Мой знакомый медведь. Зимовье на Тигровой. Дикий урман

Зимовье на Тигровой

В ночной темноте ветви деревьев слились в сплошную черную завесу. Только стволы еще выделялись на фоне снега.

Тигрица резко свернула в распадок на шум мотора.

Груженый лесовоз застрял в ручье так, что в месиве воды и льда не видно было колес. Машина ревела, скрежетала коробка передач. Шофер нервно, невпопад переключал скорости, пытался раскачивать лесовоз, но он только чуть дергался вперед-назад.

Лязгая гусеницами, подошел трактор. Шофер зацепил трос, и большая машина с лесом медленно выползла из ручья.

Трактор отъехал с дороги и замолк. Из темноты вышел тракторист. Взял у шофера гаечный ключ, чтобы отвернуть пробки, слить воду, а потом на машине вместе поехать домой. Шофер развернул лесовоз, направил свет фар на трактор. Два белых луча уперлись в оранжевый бок. Фонарик был уже не нужен, тракторист положил его, нагнулся к мотору. И в это время в поток яркого света ворвалась тигрица. Удар лапы — и тракторист упал, даже не успел вскрикнуть…

Не помня себя от ужаса, шофер на пределе погнал машину… В милиции уверял, что по дороге задавил пять собак. Как выяснилось потом, никого не давил: с перепугу начались галлюцинации.

Через полтора часа сотрудники милиции, районный охотовед, охотники были на месте происшествия. Еще горел положенный трактористом фонарик. Тигрицы не было. Не было и тракториста.

Один из охотников резко отвернулся: старый милиционер щепочкой собирал со снега в целлофановый мешочек то, что можно было похоронить.

С мощными фонарями пошли по следам. Они вели на сопку. Свет тревожно метался по снегу. Деревья, тени от них. Куда ни попадали лучи — жуткая чернота. Ни за валежниками, ни в тенях ничего не видно. Ярко освещенный, вблизи снег слепил глаза. Надо было держать карабин, фонарь и еще цепляться за деревья, лезть вверх, на сопку.

Решили вернуться, пока зверь не выскочил из темноты и не убил еще кого-нибудь.

На другой день узнали по следам: тигрица затащила человека на середину сопки. А когда ночью приехали люди, она бросила его и ушла.

Целый день преследовали тигрицу. Но потом непогода заровняла следы.

Повсюду разговоры только о тигре-убийце.

Грузовая машина выехала из поселка. Дорога шла по сопкам как раз в том районе, где произошла трагедия. Шофер заметил: совсем рядом с дорогой, чуть повыше, на склоне сидит тигр. Затормозил, стал сдавать назад, хотел получше рассмотреть. Но тут загрохотали по кабине перепуганные пассажиры в кузове, которые тоже увидели тигра.

Вернулись в поселок, вызвали вертолет.

От снижающейся к нему ревущей машины тигр уходил крупной рысью. С вертолета защелкали выстрелы. Непривычные к такой стрельбе, охотники не попадали в зверя. А когда пули зацепили тигра, он прыжками отбежал к толстому дереву и прижался спиной к стволу, сидя на задних лапах. Передние прижал к груди.

Вертолет завис над деревом так низко, что воздухом от лопастей трепало шерсть на брюхе тигра. Опять засверкали огоньки выстрелов. Смертельно раненный зверь отскочил от дерева.

Бригадир охотников, по прозвищу Сандо, сразу увидел — убили другого тигра. Пошел к начальству.

— Почему вы так думаете? — спросили его.

— След тигра — его личная печать. Я ее у трактора видел и потом насмотрелся, когда по следам шли. Человека убила тигрица. К тому же на правой передней лапе у нее нет пальца. А сейчас убили тигра. И лапы у него чуть не в полтора раза больше.

— Как вы считаете, чем вызвано это неспровоцированное нападение?

— Когда добудем тигрицу, может быть, отвечу вам. Тракторист ее не трогал. Но это не значит, что люди не причинили ей зла.

Как потом оказалось — причинили.

Несколько лет назад Олег закончил охотоведческое отделение техникума и стал городским жителем, потому что на работу его направили в городское общество охотников. Он оформлял охотничьи билеты, выписывал путевки, лицензии, проверял отчеты охотколлективов, занимался всякими бумажными делами, которых и в этой вроде бы не канцелярской организации оказалось столько, что в лесу, в охотничьих хозяйствах, ему доводилось бывать от случая к случаю. А он техникум лесной закончил только для того, чтобы в лесу работать или в тайге. Тут даже забывать стал, чем учили.

И вот однажды осенью Олег оставил привычные городские удобства и уехал в Приморскую тайгу, в зимовье, работать охотником-промысловиком.

— Я как увидел тебя, бородатого, на фотографии в журнале, — говорил он своему старому приятелю Алексею, — и сразу решил: все — тоже еду в Приморье промысловиком. Осточертел мне этот город. Вышел как-то зимой в лунную ночь. На улице никого, одни дома. Сплошной бетон, бетон, бетон… Стою, как в каменном мешке, черной пылинкой. Нет, думаю, надо бежать отсюда, пока еще не женился.

— Сам в городе жил! — усмехнулся Алексей. — Вся жизнь расфасована. Автобус туда. Автобус обратно. Стол с бумагами. Вечером телевизор.

— Вот-вот. Добро бы работа была настоящая, мужская. А то бумажки перебирать. Девчонка пришла, подучил ее — и лучше меня работает.

Олег легонько ткнул кулаком Алексея:

— Ну и здоров ты стал!

— У нас тут продукты натуральные. Это у вас в городе одна косметика. Да и работа не твоя, сидячая. За день так «физкультурой» назанимаешься — руки-ноги гудят.

— А чем в ваших местах промысловик занимается?

— Не промысловик, а штатный охотник, как нас теперь называют. Изюбря стреляем, кабана, пушнину добываем. Сезон кончается — рыбу ловим, заготовки всякие. Корень элеутерококка дергаем. Хорошо его принимают. Но стараться нужно, если хочешь заработать. Женьшень ищем. Грибы сушеные сдаем, соленые. Ягоды. Папоротник-орляк рвем, как только из земли появляется, пока кольцо не развернулось. В Японию на экспорт идет.

— Что у него за вкус? — поинтересовался Олег.

— Как тебе сказать? На грибы немного похож. Не еда, конечно. Вот когда на столе все есть, а чего-то вроде не хватает, тогда и его можно поставить… Есть чем заниматься. Только работай, не ленись.

— И на все план?

— Конечно, — сказал Алексей. — Справишься. Я привык: работать так работать. Слышишь, какая-нибудь ткачиха план перевыполняет. А я хуже ее, что ли? Конечно, приходится шевелиться, порой от зари до зари. А что, вон по телевизору смотришь, у доменной печи мужики стоят, им легче? А кто больше зарабатывает, еще вопрос. Но сам знаешь, какая жизнь в тайге. Это на любителя. У кого участок далеко, по месяцу дома не бывают. Да и зимовья не все такие, как у тебя будет. Это тебе повезло.

В госпромхозе Олегу выдали суконный костюм для литейщика или сталевара, потому что специально для охотников одежду никто не шьет. Сапоги резиновые на два размера больше, теплые портянки. Дали ружье «Белку»: верхний ствол под малокалиберный патрон, нижний тоже мелковат — двадцать восьмого калибра.

В зимовье поехали с Алексеем на его «Ниве». В машину уложили мешки с продуктами, боеприпасами, запасной одеждой. Примостилась между рюкзаками и Шельма — собака, которую взял Олег, несмотря на возражения Алексея.

Долго трясло машину на колдобинах лесной дороги. Олег смотрел на серую облетевшую тайгу, на ветви, космы лиан и представлял, какая густая зелень бывает тут летом, когда все покрыто листвой.

Доехали до летней пасеки. Пчел давно увезли. У сарая составлены друг на друга пустые улья. На широкой поляне рядами торчат колышки, на которые летом ставят пчелиные домики.

— Останови! Останови! — вдруг закричал Олег.

На грязи четко отпечатался крупный след. Олег сразу узнал его, хотя до этого никогда не видел: как кошачий, только громадный, не прикроешь двумя руками. Он нагнулся к нему, потрогал отпечатки тигриных пальцев, затвердевшие на морозе. Достал спичечный коробок, измерил им ширину. Стал искать другие следы.

Алексей смотрел на него из машины и смеялся.

— Чего смеешься? Человек первый раз в жизни видит тигриные следы. Вы тут привыкли, а для других людей это все равно что со сказкой наяву встретиться.

— Садись, поехали, сказка. Сам через месяц смеяться будешь: на четвереньках у следа ползал.

Машину оставили у скалы, на которой иногда спасались от волков изюбри — вставали в неприступных местах на отстой. Дальше по старой лесовозной дороге не проедешь даже на «Ниве».

Нагрузили на себя мешки и пешком отправились к зимовью.

— Почему зимовье на Тигровой? Речка так называется? — спросил Олег.

— Да. Тут много всяких тигровых названий. Как-то по карте смотрел: Тигринка-река, Тигровая, поселки Тигровый, Тигровой, Тигровая. Даже кинотеатр во Владивостоке — «Океан» — стоит возле сопки Тигровой. Твоя речка на карте без названия. Но мы ее Тигровой зовем. Они тут всегда были.

То здесь, то там темнели похожие на птичьи гнезда шары омелы — растения, живущего на деревьях. Непривычно много было поползней. Большеклювые вороны черные совсем и букву Р не выговаривают. Видели больших синиц, синиц-гаичек, сорок — они тут со своим приморским акцентом. Сойки такие же, как всюду.

Олег расспрашивал об охоте в этих краях. Сам он с детства бродил по лесам, но то была другая охота, не промысловая.

— Как же вы тут на кабана охотитесь? Если тихо по замерзшим листьям идти, далеко не уйдешь. А если греметь на весь лес, как сейчас идем, какие же кабаны подпустят?

— Зачем тихо? Подкрадываемся только там, где они пасутся. Мы уже знаем эти места. А в незнакомой местности ходом идешь за ними, когда снег выпадет. Как пошла их тропа на одном уровне сопки обходить, так и идет. И ты по ней быстрым шагом. А начали расходиться, вверх-вниз по сопкам лазить, вот здесь осторожно надо, посматривай, где кормятся.

Расспрашивал Олег и про соболя.

— В этот сезон так промышляй, — говорил Алексей. — А на следующий год с ранней осени подшаманишь маленько, привалишь соболишек, и будет у тебя настоящая охота.

За разговором незаметно дошли до зимовья. Это был небольшой аккуратный домик, собранный из брусьев. Окна снаружи обиты прозрачной пленкой, чтобы не продувало. Ручка у двери — кривой березовый сук. Под ним отметины когтей медвежонка. Так две лапки и отпечатал: правой нажал повыше, левой пониже.

На улице, в сторонке, канистра с бензином. В сенцах на низеньком столике примусок «Шмель», чтобы согреть чай, когда не топится печка.

Хозяин зимовья уже готовился к промыслу, да бабка на этот раз победила: уговорила уехать к сыну нянчить внуков.

Удивила Олега труба. Она не торчала из крыши, а поднималась из-под земли около дальнего угла зимовья. Когда он вошел внутрь, удивился еще больше: плита была так заглублена в землю, что верх ее был вровень с полом. Перед дверкой и поддувалом вырыта яма, выложенная кирпичом.

Оказалось, дымоход проложен под полом, как делали это корейцы в своих жилищах. Спать на таком полу тепло, как на русской печке.

Под потолком над плитой жердочки для одежды. На плите уже неотмываемый от копоти чайник, низкая, но очень широкая кастрюля, чтобы быстрее в ней закипало.

Алексей взял топор, вышел и отколол от смоляного кедрового пня толстую щепу. По цвету и весу было похоже — щепа намокла в воде. Но стоило поднести к ней спичку, тут же загорелась, а в печке гудело так, словно там работала форсунка или паяльная лампа.

— С этим пнем заботы с растопкой не будет, — сказал Алексей. — Иди за водой, попьем чайку, и мне пора назад.

Ручей был перегорожен небольшой плотинкой из камней. В середине оставлен узкой проход. Вода бежала с большой скоростью и не замерзала, наверное, до самых сильных морозов.

