая-никакая, башка ты пустая! — ответил я, специально поддразнив его. Если бы Патрик знал мои мысли или хотя бы счел мой вопрос достаточно серьезным, он довел бы меня до белого каления своими шуточками. А так он просто пихнул меня в бок и рассказал, что знал.

По его словам, за последние полтора года в нашу школу пришли четыре новых преподавателя. Первым был не кто иной, как Мануэль Кетчам, или Хватала, появившийся в прошлом январе. Трое других — мистер Блэк, учитель математики, Бетти Лу Карпентер, преподававшая домашнее хозяйство, и Андромеда Джонс, учительница по естественным наукам.

Та самая Андромеда Джонс, на уроке у которой я сидел в эту минуту.

Глава шестая ПРОПАВШАЯ РУКА

Я принялся дергать за складки телесного материала на своем запястье, надеясь разгладить их прежде, чем прозвенит звонок. Но мне так и не удалось узнать, смог ли бы я это сделать. За десять минут до окончания урока зажужжал внутренний телефон, висевший на стене классной комнаты рядом со столом учителя. Мисс Джонс подняла трубку. Обменявшись с кем-то несколькими короткими фразами, она повернулась ко мне и объявила:

— Дункан, тебя вызывает мистер Кетчам. Он хочет, чтобы ты немедленно поднялся к нему в кабинет.

Я сглотнул, ощущая предательскую дрожь в коленках. Дело не в том, что мне раньше не приходилось бывать в кабинетах школьного начальства. Секретарша директора в нашей старой школе говаривала, что ей чаще приходится встречаться со мной, чем с собственными детьми. Она даже обещала повесить специальную табличку «В память о Дункане Дугале» на спинку стула, где я обычно сидел, ожидая встречи с директором (но лишь в том случае, если меня переведут в высшую начальную школу).

К несчастью, мистер Кетчам был куда как несговорчивее нашего старого директора. К тому же он успел невзлюбить меня. У меня возникло нехорошее подозрение, что мои планы на лучшую учебу в этом году можно смело выбросить в мусорное ведро.

— Дункан, тебя ждут, — резким тоном напомнила мисс Джонс.

Я вздохнул и встал.

— Ничего себе! — прошептала девчонка, сидевшая за соседней партой, когда увидела складки кожи на моем запястье. — Что это такое?

— Кожная болезнь, — небрежно отозвался я. — Но она не заразная, если не подходить слишком близко.

Я наклонился к ней и с удовольствием увидел, как она испуганно отпрянула в сторону. Наверное, это был для меня последний радостный момент за сегодняшний день, а может, и за всю неделю. А может, и за всю жизнь, если вспомнить, что мистер Кетчам числился в моем списке подозреваемых.

Шагая по коридору, я размышлял о причине вызова в кабинет директора. Ложная пожарная тревога? Перчатка, выброшенная пришельцем? Какая-нибудь новая провинность, о которой я еще не подозреваю? Меня мучал и более важный вопрос: выйду ли я живым из кабинета мистера Кетчама? Если он пришелец, ему не составит труда учинить надо мной какую-нибудь фантастическую гадость, а потом заявить, что я так и не пришел.

Мысль о бегстве внезапно показалась мне привлекательной. Я сделал крутой разворот и направился к задней двери школы, но не успел пройти и нескольких метров, как глубокий баритон за моей спиной произнес:

— Желаете покинуть нас, мистер Дугал?

Я сглотнул, хотя в горле совсем пересохло. Неужели, Хватала читает мои мысли? Или он просто знает про мою «непредсказуемость» и ожидает от меня любых неожиданностей? Так или иначе, мои дела стремительно катились под гору.

— Покинуть? — невинным тоном спросил я. — Ну что вы! — Повернувшись к Хватале, я принялся сочинять неуклюжую историю, будто бы мне вдруг захотелось в туалет. Судя по кислому выражению его лица, он прекрасно знал, что я лгу, осознаю свою ложь и чувствую его отношение к моим выкрутасам. Поэтому я закрыл рот и поплелся за ним.

— Вынь руку из кармана, — приказал он, как только мы вошли в его кабинет.

— Не могу.

— Почему?

— Кожная болезнь, — нервно ответил я. — Ужасное зрелище, не советую смотреть.

Хватала с отвращением посмотрел на меня.

— У меня крепкие нервы, — проворчал он. — Давай, покажи мне свою руку.

— Нет!

Хватала пожал плечами, словно ожидал этого ответа.

— Хорошо, мы вернемся к этому позже, а пока что перейдем к другому вопросу. Сегодня утром мне позвонила женщина, назвавшаяся Хонни Флинт. Ты знаешь ее?

Я так обрадовался звонку Хонни, что даже не задумался о последствиях. Неужели интервью со мной так быстро опубликовано?

— Конечно, знаю! — выпалил я. — Мы встречались вчера вечером.

Хватала кивнул.

— И ты рассказал ей о прошлогодних событиях?

Я кивнул в ответ. Меня снова охватило беспокойство. Что-то было не так, но я не мог понять, в чем дело.

Мистер Кетчам положил локти на стол и сплел пальцы рук перед своим лицом. Его темные глаза вспыхнули недобрым огнем.

— Это был очень глупый поступок с твоей стороны, Дугал, — тихо произнес он.

Меня кинуло в жар. Отчего он так бесится? Не хочет привлекать внимание к школе или боится раскрыть свое инопланетное происхождение?

— Я имею право говорить правду, — пробормотал я.

Хватала фыркнул, словно сама мысль о том, будто я могу говорить правду, казалась ему смехотворной.

— Никто не подвергает сомнению твое право говорить правду, Дугал, — назидательным тоном сказал он. — Но вот что мне хотелось бы знать: считаешь ли ты правдой свою нелепую болтовню о чудесных перчатках и о вторжении из космоса?

Я озверел.

— Это вы называете нелепой болтовней? — закричал я, выдернув руку из кармана и помахав ею у него перед носом. — Разве это выдумки?

— Нет, — спокойно ответил мистер Кетчам. — Я называю это бордовыми чернилами, отметившими нарушителя, который устроил в школе ложную тревогу. Даже две ложные тревоги, поскольку чушь, рассказанная тобою доверчивой журналистке, тоже идет в счет.

Я в ужасе уставился на свою руку. Перчатка исчезла; она растворилась вся, до последней нитки! Бордовое пятно осталось единственным свидетельством моих вчерашних приключений.

— Это вы сделали? — брякнул я, в упор глядя на Хваталу.

Он озадаченно воззрился на меня.

— Что я сделал?

— Вы заставили перчатку исчезнуть. Вы знали о ней, вы знали!

Я снова кричал — отчасти от страха, а отчасти потому, что обычно повышаю голос, когда мне грозят неприятности. Хватала встал из-за стола и смерил меня ледяным взглядом.

— Успокойся! — скомандовал он.

— Отпустите меня! — в панике выкрикнул я.

— Сядь, Дункан! — взревел он.

Я покорно опустился на стул.

Начались разговоры. Сначала, Хватала прочел мне лекцию об опасности ложных пожарных тревог и об ответственности за необдуманные поступки. Потом пришел полисмен и прочитал мне вторую лекцию. Потом пришел сотрудник пожарной охраны и прочитал мне третью лекцию. Когда они выдохлись, всем было совершенно ясно, что я — законченный хулиган, начисто лишенный чувства ответственности, которого в недалеком будущем ожидает тюрьма.

Теперь я, наверное, лучше всех на свете знал, какой опасной может оказаться ложная пожарная тревога. Из-за этой дурацкой тревоги никто не хотел верить моему рассказу о пришельцах. Каждый раз, когда я пытался упомянуть о них, мистер Кетчам обвинял меня в желании «извлечь выгоду из трагической ситуации в связи с похищением Питера Томпсона» и советовал мне держать язык за зубами.

А может быть, он все-таки инопланетянин? После ухода полисмена и сотрудника пожарной охраны мистер Кетчам пригласил в кабинет мою маму. Она плакала (ненавижу, когда она плачет!) и спрашивала, почему я это сделал, но я не мог ей объяснить, поскольку сам толком не знал. Тогда она начала причитать и говорить об отце — мол, она не представляет, что он со мной сделает. Что верно, то верно. Если судить по прошлому опыту, то он либо выдерет меня, либо рассмеется и скажет: «Мальчишка всегда останется мальчишкой!»

Когда меня наконец отпустили, я не знал, как мне быть дальше. Отправиться домой и запереться в чулане или убежать из дому? Лучше всего было бы поговорить с кем-нибудь по душам, но, когда ты уже несколько лет слывешь хулиганом, мало кому хочется выслушать тебя.

Я шел по Пайн-стрит, пытаясь привести свои мысли в порядок, когда заметил Сьюзен, беседовавшую со Стейси Бенуа и Майком Фораном. Всех троих можно было считать образцами хорошего поведения. Мне следовало бы знать, что между нами нет ничего общего, но я все-таки попробовал присоединиться к разговору. Глупо, правда?

— А вот и наш Бешеный Пожарник! — воскликнул Майк, когда я подошел к ним.

Что я мог ответить? Я развернулся и врезал ему по носу. Сьюзен и Стэйси принялись кричать на меня. Как только они меня не обзывали! Я убежал и не останавливался, пока не попал домой.

Поднявшись в нашу спальню, я молча лег в постель. Я не мог плакать, поскольку Патрик был рядом. Поэтому я просто лежал на кровати, глядел в потолок и размышлял о том, зачем я родился на этом свете.

Глава седьмая АНДРОМЕДА ДЖОНС

Хотя я продолжал каждый день ходить в школу, мне не пришлось видеться с учителями до середины следующей недели. В течение пяти дней я сидел в кабинете у Хваталы. Мне присылали задания, но я не понимал их смысла. Что толку заниматься в одиночестве, не зная темы?

В среду мистер Кетчам решил, что с меня достаточно, и разрешил мне снова посещать занятия. Судя по его тону, он оказывал мне огромную услугу.

Он лично сопровождал меня. С утра я надеялся, что меня отпустят на первый урок по домашнему хозяйству. Этот предмет понравился мне гораздо больше, чем я предполагал, а кроме того, мне нравилась мисс Карпентер, хотя она держалась как-то неуклюже и все время совершала смешные ошибки. Похоже, я ей тоже понравился, и это выгодно отличало ее от других учителей.

Но получилось так, что мне пришлось ждать до второго урока. Весь первый урок Хватала был занят важным делом: он читал нотацию Орвиллу Пламберу. Слушать его было сплошное удовольствие. Правда, я не смеялся: если бы Орвилл услышал меня, то потом задал бы мне крепкую взбучку.

— Ну как, Дугал, готов к возвращению в приличное общество? — спросил Хватала, покончив с Орвиллом.

Я кивнул. Он кивнул в ответ и указал на дверь. Я вышел первым.

Когда мы пришли на урок по естественным наукам, Андромеда Джонс как раз готовилась продемонстрировать действие статического электричества.

— А сейчас, ребята, нам нужен доброволец, — сказала она.

Я не имел никакого желания предлагать свою кандидатуру. В конце концов, миссис Джонс была одной из новых преподавательниц и автоматически попадала в мой список «возможных пришельцев». Кто знает, для чего на самом деле предназначены ее приборы?

Андромеда Джонс молчала, обводя класс задумчивым взглядом. Ее манера одеваться казалась мне довольно странной: она носила платье-сафари цвета хаки со множеством молний и карманчиков, которые так нравятся малышам. По слухам, она специально одевалась так, потому что считала работу в начальной школе опасней охоты в джунглях. Не знаю, правда это или нет.

Прошло с полминуты, но никто не вызвался добровольцем. Хватала вдруг подтолкнул меня вперед.

— Дункан будет рад принять участие в демонстрации вашего опыта, мисс Джонс, — жизнерадостно заявил он.

— Нет-нет, только не я! Я отказываюсь!

Хватала наклонился к моему уху и прошептал:

— Дункан, ты даже не представляешь себе, сколько неприятностей я могу тебе доставить. Если ты не хочешь провести следующие пять дней в моем кабинете, валяя дурака, выходи и принимай участие в эксперименте.

Я вздохнул и вышел к доске. Послышались шепот и хихиканье, действовавшие мне на нервы. Я покраснел. Хорошо еще, что Хватала был рядом, иначе я обязательно дал бы кому-нибудь по уху.

— Успокойтесь и послушайте! — воскликнула мисс Джонс. — Цель этого эксперимента — дать вам представление о том, как свободный поток электричества может воздействовать на предметы.

Она вызвала темнокожего паренька, сидевшего во втором ряду, и сказала ему:

— Маркус, я хочу, чтобы ты завел генератор.

— С удовольствием, мисс Джонс, — улыбнулся Маркус.

Его улыбка не удивила меня. Как-то прошлой весной мой отец крепко напился и вел себя довольно гнусно. На следующий день я пришел в школу в дурном настроении и, когда Маркус отпустил в мой адрес плоскую шуточку, сбил его с ног и треснул сверху подносом, на котором стоял его завтрак. Поэтому он, конечно же, был рад завести генератор для мисс Джонс.

Когда Маркус занял свое место, мисс Джонс надела мне на голову большой шлем из прозрачного пластика с двумя зигзагообразными молниями, нарисованными впереди. С обоих боков шлема и на его верхушке торчали бугорчатые выступы.

Приладив шлем, мисс Джонс попросила Маркуса приступать к делу, и тот завертел ручку генератора.

Кожу моей головы начало слегка покалывать. Волосы зашевелились, словно подул ветерок. Буквально через несколько секунд весь класс залился хохотом. Наверное, я и в самом деле выглядел очень забавно — с выпученными глазами и вставшими дыбом волосами!

Но забавно или не забавно, я все равно ненавижу, когда надо мной смеются. Я так взбеленился, что готов был разнести все вокруг! Но Хватала по-прежнему стоял рядом, поэтому я держал свои чувства при себе. «С меня хватит, — с горечью думал я. — Спасти мир — дурацкая идея! Да пусть эти пришельцы приходят прямо сейчас и заберут всех, я не возражаю».

Внезапно я перестал думать о том, что надо мной смеются. Происходило нечто странное и загадочное. Покалывание началось внутри моей головы! Мне казалось, будто под черепной коробкой ползают тысячи крошечных муравьев.

— Спасибо, Маркус, — вмешалась мисс Джонс — Этого достаточно.

Но Маркус крутанул ручку еще пару раз — наверное, для ровного счета.

— Маркус! — она повысила голос. — Я же сказала, прекрати!

Маркус отпустил ручку с таким видом, словно у него отняли любимую игрушку. Я мысленно пообещал себе вздуть его при первой же возможности.

Ребята продолжали смеяться. Когда я шел к своему месту, мои щеки пылали от стыда. Я сел и постарался прислушаться к объяснениям, но в голове все еще покалывало после опыта. Правительству следовало бы запретить подобные эксперименты над живыми людьми!

После школы у меня появилась неплохая идея — говорю об этом, поскольку со мной такое случается нечасто. Я решил побеседовать с мисс Шварц, учительницей из нашей старой школы. Раз уж пришелец заключил ее в силовое поле прошлой весной, то она, наверное, поверит моему рассказу об удивительной находке в контейнере для пищевых отходов.

По дороге я встретился с группой ребят из нашего класса, стоявших перед аптекой Зигеля. Они о чем-то шушукались между собой, но, заметив меня, засвистели и заулюлюкали.

