Моя чужая

7

Никита

– Никит, это к тебе, – за дверью ванной раздался мамин голос.

Набросив на плечи большое махровое полотенце, я вышел. Сразу понял, что у Оли что-то случилось. То ли выдал блеск глаз, то ли румянец на щеках.

– Проходи, – мотнул головой в сторону своей комнаты. Мама тактично удалилась в кухню. Она у меня молодец, всегда даёт мне личное пространство и старается не лезть в дела. Едва мы остались одни, я повернулся к Оле: – Ну что у тебя случилось с утра пораньше? – спросил, а у самого внутри все замерло.

Прекрасно помнил, что вечер она провела вместе с Артёмом. Конечно, я доверял ему – да и как иначе, ведь он мой лучший друг, но вдруг между этими двумя что-то произошло?

– Никит, что бы ты сделал, если б лучший друг предложил тебе… ну… как сказать… более близкие отношения?

Мне стало смешно. Я представил, как Тёмыч подходит ко мне и, слегка обнимая за плечи, предлагает интим.

– Ольк, с ума сошла? Я даже представить себе этого не могу.

Она закусила губу.

– А что если я влюбилась в него?

– В него? Постой, так ты про себя говоришь? – сердце бешено застучало.

Я ведь ещё ничего и не предлагал, только собирался. Может, ей мама что-то сказала? Взяв руки девчонки в свои, улыбнулся, заглянул ей в глаза:

– Ты тоже влюбилась?

Краснея, она кивнула.

– О, господи, как же я счастлив! – ладонями стиснул ее щеки.

– Только, знаешь, что? – она слегка нахмурилась. – Даже не знаю, как попросить тебя… Но только ты мне можешь помочь, Никит… – Я выдохнул. Ещё бы! Да я для этой девчонки горы готов свернуть! Она продолжала, теперь опустив глаза. Длинные ресницы слегка подрагивали: – Я никогда ещё не целовалась, и мне страшно. Боюсь, что он посмеётся надо мной. Артём такой опытный…

Она ещё что-то говорила, но я уже не слышал. В ушах бились ее слова: «Артём такой опытный». Артём. Мой лучший друг. Ее лучший друг. Не я. Я опоздал. Те слова, которые так мечтал ей сказать, сказал другой. В оцепенении стоял, как истукан, слушал голос Оли, но не слышал. И не хотел слышать.

Она дёрнула меня за руку, и я очнулся по тому, как все внутри горело от боли, понял, что ещё жив.

– Никит, поцелуй меня.

– Что? – словно получил удар под дых.

– Поцелуй меня, пожалуйста. Тёмка рассказывал, что ты уже знаешь, как это делается. Ну, пожалуйста… – Теперь ее лицо было так близко, ее ищущие глаза, чуть приоткрытые губы. Я никогда не целовался до этого. Когда-то мы говорили на эту тему с ребятами, но все в шутку, со смешками. Все, что я знал о поцелуях – это из фильмов, которые смотрела моя мама. – Я хочу, чтобы ты научил меня, как это правильно делается. Не хочу показаться зелёной дурочкой.

Черт. Олька меня просит научить ее целоваться, чтобы понравиться моему другу. Первая реакция была возмутиться, отказать ей, но мои губы сами потянулись навстречу ее губам.

Я легко прикоснулся к ним, упругим и в то же время мягким и податливым. Слегка провёл языком по верхней. Ольга замерла, перестала дышать. Была такая тишина, что казалось, удары моего сердца услышит мама. Слегка всосал нижнюю губу, затем языком приоткрыл сладкий ротик. Скользнул внутрь и, встретившись с языком девушки, слегка нажал на него. Теперь мои губы плотно обхватили ее рот, а руки – ее плечи. Услышал, как Оля простонала, прижимаясь ко мне. Я не мог поверить, что это не сон, и то, что сейчас вытворяю со своей любимой подружкой, происходит наяву. Любимой.

Ее язык до этого не сопротивляясь натиску, теперь напористо отвечал моему.

Наверное, надо было прервать это безумие, но как, когда чувствуешь, как ее ладони скользят по твоей шее, вплетаются в волосы на затылке, а из ее горла вырываются страстные всхлипы-стоны.