Темная, почти черная оляпка пролетела вдоль ручья и села у воды. К ней подлетела вторая. Обе посвистывали и резко кланялись.

— Вся эта падь, по которой ехали и шли, с падюшками, ключиками — твои угодья. Ключиком или ключом у нас тут называют не только место, где вода из-под земли бьет, но и сам ручеек, и распадочек, по которому он течет, — говорил Алексей, когда пили чай в зимовье. — Моя зимовьюшка в ту сторону. Я к тебе наведаюсь. Если раньше надо будет уйти, мало ли чего, иди по дороге, которой ехали. Дойдешь до трассы, там проголосуешь. Не так уж далеко, часов шесть ходу.

Алексей ушел. Шельма бегала широкими кругами, знакомилась с окрестностями. Звала Олега — подбегала, вертелась у ног и, высунув влажный розовый язык, снова мчалась вверх по ручью.

Тигрица спустилась в распадок, прошла вдоль ручья до места, где вода выбивалась из-под земли, и только там стала пить, как будто в нескольких шагах от истока вода была хуже. Одну лапу поставила в ручей, и каждая шерстинка на погруженных пальцах казалась четче — такой прозрачной была вода. Тигрица неторопливо лакала кристальную воду, немного приподняв усы.

Напилась, выбралась из распадка и увидела ярко-красный автомобиль — Алексееву «Ниву». Осторожно подошла к ней шагов на пять, осмотрела и пошла в сторону зимовья.

Алексей возвращался к машине, а навстречу ему, опустив голову к земле, шла тигрица. Они увидели друг друга в ущелье. Алексей замер, а тигрица прыгнула вверх, на склон. Не удержалась на обледенелых камнях — сорвалась. Быстро прыгнула опять. Снова, царапая лед и камни, съехала вниз. Уже явно нервничая, она торопливо прыгала и прыгала, в кровь раздирая лапы. Наконец выпрыгнула из этого каменного коридора и пошла по склону, сторонясь Алексея. Видно было — такие встречи неприятны и ей.

Наутро, еще в синеватых сумерках, Олег в полном походном снаряжении вышел из зимовья и остановился, вспоминая, не забыл ли чего. Перебирал в уме, что надо взять, а руки сами собой шарили по карманам.

«Совсем свихнулся в городе, — подумал он. — Пятачок на автобус ищу. Скоро метро в пещере искать буду».

Поднял голову и удивился: «Кто же пень на дерево затащил?» Подошел ближе посмотреть. А «пень» нырнул вниз, распластал метровые крылья и филином полетел между деревьев.

Прошли от зимовья не больше километра. Шельма взвизгнула, и зазвенела тайга от азартного лая. Соболь взбежал на сухое дерево, пропал за стволом. Вершина обломана, грибы-трутовики по стволу.

«А, вон дупло! — увидел Олег. — Дерево толстое, рубить измучаешься. Что же делать?»

Он срубил жердину, вытащил клок ваты из поддевки, поджег его, на кончике жердины поднял вверх и протолкнул в дупло.

Потянул сизоватый дымок. Соболь высунулся. Выстрел! Зверек свалился назад в дупло, а не на землю, как рассчитывал Олег. Из дупла синей струйкой вился дым. Надо было что-то делать. Вата подожгла гнилушки, и соболь мог сгореть в дупле. Ничего не оставалось, как рубить это толстенное сухое дерево.

Началось соревнование: кто быстрее — огонь или он. Олег разделся до рубахи и исступленно махал топором. А из дупла, как из самоварной трубы, уже валил густой дым.

Наконец дерево рухнуло. К счастью, соболь упал не на дно, а зацепился за щепу, и огонь не доставал до него.

На другой день Олег опять пошел вверх по ключу. Шельма бегала к россыпям камней на сопке, искала в валежнике, пропадала в мелких распадках. Возвращалась, издали смотрела, куда идет Олег, и опять убегала искать.

Но вот, напролом через кусты, она испуганно понеслась к Олегу. Тот быстро поменял в своем беличьем ружье дробовой патрон на пулю. Ни тигра, ни медведя не видно. Только они могли так перепугать собаку.

Шельма жалась к ногам, смотрела то в одну сторону, то в другую, нюхала воздух. Олег не знал, что делать.

«Не возвращаться же в зимовье. Может, она старый след почуяла?» — подумал он и пошел дальше.

Но охоты в этот день не получилось. Явно неподалеку был тигр и, может быть, караулил Шельму.

Олег сколотил для собаки прочную будку у зимовья, запер в нее Шельму, чтобы не утащил тигр, а сам пошел к речке.

Непривычной была тут, в Южном Приморье, зима: вместо снега ноги тонули в опавших листьях. Олег остановился перед валежиной, которая, как мосток, лежала через речку. Спустился в воду, подлез под этот мосток, уперся плечом. Дерево подалось. Осторожно переставляя ноги по камням в воде, прошел по речке, сбросил конец валежины с берега в воду.

Речка шумела в камнях. Если смотреть вверх по руслу, не видно было воды за множеством камней.

Дальше через речку лежало такое дерево, что его и втроем не сдвинуть с места. Олег достал из воды два камня, положил их на этот естественный мост, а между ними поставил капкан.

Соболя, как говорил Алексей, любят бегать через речку по перекладинам. Побежит, перепрыгнет камень и попадет в капкан. Только лишние перекладины надо убрать, а на другие поставить капканы. Этим он и занялся.

Там, где крутые берега речки близко подходили к воде, Олег ставил капканы на норок. Эти зверьки тоже не любят зря лезть в воду, а бегут вдоль речки у самой воды. Иногда делал стенку из кольев, если полоска земли между берегом и водой была шире, чем надо. Капкана норка совсем не боится, даже старается наступить как раз на его пятачок, потому что он ровный.

Увлеченный работой, Олег не смотрел по сторонам. А за ним наблюдала тигрица. Шла поодаль по склону, ложилась, когда он забирался в речку, смотрела, что делает.

Поставил капканы, а в ночь ударил мороз, и речку затянуло льдом. Там, где большой уклон и вода недавно клокотала в камнях, теперь образовались ровные ледяные ступени, хотя поверхность воды никогда не бывала там ровной. Лед местами прозрачный, и видно, как бежит под ним вода, гонит широкие пузыри воздуха.

Наделал мороз ледяных мостов, и соболям незачем стало бегать по перекладинам. Пришлось Олегу собирать обломки толстых сучьев, ставить их маленькими шалашиками возле выворотов или валежин. В шалашике вверху он привязывал приманку, а под ней на землю ставил капкан и чуть присыпал его листьями. В таком укрытии снег не засыплет капкан и приманка хоть немного спрятана от птиц.

Хорошо еще, было где взять эту приманку. Когда шли сюда, Алексей показал неподалеку от зимовья остатки убитого недавно изюбря. Мясо сдано в промхоз, а голову, ноги, внутренности оставили на приманку. Над остатками изюбря, на высоте метра, была крест-накрест натянута нитка. Оказывается, вороны опасаются натянутой нитки и не трогают мясо.

К избушке Олег вернулся под вечер. Шельма сидела так тихо, что он испугался: жива ли? Отпер дверку, собака чуть не сбила с ног, бросилась в зимовье. Проскочила в дальний от двери угол. Но там было пусто — негде спрятаться. Забилась под стол и тряслась так, что стол дрожал вместе с нею.

Олег только что спокойно шел к зимовью, а оказалось, рядом или где-то совсем близко был тигр. Кто еще мог так напугать собаку?

«Жалко, нет снега, — подумал он. — По следам все бы стало ясно».

Шельма наконец перестала дрожать и вылезла из-под стола.

Но когда Олег взял ведро и подошел к двери, опять бросилась под стол, как будто тигр только и ждет, когда откроется дверь зимовья. Надо было идти за водой, а Олег теперь уже боялся открыть дверь. Поверил чутью собаки. Отставил ведро и сел.

«Наверное, я отпугнул его от конуры… А вдруг он пришел к зимовью со мной и Шельма учуяла его? Может, тигр просто любопытный? Алексей, другие охотники живут, промышляют — и ничего. И на меня не напал. Захотел бы, десять раз мог подкараулить… Правда, у других карабины, есть чем защищаться. Мое ружье только пощекочет его».

Но все же он взял в одну руку ружье, в другую ведро, приоткрыл дверь, осмотрелся и осторожно пошел к ручью. То и дело оглядывался. Зачерпнул воды, направился обратно, втянул голову в плечи, боялся: вдруг послышатся прыжки по мерзлым листьям. Дошел до зимовья и с облегчением захлопнул дверь.

Не думал, когда собирался сюда, что тигр из Красной книги будет держать его в таком напряжении. Оказывается, мало приятного ходить по тайге бок о бок с полосатым соседом. А может, с непривычки такие страхи?

На другой день Олег осмелился проверить капканы. Идти надо было по старой лесовозной дороге. Он то и дело переходил с одной стороны ее на другую, чтобы дальше видеть за поворотом, не идет ли навстречу тигр. Знал, они любят ходить по дорогам, и опасался неожиданной встречи. Время от времени начинали тревожно пищать поползни. Олег останавливался, слушал, в какую сторону перемещается писк, ссорится поползень с другой птицей или сердится на какого-нибудь зверя, может быть тигра.

Молодые побеги на дубах всю зиму не сбрасывают сухие желтые листья. Они шелестели на ветерке, и было непонятно, то ли зверь идет где-то по листве, то ли ветер шуршит в неопавших листьях.

В капканы никто не попал, если не считать сойки и мыши. Так бы мышь своим малым весом не смогла заставить сработать капкан. Но она прыгнула за приманкой, шлепнулась сверху на капкан, и он сработал.

Вечером зашуршала снежная крупа, а утром вся падь была белой от свежего снега. На кольях возле стены — белые снежные колпачки. На небе ни облачка. Солнце сияло так, что отраженный от снега свет мешал смотреть вдаль.

Олег выждал день, а потом опять пошел проверять капканы. Возле некоторых соболя кругами истоптали снег, а в ловушку не попал ни один. Видно, еще не настало для них голодное время.

У самого дальнего капкана Олег наткнулся на затверделый след тигра. Зверь прошел сразу после снегопада.

Интересно все-таки посмотреть, как ходит по тайге тигр, что делает, как охотится… Постоял-постоял Олег и пошел по следу. Шаг зверя такой же, как у него, сантиметров семьдесят. Тигр не ломился сквозь заросли, старался, как и человек, выбирать места почище, посвободнее. Обошел кусты, обогнул валежину, хотя мог бы, конечно, перемахнуть ее. Подошел к дереву в полтора обхвата толщиной, повернулся к нему задом и, как кот, оставил метку. Прошел вдоль берега небольшого ручья, сполз в долину, задевая брюхом снег. Перешел по наледи ручей, а у берега перепрыгнул незамерзающую протоку.

Долго брел по тайге, потом сел — видимо, услышал непонятный звук и сел послушать. Крупной рысью побежал в сторону. Перепрыгнул ручей, перескочил валежину, сбив в нее снег, а дальше пошел осторожнее — шаги стали короче. Крался, невысоко поднимая лапы, по неглубокому снегу. Потом шаги стали совсем короткими — тигр ставил лапу вплотную к лапе.

И вдруг опять нормальные следы, пошел обычным шагом. Оказалось, крался к оленям, но те заметили его и убежали. Тигр повалялся в снегу и пошел дальше, не меняя направления. Как будто олени и не интересовали его, просто попутно хотел поймать какого-нибудь.

Олег еще долго шел по следам, уже хотел бросить их, но следы потянулись в сторону пади, где стояло зимовье. И он пошел по ним дальше. Увидел лежку. Тигр врастяжку лежал на снегу. Обычное место среди обычных деревьев. Видно, в любом уголке тайги он может позволить себе безмятежно поспать.

Тигр встал и пошел по гриве. Теперь он явно проголодался и начал охоту.

«Есть чему поучиться, — думал Олег. — Вот так и мне надо выслеживать изюбрей и кабанов».

Тигр шел по гриве, но не по самому гребню, а пониже, с другой стороны от пади, в которой искал добычу. Время от времени он осторожно поднимался на гребень и сверху осматривал падь. Внизу никого не было. Он опять переходил на ту сторону гребня и шел там, чтобы шум от шагов не доносился в падь, где искал добычу. Проходил немного — опять выглядывал из-за гребня.