Сьюзен Симмонс выступила вперед. Ткнув пальцем мне в грудь, она заявила:

— Я знала, что ты балда, Дункан, но никогда не думала, что ты способен пасть так низко. Если бы мне пришлось выбирать между тобой и земляными червями, я выбрала бы червей: от них хотя бы есть польза!

Я потрясенно уставился на нее. Что я натворил на этот раз?

Глава восьмая «ДУНКАН ДУГАЛ — ЮНЫЙ ГЕРОЙ!»

— Не надо так на меня смотреть, — презрительно бросила Сьюзен.

— Как? — удивился я.

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. — Она вытаращила глаза и оглянулась с глупым видом, изображая меня. — «Кто, я? Да что вы, как можно! Я ничего такого не делал!» Ты уже миллион раз так смотрел на учителей, и каждый раз это означало, что виноват именно ты.

Вот тебе и на! Когда люди лишь по твоей внешности начинают судить, прав ты или виноват, это означает одно: ты влип в крупные неприятности.

Прежде чем я смог возразить, Сьюзен ткнула мне в лицо сложенной газетой.

— Полюбуйся! — скомандовала она.

Я взглянул и не удержался от стона. Это было «Национальное обозрение». Заголовок, набранный огромными буквами, гласил: «ЮНЫЙ ГЕРОЙ БОРЕТСЯ С ПРИШЕЛЬЦАМИ В НЕБОЛЬШОМ ГОРОДКЕ!» Под заголовком красовалась моя фотография.

— Теперь слушай! — приказала Сьюзен и начала читать вслух: — «Дункан Дугал юный герой, прошлой весной спасший небольшой американский городок от инопланетного завоевания, утверждает, что Земля по-прежнему подвергается опасности вторжения из космоса».

— Но это же правда! — воскликнул я.

— Вот как? — язвительно спросила она. — Выходит, это ты спас нас от пришельцев? Если мне не изменяет память, то единственным твоим достижением были истеричные вопли, когда ты стоял перед Броксхольмом.

Я пытался объяснить ей, что «правда» относилось к опасности вторжения, но Сьюзен лишь испепелила меня взглядом и снова принялась цитировать статью:

— «Прошлой весной мои друзья очень испугались, — сообщил Дугал нашей корреспондентке Хонни Флинт — Однако я сохранил выдержку и поэтому сумел найти способ выдворить пришельца из города».

Она снова испепелила меня взглядом.

— Ты сообразил, как выгнать пришельца?

Я покраснел. Разумеется, это сделал не я, а Сьюзен.

— «Дункан Дугал юный герой!» — насмешливо воскликнула Стейси.

— О Дункан, спаси меня! — пропищала другая девчонка.

— Заткнитесь! — закричал я. — Все заткнитесь!

Потом я бежал, не разбирая дороги и сел отдышаться, только когда оказался поблизости от нашего дома. Настроение было хуже не придумаешь. Я знал, что один из наших учителей — пришелец, но после статьи Хонни у меня пропала последняя надежда завоевать доверие людей. Я вовсе не лгал, когда беседовал с ней; мне просто хотелось изложить свою точку зрения на события. Наверное, меня немножко занесло… но с кем не бывает?

«Дункан Дугал — юный герой!» Издевательские голоса все еще звенели у меня в ушах, когда я закрыл за собой входную дверь. Патрик был уже тут как тут и, разумеется, помахивал последним номером «Национального обозрения».

— Классно врешь, братец! — приветствовал он меня. — Твоим друзьям очень понравится эта статья.

«Какие друзья? — с горечью подумал я, — Нет у меня друзей». Но мне не хотелось ничего объяснять Патрику, поэтому я посоветовал ему закрыть варежку и поднялся в нашу комнату. Снизу доносился его довольный смех.

После прихода отца на душе у меня стало еще хуже. Прочитав статью, он пришел в восторг. Он купил целых двадцать экземпляров газеты и принялся обзванивать всех наших родственников. Казалось, он впервые обрадовался тому, что я родился на свет, — и все из-за моей дурацкой болтовни в пересказе какой-то журналистки!

Патрик втайне завидовал мне, поэтому вечером он то и дело исподтишка пихал меня в бок или давал мне пинка. Этой ночью мне снились страшные сны: знакомые люди расплывались, меняли облик и превращались в пришельцев. Я просыпался в холодном поту, бормоча всякие глупости.

На следующее утро я решил притвориться больным и пропустить занятия. Но как выяснилось, об этом не стоило и думать: отец сам собрался отвезти меня в школу. «Я хочу кое о чем потолковать с директором», — заявил он.

Вообще-то его присутствие немного облегчило мои страдания. Когда мы шли по коридору, за нашей спиной раздавался шепот, зато никто не осмеливался смеяться в открытую. Ребята знают, что с моим отцом шутки плохи!

Наш визит к директору обернулся настоящей катастрофой. Мы так и не увиделись с Хваталой, поскольку отец настаивал на встрече с самой миссис Уилбурн, председательницей совета директоров начальной и средней школы.

— Послушайте, что вы собираетесь предпринять в связи с ситуацией, сложившейся вокруг пришельцев? — спросил он, как только секретарша впустила нас в кабинет.

Миссис Уилбурн была высокой, элегантной женщиной с седыми волосами, собранными в аккуратный узел на затылке. Она сочувственно посмотрела на моего отца и ответила:

— Откровенно говоря, мистер Дугал, мы еще не пришли к окончательному решению. Мы рассматривали вопрос о привлечении Дункана к ответственности за клевету, однако, учитывая его несовершеннолетний возраст, решили найти другой метод. В конце этой недели соберется совет по делам образования, и я обязательно упомяну о вашей заинтересованности в благоприятном исходе дела. Разумеется, письменное извинение от Дункана тоже окажется полезным.

У отца был такой вид, словно его окатили холодной водой из ведра. Когда он потребовал от миссис Уилбурн найти пришельца и избавиться от него, та спокойно возразила, что преподавательский состав не может уделять серьезного внимания выходкам психически неуравновешенного семиклассника, ранее неоднократно уличенного во лжи и пользующегося «трагедией Питера Томпсона» ради того, чтобы привлечь внимание к своей персоне.

— А как насчет перчатки? — осведомился отец. Его лицо побагровело от гнева.

Миссис Уилбурн положила локти на стол и сплела пальцы перед глазами — точь-в-точь как Хватала.

— Покажите мне перчатку, и я приму конкретные меры, — сказала она.

— Дункан, — прошептал отец. — Где перчатка?

— Она исчезла, — шепнул я в ответ. — Расползлась на нитки, а потом растворилась.

Одного взгляда на его лицо было достаточно. Отец считал, что я бессовестно предал его.

Миссис Уилбурн попросила нас уйти. Вообще-то она сказала, что если мы не уйдем, то ей придется вызвать полицию.

Я казался себе мухой, попавшей под колеса автомобиля. Я чувствовал себя побитым щенком. Нет, в самом деле — таким, как я, нет места во Вселенной!

Отец уехал, а я поплелся на первый урок. Меня грела мысль о скорой встрече с мисс Карпентер, всегда такой веселой и жизнерадостной, но мисс Карпентер оказалась совсем расстроенной: сломался холодильник, изучению которого планировалось посвятить сегодняшний урок.

Когда я вошел в класс, все дружно засмеялись. На призывы к тишине никто не обратил внимания (обычно так и случалось, когда бедная мисс Карпентер пыталась успокоить нас). Ребята продолжали смеяться и дразнить меня. Что ж, тем хуже для них!

Поэтому через несколько часов, получив намек на личность пришельца, я ни с кем не поделился своим открытием. Во-первых, я знал, что мне никто не поверит. Во-вторых, мне было совершенно все равно, что случится с другими людьми.

Мое открытие было таким захватывающим и удивительным, что я по праву мог считать его одним из самых важных в истории нашей планеты. И эта тайна принадлежала мне одному!

Глава девятая КАК ПРОЧИСТИТЬ МОЗГИ?

Мое открытие произошло во время урока математики. Мистер Блэк объяснял правила перевода обычных дробей в десятичные. Раньше это показалось бы мне переливанием из пустого в порожнее, но внезапно я начал понимать, о чем идет речь.

Подумаешь, достижение! — скажете вы. Может быть, для вас это проще пареной репы, но со мной такое случилось впервые. Я никогда ничего не понимал на ознакомительных занятиях по новой теме. Правда, я никогда и не слушал как следует, но лишь потому, что был убежден в своей исключительной тупости.

На этот раз получилось по-другому. Мистер Блэк продолжал объяснения, и все, что мне полагалось знать о математике за последние семь лет, неожиданно начало складываться в цельную картину. Я был изумлен. Математика на самом деле поражала своим смыслом и логичностью! Все в ней таинственным образом соединялось и совпадало. Она была загадочной, но почти прекрасной!

Я снова ощутил покалывание под черепной коробкой. Затем произошло еще одно поразительное событие: мистер Блэк задал вопрос, а я знал ответ! Я чуть было не поднял руку, но вовремя спохватился: это показалось бы чересчур странным. Кроме того, если я отвечу на вопрос, то люди подумают, что раньше я только притворялся двоечником и бездельником— а мне меньше всего хотелось привлекать к себе пристальное внимание.

Довольно быстро я сообразил, что произошло. Даже тупица мог бы додуматься, а я не был тупицей — по крайней мере, сейчас.

Все очень просто: Андромеда Джонс оказалась инопланетянкой, и тот аппарат, который вчера испытывали на мне, был чем-то вроде мозгоочистителя, делающего людей умнее, чем раньше.

Но если я поумнел за один раз, то, может быть, новая порция неведомого излучения сделает меня совсем умным? Вот классно! Забудьте о «юном герое Дункане Дугале» — перед вами Дункан Дугал — юный гений!

Я едва мог дождаться окончания уроков. В голове у меня уже созрел замечательный план. Оставалось лишь ждать и постараться ни с кем не поцапаться, пока не прозвенит последний звонок. Это оказалось непросто, так как на меня по-прежнему сыпался град насмешек из-за статьи в «Национальном обозрении». Но я сохранял спокойствие. Скоро я стану умнее всех отличников, остроумнее всех шутников, так долго потешавшихся надо мной!

Сразу же после уроков я направился в туалет, заперся в кабинке и встал на унитаз, чтобы меня не могли заметить, даже заглянув под дверь. Обычно остаться в школе после уроков не составляет труда: многие ребята занимаются в разных кружках и спортивных секциях. Но я прослыл возмутителем спокойствия, и преподаватели косо смотрели на меня. Если заметят, то наверняка отошлют домой.

Я стоял, терпеливо ожидая, и вдруг пожалел, что не захватил с собой какую-нибудь книжку. Сама мысль об этом заставила меня недоуменно моргнуть. С каких это пор мне понадобились книжки?

Ответ пришел немедленно. Мой мозг проголодался! Он бездействовал и теперь жаждал получить новую информацию. М-да, придется еще привыкать к своему новому состоянию!

Примерно через час я вышел из туалета. Почти все учителя разъехались по домам, и в коридорах стало гораздо безопаснее. Меня беспокоило, что скоро может прийти уборщица.

Когда же я смогу запустить аппарат? Нет, лучше не торопиться. Чем больше я думал об этом, тем больше убеждался в своем нежелании оказаться пойманным «на месте преступления». Ни один учитель, ни один школьник не должен узнать, чем я занимаюсь!

Я постоянно задавал себе вопрос: почему мисс Джонс применила аппарат ко мне, а не к другому ученику? Видите, как я поумнел — раньше я не стал бы раздумывать над подобными вещами. Однако открывшиеся передо мной возможности казались такими замечательными, что я не хотел останавливаться перед любыми сомнениями и препятствиями. Если даже это ловушка, что ж — овчинка стоит выделки. Я устал чувствовать себя дураком.

Медленно, с предельной осторожностью я начал пробираться по коридору к двери класса, где проходили занятия по естественным наукам. Я рассудил, что могу спрятаться и там, даже если придется, еще подождать.

Через несколько шагов я решил снять кроссовки. Вообще-то ходить в них удобно, но подошва может скрипнуть в самый неподходящий момент. В носках, пусть и не слишком чистых, куда сподручнее.

Услышав какой-то звук, я мышью проскользнул в классную комнату. Мимо прошла уборщица; она что-то напевала и толкала перед собой автоматическую щетку для чистки полов. Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем она вернется обратно? Я насчитал сто восемьдесят розовых слонов — примерно три минуты.

Остаться на месте? Наверное, здесь все-таки безопаснее, чем в коридоре. И тут я вспомнил, что дверь напротив по коридору ведет в библиотеку. Там будет не так скучно: можно почитать какую-нибудь книжку или, на худой конец, посмотреть журнал. Я подождал, пока уборщица не зашла в туалет, а затем бесшумно пересек коридор и закрыл за собой дверь библиотеки.

В этом году я впервые оказался в библиотеке и уж точно впервые в жизни пришел сюда по своей воле. Я выбрал интересную с виду книжку (что-то про конструирование автомобилей) и заполз под стол в уголке. Здесь было довольно темно, но я не расстроился. Хотя мне действительно хотелось читать, мое внимание все время отвлекалось на другие дела. Я должен был еще раз испытать аппарат для прочистки мозгов!

Какое-то время я еще пытался читать. У меня рябило в глазах, голова то и дело клонилась на грудь. Вскоре я заснул.

Когда я проснулся, в комнате стояла кромешная темнота. Я выполз из-под стола и прислушался. Полная тишина.

Впрочем, не совсем: вдруг заурчало в желудке. Ничего удивительного — ведь после завтрака у меня во рту маковой росинки не было.

Стараясь не обращать внимания на призывы желудка, умолявшего о пище, я вышел в коридор. Было как-то непривычно находиться в школе в полном одиночестве. Раньше я решил бы, что это самое подходящее время для озорных проделок, но теперь мне не терпелось стать умнее.

Стать умнее в школе? Смех, да и только! Честное слово, раньше мне не приходило в голову, что этим здесь и занимаются.

На цыпочках я прошел по коридору к классу миссис Джонс и помедлил у двери. В комнате было темным-темно. А что, если пришелец прячется внутри? Вдруг он складывается в гармошку и проводит ночь на книжной полке? Кто их знает, этих инопланетян?

У меня снова заурчало в желудке. Я вспомнил, что в лаборатории мисс Джонс стоит холодильник, где может оказаться какая-нибудь еда. Если уж я собрался поумнеть, то лучше делать это на сытый желудок.

Я ощупью пробрался к холодильнику и распахнул дверцу. Свет маленькой лампочки внутри поначалу показался мне ослепительным. На первый взгляд содержимое холодильника не внушало аппетита. В большинстве банок и пробирок находились либо заспиртованные мелкие зверюшки, либо разные водоросли. Для человеческого желудка такая пища явно не подходила.

Но на верхней полке стояла плоская круглая банка с герметично закрывающейся крышкой. Она выглядела многообещающе. Я вытащил ее и открыл крышку в надежде обнаружить там что-нибудь съедобное.

Потом я закричал не своим голосом.

Глава десятая ПУУТ

Наверное, я не стал бы кричать, если бы вещество в банке всего лишь светилось в темноте. Даже если бы оно заколыхалось, я бы смог удержать себя в руках, решив, что случайно встряхнул банку. Но когда эта светящаяся желеобразная масса начала перетекать через край банки и взбираться по моей руке, это оказалось выше моих сил. Я не только закричал от ужаса, но и уронил банку на стол.