Оля первая не выдержала, откинула голову – глаза пьяные от страсти, растревоженные губы ярко-алые. Казалось, не держи я Ольгу за плечи – она бы рухнула на пол. Я чувствовал вибрацию ее тела. Да и меня самого сотрясала безумная дрожь. В паху нестерпимо ломило, и брюки распирало так, что застежка едва не лопалась.

– Никита… – прошептала еле слышно, прижала руку к губам.

– Прости, – наконец, убрал руки с ее плеч, отвернулся. – Я не должен был этого делать. Это больше не повторится. – Открыв дверь, оглянулся. Оля сидела на кресле, сжимая ладонями голову. – Поставлю чайник.

Оля

От лёгкого звука закрываемой двери, я очнулась. Эта его фраза: «Это больше не повторится» терзала мою душу, болью отдаваясь где-то внизу живота, там, где буквально минуту назад безумно размахивали своими крыльями бабочки. Это что, был самый обыкновенный поцелуй? А мне казалось, он унёс меня в небытие, откуда мне совершенно не хотелось возвращаться. Научилась ли я целоваться? Да как я могла знать? Меня словно взорвало изнутри и разметало на атомы.

Нет, нужно немедленно перестать думать об этом. Это просто небольшой дружеский урок. Я попросила, Никита согласился. Всё! А кому же ещё я могла довериться? Он мой самый близкий человек, лучший друг.

Вскочив с кресла, я заметалась по комнате. Как ни успокаивала себя, сердце продолжало грохотать, отдаваясь в висках.

Спасла ситуацию Маруся.

Стук в дверь привёл меня в себя.

Дверь приоткрылась, и в проёме возникло улыбающееся лицо женщины.

– Я уже заварила чай и кофе. Завтрак на столе.

Пока шла к кухне, слышала, как в ванной шумит вода. Никита, значит, там. Ну и хорошо. Я не знала, как теперь вести себя с ним, как смотреть ему в глаза. То, что произошло между нами, оказалось для меня полной неожиданностью.

Маруся хлопотала у плиты, а я, намазывая свежеиспеченную булочку маслом, не переставала думать о случившемся и о том, почему совершенно не думаю об Артёме. И даже не заметила, как мама Никиты оказалась за столом напротив меня.

– Ты расстроена?

Я вздрогнула от неожиданности.

– Что? – не смогла поднять на неё глаза.

– Что случилось? – У меня защипало глаза, и слезы одна за другой потекли по щекам. – Я твой друг, Олечка, – женщина взяла меня за руку. – Посмотри на меня. – Ее голос был такой нежный и добрый, и так хотелось ей рассказать всё, но как? Никита – ее сын. – Я же вижу, какие искры пробегают между тобой и Ником.

– Мы с ним просто друзья, и никаких искр быть не может, – отрезала я.

– А почему ты тогда плачешь, и у тебя в глазах смятение. Мой сын хочет большего, чем дружба?

– Нет, вы ошибаетесь, – я вскочила из-за стола, едва не опрокинув чашку с недопитым чаем. – Ни он, ни я ничего, кроме дружбы, не хотим. И у меня уже есть парень. Артём. – Я видела, как брови Маруси удивлённо поползли вверх. – Я люблю его. А он меня. А Никита здесь вовсе не причем.

– Ну что ж, – она вздохнула, как мне показалось, разочарованно. – Всё-таки на правах подруги я хочу предупредить тебя. Сядь, Оль, и послушай меня.

Мне не хотелось ничего больше слушать, хотелось просто уйти. Забраться на свой диван, обхватить свою подушку и нареветься вдоволь. От стыда, от обиды, которую я ощущала, но так и не поняла почему, от этих странных перемешанных и вывернутых наизнанку чувств. Вместо этого я послушно опустилась на стул, утёрла слезы и приготовилась слушать свою старшую подругу.

– Ты сейчас находишься в таком возрасте, когда твои гормоны бушуют, как стихия, и, вполне вероятно, тебе порой будет казаться, что ты знаешь наверняка, что делаешь. Твоё тело полностью оформилось, и теперь ты красивая и женственная. Все его клеточки и нервные окончания, все твои органы чувств распахнуты для неизведанного и таинственного, которое так и тянет опробовать. В тебе буйствует весна, и хочется всего с лихвой и сразу. В это время так легко ошибиться, оступиться и ранить себя, иногда на всю жизнь. Ты мне дорога как дочь, и я хочу попросить тебя не торопиться убивать в себе весну. Дай возможность и время не только своему телу, но и уму. Прежде чем начинать взрослые отношения, ты должна подумать, а стоит ли игра свеч, что будет потом, к каким последствиям это приведёт? Не торопись. Пока есть возможность просто дружить – дружи. Прислушайся к своему внутреннему голосу. Вот и все, что я хотела тебе сказать.

Еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. Не думала, что Маруся будет читать мне подобные лекции. Что ж, обязательно подумаю над ее словами, но потом, когда будет время. А сейчас больше всего на свете мне хотелось оказаться у себя дома.

Я поднялась из-за стола.

– Мне пора идти, – промямлила и уже повернулась к двери, когда Дик, радостно виляя хвостом, выскочил в кухню и, набросившись на меня, принялся лизать мне лицо.

– Ой, Дикушка…

Я обхватила пса за шею, и вовремя – дверь ванной открылась, и оттуда вышел Никита. Стараясь, чтобы парень не увидел мое заплаканное лицо, я вжалась как можно глубже в собачью холку, продолжая бормотать ласковые слова. Затылком чувствовала, что Никита стоит рядом и смотрит на меня. Когда молчание чересчур затянулось, и запас ласковостей исчерпался, я медленно подняла на Никиту глаза.

Как ни странно, на его лице не осталось следов смущения, может, только было чуть бледнее обычного. Я боялась, что Никита спросит, почему у меня красные заплаканные глаза, но он, как обычно, улыбнулся и спросил:

– Похоже, я опоздал к чаю?

В горле снова возник слезный комок, и я только и смогла, что кивнуть.

– Дик, иди ко мне, дурачок, – он присел на корточки, и теперь наши лица были в опасной близости друг от друга. По крайней мере, для меня, потому что вдруг поняла, что снова хочу почувствовать его губы на своих губах.

– Никита, – и опять Маруся вовремя вмешалась, – твой кофе готов, садись за стол, а я пока провожу Олю до дверей.

Бросив быстрый взгляд на парня, увидела, как он нахмурился, собираясь возразить.

– Ник, все уже остыло, поторопись.

Когда я уже стояла в дверях, Маруся подошла ко мне и, обняв, прижала к груди.

– Ты хорошая девочка, Лёль, слишком хорошая. Не позволяй никому сбить себя с пути.

Машинально кивнув в ответ, шмыгнула за порог.

Закрыв за соседкой дверь, Маруся прислонилась к ней спиной. Слышала, как в кухне Никита звякает ложкой, размешивая сахар в чашке. Вот и наступила, наконец, череда материнских переживаний – сложный возраст, первая любовь, буйство чувств. Правильно говорится: маленькие детки – маленькие бедки, большие детки – большие бедки. Теперь ей предстоит проявить свою материнскую мудрость и стратегию. Перво-наперво надо поговорить с сыном. Мальчик влюблён в свою подружку, а она запуталась в своих чувствах, да и слишком юна.

Женщина, стараясь ступать неслышно, подошла к двери кухни. Какое-то время стояла, разглядывая сына. Тот сидел, задумчиво уставившись в чашку с чаем – брови нахмурены, лоб прорезала вертикальная складка.

Маруся слегка кашлянула, и Никита поднял на неё глаза. А в них смятение, которое ему не удалось скрыть.

– Мам? – голос сорвался.

– Ник, пожалуй, нам надо серьезно поговорить.

– О чём?

– О тебе, о ваших с Олей чувствах.

– Не о чем говорить, мам. Никаких чувств нет. – Маруся слегка рассмеялась, а Никита продолжил: – Ей нравится другой, а я просто третий лишний.

– Поверь мне и запомни – лишних не бывает. Ты для Оли очень хороший друг, и она доверяет тебе больше, чем кому-либо. Это очень важно. Оставайся лучшим другом, и тогда тебе никогда не придётся быть лишним.

– Все, мам, прекрати. Я все понял, – он поднялся из-за стола. – Тебе не стоит переживать.

Маруся смотрела, как сын убирает со стола тарелку, чашку с чаем, аккуратно ставит посуду в раковину. Вздохнула. Ему только шестнадцать лет, и ещё столько переживаний, взлетов и падений впереди.

– Оставь все, я сама помою посуду, – сказала, когда он открыл кран.

Молча пожав плечами, парень вышел из кухни.