Против зимовья тигр лежал так долго, что снег подтаял на лежке. Олег старался представить, что видел и слышал отсюда тигр. До зимовья было метров триста.

Рядом с лежкой чернел поскреб. Тигр раскопал лапами снег, листья до самой земли и пошел дальше. А Олег стал спускаться к зимовью.

— Хорошо, хоть снежок теперь есть. Видно, где он ходит.

Но снежок продержался недолго. Подул теплый ветер, пригрело солнце, засверкали, зазвенели веселые капели, и в один день опять побурела тайга, не осталось и пятнышка снега.

Звонко залаяла в своей конуре Шельма. «Тигр!» — встрепенулся Олег, схватил ружье и осторожно приоткрыл дверь. К зимовью шел Алексей.

— Это кто же кого у вас караулит? — покачал он головой, глядя на конуру с запертой дверкой. — За тобой пришел, — сказал он Олегу. — Хочу в поселок сходить. Хлеба взять, сахара, в бане помыться. Пойдешь?

— Конечно, — с радостью согласился Олег. — Дятел на крыше дырку пробил, вся соль у меня размокла. В тот день, когда снег растаял.

— Шельму не бери. Положи ей поесть, оставь воды. Дождется тебя в зимовье.

— Почему вдруг? — удивился Олег.

— Когда снег лежал, тигренок вокруг моего зимовья баловался, косулью ногу таскал. Видел по следам. Где-то возле меня живет с матерью. Мигом твоя Шельма ему на игрушку пойдет. Пускай лучше дня три в зимовье посидит.

Идти нужно было вначале к Алексееву зимовью, ночевать там, а потом добираться до поселка.

Падь, по которой шли, отличалась от других тем, что по сторонам на сопках высились настоящие скалы. Местами таинственно чернели входы в пещеры.

Валежник мешал идти. Погибшие на крутых склонах деревья скатились вниз, нагромоздили множество завалов.

У толстой пихты были содраны до земли два больших лоскута коры. Алексей поднял ее, один лоскут положил на мерзлую валежину, другой подал Олегу:

— Посидим немного. Надергали ноги по этим завалам.

— Зачем медведь кору содрал? — Олег рассматривал глубокие отметины когтей.

— Не знаю. Может быть, участок метил. Это белогрудый так делает.

Раздался непонятный звук, похожий на сильный крик сойки.

— Все вроде бы крики знаю. А такой ни разу не слышал, — удивился Алексей.

Крик повторился.

— Похоже на сойку. Только каких же размеров должна быть эта сойка, чтобы так орать? Кто же может быть? Надо посмотреть, — сказал Алексей, и они стали подниматься на сопку. Звук доносился оттуда, от скалы.

Лезли осторожно, чтобы не спугнуть непонятное существо. Неожиданно крик раздался совсем близко — чуть выше, у скалы за уступом.

Алексей снял с плеча карабин. Крадучись полезли по склону. За бруствером показалась темная спина какого-то зверя. Он как маятник ходил туда-обратно по площадке перед скалой.

Алексей еще подался вперед — и присел, даже в лице переменился.

— Тигренок! — прошептал он.

Олег развернулся, чтобы скорее уходить, но Алексей погрозил ему пальцем, осторожно придвинулся и горячо зашептал:

— Тигрицы нету. Чего бы он орал? Давай поймаем. Разрешение у ребят есть. Нельзя упускать такую удачу. Тысяча рублей! Соболя, сам знаешь, не ловятся. Жди, пока проголодаются.

Не дожидаясь ответа, Алексей спустился немного по откосу и охотничьим ножом стал вырезать рогатину. Снял свой безразмерный рюкзак, вытряхнул из него все на землю.

— Там пещера небольшая, деться ему некуда. Я прижму рогатиной, а ты нахлобучь мешок.

— Остановись! Вдруг тигрица близко?

— Он бы не орал. Она бы ему покричала — по затылку.

Едва их головы показались над бруствером, темный, как измазанный в саже, тигренок метнулся в пещеру, прижался к стене, сморщил нос и зашипел.

Алексей бросил взгляд по сторонам, быстро положил карабин на землю и с рогатиной наперевес ринулся на тигренка. Тот отскочил в другой угол. Алексей сделал выпад и заорал:

— Мешок!

Олег заскочил в пещеру, Алексей бросил рогатину и пинком подтолкнул тигренка. Вдвоем встряхнули мешок и быстро затянули веревку. Алексей — рюкзак на спину, подхватил карабин, подбежал к высыпанному барахлу. Быстренько побросали кое-как в мешок Олега и побежали с сопки.

Уже начинало темнеть. Они торопливо шагали падью к Алексееву зимовью. Тигренок даже не шевелился в темном, тесном для него мешке.

Ослабили веревку, которой рюкзак был затянут сверху, оставили побольше дырку, чтобы ему легче было дышать.

Теперь Олег потащил мешок.

Темнело быстро. Алексею показалось — идут слишком медленно. Опять взвалил на себя тигренка, понес сам.

— Ничего, теперь недалеко, — весело говорил он, натягивая руками лямки.

— Соболь не идет, так на тебе — подфартило! Есть Бог! Это я тебе как атеист говорю.

И в это время тропу перед ними пересек тигр. Алексей снял с плеча карабин, остановился. Олег тоже схватил свою малокалиберку.

— Идем, чего встали. Мало ли их тут болтается, — сказал наконец Алексей. Однако взял карабин на изготовку.

В распадке, зажатом сопками, стало совсем сумрачно. Плохо было видно между деревьями. Толстый слой замерзших листьев шумел под ногами, мешал слушать.

Тигр опять пересек тропу, теперь уже в другую сторону.

— Не останавливайся! — решительно сказал Алексей и быстрее зашагал вперед, вертя головой и шаря глазами в сумраке между деревьев.

Тигрица вывернулась сбоку, совсем рядом, и тут же скрылась. Алексей пальнул два раза вверх из карабина. Мешок за спиной заходил ходуном, но опять затих.

Прошли немного, и тигрица снова мелькнула впереди. Теперь уже не было сомнения — это мать тигренка. То слева, то справа хрустели ветки. Алексей перебрасывал карабин в одну сторону, в другую, но ломился вперед. Споткнулся, упал. Тут же вскочил — испугался: бросится, пока на земле.

Олег схватился за мешок:

— Надо отдать тигренка!

— Нет! — выкрикнул Алексей, выстрелил еще раз вверх и дозарядил карабин.

Тигрица проскочила сзади. И почти тут же мелькнула уже впереди. Алексей шел напролом, а Олег прыгал за ним спиной вперед, ждал — бросится сзади. Тигрица металась, трещала сучьями.

— Да брось ты его! Убьет обоих!

— Не дергайся! — Алексей шел в темноту, прямо на треск сучьев.

Тигрица злобно рыкнула. И тут же заорал в мешке тигренок. Тигрица зарычала так, что Олег подскочил к мешку, рванул веревку и долго не мог трясущимися руками вытолкнуть тигренка. Тот наконец шлепнулся на землю, кинулся в темноту, совсем в другую сторону, не туда, где рычала тигрица…

Но больше они не видели ее и не слышали.

— Ну оборзела, — сказал Алексей. — Я думал, вот-вот кинется, когда ты его вывалить не мог.

Он достал сигареты, спички. Руки тряслись, не мог прикурить. Засмеялись оба нервным смешком и быстро зашагали дальше.

В поселке их ждала новость. Несколько часов назад привезли в больницу охотника, который промышлял недалеко от них.

Оказалось, у него стоял капкан, седьмой номер, на волка. Он пошел проверять его. Видит — попал. Все истоптано, потаск оттащен метров на пятьдесят. Там цепь захлестнулась за дерево.

«Значит, сидит в кусту», — решил охотник, взял палку и направился добивать волка.

Не дошел до куста метров пятнадцать — оттуда прыжком выскочил тигр и сбил его с ног. Инстинктивно защитил лицо левой рукой. Тигр схватил зубами за локоть и начать трепать. Правой рукой охотник три раза ударил тигра по голове. Кулак у него как гиря. Зверь отпустил руку и ушел.

В капкане остался тигриный коготь.

— Это наша тигрица, — догадался Алексей. — Вот почему тигренок орал от голода — мать в капкане сидела.

От подножия сопки до самой вершины тянулась широкая, как дорога, полоса взъерошенных листьев. Упираясь лапами, тигрица волокла убитого изюбря через вершину на южный склон, где листья и земля были сухими, отогретыми солнцем. Там, на припеке, изюбрь дольше не замерзнет. Ее тигренок еще слишком мал, чтобы есть мороженое мясо.

После того как он побывал в мешке, тигрица увела его от логова. Оставила в маленьком распадке, чтобы не мешал охотиться, и стала скрадывать изюбря.

Охота была удачной. Но пока мать волокла добычу на гору, тигренок вышел к автотрассе и нашел игрушку: у обочины валялась старая автомобильная шина. Он вцепился в нее и с трудом поставил, как стоит колесо. Шина стала падать. Тигренок не отскочил, а ловко выскользнул из-под нее и набросился как на добычу. Схватил передними лапами, прижал к себе, а задними стал рвать когтями. Резко отпрыгнул, встал дыбом, перебирая лапами.

И в это время грянул выстрел. Тигренок упал, пытался встать, а его словно рвали на куски, дергали поспешными выстрелами. Он пронзительно закричал.

Тигрица прыжками бежала по склону к машине. Браконьеры увидели ее, грузовик взревел, громыхнул еще выстрел, уже по тигрице. Машина рычала шестернями — в спешке шофер тыкал куда попало ручку передач. Стараясь перехватить машину, срезать угол, тигрица не удержалась на крутом повороте и врастяжку покатилась вниз по склону.

Встала, сгорбилась от боли и пошла к тигренку, который, прикусив кончик розового языка, замер в предсмертной судороге.

Она села на склоне немного повыше его, как будто подождать, когда он проснется и встанет. По дороге время от времени проезжали машины. Тигрица словно не видела их. Она привыкла и к шуму машин в тайге, и к дорогам, по которым так удобно ходить. Сидела долго. Иногда начинала быстро лизать рану на спине. Под вечер, не подходя к тигренку, ушла.

Метался над тайгой ветер. Не спрятаться от него ни по ту, ни по другую сторону сопки. Деревья на вершине задевали низкие облака. Закружила снежная кутерьма, и к утру поседела тайга от снега…

Тигрица лежала в седловине между двух сопок. На орешнике еще держались кое-где сухие листья, и в этой пестроте ее почти не было видно.

Она повернула голову. Желтый колонок прыгал неподалеку. Потом он лег и пополз. Так плотно вжимался в снег, что за ним оставалась глубокая узкая бороздка. По коре старого дерева совсем низко сновал поползень. Колонок подкрадывался к нему. Поползень скрылся по другую сторону ствола. Колонок стремительно продвинулся вперед и замер. Ждал, когда птица появится на его стороне. Тигрица отвернулась, потому что видела — поползень перелетел на другое дерево.

Два рябчика перешли прогалину между кустами.

Черный, как обгорелый пень, секач шел внизу поперек пади. Время от времени останавливался и замирал. Потом опять начинал шуршать листьями, потому что слой их был толще снега.

Кабан мог перешагнуть валежину, но он еще издали стал обходить ее. То ли уж так получилось, то ли тигрица правильно рассчитала, но кабан теперь был в прыжке от нее. Она с рыком кинулась из засады, но рана в спине чуть помешала прыжку. Кабан успел развернуться и ударить тигрицу клыком в лопатку, перед тем как она прокусила ему загривок.

Тигрица немного поела, потом по привычке, как делала совсем недавно, мордой и лапами надвинула лоскуты шкуры на мясо, чтобы дольше не замерзало. Но некуда было идти за тигренком. Почти год каждый день ее жизни был связан с ним. И еще целых три года ей было нужно растить и учить его.

В несколько дней свалились вдруг на нее все беды: повредила лапу в капкане, в спине застряла картечь, на лопатке — рана от клыка кабана и, самое главное, не стало тигренка. Она не находила себе места. Кончик ее хвоста все время нервно дергался.