Однако каплевидная масса не отцепилась от меня. Она хлюпнула, растянувшись от моего запястья до крышки стола. Я попятился, продолжая кричать. Масса растянулась еще сильнее и потащила банку за собой. Внезапно банка соскользнула с края стола и упала на пол. Оставшаяся внутри тянучка оторвалась с жутким чавкающим звуком и обмоталась вокруг моей руки, словно резиновая лента.

Послышалось жалобное хныканье.

— А-ааа! — завопил я. — Мама! Пошел вон! Убирайся! — Я тряхнул рукой, пытаясь избавиться от светящейся массы. Она качнулась вправо-влево, следуя за взмахами, и вдруг отцепилась от меня. Пролетев через всю комнату, она со звучным шлепком приземлилась на столе и снова жалобно захныкала. Я не мог поверить своим глазам. Масса меняла форму, становясь похожей на слизняка размером с полметра. Светящийся слизняк! Он приподнял свой раздвоенный передний конец (по крайней мере, мне так показалось) и повернул его ко мне.

А потом он фыркнул. Фыркнул мне в лицо, словно давая понять, насколько я ему противен, и растекся по столу.

Мне хотелось убежать, но я вовремя спохватился. Если я оставлю эту штуку на столе, мисс Джонс поймет, что кто-то шарил в ее владениях, и тогда мне точно не дадут еще раз прочистить себе мозги. А я хотел это сделать!

Тут меня посетила еще одна мысль — не иначе как сказывались последствия умственного развития. Вот она: если я сначала воспользуюсь аппаратом, то могу так поумнеть, что в два счета разберусь со слизняком.

— Оставайся здесь, — скомандовал я ему, отступив на шаг. Мой голос звучал твердо, хотя внутри что-то все еще вздрагивало.

Слизняк приподнял один конец и тихо, печально произнес:

— Пуут!

Мне стало не по себе. Может быть, ему нужно оставаться в холодильнике? Не умрет ли он, если я оставлю его на столе? Тогда Андромеда Джонс наверняка узнает о вечернем визите в ее лабораторию, а принимая во внимание уровень инопланетной технологии, ей не составит труда определить нарушителя.

Новая мысль была, пожалуй, самой худшей из всех. У меня прямо мороз по коже пробежал. Что, если пришелец рассчитывает, что я приду сюда, а существо из холодильника питается обогащенным мозговым веществом? Выражение «пища для ума» внезапно приобрело для меня новый, зловещий смысл.

Поумнеть-то я поумнел, а вот много ли толку? Может быть, стоило остаться дураком и не мучиться от неприятных мыслей?

Впрочем, я зашел уже слишком далеко. Нет смысла останавливаться на полпути. Если аппарату для прочистки мозгов нельзя дать задний ход, то мне придется становиться все умнее и умнее хотя бы ради того, чтобы оставаться в живых.

И, конечно, все мои умозаключения пропадут впустую, если я не смогу найти аппарат. Мисс Джонс могла забрать его к себе домой… если у нее есть дом, и она сейчас не лежит, свернувшись клубочком, на полке в лаборатории, предвкушая, как светящийся слизняк поужинает мною после сеанса прочистки мозгов.

Я старался вспомнить, куда она убрала аппарат после того, как Маркус прекратил мучить меня. Ничего разумного в голову не приходило: тогда я был так зол на весь мир, что почти не обращал внимания на окружающих. Но постепенно в моем мозгу начали возникать образы. Я вспоминал, я действительно вспоминал! Я ничего специально не запоминал, однако образы почему-то хранились в моем сознании.

Интересно, сколько там хранится других вещей, о которых я не имею ни малейшего представления? Пожалуй, повышенный интеллект имеет свои преимущества!

Я подошел к стенному шкафу, куда мисс Джонс убрала аппарат после окончания эксперимента. Сердце гулко заколотилось в груди. Вдруг она поджидает меня внутри? Воображение услужливо нарисовало мне яркий образ огромной летучей мыши, висящей вверх ногами и готовой схватить любого, кто откроет дверь и сунется внутрь.

Я потряс головой. Кажется, я становлюсь чересчур впечатлительным. Жаль, что бесстрашие не входит в число моих новых приобретений — с ним было бы гораздо легче.

Мне ужасно хотелось включить свет, но сделать это было все равно что забраться на крышу и во весь голос крикнуть: «Смотрите, я здесь!» Набрав в легкие побольше воздуха, я начал открывать дверь шкафа — медленно, очень медленно, отступив в сторону для большей безопасности.

Ничего. Полная тишина. Я задержал дыхание и заглянул внутрь. В этот момент кто-то прикоснулся к моему колену, а еще секунду спустя я понял, что изобрести антигравитацию очень просто. Нужно лишь как следует испугаться. Я подпрыгнул так, что долетел почти до потолка, прежде чем услышал собственный крик.

— А-ааа! — завопил я точно так же, как при встрече со светящимся слизняком. — А-ааа!

— Пуут? — спросил негромкий голосок.

Я стоял на дверной ручке, держась за косяк. Взглянув вниз, я увидел на полу своего недавнего знакомого. Он приподнял один конец сантиметров на десять от пола и медленно описывал в воздухе что-то вроде окружности.

— Пуут? — снова спросил он.

Сердцебиение замедлилось, перейдя с ритма отбойного молотка на ритм басового барабана. На мгновение я подумал о том, что произойдет, если я спрыгну на слизняка. Возможно, я убью его, а может, он разлетится на тысячу студенистых комочков — голодных, рассерженных и готовых лопать меня со всеми потрохами. Нетушки, не на такого напали!

— Уходи отсюда! — выкрикнул я.

— Пуут! — отозвался слизняк не менее сердитым тоном.

Я решил рискнуть и спрыгнул вниз, приземлившись примерно в полуметре от него и одновременно крикнув:

— Убирайся!

— Пуут! — в панике заверещал слизняк. Потом он свернулся в кольцо и покатился по полу к лабораторному столу.

У меня оставалось мало времени. После того шума, который мы подняли, не имело смысла соблюдать меры предосторожности, поэтому я сразу же вошел в шкаф. Искать пришлось недолго. Я все равно ничего не видел, поскольку в шкафу было абсолютно темно, но уже через пару шагов я наткнулся на стол с колесиками — из тех, на которые учителя обычно ставят проектор, когда хотят показать слайды или научно-популярный фильм. Однако на этом столике лежал загадочный инопланетный аппарат для прочистки мозгов, принадлежавший мисс Джонс.

Дрожа от возбуждения, я выкатил столик в классную комнату. Мне пришлось работать в полумраке (комната освещалась лишь лунным светом да отблесками уличных фонарей). Я закрыл глаза, стараясь вспомнить, каким образом шлем был подсоединен к генератору. Через несколько секунд в сознании возник нужный образ.

Я улыбнулся. Здорово, когда голова варит как следует! Закончив приготовления, я посмотрел, как поживает слизняк. Он наполовину свесился с лабораторного стола и не подавал признаков жизни.

Взяв шлем обеими руками, я осторожно надел его себе на голову.

Глава одиннадцатая БА-БАХ!

Я сосредоточился, вспоминая инструкции мисс Джонс. Меньше всего на свете мне сейчас хотелось поставить аппарат на задний ход и сделаться еще глупее, чем раньше.

Наконец все было готово. Опираясь одной рукой на стол рядом с генератором, я взялся другой рукой за ручку и начал вращать ее — сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.

В первые несколько секунд как будто ничего не произошло. Затем появилось знакомое ощущение ветерка, взъерошившего мне волосы.

Я крутанул посильнее. Мои волосы встали дыбом, под черепной коробкой поползли крошечные муравьи. Я буквально чувствовал, как становлюсь умнее!

— Давай, машинка, — шептал я, изо всех сил вращая ручку. — Давай, милая, не подведи. Сделай из меня нового Эйнштейна!

В моем сознании вспыхивали искры. Воздух вокруг меня наполнился мерцающими красками; очертания моей руки, крутившей ручку генератора, совсем расплылись.

— Пуут! — тревожно крикнул светящийся слизняк.

Мне показалось, что пахнет горелым. Я хотел остановиться, но моя рука словно приросла к ручке генератора, а мозг был слишком занят новыми ощущениями и не мог отдать нужную команду.

БА-БАХ! Этот звук, подобный вспышке громадной искры, лопнувшей в темноте, был последним, что я помнил. Я потерял сознание и упал на пол.

«Дункан, — прошептал голос у меня в голове, — Проснись, Дункан!»

Я знал этот голос, принадлежавший Питеру Томпсону. Но Питер исчез, он убежал, улетел в космос вместе с Броксхольмом. Это означало только одно: я сплю и вижу сон. Я попытался проснуться, но тело отказалось повиноваться.

«Хорошо, посплю еще», — подумал я. В моем мозгу возник образ Питера. Он выглядел таким же, каким я видел его последний раз на нашем весеннем концерте — в тот вечер, когда Сьюзен воспользовалась своей флейтой-пикколо, чтобы выгнать пришельца.

Меня не удивило, что Броксхольм не смог вынести звука ее флейты. Сказать по правде, я и сам с трудом его выносил.

Но мне еще ни разу не приходилось серьезно задумываться над тем, что Питер, судя по всему, сам решил улететь в космос вместе с пришельцем. Все остальные, включая и меня, тряслись от ужаса при мысли о том, что нас могут похитить; лишь старина Питер не мог дождаться, когда же его заберут на космический корабль и дадут ему посмотреть на дальние звезды.

И вот Питер Томпсон возник передо мной — худой и высокий, с печальным, осунувшимся лицом.

Его карие глаза скрывались за линзами самых мощных очков, которые мне когда-либо приходилось видеть.

«Дункан, — снова прошептал он, — ты помнишь, сколько раз ты колотил меня за последние три года?»

Я покачал головой во сне. «Много, много раз», — произнес Питер с отвратительной улыбкой. Затем его лицо стало меняться. Его кожа позеленела, приобретя сначала салатовый, а потом изумрудный оттенок; глаза удлинились и изогнулись, став похожими на крылья большой оранжевой бабочки…

— Броксхольм! Не трогай меня! — завопил я и проснулся. Правда, лучше от этого мне не стало, поскольку, открыв глаза, я увидел самого себя, глядящего на меня сверху. Однако мое лицо было бесцветным и от него исходило бледное зеленоватое сияние.

Я моргнул. Другой «я» тоже моргнул. Я закричал от страха.

— Пуут! — произнес другой «я».

Кричать уже не было сил, поэтому я откатился в сторону. Меня снова напугал светящийся слизняк, свесившийся с лабораторного стола, под который я свалился, когда потерял сознание. Но он не просто свисал оттуда, он к тому же имитировал мое лицо! Оставалось надеяться, что он не умеет запоминать образы, а потом показывать их, словно фотографии. Меня передернуло, когда я представил себе пришельца, потирающего руки и восклицающего: «Ага! Значит, это все-таки был Дугал!»

Я встал, потирая затылок. Слизняки, запоминающие человеческие лица, — с ума сойти можно! В голове у меня вертелась глупая, но почему-то угрожающая фраза: «А вот синица, которая часто ворует пшеницу, которая в темном чулане хранится в доме, который построил Джек». Отогнав ее прочь, я расположил свои вопросы в следующем порядке: 1) как засунуть слизняка обратно в холодильник? 2) сколько времени я спал? 3) сработал ли аппарат, и если да, то насколько я поумнел? и 4) что мне делать дальше?

Первым делом я решил убрать аппарат на прежнее место. Отсоединяя провода, я украдкой следил за слизняком, выползшим из-под стола и в свою очередь следившим за мной (глаз у него не было, но я чувствовал, что за мной наблюдают).

— Оставайся здесь! — приказал я ему.

— Пуут! — отозвался он.

Я сложил аппарат и вкатил столик обратно в стенной шкаф. По дороге мне пришло в голову, что в аппарате для прочистки мозгов может находиться специальный счетчик, взглянув на который Андромеда Джонс может узнать, сколько единиц умственных способностей было выдано на-гора. «Так, — подумал я — Раньше я не думал об этом — значит, аппарат сработал. Что же дальше?

Новые размышления причиняли беспокойство, но, по крайней мере, я постоянно думал о чем-то — например, о том, почему мисс Джонс применила аппарат именно ко мне. Вряд ли по доброте сердечной, даже если ее сердце похоже на человеческое. От этой мысли меня бросило в жар, однако где-то в глубине моего существа зрело убеждение, что я поступил правильно, перехватив инициативу. Допустим, мисс Джонс прочистила мне мозги ради эксперимента. Лучшее, что я мог сделать для своей защиты — сделаться еще умнее и обмануть ее ожидания.

Я остановился и закрыл глаза. Насколько же я поумнел? Трудно сказать. Есть ли способ это определить? После первой прочистки мозгов прошло около суток, прежде чем я стал лучше соображать. В ушах у меня все еще звенело, кожу головы покалывали маленькие иголочки. Похоже, машина стимулировала мой мозг, заставив его отрастить новые синапсы и укрепить нейронные связи.

В следующую секунду я раскрыл рот от удивления. Откуда я мог знать про синапсы и нейронные связи? Нужные слова как будто сами собой возникли в моем сознании. Может быть, аппарат вкладывал мне в мозг новую информацию, вроде тех подсознательных сообщений в радио- и телерекламе, из-за которых в последнее время поднялась такая шумиха?

Я поежился, а вслух произнес:

— Подумаем об этом завтра, как говорила Скарлетт О’Хара. Разрази меня гром! Это случилось снова! Раньше я никогда не цитировал героев книг или кинофильмов, разве что иногда зловеще обещал:

«Я еще вернусь», как Шварценеггер в «Терминаторе». Откуда это взялось?

Ладно, не важно. Пора убираться из лаборатории. Я взял плоскую пластиковую банку, поднял с пола крышку и подошел к слизняку.

— Залезай туда, — скомандовал я, поставив банку перед ним.

— Пуут? — жалобно осведомился он.

— Залезай! — повторил я самым свирепым тоном. Он то ли вздохнул, то ли булькнул, затем обмяк и перетек в банку и лег там, свернувшись, в таком положении, в каком я впервые увидел его. Вспомнив, как моя мама пользовалась такими банками, я нажал на края крышки, со щелчком вставив их на место, а потом надавил на ее центр, чтобы избавиться от лишнего воздуха. Изнутри послышалось тихое «пуут!».

Я поставил банку обратно в холодильник и вспомнил, что все еще ничего не ел. Желудок тут же возмущенно заурчал, требуя пищи. Один взгляд напоследок — кажется, все стояло на своих местах.

«Теперь домой», — подумал я, надевая кроссовки. Несмотря на весь тот шум, который я поднял сегодня вечером, я старался идти тихо, то и дело прислушиваясь. Наверное, это было глупо с моей стороны, но попробуйте-ка пережить то, что выпало на мою долю за последние несколько дней, а потом скажите, сколько в вас останется здравого смысла!

Я пошел к задней двери; мне не хотелось, чтобы какой-нибудь припозднившийся водитель заметил, как я выхожу из школы. Луна скрылась за облаками, и звезды ярко сияли в бархатно-темном небе. Посмотрев на них, я подумал о том, какую из этих крошечных блестящих точек Андромеда Джонс называет своим домом. Кажется, существует созвездие Андромеды — не в честь ли этого созвездия она выбрала свое имя? В таком случае ей не откажешь в хладнокровии.

Разумеется, раньше я просто не мог вспомнить название хотя бы одного созвездия, но сейчас это ничуть не встревожило меня. Наверное, я уже начал привыкать к своему возросшему интеллекту.