Вечером тигрица услышала тот ненавистный звук, который был и тогда, на дороге. В соседнем распадке рычал коробкой передач застрявший в ручье лесовоз. Месть погнала тигрицу в распадок. Смерть тигренка и этот звук слились для нее воедино. Откуда ей было знать, что в распадке совсем другой лесовоз.

Случилось так, что Олег вынужден был задержаться в поселке. Со дня на день в промхоз должны были привезти партию охотничьих карабинов. После того, что случилось с трактористом, идти в тайгу без надежного оружия он не решался.

В зимовье теперь уже без пищи и воды оставалась запертой Шельма.

Карабины наконец получили, и можно было отправляться в тайгу. Но из управления в промхоз пришла телеграмма:

«Данный экземпляр тигра имеет отклонения в поведении и подлежит отстрелу. Срочно организуйте бригаду охотников».

Речь шла о тигре, который появлялся в соседнем поселке и ловил там собак.

Олег и Алексей сразу попали в эту бригаду. В ней были еще три охотника, которые в разгар охотничьего сезона тоже случайно оказались в поселке.

Бригадиром назначили Сандо. Его всегда выбирали бригадиром — на рыбалке ли, на других ли совместных работах. Само уважительное прозвище его Сандо происходило от японского слова, означающего «капитан», но переделанного охотниками на свой лад для удобства произношения.

Не дожидаясь утра, выехали в поселок, где объявился тигр. С рассветом узнали — ночью он утащил собаку. Нашли следы. Сандо нагнулся, потрогал рукой один, второй отпечаток, вернулся к особенно четкому следу. Постоял над ним и как-то странно посмотрел в глаза каждому, кто был рядом, как будто ждал, не скажет ли кто чего.

Разыскали выходной след из поселка и пошли по нему. Ширина отпечатка тигриной пятки была одиннадцать сантиметров. Олег уже знал, что у крупных самцов она может быть до четырнадцати сантиметров. Поэтому спросил Сандо:

— Молодой?

— Нет. Тигрица.

— А как отличить след молодого самца от следа самки? — опять спросил Олег. — Ведь размер пятки у них может быть одинаковый.

— Если опыта нету — трудно. Тут уж повадку надо смотреть. Как охотится, как идет. Тигрица болтаться не будет, как молодой кошак. У нее все по делу. И охотиться знает как, и где пройти лучше.

Сандо говорил, но видно было — думает о чем-то другом. Как будто хочет сказать что-то важное и сомневается, надо ли говорить. Он остановился, подождал, пока подойдут все.

— Пока не убьем эту тигрицу, охоту не кончим, какие бы срочные дела у кого ни были. И осторожными надо быть, ребята, осторожными.

— Ты что, Сандо? — сказал Алексей. — Тигров мы не видели?

— Тигрица не простая. Еще раз говорю, надо быть очень осторожными.

— Неужели та, что тракториста?.. — догадался Алексей.

— Да, — твердо ответил Сандо. — Но пока никто об этом знать не должен. Нечего панику подымать.

В лесу пошли осторожно. Но тигрица уже услышала их и на махах убежала. Она лежала всего метрах в трехстах от поля.

На лежке нашли останки собаки — переднюю часть туловища и ошейник.

Началось преследование. Тигрица старалась идти по зарослям. Чистые места проходила рысью. Километра через три она стала ходить по кругу, следом за охотниками. На третьем кругу Сандо решил устроить засаду.

Оставили на следах двух охотников и снова начали преследование. Но тигрица по кругу больше не пошла, а направилась по прямой в тайгу. Сандо предвидел такой вариант и заранее послал в том направлении охотника на номер.

Решили, что оставленные в кругу охотники уже не нужны там, зря, мол, мерзнут, и сигналом отозвали их. Они пошли по кругу, чтобы дойти до того места, где тигрица сошла с него, и направились в тайгу.

Тигрица не дошла метров сто до охотника, который стоял на выходе из леса, резко повернула налево, потом назад, вернулась на свой первый круг и опять пошла по нему. Догнала идущих по кругу охотников, свернула к зимнику, где стояла специально выделенная бригаде машина. Подошла к ней на пять метров, развернулась и ушла по своим следам. Вышла к полю шириной около километра, прыжками пересекла его и ушла в сопки.

Шофер, который был возле машины, тигрицы не видел.

Стало темнеть, и преследование пришлось прекратить.

На второй день с утра пошли на то место, где оставили след. За ночь тигрица сделала круг около трех километров, вернулась к оставленной на лежке собаке, доела ее. Пришла в поселок и ходила по улицам. Никого не поймала. Прошла по дороге к коровнику. Подходила к павшей корове, но есть не стала. Потом пересекла поле, речку, и след повел в скалы.

Сандо стал подниматься по следу, а другие охотники с двух сторон начали обходить вершину, чтобы взять тигрицу в кольцо.

На вершине, в скалах, увидели несколько ниш. Снега на солнцепеке не было. Пока распутывали следы, тигрица услышала людей и ушла из круга незамеченной.

Сандо и Алексей взяли свежий след и почти бегом бросились преследовать тигрицу. Остальные охотники отстали и шли по их следам.

Километра через три Сандо и Алексей догнали тигрицу. Она держалась на расстоянии примерно двухсот метров от них, но на глаза не попадалась. Это расстояние охотники определили по ее остановкам. Когда они останавливались, останавливалась и тигрица, которая отлично слышала их. Потом она резко повернула вправо, сделала большой круг, вернулась на свой след и пошла по нему назад, к скалам, где ее подняли с лежки.

Вышла навстречу местному охотнику, который сильно отстал от бригады. Он выстрелил два раза, но промахнулся. Пуля прочертила по снегу, а вторая попала в дуб.

Тигрица трехметровыми прыжками кинулась в глубь леса. Перевалила вершину, выбежала на южные, почти лишенные снега склоны сопок, и следы пропали. Пошла только по бесснежным участкам.

С вершины открывались неоглядные дали Приморской тайги. Гряды сопок, как громадные волны, уходили к горизонту, и одна волна от другой отличалась все большей синью. У горизонта тайга сливалась с голубизной неба. Где-то в этих бескрайних просторах скрывалась теперь тигрица.

Вернулись в поселок. Ничего не оставалось, как ждать, где она объявится.

Их поселили в небольшом пустовавшем доме. Олег поближе познакомился с другими охотниками, которые тоже попали в бригаду. Вначале он принял Саню за средних лет ученого-физика. Очень опрятный, неторопливый, с коротко подстриженной аккуратной бородой, Саня оказался не физиком, а бывшим штатным охотником. Теперь он работал в госпромхозе заведующим женьшеневой плантацией. Отец всю жизнь выращивал женьшень, научился этому и Саня.

Совершенной противоположностью ему внешне был Яша. Он не отпускал бороду, но и брился, мягко говоря, нерегулярно. Ходил в старой телогрейке и непомерно больших резиновых сапогах. На шее носил цепочку. Олег подумал — крестик. Оказалось, нет — костяной манок на рябчика. Алексей говорил, что зимовьюшка у Яши такая маленькая, что собака хвостом из стороны в сторону махать не может, только сверху вниз.

Сандо был намного старше. Утром он первым вставал с постели, растапливал печку, когда все, не решаясь встать, ежились в захолодавшем доме, разогревал завтрак, кипятил чай.

Тигрица объявилась в соседнем поселке. На рассвете доярка шла на ферму. «Батюшки, — подумала, — чей же теленок стоит?» Подошла, а это тигрица. Тут же упала в обморок и неизвестно сколько пролежала, пока ее нашли и привели в чувство.

Потом другая женщина вышла с ведром за водой и увидела в палисаднике тигрицу — идет к конуре с собакой. Закричала, застучала по ведру, и тигрица выпрыгнула из палисадника.

Попозже женщина пошла вешать белье. Подняла глаза, а на сопке, прямо против нее, тигрица лежит. Женщина убежала в дом, а тигрица спустилась, схватила собаку. Ошейник и цепь оказались крепкими. Тигрица бежала по улице, тащила в зубах собаку, а за ней волоклась на цепи собачья будка.

Узнали об этом охотники только к вечеру. Утром начали погоню. Снега в тех местах было побольше, следы не терялись. Там, где местность казалась удобной для дневки, пытались обойти тигрицу. Наконец добрались до места, куда летом привозят пчел. Оно было огорожено колючей проволокой. На верхнем ряду висели ржавые консервные банки. Не для того чтобы шумом отпугивать медведей, а чтобы пасечник услышал, когда полезет зверь, и выстрелами отогнал его. Дощатая избушка обита листами железа, чтобы медведь не забрался в нее, когда нет пасечника. Но медведь все-таки поддел когтями лист железа и отодрал его со всеми гвоздями.

Тигрица залегла около пасеки, но ненадолго. Убедилась — никого на ней нет, поймать некого — и пошла дальше.

Следы вели к кордону. Залаяли собаки. На крыльцо вышла старуха в мужской шапке-ушанке.

— Тигра вас тут не съела? — спросил Яша.

— Не забывают, приходят. Сегодня ночью была. У нас механизмы настроены. Дед то на охоту, то в лесничество уезжает. Я одна с ними управляюсь. Слышу ночью, собаки залают что есть мочи — значит, пришла. Прямо с кровати дергаю за шнурок.

Из дырки, просверленной в стене, тянулся капроновый шнур к собачьим вольерам. Вольеры из прочной сетки. К собакам не заберешься, сидят как в зоопарке. Старуха подергала за шнурок, и по лемеху, подвешенному у вольер, застучал молоток.

— Сегодня перед светом какая-то настырная попалась. Стучала, стучала, а собаки не унимаются. Пришлось вставать. Вышла на крыльцо, пальнула два раза — утихли. Значит, ушла.

— Не боишься стрелять? — спросил Алексей.

— Да я изюбря с карабина лучше деда стреляю. Очки вот только надо опять менять. Всю жизнь, сынок, здесь живем. Чему не научишься.

Хорошо бы остаться после тяжелой ходьбы по сопкам переночевать на этом кордоне. Но Сандо торопил дальше. Да и каждому хотелось быстрее закончить это дело, вернуться на промысел. Пушнина у них — «основной урожай», а тут надо бегать за тигрицей.

Без привычки Олег едва поспевал за всеми. Спускаться по склону было труднее, опаснее, чем подниматься. Выбирал такие места, где можно держаться за ветки, за деревца. Но бывало — хватался за деревце, а оно гнилое. Хорошо, если тут же удавалось схватиться за другое, чтобы не закувыркаться вниз. Склон нередко бугрился камнями, чуть присыпанными снегом, и покатиться по нему приятного, конечно, мало. Олег жался к склону, придерживался за камни руками, а все охотники были уже внизу. Когда спустился, пришлось бегом догонять бригаду. Из-под снега дугой выгнулся тонкий прутик. Не обратил на него внимания, зацепил ногой и рухнул. Это была тонкая, но прочная, как проволока, лиана. По старой замшелой валежине побежал через ручей, чтобы не спускаться на лед. Нога соскользнула — Олег боком упал на дерево. Одежду прошил острый, как будто костяной, шип. Только по счастливой случайности не пропорол грудь. Внутри гнилых сучьев оказались желтые смолистые стержни, острые, как гвозди.

Тигрица опять шла прямо, никуда не сворачивая. В широкой пади Сандо наконец остановился и сказал, что дальше идти нельзя — негде будет ночевать. А тут есть зимовьюшка.

В зимовье широкие нары, железная печка на крупных камнях, небольшой столик, полочки, закопченный чайник, керосиновая лампа без стекла. Все так устали, что навели немножко порядок в избушке, притащили валежника на дрова и повалились на нары. Только у Сандо хватило сил готовить ужин. Он осмотрел со всех сторон большой кусок изюбрятины, убрал приставшие кое-где шерстинки и на пне зимовья порубил топором мороженое мясо на небольшие кусочки. Сложил их в кастрюлю, спустился к ручью и залил водой.

Синицы и поползни, хоть и наступили сумерки, слетелись к пню собирать крошки от мяса…

Сандо расталкивал всех, заставлял есть.

— Саня, чего сидишь? Бери ложку. Яша, не клади голову в миску.

Все были сонные. Олег не понимал, зачем растолкали его и силой подняли с нар.

Сандо быстро управился со своей порцией, присел на поленце возле печки и, пошевеливая палкой сухие дрова, стал рассказывать:

— Приехал я первый раз в Москву. Пришел в столовую, взял первое, второе, поставил на свободный столик, пошел за ложкой и вилкой.

Все настороженно прислушались. Не часто Сандо что-нибудь рассказывал. Олег тоже придвинулся к столу, хотя усталость совсем отбила у него аппетит. А Сандо продолжал:

— Столовая большая, чистая. На стенах рисунки всякие. Культурно так, красиво. Возвращаюсь с ложкой и вилкой. Смотрю, за моим столом уже негр сидит и преспокойно так ест мой суп. «Ах ты…» — думаю. Подхожу, сел возле него и давай хоть второе есть. А сам смотрю на него в упор, думаю: «Ну и нахал попался». Он, вижу, застеснялся вроде. Ложку так неуверенно стал носить. А потом совсем его совесть заела, встал он из-за стола и ушел. И тут, как поднялся он со стула, освободил место, я смотрю — за его спиной, на соседнем столике, мои тарелки стоят.

Все засмеялись, и сон отступил на время. Поужинали и улеглись спать. А ночью пошел снег и засыпал следы. Пришлось возвращаться.

Уже было совершенно ясно, что тигрица больна или ранена, не может ловить свою обычную добычу, поэтому и промышляет в поселках. Прикинули по направлению ее хода, в каком поселке она должна появиться, и выехали туда на машине. Продежурили в поселке весь день и всю ночь — не пришла. Почти неделю не объявлялась. Потом сообщают: уже три дня ловит собак в поселке за рекой.

— Почему сразу не позвонили? — спросил Сандо в поселковом совете.

— Думали, пускай немного бродячих собак половит. Стрелять их у нас никого не заставишь, хоть она соберет.

Едва тигрица поняла, что за ней началась охота, ушла за длинную ночь так далеко, что охотники не успели за короткий день пройти весь ее маршрут.

Однажды через сутки она оказалась в поселке, до которого по прямой ей надо было пройти шестьдесят три километра. Сомневались, та ли тигрица. Может, другой тигр завернул в поселок? Каждый год наведываются за собаками.

Но когда приехали на место, убедились — та тигрица.

В этом поселке среди бела дня тигрица принялась гонять по двору поросенка. Схватила его и понесла. Прибежал охотник с карабином и начал стрелять вверх.

— Чего ты в небо палишь! — закричал хозяин поросенка. — Убей ее!

— Знаешь, штраф какой платить? Она же из Красной книги.

— А мне кто заплатит?

— Госстрах.

— Дай карабин, сам убью.

— Не дам. Ты или я, какая разница?

— Чего тогда прибежал с карабином?

— А вдруг на людей кинется!

Со всех сторон на шум и выстрелы бежали люди.

— Не подходите, не подходите к ней! — кричат охотник, а сам бежал к тигрице.

Вокруг было уже множество народа. Тигрица, видя, что ей, наверное, не утащить поросенка, бросила его, метнулась к людям, схватила из-под ног собачонку и, держа ее в пасти, как кошка мышонка, неторопливо, степенно потрусила к сопкам. Перемахнула забор и пропала в зарослях.

Потом опять явилась в поселок. Зашла в сарай и задавила двух поросят. Собрался народ, но все боятся подойти близко. Кто выглядывает из-за забора, кто из дверей.

Вдруг мимо идут двое с дня рождения — муж и жена. Оба хорошо погуляли, друг друга поддерживают.

— Чего тут происходит? — спросила женщина.

— Уходи быстрее! Тигра в сарае поросят задрала!

Муж тут же шмыгнул в дверь соседнего дома, а жена выдернула из пня топор.

— Я ей покажу поросят! — ринулась с топором в сарай.

Тигрица выскочила, схватила женщину за руку и повалила на землю. Все закричали. Тигрица оставила женщину и опять ушла в сарай, к поросятам.

Прибежал охотник с карабином, но зверь выскочил так стремительно, что охотник не успел выстрелить. Тигрица сбила его с ног, раздробила зубами плечо и побежала из поселка.

И охотника, и женщину отвели в больницу.

Приехала бригада охотников, а им сообщают: позвонили из другого поселка, тигрицу видели уже там.

— Сколько можно за ней гоняться? — ругался Алексей.

— Что поделаешь, если навыка нету, — ответил Сандо. — Кто у нас на тигра охотился? Никто.

— Пусть вертолет вызывают и ищут, — не унимался Алексей.

— А сколько других тигриных следов встречали, — возразил Сандо. — С вертолета опять перепутаешь и не заметишь как.

Всю душу вымотала Олегу эта собака, запертая в зимовье без воды и пищи. Из продуктов, до которых она могла добраться, оставалась мука.

«Но будет ли она ее есть? А пить что? Может, разобьет окно? — думал он. — Хотя вряд ли понимает, что его можно разбить. Да и как, чем разобьет? Носом? Лапой?»

— Не переживай ты. Таких собак в любом поселке на помойке десяток поймаешь, — сказал Алексей, хотя знал: Шельма могла быть хорошей охотничьей собакой. Не везло ей с хозяевами.

Раньше с ней охотились на изюбрей. Охотник выходил в тайгу, пускал собаку и ждал. Как только она находила изюбря, сразу загоняла на скалу, на отстой, и начинала облаивать. Тут добыть изюбря ничего не стоило.

Однажды осенью хозяин Шельмы заметил, что она стала принюхиваться, жаться к ногам. Взял палку и на собаку — работай! Та убежит, а на отстой никого не ставит. Выпал первый снежок. Разбирается охотник по следам и видит: отбежит Шельма и крутится поблизости, только чтобы на глаза не попадать. Тигр неподалеку прошел — напугалась. Охотник опять за палку. А она спряталась под выворот и дрожит. Охотник подошел по следу. Шельма видит, карабин снимает — бежать. Он всю обойму разрядил — не попал.

С тех пор ни разу ее не видел, хотя и жила она первое время в том же поселке, на помойках кормилась.

Потом ее приласкали два приезжих, взяли в тайгу. Надеялась — на охоту. А на нее надели прочный ошейник и стали привязывать на тигриной тропе.

Шельма испуганно заглядывала людям в глаза, беспокойно перебирала лапами, как будто обутыми в белые тапочки.

Люди деловито привязали короткую прочную цепь. Рядом шумело Японское море. Серые камни уходили вниз до самой воды. Пахло водорослями, которые прибой бурыми лентами разбросал по камням. С другой стороны от тигриной тропы высились скалы и расползалась по сопкам Приморская тайга. Деревья были уже без листьев, стояли угрюмые, темно-серые. Пожухлая, но еще не поваленная холодом высокая трава подступала в речной долине к самой тропе.

Люди оставили собаку и пошли в обход скал.

Шельма села и стала ждать… Никто не возвращался к ней. Она поднимала нос, старалась по запаху понять, где люди. Садилась, вытягивалась столбиком и замирала, слушала острыми ушками. Потом попятилась, натянула цепь и покрутила из стороны в сторону головой, пытаясь стащить ошейник. Он не поддавался. Шельма села и начала поскуливать.

Где-то за сопками скрылось солнце. Море потемнело. Одинокий черный баклан пролетел низко над водой. Шельма завыла. Временами взлаивала, как будто причитала в плаче.

А в стороне, над тигриной тропой, прятались в скалах люди с фотоаппаратами и лампами-вспышками. Они специально приехали фотографировать тигра.

Три дня и три ночи выла и ждала своей смерти Шельма. Но тигр так и не пришел. Недовольные люди выбрались из засады, подошли к собаке и стали отвязывать цепь, чтобы убрать ее до новой попытки.

Шельма стелилась возле их ног, лизала туристские, с крупным протектором ботинки. Ей отстегнули ошейник, и она принялась прыгать на людей, старалась лизнуть заросшие лица. Потом помчалась к ручью, напилась воды и опять подскакивала то к одному, то к другому.

Люди шли молча. Три дня и три ночи дежурили в скалах — и зря.

— Пошла ты! — крикнул один на Шельму и замахнулся.

Та припала к земле, сжалась, ожидая удара.

Но другой бросил ей кусок черствого белого хлеба. Она схватила его, легла возле поваленной липы и, придерживая лапами, стала торопливо есть.

Люди прогнали ее от себя возле кордона. Но леснику тоже не нужна была собака. У него своя хорошая лайка — Рекс, и лесник не подпускал Шельму к дому.

Чтобы Рекса не поймал тигр, лесник наделал под домом подкопов, где пес мог прятаться при опасности. Туда по ночам тихонько залезала и Шельма.

Случилось так, что однажды Рекс заскочил от тигра в большую железную бочку, у которой, как у цистерны, сверху был люк. Тигр запустил в бочку лапу и гонял там собаку. Но не доставал, чтобы как следует зацепить. Перепуганный Рекс даже не тявкнул ни разу, хотя когтями тигр изодрал ему все бока.

Утром лесник нашел Рекса в бочке. Хотел вытащить, но пес истошно заорал, завертелся волчком. Лесник повернул бочку люком к земле. Рекс выскочил и, ревя как медведь, бросился на березу, хватая кору зубами. Кинулся на лесника. Тот подставил кол, которым поворачивал бочку. Рекс, разбрызгивая слюну, набросился на кол. Лесник едва успел захлопнуть дверь в дом. Рекс вцепился в ступеньку уже разодранной в кровь пастью. Тут, на крыльце, старик и пристрелил обезумевшую собаку.

Лесник еще больше невзлюбил Шельму. А она жалась к человеческому жилью, боялась одна бежать по тайге в поселок, откуда забрали ее любители фотографии.

Олега, когда он искал собаку, послали к леснику. Оба остались довольны: лесник тем, что избавился от приблудной собаки, а Олег, что нашел себе лайку.

Шельма, едва позвал ее, подбежала и стала ласкаться, уже понимая, что жизнь ее с этой минуты переменилась и не надо больше прятаться от лесника.

А теперь, в зимовье, ей, наверное, было хуже, чем когда-нибудь в ее собачьей жизни.

— Ничего не сделается твоей собаке, — убежденно сказал Сандо.

— Нет, померла, наверное. Столько времени без воды, — вздохнул Яша.

И тут пришла новость: убили тигрицу.

«Значит, можно идти к Шельме!» — сразу подумал Олег.

Но пока всей бригадой пошли на почту звонить, узнавать, как все было.

Оказалось, районному охотоведу позвонил начальник милиции и сказал, что тигр сильно поранил охотника, который в тяжелом состоянии доставлен в больницу.

Охотник рассказал, что он вместе с лесником увидел у лесосеки следы тигра. Зверь часто ложился, и на лежках оставалась сукровица. Решили пройти по следу, посмотреть, что с тигром.

Тигр выскочил из зарослей и кинулся на охотника, у которого было ружье «Белка». Охотник нажал на спусковой крючок, но произошла осечка. Тигр выбил ружье. Охотник сунул в пасть зверю руку, а лесник схватил отлетевшее ружье и тоже сунул его ствол в пасть тигра, потому что стрелять из этого ружья не умел.

Тигр отскочил. Люди убежали. У охотника оказалась сильно помятой левая рука, с несколькими переломами и прокусами.

Районный охотовед с егерями и работники милиции выехали на место происшествия. При осмотре его услышали рев тигра. Зверь стремительно выскочил из чащи на людей, но охотовед успел выстрелить и убил тигра в прыжке.

Оказалось, тигр подрался с крупным медведем. Тот перекусил ему левую переднюю лапу, а правую сильно повредил. Кроме того, на лбу тигра, выше глаз, была рваная рана величиной с ладонь. Все это и стало причиной такого поведения зверя.

Но самое главное, что выяснил Сандо, — все пальцы на лапах этого тигра целы. Значит, не их тигрица.

Уже не раз удивляла тигрица: появлялась там, где вроде бы не должна была появиться. На этот раз она оказалась в поселке заповедника.

Ночью прошла мимо двух дворняжек, которые забились в свои будки, дошла до конуры чистопородной спаниельки. Хозяйка слышала, как собачонка взвизгнула и тигрица прыгнула с ней через штакетник. А в метре от штакетника поднималась стена из железной сетки — начиналась вольера с горалами. В прыжке тигрица ударилась об эту сетку.