Я обошел вокруг школы. Трава намокла от росы, и когда я вышел на дорогу перед зданием, мои кроссовки тоже насквозь промокли. Где-то в отдалении трещал сверчок.

Мне нравится быть одному ночью. Ночью тихо, спокойно, и человек может чувствовать себя самим собой — не то, что днем.

Послышался бой городских часов. Два часа ночи! Пора брать ноги в руки — и вперед.

Но я не успел пройти и пары кварталов, когда рядом со мной притормозил автомобиль и глубокий мужской голос произнес:

— Садись, Дункан.

Глава двенадцатая ОБВИНЯЕМЫЙ

Как только мое сердце вернулось из пяток в положенное ему место, я понял, что знаю человека, который сидит за рулем. Это был отец Питера Томпсона.

— Садись, — повторил мистер Томпсон. — Я подброшу тебя домой.

Я помедлил, но вовсе не потому, что не доверял мистеру Томпсону. Просто мне не хотелось слушать его разговоры о том, как ему не хватает сына теперь, когда Питер пропал без вести. С другой стороны, я устал и проголодался, и перспектива поездки домой вместо долгой прогулки пешком выглядела очень привлекательно. «Ладно, — подумал я — Игра стоит свеч; главное — побыстрей добраться до холодильника».

Содержимое нашего холодильника в тот момент интересовало меня больше всего остального. Я надеялся найти там еду, которая не плавает в банках со спиртом, не светится в темноте и не кричит: «Пуут!», когда ты прикасаешься к ней. Отец иногда называет наш холодильник «египетской гробницей», поскольку некоторые продукты лежат там по нескольку месяцев, а после этого отправляются на помойку. Когда он начинает ехидничать по этому поводу, мама говорит: «Послушай, Хэролд, если тебе не нравится, сам размораживай холодильник и следи за продуктами. Руки у тебя пока что на месте, хотя в следующий раз я за себя не ручаюсь».

Да, жизнь в нашем доме — это вам не сериал «Богатые тоже плачут»!

— Что вы делаете здесь в такое позднее время? — спросил я и тут же осознал, как глупо это прозвучало: по логике вещей, мистер Томпсон должен был задать такой вопрос мне. Но у большинства людей язык — это та часть тела, которая умнеет последней.

Я пожалел о своем вопросе, но мне пришлось раскаяться еще больше, когда я услышал ответ мистера Томпсона. В зависимости от смысла, который он вкладывал в свои слова, они означали либо нечто очень печальное, либо нечто очень страшное.

— Я ищу Питера, — сказал он.

Я закрыл глаза. Хотя ответ вертелся у меня на кончике языка, я понимал, что «послушай, Джек, твой сын удрал в космос, потому что видеть тебя не мог» было не тем замечанием, которое ему хотелось бы услышать в подобных обстоятельствах. На самом деле я мог придумать десяток разных замечаний, и все они прозвучали бы неуместно. Зато ничего более-менее подходящего в голову не приходило, поэтому я держал язык за зубами, стараясь не смотреть на бледное лицо мистера Томпсона.

— Я знаю, что он где-то здесь, — пробормотал он, вырулив на дорогу. — Не могу поверить, что он уехал далеко отсюда. Он достаточно умен и прекрасно понимает, что не сможет выжить где-нибудь в Нью-Йорке, хотя ему всегда хотелось жить там.

Мне стало грустно. «Далеко» для мистера Томпсона оказалось на несколько триллионов миль ближе, чем-то место, где сейчас мог быть Питер.

— Ты знаешь, где он, Дункан? — спросил мистер Томпсон — Ведь ты был его лучшим другом. Ты — единственный из его друзей, кто когда-либо ночевал в нашем доме. Он должен был сказать тебе, куда он собирается уйти. Скажи мне. Пожалуйста, скажи мне.

Мимо проехала встречная машина. В свете ее фар я разглядел слезы, блестевшие на щеках мистера Томпсона.

— Мы были совсем не такими близкими друзьями, как вы думаете, — честно признался я. — Он позволил мне остаться на ночь в вашем доме лишь потому, что у меня были крупные неприятности.

Мистер Томпсон кивнул.

— Да, это похоже на Питера, — прошептал он. — Он всегда был хорошим мальчиком.

Мне захотелось спросить его, приходилось ли ему хоть раз называть Питера «хорошим мальчиком», когда тот был рядом, но… Пожалуй, еще не время.

Грустно было видеть его в такой печали, поэтому, когда он остановил автомобиль перед нашим домом, я сказал:

— Послушайте, если я что-нибудь услышу о Питере, то сразу же дам вам знать.

— Спасибо, Дункан, — отозвался мистер Томпсон — Ты тоже хороший мальчик.

Я сглотнул. У меня вдруг запершило в горле. Не знаю, с какой стати, но раньше мне ни от кого не приходилось слышать подобных слов.

Когда я пришел домой, спали все, кроме Патрика, сидевшего перед телевизором и с увлечением смотревшего старую комедию.

— Мама сотрет тебя в порошок за то, что ты не позвонил, — дружелюбно сообщил он, — Она прямо места себе не находила.

Я кивнул. Когда опаздывает Патрик, мама тоже не находит себе места, однако потом не стирает его в порошок. По-моему, она иногда даже бывает рада, когда в доме меньше шумят.

Поднявшись в нашу комнату, я лег в постель. Спать не хотелось. Я лежал и смотрел в потолок, пытаясь найти ответы на вопросы, которые никогда не задавал до тех пор, пока не стал умным.

Если я не знал, как мне вести себя с мистером Томпсоном, то у учителей возникла сходная проблема: они не знали, как вести себя со мной. Гром грянул через два дня после того, как я устроил себе сеанс прочистки мозгов. Мистер Блэк, учитель математики, подозвал меня к себе на большой перемене и сказал:

— Дугал, я даю тебе первый и последний шанс во всем признаться, иначе ты немедленно отправишься к директору.

Я недоумевающе посмотрел на него.

— В чем я должен признаться?

Он ответил мне яростным взглядом.

— Да будет тебе известно, Дугал, что я не терплю жульничества. Я хочу знать, каким образом тебе удалось решить все задачи во вчерашней контрольной работе.

Что ему сказать? Что я решил все задачи, так как прочистил себе мозги с помощью аппарата пришельцев из космоса и теперь, наверное, стал сообразительнее любого учителя математики? Мне хватило ума воздержаться от такого объяснения, хотя следовало бы заранее догадаться, что неожиданный успех на контрольной принесет одни неприятности. Ладно, попробуем…

— Я перевернул новую страницу в своей жизни, мистер Блэк, — промямлил я. (Проклятье, как фальшиво это прозвучало!) — Я в самом деле как следует готовился к этой контрольной.

Еще одна ложь. На самом деле я почти не заглядывал в учебники: мой мозг впитывал в себя информацию, словно сухая губка.

Судя по выражению его лица, мистер Блэк скорее поверил бы в историю с аппаратом для прочистки мозгов.

— Я хочу узнать правду, — заявил он.

— Мистер Блэк, я не обманываю вас и могу это доказать. Задайте мне несколько примеров прямо сейчас, и я решу их, вот увидите.

Он улыбнулся, словно предвкушая интересное представление.

— Прекрасно, Дугал. Садись где-нибудь поближе.

Я сел в первом ряду. Мистер Блэк подошел к своему столу и взял листок бумаги и карандаш. Написав несколько уравнений, он с невозмутимым видом положил листок передо мной.

Мне захотелось лягнуть его. Задача, которую он мне дал, была гораздо сложнее всех, заданных на прошлой контрольной. Он хотел, чтобы я ошибся.

«Ну, мозг, — подумал я, — только не подведи меня!»

Глава тринадцатая ЗВУКИ МУЗЫКИ

Я посмотрел на задачу. Некоторое время у меня в голове царила абсолютная пустота. Затем я почувствовал, как под моей черепной коробкой забегали маленькие юркие муравьи, и, не глядя, потянулся за карандашом, который держал мистер Блэк. Он отдал карандаш, и я начал писать. Через тридцать секунд решение было готово.

Когда я протянул листок мистеру Блэку, он смотрел на меня так, словно я только что отрастил крылья и пару раз облетел вокруг классной комнаты.

— Как тебе это удалось? — спросил он.

— Должно быть, вы великий учитель, — буркнул я. Шутка вышла злой, но я в самом деле изрядно разозлился.

Мистер Блэк сел за свой стол. Он посмотрел на меня, на исписанный листок, потом снова на меня.

— Можешь идти, Дункан, — наконец сказал он. — Будь добр, продолжай и дальше в том же духе.

Мне следовало бы извлечь урок из этой маленькой сценки: людям не нравятся слишком быстрые перемены. Некоторые вообще не хотят видеть, как вы меняетесь, поскольку тогда им придется менять свое отношение к вам.

Но я был в восторге от своих умственных способностей и решил не прятать шила в мешке — все равно не утаишь. Покинув класс мистера Блэка, я направился прямиком в библиотеку.

Библиотекарша с подозрением взглянула на меня.

— Мы не держим комиксов и «Спорта в картинках», Дункан, — заявила она, когда я подошел ближе.

— Ничего страшного, — заверил я. — Я хочу взять нормальную книгу.

Выражение ее лица позабавило меня даже больше, чем выражение лица мистера Блэка, когда я решил задачу.

До завтрашнего дня, пока не начался урок по естественным наукам, я совершенно забыл об осторожности. Урок по домашнему хозяйству прошел очень весело. Хотя я делал заметные успехи в обращении с газовой плитой, ребята, похоже, считали, что я просто утихомирился на пару дней. Удачно приготовленные баклажаны под майонезом не показались им признаком моего возросшего интеллекта, хотя мисс Карпентер мило улыбнулась мне и поблагодарила за хорошую работу, отчего у меня потеплело на душе.

Но когда начался следующий урок, до меня внезапно дошло, что если я буду слишком блистать своими познаниями, то мисс Джонс обязательно постарается выяснить, в чем тут дело. С другой стороны, поскольку именно она прочистила мне мозги в первый раз, мне не следовало разыгрывать из себя дурачка.

Кому пришлось со мной потягаться — так это прочим нашим умникам и отличникам. Они так долго знали меня как «дубину Дункана», что совершенно терялись, когда я начал отвечать на вопросы, ставившие в тупик некоторых из них.

Частично я становился умнее еще и потому, что глотал книгу за книгой. Лишь через несколько дней я научился делать это втайне от остальных. Когда Патрик впервые застал меня за чтением книги, он вырвал ее у меня из рук и ехидно осведомился, не собираюсь ли я поступать в Межпланетную Академию Дураков. Трудно поверить, что родной брат может оказаться такой скотиной, верно?

Однако потом я вспомнил, как я относился к Питеру Томпсону.

Мой отец вел себя не лучше. Он называл чтение книг пустой тратой времени, поэтому мне приходилось читать там, где никто не мог меня видеть.

Через два дня я снова тайком остался в школе и устроил себе третий сеанс прочистки мозгов. Попутно я заглянул в холодильник, надеясь обнаружить там слизняка, но он исчез. Должно быть, мисс Джонс съела его на завтрак. К моему удивлению, от этой мысли мне немного взгрустнулось. Да, поначалу я испугался его, но потом вроде бы даже привык к маленькому проказнику.

После третьей встречи с чудесным аппаратом я поглощал по нескольку сотен страниц в день и умнел со все возрастающей скоростью. Одно оказалось совершенно неожиданным: чем больше я узнавал, тем больше смысла приобретало все окружающее. Иногда, узнав об одной вещи, я неожиданно получал четкое представление о трех других. Я начал искать связи между предметами, и учеба превратилась в сплошное удовольствие.

Елки зеленые! Вы только послушайте! Кто мог подумать, что я смогу совместить слова «учеба» и «удовольствие» в одной фразе?!

Но хотя я учился с удовольствием, меня по-прежнему беспокоили некоторые вопросы. Вопрос номер один: что задумала Андромеда Джонс? Зачем ей понадобилось делать меня умнее? Почему с тех пор она ничего не предприняла? Может быть, надо мной поставлен эксперимент? Скажем, пришельцы собрались вместе и сказали: «Эй, коллеги, давайте-ка посмотрим, что получится, если взять оболтуса и вправить ему мозги?» Не особенно приятная идея, хотя я пока что извлекал из нее выгоду.

Но что, если после окончания эксперимента мисс Джонс решит забрать мой ум обратно? Эта мысль была самой пугающей из всех. Я не смог бы вынести возвращения к своему прежнему оболваненному состоянию.

Во-вторых, меня беспокоило поведение моих сверстников. Похоже, никто из них не знал, что обо мне думать. Единственной, кто не относился ко мне как к существу со сказочной планеты, была Сьюзен.

В-третьих, я становился таким умным, что сам уже не знал, как мне быть. Если бы парень вроде меня неожиданно объявил, что он знает, как установить мир на Земле, как бы вы к нему отнеслись? Ну вы-то ладно, а вот президент и Конгресс? А между тем я оказался именно в такой ситуации.

Когда я составил великолепный план, направленный на искоренение голода во всем мире, мой учитель по общественным наукам назвал его «нелепой фантазией». На следующий день я изобрел принцип холодной термоядерной реакции, но не осмелился заикнуться об этом Андромеде Джонс, которая и без того уже наверняка подозревала меня.

Но можете ли вы представить себе мое разочарование? Только подумайте: в моем великолепном мозгу содержалась информация, способная разрешить любые энергетические проблемы человечества, устранить большинство проблем с загрязнением окружающей среды и (замечу мимоходом) сделать меня миллиардером — а я буквально ничего не мог поделать!

Я пытался. Я даже послал письмо в Министерство энергетики, сообщив, что готов бесплатно предоставить им жизненно важную информацию. Они прислали очень вежливый ответ, где в самых изысканных выражениях давали понять, каким идиотом они меня считают.

Поумнев, я усвоил еще одну горькую истину: никто не хочет слушать подростка, у которого есть идеи. Иногда мне казалось, что я понимаю, почему старина Питер решил в тот весенний вечер отправиться в космос вместе с Броксхольмом.

Тем не менее я, в общем и целом, был доволен собой и тем, что со мной происходило — до того момента, когда лег в постель и никак не мог заснуть из-за включенного радиоприемника.

— Кончай, Патрик, — сонно проворчал я. — Выключи его и дай мне поспать.

— Что выключить?

— Твое радио.

— Мой приемник сломан, Дункан-дуболом, так что закрой рот и оставь меня в покое!

Я оцепенел от изумления. Патрик говорил правду. Я вспомнил, как вчера он жаловался маме, что у него не хватает денег на новый приемник.

Так откуда же музыка? Я перекатился на другой бок и «переключился» на другую станцию. Вместо Мадонны у меня в голове загремела симфония Бетховена. Я перекатился обратно и снова услыхал Мадонну. Факт был налицо: музыка звучала у меня в голове.

Большинство людей имеет пять чувств. У меня их внезапно стало шесть. Я слишком усердно прочищал себе мозги и в конце концов превратился в живой радиоприемник.

Глава четырнадцатая НЕВИДИМАЯ ИНФОРМАЦИЯ

Той ночью я долго не мог заснуть. Стоило мне пошевелить головой, как в ней начинала звучать новая музыка.

Наконец я нашел станцию, передающую колыбельные мелодии, и остановился на ней, надеясь, что она мгновенно усыпит меня. Возможно, так бы и случилось, если бы я не был испуган тем, что сотворил с собой.

Лежать в постели, слушать колыбельную, играющую у тебя в голове, и потеть от страха за свое будущее — такое, пожалуй, не привидится и в кошмарном сне!