Напуганные горалы сбились в дальнем углы вольеры и топали ногами. В соседней вольере тревожно рявкал козел косули.

Один из сотрудников услышал эти сигналы тревоги и выстрелил вверх из ружья. Тигрица с собакой ушла в заповедник.

Эту тигрицу надо было преследовать даже в заповеднике. Но чтобы пойти туда, бригаде нужно было получить специальное разрешение. Директор заповедника обещал прислать лесника, который будет сопровождать их по заповедной территории.

Охотников поселили на кордоне недалеко от поселка.

— Я смотрю, народ какой-то не ближний, — говорил старичок, растапливая печку. — Охотники, значит. Вот здесь дрова, сами управляйтесь.

Вечером пришла на кордон молодая высокая женщина, лет двадцати пяти, в легкой куртке и джинсах, в аккуратных резиновых сапогах. За спиной потертый рюкзак. Вся одежда подогнана. Прилажена, видно, в частых походах. Это и был лесник заповедника — Валентина.

Сандо усмехнулся и подумал: «Что с них взять, с заповедницких? Чудаковатый народ. Но все-таки можно было мужика дать».

— Не потеряешься? — спросил он Валентину. — Нам ведь за тигрой бегать, тебя ждать некогда.

— Не потеряюсь, это мой обход. Давайте посмотрим, куда она завести может. — Валентина достала карту и показала Сандо, где есть кордоны, если охота затянется и придется ночевать.

Оказалось, Валентина местная жительница, учится заочно во Владивостокском университете и готовит дипломную работу по тиграм. Уже несколько зим ходит по их следам.

— Так что убить другого, вместо вашей тигрицы, не дам, — сказала она Сандо.

— Смотри какая шустрая. Зачем же другого? А ты что, так вот без карабина и ходишь?

— Зачем столько железа таскать?

— И встречаться приходилось?

— С тиграми, что ли? Не часто. Они мне дорогу уступают! — засмеялась Валентина.

— Без оружия ходить — это несерьезно, ага, — сказал Саня.

— А по-моему, оружие для самоуспокоения. Я однажды достала блокнот, записываю, а из-под берега совсем рядом тигр выходит. Увидели друг друга, он рыкнул и прыгнул ко мне. Но нападать не стал, ушел. Если бы ружье было, обязательно стрельнула бы с испуга. А так все обошлось. Капланов, бывший директор заповедника, когда-то первым начал изучать тигров по следам и тоже иногда не брал карабин.

— Ты бы еще Арсеньева вспомнила. Теперь и тигров стало больше, и характер у них не тот. В тайге дороги, народ, машины, — сказал Сандо.

— Это верно, — согласилась Валентина. — Тигр, как говорят ученые, стал у нас «фоновым видом». Чуть ли не в каждой пади следы. И людей не так боится, как раньше. «Вероятность острых ситуаций возросла», — как говорит наш директор. Но пока, хоть это и не романтично, ничего особенного со мной не случалось. А ведь и ночевать приходилось прямо у следов.

— Каждый по-своему с ума сходит, и у каждого своя диссертация, — глубокомысленно заключил Яша.

Койку Яша занял около стены, поближе к печке. Но печку раскалили так, что ему пришлось отодвинуться. Между стеной и полом обнаружилась широкая щель. Оттуда слышалось непонятное шуршание.

— Мыши, что ли? — спросил Яша.

— Кто же еще? — отозвался Алексей.

— Вообще-то у нас под этим кордоном щитомордники зимуют, — сказала Валентина. — Яйца их под крыльцом находили и маленьких видели. А один как-то летом в шкаф забрался. Открыли дверку, а он лежит на полке.

Яша то и дело стал совать голову за койку, смотреть в черную щель, светить туда фонариком.

— Раньше мы тоже на тигров внимания не обращали, — сказал Алексей. — Как было? Идешь корень искать — с собой кусок брезента. На ночь натянешь его и спишь где придется. Мы как-то у речки останавливались. Сбоку — река, с другого — берег стеной. Между ними полоска, как раз брезент натянуть. Утром смотрим — тигр приходил. Перед брезентом все истоптал. Все же вернулся, не полез на нас. А после этого случая с трактористом задумаешься, что у него на уме.

Сандо в этот вечер повеселел: тигрица ушла в заповедник, где нет людей, и пока можно не ждать от нее особых проделок.

Разговор шел о тиграх, и Олег предложил, чтобы каждый рассказал о своей первой встрече с тигром.

— Иду я, ага, по берегу ручья, — охотно начал Саня. — Ружье у меня уже было. Вижу — впереди тигр идет навстречу. Опустил голову к земле, не видит меня. Я потихоньку ружье раскрыл, ага, вынул патроны с дробью и вставил — с пулями. Сам глаз с него не спускаю. Тигр все ближе. Закрываю ружье, а оно не закрывается. Я взгляд боюсь оторвать, закрываю ружье у пояса, жму все сильнее, а оно не закрывается. Тигр поднял голову и сразу меня увидел. Остановился. Развернулся и так же неторопливо пошел назад. Тут только я понял, почему не закрывалось ружье, — конец ремешка от брюк попал под стволы.

— А я шел по дороге и не заметил, — стал рассказывать Яша, — тигр в двух метрах стоял. Когда уже прошел мимо, он рыкнул негромко, я как заору что-то, наверное, по-японски. Забыл, что и карабин на шее висит.

Алексей усмехнулся, вспоминая свою первую встречу:

— Тропил изюбрей. Смотрю — вот они, два изюбря появляются из-за бугра, прямо против солнца. Вначале спины у них показались, выше поднимаются. Большие. А потом смотрю, хвосты вот такие длинные. Тигры! Поднялись на взгорок, следы изюбриные нюхают. Я потихоньку задом пячусь, пячусь. Добрался до дерева — и на него. Ушли они, а я еще часа два сидел: страшно было, первый раз увидел, посмотрел, какие они здоровые.

— Я еще маленькой в поселке видела. Пришла тигрица с двумя тигрятами. Задавила и понесла поросенка. Тигренок, который побольше, задавил и поволок теленка. А другой тигренок, самый маленький, все на корову бросался. Исцарапал когтями ей весь зад. Конечно, не смог задавить. Вот его лучше всех разглядела, — рассказала Валентина.

— Мне почему-то долго их видеть не удавалось. А следов уже который год много было, — сказал Сандо. — Раз как-то летом пилили дрова. До того допилились, что бензопила сдохла. Я раскидал ее всю, контакты почистил, наконец наладил. Говорю ребятам: «Нате, работайте. А я в избушку пошел, картошку чистить». Иду. Вышел на полянку, гляжу, тигра лежит, и ребра у нее в зубах. Смотрит на меня удивленно. Тигренок за ней. Рядом со мной ильм^[8] был без сучков. Как я на него вскочил — не помню. Помню только, сапоги скользили. Тигрица не слышала, как подошел, потому что сама грызла и тигрята бегали здесь, шебаршили. Забрался, кричу ребятам. Они бегут: «Чего? Чего?!» Я говорю: «Тигрица с тигрятами». Начали стрелять, отогнали ее. Пока на дереве сидел, заметил, в кустах еще олень лежит. Стали искать и кроме оленухи нашли рядом оленя-прошлогодка и олененка этого года. Всех она в ложбинке придавить успела. И не ушла. А мы ведь рядом совсем были — не побоялась. И бензопила работала, и деревья падали.

— Не понимаю, что за зверь такой, — сказал Алексей. — Лежит старый оборванный трос, которым лес трелевали. Он идет и в каждую петлю лапу сует. Нет бы идти рядом — в каждую петлю лапу ставит. Валяются концы грязные, промасленные — на них наступит. Прямо на них.

— Как вы, охотники, с ними уживаетесь? — спросила Валентина.

— По-разному, — ответил Сандо. — Когда поменьше было, не мешали друг другу. А теперь, как появляется на участке, всех изюбрей разгоняет и кабанов. Да и сам ходишь оглядываешься. Слышишь, то один по тигру стрелял, то другой. Не сразу, конечно, говорят. Год пройдет — расскажут. И то не всякий. Стреляют, когда безопасно. С увала на увал, например. Карабины почти у всех. И попасть стараются так, чтобы ушел с участка и там где-нибудь лег.

— А те, у кого собак хороших пожрали, — сказал Алексей, — прямо говорят: «В Красной ли он книге, в зеленой — у нас в черной». Убьют и не подходят, чтобы не оставлять следов. Из-за шкуры стреляют только самые отъявленные браконьеры.

— Все-таки стреляют из-за шкуры? — спросила Валентина. — И покупатели есть?

— И стреляют и есть! — усмехнулся Алексей. — Ко мне недавно один подходил. Знает, за тигром охотимся, спрашивает, не продам ли шкуру? Пять тысяч, говорит. Вот так вот.

— Пять — это хорошо, — сказал Сандо. — А сидеть кто будет, он или ты?

— Вот здесь мы и договорились! — засмеялся Алексей. Хотя сидеть не обязательно, можно еще и пенсию попробовать получить. Помните, как было?..

И Алексей рассказал Валентине, как на браконьера, который ранил, а потом долго тропил тигра, тот в конце концов бросился и покалечил. Районный охотовед и егерь пошли разбираться, как это случилось. По следам видно — явное браконьерство. Но если составить на браконьера протокол, у него отберут ружье и уволят с должности штатного охотника. Пожалели, тем более что тигра он не убил, а сам пострадал. Написали докладную, что тигр напал на охотника.

Как только такая бумага ушла в управление, браконьер воспрянул духом и сразу написал заявление на пенсию по инвалидности из-за увечья, полученного на производстве. Правда, рука скоро зажила, и в пенсии ему отказали.

— А убитых тигров приходилось находить? — спросила Валентина.

— Я как-то подписывал бумагу, — сказал Алексей. — На сопке нашли убитого тигра. Примерно полмесяца пролежал. Стреляли с дуба. Тигр все дерево исцарапал, даже грыз зубами. В двенадцати метрах от ствола лежал, головой к дереву. Кто на кого напал, что там было — непонятно. Все молчат. То ли сам охотник виноват, то ли доказывать ничего не хочет.

— Мне тоже приходилось, ага, в комиссии быть, — сказал Саня. — Тигра нашли. В передней лапе рана от клыка кабана, шесть сантиметров глубиной. Видно, на хорошего секача напал. Полз долго после неудачной охоты, ложился часто, потом погиб. Никакой жиринки не осталось. Локтевую кость ему кабан из сустава выбил и повредил. Измеряли этого тигра, ага, как сейчас помню: длина с хвостом два метра восемьдесят сантиметров. Вес сто тридцать шесть килограммов. Худой был совсем. Длина клыков семь с половиной сантиметров. Говорят, лет пять-шесть ему было. А в поселке еще один, так на него писать пришлось. И не отходили мы от него никуда. А смотрим — усов нету, ага. Шкуру надо в управление отправлять, а она без усов. Говорят, если в одежду тигровый ус зашить, сразу неотразимым у женщин будешь. А женщина если, то у мужчин. Вот кто-то их и смахнул.

— Ну а если одежду-то снимешь? — усомнился Яша.

— Не зашивать усы надо, — сказал Алексей, — а в водке растворить и выпить.

— Да бросьте вы! — усмехнулся Сандо. — Их, говорят, для иглоукалывания применяют. Надкостницу они как будто не вредят. А может, тоже разговоры одни… Ну и разболтались мы. Все. Пора спать. — Он погасил лампу. — Завтра чуть свет идти. А то как бы снежком следы не замахнуло.

— Сейчас, Сандо, — сказал Олег. — Вы, научные сотрудники, как считаете, что нужно, чтобы тигр сохранился в тайге?

— Я пока лесник, а не научный сотрудник, — ответила Валентина из своей комнатки. — По-моему, увеличить территории заповедников, чтобы какие-то тигры могли жить не выходя за их границы. И должна быть специальная охрана животных из Красной книги. Сейчас тигров охраняет управление охотничьего хозяйства. Оно же мясо кабанов и изюбрей заготавливает. План по мясу не выполнил — сразу видно. А по тигру выстрелил, который изюбрей разгоняет, никогда не видно. Во всяком случае, не слышала, чтобы кого-то из охотников за это наказали.

— Тигров, конечно, спасать надо, — сказал Сандо. — Но так, чтобы самим потом от них не спасаться.

По стене поползло световое пятно. Подъехала машина, хлопнула дверца, и кто-то торопливо застучал кулаком.

Сандо чиркнул спичкой, зажег керосиновую лампу. Вошел незнакомый шофер.

— Вам всем велели срочно ехать со мной, — сказал он с порога.

Яша мигом вскочил с кровати и стал надевать чужие брюки. Он был готов ехать куда угодно. Только бы не прислушиваться: шуршат или не шуршат змеи под полом.

— Не суетись, — сказал ему Сандо, прибавил в лампе огня и предложил шоферу сесть. — Что случилось?

Оказалось, накануне днем этот шофер, его начальник и лесник приехали в тайгу смотреть, где заготавливать дрова. Посмотрели, развели костер, собрались перекусить на природе. И тут лесник увидел вдалеке тигра. Вначале обрадовались даже: не так уж многим приходилось видеть его, в тайге. У лесника ружье, костер горит. Еще по мультфильму известно — Шерхан огня боится. Но тигр направлялся к ним. Шел от дерева к дереву, вроде бы подкрадывался. Стали бросать дрова в огонь и в спешке пригасили костер. Но пламя вырвалось, взвился искристый язык, затрещали ветки. А тигр уже неподалеку и явно крался к ним, осторожно переставляя лапы. Слепая вера в огонь поколебалась. И тут сбоку заметили второго тигра. Тоже подбирался к костру. Лесник бабахнул вверх из ружья — раз, другой! А тигры шли. Как по команде, люди бросились к толстой пихте и, мешая друг другу, все же быстро вскарабкались на нее.

Тигры прошли рядом с костром. У пихты не остановились, по распадку направились к дороге.

Три часа люди не решались слезть, потому что идти к машине надо было в ту же сторону, куда ушли тигры, почти по их следам.

Когда стало ясно, что от тигров они, может, еще и не погибнут, а от холода — наверняка, слезли с дерева и с опаской пробрались к машине.

— Мы никуда не поедем, — сказал Сандо. — Это молодые тигры, от матери недавно ушли. Силы набрали, а ума не нажили.

— У них под шкурой еще ни одной картечины, — сказал Алексей. — Вот и лезут куда не надо, ищут приключений.

— Пусть там районный охотовед разбирается, — продолжал Сандо. — А начальству скажи, нам тигрицу добывать надо. Они знают какую.

Утром вышли из дома. На склоне, за гривкой, всего метрах в ста, шуршали листьями пятнистые олени. Выискивали под снегом корм, паслись.

«Вот что значит заповедник, — подумал Олег. — Мы ходим, снегом скрипим, а они как будто и не слышат. Дым на них из трубы идет, а им все равно».

Сандо надеялся: в таком скопище тигрица поймает себе оленя, и тогда наконец можно будет взять ее возле добычи.

— Ты как коза бежишь, — сказал он Валентине. — Не выскакивай вперед, вдруг стрелять придется, а ты на мушке прыгаешь.

— Охотникам можно и поскорее ходить, — ответила Валентина, но пропустила всех и пошла сзади, рядом с Олегом. На ней была двухцветная шапка из харзы. Недавно эта непальская куница совсем низко ценилась у заготовителей. Но местные женщины рассмотрели ее повнимательней и стали шить такие шапки, что теперь шкурка харзы у них в полтора раза дороже соболя.

Из снега, как толстая змея, протянулся наискосок к кедру длинный жгут стебля дикого винограда. Толщиной почти в руку, корявый, скрученный. По спирали обвил ствол дерева и в ветвях расщепился на множество тонких жгутов и нитей.

— Вот тот самый случай, о котором пишут в учебниках, — кивнула Валентина на виноград и кедр.

— Давно по этим местам ходишь? — спросил Олег.

— С детства. Даже когда замуж вышла, Валерка родился, чуть подрос, вырезала две дырки в рюкзаке, чтобы он ноги в них мог просунуть, и с ним ходила.

Следы тигрицы повели на крутую сопку. Пришлось помогать себе руками — хвататься за деревца, чтобы не съехать назад.

— Меня подружки спрашивают: «Как похудеть? Почему у тебя такая фигура?» Я им говорю: «Берите рюкзак — и в сопки на неделю».

Сверху в бинокль заметили ворон на дереве.

— Похоже, тигра кого-то задрала, — сказал Сандо. — И сейчас там вороны тихо сидят, ждут, когда уйдет.

— Может быть, другая тигрица, — сказала Валентина. — В этом районе Десятка живет. Мы тигров по ширине пятки называем, чтобы по следам узнать. Вдруг она там. Как вы ее от вашей отличите?

Стали по широкому кругу обходить ворон, чтобы посмотреть, следы какого тигра ведут туда. Если окажется — их тигрицы, надо будет с разных сторон обходить это место, подкрадываться и стрелять.

Вскоре наткнулись на следы тигра-самца с шириной пятки двенадцать сантиметров. Хотели вернуться к следам своей тигрицы, но Валентина предложила подойти к тигру и, если он недавно убил оленя, взять свежего мяса, чтобы не есть консервы.

Олег подумал: «Она шутит». Но Сандо согласился, и все пошли.

Валентина достала из рюкзака пустую кислородную подушку, разрезанную с одного края.

— Это что у тебя? — спросил Алексей.

— Мясо носить. В заповеднике охотиться запрещено. А когда на полевых бываешь, мясо где взять? Все равно по тигриным следам ходишь. Найдешь давленку свежую, отрезаешь мяса. Капланов еще так делал. А этот мешок не промокает, и кости его не протыкают.

Сандо тоже повертел в руках мешок. Не новый, стираный, не раз бывал в работе.

— А начальство как смотрит, что у тигров мясо отбираешь? — спросил Олег.

— Все лесники так делают. Подумаешь, сколько мы мяса возьмем? Правда, директор однажды протокол на двоих составил. «За отбирание пищи у тигра», — написал.

— Я не об этом, а о технике безопасности. Ведь тигр за грабеж и привлечь может.

— Если только тигрица с тигрятами. Как-то был случай, не отдавала мясо. А другие с человеком не связываются, уходят. Прошлым летом увидели на покосе — тигр оленя задавил. Лесники сразу обобрали. А он тут же на другом конце поля второго поймал.

— А верно, у вас шофер был, Зайцев фамилия? — спросил Алексей. — Он, говорят, прямо из пасти у тигра косулю вырвал.

— Об этом весь поселок знает, — подтвердила Валентина.

Оказалось, однажды директор заповедника, лесники, шофер поехали по делам в соседний поселок. Вдруг шофер резко остановил машину, ни слова не говоря выскочил из нее и побежал по полю. Уже рассвело, и все увидели поперек дороги свежий волок с кровью. Тигр протащил какую-то добычу. Поэтому волоку через неширокое поле и побежал в лес шофер в развевающейся желтой куртке.

Все выскочили из машины. Директор кричит: «Вернись! Вернись!» А тот знай себе бежит по волоку. Добежал до леса и скрылся в нем. Все стоят — кто с карабином, кто с пистолетом наготове, ждут: сейчас закричит.

А он выходит из леса и поднимает над головой косулю, у которой тигр даже съесть ничего не успел. Загалдели все, ругали шофера. Он спокойно открыл багажник, бросил туда косулю, поехали дальше.

Директор объявил ему выговор в приказе за нарушение техники безопасности, а он за это никому не дал ни кусочка.

Олег часто слышал и читал, что крупные звери нападают на человека, когда защищают добычу. А здесь забирают у тигров мясо…

Отрезать было нечего. Сандо поднял шкуру пятнистого оленя, стряхнул с нее кости. На шкуре держались голова и копыта.

Пошли назад по следам тигрицы. Вдруг Сандо остановился в недоумении… Нагнулся к следам. Четкие отпечатки тигриных лап перекрывали вчерашние следы. Пока ходили к убитому оленю, тигрица прошла назад. Кое-где розовели капельки крови.

— Ее Десятка выгнала, — предположила Валентина. — Видите кровь — наверное, дрались.

Тигрица местами шагала прямо по только что проложенной людьми тропе. Сандо, за ним и остальные побежали по свежим следам. Никто не отставал. За перевалом надеялись увидеть тигрицу. Но она миновала падь и была, наверное, за другим перевалом. Прибежали туда — опять нету. Казалось, стоит добежать до поворота распадка — и можно будет из карабинов достать тигрицу. По их следам она вышла к кордону. За восемнадцать шагов от крыльца свернула влево, обошла летнюю кухню, вышла на дорогу и направилась по ней из заповедника.

— Ни пуха, — сказала Валентина. — Дальше мне с вами бежать незачем.

— Опять тигров пойдешь тропить? — крикнул Олег.

— Нет. Схожу домой, белье у своих мужиков постираю и уж тогда пойду. — Валентина помахала рукой.

По ровной дороге все еще бежали. Но когда тигрица повернула в сопки, сразу почувствовали усталость. Вряд ли удастся увидеть ее хотя бы на расстоянии дальнего карабинного выстрела.

Поднялись еще на один перевал и на той стороне широченной пади заметили — на сопку идет человек. Кто же это может быть? Посмотрели в бинокль, а это тигрица шла в гору как раз против них и казалась поэтому высокой, как человек.

Алексей поднял карабин. Сандо положил руку на ствол и опустил его.

— Только напугаешь. Надо… — Он помедлил, снял шапку. Всклокоченные, слипшиеся от пота волосы торчали в разные стороны. Он обмахивал шапкой разгоряченное лицо и, не отрывая глаз от тигрицы, о чем-то напряженно думал. — На дорогу, — сказал он наконец и побежал назад, вниз, в другую сторону от тигрицы.

По дороге мимо них промчался грузовик, и шофер, несмотря на энергичные жесты, не остановил машину. А здесь они ходили не часто. Когда наконец показался второй грузовик, шофер увидел твердо стоящих поперек дороги вооруженных карабинами людей.

Олег вместе с другими забрался в кузов и ломом стал уминать мешки, кажется с комбикормом, чтобы плотнее угнездиться на них и не выскочить за борт. Сандо сел в кабину.

Когда шофер понял, что от него хотят, круто развернул машину и на полной скорости понесся назад так, что полотнище брезента нещадно хлестало тех, кто был в кузове. Грузовик свернул на лесовозную дорогу.

— Новая дорога, — удивился Саня. — Раньше ее не было.

— Сейчас тут много стало всякого такого, чего раньше не было, — сказал Яша.

— Дороги, машины, поселки, неотложные стройки — жизнь идет! — с подъемом сказал Алексей. — Но куда тиграм деваться, ребята?

— Не знаю, ага. Пусть у науки голова болит. Нам свое дело сделать надо, — сказал Саня.

Машину начало то и дело подбрасывать на ухабах, и стало не до разговоров…

Наконец остановились. Сандо пожал руку шоферу и вылез из кабины. Он предполагал, что тигрица возвращается в свои места. Если это так, она должна пройти через перевал, который теперь виднелся с дороги.

— И чего же, засаду устроим, ждать будем? — испугался Яша.

Сандо кивнул.

— Замерзнем же, опрямеем совсем.

— Да не так холодно, — сказал Алексей. — Что ты, Яша, одеваешься, как бичишка какой? Денег, что ли, у тебя нету?

— Ты же знаешь, деньги есть. В город поеду — костюмчик надену. Галстучек повяжу.

— Ты бы лучше куртку купил хорошую. В телогреечке этой и правда «опрямеешь», — сердился Алексей.

Сандо поставил Яшу на самом краю стрелковой линии. Потом кивнул на нишу в скале и сказал Олегу, чтобы встал там.

Олег утоптал снег под ногами, несколько раз вскинул карабин, прицелился в пень, в пятно на дереве, проверил, не мешает ли что.

Сколько ждать — никто не знал. Мало ли что могла придумать тигрица. Могла устроить, как они, засаду и ждать какого-нибудь кабана. Могла и свернуть и совсем не пойти в эту сторону. Все понимали, как ненадежно их ожидание, и время тянулось особенно долго.