По крайней мере, так мне казалось. На следующее утро я обнаружил, что заблуждался.

Я забыл о телевидении. Это началось вскоре после урока по домашнему хозяйству. Я закрыл глаза и неожиданно понял, что вижу повторение «Шоу Донны Рид» недельной давности.

Вам может казаться, что иметь телевизор у себя в голове необычайно весело и приятно. Поверьте, это не так. Прежде всего я не мог его выключить. Если вы подумаете о том, каким умным я стал в последнее время и какие глупости обычно показывают по телевизору, то вы оцените мои страдания.

К этому времени я уже прочитал много научно-технической литературы и догадывался, что происходит. Чтобы понять ход моей мысли, вам следует усвоить, что окружающая нас атмосфера наполнена невидимой информацией. Это может звучать загадочно, но тем не менее это правда. Попробуйте немного подумать. Когда вы что-нибудь чуете, вы получаете информацию из воздуха. Когда вы что-нибудь слышите, вы получаете информацию из воздуха. Что вы чуете? Что вы слышите? Вы можете видеть предмет, но не можете видеть его запах; запах путешествует к вам в виде крошечных молекул. Звук приходит к вам в виде волн вибрации, распространяющихся по воздуху.

Невидимая информация. Все дело в том, что мы знаем, как истолковать эту информацию. Наши носы и уши воспринимают молекулы и звуковые волны, мозг переводит их в понятные образы, и мы говорим: «Ага, тухлая рыба!» или «На перекрестке взвизгнули шины автомобиля».

Мы знаем, что не можем воспринимать всю окружающую нас информацию. Например, наши носы не могут обрабатывать запахи так, как это делает нос охотничьей собаки. Когда гончая идет по следу зверя, ориентируясь по запаху, она пользуется невидимой информацией, доступной и для нас, если бы мы сумели воспринять ее.

Теперь подумайте о вашем радиоприемнике. Вы включаете его и сразу же слышите музыку, или рекламу, или программу новостей. Откуда появилась музыка? Разве она возникла в приемнике? Это было бы справедливо, если бы вы слушали кассету или компакт-диск, но, когда вы включаете радио, оно воспринимает музыку из атмосферы.

Музыка находится там: вы просто не можете сами добраться до нее!

То же самое относится и к телепередачам. Вы включаете телевизор, и бац! — появляется звук одновременно с изображением. Откуда они взялись? Если вы не смотрите видеомагнитофон, то они взялись из радиоволн, ретранслируемых по воздуху телевизионными станциями. Эти самые волны постоянно проходят через мозг каждого человека. Сейчас, когда вы читаете эти слова, через ваш мозг проходит огромное количество информации: несущие волны от нескольких телевизионных станций, десятки радиопередач, радиопереговоры полицейских и авиадиспетчеров с пилотами самолетов. Если бы вы могли воспринимать их, если бы ваш мозг мог истолковывать их так же, как образы, звуки или запахи, то вы смогли бы вытягивать эту информацию буквально из воздуха. Она здесь, но мы не знаем, как ее найти.

Мой сверхмощный мозг научился воспринимать эту информацию. Но вот в чем загвоздка: я никак не мог отключиться от нее!

Хуже того — я не мог даже рассортировать ее по порядку. Образы накладывались друг на друга. Закрывая глаза, я мог слышать две-три радиопередачи, одновременно наблюдая, как Том гоняется за Джерри на фоне рубки звездолета «Энтерпрайз».

Еще день-другой такой свистопляски — и я сойду с ума. В своем теперешнем состоянии я не мог нормально соображать. Репутация, которую я начал завоевывать своими успехами в учебе, грозила рассыпаться, как карточный домик. Люди долгое время считали меня дураком, и лишь в последние дни стали относиться ко мне как к умному человеку. Если все закончится сейчас, они сочтут мои успехи досадной ошибкой, неожиданным отклонением от нормы и вскоре обо всем забудут.

Последние несколько дней мне удавалось держать себя в руках, но теперь постоянный шум, замешательство и страх перед возможным будущим совершенно выбили меня из колеи. Поэтому, когда мистер Блэк задал мне вопрос, на который я мог ответить не задумываясь еще два дня назад, я непонимающе уставился на него.

— Ну, Дункан, давай, — подбадривал он. — Будь повнимательнее, ты же знаешь тему?

— Откуда вы это взяли? — неожиданно выкрикнул я. — Еще две недели назад вы считали меня круглым дураком!

Мистер Блэк так удивился, что выронил мелок, разбившийся на несколько кусочков. Я закрыл глаза, ожидая, что сейчас он прикажет мне отправиться к Хватале. Но, к моему удивлению, он спросил:

— Ты себя хорошо чувствуешь, Дункан? Может быть, тебе стоит заглянуть во врачебный кабинет?

Я недоуменно заморгал. Происходило что-то очень важное, но поскольку мой бедный мозг разрывался между «Викториной для догадливых» и скрипичным концертом Моцарта, я не мог разобраться, что именно.

— Дункан, я спросил, не стоит ли тебе встретиться с врачом?

Я покачал головой. Вряд ли врач мог помочь мне. Скорее мне требовался опытный электрик, способный снабдить меня выключателем и регулятором громкости где-нибудь на затылке.

— Ничего, со мной уже все в порядке, — пробормотал я. Это было первой ложью, которую я позволил себе за несколько дней. — Извините, что сорвался.

Мистер Блэк пожал плечами.

— Иногда случается, — заметил он.

Этим вечером я снова вышел из себя, когда Патрик язвительно спросил:

— Эй, Дункан, а почему ты снова не сидишь, уткнувшись в книжку? Решил на время вернуться к нормальной жизни?

Я посоветовал ему заткнуться. Он вкатил мне подзатыльник. Тогда я заявил, что с меня достаточно и я ухожу из дома. Разумеется, на самом деле я не собирался этого делать, но, когда жизнь становится настолько нестерпимой, люди иногда говорят необдуманные вещи.

С тех пор как это началось, мне не удавалось нормально поспать. В ту ночь, лежа в постели с закрытыми глазами, я видел Хэмфри Богарта, целующего лошадь Джона Уэйна, в то время как Эд Мак-Магон3 пытался продать консервы для собак Аттиле, царю гуннов. На заднем плане дребезжала смесь из «Роллинг Стоунз» и рэп-группы «Фанаты зловонной лужи».

Мне хотелось кричать во весь голос. И вдруг, словно по волшебству, какофония прекратилась!

— Дункан, — шепнул голос у меня в голове — Дункан, ты слышишь меня?

Это был Питер Томпсон!

— Я слышу тебя, — прошептал я в ответ.

— Дункан, — повторил он.

— Ты слышишь меня? — В его голосе звучало отчаяние.

— Где ты? — прошептал я, но он пропал. В мой исстрадавшийся мозг снова хлынули радио- и телепрограммы.

Я задумался, не схожу ли я с ума. Мне нужно было с кем-то поговорить, и больше всего мне хотелось позвонить Сьюзен. Но было уже слишком поздно; ее родители уже спят, а если и не спят, то откажутся звать ее к телефону.

Я встал и написал ей записку: «Сьюзен, мне нужно поговорить с тобой. Это очень важно и срочно. Извини меня за статью в «Национальном обозрении» и за все остальное. Пожалуйста, поговори со мной сегодня после уроков. Дункан».

На следующее утро я засунул записку в ее шкафчик для одежды.

Этот день был самым тяжелым. Я совсем не мог сосредоточиться. На уроке по домашнему хозяйству я разбил чашку, а потом накричал на мисс Карпентер, когда она спросила меня, все ли со мной в порядке. Я чувствовал себя ужасно.

Мне стало еще хуже, когда я узнал, что Сьюзен заболела и осталась дома. Что мне теперь делать? Я больше не мог терпеть!

Наконец я спросил мисс Карпентер, нельзя ли мне встретиться с ней после уроков. Я не слишком-то надеялся на ее помощь: она казалась рассеянной и легкомысленной. Но, возможно, она знает кого-то, кто сможет помочь мне. К тому же я почему-то был уверен, что она мне поверит.

Когда прозвенел последний звонок, я направился в класс домашнего хозяйства. Мисс Карпентер возилась с плитой на импровизированной кухне, служившей полигоном для проверки наших знаний. Кухня располагалась в укромном уголке, и я невольно успокоился. Здесь нас никто не подслушает, даже Андромеда Джонс.

Мисс Карпентер подняла голову и улыбнулась.

— Здравствуй, Дункан. Проходи сюда.

Я закрыл за собой дверь и пошел к ней, безуспешно пытаясь отключиться от унылой скрипичной музыки, пиликающей в голове.

— Извините меня за сегодняшнее утро, — смущенно сказал я. — Мне очень жаль.

Мисс Карпентер покачала головой.

— Можешь не беспокоиться, Дункан. Я не принимаю подобные вещи близко к сердцу.

Я попытался улыбнуться. Если бы только эти проклятые скрипки могли замолчать хоть на минуту!

— Мисс Карпентер, — я повысил голос — Я должен кому-то рассказать о том, что со мной происходит. Но это настолько невероятно, что боюсь, вы сочтете меня сумасшедшим.

Она снова покачала головой.

— Я поверю тебе, Дункан. Обещаю, что поверю.

Затем она указала на меня деревянной ложкой, которую держала в руках, и повернула ручку. Мое тело словно окаменело. «Как я мог быть таким тупым?» — мелькнула запоздалая мысль.

Застыв, но не от страха, а замороженный с помощью какой-то инопланетной технологии, я наблюдал, как легкомысленная хохотунья Бетти Лу Карпентер взялась за свой подбородок и начала стаскивать с себя человеческое лицо.

Глава пятнадцатая НИКАКИХ СЕКРЕТОВ

Настоящее лицо мисс Карпентер ничуть не напоминало лицо Броксхольма, но тоже имело мягкий, зеленовато-золотистый оттенок — примерно такой же, как у ивовой коры по весне — и было покрыто мелкими чешуйками. У нее оказалось три глаза. Один, самый большой, располагался примерно посередине лба, над двумя другими. Я не сразу заметил его, поскольку он прятался за полоской лейкопластыря.

— А-ах, вот так гораздо лучше, — промолвила она, отлепив лейкопластырь. Третий глаз распахнулся. Его пурпурный зрачок стоял вертикально, как у кошки. Когда он вперился в меня, мне захотелось кричать (а заодно убежать или грохнуться в обморок). Но я остался стоять на месте, застывший и вынужденный смотреть прямо перед собой.

Самое странное ожидало меня впереди, ибо, убрав полоску лейкопластыря с третьего глаза, мисс Карпентер вытащила из своего носа нечто напоминавшее шпильку для волос.

— Ох, — вздохнула она, и ее нос раскрутился вниз — Ты не представляешь себе, какое это облегчение!

Я мог представить — с таким-то носом! Он выглядел так, словно принадлежал маленькому зеленому слонику, однако был более плоским, чем слоновий хобот. Кроме того, на его конце виднелось три отростка, или пальца, или щупальца — называйте, как хотите. Когда нос отдыхал, он свисал вниз, закрывая рот, но такое случалось нечасто. Большую часть времени нос извивался в разные стороны наподобие змеи, живущей собственной жизнью.

— О Дункан, как же хорошо наконец распустить волосы! — продолжала она, стаскивая с головы что-то напоминавшее купальную шапочку.

«Распустить волосы» вряд ли было удачным определением. Как только она сняла шапочку, они сразу же встали дыбом. Да и волосы ли это? Они имели нежно-фиолетовый оттенок и были толстыми, словно черви. Как и ее нос, они, казалось, двигались сами по себе — свиваясь, разворачиваясь, наклоняясь из стороны в сторону. Мне стало нехорошо. К несчастью, я не мог закрыть глаза.

— Один последний штрих — и мы сможем поговорить, — сказала она. — Во всяком случае, я буду говорить, а тебе придется немного послушать.

Она повернулась к холодильнику и вынула уже знакомую мне круглую банку с герметично закрывающейся крышкой. Аккуратно сняв крышку, она сказала:

— Теперь ты можешь выйти, Пуут.

Светящийся слизняк перевалился через край банки и вылез на стол. Я не знал, радоваться ли мне или печалиться. Если это мой старый знакомый, то, наверное, радоваться: все-таки хорошо, что он уцелел. Если же это лишь легкая закуска для мисс Карпентер, вроде бутербродов, которые берут с собой на работу, то, наверное, печалиться. Мне не хотелось смотреть, как она съест беднягу.

Тем временем она положила руку на стол, и слизняк начал медленно взбираться по ее предплечью. Теперь, если только она не проглотит его своей подмышкой, я был спокоен за судьбу Пуута.

— Ну вот, устроились со всеми удобствами, — сказала мисс Карпентер. — Теперь посмотрим, что можно сделать с тобой.

Она подошла ко мне. Мне по-прежнему хотелось бежать со всех ног, но я не мог и пальцем пошевелить. Я даже не мог расширить глаза от страха, хотя подсознательно пытался это делать.

Мисс Карпентер (вернее, инопланетянка) прикоснулась к моему лбу своей деревянной ложкой и толкнула с такой силой, что я начал падать навзничь. На какое-то мгновение мной овладел слепой ужас, еще более сильный, чем при взгляде на ее настоящее лицо. Наверное, страх перед падением является фундаментальным и записан в наших генах. Во всяком случае, мне показалось, что я умираю.

Но я не долетел до пола, поскольку деревянная ложка словно прилипла к моему лбу. Инопланетянка пару раз крутанула ручку, сделала замысловатый жест — и мое тело горизонтально вытянулось в воздухе примерно в метре над полом. Когда она взмахнула ложкой, я поднялся следом, как будто весил не больше воздушного шарика.

Пользуясь ложкой, инопланетянка положила меня на стол, а затем наклонилась и всмотрелась мне в лицо. Слизняк сполз по ее руке, словно ему тоже хотелось повнимательнее рассмотреть меня.

Когда на тебя изучающе смотрит трехглазое существо, это само по себе уже достаточно плохо. Но когда его нос тоже начал ощупывать и поглаживать мое лицо, словно собирая информацию, мне по-настоящему захотелось отключиться — особенно когда один из зеленых щупиков на конце хобота забрался мне в правую ноздрю.

— Тяжелая у тебя выдалась неделька, а, Дункан? — спросила инопланетянка. Как ни странно, в ее голосе звучала искренняя симпатия.

Что мне оставалось делать? Кивнуть и улыбнуться ей? Я делал лишь то, что мог: лежал и смотрел в потолок.

Если бы только скрипки, пиликающие у меня в голове, могли заткнуться! (Кажется, я уже думал об этом.)

— Бедный Дункан, — продолжала фальшивая мисс Карпентер. — Давай посмотрим, сможем ли мы немного облегчить твои страдания.

Она подошла к буфету, где стояли вазочки для салата, вытянула руку и сняла с верхней полки большую салатницу. Я говорю «вытянула», а не «протянула», потому что ее рука в самом деле вытянулась, словно резиновая.

Салатница ничем не отличалась от тех, которыми мы почти каждый день пользуемся в классе. Но, похоже, она была нашпигована чудесами микроэлектроники, поскольку, когда инопланетянка присела на край стола и надела салатницу мне на голову, прием радио- и телепередач немедленно прекратился.

Какое блаженство! Впервые за много дней в моей голове царила полная тишина. Я испытал такое облегчение, что готов был расцеловать безобразное, нечеловеческое лицо, склонившееся надо мной.