Олег смотрел из ниши на старые следы кабана, поглядывал по сторонам. Все тихо. Ворона пролетела над падью, низко, неторопливо. Дятел сел на верхушку высокого пня и, обследуя его, стал спускаться хвостом вниз.

Тени на снегу медленно передвигались, словно солнечные часы, отмечая уходящий день. Олег давно прижался плечом к скале и безучастно смотрел перед собой.

Яша тоже не надеялся увидеть тигрицу и время от времени напрягал и расслаблял то руку, то ногу — грелся как мог, стоя на месте. Неожиданно услышал шум снега и замерзших листьев. По тому, как решительно и в то же время мягко бежал невидимый пока зверь, Яша понял — тигрица!

Ему показалось — вроде сова мелькнула у скалы. Но куда же делась? Ни вперед, ни назад не полетела. Присмотрелся — у скалы стоит тигрица. Темные полосы на ней слились с такими же полосами-потеками на камнях. Повел карабином — тигрица отпрыгнула, а Яша в это время выстрелил. Она бросилась к нему. В ужасе Яша кинул карабин и метнулся к дереву. Тигрица, отбрасывая в прыжках снег, подскочила и за ногу стянула его, оставив на стволе глубокие, длинные царапины от когтей. Яша упал и отчаянно закричал. Тигрица клыками схватила его за плечо, раздался хруст, будто сапогом на асфальте наступили на грецкий орех.

Олег бежал к Яше и, не видя, что происходит, стрелял вверх. Яша сидел на снегу. Тигрицы не было. Подбежали Сандо, Алексей.

— Посмотрите, что с ним, — сказал Сандо и ринулся по следу тигрицы.

Левая рука у Яши висела плетью, а в правой он держал нож.

— Ты ударил ее ножом? — спросил Олег.

Яша был белый, с чужими, полными страха и боли глазами. И не помнил, защищался он или нет. Его осторожно подняли на ноги. Отстегнули ремень карабина, подвязали руку. Олег старался сдержать мелкую дрожь. Она начала колотить его, когда он посмотрел на Яшину руку.

Вернулся Сандо. Сказал, что тигрица, сколько успел увидеть, идет на махах. Крови нету.

Из кольев, веток, плаща сделали носилки. Но Яша не захотел, чтобы его несли. Он хромал, но идти потихонечку мог.

К счастью, быстро подвернулась машина. Знакомый охотник возвращался на своей «Ниве» в поселок. Его собака так привыкла ездить в машине, что ее едва согнали с переднего сиденья, чтобы посадить Яшу.

Уже начинало темнеть, и решили переночевать в поселке, а с рассветом вернуться на машине. Но втиснуться в груженую «Ниву» могли еще только трое, четвертого сажать было некуда.

Олег воспользовался этим и сказал:

— Сандо, мне здесь часа три идти до зимовья. Посмотри, луна какая, все будет видно. Пересплю в избушке, к рассвету вернусь. Буду ждать вас на этом месте. Может, жива собака. Тут почти рядом, а завтра неизвестно куда уведет этот полосатый матрас.

Сандо посмотрел на Алексея и Саню, как будто спрашивал взглядом: «Видели идиота?»

Но Саня сказал:

— Пускай, ага, сходит. В самом деле, ни за что собака пропадает. Если живая, конечно.

— Да ведь ночь, — сказал Сандо. — Схлестнется с тигрой, она ему покажет «полосатый матрас». У тебя в аптечке анальгин есть? — спросил Сандо хозяина машины. — Дай Яше и быстрее в больницу. Но не тряси. Дождись лесовоза и приезжай! — через стекло крикнул Сандо Олегу.

Сияющий загадочный лунный лик заливал тайгу зеленоватым светом. Хорошо были видны вершины сопок, черные отвесы скал.

В ночной тишине по хрустящему снегу Олег шел к зимовью. Деревья без листьев скрестили над головой корявые ветви, перевитые лианами, а на снегу — кружево их теней.

Вначале Олег думал только о Шельме. Готовил себя к самому худшему. Но была искорка надежды увидеть собаку живой, и она торопила его. Он представлял, как откроет дверь, как бросится к нему Шельма, будет ласкаться, пытаться лизнуть в лицо. Тут же возражал себе: если жива, вряд ли сможет подняться на ноги.

Он думал о Шельме, но не забывал смотреть по сторонам и карабин нес в руке. Казалось, тигрица крадется за ним или ждет в засаде. Не так просто заставить себя в ночной тайге не думать о тигрице, которая только что покалечила Яшу. А что она натворила раньше — вспомнить жутко. И возвращаться поздно: лесовозы уже не ходят.

Кто бы ни говорил о тиграх, почти от всех Олег слышал: «Как молния». «Наверное, быстрый зверь, — думал он, — если уж сразу двух лаек поймать может. Одну — понятно, выпрыгнет из засады и схватит. Но как успевает поймать вторую, которая уже ее увидела?»

Саня рассказывал, что у них на плантации женьшеня тигр утащил сторожевую собаку. Пришел за второй. Собака захлебывалась от лая. Саня встал с карабином наготове, решил, как прыгнет — стрелять… И карабин вскинуть не успел, а тигр уже за забором с собакой.

А тигрица и в самом деле шла за Олегом. Яркий свет луны заставлял ее идти так, чтобы между ними было толстое дерево, за которым можно скрыться, если человек вдруг посмотрит назад. Доходила до одного дерева, выбирала другое и опять кралась за человеком, вполглаза следя за ним из-за прикрытия. Потом резко повернула, рысью добежал до ручья, спрыгнула на лед. Прячась под берегом, стороной обогнала Олега. Вылезла из ручья у большого выворота и легла за ним.

По тому, как выбрала засаду, было понятно — отлично знает эти места. Долина там резко сужалась, и Олег мог пройти самое большее в трех прыжках от нее.

Олег не вернулся к рассвету. Его ждали около часа, но, когда совсем рассвело, пошли по тигриным следам.

Вначале тигрица шла на махах, потом рысью и наконец перешла на шаг. Сделав петлю, залегла на склоне недалеко от своих следов, проверяла — идут ли за ней. Лежала долго, снег на лежке заледенел. Потом следы повели в соседнюю падь, и у Сандо потемнело лицо. Тигрица пошла по следам Олега.

Все заспешили, хотя понимали — спешить уже поздно. Посматривали вперед и боялись увидеть ворон на деревьях. В этих краях они чаще всего сидят над добычей тигра.

Алексей забегал вперед, и Сандо пропускал его, только сам старался идти еще быстрее. Саня едва поспевал за ними…

Казалось, должен был как-то чувствовать человек, что рядом такая опасность. Но Олег, когда увидел выворот, за которым пряталась тигрица, думал совсем о другом. У такого же выворота приключилось с Яшей невероятное происшествие. С Яшей часто что-нибудь приключалось. На склоне сопки, у самой вершины, ветер вывернул с корнями дерево. Яша, чтобы обзора было поменьше, ушел за этот выворот по своим делам. Сделал, что надо, вышел из-под корней, застегивает ремень. А дерево — возьми да и встань. Лежало оно на крутом склоне — и так, что вершина была повыше сопки. Налетел с той стороны подходящий ветер, поставил дерево на место, прямо перед Яшей. Он потом неделю ходил сам не свой, все представлял, что было бы, задержись он под выворотом чуть подольше.

Об этом случае и вспоминал Олег, когда проходил рядом с тигрицей. Даже посмеялся вполголоса.

Тигрица не тронулась с места. Пропустила Олега и лишь потом опять пошла по его следам.

Олег подходил к зимовью, и комок подступил к горлу.

«Жива ли? Шельма, жива ли ты?» — думал он, все ускоряя шаги.

Отпер и распахнул дверь… Никто не бросился к нему из темноты зимовья. Он включил фонарик и испугался. Перед ним стоял обтянутый шкурой скелет собаки. Только глаза были ее, Шельмы, и горели от радости. Она взглядывала в глаза Олегу и тут же опускала голову, считая себя виноватой во всем, что случилось. Он гладил, ласкал ее. Она лизала руки и покачивалась на дрожащих ногах.

В углу что-то зашевелилось. Удивленный, Олег повел лучом фонарика и увидел двух толстых щенят.

— Ничего себе! Ну ты героиня, Шельма. — Он пошарил лучом по зимовью. Старую тельняшку, которая прикрывала порог, Шельма оттащила в сторону, и в щель под дверью намело снега. — Хорошо, снег у тебя был. А что же ты ела?

Одна стена была исцарапана собачьими когтями. Смертным грехом считала Шельма стащить что-нибудь. Но когда появились два живых насоса, она преступила этот закон. Попыталась допрыгнуть до маленького, завязанного узлом мешочка с остатками сухарей. Он висел под потолком на стене, и ей немалого труда стоило сорвать его с гвоздя.

От пакета муки, который стоял на полке, остались только обрывки плотной бумаги.

Шельма положила на ладонь свой обтянутый кожей череп и уставилась в глаза Олегу, как будто спрашивала: «Что будем делать?» Он не знал, что делать, засуетился. Дать ли ей немного сырого мяса или воды или лучше затопить печку и сварить мясо, дать с бульоном?

Пошатываясь, Шельма подошла к двери. Он взял ее на руки, вынес из зимовья. Дрожа, приседая, она стала спускаться к ручью, к тому месту, где не замерзла вода.

Олег пошел в зимовье. Достал из рюкзака кусок мяса, мелко-мелко порезал его и вышел… Возле ручья стояла тигрица и держала в зубах Шельму, обвисшую, как тряпка.

Тигрица метнулась в одну сторону, в другую, как кошка, которую застали врасплох на столе. Олег схватил карабин. Тигрица бросила Шельму и прыгнула на него. Он успел только выстрелить от бедра, не целясь. Тигрица рухнула на него. Падая, Олег ударился головой и спиной о стену. Перехватило дыхание. Тигрица отпрыгнула, скатилась на лед ручья, рычала там внизу, раненная. Олег открывал рот, а воздух не шел, он не мог вдохнуть. С ужасом подумал: «Все!» Но нет, вдохнул и начал дышать. Поднял выбитый из рук карабин. Голова гудела от удара. Подошел к берегу. Тигрица была мертва.

Утром по тигриным следам пришли к зимовью охотники.

Йодом из аптечки, которая валялась в зимовье еще от прошлого хозяина, Алексей смазывал на груди Олега глубокие царапины.

— Ты ей в клык попал, и рикошетом пуля ушла в грудь. Хороший получился рикошет.

— Что там у меня? — Олег приподнял голову.

— Лежи, ничего страшного. Воздух не свистит, значит, не пробила. Промышлять, конечно, начнешь теперь с другого сезона. Поучился немного — и хватит! — усмехнулся Алексей. — Наверное, сразу домой захотел, в город? Ты еще только по тигриным следам побегал, Приморья, можно сказать, и не видел. А его летом надо посмотреть. И весной. А осень у нас какая!

— Хочешь, ага, давай ко мне на плантацию. Женьшень будем растить, — предложил Саня.

— Не думал, конечно, что так круто все начнется, — ответил Олег. — Но вы же говорите — такие тигры не часто встречаются. Шельму похороните за зимовьем. Камней в ручье много.

Подошел Сандо:

— Чего такой бледный? Теперь, парень, все позади. — На ладони он держал кверху брюшком пушистый комок с белыми «тапочками» на лапах. — Вот тебе новая Шельма. Вся в мать. Второго, разреши, я заберу.

Тигрица лежала в кузове машины. Лапы напряжены, будто схватила кого-то и прижимает к себе, вцепившись когтями. Даже голову нагнула, чтобы схватить еще и зубами. Но не было никого в окоченевших лапах, а нос ткнулся в железный пол кузова. К всклокоченной шерсти примерзли комки снега.

…Кладовщик промхоза достал из ящика стола книжку накладных и на желтой бумаге на следующем после выписанных рукавиц листке написал: «Тигра. Одна штука. Выдана Дальневосточному научному центру через Юдина».

Остался позади избушки сложенный из темных камней холмик. Весной разобрал, развалил его белогрудый медведь.

А осенью молодая Шельма носилась у зимовья, только желтые листья летели из-под лап.