— Там, откуда я родом, мое лицо не считается безобразным, — холодно заметила мисс Карпентер. — И я в любом случае не разрешу тебе поцеловать себя.

Если бы я мог, то подпрыгнул бы метра на два. Неужели она прочла мои мысли?

— Да, — ответила мисс Карпентер. Она действительно читала мои мысли! — Это не совсем так, — тихо сказала она. — Микросхемы, вмонтированные в салатницу, не только блокируют радио- и телевизионные волны, поступающие в твой мозг, но и усиливают волны, возникающие внутри твоего мозга, одновременно сортируя их. Сортировка — самая главная проблема, поскольку твой мозг занимается множеством вещей одновременно. Задача этого прибора — отобрать необходимые излучения, усилить их, отсортировать, а затем передать в приемник, подключенный к моему мозгу. Это похоже на чтение мыслей, но делается лишь с помощью техники.

Что я мог ей ответить?

— Можешь ничего не отвечать. Говорить буду я. Но поскольку мы будем работать вместе, то, полагаю, нам необходимо поближе познакомиться друг с другом.

«Работать вместе?» — в тревоге подумал я. Инопланетянка улыбнулась.

— Мне нужен твой мозг, — добродушно пояснила она и в следующее мгновение погрузила меня в глубокий сон.

Глава шестнадцатая КРИБЛИМ

Когда я проснулся, то находился уже в ее доме. Я не помнил, как заснул, поэтому пришел к выводу, что она усыпила меня, прежде чем забрать с собой.

Я не имел ни малейшего представления о том, как она вынесла меня из школы. Ей, конечно, не составляло труда поднять меня своей деревянной ложкой, в которой находилось что-то вроде антигравитационного устройства, но я не знаю, как ей удалось уложить меня в автомобиль, не привлекая к себе внимания. Возможно, она положила меня в большой ящик. Возможно, она скатала меня в клубок и унесла в кармане. Елки-палки, в конце концов, она могла распылить меня на молекулы, а затем послать домой по межгалактическому телефаксу! Кто знает, на что способны эти ребята?

В общем, я открыл глаза и обнаружил, что нахожусь в нормальной человеческой гостиной — не пустой, как у Броксхольма, но и не заставленной всякой фантастической мебелью. Инопланетянка сидела в подержанном кресле, все такая же зеленая и чешуйчатая. Она носила выцветшие джинсы и синюю футболку с надписью «Корнелловский университет» на груди. Обычная одежда как-то не вязалась с ее обликом. Слизняк свисал с потолка над ее головой, имитируя ее лицо.

— Добро пожаловать, Дункан, — жизнерадостно произнесла она. — Меня зовут… скажем, по-настоящему меня зовут Криблим. На самом деле звучит не совсем так, но это самый близкий аналог для человеческих существ с их способом речи. А это — мой домашний любимец, Пуут, — добавила она, указав на светящуюся образину под потолком.

Слизняк отвалился от потолка и обвился вокруг ее руки.

— Пуут! — радостно булькнул он.

— Кстати, ты ему нравишься, — заметила она. — Я узнала об этом, когда он изобразил мне твое лицо.

«Пуут — шпион!» — подумал я. Криблим улыбнулась.

— Не глупи, Дункан. Он не понадобился мне, чтобы узнать, кто пользовался усилителем сознания. Я с самого начала знала о тебе. В сущности, это я устроила все так, чтобы выбор пал на тебя. Ты — один из немногих учеников, которых я могу одолжить на некоторое время, не поднимая паники в городе. Но меня удивляет, что ты не успел вычислить меня! В конце концов, у тебя было много возможностей.

Наверное, она прочла невысказанный вопрос в моем сознании.

— Не старайся казаться глупее, чем ты есть, — строго сказала она. — Ты был на уроке в первый день, когда я обожгла палец… вернее, когда я прожгла дырку в своей перчатке.

Мне хотелось застонать от огорчения, но я оставался замороженным, парализованным или выпотрошенным и набальзамированным — в зависимости от того, что она со мной сделала. Ну почему я вовремя не сообразил, к кому тянется ниточка? Разумеется, тот факт, что я обнаружил Пуута в холодильнике Андромеды Джонс, а не в классе мисс Карпентер, сбил меня с верного следа.

— Ах да, — вздохнула Криблим, снова прочитав мои мысли — Но если ты подумаешь еще раз, то вспомнишь, что ты нашел Пуута вскоре после того, как у меня сломался холодильник. Я положила бедняжку на хранение в холодильник мисс Джонс, пока мой находился в починке.

Я вспомнил об исчезновении Пуута, когда я во второй раз пробрался в лабораторию: еще один намек, оставленный мною без внимания.

— Не брани себя, Дункан, — мягко сказала инопланетянка. «Я должен был догадаться!» — яростно подумал я.

Криблим рассмеялась.

— У тебя на уме было много других вещей, — напомнила она. — И у тебя, к сожалению, нет практики в использовании своего свежеусовершенствованного мозга. Однако мне он действительно пригодится, поэтому я и доставила тебя сюда.

У последней фразы имелся зловещий оттенок, над которым мне не хотелось размышлять. С другой стороны, мой возросший интеллект наделил меня неистощимым любопытством.

«Что ты собираешься сделать со мной?» — подумал я, забыв о том, что мне, возможно, совсем не понравится ее объяснение.

— Ты нужен мне для целей коммуникации, — ответила Криблим. Пока она говорила, одно из ее лавандовых волос-щупалец совершило ошибку, прикоснувшись к Пууту. Слизняк, казалось, всосал в себя кончик волоса, который испуганно пискнул и отпрянул назад в слегка укороченном виде.

Криблим похлопала себя по голове. Ее волосы, как по команде, отклонились от Пуута и принялись колыхаться в противоположном направлении. Затем она снова взглянула на меня.

— Видишь ли, когда твоя подруга Сьюзен вынудила Броксхольма к срочной эвакуации, я осталась здесь одна, в довольно стесненных обстоятельствах, — задумчиво сообщила она. — Будь все нормально, он бы быстро вернулся за мной, однако вмешательство Сьюзен привело к небольшому кризису, и он получил приказ вернуться на нашу главную базу. Но и это, в общем и целом, не беда, хотя я осталась без кое-какого необходимого оборудования. Самое худшее — потеря моего переговорного устройства. Я уверена, что ты уже много читал и знаешь скорость распространения света в вакууме.

«Сто восемьдесят шесть тысяч миль в секунду, или пять и восемь десятых триллионов миль в год», — ответил мой мозг, выдав информацию автоматически, без моего вмешательства. Криблим кивнула.

— Ты также должен знать, что даже этой огромной скорости недостаточно для переговоров в бесконечных пространствах космоса.

Я бы кивнул в ответ, но, к сожалению, замороженное состояние ограничивает возможности жестикуляции.

— Но ты, наверное, не знаешь, что мы изобрели несколько способов в обход этого ограничения, — продолжала Криблим. — Но так или иначе, сейчас у меня нет аппаратуры, способной заменить мое коммуникационное устройство, поэтому мне придется использовать тебя. — Она улыбнулась. — С этой целью, дорогой Дункан, я и организовала для тебя подключение к усилителю сознания. Мне требовался человек, способный выполнять функции коммуникационного центра, и ты выглядел наиболее подходящим кандидатом. Ты превзошел мои ожидания, когда начал сам пользоваться аппаратом: это позволяло мне выполнить задуманное в более короткие сроки. Чем меньше продлится твое пребывание здесь, тем меньше вероятность, что тебя будут искать.

Во мне вспыхнула слабая искра надежды. Рано или поздно кто-нибудь обнаружит мое отсутствие и начнет искать меня. Я цеплялся за эту идею, словно утопающий.

Криблим вздохнула, как будто ей было жаль меня.

— Не трать попусту свою эмоциональную энергию, надеясь на чудесное спасение, — посоветовала она. — В конце концов, еще вчера вечером ты заявил своим близким, что собираешься уйти из дома, поэтому они не слишком удивятся, если тебя несколько дней не будет дома. А когда они наконец начнут искать тебя, это уже не будет иметь значения.

— Пуут! — согласно булькнул слизняк, сидевший у нее на плече.

Глава семнадцатая ЗАПЕРТЫЙ В СИЛОВОМ ПОЛЕ

Наверху что-то запищало. Криблим устремила взгляд своего центрального глаза в направлении звука, продолжая глядеть на меня двумя остальными.

— Мне нужно кое-что проверить, — с легким вздохом сказала она. — Я скоро вернусь, и тогда мы закончим наш разговор.

«Ты называешь это разговором!» — с горечью подумал я.

Криблим прищелкнула языком.

— Ну, ну, Дункан. Совсем не важно, открываешь ты рот или нет. Мы все равно обмениваемся мыслями, а это и есть разговор. Жаль, что в моем языковом модуле нет подходящего слова для мысленной речи, но ею пользуются многие существа в нашей Галактике. Так что проблема заключается в вашем языке, а не в моем приборе.

Сигналы сверху продолжали звучать. Криблим повернулась и вышла из комнаты.

Пока ее не было, я старался пошевелиться. Я напрягался так, будто собирался поднять слона — и примерно с таким же результатом. Мне не было холодно, но я оставался замороженным, словно кубик льда. Внезапно до меня дошел юмор моего положения. Стоя как истукан посередине комнаты, принадлежавшей инопланетному существу, маскирующемуся под рассеянную учительницу по домашнему хозяйству, я смеялся про себя и думал, что жизнь бесконечно загадочна и полна неожиданностей.

Пуут, переваливаясь, приблизился ко мне и начал взбираться по моей ноге. Тут я в полной мере осознал, насколько хорошо Криблим заморозила меня. Я не мог даже поежиться. Пуут продолжал карабкаться по мне. Достигнув моего плеча, он остановился там и устроился, словно маленький котенок. Хотя я испытывал к нему определенную приязнь, мне никак не удавалось убедить себя, что он не собирается выкинуть какой-нибудь фокус: например, раскататься в жгут, залезть мне в ухо и высосать мои бедные мозги.

Внезапно из слизняка выползло желеобразное щупальце («псевдоподия» — проинформировал меня мой мозг, хотя я его и не спрашивал) и легонько похлопало меня по щеке. А затем я услышал мысленное послание: «Не беспокойся».

Если бы я мог вскрикнуть, подскочить, заморгать — любым образом выказать свое удивление — то я бы сделал это, можете не сомневаться. Пуут разговаривал со мной!

Ну… в общем-то не совсем разговаривал. Он направил в мой мозг сообщение, не выраженное в словах; скорее оно напоминало поток эмоций.

Щупальце снова похлопало меня по щеке: «Молодец, Дункан. Дункан хороший».

— Пуут, немедленно слезь оттуда! — крикнула Криблим. Она вернулась в комнату, пока я занимался со слизняком.

— Пуут! — виновато всхлипнул он, сползая вниз по моей руке. Он оказался на полу быстрее, чем я успел подумать об этом.

— Нехороший Пуут, — осуждающим тоном произнесла Криблим, когда светящееся существо обвилось вокруг ее ноги. — Какой непослушный!

Слизняк жалобно захныкал. Не могу утверждать с уверенностью, но думаю, это означало: «Пожалуйста, не клади меня обратно в банку!» Криблим оставила его призывы без внимания. Она выглядела встревоженной.

«Что-то не так?» — подумал я. Она удивленно взглянула на меня. Я и сам немного удивился: какая мне разница, что у нее там случилось? С другой стороны, если у нее крупные неприятности, то я нахожусь в серьезной опасности… Что ни говори, а спросил я без всякой задней мысли, словно меня и впрямь беспокоило ее самочувствие.

Криблим махнула носом-хоботом в мою сторону; я начал узнавать этот жест как некое подобие благодарной улыбки.

— Спасибо за беспокойство, — отозвалась она. — Кстати, это имеет отношение к твоему появлению здесь. Я получила сообщение с базы, но, к несчастью, оно такое давнее, что уже не представляет большой ценности. Мне нужно как можно скорее подключить тебя к коммуникационной системе. — Она покачала головой и в сердцах добавила: — Ну, Броксхольм, чтоб его черт побрал — поставить меня в такое положение!

Я вспомнил о вопросе, который собирался задать. «Почему ты совершенно не похожа на Броксхольма?»

Криблим пожала плечами.

— Вселенная необъятна, Дункан, — ответила она. — Мы с Броксхольмом родились на разных планетах, в разных звездных системах. Мы входим в объединенную группу, осуществляющую масштабное исследование ваше^т1 планеты. Вы, человеческие существа, одни из удивительнейших созданий во Вселенной. Способности вашего мозга превосходят любые, известные в нашей Галактике, однако вы ведете себя как полные идиоты.

«Но-но, поосторожнее!» — подумал я.

Криблим лишь прищурилась.

— Ты уже достаточно хорошо соображаешь, Дункан, и должен понимать, что это правда, — неумолимо продолжала она. — В Галактике нет других разумных существ, которые бы относились к своей планете как к большой помойке. Никто, кроме вас, не позволяет своим детям голодать. Практически все разумные расы покончили с войнами за много веков до вас, если сравнивать по уровню развития.

Ее нос прихлопнул муху, по неосторожности опустившуюся ей на щеку, а затем отправил насекомое в рот. Секунду-другую она задумчиво жевала, потом вздохнула и добавила:

— Я уверена, что ты понимаешь, в чем заключается суть дела, Дункан. Теперь, когда вы подошли к открытию межзвездных путешествий, другие разумные существа пришли в смятение. Никто не знает, что вы, люди, можете натворить, когда вырветесь в космос. Поэтому-то мы и изучаем вас: нам нужно выяснить, что с вами делать.

Мне не понравилось, как это прозвучало, но Криблим, казалось, не хотела продолжать разговор. Она прикоснулась к моему лбу деревянной ложкой, и я поплыл за ней два пролета вверх по лестнице в ее мансарду. Она поставила меня вертикально, отошла к приборной панели, вмонтированной в стену, и начала возиться с какими-то переключателями. Внезапно из пола вырвался голубой луч и уперся в потолок. Со слов Сьюзен я знал, что это такое, — нечто вроде силового поля, где Броксхольм держал взаперти бедную мисс Шварц.

— На какое-то время тебе придется остаться здесь, Дункан, — сказала инопланетянка.

«НЕ-ЕЕЕТ!»

— Без глупостей, пожалуйста. Тебе не будет больно. Конечно, в силовом поле довольно скучно, так как там ничего не происходит, зато все твои физиологические процессы временно остановятся. Еда, питье, дыхание, пищеварение — тебе больше не придется беспокоиться об этом. Кстати, заодно ты перестанешь стареть, хотя сейчас это вряд ли тебя особенно интересует. Ты сможешь думать обо всем, о чем только пожелаешь. Это прекрасная возможность реорганизовать усвоенное и свести все воедино. В конце концов, от изолированных фактов мало толку, не правда ли?

Она подтолкнула меня к силовому полю деревянной ложкой. Мое тело окоченело, но мозг сопротивлялся изо всех сил. Но все было бесполезно.

Внезапно я ощутил легкое покалывание на затылке. Я входил в силовое поле!

Оно втянуло меня внутрь, словно пылесос, втягивающий кучку пыли. Когда мое тело оказалось внутри мерцающего голубого луча, какие-то силы начали приспосабливать его, подталкивая и подтягивая, пока я не встал точно по центру.

Разумеется, я не мог опустить глаза, но и глядя прямо перед собой, я чувствовал, что парю примерно в полуметре от пола. Маленькие иголочки покалывали кожу по всему телу.

— Удобно? — спросила Криблим, положив ладонь на стенку силового поля.

«ВЫПУСТИ МЕНЯ ОТСЮДА!» — отчаянно подумал я.

Она казалась ошарашенной силой моих эмоций; по крайней мере, ее средний глаз моргнул, а затем многозначительно прищурился.

— Извини, Дункан, но я не могу этого сделать.

Самое удивительное, у меня появилась уверенность, что она говорит правду.

Криблим повернулась и спустилась по лестнице, оставив меня наедине с моими мыслями. Не так уж и плохо, доложу я вам! Последние несколько часов я был так напуган, что не мог ясно мыслить, а если вспомнить мои страдания за последние несколько дней, то силовое поле можно было назвать почти целительным средством. Какая польза от великолепного мозга, если ему не дают как следует подумать?

К несчастью, я мог думать лишь о зловещих словах Криблим о том, что другие разумные существа нашей Галактики пытаются решить, что им делать с нами. Мне было страшно… и стыдно. Я прочел много книг по истории, и картина в самом деле складывалась безрадостная. Мысль о том, что кто-то извне наблюдал за нами, смотрел, как мы мечемся взад-вперед, убиваем, морим друг друга голодом, когда вокруг достаточно пищи для всех, и отравляем природу, кого угодно могла выбить из колеи.

«Это точно», — прошептал голос у меня в голове. Страх ледяным обручем сжал мне сердце. Неужели я все-таки схожу с ума? Что со мной творится?

«Кто это?» — подумал я. «Брось, Дункан, — разве ты не узнаешь меня?»

Глава восемнадцатая ПРОСТРАНСТВУ ВОПРЕКИ

«Питер? — в немом удивлении подумал я. — Питер Томпсон?»

«А кто же еще? Подожди, дай-ка я кое-что налажу…»

«Где ты?»

«Тс-сс! Подожди».

Я сгорал от любопытства, но терпеливо ждал.

«Ага, вот так будет лучше!» На этот раз я действительно услышал его голос, и это не было похоже на чтение мыслей. Но что гораздо удивительнее — я мог видеть образ Питера в своем сознании! Те же самые темные, коротко стриженные волосы, худое лицо, большие глаза. Правда, чего-то не хватало.

«Где твои очки?»

«Они мне больше не нужны, — с улыбкой ответил Питер. — Мне подправили зрение уже на второй день».

«Но где же ты?»

«В космосе, глупый. Где же еще ты ожидал меня найти? Если бы ты знал, какая здесь красотища! Звезды… в общем, словами не опишешь. И красиво, и страшно немножко. Здесь творятся большие дела, и Земля имеет к этому самое прямое отношение. Мы с тобой имеем к этому самое прямое отношение!»

«Что ты имеешь в виду?»

«Межпланетный Совет — это что-то вроде всегалактической Организации Объединенных Наций — пытается решить, как быть с нами. Похоже, мы попали в крупный переплет. Судя по тому, что я слышал от Броксхольма…»

«Подожди, — подумал я. — Расскажи мне о Броксхольме. Он хорошо к тебе относится?»

«Он добрый, хотя и немного странный, — ответил Питер. — Иногда я не могу понять, что с ним происходит. Но слушай — сначала о самом главном. Не знаю, сколько я смогу здесь оставаться, но обязательно передай людям все, что услышишь. Между пришельцами разгорелись жаркие споры о судьбе землян. Это уже не шайка Броксхольма — речь идет о существах с сотен разных планет. Насколько я смог понять, они выработали четыре главных подхода к решению проблемы. Одни предлагают установить контроль над Землей, другие советуют оставить нас в покое, третьи хотят стереть планету в порошок, а четвертые собираются установить космическую блокаду».

«Что?»

Питер мрачно кивнул.

«Они утверждают, что это необходимо ради блага остальной части Галактики. Похоже, они считают нас очень опасными ребятами, Дункан».

«Не понимаю».

«Только не проси меня объяснить, как работают мозги у пришельцев, — раздраженно буркнул Питер. — Как я понял, они считают нас ненормальными в двух отношениях. Во-первых, их не устраивает наше поведение, поэтому они посылают на Землю разведчиков вроде Броксхольма, изучающих образ наших мыслей и поступков».

«Выходит, Броксхольма можно назвать космическим антропологом, изучающим все человечество, словно какое-то первобытное племя?»

«Можно сказать и так. Во-вторых, их интересует, насколько вырастет наша мощь, если мы когда-нибудь объединимся и начнем работать вместе. Броксхольм явно завидует; он то и дело повторяет, что человеческий мозг — самое плохо используемое орудие во Вселенной. Видишь ли, они боятся, что если мы научимся использовать свой интеллект на всю катушку прежде, чем станем цивилизованными людьми…»

«Но мы цивилизованные люди!»

«Только не по их представлениям. Как бы то ни было, они напуганы, и… ого! Кто-то идет сюда. Мне пора, Дункан».

«Подожди!»

Но он исчез, оставив меня парить в силовом поле и обдумывать его слова. Я знал, что предубеждение пришельцев перед человечеством было хотя бы частично оправданным. Мой собственный возросший интеллект доказал мне, что мы обладаем возможностями вести себя гораздо разумнее, чем сейчас. Я начал понимать, что все когда-либо услышанное или увиденное мною хранилось в моем мозгу — поэтому-то я и знал такие слова, как «синапс» или «антрополог». Они не появились из ничего; я уже слышал их в прошлом. Они хранились в моем сознании, но, не воспользовавшись усилителем умственных способностей, я почему-то не мог добраться до них. Может быть, мы все одинаковы — люди, до краев наполненные неиспользуемой информацией? Неужели мы похожи на компьютеры с неисправной системной областью, не позволяющей добраться до данных, записанных в электронных ячейках памяти?

Второй вопрос был еще более пугающим. Что мы сделаем со своими знаниями, если когда-нибудь сможем освободить их? Направим ли мы их себе на благо или будем заниматься прежними делами, только гораздо быстрее? Например, сможем ли мы спасти дождевые леса Амазонии или изобретем новые, еще более усовершенствованные способы их уничтожения?

Время ничего не значит для человека, заключенного в силовое поле. Не знаю, как долго я парил там, размышляя над словами Питера, пока не вернулась Криблим. Могло пройти два часа или две недели — хотя второе было более вероятным, ведь она очень торопилась.

— Ну что ж, Дункан, — весело сказала она — Пора тебе отплатить мне за свой возросший интеллект. Давай посмотрим, сможем ли мы заставить работать эту коммуникационную систему.

На мгновение я испугался, что она прочла мои мысли и узнала о моем разговоре с Питером, но как выяснилось, она была слишком занята своими приготовлениями и не отвлекалась на меня.

Она села на пол… Хотя это, пожалуй, не совсем точно. Скорее, она укоротила свои ноги или втянула их в себя. Так или иначе, стул ей не понадобился. Укоротившись, она поставила между ног маленькую коробочку и начала возиться с кнопками на ее передней панели.

Я ощутил знакомое покалывание под черепной коробкой. Криблим подняла голову.

— Тебе не больно? — спросила она.

«Мне страшно», — подумал я.

— Большинство новых ощущений вызывают страх, — заметила она, взмахнув своим носом-хоботом. — Ты привыкнешь… Ага, вот оно! Я добилась контакта!

Она перестала обращать на меня внимание и склонилась над коммуникационным устройством. Ее нос сворачивался и разворачивался; она хмурилась и что-то неразборчиво бормотала. Мне казалось жутко несправедливым, что через мой мозг передают какие-то сообщения, которые я даже не могу слышать.

Через некоторое время Криблим захлопнула коробочку и встала — то есть ее ноги появились оттуда, куда они исчезли раньше.

«Что это было?» — спросил я.

— Личные дела, — расстроенным тоном ответила она Пуут забрался к ней на плечо, и они спустились вниз.

Мне уже начало надоедать, что все считают себя вправе пользоваться моим мозгом, хотя я был не прочь еще раз поболтать с Питером. И что бы вы думали — он как будто услышал меня!

«Дункан, — прошептал голос в моей голове. — Здесь кто-нибудь есть?»

«Только ты и я»

«Хорошо». Образ Питера возник в моем мозгу. Он выглядел встревоженным.

«Слушай, здесь у меня атмосфера накаляется, — сказал он. — Пришельцы замышляют что-то крупное. Не знаю, что именно, но тебе пора обратиться к правительству».

«Интересно, как я могу это сделать? Я заперт в силовом поле в мансарде у Криблим, не говоря о том, что мне все равно бы никто не поверил!»

Внезапно на лестнице послышались тихие шаги. Питер, соединенный с моим мозгом, тоже услышал их.

«Сделай вид, что меня здесь нет, — прошептал он. — Нельзя, чтобы нас поймали за разговором! Я попытаюсь быть на связи, но оборву контакт, если придется туго».

«Понял», — отозвался я.

Шаги слышались все ближе. Я не видел, кто идет, так как не мог повернуть голову, но на Криблим это было не похоже.

Наконец неожиданный гость остановился перед силовым полем. Я не мог поверить своим глазам.

«Что ты здесь делаешь?» — подумал я.

Глава девятнадцатая СВОБОДЕН!

Тревожно оглядываясь, неожиданный гость подошел ближе и приложил ладони к силовому полю.

— Привет, Дункан, — сказала Сьюзен Симмонс.

Хотя я не мог даже моргнуть, мысленно я улыбался во весь рот. Если глоток воздуха, который я вдохнул, когда выбрался из контейнера для пищевых отходов, был самым бодрящим в моей жизни, то Сьюзен Симмонс в этой укромной мансарде являла собой самое приятное зрелище, которое мне когда-либо приходилось видеть.

«Что ты здесь делаешь?» — снова подумал я.

— Ищу тебя, глупенький, — ответила она. — Когда я нашла твою записку у себя в шкафчике, то поняла: ты не убегал из дома, что бы там ни говорили все остальные. Я старалась выяснить, где ты находишься.

«Как тебе удалось так быстро найти меня?»

Сьюзен как-то странно посмотрела на меня.

— Поиски заняли гораздо больше времени, чем я рассчитывала, Дункан, — серьезно ответила она. — После твоего исчезновения прошло уже больше трех недель. Я носилась как сумасшедшая, высматривая и выслушивая, и дважды чуть не простилась с жизнью из-за этого.

Три недели! Наверное, я издал безмолвный вопль отчаяния, потому что Сьюзен испуганно отпрянула в сторону.

«Извини, — подумал я, когда она снова приблизилась к силовому полю. — Я не хотел тебя пугать, но ты страшно удивила меня. У меня не было ни малейшего представления, что я так долго здесь просидел. Ты можешь вытащить меня отсюда?»

Раньше я бы смутился при мысли о том, что меня может выручить какая-то девчонка. Но за последнее время я тщательно изучил биохимические особенности мужского и женского пола, не говоря уже о сопутствующих исторических и экономических обстоятельствах, которые привели к теперешним различиям между женщинами и мужчинами. В результате я пришел к выводу, что женщины — крепкие орешки, поэтому было совсем не зазорно принять помощь от Сьюзен Симмонс.

Однако она выглядела растерянной.

— Я не знаю, как работает эта штука, Дункан, — прошептала она, оглядываясь по сторонам.

Вот здорово! Меня нашли, но я, так сказать, оставался вне досягаемости. Было отчего впасть в уныние! В тот момент, когда мною начали овладевать самые мрачные мысли, в голове прошелестел знакомый голос:

«Я знаю, как выключить силовое поле. Между прочим, передай Сьюзен большой привет от меня».

— Питер! — воскликнула Сьюзен. — Что ты здесь делаешь? Почему я тебя не вижу?

«Ты можешь слышать его?» — изумленно подумал я.

— Конечно, могу. Где он?

«Я в космосе», — ответил Питер.

Глаза Сьюзен широко распахнулись от удивления.

— В таком случае, как я могу слышать тебя?

«Думаю, мы оба соединены с мозгом Дункана через силовое поле. Но расскажи, как твои дела? Я скучал по тебе, Сьюзен».

— У меня все нормально. А ты как поживаешь?

Вот тебе и раз. Само собой, меня радовало присутствие Сьюзен и Питера, но мне начало казаться, что моя голова смахивает на аппарат для междугородных переговоров. Оставалось лишь надеяться, что к линии не подключатся новые абоненты. Я мог понять, почему Питеру и Сьюзен хотелось поговорить друг с другом, но мне не особенно нравилось, что при этом они пользуются моей многострадальной головой.

К счастью, я переживал не очень долго. Они оба прекрасно понимали, что пора переходить от слов к делу.

«Сьюзен, посмотри, не найдется ли поблизости предмета, похожего на контрольную панель, — попросил Питер, когда они закончили обмен любезностями. — Надо поскорее вызволить Дункана».

«Она слева от меня», — подумал я, вспомнив, где Криблим включала силовое поле.

Сьюзен наклонилась, и я потерял ее из виду.

— Нашла, — восторженным шепотом сообщила она.

«Хорошо, — сказал Питер. — Теперь опиши ее».

К несчастью, Сьюзен не слышала его, поскольку потеряла физический контакт с силовым полем. Однако она быстро сообразила, что от нее требуется, и начала описывать вид контрольной панели. Там оказалось гораздо больше сенсорных датчиков, чем привычных нам кнопок, циферблатов и переключателей. Мне не требовалось повторять ее слова: Питер слышал все, что слышал я.

«Спроси ее, видит ли она красную точку во втором ряду сенсоров», — попросил он, когда Сьюзен закончила перечисление.

«Как спросить?»

«Ох! Я совсем забыл, что она не может слышать тебя, пока не прикоснется к силовому полю. Постарайся подманить ее поближе».

«Как?» — в отчаянии подумал я, чувствуя себя совершенно беспомощным.

— Что я должна сделать теперь? — спросила Сьюзен. Потом, сообразив, в чем дело, она снова подошла к силовому полю и прикоснулась к нему.

Питер повторил свои инструкции. Сьюзен вернулась к контрольной панели.

— Есть, — сообщила она. — Хочешь, чтобы я нажала ее? А ты… уверен? — Она с досадой хлопнула себя по лбу и вернулась к силовому полю.

«Уверен», — ответил Питер, прежде чем она повторила вопрос.

Сьюзен склонилась над контрольной панелью. Я с нетерпением ожидал момента своего освобождения.

Однако ничего не произошло. Мне хотелось плакать, и я не сдерживал закипающих слез — они все равно не могли появиться у меня на глазах.

«Не расстраивайся, Дункан, — подбодрил Питер. — Это еще не все; полная процедура занимает несколько минут».

— У меня ничего не вышло! — воскликнула Сьюзен, приложив ладони к невидимой поверхности.

«Не расстраивайся, — медленно повторил Питер, словно успокаивая маленького ребенка. — Процесс проходит в несколько этапов».

— Сколько времени это займет? — нервно спросила Сьюзен. — Мне не хочется оказаться здесь, когда вернется мисс Карпентер.

«По-настоящему ее зовут Криблим», — подумал я.

— Да хоть Катерпиллер! Я все равно не хочу ее видеть! Что дальше, Питер?

Питер продиктовал ей новые инструкции. В следующие несколько минут Сьюзен сновала между панелью и силовым полем, слушая объяснения. От меня при этом было не больше пользы, чем от почтового ящика. Пожалуй, можно было и вздремнуть — они бы все равно ничего не заметили.

Я начал решать в уме сложное уравнение, чтобы хоть как-то отвлечься от бесконечных переговоров. Математические расчеты так увлекли меня, что я не на шутку удивился, когда услышал тихое «Зу-умпф!» и обнаружил, что сижу на полу. Я довольно сильно ударился, когда грохнулся вниз, но боль была мелочью по сравнению с возможностью двигаться и говорить. Наконец-то я свободен!

Мне казалось, что с исчезновением силового поля мой контакт с Питером прервется, однако он по-прежнему оставался в моем сознании.

«Конечно же, — сказал он, прочитав мои мысли, — Твой мозг можно назвать биокомпьютером, органическим механизмом. Сейчас ты — одно из мощнейших средств связи во всей Галактике, Дункан! А теперь слушай, у меня есть важные новости. Ты должен немедленно обратиться к… не-ет!»

Последние слова прозвучали как крик ужаса.

«Что случилось, Питер? — с отчаянием подумал я. — Что там творится?»

Глава двадцатая УМЫ И СЕРДЦА

Я закрыл глаза и сосредоточился изо всех сил.

«Питер, — отчаянно думал я, посылая свою мысль в глубины космоса — Где ты, Питер?»

Ответа не было. Питер исчез.

— Что это было? — прошептала Сьюзен, схватив меня за руку. — Что с ним случилось?

— Не знаю. Питер неожиданно оборвал связь со мной. Боюсь, кто-то засек его переговоры с нами. Он успел сказать, что я должен немедленно предупредить… наверное, он имел в виду правительство.

— О чем предупредить?

— Говорю же, не знаю! Он не успел сказать.

Сьюзен заметно побледнела.

— Думаешь, пришельцы готовятся к вторжению? — спросила она низким, хриплым от страха голосом.

— Они наверняка рассматривают такую возможность, — ответил я. — Но, как бы то ни было, нам нужно убираться отсюда — Если Криблим поймает нас здесь, мы уже никому и ничего не сможем передать.

— Ты прав, — сказала она — Пошли. — Она взяла меня за руку и направилась к лестнице, ведущей вниз. Я ошеломленно покачал головой. Сьюзен Симмонс держит меня за руку! Мое сердце вдруг учащенно забилось. Интересные дела! Выходит, самый могучий и высокоразвитый мозг не имеет защиты против обычных человеческих эмоций?

«Остынь, парень, — подумал я. — Сейчас не время думать об этом».

Мы подошли к лестнице.

— Сейчас день или ночь? — тихо спросил я.

— Поздний вечер, — ответила Сьюзен — Сегодня мисс Карпентер устраивает в школе танцевальную вечеринку. Меня пригласили туда, но я отказалась. Я поняла, что у меня не будет другой возможности пробраться сюда.

Я решил не спрашивать, кто приглашал ее. Вместо этого я спросил:

— Как тебе удалось найти меня?

Она пожала плечами.

— Обычная работа сыщика. Я знала, что ты сильно переживаешь. Мы… мы не слишком хорошо обходились с тобой, Дункан. Я заметила, что мисс Карпентер относится к тебе гораздо лучше, чем другие учителя; тебе она тоже нравилась больше остальных. К кому еще ты мог обратиться за советом и поддержкой? Я начала следить за мисс Карпентер, и чем больше я узнавала, тем более подозрительной личностью она мне казалась. Наконец я решила отправиться на поиски.

— Спасибо, — промямлил я и в неожиданном порыве энтузиазма сжал ее руку. Мое лицо буквально пылало.

— Не стоит благодарности, — прошептала она. — Вообще не надо ни о чем говорить, пока мы не уйдем отсюда, ладно?

Я кивнул. Если мы хотим выбраться на волю живыми и здоровыми, надо глядеть в оба.

Мы спустились вниз на цыпочках. Скрипнула лишь одна половица, зато так громко, что у меня кровь в жилах застыла. Несколько секунд мы напряженно прислушивались, но снизу не донеслось ни звука.

Оказавшись в коридоре второго этажа, я немного успокоился. Криблим могла вернуться, пока мы возились в мансарде, однако внизу было темно. Если она не умеет видеть в темноте (это еще вопрос!), то в доме никого нет.

Мы быстро и бесшумно спустились на первый этаж, но, когда Сьюзен направилась к выходу, у меня появилась неожиданная идея.

— Подожди, — прошептал я.

— В чем дело?

— Если мы хотим, чтобы нас выслушали, нам нужны доказательства существования пришельца, — объяснил я.

— Ты шутишь, — с горечью произнесла она. — Какие доказательства? Когда я пыталась говорить с людьми, они делали вид, будто оглохли. «С глаз долой, из сердца вон» — вот их лозунг. Их невозможно убедить, понимаешь?

— Понимаю, — кивнул я. — Зато я знаю, где можно найти одну штуку, увидев которую они волей-неволей поверят нам!

— Ты уверен? — спросила Сьюзен. — Эти пришельцы ужасно осторожные. Я не смогла найти в доме Броксхольма ни одной необычной вещи, не говоря уже о всяких фантастических аппаратах.

— У Броксхольма не было домашних животных, — многозначительно заметил я. — Пошли.

Я впервые находился в доме Криблим не как пленник, а как свободный человек. Раньше у меня не было возможности узнать, где расположена кухня, но я без труда нашел дорогу. Если только Криблим не взяла Пуута с собой в школу…

Я осторожно открыл дверцу холодильника. Маленькая лампочка внутри сияла как прожектор в темной комнате. Так, одна полка, вторая… вот оно!

— Что это? — спросила Сьюзен, когда я вынул пластиковую банку.

— Если нам повезло, то мы нашли Пуута! — Я открыл банку: в конце концов, не имело смысла уносить банку, чтобы потом обнаружить там пару засохших бутербродов.

— Пуут! — булькнуло светящееся желеобразное существо. Казалось, слизняк был рад видеть меня.

— Прямо в яблочко, — радостно прошептал я.

Сьюзен в страхе отступила назад.

— Кто это? — спросила она.

— Это Пуут, — ответил я и протянул руку, чтобы слизняк мог взобраться по ней.

— Совершенно верно, — прозвучал голос в дальнем конце кухни. — Это Пуут, и он принадлежит мне!

Включился яркий свет. Я обернулся, оцепенев от ужаса. В дверях стояла Бетти Лу Карпентер; на ее лице застыло обычное рассеянное, почти мечтательное выражение.

— Отпусти нас, иначе Пууту конец! — завопил я.

— Пуут? — испуганно спросил слизняк.

Глава двадцать первая КТО БУДЕТ ГОВОРИТЬ ОТ ИМЕНИ ЗЕМЛИ?

— Ты этого не сделаешь, — спокойно сказала инопланетянка— Я хорошо знаю тебя, Дункан. Я не раз заглядывала в твой мозг, помнишь? На самом деле ты гораздо добрее, чем думаешь.

Я замешкался. Не знаю, какой уж я там добрый, но у меня почему-то не было уверенности, что я смогу причинить вред беззащитному Пууту.

Вот так герой, а? В моих руках, можно сказать, находится судьба целой планеты, а я не могу заставить себя раздавить какого-то космического слизняка! Но я помнил, как Пуут похлопывал меня по щеке и просил ни о чем не беспокоиться. Как я мог обидеть беднягу?

— Пуут? — снова произнес он с вопросительной интонацией, скользнув вверх по моей руке. Затем тонкое щупальце снова похлопало меня по щеке.

«Дункан хороший», — прошелестело в моем сознании.

— Я не могу обидеть его, — со вздохом признался я.

— Так-то лучше, — удовлетворенно сказала Криблим, или мисс Карпентер — А теперь, если ты не возражаешь, мы немного поговорим о будущем вашей планеты. Я вынуждена настаивать на твоем внимании и сотрудничестве, поскольку сейчас перспектива выглядит не слишком многообещающей.

— Беги, Сьюзен! — закричал я. — Я прикрою тебя!

— Без глупостей, Дункан, — отрезала инопланетянка. — Воспользуйся своим замечательным мозгом и немного подумай. Вы не можете убежать от меня. Ты сохранишь много времени и сил, если какое-то время будешь спокойно стоять и слушать меня.

Словно решив подтвердить свои слова, она прикоснулась к незаметной кнопке, спрятанной в торце крышки стола. За моей спиной послышался шорох. Я оглянулся и увидел, как плита, сделанная из прозрачного материала, скользнула вбок из стены, отрезав нам путь к отступлению. Мы попали в ловушку.

— Вот теперь можно и поговорить, — объявила Криблим. — Но для начала надо избавиться от маскировки.

Она уцепилась рукой за подбородок и начала стаскивать с себя человеческое лицо. Я почувствовал, как напряглась Сьюзен, стоявшая рядом со мной. Ее можно было понять: вид инопланетянки, снимающей маску и разворачивающей свой хоботообразный нос — это зрелище не для слабонервных.

— Если вы не перестанете судить о разумных существах по их внешнему виду, то никогда не сможете вступить в Галактическое Содружество, — сурово заметила Криблим. — Нет, я не читаю ваши мысли: выражение ваших лиц ясно говорит, о чем вы думаете. А теперь поднимайтесь-ка наверх. Если уж говорить, то в таком месте, где нам никто не помешает. Дункан, возможно, мне придется снова поместить тебя в силовое поле. Однако даже если я это сделаю…

— Не-еет! — закричал я.

— …даже если мне придется это сделать, обещаю тебе, что это продлится недолго — не дольше, чем потребуется для передачи нескольких важных сообщений, — продолжала она, не обращая внимания на мой протест. — Однако такой надобности может и не возникнуть.

— С какой стати я должен доверять вам? — спросил я, забыв о том, что у меня нет выбора.

— Потому что я почти на вашей стороне, — сухо ответила она.

— Как это понимать? — спросила Сьюзен.

— Поднимайтесь наверх, и я все объясню. — В голосе Криблим послышались нотки нетерпения.

Я посмотрел на Сьюзен. Она молча кивнула.

— Хорошо, мы идем, — сказал я.

— Молодец. Самое время использовать свой мозг для логических рассуждений, а не только для эмоций. Следуйте за мной.

Мы поднялись по лестнице вслед за Криблим и остановились посреди мансарды. Сьюзен дрожала всем телом.

— Не нужно бояться, — укоризненно произнесла Криблим. — В вашем деле это никак не поможет, а только повредит.

— В каком деле? — спросила Сьюзен.

Криблим вздохнула.

— В деле, которое вы вынесете на рассмотрение Межпланетного Совета. Меня совсем не радует роль, которую мне навязали, но, поскольку я осталась единственной, кто в настоящее время осуществляет прямой контакт с жителями вашей планеты, у меня нет выбора. Правда, мне дали помощника, но…

— Я все еще не понимаю, — пробормотала Сьюзен.

— А я вроде бы понимаю, — сказал я. — Так, давайте по порядку. Межпланетный Совет решил, что пора предпринимать решительные действия по отношению к Земле. У них есть четыре выбора. Они могут установить над нами контроль, уничтожить нас, изолировать нас или оставить нас в покое. Но чтобы принять окончательное решение, им нужен еще один, последний отчет.

Криблим внимательно посмотрела на меня, и если бы я умел читать у нее по лицу, то мне показалось бы, что она очень удивлена.

— Но почему они хотят уничтожить нас? — со слезами в голосе спросила Сьюзен.

— Потому что они боятся нас, — ответил я, — Они боятся не нашего теперешнего общества, а того, что мы можем натворить в будущем.

— Земное общество — самое нестабильное из тех, которые я знаю, — печально подтвердила Криблим, — У вас множество неиспользованных возможностей, и в то же время вас как будто переполняет смертоносный яд, обращающий во зло все, к чему вы прикасаетесь.

— Что же с нами будет? — спросил я.

— По решению Совета последний отчет должна составить группа из пяти членов, — объяснила Криблим. — Мы имеем в распоряжении один месяц по земному счету. Содержание отчета в итоге определит судьбу вашей планеты.

Я судорожно сглотнул.

— А кто же войдет в команду?

— Для начала — мы трое, — ответила Криблим.

— Остается только два места, — прошептала Сьюзен.

Криблим помахала носом из стороны в сторону.

— Оглянись, — скомандовала она мне.

Развернувшись на каблуках, я увидел луч голубого света, засиявший в центре комнаты. В нем обозначились две неясные фигуры. Постепенно они начали уплотняться, приобретать четкие очертания…

Луч исчез. На его месте стояли Броксхольм и Питер Томпсон.

— Питер! — воскликнула Сьюзен. Прежде чем кто-либо успел пошевелиться, она подбежала к Питеру и заключила его в объятия.

— Привет, Сьюзен, — поздоровался он с немного смущенным видом. — Я очень рад тебя видеть.

— Добрый вечер, мисс Симмонс, мистер Дугал, — церемонно произнес Броксхольм, кивая своей зеленой головой. — Не могу сказать, что мне очень приятно снова встретиться с вами, но поскольку мы собираемся работать вместе… Короче говоря, я надеюсь, что мы сможем забыть о прошлых недоразумениях.

— Работать вместе? — переспросила Сьюзен.

— Мы тоже входим в группу, — пояснил Питер. — Когда прервалась связь, я как раз собирался сказать Дункану, что готовится какое-то важное решение. В этот момент вошел Броксхольм: он сказал, что Межпланетный Совет разрешил нам присоединиться к группе, составляющей последний рапорт по теме, которая у них называется «Проблемой планеты Земля».

— Значит, нас трое, а их — двое? — полуутвердительно спросил я, указав на Криблим и Броксхольма.

— Совершенно верно, — кивнул Питер. Неожиданно его лицо озарилось улыбкой. — Довольно странный выбор, тебе не кажется?

Я понимал, что он имеет в виду. Мы с Питером никогда не были особенно счастливы здесь, и нас вряд ли можно было назвать лучшими кандидатами от всего человечества, способными убедить пришельцев в том, что наша планета — замечательное и мирное место. Но мы с Сьюзен оказались выбранными для этой миссии.

Вы сетуете на сложную домашнюю работу? Если бы вы знали, какая это мелочь! У нас оставался один месяц на то, чтобы убедить правителей Галактики в праве человеческого рода на дальнейшее существование!

Мой мозг яростно работал, сортируя мысли, идеи и образы. Все плыло у меня перед глазами. В какое-то мгновение мне показалось: нет, это слишком тяжело для меня, я не смогу этого вынести!

— Почему вы сделали это со мной? — спросил я у Криблим, чувствуя, как по моим щекам текут слезы.

Она прикрыла свои боковые глаза, и лишь средний продолжал смотреть на меня, словно пытаясь заглянуть в самые потаенные тайники моей души.

— Я не делала с тобой ничего особенного, Дункан, — тихо ответила она. — Я сделала тебе приглашение, и ты принял его. Первая твоя встреча с усилителем сознания состоялась по моему решению, а остальные… ты все решил сам.

— Пошли, — сказал Броксхольм. — Совет ждет нас. Мы должны получить последние инструкции.

— Где нас ждут? — изумленно спросила Сьюзен.

Вместо ответа Питер указал глазами на потолок. Да, нас ждали там, в космосе, и мы были готовы присоединиться к тем, кто нас ждал. Встав на место, указанное Броксхольмом, я приготовился к тому волнующему мгновению, когда голубой луч поднимет меня и перенесет за пределы планеты, где я родился, на космический корабль, прилетевший с далеких звезд.

Я протянул руки. Сьюзен взяла меня за одну руку, Питер — за другую.

Голубой транспортный луч начал окутывать нас своим мягким сиянием. Я почувствовал, как меня с неодолимой силой вытягивает в космическое пространство.

Похоже, нам предстоит интересный октябрь!